Мень А. История религии. Дионис, Логос, Судьба

Греческая религия и философия от эпохи колонизации до Александра

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I
СУМЕРКИ ОЛИМПА И ГРЕЧЕСКАЯ МИСТИКА

Глава третья
МИСТЕРИИ ЭЛЕВСИНА
Аттика, VII - VI вв.

В мистериях есть предугадание истины.
Климент Александрийский

С незапамятных времен чудо пробуждающейся весенней земли волновало
человека, заставляя его задумываться над загадками мира. Засыхала трава,
падал созревший колос, но каждый год оказывалось, что смерть природы лишь
сон. Дремавшее в почве мертвое семя выходило навстречу солнцу в виде ростка,
вновь луга и склоны одевала молодая зелень. В этом люди видели проявление
извечного космического круговорота, в котором созидательные силы, сраженные
полчищами тьмы, возрождаются и торжествуют.
Неистребимость жизни воспринималась как весть о бессмертии, как
обетование Природы, в которой заключен залог вечного существования и для
человека. Поэтому древние упорно стремились разгадать эту тайну, овладеть
бессмертием или приобщиться к нему. Одетые в траур, они погребали Осириса,
Ваала, Таммуза, Атиса осенью и с ликованием встречали их пробуждение от
смертного сна весной (1).
В Грецию этот распространенный культ воскресающей природы проник,
вероятно, с Крита, где он был связан с религией Богини-Матери. Около VII в.
до н. э. мы уже застаем его в городке Элевсине, расположенном недалеко от
Афин.
Гомеровские гимны содержат намек на критское происхождение Элевсинского
культа. Там мы находим миф, повествующий о его начале.
Некогда в городе появилась старая женщина с Крита, по имени Доя. Она
рассказывала, что много странствовала по миру и чудом спаслась от гибели.
Пораженный необычным видом и мудростью Дои, царь Элевсина отдал ей на
воспитание своего сына.
Однажды ночью мать подглядела, как пришелица погружает мальчика в
огонь. На отчаянные вопли и укоры царицы таинственная женщина ответила
гордыми словами: "Жалкие, глупые люди!" Казалось, что ребенок мог получить
из рук Дои бессмертие, но теперь это уже невозможно.
В то же мгновение по дому царя разлилось сладостное благоухание, тело
странницы засветилось, стены озарило ослепительное сияние. Вместо старухи
перед изумленными элевсинцами предстала прекрасная богиня. То была Деметра -
могущественная владычица нив и цветов (2).
Она рассказала людям свою историю. Возлюбленная ее дочь Кора играла
однажды на цветущем лугу среди фиалок и шафранов. Внезапно разверзлась
земля, и колесница властителя Преисподней Аида унесла трепещущую деву в
подземное царство. Плененный красотой Коры, Аид захотел сделать ее своей
женой. Но ему не удалось сохранить похищение в тайне. Прежде чем
разверзшаяся земля успела сомкнуться над Корой, она издала жалобный крик.

Ахнули тяжко от вопля бессмертного темные бездны
Моря и горные главы. И вопль этот мать услыхала.
Горе безмерное остро пронзило смущенное сердце.
Разодрала на бессмертных она волосах покрывало,
Сбросила с плеч сине-черный свой плащ и на поиски девы
Быстро вперед устремилась по суше и влажному морю,
Как легкокрылая птица. Но правды поведать никто ей
Не захотел ни из вечных богов, ни из смертнорожденных,
И ни одна к ней из птиц не явилась с правдивою вестью (3).

Девять дней скиталась по земле Деметра, освещая факелами все закоулки,
но нигде не находила следов дочери. И лишь на десятый день она узнала от
богини Гекаты, какая судьба постигла деву. Гнев и печаль Деметры не имели
границ; она приняла образ старухи и явилась к людям в Элевсин.
Узнанная там, она продолжала скорбеть. Отказываясь вернуться в сонм
богов, она сидела в Элевсинском храме и проливала слезы. Тем временем
"грозный, ужаснейший год низошел на кормилицу-землю". Напрасно быки тащили
плуги по пашням, а сеятели бросали в почву семена: земля не давала всходов,
печаль богини поразила ее бесплодием. Людям угрожала голодная смерть.
Это встревожило Зевса, при попустительстве которого совершилось
похищение Коры. В Преисподнюю был послан Гермес сообщить Аиду, что Деметра
замышляет

Слабое племя людей земнородных вконец уничтожить,
Скрывши в земле семена, и лишить олимпийцев бессмертных
Почестей... (4)

Опасность нарушения магической связи между людьми и богами принудила
Аида задуматься. В конце концов он согласился на время отпускать молодую
супругу к матери, но с тем, чтобы часть года она всегда проводила у него.
Деметра согласилась на это компромиссное решение и, научив элевсинцев
тайным обрядам, вернулась к богам. С тех пор, пока Кора гостит у Аида,
Деметра погружается в печаль, наступает зима, а когда она возвращается к
матери, нивы вновь зеленеют.
Этот миф поразительно напоминает сказания о скорби Исиды и о
нисхождении богини Иштар в Преисподнюю. Был ли то странствующий сюжет или
критяне и греки сложили свою версию независимо от Востока - сказать трудно,
но сейчас для нас важно другое. Культ Деметры ознаменовал возвращение к
хтоническим, подземным, божествам, сама природа которых связана с тайнами
плодородия, жизни и смерти.
Почитание Деметры утвердилось не только в Элевсине, но постепенно
распространилось и в других областях Греции. Вплоть до появления
христианства элевсинские ритуалы привлекали очень многих. Поразительно, что
они в каком-то смысле пережили все остальные греческие культы. Даже в XIX в.
крестьяне Элевсина ставили в центре гумна изваяние Деметры, а когда его
увезли в музей, жаловались на ухудшение урожая (5).

x x x

Чем же объяснить столь прочное влияние этой архаической религии? Что
могли греки, нередко иронизировавшие над своими богами, найти в древнем мифе
о Деметре, Аиде и Коре? Ответ на этот вопрос может быть лишь один:
хтонические боги - властители сокровенных глубин земли, где обитают тени
усопших,- связывались с самыми важными сторонами человеческого бытия. Их
религия обещала людям не только земное благополучие, но и вечную жизнь,
бессмертие. Это давало ей огромное преимущество перед гражданским культом
(6).
Обряды, сопровождавшие поклонение Деметре, приобрели характер
таинственных священнодействий, мистерий, подобных тем, какие были известны
еще у древнейших народов. В основе подобных действ лежали пантомимы,
изображавшие мифическую историю богов и героев. Созерцание мистерий, как
полагали, устанавливало магическую связь между людьми и высшими существами.
Благоговение перед тайной, превышающей обыденный разум,- неотъемлемая
черта религии. Чувство встречи со сверхчеловеческим, священным, скрытым от
взоров профана, делало элевсинские мистерии предметом глубокого и искреннего
почитания. Насмешки греков, которые потрясали Олимп, смолкали у порога
Элевсина.
Любой эллин, не запятнанный преступлением,- мужчина, женщина и даже раб
- мог приобщиться к мистериям Деметры (7). Наконец-то перед всеми париями
общества открывался путь к духовным радостям и вечности! Тому, кто проходил
посвящение, было обещано избавление от рокового Аида: Счастливы те из людей
земнородных, кто таинства видел,
Тот же, кто им непричастен, по смерти не будет вовеки
Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном (8). Деметра
владела тем, чего не имели другие боги,- таинственной мощью возрождения
природы и силой бессмертия. Неудивительно поэтому, что к Элевсину
устремилось так много почитателей великой богини. Приютившееся у залива на
фоне гор, среди сосен и кипарисов, святилище было окружено постоянной
заботой афинян. Сюда приходили сотни паломников, чтобы ощутить близость
божественных сил.
Здесь все было овеяно древней тайной: казалось, богиня все еще
скитается где-то среди окрестных рощ. В городке показывали дом, где она
жила; камень, на котором, по преданию, она сидела, оплакивая Кору; место,
где дева была увлечена в Преисподнюю. Сама почва Элевсина представлялась
лишь тонкой преградой, отделяющей обычный мир от загадочной глубины недр.
Праздники Элевсиний начинались обычно в Афинах (9). Иерофант и архонт
возвещали их начало, напоминая о том, что варвары и преступники не должны в
них участвовать. Вслед за тем толпы шли на море омыться в волнах, которым
приписывалась очистительная сила. Оттуда паломники направлялись в
торжественной процессии к священному городу. Они несли изваяния хтонических
богов, пели гимны, совершали жертвоприношения. Двадцать километров,
отделявших Афины от священного города, проходили медленно, одни пешком,
другие верхом, и только к ночи достигали Элевсина.
Жрецы Деметры ревниво охраняли свои тайны. Тот, кто вступал на путь
посвящения, давал страшные клятвы молчания. Горе непосвященному, который
кощунственно проникал на богослужение. Тот из мистов, кто разглашал секреты
Элевсина, считался святотатцем.
Готовящиеся к посвящению носили красные повязки, и, чтобы не дать
проникнуть на праздник чужим, иерофанты имели списки будущих мистов.
По прибытии в Элевсин люди с факелами разбредались по холмам, как бы
принимая участие в поисках Коры, и лишь после этого они проходили искус,
предваряющий мистерии.
Посвящаемый должен был быть чист от крови и чист ритуально; ему
вменялся в обязанности ряд пищевых запретов: воздержание от рыбы, бобов,
яблок.
Перед храмом еще раз приносились жертвы, и наконец ночью в полном
молчании посвящаемые вступали в храм.
Под темными сводами разыгрывалась сакральная драма, люди шли тесными
проходами, слышали завывания и зловещие голоса, видели фигуры чудовищ и
вспышки молний. То был символ мытарств души, проходящей загробное очищение.
Все то, что суждено было испытать человеку в царстве Аида, он переживал во
время священнодействия и через это получал избавление.
Но вот к утру, оставив наконец позади мрачные своды, участники обряда
выходили на залитые солнцем лужайки; звучали песни и восклицания, в пляске
кружились мисты среди убранных цветами статуй богов и богинь. Эта сцена
изображена у Аристофана:

Потом тебя дыханье флейт обвеет,
Увидишь свет прекрасный, как земной.
Там рощи мирт, мужчин и женщин хоры
И радостных рукоплесканий звук (10).

Такова была картина перехода в царство бессмертия: Аид оставался позади
навсегда.
Мистериальная драма должна была глубоко потрясать душу зрителей. В ней
заключалось нечто в высшей степени созвучное греку: образ. Элевсин проложил
особый путь для приобщения к вере. Воздействие оказывалось не на рассудок, а
на все существо человека. Обряды Деметры назывались "теамата" - "зрелище",
ибо то был священный театр, который очищал и возвышал человека, давал ему
сопереживание божественной жизни.
Центральным моментом мистерий, высшей ступенью посвящения было
созерцание символов. О нем мы фактически ничего не знаем, потому что его
тщательнее всего скрывали. Но есть указания, что иерофант - служитель
Деметры - выносил перед посвященными колос. Возможно, то был знак
бессмертной богини и считалось, что человек, чьи духовные очи отверсты,
узрит в колосе токи незримой силы. Дрожащее сияние, окружающее зерно, аура,
которую может видеть лишь мист, есть свидетельство его связи с богиней.

x x x

"Ничто не может сравниться,- писал французский историк Шарль Диль,- с
чувством глубокого благоговения, которое испытывали к Элевсинским мистериям
самые серьезные умы древнего мира, философы, государственные мужи, ораторы,
историки и поэты. Начиная от Пиндара и до Платона, от Исократа и до
Цицерона, все согласно признают, что мистерии глубоко влияли на души людей"
(11).
Некоторые историки считают, что Элевсинский культ был связан с
определенным религиозно-нравственным учением, которое отвечало на запросы
духа лучше, чем религия Олимпа (12). Но даже если и так, остается
несомненным, что в Элевсине явно превалировал обряд, а это всегда таит в
себе опасность для религии. Нравственный и мистический элементы легко
оттесняются на задний план, и форма оказывается самодовлеющей. Уже одно это
препятствовало одухотворению культа Деметры.
Была еще причина, почему греческая религия не нашла в Элевсине высшего
завершения. Мистерии Деметры претендовали на то, чтобы быть вестью о
спасении; но эта весть сводилась лишь к обещанию лучшей участи за гробом. В
земной же жизни человек, даже пройдя через посвящение, был все еще как
стеной отделен от божественного бытия.
Недаром мистерии назывались "зрелищами"; ведь они оставляли своих
адептов, по существу, только зрителями, не давая полностью раскрыться
религиозным переживаниям личности (13). Священная драма, при всей своей
воспитательной силе, не могла заменить непосредственного причастия к
Божественному. А ведь именно к этому стремится человек, ищущий спасения.
Почти одновременно с установлением Элевсиний в Греции заявило о себе
новое религиозное движение, которое, казалось, восполняло изъян, имеющийся в
культе Деметры. Оно не только говорило о будущем, но сулило сразу же,
"теперь и здесь", открыть путь к единению с Высшим.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава третья
МИСТЕРИИ ЭЛЕВСИНА

1. См.: М. Брикнер. Страдающий бог в религиях древнего мира. СПб.,
1908, с. 9 сл.
2. Имя Деметры означает, вероятно, "Мать Зерна" (см.: М. Nilssоп. А
History of Greek Religion, р. 108, 211). Она была одним из вариантов древней
Богини-Матери (см.: Д.Томсон. Доисторический Эгейский мир. М., 1948, с.
128).
3. Гомеровские гимны, V, К Деметре, 38-46.
4. Там же, 352.
5. См.: Дж. Фрэзер. Золотая ветвь, вып. III. М., 1928, с. 112-113.
6. См.: Ю.Кулаковский. Смерть и бессмертие в представлениях древних
греков. Киев, 1899, с. 91 сл.
7. Платон. Федон, 69 с.
8. Гомеровские гимны, 480 сл.
9. Описание мистерий см.: Д. Филий. Елевсин и его таинства. СПб., 1911;
G. Муlonas. Еleusis and the Eleusinian Mysteries. London, 1962.
10. Аристофан. Лягушки, 154.
11. Ш. Диль. По Греции. М., 1913, с. 337.
12. См.: Н. Новосадский. Елевсинские мистерии. СПб., 1887, с. 155.
Другие авторы ставят эту догадку под сомнение, ссылаясь на 5-й фрагмент
Аристотеля. См.: М. Еliadе. Rites and Symbols of Initiation. N.Y., 1965, р.
110.
13. Эту черту мистерий Элевсина отмечает П. Страхов в своем
исследовании "Воскресение" (М., 1916, с. 57), которое посвящено учениям о
бессмертии и воскресении в дохристианском мире.