Мень А. История религии. Вестники Царства Божия

Библейские пророки от Амоса до Реставрации (7-4 вв. до н.э.)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I. ДО ИЗГНАНИЯ

Глава одиннадцатая
ИЕРЕМИЯ ПРОТИВ ИЕРУСАЛИМА
Иудея, 609-597 гг.

И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул.
А. Пушкин

Преемником убитого царя-реформатора должен был стать старший из его
трех сыновей - Элиаким. Но в Иерусалиме хорошо знали заносчивый нрав
царского первенца, и поэтому "народ земли" отдавал явное предпочтение
Шалуму, второму сыну Иосии. Во время смуты, охватившей город после поражения
у Мегиддо, совет старейшин сумел отстранить Элиакима и возвести на престол
Шалума. Он был торжественно помазан в храме и принял тронное имя Иоахаз, что
значит "Ягве крепок".
Но не прошло и трех месяцев после коронации, как новое бедствие
постигло Иудею. После безуспешного похода на Евфрат и в Сирию вернулся
фараон Нехо. На этот раз его послы прямо объявили, что отныне власть Египта
над Палестиной восстанавливается. Противиться было бесполезно, и Иоахаз
вынужден был ехать к фараону в Риблу для принятия вассальной присяги.
Обойденный Элиаким, вероятно, воспользовался моментом, чтобы наверстать
упущенное. В результате фараон задержал Иоахаза при себе и затребовал в
ставку Элиакима. Воцарилось напряженное ожидание; Иеремия предсказывал, что
Иоахаз уже больше никогда не вернется на родину. А вскоре пришло известие,
что Нехо возвращается в Египет, увозя Иоахаза в качестве пленника. Царем же
над Иудеей он утвердил Элиакима, который, видимо, сумел убедить Нехо в своей
лояльности. В знак подчинения он получил новое имя - Иоаким.
Двадцатипятилетний царь был прямой противоположностью своему отцу.
Больше всего он любил увеселения и роскошь, религиозными вопросами не
интересовался, политической независимости не искал. В течение одиннадцати
лет своего правления он, насколько это было возможно, хранил верность
фараону, из рук которого получил власть. Дань, возложенную на него Нехо, он
не пожелал выплачивать из казны или из средств богачей, но обложил податью
весь народ. Те самые люди, которые не желали, чтобы он царствовал, теперь
вынуждены были оплачивать цену его короны. Уже в этом своем первом шаге был
весь Иоаким.
Главной заботой царя стала перестройка дворца. Пренебрегая денежными
трудностями, он велел обшить его залы дорогим кедром и всячески их украсить.
Иеремия впоследствии говорил, что этот дворец, где рабочих принуждали
трудиться безвозмездно, построен на "неправде и беззаконии".
Что касается преобразований Иосии, то, хотя Иоаким формально не отменил
их, все дело обновления веры оказалось полностью заброшенным. Первосвященник
Хилкия к тому времени умер, и его сменил Азария, человек, во всех отношениях
ему уступающий. Духовенство и пророки были рады уже и тому, что не наступила
реакция в духе Менаше. Чтобы задобрить их, царь оставил за храмом положение
единственного святилища. Сохранение этой внешней стороны реформы радовало
тех, кто считал важным уберечь хоть что-то: пусть столь страстно ожидаемая
мессианская эра отодвинулась в неопределенное будущее, зато оставался
несомненный знак Божиего благоволения-Иерусалим и храм; они стоят нерушимо,
и это главное. Ореол святости и неприступности, окружавший город, не померк,
а, напротив, стал ярче прежнего. Египтяне не коснулись Сиона; это ли не
доказательство того, что Ягве по-прежнему обитает в Своем Доме?
В эти годы патриотизм, раненный крушением политических надежд, стал
вырождаться в болезненный национализм. Как это нередко бывает, бедствия
подогревали национальное чувство народа. Даже когда после Мегиддо все
рухнуло, храм оставался последним прибежищем патриотических чаяний.
Удовольствовавшись малым, его служители смотрели сквозь пальцы на то,
что социальные идеи Второзакония превращались в пустой звук, что люди
охладевали к памяти Иосии.
Исподволь стали возрождаться старые языческие обряды. Кое-где крестьяне
вновь старались умилостивить Ваалов, опасаясь засухи, а женщины отыскивали
заброшенные амулеты Астарты.
Впрочем, это были уже скорее тени прошлого, которые не могли изменить
общей картины набожности и спокойствия. В стране царил мир. Египетское иго
не было слишком тяжелым, оно ограничивалось взиманием подати. В остальном же
фараон не вмешивался во внутреннюю жизнь Иудеи. Все шло своим чередом:
крестьяне обрабатывали землю, писцы трудились в канцеляриях, священники
совершали богослужение, царедворцы составляли сметы для построек и
содержания гарема, купцы торговали, левиты пели, пророки пророчествовали.
И тогда-то Иеремия вновь был призван выступить против Иерусалима. Как и
прежде, не без колебаний решился он возобновить борьбу со своим народом.
Внутренний Голос не давал ему покоя, пока он не согласился идти и говорить.
Иеремия вынужден был сказать людям самое страшное и непонятное для них. От
его слов почва должна была уйти из-под ног любого набожного иудея: пророк
объявил войну двум последним кумирам-идее национального превосходства и
слепой вере в народную святыню. Одним из первых среди учителей человечества
Иеремия возвестил чисто духовную религию, которая, признавая внешние формы,
по существу стоит выше их. Пророку надо было показать, что стены храма и
камни алтаря не имеют ценности сами по себе. Он готовился развеять миф о
нерушимости Дома Ягве, чтобы напомнить о "богопознании", заслоненном
внешними формами культа.
Для своего первого выступления Иеремия выбрал внебогослужебное время и
пришел к воротам, ведущим во внутренний двор святилища, где обычно глашатаи
объявляли волю царя, решались тяжбы и обсуждались общественные события.
Когда внимание собравшихся обратилось к нему, Иеремия начал речь, говоря от
лица Ягве:
"Исправьте пути ваши и поступки ваши, и тогда Я упрочу пребывание ваше
на этом месте. Не полагайтесь на обманчивые слова говорящих: "Здесь храм
Ягве! Здесь храм Ягве!" Если не будете обижать иноземца, сироты и вдовы,
если не будете проливать невинную кровь на этом месте и не пойдете за иными
богами на беду себе - тогда оставлю Я вас жить на этом месте, на земле,
которую Я издревле дал отцам вашим. Вот вы надеетесь на обманчивые слова,
которые не принесут вам пользы. Хорошо ли, что вы, воруя, распутничая и
принося ложные клятвы, кадя Ваалу и следуя чужим богам, которых не знали
прежде, приходите потом и становитесь пред лицом Моим, говорите: "Мы
спасены!"- только для того, чтобы снова совершать все эти гнусности? Не
сделался ли для вас Дом этот, названный Моим именем, вертепом разбойников?"
(Иер 7, 3-11).
Пророк напомнил об участи святилища в Шило, где во времена Судей
хранился Ковчег Ягве. Пока народ был верен Завету, Бог пребывал с ним, когда
же изменил, Господь перестал охранять святыню; храм Шило был разрушен, а
Ковчег захватили враги. Та же судьба постигнет и храм Сионский, если народ
не переменит своего образа жизни. Едва только пророк смолк, как на него
надвинулась негодующая толпа: как может этот человек кощунственно говорить о
гибели Дома Божия? Не Сам ли Ягве обещал, что рука врага не коснется его?
Особенно оскорбили слова Иеремии служителей храма: ведь он же сам из
левитов, сам пророчествовал в храме, а теперь говорит богохульные речи
против святыни!
"Смерть ему!"-кричали служители; толпа росла, угрожая пророку
расправой. Его спасло лишь то, что из дворца на шум вышли князья и
старейшины. Выслушав сбивчивые объяснения, они сели у ворот и пожелали
узнать подробности дела. Священники выступили вперед и заявили: "Этот
человек заслуживает смерти, потому что он проповедует против этого города,
как вы слышали своими ушами".
Когда дали слово Иеремии, он обратился ко всем присутствующим.
"Ягве послал меня,-сказал он,-пророчествовать против этого Дома и
города все, что вы слышали. Итак, исправьте теперь пути ваши и поступки ваши
и послушайтесь голоса Ягве, Бога вашего, и Ягве отменит бедствие, которое
изрек на вас. А что касается меня, то я в ваших руках: делайте со мной все,
что вам кажется правильным и справедливым. Однако знайте: если убьете меня -
то возложите на этот город и на его жителей невинную кровь. Ибо воистину
меня послал Ягве, чтобы вложить в ваши уши эти слова" (Иер 26, 12-15).
Речь пророка произвела впечатление и охладила толпу. Быть может, и сам
облик посланца Божия невольно внушал уважение. Одни лишь ослепленные гневом
служители храма продолжали требовать его казни. Старейшины, однако,
напомнили им, что уже при Езекии пророк Михей Морешотский предрекал гибель
Иерусалима и никто не заграждал ему уст; напротив, царь послушался его слов
и тем отвел гибель от града Божия.
В конце концов, благодаря вмешательству царедворцев, восторжествовала
терпимость и пророк избежал смерти.
С этого времени создалось странное, на первый взгляд, положение:
защитниками Иеремии стали светские люди, а пророки и духовенство
превратились в его смертельных врагов. Но все проясняется, когда мы узнаем
из Библии, что сторонником пророка был Ахикам, сын секретаря Шафана,
главного инициатора реформы. Ревнители преобразований не были еще полностью
отстранены, и именно они всячески стремились поддерживать Иеремию.
А что же пророки? Почему они ополчились против своего собрата? В этом
тоже нет ничего необъяснимого. Пророческую корпорацию в те дни возглавляли
Анания, Ахав и Цидкия - ограниченные патриоты, которые только и делали, что
предсказывали гибель вражеских царств (1). Иные же пророки молчали из
страха. В Иудее с каждым днем все труднее становилось во всеуслышание
говорить то, что думаешь. Царь Иоаким не желал, чтобы опасные агитаторы
мутили народ, и приказал решительно расправляться с ними. Иеремию, у
которого было немало почитателей при дворе, он пока не решался трогать, но
зато велел арестовать пророка Урию-бен-Шемайя, единственного, кто, кроме
Иеремии, осмелился говорить о гибели Иерусалима. Урия, узнав об опасности,
бежал в Египет, но посланные царя разыскали его и там. Возможно, что его
выдали по распоряжению Нехо, желавшего поддержать своего ставленника. Так
или иначе, Урия был доставлен в Иерусалим и там казнен. Теперь Иеремии было
показано, что его ждет, если он будет продолжать свои проповеди.
Но и без того небольшое число сторонников пророка таяло, от него
отшатывались, как от зачумленного. Мрачные мысли посещали Иеремию в эти дни,
он в который раз убеждался, что все его усилия разбиваются о глухую
преграду. В Анатоте его ненавидели, в Иерусалиме было не только трудно
говорить, но и опасно жить. Царская власть, как всегда, едва почувствовав
свою силу, становилась деспотичной и подозрительной. В минуты уныния пророк
слагал псалмы, которые и сейчас позволяют нам заглянуть в душу
пророка-страдальца. В них он обращался к Богу как к единственному своему
прибежищу, изливая перед Ним свою боль, плакал перед Ним, говорил о
недоумениях и сомнениях:

Ты будешь прав. Господи, если я стану судиться с Тобой,
но все же буду говорить о правосудии пред Тобой. Почему путь нечестивых
благополучен?
Почему все лжецы живут в покое? Ты насадил их, и укоренились они,
они вырастают и приносят плод. Ты близок на устах их,
но далек от сердца их, А меня, Господи, Ты знаешь,
видишь меня и испытываешь сердце мое.
(Иер 12, 1-3)

"Лжецами" Иеремия, вероятно, называл служителей храма, которые
восставали против него. Пророки и духовенство никак не могли понять, чего
хочет этот беспокойный человек; они не верили, что он послан Богом. У них
был храм, они могли приносить жертвы и, худо ли, хорошо, учить людей Торе. В
храме сосредоточивалась вся их надежда, каждый, кто посягал на его
авторитет, казался им богопротивником. К чему все эти строгости? Даже если
кто-нибудь из простонародья и отдает дань суевериям, так ли уж это страшно?
И пусть власть имущие не всегда справедливы, стоит ли постоянно говорить об
этом? Ведь они приносят немалые жертвы во искупление своих грехов. Когда
Иеремия в спорах с этими людьми слышал нечто подобное, возмущению его не
было предела:

Разрывается сердце во мне, содрогаются кости мои;
Я как пьяный человек, как человек, сраженный вином,
Из-за Господа и из-за святых слов Его.
Пророк и священник-лицемеры, даже в доме Моем Я нашел нечестие, говорит
Господь...
Как вы можете говорить: мы мудры и Тора Ягве - у нас?
Между тем трость книжников лживая в ложь превращает ее*.
(Иер 23, 9-11; 8, 8)
-----------------------------
* Тору

Это был прямой намек на то, что духовенство искажает Тору в своих
интересах. Пророку была невыносима обывательская беспечность служителей
алтаря, их теплохладность, компромиссы и патриотический вздор, которым они
старались замаскировать духовную болезнь нации. Именно к духовенству Иеремия
относился с особой взыскательностью, требуя от него верности слову Господню.
Кто-кто, а уж священники должны были хорошо знать, чем грозит осквернение
Завета.
Выступая против священников и власть имущих, Иеремия не замалчивал и
грехов простого народа. В нем он видел источник постоянного возвращения к
язычеству. Многие из "людей земли", которые еще недавно своими руками
разбивали фетиши и выбрасывали домашних божков, теперь мучились суеверным
страхом и чувством вины. Комета или любое иное необычное явление пугали
людей, напоминая им, как бесцеремонно они разделались с алтарями "Воинства
небесного". Иеремия силился убедить народ навсегда забыть о ложных страхах и
оставаться верным только единому Богу:

Не идите по путям народов, не страшитесь знамений небесных, которых
страшатся народы, ибо обычаи народов тщета.
Вырубают они в лесу дерево, обделывают его топором, руками плотника,
Покрывают серебром и золотом, укрепляют молотком и гвоздями.
(Иер 10, 1-4)

Может ли быть у этих истуканов что-либо общее с Богом Израилевым? Ягве
же есть истинный Бог, Бог Он живой и вечный Царь...
Создал Он землю силою Своею, утвердил Вселенную мудростью Своею и
разумом Своим простер небеса.
По зову Его шумят воды небес, облака поднимает Он от краев земли,
Творит молнии среди дождя и ветер выводит из хранилищ Своих.
(Иер 10, 10, 12-13)

Но проповеди эти, кажется, не возымели большого действия. Люди хорошо
помнили, что их отцы беспрепятственно совмещали веру в Ягве со служением
Ваалу и Астарте. Меры, которые вводили Езекия и Иосия под влиянием пророков,
стали казаться теперь излишними. "Они обратились к беззакониям праотцев
своих!"-в отчаянии восклицал Иеремия, замечая то тут, то там признаки
оживления язычества. Ему стало казаться, что еще со времен Иосии возник
заговор против Моисеева Закона; и вот теперь, пользуясь попустительством
Иоакима, заговор этот вышел наружу, чтобы снова было "столько богов, сколько
городов". Значит, всему конец и народ обречен. Мысль эта, как темное облако,
окутывала сознание пророка. Он заранее уже оплакивал погибшую страну:

Кто даст главе моей воду и глазам моим-источник слез?
Плакал бы я день и ночь о погибших среди народа моего...
(Иер 9, 1)

В конце концов Иеремия вооружил против себя все сословия, но
действовать иначе он не мог. "Сострадательнейший из всех пророков", как
называл его Григорий Богослов, он хотел бы жить в мире со всеми, однако Бог
требовал от него иного. "Горе мне, мать моя,-нередко восклицал он, - что ты
родила меня человеком, спорящим со всею землею.Все проклинают меня".
И все же нужно сказать, что Иеремия не был в полной изоляции. Несмотря
ни на что, еще оставались люди, которые верили ему. Среди них отличался
некто Барух, сын Неери, принадлежавший к группе образованных людей, не
изменивших идеям реформы. Самоотверженный и преданный, он не оставлял
учителя в самые трудные минуты.

x x x

Иеремия не останавливался ни перед чем, и с каждым днем неизбежно
приближалось его решительное столкновение с царем. Он справедливо считал
Иоакима ответственным за то, что дело реформы угасло, его ужаснула казнь
Урии и возмущали другие проявления царского деспотизма. Выросший на писаниях
пророка Осии, знавший учение Торы о монархии, Иеремия считал, что
принадлежность к роду Давидову сама по себе мало что значит. Это было еще
одно табу, на которое он поднял руку. Подлинный "сын Давида" лишь тот, кто
исполняет повеления Божий, а нарушитель Закона лишается права быть
"предводителем народа Ягве".
И вот наконец Иеремия выступил с прямыми обличениями Иоакима, которые
ошеломили двор своей беспощадностью и резкостью:

Ты думаешь, что ты царь, потому что окружил себя кедром?
Отец твой ел и пил, поступая справедливо и праведно.
Он разбирал дело бедного и нуждающегося, и это было добро.
Не это ли значит познать Меня? - говорит Ягве.
Но твои глаза и сердце твое направлены только к корысти твоей,
к пролитию неповинной крови, к тому, чтобы творить притеснения и
насилия,
Посему так говорит Ягве об Иоакиме, сыне Иосии, царе Иудейском:
Не будут оплакивать его, говоря: "О брат мой! О брат мой!"
Не будут оплакивать его: "О государь! О владыка!"
Ослиным погребением будет погребен он, вытащат его и бросят далеко за
ворота Иерусалимские.
(Иер 22, 15-19)

Легко догадаться, в какую ярость привело это пророчество царя; остается
непонятным лишь, как после этого Иеремию не постигла участь Урии. Быть
может, пророку удалось вовремя скрыться, а дальнейшие события отвлекли
внимание Иоакима; возможно, вмешательство Ахикама смягчило вспышку царского
гнева. К тому же следует помнить, что издревле установившаяся традиция
позволяла пророкам говорить царям правду в глаза. Словом, Иоаким не решился
казнить Иеремию, но запретил пророку выступать в храме с речами и вообще
покидать дом.
В это время на царя обрушились новые тревоги и заботы. Фараон Нехо, не
довольствуясь своим господством в Палестине, вознамерился еще раз попытать
счастье на Евфрате. Весной 605 года, тщательно подготовив свою армию, он
повел ее по тому же пути, где шел несколько лет назад, когда Иосия пытался
задержать его. В мае у города Кархемиша он встретился с вавилонской армией,
которую возглавлял халдейский князь Навуходоносор. Поражение египтян было
полное, фараон с остатками своих войск бежал на юг и занял оборону в Египте,
ожидая вторжения халдеев.
Иудеи с изумлением наблюдали, как египтяне в панике отступали через их
земли. Это означало конец власти Нехо в Сирии. Однако все хорошо понимали,
что такое положение не может сохраниться надолго: Иудея была слишком слаба,
чтобы претендовать на полную самостоятельность. Нужно было решать, к какой
из борющихся великих держав примкнуть. Иоаким, как ставленик Нехо, был
по-прежнему расположен в пользу фараона, но Египет сейчас сам находился на
грани полного разгрома. Оставался Вавилон.
В августе 605 года Навуходоносор получил известие о смерти своего отца
Набопаласара и, прекратив преследование, поспешил Вавилон. Там он был
торжественно встречен жрецами, еохранявшими права наследника до его
возвращения, и был провозглашен царем Вавилона.
Иеремия хотя и находился под домашним арестом, но через Баруха знал о
событиях, происходивших в стране и за ее пределами. Когда он услышал о
поражении фараона, его вновь посетило вдохновение. Он продиктовал Баруху
поэму, в которой, красочно описав бегство египтян, провозглашал
Навуходоносора орудием Провидения. В его победе над ассирийцами и Нехо
пророк увидел руку Божию и этому взгляду отныне не изменял никогда.
Слова Иеремии о Навуходоносоре как о "слуге Божием" могут показаться
странными, ибо обычно с именем этого царя связывают представление о
капризном тиране и богохульнике. Однако следует подчеркнуть, что такой
гротескный образ Навуходоносора взят из Книги пророка Даниила, написанной
четыре века спустя после смерти Халдейского царя. В ней он, действительно,
фигурирует как богоборец (хотя в конце концов и раскаявшийся). Но, как мы
увидим в дальнейшем, автор Книги Даниила вполне свободно пользовался
старинными легендами о Вавилоне, ставя перед собой не столько исторические,
сколько назидательные цели. Его Навуходоносор не более соответствует своему
прототипу, чем Сарданапал Байрона - реальному Ассурбанипалу. Другие же книги
Библии и вавилонские тексты показывают, что Навуходоносор отнюдь не являлся
ходячим воплощением зла и часто был гуманнее многих завоевателей.
Примечательно уже то, что, в отличие от ассирийских царей, он никогда не
прославлял своих военных подвигов; в надписях он говорит только о мирном
строительстве. Это был цивилизованный монарх, много потрудившийся для
улучшения жизни подданных, к какой бы народности они ни принадлежали.
Навуходоносор отличался религиозностью; сохранилась его молитва,
произнесенная при вступлении на трон. Вероятно, текст был составлен не им
самим, но молитва не могла не отражать установок и взглядов царя.
"Предвечный Владыка Вседержитель,-обращается он к Мардуку, богу Вавилона, -
подай, чтобы имя царя, которого ты возлюбил, которого имя ты возвестил,
преуспевало согласно воле твоей. Направь его на путь истины. Я - государь,
покорный тебе, создание рук твоих. Ты сотворил меня и доверил мне власть над
людьми. По милости твоей, Господи, всех обнимающей, да будет твое
владычество милосердным". В другой молитве царь просит Божество благословить
его "мудрым правлением", "благодетельным для людей". Это уже тон и слова,
которые указывают на новое, более возвышенное понятие о власти. Даже в
обращении с побежденными Навуходоносор нередко проявлял терпимость и
снисхождение (2).
Для Иудеи самым естественным шагом было встать под эгиду Вавилона, и
Иеремия объявил, что это ее единственный путь к миру. Зная, что Иоаким все
еще колеблется сделать выбор, и не имея возможности выступить публично,
пророк решил распространить свои пророчества письменно. В декабре 604 года
книга была готова, и Барух лишь ждал случая, когда ее можно будет предать
гласности.
В это время в Иерусалиме был объявлен всенародный пост. Обычно к нему
прибегали в дни бедствий: при вторжении врагов или эпидемиях. Быть может,
Навуходоносор уже предъявил Иоакиму свой ультиматум: либо признать его
главенство, либо испытать на себе его силу. Если это предположение верно, то
выбранный Барухом момент был самым подходящим. Чтение было согласовано с
группой сторонников Иеремии. Писец Гемария, брат Ахикама, предоставил Баруху
свое место в крытой галерее храма, откуда удобно было обращаться к народу,
стоящему внизу.
В назначенный день Барух появился у балюстрады, развернул свиток и
прочел толпе слова учителя. На этот раз они произвели большее воздействие,
чем прежде, когда Иеремия говорил сам. К тому же угроза вавилонского
вторжения перестала казаться сказкой. Сын Гемарии после чтения поспешил во
дворец, где в это время как раз держали срочный совет сановники Иоакима.
Расспросив Баруха и убедившись, что книга действительно записана со слов
пророка, они решили, что царь непременно должен ознакомиться с ней.
Предложив учителю и ученику скрыться, советники направились в кедровые
палаты к царю.
Иоаким сидел перед обогревавшей зал жаровней, когда к нему вошли
взволнованные вельможи и рассказали о пророчествах книги. Царь велел
прочесть ему рукопись вслух. Один из царедворцев, Иегуди-бен-Натан, который,
вероятно, принял дело особенно близко к сердцу, стал читать. Все думали, что
грозные слова человека Божиего хоть немного встревожат Иоакима, но
легкомысленного царя смутить было куда труднее, чем его отца Иосию. Как
только Иегуди прочитывал три-четыре строки, царь брал у него из рук свигок,
отрезал прочитанное и, к ужасу присутствующих, бросал в огонь. Когда это
странное чтение кончилось и от книги осталась лишь горсть пепла в жаровне,
Иоаким, ни словом не обмолвясь о ее содержании, приказал арестовать и
Иеремию, и Баруха. Но те уже находились в безопасном месте.
Скрывшись в тайном убежище, Иеремия, однако, не мог бездействовать. Он
снова развернул перед Барухом чистый свиток пергамента, и вновь-не убитые
царским произволом-зазвучали слова пророка, и опять верный Барух записал их
для народа и для будущих поколений.
Новая рукопись была еще больше прежней. Она включала новые речи, притчи
и аллегории. В одной из них пророк излагал мысли, навеянные ему, когда он
зашел в мастерскую гончара. Тот как раз изготовлял на своем круге кувшин, и
внезапно сырая глина треснула и развалилась; гончар, смяв глину, стал лепить
из нее новый сосуд. "И было ко мне слово Ягве: не могу ли Я поступить с
вами, дом Израилев, как этот горшечник? Вот вы в руке Моей, как глина в руке
горшечника". Другими словами, избранный народ, оказавшийся негодным для
высших целей, снова может быть отброшен в изначальное состояние: вновь
станет изгнанником и скитальцем, каким он был до вступления в Землю
Обетованную; и лишь тогда из "сырого материала" сосуд общины верных будет
воссоздан опять.
В книгу вошли и пророчества об окружающих народах: филистимлянах,
моавитянах, идумеях, амонитянах. Иеремия знал, что их цари подстрекают
Иоакима на борьбу против Вавилона, и предсказывал им такие же бедствия,
какие ждут Иудею. Для него, как для Амоса, нравственные требования
распространялись на все племена, а не только на Израиль. Следовательно,
Иеремия не считал их целиком погрязшими во тьме заблуждений, а предполагал в
них какие-то начатки богопознания. Не случайно Ягве поставил его "пророком
для народов". Иеремия полностью разделял веру Исайи в конечное обращение
людей из всех наций к единому Богу. Об этом говорила его вселенская молитва.

Ягве, сила моя, крепость моя и прибежище мое в день скорби,
К Тебе придут все народы от самых краев земли и скажут :
Отцы наши наследовали ложь, пустые и бесполезные вещи,
Может ли человек создать себе богов? Они не есть боги.
(Иер 16, 19-20)

Писания Иеремии Барух передал друзьям пророка, и они быстро получили
хождение в городе, вызвав ожесточенные споры. Проегипетская партия и
националисты объявили Иеремию врагом отечества, желающим поработить его
Вавилону. Иеремия и Барух вынуждены были по-прежнему скрываться.
До сих пор Барух с жертвенным мужеством шел на все ради учителя, но
теперь, когда их обоих стали считать предателями, Барух не выдержал, и у
него вырвалась единственная жалоба "Горе мне,-в отчаянии говорил он, ибо
Господь приложил скорбь к боли моей, изнемог я от вздохов и не нахожу
покоя". Что мог ответить ему Иеремия? Чем утешить? Он сам изнывал в
смертельной муке. Ему оставалось только напомнить Баруху, что им суждено
жить в страшное время, и обещать, что Бог сохранит верного оруженосца среди
всех испытаний. Это единственное, что Он даровал им обоим, жребий людей,
уцелевших на развалинах своей родины.

x x x

Между тем Навуходоносор уже выслал войска в Сирию. Дошедшие до нас
обрывки письма одного из палестинских царей (вероятно, Аскалонского)
показывают, что здесь все еще надеялись на поддержку Египта (3). Неизвестно,
какие обстоятельства заставили Иоакима отступить, но в конце концов он
вынужден был признать власть Навуходоносора. Это произошло между 604 и 603
годами.
С этого времени Иеремия снова получил свободу действий, хотя
духовенство по-прежнему не желало допускать его в храм. Пророк в свою
очередь не отказался от прежней цели: пробудить совесть Израиля. Он решил
воскресить одно из самых мрачных воспоминаний его прошлого и попросил
старейшин и нескольких священников спуститься с ним в Тофет, в долину
Генном, где при Менаше совершались ритуальные убийства. Там, держа в руках
глиняный кувшин, Иеремия произнес проклятие на "долину убийств". После этого
он швырнул кувшин на камни и воскликнул: "Так говорит Ягве Саваоф: как
гончар разбивает сосуд, так сокрушу Я этот город".
После этого демонстративного акта пророк появился в храме и снова
повторил предсказание. Старший надзиратель храма Пашхур в ярости ударил
Иеремию и приказал на сутки заковать его в колодки. Весь день пророк
оставался скованным у ворот, как у позорного столба. Он, который больше всех
страдал за Израиль и оплакивал его слепоту, должен был до дна испить чашу
унижения. С новой силой охватило его желание перестать пророчествовать,
обрести единство с соотечественниками, ободрять их, а не укорять. Ведь он
мог, как Анания, Ахав и Цидкия, участвовать в торжествах, воспевая
незыблемость Сиона, и тогда все было бы просто и спокойно. А еще лучше
было-уйти в Анатот и вернуться к прежней мирной жизни. Об этом он говорил и
спорил с Богом в уединенных молитвах:

Ты влек меня. Господи, и я увлечен
Ты сильнее меня, и Ты победил
Я ежедневно становлюсь посмешищем, каждый издевается надо мною.
Ибо только начну говорить я - кричу о насилии, вопию о разорении,
И слово Господне стало для меня поношением и посмеянием ежедневным.
И подумал я не буду поминать о Нем и не буду больше говорить об имени
Ягве,
Но в сердце моем был как бы пламень, заключенный в костях моих;
И я истомился, удерживая его, и не смог удержать
(Иер 20, 7-9)

В напряженной внутренней борьбе, подобной борьбе Иакова с Ангелом,
побеждает Бог, а Иеремия, мученик своего призвания, остается прикованным к
колеснице правды, правды горькой и ужасающей душу. Казалось, в этом огне
должны были испепелиться все человеческие чувства, сгореть все надежды,
распасться сама личность пророка. Но чудо Откровения проявится в том, что из
его костра пророк в конце концов выйдет невредимым и обновленным. Его глаза,
после всех испытаний, смогут различить предутренние отблески новозаветной
зари.

x x x

В 601 году барометр истории опять пошел на грозу. Фараон наконец
собрался с силами для контрудара и дал бой армии Навуходоносора. Битва была
жестокой, но никто не одержал окончательной победы. Халдеи ушли в Вавилон,
где Навуходоносор начал полную реорганизацию армии. Иоаким же только этого и
ждал, чтобы вернуться под крыло своего старого союзника Нехо. Навуходоносор
не мог немедленно покарать Иудейского царя, но по его приказу военные
действия против Иудеи начали халдейские гарнизоны и подчиненные им союзные
племена. Осенью 598 года внезапно скончался Иоаким, и престол перешел к его
сыну Ехонии (4).
Семнадцатилетний царь стал править совместно со своей матерью Нехуштой
и пытался следовать линии отца. Иеремия был очень низкого мнения об этом
неудачливом царе; от настроений Иосии он был еще дальше, чем Иоаким, при нем
в Иерусалиме безнаказанно совершались обряды в честь бога Таммуза и
приносились жертвы "царице неба".
С первых же дней правления Ехонии в столицу Иудеи начали стекаться
беженцы из тех мест, где действовали халдеи. Среди них явился в полном
составе и клан сектантов-рехавитов, которые до сих пор придерживались
заветов седой старины. Когда Иеремия узнал об этом, он решил воспользоваться
прибытием этих "старообрядцев", чтобы преподать урок народу. Пригласив
рехавитских вождей на трапезу, он угостил их вином. Но те решительно
отказались, так как вино-плод земледелия-было запретным для них. "Мы во всем
поступаем, как завещал нам Ионадаб, отец наш",-говорили они. Эта твердость и
верность глубоко тронули Иеремию, ожидавшего именно такого ответа. Он
обратился к присутствующим: вот эти ревнители первобытной простоты не
являются ли живым упреком Израилю? Они хранят верность заветам своего
учителя, а Израиль изменил Моисееву Завету и променял его на
идолопоклонство.
В январе 597 года регулярные войска халдеев стояли уже под Иерусалимом,
и в стан прибыл сам Навуходоносор. Весть об этом привела иудейский двор в
замешательство. Иеремия настойчиво призывал царя и его мать торопиться
просить мира. Видимо, и сам Ехония понял, что пришла пора сдаться на милость
победителя. Осаждающие ждали несколько недель; они были хорошо осведомлены о
развернувшейся в городе борьбе и надеялись на бескровную капитуляцию.
16 марта ворота Иерусалима открылись, и из них вышла процессия,
состоявшая из царя, царицы и сановников Иудеи. Одетые в траурные одеяния,
они вступили в халдейский лагерь. Навуходоносор принял их сурово, как
изменников, но никого не казнил. Ехония был приговорен к отправке в качестве
заложника в Вавилон. Вместе с ним должны были уехать его мать, жены и
царедворцы. Иудейское царство было пощажено, однако во избежание нового
мятежа царь велел переселить в Вавилонию большую часть военачальников,
гарнизон города, строителей, оружейных мастеров, а также почти всю знать и
богатых людей. Таким способом Навуходоносор надеялся искоренить
проегипетскую партию. 22 апреля караван переселенцев увели на север. В счет
контрибуции Навуходоносор конфисковал храмовую казну и забрал из святилища
драгоценности.
Формально царем Иудеи продолжал считаться Ехония, но править в
Иерусалиме был поставлен третий сын Иосии, Маттания, который получил имя
Седекии (5). Это был слабый, не отличавшийся большим умом человек, который
никогда не готовился стать монархом. Непосильное бремя власти свалилось на
него в момент, когда страна переживала тяжелый кризис. Двор Седекии быстро
наполнился новыми людьми, отправленных в Вавилон заменили "выходцы из
народа": отчаянные люди, ловкие проходимцы и фанатичные патриоты. Не имея
никакого опыта в государственных делах, они, однако, сумели полностью
забрать царя в свои руки. Египетские агенты легко проникли в их среду и
снова принялись раздувать тлеющие угли мятежа.
Через два года после ухода халдейских войск царь Финикии и некоторые
палестинские князья прислали к Седекии послов, чтобы убедить его отложиться
от Навуходоносора. Робкий царь страшился рискованного шага и некоторое время
противился уговорам. Более религиозный, чем братья, Седекия прислушивался к
пророкам. Но и среди них не было единодушия .Анания поддерживал идею
восстания, Иеремия видел в ней гибель.
Во время переговоров и совещаний Иеремия вышел на улицы города, неся на
плечах ярмо вола и громогласно объявляя, что Бог отдал народы под власть
Навуходоносора, а поэтому восстание против него бессмысленно и преступно.
"Не слушайте своих пророков,-говорил Иеремия послам,-своих чародеев,
сновидцев, гадателей по облакам и волхвов, которые уверяют вас, что вы не
будете подчинены царю Вавилонскому, ибо они предсказывают вам ложь". Но
когда Иеремия с ярмом пришел в храм, к нему приблизился пророк Анания и,
сломав ярмо, заявил, что так будет сломлено иго Навуходоносора. "Да исполнит
Ягве слова твои",- ответил ему Иеремия, однако тут же добавил, что только
время их рассудит.
С полной безнадежностью смотрел теперь Иеремия на вождей нации,
готовясь уже только к плачевному финалу. Все чаще стал он обращаться мыслью
к изгнанникам, уведенным в Вавилон. Ведь там их было около десяти тысяч:
священников и пророков, писцов и книжников, военачальников и искусных
мастеров - самый цвет Иудеи. Быть может, вдали от родной земли они
призадумаются над тем, что случилось; разлука и изгнание смогут стать для
них школой покаяния и истинного "богопознания". Плен поможет очистить их
души, отвратить навсегда от язычества и привьет любовь к Закону Господню,
которым они пренебрегали.
Эти надежды на духовное возрождение переселенцев Иеремия запечатлел в
притче о смоквах:
"Ягве показал мне: вот две корзины со смоквами поставлены перед храмом
Господним... Одна корзина со смоквами весьма хорошими, каковы смоквы ранние,
другая-со столь плохими, что и есть их нельзя... И было ко мне слово Ягве;
так говорит Ягве, Бог Израилев: подобно этим хорошим смоквам, переселенных
иудеев, которых Я выселил из этого места в землю Халдейскую, Я отличу на
благо им. Я обращу на них взор Мой во благо им, и возвращу их в землю эту, и
устрою их, а не разорю, насажу, а не искореню, и дам им сердце, чтобы они
познали Меня, что Я- Ягве. Они будут Моим народом, а Я буду их Богом, ибо
они обратятся ко Мне всем сердцем своим. О плохих же смоквах, которых нельзя
есть, так говорит Ягве: к ним причисляю Я Седекию, царя Иудейского, и
вельмож его, и остальных иерусалимлян, оставшихся на этой земле" (Иер 24).
Иеремия знал, что среди высланных было немало людей, которые верили ему
и сочувствовали его делу, таких, как, например, молодой священник Иезекииль.
Он имел основание думать, что, именно лишенные видимых знаков
Богоприсутствия, изгнанники обретут подлинное и глубокое познание Бога: они
обратятся к Нему не формально, как при Иосии, а "всем сердцем своим".
Пророку хотелось как-то поддержать их, укрепить и направить на верный путь.
Случай вскоре представился. В это время отбывали в Вавилон иудейские
послы, которые везли дань Навуходоносору. Иеремия отправил с ними письмо,
обращенное к изгнанникам. Он убеждал их не отчаиваться, держаться стойко и
не строить иллюзий: плен будет долгим, как человеческая жизнь, он кончится
лишь через семьдесят лет. Все это время иудеи должны жить верой в грядущее
освобождение, очищать свою душу покаянием и искупать богоотступничество. И
лишь после этого Ягве снова вернет людей своих. Нужно суметь сохранить на
чужбине и веру, и народ. Господь прямо говорит через него, через Иеремию:
"Стройте дома и живите в них, разводите сады и ешьте плоды их, берите жен и
рождайте сыновей и дочерей... Заботьтесь о благосостоянии города, в который
переселил Я вас, и молитесь за него Ягве, ибо при его благополучии и у вас
будет благополучие" (Иер 29).
Пророк предостерегал от мечтателей, которые будут обольщать народ,
возбуждая несбыточные надежды.
Это послание, полное веры в будущность Израиля и одновременно трезвое и
правдивое, не могло понравиться всем. Пророк Шемайя Нехеламский, живший
среди пленников, прочтя его, отправил раздраженное письмо надзирателю
Иерусалимского храма. "Ягве поставил тебя,-писал он, - священником вместо
священника Иояды, надзирателем Дома Ягве, чтобы ты следил за каждым
безумцем, выдающим себя за пророка, и сажал его в колодки и тюрьму. Почему
же ты не запрещаешь Иеремии Анатотскому пророчествовать? Ведь он и к нам в
Вавилон послал сказать: плен будет долгим, стройте дома и живите в них,
разводите сады и ешьте плоды их".
Надзиратель храма показал это письмо Иеремии, которого оно привело в
негодование: именно такие "пророки", как Шемайя, довели Израиль до
нравственного и гражданского падения!..
В 593 году Иеремия снова получил возможность написать письмо в Вавилон.
Он утешал изгнанников, обещая им, что Вавилон не будет стоять вечно. Это
пророчество он передал с царедворцем Серайей, который сопровождал Седекию в
поездке к Навуходоносору.
Иеремия оказался прав. Именно люди, составляющие первую партию
переселенцев, прошедшие через испытания и сохранившие веру, заложили
фундамент возрождения Израиля.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава одиннадцатая
ИЕРЕМИЯ ПРОТИВ ИЕРУСАЛИМА

1. Проблема лжепророков была не новой в Израиле, она постоянно волнует
библейских писателей (см., напр.: 3 Цар 22; Втор 13). В Библии можно даже
встретить мысль о том, что появление лжепророков было попущено Богом для
преодоления этого псевдопрофетического соблазна. Второзаконие даже указывает
на ряд признаков, по которым можно отличить истинного пророка от ложного.
Критерием является верность пророка изначальным принципам Моисеева учения о
Боге и Завете. Пророк, льстящий толпе и вместо обличении сулящий внешние
победы Израилю, расценивается Торой как ложный (см.: А.Князев. Пророки, с.
20-24;
B. Vawter. Introduction to the Prophetical Books, р. 35).
2. См.: В.Белявский. Вавилон..., с. 94. Следует отметить, что это
единственная в мировой литературе книга о Вавилоне эпохи Навуходоносора.
Надписи Навуходоносора см. в сб. "Древний мир" (М., 1917, с. 46). К
характеристике Навуходоносора см.: Б. Тураев. История древнего Востока, т.
2, с. 93; 3. Рагозина. История Лидии, Второго Вавилонского царства и
возникновения Персидской державы. СПб., 1903, с. 271. Политическое значение
позиции Иеремии в отношении Вавилона рассмотрено в очерке И.
Франк-Каменецкого "Пророк Иеремия и борьба партий в Иудее" (сб.: "Религия и
общество", Пг., 1926, с. 76 сл.).
3. Письмо найдено в 1942 г. в Египте и опубликовано в 1948 г. Оно
содержит просьбу к фараону о помощи против царя Вавилона. См.: G.Е. Wright.
Biblical Archaeology, р. 175.
4. Относительно смерти Иоакима существует неясность. 4 Царств 24,6
говорит просто о кончине царя и передаче власти его сыну Ехонии. Между тем
пророк Иеремия предсказывал Иоакиму, что он не будет иметь царского
погребения (22, 15-19). На этом основании некоторые историки считают, что
Иоаким дожил до прихода Навуходоносора и был им казнен (см.: В. Белявский.
Вавилон..., с. 77). Но вряд ли автор Книги Царств умолчал бы о казни
Иоакима, если бы она имела место в действительности (см.: М. Ноth. Тhе
Нistory of Israel, р. 282). Можно предположить, что в знак мести
Навуходоносор приказал выбросить его прах из царской гробницы.
5. Археологические находки указывают на то, что и после 597 г. Ехония
носил титул царя и, следовательно, был заложником, которого Навуходоносор
мог еще вернуть на трон.
См.: G.Е. Wright. Biblical Archaeology, р. 178.