Библиотека Гумер - история Церкви

Х.А.Льоренте. История испанской инквизиции

Глава XXXIII

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОГО ЖЕ ПРОЦЕССА ДО ПУТЕШЕСТВИЯ АРХИЕПИСКОПА В РИМ

Статья первая

НОВЫЕ СВИДЕТЕЛИ

I. После ареста толедского архиепископа произошло два инцидента в его
процессе. До начала рассказа мне кажется целесообразным представить картину
новых свидетельских показаний, добытых врагами Каррансы с намерением
оправдать свое поведение. Их побуждали к этому не только мотивы, породившие
преследование, но также чисто личные интересы. Вальдес и его помощники
основательно боялись восстановить против себя общественное мнение, если бы
при вынесении окончательного приговора не была доказана всей Европе
действительная виновность архиепископа.
II. Для достижения своей цели инквизиторы допросили девяносто шесть
свидетелей. Но, к несчастию для них, большинство показаний не прибавило
ничего к добытым уликам. Большинство удостоверили чистоту католического
исповедания Каррансы. Некоторые свидетели, враждебно настроенные к нему,
дали показания в отношении других лиц, которые не подтвердили их или даже
опровергли. Следует отметить, что большинство свидетелей, говоривших в
пользу архиепископа, сделало свои показания, находясь в застенках
инквизиции, под пыткой или после пытки, когда они могли опасаться
возобновления ее и возможности стать жертвами самого жестокого обращения со
стороны судей, планы которых они расстраивали. В то время как эти несчастные
обнаружили такое мужество, епископы, архиепископы и другие богословы,
стремившиеся к епископскому сану, вели себя трусливо и без колебаний брали
обратно свое первое истинное мнение и объявляли сильно заподозренным в
лютеранстве того человека, которого сами называли почти что апостолом в
отношении одного и того же произведения, и это только вследствие процесса
против него. Если бы мое звание историка не обязывало меня напомнить факты,
столь нелестные для репутации прелатов, поведение которых, в других
обстоятельствах, достойно уважения, я полагал бы, что у меня есть достаточно
мотивов, чтобы обойти молчанием их поведение в этом деле.
III. 30 августа 1559 года Мартин Гутьерес, иезуит, показал по
собственному побуждению и без запроса, будто слышал от брата Луиса де ла
Круса, что в юности он однажды помогал дому Бартоломео служить обедню.
Последний, держа святую гостию пальцами, спросил его: "Хочешь съесть этот
хлеб?" Брат Луис отвечал, что он не исповедался, на что Карранса сказал ему:
"Ты слишком мнителен" и дал ему причастие.
IV. Брат Луис на вопрос об этом факте показал 26 июня 1560 года, что
правда только то, что дом Бартоломео однажды, беседуя с ним о духовных дарах
евхаристии, сказал: "Когда я буду потреблять гостию, я хотел бы пригласить
вас к святой трапезе". На это свидетель ответил: "Дай Бог, чтобы я был готов
к этому, как вы". Тот же свидетель повторил это показание 2 июля.
V. Антонио Лопес, врач из Торо, на допросе 4 сентября показал, что семь
или восемь лет тому назад слышал, как архиепископ в проповеди, сказанной в
церкви Св. Севастиана в этом городе, высказал приблизительно следующее:
"Есть столь испорченные люди, что сохраняют за собой в течение нескольких
лет звание публичных грешников. Христиане ли такие люди? Неизвестно даже,
веруют ли они. Предположим, что они веруют" и проч. Этот свидетель был
единственным, давшим такое показание. Поднимался, однако, вопрос о публично
сказанной проповеди.
VI. 19 сентября лиценциат Агостино Сурухано показал, будто слышал от
Фавиана Сальвадора рассказ о том, как архиепископ Толедский в проповеди в
Лондоне говорил, что люди не совершают никакого греха, не посещая мессы, не
исповедуясь и не причащаясь. Свидетель добавил, что Фавиан Сальвадор
говорил, как Франсиско Монтеро (который вместе с ним присутствовал при
проповеди) был возмущен, слыша от проповедника подобные выражения.
VII. Этот Фавиан Сальвадор не был допрошен. Франсиско Монтеро, пехотный
капитан, отвечал, что он не помнит об этом. Его энергично побуждали
припомнить факт, но безуспешно: он упорно стоял на своем. Определение
смертный или тяжелый при слове грех, не расслышанное свидетелем, было
достаточно для того, чтобы это место проповеди считать правоверным; если бы
оно не было произнесено, тезис, несомненно, был бы оговорен многими другими
лицами из слушателей.
VIII. Блаженный Хуан де Рибера, тридцати лет от роду, вызванный 27
сентября для дачи показания в севильский святой трибунал, в присутствии
епископа Тарасовы, заместителя главного инквизитора, сказал, что он читал в
Саламанке сочинение под заглавием Мнение касательно переводчиков Писания,
относительно которого ему был сделан запрос; он заметил три тезиса, которые
не показались ему католическими. Первый: не следует опираться на мнения
святых отцов для понимания Священного Писания. Второй: мы можем быть уверены
в нашем оправдании. Третий: оправдание достигается горячей верой в страдания
и смерть нашего Спасителя. Свидетель прибавил к своему показанию, что он
слышал в то время, будто это сочинение принадлежит дому Бартоломео Каррансе,
но потом узнал, что оно составлено другим автором.
IX. Брат Луис де ла Крус (который хорошо знал все дела архиепископа),
несколько раз допрашиваемый об этом предмете, до последней минуты заявлял,
что Мнение представляет часть письма, которое Вальдес (задолго до того
времени, когда он был признан еретиком) писал архиепископу, бывшему тогда
профессором богословия в коллегии Св. Григория в Вальядолиде. Он прибавил,
что потом узнал, будто этот труд сначала был напечатан в Христианских
наставлениях Таулера; что он (а не дом Бартоломео) списал из письма Вальдеса
и включил в труд Каррансы, озаглавленный Толкование на Послание св. Павла к
Филиппийцам, копии которого передал в разные руки; что он прибавил по
собственному побуждению и чистосердечно прилагательное благочестивое к
существительному мнение; это должно быть приписано его молодости и
недостатку познаний, которые он приобрел лишь в более зрелом возрасте,
продолжив изучение. Это сочинение находится, быть может, в Толковании (хотя
оно не составляет его части), потому что дом Бартоломео обычно имел его
перед глазами, когда объяснял некоторые пункты из этого произведения. Он
никогда не давал этого Мнения ученикам в виде урока; никогда не читал его
содержания с кафедры таким образом, как читают письма или книгу, но делал
дополнения, изменения и исправления, внушаемые ему познаниями; он не
старался удаляться от толкований, данных святыми отцами насчет истинного
смысла Священного Писания, и изъяснял его, следуя тому, что находил у св.
Августина, св. Иеронима и других; наконец, он в своей коллегии заставлял по
этому предмету вести публичные диспуты, один из которых содержал следующий
тезис: в Священном Писании существуют некоторые темные и трудные для
понимания места, поэтому надо прибегать к толкованию их, данному учителями и
Отцами Церкви.
X. 28 сентября допрашивали дона Диего Уртадо де Мендосу, бывшего послом
на Тридентском соборе и при римской курии, члена государственного совета и
королевского камергера, исполнявшего эту обязанность во время путешествия
короля в Англию и Фландрию. От него потребовали показать, что он заметил
относительно веры толедского архиепископа. Этот допрос произошел после того,
как главный инквизитор удостоверился, каким образом и в каком духе будет
отвечать Мендоса. Он писал Мендосе 2 сентября, и дон Диего в своем ответе
останавливался на важности, которую он придавал (во время его пребывания в
Венеции при подготовке Тридентского собора) тесному единению, связывавшему
Каррансу с Маттео Приоли, епископом Брешиа [92], донато Рулло Кадавересом,
неаполитанцем, Антонио Фламинио и М. Карнесекой, кардиналами Поло и Мороной,
Атаназио Колонной и другими, с которыми он имел тайные совещания. Дон Диего
в своем письме говорил, что этих людей не в чем упрекать и с внешней стороны
они не давали повода ни к какому подозрению, но они шли путем, проложенным
только для очень небольшого числа лиц. Главный инквизитор знал, что все эти
люди были отмечены как еретики, некоторые из них подверглись преследованию и
были осуждены. Он имел на этот счет частные разговоры с доном Диего де
Мендоса и вынудил его потом дать об этом показание под присягой. Тот
повторил переданные мною выше слова и прибавил, что это обстоятельство
заставляло его сомневаться в чистоте веры архиепископа Толедского; что не
одобрял его катехизиса, так как он не отвечает на некоторые аргументы
еретиков; правда, опровергает другие, но слабыми доводами; между тем он
представлял доводы противников во всей их силе и трудности, как он уже
говорил королю во Фландрии. Этот свидетель подтвердил свое показание 20
октября. Он также сказал, что до запрещения катехизиса советовал герцогу
д'Аркосу и дону Фернандо Карильо де Мендосе не читать его, потому что
катехизис не является правоверным, что принц Эволи имел одно дело, которое
должно было разбираться архиепископом Толедским, и он, свидетель, писал
Лосилье, секретарю принца, чтобы поспешили выполнить это как можно скорее;
он это сделал потому, что предвидел арест прелата.
XI. Доктор Хулиано де Перниа, другой свидетель, был согласен со всем
сказанным. Он показал 15 октября, что слышал от дона Фернандо Карильо де
Мендосы старшего сына маркиза де Приэго, будто бы дон Диего де Мендоса во
Фландрии предсказал арест архиепископа как заподозренного в лютеровой ереси.
XII. Брат Бернарде Альварадо де Фреснеда, францисканец, пятидесяти лет
от роду, духовник короля (потом член государственного совета,
главноуполномоченный крестового похода, епископ Кордовы и архиепископ
Сарагосы), в тот же день сообщил о дружеских отношениях Каррансы с
кардиналом Поло, кардиналом Морона, архиепископом Кентерберийским, епископом
Приоли, которые потом все были объявлены еретиками, а также с доктором
Мурильо из провинции Арагон, который согласно показанию брата Хулиана де
Туделы говорил: если правда, что он стал еретиком, то виновником этого
является Карранса.
XIII. Брат Хулиано не был допрошен. Но брат Хуан де Вильягарсия в ответ
на обращенный к нему в тюрьме запрос о характере отношений, существовавших
между Каррансой и еретиками, упомянутыми Мендосой, и о содержании некоторых
писем этих лиц, найденных в бумагах Каррансы, дал простые и ясные
объяснения. Он сказал, что они не только не допускали малейшего подозрения в
ереси, но, наоборот, Доказывали, что архиепископ прилагал величайшие усилия
и обнаруживал огромное усердие к убеждению еретиков и к погашению ереси или,
по крайней мере, к прекращению ее распространения в Англии, в Оксфордском
университете и других школах этого королевства, соглашаясь с еретиками лишь
в отношении того, что не затрагивало определенного догмата; делалось это с
тем, чтобы различие в мнениях казалось менее значительным и таким образом
легче было бы вернуть еретиков к единству католической веры.
XIV. Мы не должны забывать, что дон Диего де Мендоса был единственным
сообщившим этот факт и свидетелем, которого склонили дать показания, потому
что не было ни одного конкретного случая, который мог бы мотивировать его
показания.
XV. 15 ноября доктор Акоста показал, что однажды в октябре он обедал у
принца Эволи, у которого в ту пору были принцесса, граф де Лерма, епископ
Куэнсы, его брат дон Родриго де Кастро и другие лица. Иезуит Тавларес во
всеуслышание заявил: "Вскоре увидят, еретик ли архиепископ Толедский; но
легко заметить, что у него много соперников".
XVI. Эти слова, сказанные в присутствии дома Педро и дона Родриго де
Кастро, глубоко обидели их, как и инквизиторов, допрашивавших доктора
Акосту.
XVII. 29 ноября Диего де Дуранго, слуга графа де Миранды, показал, что
он слышал в проповеди, произнесенной, как он думает, домом Бартоломео
Каррансой, следующий тезис: "Какую пользу можно извлечь из сотни Богородиц и
даже из трехсот? Не так следует беседовать с Богом". Среди допрошенных не
было других свидетелей в подкрепление этого показания.
XVIII. Доктор Савино Бернарде Астете, каноник Саморы, был допрошен 6
декабря относительно веры и поступков Каррансы. Знали, что он переписал
несколько неизданных произведений и проповедей этого прелата. Он показал в
этот день и 12 декабря, передавая список известных ему произведений, что он
считает архиепископа настоящим католиком; что в продолжение многолетней
дружбы он не слыхал от него ни одного тезиса, который нельзя было бы или не
следовало бы объяснить в католическом смысле. Это было не то, чего
добивались инквизиторы.
XIX. 10 июня 1560 года дон Хуан де Вильяреаль, командор военного ордена
Сант-Яго, показал, будто он слышал, как архиепископ Толедский в проповеди,
сказанной в Лондоне в присутствии короля, выставил тезис, что повеления об
исповеди и причастии не были известны в таком виде, как их обыкновенно
понимают в наши дни, до времени собора, который он назвал. Свидетель
добавил, что он был этим возмущен и сказал графу де Чинчон и дону Хуану
Маусино, жителю Бургоса, что король должен был бы приказать проповеднику
сойти с кафедры; свидетель говорил также, что, прибыв в 1558 году в
Вальядолид, он обедал однажды с архиепископом у дона Бернардино Пиментеля,
маркиза де Тавара; на этом обеде присутствовали отец Франсиско де Борха,
бывший герцог Гандиа, и дом Диего де Рохас, толедский каноник; за обеденным
столом архиепископ рассказывал разные анекдоты о еретиках, наказанных в
Англии, а именно - об одном, который казался более закоренелым, чем другие;
этот еретик, стоя у костра, просил, чтобы его не привязывали, потому что он
останется посреди пламени нетронутым; и на самом деле он казался
неподвижным, как будто не был сожжен. Свидетель добавил, что этот рассказ
показался ему неосторожным, и он говорил об этом канонику Рохасу.
XX. Этот дворянин показал в первом случае, что он невежда, а во втором
- что у него мало сообразительности. Архиепископ не говорил вовсе, что
еретик не был тронут огнем; он говорил только, что он казался неподвижным.
Свидетель должен был знать, что фанатизм также имеет своих героев.
XXI. Дом Педро д'Агостино, епископ Уэски, прислал 19 октября 1560 года
помеченное тем же днем письмо, в котором он показывал, что слышал в Триденте
от дома Бартоломео Каррансы (во время бесед по делам собора), что следует к
литаниям [93], которые поются обыкновенно за мессой Святому Духу в начале
каждой сессии, прибавить следующее прошение: "Избави нас [94], Господи, от
собора нашего времени" ("A concilio hujus temporis libera nos, Domine").
Основанием этого было то, что на соборе не допускалось подобающей свободы
голосования, по мнению многих благочестивых и ученых людей, так как папа,
легаты и государи стремились порабощать мнения в своих личных целях; отсюда
проистекали скандальные сцены между кардиналами и епископами.
XXII. Свидетель не был так щепетилен во время описываемых событий и,
несомненно, смотрел на это так же, как и Карранса. Взгляд его переменился с
тех пор, как архиепископ потерял благосклонность государя и свободу.
Прочтите письма Франсиско де Варгаса, и вы найдете там более резкие истины,
которые противоречат не сущности догматов, а лишь тем пунктам дисциплины,
где интересы папы, епископов и королей вступали в противоречие друг с
другом. ДЬм Педро был братом бессмертного дома Антонио д'Агостино,
архиепископа Таррагоны, светоча Испании по достоинству его трудов; но, к
несчастью, проникся завистью вследствие того, что не был назначен на
толедскую кафедру и даже не попал в число кандидатов, предложенных государю
Каррансой. Может быть, он был достойнее других; но его достоинство не
извиняет такого поведения. Далее мы увидим другие следствия его
мстительности; здесь я замечу только, что его брат был небезупречен в этой
системе дискредитирования архиепископа в известных пунктах, которые, как он
отлично понимал, содержали не ересь, а только тезисы, способные особенно
повредить Каррансе, когда бы бумаги его процесса ни были посланы в Рим.
XXIII. 20 декабря 1560 года брат Херонимо де Порас, францисканец,
показал в святом трибунале Калаоры перед инквизитором Ибаре, братом
квалификатора трудов архиепископа, что слышал от одного человека (имени
которого он не помнил), как дом Бартолемео, возвращаясь с собора в 1552
году, произнес проповедь в Тафалле, не обращая к Святой Деве приветствия:
"Прииди, Создатель Дух" [95], и это, по-видимому, показывало, что он не
верит ни в заслуги, ни в заступничество святых.
XXIV. 4 января 1561 года брат Франсиско д'Ирибарен, настоятель
францисканского монастыря в Тарасоне, сказал, что рассказанный случай
произошел, когда он был настоятелем в Тафалле; хотя он не присутствовал при
проповеди, но от многих слышал, что Карранса проповедовал, как святой;
правда, один человек выразил неудовольствие, что не было сказано приветствия
Деве Марии, но он, свидетель, на вопрос о причине этого новшества получил
ответ: Карранса следовал в этом обычаю собора.
XXV. Ни один из этих двух свидетелей не показал того, что он видел или
слышал сам. Предполагая факт достоверным, настоятель не дает ему злостного
толкования, придуманного другим монахом.

Статья вторая

РАЗБОР ПОКАЗАНИЙ

I. Согласно результату процесса, который мы видели до сих пор, можно
утверждать, что уже на предварительном следствии, хотя произведенном
инквизиторами в служебном порядке без участия Каррансы и даже без его
ведома, рассыпались все факты, доказывающие, что Карранса лютеранин. Теперь
я сведу их к небольшому числу тезисов.
II. Первый относится к существованию чистилища. Брат Доминик де Рохас,
дон Карлос де Сесо и донья Катерина де Риос доказывают своими показаниями и
своими произведениями, что архиепископ говорил, писал и давал распоряжения
при объездах в качестве провинциала своего ордена, как человек, верующий в
чистилище, и что он даже упрекнул дона Карлоса де Сесо в его неверии на этот
счет.
III. Оправдание верою. Из показаний вышеупомянутых свидетелей, а также
маркизы д'Альканисес, брата Хуана де Вильягарсия, брата Хуана де ла Пеньи,
брата Франсиско Торо де Сильяс, брата Луиса де ла Круса и доктора Савино
Бернарде де Астете видно, что Карранса всегда питал большое доверие к добрым
делам и что единственный вывод, который можно извлечь из совокупности
показаний, заключается в том, что он мало ценил их в сравнении с заслугами
страданий и смерти Господа нашего Иисуса Христа, в которые следует горячо
верить.
IV. Заступничество святых. Дон Хуан де Акунья, граф де Буэндиа, донья
Франсиска де Кордова, его жена, Педро Вальдес, их капеллан, и главные слуги
семьи этого гранда Испании показывают, что Карранса советовал прибегать к
покровительству святых; единственное, чего он не одобрял в этих молитвах,
это прибавления к ним Отче наш и Богородице дева радуйся, которые обращены к
Иисусу Христу и его матери, а не к святым.
V. Евхаристия. Брат Доминик де Рохас, брат Луис де ла Крус, иезуит
Мартин Гутьерес, донья Франсиска де Суньига и другие удостоверяют его веру в
это таинство, хотя Карранса утверждал, что не нужно исповедоваться для
приступления к святой трапезе, если только человек не находится в состоянии
смертного греха.
VI. Толкование Священного Писания. Брат Луис де ла Крус, брат Доминик
де Рохас, брат Франсиско де Тордесильяс, доктор Астете и некоторые другие
говорят, что Карранса признавал нужным обращаться к святым учителям и Отцам
Церкви для понимания темных и сомнительных мест Библии и что он прибавлял
этот пункт к тому, что утверждал Хуан Вальдес.
VII. Лютеранское учение вообще. Все перечисленные мною монахи, доктор
Астете и брат Амбросио де Саласар удостоверяют, что он не только не
исповедовал еретического учения, но, проникнув в глубину этих заблуждений,
показывал, в чем они состоят, чтобы уберечь от них неблагоразумных людей;
его поступки были настолько противоположны лютеранству, что он обратил много
еретиков, а других велел наказать как неисправимых; а если он дружил с
прелатами, заподозренными в ереси, то делал это только с тою целью, чтобы
кротостью вернуть их к Церкви, так как кротость является единственно
надежным средством влиять на подобных людей.
VIII. Лютеранский способ выражения. Свидетели говорят, что относительно
некоторых пунктов учения способ выражения у католиков одинаков с лютеранами;
Карранса изъяснял свое учение в католическом смысле, чтобы не подать
никакого повода к двусмысленности; его труды и личное поведение постоянно
были в согласии с его речами и никто не мог упрекнуть его ни в малейшем
противоречии.
IX. Факты и особенные тезисы, близкие к лютеранству. Нет ни одной улики
ни в поступках, ни в сочинениях, которые могли бы подтвердить это обвинение
или действие которых не было бы уничтожено тем, что вытекает из
предшествующих положений.
X. Печатные труды. Катехизис - единственный труд, из которого извлекли
некоторые инкриминируемые статьи. До и после своего напечатания этот труд
был рассмотрен и одобрен многими богословами и прелатами, которые заслужили
на Тридентском соборе репутацию людей ученых и добродетельных. Этого вполне
достаточно, чтобы защитить намерения автора, потому имеющий недобрые
намерения не станет подвергать свои труды цензуре стольких судей с
выдающимися познаниями.
XI. Неизданные произведения. Их нельзя защищать таким же образом; но
святой трибунал ознакомился с ними и отдал их для оценки только по окончании
процесса. Более ничего не надобно для доказательства того, что их содержание
не играло никакой роли в причинах преследования Каррансы, потому что оно
было еще неизвестно. Я должен добавить, что даже после разбора богословская
отметка коснулась лишь очень небольшого числа их и что доктор Астете, брат
Альфонсо де Кастро, доминиканец, и некоторые другие показали, что ни в одном
из них не заметили ни малейшего заблуждения.
XII. Итак, какой же мотив послужил к аресту и заключению в тюрьму
святого трибунала примаса Испании - к скандалу всей Европы?
Недоброжелательство главного инквизитора и некоторых других дурных людей,
возбужденное завистью. Новые доказательства этой истины мы увидим в том, что
мне еще остается сказать об этом процессе.

Статья третья

ИНЦИДЕНТЫ ПРОЦЕССА

I. 26 августа, то есть за два дня до прибытия архиепископа в
Вальядолид, главный инквизитор передал свои полномочия членам совета
Вальтодано и Симанкасу, оставив за собою право произнесения окончательного
приговора. В то же время он уполномочил вальядолидских инквизиторов Бака,
Риего и Гонсалеса сделать надлежащие распоряжения об охране архиепископа и о
секвестре его имущества.
II. Когда прелат вступил в дом, который должен был служить ему тюрьмой,
его спросили, сколько слуг он желает иметь. Он назначил шесть, а ему
предоставили только двух - брата Антонио д'Утрилью, заслуживающего уважения
за неизменную верность своему господину, и Хорхе Гомеса Муньоса из Каракосы.
Он просил членов совета Вальтодано и Симанкасу беречь и никому не показывать
некоторые бумаги и письма папы, брата Фернандо де Санто-Амбросио и
лиценциата Сеспедеса, потому что они касаются процесса сеньории округа
Касорла. Он ходатайствовал о той же мере для связки королевских писем по
частным делам, публикация коих была бы неудобна. Он просил, чтобы ему
передали подлинники сделанных им справок и некоторых ответов, благоприятных
для его катехизиса, потому что желал представить их папе, единственному
компетентному судье его процесса, и другие документы, относящиеся к
конференциям, происходившим на Тридентском соборе, в Англии и во Фландрии, и
содержащие доказательства его стараний для защиты и поддержки католической
религии.
III. 1 сентября члены совета Вальтодано и Симанкас потребовали от
архиепископа принести присягу в том, - что он будет говорить правду. Прелат
отвечал, что исполнит это, когда получит приказ папы или короля; он
протестует против всего сделанного до сих пор как недействительного по
причине некомпетентности; он никоим образом не признает главного инквизитора
судьей, пока тот не будет облечен специальными полномочиями; даже
предполагая достаточными его полномочия, он не думает, что допустимо
передавать их другим; он лучше докажет свои слова, если ему сообщат папское
бреве, копию которого он просил показать. 2 сентября исполнили его просьбу.
На другой день главный инквизитор после совещания с советом объявил себя
компетентным судьей с правом передачи полномочий. Однако он сообщил, что
будет лично присутствовать вместе с советом на заседаниях трибунала.
Действительно, он явился на заседание 4 сентября и потребовал, чтобы
архиепископ принес присягу в том, что будет говорить правду против себя или
против кого-либо другого, предупредив, что с ним поступят милосердно, если
он покажет все, что ему известно; в противном случае с ним будут обращаться
по всей строгости правосудия. Он сказал также: если архиепископу неприятно
отвечать в присутствии всего совета, ему разрешат сделать это перед одним
или двумя членами совета или перед вальядолидскими инквизиторами. Карранса
дал тот же ответ, что и 1 сентября, и прибавил, что не уверен, говорили ли
правду, когда ходатайствовали о папском бреве, так как в ту пору не было в
Испании подозрения и дурной молвы ни об одном прелате; если же имели в виду
его личность, то тогда он был не в Испании, а во Фландрии, где занимался
работой для защиты и во славу католической религии и по обращению еретиков;
он старался погасить там ереси и для большего успеха доложил королю, что
еретические книги продаются у самых ворот его дворца; он прибавил, что
монарх по его ходатайству отдал необходимые приказы для пресечения зла и они
в большинстве случаев были удачны, как он может доказать свидетельством
самого короля и главных придворных вельмож.
IV. Архиепископ не ограничился этими доводами. Он отвел главного
инквизитора по мотивам, изложенным им на том же заседании, в присутствии
отводимого; 5 сентября и следующие дни он продолжал письменно излагать свой
отвод. Пункты, на которые он опирался, были многочисленны и очень важны. Дон
Педро Саласар де Мендоса приводит, в частности, связь Вальдеса с маркизом де
Камарасой, но это одно из незначительных соображений. Обвиняемый выставил
несколько отдельных фактов, упомянул о лицах, вопросах и доводах, которые
давали ему возможность представить Вальдеса как человека завистливого,
мстительного и вероломного; утверждал, что он постоянно злоупотреблял
властью для удовлетворения своей мести, и это можно доказать одним из
зарегистрированных документов. Он напоминал неправомерное по отношению к
нему поведение Вальдеса в августе прошлого года; привел несколько фактов,
касавшихся его лично, и старался доказать, что главный инквизитор прикрывает
свою ненависть к нему маской лицемерного усердия к религии; эта неприязнь
внушена ему завистью и досадой с тех пор, как он, Карранса, был назначен
толедским архиепископом и опубликовал свой труд о резиденции епископов.
Наконец, он заполнил восемь больших листов мелким письмом, излагая все
мотивы отвода Вальдеса; он прибавил еще мотивы для отвода в отношении членов
совета Переса и Куэваса, обещая доказать правильность своей позиции.
V. Архиепископ избрал своими адвокатами людей, которых считал наиболее
способными его защитить. Но при помощи интриг добились их отказа в услуге
прелату; равным образом разделались с теми, кого он мог пригласить взамен
их. Таким образом он был принужден обратиться к адвокатам, которые защищали
в апелляционном суде права его кафедры на владение несколькими селами, хотя
они не имели никакого понятия о делах инквизиции. Были назначены арбитры для
суждения о законности его отвода. Со стороны архиепископа это был дон Хуан
Сармиенто де Мендоса, член совета Индий, а со стороны прокурора - лиценциат
Исунса, судья гражданского суда в Вальядолиде. 23 февраля 1560 года они
объявили, что приведенные мотивы справедливы, основательны и доказательны.
Прокурор Камино, недовольный этим результатом, счел нужным апеллировать в
Рим. Но вскоре он отказался от этой меры. В самом деле: как главный
инквизитор мог послать в Рим документы процесса, оглашение которых покрыло
бы вечным позором главу святого трибунала и других лиц, достигших
впоследствии самых высоких чинов в церкви? Однако верно, что эта апелляция
произошла позже, после множества усилий и интриг. Но тогда Вальдес уже не
был главным инквизитором.
VI. Помещение, назначенное архиепископу, не было ни удобно, ни приятно,
ни вентилируемо; хотя дом был обширен, ему отвели две наиболее дальние
комнаты. Этому нетрудно поверить, когда узнаешь, что 21 сентября 1561 года в
Вальядолиде был сильный пожар, продолжавшийся полтора дня и уничтоживший
более четырехсот домов в соседнем квартале, и прелат тем не менее не слыхал
ни криков, ни шума, сопровождавших это событие. Он узнал об этом только в
Риме, долгое время спустя после прибытия в этот город. Позаботившись сперва
о том, что касалось его отвода, он затем пожаловался, как он имел на это
право, на свое помещение, но не получил большего удовлетворения, чем
следовало ожидать от трибунала, привыкшего совершать самые кричащие
беззакония под личиной судебной процедуры. 13 октября прокурор представил
протокол, констатировавший, что дом большой и удобный. Его утверждение было
правильно, потому что он не указывал части дома, занимаемой архиепископом, а
характеризовал весь дом в целом. Мартин де Сантакара, врач, и Диего Гомес,
аптекарь, сделали доклад, который был по вкусу святому трибуналу. Они
говорили об этом доме как об одном из лучших в Вальядолиде и даже служившем
для помещения кардинала Лоайсы, главного инквизитора и архиепископа
Толедского, - как будто эти подробности доказывали, что Карранса жаловался
неосновательно, и как будто не было известно, что ему предоставили две
комнаты без окон на улицу или поле и в этом помещении он должен был жить
вместе с сопровождавшим его монахом и пажом. Это лишение воздуха и свободы
движений привело к перемежающейся (через три дня) лихорадке, которая
значительно ослабила его, но не внушила инквизиторам гуманности для перевода
его в более приличное помещение. Они сильно боялись, чтобы он не сообщил
правды королю или папе. Конечно, этот поступок не повлиял бы на монарха,
которого Вальдес в частных беседах успел уверить, показав ему извлечения из
судопроизводства инквизиции от 8 октября, что Карранса действительно еретик
и что все поступки против сектантов Англии и Фландрии были лишь средством
скрыть истинные убеждения.
VII. Хотя главный инквизитор продолжал упорствовать в утверждении, что
он имеет право передоверять свои полномочия для преследования архиепископа,
многие члены совета, в частности Бака де Кастро, были совершенно иного
мнения. Это принудило Вальдеса обратиться к папе. Павел IV умер, и 25
декабря 1559 года ему наследовал Пий IV. 23 февраля он подписал бреве,
которым подтверждал полномочия Вальдеса, данные его предшественником 7
января 1559 года, и право делегировать достойных доверия людей, избранных
среди лиц, получивших церковные саны, для ведения процесса толедского
архиепископа. Это бреве не могло возыметь действия, потому что арбитры
объявили в тот же день, что мотивы отвода, выставленные архиепископом,
справедливы и законны. По этой причине Его Святейшество 5 мая 1560 года
издал другое специальное бреве, которое подтверждало все сделанное до сих
пор, если это не противоречило закону. Папа уполномочивал Филиппа II избрать
от своего имени судей, каких ему угодно; этим судьям Филипп дал полномочие
продолжать процесс с данного момента и до тех пор, пока наступит время его
обсуждения, в течение двух лет, начиная с 7 января 1561 года, годовщины
двухлетнего срока, данного для этой цели Павлом IV в 1559 году. Таков был
способ истолкования папского бреве в Мадриде; то расширение, которое ему
дали, было настолько своеобразно, что в Мадриде вообразили, будто могут
здесь решить окончательно процесс Каррансы. Узнав об этом, папа 3 июля
послал четвертое бреве, которым он не одобрял такого толкования своего
предшествующего бреве и приказывал выслать ему в определенный срок документы
процесса, расследованного, но нерешенного.
VIIL Филипп II привел в исполнение папское бреве, назначив судьей с
правом передачи своих полномочий дома Гаспара де Суньига-и-Авельянеду,
архиепископа Сант-Яго. Выбор понравился Каррансе, потому что этот прелат был
одним из лиц, которых он предложил в 1557 году для толедской кафедры.
Действительно, Карранса испытал некоторое облегчение - от перемены стражей и
от некоторых других мер. Но Суньига назначил судьями членов совета
Вальтодано и Симанкаса, начавших процесс. Карранса уже думал их отвести как
голосовавших за его арест; узнав, однако, слова короля, что, если это
обстоятельство является мотивом к отводу, всякий приказавший арестовать
подсудимого не мог бы более быть его судьей, он оставил свое намерение.
IX. Право, которым прелат хотел воспользоваться, теперь признано за
принцип всеми цивилизованными нациями. Благодаря ему возник институт
присяжных [96]. В самом деле, опыт доказывает, что судья, составивший
предварительное следствие и велевший арестовать подсудимого, смотрит на него
уже как на виновного. Он становится заинтересованной стороной в процессе,
начатом им, и почти не замечает ошибок и погрешностей, которые он сам или
его уполномоченные совершили. Правда, двое уполномоченных Суньигой не имели
права окончательного решения, но они должны были подготовить все обвинения
для его вынесения; в этом была опасность, потому что (как говорил
достопочтенный Дом Хуан де Палафокс), "чтобы извратить процесс вопреки
мотивировавшему его происшествию, как бы ни были благонамеренны те, кому это
поручено, надо только немного дурного настроения со стороны того, кто
допрашивает, немного желания отыскать улики со стороны того, кто составляет
протокол, и немного боязни со стороны свидетеля, дающего показания;
соединение этих трех малых элементов порождает чудовищное дело и самую
ужасную клевету" {Заметка на 17-е письмо св. Терезы, помещенная в собрании
сочинений этой святой.}.
X. Процесс начался более чем через два года после ареста подсудимого.
Тогда только разрешили ему, по специальному королевскому указу, иметь
четырех защитников по его выбору. Он назначил дона Мартина д'Альпискуэта,
более известного под именем доктора Наварро; доктора дома Антонио Дельгадо,
одного из моих предшественников в сане каноника и инспектора школ в Толедо,
который после стал епископом Асторги; доктора Сантандера, архидиакона
Вальядолида, бывшего аудитора в апелляционном суде этого города, и доктора
Моралеса, адвоката при том же суде. Двое первых из этих юрисконсультов
получили разрешение видеть архиепископа, но ни одному из четырех не были
предоставлены документы. Следовательно, им нельзя было доказать
недостаточность улик в обвинительных показаниях, сделанных свидетелями.
Правда, ответы архиепископа были решительны и доказательны.
XI. Неквалифицированные произведения Каррансы и даже часть
квалифицированных поручили брату Диего де Чавесу, доминиканцу, духовнику
сначала принца дона Карлоса, а потом короля; брату Хуану д'Ибаре,
францисканцу; брату Родриго де Вадильо, бенедиктинцу, бывшему потом
епископом Кефалонии [97], и брату Хуану де Асолоросу, иеронимиту, бывшему
потом епископом Канарских островов. Богословы квалифицировали как
еретические некоторые тезисы, содержащиеся в трудах, не принадлежавших
архиепископу, но найденных в его бумагах. Другие были квалифицированы как
близкие к ереси и способные ее породить, и автор был объявлен сильно
заподозренным в ереси. Опубликовали указы, осуждавшие катехизис и толкование
на соборное Послание св. Иоанна.

Статья четвертая

ПОВЕДЕНИЕ ОТЦОВ ТРИДЕНТСКОГО СОБОРА ОТНОСИТЕЛЬНО АРХИЕПИСКОПА И ЕГО
ПРОЦЕССА

I. Когда Тридентский собор был созван в третий раз, Вальдес боялся, что
на нем займутся делом Каррансы, и убедил короля, что очень важно в интересах
прав его короны не допускать, чтобы это собрание занималось расследованием
процесса. Поэтому Филипп II, назначив послом на собор дона Клавдио
Фернандеса де Киньонеса, графа де Луну, вручил ему 30 октября 1562 года
инструкции, в которых поместил главу о том, что он осведомлен, будто имеется
намерение составить общий индекс книг, нуждавшихся в одобрении или
запрещении, из числа внесенных в Индекс Павла IV, который подал повод ко
многим протестам; все это будто проектируется с тем, чтобы соборный декрет
имел силу закона и чтобы все другие решения были аннулированы. Король
прибавлял, что не может позволить распространение такой меры на Испанию,
которая имеет Индекс и частные распоряжения, и что подобного рода исключение
приложимо также к другим христианским королевствам ввиду того, что бывают
некоторые книги, которые могут не быть опасными в одной стране и часто
становятся опасными в других в силу особых обстоятельств данной страны.
Согласно этим соображениям король определенно рекомендовал своему послу не
терять из виду происходящего на соборе, и противиться всеми силами подобному
решению, потому что не подобает допустить в Испанию в качестве одобренных
такие книги, которые уже запрещены в королевстве, тем более что некоторые
лица подозревают, будто этот проект скрывает особые цели. Это побудило
короля поручить своему послу в Риме и маркизу де Пескара употребить усилия,
чтобы убедить папу расстроить подобные планы, насколько возможно выполнить
это осторожно.
II. Эта статья инструкций, переданных послу, указывает достаточно ясно,
что в Мадриде сильно боялись, как бы Тридентский собор не одобрил катехизиса
Каррансы и Толкования на соборное Послание св. Иоанна, уже запрещенные в
Испании без выслушивания автора. Процесс Каррансы вообще приковывал к себе
внимание Тридентского собора, так как отцы, недовольные тем, что архиепископ
так долго находится в руках инквизиторов, несколько раз обращались к папе с
протестом против действий инквизиции и даже против испанского короля; в
своем недовольстве они дошли до того, что не вскрывали посланных им королем
писем, говоря, что их отказ читать королевские послания продлится до тех
пор, пока король не загладит оскорбления, нанесенного епископскому сану в
лице одного из членов собора. После многих попыток, произведенных в этом
направлении перед легатами, отцы собора объявили, что прекратят собрание,
если Его Святейшество не прикажет послать в Рим документы процесса и самого
архиепископа Толедского, поскольку его бесчестие падает на всех епископов.
Папа, только что продливший срок, данный для следствия (который без этой
меры истек бы 7 января 1563 года), отвечал, что напишет Филиппу II и
потребует от него выдачи обвиняемого и посылки документов его процесса в
апреле. Для доказательства того, что он близко принимает к сердцу
удовлетворение желания отцов собора, он послал свое письмо через Одескальки,
которому дал титул чрезвычайного нунция.
III. Филипп II ответил 15 августа неожиданно энергично. Он высказал
изумление, что отцы собора занимаются больше частными делами, чем теми,
которые интересуют религию вообще; повелительные распоряжения бреве,
представленного ему нунцием, противоречат его державным правам и чести его
особы; поэтому он надеется, что Его Святейшество не найдет ничего плохого в
том, что не прикажет опубликовывать этот папский документ и будет продолжать
ведение процесса, заслуживающего его внимания. Папа опасался рассердить
Филиппа, и без того уже очень недовольного тем, что посол Франции получил
право старшинства перед испанским послом, и потому предоставил испанскому
королю требуемую отсрочку. Одновременно папа поручил кардиналу-легату,
председателю собора, успокоить отцов собрания, пообещав от его имени, что он
прикажет отправить в Рим архиепископа Толедского со всеми документами по его
процессу, когда дело будет расследовано. Легат должен был также уверить
отцов собора, будто папа не делает этого уже в данный момент лишь потому,
что так требуют интересы религии, даже интересы собора, обязывающие его
вести себя осторожно с таким могущественным государем, каким является
испанский король.
IV. Однако Пий IV в своем бреве о продлении срока приказывал обращаться
с архиепископом Толедским с большей мягкостью, чем было до сих пор. Дом
Гаспар де Суньига запросил Его Святейшество относительно смысла этой фразы.
Папа ответил 8 сентября, что ее следует толковать без ущерба для
судопроизводства.
V. Эта папская резолюция успокоила на время отцов собора. Но вскоре они
занялись другим делом, не менее неприятным для испанского короля. Епископы и
богословы, которым был поручен разбор книг, квалифицировали катехизис
Каррансы и признали его учение католическим. Они сообщили об этом решении
архиепископу чешской Праги [98], который был председателем конгрегации
индекса [99]. Тот созвал собрание 2 июня. В его состав вошел этот
архиепископ и патриарх Венеции; архиепископы Браги в Португалии, Ланчиано и
Палермо в Сицилии; епископы Шалона-на-Соне, Коломбрии, Модены, Вицины в
Венгрии, Невера и генерал августинского ордена. Все эти богословы одобрили
катехизис и постановили, что архиепископу будет послан акт их одобрения,
чтобы он воспользовался им для своей защиты. Это доказывают их письма,
писанные на другой день: одно - Мучио Калино, а другое - нунцием
Висконти-а-Санто Карло Борромео, опубликованные Балюзом {Балюз. Собрание
памятников. Т. II. С. 207; Т. IV. С. 314.} [100], кроме отмеченного в актах
этого почтенного собрания. Действительно, секретарь в тот же день выдал
подлинное удостоверение, и папа 26 июня разрешил напечатать катехизис в
Риме. Одобрительный декрет должен был быть подтвержден общим собранием и
получить таким образом силу соборного декрета. Когда стало известно, что это
произойдет 29 июля, пришлось прибечь к насилию, чтобы воспрепятствовать
этому.
VI. Испанский посол, узнав об этом, энергично протестовал против этой
резолюции. Он говорил, что катехизис Каррансы запрещен испанской инквизицией
как содержащий еретические тезисы и что осмелиться объявить его учение
истинным и правоверным означало бы смеяться над авторитетом его государя и
верховного совета. Вследствие этого он требовал отмены декрета конгрегации.
Дом Антонио д'Агостино, епископ Лериды (впоследствии архиепископ Таррагоны),
был членом конгрегации индекса, но не присутствовал на собрании 2 июня. Это
обстоятельство привело к тому, что он примкнул к требованию графа де Луны и
старался подкрепить его некоторыми доводами. Но его неприязнь к толедскому
архиепископу и желание угодить королю заставили его так неумеренно бороться
против резолюции, что он осмелился сказать, будто конгрегация одобряет
ереси, так как они находятся в катехизисе. Архиепископ Пражский, дорожа
защитой чести своей и своих коллег, послал папским легатам формальную жалобу
против епископа Лериды как от своего имени, так и от имени всей конгрегации;
он требовал публичного удовлетворения за оскорбление, нанесенное им,
заявляя, что в случае отказа никто из них не будет присутствовать на
собраниях. Кардинал Морона употребил свой авторитет для посредничества в
этом неприятном и опасном инциденте и сумел примирить две партии; он
предложил отсрочить подтверждение декрета, благоприятного для катехизиса,
воспретить выдачу письменной копии и поручить графу де Луне изъять у агента
архиепископа ту, которая была ему выдана, при условии, что епископ Лериды
принесет публично извинения прелатам конгрегации, в частности архиепископу
Пражскому, ее председателю. Епископ исполнил, что требовалось от него, и
графу удалось наконец при помощи просьб, хлопот и обещаний получить от
агента Каррайсы переданный ему документ {Рейнольда. Церковная летопись, под
1563 годом. э 13; Отец Паоло Сарпи. История Тридентского собора. Кн. 8. э
32.}; но он уже послал удостоверенную копию в Испанию.
VII. Дом Педро Гонсалес де Мендоса, епископ Саламанки, член собора,
автор книги заметок об исключительных происшествиях этого времени, передает
инцидент, только что рассказанный мною. Он прибавляет: епископ Лериды и граф
де Луна для доказательства недействительности декрета ссылались на то, что
он вынесен не в день заседания и что члены конгрегации не были созваны;
епископ сильно оскорбил председателя, но последний доказал, что выдаваемое
за ересь таковой не являлось и что решение состоялось в среду 2 июня, в
день, назначенный для очередного заседания каждой недели и в обычный час;
таким образом, если кто-то не присутствовал, то можно приписать это
забывчивости или небрежности, а никак не какому-либо дурному намерению
{Раймонд де Кабрера сообщил мне содержание этого труда и позволил снять с
него копию, а также с писем короля и посла, оригиналы коих хранятся в
архивах Альбы и Альтамиры.}.
VIII. Филипп II был очень раздражен; этого следовало ожидать, если
вспомнить, что он уже не любил Каррансу. Вместо того чтобы быть довольным
таким беспристрастным отзывом, он видел в этом решении средство,
направленное против мер святой инквизиции его королевства, которой он сам
был неспособен противостоять.
IX. Государь, узнав о декрете 2 июня, написал 2 августа графу де Луне
письмо, в котором он выражал сильное недовольство происшедшим и поручал ему
представить папе и собору, что это решение является результатом интриги,
клонящейся к покровительству частным целям, таким же оскорбительным для
папы, как и для него самого, и разъяснить составителям декрета, что ни их
решение, ни его обнародование не позволяют надеяться на успех их намерений,
так как король никогда не допустит этого, особенно если они рассчитывали в
результате добиться отправки архиепископа и документов его процесса на
собор, "так как (говорил монарх) это самое важное и самое серьезное дело,
какое мы могли бы иметь на этом собрании; мы его считаем таким, и как
таковое вы должны его разбирать".
X. 26 октября граф де Луна послал государю подробности всех своих
выступлений и их результаты. Он говорил об этом, стараясь оправдаться в том,
что не знал о решении, какое должны были вынести о катехизисе Каррансы 2
июня. Он уверял, что по получении инструкции 20 октября 1562 года он
немедленно приложил все усилия к упразднению комиссии индекса или, по
крайней мере, к аннулированию результата ее решений относительно книг,
запрещенных в Испании, но кардиналы-легаты ответили ему, что его просьбу
нельзя исполнить, потому что комиссия создана собором, а не папой; поэтому
он должен был обратиться непосредственно к общему собранию, от которого,
впрочем, не рассчитывал получить благоприятного результата и мог
ходатайствовать лишь о деле, не противоречащем вынесенным декретам, то есть
о том, чтобы комиссия не выходила из границ своих полномочий.
XI. Граф де Луна также передавал государю, что епископ Лериды, член
конгрегации индекса, взял на себя ту же заботу на двух заседаниях,
проходивших еженедельно; хотя эта комиссия, писал де Луна, должна
рассматривать только книги, содержащиеся в Индексе Павла IV, она получила,
однако, от папы Пия IV отдельное бреве для расширения своей работы на все
книги, запрещенные другими христианскими индексами; дело, касающееся
катехизиса Каррансы, было проведено без ведома епископа Лериды и доктора
Педро Сумеля, каноника Малаги, облеченного полномочиями архиепископа Севильи
и епископа Малаги перед собором и комиссара инквизиции по всем интересующим
ее делам; исходя из этих соображений епископ Лериды и дом Хуан Томас де
Сан-Фелисес, епископ Кавы, апеллировали против декрета конгрегации и просили
объявить его недействительным и несостоявшимся. Граф сам писал тотчас же
герцогу де Сесо и лиценциату Гусману, пребывающим в Риме, чтобы они
выставили все доводы перед Его Святейшеством; он мог еще заявить протест на
заседании собора, но после зрелых размышлений отказался от этого намерения
из опасения, как бы это выступление не причинило больших неприятностей {Эти
выражения показывают, что граф предвидел, что решение собора будет
благоприятно для катехизиса и что в этом случае святой трибунал Испании
почувствует себя опозоренным}. Граф де Луна прибавлял, наконец, что
старались внушить, будто это случилось вследствие оплошности испанских
епископов, но их нельзя упрекать в этом и виною происшествия была поддержка,
оказываемая Каррансе у папы кардиналом Лотарингским, которому содействуют
архиепископ Браги, епископ Модены и некоторые другие.

Статья пятая

УСИЛИЯ ФИЛИППА II И ИНКВИЗИЦИИ ПОМЕШАТЬ ОТПРАВКЕ АРХИЕПИСКОПА И
ДОКУМЕНТОВ, ЕГО ПРОЦЕССА В РИМ

I. Эти подробности более чем достаточны для обнаружения того, что все
ведение процесса Каррансы в Испании было действием интриги, так как
иностранцы, разбиравшие это дело беспристрастно, не находили в трудах
Каррансы ни ереси, ни тезиса, способного ее породить. Но если отцы собора
одержали верх в этом отношении, они потерпели поражение в том смысле, что не
могли добиться, чтобы к ним был прислан сам Карранса с его процессом. Как
только собор был распущен, главный инквизитор, видя, что ему остается
бороться только с папой, надеялся получить через посредство короля бреве Его
Святейшества для окончания этого дела в Испании.
П. Он поручил совету инквизиции просить короля переговорить с папой и
представить ему, насколько пример этого необычайного приговора, вынесенного
в Испании, был бы полезен для католической религии вследствие страха,
который он не преминул бы внушить всем испанцам, принявшим ересь; испанский
король более чем другой заслуживает этой милости, так как он единственный
государь христианства, который употребляет все усилия для искоренения
ересей; разрешение на суд по уголовным процессам в местах, где совершено
преступление, согласуется с древними канонами; если процесс Каррансы будет
перенесен в Рим, то будут разглашены имена свидетелей, и это будет иметь
серьезные последствия. Далее в представлении говорилось, что в Риме не
поймут процесса, если его не перевести на латинский или итальянский язык, а
это дело затяжное; кроме того, никогда не будет хорошо чувствоваться сила
выражений, употребляемых свидетелями, потому что одни лишь испанцы на нее
способны, переводы же подвержены неточностям и подлогам; указывалось и на
то, что прокурор святого трибунала Испании, как лицо действующее и истец,
будет принужден отправиться в Рим, где, возможно, не будет не только
выслушан, но и принят, потому что там есть люди высокого положения, горячо
отстаивавшие интересы архиепископа. Преступления, в которых обвиняется
Карранса, совершены раньше достижения им епископского сана; неудобно, чтобы
он был увезен из пределов Испании, как бы ни настаивали на этом, а один лишь
процесс без присутствия на нем Каррансы, при посылке всего материала в Рим,
будет очень плохо вестись. По этим мотивам было бы хорошо, если бы верховный
первосвященник соблаговолил уполномочить лиц, пользующихся папским и
королевским доверием, судить Каррансу в согласии с советом испанской
инквизиции.
III. С своей стороны доктор Мартин д'Альпискуэта, защитник
архиепископа, обрисовал королю дурное обращение, которое тому приходится
испытывать, и просил, чтобы подсудимый и документы его процесса были
немедленно посланы в Рим. В этом ходатайстве примечательны некоторые места,
например следующее: "Архиепископ умоляет ваше величество соблаговолить
принять во внимание, что, будучи осведомлен до ареста кардиналами и
некоторыми другими лицами из Рима и Испании о готовящемся против него
преследовании, он мог бы избежать его, найдя приют у папы. Но он не сделал
этого, потому что Ваше Величество приказали ему в письме, написанном вашей
собственной рукой, не обращаться ни к кому, кроме вас, и иметь доверие к
вашему покровительству. Архиепископ, видя, как ведется процесс и как с ним
самим обращаются, полагает, что может произнести слова, сказанные Господом
нашим Иисусом Христом Богу Отцу с высоты креста: "Боже мой, Боже мой, векую
мя оставил еси?" Переходя затем к несправедливостям, которые пришлось
испытать архиепископу, Альпискуэта начинает с напоминания об аресте, который
был решен безо всяких улик против Каррансы: если говорить о выставленных
тезисах, то всякий беспристрастный человек увидит, что нельзя доказать,
чтобы хотя один был еретическим; если речь идет о катехизисе, достаточно
сказать, что собор рассмотрел его и одобрил даже после его запрещения и что
его читают как разумный и полезный во всех христианских странах, кроме
Испании, где живут его враги.
IV. Защитник выставляет на вид, что его клиенту дали судей, являющихся
креатурами его врага и объединенных желанием погубить его; только боязнь не
угодить Его Величеству помешала ему отвести их.
V. Далее Альпискуэта заявлял, что Карранса несколько раз хотел
обратиться к папе и королю, чтобы разъяснить тайно затеваемые против него
козни, но его враги, пользуясь пленом архиепископа, никогда не разрешали ему
этого.
VI. Обвинительный акт разделили на пятнадцать или двадцать частей,
удваивая и умножая одни и те же обвинения более чем в четырехстах статьях,
чтобы показать важность процесса, тогда как он может и должен быть сведен
менее чем к тридцати пунктам.
VII. Его обвиняли в выставлении нескольких еретических тезисов, тогда
как они вполне католические.
VIII. Одно обвинение последовательно нагромождали на другое, чтобы
посмотреть, не ошеломят ли они его клиента и не заставят ли его
противоречить в ответах самому себе.
IX. Ему сообщали копии ходатайств прокурора лишь тогда, когда истекал
уже срок для ответа, чтобы архиепископ либо затянул свое заключение, прося
новых отсрочек, либо отвечал, за отсутствием времени, необдуманно.
X. Защитник говорил также, что архиепископу приписали чужие
произведения, которые квалифицировались как принадлежащие ему, а также
некоторые сочинения, никоим образом не заслуживающие квалификации; богословы
потратили столько времени на эту операцию, что его душа стала почти
неспособна выносить такую несправедливую и бесполезную медлительность.
XI. Он не надеется, что будет судим беспристрастно, если только его не
пошлют в Рим вместе с документами его процесса.
XII. Архиепископы и епископы не считают для себя позором или
оскорблением, когда апеллируют к римской курии на приговоры, вынесенные ими
в процессах по делу бенефиций; следовательно, святой трибунал не должен
считать себя оскорбленным в аналогичном случае.
XIII. Король не должен верить окружающим его льстецам, поскольку,
вопреки тому, что они могут ему сказать, вся Испания возмущена манерой
ведения процесса и обращением с архиепископом-примасом, а вне Испании об
этом выражаются еще резче.
XIV. Никто не может спокойно смотреть на дерзость, которая придает
больше веса мнению судей и свидетелей процесса, чем мнению самого
Тридентского собора; подобная дерзость имеет много сходства с ересью
лютеран, сторонники которой являются предметом преследования тех же судей.
XV. Особенно очевидна была их пристрастность, когда в Испании было
получено известие об одобрении катехизиса собором; вместо того, чтобы
обрадоваться, что испанская книга была признана правоверной, эти судьи
открыто выразили свое величайшее неудовольствие; подобное поведение
предполагает дурное расположение судьи, потому что всякий беспристрастный
судья должен радоваться, когда подсудимые объявляются невиновными; судьи же
архиепископа не испытывали этого чувства и были настолько недовольны, что
даже скрыли от архиепископа резолюцию собора, так что остается сообщить ему
об этом юридическим путем.
XVI. Тот же защитник продолжает: "Судьи были так раздосадованы решением
собора, что один из них, говоря об этом деле после получения его
подтверждения, сказал раздраженным тоном моим двум коллегам и мне: "Весь
собор неспособен защитить два тезиса, находящихся в книге". На мою просьбу
уточнить их он привел один, католический смысл коего я вскоре доказал ему и
прибавил: если бы у меня была власть главного инквизитора, я, может быть,
донес бы на него, ибо я нахожу, что так же еретично считать католический
тезис еретическим, как и признавать еретический тезис католическим; с другой
стороны, конечно, ересью является предполагать, что собор может одобрить,
как католическое, такое учение, которое на самом деле не представляется
таковым".
XVII. Лютеране иностранных государств смотрят во все глаза на этот
процесс; когда они узнают, что король имеет больше доверия к трибуналу
испанской инквизиции, чем к верховному первосвященнику, они возгордятся и
будут еще более упорствовать в своих мнениях, которые так противоречат тому,
что следует думать о святом престоле; теперь они скажут, будто король лишь
внешним образом представляется верующим и подчиняет свою веру личным целям;
если бы его вера была настоящей, он не питал бы недоверия к Его
Святейшеству.
XVIII. Ему открыли по секрету, что настоящий план людей, ведущих это
дело, состоит в том, чтобы никогда его не решить; будучи убеждены, как они
стараются уверить, в виновности архиепископа, они считают меньшим злом
уморить его в тюрьме, чем видеть, как на Испанию падет позор иметь своим
примасом объявленного еретиком.
XIX. Далее защитник говорил в письме, что такие приемы являются крайне
неправильными и наводят на мысль, будто виновники несправедливости
растрачивают в свою пользу доходы архиепископства, как они и делают в
действительности, причем никто не требует у них отчета, кроме того, подобный
план равен осуждению, так как все поверят, что архиепископ безусловно должен
быть еретиком, раз инквизиторы его не судят; что это "оскорбит честь Вашего
Величества, потому что будут говорить, будто вы мягко обращаетесь с
еретиками высокого положения, между тем как казните тех, звание которых не
может вам импонировать".
XX. "Наконец, - говорит Альпискуэта, - мы, защитники этой святой
личности, считаем законными все пункты, которые он представил, и подписали
их как таковые; лично я уверен, что он не только будет в Риме объявлен
невинным, но и получит там больше почестей, чем кто-либо другой; это отличие
прославит Ваше Величество, так как вся вселенная узнает, каково то лицо,
которое вы столь возвеличили... Итак, я подвожу итог, христианнейший король,
мой государь, и заканчиваю, говоря, что советующие и желающие, чтобы этот
важный процесс разбирался в Испании, быть может, имеют много усердия, но не
имеют правильного суждения; поэтому важно, чтобы Ваше Величество приняли
достойное решение, отобрали это знаменитое дело из рук людей, увлеченных
своими страстями, и передали его тому единственному, который должен его
решить; докажите, что ваше правосудие взвешивает на одних и тех же весах
великих и малых и таким образом действий внушает почтение
недоброжелательству, старающемуся своими донесениями омрачить славу вашего
имени, которую я молю Бога умножить навсегда на небе и на земле. Аминь".
XXI. Мартин д'Альпискуэта, несомненно, был человеком очень ученым и
говорил великие истины королю. Но он не знал характера государя, так как его
письмо к папе от 15 апреля доказывает, что он стал так же несправедлив, как
и судьи, и, может быть, даже больше. Будучи убежден, что Карранса
действительно еретик, Филипп II возгордился собой, демонстрируя всему свету,
что если он сумел вознаградить заслуги высшим саном в Испании, то он
способен и карать преступление даже тех своих сановников, которых наиболее
возвысил.
XXII. Вследствие этого государь решил послать кого-нибудь в Рим, чтобы
испросить у папы разрешение судить Каррансу в Испании. Для этого поручения
он избрал дона Родриго де Кастро, члена совета инквизиции, которому он
передал 24 ноября 1564 года инструкции, утвержденные на пленарном заседании
совета, и другие, тайные, без даты, подписанные его собственной рукой, а
также шифрованный алфавит для тайной переписки Кастро с королем; король
отдал также приказ дону Гарсии Толедскому, начальнику испанских галер,
обязывая его помочь Кастро переправить в Италию вверительные грамоты папе и
письмо, относящееся к цели его путешествия. Он имел при себе также письма к
кардиналам Пачеко, Борромео, Вители, Медичи, Мантуи, Альтана, Гонсаго,
Морона, Св. Климента, Триента, Аосты, Св. Марии Арачели, Лесиса, Арагона и
Амулио, а также к послу дону Луису де Рекесенси-Суньиге, великому командору
Кастилии.
XXIII. Предвидя события, к которым могло подать повод это путешествие,
король передал своему посланнику письма к королю и королеве Франции, к
коннетаблю этого королевства, к дону Франсиско д'Алаве, своему послу в
Париже, к дону Гомесу Суаресу де Фигеросу, своему послу в Генуе, к герцогу
д'Алкале, вице-королю Неаполя, к дону Габриэлю де Кауве, губернатору Милана,
к великому герцогу Тосканскому [101] и к князю Марко Антонио Колонне [102].
XXIV. Среди статей этих инструкций замечательна следующая: "Хотя
следует надеяться, что Бог вразумит верховного первосвященника надлежащим
образом, не должно пренебрегать средствами, предлагаемые нам миром для
успеха в столь справедливом предприятии, в котором замешана честь короля и
святого трибунала Испании. Поэтому надо постараться узнать связи лиц,
могущих более всего повлиять На это дело, каково бы ни было их звание, и
привлечь их на свою сторону всеми возможными средствами". Кто хорошо знает
римскую курию, тот сумеет оценить смысл этих слов и поймет, как страстно
желали помешать тому, чтобы документы процесса, начатого с таким произволом,
были посланы в Рим.
XXV. Дон Родриго де Кастро устроил так, что Пий IV согласился оставить
в Испании документы процесса и самого Каррансу. В консистории, заседавшей 13
июля 1565 года, он назначил судей, которые должны были отправиться в это
королевство. Это были: кардинал Буонкомпаньи (впоследствии ставший папой под
именем Григория XIII) с титулом чрезвычайного легата, архиепископ города
Россано (который был папою под именем Урбана VII) [103], аудитор Роты
Альдобрандини (впоследствии кардинал) и генерал францисканского ордена
(впоследствии ставший папой под именем Сикст V). Верховный первосвященник
уведомил Филиппа об этих назначениях своим бреве от 21 августа.
XXVI. Папские посланцы прибыли в Испанию в ноябре. Филипп II выехал
навстречу легату к воротам Алкалы и оказал ему самый лестный прием, чтобы
побудить его согласиться на предложение присоединить к судьям из Рима членов
совета испанской инквизиции. Легат, достаточно знавший их, чтобы предвидеть
неудобство этой меры, отказался.
XXVII. По приказу короля для успеха этого дела были пущены в ход
многочисленные и серьезные интриги, но все было безрезультатно. Между тем
узнали, что папа умер в ночь с 8 на 9 декабря. Буонкомпаньи, желая
присутствовать на конклаве, тотчас отправился на почтовых в Рим, никого не
предупредив, даже короля; он оставил архиепископа и его процесс в том
положении, в каком они были в 1562 году.
XXVIII. 17 января 1566 года был избран св. Пий V. Кардинал Буонкомпаньи
узнал об этом в дороге и остановился в Авиньоне [104]. Филипп послал
чрезвычайного курьера к новому папе, чтобы просить его подтвердить
распоряжения его предшественника. Он получил то, чего желал. Его
Святейшество в то же время послал бреве кардиналу, чтобы он вернулся в
Испанию. Кардинал отвечал ему, что до исполнения его приказаний он считает
нужным иметь с ним частный разговор, и продолжал путь. По прибытии в Рим он
дал отчет новому папе в том, что происходит в Испании, и доказал ему, что
процесс Каррансы не может быть там проведен беспристрастно, хотя бы даже
судьями, посланными из Рима. Пий V принял тогда два решения. Первое состояло
в том, что архиепископ Толедский должен быть отправлен в Рим вместе с
документами всего процесса. Вторым решением дом Фернандо Вальдес был
отставлен от должности главного инквизитора. Последняя мера показалась ему
необходимою на тот случай, если потребуется выслушать новых свидетелей в
Испании.
XXIX. Саласар де Мендоса утверждает, что Филипп II послушался
немедленно. Но этот писатель не видел истории процесса. Он ошибается, говоря
о немедленном подчинении; на самом деле известно, что с обеих сторон
возникли споры, причем Пий V держался твердо, и Филипп II, несмотря на свою
гордость, принужден был уступить после папской угрозы отлучения короля от
Церкви интердиктом на все королевство. Документы процесса существуют; я
ссылаюсь на эти документы.

Статья шестая

ОТЪЕЗД АРХИЕПИСКОПА В РИМ

I. Король назначил на должность главного инквизитора дома Диего
Эспиносу, члена государственного совета, председателя совета Кастилии,
впоследствии кардинала, епископа Сигуэнсы. Верховный первосвященник 9
сентября того же года послал буллу, в которой говорил, что ввиду преклонного
возраста Вальдеса он счел нужным дать ему помощником дома Диего Эспиносу.
Этот помощник будет исполнять при жизни Вальдеса обязанности заместителя, с
определенной оговоркой, что он будет управлять делами главной инквизиции
лично, не отдавая в этом отчета Вальдесу. Для этого он давал Эспиносе те же
полномочия, которыми пользовались Вальдес и его предшественники. Эти папские
распоряжения были опубликованы, чтобы не опозорить Вальдеса. Но Его
Святейшество сообщил Эспиносе свои тайные намерения в бреве от 1 октября,
переданном ему епископом Фьезоле, на которого он должен был полагаться, как
на него самого, во всем, что тот скажет ему. Бреве по существу говорило, что
он должен старательно избегать разговоров с Вальдесом о процессе
архиепископа.
II. Возвращаясь к процессу Каррансы, надо сказать, что папа отправил в
Испанию в качестве чрезвычайного нунция Пьетро Камайяни, епископа Асколи, с
самым категорическим приказом не возвращаться в Рим без архиепископа и
документов его процесса. 30 июля он адресовал ему бреве, которое заслуживало
бы быть помещенным здесь, так как оно очень важно. Но оно слишком длинно, я
чувствую необходимость сократить рассказ о деле, которое и обширно и сложно.
В этом бреве сказано, что медлительность, проявленная в следствии по
процессу Каррансы, равно как и его содержание в тюрьме являются предметом
скандала не только в Европе, но и во всем христианском мире. Папа
приказывает нунцию под угрозой отлучения и других кар, назначенных для
ослушников, объявить, как только он прибудет в Мадрид, с угрозой теми же
наказаниями, архиепископу Севильи, совету инквизиции и другим лицам,
заинтересованным в процессе Каррансы, полную отмену полномочий, дарованных
им по делу архиепископа, и приказ, под угрозой отлучения во всем его объеме,
немедленно выпустить его на свободу, без промедления и протеста, не требуя
от него никакой гарантии, и передать в руки нунция подлинные документы
процесса целиком, чтобы он мог увезти их в Рим; подвергнуть тем же карам
всех держателей бумаг, относящихся к этому делу, если они не поспешат их
выдать; передать архиепископу, как только он будет на свободе, приказ
отправиться лично в Рим, чтобы там продолжался и решался его процесс, с
обязательством по адресу Каррансы назначить до отъезда администратора его
епархии.
III. Нунций прибыл в Мадрид. Вопреки строгости приказов и угроз из
папских распоряжений ничего не вышло. Архиепископ не был выпущен на свободу.
Король послал в Вальядолид отряд своей гвардии как бы для того, чтобы
служить Каррансе эскортом до Картахены, откуда ему было назначено отплыть.
Он был задержан в Вальядолиде, и здесь было проявлено столько медлительности
в распоряжениях по отъезду архиепископа, что он мог быть в Риме только
накануне праздника Тела Божия, 29 мая следующего года.
IV. Что касается документов процесса, то достаточно сказать, что
понадобились новые угрозы отлучением со стороны нунция, чтобы добиться их
отправки; это задержало архиепископа в Картахене на целых четыре месяца.
Воспользовались неведением комиссара и тайной, с которой велось дело, для
того, чтобы передать только часть документов процесса. Остальную часть
затребовали из Рима после того, как заметили, что отсутствует часть
документов; вследствие этого произошла новая проволочка, продолжавшаяся не
менее года. Все эти обстоятельства ясно показывали желание инквизиторов
оттянуть решение дела до смерти архиепископа. Толедский капитул
продемонстрировал самую мужественную преданность. Он назначил во время
задержания своего главы двух человек для оказания ему всевозможных услуг, и
поручил им не покидать его ни на одну минуту ни во время путешествия, ни во
время пребывания в Риме.
V. Наконец наш прелат вышел из тюрьмы 5 декабря 1566 года, после семи
лет трех месяцев и двух недель заключения, проведенного в двух комнатах,
откуда он не мог видеть ни поля, ни улицы и где ему можно было говорить
только с двумя слугами и двумя защитниками. Я не говорю о судьях и
чиновниках инквизиции, вид коих мог быть ему только неприятен.
VI. Обвиняемому отказали в разрешении назначить администратора епархии,
хотя приказ об этом определенно находился в папском бреве. Мотивом,
выставленным для оправдания нарушения папского распоряжения, явилось
следующее обстоятельство: Его Святейшество, приказывая это, не знал, что
администратор уже был назначен королем и что Павел IV подтвердил это
назначение.
VII. Карранса путешествовал в носилках в сопровождении дома Диего
Гонсалеса, вальядолидского инквизитора, и дома Лопе д'Авельянеды, который
был назначен домом Гаспаром де Суньигой в 1561 году для его караула.
Последняя предосторожность доказывает, что он не был свободен.
VIII. Архиепископ прибыл в Картахену 31 декабря, и ему отвели помещение
в крепости. С этого времени он находился на ответственности наместника
провинции, вследствие чего Гонсалес и королевская гвардия вернулись в
Вальядолид. Не дали бы подобного эскорта прелату, если бы инквизиторы верили
в преподаваемое ими учение об отлучении, которым папа поражает строптивых,
отказывающихся подчиниться приказам, выраженным в его буллах.
IX. В воскресенье, 27 апреля 1567 года архиепископ Толедский отправился
из Картахены на первой неаполитанской галере. Его поместили в люке, потому
что кормовая каюта была занята герцогом Альбой, губернатором фландрских
провинций.
X. Кроме его слуг и главного стража Авельянеды, его сопровождали члены
совета инквизиции; дом Диего де Симанкас, избранный епископом
Сыодад-Родриго, и дом Антонио Пасос, который был назначен епископом Пати в
Сицилии по прибытии в Рим; калаорский инквизитор дом Педро Фернандес де
Теминьо, впоследствии епископ Авилы; дом Херонимо Рамирес, прокурор совета
инквизиции, умерший в Риме; Севастиан де Ландета и Альфонсо де Кастельон,
секретари вальядолидской инквизиции, а также другие чиновники, которые все
путешествовали за счет прелата. С ним были также его защитники дон Мартин
д'Альпискуэта и дон Альфонсо Дельгадо, каноник и инспектор школ толедской
церкви, бывший потом епископом Асторги.
XI. Когда галера прибыла в Геную, герцог Альба высадился, чтобы
отправиться во Фландрию, а другие пассажиры для того, чтобы неделю
отдохнуть. Архиепископ перешел в кормовую каюту 18 мая, в день Троицы. 25
мая прибыли в Чивитавеккью, где их ожидали испанский посол Рекесенс и Паоло
Вислерсио, племянник папы и капитан его гвардии. Посол завладел особою
архиепископа, согласно королевскому приказу, и передал его в Риме 29 мая в
руки папы. Саласар де Мендоса утверждает, что это событие произошло 27 мая.
Мы должны в этом случае более доверять Херонимо Лонгомарсинио, который был в
Риме, где написал комментарии к письмам Джулио Поджиано.

Глава XXXIV

КОНЕЦ ПРОЦЕССА АРХИЕПИСКОПА ТОЛЕДО. СМЕРТЬ ПРЕЛАТА

Статья первая

ИНТРИГИ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ НОВЫХ ОТСРОЧЕК

I. Когда архиепископ Толедский прибыл в Рим, папа назначил ему местом
заключения апартаменты, занимаемые верховными первосвященниками в замке Св.
Ангела. Это помещение, более обширное, чем то, которое Карранса занимал в
Испании, дало ему свободу движений, в которой он нуждался; теперь он мог
наслаждаться видом Тибра и лугов, украшающих его берега. Его здоровье
поправилось, и силы восстановились. Ему было позволено иметь прислуги на три
человека больше, чем в Вальядолиде. Святой отец запретил говорить с ним о
его деле. Пока процесс продолжался, ему не было разрешено ни причащение, ни
служение обедни. В Испании он не имел свободы исповедоваться; в Риме ему
даровали эту милость в юбилей, следовавший за его прибытием, и затем четыре
раза в год.
II. Пий V назначил шестнадцать юрисконсультов процесса, а именно:
кардинала Ревиву, сицилианца, архиепископа Пизы [105], патриарха
Константинопольского [106] и епископа Сабины; [107] кардинала Пачеко,
испанца, первого архиепископа Бургоса, покровителя испанских церквей;
кардинала Гамбайю, итальянца, епископа Витербо (все трое были главными
инквизиторами); кардинала Кьезу, миланца, префекта папской сигнатуры [108]
по делам правосудия; дома Гаспара де Сервантеса, испанца, архиепископа
Таррагоны и впоследствии кардинала; дома Диего де Симанкаса, испанца,
епископа Сьюдад-Родриго, а затем Бадахоса и Саморы, члена совета испанской
инквизиции; дома Антонио Мориса де Пасоса, испанца, епископа Пати в Сицилии,
затем епископа Авилы и Кордовы, председателя совета Кастилии; дома Родриго
де Вадильо, испанца, епископа Чефалу, бывшего генерала бенедиктинского
ордена, одного из квалификаторов процесса; дома Педро Фернандеса де Теминьо,
члена совета испанской инквизиции и затем епископа Авилы; брата Томаса
Манрике, испанца, доминиканца, гофмейстера апостолического дворца; Хуана
Антонио Сарторио, архиепископа Санта-Северины, депутата испанской
инквизиции, потом кардинала и председателя папского епитимийного суда;
Феликса Перети, епископа Санта-Агата де Готи, затем кардинала и папы под
именем Сикст V; Эвстаджо Лукателли, епископа Ареццо; доктора Артимо,
аудитора по делам апостолической камеры, и Пьетро де Камайяно, епископа
Фьезоле. Папа назначил обвинителями прокурора совета инквизиции, двух
секретарей-итальянцев и двух приехавших из Испании. Он приказал перевести
весь процесс на итальянский язык; на этот труд пошел остаток 1567 года и
часть следующего.
III. Толедские каноники представились папе и вручили ему письмо от 8
нюня, которое толедский капитул адресовал Его Святейшеству, умоляя
верховного первосвященника принять во внимание заслуги архиепископа и его
высокое положение, а также честь и утешение их церкви, которая в течение
восьми лет была лишена своего пастыря. Он надеялся, что святой отец
соблаговолит оказать прелату милость, совместимую с правосудием и религией.
Пий V ответил 20 июля толедскому капитулу, что с удовольствием прочел его
письмо, потому что оно обнаруживает благороднейшие чувства и трогательный
интерес к участи прелата. Он обещает капитулу исполнить просьбу, в
особенности приказать быстрый разбор процесса, как только будет окончен
перевод документов. Он рекомендует ему умолять о помощи Святого Духа для
счастливого конца этого дела. Вследствие этого, хотя капитул предварил
путешествие своих депутатов девятидневкой торжественных месс и несколькими
крестными ходами, он распорядился отслужить утроенное число обеден и
совершить много благочестивых дел, чтобы вымолить милость Неба.
IV. Когда было замечено, что произведения и рукописи Каррансы остались
в Испании, Его Святейшество приказал своим бреве от 7 ноября выслать их
тотчас в Рим. Почему эти бумаги не были посланы вместе с остальными
документами процесса? Разве они не составляли его части? Разве не
предвидели, что папа потребует их? Преступное желание продлить
судопроизводство было настоящей причиной этого упущения и множества других
беззаконий, на которые можно было жаловаться. Папская булла, приказывавшая
отправку документов всего процесса целиком, была плохо исполнена, как видно
из этого обстоятельства, которое не было последним, так как в Риме
обнаружили, что недостает еще других бумаг, о которых упоминается в заметках
и актах судопроизводства. Их потребовали; они были посланы в 1570 году, что
породило новое промедление. Поверим ли мы, что подобное неповиновение
папским приказаниям, даже под угрозой отлучения, не имело иной причины,
кроме небрежности секретарей и других низших чиновников святого трибунала?
V. Когда перевод документов был закончен и начались конференции
юрисконсультов, прокурор потребовал, чтобы они происходили в присутствии
папы. Эта просьба излишне затянула обсуждение дела, так как верховный
первосвященник, у которого было много других дел, часто отсутствовал. Тот же
прокурор отвел Томаса Манрике, гофмейстера апостолического дворца, сказав,
что он доминиканец и друг Каррансы. Папа уважил отвод и назначил на место
Манрике доктора Толедо, иезуита, проповедника Его Святейшества и затем
кардинала, которого прокурор также счел нужным отвести по причине его
родственных связей с домом Антонио Толедским, великим приором ордена св.
Иоанна, другим другом архиепископа.
VI. Дом Гомес Теллес Гирон, администратор епархии, умер в это время, и
толедский капитул вторично написал папе 23 июля 1569 года, выражая крайнее
желание видеть наконец решение процесса архиепископа. Его Святейшество
ответил 19 августа с особой благосклонностью, излагая мотивы задержки, на
которую жаловались, и оправдываясь некоторым образом своими многочисленными
занятиями и сущностью этого дела, препятствующей ускорить его решение.
"Однако, - прибавлял Пий V, - мы надеемся, что это дело будет скоро
закончено. Оно уже достаточно продвинулось, чтобы уверить нас, что больше не
будет промедлений в вынесении приговора, который должен его закончить, и мы
поторопимся, как делали это до сих пор".
VII. При просмотре документов обнаружили большой беспорядок, царивший в
судопроизводстве. Открыли, что некоторые листы документов были изъяты и что
этим намеревались скрыть истину. Пий V, убежденный, что ему нелегко и даже
невозможно без больших затруднений изложить письменно свои мысли об этом
предмете, послал в Испанию Хуана де Бедойю, агента совета инквизиции, с
бреве от 11 февраля 1570 года, предназначенным для короля, в котором, не
называя предмета поручения своего посланного, он говорил между прочим: "Мы
поручили ему [Хуану де Бедойе] сделать от нашего имени Вашему Величеству
некоторые сообщения, относящиеся к святому трибуналу инквизиции, о которых
мы не сочли удобным писать вам. Мы просим во имя Господа Ваше Величество
поверить рассказу Бедойи и выслушать его с обычной вашей благожелательностью
и добротой. Мы уверены, что, Ваше Величество, чья любовь к нашему Искупителю
хорошо известна, ничего не пощадит для быстрого и постоянного исполнения
того, что имеет целью служение всемогущему Богу".
VIII. Неизвестно, что говорил Бедойя королю. Но заверено процессом, что
этот государь велел отыскать бумаги, относящиеся к процессу, и некоторые из
них были вручены главным инквизитором королю для отсылки в Рим. Эти
документы имели большое значение. Здесь были квалификации и показания,
благоприятные архиепископу. Изъявшие их были настолько ослеплены страстью,
что не обратили внимания на то, что они были упомянуты в других документах,
уже отправленных. Вопреки категорическому требованию папы и Филиппа об
отсылке всех бумаг, относящихся к Каррансе, в Испании удержали все
рукописные тетради катехизиса, взятые у маркизы д'Альканисес и послужившие
для квалификации этого труда, а также вторые и третьи экземпляры неизданных
произведений, переданные братом Альфонсо де Кастро, доминиканцем, и доктором
Астете, каноником Саморы. Это упущение на первый взгляд, по-видимому, не
содержало никакого коварного плана, так как послали в Рим печатные
экземпляры катехизиса и экземпляры других неизданных произведений, тетради,
найденные у архиепископа, изъятые у маркизы д'Альканисеса, у брата Доминика
де Рохаса, у брата Хуана де Вильягарсии, у брата Франсиско де Тордесильяса,
у брата Луиса де ла Круса и в женских монастырях - Вифлеемском и св.
Екатерины в Вальядолиде. Но позже признали, что эти бумаги были задержаны в
Мадриде для того, чтобы воспользоваться ими при каком-либо другом случае,
который действительно и представился, и чтобы породить мотивы новых
отсрочек, если бы эти бумаги были затребованы папой.
IX. В течение того же года в Мадрид прибыл кардинал Алессандрии,
племянник Его Святейшества. Он приехал по делам лиги, образованной против
Оттоманской империи, следствием чего явилась знаменитая победа, одержанная
доном Хуаном Австрийским в заливе Лепанто. Нельзя сомневаться (хотя это
мнение не основано ни на каком письменном документе), что кардиналу было
поручено переговорить с королем о деле архиепископа Толедского. Процесс так
подвинулся, что можно было бы его решить к выгоде Каррансы в том же году,
если бы папа, который первый составил проект лиги против турок, не изменил
своей линии в деле Каррансы.
Папа исходил из того, что он может надеяться на величайшую помощь со
стороны Филиппа II в деле создания лиги, и не считал себя связанным
относительно этого государя соображениями, имевшими непосредственное
отношение к процессу Каррансы.

Статья вторая

ОПРАВДАНИЕ АРХИЕПИСКОПА В СИЛУ НЕОПУБЛИКОВАННОГО ПРИГОВОРА

I. Св. Пий V подготовил окончательный приговор, но он счел удобным не
выносить его до тех пор, пока не узнает взглядов испанского короля, с
которым он хотел ладить. В приговоре он объявил, что обвинение прокурора
против архиепископа не доказано, и оправдал прелата. Что касается
рассмотренных произведений, он приказал, во-первых, вернуть катехизис его
автору для перевода его на латинский язык, для внесения всех необходимых
исправлений и ля изъяснения в католическом смысле отмеченных цензурой
тезисов. Во-вторых, приказал удержать запрещение этой книги главным
инквизитором Испании, пока она не будет снабжена разъяснениями; запрещения
Толкования соборного Послания св. Иоанна не отменять и не позволять печатать
и опубликовывать рукописные труды Каррансы, пока автор не внесет необходимых
изменений и не изъяснит их таким образом, чтобы пресечь опасность ложного
толкования.
II. Папа послал этот приговор испанскому королю через Алессандро
Казали, своего камерария. Он считал, что государь с удовольствием увидит,
что в существенном признали невиновность обвиняемого, и успокоится
относительно его книг, узнав, какое средство применено для устранения
опасности. Папа плохо знал характер Филиппа II; это и вызвало сделанный им
ошибочный шаг. Этот государь убедил себя, что он и испанская инквизиция
будут опозорены, если признают невиновность архиепископа. Он написал Его
Святейшеству с намерением доказать, что невозможно, чтобы автор книг,
содержащих такое большое количество лютеранских заблуждений, мог не быть
еретиком. Поэтому он просил папу отсрочить приговор Каррансы до возвращения
его камерария, которому он передаст для Его Святейшества важные документы,
подтверждающие истину сказанного.
III. Вследствие этого король велел составить опровержение апологии
катехизиса Каррансы; апология эта, как известно, принадлежала докторам
Альпискуэте и Дельгадо, защитникам Каррансы; кроме того, по повелению короля
был опубликован труд доктора Бальваса, аббата в Алькала-де-Энаресе,
озаглавленный Новая квалификация катехизиса Каррансы и веры его автора. В
процессе имеются письма епископа Овиедо к этому аббату от 22 апреля и от 20
мая 1571 года, где идет речь об этом деле.
IV. Филипп II послал эти два сочинения в 1572 году через Алессандро
Казали. Когда последний прибыл в Рим, св. Пий V, его господин, уже умер, и
Григорий XIII, его преемник, получил эти документы и велел приобщить их к
процессу.
V. Имеются указания, которые, по-видимому, дают право говорить, что
смерть папы была не естественной, но вызванной агентами испанской
инквизиции, желавшими противодействовать приговору по делу Каррансы. Я не
доверяю догадкам, но существуют письма, содержащие рискованные
предположения. Одно из них говорит: "Следует придавать мало важности смерти
человека, который показывает такое расположение к монаху-доминиканцу, своему
собрату, и компрометирует своими разговорами честь испанской инквизиции.
Последняя много выиграла бы, если бы такой папа умер".

Статья третья

НОВЫЕ ИНТРИГИ

I. В это время Филипп II поздравил нового папу с его вступлением на
кафедру Св. Петра и воспользовался этим обстоятельством для просьбы о
приостановке решения процесса архиепископа Толедского, пока папа не
ознакомится с мнением четырех испанских богословов, которых он собирается
послать к нему, чтобы дать новое освещение этому делу квалификацией
некоторых неизданных сочинений Каррансы. Эти богословы были: дон Франсиско
Санчес, профессор богословия в Саламанке; брат Диего де Чавес, духовник
короля; брат Хуан Очоа и брат Хуан де ла Фуэнте, магистры богословия.
II. Приехав в Рим, четыре богослова квалифицировали 14 января 1573 года
Толкование на Послание к Галатам; 25 февраля - Толкование на Пророка Исайю;
5 марта - Толкование на соборное Послание св. Иоанна и 6 марта - Толкование
на Послание к Филиппийцам. Они передали папе подлинник квалификаций и
послали копии в совет испанской инквизиции, который велел их приобщить к
процессу. Доктора Альпискуэта и Дельгадо говорили на суде в пользу своего
клиента против этих цензур, но их авторы возразили, что не удовлетворены.
III. Видя, какой оборот принимает дело, Филипп II сделал последнее
усилие, а члены совета инквизиции привели в действие самые могущественные
средства для получения отречения уважаемых богословов, высказавших мнение,
благоприятное катехизису, до ареста его автора. Они употребили для этого
террор и убеждение: террор заставлял богословов опасаться ареста в качестве
заподозренных в исповедании заблуждений, которые они одобрили, а путь
убеждения давал им благовидный предлог, для того чтобы переменить свое
первое суждение о Каррансе и как бы открыть в его неизданных произведениях
большее количество тезисов, которые можно понимать в лютеранском смысле.
IV. Первым попавшим в ловушку был человек, действительно достойный
уважения за свои познания, добродетели, происхождение и другие выдающиеся
качества; преклонней возраст и страх очутиться в тюрьме святого трибунала
извиняют его слабость, как и слабость достопочтенного Осии. 17 февраля 1574
года Альфонсо Дорига, секретарь совета инквизиции, вручил по приказу короля
доктору Альфонсо Серрано, докладчику совета, пакет для дома Педро Герреро,
архиепископа Гранады, содержавший следующие произведения:
1) печатный катехизис Каррансы;
2) рукописные тетради под э 1, 2, 3,4, 5,6 и 7;
3) толкования, помеченные в моем каталоге в главе XXXII под э 4, 5,6, 7
и 12;
4) девять проповедей, означенных у меня под э 32, 33, 34, 35, 36, 37,
38, 39 и 40.
V. 30 марта архиепископ Гранады объявил ложными семьдесят пять тезисов
того самого печатного катехизиса, в котором раньше он не нашел ни одного,
заслуживающего богословской цензуры. Он прибавил, однако, что эти
погрешности произошли от редактирования труда по-испански; если бы он был
опубликован по-латыни, то, по его заявлению, следовало бы вычеркнуть,
исправить или объяснить тридцать один тезис. Этот прелат говорил также, что
находит двести девяносто две погрешности в рукописных тетрадях, а именно:
сто одиннадцать в третьей, восемьдесят шесть в шестой, девяносто девять в
седьмой и шестьдесят шесть в толкованиях и проповедях. Отсюда он и сделал
заключение, что автора можно заподозрить в ереси.
VI. Докладчик Серрано с торжеством вернулся в Мадрид, и из письма,
адресованного советом королю 8 августа, видно, как он был доволен этим
достижением. "Следует неотложно послать эту квалификацию в Рим, потому что
активность, с которой ведут дело Каррансы, заставляет опасаться, что оно
будет скоро решено; эта мера особенно важна, поскольку там придают большое
значение мнению архиепископа Гранады".
VII. Это письмо сопроводили кратким содержанием цензур, в котором
говорилось, что Герреро осудил триста тридцать тезисов как ложные, в том
числе семьдесят два как еретические. В этом подсчете заключается ошибка и
коварство. Ошибка потому, что, подводя итог, мы находим четыреста тридцать
три тезиса; коварство потому, что двести девяносто два тезиса рукописных
тетрадей не должны браться в расчет, так как эти тетради только черновики
печатного катехизиса, в котором найдено семьдесят два тезиса. Итак, был
только сто тридцать один тезис, осужденный, но не как еретический. Я не могу
не сделать этого замечания, потому что оно показывает ожесточение совета
против Каррансы и упорное желание выставить его еретиком.
VIII. Серрано отправился затем к дому Франсиско Бланке, епископу
Малаги. Этот прелат 29 апреля взял назад свое мнение, высказанное в 1558
году, когда он был епископом Оренсе. Он осудил шестьдесят восемь тезисов
катехизиса, хотя раньше хвалил эту книгу. Серрано тотчас уведомил об этом
совет и известил его, что епископ квалифицировал Каррансу сильно
заподозренным в ереси. В это время стало вакантным архиепископство Сант-Яго,
и король назначил туда этого прелата.
IX. Дом Франсиско Дельгадо, епископ Хаэна, одобривший в 1558 году
катехизис, уступил соображениям, высказанным его коллегами; он оказался
послушным воле короля. 8 июня 1574 года он осудил триста пятнадцать тезисов,
говоря, как и другие, что это сделано из повиновения приказу короля, который
велел передать ему неизданные произведения архиепископа через брата
Франсиско д'Орантеса, провинциала францисканцев, и брата Хуана де ла Фуэнте,
уже вернувшегося из Рима. Дом Франсиско Дельгадо вскоре получил
архиепископство Сант-Яго по смерти Бланке, но не намного пережил его и не
мог даже вступить в управление своей новой епархией.
X. Брат Хуан де ла Фуэнте доложил королю извлечение из квалификаций,
сделанных им и тремя его товарищами в Риме. Этот документ был подписан 12
мая братом Диего де Чавесом. В августе постарались получить подобные
отречения и новые осуждения от доктора Фернандо де Бариоверо,
каноника-учителя и профессора богословия в Толедо, а 11 сентября - от брата
Мансио дель Корпуса, доминиканца, профессора в Алькале. Король не послал в
Рим (вопреки настояниям совета инквизиции) квалификаций этих прелатов. Он
счел более подходящим написать папе, будто он осведомлен, что архиепископы
Гранады и Сант-Яго могут сделать важные разоблачения относительно Каррансы и
что он надеется получить распоряжения Его Святейшества о том, как следует
поступить при подобных обстоятельствах.
XI. 7 августа того же года Григорий XIII издал бреве, которым поручал
Дому Гаспару де Кироге главному инквизитору (потом он был кардиналом и
преемником Каррансы на толедской кафедре), принять перед нотариусом и в
присутствии свидетелей подкрепленные присягою показания архиепископов
Гранады и Сант-Яго и послать их в Рим запечатанными. 17 октября святой отец
велел послать подобное же бреве епископу Хаэна, канонику-учителю Толедо, и
профессору Мансио. Главный инквизитор назначил для этой цели комиссаров,
которым он вручил письменные инструкции. Комиссарам было предписано
потребовать от них присягу говорить правду и хранить тайну; обязать их
заявить, что мотив, по которому они одобрили катехизис в 1558 году и
переменили мнение впоследствии, был основан на более серьезном и более
глубоком изучении этого труда, а также на знакомстве с другими сочинениями
автора; заставить их изложить в отдельном документе, как они судят теперь о
произведениях и вере Каррансы, остерегаясь говорить, будто они делают это по
приказу короля, как они сообщали в первый раз, но, наоборот, заявляя, что
действуют в силу папского бреве.
XII. Комиссары исполнили поручение в течение сентября, октября и
ноября, и труд их был послан в Рим в декабре. Я замечу, что дом Франсиско
Бланке, осудивший 29 апреля шестьдесят восемь тезисов катехизиса, 29 октября
признал ложными двести семьдесят три тезиса, как в катехизисе, так и в
других сочинениях, и шестьдесят три тезиса из этого числа назвал
еретическими.
XIII. Эта необычайная перемена взглядов пяти лиц, теперь утверждавших
то, что ими раньше не признавалось, объяснялась в их заявлениях как
продиктованная справедливостью, совестью, ревностью к католической вере и
намерением угодить Богу. Именно эти чувства будто бы заставили богословов
объявить, что они считают себя обязанными, чтобы быть верными закону Божию,
обнаружить свои убеждения и тем обеспечить торжество истины и правосудия.
Интрига не преминула произвести в Риме результат, горячо желаемый королем,
членами совета и всеми агентами святого трибунала, в которых ненависть
будила желание гибели архиепископа.

Статья четвертая

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

I. Показания пяти новых значительных свидетелей, приобщенные к
процессу, переведенные на латинский язык, с осуждениями, рассматриваемыми
как их составная часть, совершенно изменили процесс. Они доставили прокурору
инквизиции, испанским юрисконсультам и некоторым подкупленным юрисконсультам
Рима оружие тем более страшное, что имена Герреро, Бланке и Дельгадо
пользовались бесконечным уважением со времени Тридентского собора и их
показания были подкреплены довольно большим числом доводов, убеждающих, что
мотивы для перемены их мнения были искренни и законны.
II. Григорий XIII попал в западню, которой ему действительно трудно
было избежать, так как интрига имела своим главою такого могущественного
государя, как Филипп, а агентами - членов такой искусной и страшной
корпорации, как испанская инквизиция. Григорий хорошо распознал в Мадриде
пружины, приводимые в действие для гибели Кар-рансы, и уверил Пия V, что
нельзя справедливо решить этот процесс, если бы даже это было поручено
иностранным судьям. Но он был далек от мысли, что в Риме недоброжелательство
против Каррансы проявится, быть может, еще более активно.
III. Папа любил справедливость. Он думал, что поступает согласно ее
требованиям, когда он приказал 14 апреля 1576 года, накануне Вербного
воскресения, дому Бартоломео Каррансе, архиепископу Толедскому, отречься от
всех ересей вообще и в частности от шестнадцати лютеранских тезисов, в
которых его объявили заподозренным. В наказание за проступки, подавшие повод
к этому приговору, ему было запрещено на пять лет отправление должности
архиепископа; он был присужден к заключению на этот срок в доминиканском
монастыре в городе Орвието в Тоскане, а пока в доминиканском монастыре
Минервы в Риме, где на него наложили в виде духовной епитимьи некоторые
благочестивые упражнения, между прочим посещение в один день семи церквей:
Св. Петра, Св. Павла, Св. Иоанна Латеранского, Св. Креста в Иерусалиме, Св.
Севастиана, Св. Марии Великой и Св. Лаврентия. Запрещение инквизиции чтения
его катехизиса на испанском языке было удержано.
IV. Лютеранские тезисы, от которых Карранса отрекся и в которых его
объявили заподозренным, были следующие:
1) Дела, совершенные без духа любви, какого бы свойства они ни были,
суть грехи и оскорбляют Бога.
2) Вера есть первое и главное средство обеспечить свое оправдание.
3) Человек безусловно оправдан правосудием Иисуса Христа; этим
правосудием Иисус Христос проявил заслуги для нас.
4) Никто не получает правосудия Иисуса Христа, если он не верит твердо
и положительно, что он получил его.
5) Находящиеся в состоянии смертного греха не могут понять Священного
Писания и рассуждать о предметах веры.
6) Естественный разум противоречит вере в том, что имеет отношение к
религии.
7) Зародыш греха существует в крещеных с качеством греха.
8) Истинная вера не существует более в грешнике, утратившем благодать
через грех.
9) Покаяние равно крещению и есть не что иное, как новая жизнь.
10) Господь наш Иисус Христос искупил наши грехи так действенно и так
полно, что от нас не требуется никакого искупления.
11) Вера без дел достаточна для того, чтобы быть спасенным.
12) Иисус Христос не был законодателем, и в его намерение не входило
создание законов.
13) Поступки и подвиги святых служат нам только примером, но святые
никоим образом не могут нам помогать.
14) Употребление святых икон и почитание мощей святых суть чисто
человеческие обычаи.
15) Теперешняя церковь не имеет ни озарения, ни авторитета в такой
степени, в какой это было в первобытной церкви.
16) Положение апостолов и монахов ничем не отличается от обыкновенного
положения христиан.
V. Из показаний девяноста шести свидетелей нельзя заключить, чтобы
архиепископ Толедский когда-либо высказал какой-нибудь из этих шестнадцати
тезисов. Однако все эти свидетели в судебном порядке, без посредства и даже
без ведома подсудимого, были допрошены людьми, привыкшими заставлять
свидетелей говорить больше, чем они хотят. Я не читал произведений, которые
послужили материалом для процесса, но я знаю их квалификации. Из них не
видно, чтобы Карранса утверждал хотя бы один из этих шестнадцати тезисов; но
текст некоторых из них заставил цензоров поверить, что он исповедовал их и
многие другие, так как его не обязали отрекаться ни от многих сотен тезисов,
которые сочли нужным осудить, ни от семидесяти двух, квалифицированных
еретическими. С другой стороны, нельзя утверждать, что он высказывал устно
или выражал в письменной форме какой-либо из шестнадцати тезисов, которые
были сочтены лютеранскими, и я без колебания говорю, что этот приговор не
может заслуживать одобрения добросовестных людей.
VI. Архиепископ выслушал свой приговор со смирением и был оправдан с
предостережением (ad cautelam). Он служил обедню в четыре первых дня
Страстной недели и в понедельник на Пасхе 23 апреля посетил все семь
церквей. Он отказался от носилок, которые предложил ему папа, как публичное
доказательство своего уважения и участия. На другой день он служил обедню в
церкви Св. Иоанна Латеранского - в последний раз в своей жизни. Задержав
мочу, он потом не мог уже ее выделить. Он умер 2 мая в три часа утра в
семидесятидвухлетнем возрасте, проведя восемнадцать лет в полном заключении.
VII. Узнав 30 апреля о серьезности положения архиепископа, папа послал
ему полное отпущение грехов и освобождение от наложенной на него епитимьи.
Святой отец действовал по своей доброй воле для утешения больного и, если
возможно, для восстановления его здоровья. Это известие дало архиепископу
большое удовлетворение, вследствие чего он принял спокойно и даже радостно
три таинства - исповедь, причащение и соборование.
VIII. Он составил завещание в присутствии одного из секретарей процесса
и назначил душеприказчиками своего верного друга дома Антонио Толедского,
великого приора ордена св. Иоанна и шталмейстера короля; докторов Мартина де
Альпискуэта Наварро и Альфонсо Дельгадо, своих защитников, которые его
никогда не покидали; дома Хуана де Навар-ра-и-Мендосу, регента и каноника
Толедского собора (он был сыном графа Лодосы и происходил по мужской
побочной линии от королей Наварры); брата Фернандо де Сан-Амбросио, его
попечителя, который был предан ему со времени получения архиепископских
булл, и брата Антонио д'Утрилью, являвшегося истинным образцом верности и
преданности и добровольно разделявшего с архиепископом его
восемнадцатилетнее пленение. Он не получил разрешения, в котором нуждаются
епископы для составления завещания; но так как папы располагали тогда
доходами с экономии, Григорий XIII одобрил и приказал исполнить все
благочестивые распоряжения архиепископа.
IX. 30 апреля, после того как прелат получил отпущение грехов, до
молитвы перед принятием напутствия он сделал по-латыни, в присутствии трех
секретарей его процесса, многих испанцев и нескольких итальянцев, следующее
заявление, которое произнес медленно и отчетливо, чтобы могли слышать все:
X. "Принимая во внимание, что я был заподозрен в приписанных мне
заблуждениях, считаю своим долгом обнаружить свои убеждения на этот счет в
том состоянии, в котором я нахожусь. С этим намерением я велел пригласить
четырех секретарей моего процесса. Итак, я беру в свидетели небесный суд и в
судьи владыку Господа, который пришел ко мне в принятом мною таинстве,
ангелов, которые его сопровождают и которых я избрал постоянными
заступниками моими перед ним. Я клянусь всемогущим Богом, последней минутой
моей жизни, отчетом, который скоро я должен буду дать Богу, что в то время,
когда я преподавал богословие в моем ордене, а потом писал, поучал и
проповедовал в Испании, Германии, Италии и Англии, я всегда имел целью
торжество веры в Господа нашего Иисуса Христа и борьбу с еретиками. Его
божественное величие соблаговолило прийти мне на помощь в этом предприятии,
так как я обратил в Англии действием его благодати многих еретиков в
католическую веру, когда я прибыл в это королевство с королем, моим
господином. Я велел с его согласия вырыть трупы величайших еретиков того
времени и сжечь их для удостоверения могущества инквизиции. Католики, как и
еретики, постоянно называли меня первым защитником веры. Я могу поистине
удостоверить, что постоянно был одним из первых, работавших на благо святого
дела, поступая по приказанию короля, нашего государя. Его Величество был
свидетелем части моих поступков. Я любил его и действительно люблю еще
теперь; ни один сын не имел и никогда не будет иметь к нему большей
преданности, чем я.
Я удостоверяю также, что в течение моей жизни мне никогда не
приходилось излагать, проповедовать и поддерживать ересь или что-либо
противоположное истинному верованию римской Церкви. Никогда я не впадал в
заблуждение, в котором меня объявили заподозренным, придавая моим словам
смысл, совершенно отличный от того, который я давал им сам. Я клянусь всем
сказанным и самим Господом, которого беру в судьи, что -мне никогда не
приходила в голову ни одна из вышеупомянутых мыслей и из тех, которые были
показаны в возбужденном против меня процессе; что я никогда не имел ни
малейшего сомнения ни в одном из пунктов вероучения; наоборот, учил, писал,
наставлял и проповедовал святую веру с такой же твердостью, как исповедую ее
теперь, в минуту моей смерти.
Я не перестаю признавать справедливым вынесенный мне приговор, потому
что он произнесен наместником Иисуса Христа. Я принял его и считаю законным,
поскольку он вынесен человеком, соединяющим со званием наместника Иисуса
Христа звание судьи, одаренного мудростью и истинным прямодушием. Я прощаю в
минуту своей смерти, как я делал это всегда, все оскорбления, нанесенные
мне, какого бы свойства они ни были. Я прощаю также тех, кто выступал против
меня в моем процессе и принимал в нем хотя бы малейшее участие. Я никогда не
питал зла против кого-либо из них; напротив, я поручил их Богу. Я делаю это
искренно в настоящее время, любя их от всего сердца, и я обещаю, если попаду
туда, куда надеюсь попасть волею и милосердием Господа, что ничего не
потребую против них, но буду молить Бога за всех".
XI. Гробница архиепископа была установлена 3 мая на солее церкви
монастыря Минервы рядом с двумя кардиналами из фамилии Медичи, по бокам
которых находились мраморные статуи пап Льва X и Климента VII из той же
фамилии. Григорий XIII, объявивший его заподозренным в ереси, велел
выгравировать на камне гробницы надпись противоположного содержания. Может
быть, он приказал это сделать ввиду заявления Каррансы в час смерти.
XII. Вот эта надпись:
"Deo optimo maximo. Bartholomeo Carranza, Navarro, dominicano,
archiepiscopo Toletano, Hispaniarum primata; viro genere, vita, Doctrina,
Contione, atque eleemosinis claro; magnis muneribus a Carolo V imparetore et
a Philipo II rege catholico sibi commissis egregie functo; animo in
prosperis modesto et in adversis aequo. Obiit anno 1576 die secundo mail,
Athanassio et Antonino sacro; aetatis suae 73".
XIII. "[Слава] Богу милостивому и великому. Бартоломео Каррансе, родом
из Наварры, доминиканцу, архиепископу Толедскому, примасу Испании; мужу,
знаменитому происхождением, жизнью, учением, проповедью и милосердием;
отлично исполнившему многие служения, порученные ему императором Карлом V и
католическим королем Филиппом II; скромному в счастии и терпеливому в
несчастии. Скончался в 1576 году, 2 мая, в день святых Афанасия и Антонина,
в возрасте 73 лет".
XIV. Если папа назвал Каррансу человеком, знаменитым своим учением и
своей проповедью, невероятно, чтобы он считал его книги и проповеди полными
ересей.
XV. Папа уведомил толедский капитул о приговоре и о дне, когда он был
вынесен; затем он сообщил о смерти архиепископа и поручил молиться Богу об
упокоении его души. Сначала ему устроили торжественные похороны в Риме;
несколько времени спустя еще торжественнее справили их в Толедо, где после
него кафедру занимал дом Гаспар де Кирога, главный инквизитор, епископ
Куэнсы, бывший потом кардиналом. Этот прелат (бывший каноником Толедского
кафедрального собора) держал в своих руках синод и провинциальный собор.
XVI. Он счел неудобным, чтобы портрет его предшественника не был
помещен в зале заседаний рядом с портретами других архиепископов. Он велел
расположить его рядом с портретом кардинала дома Хуана Мартинес Силисео. Это
доказывает, что он не краснел при мысли, что когда-нибудь поместят его
собственный портрет рядом с портретом дома Бартоломео.
XVII. Было в обычае писать эпитафии всех архиепископов на двери храма.
Капитул дал доказательство умеренности, удовлетворившись краткой надписью:
"Prater Bartholomeus de Carranza et Miranda, ordinis predicatorum,
archiepiscopus Toletanus obiit postridie Galendas maii anno MDLXXVI". Это
значит: "Брат Бартоломео де Карранса-и-Миранда, из ордена проповедников
архиепископ Толедский, умер на другой день майских календ 1576 года". Пример
папы должен был бы, по-видимому, побудить его с большим почтением говорить о
своем архиепископе, так как это неприятное упущение поражает взор среди
похвальных эпитафий других архиепископов. Разве не прославляли Элипанда?
Всем, однако, известно, что Элипанд был осужден как рядовой еретик и даже
как учитель-еретик.
XVIII. Вопреки несправедливой победе, одержанной святым трибуналом в
процессе Каррансы, инквизиторы были недовольны, что он не был лишен сана
архиепископа Толедского. Пятилетнее устранение от должности показалось им
карой исключительно легкой. Они опасались даже, что папа освободит его от
этого наказания, как он и сделал действительно через неделю после
произнесения приговора.
XIX. Их досада вылилась в письмах, находящихся среди документов
мадридского процесса, писанных из Рима на первый, второй и третий день после
приговора. Среди множества вещей, которые там встречаются и которые в
настоящее время опозорили бы писавших их, замечателен совет, данный королю,
не допускать ни под каким предлогом, чтобы Карранса вернулся в Испанию, в
особенности не разрешать ему управлять епархией, даже по истечении
пятилетнего срока наказания. Зависть и ожесточение заставляют их
предполагать, что было бы скандалом и позором для толедской Церкви видеть в
составе своих священнослужителей и в епархии человека, осужденного
инквизицией; эти же чувства толкали их на заявление, что было бы лучше, если
бы король уговорил папу убедить Каррансу выйти в отставку с сохранением
пенсии для помещения затем на эту кафедру человека, более достойного ее
занимать. Богу было угодно вскоре прервать смертью архиепископа депо,
чреватое новыми интригами, так как я со скорбью видел, что противники
архепископа, не желая прекращать преследования, готовили против него новое
гонение.
XX. Неужели нужно, чтобы усердие к религии, к вящей славе Божией и его
Церкви всегда служило предлогом к отвратительным поступкам? "Сколько зол
может [советовать] вызвать религия [Tantum religio potuit suadere malorum]!"
- сказал поэт [109]. Этот злобный выкрик является клеветой, потому что
религия не советует никому причинять зла. Но людская порочность толкает на
злоупотребление самыми святыми и самыми непорочными вещами.