Мень А. История религии. На пороге Нового Завета

От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть VI. ПРЕДДВЕРИЕ

Глава тридцатая
ЖИЗНЬ В НАЗАРЕТЕ
4 г. до н. э.-12 г. н. э.

Иисус одинок в этом мире.
Б. Паскаль

Итак, родной город Марии стал "отечеством" и Ее Сына, Который, по
словам евангелиста, "был там воспитан". Современники обычно называли Иисуса
"Ха-Ноцри", Назарянином, а позднее это наименование перешло и на
последователей Христа (1).
Надо признать, что Иосиф ошибся, думая найти в Галилее тихое убежище.
Сепфорис, который Вар разрушил и сжег дотла, находился неподалеку от
Назарета. После поражения повстанцы лишь выжидали, когда снова можно будет
взяться за оружие. Времена Маккавея, заключавшего договоры с консулами и
восхищавшегося римскими порядками, были забыты. И Рим теперь стал не тот, и
в Иудее настроения резко переменились. В империи видели теперь главного
врага, апокалиптического Зверя, воплощение сатаны. Кощунства и расправы,
учиненные в Иерусалиме, только усилили жгучую ненависть к Риму.
Архелай, царствовавший десять лет, не оправдал надежд Августа и был
сослан в Галлию. С 6 года н.э. Иудея вошла в состав Сирийской провинции*.
Отныне там стал править римский прокуратор, резиденция которого находилась у
моря в Кесарии.
-----------------------------------------------------------------------
* Области Ирода Антипы и Филиппа сохранили полузависимый статус

Первый же прокуратор Копоний по распоряжению легата Квириния начал
перепись, чтобы установить размер дани, налагаемой на иудеев. Это,
естественно, вызвало бурю. На габаев, мытарей, собиравших имперский налог,
смотрели как на предателей родины.
В Галилее вновь появился Иуда Гавлонит со своими приверженцами,
считавшими, что пришло время решительных действий. По их мнению, Израиль не
должен вообще признавать никакой земной власти и только Бог может
царствовать над ним.
Сторонников Иуды называли канаитами, по-гречески зелотами, то есть
"ревнителями" (2). Этой партии нельзя было отказать в идеализме и смелости;
многие канаиты предпочли смерть подчинению врагам. Но именно "ревнители",
толкнув евреев на роковую войну с Римом, стали позднее невольной причиной
гибели своей страны.
На что же рассчитывали зелоты? Верили ли они в политический и военный
успех своей затеи? Скорее всего, их поддерживала страстная надежда на
божественное вмешательство. Иуда собрал отряды, вербуя крестьян, вооружал
добровольцев, но при этом думал, что в критический момент вместе с ними
будут сражаться небесные силы.
"Народ,-пишет Флавий,-с восторгом внимал речам зелотов". Гавлонита
открыто поддержала группа фарисеев во главе с раввином Цадоком. К
"ревнителям" примкнули и некоторые ессеи, думавшие, что приблизилась наконец
"война сынов света с сынами тьмы".
"Вознесение Моисея"-апокалипсис, написанный в то время,-изображает
картину Божиего возмездия Риму как эсхатологическую катастрофу:

Тогда задрожит земля, сотрясется до своих концов,
и горы высокие понизятся и поколеблются,
и долины провалятся.
Не даст больше света солнце, превратится в тьму,
рога луны сломаются, вся она превратится в кровь,
и черед звезд в беспорядке закружится.
Отхлынет море, обнажится бездна,
иссякнут источники вод,
и реки остановятся.
Ибо восстанет вышний Бог, единый и вечный,
воочию выступит покарать язычников,
уничтожить все кумиры их.
Тогда блажен ты будешь, о Израиль,
хребет и. крыло орла ты ногою попрешь,
и дни орла исполнятся! (3)

Распевая такие гимны, шли в бой зелоты. Восстание началось с Иерусалима
и быстро перекинулось на другие районы. Но в распоряжении римлян была хорошо
обученная полумиллионная армия, и она умела расправляться с непокорными
народами. Движение Иуды захлебнулось, и сам он пал в сражении. Однако в
живых остались его сыновья, верные зелотскому духу, и подспудно влияние
"ревнителей" продолжало расти.
Двенадцатилетний Иисус мог видеть ополченцев Гавлонита, проходивших
через Назарет, слышал Он и о кровопролитиях в Иерусалиме. Впрочем, в поселке
вряд ли сочувствовали восстанию; жители Назарета в большинстве своем были
трезвыми земледельцами, плохо верившими в чудеса. Учение зелотов носило явно
мессианский характер, недаром раввин Гамалиил сравнивал его с христианством
(4).
Слова Иисуса о "разбойниках", которые губят стадо, показывают, что,
вероятно, и Он не одобрял "ревнителей". Пусть они были отважны, но и
римлянам, и соседним арабам, и парфянам нельзя было отказать в смелости.
Иные пути к освобождению подлинному укажет Иисус.
Слышал ли кто-нибудь в те дни от галилейского Отрока слова, в которых
уже предчувствовалось бы Его Евангелие? Мы ничего об этом не знаем. С того
дня, как его семья вернулась в Назарет, Иисус надолго исчезает из поля
нашего зрения. Молчание евангелистов, подобно холмам, обступившим город,
скрывает Его от нас. Можно только строить предположения о том, как протекала
жизнь в доме Иосифа. Вероятнее всего, она была бедна внешними событиями и со
стороны казалась тусклой и заурядной.
Усилия апокрифов заполнить этот пробел не привели ни к чему. Авторы их
любят описывать чудеса, которые якобы творил в юности Сын Марии, поражая
близких. Но хорошо известно, что, пока Иисус не стал Учителем, односельчане
не замечали в Нем ничего сверхъестественного. Он вырос у них на глазах, и
Его проповедь и исцеления явились для них полной неожиданностью.
И вообще, апокрифические "чудеса детства" столь вульгарны, столь чужды
духу Христову, что за ними нельзя признать даже символической внутренней
достоверности, а не то что исторической. Чаще всего эти чудеса продиктованы
гневом и мстительностью или желанием доказать Свою силу (5). Как выигрывает
рядом с этими примитивными сказками благородная простота слов Луки: "Иисус
преуспевал в премудрости и возрасте и любви у Бога и людей".
Иосиф обучал Его своему ремеслу. В Иудее плотник не только изготовлял
предметы обихода, но часто бывал и каменщиком. Само евангельское слово
(греч. "тектон") переводят иногда как "строитель" (6). Быть может, намек на
работу, привычную рукам Иисуса, звучит в притче о двух зданиях, возведенных
на разных фундаментах, и в словах о "камне", на котором Сын Человеческий
утвердит Свое Царство.
Сохранилось предание, что в детстве Иисус сторожил овец около Назарета
(7). И в самом деле, если вслушаться в притчу о добром Пастыре, легко
уловить в ней нечто личное: так свойственно говорить лишь тем, кто заботился
о животных и был привязан к ним:
"Овцы голос его слышат, и своих овец он зовет по имени и выводит их. И
когда он всех их выгонит,-впереди их идет, и овцы за ним следуют, потому что
знаю голос его... Пастырь добрый жизнь свою полагает за овец" (Ин 10,3 сл.)
В речах Христовых есть немало и других картин, связанных с повседневной
жизнью пастухов.
Евангельские аллегории свидетельствуют о любви Иисуса к природе. Он
указывает на малые чудеса творения, делая их символами Своих притч. Подобно
художнику, который видит красоту там, где другие усматривают лишь обыденное,
Христос открывает глубокий смысл в неприметных явлениях жизни. Он находит,
чго галилейские цветы прекраснее царских одеяний, говорит о птицах,
виноградных лозах, смоковницах. Зерно, дающее начало растению,- излюбленный
образ Его иносказаний.
Из притч видно и отношение Христа к простым людям, их делам, маленьким
радостям и печалям. Никаких фантастических видений, мифов и вымыслов - все
взято прямо из окружающего быта: батраки, ищущие работу, виноделы, сеятели,
жнецы и рыбаки, женщина, пекущая хлеб или отыскивающая потерянную монетку.
Однако обо всех этих земных вещах сказано вовсе не ради сентиментального
умиления, а для гого чтобы научить слушателей в повседневном видеть Небо, в
обыкновенном - знаки Промысла Божия. И сама Его жизнь в Назарете, на первый
взгляд столь прозаическая, имела другую сторону, о которой тогда мало кто
знал.
Ученики позднее замечали, что Иисус любил уходить в горы для молитвы,
поднимаясь порой до рассвета, когда все еще спали (8).
Он был постоянно окружен людьми, но время от времени искал "пустынных
мерт", искал тишины и безмолвия. Быть может, и раньше в Назарете Иисус тоже
удалялся на вершины холмов и оставался там подолгу наедине со Своим небесным
Отцом.
Внизу дремал городок, к горизонту уходила широкая долина, а за ней
застывшие волны гор; здесь же были только небо и прохладный, напоенный
запахом трав ветер Галилеи...
Во всей полноте мы никогда не постигнем того, что значили для Него эти
часы. И все же их не отделяет от нас непроницаемая завеса. Когда Христос
говорит: Я и Отец - одно, Он как бы вводит нас в святая святых, приобщает к
таинству богосыновства. Ведь для этого Он и пришел в мир.
Личность Иисуса ломает все обычные мерки. В ней парадоксально слиты
неисповедимое и близкое, загадочное и открытое, божественное и земное. Все
евангелисты говорят о Духе, который действовал в Нем, но никогда мы не видим
у Христа признаков исступления, транса, экзальтации. Мужество, ясность, свет
присущи Ему. Он прост и естественен, даже когда возвещает о самом высоком.
"Никто не говорил так, как этот человек",- будут поражаться потом стражи
Иерусалимского Храма.
И действительно, Иисус говорил о вещах, которые ошеломляли Его
слушателей. "Я-путь, и истина, и жизнь,-произнося эти слова, Назарянин
переставал быть "одним из людей", пусть даже-величайшим. Все духовные
вожди-будь то Моисей или Иеремия, Сократ или Заратустра-сознавали свою
человеческую немощь и греховность, видели расстояние, которое отделяет их от
верховного бытия. Для Христа же этой дистанции не существует:
"Я в Отце, и Отец во Мне". И сказано это не о безликой Стихии
пантеистов, а о самом средоточии Божественного и о том, что может быть
названо личностной гранью Сущего, которая открывается в лице Иисуса
Галилеянина.
"Трудно постичь Отца всяческих",- сетовал Платон, могучий ум, проникший
в незримое царство. Для пророков Израиля Бог-Отец был неприступной и грозной
святыней. Только Иешуа Ха-Ноцри говорит так, как никто из мудрецов никогда
не осмелился сказать: "Видевший Меня - видел Отца".
Будда Гаутама, философ, пытавшийся спасти Вселенную от самой себя,
верил в свою победу над преходящим, но он не верил ни в жизнь, ни в ее
Творца. Познав в Божестве лишь Безмерное, он не мог "знать Отца". Гаутама
гордился тем, что порвал мирские узы; Иисус же, никогда не презиравший
жизнь, полный любви и смирения, открывает нам нечто неизмеримо большее, чем
индийский аскет.
Он знает, что и прежде Него люди Обретали Бога через природное и
человеческое, и все же Он утверждает: "Никто не может прийти к Отцу только
как через Меня". Почему? Смысл этого свидетельства в том, что перед нами уже
не просто "религиозный опыт" или прозрение духовидца, но Богочеловек, Своей
властью соединяющий несоединимое.

Все Мне предано Отцом Моим,
и никто не знает Сына, кроме Отца,
и Отца не знает никто, кроме Сына,
и кому хочет Сын открыть.
Придите ко Мне все труждающиеся и обременные,
и Я дам вам покой,
Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня,
ибо Я кроток и смирен сердцем,
И найдете покой душам вашим,
ибо иго Мое благо и бремя Мое легко.
Мф 11, 27-30

Разум может подойти к идее предельной Реальности, мистическое
созерцание - отразить в себе свет Невыразимого, но только единородный Сын
выносит из сердца сокровище богосыновства и учит людей молиться "Авва,
Отче...".
Вот почему в Евангелии самое главное - не новый закон, доктрина или
нравственный кодекс, а именно Иисус, Человек, в Котором воплотилась "вся
полнота Божества". Тайна, пребывающая выше всякого имени, обретает в Нем
человеческое имя, лик и человеческий голос...
Был ли определенный момент, когда Иисус впервые осознал Свою
сверхчеловеческую природу? Об этом мы не только не знаем, но и не можем даже
судить. Эта область Его жизни находится по ту сторону наших представлений, и
мы должны ограничиваться тем, что Он Сам открыл нам. Будем лишь помнить, что
слова св. Иустина о Спасителе, Который "рос, как растут все люди, отдавая
должное каждому возрасту", вполне подтверждаются Евангелием (9).
Первое указание на то, что тайна богосыновства уже присутствовала в
сознании Иисуса, мы находим в рассказе о посещении Им Храма.
Ему только двенадцать лет, но Он, дотоле живший "в повиновении"
родителям, внезапно обнаруживает Свою принадлежность к сверхчеловеческому
бытию. "Вот отец Твой и Я ищем Тебя",- говорит в волнении Мария, а в ответ
слышит слова, звучащие как будто издалека, слова об истинном Его Отце, в
доме Которого надлежит быть Сыну...
Впрочем, этот эпизод единственный. Нет указаний на то, что в
назаретские годы Иисус обнаруживал перед другими Свой внутренний мир.
Каким же Он был, когда скрывал Свой свет в Назарете? Бесспорно, таким,
каким Его видели ученики: стремительным и тихим, мягким и суровым, строгим и
снисходительным, живущим одновременно с людьми и с Богом. Эта органичная
полнота характера убеждает, что и "возрастание" Его протекало в полной
душевной гармонии, без тех конфликтов, которые с детства отравляют
извращенную грехом человеческую природу. Он, конечно, страдал ребенком и
юношей, страдал взрослым человеком, но страдал только потому, что
сталкивался с проявлениями зла вокруг Него. Чем чище душа, тем острее
переживает она темные стороны жизни. Богочеловек же должен был мучительно
ощущать всю боль тварного мира. Есть не записанные в евангелиях слова
Христовы, которые указывают на крест, принятый Им задолго до Голгофы: "С
немощными Я изнемогал, с алчущими алкал, с жаждущими жаждал" (10).
И была еще в земной жизни Сына Человеческого трагедия, глубину которой
мы едва ли можем вообразить. Вспомним загадочные для многих слова Паскаля:
"Иисус одинок в этом мире".
Но разве св. Лука не говорит, что Иисус рос, окруженный любовью? Когда
в Иерусалиме родители поняли, что их Иешуа потерялся, они, придя в отчаяние,
"с болью искали Его". Наверно, Его и не могли не любить. Дальнейшие события
показали силу притягательности Иисуса: по одному Его слову многие бросали
все и шли за Ним. Да, Его любили, но это не значит, что понимали.
Даже среди апостолов, среди людей близких и преданных Ему, Иисус часто
встречал непонимание. Насколько же сильнее должен был чувствовать Он Свое
человеческое одиночество в Назарете.
Округ издавна имел дурную славу. В Галилее жило много язычников; само
ее название - Галил-ха-гоим - означало "область иноверцев". Их влияние не
могло не сказываться. Галилеян считали людьми в религиозном отношении
темными и даже индифферентными. Поэтому среди южан и сложились поговорки:
"Может ли быть что доброе из Назарета?" и "Пророк из Галилеи прийти не
может".
Евангелист Марк замечает, что Сам Иисус "дивился" неверию
соотечественников. Показательно, что, за исключением двух женщин, мы не
слышим ни о ком из назарян, кто стал бы последователем Христа. Его дух был
чужд этим людям, безнадежно замкнувшимся в своем крохотном мирке, где по
вечерам женщины судачили, стирая белье, а мужчины вели одни и те же
разговоры о погоде и урожае. Иисус никогда не проявлял среди них Своего
превосходства и должен был постоянно таить от окружающих мысли и чувства.
Одиночество Его, вероятно, увеличивалось по мере того, как Он становился
старше.
Далеки от Иисуса были и сыновья Иосифа, и двоюродные братья. Когда Он
покинул Назарет и вышел на проповедь, они были искренне встревожены, решив,
что Он обезумел, "вышел из себя". Сказано прямо, что братья "не верили в
Него". Лишь много позднее они присоединились к христианам и "сродники
Господа по плоти" стали гордиться своей близостью к Иисусу. С печалью
признавал Христос справедливость изречений: "Враги человеку домашние его" и
"Пророк не бывает без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем"
(11).
А Мать? Разве не "хранила Она в сердце" слова обетования? Несомненно.
Она чувствовала, как одинок Иисус, и Ей тяжело было видеть
снисходительно-ироническое отношение к Нему братьев. Но все же и для Нее
самой Иешуа оставался прежде всего сыном; Она не знала, когда и как
исполнится пророчество о Нем и доживет ли Сама до этого дня. Нужна была вся
Ее величайшая вера, для того чтобы смотреть на мальчика-пастуха и
подмастерье плотника как на Владыку Израилева, Царству Которого не будет
конца...
Почему Иисус жил в Назарете так долго? Не потому ли, что ждал возраста,
когда по обычаям страны мог стать Учителем? Спрашивать о большем-значит
требовать у Него отчета.
Желание во что бы то ни стало объяснить загадку тридцатилетней
безвестности Христа привело в прошлом веке к появлению еще одного апокрифа.
Мы имеем в виду так называемое "Тибетское евангелие", в котором говорится о
путешествии Иисуса в Индию, где Он познакомился с мудростью брахманов.
Само по себе такое предположение не содержит ничего невероятного. При
Августе контакты между Средиземноморьем и Юго-Восточной Азией оживились;
индийские послы стали посещать Рим. Современник Христа Аполлоний Тианский,
неопифагореец и оккультист, добрался, как утверждают, до Индии через Парфию
(12). Влияние индийских идей сказалось и в гностической теософии первых
веков нашей эры.
Однако все это еще не служит доказательством подлинности "Тибетского
евангелия". Не говоря уже о темной истории его происхождения, каждая строка
этого документа полна анахронизмов и ошибок, изобличающих подлог (13). Могут
возразить, что апокрифичность "Тибетского евангелия" не исключает
возможности самого факта пребывания Иисуса в Индии. Но против этого
свидетельствует весь Новый Завет, в котором нет ни малейших следов индуизма.
Евангелие - всемирное благовестие, живое во все времена и обращенное к
каждому народу, и все же при этом оно несет на себе печать места, где
прозвучало впервые, печать Палестины римской эпохи. Это ее народ волновали
те проблемы, которые постоянно возникают на страницах книг евангелистов.
Только в Иудее велись такие горячие споры о Законе и воскресении мертвых,
подати кесарю и участи Иерусалимского Храма, субботе и Мессии.
Каждый, кто сравнивал оба Завета, может легко убедиться в их
неразрывной связи. Язык Иисуса - это язык Торы и Пророков, насыщенный их
понятиями и образами. Узы не порываются даже тогда, когда Христос оставляет
Ветхий Завет далеко позади.
Нагорная проповедь и Молитва Господня выросли на почве Библии, а не Вед
или Махабхараты. Мы не найдем в Евангелии ни пантеизма, ни идеи
перевоплощения, ни веры в круговорот мира, столь характерных для индийского
мышления. Именно веру Израиля, а не мифологию и философию Индостана положил
ИИСУС в основу Своего провозвестия.
Этому не противоречит удивленный возглас иерусалимлян:
"Каким образом Он знает Писания, не пройдя учения?" (14) В устах
столичных иудеев это значило лишь, что Иисус не получил санкции какой-либо
из богословских школ. И действительно, Он не вошел в кумранский орден, не
примкнул к саддукеям и зелотам и, хотя одобрял многое в фарисейской
доктрине, не стал одним из "хаверов" их партии. Его резкие упреки в адрес
"благочестивых" хорошо известны. "Школой" Иисуса с детства была только
Библия.
Даже в таком небольшом поселке, как Назарет, имелась своя синагога, где
подрастающее поколение знакомилось с начатками Слова Божия. "Закон,-говорит
Иосиф Флавий,-велит обучать детей грамоте и законоучению и рассказывать о
деяниях предков, чтобы они могли подражать примеру последних" (15). Вместе с
другими подростками Иисус должен был изучать священные книги. Вероятно, это
и подразумевал Лука, говоря, что Отрок "исполнялся премудрости". Знал Он и
апокрифические писания, не вошедшие потом в официальный канон (16).
Одним словом, если многое в языческом мире предвосхитило Евангелие и
было созвучно ему, все же корнями своими оно уходит в традицию Ветхого
Завета. Недаром главную заповедь веры Христос выразил словами Моисеевой
молитвы, которую каждый израильтянин произносил ежедневно.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава тридцатая
ЖИЗНЬ В НАЗАРЕТЕ

1. Евангелист Матфей связывает это с неким пророчеством (2, 23),
которого в Ветхом Завете мы, однако, не находим. Очевидно, речь шла о
созвучии слова Ноцри с наименованием Мессии Нецер, "Отрасль". См. : J.
Winandу. Ор. сit., р. 91 s. О том, что христиан первоначально называли
ноцрим, "назарянами", свидетельствует текст Деян 24, 5. Их не следует путать
с "назореями" (назиритами), людьми, которые в древнем Израиле давали обет не
пить вина и не стричь волос (см. Суд 13, 7, Лк 1, 15).
2. И. Флавий. Арх. XVII, 10, 5, XVIII, 1, 1, 6; XX, 5, 2, Иуд война,
II, 4, 1; 8, 1, Деян 5, 37. По мнению большинства историков. Иуда восставал
дважды, в 4 и 6 гг. н. э. См., напр., Г. Грец. История еврейского народа, т.
IV, с. 189, E. Schurer. Тhе Нistorу оf Jewish Peoplе, v. I, р. 332, 381.
Многие отождествляют Езекию, которого казнил Ирод (Арх. XIV, 9, 2), с отцом
Иуды Гавлонита. Канаим, канаиты, было еврейское наименование зелотов. Один
из учеников Христа, Симон, вышел из этой партии (Мф 10, 4, Мк 3, 18). О
зелотах см.: К. Келер. Зелоты. - ЕЭ, т. VII, с. 721-729, М. Непgel. Die
Zeloten. Leiden, 1961.
3. Вознесение Моисея, 10, 5 сл. (пер. Н. Никольского). Об этом апокрифе
см.: АРОТ, II, р. 407-413; E. Schurer. Тhе Нistorу оf Jewish Peoplе, v. II,
р. 506.
4. Деян 5, 37.
5. См., напр. , Евангелие Фомы, V-ХI.- АNТ, р. 60 ff.
6. Считая слово тектон символическим, указывающим на созидательную
деятельность Христа, историк Жебелев подверг сомнению само предание о том,
что Иисус был "плотником" или "строителем" (см. С. Жебелев.
Христос-плотник-"Христианский Восток", Пг. , 1922, т. VI, в. III, с. 303
сл.) Однако для подобного скептицизма нет ни малейшего основания. Св.
Иустин, живший в Палестине, пишет, что Иисус "исполнял плотничьи работы,
изготовляя плуги и ярма" (Св. Иустин. Диалог с Трифоном Иудеем, 88).
7. Ипполит Философумена, 5, 26.
8. Мф 14, 23; Мк 1, 35; Лк 5, 15; 6, 12.
9. Св. Иустин. Диалог с Трифоном Иудеем, 88.
10. Ориген. На Матф XII, 2.
11. Мф 10, 36, 13, 57. Оба изречения являлись старинными поговорками;
ср. Мих 7, 6.
12. См.: Ж. Ревилль. Религия в Риме при Северах, с. 228 сл.
13. Апокриф был опубликован журналистом Н. Нотовичем в Париже. Автор
уверял, что в 1887 г. ему перевел подлинник один лама в Гималаях, но никаких
подтверждений это сообщение не получило. Апокриф составлен, вероятно, лицом,
близким к теософским кругам. Книга была издана по-русски "Неизвестная жизнь
Иисуса Христа (Тибетское сказание)", СПб. ,1910.
14. Ин 7, 15.
15. И. Флавий. Против Апиона, II, 25.
16. В речи против фарисеев (Лк 11, 49) Христос ссылается на книгу
Премудрости Божией, под которой, видимо, следует понимать одно из
апокрифических писаний. См. также параллели между "Вознесением Моисея" 8, 10
и Мф 24, 21.