Библиотека Гумер - история Церкви

Х.А.Льоренте. История испанской инквизиции

Глава XI

ПОПЫТКА РЕФОРМЫ СВЯТОГО ТРИБУНАЛА, СДЕЛАННАЯ КОРТЕСАМИ КАСТИЛИИ И
АРАГОНА. О ВАЖНЕЙШИХ СОБЫТИЯХ, ПРОИСШЕДШИХ ПРИ КАРДИНАЛЕ АДРИАНЕ, ЧЕТВЕРТОМ
ГЛАВНОМ ИНКВИЗИТОРЕ

Статья первая

ТРЕБОВАНИЕ РЕФОРМЫ КАСТИЛИЕЙ

I. Никогда испанская инквизиция столько не рисковала быть упраздненной,
как при главном инквизиторе Адриане, кардинале, епископе Тортосы, в первые
годы царствования Карла V.
II. Когда этот юный монарх прибыл в Испанию, он склонялся упразднить
инквизицию и был убежден, что, по крайней мере, следовало организовать ее
судопроизводство, согласно нормам естественного права и по образцу всех
остальных судов. Его наставник Гильом де Круа, герцог де Сора, маркиз
д'Ариско, владетель Шевра (под этим именем он более известен), его великий
канцлер Хуан Сельвахио и другие ученые юрисконсульты, пользовавшиеся его
доверием, внушили ему это решение, получившее новую силу благодаря мнению
нескольких коллегий и университетов Испании и Фландрии, с которыми молодой
государь советовался.
III. В феврале 1518 года в Вальядолиде состоялось общее собрание
кортесов королевства Кастилия, на котором представители нации заявили
государю: "Мы умоляем Ваше Высочество {Титул Величество стали давать
испанским королям с тех пор, как Карл V стал германским императором.}
повелеть трибуналу святой инквизиции вести себя таким образом, чтобы
соблюдалась справедливость; чтобы дурные люди наказывались, а невинные,
охранялись от всякой несправедливости, сообразно святым канонам и нормам
уголовного права, установленным для этой цели; чтобы избираемые судьи
происходили из благородной расы, были людьми совестливыми, с хорошей
репутацией и в возрасте, требуемом законами, и верными своему долгу, и чтобы
епархиальным епископам было разрешено разделять их обязанности в пределах
предоставленных им прав" {Королевская библиотека в Мадриде. Полка D. N 153,
и реестр кортес В.}.
IV. Кортесы не ограничились этими средствами. Они послали канцлеру
Сельвахио десять тысяч золотых дукатов и обязались подарить такую же сумму,
когда просимый декрет будет приведен в исполнение {Сандовал. История Карла
V. Т. I. Кн. 3. 10; Педро Мартир д'Англерш. Книга писем. Письмо 620.}.
Король ответил, что будет наблюдать за точным соблюдением справедливости и
примет нужные меры для уврачевания зла, на которое жаловались кортесы.
Вследствие этого король обязал кортесы расследовать подробно все происшедшие
злоупотребления и наметить средства, которые, по мнению кортесов, более
всего годны для их прекращения.
V. Когда вальядолидское собрание закончило свои труды, Карл созвал
собрание кортесов Арагона в Сарагосе, куда он отправился в сопровождении
канцлера Сельвахио. Тот заготовил проект королевского указа, который должен
был быть опубликован по просьбе кортесов королевства Кастилия. Он состоял из
тридцати девяти статей. В них были урегулированы организация святого
трибунала, возраст, качества, жалованье судей и второстепенных служащих и
формы судопроизводства.
VI. Результат нового кодекса был таков:

1. Более не будет происходить ни одного судебного преследования в
порядке службы, и свидетелям, приглашенным для дачи показаний по делу, не
будут предлагаться общие вопросы для получения ответов насчет других лиц.
2. Каждый доносчик будет подвергнут критическому рассмотрению по
правилам, установленным в указе, чтобы узнать мотив доноса и понять, как
следует поступить с доносом.
3. Приказ о заключении в тюрьму может быть дан лишь при участии
епархиального епископа и юрисконсультов, и только после того, как последние
сами подвергнут новому допросу каждого свидетеля.
4. Тюрьмы будут доступны для посетителей, чисты и удобны, одним словом,
они будут домами предварительного заключения, а не застенками, как места,
предназначенные для наказания преступников.
5. Узники будут иметь возможность свидания со своими родственниками,
друзьями, защитниками и всеми интересующимися их участью.
6. Узники могут избрать себе адвоката и доверенного попечителя.
7. Обвинение будет им сообщаться быстро, с обозначением времени и
места, когда свидетели дали свое показание относительно совершения узниками
преступления, для того чтобы арестованные имели ясное представление о своем
деле.
8. Если обвиняемые потребуют копию осведомления с именами свидетелей,
она будет выдана им, как и допрос прокурора.
9. Когда улики и все показания будут получены, их сообщат обвиняемым в
полном виде, без всякого изъятия, ввиду того, что в настоящее время нет лиц
достаточно могущественных, которые могли бы внушать страх свидетелям, кроме
случаев, когда к суду будут привлечены герцог, маркиз, граф, епископ или
лицо, облеченное каким-либо другим церковным саном.
10. В указанных в предыдущей статье случаях, когда понадобится скрыть
от обвиняемых имена свидетелей, будет составлен особый акт, в котором судья
заявит под присягою, что он в душе и перед Богом считает это средство
необходимым для устранения смертельной опасности, которая угрожает
свидетелям, что, однако, не должно повлечь за собою ущерба для права
обвиняемого апеллировать против этой меры.
11. Если будет сочтено необходимым употребить пытку, она будет
применена умеренно, не прибегая ни к одному из жестоких изобретений, какими
пользовались до сих пор.
12. Она будет применяться только один раз в том, что лично касается
обвиняемого; никогда она не будет употребляться для получения от него
сообщений о других лицах, привлеченных к суду, причем пытка допускается
только в тех случаях и относительно тех лиц, о которых упомянуто в законе.
13. Окончательные приговоры и даже частные определения суда подлежат
праву апелляции в том, что касается их двойного действия.
14. Когда приступят к предварительному судебному разбирательству,
стороны и их защитники могут присутствовать при пересмотре процесса и
требовать, чтобы он был зачитан в их присутствии.
15. Если улика преступления окажется неустановленной, узники будут
освобождены и не будут подвергнуты наказанию как заподозренные.
16. Если обвиняемый потребует своего оправдания присягой, ему
предоставят свободу избрать свидетелей и говорить с ними наедине, причем
происхождение от евреев не будет служить препятствием к их допущению.
17. Отвод свидетелей будет дозволен; если кто-либо из свидетелей
обвинения будет изобличен в даче ложного показания, он будет наказан по
закону возмездия (loi de talion), согласно узаконению, изданному Фердинандом
и Изабеллой в начале их царствования.
18. Когда обвиняемый будет примирен с Церковью, нельзя будет более ни
арестовывать, ни преследовать его по делам, в которых он в свое время не
сознался, потому что следует исходить из того, что он забыл то, о чем не
упомянул в свое время.
- 19. Никто не может быть потревожен и заключен в тюрьму по простой
презумпции о ереси, имеющей основанием лишь то, что он воспитан среди евреев
или еретиков.
20. Из церквей выбросят все санбенито, и эти одежды не будут более
носиться на улицах.
21. Кара пожизненного заключения (В тюрьме будет упразднена, потому что
там умирают с голоду и не могут служить Богу.
22. Статуты, недавно установленные некоторыми монахами и монахинями, о
недопущении в их монастыри мужчины или женщины, происходящих от
новохристиан, будут считаться недействительными, так как Бог не делает
никакого различия по рождению; эта мера открыто оскорбляет божеский и
человеческий закон.
23. Когда будет решено заключить в тюрьму оговоренного, то составляется
опись его имущества; оно не будет ни секвестровано, ни продано.
24. Заключенному предоставляется право пользования имуществом во время
задержания, точно так же его жене и детям; заключенный может распоряжаться
имуществом для подготовки средств защиты перед инквизицией.
25. Когда человек будет осужден, его дети наследуют имущество согласно
предписаниям свода Семи частей (Las Siete Partidas) Альфонса Мудрого.
26. Никакого дарения за счет его имущества не может производиться до
тех пор, пока оно не будет окончательно конфисковано, чтобы
воспрепятствовать получившим дар выступать против обвиняемых для их
осуждения и ограбления.
27. Во всем будут сообразоваться с духом и буквою святых канонов, с
уголовным правом Церкви, как при способах ведения дел против обвиняемых, так
и при окончательном приговоре, не обращая внимания ни на какой другой
обычай, инструкцию или частную форму, соблюдавшуюся доселе.
28. Короля буду просить о получении от папы буллы для облегчения
исполнения этих мероприятий.
29. В ожидании изготовления этого документа король благоволит повелеть
инквизиторам сообразоваться со всеми этими постановлениями в тех процессах,
которые уже начаты, а также в тех, которые могут случиться до этого времени,
ввиду того, что все, здесь принятое, справедливо и согласно с законом {В
Летописи испанской инквизиции, т. II, гл. 12, под 1518 годом, Я поместил
полную буквальную копию этого проекта указа.}.
VII. Этот превосходный закон не был приведен в исполнение, потому что
до его опубликования канцлер Сельвахио умер в Сарагосе в самый решительный
момент своего торжества, а кардинал Адриан настолько переменил образ мыслей
и настроения Карла V, что король стал страстным покровителем инквизиции, как
это показывают многие события его царствования, которые я изложу
впоследствии.

Статья вторая

ТРЕБОВАНИЕ РЕФОРМЫ АРАГОНОМ

I. 9 мая 1518 года в Сарагосе Карл V присягнул уважать привилегии и
соблюдать обычаи арагонцев, в частности резолюции, принятые кортесами
Сарагосы, Тарасоны и Монсона, и, следовательно, не разрешать инквизиторам
начинать никакого дела по обвинению в ростовщичестве.
II. Новое собрание кортесов было созвано в Сарагосе в конце 1518 года и
в начале следующего. Здесь кортесы Арагона доложили королю, что конкордат
кортесов Монсона от 1512 года (подтвержденный папою 1 декабря 1515 года) не
достаточен для устранения всех злоупотреблений, чинимых инквизиторами.
Поэтому они просили Его Величество прибавить к нему тридцать одну новую
статью, принятую и представленную ими. Эти статьи почти ничем не отличались
от статей королевского указа, заготовленного для инквизиции Кастилии.
III. Король, обсудив их представление в своем совете, ответил, что "он
желает, чтобы в отношении всех представленных ему пунктов согласовались со
святыми канонами, указами и декретами святого престола, не позволяя себе
ничего противного им. Если представятся затруднения, сомнения или
соображения, требующие разъяснения, то для получения их пусть обратятся к
папе. Если кто-нибудь решит привлечь к ответу инквизитора, обвинить и
донести на него как на повинного в злоупотреблении при исполнении
обязанностей, он может это сделать, обратившись к главному инквизитору,
который выскажется по всей справедливости, посоветовавшись с
незаподозренными судьями и членами совета и выслушав заинтересованные
стороны. Если расследование и наказание преступления, на которое поступил
донос, будут исходить от светского судьи, король примет меры, чтобы
правосудие было хорошо и быстро совершено и чтобы виновные подверглись
справедливому наказанию за их проступки, для того чтобы их наказание
удержало других в границах долга. Он обязуется присягой заставить соблюдать
и самому соблюдать приказание и заявление, обращенное им к собранию, а также
и статьи, которые папе угодно будет присовокупить к предложенному уже
кортесами. Он обещает также под присягою никогда не просить, чтобы его
освободили от данного им обещания; а если подобное освобождение будет дано,
он не сделает из этой льготы никакого употребления, потому что он отныне
отрекается от всех прав, которые могут быть ее последствием".
IV. Этот ответ Карла V уверил кортесы Арагона, что он даровал им все, о
чем они просили; во всяком случае, это обозначало, по-видимому, обещание
заставить соблюдать святые каноны. По их мнению, этого было совершенно
достаточно, для того чтобы все процессы впредь производились, согласно этой
резолюции государя, как в других церковных судах.
V. Убежденные, что такова была мысль короля, кортесы решили
засвидетельствовать ему свою признательность добровольным денежным даром,
схожим с тем, который предлагали государю в других случаях. Способ добыть
эту сумму состоял в разрешении продавцам съестных припасов обвешивать
покупателей, чтобы передать стоимость недовесков деньгами агентам
государственной казны. Эта мера была введена позднее в Кастилии, где
принесла много огорчений мелким потребителям.
VI. Много событий произошло, прежде чем конкордат был одобрен папой.
Император написал, наконец, из Короньи 22 апреля 1520 года следующее письмо
своему послу в Риме дону Хуану де Мануэлю, владетелю Бельмонте:
"Относительно происшедшего на собрании кортесов Арагона будет достаточно,
если Его Святейшество соблаговолит одобрить акт, посланный Луису Карросу, а
потом Херонимо Вику, и написанный собственноручно достопочтенным кардиналом
Тортосы и великим канцлером, - без всякого толкования и расширения, о чем я
много раз писал и о чем настойчиво просил".
VII. Арагонцы, не веря уже в возможность получения одобрения
конкордата, просили главного инквизитора приказать инквизиторам Сарагосы
немедленно согласовать свои действия с постановлениями конкордата, следуя
письменному обещанию и присяге, данным со стороны короля кортесам. Им вовсе
не следовало ждать подтверждения или особой декларации от папы, потому что
эти постановления почти целиком содержатся в конвенции 1512 года, которую
папа одобрил 12 мая 1515 года; не было поэтому надобности в новой булле для
подтверждения того, что исполнение обещаний и клятв короля имеет полную
силу.
VIII. С этим можно было согласиться. Поэтому кардинал Адриан не
встретил никакого затруднения в исполнении этой просьбы и 6 июля 1520 года
написал об этом инквизиторам. Они ответили, что, прежде чем повиноваться,
они должны получить приказ короля. Карл послал 3 августа указ, в котором
заявлял, что обещал и присягнул исполнить все, содержащееся в конкордате
кортесов Сарагосы предшествующего года, и приказывает исполнение его,
согласно своему обещанию, подтвержденному присягою, чтобы устранить
известные злоупотребления и беспорядки, породившие серьезные жалобы.
I.. Наконец булла, подтверждающая все действия кортесов, появилась 1
декабря 1520 года. В ней были помещены установленные статьи, вместе с
ответом Карла V. Булла оканчивалась такими словами: "Нам заявлено, что все
предложения основаны на достоверных актах; это побудило государя смиренно
умолять нас об одобрении и подтверждении его приказа и декларации, его
обещания и самоотречения, и о содействии силою нашей апостольской власти
всему, что следует еще сделать. Вследствие этого, признавая находящееся
здесь и буквально выраженное содержание помянутых актов, помещенных здесь
нами, и желая удовлетворить обращенную к нам просьбу, мы одобряем и
подтверждаем этим посланием, в силу нашей апостольской власти и точного
ознакомления с предметом, означенные повеление, декларацию, обещание и
привилегию в отношении как того, что они содержат по существу, так и того,
что из них вытекает, добавляя также, чего им может недоставать, во избежание
могущих произойти неправильностей юридических и фактических; мы постановляем
относительно предложенных статей в целом и каждой статьи в частности, что
нерушимо должны быть соблюдаемы святые каноны, указы и декреты святого
престола и что, если главный инквизитор, или назначенные инквизиторы, или
даже прочие служащие трибунала, теперешние и будущие, поступят вопреки
установленному в означенных статьях или откажутся, когда от них потребуют,
отменить то, что сделали вопреки их смыслу, они по справедливости
подвергнутся отлучению, отрешению от должности и будут объявлены навсегда
неправоспособными к занятию их".
X. Король 18 января 1521 года велел опубликовать папскую буллу и
привести ее в исполнение. Депутаты представительной хунты королевства
потребовали 13 февраля от инквизиторов согласовать свое поведение с
приказаниями папы и с большой пышностью обнародовали буллу.
XI. Тем не менее вскоре оказалось, что эта публикация не может иметь
никакого действия, потому что обещание короля сводилось к тому, чтобы в
отношении каждой статьи точно соблюдались святые каноны и апостолические
указы, но, соблюдая в точности каноны и указы, тем самым уже исполняли буллу
1515 года, которая была самым недавним указом.
XII. 21 января 1521 года император приказал выпустить на свободу
секретаря кортесов. Хотя главный инквизитор постановил 21 апреля 1520 года,
что он подвергается релаксации, и инквизиторы Сарагосы уведомили об этом
узника, последний не захотел выйти из тюрьмы и утверждал, что декрет,
повелевающий выпустить его на свободу и содержащий слово relajado
(relaxatus, ослабленный, освобожденный), клонится скорее к тому, чтобы
выдать его за виновного, чем доказать его невинность. Ответ, достойный
арагонца, исполненного чувства чести и мужества.

Статья третья

ТРЕБОВАНИЕ РЕФОРМЫ КАТАЛОНИЕЙ

I. В то время как это происходило в период заседаний кортесов Арагона,
собравшихся в Сарагосе, подобные же дебаты имели место и в Каталонии. Король
созвал особое собрание кортесов княжества Каталония, чтобы дать присягу в
соблюдении привилегий провинции. Эта формальность была исполнена в Барселоне
в 1519 году. Каталонцы, осведомленные о действии, произведенном требованиями
кортесов Арагона" также пожелали потребовать устранения некоторых
злоупотреблений, совершавшихся в их инквизиции, в отношении налогов и
общественных повинностей, а также в делах ростовщичества, содомии,
двоеженства, некромантии и некоторых других проступков в этом роде. Они
представили, что меры, принятые генеральными кортесами Монсона и Лериды в
1510 и 1512 годах, были недостаточными для их уничтожения, хотя резолюции
этих собраний были подтверждены папой не только в булле от 12 мая 1515 года,
полученной ара-гонцами, но и в другой особой булле в августе 1516 года,
которой папа повелевал, чтобы булла, данная Арагону, имела силу закона и в
Каталонии.
II. Король, выслушав требования кортесов Барселоны, ответил почти то
же, что и кортесам Сарагосы, и написал папе, прося подтверждения статей, на
которые он согласился. Папа одобрил их буллою от 1 сентября 1520 года, в
которой говорил, что "по всем пунктам, касающимся предприятий инквизиции,
впредь необходимо сообразовываться со святыми канонами и указами святого
престола, не позволяя себе ничего противного им; если относительно статей
конкордата представится какое-либо затруднение, которое потребует толкования
и разъяснения, обратятся к Его Святейшеству, который их даст; король Карл
одобрит апостолическую декларацию и употребит всю свою власть для ее
соблюдения; относительно беззаконий, совершенных некоторыми слугами
инквизиции, на которых ему жаловались на собрании в Каталонии и которые
государь приказал устранить, главный инквизитор имеет право расследовать их
самолично с незаподозренными членами совета и, выслушав стороны, воздать
каждому должное. Для предупреждения, насколько возможно, подобных
беспорядков заявляется, что человек, связанный с другим в каком-нибудь деле,
гражданском или уголовном, и назначенный потом членом инквизиции, не будет
из-за этого изъят из церковной или светской юрисдикции своего прежнего судьи
по делам, которые неподсудны инквизиции, а тем более он не может на этом
основании отклонять светскую или церковную юрисдикцию и обращаться к судьям
трибунала инквизиции; наоборот, по всякого рода проступкам, совершенным до
получения должности в инквизиции или после этого и ничуть не задевающим
область веры, он будет судим светскими судами, перед которыми
заинтересованные стороны будут вести тяжбу до окончательного приговора,
причем никакой протест и никакой отклоняющий акт не может остановить
обычного хода правосудия". Папа прибавлял: "Король обещал под присягой, при
полном знакомстве с делом, соблюдать и заставить соблюдать все статьи
конкордата в общем и каждую из них в частности, как и все другие пункты,
постановленные кортесами относительно срока давности имущества еретиков и по
другим вопросам; кардинал дал такое же обещание и принес такую же присягу во
всем, относящемся к этим вопросам, с одобрения и соизволения святого
престола, доказательство чего имеется в нескольких письмах и достоверных
документах. Согласно всем этим доводам, король Карл и королева Хуанна
смиренно умоляли нас соблаговолить одобрить и подтвердить, в силу нашей
апостольской власти, пункты, заявленные, решенные, постановленные,
прибавленные, условленные и обещанные, как необходимые для спокойствия их
государств, и благостно повелеть все мероприятия, которые покажутся нам
подходящими при теперешних обстоятельствах. Так как мы принимаем близко к
сердцу спокойствие всех королевств, признав содержание вышеупомянутых
деклараций, декретов, указов, привилегий и обещаний и намереваясь
удовлетворить просьбу короля и королевы, мы одобряем и подтверждаем, с
полным знанием дела, в силу апостольской власти, настоящим посланием все
пункты в общем и в частности, которые главный инквизитор, а затем король
Карл заявили, решили, постановили, прибавили, условились и обещали, каким бы
то ни было образом, в делах, о которых идет здесь речь, сообразно тому,
поскольку они относятся к каждому из вопросов, высказанных в означенных
актах или обязательствах, а также и то, что следует из них, заменяя то, что
могло в них попасть из юридических и фактических неправильностей".
III. Так говорил папа в своей булле. Но Карл не дожидался, пока она
появится; он уже думал о приказании исполнить все, что обещал под присягой.
Это доказывает приказ, отправленный им 9 апреля 1520 года дону Диего де
Мендосе, своему наместнику в Каталонии. Вопреки этому распоряжению король
заявляет в письме к наместнику, что он дал эти обещания вследствие
назойливости некоторых людей и представителей городов, находившихся среди
кортесов.
IV. 22 апреля он писал своему послу дону Хуану де Мануэлю, что он
никогда не подписался бы под резолюциями собраний Сарагосы и Барселоны, если
бы не торопился уехать в Германию.
V. Однако известно, что впоследствии он несколько раз отдельными
указами рекомендовал исполнение всех этих мероприятий, в частности указом от
16 января 1554 года.

Статья четвертая

ИНТРИГИ В РИМЕ

I. В то время как ожидалось подтверждение конкордатов Арагона и
Каталонии, среди арагонцев произошли столь ужасные события, что папа был
готов нанести смертельный удар инквизиции. Они заслуживают изложения, хотя
слабость Льва X, устрашенного политикой Карла V, оставила гидру такой же
страшной и сильной, какой она была прежде.
II. Хуан Прат, секретарь кортесов Арагона, редактировал протокол
предложения представителей и ответа короля, чтобы послать их папе и просить
у него подтверждения условленных статей, а также требуемые декларации.
Канцлер короля сделал со своей стороны то же.
III. Это выступление особенно не понравилось инквизиторам Сарагосы. Они
думали, что их авторитет погибнет, если резолюции кортесов будут поддержаны
и если папа коротко и ясно повелит исполнить предложенные статьи.
IV. Для устранения опасности, которая, как они думали, им угрожает,
инквизиторы начали интриговать перед королем, и им вскоре удалось
восстановить его против депутатов Арагона. Это несогласие существовало в
течение четырех или пяти лет; пока оно продолжалось, ни одна резолюция
кортесов не была исполнена.
V. Инквизиторы разузнали, что секретарь собрания Арагона Хуан Прат
редактировал акт, который он должен был послать в Рим, чтобы представить
ответ короля обязательным не только по буквальному смыслу слов, но и в
предположении, что он принял предложенные статьи как согласные с уголовным
правом. Таким образом, нужны были только подтверждение и декларация папы, в
которых они не позволяли себе сомневаться, так как знали, что кортесы
Арагона открыто поддерживаются в Риме несколькими кардиналами, которым
кортесы вручили значительные денежные суммы.
VI. Карл собирался покинуть Сарагосу, чтобы отправиться; в Барселону в
сопровождении кардинала Адриана, когда инквизиторы послали кардиналу с
нарочным курьером бумаги, в которых были рассказаны все эти подробности.
Инквизитор сообщил их королю и получил от него разрешение послать
инквизиторам Сарагосы приказ произвести дознание, чтобы увериться в
действительности рассказанных фактов; в случае утвердительного ответа они
были уполномочены арестовать секретаря Прата и привлечь его к суду. Все
вышло так, как желали инквизиторы, и Карл предписал своему послу, отправляя
ему достоверную копию изложения фактов, составленного канцлером, остановить
выпуск буллы или, по крайней мере, замедлить окончание этого дела насколько
возможно, а особенно постараться, чтобы папские буллы были редактированы в
смысле изложения канцлера, а не секретаря арагонских кортесов Прата.
VII. Прат был арестован 5 мая 1519 года по приказу инквизиторов
Сарагосы. На другой день король написал папе, прося не выпускать буллы; он
писал также нескольким кардиналам, чтобы они соблаговолили послужить ему в
этом деле. Был вопрос о переводе узника в Барселону.
Постоянная депутация (она представляла тогда арагонский народ в
промежутке от одного собрания кортесов до другого) написала королю, что эта
мера противоречит статутам, которые он присягнул охранять. Она не
ограничилась этим протестом, а сочла необходимым созвать новые кортесы или,
по крайней мере, третье сословие [456] и, в согласии с теми членами, которые
представляли дворянство, написала королю, излагая опасные последствия от
перевода секретаря Прата, верность и порядочность которого всем известны и
были особенно отмечены на нескольких собраниях кортесов в царствование
Фердинанда; для предупреждения их депутация говорила с инквизиторами,
которые, признавая опасность, угрожавшую им и трибуналу инквизиции, обещали
приостановить исполнение полученного приказа об отправке секретаря кортесов
в Барселону. Депутация умоляла соизволить вернуть Прату свободу не только
потому, что считала его невиновным, справедливым, верным и лояльным, но
также и потому, что без этой меры нельзя было осуществить сбор налога,
декретированного напоследок в качестве подарка, подносимого королю,
обеспечить вычет из него на приданое португальской королеве, а также на
расходы по ее бракосочетанию и коронации. Король велел приостановить перевод
узника, но не пожелал разрешить выпустить его на свободу.
VIII. Депутация кортесов послала уполномоченных в Барселону, чтобы дать
понять, что поднесение королю денежного подарка носит условный характер. В
то же время она созвала третье сословие. Когда Карл узнал об этом, то
приказал распустить собрание. Последнее ответило, что короли Арагона не
имеют права применять эту насильственную меру без согласия народа. Оно
декретировало в качестве репрессивной меры, что налог не будет собираться, и
30 июня того же года <нова потребовало от римской курии подтверждения
статей, постановленных на собрании Сарагосы.
IX. Лев X был тогда не в ладах с испанской инквизицией вследствие ее
отказа принять некоторые запретительные бреве в трибуналах Толедо, Севильи,
Валенсии и Сицилии. Забывая, что он должен быть особенно предупредителен и
внимателен к Карлу (который 28 июня того же года был избран в германские
императоры), папа решил преобразовать инквизицию, обязывая ее подчиниться
всем нормам и распорядкам уголовного права.
X. Вследствие этого он выпустил три бреве: одно для короля, другое для
кардинала - великого инквизитора, третье для инквизиторов Арагона. Сказав
несколько слов о главной цели бреве, папа повелевал отрешить инквизиторов от
должности, а епископам и их капитулам представить главному инквизитору двух
каноников, из которых главный инквизитор выберет одного. Папа прибавил, что
выбор будет подтвержден святым престолом и что эти новые инквизиторы через
каждые два года будут подвергаться судебной проверке по формам обычного
права.
XI. Депутаты получили папское бреве 1 августа и тотчас потребовали от
инквизиторов, чтобы они сообразовались с тем, что к ним относится. Те
отвечали, что подождут распоряжения своего непосредственного начальника.
Король написал своему дяде дому Альфонсо Арагонскому, архиепископу Сарагосы,
чтобы он вошел в соглашение с депутатами, и в то же время отправил
чрезвычайного посла в Рим просить об отмене бреве. Арагонцы обещали тогда
выплатить налог, обещанный королю, если он даст свободу секретарю Прату,
чтобы их не обвиняли, будто они более скупы, чем верны своему слову. По
существу же дела они заявили, что не допустят никакого предложения, которое
противоречило бы тому, что было обещано королем под присягою.
XII. Карл наметил подробно своему послу предметы, о которых надлежало
говорить с папой. Он поручил послу, например, сообщить папе, что произошло
на собрании кортесов в Кастилии, но хранить абсолютное молчание о важнейших
обстоятельствах и уверить Его Святейшество, что с момента вступления
кардинала Адриана в должность главного инквизитора инквизиция не подавала
повода ни к одному протесту. Однако в Риме было хорошо известно, что в
действительности дело обстояло вовсе не так, ибо много жалоб доходило до
папы. Карл приказал также своему послу просить, чтобы не издавалось более
бреве об изъятии из церквей санбенито и о запрещении носить их на улицах,
потому что его деду предлагали за это триста тысяч золотых дукатов, но тот
отказался; а в прошлом 1518 году сильно роптали на Его Святейшество за то,
что он приказал удалить санбенито одного из убийц Арбуеса из соседства с его
гробницей, где оно висело рядом с санбенито других убийц, причем исполнитель
этого приказания через несколько дней умер. Народ увидел в этом небесное
наказание.
XIII. Видя, какую важность император придавал этому делу и какую он
проявлял настойчивость, папа прибег к столь знакомым и столь часто
употребляемым римской курией средствам: он запутал самые простые вопросы и
лишил истину ее очевидности. 21 октября папа писал кардиналу Адриану, что,
хотя он вполне осведомлен обо всем и действительно решил удовлетворить
требования кортесов, он не поведет дела дальше без согласия короля, которому
обещал не вводить новшеств. Папа поручил кардиналу наблюдать тщательно за
событиями, потому что до него ежедневно доходят из всех частей королевства
серьезные жалобы на жадность и несправедливость инквизиторов.
XIV. Папское бреве сильно не понравилось (как и следовало думать)
депутатам Арагона. Однако они продолжали свои настояния в Риме с такой
энергией, что их кредит заставил колебаться даже могущество Карла V. Если
кортесам не удалось получить от папы резолюций, благоприятных для
расширения, которое они желали дать статьям, принятым на собрании кортесов,
они, по крайней мере, воспрепятствовали отмене (о чем так сильно хлопотал
император) трех папских бреве, преобразовавших инквизицию, так что Карл
принужден был удовольствоваться тем, которое было адресовано кардиналу
Адриану 21 октября, вопреки много раз дававшемуся папой обещанию отменить
бреве, имеющие своим содержанием реформу.
XV. Об этом деле у меня имеется собрание писем испанского посла к Карлу
V и некоторых других испанских агентов короля и инквизиции. В них
раскрывается масса интриг обоих дворов.
Из писем видно, каким образом велись переговоры в Риме и какую выгоду
умели извлекать из дел, не находившихся ни в какой связи одно с другим, для
достижения цели, которой не могли бы добиться без этих непредвиденных
обстоятельств. Я ограничусь приведением некоторых из них, чтобы не выйти из
предначертанных себе границ.
XVI. Дон Хуан де Мануэль, владетель Бельмонте, посол Карла V при папе,
пишет государю 12 мая 1520 года, что Его Величеству следовало бы отправиться
в Германию и оказать благосклонность некоему брату Мартину Лютеру,
пребывающему при саксонском дворе, потому что он внушает сильнейшую тревогу
верховному первосвященнику необычайными вещами, которые он проповедует и
публикует против папской власти; этот монах слывет очень ученым и причиняет
много затруднений папе.
XVII. В другом письме, от 31 мая, он говорит: "Что касается дел Льежа
[457], то папа, по-видимому, очень сильно недоволен, потому что ему донесли,
что епископ благоприятствует брату Мартину Лютеру, который проповедует в
Германии против папской власти; он также настроен против Эразма [458],
который находится в Голландии, и по той же причине... Я говорил, что здесь
жалуются на епископа Льежа по поводу Лютера, который представляет больше
затруднений, чем было бы желательно". Немного далее, говоря о делах
инквизиции, посол выражается следующим образом: "Папе адресуют доклады,
неблагоприятные для инквизиции; он говорит, что там творится страшное зло. Я
ему дал понять, что Его Святейшество осведомлено врагами инквизиции о
происходящем, но что не следует ни верить им, ни одобрять их. Папа возразил:
все, что ему известно, было сообщено ему испанцами, достойными доверия. Я
отвечал, что здесь находятся люди, о которых говорят, будто они дали деньги
придворным особам Его Святейшества и считаются важными лицами, потому что
сорят деньгами, но что я убежден, что добросовестные и образованные испанцы
будут говорить Его Святейшеству в противоположном смысле. Наконец, ему
кажется, что инквизиторы творят много зла и что Ваше Величество не должны
этого позволять. Я полагаю, что здесь не думают, чтобы государи прилагали
столько усердия к учреждению инквизиции из ревности по вере, такой чистой,
как у Вашего Величества".
XVIII. Эта частность заслуживает сопоставления с другой, которую я
читаю в письме от 5 июня 1522 года, в котором тот же министр (отдав отчет
королю в попытке, сделанной Арагоном и Кастилией для получения от церковного
суда [459] приговора против конфискации имущества обвиняемых, которые
сознались или сознаются добровольно в ереси и будут оправданы) прибавляет:
"Мне говорят, что, если эта мера пройдет, как надеются, Вашему Величеству
придется выплатить более миллиона дукатов, полученных таким образом. Я имею
об этом сведения от епископа Алжира {Этим епископом Алжира был дом Хуан де
Лойаса, испанец, пребывавший тогда в Риме в качестве главного агента
испанской инквизиции, которая платила ему значительное жалованье.} и от
некоторых других слуг Вашего Величества; я очень старался, чтобы подождали
возвращения папы, и добился этого с огромным трудом".
XIX. В письме от 12 мая 1520 года, о котором я говорил, посол дает
знать королю, какие кардиналы имеют влияние на дела, и между прочим
отмечает, что "кардинал Сантикватро - человек очень искусный в извлечении
выгод в интересах своего господина, в выпуске булл и других актов этого
рода" - и это дало ему возможность снискать большое благоволение Его
Святейшества". Лицо, названное здесь кардиналом Сантикватро, есть Лоренцо
Поцци, уроженец Флоренции [460], кардинал церкви Четырех святых мучеников
[461].
XX. 27 июня он писал об этом кардинале: "Сантикватро хорошо понимает
исполнение церковных дел; он многое может сделать, потому что он вытягивает
денег, сколько может, для своего господина и для самого себя; но он
уполномочен папой действовать только на этом условии, и он умеет
пользоваться им, как ловкий человек. Король Португалии ежегодно платит ему,
и за это (хотя он полагает, что ему нечего получить для себя в этом
королевстве) он готов сделать все, что захочет государь. Дела государя здесь
на хорошем счету, и мне кажется, что Ваше Величество поступили бы правильно,
если бы тоже использовали этого кардинала. Кардинал Анконы {Пьетро де
Акольтис, из Ареццо [462], епископ Анконы, кардинал-диакон церкви Св. Марии
за Тибром [463].} человек очень ученый и враг Сантикватро; ему поручены дела
правосудия. Он может быть полезен, будучи весьма расположен к службе Вашему
Величеству; но он слывет за такого же большого вора, как и его собрат".
XXI. В другой депеше, от 2 октября 1520 года, в связи с медлительностью
римской курии в деле отмены, согласно ее обещанию {См. бреве от 12 октября
1519 года.}, трех бреве о реформе посол уверяет короля, что "деньги многое
могут".
XXII. 12 октября он писал королю о том же деле: "Все-таки мне передают,
что в делах, касающихся инквизиции, деньги есть то средство, с помощью
которого можно влиять на кардиналов... Добрый человек мне сказал, что папа
держит в своих руках буллы, относящиеся к делам Арагона и Каталонии, потому
что Его Святейшество надеется, что Луис Каррос достигнет у Вашего Величества
того, что вы соблаговолите удовлетвориться буллою, полученною в этих двух
странах против инквизиции; если дело пойдет так, папа получит сорок шесть
или сорок семь тысяч дукатов и более не будет речи о других буллах".
XXIII. Предвидели последствия, какие могли произойти по делу о трех
буллах, от избрания нового папы в случае смерти Льва X. Дон Хуан де Мануэль
(который писал королю 27 июня 1520 года, что не следует оставлять дольше в
Риме дона Херонимо Вика де Валенсиа, бывшего посла, брата кардинала Вика)
говорил: "Дон Херонимо Вик не думает уезжать отсюда. Я передаю Вашему
Величеству странное известие: этот человек остается в Риме (согласно тому,
что он говорил своим друзьям) для содействия избранию своего брата по смерти
Льва X. Я вижу здесь больше, чем необдуманность, и должен обратить внимание
Вашего Величества на то, что кардинал имеет репутацию честного человека, но
неспособного к исполнению великих замыслов; если бы Херонимо уехал отсюда,
ему можно было бы оказать услугу, когда произойдет то, чего он ожидает,
потому что его брат подходит для кардиналов, которые будут им располагать по
своему желанию; если же Херонимо останется здесь, все будут против него,
потому что он слывет за большого лгуна и за человека, не заслуживающего
никакого доверия".
XXIV. Карл V думал тогда казнить главных зачинщиков восстаний и
гражданской войны, разразившейся в Кастилии, и поручить инквизиции наказать
виновных. Он просил папу уполномочить кардинала Адриана на преследование
судом принимавших участие в восстаниях священников, а в особенности епископа
Саморы. Посол писал 31 мая 1520 года, что папа согласился на его просьбу, но
что вместо суровых мер, которые Его Величество хотел употребить, "он просто
поручил кардиналу наказать этих священников отлучением и гражданскими
наказаниями, не разрешая ему ни арестовывать их, ни судить судом инквизиции;
эта политика одобряется в Риме, и на выдачу их святому трибуналу посмотрели
бы как на беззаконие". Папское бреве датировано 11 октября.
XXV. В нем говорится о том, что главная забота пастырского служения
состоит в возвещении мира людям и в установлении согласия между ними; узнав,
что некоторые испанские священники, не будучи верны этому принципу и не
делая его правилом своего поведения, возбуждают мятежи и доводят народ до
междоусобной войны, папа поручает главному инквизитору Адриану наказать их.
XXVI. В другом письме посла, от 16 марта 1521 года, находится
следующее: "Я уже заметил Вашему Величеству, что папа нисколько не
сомневается, что епископ Саморы заслуживает лишения своей епархии; но он
полагает, что необходимо его судить и для этого выслушать
свидетелей-очевидцев. Это побудило меня просить (как я писал Вашему
Величеству), чтобы это дело было поручено одному или двум кардиналам,
которых я поименую, чтобы кардинал Тортосы [464] и нунций были назначены для
принятия наказаний". 19 июля 1521 года кардиналу было послано бреве по
предмету, о котором говорило это письмо; но дон Франсиско Ронкильо,
королевский и придворный судья, рассматривая епископа как уже лишенного
привилегий, присудил его к смертной казни как виновного в измене и велел
казнить так скоро, что о его смерти узнали одновременно с его процессом.
Правда, что судья был отлучен кардиналом Сантикватро, апостолическим
комиссаром по этому делу, но потом разрешительное бреве все это дело
уладило. Следует заметить, что этот документ снимал также анафему с
императора, как будто он подвергался отлучению, одобряя поведение судьи.
XXVII. В другом письме, от 25 сентября 1520 года, в котором идет речь о
буллах на некоторые бенефиции, которые Карл V просил для сына Хуана Гарсии,
секретаря инквизиции, он сообщал государю, что (согласно словам кардинала
Анконы) дело может состояться лишь после предварительного аннулирования
булл, выданных в пользу одного монаха, жившего тогда в Венеции, против
которого можно действовать, когда он вернется в Рим и ответит на
выставленные против него обвинения по приказу Его Величества. Посол
продолжал так: "Я не знаю, что ответит монах; все говорят, что он еврей. Но
если это даже правда, то это не так существенно; здесь на подобное не
смотрят особенно строго". Довольно пикантно, что римская курия совсем не
считается с тем, что монах еврей, тогда как испанская инквизиция получает
приказ действовать с такой суровостью против подобных случаев.
XXVIII. Наконец почти смешно видеть, какие средства употребляет папа,
чтобы обойти отмену трех бреве и отвлечь внимание Карла V. Его посол говорит
в письме от 31 мая 1520 года, что папа на этот счет дал понять, будто
согласится на отмену, вопреки противоположному мнению некоторых членов
совета.
XXIX. 28 июля император писал Его Святейшеству, снова прося об отмене:
"Я ходатайствую о ней со всем возможным стремлением и желанием заставить
прекратить ропот и подозрение некоторых людей, которые вопреки всякой истине
верят и рассказывают по свету, что Ваше Святейшество и я в союзе между
собою, чтобы извлечь побольше денег из этой буллы". 25 сентября дон Хуан де
Мануэль сообщал ему: "Хотя Его Святейшество более двадцати раз обещал мне
буллу, он теперь говорит, что не может выпустить ее, потому что его
уведомили, что император будет доволен, если будет проведена реформа святого
трибунала, хотя, судя по его письмам, можно прийти к противоположному
мнению. Это объясняется тем, что в письмах говорит голос религии, так как
некоторым лицам удалось породить в его совести совершенно необоснованные
угрызения". По-видимому, действительно дон Луис Каррос, бывший до дона Хуана
де Мануэля послом Карла V в Риме, распустил этот слух и конфиденциально
условился с папою Львом X, что отмены булл не будет, пока он не известит Его
Святейшество о принятии этой меры по возвращении из Испании. Кажется, что
для улаживания этого соглашения сорок семь тысяч дукатов были обещаны Льву X
этим министром, который тайно покровительствовал претензиям кортесов
Арагона. Новый посол имел в виду этот договор, когда в письме от 2 октября
говорил императору: "Мне кажется, дон Луис Каррос должен написать папе,
каково истинное намерение Вашего Величества в этом деле, чтобы было
очевидно, что вы имели и имеете желание, о котором я заявил от вашего имени.
Было бы также удобно, чтобы было адресовано мне письмо в незапечатанном
виде: все это и еще нечто другое необходимо, потому что здесь деньги могут
многое сделать".
XXX. 12 декабря римская курия выставила новый предлог, чтобы
мотивировать свой отказ. Дон Хуан де Мануэль пишет, что Его Святейшество
сказал ему, что, так как булла о реформе не опубликована, бесполезно
выпускать буллу об отмене ее и что он хочет объявить новым бреве в общих
выражениях, что все, постановленное против инквизиции, не имеет силы и
недействительно.
XXXI. 16 января 1521 года посол заявлял то же и более того, а именно,
что папа обязался (если булла упразднена приказом короля) объявить о ее
недействительности; если же она послана в Рим, как он об этом просил, то
упразднить ее целиком и навсегда. Несмотря на эти торжественные уверения
папы, ни новое бреве, обещанное им, ни какое-либо другое не появились. Лев X
умер 10 декабря 1521 года. Булла о реформе, однако, не была исполнена,
потому что император не разрешил ее опубликовать, как это видно из письма,
написанного им из Гента инквизиторам Арагона 21 августа 1521 года, и потому,
что сам папа сделал подобное же запрещение в бреве, адресованном главному
инквизитору 12 октября 1519 года.

Статья пятая

ГРОМКИЕ ПРОЦЕССЫ И ПОДСЧЕТ ЖЕРТВ

I. В то время как эти распри занимали умы, кардинал Адриан одобрил
суровый образ действий провинциальных инквизиторов против лиц, привлеченных
к суду, так как папа жаловался в бреве от 12 октября 1519 года, что они
злоупотребляли исключительной добротою Адриана, к их позору и к стыду
короля, кардинала и самого верховного первосвященника.
II. Согласно подсчету, установленному в четвертой статье восьмой главы
на основании данных, представляемых севильской надписью, ограничиваясь самым
умеренным результатом, мы увидим, что за пять лет управления Адриана в
Испании было осуждено и наказано инквизицией двадцать четыре тысячи двадцать
пять человек, а именно: одна тысяча шестьсот двадцать человек сожжено
живьем, пятьсот шестьдесят фигурально и двадцать одна тысяча восемьсот сорок
пять человек подверглись разным епитимьям. Это дает на каждый год триста
двадцать четыре человека первого разряда, сто двенадцать - второго и четыре
тысячи триста шестьдесят девять - третьего.
III. Если к этому периоду мы прибавим 1523 год, который можно считать
междуцарствием до севильской надписи 1524 года, мы сможем установить, что в
течение сорока трех лет службы четырех первых главных инквизиторов
инквизиция погубила двести тридцать четыре тысячи пятьсот двадцать шесть
жертв, из коих восемнадцать тысяч триста двадцать были сожжены живьем,
девять тысяч шестьсот фигурально и двести шесть тысяч пятьсот сорок шесть
были присуждены к епитимьям. Чудовищное количество, хотя оно уменьшено и
значительно ниже истинного.
IV. Нельзя сомневаться, что среди этого множества осужденных были люди,
имена и процессы которых заслуживали бы помещения в этой Истории. Но мне
казалось более подводящим выбрать из массы несчастных жертв и передать
только те процессы, которые прямее доказывают упорство инквизиторов в
сокрытии от людского взора их поведения в тайне трибунала, а также
постоянство римской курии в покровительстве апелляциям осужденных,
являвшимся для нее изобильным источником богатств даже в тех случаях, когда
эта мера была бесплодной.
V. Бернарде Кастелис, асессор барселонской инквизиции, был убит;
подозрения падали на Франсиско Бедерену, женатого клирика Урхельской
епархии, который был арестован и заключен в секретную тюрьму святого
трибунала. Считая себя обиженным инквизиторами, он обратился к папе, который
поручил разобрать его дело Джироламо де Льимучиису, епископу Асколи,
аудитору апостолической камеры [465]. Этот судья предписал инквизиторам
отправить к нему обвиняемого; так как инквизиторы не подчинились этому, то
он приказал архидиакону Барселоны и другим духовным лицам принудить их к
этому путем церковных наказаний. В то же время инквизиторы просили папу
отменить поручение Джироламо и разрешить отправить обвиняемого к кардиналу
Адриану, чего они и достигли через бреве от 5 мая 1517 года.
VI. Небезынтересно знать, что в частном письме, адресованном кардиналу
Адриану, папа говорил, что осведомлен, будто улики против Бедерены крайне
несерьезны, подсудимый достаточно наказан пребыванием в тюрьме и было бы
справедливо его освободить, потому что улики уголовного преступления должны
быть яснее дневного света; если кардинал Адриан думает об этом иначе, то
было бы хорошо, если бы он послал в Рим извлечение из процесса с приложением
печати до обсуждения приговора. Между тем комиссары апостолического аудитора
отлучили инквизиторов; те прибегли к папе, который аннулировал отлучение
своим бреве от 9 августа, так как поручение аудитора было уже отменено,
когда его делегаты произнесли отлучение. Главный инквизитор был извещен
агентами обо всем этом и велел выпустить Бедерену на свободу после долгого и
жестокого заточения.
VII. Поведение инквизиторов Валенсии по отношению к Бланкине, вдове
Гонсальво Руиса, представляет картину, полную ужасов. Этой испанке шел
восьмидесятый год; она всегда слыла за хорошую католичку. На нее, в столь
преклонном возрасте, донесли инквизиции, что в детстве она делала нечто,
заставляющее подозревать ее в иудаизме. Ее заключили в секретную тюрьму.
Некоторые из ее родственников обратились к папе и пожаловались на медленное
ведение процесса. Папа приказал немедленно приступить к следствию и к
окончательному приговору. Его приказ не был исполнен; тогда он 4 марта 1518
года перевел дело в Рим и поручил разбор его дому Луису, епископу Лавальи,
коадъютору епархии Валенсии, и Ольфио де Проепте, канонику его церкви,
рекомендуя выпустить из тюрьмы эту почтенную женщину и поместить ее в
монастыре, где она будет пользоваться уходом, снова расспросить свидетелей,
взять себе писцов и прокурора, избрав их вне инквизиции, разрешить Бланкине
выбрать себе попечителя и доверенного адвоката и судить обвиняемую. Узнав об
этом, инквизиторы не стали терять времени и осудили Бланкину как
заподозренную раньше получения папского декрета. 18 мая 1518 года они
получили от Карла V письмо к послу дону Луису Карросу. Министр должен был
просить папу от имени императора одобрить поступок инквизиторов, говоря, что
приговор был крайне мягок, так как судьи приговорили Бланкину только к
пожизненной тюрьме и к конфискации имущества. Почти в тех же выражениях он
писал кардиналам Арагона, Сантикватро, Анконы и Лавальи. В Карле V можно
было бы видеть чудовище жестокости, если бы мы не знали, что он считал
законом для себя подтверждать во всех делах этого рода резолюции своего
наставника кардинала Адриана.
VIII. Папа принял решение предоставить все на усмотрение главного
инквизитора и своим бреве от 5 июля уполномочил его высказаться относительно
недействительности или правильности приговора, осудившего Бланкину. Тем не
менее через два дня он послал кардиналу новое бреве, которым уведомлял, что
узнал, будто до восьмидесятилетнего возраста (хотя в Валенсии были
инквизиторы) Бланкина никогда не была предметом доноса; вследствие этого
справедливо восстановить положение, в каком она была 4 марта, когда Его
Святейшество отнял у инквизиторов расследование ее дела и разбор сущности
процесса; все, произведенное и решенное ими, начиная с этого времени и даже
раньше, должно считаться недействительным; для того чтобы не допустить
несчастную восьмидесятилетнюю старуху умереть с горя при виде себя в
санбенито и в тюремном заключении, Его Святейшество приказал снять с нее
этот знак бесчестия и поместить ее в доме какого-либо родственника или
всякого другого лица, какое укажет Бланкина.
IX. Кроме названных предосторожностей Лев X решил еще смягчить участь
этой уважаемой жертвы. 7 октября он послал кардиналу частное бреве, в
котором говорил, что видел извлечение из признания Бланкины и нашел
недостаточность и несерьезность улик, приведших к обвинению; опорочивающие
ее поступки были совершены в детстве, и на них надо смотреть как на игры,
правда, неосторожные, но обыкновенные в этом возрасте, а не как на признаки
иудаизма; вследствие этого, для предохранения ее от смерти, которой
заставляет бояться продолжительное заключение в тюрьме, он возобновляет
приказ выпустить ее на свободу; в то же время он поручает кардиналу (если
его мнение согласно с мнением Его Святейшества) оправдать Бланкину и
вознаградить ее за убытки; если, напротив, он полагает, что она должна быть
осуждена, - приостановить приговор и посоветоваться с ним. В результате
этого дела инквизитор объявил Бланкину слегка заподозренною в ереси и дал ей
условное оправдание, не обрекая на ношение санбенито и не декретируя ни
тюремного заключения, ни конфискации имущества.
X. Частые жалобы родственников этой женщины, направляемые в Рим, и
обнаруженное инквизиторами крайнее желание лишить ее имущества, заставляют
меня думать, что она имела значительное состояние. Но каким образом Лев X
(который основательно знал это дело, как и все, что происходило до него, по
материалам для апелляции) находил в душе доводы, достаточные, чтобы оставить
по-прежнему функционировать трибунал, о котором он говорил столько дурного в
своих апостольских бреве?
XI. Диего де Варгас из города Талавера-де-ла-Рейны и один из его дядей
были привлечены толедской инквизицией. Первый из этих испанцев обратился с
жалобой в Рим и получил от папы бреве, которое поручало Луису де Карбахалу,
канонику кафедрального собора Пласенсии, расследование его дела. Главный
инквизитор пожаловался Карлу V на то, что комиссар начал работу с нового
допроса свидетелей. Карл предписал ему 10 сентября 1518 года отказаться от
данного им поручения под угрозой подвергнуться немилости и понести суровое
наказание. С удивлением читаешь в письме Карла V, I что Карбахал вводил
такие новшества, подобных которым не видели в Испании со времени учреждения
святого трибунала инквизиции. Все эти новшества сводились к испытанию
свидетелей и к требованию от инквизиторов выдачи им документов процесса и
самих обвиняемых, что требовалось во множестве других случаев. Устрашенный
угрозой государя, Карбахал отказался от своего поручения. Несчастные узники
были осуждены в Толедо.
XII. Бернардино Диас, оговоренный, был арестован и заключен в секретную
тюрьму инквизиции вследствие показания лжесвидетелей. Он доказал свою
невинность, был оправдан, выпущен на свободу и восстановлен в пользовании
имуществом. Он узнал, что некий Бартоломео Мартинес, его враг, был
доносчиком на него. Так как инквизиторы не наказали его за клевету,
Бернардино сам вступился за себя и убил его. Он скрылся в Рим и добровольно
сознался в преступлении, чрезмерность которого полагал уменьшить, говоря,
что совершил его не по злобе, а вследствие горя, причиненного ему
преследованием, и раздражения на несправедливость инквизиторов.
XIII. Между тем последние начали против него новый процесс в Толедо;
они велели арестовать его жену, которую они подозревали в пособничестве к
его бегству, мать и шесть или семь друзей, помогавших ему убежать.
Бернардино представил папе, что имел низшее посвящение, что женился на
девственнице, следовательно, под суден церковной юрисдикции, и просил, чтобы
его дело рассматривалось в Риме. Папа решил, что в случае согласия
родственников убитого оказать ему милость он будет оправдан и возвращен. В
то же время папа предписал толедским инквизиторам не вмешиваться в процесс и
выпустить на свободу узников, для которых он назначил комиссаров. Буллы были
перехвачены инквизиторами. Тогда Бернардино представил папе, что в Испании
не найдется никого, кто посмел бы противиться инквизиторам, и что с этой
поры ему кажется неотложным перенос в Рим всех процессов и окончательное
решение их.
XIV. Его Святейшество приказал оформить этот доклад; сообщенное
оказалось так верно, что папа запретил кардиналу Адриану и инквизиторам
заниматься процессом Бернардино. Джироламо де Льимучиис, епископ Асколи,
аудитор апостолической камеры, 19 июля 1519 года выпустил послание,
предписывающее толедским инквизиторам тотчас же выпустить на свободу узников
и восстановить их в правах владения имуществом, а в случае неисполнения
приказывал явиться к нему на суд в двухмесячный срок под угрозой отлучения,
отрешения от должности и лишения бенефиций.
XV. Инквизиторы отказались повиноваться. Тогда Джироламо де Льимучиис
отлучил их, и они лишились должности в силу папской буллы, которая была еще
действительной 22 апреля 1522 года, когда Карл V, говоря об этом деле своему
послу, уверял, что они с давнего времени находятся под бременем анафемы за
исполнение своего долга, как он об этом хорошо осведомлен, и, какие бы
усилия они ни прилагали для достижения суда над собою через комиссию, папа
постоянно отвечал отказом, что срамило святой трибунал. Он поручал послу
поговорить об этом с Его Святейшеством и просить покончить со
злоупотреблением. Посол говорил об этом с папою и 31 мая писал своему
государю, что ничего не добился, и Его Святейшество жалуется, что
инквизиторы совершают несправедливости. Посол возобновил свои настояния, и
папа согласился через год освободить инквизиторов от всякой вины; дон Хуан
де Мануэль уведомил об этом Карла V 25 сентября того же года.
XVI. Бернардино Диас получил прощение от родственников убитого, и
свобода была возвращена ему, как и другим узникам. Это дело принадлежит к
числу немногих, в коих римская курия показала свою твердость; немало
посодействовало этому решение отправиться в Рим, принятое обвиняемым. Другие
обвиняемые также обратились к покровительству святого престола. О некоторых
из них я расскажу.
XVII. Севильские инквизиторы начали процесс Диего де Лас Касаса, его
братьев Франсиско и Хуана, их жен, отцов этих жен и других родственников.
Они все были арестованы, кроме Диего, который бежал в Рим и принес жалобу на
судей. Папа запретил инквизиторам Севильи расследовать дело Диего и его
семьи. Он поручил кардиналу Адриану самому разобрать его при помощи епископа
Канарских островов, который был тогда в Севилье, и не прибегать к содействию
других лиц. В то же время он решил выпустить на свободу Франсиско и Хуана де
Лас Касаса по представлении ими поручительства в явке к кардиналу и к
епископу, которые должны разрешить избрать себе адвокатов и попечителей для
занятия их защитой.
XVIII. Король, узнав об этом, велел приостановить исполнение бреве, как
будто оно должно было компрометировать доверие к инквизиции. 30 апреля 1519
года он предписал Карросу, тогдашнему своему послу, просить папу вернуть
инквизиции пользование ее правами, потому что Диэго де Лас Касас менее кого
бы то ни было может жаловаться: ведь он добился покровительства кардинала и
достиг того, что инквизиторам Севильи был дан в помощь в качестве судьи
епископ Канарских островов и что, в случае сомнения или разногласия в
мнениях, процессы будут разбираться в верховном совете. Каррос не мог
добиться того, о чем просил от имени императора.
XIX. 22 апреля 1520 года он поручил своему преемнику дону Хуану де
Мануэлю, владетелю Бельмонте, просить у папы тайного приказа, обязывающего
Лас Касаса покинуть Рим и запрещающего ему вмешиваться, как он это делал, в
не касающиеся его дела, под угрозой сурового наказания, потому что известно,
что он был агентом арагонцев и каталонцев и употреблял подарки и
значительные денежные суммы для подкупа тех членов римской курии, которым
были поручены дела инквизиции. Этот инцидент дал повод ко многим дебатам.
Наконец было решено, что кардинал Адриан и апостолический нунций возьмутся
за расследование процесса Лас Касаса и других членов его семьи без
вмешательства инквизиторов Севильи, потому что они совершили великие
несправедливости. Дон Хуан де Мануэль уведомил Карла V, это обстоятельство
изложено также в бреве от 20 января 1521 года. Результатом процесса явился
приговор, объявлявший подсудимых заподозренными в ереси в малейшей степени.
XX. Педро де Вильясис, приемщик имущества инквизиции, неоднократно
грубо обращался с Франсиско де Кармо-ной из Севильи. Последний представил
жалобу кардиналу, который наказал обидчика. Вильясис, которому все пути
инквизиции были хорошо знакомы, тайно замыслил его гибель и велел арестовать
не только Франсиско де Кармону, но и его мать Беатрису Мартинес и некоторых
других родственников как вознамерившихся его убить и следивших за ним для
исполнения своего намерения. Кардинал Тортосы, узнав, что севильские
инквизиторы были врагами Франсиско де Кармоны и что этот мотив привел их к
аресту братьев и сестер Беатрисы, его матери, перенес дело в свой трибунал.
Когда Франсиско вскоре стало известно, что кардинал должен сопровождать
императора в Германию, он просил папу запретить инквизиторам завладеть его
процессом. Папа заявил в своем бреве от 26 сентября 1520 года, что в случае
отъезда в путешествие кардинала он назначит лицо по своему выбору для
исполнения обязанностей главного инквизитора. Это предположение не
осуществилось, и подсудимые были оправданы.
XXI. Луис Альварес де Сан-Педро из Гвадалахары, не владеющий своими
членами, был ввергнут в секретную тюрьму инквизиции и апеллировал оттуда к
папе. Он говорил, что толедские инквизиторы, ослепленные ненавистью, вняли
клевете, чтобы преследовать его. Он просил папу отнять у них расследование
дела, поручить его главному инквизитору, а пока приказать, чтобы его
перевели в монастырь или в какое-нибудь приличное место, пребывание в коем
не было бы для него так тягостно, как тюрьма святого трибунала, куда его
заключили, и которое было бы просто домом предварительного заключения. Папа
даровал Альваресу просимое бреве от 28 декабря 1520 года; он был примирен с
Церковью в силу приговора кардинала. Несколько времени спустя, снова
преследуемый инквизиторами, Альварес был вынужден бежать в Рим. Папа перенес
к себе дело обвиняемого. Хотя Карл V поручил послу в Риме просить выдачи
Альвареса инквизиторам, папа настоял на своем решении; Альварес вывернулся
из этого дела так же удачно, как и в первый раз. Какой жестокостью было
заключение в тюрьму паралитика! Какой контраст между этой суровостью,
которую ничто не может оправдать, и выставлением напоказ человечности и
сострадания, которые встречаешь на каждой странице в истории этого
трибунала!
XXII. Эта политика не ускользнула от внимания Льва X. Поэтому он
постоянно отказывал в согласии на просьбу Карла V о перенесении дела
Фернандо Арагонского, своего врача, и его жены, а также другого процесса,
возбужденного против памяти и доброго имени Хуана де Коваррувиаса, который
был его товарищем по учению. Он отлично знал, как легко отыскать в Испании
лжесвидетелей, когда имеют в виду привести в исполнение какой-либо план
мести. Это побудило его поручить кардиналу-инквизитору в бреве от 14 декабря
1518 года преследовать их уголовным судом и выдавать светским судьям, чтобы
покарать виновных смертной казнью. Несмотря на этот папский приказ и
несмотря на то, что случаи пользования этой мерой представлялись
неоднократно, к ней, кажется, никогда не прибегали.
XXIII. Столь же основательно могли тогда жаловаться на злоупотребления,
совершавшиеся в инквизиции Майорки по вине некоторых из ее слуг. Впрочем,
везде и повсюду происходило одно и то же. На острове Майорка дело зашло так
далеко, что в 1521 году составился заговор против прокурора. Один житель,
знавший об этом намерении, сообщил священнику, получив обещание скрыть его
имя; но священник, желая предупредить ютовящееся преступление, известил дома
Арнольдо Альбертино, декана инквцзиторов. Когда незнакомец явился к
прокурору, как бы для того, чтобы пригласить его пойти вместе по делу тайной
благотворительности, в котором он должен дать отчет, прокурор принял его в
своем доме в присутствии других лиц и отказался идти с ним.
XXIV. Инквизитор Альбертино захотел обязать священника назвать
человека, открывшего заговор, и дважды требовал этого. Не желая вступать на
путь церковных наказаний, Альбертино по поводу его отказа запросил кардинала
Адриана и установил свое мнение насчет мотивов запроса, которое затем
напечатал вместе с ответом главы святого трибунала, сущность которого
состояла в том, что естественная тайна, хотя она была обещана и принята, не
связывает, когда она может вредить третьему лицу; это в настоящем случае
обязывало священника открыть ее, хотя судье запрещалось пользоваться ею
против кого бы то ни было, если только общественная молва или какой-нибудь
другой новый случай не установит улики проступка.
XXV. Вторая часть ответа не кажется мне справедливой, так как вреда для
третьего лица нечего было более бояться; впрочем, решение изменить доверию
должно было устранить впредь желание делать другие разоблачения. Альбертино,
удерживаясь от применения церковных наказаний, повел себя благоразумно, но
ударился в противоположность, стараясь открыть то, чего не следовало
говорить. Этот декан инквизиции был впоследствии епископом Пати и даже
временным (par interim) вице-королем Сицилии. В 1524 году он составил
комментарии под заглавием О еретиках и напечатал их в 1534 году вместе с
вышеупомянутым запросом. Они были посвящены дому Альфонсо Манрике, главному
инквизитору.
XXVI. Неудивительно, что инквизитор писал против еретиков, как сделал
это Альбертино. Этот предмет занимал умы со времени проникновения
лютеранства [466], уже осужденного в Испании с 1521 года, так как 20 марта
этого года папа адресовал два бреве - одно главнокомандующему, а другое
адмиралу Кастилии, которые управляли королевством во время отсутствия Карла
V, чтобы посоветовать им не допускать к ввозу в страну ни одного сочинения
Лютера и его защитников. 7 апреля кардинал Адриан поручил инквизиторам
арестовывать все сочинения, какие только можно было найти. Эта мера была
затем принята в 1523 году, и коррехидор [467] Гипускоа [468] получил приказ
помогать в этом случае вооруженной силой должностным лицам инквизиции.
XXVII. Лев X умер 10 декабря 1521 года, и кардинал Адриан стал его
преемником 9 января 1522 года. Он сохранил звание инквизитора Испании до 10
сентября 1523 года, когда облек этим титулом и правами дома Альфонсо
Манрике, бывшего епископа Кордовы и Бадахоса, а тогда архиепископа Севильи,
со смерти второго главного инквизитора дома Диего Десы, происшедшей 9 июня
1522 года.
XXVIII. Адриан учредил в Америке второй трибунал инквизиции и
распространил его юрисдикцию на Вест-Индию и океанские острова.
XXIX. Испанцы очень далеки от мысли воздавать похвалу главному
инквизитору Адриану, как это делал Лев X, говоря, будто он был добр до такой
степени, что позволял инквизиторам злоупотреблять его слабостью для
совершения кучи несправедливостей {См. бреве от 12 октября 1519 года.}, так
как такое положение причинило величайшие бедствия Испании. Если бы он не
оказывал им безграничного доверия и не обманывал Карла V насчет поведения
инквизиторов, император преобразовал бы трибунал, как он обещал это
кастильцам и арагонцам на собраниях кортесов в Вальядолиде и Сарагосе, и оба
королевства избегли бы страшных бедствий. Так опять подтверждается, что
участь нации зависит часто от комбинаций самых непредвиденных и нисколько не
зависящих от человеческой мудрости!

Глава XII

ПОВЕДЕНИЕ ИНКВИЗИТОРОВ В ОТНОШЕНИИ МОРИСКОВ

Статья первая

УКАЗ О ДОНОСАХ НА ЕРЕТИКОВ-МАГОМЕТАН

I. Дом Альфонсо Манрике [469], архиепископ Севильи (вскоре облеченный
саном кардинала), наследовал Адриану в должности главного инквизитора.
Новохристиане еврейского происхождения в начале его служения льстили себя
надеждою увидать вскоре спасительную перемену в форме судопроизводства
инквизиции. Они ждали этого с тем большим доверием, - что в 1516 и 1517
годах возник вопрос о рассмотрении поданной ими просьбы об оглашении имен и
показаний свидетелей, и тогда Манрике (который был в то время во Фландрии
при Филиппе I, отце Карла V) [470] поддержал жалобу, уверяя государя, что
она справедлива. Однако дело вышло не так, как они надеялись.
II. Инквизиторы изменили настроение Манрике, убедив его, что просимое
новшество клонится к уничтожению самого святого трибунала и к торжеству
врагов веры; было признано, прибавляли они, что число иудействуюгцих
значительно уменьшилось через эмиграцию одних и через страх, внушаемый
инквизицией другим; но следовало опасаться, что в случае ослабления системы
тайных доносов и особенного судопроизводства они вернутся к своим прежним
верованиям; к тому же появление двух новых сект - морисков и лютеран -
делает еще более необходимой суровость, которую употребляли до сих пор
III. На самом деле несколько времени спустя была речь о расширении
области объектов и предметов доносов, как это явствует из указа, который
читали ежегодно в первое воскресенье Великого поста, чтобы напомнить
обязательство, налагаемое на каждого христианина, доносить в шестидневный
срок о том, что он увидит или услышит противного вере, под страхом
отлучения, разрешаемого только епископом, и смертного греха.
IV. Относительно морисков, возращавшихся в магометанство, было повелено
каждому верному объявлять, если он услышит от них, что религия Магомета
[471] хороша и нет другой, которая могла бы привести ко спасению; что Иисус
Христос просто пророк, а не Бог, и что качество и имя Девы не приличествуют
его матери. Повелено было также объявлять, если он был свидетелем или узнал,
что мориски соблюдают некоторые обычаи магометан, например, едят мясо по
пятницам, думая, что это позволительно; проводят этот день как праздник,
одеваясь чище, чем обыкновенно; оборачивают лицо к востоку, произнося
Висмилей [472], связывают ноги животным, которых будут есть, перед тем как
их зарезать; отказываются есть мясо тех животных, которые не были зарезаны
или же были зарезаны женщиной; обрезывают своих детей, давая им арабские
имена, или высказывают желание, чтобы этот обычай соблюдался другими;
утверждают, что надо верить в Бога и его пророка [473] Магомета; произносят
клятвы Корана или соблюдают пост рамазан, и свою Пасху, творя милостыню и
принимая пищу в питье только при восходе первой звезды; делают зохор,
поднимаясь до света, чтобы поесть, и, выполоскав рот, снова ложатся в
постель; соблюдают гвадок, моя себе руки от кистей до локтей, лицо, рот,
ноздри, уши, ноги и половые части, или делают сала, оборачиваясь лицом к
востоку [474], садясь на циновку или ковер, поднимая и опуская попеременно
голову, произнося некоторые арабские молитвы и вычитывая андулилей, коль,
алагухат и другие формулы магометанского обряда; справляют пасху барана,
убивая это животное после обряда гвадок; женятся по магометанскому обычаю;
поют песни мавров и исполняют замбры, или танцы, и леилы, или концерты, при
помощи запрещенных инструментов; соблюдают святые заповеди Магомета и
возлагают руку на голову своих детей или других лиц в качестве обряда,
предписанного законом; моют мертвецов и хоронят их в новом саване; погребают
их в девственной земле или кладут в каменные гробницы лежащими на боку, с
головой на камне; покрывают могилу зелеными ветвями, поливают медом, молоком
и другими напитками; призывают Магомета в своих нуждах, называя его пророком
и посланником Божиим и говоря, что святилище Мекки (где, по их уверению,
погребен Магомет) есть главный храм Бога; заявляют, что они крестились не по
вере в нашу святую религию; что их отцы и их предки наслаждаются вечным
блаженством в награду за устойчивость в религии мавров; что можно спастись,
оставаясь мавром (или в Моисеевом законе, если говорящий принадлежит к
евреям). Наконец, христиане обязывались указом о доносах объявлять, если
слышали о переселении кого-нибудь в Варварию [475] или другие страны, чтобы
отступить от христианства или по другому подобному мотиву.
V. Нетрудно видеть, что среди действий и слов, переданных мною, есть
много таких, которые настоящий добросовестный католик не поколеблется
сделать или сказать как безразличные по существу и которые становятся
еретическими или навлекающими подозрение в ереси в соединении с
обстоятельствами, придающими им этот характер. Это новое предписание
инквизиционного кодекса и презрение, которое вообще питали к морискам в
Испанском королевстве, открывали путь клевете, которую возбуждали дух
ненависти и мести и другие столь же свирепые настроения.
VI. Надо, впрочем, отдать справедливость Манрике, что он жалел о
положении, до которого были доведены мориски, и противился, насколько мог,
преследованию, помня обещание, данное Фердинандом и Изабеллой, что они не
будут подчинены инквизиции и не будут ею наказываться по маловажным делам.
28 апреля 1524 года Манрике был в Бургосе, когда мориски доложили ему, что
получили от его предшественников гарантии, что инквизиция не будет их
привлекать к суду и преследовать по маловажным мотивам; однако вскоре
инквизиторы начали сурово с ними обращаться, арестовывая и предавая суду без
достаточных оснований для такого обхождения; поэтому они умоляют о милости,
чтобы при его служении им было оказано не меньше покровительства, чем при
его предшественниках.
VII. Манрике передал их просьбу на обсуждение верховного совета и снова
велел опубликовать и подтвердил благоприятные для них распоряжения. Он
приказал быстро закончить начатые процессы к выгоде обвиняемых, если только
не будет констатирована приписываемая им ересь; в таком случае до
произнесения приговора должны были запросить верховный совет.

Статья вторая

МОРИСКИ КОРОЛЕВСТВА ВАЛЕНСИИ

I. Мы видели, что приказ Фердинанда и Изабеллы обязал в 1502 году
мавров, не желавших принимать христианскую религию, покинуть Испанию. Хотя
этот закон получил силу в Кастилии, он нисколько не задел мавров Арагона,
потому что король счел нужным уступить настояниям частных владетелей,
представивших ему громадный урон, который следовал бы для них от ослабления
населения в их владениях, где почти не было крещеных жителей. Оба государя
возобновили свое обещание в Монсоне в 1510 году [476], а Карл V на собрании
кортесов в Сарагосе в 1519 году обязался присягою не делать на этот счет
никаких нововведений.
II. Вскоре гражданская война разразилась в королевстве Валенсия.
Началось восстание, подобное тому, которым в то время была охвачена
Кастилия. Мятежники были почти все люди из народа, питавшие величайшую
ненависть к дворянам, а особенно к сеньорам, пользовавшимся некоторой
властью над жителями. Повстанцы старались причинить им как можно больше
ущерба. Они знали, что для сеньоров будет огромным бедствием, если сделают
их мавров-вассалов христианами, так как различие в религии обязывало мавров
уплачивать своим сеньорам более обременительные повинности, чем платили лица
христианского вероисповедания.
III. Вследствие этого повстанцы заставляли креститься всех мавров,
попадавших к ним в руки; таким способом было крещено более шестнадцати
тысяч. Так как насилие более, чем убеждение, принимало участие в этой
перемене, они не замедлили вернуться к своему прежнему верованию. Император
велел казнить главных вожаков восстания. Много мавров (которых эта суровость
заставила опасаться подобного же обращения с ними) уехало из Испании и
удалилось в королевство Алжирское [477], так что в 1523 году более пяти
тысяч домов осталось без жителей {Сауяс. Летопись Арагона. Гл. 100;
Сандовал. История Карла V. Кн. 13. п. 28.}.
IV. Раздраженный этим, Карл V убедил себя, что не следует терпеть
мавров в государстве, и попросил папу освободить его от присяги, данной на
собрании кортесов в Сарагосе. Папа сначала ответил, что подобная уступка
будет скандалом. Император настаивал, и она была ему дана 12 марта 1524
года. Папа только обязал его своим отдельным бреве поручить инквизиторам
ускорить обращение мавров, объявив им, что в случае отказа перейти в
христианскую веру их обяжут выехать из королевства под страхом быть
обращенными в пожизненное рабство. Они подпадут под исполнение этой угрозы,
если пропустят предоставленный им срок, не крестившись или не выехав из
Испании.
V. В то же время папа другим бреве рекомендовал обратить в церкви все
мечети и решил, что десятина, получаемая с земель, обрабатывавшихся раньше
маврами, будет отдаваться владетелям этих земель как возмещение двойных
повинностей, платеж которых прекратится, когда мавры станут христианами. Он
поручил также сборщикам десятин выплачивать расходы по католическому
богослужению, для которого будут основаны бенефиции с доходом от земель,
принадлежавших мечетям {Там же. Гл. 110.}.
VI. Историки, приводившие буллу 1524 года, думали, что эта мысль
принадлежит самому папе. Однако письмо, которое герцог Сесо, посол в Риме,
писал 7 июня, отправляя этот документ, и декрет, узаконивший способ действия
инквизиторов относительно мавров, доказывают не только то, что папа долго
отказывался дать эту буллу из опасения скандала, который она должна
произвести, но и то, что, отправив ее, он отказывался вручить оба бреве,
предвидя их последствия. Надо сознаться, что сомнения папы были вполне
обоснованны, так как он освобождал Карла V от присяги, чтобы принять меры,
клонившиеся к уменьшению населения королевства в ущерб интересам сеньоров;
это было также не в интересах епископов, которые не могли равнодушно
смотреть, что инквизиторы исполняют новые функции в их епархиях.
VII. Появились сомнения насчет действительности крещения, совершенного
над маврами в королевстве Валенсия повстанцами; эти сомнения следовало
разрешить до приведения в исполнение папской буллы. Карл собрал совет под
председательством главного инквизитора, составленный из членов совета
Кастилии, Арагона, инквизиции Индий и военных орденов, из нескольких
епископов и богословов. Это собрание имело двадцать два заседания в церкви
францисканского монастыря в Мадриде. После долгих обсуждений было объявлено,
что крещение мавров должно считаться достаточным ввиду того, что неверные не
оказали никакого, сопротивления, а, напротив, горячо желали его принять,
чтобы избежать того, что считали величайшим несчастьем; это настроение
позволяет думать, что они пользовались полной свободой, необходимой для
признания действительности таинства. Император, узнав об этом, присутствовал
на последнем заседании собрания, происходившем 23 марта 1525 года, и
приказал на основании этой декларации, чтобы крещеные мавры были принуждены
остаться в Испании в качестве христиан, жить как таковые, крестить тех из
своих детей, которые еще не получили крещения; для исполнения этой двойной
цели и для наставления их в истинах религии были назначены священники,
которым будет поручена эта забота, Монах-иеронимит Яго Бенедет заявил
императору, что он видит в каждом крещеном мавре отступника. События
доказали, что он не ошибался.
VIII. Франциск I, король Франции [478] (который жил тогда пленником в
Мадриде), сказал Карлу V, что спокойствие будет установлено в государстве
только тогда, когда он выгонит всех мавров и морисков. Таково было тогда в
Европе состояние познаний в области политики.
IX. Дом Альфонсо Манрике передал свои полномочия главного инквизитора
для королевства Валенсии дому Гаспару д'Авалосу, епископу Кадиса, который
потом был архиепископом Гранады. Этот прелат опубликовал несколько указов,
чтобы дать знать жителям о данном ему поручении, и приказал всем крещеным
маврам явиться в кафедральный собор Валенсии для примирения с католической
церковью и разрешения от двойного греха ереси и отступничества, без всякого
наказания и епитимьи, но с увещанием, что если они еще раз откажутся от
христианской веры, то подвергнутся смертной казни и будут лишены имущества.
Королевский указ от 4 апреля гласил, что мечети, в коих уже была
принесена святая жертва литургии, не могут более служить для магометанского
культа.
X. Большинство мавров бежали в горы и в Сьерру-де-Берниа. Они подняли
там восстание против Карла V и до августа сопротивлялись могуществу его
оружия; они капитулировали, получив амнистию.
XI. Император писал 13 сентября главным вождям мавров в королевстве
Валенсия, чтобы побудить их принять христианство. Он обещал им свое
покровительство и пользование всеми правами наравне с христианами и уверял
их, что его слово будет нерушимо, вопреки возможным советам о мерах, которые
следовало принять относительно их.
XII. 16 июня папа послал буллу главному инквизитору, чтобы он приказал
дать безусловное разрешение всем морискам, и уполномочил его принять на себя
расследование всех дел, которые могут их коснуться. Вследствие.этого епископ
Кадиса и множество катехизаторов [479] и проповедников отправились в
Валенсию в сентябре для выполнения своей миссии. Среди них находился брат
Антонио де Гевара, который вскоре стал епископом Мондоньедо. Для того чтобы
побудить морисков жить, как следует хорошим христианам, он говорил, что они
все, как и прочие жители, происходят от испанских христиан. Когда мавры
вступили во владение городом Валенсией по смерти Сида (храброго Родриго
Диаса де Вивара [480]), они будто бы забрали себе всех христианских женщин,
которых нашли в городе, и от них якобы происходят все мориски. Я не знаю,
как доказывал проповедник этот факт.
XIII. 21 октября был опубликован указ, запрещавший морискам продавать
золото, серебро, шелк, украшения, драгоценности, животных и другие виды
товаров. 18 ноября был опубликован приказ доносить святому трибуналу на
морисков-рецидивистов.
XIV. Указ 16 ноября обязывал мавров отправиться в города и местечки,
наиболее близкие к их местопребыванию, чтобы получить там наставление,
которое хотели им дать; впредь носить на шляпах полумесяц из синего сукна
величиною с апельсин (это было знаком их будущего рабства); выдать все
оружие с запрещением впредь им пользоваться под угрозой получения ста ударов
кнута; становиться на колени на улицах во время перенесения причастия
умирающим; не совершать публичных религиозных обрядов, закрыть все мечети.
Христианские сеньоры, имевшие мавров в числе своих вассалов, были
ответственны за исполнение этих мер.
XV. 25 ноября появилась папская булла, которая обязывала всех христиан,
под угрозой отлучения, разрешаемого только епископом, оказывать помощь, если
потребуется, для успешного исполнения этих решений. Этим не ограничились.
Королевским указом было предписано всем маврам креститься до 8 декабря, и
объявлено, что они будут изгнаны из королевства через данный им короткий
срок и будут считаться рабами, если не станут повиноваться.
XVI. По истечении льготного срока было обнародовано при звуке труб
приказание всем маврам удалиться из Испании до 31 января 1526 года по путям,
которые им будут назначены, до порта Короньи через обе Кастилии и Галисию. В
то же время было запрещено сеньорам удерживать их на землях после этого
срока, под угрозой штрафа в пять тысяч дукатов. Инквизиторы угрожали
предоставленными их власти церковными наказаниями жителям, которые стали бы
помогать маврам в их сопротивлении {Сапатер. Летопись Арагона. Кн. 3. Гл.
35.}.
XVII. Мавры Альмонасида [481] с октября месяца отказались креститься и
сопротивлялись вооруженной рукой воле монарха до февраля. Город был взят;
многие из них были преданы смерти, остальные стали христианами Можно ли
придумать для распространения христианства меры, более противоположные
апостольским, чем принятые в этом случае?
XVIII. В местечке Корреа мавры убили местного сеньора и семнадцать
христиан, которые с его согласия принуждали их принимать крещение. Наконец,
вспыхнул общий мятеж среди мавров королевства Валенсия, где их было не менее
двадцати шести тысяч семейств; мавры укрепились в местечках
Сьерры-д'Эспадан, где королевская армия спустя долгое время одолела их
{Сандовал. История Карла V. Кн. 13. п. 28 и сл.}. Оставшиеся в местечках или
удалившиеся оттуда при приближении рокового срока умоляли о покровительстве
управлявшую Валенсией королеву Жермену де Фуа, вторую жену Фердинанда V,
вышедшую тогда замуж за дона Фернандо Арагонского, герцога Калабрии, который
лишился прав на Неаполитанское королевство. Она дала охранную грамоту
двенадцати депутатам, которых они посылали ко двору, чтобы в точности узнать
намерения императора, в принудительном характере коих они сомневались. Они
просили у государя отсрочки в пять лет для того, чтобы стать христианами или
выехать из королевства через порт Аликанте. Обе эти просьбы были отвергнуты.
Они согласились на принятие крещения при условии, что инквизиторы будут их
преследовать лишь по истечении сорока лет, - но и в этом им было сурово
отказано.
XIX. Они обратились к главному инквизитору Манрике. Тот принял их
любезно. Предполагая, что они легко согласятся на принятие крещения, он
предложил им, как и всем исповедующим их религию, свое содействие у
императора и в то же время посоветовал изложить письменно свою просьбу. 16
января 1526 года они вручили ему докладную записку, в которой просили:
1) чтобы в течение сорока лет они не были подсудны инквизиции;
2) чтобы в течение этого времени они могли сохранять свою одежду и свой
язык;
3) чтобы им разрешили иметь особое от старинных христиан кладбище;
4) чтобы в этот промежуток они могли жениться на своих родственницах,
даже на двоюродных сестрах, и не испытывать никаких неприятностей в
отношения брачных союзов, заключенных до сей поры;
5) чтобы все их бывшие служители культа остались и получали доходы от
мечетей, ставших церквами;
6) чтобы употребление оружия было разрешено им, как и прочим
христианам;
7) чтобы оброки и повинности, которые они платили сеньорам, были
уменьшены и не превышали степени обложения прочих христиан;
8) чтобы в королевских городах их не обязывали платить сборы на
муниципальные расходы, если только им не дадут права на общественные
должности и на пользование почестями, как и старинным христианам.
XX. Эти статьи были представлены на рассмотрение императорского совета,
который ответил:
1) что относительно морисков Валенсии и королевства Арагон ограничатся
мерами, принятыми для морисков Гранады:
2) что им будет разрешено сохранить в течение десяти лет употребление
их одежды и их языка;
3) что их будут хоронить согласно их просьбе, при условии, что их
кладбища будут находиться по соседству с церквами, и что старинные коренные
христиане могут также здесь погребаться;
4) что не будет никаких нововведений насчет заключенных уже браков, но
что они должны согласоваться с обычаем старинных христиан;
5) что обратившиеся магометанские служители культа будут пользоваться
более или менее значительным доходом, по степени усердия, которое они
употребят для того, чтобы сделать более искренним обращение остальных
мавров;
6) что разрешение носить оружие будет им дано, как и прочим христианам;
7) что оброки, которые они обязаны платить своим сеньорам, будут
уменьшены, насколько позволят буква и оговорки договоров, и что они не будут
платить больше других жителей;
8) что в отношении королевских городов все остается по-прежнему и не
будет установлено никакого налога на мавров там, где они до этого времени
ничего не платили.
XXI. Получив эти условия, мавры крестились, за исключением нескольких
тысяч человек, которые бежали в горы. Против них пришлось отправить военный
отряд, употребивший весь 1526 год для покорения беглецов. Когда дело дошло
до конца, они приняли крещение, и угрожавшее им рабство было заменено
штрафом в двенадцать тысяч дукатов {Сапатер. Летопись Арагона. Кн. 3. Гл.
38; кн. 4. Гл. 9 и 14.}.

Статья третья

МОРИСКИ АРАГОНА И ГРАНАДЫ

I. Опасаясь, как бы рассеянные среди них мавры не были подчинены тому
же закону, что и мавры Валенсии, арагойцы сделали императору через графа
Рибагорсу, его родственника, представление, что мавры этой страны всегда
были спокойны и никогда не причиняли ни политической смуты, ни религиозного
скандала; их нельзя упрекнуть в совращении к отступничеству ни одного
христианина, и, наоборот, они так хорошо настроены, что помогают трудом
своих рук поддержке многих священников и мирян; они рабы или прикреплены к
земле короля и сеньоров королевства, и нет никаких опасений насчет
какой-либо связи их с африканскими маврами, потому что они живут на большом
расстоянии от моря; среди них имеется множество отличных рабочих для выделки
оружия, что доставляет государству выгоду, потеря которой была бы очень
чувствительна, если бы их принудили покинуть Арагонское королевство; хотя
они и приняли крещение, чтобы избегнуть угрожавшего изгнания, они не стали
христианами более, чем прежде, и, напротив, если их оставят жить в покое,
они не преминут сами собою обратиться к христианской вере, как доказал это
опыт, от счастливого влияния их сношений с христианами; легко предвидеть
неисчислимые бедствия, если Его Величество не сдержит обещания, данного
кортесам, и не будет подражать поведению своего деда, который верно исполнил
свое обещание {Там же. Гл. 36; Сауяс. Летопись Арагона. Гл. 130.}.
II. Представления арагонцев были тщетны. Когда соглашение с маврами
королевства Валенсия было исполнено, император приказал инквизиции подчинить
условиям этого соглашения и мавров Арагона, в результате чего они без
сопротивления были крещены в 1526 году.
III. В 1528 году Карл созвал в Монсоне генеральные кортесы королевства
Арагон. Депутаты этой страны, Каталонии и Валенсии жаловались, что
инквизиторы не соблюдают статей конкордата 1512и1519 годов и судят за
ростовщичество и за многие другие проступки вопреки запрещению, сделанному
им. Они просили императора повелеть -устранить эти злоупотребления и
одновременно запретить инквизиторам преследование морисков, даже при
предположении, что их видели совершающими обряды магометанской религии, до
тех пор, пока их не наставят в достаточной степени истинам христианской
религии.
IV. На первый пункт император ответил, что он наблюдает за тем, чтобы
справедливость была удовлетворена, а на второй - что приняты уже меры для
удовлетворения их просьбы. Для успокоения угрызений совести Карл получил от
папы буллу от 2 декабря 1530 года, которой Его Святейшество давал главному
инквизитору необходимые полномочия для разрешения им самим и через
духовников преступлений ереси и отступничества как внешнего характера, так и
внутреннего, причем, сколько бы раз мавры королевства Арагон ни впадали в
ересь и раскаивались в этом, на них не налагалось ни публичного покаяния, ни
какого-либо другого позорящего наказания, хотя бы они заслуживали его вплоть
до конфискации имущества и смертной казни. Невежеством, говорят, более всего
объяснялось их возвращение к ереси, и достигнуть их обращения в христианство
легче всего при помощи мягкости и милосердия, а не средствами строгости.
Таковы были побуждения, выраженные в булле, не замедлившей дать
благоприятные результаты.
V. Почему относительно евреев следовали другой политике? Потому, что
это были богатые торговцы, между тем как среди мавров едва можно было
встретить одного богача на пять тысяч жителей. Прикрепленные к обработке
полей или занятые уходом за своими стадами, они всегда были очень бедны.
Среди них встречались только ремесленники, обладавшие удивительной ловкостью
и уменьем.
VI. Мориски Гранады вызывали не менее сильные заботы императора, хотя
причины волнений среди этих морисков были, по-видимому, маловажны. Я
говорил, какие обещания давали Фердинанд и Изабелла во время покорения
королевства и в последующие годы тем из них, которые примут крещение; мы
теперь знаем, что вышло из этих обещаний при некоторых особенных
обстоятельствах.
VII. Однако когда император в 1526 году приехал в Гранаду, ему
представили докладную записку о морисках дон Фернандо Бенегас, дон Мигуэль
Арагонский и Диего Лопес Бенехара. Все трое были членами муниципалитета и
очень знатными дворянами, так как происходили по прямой мужской линии от
мавританских королев Гранады. Они были крещены после завоевания, и их
крестным отцом был Фердинанд V. Они представили Карлу, что мориски много
терпят от священников, судей, нотариусов, альгвасилов и прочих коренных
(старинных) христиан. Король сочувственно встретил их рассказ и, справившись
с мнением своего совета, приказал дому Гаспару д'Авалосу, епископу Кадиса,
объехать местности, населенные морисками, в сопровождении комиссаров, бывших
с ним по этому же делу в Валенсии, и трех каноников Гранады, чтобы
удостовериться в действительности сообщенных ему фактов и ознакомиться с
положением религии у этого народа.
VIII. Епископ посетил все королевство Гранада и признал, что жалобы
морисков обоснованны. Но в то же время он признал, что среди этого народа
едва можно насчитать семь католиков; прочие вновь стали магометанами, потому
ли, что они не были как следует наставлены в христианской религии, или
потому, что им дозволили публично отправлять обряды прежней религии.
IX. Такое положение вещей побудило императора созвать чрезвычайный
совет под председательством архиепископа Севильи, главного инквизитора, в
составе членов: архиепископа Сант-Яго, председателя королевского совета,
королевского великого подателя милостыни; избранного архиепископа Гранады;
епископа Осмы, духовника государя; епископов Альмерии и Кадиса, викариев
Гранады; трех членов совета Кастилии, одного члена совета инквизиции, одного
члена государственного совета, великого командора военного ордена Калатравы
[482] и наместника, генерального викария епархии Малаги.
X. Это собрание имело несколько заседаний в королевской капелле. В
результате совещаний трибунал инквизиции был перенесен из Хаэна в Гранаду;
его юрисдикция распространялась на все королевство Гранада; круг ведения
хаэнского трибунала объединялся с кордовским. Было постановлено несколько
мероприятий, которые были объявлены 7 декабря 1528 года после одобрения
короля. Важнейшим из них было обещание прощения морискам всего прошлого и
предупреждение, что, если они снова впадут в ересь, они будут преследоваться
по всей строгости законов инквизиции{Королевский указ напечатан в книге
Указов королевской канцелярии Гранады. Кн. 4. Отд. III. Лист 368.}. Мориски
подчинились всему и получили от Карла за восемьдесят тысяч дукатов право
носить свой национальный костюм, пока государю будет угодно это позволить, и
согласие на то, что, если мавры впадут в отступничество, инквизиция не будет
захватывать их имущество. Эту двойную милость распространили и на морисков
короны Арагона {Сандовал. История Карла V. Кн. 14. 28; Сапатер. Летопись
Арагона. Кн. 3. Гл. 38.}.
XI. Климент VII одобрил эти меры в июле 1527 года, когда был еще
пленником вместе с семнадцатью кардиналами в замке Св. Ангела, со времени
знаменитого вступления в Рим коннетабля Франции, Шарля Бурбона [483].
XII. Инквизиторы королевства Гранада в 1528 году справили торжественное
аутодафе со всей возможной пышностью, чтобы внушить морискам больше
уважения, страха и ужаса. Однако, к сожалению, были присуждены не мавры, а
только крещеные евреи, вернувшиеся к иудаизму.
XIII. Мориски с давних пор жили в отдельных кварталах, обозначавшихся
именем морериа (moreria); они жили здесь отдельно от старинных (коренных)
христиан. Этот обычай был установлен королями и имел целью предупреждение
совращений маврами христиан, если бы между ними были более частые сношения.
Тогдашние обстоятельства были не похожи на прежние, и Карл V, по совету
Манрике, приказал 12 января 1529 года морискам оставить их отдельные
кварталы и поселиться в самом центре городов, чтобы жить здесь вперемежку со
старинными (коренными) христианами и таким образом получить больше удобства
для присутствия при церковных обрядах и для наставлений, которые
предполагали им давать. В то же время было предписано супрефектам и судьям
первой инстанции согласоваться с инквизиторами для исполнения нового закона.
Если бы какой-нибудь мориск пожаловался, следовало его выслушать и уведомить
верховный совет.

Статья четвертая

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ОДНОГО МОРИСКА

I. Какой бы умеренной ни казалась эта политика, без труда можно открыть
здесь намерение наблюдать за морисками вблизи, среди народа, где святой
трибунал должен был иметь многочисленных шпионов. Слуги его с тем большей
горячностью ухватились за эту мысль, что число жертв среди евреев ежедневно
уменьшалось и их приходилось отыскивать среди морисков. В самом деле, я
докажу, что ни человечность, ни какой другой мотив подобного рода не входили
в виды страшного трибунала; для этой цели я расскажу происшествие следующего
1530 года.
II. Я выбрал эту историю из многих других и пользуюсь извлечением из
подлинного процесса. Я должен особо отметить достоверность, чтобы не
оставалось никакого сомнения в огромном злоупотреблении, которое делалось из
тайны в среде инквизиторов, в видах обойти самые уставы святого трибунала,
римские буллы, государственные законы и правительственные приказы, а также
указы главного инквизитора и верховного совета.
III. 8 декабря 1528 года некая Катарина, прислуга Педро Фернандеса,
управляющего графа де Бенавенте, донесла на одного мориска по имени Хуан
Медина, медника, жителя местечка Бенавенте, уроженца Сеговии, старика
семидесяти одного года. Она сказала, что около 1510 года, то есть
восемнадцать лет назад, она жила в течение года и пяти недель в том же доме,
где жил и оговоренный с Педро, Луисом и Беатрисой де Медина, своими детьми,
и с другим Педро, своим зятем. Она заметила, что ни Хуан, ни его дети не ели
никогда свинины и воздерживались от употребления вина; они мыли ноги и
туловище по субботам и воскресеньям, по обычаю мавров. Она прибавила, что
видела, как делал это Хуан, и никогда не видала за этим занятием его детей,
потому что они запирались в комнате для мытья.
IV. Безо всякого осведомления и других улик инквизиторы Вальядолида
потребовали 7 сентября 1529 года, чтобы Хуан предоставил себя в распоряжение
трибунала. 24 и 25 сентября они поставили ему обычные общие вопросы. Хуан
заявил, что крестился в 1502 году, в эпоху изгнания мавров, и не помнит,
чтобы он совершал или видел, как совершают другие, предписания закона
Магомета.
V. 28 сентября прокурор представил свой обвинительный акт. Хуан
признавал в своем ответе, что он никогда не ел свиного мяса и не пил вина,
может быть, потому, что он крестился в сорокапятилетнем возрасте, не имел
никакого желания есть свинину и пить вино и не хотел заводить эту привычку
после того, как столь продолжительное время обходился без нее; равным
образом достоверно, что он по субботам вечером и по воскресеньям утром
мылся, потому что это заставляло его делать ремесло медника; тот, кто придал
дурной смысл всем этим действиям, конечно, виновен в преступном намерении.
VI. Инквизиторы допустили улику в деяниях и 30 сентября сообщили
меднику результат, который был не что иное, как самый донос. Обвиняемый
защищался теми же доводами, которые приводил раньше. Он установил анкету из
пяти статей. Первые две клонились к доказательству его католичества, три
других - к оправданию отвода обозначенных лиц, среди них и доносчицы,
которая была прачкой и стала, по его словам, его заклятым врагом после
сильной ссоры между ними, вследствие которой он перестал отдавать ей в
стирку белье; кроме того, она пользовалась дурной репутацией и вообще было
известно, что она имеет привычку обманывать и лгать. Он назвал нескольких
лиц, могущих доказать правду его пяти статей. Но инквизиторы, узнав, что они
принадлежат к новохристианам, отказались их допрашивать об основательности
отвода со стороны оговоренного. Они приняли это решение, хотя немного ранее,
а именно 31 мая того же года, верховный совет предписал противоположную
меру.
VII. Нужно, однако, сказать, что правило совета было новым средством
нападения, направленным против обвиняемых, вместо того чтобы быть им
благоприятным. Оно гласило, что будут выслушиваться свидетели, намеченные
обвиняемым, чтобы доказать справедливость отвода с его стороны, и также те,
кого он отведет, если они не давали показаний на предварительном следствии.
Это решение было принято, поскольку предполагалось, что раз обвиняемый
поименовывает или отводит свидетелей, они, вероятно, имеют нечто показать
против него. Вот истинный мотив этого воображаемого милосердия, хвастать
которым стоило так мало. Эта мера была возобновлена верховным советом 16
июня 1531 года под тем же видом мнимого интереса и благосклонного отношения
к обвиняемым.
VIII. 1 октября было разрешено Хуану вернуться в Бенавенте; этот город
и его территорию ему назначили местом ссылки. Он доказал через показания
шести свидетелей, что его поступки и обычное поведение были такими же, как у
хорошего католика. Но он потерпел неудачу в отводе доносчиков, потому что
свидетели, намеченные им, не были допрошены.
IX. 18 марта 1530 года было постановлено, что Хуану будет угрожать
пытка и что поэтому он будет заключен в застенок. Если он признает себя
еретиком, следует пересмотреть процесс, а если будет упорствовать в
отрицании всего, то должен быть наказан лишь легким денежным штрафом. Он был
вызван на суд вторично и получил приказание отправиться в тюрьму святого
трибунала. 31 августа страшная угроза пытки была приведена в исполнение. Для
того чтобы ее действие сделать более верным, с него сняли всю одежду и
привязали к кобыле [484]. Почтенный старец сохранил твердость и заявил, что
не может сказать ничего другого, не солгав, и что все, что он прибавит,
будет вырвано у него страхом мучений. Его удалили из этого места страданий и
заключили в тюрьму. Наконец он был оттуда выведен, чтобы 18 декабря 1530
года появиться на публичном аутодафе со свечой в руке. Он услышал чтение
своего приговора, гласившего, что он освобожден от суда, но что инквизиция
присуждает его к уплате четырех дукатов судебных издержек за подозрение в
ереси, к которой он был всегда предрасположен.
X. Сущность и способ этого судопроизводства устрашают своей
несправедливостью, и воображение не может представить себе суда, схожего с
этим. Инквизиторы нарушили в этом случае все свои уставы. Но они умерли, и
никто не заподозрил их в несправедливости. Хорошо было бы, если бы эта
неполитическая тайна была предосторожностью, редко употребляемою. Но когда
вспомнишь о почти бесчисленном множестве жертв инквизиции, можно ли думать,
что злоупотребление тайною не было частым? 17 декабря 1537 года верховный
совет постановил, что мориски не будут предаваться пытке, чтобы вынудить их
признаться в воздержании от вина и свиного мяса, если не было других
поступков, за которые было бы позволительно подвергать их пытке.
Противопоставим этой позорной картине людской несправедливости любопытный
акт чистосердечия и правосудия.

Статья пятая

МЕРЫ, ПРИНЯТЫЕ ДЛЯ ОБРАЩЕНИЯ МАВРОВ И МОРИСКОВ

I.15 июля 1531 года папа адресовал дому Альфонсо Манрике (который был
уже тогда кардиналом римской Церкви) бреве, в котором он говорил, что
император просил его принять надлежащие меры к тому, чтобы с морисками
королевства Арагон обращались как со старинными (коренными) христианами,
вассалами дворян и баронов этой страны.
Для того чтобы это понять, надобно знать, что в эпоху обращения
морисков дворянам и баронам королевства дано было право получать начатки и
десятины с продуктов, извлекаемых этим народом с земельных угодий, в
возмещение аренд и доходов, потерянных через обращение их вассалов. Эта
привилегия не вполне удовлетворила их; они требовали от морисков еще личных
услуг или барщины, подати, известной под именем асофрас (azofras), и других
повинностей, уплачивавшихся жителями до их обращения. Мориски, отягощенные
оброками и исстрадавшиеся от стольких мучений, стали питать отвращение к
христианской религии и вернулись к практике и обрядам магометанства, что
требовало быстрого и энергичного врачевания. Вследствие этого папа поручил
главному инквизитору принять на себя расследование этого дела. Если
положение таково, как ему сообщили, пусть он прикажет дворянам и баронам
получать с новохристиан, их вассалов, только то, что они получают со
старинных (коренных) христиан, под угрозою отлучения и других канонических
наказаний, апеллировать против коих им запрещается.
II. Достоверно, что Карл V не нуждался в папской булле для прекращения
злоупотреблений, на которые жаловались, особенно после того, как он (по
обращении морисков Валенсии) обязался исполнить все, чего просили тогда для
морисков. Но государь был рад пользоваться инквизицией, потому что не
сомневался, что эта мера будет точно исполнена, если она будет поддержана
страхом, который инквизиция так хорошо умела всем внушать.
III. Гораздо меньше справедливости (несмотря на способ изложения) мы
встречаем в другом бреве, от 13 декабря 1532 года, в котором папа говорит,
что он узнал из донесений кардинала Манрике о плохом положении религии у
морисков Арагона по вине епархиальных епископов, пренебрегших их
наставлением. Вследствие этого он приказывает кардиналу-инквизитору
построить и освятить церкви во всех епархиях и городах Арагона, где живут
мориски; учредить при них приходы; наделить их десятинами, начатками и
другими доходами; основать должности приходских настоятелей и викариев,
бенефиции и капеллы; назначить туда лиц, способных занимать эти должности, и
наблюдать, чтобы их главнейшей заботой было преподание морискам таинств и
обучение их Катехизису.
IV. Можно ли допустить, что все епископы небрежно относились к
наставлению морисков, чтобы в результате без протеста лишиться естественных
прав епископата, к стыду их личного сана? Этого нельзя думать. Истинной
причиной возвращения морисков к культу магометанства была любовь к религии
отцов, существовавшая в их душе, и ненависть к христианству, которое их
насильно заставили принять. Папа признал справедливость жалоб епископов и 11
июня 1533 года объявил своим бреве, что поручение Манрике действительно
только на один год и что оно отменяется в той части, которая касается
устроения приходов и назначения пастырей. Вопреки этому решению римская
курия новым бреве, от 26 ноября 1540 года, уполномочила кардинала,
архиепископа Толедо дома Хуана Пардо де Таверу [485], преемника Манрике,
продолжать начатое дело, которое смерть помешала выполнить.
V. 12 января 1534 рода император запретил инквизиторам Валенсии
постановлять конфискацию имущества осужденных ими морисков ввиду того, что
было справедливо оставить его в пользовании их наследников {Маянс. Жизнь
Хуана Луиса Вивеса, в начале сочинений Вивеса.}. Так как распоряжения,
отданные государем на этот счет, были (или должны были быть) известны
инквизиторам, может показаться удивительным, что пришлось напоминать их. Но
это неведение не должно изумлять в новом инквизиторе, потому что обыкновенно
новые не знали (или делали вид, что не знают) указов государя,
предшествовавших их назначению и противоположных обычаям и принятому течению
дел святого трибунала.
VI. В начале 1535 года верховный совет положил правилом для
инквизиторов никогда не присуждать морисков к релаксации, даже в случае
вторичного впадения в ересь. Когда Карл V был в Алжире, он велел
опубликовать, что испанцы-ренегаты в случае желания вернуться в Испанию и
войти в лоно католической Церкви будут освобождены от преступления без суда
и позора и восстановлены в правах имущества. Однако не видно было, чтобы
обещание монарха побудило многих беглых испанцев к возврату в Испанию,
потому что они не сомневались, что инквизиторы сумеют сделать тайно то, что
открыто запрещалось государем.
VII. В апреле 1543 года Карл велел опубликовать, что он даровал
льготный срок морискам округов местечек Ольмедо и Аревало; если они попросят
примирения с Церковью, оно будет тайным и они останутся владельцами своих
угодий. Такая же декларация была сделана главным инквизитором 2 июля 1545
года для побуждения находившихся в Феце и Марокко вернуться в Испанию. Этот
государь получил от Павла III [486] бреве от 2 августа 1546 года, гласившее,
что мориски Гранады, даже несколько раз впадавшие в ересь, а равно их дети и
потомки должны допускаться ко всем гражданским должностям и церковным
бенефициям. Это бреве аннулировало все процессы, начатые против
рецидивистов.
VIII. В 1548 году Карл приказал главному инквизитору составить
специальный регламент для морисков и установить, что они будут примиряемы с
Церковью без публичных церемоний; каждый из них должен иметь свое жилье
между двух домов старинных христиан; они не могут брать в качестве прислуги
новообращенных; их сыновья должны жениться на дочерях христиан старинной
расы; если мориска выйдет замуж за одного из старинных христиан, то, хотя бы
имущество того лица, которое дало приданое, было конфисковано за
преступление ереси, совершенное раньше, чем она была сосватана или отдана
замуж, на нее не распространяется закон о конфискации; то же правило будет
соблюдаться относительно мориска, принесшего имущество при браке в семейство
старинных христиан, в случае когда будет постановлена конфискация у того,
кто его дал; новохристиане удостоиваются того же погребения, что и остальные
христиане.
IX. Как бы мягки и сдержанны ни были эти новые правила, было замечено,
что мориски продолжали эмигрировать в Африку. Филипп II, думая прекратить
это зло установлением обычая тайных разрешений, получил от папы Павла IV
[487] бреве от 23 июня 1556 года и другое, от Пия IV [488], от 6 ноября 1561
года, которыми духовники уполномочивались тайно разрешать морисков, в
порядке внешнего суда и суда совести, безо всякого наказания или денежного
штрафа, даже в случае, если отступничество происходило несколько раз, при
условии, однако, что они явятся по собственному побуждению просить
разрешения. Эта милость должна была длиться во все время службы главного
инквизитора Вальдеса.
X. Принятая система снисхождения не помешала Луису Альборасину, мориску
из Альмуньекара, быть приговоренным к сожжению. Бежав в Африку, он вернулся
с несколькими другими ренегатами в королевство Валенсия, чтобы побудить всех
морисков к восстанию. Заговор был открыт и все заговорщики обезоружены.
Луиса приговорили к сожжению в 1562 году. Однако гуманный план, который,
по-видимому, преобладал, был удержан.
XI. 6 сентября 1567 года папа выпустил бреве, согласное с предыдущим, в
пользу морисков, уезжавших из королевства Валенсия. Все-таки мориски Гранады
не воспользовались предложенным благодеянием. Они восстали во всех частях
королевства и избрали королем дона Фернандо Валора, одного из потомков их
прежних государей из династии Абенумейя [489]. Восстание длилось несколько
времени, и Филипп II пытался усмирить его, опубликовав указы об амнистии
даже за все проступки, подлежавшие ведению инквизиции. Морискам обещали
амнистию при условии, что они явятся просить о ней. Некоторые,
действительно, явились и не только в королевстве Гранада, но и в
королевствах Мурсия и Валенсия. К сожалению, инквизиторы все испортили
примерными наказаниями, которым подвергали нераскаянных рецидивистов.
XII. 20 марта 1563 года инквизиторы Мурсии приговорили к позору
публичного аутодафе и к получению ста ударов кнута, с угрозой четырех лет
галер [490], мориска Хуана Уртадо. Все его преступление состояло в нарушении
сделанного инквизиторами запрещения говорить по-арабски под угрозой штрафа в
два дуката и в том, что он сказал, что инквизиторы грабят, налагая этот
штраф. Новый пример, доказывающий (даже при допущении действительности
факта), как наказания, налагаемые инквизицией, были непропорциональны
проступкам.
XIII. В 1560 году инквизиторы королевства Мурсия сожгли в изображении
(фигурально) одного мориска семидесяти лет, который умер в тайной тюрьме. Он
уже был однажды разрешен без наказания и покаяния, после сделанного им
добровольно признания. Светский суд открыл случайно, что он читал арабские
книги по религии Магомета. Инквизиторы, узнав об этом, велели его арестовать
и начали процесс. Обвиняемый признал факт, но оспаривал данное ему
толкование, чтобы доказать, что он не рецидивист. Он был присужден к
релаксации, и верховный совет утвердил приговор. Мориск, заболевший в
тюрьме, умер, не прося об исповеди. Поэтому сожгли его изображение на первом
аутодафе, которое справляли. Там прочитали приговор. Он гласил, что его труп
будет вырыт, чтобы быть преданным пламени; память будет объявлена лишенной
чести, семья будет отмечена в реестре, а имущество конфисковано.
XIV. На какие же результаты могли рассчитывать инквизиторы для чести
религии от подобных мер и от еще худших? Как они не замечали, что эти меры
годились только на возбуждение народа к восстанию и на то, чтобы вызвать
стремление тысяч обитателей всей Испании избавиться от их жестокой политики
путем эмиграции?
XV. 6 августа 1574 года Григорий XIII дал в пользу морисков новое бреве
того же свойства, что и предыдущие. Но эта попытка имела не большее
значение, чем первые, вследствие влияния, которое постоянно оказывала
инквизиционная система. Таким образом, многие мориски Гранады, удалившиеся в
Старую Кастилию во время последних смут, явились к своим пастырям, чтобы
исповедаться в качестве еретиков-магометан и получить разрешение; но
священники впали в сомнение, имеют ли они полномочия, достаточные для
разрешения их, потому что апостолические бреве никогда не опубликовывались,
но быстро запрятывались в архивах инквизиции. Поэтому кастильское
духовенство не имело об этом никакого понятия. Священники посоветовались с
епархиальными епископами; те обратились к инквизиторам своих округов,
которые предоставили этот вопрос на усмотрение Эспиносы [491]. Этот
начальник после обсуждения в верховном совете опубликовал 30 января 1571
года указ, который поручал всем трибуналам инквизиции уведомить епископов,
что главный инквизитор уполномочивает всех духовников давать каноническое
разрешение морискам в течение года; в то же время он рекомендовал
инквизиторам предоставлять верный отчет в последствиях этой новой резолюции.
XVI. Значило ли это согласоваться с намерениями папы и короля и
исполнять данные ими приказы? Почему кардинал Эспиноса ограничил судом
совести действие власти разрешать кающихся, данной папой, и пользование этой
властью годичным сроком? Какую выгоду извлекала религия из предосторожности
слуг святого трибунала, с какою они скрывали римские бреве, предписывавшие
противоположный образ действий? Разве не наступил наконец момент для отказа
от этой системы устрашения и конфискации?
XVII. В 1575 году эта система привела к роковому костру в городе
Логроньо одну мориску, по имени Мария, которая, получив в 1571 году
каноническое разрешение, была затем оговорена и заключена в секретную
тюрьму. Она признала свое новое уклонение в ересь, но вскоре взяла назад
свое признание, говоря, что только по безумию она могла заявить о том, чего
не было в действительности, так как не после своего разрешения, а раньше его
получения она впала в ересь. Инквизиторы сочли ее безумие притворным и
присудили ее к релаксации. Приговор был утвержден верховным советом, и Мария
погибла в пламени.
XVIII. Эта система господствовала и приводила к одинаковым результатам
в течение остальной части XVI века. Король получал из Рима бреве, одобряющие
тайные разрешения при вступлении каждого нового папы на первосвященнический
престол и при назначении преемника умершему главному инквизитору. Это
причиняло расходы и денежные жертвы, которыми римская курия умела
пользоваться.
XIX. Король для воспрепятствования эмиграции давал амнистию
присужденным к секвестру их имущества. Но инквизиторы всегда, оставаясь
господами положения вследствие самой непроницаемой тайны их действий, делали
ничего не значащими эти благодетельные распоряжения государя. Они не
опубликовывали снисходительных бреве, даваемых римской курией, потому что
хорошо знали, что множество вновь впавших в ересь пожелает просить
разрешения для самих себя. Не используя права, о котором они ничего не
знали, они были оговариваемы, судимы и присуждаемы к сожжению.
XX. Примеры такой страшной жестокости увеличивали ужас морисков перед
кровавым трибуналом, таким образом вершившим дела. Вместо того чтобы
привязаться к христианству, как они сделали бы, если бы с ними обходились
человечнее, они все более и более ненавидели религию, которую одно
принуждение заставило их принять. Такова была причина мятежей, которые
привели в 1609 году к совершенному изгнанию этого народа в количестве
миллиона душ. Это была огромная потеря для Испании, кроме понесенных ею уже
ранее. Таким образом, в сто тридцать девять лет инквизиция лишила испанскую
монархию трех миллионов жителей евреев, мавров и морисков, потомство коих
образовало бы прирост в девять миллионов душ ее населения.