Библиотека Гумер - история Церкви

Х.А.Льоренте. История испанской инквизиции

Глава VII

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ АКТЫ К ПЕРВЫМ ОСНОВНЫМ ЗАКОНАМ СВЯТОГО ТРИБУНАЛА,
ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ НИХ ПОСЛЕДСТВИЯ И АПЕЛЛЯЦИИ В РИМ ПРОТИВ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ИМИ

Статья первая

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ АКТЫ

I. Главный инквизитор Торквемада, сочтя необходимым увеличить
количество основных законов, управлявших до тех пор святым трибуналом,
прибавил к ним новые статьи. Их было одиннадцать, и по существу они гласили
следующее:
1. Каждый подчиненный трибунал должен иметь двух
инквизиторов-юрисконсультов, с хорошей репутацией и признанной честностью,
из которых по крайней мере один должен быть занят своею обязанностью по
должности; один фискал, один альгвасил, секретари, или редакторы, и прочие
служащие, в зависимости от надобности, которые оплачиваются определенным
жалованьем, чтобы они не требовали ничего от лиц, заинтересованных в делах
инквизиции, под страхом лишения занимаемых ими должностей. - Та же статья
запрещала допускать к какой-либо должности в трибунале прислугу или креатур
инквизиторов.
2. Всякий служащий, принявший подарки от обвиняемых или от
родственников, немедленно будет смещен со своей должности.
3. Инквизиция должна содержать в Риме опытного юрисконсульта в качестве
своего агента для всех дел ее компетенции, и этот расход должен покрываться
имуществом, конфискованным у осужденных. - Статья эта ясно доказывает, что в
Рим поступали многочисленные и, может быть, постоянные жалобы на судебные
решения инквизиции.
4. Договоры, подписанные до 1479 года лицами, имущество которых
впоследствии было конфисковано, считаются действительными; но если найдутся
доказательства подложности или в самих сделках, или в их датах, то виновные
из числа примиренных с Церковью подвергаются наказанию ста ударами кнута и
получают клеймо на лице каленым железом; не примиренные с Церковью лишаются
всего своего имущества в пользу казны и передаются в руки светской власти.
5. Сеньоры, давшие на своей земле приют беглецам, должны быть готовы
предоставить в распоряжение правительства все вещи, которые им были
доверены. Если они будут ссылаться на закладные или расписки, подписанные
обвиняемыми в их пользу, как на имеющие силу, то фискал должен вчинить к ним
иск, требуя собственность от имени казны, как представляющую такое
имущество, о котором можно подозревать, что они не хотят дать декларации.
6. Нотариусы инквизиции должны вести ведомость имущества осужденных.
7. Приемщики святой инквизиции могут продавать то из конфискованного
имущества, управление коим обременительно, и получать доходы с той
недвижимости, которая отдана в аренду.
8. Каждый приемщик должен наблюдать за имуществом, принадлежащим его
трибуналу инквизиции; если в его округе окажется имущество, составляющее
собственность другого трибунала инквизиции, он обязан известить об этом
приемщика этого трибунала.
9. Приемщики не могут распорядиться секвестром имущества осужденных без
ордера инквизиции, и даже в этом случае они обязаны являться в сопровождении
альгвасила и передавать вверенное им имущество и его опись в руки третьего
лица.
10. Приемщик должен делать выдачи вперед инквизиторам и служащим их
жалованья по третям года, чтобы они были в состоянии удовлетворять свои
нужды без необходимости принимать подарки; равным образом они должны
оплачивать расходы инквизиции из доходов с конфискованного имущества, потому
что так благоугодно было Фердинанду и Изабелле.
11. Что касается обстоятельств, не предусмотренных в новых узаконениях,
инквизиторы должны вести себя с присущей им мудростью, а в делах наиболее
важных прибегать за помощью к правительству.
II. Сущность вышеизложенных статей ясно доказывает, сколь значительно в
то время было число конфискованного имущества: вынуждены были установить
правила для управления им и договорными обязательствами, ставшими
собственностью государства.
Я замечу, что тогда занимались гораздо менее устройством способа
ведения судебных дел, чем управлением имуществом, конфискованным в пользу
государя и инквизиции. Этот предмет был достаточно важен, чтобы поглотить
внимание инквизиторов. Фердинанд и Изабелла несколько раз оставляли
имущество осужденных их женам и их детям; иногда они им назначали из этого
имущества пенсию или даже боны на определенные суммы, выплачиваемые
предъявителю главным приемщиком.
III. Так как все эти вычеты, в соединении с плохим управлением святого
трибунала и старанием робких людей запрятать свои вещи, сильно уменьшали
фонды этого поступления, притом новохристиане в большинстве своем состояли
из коммерсантов и ремесленников, редко из владельцев недвижимостью, то
приемщики, оплачивающие королевские боны, вскоре оказались не в состоянии
уплачивать жалованье служащим инквизиции.
IV. Торквемада (распоряжением от 27 октября 1488 года) в виде временной
меры приказал кассирам оплачивать королевские боны только по уплате
жалованья служащих и по покрытии расходов трибунала. Он послал в то же время
Фердинанду просьбу об утверждении этого распоряжения, но получил отказ.
Вследствие этого главный инквизитор был принужден в 1498 году издать приказ,
который (ввиду печального состояния, в каком находилась касса инквизиции)
разрешал инквизиторам накладывать денежные штрафы на лиц, примиренных с
Церковью и подвергшихся публичной епитимье. Это распоряжение вскоре было
отменено самим инквизитором. Опыт показал, что доходы не достигали уровня
потребностей вследствие большого числа неимущих заключенных, которых
инквизиция была принуждена кормить, и больших расходов, которые производил в
Риме ее представитель.
V. Ввиду этих обстоятельств Фердинанд и Изабелла просили у папы, чтобы
в распоряжение святого трибунала был отдан церковный доход, присвоенный
канонику (пребенда) [360] в каждой кафедральной церкви королевства. Папа
буллою от 24 ноября 1501 года выразил на это согласие; несмотря на усилия
капитулов аннулировать эту буллу, она была подтверждена несколькими бреве и
осталась в силе до нашего времени. Приемщики, видя, что они не в состоянии
оплатить все расходы администрации, беспрестанно требовали у большого числа
лиц вернуть вещи; они обвиняли их в удержании вещей, принадлежащих по праву
конфискации святому трибуналу, которые, по их уверению, могли быть отчуждены
лишь в ущерб ему.
VI. Такое поведение приемщиков возбудило столько жалоб, что сам совет
инквизиции был принужден запретить, на основании королевского указа от 27
мая 1491 года, беспокоить владельцев имущества, проданного до 1479 года, без
нарушения предписаний прежнего устава. Однако этого повеления было
недостаточно, чтобы прекратить преследования со стороны агентов фиска;
пришлось возобновить запрещение посредством другого королевского указа,
опубликованного 4 июня 1502 года.
VII. Такие притеснения со стороны приемщиков инквизиции для обогащения
казны не покажутся удивительными, когда узнаешь, что сами инквизиторы
старались ее истощать, распоряжаясь (по своей прихоти и без позволения
государей) своими собственными доходами. Злоупотребление это было так
нетерпимо, что Фердинанд и Изабелла сочли нужным пожаловаться на него папе.
Последний своим бреве от 18 февраля 1495 года воспретил инквизиторам на
будущее время пользоваться этими доходами без королевского приказа, под
страхом верховного отлучения. Такая строгость римской курии побудила
Фердинанда установить актив сумм, которыми завладели инквизиторы; так как
они оказались значительными, то об этом осведомили папу, который 29 марта
1496 года отправил новое бреве, поручавшее Франсиско Хименесу де Сиснеросу,
архиепископу Толедо, проверить эту сумму в точности и потребовать ее
возврата.
VIII. Досадно видеть, что король Испании обращается к папе, чтобы
заставить своих собственных подданных вернуть суммы, которыми они завладели.
Правда, это дело имело, по крайней мере, результатом то, что увидели, ввиду
стиль быстрого злоупотребления властью со стороны инквизиторов, насколько
учреждение инквизиции было ошибочно в политическом отношении, с какой бы
точки зрения на нее ни смотреть.
IX. Поведение инквизиторов было тем более предосудительно, что
Фердинанд щедро снабдил их средствами для их расходов, и даже на случай
невозможности их оплачивать он выхлопотал буллу от 6 февраля 1486 года,
которая разрешила инквизиторам и служащим инквизиции пользоваться церковными
пребендами и бенефициями без обязательства находиться при своих церквах.
Установление этой привилегии встретило сильное противодействие со стороны
некоторых соборных капитулов, но государь добился подтверждения посредством
нескольких булл, сгладивших все затруднения. Единственное ограничение,
которое было включено, состояло в сокращении срока пользования этой
привилегией до пяти лет и в обязательстве ее держателей хлопотать о ее
возобновлении; мера эта обогатила римскую курию, потому что отправка булл
производилась за деньги. Такое положение сохранялось еще и в 1808 году.
X. Ввиду того, что оба указа, от 1484 и 1485 годов, оказались
недостаточными для внутреннего распорядка в порученной Торквемаде
администрации, он после совещания с верховным советом обнародовал новый
указ, который появился 27 октября 1488 года и заключал в себе пятнадцать
статей.
XI. Первая статья повелевала следовать точно основным законам 1484
года, за исключением всего, что касалось конфискованных имуществ, по
отношению к которым достаточно держаться правовых норм. - Мы видели, во что
это вылилось.
Вторая статья предписывала всем инквизиторам поступать в делах
однообразным способом, ввиду тех злоупотреблений, к которым привела
противоположная система. - Побудительной причиной для установления этой меры
было, что инквизиторы Арагонского королевства, следовавшие старинным формам
судопроизводства, принимали часто решения, противные действующему режиму.
На основании третьей статьи инквизиторы не могли более, как это
делалось прежде, откладывать произнесение приговора над обвиняемыми под тем
предлогом, что они дожидаются полной улики доказательства их преступления,
потому что процесс по делу ереси по существу таков, что позволяет даже
выпущенного на свободу обвиняемого вновь привлечь к ответу, если явятся
другие улики. - Это распоряжение показывает злоупотребления, которые
инквизиторы делали из своей должности, откладывая произнесение судебного
решения над несчастными узниками в ожидании новых улик. Раз они их не имели,
к чему держать обвиняемого в тюрьме? Как ни мудро было это распоряжение, я
видел процесс узника мадридской инквизиции, остававшийся нерешенным в
течение трех лет, потому что трибунал ждал подтверждения со стороны одного
свидетеля предварительного следствия, который находился в Америке. Узник,
жертва такой жестокой отсрочки (причины которой он не мог подозревать),
несколько раз просил суда над собой, но не получал его и не знал причины
такого долгого промедления. Его несчастие, увеличиваясь каждый день, могло
повергнуть его в отчаяние, что и случалось не один раз в подобных
описываемому обстоятельствах.
Четвертая статья гласит, что, так как не во всех инквизициях имеются
доверенные юрисконсульты, с которыми можно посоветоваться для вынесения
окончательного решения, велят сделать засвидетельствованные копии с
оконченных процессов и направлять их через посредство прокурора к главному
инквизитору, чтобы он отдал их для разбора юрисконсультам совета инквизиции
или другим лицам, способным это выполнить. - Со времени этого распоряжения
установился обычай иметь при святом трибунале адвокатов или
докторов-юрисконсультов, называемых консультантами. Их призывали в совет до
голосования окончательного решения; но так как они обладали лишь
совещательным голосом и инквизиторы одерживали над ними верх всякий раз,
когда их мнения не совпадали, мера эта сделалась почти бесполезной.
Последнее злоупотребление было отчасти исправлено тем, что инквизиторы не
могли ни сажать в тюрьму, ни постановлять окончательного приговора, не
посоветовавшись с главным инквизитором и с верховным советом, которым они
должны были направлять подлинные документы судебного дела. Там совершался
последний подготовительный акт к судебному приговору, против которого не
было более ни апелляции, ни повода к ней прибегнуть.
Пятая статья запрещает допускать общение посторонних лиц с узниками.
Исключение составляют священники, потому что инквизиторы могут счесть
необходимым их присутствие для утешения обвиняемых и для очищения их
совести. - Та же статья обязывает инквизиторов посещать один раз в неделю
тюрьмы или поручать выполнение этой обязанности доверенному лицу, чтобы быть
осведомленным о нуждах узников и позаботиться о них. Это распоряжение,
довольно само по себе суровое, могло бы быть сносным, если бы служители
культа имели право разговаривать с заключенными. Но время создало в этом
отношении величайшие препятствия. Зло, которое тюрьмы святого трибунала
причиняют заключенным, состоит в содержании их в постоянном одиночестве,
которое становится невыносимым и может привести даже к смерти от ипохондрии,
частой причины отчаяния и исступления. Почему воспрещать заключенным
общаться со священником за исключением случаев исповеди? Такое разрешение
разве не является правом других обвиняемых, даже тех, которые арестованы за
государственное преступление?
Шестая статья гласит, что свидетельские показания следует заслушивать в
присутствии возможно меньшего числа лиц, чтобы тайна не была нарушена. - Эта
мера является душою всей системы. Без тайны инквизиция не была бы столь
ужасной, и в ней не торжествовали бы произвол, суеверие, фанатизм, страсти
судей и их подчиненных. Без тайны процессы святого трибунала были бы такими
же, как и судебные дела, возбуждаемые иногда епископами или их генеральными
викариями против священников, находящихся в их ведомстве и обвиняемых в
каком-либо преступлении. Без тайны почти все подсудимые избегли бы
диффамации юридической или фактической, которою они клеймятся при секретном
судопроизводстве. Без тайны сами инквизиторы пользовались бы в свете, как и
остальные люди, всеми преимуществами, которые предоставляет людям общество,
а не внушали бы страх как шпионы и гонители, что является их обычным уделом
и служит поводом к осторожности при разговорах в их присутствии.
Седьмая статья предписывает, чтобы деловые бумаги и документы
инквизиции хранились в том самом месте, где инквизиторы имеют свое
пребывание, и чтобы они были заперты в сундуке, ключ от которого доверяется
секретарю суда, который не может выпустить его из своих рук под угрозой
потери своей должности. - Эти деловые бумаги не что иное, как сами процессы.
Если бы инквизиция вела процессы согласно установленным правилам и формам,
какой сундук мог бы содержать судебные дела стольких тысяч жертв,
загубленных до 1488 года? Это обстоятельство требует особого внимания,
потому что оно доказывает (по крайней мере до некоторой степени), как
коротки были процессы этого трибунала. В самом деле, в 1813 году я видел в
Сарагосе процессы более трехсот лиц, осужденных по делу убийства Педро
Арбуеса. Почти все они были написаны на четвертушках, и тем не менее
большинство не содержало даже восьмидесяти страниц. И какие процессы! Донос,
протокол о взятии под стражу, сознание обвиняемого, обвинительный акт
прокурора, словесная защита заключенного и приговор. Таково состояние
большинства этих якобы уголовных дел. В некоторых встречаются в
подтверждение доноса свидетельские показания; больше и не требовалось, чтобы
располагать жизнью, честью и имуществом часто знаменитых людей и полезных
граждан.
Восьмая статья гласит, что в случае ареста инквизитором одного округа
человека, уже преследуемого другим трибуналом, все документы, находящиеся в
руках первого трибунала, должны быть переданы второму. - Эта мера всегда
достигала своего действия и служила поводом в последнее время, даже и до
ареста оговоренного человека, к тому, что трибунал, уже составивший протокол
предварительного следствия, важность коего считал достаточно серьезной для
обоснования ареста, писал другим трибуналам, чтобы узнать, не имеется ли в
их архивах каких-либо документов против подсудимого, и в случае
утвердительного ответа требовал их к себе без дальнейших формальностей,
потому что ни один другой трибунал не мог сделать того же затребования.
Девятая статья предписывает, что в случае наличия в архивах какого-либо
трибунала святой инквизиции документов, могущих послужить другому трибуналу,
посылка ему документов производится за его счет.
В десятой статье сказано, что ввиду отсутствия достаточного количества
тюрем для всех, кто должен отбывать пожизненное заключение, можно позволить
этой категории осужденных оставаться в своих домах с формальным запрещением
выходить из них под страхом наказания по всей строгости законов. - Пусть
судят, не должно ли было число узников быть огромно, если инквизиция
прибегла к такому средству? Вскоре я найду случай их перечислить; но, думаю,
вывод из этого перечня возбудит столько же сочувствия, сколько обнаружит
позора и ужаса.
Одиннадцатой статьей инквизиторам предлагается строго исполнять
предписания свода законов, запрещающие детям и внукам осужденных занимать
какую-либо почетную должность и носить одежду, где имеются украшения из
золота, серебра и драгоценных камней, или сотканную из шелка или тонкого
полотна. - Трудно в такого рода рвении признать характер христианской любви
к ближнему, потому что им по обязанности приносятся в жертву дети и
потомство жертв кровавого трибунала.
Двенадцатой статьей запрещается допускать до примирения с Церковью и
отречения от ереси мальчиков до четырнадцатилетнего и девочек до
двенадцатилетнего возраста. Если же они сделали отречение до этого времени,
то их подвергают ратификации. - Такая побудительная причина этого закона
заключалась в том, что инквизиторы берегли возможность поступать с детьми,
вновь впавшими в ересь, как с таковыми. Ужасно подумать, что все мероприятия
инквизиции клонились лишь к тому, чтобы умножать число виновных.
Тринадцатой статьей приемщикам приказывается оплачивать королевские
боны, выданные под конфискованное имущество, не иначе как лишь в том случае,
когда жалованье служащих и расходы святой инквизиции уже уплачены. - Я уже
сказал в другом месте, каковы были последствия этой меры.
Четырнадцатая статья гласит, что инквизиция обратится к государям с
челобитной о благоволении повелеть, чтобы в каждом городе, где она
учреждена, была выстроена квадратная ограда с маленькими кельями,
предназначенными быть тюремной камерой для тех, кто к ней приговорен; здесь
же должна быть устроена часовня для узников, чтоб их не приходилось более
оставлять в своих собственных домах. Статья эта предлагает в то же время
агентам инквизиции наблюдать, чтобы этого рода помещения были расположены
таким образом, чтобы узники могли там заниматься своей профессией и
зарабатывать средства к жизни, чтобы расход их не шел более за счет святой
инквизиции, как это было до настоящего времени. - Это распоряжение
Торквемады повело к учреждению мастерских, известных в провинции под
названием домов Покаяния; они примыкали к зданиям трибунала. Их назначение
обнаруживает мало гуманности у людей, которые приняли новые основные законы,
разрешающие осужденным отбывать епитимью у себя дома. Лишь только была
принята мера, внушенная милосердием, как в ней раскаиваются и спешат свести
ее фактически к нулю. Это доказывает их заботу избавиться от расхода,
который они должны были делать для заключенных.
Пятнадцатая, и последняя, статья налагает на нотариусов, фискалов,
альгвасилов и других должностных лиц обязательство выполнять свою должность
лично и запрещает доверять ее другим лицам.
XII. Эти указы, равно как и те, которые были изданы раньше для
предупреждения злоупотребления или их исправления, не достигли полностью
цели, поставленной главным инквизитором. Для упорядочения своей
администрации Торквемада созвал в Толедо новую общую хунту инквизиторов.
Декреты этого собрания были опубликованы в Авиле 25 мая 1498 года. Они
образуют четыре новых узаконения, разделенных на шестнадцать статей, и
гласят:
1. При каждом трибунале должны состоять два инквизитора, из которых
один юрисконсульт, а другой богослов. Им запрещается делать постановления
одному без другого о тюрьме, пытке и сообщении обвинений, сделанных
свидетелями, ввиду того, что эти вещи имеют слишком большое значение. -
Предосторожность в установлении второго инквизитора-богослова вызвана
побуждением избегнуть помощи квалификаторов. Время, однако, показало, что
было важно, чтобы оба они были осведомлены в юриспруденции для правильного
начала и ведения судебных дел. Квалификаторы нужны лишь для того, чтобы
определить (способом, свойственным богословам-догматистам), носит ли
еретический характер или нет тот или другой опороченный тезис; указывают ли
обстоятельства, соответствующие лицу, времени, месту и особому случаю и
способу произнесения или напечатания еретического положения, был ли автор
его еретиком или нет и знал ли он, что наша святая мать католическая Церковь
учит в противоположном смысле. Квалификаторы дают свое заключение два раза.
Во-первых, после предварительного следствия, по ознакомлении с опросом; их
суждение имеет большое влияние на приказ об аресте. Во-вторых, во время
самого процесса, до произнесения судебного приговора, то есть в конце
судебного дела. Они решают, следует ли изменить квалификацию, данную после
предварительного следствия, на основании ответов обвиняемых и всего того,
что произошло; их заявление заметно предопределяет характер окончательного
приговора. Поэтому не следовало ли допускать в качестве квалификаторов лишь
опытных догматических богословов, глубоко изучивших соборные определения,
мнения Отцов Церкви, литургию и всю историю церковной дисциплины? К
несчастию, почти все квалификаторы были только схоластическими богословами,
не прочитавшими ни одной хорошей книги и зачастую квалифицировавшими как
еретические положения, которые были извлечены буквально из Отцов Церкви и,
следовательно, никогда не должны были бы считаться опасными. Такой порядок,
столь пагубный для обвиняемых, доказывает невежество этих богословов и
необходимость, которую они считали для себя обязательной, приспособляться к
мнениям и обычаям своего века.
2. Инквизиторы не должны дозволять своим подчиненным носить никакого
запрещенного оружия, кроме тех случаев, когда на это уполномочивает их
исполнение обязанностей; инквизиторы ни в каком случае не должны вмешиваться
в гражданские дела и должны допускать свое участие только в уголовных
процессах. - Эта статья была почти бесполезна. Инквизиторы продолжали
поддерживать приспешников святого трибунала, и в результате происходили
убийства, драки, гнусные процессы, раздоры в семействах, опозорение
должностных лиц и бесконечное количество других бедствий, часть которых я
буду иметь случай сообщить в ходе этой Истории. Эти безобразия не мешали их
гнусной системе поддерживать друг друга, и инквизиторы (верные составленному
ими плану расширения своего владычества) злоупотребляли церковными
наказаниями, тайной своих архивов и легкостью, с какой они распространяли
всюду террор, чтобы обеспечить торжество своего деспотизма. Этот результат
всегда оказывался безошибочным благодаря протекции монарха, даже в тех
случаях, когда было неизвестно, на чьей стороне правосудие, и когда слуги
этого монарха бывали унижены. Главные инквизиторы были убеждены, что честь
святого трибунала требовала, чтобы народ питал полное доверие к решениям его
членов. Так как главный инквизитор был всемогущим лицом у короля, то он
ловко пользовался благоприятными моментами, чтобы обмануть его доверие и
заставить его санкционировать злоупотребления администрации.
3. Никто не должен подвергаться заключению в тюрьме, если его
преступление не доказано достаточными уликами; в случае ареста следует
немедленно приступить к разбору его дела, без ожидания новых улик, более
решительных, чем первые. - Это распоряжение существовало с давнего времени;
если Торквемада его предлагает, значит, оно было забыто или плохо
исполнялось. Эти меры, однако, не воспрепятствовали возобновлению
злоупотреблений. Может казаться странным запрещение Торквемады производить
арест кого-либо без улик его преступления, тогда как в 1498 году (когда это
распоряжение было возобновлено) было погублено уже сто четырнадцать тысяч
четыреста восемьдесят человек, а следовательно, столько же семейств. Из
этого числа десять тысяч двести двадцать были сожжены живьем, шесть тысяч
восемьсот шестьдесят - фигурально как осужденные заочно и девяносто семь
тысяч четыреста подверглись публичной епитимье и были лишены своего
имущества в громадном большинстве без улики, на основании лишь одного
оговора недоброжелателя или доноса несчастного, которого подвергли пытке,
чтобы вырвать имена тех, отступничество коих он знал или предполагал; самое
большее против этой массы людей было два или три показания в этом роде,
различавшиеся между собой в изложении фактов или времени, места и других
обстоятельств. Приведенные мною данные об осужденных далеко не исчерпывают
всех жертв инквизиции, как я это покажу в другом месте, приведя
соответствующие доказательства.
4. В процессах, начатых против умерших, инквизиция не должна уклоняться
от их ликвидации за недостатком улик, ни делать постановления об отсрочке в
ожидании новых улик, потому что из этого может произойти значительный вред
для детей, устройство которых останавливается из боязни неблагоприятного
исхода судебного дела. - В побуждении, продиктовавшем эту меру, можно видеть
некоторую человечность, но инквизиторы были слишком фанатичны, чтобы
предаваться гуманным чувствам. Если бы они почитали святые законы, то
никогда не стали бы возбуждать процессов против людей, умерших с напутствием
[361] и погребенных с церковными обрядами. Надо было иметь душу людоедов и
быть более жадными, чем евангельский скупец, чтобы вырывать из земли
мертвых, обесчещивать их память, сжигая их останки с их изображением, и
конфисковать имущество, которым спокойно пользовались невинные потомки или
которое было законно приобретено лицами, никогда не подозревавшимися ни в
отступничестве, ни в ереси.
5. Нельзя накладывать большого количества денежных взысканий даже
тогда, когда не хватает фондов на жалованье служащим. - Это правило было
старинное; но ловушка была всегда расставлена, и распоряжение оставалось без
действия всякий раз, когда инквизиторы могли придать своим решениям
видимость справедливости.
6. Инквизиторы не могут заменять ни тюремное заключение, ни какое
другое физическое воздействие денежным штрафом, но только постом,
милостыней, паломничеством и другими епитимьями в этом роде. Та же статья
сохраняла за главным инквизитором право освобождать от санбенито и разрешать
детям и внукам осужденных одеваться, как и другие люди. - Это узаконение
предполагает, что инквизиторы были повинны в том, что так строго
запрещалось, хотя они и были наделены церковными бенефициями в целях
обеспечения своего содержания. Однако я покажу, что замены и изъятия
наказаний впоследствии составляли часть преимуществ главного инквизитора.
7. Инквизиторы должны тщательно рассматривать, следует ли допускать к
примирению с Церковью тех, кто признался в своем преступлении после ареста.
- Ведь многолетнее существование дает возможность смотреть на этих людей как
на уклонившихся от суда. Это распоряжение принадлежит к тем, которые лучше
всего доказывают дух святого трибунала и пристрастие его приспешников к
сжиганию людей, так как в нем нельзя не признать бесчеловечности. Разве Бог
не допускает обращения грешников, раскаивающихся в час смерти?
8. Инквизиторы должны публично наказывать свидетелей, уличенных в даче
ложных показаний. - Чтобы это хорошо понять, следует знать, что на основании
кодекса инквизиции можно быть ложным свидетелем двумя способами: во-первых,
клевеща; во-вторых, заявляя, что не знаешь ни одного разговора и ни одного
преступного действия, о котором спрашивают по делу человека, обвиняемого
перед инквизицией. В продолжение моих изысканий я часто находил свидетелей
этого второго рода, наказанных за отрицание фактов, показанных другими
свидетелями, чего не случалось почти никогда с теми, которые принадлежали к
первого рода лжесвидетелям, потому что было почти невозможно установить
клевету свидетельскими показаниями в условиях, когда заключенный не был в
состоянии назвать свидетеля и когда даже при предположении, что он догадался
о нем, с этим не хотели соглашаться.
9. Ни в одной инквизиции не могут быть допущены в качестве служащих два
лица, находящиеся в какой-либо степени родства, ни господин и его слуга,
даже в тех случаях, когда их должности различны и отдельны.
10. В каждом трибунале святой инквизиции должно быть хранилище архивов,
запирающееся на три ключа, из которых два должны находиться в руках двух
секретарей, а третий в руках фискала; если секретарь сделает упущение в
своей обязанности, он будет отрешен от должности и присужден к наказанию по
закону. - По-видимому, эту статью постановили, чтобы заставить забыть
прежнее распоряжение, предписывавшее держать бумаги в сундуке. В самом деле,
после восемнадцати лет судопроизводства не без основания подумали об
установлении архивов, как бы они ни были ничтожны по объему, как это можно
предположить. Положение осужденных, как мы его изложили, достаточно это
доказывает.
11. Секретарь должен получать свидетельские показания не иначе, как в
присутствии инквизитора, причем должны быть приглашены для проверки
первоначальных показаний два священника, не входящие в число служащих
трибунала. - Эта статья могла быть исполнена только такими свидетелями,
которые жили в месте, где имел свою резиденцию инквизитор; это было
невозможно осуществить даже в Мадриде, потому что в часы, когда собирался
трибунал, инквизиторы разбирали судебные дела, а остальное время дня
употребляли на особые порученные им работы, каждый в своем ведомстве. Это
было причиной, почему заслушание и разбор свидетельских показаний поручили
особым комиссарам.
12. Инквизиторы должны озаботиться учреждением общей инквизиции в тех
городах, где ее еще не существует.
13. В затруднительных делах они должны совещаться с советом, посылая
ему документы, лишь только они будут потребованы.
14. Для женщин должна быть устроена отдельная от мужчин тюрьма. - Эта
предосторожность заставляет предполагать, что в этом отношении были допущены
злоупотребления, и одной этой предосторожности недостаточно, чтобы вполне им
помешать. Время от времени происходили вещи, делавшие мало чести трибуналу.
15. Работа должностных лиц трибуналов должна длиться шесть часов в
день, из них три часа утром и три часа вечером, причем должностные лица
собираются у инквизиторов, по их требованию. - В течение восемнадцатого
столетия служащие работали всего три часа в день и их работа происходила
утром.
16. После того как инквизиторы получат от свидетелей присягу в
присутствии фискала, последний должен быть удален и не допускаться к
заслушанию показаний.
XIII. Помимо этих указов Торквемада установил некоторые распоряжения
отдельно для каждого чиновника святого трибунала, чтобы в совершенстве
выполнить предначертания правительства. Так, он определил, чтобы каждый
служащий давал присягу ничего не укрывать из того, что он мог видеть или
слышать; чтобы инквизитор не оставался никогда наедине с заключенным; чтобы
тюремщик никому не позволял с ним говорить и смотрел тщательно, чтобы в
приносимой еде не было спрятано каких-либо писем или документов.
XIV. Эти распоряжения были последними, которые установил Торквемада. Но
его преемник дом Диего Деса 17 июня 1500 года опубликовал в Севилье пятую
инструкцию. Она была разделена на семь статьей. Четвертая из них запрещает
аресты за легкие проступки, вроде богохульств, произнесенных в раздражении.
Пятая гласит, что в случае, если сочтут возможным допустить каноническое
оправдание, обвиняемый присягнет в присутствии двенадцати свидетелей,
которые, в свою очередь, заявят, что они верят в истину его слов. Шестой
статьей постановлено, что, когда кто-либо, схваченный по приказу трибунала,
как сильно заподозренный, будет допущен к оправданию присягой, он должен
обещать не иметь более общения с еретиками, преследовать их всеми способами,
какие только в его власти, доносить на них инквизиции и точно отбывать свою
епитимью, давая согласие на то, что в противном случае он будет наказан как
рецидивист. Седьмая статья предписывает то же по отношению к тому, кто
произносит отречение как формальный еретик. Нет надобности давать
комментарий для доказательства бесчеловечности этих двух последних
распоряжений, потому что известно, что вторично впавший в ересь присуждался
к передаче светскому судье, то есть к сожжению, даже в том случае, если он
раскаивался.

Статья вторая

МНЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ ПИСАТЕЛЕЙ

I. Таковы законы, обосновавшие святую инквизицию в Испанском
королевстве. Кодекс, истолковываемый и применяемый на практике людьми,
привыкшими спокойно и хладнокровно смотреть, как погибают им подобные среди
пламени, причинил королевству больше бедствий в течение первых лет своего
существования, чем несколько войн, взятых вместе. Он заставил эмигрировать
более ста тысяч семейств полезных граждан, и Испания потеряла много
миллионов франков в пользу римской курии, в вознаграждение за посланные ею
буллы или в виде расходов, которые заинтересованные стороны принуждены были
делать, приезжая к папе с ходатайствами об отпущении грехов. Крайняя
суровость законов заставляла содрогаться даже самих христиан (т. е. не
новохристиан). Однако, хотя боязнь преследования положила на них печать
молчания, некоторые факты, переданные нам историей, доказывают, что нация
осуждала этот способ обращения с делами, столь важными, как человеческая
жизнь, честь и имущество родных, - словом, благополучие и несчастия целой
монархии.
II. Фернандо де Пульгар, автор-современник, в хронике
королей-основателей инквизиции выразил свой взгляд на то, что происходило
тогда в Испании. Он говорит, что родственники многих узников и других
осужденных лиц протестовали против поведения трибуналов святой инквизиции,
заявляя, что она была более сурова, чем следует, и что способ
судопроизводства и приведения приговора в исполнение был внушен лишь
ненавистью. Он выразился еще яснее в частных письмах, кардиналу Мендосе,
тогда архиепископу Севильи, в которых он утверждал, что грех ереси не
заслуживает смертной казни и за него следует подвергать всего лишь денежным
штрафам. Он основывал свое мнение на авторитете св. Августина,
высказавшегося по поводу донатистов, и на законах, изданных против этих
еретиков императорами Феодосием I и Гонорием I, его сыном {Пульгар. Хроника
католических королей. Ч. II. Гл. 77; 21-е письмо, напечатанное в труде
Знаменитые люди Кастилии, см.: св. Августина, письма 50-е и 100-е старинных
изданий, или 127-е и 128-е в издании бенедиктинцев Конгрегации св. Мавра.}.
III. Хуан де Мариана, писатель очень точный, признает в своей Истории
Испании, что способ наказания виновных казался жителям Испании слишком
суровым и что нередко люди удивлялись, что детей наказывали за преступления
их отцов; что доносчики и свидетели оставались неизвестными, вместо того
чтобы быть поставленными на очную ставку с обвиняемыми; что судопроизводство
не было публичным и не велось согласно правовым нормам и обычаям других
судов и что была установлена смертная казнь за проступки против религии.
Мариана говорит, что везде жаловались на невозможность свободно говорить
ввиду множества шпионов, рассеянных по городам, местечкам и деревням для
осведомления инквизиции обо всем происходящем. Это внушало всем и каждому
страх и приводило жителей страны в жалкое, рабское состояние {Мариана.
История Испании. Кн. 24. Гл. 17.}.
IV. Поэтому не приходится удивляться, как число жертв увеличилось до
такой степени (это легко доказать самым неопровержимым образом), что у
трибуналов не хватало времени ни на возбуждение процессов, ни на их ведение
согласно установленным формам правосудия. Для доказательства достаточно
изложить здесь события, имевшие место в момент учреждения инквизиции в
Толедо. Трибунал города Вилья-Реаля, переименованного впоследствии в
Сьюдад-Реаль, был перенесен в Толедо, и был опубликован льготный эдикт
сроком в сорок дней. Множество новохристиан поспешило принести добровольное
признание, назвав себя повинными в иудаизме.
По истечении сорока дней инквизиторы даровали второй срок в шестьдесят
дней для виновных, не успевших явиться; и, наконец, был дан и третий срок в
тридцать дней; ослушникам угрожали самыми суровыми карами. В течение
последних тридцати дней инквизиторы вызвали к себе всех раввинов толедской
синагоги и вырвали у них обещание именем Моисея назвать всех, кто после
принятия крещения все еще исповедовал иудейскую веру; в случае отказа это
сделать раввины должны были подвергнуться различным наказаниям, вплоть до
смертной казни. В то же время инквизиторы приказали раввинам проклясть по
обряду древнего закона всех тех евреев, которые откажутся доносить на
виновных.
V. Эта мера чрезвычайно увеличила число доносов. По истечении девяноста
дней второго и третьего сроков инквизиторы так рьяно приступили к своим
судебным преследованиям, что в воскресенье 12 февраля 1486 года они справили
аутодафе примирения с Церковью семисот пятидесяти осужденных обоего пола,
подвергшихся публичной епитимье, с босыми ногами, в одной сорочке, со свечой
в руке.
VI. Современный историк-очевидец, передающий подробности этой первой
экзекуции, прибавляет: в то время как осужденные направлялись в собор для
выслушивания приговора, воздух был полон их криками и стонами, потому что
они со скорбью видели, что окружены огромной толпой народа, оповещенной об
этой церемонии за две недели по всем соседним местностям. Многие из
осужденных носили высокое звание или занимали почетную должность. В
воскресенье 2 апреля было второе аутодафе с девятьюстами жертвами. 7 мая
было третье аутодафе из семисот пятидесяти человек. В среду 16 августа
инквизиторы сожгли двадцать пять осужденных, а на другой день та же участь
постигла двух священников. 10 декабря девятьсот пятьдесят человек
подверглись публичной епитимье.
VII. Итак, в течение одного только этого года толедская инквизиция
сожгла двадцать семь человек и принудила к публичной епитимье три тысячи
триста человек [362]. Это доводит число предпринятых и разобранных дел
(после трех сроков в сорок, шестьдесят и тридцать дней, т. е. с средины
октября предшествующего года) до трех тысяч трехсот двадцати семи [363].
Можно ли после этого утверждать, будто ведение этих процессов было правильно
и обвиняемые имели возможность защищаться, если принять во внимание, что для
труда, который показался бы громадным для всякого другого суда, было в
наличии всего лишь два инквизитора и два секретаря?
VIII. По этому началу деятельности толедской инквизиции можно судить,
как она поступала и впоследствии. Припомним одновременно, что передает
Мариана о севильской инквизиции, которая в 1482 году сожгла живьем две
тысячи осужденных, фигурально более двух тысяч, а семнадцать тысяч принудила
к епитимье, - не будет места сомнению в поспешности и жестокости, с которыми
инквизиция распоряжалась жизнью, честью и имуществом жертв и их семейств.

Статья третья

ОБЖАЛОВАНИЯ В РИМ. ПОВЕДЕНИЕ РИМСКОЙ КУРИИ

1. Неудивительно, что множество людей апеллировали н Рим и, потерпев
неудачу в первой попытке, подавало жалобы вторично под вымышленными именами.
Римская курия была этим очень довольна, так как выдача бреве приносила ей
большой доход. Мы видели, что произошло с этими апелляциями и как
недобросовестно бреве были объявлены недействительными после огромных
издержек, произведенных челобитчиками.
II. Римская курия не обнаружила никаких затруднений в вопросе о
прощении отдельных лиц за преступление отступничества. Всякий, кто являлся в
апостолический пенитенциарный суд с деньгами, получал просимое прощение или
поручение другому лицу даровать ему это прощение. Это разрешение в то же
время воспрещало кому-либо тревожить того, кто его получил.
III. Этот образ действий пришелся не по вкусу инквизиторам. Сильные
покровительством Фердинанда и Изабеллы, они жаловались и предъявляли свои
возражения папе. И часто новые бреве аннулировали прежние или ограничивали
их действие судом совести. Несчастные, пожертвовавшие частью своего
имущества, видели себя обманутыми. В то же время для поддержания в них
настроения, побуждавшего обращаться в Рим, папа (находивший в этом обращении
обильный источник доходов) обещал новые милости на новых условиях, нарушая
таким образом данное им Фердинанду обязательство закрыть дорогу для
апелляций в Рим. С одной стороны, он дает обещание Фердинанду и инквизиторам
и нарушает их; с другой стороны, он жалует напуганным христианам прощения,
действию которых препятствует. Такова была постоянная Практика римской курии
в течение первых тридцати лет, следовавших за учреждением инквизиции в
Испанском королевстве. Я постараюсь обосновать это несколькими
происшествиями, относящимися к предмету моей книги.
IV. Зрелище такого великого множества осужденных, преданных огню в
течение первых четырех лет инквизиции, породило у многих новохристиан
желание снискать примирение с церковью, так как, исходатайствовав его, они
могли не страшиться ни за свою честь, ни за свое имущество. Они оповестили о
своем решении Иннокентия VIII, который 15 июля 1485 года и выдал бреве. Он
облекал этим бреве инквизиторов полномочиями, необходимыми для допущения к
тайному примирению тех, кто явится по собственному побуждению до привлечения
к суду. Это было постановлено папой вопреки общим нормам церковного и
гражданского права, определяющим наказания и епитимьи для еретиков
{Райнальди. Церковная летопись, под 1485 годом.}.
V. Это новое папское мероприятие не понравилось Фердинанду, который
запретил исполнение его как противоречащего политическим соображениям,
которые не имели, вероятно, иного мотива, кроме жадности. Папа разрешил,
чтобы декрет исполнялся только относительно лиц, указанных Фердинандом и
Изабеллой, и 11 февраля 1486 года даровал инквизиторам разрешение на тайное
прощение пятидесяти еретиков. Церемония прощения произошла в присутствии
Фердинанда и Изабеллы, без сомнения, потому, что этим подчеркивалась
готовность папы идти навстречу королевской чете.
VI. 30 мая папа пожаловал второе разрешение для прощения того же числа
лиц. На другой день, оказав ту же милость другим пятидесяти новохристианам,
он не поставил необходимым условием присутствие Фердинанда и Изабеллы на
этом примирении, но только велел сообщить им имена и звания примиренных. 30
июня появилось четвертое бреве о примирении пятидесяти еретиков, а 30 июля
новое, с оговоркой, что государи могут применить эту новую милость к лицам
по собственному выбору и что они будут ею пользоваться даже в том случае,
если инквизиция уже получила неблагоприятные сведения. Кроме того, отречение
от ереси примиренных с церковью не помешает их детям получать должности и не
повлечет за собой обычного лишения чести. Эта милость может быть применена
даже к умершим: инквизиторы, велев вырыть их трупы, произнесут над ними
разрешение от церковных наказаний, даруют им церковное погребение и
реабилитируют таким образом их память.
VII. Эти буллы впоследствии сильно умножились в Испании, хотя их
исполнение часто испытывало помехи со стороны инквизиторов, которые даже
возражали против претворения решений в жизнь.
VIII. Я согласен, что пользование ими противоречило обязательству
римской курии по отношению к испанскому королю и инквизиции и что папы так
легко жаловали их лишь для привлечения в Рим испанского золота. Но пусть бы
папы никогда иным путем не злоупотребляли своей властью. В этом случае
результат их политики клонился по крайней мере к выгоде человечества, потому
что просившим милости святого престола и их детям сохраняли честь и
имущество.
IX. Ни папы, ни инквизиторы не были настолько благоразумны, чтобы
видеть, что справедливый повод в умеренному обхождению с лицами, получившими
подобные бреве, хотя они и были осуждены инквизицией, должен был побудить
трибунал снисходительно относиться также к лицам, которым -недоставало
только буллы для получения этой милости. Почему им отказывали в ней? Не
очевидно ли, что такой образ действий имел совершенно иной мотив, нежели
ревность к чистоте веры, которую любили выставлять напоказ? Об этом
свидетельствует способ, которым вынуждены были пользоваться против другого
злоупотребления римской курии, во всей своей политике всегда преследовавшей
лишь собственное обогащение и не помышлявшей о благе других даже тогда,
когда ее политика вела в отдельных случаях к добру.
X. Многие из новохристиан, опасавшиеся преследования за преступление
отступничества, прибегли к папе. Они доложили, что исповедали свой грех на
тайной исповеди и получили отпущение от своих духовников и что показывали
эти удостоверения инквизиторам, чтобы избежать преследования. Инквизиция
запросила папу Сикста IV, который послал бреве дону Иньиго Манрике,
архиепископу Севильи, и апелляционному судье по делам инквизиции. Его
Святейшество говорил, что предмет запроса был предусмотрен и урегулирован
его предшественниками; они определили, что следовало освобождать от
преследования только сделавших признания и произнесших отречение перед
секретарем с обещанием не впадать вторично в ересь под страхом наказаний,
установленных законом для рецидивистов.
XI. Осведомившись о папском решении, многие из новохристиан, бывших
иудействующими, сделали формальное признание перед секретарем святого
трибунала и обратились затем в римский пенитенциарный суд для получения
отпущения от папы, или от председателя суда, или от какого-либо другого
церковного судьи, назначенного на этот предмет Его Святейшеством. Они были
хорошо приняты, и римская курия послала бреве испанским инквизиторам с
запрещением тревожить и преследовать иудействующих христиан, получивших
отпущение.
XII. Инквизиция протестовала против папского бреве, будучи убеждена,
что в случае признания за ним силы закона не останется никого, кто бы не
последовал его указанию, и при помощи этого косвенного пособия даже еретик
достиг бы обеспечения своей безнаказанности. Иннокентий VIII ответил 10
ноября 1487 года, что отпущение, жалуемое в подобном случае, касается только
суда совести.
XIII. Невольно спрашивается, что, собственно, запрещал испанским
инквизиторам римский пенитенциарный суд? И зачем так обманывать доверие
просителей, которые отдали свои деньги за бесполезные буллы? Это
обстоятельство вызывает в памяти то зло, которое римская курия причинила
религии своей жадностью; без этой ужасной жадности Европа, может быть, была
бы вся католической.
XIV. Устрашенные угрожавшей опасностью, многие испанцы решили для
избежания ее отправиться в Рим; здесь они были милостиво приняты, потому что
привезли с собой деньги. Двести тридцать из них получили отпущение при
условии, что вернутся в Испанию лишь с разрешения Фердинанда и Изабеллы.
Папские комиссары известили об этом главного инквизитора Испании 10 сентября
1488 года, чтобы он сообщил это инквизиторам королевства.
XV. Нельзя видеть без полного удовлетворения благополучия этих
испанцев; но возмущает непоследовательность римской курии и старание
окольными путями притянуть к себе золото чужеземцев, не показывая вида, что
она не исполняет своих обещаний.
XVI. Политика Александра VI, оставаясь такой же несправедливой, была
более согласована с усвоенными принципами. Этот папа 12 августа 1493 года
подписал бреве, в котором заявлял о полученном им сведении, что Педро,
присяжный и палач Севильи, его жена Франсиска и некоторые другие жители
города и окрестностей были привлечены к суду и юридически изобличены в ереси
и отступничестве; что они получили от его предшественника Сикста IV бреве на
отпущение и тайное примирение с церковью апостолическими комиссарами,
которые были взяты не из среды инквизиторов, и что вследствие этого один из
исполнителей бреве довел свое безрассудство до того, что возбудил процесс
против самих инквизиторов, запрещая им, под страхом законной кары, нарушать
бреве без предварительного заключения прокурора. Это вызвало большой скандал
и в высокой степени скомпрометировало честь и интересы инквизиции. Папа
прибавлял, что для исправления этого великого зла он приказывает
инквизиторам, не обращая внимания на буллу Сикста IV и на отпущения,
примирения с Церковью и воспрещения, являющиеся ее последствием, вести
судебное дело против Педро, Франсиски и их сообщников.
XVII. Эта декларация была недостаточна для успокоения и полного
удовлетворения инквизиторов. Поэтому 12 марта 1494 года папа Александр VI
писал Фердинанду и Изабелле. Изложив вышеупомянутые происшествия, он
говорил, что бреве Сикста IV было исполнено стараниями архиепископа Эворы,
что инквизиторы произнесли окончательный приговор против виновных, объявляя
их беглыми еретиками и принуждая к выдаче в руки светской власти; вследствие
этого они были сожжены фигурально и их имущество было конфисковано в пользу
государства; некоторые из обвиняемых, придавая отпущению архиепископа Эворы
больше значения, чем оно имело по закону, претендовали на отклонение
юрисдикции инквизиторов и на ввод во владение своим имуществом; все
обстоятельства этого дела склонили Иннокентия VIII, его непосредственного
предшественника, к аннулированию всех бреве, подписанных им самим и Сикстом
IV по делу об отпущениях и воспрещениях в частной форме, отличной от той,
которая свойственна инквизиторам и епархиальным епископам. Ввиду всего этого
он, Александр VI, желая держаться образа действий Иннокентия VIII,
приказывает, чтобы все приговоры, вынесенные против указанных преступников,
имели силу, как того требует закон, и строго исполнялись как в отношении
наследников осужденных и их имущества, так и в отношении самих преступников.
XVIII. Таков был выход, к которому прибегла римская курия, чтобы
выпутаться из затруднительного положения, возникшего вследствие ее жадности.
Он был совершен за счет несчастных, которые потратили значительную долю
своего наследства при прохождении через множество инстанций, в которые они
были направлены буллою от 2 августа 1483 года, адресованной в январе 1484
года архиепископу Эворы.
XIX. Все это не помешало, однако, римской курии впоследствии даровать
новые отпущения или передать комиссарам право даровать их тайно тем, кто
явится с просьбой о них, как будто курия не знала, что эти отпущения будут
аннулированы, если инквизиторам будет угодно их отклонить. Действительно,
инквизиторы жаловались испанскому двору и для уничтожения навсегда обычая,
столь часто ставившего помехи их деспотизму, умоляли Фердинанда и Изабеллу
не покидать инквизиции на произвол судьбы.
XX. Оба монарха писали папе, делая ему представления о том, что было бы
полезно предоставить инквизиторам полное и свободное отправление их
юрисдикции и не допускать больше, чтобы оно задерживалось косвенным путем
тайных отпущений и восстановлением таких отпущений, которые уже были
отменены, или другими привилегиями, которые с некоторого времени имели силу
изъять виновных из-под власти инквизиции. Александр VI ответил Фердинанду и
Изабелле своим бреве от 23 августа 1497 года, в котором он пошел навстречу
их просьбе и аннулировал все отпущения, которые не имели обычной формы,
кроме отпущений, данных духовниками на исповеди.
XXI. Исключения, о которых говорилось в последней булле Александра VI,
то есть привилегии, которые ставили некоторых обвиняемых вне юрисдикции
инквизиторов, были одними из многочисленные золотых копей, открытых среди
испанской нации и эксплуатируемых с величайшим успехом папской политикой,
делавшей вид, что она имеет целью лишь установление инквизиции и пользу,
которую последняя может принести делу религии. С самого начала многие
христиане обращались к римской курии, заявляя о своей верности католической
религии; признавая, однако, что несчастное обстоятельство происхождения от
еврейских предков заставляет их опасаться доносов со стороны злонамеренных
людей, они просили Его Святейшество во избежание всякой опасности изъять их
из юрисдикции инквизиторов.
XXII. Римская курия, постоянная в своей политике, долго заставляла
ожидать привилегий, хотя выручала за них много денег; в конце концов она
все-таки их жаловала. Некоторые такие привилегии были дарованы Сикстом IV и
Иннокентием VIII. Инквизиторы жаловались на это, и 27 ноября 1487 года папа
приказал давать отсрочку представившему буллу с привилегией в смысле
приведения в исполнение наказания, чтобы доложить об этом Его Святейшеству и
дождаться ответа последнего до начала наказания обвиняемого.
XXIII. Трибунал инквизиции не был удовлетворен этим решением папы.
Тогда появилось новое бреве от 17 мая 1488 года.
Принимая во внимание затруднение, испытываемое инквизицией от
применения привилегий и тайных отпущений, Его Святейшество приказывал
оповестить во всех соборных церквах, что все получившие привилегии
обязываются в тридцатидневный срок, в спешном порядке, исполнить
формальности, предписанные законом, в присутствии инквизиторов, под страхом
преследования по суду, как будто они никогда не получали привилегий; а если
будет доказано, что они впали в ересь после испрошения этих изъятий, они
подлежат наказанию в качестве рецидивистов.
XXIV. Несмотря на эту резолюцию, римская курия продолжала жаловать за
деньги привилегии, от которых отказалась лишь внешним образом, хотя хорошо
понимала, что с ними не будут считаться. Инквизиция должна же была одержать
верх, если бы пользовалась даже лишь одним тем правом, какое ей было
даровано буллами.
XXV. Хуан де Лу Сена, советник короля Фердинанда по Арагонскому
королевству, жаловался на это в 1502 году по поводу своего личного дела и
дела своего брата. Его письмо к королю от 26 декабря 1503 года при всей его
обширности заслуживает полного внимания как сообщающее подробности
относительно инквизиции.
XXVI. Так как крайняя суровость инквизиторов всегда внушала сильные
опасения, а римская курия, увековечивая установленную ею систему поборов,
продолжала показывать себя снисходительной, то неудивительно, что к ней
обращались все, кто имел какие-либо козырные средства на руках, казавшиеся
хорошими и не запрещенные общим правилом. Одним из этих средств были отводы.
Многие указывали папе, что, вопреки апостолическим буллам, их преследует
инквизиция и что этот трибунал все меньше расположен к признанию их
невиновности, а его мстительность, ненависть и озлобление являются фактами,
действие которых каждый испытал на собственной шкуре.
XXVII. Дон Альфонсо де ла Кавальериа [364], вице-канцлер Арагона,
принадлежавший к одной из знатных фамилий Сарагосы и пользовавшийся большим
расположением короля, происходил из еврейской семьи. Он был предан суду
инквизицией как заподозренный в иудаизме и в соучастии в убийстве Педро
Арбуеса д'Эпилы. Кавальериа обратился к папе и отклонил юрисдикцию
инквизиторов Сарагосы, главного инквизитора и архиепископа, апелляционного
судьи. Папа отправил на их имя 28 августа 1488 года бреве с запретом судить
этого испанца и с переносом дела в Рим.
XXVIII. Инквизиторы опротестовали мотивы отвода, представленные доном
Альфонсо. Это ничуть не помешало папе повторить в следующем бреве от 20
октября 1488 года свою прежнюю резолюцию. Несомненно, этот испанец был
обязан покровительством папы своему большому богатству и расположению
короля. Я прочел его процесс в 1813 году. Легко заметить, что инквизиторы
руководствовались серьезными соображениями, ибо было доказано, что этот
господин принимал большое участие в убийстве Арбуеса, входя в сообщество со
злоумышленниками и жертвуя деньги для найма убийц. Случай составляет иногда
счастие людей; ему обязан своим благополучием дон Альфонсо де Кавальериа
[364].
XXIX. Он не только выпутался из этого затруднительного положения, но
прославил свое имя до такой степени, что мог породниться с королевским
домом. Потомок еврейских предков, внук женщины, сожженной за
вероотступничество, муж особы, которая была присуждена к публичному покаянию
сарагосской инквизицией, сам примиренный с Церковью и прощенный условно,
Альфонсо женился вторым браком на донье Изабелле де Аро, от которой он имел
двух сыновей и двух дочерей, вступивших в брак с лицами из знатных фамилий
королевства Арагон. Старший из его сыновей, дон Санчо де ла Кавальериа,
притянутый к суду сарагосскими инквизиторами за содомию [365], женился на
Маргарите Сердан, дочери владетеля Кастелара; а его сын дон Франсиско де ла
Кавальериа вступил в брак, несмотря на позор своего отца, с Хуанной
Арагонской, внучкой короля, сестрой графа де Рибагорсы и кузиной императора
Карла V [366].
XXX. Дон Педро д'Аранда, епископ Калаоры, также прибег к чрезвычайной
помощи Рима для защиты памяти, чести, репутации, христианского погребения и
имущества своего покойного отца, Гонсало д'Альфонсо, уроженца Бургоса,
которого вальядолидские инквизиторы привлекли к суду. Так как у них не
получилось между собой согласия при разборе дела, папа своим бреве от 15
августа 1493 года поручил дому Иньиго Манрике, епископу Кордовы, и Хуану де
Сан-Хуану, приору вальядолидских бенедиктинцев, судить обвиняемого и
привести в исполнение приговор над ним, с запрещением инквизиторам и
епархиальному епископу заниматься дальше этим делом.
XXXI. Не могли инквизиторы равнодушно снести этих и других подобных
властных поступков. Они обратились в тайный совет государя. Тогда 15 мая
1502 года появилась булла Александра VI, гласящая, что Его Святейшество
извещен королем, что множество обвиняемых останавливает ход правосудия при
помощи отводов, предъявляемых святому престолу для переноса дел в Рим и для
получения поручений по рассмотрению этих дел другими лицами, а не
инквизиторами, хотя поведение инквизиторов и было справедливо и бескорыстно,
так как они даровали обвиняемым время, необходимое для организации защиты, и
судили скорее сострадательно, чем строго. Булла далее говорила о том, что
подобные действия приводили к большим неудобствам, потому что многие этим
путем добивались устранения из-под юрисдикции святого трибунала; для
прекращения этих злоупотреблений папа приказывает нынешнему главному
инквизитору и его приемникам расследовать лично подобные дела, как уже
поступившие, так и могущие появиться в будущем и касающиеся отвода суда
инквизиторов; кроме того, папа требует запретить всем другим судьям
вмешиваться в судопроизводство инквизиции в силу апостолических поручений,
которые он формально отменяет настоящей буллой.
XXXII. Таков был ответ Александра VI на возражения Фердинанда и
Изабеллы. Однако он не ограничился этим. Считая как бы недостаточным
последний апостолический декрет, он опубликовал новый от 31 августа 1502
года, уполномочивая главного инквизитора разбирать все апелляционные дела
через доверенных лиц по его выбору, чтобы избежать отправки судебных дел в
Рим и перемещения узников, арестованных и содержащихся на островах или в
других местностях, удаленных от курии, которая тогда не имела постоянной
резиденции.
XXXIII. Не трудно видеть несправедливость закона, делавшего
бесполезными произведенные затраты и потерянное время обвиняемых,
старавшихся получить передачу дел и отводы по своим процессам, подчиненным
для разбора уполномоченным судьям, назначенным самим папой. Но это ничуть не
останавливало папу: ему нужно было во что бы то ни стало угодить испанскому
двору. Уже были получены значительные суммы за выпуск двух бреве, и папа с
удовольствием видел, что его последняя мера не помешает апелляциям
по-прежнему в большом количестве притекать в Рим. Действительно, дело
приняло такой оборот, что, невзирая на две буллы Александра VI, эти два вида
апелляций продолжали с успехом употребляться под различными предлогами.
XXXIV. Среди жалоб, поступавших в римскую курию, надо считать и просьбы
о реабилитации. Так как бесчестие, являясь одним из наказаний за ересь,
делало недоступными для осужденных государственные и общественные должности,
то множество людей обращалось в Рим с просьбой о милости и об освобождении
их от этой части наказаний. Верная своему намерению исполнять за деньги все
просьбы такого рода, курия не отказывала ни в одной npofb6e, мало беспокоясь
тем, что такое поведение Рима не нравилось инквизиторам и вызывало их
недовольство. По своей безнравственности курия стояла выше этих соображений;
она и нисколько не сомневалась, что эти новые милости будут точно так же
плохо встречены инквизиторами и королевским двором и будут столь же
бесполезны, как и прежние привилегии и милости.
XXXV. На самом деле Фердинанд и Изабелла (которых инквизиторы не
замедлили уведомить о происшедшем) просили папу аннулировать новые
реабилитации и пожалованные папою льготы. Александр, жертвуя честью святого
престола и участью множества жертв, желая понравиться монархам, буллою от 17
сентября 1498 года отменил все буллы, выпущенные его предшественниками и им
самим, с особой оговоркой, что при получении кем-либо в будущем подобной
буллы он уполномочивает инквизиторов смотреть на них как на случайно
вырванные у власти и отклонять их как недействительные и не имеющие силы.
XXXVI. Хотя политика испанского двора имела своей целью, по
существенному мотиву, поставить всех испанцев, обвиняемых в ереси, под
исключительную юрисдикцию инквизиторов полуострова, случилось однако, что
римская курия в этом же году приняла вторично множество беглецов,
ходатайствовавших об апостолическом примирении. Они устроились в Риме, и это
привело к привлечению их впоследствии к суду инквизицией; 29 июля 1498 года
перед базиликой Св. Петра [367] произошло аутодафе двухсот пятидесяти
испанцев, изобличенных в возврате к иудаизму, подобное тому, которое было
совершено в 1488 году, в присутствии архиепископа Реджио [368], римского
губернатора, Хуана де Картахены, испанского посла, Октавиано, епископа
Мазары, референдария [369] папы, Доменико де Якобачиса и Джакомо де Драгати,
членов апостолического суда, и Пабло де Монелио, испанца, францисканского
монаха, папского пенитенциарного судьи по делам испанской нации. Александр
VI присутствовал на возвышенной трибуне при исполнении приговора.
Осужденных, кроме других епитимий, подвергли обязательству появиться в
унизительной одежде санбенито. Получив отпущение и примирение с католической
Церковью, они попарно вошли в Ватиканскую базилику для молебна и вернулись в
том же порядке в церковь Св. Марии Sopra Minerva [370]. Там они скинули
санбенито и вернулись к себе, не нося более никаких знаков позорящего их
приговора.
XXXVII. 5 октября 1498 года папа известил испанскую инквизицию о
случившемся в Риме и в то же время объявил, что одним из наказаний,
наложенных на осужденных, является невозможность вернуться в Испанию без
специального разрешения Фердинанда. Нельзя было думать, что оно будет
когда-либо ими получено, так как Фердинанд и Изабелла (находившиеся тогда в
Сарагосе) 2 августа 1498 года воспретили всем испанцам, скрывшимся в Рим,
возвращаться в Испанию под страхом смерти.
XXXVIII. Наконец, для доказательства того, как римская курия
пользовалась всякими обстоятельствами для своего обогащения путем
злоупотребления своей властью и господствовавшими тогда мнениями, достаточно
сказать, что она принимала апелляции на приговоры, лишавшие права управления
землями и другим имуществом церквей и религиозных корпораций. Чтобы понять
это, следует знать, что приговор истолковывали таким образом, что осужденные
с позором лишались права управлять имениями и брать их в аренду. В собрании
булл инквизиции имеется папское бреве, запрещающее новохристианам,
подвергшимся епитимьям, брать в аренду имущество или доходы церквей.
XXXIX. Таково было поведение римской курии по отношению к испанским
государям, инквизиторам и новохристианам королевства. Никогда она не
отказывала в буллах просителям, но никогда и не принимала на себя защиты
слабых, которыми обыкновенно жертвовала. Не исполняя данных обещаний как
обвиняемым, так и инквизиторам, она отменой пожалованных милостей и
привилегий показала себя страшно несправедливой по отношению к обвиняемым.
XL. Искусная в создании предлогов для апелляций, дотоле неизвестных,
римская курия сумела умножить число просьб об епитимийных отпущениях, как о
тех, которые жаловались тайно в присутствии секретаря, так и о тех, которые
получались только в Риме. Точно таким же образом обстояло дело с судебными
изъятиями, с отводами судей, с переносом дел, с реабилитацией чести и
памяти, со льготами от наказаний, наложенных в качестве епитимий, и со
множеством подобных случаев. Безнравственная и вероломная даже в
пожалованиях, курия поджидала только протеста испанских государей, чтобы
аннулировать свои милости, довольная обладанием уплаченными за них
сокровищами.
Можно ли было ожидать подобных поступков от духовного главы
католической Церкви?
XLI. Чтение булл не оставляет никакого сомнения насчет цели, какую
имела римская курия при учреждении инквизиции и при даровании ей особого
покровительства. Вместо просвещенного усердия к чистоте католической веры,
ее важнейшей целью было открыть и эксплуатировать тот золотой рудник,
который должен был обогащать ее, а Испанию превратить в нищую страну.

Глава VIII

ИЗГНАНИЕ ЕВРЕЕВ. ПРОЦЕССЫ, ВОЗБУЖДЕННЫЕ ПРОТИВ ЕПИСКОПОВ. СТОЛКНОВЕНИЕ
ЮРИСДИКЦИИ. СМЕРТЬ ТОРКВЕМАДЫ; ИСЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕРТВ. ЕГО ХАРАКТЕР, ВЛИЯНИЕ
ЕГО НА ПОВЕДЕНИЕ И ДЕЛА ИНКВИЗИЦИИ

Статья первая

ИЗГНАНИЕ ЕВРЕЕВ

I. В 1492 году Фердинанд и Изабелла завоевали королевство Гранада. Это
событие доставило новые жертвы инквизиции: огромное множество мавров приняло
христианскую веру притворно или совершенно поверхностно; в основе их
обращения в новую религию лежало желание снискать уважение победителей;
крестившись, они вновь стали исповедовать магометанство.
II. Джованни де Наваджьеро, посол Венецианской республики [371] при
Карле V, говорит в своем Путешествии по Испании, будто Фердинанд и Изабелла
обещали, что в течение сорока лет инквизиция не будет вмешиваться в дела
морисков, то есть новохристиан, покинувших магометанство. Однако инквизиция
все-таки была учреждена в Гранаде под тем предлогом, что туда скрылось много
прежних евреев, подозреваемых в отступничестве. Джованни де Наваджьеро
неточно передает обстоятельства дела. Известно, что Фердинанд и Изабелла
обещали только не преследовать новохристиан морисков, за исключением
серьезных случаев. И действительно, преследование не носило постоянного
характера, так что у морисков не было основания напоминать о данном обещании
преследовать их лишь в исключительных случаях. Главный инквизитор не
осмеливался ни оспаривать, ни обходить королевский указ, запрещавший
инквизиторам Кордовы расширять их юрисдикцию в королевстве Гранада, и указ
этот исполнялся до 1526 года, когда трибунал инквизиции появился и в этой
области по мотивам, о которых я вскоре расскажу.
III. В 1492 году некрещеные евреи были изгнаны из Испанского
королевства. Участие в этом деле Торквемады и других инквизиторов обязывает
меня войти в некоторые подробности. Евреев обвиняли в подстрекательстве к
вероотступничеству тех, кто стал христианином; им приписывали много
преступлений, совершенных не только против христиан, но и против религии и
спокойствия государства. Вспоминали закон из так называемого Свода частей
[372], изданный в 1255 году Альфонсом X, в котором говорится об обычае
евреев похищать христианских детей и распинать их в Великую пятницу для
осмеяния воспоминаний о Спасителе мира. Рассказывали историю св. Доминика де
Валя, ребенка из Сарагосы, который был распят в 1250 году [373]. Толковали о
краже священной гостии в Сеговии в 1406 году и об издевательствах евреев над
ней. Говорили о заговоре, организованном в Толедо в 1445 году, причем должны
были последовать пороховые взрывы на улицах города во время процессии в
праздник Святого таинства; [374] о заговоре в Таваре, местечке между Саморой
и Бенавенте [375], где видели, как евреи разбрасывали железные капканы [376]
по улицам, по которым жители должны были бежать без обуви среди пожара,
охватившего их дома. Вспоминали мученическую смерть других детей, похищенных
и умерщвленных ими подобно Сыну Божию: в 1452 году в Вальядолиде; в 1454
году на земле маркиза д'Альмарса близ Саморы; в 1468 году в Сепульведе, в
епархии Сеговии. Припоминали издевательства над крестом в 1488 году на поле
Убежище лани (Puerto del gamo), между местечками Касар и Гранадипья, в
епархии Корин; [377] похищение ребенка из города Ла-Гуардия [378], в
провинции Ла-Манча [379], в 1489 году и его распятие в 1490 году; попытку
подобного же преступления в Валенсии, которому помешало совершиться
правосудие. К этим обвинениям прибавляли еще другие в том же роде. Обвиняли
врачей, хирургов и аптекарей из евреев в злоупотреблении профессией для
причинения смерти множеству христиан; между прочим, смерть короля Энрике III
приписывали его врачу Маиру.
IV. Я не знаю, какого доверия заслуживают приводившиеся доказательства
этих преступлений. Но если даже допустить, что имелись основания считать их
истинными, то отсюда никоим образом не вытекала необходимость изгнания всех
евреев из королевства. Религия и политика обязывали обращаться с ними с
кротостью и отдавать их хорошему поведению уважение, в котором не отказывали
христианам, и карать лишь тех, кто был виновен в каком-нибудь преступлении,
как в таком случае поступили бы с испанцами, изобличенными в убийстве или
каком-либо другом преступлении. Презрение и дурное обращение христиан
естественно вызывали чувство мести со стороны евреев и заставляли их
проникаться страшной ненавистью к гонителям. Если бы Испания проводила в
отношении евреев иную политику, она превратила бы их в новых людей, похожих
на тех потомков испанских евреев, которые, поселившись в разных европейских
странах, считаются ныне там полезными, хорошими и спокойными гражданами,
потому что их там не унижают и никто их оттуда не изгоняет.
V. Испанские евреи знали об угрожавшей им опасности. Будучи убеждены,
что для предотвращения ее достаточно предложить Фердинанду деньги, они
обязались доставить тридцать тысяч дукатов на издержки по войне с Гранадой,
которая как раз в это время была предпринята Испанией; кроме того, евреи
взяли на себя обязанность не давать никакого повода к тревоге правительства
и сообразоваться с предписаниями закона о них, жить в отдельных от христиан
кварталах, возвращаться до ночи в свои дома и воздерживаться от некоторых
профессий, предоставленных только христианам. Фердинанд и Изабелла готовы
были отнестись благожелательно к этим предложениям, но Торквемада был
извещен обо всем. Этот фанатик имел дерзость явиться с распятием в руке к
государям и сказать им: "Иуда первый продал своего Господа за тридцать
сребреников; Ваши Высочества думают продать его вторично за тридцать тысяч
монет. Вот он, возьмите его и поторопитесь продать". Фанатизм доминиканца
произвел внезапный поворот в душе Фердинанда и Изабеллы. 31 марта 1492 года
они издали декрет, которым все евреи, мужского и женского пола, обязывались
покинуть Испанию до 31 июля того же года под угрозой смерти и потери
имущества. Декрет запрещал христианам укрывать кого-либо в своих домах после
этого срока под угрозой тех же наказаний. Евреям было разрешено продавать
свои земельные угодья, брать с собой движимое имущество и другие вещи, кроме
золота и серебра, вместо которых они должны были получать векселя или
незапрещенные товары {Сборник булл и законов, напечатанный в Толедо в 1550
году. Закон 3-й.}.
VI. Торквемада поручил проповедникам увещевать евреев принимать
крещение и не покидать королевства; он опубликовал даже эдикт для побуждения
их к этому. Меньшинство дало себя убедить и приняло христианство. Другие
продавали свое имущество и отдавали его по такой низкой цене, что Андрее
Бернальдес, священник из Лос-Паласиоса, деревни, соседней с Севильей,
передает в своей Истории католических королей, что евреи отдавали дом за
осла и виноградник за малое количество сукна и полотна. Этому нечего
удивляться, если принять в соображение данный им короткий срок для
оставления королевства.
VII. Эта мера, внушенная жестокостью, а не усердием к религии,
заставила покинуть Испанию до восьмисот тысяч, евреев, по подсчету Марианы
{Мариона. История Испании. Кн. 26. Гл. I.}. Если сюда присоединить выселение
мавров из Гранады в Африку и эмиграцию множества христиан Испании в Новый
Свет, мы найдем, что Фердинанд и Изабелла потеряли два миллиона подданных и
что для теперешнего народонаселения Испании это равняется потере по крайней
мере шести миллионов людей.
VIII. Бернальдес уверяет, что, несмотря на запрещение, евреи унесли с
собой большое количество золота, запрятанного во вьюках, седлах и других
потайных местах, даже в собственных кишках. Это было засвидетельствовано при
вскрытии трупов некоторых евреев, которые, превратив в порошок золотые
монеты, известные под именем дукатов и крестовиков (cruzados), проглотили
их, чтобы получить их обратно по ту сторону границы.
IX. Несколько судов, перевозивших евреев в Африку, были захвачены бурей
и принуждены были причалить у Картахены. Полтораста изгнанников высадились
здесь и решили принять крещение. Когда же эти корабли пришли в Малагу [380],
четыреста евреев там приняли христианство. Прибыв в порт Арсилья в Африке,
подвластный Португалии, многие из изгнанных евреев просили и получили
крещение. Некоторые вернулись в Андалусию и здесь проявили тоже желание
стать христианами. Историк Бернальдес крестил сотню их. Они вернулись из
королевства Фец [381], где мавры отняли у них вещи и деньги, даже убивали
женщин, так как думали найти в их внутренностях золото.
X. Эти ужасные покушения на божественный закон и последовавшие
несчастья могут быть приписаны только фанатизму Торквемады, жадности и
суеверию Фердинанда, ложным идеям и неразумному усердию, внушенным Изабелле,
которой история не может отказать в душевной мягкости и просвещенном уме.
XI. Другие европейские дворы сумели воспротивиться фанатизму и не
придали никакого значения булле от 3 апреля 1487 года, испрошенной у
Иннокентия VIII Фердинандом и Изабеллой. Этой буллой приказывалось
правительствам арестовать, по простому указанию Торквемады, всех беглецов,
обозначенных им, и отослать их к инквизиторам, под угрозой верховного
отлучения ослушников; только государь не подвергался анафеме. Кто дерзнет
дать имя ревности по вере преследованию, отыскивающему свои жертвы на
далеком расстоянии среди людей, подвергшихся путем изгнания столь жестокой
каре, какой является отказ от надежды когда-либо вернуться на родину?
Подобные меры могла диктовать только жестокость.
XII. Это видно из обхождения Фердинанда с двенадцатью евреями,
найденными в Малаге, когда этот город был отнят у мавров 18 августа 1487
года. Государь приказал их забить до смерти заостренными палками. Мавры
подвергали этому наказанию виновных в оскорблении величества, как самому
ужасному по медленности, с которой умирали обреченные. Некоторые из этих
несчастных были сожжены {Лаленья. История Малаги. Т. III, беседа 26; Сурита.
Летопись Арагона. Кн. 20. Гл. 71.}.

Статья вторая

ПРОЦЕССЫ, ВОЗБУЖДЕННЫЕ ПРОТИВ ЕПИСКОПОВ

I. Булла от 25 сентября 1487 года лишила митрополитов права принимать
апелляции на приговоры епархиальных епископов, их викариев и апостолических
инквизиторов и облекла этим правом главного инквизитора. Эта новая
привилегия внушила столько тщеславия Торквемаде и его делегатам, что с этого
времени они стали считать себя выше епископов. Эта смешная претензия,
защищаемая Парамо, Кареной и другими писателями, живет до наших дней в душе
каждого инквизитора вместе с желанием и надеждой достигнуть епископства. Эта
претензия заслуживала бы только презрения, если бы опыт не доказал, что она
является источником унижений для епископов, сан которых она стремится
принизить. На протяжении трех веков едва ли видели одного епископа из тех
городов, где была учреждена инквизиция, который не жаловался бы на
заносчивость инквизиторов в отношении ранга, предпочтения, этикета,
юрисдикции или авторитета. Но это еще ничто по сравнению с обнаруженной ими
в разное время наглостью, с какою они притязали судить за ересь епископов,
которые в делах веры являются законными и компетентными судьями по
божественному праву, и никто, даже папа, не может отнять у них того, что они
получили от Святого Духа, а не от св. Петра, по свидетельству св. Павла, его
собрата в служении слову.
II. Заносчивый и фанатичный Торквемада, делая вид, что отказывается из
скромности от почестей епископства, первый подал пагубный пример привлечения
к суду епископов. Не довольствуясь получением от Сикста IV бреве от 25 мая
1483 года, запрещавшего епископам, происходящим от еврейских предков,
браться за расследование дел инквизиции, он решил привлечь к суду двух
епископов, именно: дома Хуана Ариаса д'Авилу, епископа Сеговии, и дома Педро
де Аран-ду, епископа Калаоры. Он известил о своем решении папу, который
написал ему 25 сентября 1487 года, что его предшественник Бонифаций VIII
[382] запретил прежним инквизиторам судить епископов (без полномочия в силу
специального апостолического поручения), архиепископов и кардиналов. Он
приказывал Торквемаде сообразоваться с этим законом. Если бы какой-либо
процесс в этом роде открыл преступление прелата [383] или дал бы довод в
диффамации, подозрению в ереси епископа, архиепископа или кардинала, папа
поручал послать в Рим копию дела, чтобы решить, какие меры следует
предпринять в подобном случае.
III. Последняя часть папского письма побудила Торквемаду начать тайно
следить за епископами; он распорядился даже производить предварительное
следствие. Папа, со своей стороны, с радостью видел, что рождается
благоприятный случай вмешаться в испанские дела, и позволял преследования,
которые перекачивали в Рим значительные суммы. Он послал в Испанию, с
титулом чрезвычайного апостолического нунция, Антонио Палавичини, епископа
Турне, который затем был епископом Оренсе [384] и Пренесте [385] и достиг
впоследствии звания кардинала римской Церкви. Прибыв в Испанию, Палавичини
получил информацию и соединил ее с имевшейся в руках у Торквемады. После
этого он вернулся в Рим, где шел процесс двух епископов, которых папа вызвал
в Рим для предъявления обвинения, и они должны были предпринять защиту.
IV. Дом Хуан Ариас д'Авила был сыном Диего Ариаса д'Авилы, еврея по
происхождению, который, крестившись вследствие проповеди св. Висенте Ферреры
[386], стал главным счетоводом финансов королей Хуана II и Энрике IV.
Последний возвел его в дворянское достоинство - дал ему во владение замок
Пуньонростро близ Сеговии и некоторые другие местности, которые теперь
образуют графство Пуньонростро, а также титул гранда Испании, которым
владели его потомки начиная с Педро Ариаса д'Авилы, первого графа, брата
епископа, также главного счетовода финансов Энрике IV и Фердинанда V, мужа
доньи Марины де Мендоса, сестры герцога Инфантадо. Все это нисколько не
импонировало Торквемаде. По его приказу были произведены дознания, из
которых можно было заключить, что Диего Ариас д'Авила умер в ереси иудаизма.
Цель главного инквизитора состояла в осуждении его памяти, в конфискации
имущества, в извлечении из могилы останков и в сожжении их вместе с его
изображением.
V. Так как в подобных делах вызываются на суд дети покойного, дом Хуан
Ариас д'Авила был обязан явиться для защиты своего отца и себя. В 1490 году
он отправился в Рим, несмотря на свой преклонный возраст, после
тридцатилетнего служения на епископской кафедре Сеговии. Он был очень хорошо
принят папой Александром VI, который в 1494 году даже избрал его для
сопровождения своего племянника, кардинала Монреальского, в Неаполь, куда он
отправлялся для коронации короля Фердинанда II [387]. Д'Авила вернулся в Рим
и умер там 28 октября 1497 года, оправдав память своего отца и не дав случая
Торквемаде произвести покушение на его собственную свободу.
VI. Дом Педро Аранда, епископ Калаоры, не был так счастлив. Он был
сыном Гонсало Алонсо, еврея, крестившегося при св. Висенте Феррере, бывшего
затем регентом капеллы св. Варфоломея в приходской церкви Св. Лаврентия в
городе Бургосе. Гонсало имел удовольствие видеть назначение епископами двоих
своих сыновей. Второй сын дома Альфонсо был епископом Бургоса, потом
архиепископом Монреаля в Сицилии и был погребен в вышеупомянутой капелле,
хотя историк Хиль Гонсалес д'Авила пишет, что погребенный там епископ не он,
а Педро Аранда. Между тем Педро умер в Риме в 1498 году. Епископом Калаоры
он был назначен в 1478 году, а в 1482 году председателем совета Кастилии. И
все-таки в 1488 году он явился предметом тайного следствия, руководимого
Торквемадой, что не помешало ему, впрочем, созвать синод в городе Логроньо в
1492 году.
VII. Между тем Торквемада и инквизиторы Вальядолида предприняли процесс
Гонсало Алонсо, его отца, стараясь доказать, что он умер иудействующим
еретиком. Достаточно было, чтобы какой-либо обращенный еврей умер богатым и
счастливым - тотчас пытались породить сомнения в его правоверности.
Зложелательство по отношению к потомкам евреев было так же велико, как и
стремление их преследовать и обогащать государственную казну их достоянием.
Инквизиторы Вальядолида и епархиальный епископ (им был тогда епископ
Паленсии) не были согласны между собой относительно приговора над
обвиняемым. Его сын, епископ Калаоры, дом Педро Аранда, был в Риме в 1493
году и получил от Александра VI бреве от 13 августа этого года, которым это
дело передавалось в руки дома Иньиго Манрике, епископа Кордовы, и Хуана де
Сан-Хуана, приора бенедиктинского монастыря в Вальядолиде. Они должны были
произнести приговор об участи Гонсало и велеть исполнить его, причем
инквизиторы и епархиальный епископ не имели права этому противодействовать
или апеллировать против вынесенного приговора. Последствия этого решения
были благоприятны для Гонсало.
VIII. Епископ, его сын, достиг такой степени уважения со стороны папы,
что был назначен главным мажордомом [388] папского дворца. Папа отправил его
в 1494 году в Венецию в качестве посла и назначил апостолическим
протонотарием Хуана де Аранду, внебрачного сына епископа, который
сопровождал отца в этом посольстве. Эта исключительная милость не остановила
пыла инквизиции, которая продолжала начатый против него процесс по делу
ереси; судьями были архиепископ, губернатор Рима и два епископа, аудиторы
апостолического дворца. Дом Педро представил сто одного свидетеля, но так
неудачно, что каждый имел что-либо показать против него в том или другом
пункте. Судьи сделали доклад папе в тайной консистории [389] в пятницу 14
сентября 1498 года, и верховный первосвященник присудил епископа Педро к
лишению должности и бенефиций, к снятию епископского сана и к возвращению в
первобытное состояние мирянина. Он был заключен в замок Св. Ангела [390] и
умер там несколько времени спустя {Бурхард. Римский дневник, цитируемый
Райнальди в его Церковной летописи, под 1498 годом. N 22.}.
IX. Несмотря на это формальное осуждение, я не думаю, чтобы дом Педро
Аранда был повинен в преступлении, в котором его обвиняли, потому что мне
кажется невероятным, как он мог в противном случае так долго пользоваться
репутацией хорошего католика и исключительным образом стяжать такое всеобщее
уважение, что королева Изабелла назначила его председателем совета Кастилии.
Его забота по созыву синодального съезда в епархии доказывает ревность
Аранды к чистоте веры и догмата. Хотя свидетели указали на некоторые
положения или факты, противоречащие догмату, последствия этого не так важны,
как это может показаться с первого взгляда, потому что известно, что пост в
воскресенье, отдых в субботу, воздержание от свиного мяса и от крови
животных и другие подобные обыкновения являлись достаточными мотивами для
объявления человека виновным в иудаизме, хотя теперь всем известно, что все
это совмещается с нерушимой привязанностью к догматам католической веры.

Статья третья

СТОЛКНОВЕНИЕ ЮРИСДИКЦИИ

I. Это торжество святого трибунала и другие преимущества, которые его
система преследования давала над сильными людьми, настолько вскружили головы
испанских инквизиторов, что они не боялись больше в вопросе юрисдикции
затевать все, что могло еще сильнее укрепить их деспотизм. Постоянно
уверенные в поддержке государя, они сочиняли апологию [391] своего
поведения, доказывая, что неодобрение его приведет к полной невозможности
успешно преследовать еретиков и очищать от них королевство. Отсюда возникло
множество столкновений юрисдикции между инквизиторами и вице-королями,
генерал-губернаторами провинций, королевскими судебными палатами и другими
светскими судьями, архиепископами, епископами, генеральными викариями и
другими церковными судьями.
II. Почти всегда интрига обеспечивала инквизиторам успех в их
предприятиях. Это злоупотребление продолжалось до нашего века. В бесконечном
количестве случаев святой трибунал публично унижал магистратов и обязывал их
давать удовлетворение по мнимым обидам, принуждал стоять на коленях за
торжественной мессой, со свечой в руке, в одежде кающегося, просить прощения
и освобождения от церковных кар, которыми он их поражал, принимать
наложенную на них епитимью и обещать ее исполнение. Все это - акты,
унизительные для магистратов, которые были виновны только в том, что хотели
защищать честь королевской власти, но еще более постыдные для монарха,
который позволял так унижать своих министров, судей, губернаторов. Факты, о
которых я говорю и которые относятся к эпохе Торквемады, послужили
основанием, на котором инквизиторы установили свои заносчивые принципы,
касающиеся сущности их авторитета и их власти.
III. В 1498 году генерал-губернатор Валенсии велел выпустить на свободу
Доминго де Санта-Круса, который был арестован по приказу инквизиторов как
враг святого трибунала. Побуждение, заставившее губернатора показать свою
власть, заключалось в том, что преступление, в котором обвиняли узника,
могло быть судимо только военным судом, хотя бы и предполагалось, что он уже
давно осужден как еретик. Инквизиторы обратились с жалобой к государю,
который (вместо того чтобы принять сторону своего наместника) подчинил дело
решению верховного совета инквизиции, что было равносильно согласию с
инквизицией. Верховный совет никогда не терял из виду принципа, по которому,
даже если поведение инквизиторов достойно порицания и заслуживает наказания,
нельзя публично выставлять их виновными из страха, что ослабится уважение и
пострадает их авторитет. Совет решил, что генерал-губернатор Валенсии должен
прибыть в Мадрид, чтобы дать отчет в своем поведении, и все те, которые
подчинились и употребили силу для освобождения узника, должны быть заключены
в тюрьму святого трибунала. Король уведомил генерал-губернатора о принятом
решении, и генерал-губернатор, несмотря на свой высокий ранг, принужден был
получить освобождение от церковных наказаний, которые, предполагалось, он
навлек на себя.
IV. Я не знаю, этот ли Доминго де Санта-Крус или одноименный испанец
послужил причиной подобного происшествия, случившегося в Кальяри [392], в
Сардинии, десять лет спустя, то есть в 1498 году. Архиепископ выпустил его
из тюрьмы святого трибунала при помощи королевского наместника. По этому
делу был вчинен процесс о компетенции прелата; все окончилось, как можно
было, впрочем, предвидеть, к выгоде инквизиции {Парамо. О происхождении
инквизиции. Кн. 2. Отд. II. Гл. 13.}.

Статья четвертая

ПОДСЧЕТ ЖЕРТВ ТОРКВЕМАДЫ

{Окончательный подсчет жертв находится в главе XLVI 2-го тома. Я
предпочитаю тот подсчет этому только потому, что он умереннее, но я не могу
утверждать, что он более точен.}

I. Томас де Торквемада, первый главный инквизитор Испании, умер 16
сентября 1498 года. Его злоупотребление своими безмерными полномочиями
должно было бы заставить отказаться от мысли дать ему преемника и даже
уничтожить кровавый трибунал, столь несовместимый с евангельской кротостью.
Надо согласиться, что число жертв за восемнадцать лет с его утверждения
достаточно оправдывало эту меру. Я думаю, что не выйду из границ намеченной
цели, установив здесь их подсчет.
II. Образ действий некоторых инквизиций, в частности толедской и
сарагосской, и предположение, что точно так же дело происходило и в других
местах, приводит к мысли, что каждый трибунал должен был справлять ежегодно
по крайней мере четыре аутодафе, чтобы уменьшить расходы по содержанию
неимущих узников. Однако эти данные недостаточны для точного определения
числа несчастных, которых погубил Торквемада. Надо прибегнуть к методу
приближения.
III. Хуан де Мариана утверждает на основании старинных рукописей, что в
первый год инквизиции в Севилье сожгли две тысячи человек, что такое же
число было сожжено фигурально и что семнадцать тысяч человек подверглись
публичному покаянию. Я мог бы говорить без боязни преувеличения, что другие
трибуналы осудили столько же лиц в первый год своего учреждения; но я
уменьшу это число в десять раз, потому что доносы свирепствовали в Севилье
сильнее, чем в других местах.
IV. Андрее Бернальдес, историк этой эпохи, говорит, что с начала 1482
года включительно по 1489 год в Севилье было сожжено семьсот человек и более
пяти тысяч подверглись епитимьям, не считая фигуральных сожжений. Я
предположу, что число последних равнялось половине сожженных живьем, хотя
иногда оно бывало значительно больше.
V. По этому предположению в каждый год отмеченного периода восемьдесят
восемь человек осуждалось на сожжение живьем, сорок четыре сжигалось
фигурально и шестьсот двадцать пять подвергалось публичному покаянию в одном
только городе Севилье. Этот расчет доводит итог жертв инквизиции до семисот
пятидесяти семи человек.
VI. Я думаю, что такое число их было и во второй и в последующие годы
во всех других инквизициях. Я основываю свое мнение на том, что не встречаю
ничего противоречащего этому утверждению. Во всяком случае, я уменьшу число
наполовину.
VII. В 1524 году на здании севильской инквизиции поместили надпись, из
которой явствует, что со времени изгнания евреев, происшедшего в 1492 году,
до этого года было сожжено около тысячи человек и более двадцати тысяч было
присуждено к епитимьям. Вот текст этой надписи:
"Anno Domini millessimo quadringentessimo octogessimo primo, Sixto IV
pontifice maximo, Ferdinando V et Elisabeth, Hispaniarum et utriusque
Siciliae regibus catholicis, Sacrum Inquisitionis Officium contra haereticos
judaizantes ad fidei exaltationem hie exordium sumpsit. Ubi post Judaeorum
et Saracenorum expulsionem ad annum usque millessimum quingentessimum
vigessimum quartum, divo Carolo Romanorum imperatore ex materna hereditate
corumdem regum catholicorum succeessore tune regnante, ac reverendissimo
domino Alfonso Manrico archiepiscopo Hispalensi; fidei officio praefecto,
viginti millia hereticorum et ULTRA nefandum haerescos crimen abjurarunt;
nee non hominum FERE MILLIA in suis haeresibus obstinatorum postea jure
praevio ignibus tradita sunt et combusta, Innocentio VIII, Alexandra VI, Pio
III, Julio II, Leone X, Adriano VI (qui etiam dum cardinalis Hispaniarum
gubernator ac generalis inquisitor esset, in summum pontificatum assumptus
est) et Clemente VII annuentibus et faventibus. Domini nostri imperatoris
jussu et impensis, licenciatus de la Cueva poni jussit, dictante Domino
Didaco a Carthagena archidiacono Hispalensi, anno Domini millessimo
quingentessimo vigessimo quarto".
Это значит: "В 1481 году, при папе Сиксте IV, в царствование Фердинанда
V и Изабеллы, католических королей Испании и Обеих Сицилии, здесь получил
начало священный трибунал инквизиции против иудействующих еретиков для
возвышения веры. Со времени изгнания евреев и сарацин до 1524 года, в
царствование Карла, римского императора, наследника по матери этих двух
католических королей, и в правление этим трибуналом веры преподобнейшего
господина Альфонсо Манрике, архиепископа Севильского, двадцать тысяч
еретиков и более отреклись от гнусного преступления ереси, и почти тысяча
человек, упорных в своей ереси, после предварительного суда были преданы
пламени и сожжены, с согласия и одобрения Иннокентия VIII, Александра VI,
Пия III [393], Юлия II [394], Льва X [395], Адриана VI [396] (который
получил верховное первосвященничество, будучи кардиналом, правителем Испании
и главным инквизитором) и Климента VII [397].
По повелению и на счет нашего владыки императора [эта надпись]
поставлена здесь по приказанию лиценциата де ла Куэвы под руководством Диего
из Картахены, архидиакона Севильи, в 1524 году".
VIII. Я ограничусь предположением, что только одна тысяча осужденных
была сожжена живьем, что только пятьсот были сожжены фигурально. Этот расчет
даст на каждый год тридцать два человека сожженных живьем, шестнадцать
сожженных фигурально и шестьсот двадцать пять приговоренных к публичному
покаянию; в целом это составит итог жертв инквизиции в шестьсот семьдесят
три человека. Я наполовину уменьшаю это число для каждой из других
инквизиций, чтобы не оспаривали моих выводов, несмотря на имеющиеся у меня
причины полагать, что число жертв, за исключением небольшой разницы, было
так же велико, как в самой Севилье.
IX. Для трех лет, 1490, 1491 и 1492, протекших между повествованием
Бернальдеса и севильской надписью, можно установить тот же порядок, что и
для восьми лет этого историка. Во всяком случае, для доказательства, что я
не стремлюсь к преувеличениям, я буду придерживаться числа, выставленного
надписью, как более умеренного. По этим данным я представляю подсчет жертв,
умерщвленных Торквемадой, первым главным инквизитором, за восемнадцать лет
его кровавой администрации.
X. В 1481 году инквизицией Севильи были сожжены живьем две тысячи
человек, две тысячи сожжены фигурально и семнадцать тысяч подвергнуты
различным карам, что в итоге составляет цифру в двадцать одну тысячу
осужденных. За этот год я не стану подсчитывать жертв в других провинциях,
потому что, хотя вероятно, что были казни в Арагонском королевстве, они не
касаются нового учреждения, которое существовало только в Севилье и Кадисе.
XI. В 1482 году в Севилье были сожжены живьем восемьдесят восемь
человек, сожжены фигурально сорок четыре и приговорены к другим наказаниям
шестьсот двадцать пять, что в итоге за этот год дает цифру семьсот пятьдесят
семь человек. Я не говорю о других инквизициях, которые еще не были
организованы.
XII. 1483 год представляет подобное же число жертв в Севилье, по
скромному расчету, положенному мною в основание. В эту эпоху приступили в
отправлению своих обязанностей инквизиционные трибуналы Кордовы, Хаэна и
Толедо, учрежденные тогда в Сьюдад-Реале. Согласно принятому предположению
мы имеем для каждого из этих трибуналов двести человек сожженных живьем,
двести сожженных фигурально и тысячу семьсот подвергшихся публичному
покаянию, что доводит число всех осужденных до двух тысяч ста человек. Для
трех трибуналов число это будет равняться шести тысячам тремстам. Прибавим
сюда число осужденных в Севилье, получим: шестьсот восемьдесят восемь
сожженных живьем, шестьсот сорок четыре сожженных фигурально как осужденные
заочно или умершие раньше и пять тысяч семьсот двадцать пять понесших другие
кары, а всего в общем семь тысяч пятьдесят семь человек, присужденных к
различ- ным наказаниям.
XIII. В 1484 году в Севилье все происходило по-прежнему. В Кордове,
Хаэне и Толедо мы насчитываем сорок четыре жертвы, сожженные живьем,
двадцать две - фигурально и триста двенадцать, подвергшихся другим
наказаниям; всего двести двадцать жертв первого разряда, сто десять второго
и тысячу пятьсот шестьдесят одну третьего, в итоге: тысячу восемьсот
девяносто одну жертву,
XIV. В 1485 году образ действий инквизиторов Севильи, Кордовы, Хаэна и
Толедо был одинаков. Трибуналы, учрежденные в этом году в Эстремадуре,
Вальядолиде, Калаоре, Мурсии, Куэнсе, Сарагосе и Валенсии, представляют нам
каждый двести осужденных первого разряда, двести - второго и тысячу семьсот
- третьего, в итоге тысячу шестьсот двадцать - первого разряда, тысячу
пятьсот десять - второго и тринадцать тысяч четыреста шестьдесят одного -
третьего, всего шестнадцать тысяч пятьсот девяносто одного человека.
XV. Для 1486 года тот же результат получается в Севилье, Кордове, Хаэне
и Толедо. Шесть других трибуналов дают нам, из расчета сорока четырех
человек первого разряда, двадцати двух - второго и трехсот двенадцати -
третьего, итог в пятьсот двадцать восемь человек, сожженных живьем, в двести
шестьдесят четыре, сожженных фигурально, и в три тысячи семьсот сорок пять,
подвергшихся другим карам; общий, итог равняется четырем тысячам пятистам
тридцати семи осужденным.
XVI. В 1487 году одиннадцать уже существовавших инквизиций осудили то
же количество людей, что и в предыдущем году. Инквизиции Барселоны и
Майорки, начавшие свою деятельность в этом году, сожгли живьем двести
человек, фигурально - двести и присудили к другим карам одну тысячу семьсот
человек. Все тринадцать инквизиций осудили в этот год восемь тысяч семьсот
тридцать семь человек, из них к первому разряду принадлежали девятьсот
двадцать восемь, ко второму - шестьсот шестьдесят четыре и к третьему - семь
тысяч сто пятьдесят пять человек.
XVII. В 1488 году одиннадцать старейших инквизиций действовали
по-прежнему; в счет инквизиций Барселоны и Майорки мы ставим сорок четыре
жертвы первого разряда, двадцать две - второго и триста двенадцать -
третьего. В общем для тринадцати трибуналов мы насчитываем шестьсот
шестнадцать жертв первого разряда, триста восемь - второго, четыре тысячи
триста шестьдесят девять - третьего, а в итоге пять тысяч двести девяносто
три человека.
XVIII. Тот же результат для следующего 1489 года дают тринадцать
трибуналов, и здесь кончаются вычисления, которые я счел возможным
установить на основании свидетельств Марианы и Бернальдеса.
XIX. С 1490 года мы начинаем пользоваться для продолжения нашего
подсчета севильской надписью, помещенной в замке Триана. В этом году в
Севилье было сожжено тридцать два человека живьем, шестнадцать фигурально и
шестьсот двадцать пять присуждено к различным наказаниям, что в общем
равняется шестистам семидесяти трем осужденным. В каждом из двенадцати
других городов было осуждено половинное число. Итог тринадцати трибуналов
даст нам триста двадцать четыре человека осужденных первого разряда, сто
двенадцать - второго и четыре тысячи триста шестьдесят девять - третьего, а
всего четыре тысячи восемьсот пять приговоренных.
XX. В 1491 и в последующие годы до 1498 года включительно мы считаем то
же число жертв для каждого года и находим в итоге: в первом разряде две
тысячи пятьсот девяносто две жертвы, во втором - восемьсот девяносто шесть и
в третьем - тридцать четыре тысячи девятьсот пятьдесят две. Все вместе это
составляет тридцать восемь тысяч четыреста сорок человек, которые в эти
восемь лет были судимы и присуждены инквизицией к сожжению живьем или
фигурально или к другим наказаниям, каковы: пожизненное тюремное заключение,
конфискация имущества, опозорение и прочее.
XXI. Отсюда следует, что Торквемада за восемнадцать лет, которые
продолжалась его инквизиционная служба, десять тысяч двести двадцать жертв
сжег живьем, шесть тысяч восемьсот шестьдесят сжег фигурально после их
смерти или по случаю их отсутствия и девяносто семь тысяч триста двадцать
одного человека подверг опозоренью, конфискации имущества, пожизненному
тюремному заключению и исключению из службы на общественных и почетных
должностях. Общий итог этих варварских казней доводит число навсегда
погибших семейств до ста четырнадцати тысяч четырехсот одного. Сюда не
включены те лица, которые по своим связям с осужденными разделяли более или
менее их несчастие и горевали, как друзья или родственники, о строгостях,
постигших несчастные жертвы.
XXII. Если сделанный мною подсчет покажется преувеличенным, пусть
составят новый по числу жертв, отмеченному на некоторых аутодафе толедской
инквизиции за 1485, 1486, 1487, 1488, 1490, 1492 и 1494 годы. Увидят, что за
это время толедской инквизицией был осужден шесть тысяч триста сорок один
человек, кроме тех, число коих не определено в годы, не занесенные в эту
серию. В среднем число это представляет семьсот девяносто два человека в
год. Пусть умножат это число на тринадцать по количеству инквизиционных
трибуналов; тогда получат для каждого года десять тысяч двести девяносто
шесть осужденных, то есть за восемнадцать лет - сто восемьдесят пять тысяч
триста двадцать восемь жертв.
XXIII. Если бы число жертв в каждом из других инквизиционных трибуналов
я сравнял с числом жертв в трибунале Севильи, то получил бы четыреста с
лишним тысяч человек, потерпевших кары от святого трибунала за такой
короткий срок.
XXIV. Я не принял в расчет лиц, осужденных в Сардинии, чтобы меня не
обвинили в преувеличении. Однако известно, что деятельность Торквемады там
тоже вызвала немало жертв и что его примеру подражали впоследствии, осуждая
бесчисленное множество людей.
XXV. Я не упоминал об инквизиции в Галисии (где инквизиции тогда еще не
существовало), о трибуналах на Канарских островах [398] и в Новом Свете, ни
даже о трибунале Сицилии, где продолжала существовать прежняя система,
несмотря на усилия ввести новую. Это очевидно доказывает, что суровость
новой системы внушала опасения и что труднее было от нее найти защиту. Если
мы будем считать жертвами Торквемады всех тех, кто был судим после смерти в
трибуналах, основанных его преемниками, - кто может счесть их число?

Статья пятая.

ГОНЕНИЕ ТОРКВЕМАДЫ НА КНИГИ

I. Пылкое усердие Торквемады не ограничивалось преследованием людей; он
гнал и книги. В 1490 году он велел сжечь несколько еврейских Библий, а
впоследствии более шести тысяч книг на аутодафе в Саламанке, на площади Св.
Стефана, под предлогом, что они были заражены заблуждениями иудаизма или
пропитаны колдовством, магией, волшебством и другими суевериями. Сколько
ценных произведений при этом погибло! Единственным их преступлением было,
что их не могли понять.
II. Почти за сорок лет до этого происшествия другой доминиканец, по
имени брат Лопе де Барриентос, духовник кастильского короля Хуана И, подверг
уничтожению библиотеку дона Энрике Арагонского, маркиза де Вильены, принца
королевской крови, невзирая на высокое положение этого вельможи, который был
родственником короля. Этот неистовый священник в награду за издевательство
над кузеном своего государя и за обнаруженную им фанатическую ревность был
назначен епископом Куэнсы.
III. Инквизиция охотно пользовалась всеми представлявшимися случаями
для распространения на этот пункт своего права и юрисдикции. Уже прежние
инквизиторы Арагонского королевства осудили на сожжение разные произведения;
но они решались это делать только в силу апостолического поручения, которое
нисколько не касалось Кастилии. В 1490 году Торквемада подал пример подобной
казни по указу, полученному от самого Фердинанда, так же как Барриентос
поступил из повиновения кастильскому королю Хуану II, тестю этого государя.
IV. Было хорошо известно, что власть инквизиции вовсе не простиралась
на книги, и 8 июля 1502 года Фердинанд и Изабелла опубликовали в Толедо
королевский указ, которым поручалось председателям апелляционных судов [399]
в Валья-долиде и Сьюдад-Реале (ныне в Гранаде), архиепископам Толедо,
Севильи и Гранады, а также епископам Бургоса, Сала-манки и Саморы
рассматривать дела, связанные с разбором, цензурой, печатанием, ввозом и
продажей книг.
V. Это доказывает, что оба монарха нисколько не думали поручать
инквизиции подобные дела; хорошо бы, если бы такому примеру подражали их
преемники. Но Карл V в 1550 году приказал дому Фернандо Вальдесу [400],
главному инквизитору, запретить некоторые книги, отвергнутые университетом
Лувена [401]. Его сын Филипп II [402] дал ему подобное же поручение для всей
Испании. Святой трибунал долго пользовался этим полномочием и наконец
осмелился утверждать, что оно было первоначальным и естественным правом
трибунала, который инквизиторы называли трибуналом веры.
VI. Поэтому-то мы видели, как они жаловались и протестовали, как будто
было произведено покушение на их права, когда в 1767 и 1768 годах король
Карл III [403] и совет Кастилии решили прекратить злоупотребления, которые
делал святой трибунал из данного поручения, запрещая многие хорошие книги,
защищавшие права и прерогативы короны, не желая выслушать ни живых
католических авторов подобных книг, ни защитников умерших, вопреки
постановлению папы Бенедикта XIV [404].
Карл III и его совет думали пресечь это беззаконие, повелевая исполнять
папскую буллу и воспрещая публиковать какой-либо запрет на книги до
получения одобрения короля через государственного министра. Но я лично мог
убедиться, находясь в лоне трибунала, как ошиблось правительство в своих
расчетах.
VII. Инквизиторы злоупотребляют тайной, которая окружает их совещания,
и постоянно находят средства для цензуры книг, с учением коих частично или в
целом их ознакомил донос. Они не только не сообразовались ни с папской
буллой, ни с королевскими указами, они даже пренебрегли обращением к
епархиальному епископу. Совет инквизиции решал все самолично, следуя оценкам
богословов, называемых квалификаторами, которые в общем были люди
предубежденные, незнакомые с церковной историей, не сведущие в истинных
убеждениях Отцов Церкви, вселенских и поместных соборов тех веков, когда
лжедекреталии еще не появились на свет и когда юрисдикция пап не
простиралась дальше Рима, кроме редких дел, касающихся общецерковной
дисциплины.
VIII. Сведения, даваемые государям об этого рода приговорах, быстро
выродились в пустую формальность: печатали указ о запрете до оповещения
короля и давали сообщение о запрете, ничего не прибавляя к тому, что
читалось в напечатанном декрете, не объявляя, были ли выслушаны авторы, и не
объясняя также, почему цензоры квалифицировали содержание книг.

Статья шестая

ЛИЧНЫЕ СВОЙСТВА ТОРКВЕМАДЫ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

I. Все эти несчастия и множество других, которые я обхожу молчанием,
явились следствием системы, принятой Торквемадой и рекомендованной им при
смерти своим преемникам. Они оправдывают общую ненависть, сопровождавшую его
до гроба и носившую столь ужасный характер на протяжении всех восемнадцати
лет его деятельности, что он должен был принимать различные предосторожности
для охраны своей жизни. Фердинанд и Изабелла позволили ему окружать себя во
время путешествий свитой из пятидесяти конных и двухсот пеших чиновников
инквизиции. Это охраняло его от ударов, которые могли быть нанесены ему
врагами открыто; он принял другие меры против своих тайных врагов.
Торквемада постоянно имел у себя на столе клык нарвала [405], которому
придавали тогда силу открывать и нейтрализовать яды. Неудивительно, что
многие точили на него зубы, если вспомнить, как он поступал во времена
своего жестокого управления. Мы прибавим, что сам папа был устрашен такой
жестокостью ввиду ежедневно поступавших к нему жалоб; поэтому Торквемада
принужден был трижды посылать в Рим брата Альфонсо Бадаху, своего коллегу, с
поручением защитить его перед папой против обвинений врагов.
II. Наконец дело зашло так далеко, что Александр VI, которому стали в
тягость постоянные вопли против него, решил лишить Торквемаду власти,
которой его облек; он отказался от этого намерения только по политическим
соображениям, а также под влиянием желания сохранить добрые отношения с
испанским двором. Александр ограничился тем, что опубликовал 23 июня 1494
года бреве, в котором говорил, что, ввиду преклонного возраста Торквемады и
его страдания от разных недомоганий, он назначает главных инквизиторов для
ведения дел совместно с ним и облекает равною с ним властью дома Мартина
Понсе де Леона, архиепископа Мессины в Сицилии, пребывавшего в Испании; дома
Иньиго Манрике, епископа Кордовы (племянника одноименного архиепископа
Севильи); дома Франсиско Санчеса де ла Фуэнте, епископа Авилы, и дома
Альфонсо Суареса де Фуэнтельсаса, епископа Мондоньедо [406] (оба последние
были инквизиторами). Каждый из них был уполномочен папою делать единолично
все, что сочтет нужным, и заканчивать дела, начатые другим, потому что они
были облечены одинаковой властью. Из этих четырех помощников Торквемады
один, а именно Манрике, пребывал в своей епархии в Кордове, не следуя за
двором, и поэтому не достоверно, чтобы он исполнял обязанности главного
инквизитора. Епископ Мондоньедо, по-видимому, вскоре отказался от этого
назначения. Епископ Авилы и архиепископ Мессины тотчас после своего
назначения вступили в должность. Епископ Авилы был даже назначен 4 ноября
того же года апелляционным судьей по делам веры, хотя уже было установлено,
что все дела должны зависеть от главных инквизиторов, что, по-видимому,
делало бесполезными распоряжения папского бреве.

Статья седьмая

О ЧИНОВНИКАХ СВЯТОГО ТРИБУНАЛА

I. Чиновники [407] святого трибунала, исполнявшие обязанность
телохранителей Торквемады, первого главного инквизитора, были преемниками
приближенных прежней инквизиции, о которых мы говорили в четвертой статье
второй главы. Они должны были преследовать еретиков и подозреваемых в ереси,
содействовать заключению их в тюрьму стражникам и сыщикам трибунала и
исполнять все, что прикажут им инквизиторы для наказания обвиняемых.
II. Мы видели, что испанцы с отвращением приняли трибунал инквизиции;
но так как надо было его терпеть, раз он был учрежден, нашлись благоразумные
люди, которые сочли полезным показаться преданными этому учреждению, чтобы
оградить себя от клеветы, которая, ставя их в разряд подозреваемых, могла
рано или поздно привести к гибели. Это соображение заставило вступить в
Конгрегацию Св. Петра несколько знатных дворян королевства, которые
добровольно предложили себя в приближенные святого трибунала. Их пример
увлек людей низших классов, и этому движению покровительствовала политика
короля. Фердинанд и Изабелла даровали этим чиновникам различные прерогативы
и привилегии.
III. Эти льготы увеличили их число чудовищным и неполитичным образом:
были города, где привилегированных было больше, чем обычных жителей,
обязанных муниципальной службой. Поэтому принуждены были, как мы увидим
дальше, уменьшить их численность на общем собрании кортесов королевства.
IV. Достаточно будет заметить здесь, что главный инквизитор имел эскорт
в двести пехотинцев и в пятьдесят всадников; правдоподобно, что в первое
время отдельные инквизиторы также имели их на своей службе, по тем же
причинам, по сорока пехотинцев и по десяти всадников, при посещении ими
епархий. Армия на службе и на жалованье инквизиции достаточно объясняет,
почему огромные конфискации, совершенные по приказу святого трибуналами
другие средства, которые он умел себе добывать, не могли покрыть всех
расходов, как мы это видели из текста разных указов и как будем иметь случай
убедиться впоследствии. Если к этому отряду лучников прибавить множество
узников, которых надо было кормить, легко будет понять объем подобных
издержек и трудности, связанные с отысканием необходимых средств.