Александр Мень. История религии. Том 2

Магизм и единобожие
В поисках пути, истины и жизни
Религиозный путь человечества до эпохи великих Учителей

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть IV. НАРОД ЗАВЕТА

Глава двадцать третья
СВЯЩЕННАЯ ИСТОРИЯ
Израильское царство, 950-930 гг.

Я убежден, что, чем больше будут
понимать Библию, тем прекраснее она
будет казаться.
Гете

При Соломоне, который царствовал почти сорок лет (961- 922), в
Палестине наступил наконец долгожданный мир552. Молодой царь не искал новых
завоеваний; он даже утратил кое-что из владений отца. Так, от Израильской
империи отпала арамейская область и часть Эдома. Но это окупалось теми
несомненными благами, которые приносит долгий мир.
С этого времени начинается стремительный взлет культуры Израиля. Народ,
еще совсем недавно перешедший к оседлости, с поразительной быстротой
догоняет своих соседей. Подобные примеры хорошо известны в истории.
Достаточно указать на Киевскую Русь, культурный расцвет которой наступил
вскоре после эпохи полупервобытного и родового общества.
Разумеется, духовный подъем Израиля в правление Соломона вышел не из
пустоты. Как мы знаем, еще из пустыни были принесены семена высоких
религиозных постижений и поэтического творчества. Однако войны и
междоусобицы, нападения кочевников и филистимское иго мало способствовали
культурному развитию в период Судей. Но даже и в это тревожное, суровое
время создаются героические былины и священные гимны, записываются правовые
уставы и нравственные заповеди. Когда же после побед Давида и воцарения
Соломона кончилась многолетняя раздробленность и борьба с врагами,
подавленные войной творческие силы народа как бы вырвались на свободу.
В эти годы у Израиля на всем Востоке не было соперников, и за будущее,
казалось, можно было не опасаться. Царь хотя и не вступал ни разу в войну,
но укреплял фортификации, завел конницу и большой арсенал. Он заключил союз
с Египтом, который скрепил браком с дочерью египетского царя. Фараон
нуждался в этом договоре; утратив власть над Сирией, он не хотел терять
торговых путей, проходивших через владения Соломона. Особенно оживленной
была торговля лошадьми, которые ценились очень высоко. Из Израиля их
вывозили в Дамаск и Хеттское государство.
Южноаравийские царства в это время также расширяли свои торговые связи.
С появлением верблюдов стало возможным перевозить через пустыни большие
грузы. Арабы из царства Савского везли на север дорогие благовония, и их
путь также проходил через Палестину. Царица Савская посетила Соломона,
очевидно, с целью заключить договор о пропуске купеческих караванов.
Финикийские цари продолжали, как и при Давиде, дружескую политику в
отношении Израиля. Хирам Тирский снабжал Соломона материалами для храма и
дворца, присылал искусных мастеров и ремесленников. В обмен он получал из
Израиля пшеницу и оливковое масло.
Торговые связи способствовали общему подъему уровня жизни в городах. В
зажиточных домах появились дорогая мебель, утварь, одежда, привозимые из
Финикии, Вавилона, Египта. Соломон построил корабельные доки в Эдоме; оттуда
его моряки ходили вместе с финикийцами в торговые экспедиции. Они привозили
из земли Офир (вероятно, Пунт - в Восточной Африке) золото, серебро, ценные
породы деревьев.
У залива Элат близ развалин Эцион-Гебера археологи обнаружили огромные
медеплавильные печи, равных которым не было на древнем Востоке. Эти печи
принадлежали Соломону. Как полагают, Израиль был крупнейшим по тем временам
экспортером меди. Если учесть, что медь широко применялась при изготовлении
оружия и утвари, то станет понятным источник богатства Соломона553.
По образцу соседних государств царь Израильский разбил страну на
провинции, не считаясь с делением по коленам. Он, несомненно, стремился этим
преодолеть сепаратизм Севера и Юга, и на некоторое время ему это удалось.
Более тесные контакты между коленами, а также между Израилем и иноземцами
содействовали культурному расцвету. Вавилонская космология и география
получили распространение среди образованных людей Израиля. Из Вавилона же
были заимствованы основы математики, медицины, названия месяцев554.

x x x

Каждая выдающаяся культура начинает свою историю с подражания.
Неудивительно поэтому, что храм Соломона был построен в чужеземном стиле и
что израильское прикладное искусство целиком зависело от египетских и
финикийских образцов. Но и впоследствии искусство и наука в Израиле не пошли
дальше повторения и подражания. Гений народа Ягве заключался в иной сфере и
находил свое воплощение в слове, в поэзии, в книге.
К сожалению, значительная часть древней еврейской литературы не
сохранилась. Мы знаем некоторые из этих исчезнувших книг, и то лишь по
названиям.
Во-первых, здесь следует упомянуть о "Книге войн Ягве", которая
содержала древние песни времен Моисея. Согласно Библии, в нее входила "Песнь
о колодце", приведенная в Пятикнижии555. Другой аналогичный сборник
героической поэзии назывался "Книгой Яшар". Это обычно переводят как "Книга
Доблестных". Однако возможно, что это название означало просто "Книга
песен"556. В нее входила былина о том, как Иошуа защищал Гаваон и остановил
солнце, а также элегия Давида на смерть Саула и Ионафана557. Вероятно, в эти
свитки входили также "Песнь Деворы", "Песнь Моисея", "Благословение Иакова",
элегия Давида на смерть военачальника Абнера, речения Валаама, "Гимны
Ковчега" и другие произведения древнеизраильской поэзии558.
Предание приписывает и самому Соломону участие в литературном движении
эпохи. По свидетельству Библии, Соломон любил записывать изречения житейской
мудрости. Нет серьезных оснований отрицать это предание. Многие цари
древности любили изрекать подобные афоризмы. И хотя библейская Книга Притч
не может быть целиком приписана Соломону, но какая-то часть заключенных в
ней сентенций, вероятно, принадлежит ему559.
Со времен Давида при дворе был летописец. Соломон приказал описать свое
царствование в особой "Книге деяний Соломоновых", которая лишь в отдельных
фрагментах дошла до нашего времени560. Гораздо полнее сохранилась история
Давида, написанная вскоре после его смерти. Ее автор, блестящий рассказчик,
современник событий, вряд ли есть одно лицо с царским летописцем. Он
нисколько не жертвует правдой ради возвеличения Давида, а, как мы уже
видели, изображает его со всеми недостатками, не умалчивая о его пороках и
преступлениях. Такая честность не свойственна придворным историкам.
Вероятно, в это же время появились книги, повествующие о деяниях
героической эпохи: о подвигах Гедеона, Деворы и других судей.
Таким образом, царствование Соломона было временем расцвета литературы.
Этот расцвет был ярким свидетельством новой ступени в умственной и духовной
истории народа. Именно в эти годы и были впервые изложены основы веры народа
Божия, его понимание человека, мира и Бога. "Кредо" Израиля восходило к
Декалогу, Книге Завета и молитве, которая сложилась в первые годы оседлости.
В этой молитве говорилось о том, как народ Ягве был угнетаем египтянами, и о
том, как "мощною рукою" Ягве вывел его оттуда и привел в землю, "текущую
молоком и медом"561.
Характерно, что эта молитва носит исторический характер. С того
времени, когда Бог открылся Израилю в событиях Исхода, странствий и
завоеваний, именно события истории в первую очередь становятся
свидетельством Божественного Промысла. Поэтому и символ веры Израиля
получает форму исторического повествования, сначала устную, а в царствование
Соломона - письменную. Неизвестно, как называлась эта первая Священная
История и кто был ее боговдохновенный автор. В библейской науке его принято
называть Ягвистом, так как он предпочитает употреблять имя Божие - Ягве и
считает, что его знали еще до Моисея562.
Ягвист - основатель библейской философии истории, человек, впервые
обобщивший Моисееву религиозную традицию, мудрец, возвестивший своему народу
Откровение Божие.
В прежние времена автором первой Священной Истории считали самого
Моисея. Но если в узком, прямом смысле это не так, то в плане духовном
Ягвист, несомненно, связан с Моисеем и излагает учение, которое проповедовал
некогда великий пророк. У разных колен священная традиция, идущая от Моисея,
приобрела свой особый облик. Ягвист же сумел слить все линии традиций
воедино, дав народу единый символ веры и изложение его истории563.
Есть все основания утверждать, что писатель опирался и на устные
предания домоисеева времени. Сказания о патриархах, которые сложились в годы
пребывания в Египте, вошли в его книгу лишь в слегка обработанном виде.
Соприкосновение праотцев Израиля с Месопотамией в XIX-XVII веках ощущается и
по сей день в Библии. В истории Творения и Потопа мы не видим ни египетских,
ни ханаанских влияний. Но зато явственно проступают черты вавилонских
сказаний.
Автор первой Священной Истории жил, очевидно, на юге, в Иудее, быть
может, в Иерусалиме. Он уделяет большое внимание южным областям, отводит
особую роль колену Иуды564. Но, тем не менее, он противник всякого
сепаратизма. Он ничего не желает знать о племенных распрях, а проповедует
кровное и религиозное единство всех колен Израиля. В этом отношении он
духовный продолжатель дела Давида. Многие исследователи предполагают, что он
был тесно связан с кругом, из которого вышла "Давидова история", или даже
был ее автором. В самом деле, и ягвистические фрагменты Библии, и эпизоды
жизни Давида имеют много общего в стиле. И тут и там автор выступает как
мастер психологического портрета, его интересуют переживания людей и большие
нравственные проблемы.
Хотя Ягвист основывается на устном сказании, более упрощенном и
архаичном, но он великолепно использует этот древний материал для
воссоздания живых индивидуальных характеров. Таковы Авраам, Иаков, Иосиф,
Агарь, Ревекка, Рахиль и многие другие герои Книги Бытия. Столь же блестящим
даром обладает и биограф Давида. Есть еще одна черта, сближающая двух
библейских писателей. Оба они видят в едином царстве осуществление
обетовании, полученных Авраамом и Моисеем. Ягвист хотя и говорит о временах
отдаленных, но явно осмысливает их в свете пророчества Нафана о доме
Давидовом565.
Появление ягвистической Священной Истории свидетельствует о
существовании в Израиле в ту эпоху духовной элиты, которая была совестью и
разумом народа. История этой элиты начинается, собственно, с Моисея, который
определил ее призвание и характер. Хотя многие этапы ее развития ускользают
от историка, но одна черта отличает ее во все времена. В противоположность
Греции, здесь народная религиозность не могла занять господствующего
положения в духовной жизни. Библейские мудрецы и пророки чаще всего
рассматривали популярные верования как затемнение истинной веры и в целом
противопоставляли свое учение привычным понятиям масс. Тем не менее учители
Израиля не замыкались, как египетские жрецы или индийские брахманы, в
горделивую касту. Они были неустанными проповедниками, миссионерами,
воспитателями народа. Они не признавали нарочитого эзотеризма и чувствовали
свою ответственность за людей перед Богом, пославшим их на служение. Борьба
за души шла столетиями, достигая порой небывалого напряжения и накала, и
именно она привела Израиль к порогу Нового Завета. Если была Дева Мария,
сказавшая: "Се раба Господня", если был Петр, сказавший: "Ты - Мессия", если
были Стефан и Павел, апостолы и мироносицы, мученики и борцы, вышедшие из
лона Ветхозаветной Церкви, то этим мы обязаны духовным вождям Израиля. Это
они вспахали поле, на которое вышел Сеятель сеять.
Ягвистический бытописатель был одним из этих апостолов Ветхого Завета.
Обращаясь к своим современникам, он говорил с ними на языке, понятном самым
широким кругам. Он нес им возвышенную истину, но "словесная плоть" его
повествования была, по выражению известного православного богослова, "только
скромным повторением праотеческих колыбельных сказаний первобытного
человечества"566. Это создает уникальную многоплановость и многогранность
Книги Бытия. Среди страниц, написанных человеческой рукой, едва ли можно
где-нибудь еще встретить такое изумительное сочетание "народной" формы с
глубоким духовным смыслом. Правы поэтому те, кто называет Бытие книгой и для
младенцев, и для мудрецов.
Ягвист пользуется языком народной саги, преломляет древние мифы Шумера
и Вавилона, но всюду проводит свою особую мысль. Он подобен строителям
Соломонова храма, которые, пользуясь иноземными средствами и иноземными
материалами, создали святилище Единому Богу. В сложное переходное время,
когда Израиль вступил в новую эпоху существования, когда пришел для него час
оглянуться назад, осмыслить свое прошлое и свое религиозное призвание,
библейский мудрец воздвигает перед ним как икону свою Историю, где говорит о
Боге и человеке, добре и зле, о вере и измене Богу, о страданиях и спасении.
Эта священная книга Завета и Обетования давала ответы на важнейшие вопросы,
она указывала путь через рассмотрение прошлого. Язык ее был образным, живым,
картины написаны свежими, сочными красками, ее легко мог понять всякий. Она
смогла пережить тридцать веков, и в наши дни мы чувствуем очарование ее
величавых и таинственных страниц, будящих воображение подобно старым
монументальным фрескам.
Многие поколения художников и поэтов вдохновлялись библейской мистерией
и пытались воплотить видения Ягвиста. Первый братоубийца и потоп, башня и
странствования патриархов возникали вновь и вновь в произведениях Рафаэля и
Микеланджело, на стенах древнерусских соборов и на полотнах Рембрандта, в
строках Данте, Байрона, Мильтона.

x x x

Священная История для ягвиста - это драма, разыгрывающаяся между небом
и землей, между Богом и человеком. Истории народа Божия он предпосылает
Пролог, в котором говорит о завязке мировой драмы. В Прологе он не
изображает событий внешнеисторических и поэтому принужден обращаться к языку
мифа. Значит ли это, что он подменил реальность вымыслом? Для того чтобы
ответить на этот вопрос, мы должны рассмотреть само понятие "мифа".
Миф следует отличать от легенды, хотя обычно эти два понятия смешивают.
Легенда есть узорно расшитая оболочка, в которой память народа хранит
воспоминание о действительно бывших событиях. Сказания греков о Троянской
войне и еврейские сказания о патриархах - яркие примеры легенд. Прежде к
легендам относились с излишним скептицизмом. Археология показала, что они
почти всегда содержат историческую основу. Достаточно привести пример
раскопок Трои или Миносского дворца.
Миф - это тот язык, на котором древний человек говорит о самом важном
для себя. Древние евреи не создавали абстрактных схем, они мыслили
картинами, образами, они прибегали к мифотворчеству. Миф - это
"недифференцированное единство религии, поэзии, науки, этики, философии"567.
То, что открывалось внутреннему взору человека, он выражал в пластической
символике мифа. Часто случалось, что исторический факт, став легендой,
превращался в миф. Но тогда он обретал уже новое бытие не просто в качестве
воспоминания о прошлом, а как образ непреходящей истины. Таким мифом стал
Исход из Египта. Историческое событие было для Израиля подлинным
Богоявлением. Поэтому Исход превратился во вневременной символ праздника
Пасхи, в знак непрекращающегося действия Промысла в жизни народа.
"Не человек создает миф, - говорил о. С. Булгаков, - но миф
высказывается через человека"568. Это не парадокс. В мифе, действительно,
усматривается облик подлинного тайноведения. И это относится не только к
вершинам Откровения, но и ко всякому духовному постижению. Полнота
сокровенной реальности не может вместиться в прокрустово ложе сухих
отвлеченностей и интеллектуальных схем. Поэтому, как справедливо утверждает
Н. Бердяев, "язык духовного опыта есть неизбежно символический и
мифологический язык, и в нем всегда говорится о событиях, о встречах, о
судьбе"569. Миф не есть форма только древнего мышления. Он и поныне
присутствует во всякой действенной религии и живой философии. Во всех
философских системах основная, первичная интуиция мыслителя выражена в
своеобразном мифе. Отличие древнего мифа от нового заключается лишь в
материале, из которого он складывается. Если в новый миф входит опыт
современной души, то древний облекается в декоративные формы сказания, столь
близкого и понятного людям тех эпох.
Даже тогда, когда библейский миф говорит о каких-то исторических
событиях, он не есть история в прямом смысле этого слова. Его можно назвать
олицетворенной метаисторией, картиной, выражающей вдохновенное видение
смысла вещей.
Но если миф не есть история, его тем не менее нельзя считать вымыслом.
Те, кто думает так, повторяя вслед за Смердяковым: "Про неправду все
написано", доказывают лишь свою неспособность приподнять пестрый покров
сказания, чтобы увидеть его глубинный смысл. Миф греков о Прометее, индийцев
о Пуруше, персов о борьбе Ормузда и Аримана - это не просто плоды фантазии,
а великие мифы человечества, воплощающие религиозное постижение и мудрость
народов.
В свое время говорили, что Израиль не создал мифов. Для одних это было
свидетельством высоты его религиозного сознания, для других -
доказательством творческой бедности народа. На самом же деле Библия свободна
лишь от вульгарной мифологии, которая есть проекция в сферу мифа
человеческих пороков и страстей; но миф в высоком смысле слова, миф-икона и
миф-символ, составляет самую основу Ветхого Завета. Творение мира, Завет с
Богом, Исход, День Ягве, Царство Мессии - все это боговдохновенные
мифологемы, заключающие в себе истины Откровения.

x x x

Ягвист, как мы говорили, продолжатель дела Моисея. Он проповедует Бога,
Который открылся пророку на Синае и некогда явился Аврааму. Живя в среде
народа, который заимствовал у соседей все: от алфавита до земледелия, он
твердо держится Моисеева наследия - веры в Единого Бога. Это Бог
непостижимый в своем величии и в то же время близкий к человеку. Он знает
все, что совершается в сердцах людей, и постоянно входит в их жизнь, иногда
незримо, а порой и зримо, в виде Малеаха-Вестника (Ангела). Он есть живая
Личность в противоположность Высшему Божеству или Началу внебиблейских
религий.
"Язычники, - говорит Д. Райт, - мыслили творение в терминах борьбы
между различными силами природы и Мировым порядком, как достижение гармонии
среди многообразия. Но что привело природу в порядок и установило гармонию с
божественной волей? Верили, что некий принцип Порядка был установлен в
творении, и ему были подвластны даже боги. Греки называли этот принцип
Мойрой - роком, необходимостью, что вполне соответствовало его характеру.
Египтяне говорили о нем как о Маат - слово, обычно переводимое как Правда и
Истина, - но она же была и космической силой гармонии, порядка, равновесия,
вечно нисходящей в творение... В Месопотамии слова Парсу и Шимту, кажется,
означали процессы одинаковой важности. Парсу - нечто более могущественное,
чем боги, всемирный закон, без которого не было бы богов. Человечество имеет
Шимту или Судьбу - предопределение, данное ему в начале его бытия.
Эта концепция сохранилась через греческую философию в некоторых формах
современного детерминизма, т. е. признания некоторого порядка,
установленного во Вселенной, который делает вещи тем, что они есть. Согласно
современному марксизму, мир рождается в борьбе противоположностей и
конфликтов классового общества: это движение происходит в силу известных
законов, которые движут мир этим путем.
Фактически большинство нехристианских философий верит в некий
рациональный принцип во Вселенной, объясняющий ее порядок и движение. Одной
из причин, почему были так популярны религии мистерий в греко-римскую эпоху,
было то, что они обещали освобождение от всевластия Рока. Христианство тоже
обещало освобождение от греха и сил тьмы. Для библейского учения не
существовало веры в какой-то принцип мирового порядка, как не было в нем и
ничего похожего на вавилонскую Шимту или человеческий детерминизм. Вверение
себя Богу Библия понимает как новое осознание личности, как ее проблему и
утверждение ее значения в этом мире"570.
Бог-Промыслитель, Бог, требующий правды, Бог, верный данному Им
обетованию, - таков Бог Библии, о котором говорит Ягвист. Для этого Бога
человек - возлюбленное дитя.
В мифах Месопотамии человек возникает как нечто второстепенное, как
существо, которое должно "трудиться, богов освободив". Для греков человек
был одним из многих порождений Матери-земли, наряду с богами, титанами,
нимфами, сатирами и животными. Библия же утверждает примат человека в
Творении. Священная История откровенно атропоцентрична. В древней библейской
поэме о Творении человек призван "владычествовать" над природой571. А Ягвист
выражает эту мысль образно-конкретно. Бог сначала творит Человека, а потом
создает для него райский сад и всех животных572.
Это центральное положение человека в мире, по учению Библии, не
проистекало из неведения относительно природы. Хотя авторы ее располагали
только вавилонской наукой, однако они достаточно ясно сознавали величие
Вселенной и ничтожество человека пред природным миром. Библия в своей
антропологии прямо указывает на этот контраст между духовной значительностью
человека и его малым местом в мирозданье. Эта мысль нашла свое высшее
выражение в одном из псалмов той эпохи:

О Ягве, наш Господь!
Как славно имя Твое во всей земле!
Слава Твоя простирается выше небес!..
Смотрю я на небо Твое, на деяние рук Твоих,
На луну и звезды, которые поставил Ты -
Что есть человек - что Ты помнишь его?
И сын человеческий, что Ты печешься о нем?
Ты немногим умалил его перед Богом,
Славою и величием увенчал его,
Поставил его владыкою над творением рук Твоих,
Все положил Ты под ноги его573.

В другом псалме, тоже очень древнем, явственно ощущается влияние
эхнатоновского Гимна Солнцу. Там также дается картина ночной земли и
воспевается ее пробуждение в утренних лучах солнца. Человек в этом псалме
как бы составляет один хор с природой, славословящий Бога574.
Итак, библейский антропоцентризм проистекал не из ложного представления
о мире, а из учения о богоподобии человека. Ягвист не употребляет выражения
"образ и подобие Божие"; его мы находим в Шестодневе. Но он использует свой
обычный прием наглядности для того, чтобы указать на особую близость
человека к Творцу. Бог создал Человека (ха-адам) из "пыли земной" (афар мин
ха-адама), но человек стал самим собой только тогда, когда Творец вдунул в
него "нишмат хайим" - дыхание жизни. Таким образом, человек оказывается, с
одной стороны, частью земли, а с другой - особым духовным творением Божиим.
Это двуединство человека Бытописатель подчеркивает не раз.
В Шестодневе человек прямо призван "владычествовать" над миром. Ягвист
в своем Прологе тоже по-своему изображает человека как второго творца после
Бога. Ягве создает землю голой и пустынной. Это равнина, лишенная
растительности, почва которой ждет руки работника. Только сад Эдем (Ган
Эден) был насажден в восточной стране, тенистый приют первого человека. И не
как раб, и не для праздности поселяется Человек в Эдеме, а для того, чтобы
"леовада в-лешамра" - возделывать и хранить его575. Человек, следовательно,
оказывается призванным к творческому и бережному отношению к природе,
которая ему подвластна.
Эдем, согласно Библии, находится где-то в Месопотамии. Еще шумеры
упоминали о местности Гу-Эдин. А в аккадских текстах встречается слово
"эдину", которое, очевидно, означает равнину. Но, с другой стороны, ясно,
что перед нами не Вавилония, которую евреи уже хорошо знали, а скорее сцена
для мистерии, разукрашенная вавилонским орнаментом. Нигде не сказано, что
после изгнания Человека Эдем был взят с земли. Быть может, с самого начала
он предполагался существующим в особой плоскости бытия, которую можно было
бы назвать еще и "метаисторической Месопотамией". Это подтверждается еще и
тем, что посредине Эдема возвышается Древо Жизни и загадочное Древо Познания
добра и зла.
Священное Древо было распространенным на Востоке символом. На
ассирийских рельефах встречается изображение небесного Древа, охраняемого
ангелами. Оно означало сокровенную мощь и тайну бытия, которой владеет
только Божество576.
Для Ягвиста Древо Жизни прежде всего источник бессмертия. Бог не
закрывает Человеку путь к нему и тем самым продолжает свое особое
попечительство о Человеке. Он запрещает ему лишь вкушать плоды Древа
Познания, предупреждая, что это грозит Человеку гибелью.
В Шестодневе и в вавилонской "Энума элиш" человек появляется последним
в чреде всех живых существ. Ягвист отодвигает сотворение животных назад. Бог
создает животных для того, чтобы они были помощниками Человека, ибо ему
"нехорошо быть одному". Эти последние слова лаконично выражают мысль о
социальной, общественной природе человека.
Создав животных "из земли", т. е. из того же вещества, что и Человека,
Ягве приводит их к нему, чтобы "видеть, как он назовет их". Наречение имени
в лексиконе древнего Востока означало проявление власти. Цари-победители
обычно давали покоренным царям новые имена. Таким образом, здесь ясно
утверждается царственная власть человека над миром. И не только власть.
Осмотрев всех животных, Человек не нашел себе помощника, "подобного ему".
Проще невозможно было выразить уникальность человека в природе. Для нас эта
истина кажется бесспорной. Но в прошлом, когда животные казались
сверхъестественными существами, когда процветал культ быков, ибисов,
обезьян, крокодилов, бесспорное отделение человека от мира живых существ
было новым учением. Впрочем, и в новое время, поспешно используя выводы
науки, люди готовы были приравнять себя к миру бессловесных, полагая, что
между человеческим разумом и разумом животного лишь "количественная
разница". В противовес всем этим древним и новым верованиям Бытописатель
утверждает исключительность Человека в природе.
Человеку может быть равен только человек. И поэтому Ягве создает ему
"помощника" из него самого. Бытописатель использует мотивы какого-то старого
шумерского предания для того, чтобы показать единокровность и единосущность
Мужчины и Женщины. "Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей", -
говорит Человек, когда видит жену. Рассказ завершают слова Ягвиста, которыми
освящаются любовь и брак: "Оставит человек отца своего и мать свою и
прилепится к жене своей и станут двое - одна плоть". За пятьсот лет до
Платона библейский мудрец рассматривает тайну пола не только в плане
продолжения рода, но и в плане восстановления некой полноты цельного
человека577.
Первая Женщина, по выражению Ягвиста, "мать всех живущих". Этой краткой
формулой отвергаются все сомнения относительно единства человеческого рода.
Здесь нет, как в индийском мифе о Пуруше, людей "второго сорта", а
недвусмысленно утверждается общий корень и кровное родство всех людей. Это
утверждение будет не раз повторяться Ягвистом в рассказе о потопе и о
происхождении племен.
Ягвист не проповедует иллюзий. Он слишком глубоко проник в человеческую
природу, чтобы не видеть ее пороков и слабостей. Его метаисторический Пролог
к истории народа Божия - это печальная повесть о безумии человека, о его
противлении Богу и повторяющихся актах возмездия. "Велико развращение
человеков на земле, и все мысли и помышления сердца их злы во всякое
время"578. Это умение прямо смотреть в глаза действительности сближает
Бытописателя с вавилонскими мудрецами, с авторами поэм об Этане и Адапе, о
господине и рабе и Гильгамеше. Тем не менее их безысходный пессимизм чужд
Библии.
Ягвист строит свое повествование как теодицею, "богооправдание". Он
решительно не принимает мысль о том, что зло создано Богом. Напротив, в
творении все прекрасно и гармонично, хотя и не окончено. Земля обнажена и
пустынна, но она ждет человека-творца, и на ней появляется Эдем как начало
мирового цветения. Человек не только господин природы, окружающей его, но и
господин над своей собственной природой. Его плотская, стихийно-чувственная
жизнь протекает естественно и гармонично. Об этом свидетельствует нагота
первых людей, которым нечего было стыдиться. Древо Жизни, от которого
Человек еще не вкусил, ожидало его. И если вспомнить о многогранном значении
этого символа, то можно думать, что не только вечную жизнь обещало оно, но и
приобщение к высшей мудрости. У шумеров есть указание на Древо Истины, а в
Притчах Соломоновых Премудрость прямо названа "древом жизни"579.
Итак, бедственность человеческого бытия проистекает не от Божества, как
в шумерском мифе, а от самого человека. Это он восстает против Творца,
пытаясь утвердить свою волю вопреки Тому, Кто его создал. Пролог Священной
Истории - это цепь грехопадений и преступлений человечества.
Ягвист еще не знает учения о Первородном грехе в той форме, в какой оно
раскрылось в позднем иудействе и в Новом Завете580.
В Прологе он рассматривает лишь главные аспекты богопротивления,
зарождающегося в человеке; это отвержение Воли Божией, братоубийство,
извращенность и гордыня богоборческой цивилизации. Библейский автор
использует для их описания старинные легенды и строит Пролог из сказаний о
Змее, Каине, Потопе и Башне. Он располагает эти эпизоды в хронологическом
порядке. Многие богословы считают, что это лишь символический язык иконы,
говорящий о вневременном. Так, Бердяев видит в Грехопадении нечто
совершившееся за пределами этого бытия, а один из выдающихся новых
библеистов Клаус Вестерман полагает, что вкушение от Древа Познания,
братоубийство Каина, развращение перед Потопом и построение Башни - все это
лишь различные способы описания одного и того же метафизического события или
факта: восстания Человека против Создателя581.
Обратимся теперь к самому Прологу.

x x x

Осененный божественным благословением, призванный быть владыкой мира.
Человек, согласно Библии, получает предостережение от Ягве. Ему угрожает
гибель, если он вкусит от Древа Познания добра и зла. Эта заповедь есть как
бы пробный камень для испытания преданности Человека воле Творца.
Что же означает это Древо - "Эц хадаат тов вэ-ра"? Если рассматривать
этот символ в аспекте нравственном, то может на первых порах создаться
впечатление, что Древо Познания означает различение моральных категорий,
неведомое природному миру. Но из библейского текста явствует, что Человек
сотворен разумным существом и предполагать в нем неведение добра и зла,
свойственное животным, нет ни малейших оснований. Есть и другой аспект
нравственной интерпретации символа. Согласно Вл. Соловьеву, "сущность
грехопадения состоит в том, что человек решился испытать зло на деле"582. А
католический богослов Роланд де Во рассматривает познание добра и зла "как
способность лично решать, что является добром и злом, и действовать в
соответствии с этим решением"583.
Это последнее понимание очень удачно вскрывает основной мотив
непослушания человека, стремление к автономии, к независимости от Бога584.
Но прямой смысл ягвистического сказания, хотя и подтверждает эту мысль о
стремлении человека к автономии, имеет несколько иной оттенок.
Прежде всего характерное ветхозаветное словосочетание "добро и зло"
("тов вэ-ра") не имело прямого нравственного смысла. Буквально "тов"
означает не абстрактное "добро", а "полезное", "доброе",
"доброкачественное", и, соответственно, слово "ра" означает "худое",
"вредное", "опасное". А вместе они представляли собой идиоматическое
выражение, означавшее "все на свете", "все важное для человека", "все
стороны жизни". Эта идиома свойственна как ягвисту, так и автору "Истории
Давида"585. Таким образом, библейское Древо можно назвать просто Древом
Познания.
Но если это так, то легко может возникнуть мысль, что Бог считает
необходимым для человека пребывать в темноте и невежестве, мысль, которая
находится в вопиющем противоречии с царственностью человека и "наречением
имен" животным.
Здесь следует обратить внимание на то, что библейское слово "даат"
("познание") коренным образом отличается от соответствующего греческого
слова "гнозис". "Даат" означает не теоретическое знание, а овладение,
обладание, умение. Оно употребляется для обозначения супружеских отношений и
владения мастерством586.
Таким образом, перед нами попытка человека "стать как Элогим",
присвоить себе высшую власть над миром и его тайнами и сделать это
независимо от Бога587.
Религиозная история является замечательной иллюстрацией к этой жажде
быть самодовлеющим властелином над миром. Она составляет самую сущность
Магизма, который можно определить словами Тареева как "религиозную вражду",
как желание овладеть ключами могущества независимо от Бога. В этом смысл
посягательства на Древо Познания. "Греховным, - говорит Тареев, - в
пожелании первых людей было не само по себе стремление к божественному
совершенству, к божественному содержанию своей жизни, а стремление к
внешнему абсолютному совершенству"588. Бог - предмет зависти, Бог-соперник,
Бог как нечто чуждое - вот что рождается в помраченном грехом сознании
человека и толкает его на преступление заповеди. То, что этот надлом в
отношении человека к Богу произошел в самом начале существования человека,
подтверждает Магизм, паразитирующий на религии уже в самые ранние эпохи
предыстории.

x x x

Ягвист знает, что человек пошел на преступление под воздействием
враждебных сил. Но кто они, эти силы? Богословского учения о Духе Зла в ту
эпоху Израиль еще не знал. Ему были известны демоны других народов, но они
были составной частью пантеона, злыми богами, населявшими небо и землю,
отравлявшими жизнь человека589. Признать их бытие означало для еврейского
мудреца сделать огромную уступку язычеству. Только после окончательного
утверждения единобожия израильские богословы впервые начинают говорить о
Сатане590.
Итак, Бытописатель должен был найти соответствующее обличье для
враждебного начала, действие которого он ощущал в Эдемской трагедии. В
древней Месопотамии существовали мифы о драконах - противниках богов, эпос о
Гильгамеше говорил о змее, похитившей у богатыря траву вечной юности. Но
решающим для Бытописателя могло явиться то обстоятельство, что Змей выступал
обычно как атрибут ненавистного культа плодородия. Змей был фаллическим
символом и изображался на многих языческих рельефах и фетишах. Мы видим его
в руках чувственных богинь Сирии, Финикии, Крита. В Палестине были найдены
змеевидные талисманы и модели храмов со змеями591. В Египте Змей тоже играл
роль хтонического божества. Змеиный облик имела богиня жатвы Рененут и сам
бог земли Геб. Кобры были также символом магической власти и поэтому
изображались на тронах и коронах царей592. Культ змеи просуществовал до
поздних эллинистических времен. В святилищах Змея часто содержали живых
рептилий как воплощение божества593.
Таким образом, если с одной стороны змея была эмблемой языческого
культа, а с другой - внушала невольный страх и отвращение, то следует
признать, что Ягвист не мог найти для враждебных сил более подходящей маски,
чем маска Змея.
Змей (Нахаш) Ягвиста - это разумное, но коварное существо. Очевидно, он
ходил на четырех ногах, т. к. ползанье стало его уделом лишь впоследствии.
Изображения таких четвероногих змеев можно видеть на египетских и шумерских
рельефах594. Но во всяком случае Бытописатель ясно говорит о том, что Нахаш
принадлежал к животному миру. Это может вызвать недоумение, т. к.
большинство читателей Библии привыкло видеть в нем просто дьявола. Ягвист же
говорит о Нахаше как о наиболее "мудром" или "хитром" (арум) существе среди
"зверей полевых, которых создал Ягве" (ми кол хайат хасаде, ашер аса Ягве).
И тем не менее принадлежность к животному миру не снимает с Нахаша ореола
таинственности. Дело в том, что, хотя ягвист и утверждает уникальность
человека среди прочих существ, он мог в какой-то степени разделять взгляд
своих современников на животных. В ту эпоху животных не рассматривали просто
как низшие существа. Они казались обладателями неких тайн, граничащих с
миром потусторонним.
На всех алтарях древнего мира мы видим изображения зверей, птиц, рыб,
пресмыкающихся. Даже в храме Иерусалимском были помещены изваяния быков.
Следовательно, то, что некий древний четвероногий Змей заговорил с Женщиной,
могло представляться для того времени вполне естественным. Ибо сам Змей
казался сверхъестественным.
Итак, Нахаш соблазняет Еву, нарушив запрет. Их беседа передана с такой
неподражаемой живостью, с таким тонким знанием человеческой психологии, что
остается на века типичным образом соблазна и падения. Змей заставляет
Женщину усомниться в истинности того, что сказал Творец. И она делает выбор,
доверяя больше Змею, чем Богу.
То, что люди, согрешив, познали стыд, свидетельствует о какой-то связи
между падением и чувственностью. Это опять приводит нас к Змею как символу
магического, сексуального культа. То, что проводником искушения стала
Женщина, тоже может рассматриваться как намек на этот культ. Магические
обряды Сирии были тесно связаны с поклонением богине, которая была
воплощением Вожделения, Размножения и Материнства. Таким образом, если мы
сопоставим эти звенья: запретный плод. Змей, женщина и стыд, то принуждены
будем согласиться с богословом, утверждающим, что "Ягвист описал падение
человека в терминах своего времени и своей цивилизации, как нечто идентичное
культу плодородия"595. Это становится еще очевиднее, если мы обращаемся к
первобытным религиям и религиозной истории самого Израиля. Подобно тому, как
в доисторическом мире начало язычеству положил культ Богини-Матери, так и в
Израиле главным религиозным соблазном были сирийские верования, связанные с
женщиной, змеем и изменой своему Богу.

x x x

Отныне Эдемский сад закрыт для людей. Херувим и огненный меч охраняют
доступ к Древу Жизни. Мы уже знаем, что херувимы были олицетворением бури и
статуи их ставились как стражи дворцов и святилищ. Точно так же и "огненный
меч" обозначает атмосферный огонь, охраняющий запретные сферы596. Эти
древневосточные образы должны означать лишь то, что человек был лишен
богообщения и вечной жизни.
Нередко представляют дело так, будто грех обрек Человека на труд. На
самом деле, как мы видели. Человек еще в Эдеме вел активную созидательную
жизнь. Но отпадение от Бога наложило проклятие на землю, и труд из
радостного превратился в мучительный и тягостный. Природа вооружается против
Человека, и он принужден добывать себе пропитание "в поте лица" до тех пор,
пока не "возвратится в землю, из которой был взят".
Некоторые историки любят сравнивать повествование Ягвиста с поэмой об
Адапе. Однако между ними почти нет сходства. Полубог Адапа теряет бессмертие
в результате путаницы и недоразумения. В поэме нет никакого нравственного
смысла. Напротив, библейское сказание утверждает вину и ответственность
человека за катастрофу, лишившую его Древа Жизни597.
Здесь мы оказываемся перед лицом еще одной загадки Ветхого Завета. Не
только Ягвист, но и последующие библейские мудрецы и пророки ничего не
говорят о посмертном воздаянии. Они как будто не знают о нем. Утратив вечную
Жизнь, даруемую райским древом, человек живет долго, многие столетия, но в
конце концов он навсегда уходит во тьму могилы. Правда, личность умершего не
исчезает совсем. Она ведет одинокую жизнь в подземной области Шеоле, который
аналогичен шумерскому Куру, вавилонской Преисподней и греческому Аиду. Там
человек отлучен не только от близких, но и от Бога, он погружен в
непроглядный мрак и ведет полусонное существование. Он не мечется, как тени
в Аиде, но объят мертвенным покоем598.
Вообще Библия настолько мало и глухо говорит о посмертии, что почти
невозможно составить ясное представление о нем по книгам Ветхого Завета.
Только в последние столетия перед Рождеством Христовым мы видим появление
среди иудеев веры в посмертное воздаяние и грядущее воскресение мертвых599.
Объяснять этот странный факт влиянием Вавилона возможно, но такого
объяснения мало. Тем более что именно после вавилонского плена у евреев
впервые появляется учение о бессмертии. Мы видели, каким холодом пессимизма
веет от поэзии Двуречья именно в связи с отсутствием веры в бессмертие. С
другой стороны, египтяне - соседи Израиля - могли дать учение более
утешительное. И, тем не менее, допленная религия Ветхого Завета не знает
бессмертия. Это можно объяснить лишь одним: евреи не пережили этого учения в
своем религиозном опыте, истина бессмертия не была им открыта в течение
долгого времени.
Это явилось величайшим религиозным испытанием, исторгшим из народной
души вопль Иова. Но в то же время оно предохранило Израиль от соблазна
"потусторонности". То, что посмертие оставалось тайной, не позволяло
пророкам злоупотреблять загробным миром, как то случилось с Платоном или
Пифагором. Их страстное требование справедливости было укреплено этим
неведением в отношении загробного мира. И лишь тогда, когда основные идеи
истинной ветхозаветной религии прочно вошли в сознание народа, явилось
откровение о вечности. Книга Даниила, Книга Маккавеев, апокалиптические
писания, Книга Премудрости возвестили грядущее Воскресение из мертвых и
радость праведных в лоне Отца.
В эпоху же появления первой Св. Истории даже духовные вожди народа не
видели горизонтов посмертия.

x x x

Вслед за первой трагедией Священная История говорит о второй: о
братоубийстве. Если первый бунт был направлен прямо против Бога, то теперь
человек идет против человека.
Но и в этом преступлении обнаруживается искажение религиозного
сознания. Когда Каин и Авель приносили жертвы, то Ягве благосклонно принял
дар Авеля, а Каиново приношение отверг. "И было досадно Каину весьма, и
поникло лицо его". (Причина предпочтения Авеля не указана, но она,
несомненно, существовала в утерянной части рассказа.) Охваченный злобой Каин
решился убить брата, который якобы похитил у него благословение. Ведь их
было только двое жертвоприносителей, и со смертью Авеля Каин мог
рассчитывать на особое внимание со стороны Бога. Само же убийство он
надеялся скрыть от Ягве. Таким образом, Каинов грех коренился в наивном
убеждении, что небесные дары можно получить путем насилия и обмана. Это
убеждение, столь характерное для Магизма, Ягвист разрушает тем, что
показывает Всеведение Бога, который проникает в глубины человеческого сердца
и видит истинные мотивы поступков. Ягве еще до братоубийства предупреждает
Каина, что "грех лежит у входа" и надо "властвовать" над ним. Поэтому в
отношении к Богу человек должен руководствоваться только искренностью и
чистосердечием.
В сказании о Каине и Авеле есть еще один существенный мотив.
Противопоставлением Каина и Авеля Бытописатель хочет показать, что высота
цивилизации не есть обязательно доказательство нравственной высоты. Каин -
земледелец, он обрабатывает землю, но Ягве предпочитает ему простого пастуха
Авеля.
Само имя Каин - не вымышленное. Так именовался предок-эпоним племени
кенитов, или каинитов, входивших в израильскую федерацию племен. Так как
слово "Каин" означает "кузнец", можно предполагать, что в древности кениты
были более цивилизованны, чем их собратья израильтяне. Это подтверждается
тем, что Ягвист называет первыми цивилизаторами потомков Каина600.
Но если символика имени Каин имеет, таким образом, ясную генеалогию, то
происхождение имени Авель менее понятно. Скорее всего, оно происходит от
аккадского слова "аплу", что значит "сын", и Авель является собирательным
образом свободных пастушеских народов. Более примитивные в своем быте и
более слабые, они, тем не менее, угодны Богу своим благочестием.
Кровь, которую пролил Каин, вопиет к небу. Убийца изгнан в пустыню, где
он обречен скитаться вдали от людей. Там он и его дети основывают первый
город, впервые осваивают металлы и изобретают музыкальные инструменты.
В языческих мифах людей обучают цивилизации боги. В библейском сказании
культура - область чисто человеческого творчества. Однако Ягвист знает, что
цивилизация несет с собой много опасностей, и относится к ней с большой
осторожностью. Это так понятно, если вспомнить, что Св. История писалась в
те годы, когда цивилизация в Израиле была в основном иноземного, языческого
происхождения. Но помимо этого осторожность и даже некоторый скептицизм
мудреца имеют значение общечеловеческое. Как свобода может привести людей к
безумству богопротивления, так и цивилизация может стать орудием греха. Нам
ли в XX в. ставить под сомнение эту истину?..
Что касается восьми поколений от Адама до Ноя, то здесь Ягвист,
несомненно, использовал древнее шумерское сказание о восьми царях, которые
правили один за другим перед Потопом. Это литературное заимствование не
имеет никакого отношения к смыслу повествования в целом601.
С Потопом связан рассказ Ягвиста о третьем аспекте или этапе
богопротивления.

x x x

Мы уже говорили о том, какую роль играли маги и заклинатели в
утверждении абсолютной власти над племенами. По всему Востоку и Западу
ходили сказания и легенды об этих полубожественных существах, которые иной
раз прямо отождествлялись с богами. Одни из них считались мифическими
основателями династий, другие - зачинателями искусств и ремесел. По
распространенному убеждению, они владели секретами природы, и им были
подвластны духи стихий602.
Бытописатель использовал эти легенды для того, чтобы нарисовать картину
нового посягательства человека на божественную власть.
"Исполины, - говорит он, - были на земле во дни те, особенно после
того, как стали входить сыны богов (бене-ха-элогим) к дочерям человеческим и
те стали рожать для них. Они были богатырями, которые издревле люди
прославленные (буквально "анешей хашем" - люди с именем, именитые). И увидел
Ягве, что велико зло человека на земле и все мысли его сердца только зло во
все дни"603.
Кто были эти "сыны богов"? Прежние толкователи видели в них потомков
благочестивого племени, которое развратилось, вступив в брак с "дочерьми
человеческими", т. е. женщинами Каинова рода604. Но такое толкование в
высшей степени сомнительно. Библия под "сынами богов" или "сынами Божиими"
подразумевает духовные существа605. То, что в результате брачного союза
"детей богов" и женщин рождаются Исполины, лишний раз указывает на то, что
священный автор имеет в виду существа сверхъестественные.
Связь любви и семьи, брачный союз в Библии нередко выступает как символ
союза религиозного, религиозной верности. Пророки описывают ветхозаветную
религию в терминах брачного союза Ягве и Израиля, Бога и Его общины. Этот
мотив Св. Писания находит свое отражение у апостола Павла, когда он говорит
о Христе и Церкви.
Брачная символика употреблялась и в языческих религиях. Богини нередко
являлись как бы супругами царей. Языческие властители обычно вели свою
родословную от богов, и многие из них титуловались "сынами богов".
В свете этого раскрывается и смысл библейского иероглифа. Ветхий Завет
нигде не упоминает прямо о возникновении язычества. Но зато здесь, в гл. 6
Бытия, Ягвист говорит о брачном союзе людей со сверхчеловеческими
существами. Образ оккультного разврата, незаконного, помимо Бога
происходящего, смешения - есть образ демонолатрии и магического политеизма.
Вспомним о титанах-богоборцах, о Гильгамеше, который бросал вызов небесам, о
властителях-магах древности, и станет вполне вероятным, что история
Исполинов - это картина извращения религиозного сознания, богоборческая
цивилизация, построенная на языческой основе.
Магический политеизм не есть просто ошибка или иллюзия. Он есть
подпадание человека под власть демонических сил, "брак" с темными
оккультными стихиями и измена Богу истинному.
Замечательной чертой сказания является то, что в нем люди действуют уже
совершенно независимо от Бога. Если еще Каин лицом к лицу говорит с Ягве, то
"сыны богов", женщины и их потомки Исполины действуют уже вполне автономно,
так, будто бы Бога не существует. Растление захватывает человеческий род, и
зло торжествует...
Однако Бытописатель в своем Прологе показывает, что в мире царит закон
воздаяния. За преступлением следует наказание: Адам лишается Древа Жизни,
Каин изгоняется в бесплодную пустыню; Исполины и весь развращенный род
человеческий также не могут избежать возмездия. Для того чтобы изобразить
это Ягвист вновь прибегает к вавилонским сказаниям и повествует о Потопе,
истребившем грешное племя.
Когда речь шла о Творении, Адаме и Каине - мы знали лишь фрагменты
литературных прообразов Библии. Что касается Потопа, то тут Книга Бытия
перекликается с многочисленными сказаниями древнего мира606.
Многие ученые в настоящее время полагают, что в местах обитания
древнейшего человечества за несколько тысяч лет до н. э. грандиозная
катастрофа. Общность многих мифов в какой-то степени свидетельствует о
реальности этого события. Существует мнение, что потоп был вызван включением
луны в земную орбиту; ссылаются на сохраненное Платоном предание об огромном
атлантическом острове, который "в один день и одну бедственную ночь"
погрузился в океан. Много споров вызывает сходство культуры древней Мексики
и Центральной Америки и с культурами Египта и Вавилона. Вопрос этот остается
открытым и поныне607.
Для нас важна не сама катастрофа, а ее описание в Библии. Несомненно,
что образцом для сказания Ягвиста послужила шумеро-вавилонская легенда.
Шумерский вариант ее сохранился в отрывках. Он говорит о семидневном
наводнении, которое по воле богов уничтожило людей. Только царь Зиусудра,
предупрежденный тайно богом Энки, построил корабль и спасся от гибели608.
Вавилонский вариант сохранился полностью. Он вошел в поэму о
Гильгамеше. Здесь все происходит как и в шумерском мифе. По воле богов на
землю обрушивается страшная буря. Поэма дает незабываемую картину
катаклизма:

Едва занялось сияние утра,
С основанья небес встала черная туча.
Адду гремит в ее середине,
Шуллат и Ханиш идут перед нею,
Идут гонцы горой и равниной...
Подняли факелы Аннуннаки,
Чтоб их сияньем зажечь всю землю.
Из-за Адду цепенеет небо,
Вся земля раскололась, как чаша.
Первый день бушует южный ветер,
Быстро налетел, затопляя горы,
Словно войною людей настигая.
Не видит один другого,
С небес не видать людей.
Боги потопа устрашились,
Поднялись, удалились на небо Ану,
Прижались, как псы, растянулись снаружи.
Иштар кричит, как в муках родов,
Госпожа богов, чей -прекрасен голос...
Боги смирились, пребывают в плаче,
Теснятся друг к другу, пересохли их губы609.

Единственным спасшимся человеком был царь Утнапишти. Бог Эа
(семитический двойник Энки) предупредил его и научил построить большой
ковчег. На этом ковчеге он носился по волнам во время бедствия и своими
глазами видел, как "весь род людской превратился в глину". Потоп
свирепствовал семь дней, а на седьмой день воды утихли, и ковчег прибило к
горе Ницир. Утнапишти выпустил голубя, но тот вернулся; вернулась и
ласточка. Когда же полетел ворон, он не вернулся, а стал клевать трупы.
Утнапишти принес жертву богам, которые "как мухи" собрались вокруг алтаря.
Они были очень рады, что потоп не лишил их последнего жертвоприносителя. В
конце концов, Утнапишти и его жену провозглашают богами.
В 1929 г. археолог Л. Вулли, производя раскопки в районе Ура
Халдейского, обнаружил следы "такого наводнения, которого Месопотамия не
знала за всю свою многовековую историю". Слой наносов покрывал пласт
культуры, существовавшей примерно 6000 лет тому назад. "Если максимальная
толщина слоя доходит до трех с половиной метров, вода должна была
подниматься, по крайней мере, метров на семь с половиной"610. Таким образом,
шумеро-вавилонский миф основывался на легенде в сущности достоверной.
Ягвист почти дословно заимствовал многие детали Вавилонского сказанья,
однако придал ему совершенно иной смысл. Мы не видим в Библии ни духов,
несущих молнии, ни причитающих богов, которые в ужасе от бедствия, ими
самими вызванного. Библейский автор говорит о катастрофе, допущенной Небом
за человеческие преступления. Ной и его семья спасаются не благодаря прихоти
или конкуренции богов. Он избран как единственный праведник среди
развратившегося людского рода.
Был ли потоп всемирным? Те, кто ищет в Библии фактов геологических,
будут разочарованы. Поэтическая оболочка сказания заслоняет внешние детали и
факты. К тому же понятие "мир" было для древних весьма ограниченным, оно не
шло дальше Средиземного моря и Двуречья. При этом надо отметить, что Библия
часто употребляет слово "земля" и даже "вся земля" для обозначения только
лишь одной локальной местности611. Геология не знает глобального потопа, но
вполне возможно, что бедствию подверглись наиболее древние очаги
цивилизации.
Потомки Ноя в библейском повествовании стали родоначальниками трех
основных языково-племенных групп древности: семитов, яфетидов и хамитов.
Этими племенами для автора Книги Бытия ограничивалось человечество612. По
поводу этого указания на братство народов Б. Тураев писал: "Библия сохранила
единственный в своем роде памятник, доказывающий, что еврейский народ
опередил, может быть, своих более культурных соседей, не только созрев до
сознания единства человечества, но и до его классификации"613. И пусть
научная сторона этой этнической классификации порой и кажется наивной, но
непреходящими остаются слова Ягвиста: "От них населилась вся земля"; это
означает, что люди, разные по крови и языку, в сущности, представляют собой
единую семью.
Сказание о сынах Ноя завершается последним актом богоборческой драмы:
сооружением Башни. Начало текста, очевидно, урезано, так как неизвестно, о
каких людях идет речь. Можно полагать, что это были все потомки Ноя,
представлявшие собой людей "одного языка и одного наречия". Но так как перед
этим уже шла речь о первых государствах Востока, то, вероятнее всего,
библейский автор имел в виду семитическое племя.
Итак, эти люди, составляющие "один народ и один язык", укрепляются в
"земле Сеннаар", в Месопотамии. Там они строят город и Башню "высотою до
небес". Делается это для прославления своего имени и главным образом "для
того, чтобы не рассеяться по лицу земли"614. Но этот замысел был неугоден
Ягве. Он смешал языки строителей и рассеял их по лицу земли.
В заключение автор указывает на название этого города: Вавилон - и
добавляет, что так он был назван от слова "балал" - смешение615.
На первый взгляд замысел строителей башни не кажется заслуживающим
упрека. Они хотели жить вместе, боялись рассеяться и вот поставили себе как
бы ориентир в гладкой равнине. Образ Башни был, несомненно, навеян
зиккуратами Месопотамии. Но они не были указателями, а посвящались богам.
Эта языческая их сторона могла быть причиной гнева Божия, но на нее в Библии
нет ни малейшего намека. К этому нужно добавить, что, вероятно, именно в
виде ступенчатого сооружения представляли себе и древние евреи лестницу,
ведущую в небо616.
Итак, ключ к расшифровке сказания нужно искать не в самой Башне и не в
городе, а в чем-то ином. И тут на помощь приходят древние клинописные
тексты. Оказывается, в надписях воинственных царей Месопотамии нередко
встречается выражение "сделать людьми одного языка". Так, Тиглатпаласар I
(ок. 1000 г. до н. э.), говоря о своих победах и наложении дани, заключает
манифест словами: "Я сделал их людьми одного языка". Саргон II (ок. 715 г.
до н. э.) требовал от жителей своей столицы, чтобы они "говорили на одном
языке". Эту терминологию использовали и Саргон Аккадский, и последний
великий царь Ассирии Ассурбанипал617.
Эти надписи бросают неожиданный свет на библейскую Башню. Она
оказывается недвусмысленным символом империй, подчинявших себе людей путем
насилия. Сплочению человечества в Боге и через Бога строители "Вавилона"
противопоставляют единение внешнее, на чисто человеческой основе, и для
этого воздвигают свою исполинскую Башню. От Саргона, вавилонян, фараонов и
ассирийцев, от персов, македонцев и римлян вплоть до нашего столетия высятся
на дороге истории обломки этих недостроенных имперских башен...
Уже не первобытный человек, а питомец цивилизации ищет автономии и идет
по пути самообоготворения. Но сущность трагедии остается все той же, что и в
Эдеме. Башня-империя есть символ попытки "устроиться без Бога на земле".
Вновь и вновь хлопочут строители, вновь и вновь озабочены решением задачи
"устроения" общества ("чтобы нам не рассеяться по лицу земли"), но вновь и
вновь сходит Господь "посмотреть на город и Башню", и неизменно плоды
демонической гордыни рушатся, как сделанные из песка...

x x x

Библейский Пролог есть повесть о богопротивлении человека, рисующая
мрачную картину мирового Грехопадения. Но не следует забывать, что это
только Пролог. Если бы все ограничивалось им, то мы имели бы право назвать
Ягвиста проповедником пессимистической философии, подобно поэтам
Месопотамии. Но именно тогда, когда завершается рассказ о Башне,
Бытописатель впервые говорит о возможности спасения человечества. Пробил
час. Среди падших и противящихся Богу людей появляются такие, которые с
полным доверием следуют за его призывом. Так вступают в мир первые
избранники, "люди Ягве", Народ Божий, в котором "благословятся все племена и
народы земли".

x x x

"Весь Ветхий Завет есть не что иное, как история войны Бога за
утверждение лика Своего в душе человека. Явить лик Божий миру и был призван
Израиль"618. Начало его - в вере и послушании Авраама, с которым Ягве
заключает союз, или Завет.
Самое замечательное в Св. Истории это то, что Бог не открывает Аврааму
своих конечных замыслов. Он не говорит, для чего патриарх должен выйти из
дома отца своего, для какой цели ему обещано владение Ханаанской землей. И
тем не менее Авраам безоговорочно подчиняется. В противоположность Адаму,
Каину, Исполинам и строителям Башни он добровольно признает над собой Высшую
Волю. Поэтому прав был Вл. Соловьев, когда видел в Аврааме основателя
теократии, "боговластия".
Бог - это тайна, невыносимая для человеческого существа. Только в Новом
Завете открывает Предвечный истинный свой Лик. Поэтому Бытописатель не
рассуждает как богослов и не дерзает говорить о сокровенном. Он лишь
исповедует ВЕРУ. Его Авраам готов идти за Господом не вопрошая и готов
отдать на Его алтарь Исаака, ибо он "поверил Господу". Это центральный акт
дохристианской истории духа.
Величавый, благородный Авраам, кроткий, доверчивый Исаак, настойчивый и
упорный Иаков - все они объединены одним порывом веры, и с ними Бог
заключает союз во имя Грядущего.
И хотя пути Божии неисповедимы и тайна Его недоступна человеку, вера
патриархов делает Творца бесконечно близким человеку. Такова поразительная
диалектика Ветхого Завета. С одной стороны, Ягве проявляет Себя лишь в Своих
деяниях, но с другой - Он делает Авраама Своим "другом" и приходит в его
шатер как простой странник. Конкретность, человечность Бога выражена в
предании о патриархах при помощи прямого антропоморфизма, в котором
открывается неисповедимая близость Предвечного к людям. Эта интимность
библейской религии побудила Паскаля предпочесть "Бога Авраама, Исаака и
Иакова" Богу философов и ученых619.
Следующим этапом Священной Истории является Завет Ягве с народом,
заключенный через Моисея. Тайна Божия остается по-прежнему сокрытой. Сущий
является в буре и пламени, опаляющем человека. Но Он же в огненном столпе
идет посреди стана и своею рукою ведет Сынов Израиля от Египта до Синая.
"В эпосе об исходе дано религиозное учение об откровении Бога в истории
и через историю"620. В событиях, разыгравшихся в земле Рамсес и в Синайской
пустыне, Ягве явил Свою волю и создал Свой Народ, которому надлежало стать
"царством священников и народом святых", т. е. Церковью. "Смысл Исхода
прежде всего в том, что Ягве усыновляет Израиль. Это усыновление вполне
равноценно новому рождению. В союзе с Ягве только и обеспечивается сама
жизнь народа в качестве чада Божия, вместо прежнего раба, обреченного на
смерть"621. Поэтому Пасха становится не просто праздником пастухов или
воспоминанием о событии прошлого, но она есть непрекращающееся свидетельство
о явлении на земле Божьего удела. Судьба Ветхозаветной Церкви двуедина. Это,
с одной стороны, "исход", "отделение", "обособленность", но, с другой
стороны, в этом же уделе заключено духовное будущее "всех племен и народов".
Это двуединство сохранилось и в Церкви Новозаветной, отраженное в двух ее
наименованиях: Православная и Вселенская (Католическая, Кафолическая).
Исключительность и универсализм идут здесь рука об руку, и эти два аспекта
останутся навсегда в земной истории Церкви.
Теократия не есть подавление человека внешней властью, а - высшее
осуществление его свободы. Он сам избирает себе жизнь с Богом. Небесные
обетования и дары должны быть завоеваны для того, чтобы стать достоянием
человека. Человек должен активно участвовать в осуществлении Божественного
Плана, который постепенно открывается ему. В этом смысл Завоевания Святой
Земли, обещанной еще Аврааму622.
Неизвестно, чем заканчивалась первая Священная История как цельное
произведение, но в плане целостной концепции она должна была завершиться
Давидом. Вместе с великим еврейским царем рождается идея мессианизма,
которая выражена была в пророчестве Нафана. Давид, как завершитель
Божественного Плана о Земле Обетованной, как избранник Ягве, получит в лице
своего потомка вечное универсальное Царство.
Это будет человек, посвященный Богу, помазанный на высшее служение.
Помазанник, Мессия, с этого времени постепенно входит в веру Израиля как ее
средоточие. Ему посвящен древний мессианский псалом:

Сказал Ягве Владыке моему:
- Воссядь по правую руку Мою,
Доколе не положу врагов твоих
К подножию ног твоих.
Жезл силы твоей Ягве пошлет с Сиона,
Правь среди противников твоих!623

"Истинный религиозный идеал Израиля, - говорит С. Трубецкой, - есть
идеал Царства Божия, осуществляющегося на земле через избранный народ и
предзаложенный в союзе живого Бога с этим народом". Поэтому помазание царя
есть не освящение идеи монархии, а залог грядущего Царства Божия. "Царь есть
Мессия, т. е. помазанник Божий, но не все цари верны своему помазанию, не
все соответствуют тому религиозному идеалу, который в нем заключается. Самые
совершенные из них, царь-пророк Давид и Премудрый Соломон, ниже этого
идеала"624.
Ягвист и его единомышленники были далеки от идеализации прошлого и
настоящего именно потому, что страстно верили в Грядущее. Бог открылся им в
Своих деяниях, через эпопею народной истории. Они отвергли языческие
концепции о круговороте и цикличности, разрушили миф о статичной Вселенной и
увидели мир и человечество как Историю, Драму, Становление, как прелюдию к
Царству Божию. Это учение будет углубляться и одухотворяться у великих
библейских пророков.
Во имя этой веры в Мессию и Царство Ягве духовные вожди Израиля начнут
борьбу с собственными первосвященниками и царями.
Ибо над сильными и великими стоит неизменно высший Закон Божественной
правды.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава 23

552. О царствовании Соломона см.: Р. Киттель. История еврейского
народа, с. 289 сл.; Ф. Фаррар. Соломон и его время. СПб., 1900; J. Bright. A
History of Israel, p. 150.
553. См.: W. Keller. The Bible as History, 1963, p. 194.
554. О естественнонаучных сведениях израильтян см.: И. Троицкий.
Библейская археология. СПб., 1913, с. 159
555. Числ 21, 17.
556. Очень вероятно, что здесь палеографическая ошибка и вместо "сефер
ха яшар" следует читать "сефер ха шир" (т. е. "книга песни"). Это
подтверждает греческий перевод Семидесяти, который в 2 Цар 1, 18 делает
указание на эту книгу, называя ее "Книга песни". В масоретском тексте этого
указания нет. См.: К. Budde. Geschichte der alttestamentlicher Literatur,
1906, S. 18.
557. Ис Нав 10, 14; 2 Цар 1, 18.
558. См. сводную таблицу древнееврейской поэзии в кн.: R. H. Pfeifer.
An Introduction in the Old Testament, p. 21.
559. Доказательством этому служит то, что многие места книги
обнаруживают влияние финикийской и египетской литературы XIV и XII вв. (см.:
W. Albright. From the Stone Age to Christianity, 1956, p. 365).
560. Эта книга упоминается в 3 Цар 11, 41, и, очевидно, библейское
повествование заимствовало из нее ряд отрывков.
561. Втор 26, 5 Это одна из древнейших молитв в Библии.
562. Быт 4, 26. Повествование Ягвиста начинается со второй половины
стиха 4 гл. 2 Книги Бытия. Начальные фразы книги заменены редактором
Шестодневом. Ягвист предпочитает имя Ягве, ставя его вместо Элогим. Ему
принадлежат главы 2, 3, 4, 18, 19, 24, 27, 38 Книги Бытия. В остальных
случаях текст Ягвиста дается в соединении с Св. Историей т. н. Элогиста,
который записал северный ее вариант в VIII в. до н. э., и текстом
священника-редактора (VI в., т. н. "Священнический кодекс"). Состав Ягвиста
см. в приложении 3. К характеристике Ягвиста: A. Weiser. Einleitung in das
Alte Testament, 1966, S. 94; RPIB, v. I, p. 348.
563. См.: W. Albright. From the Stone Age to Christianity, p. 403.
564. См.: RPIB, v. I, p. 352.
565. Это явствует хотя бы из включения Ягвистом в Св. Историю
пророчества о царственном положении Иуды (Быт 49, 8 сл.). Иуда оказывается
среди колен первенцем (Быт 37, 26; 43, 3; 44, 14 сл).
566. А. Карташев. Ветхозаветная библейская критика. Париж, 1947, с. 40.
567. Б. Вышеславцев. Миф о грехопадении. - "Путь", 1932, Э 34, с. 5.
568. С. Булгаков. Свет невечерний, с. 65.
569. Я. Бердяев. Философия свободного духа, т. 1, с. 53.
570. G. E. Wright. Biblical Archaeology, p. 102.
571. Речь идет о тексте Гексамерона, или Шестоднева (Быт 1, 26, 28).
572. Быт 2, 19.
573. Пс 8. Стих б обычно переводят "немного умалил его перед ангелами".
В подлиннике стоит "элогим". Это может означать и "боги" в смысле высших
небесных иерархий (J. McKenzie. The Book of Psalms, p. 26), но естественней
переводить слово "элогим" словом "Бог".
574. Речь идет о псалме 103. Выражения, напоминающие ханаанскую поэзию,
в первых стихах псалма указывают на его древность. Кроме того, влияние Гимна
Эхнатона, которое трудно отрицать, также говорит о его древности (см.
сравнение обоих гимнов в кн.: Д. Брэстед. История Египта, т. 2, с. 52 сл.).
575. Быт 2, 15. Эден еврейск. текста передан в греческом переводе как
Эдем. Слово "возделывать" передано глаголом "авода", буквально означающим
"работать". Это опровергает мнение, согласно которому Ягвист якобы видел
блаженство человека в безделье.
576. См., напр., ассирийские изображения в Эрмитаже. Древо с двумя
человеческими фигурами есть на одной очень древней месопотамской печати
(КВНР, р. 16). Некоторые экзегеты сближают Древо Жизни с растением, дающим
молодость, упомянутым в эпосе о Гильгамеше.
577. Платон выразил мысль о воссоединении душ через любовь в своем
"мифе об андрогине" (Платон. Пир, е, 190). В стихе 23 гл. 2 Бытия мы видим
игру слов: "она будет называться женой (иша), ибо взята от мужа (иш)". Имя
Ева (евр. Хава) означает "жизнь". Это вновь указывает на игру слов, т. к. у
шумеров ребро и жизнь обозначались одним словом "ти". А Ева вышла из
жизненной сущности (ребра) Адама (Е. Н. Maly. Genesis. - JBC, v. 1, р. 12).
578. Быт 5, 5; 7, 21.
579. Притчи 3, 18 (RFIB, I, p. 354). "Древо истины" упомянуто в титуле
божества Нингишзида, что значит "Владыка Древа Истины" (ANET, s. 40, 41, 51,
337, 341).
580. Первое указание на учение о Первородном грехе в христианском
смысле мы находим в 3 Ездр 7, 48. Однако несомненно, что рассказ Ягвиста
послужил для богословского учения о Грехопадении отправным текстом (см.: J.
McKenzie. The Two-Edged Sword, p. 125).
581. На такое понимание факта грехопадения указывает Вл. Соловьев
(Соч., т. IV, с. 346). Точка зрения Вестермана ничего не меняет в библейском
богословии и только расширяет объем мифа о Грехопадении (см.: С. Westermann.
Der Mensch im Urgescheen. - "Kerigma und Dogma", 1967, Э 13, p. 231). Другой
известный библеист Г. фон Рад видит в сказаниях Пролога "типичную модель
грехопадения" (G. v. Rad. Old Testament Theology, v. 1, p. 155).
582. Вл. Соловьев. История теократии (Соч., т. IV, с. 347). К этому
примыкает толкование Булгакова, согласно которому до падения не могло быть
различия добра и зла, т. к. зло было неведомо (С. Булгаков. Невеста Агнца.
Париж, 1945, с. 164).
583. R. de Vaux в журнале "Revue Biblique", 1949, Э 56, р. 300.
584. Эта мысль наиболее часто встречается в комментариях Отцов Церкви.
См. приложение 8.
585. См., напр., выражения в Быт 24, 50; 31, 24, 29; ср. 2 Цар 13, 22;
14, 17.
586. Напр., Быт 4, 1 (в смысле брачных отношений) и 1 Цар 16, 18 (в
смысле "владения мастерством"). Там говорится об искусстве Давида-музыканта.
587. Быт 3, 5. Септуагинта переводит слово "Элогим" в данном случае как
"боги". Так и в синодальном переводе. Буквально - это вполне оправданный
перевод, хотя логичнее переводить в единственном числе, как это делается в
других случаях, когда употребляется слово "Элогим".
588. М. Тареев. Основы христианства, т. III, 1908, с. 161. Несмелов
подчеркивает суеверный характер попытки Адама овладеть божественностью при
помощи "волшебного растения" {В. Несмелов. Наука о человеке, т. 2, 1906, с.
251). Только С. Булгаков выдвигает в высшей степени спорное мнение
относительно сравнительной невинности побуждений человека при падении (см.:
С. Булгаков. Агнец Божий. Париж, 1933, с. 172 сл).
589. О демонологии Египта и Двуречья см. выше соответствующие главы, а
также П. Шантепи де ла Соссей. История религии, т. 1, СПб., 1913, с. 238.
590. Слово "сатана" буквально означает "противник" и употреблялось в
допленную эпоху в смысле противника политического (3 Цар 11, 14, 25). Сатана
как ангел-богопротивник впервые появляется в Книге Иова, которая обычно
датируется послепленным периодом или, в самом крайнем случае, временем,
непосредственно предшествующим плену. Впоследствии мы находим учение о
Сатане в апокрифической эсхатологической литературе. В Новом Завете это
учение получает окончательное раскрытие (см. приложение 8).
591. См.: В. Авдиев. История древнего Востока. М., 1953, с. 408; ANEP,
р. 470, 511, 571; G. E. Wright. Biblical Archaeology, p. 71; J. McKenzie.
The Two-Edged Sword, p. 120.
592. М. Матье. Древнеегипетские мифы, с. 34 сл.
593. Об античном змеепоклонстве см.: Е. Кагаров. Культ фетишей,
растений и животных в древней Греции. СПб., 1913. Для позднего эллинизма
характерен рассказ о змеепоклонстве у Лукиана (сб. под ред. А. Рановича
"Первоисточники по истории раннего христианства", 1933, с. 112). Известно,
что некоторые гностики (офиты) поклонялись Змею. Змей, меняющий кожу,
считался связанным с фазами Луны. В свою очередь фазы Луны ассоциировались с
менструацией и культом Богини-Матери (см.: Дж. Томсон. Доисторический
эгейский мир. М., 1958, с. 58, 212).
594. Ползать Змей был осужден в наказание за то, что соблазнил Человека
(Быт 3, 14). Четвероногие змеи относятся к очень древним изображениям (см.:
"Искусство древнего Востока". М., 1968, рис. 46, 1б7а; Ф. Гоммель. История
древнего Востока, с. 49).
595. J. McKenzie. Dictionary, p. 273.
596. О херувимах (керубах) см. выше гл. XIX. Молния как символ охраны
упомянута на одной ассирийской надписи ок. 1000 г. Царь Тиглатпалассар I
заявляет, что он поставил в знак неприкосновенности границы "молнию из
бронзы" (ANEP, 519).
597. "В лучшем случае, - говорит известный ориенталист Т. Гастер о
сравнении двух сказаний, - все, что он (Ягвист) использовал, - это слабые
контуры рассказа для темы и задачи своего совершенно отличного
повествования" (Th. Gaster. The Oldest Stories in the world, p. 911).
598. Указания на Шеол и состояние умерших: Быт 37, 35; Числ 16, 33; 1
Цар 28, 13 сл; 3 Цар 2, 6; Ис 14 гл. 38, 9; Втор 32, 22; Иов 3, 13 сл; 7, 9
сл; 10, 21 сл.; 17, 16; 26, 5; Пс 29, 4; 87, 11; Иез 26, 20 и др. (см.: П.
Страхов. Воскресение. Идея воскресения в дохристианском
религиозно-философском сознании. М., 1916, с. 133; Galbiatti. Op. cit., р.
250; J. McKenzie. The Two-Edged Sword, p. 275).
599. Дан 12, 2; 2 Мак 7, 9, 26, 46; Прем 2.
600. Кениты обитали между Синаем и Аравией. Мадиамский священник тесть
Моисея был кенитом (Суд 1, 16). Кениты присоединились к израильтянам и жили
в южных областях, в пустынях Негеба (1 Цар 30, 29). Очевидно, им принадлежал
палестинский город Каин, упомянутый в Книге Иисуса Навина (15, 57). См.:
RFIB, v. I, p. 355.
601. Ср. родословие, данное в Быт гл. 5, и список шумерских допотопных
царей (Л. Вулли. Ур Халдеев, с. 251).
602. См. выше гл. iV, 5.
603. Быт б, 4.
604. См., напр., А. Лопухин. Библейская история, т. I. СПб., 1889, с.
160. Для этой цели некоторые переводчики переводят слова "бене-хаэлогим",
как "люди Божий" (Тора. Берлин, 1872, с. 12. Пер. Л. Мандельштама).
605. Пс 28, 1; 88, 7; Иов 1, 6; 38, 7. См.: Р. Киттель. Цит. соч., с.
107; H. Ringgren. Israelite Religion, p. 96; G. von Rad. Old Testament
Theology, I, p. 155.
606. Сравнительное изложение сказаний о Потопе см. в кн.: Д. Фрэзер.
Фольклор в Ветхом Завете, 1931, с. 46. Очевидно, шумерское сказание
послужило прототипом для вавилонского и греческого и, м. б., даже
индийского.
607. Современное состояние вопроса освещено в кн.: Л. Зайдлер.
Атлантида. М., 1966; Н. Жиров. Атлантида. М., 1957. В этой книге разобрана
геологическая сторона вопроса; Его же. Основные проблемы атлантологии. М.,
1964. Там же дана и обширная библиография; Популярные книги: Е. Андреева. В
поисках затерянного мира (Атлантида). Л., 1961; А. Горбовский. Старые
загадки истории и новые гипотезы. - "Наука и жизнь", 1963, Э 1-6 (есть
отдельное издание).
608. Перевод и комментарии фрагментов даны в кн.: С. Крамер. История
начинается в Шумере, с. 175
609. Эпос о Гильгамеше, XI, с. 75. Пер. И. Дьяконова. Адду - бог грома;
Шуллат и Ханиш - его слуги; Аннуннаки - духи преисподней.
610. Л. Вулли. Ур Халдеев, с. 34-35.
611. Напр., Исх 9, 25; 10, 15; Втор 2, 15; 3 Цар 10, 24. Это
обыкновение усвоили и писатели новозаветные: Лук 2, 1; Деян 2, 5; Кол 1, 25.
Относительно животных в ковчеге следует заметить, что число сухопутных видов
приближается к миллиону и вместить их в один корабль - предприятие мало
реальное.
612. Деление это в основном сохранилось и в нынешней этнографии. К
семитам относятся аккадцы, ассирийцы, евреи, арабы, финикийцы, к яфетидам -
племена, говорящие на арийских языках: персы, греки и др., к хамитам -
египтяне, ливийцы, нубийцы.
613. Б. Тураев. История древнего Востока, т. 1, с. 64.
614. В синодальном переводе стоит: "прежде, нежели рассеемся по лицу
земли". Но по смыслу и по букве здесь речь идет о мере, которая
предотвратила бы рассеяние.
615. Быт-11, 9. Это объяснение названия города есть вставка в текст,
ведущая свое происхождение от поздней народной этимологии. Слова Бабел
(Вавилон) и "балал" мало схожи. Однако позднее слово "балбел" ближе к имени
Вавилона. Буквально же Вавилон (Бабили, Бабилу) означало "Врата Божий".
616. Зиккурат в Вавилоне носил название "Этемененки", что значит
"основание неба и земли". При Навуходоносоре он достигал 90 метров (G.
Wright. Op. cit., p. 38). Историки полагают, что лестница на небо, которую
видел во сне Иаков (Быт 28), представлялась в форме зиккурата.
617. См.: 3. Рагозина. История Ассирии. СПб., 1902, с. 323; Е.
Galbiati, A. Piazza. Mieux comprendre la Bible, p. 207.
618. Е. Беленсон. Призвание Израиля. - "Путь", 1937, Э 52, с. 56.
619. Б. Паскаль. Мысли о религии. М., 1902, с. 12.
620. А.Князев. Господь Муж брани. - ПМ, 1949, в. VII, с. 112.
621. Л. Буйе. О Библии и Евангелии. Брюссель, 1965, с. 37.
622. Школа Велльгаузена в прошлом даже относила часть Книги Иисуса
Навина к ягвистическому источнику. Но в настоящее время, после работ М.
Нота, эта точка зрения поставлена под сомнение (см. приложение 4). Однако
связь основных идей ягвистического сказания с преданиями о Завоевании
очевидна, т. к. именно в овладении Ханааном осуществилось обетование
патриархам (см.: G. v. Rad. Old Testament Theology, 1, р. 168).
623. Пс 109.
624. С. Трубецкой. Учение о Логосе, с. 206, 217.