Библиотека Гумер - история Церкви

Л. С. Емельянова. Развитие символики раннехристианских храмов
ист: www.pages.ru

В настоящее время в России наблюдается новый подъем храмостроительства. В связи с этим интересно было бы обратиться к культовой архитектуре первых веков христианства. Принимая во внимание сложность исследования генезиса собственно архитектурных форм и ограниченность как результатов, так и приложения их к современности, кажется правомерным и наиболее актуальным изучение развития символики христианского храма первых веков.

Интерес к раннехристианскому периоду обнаруживается уже с XVI в., когда Антонио Бозио были предприняты археологические исследования катакомб[1]. Однако научную основу изучение раннехристианской культуры приобретает лишь в XIX веке. В это время появляются фундаментальные труды по искусству первых христиан, которое выделяется в особый раздел истории искусства.

Эти работы носят в основном обобщающий характер. Также в них ведется полемика по поводу происхождения христианских храмов и их прообразов в архитектуре предшествующих периодов; однако это мало соотносится с темой данной работы.

Среди наиболее ранних исследований стоит отметить "Происхождение древнехристианской базилики"[2] Н. В. Покровского, в котором параллельно с разработкой специальной проблемы поднимается ряд общих вопросов, касающихся изучения раннехристианской архитектуры, в их числе и трансформации христианской культовой архитектуры в зависимости от изменения политической ситуации и развития богословия. Кроме того, в книге содержится исследование сохранившихся памятников архитектуры и свидетельств косвенных источников.

В "Очерках памятников христианского искусства"[3] тот же автор не заостряет внимание на проблемах архитектуры, но для нашей темы представляет интерес глава, посвященная искусству катакомб, где дается подробное описание их устройства, а также затрагиваются некоторые аспекты взаимоотношений христиан с Римской империей.

Общие принципы развития христианской символики можно почерпнуть из книги А.С.Уварова "Раннехристианская символика"[4], в которой подробно рассматривается криптография и символические изображения.

Особое внимание символике храмов посвятил В. П. Зубов[5]. Им предпринята попытка систематизации символики, относимой к христианской архитектуре. Исследование охватывает значительный период раннего средневековья, что приводит к некоторой обобщенности сведений.

Труды Ц. Г. Нессельштраус[6] предоставляют, помимо ценного фактологического материала, концептуальное осмысление архитектуры указанного периода. Для нас наибольший интерес представляет поднимаемая автором проблема значения храма в раннехристианской культуре, а также затрагиваемые вопросы символического значения храмов.

Книги Якобсона "Закономерности в развитии средневековой архитектуры"[7] и "Закономерности в развитии раннесредневековой архитектуры"[8] содержат подробный анализ генезиса архитектурных форм. Большое внимание в них также уделяется типологии построек. Использование материалов из этих трудов ограничено, поскольку автор акцентирует внимание на периоде средних веков, а раннехристианские памятники упоминаются в связи с более поздними постройками. Но в целом, эти работы позволяют представить общие тенденции развития архитектуры обозначенного периода.

Кроме того, общую информацию по известным памятникам можно получить в соответствующих главах общих трудов по истории искусства и архитектуры.

В связи со спецификой темы, большое значение при подготовке работы имели труды по истории, и, в частности, по истории церкви.

Из них можно выделить лекции по истории церкви В.В.Болотова[9]. Автор предлагает детальный анализ взаимоотношений церкви с государством, в том числе подробно рассматривает причины и характер гонений, воздвигаемых против христиан, обвинения, предъявляемые к ним. Кроме того, в его лекциях исследуются взаимоотношения церкви с другими культами и учениями. Болотову удается структурировать историю церкви, разделив ее на периоды.

Несколько специфической, что, однако, не снижает вызываемого к ней интереса, является книга Гаврилюка "История катехизации в древней церкви"[10]. В исследовании подробно излагается история церкви в аспекте появления в ней новых членов. В связи с этим поднимаются материалы об устройстве культовых сооружений, и практического назначения отдельных частей храма, порядке службы и т. д. В книге затрагивается вопрос о христианском мировоззрении, и его изменения на разных этапах существования церкви.

Интересны также статьи М. М. Казакова: "Языческие религии и христианство в I-III вв."[11] посвященная духовной жизни в Римской империи первых веков, взаимоотношениям христианства и язычества, и "Христианская церковь и Римская империя"[12], освещающая взаимоотношения церкви и государства, проблемы христианизации общества.

Труды В. В. Бычкова[13] по византийской эстетике проясняют многие вопросы, связанные с христианской культурой и искусством. В них анализируются взаимоотношения искусства религии и государства на протяжении развития Византийской государственности. Также интересен проводимый анализ взаимовлияний государства и христианства и их последствия, находящие выражение в культуре и искусстве.

Вопросы, связанные с христианскими сочинениями первых веков рассматриваются в книге "Апологеты, защитники христианства"[14] (лекции профессора Казанской Духовной Академии И. П. Реверсова). В ней анализируются причины возникновения и основные особенности такого жанра как апологетика. Особый интерес вызывают тексты апологий, приводимые в книге.

Большое значение при подготовке работы имели творения христианских авторов первых веков.

Обращение к первоисточникам позволяет представить систему символических образов, использовавшихся первыми христианами применительно к храмам без умозаключений позднейшего времени. Некоторую сложность при этом представляет тот факт, что никто из вышеупомянутых авторов не останавливался специально на проблемах искусства.



Формирование христианской церкви происходило в сложной ситуации. Зародившись в недрах иудаизма, она в первые годы существования находилась под сильным влиянием иудейской традиции и зачастую рассматривалась язычниками как иудейская секта. При этом последователи Христа автоматически стали оппозицией правящей верхушке Иудейского царства в лице синедриона.[15] Политические мотивы противостояния изначально были неотделимы от религиозных. Окончательный разрыв христиан с Синедрионом происходит очень быстро. В 42 г. христиане были изгнаны из синагог.

Однако уже в 70 г., после неудачного восстания, Иудейское царство потеряло последние остатки самостоятельности: Иерусалимский храм был разрушен, множество иудеев (в том числе и иудеохристиан) было рассеяно по всей Римской империи. Эти события имели положительное значение для распространения христианства. С другой стороны, христиане оказались наедине с языческим миром. Признававшие Ветхий Завет христиане фактически имели одинаковое предание с иудеями. Общая платформа с язычниками у них отсутствовала, что порождало дополнительные сложности взаимопонимания.

В Римской империи были разрешены любые культы, кроме тех, которые могли представлять опасность для государства. Единым общим и обязательным для всех было поклонение императорам или богам, ими почитавшимся. К I в. н. э. было признано огромное количество культов, заимствованных у разных народов, от традиционных до экзотических, таких как культ Изиды, Бахуса, Кибелы. Кроме того, существовало множество мистериальных культов и философских школ. Среди такого многообразия, христианство могло восприниматься, как небольшая форма мистериального культа. Христиане же, претендуя на исключительное знание истины, должны были всеми силами подчеркивать свое несходство с язычниками. Эта тенденция, вероятно, и оказалась определяющей развитие раннехристианского искусства на начальном этапе его существования.

С самого возникновения христианской общины, возникает потребность в местах для собрания. Первоначально христиане собирались в синагогах, Иерусалимском храме, в домах членов общины и на могилах мучеников. Как сообщается в деяниях Апостолов Павел "проповедовал в синагогах в Дамаске со всяким дерзновением об Иисусе".[16] Повествуя о пребывании апостола Павла в Афинах, Деяния гласят: "Итак он рассуждал в синагоге с иудеями и с чтущими Бога, и ежедневно на площади со встречающимися."[17] "Придя в синагогу, он (Павел) небоязненно проповедовал три месяца, беседуя и удостоверяя о Царствии Божием."[18] Если учесть, что некоторые синагоги в результате апостольской проповеди целиком могли обратиться в христианство, то нельзя исключать, что они продолжали оставаться местами религиозных собраний в новом качестве.

После разрыва с иудеями и изгнания из синагог, оставалась возможность собираться в домах или катакомбах.

Захоронения в катакомбах были достаточно широко распространены еще в дохристианские времена. Но тогда они, как правило, выполняли функцию семейных склепов, а у христиан служили общественными захоронениями.

Христианские катакомбы, как правило, представляли собой узкие подземные коридоры, в стенах которых в несколько рядов делались ниши для тел умерших, закрывавшиеся каменными плитами. Местами от коридоров в стороны отходили помещения, как правило служившие местом для совершения богослужений, или выполняющие функции семейных склепов известных фамилий. Планы этих помещений могли быть самыми разными, от прямоугольных до многоугольных и крестообразных. Стены их украшали символическими изображениями.

Катакомбы получили очень широкое распространение. Только в Риме их насчитывалось более 60-ти.[19]

Во время периодически воздвигаемых гонений они предоставляли практически единственную возможность для собраний, поскольку место погребения признавалось неприкосновенным. В Римской Империи закон допускал существование погребальных ассоциаций любых вероисповеданий. Этим обществам разрешалось собираться и даже воздвигать алтари для отправления своих культов в местах погребения сочленов.[20]

Время возникновения первого христианского храма определить невозможно. Сложность заключается не только в том, что от древних сооружений сохранились очень незначительные остатки. По словам Покровского "ни для одного из дошедших до нас храмов не может быть указано его возникновение в доконстантиновскую эпоху"[21]. Впрочем, для изучения символики точная дата возникновения определяющей роли не имеет.

Характерно, что в ранних трудах часто встречается мысль, что храмов у христиан нет и быть не должно. Примерами могут служить слова апостола Павла: "Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворных храмах живет" или "Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм – вы." "Не знаете-ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа."[22] Но, пожалуй наиболее последовательно эта идея проводится в "Октавии"[23] Марка Минунция Феликса (конец II начало III вв.), построеный как беседа язычника и христианина, в которой рассматриваются все наиболее важные вопросы, касающиеся христианского учения и церкви, в том числе и проблема храмов у христиан. "В самом деле, для чего же они всячески стараются скрывать и делать тайною для других то, что они почитают, когда похвальные дела совершаются обыкновенно открыто, и скрываются только дела преступные? Почему они не имеют никаких жертвенников, ни общепринятых изображений?" – очевидно, это один из наиболее существенных вопросов язычников.

При этом еще более интересен ответ христианина: "Думаете ли вы, что мы скрываем предмет нашего богопочитания, если не имеем ни храмов, ни жертвенников? Какое изображение Бога я сделаю, когда сам человек, правильно рассматриваемый, есть образ Божий. Какой храм ему построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я, человек, люблю жить просторно, то как заключу в одном небольшом здании столь великое существо? Не лучше ли содержать Его в нашем уме, святить Его в глубине нашего сердца. Стану ли я приносить Господу жертвы и дары, которые Он произвел для моей же пользы, чтобы повергать Ему Его собственный дар. Это было бы не благодарно, напротив угодная Ему жертва – доброе сердце, чистый ум и не запятнанная совесть"[24].

В трудах языческих философов также проводится мысль о том, что у христиан нет храмов. Вот что пишет на эту тему Цельс, с целью наиболее успешной борьбы с христианством изучавший доступные источники и написавший наиболее солидный труд из противохристианских – "Истинное слово"[25]. "Они избегают сооружения жертвенников, статуй и храмов, (вместо этого) признаком (общности культа) служит у них уговор насчет скрытного тайного сообщества"[26].

Флавий Клавдий Юлиан упрекает христиан: "Вы не подражаете Аврааму, не воздвигаете Богу алтарей, не строите Ему жертвенников и не почитаете Его священнодействиями как тот"[27].

Но уже в III в. Порфирий[28] (232-304) говорит следующее: "Да и христиане, подражая устройству храмов, сооружают огромные дома, и, сходясь в них молятся, хотя никто не мешает им делать это у себя дома — Господь ведь очевидно всюду слышит."[29]

При этом в "Постановлениях святых апостолов через Климента епископа римского преданных"[30], памятнике, относимом к III – началу IV векам, среди прочих указаний епископу встречаются совершенно конкретные требования относительно храма. "Когда же соберешь церковь Божию, то как бы кормчий великого корабля, со всем знанием приказывай, составляй собрания, повелевая диаконам как бы матросам, чтобы назначили места братиям, как бы пловцам... Прежде всего, здание да будет продолговато, обращено на восток, с притворами по обеим сторонам к востоку, подобное кораблю. В середине да будет поставлен престол епископа, а по обеим сторонам его пусть сидит пресвитерство, и стоят проворные и легко одетые диаконы, ибо они уподобляются матросам и надсмотрщикам над гребцами по бокам корабля... В середине же чтец, став на некотором возвышении... затем пресвитеры по одиночке, а не все вдруг, пусть увещевают народ, а после всех их – епископ, который подобен кормчему. А привратники пусть стоят при входах мужчин, охраняя их, диакониссы же при входах женщин, – наподобие тех, кои принимают пловцов на корабль; ибо и в скинии свидения и в храме Божием сохранялся тот же чин и порядок... Если же кто окажется сидящим не на своем месте, то да будет укорен диаконом и сведен на подобающее ему место, ибо церковь подобна не только кораблю, но и овчарне. Как пастухи каждое безсловесное, разумею козлищ и овец, размещают по роду и возрасту."[31]

У того же Климента Римского говорится, что "некоторый знатный муж Феофил, побуждаемый религиозной ревностию, освятил под именем церкви огромную базилику своего дома".[32]

Оптат Милевитский (IV век), описывая споры донатистов, замечает, что в то время в одном Риме было уже сорок христианских базилик.[33]

До нашего времени, также сохранились остатки храмов III в., из них наиболее известным является храм в Дура-Европос (231 г). Это здание представляет собой типичный римский дом, приспособленный для христианского богослужения. Внешне он никак не отличается от обычных жилищ. Внутри, в центре его располагался небольшой дворик, на южной стороне находилась главная комната с возвышением, использовавшаяся для совершения богослужений, совместных трапез, а также в качестве школы для оглашенных. Баптистерий занимал комнату в северо-западном углу. Это единственное помещение, в котором сохранились росписи.

Так же известно, что храмы могли сооружать на месте более ранних сооружений. Примером может служить Санта Пуденциана в Риме.[34] Таким образом, не остается сомнений в существовании храмов у христиан еще в первые века их существования.

Наиболее логичным объяснением противоречия между приведенными свидетельствами представляется то, что христиане сознательно отказывались от всего, что могло как-то напоминать языческие верования. Видимо, это действительно являлось проблемой, поскольку известны сетования христиан на то, что мистерии Митры копируют их обряды.[35]

Также нельзя упускать из вида, что до 313 г. Церковь существовала полулегально, периоды спокойствия сменялись периодами гонений. В такой ситуации "необходимо было для Церкви усилить меры предосторожности и оградить себя от всякой случайности, которая неожиданно могла бы погубить целую общину. Эти меры должны были иметь двоякий характер: внешние меры, как особые знаки, особые символы для членов христианской общины, и внутренние меры для охраны самого учения от зловредного любопытства врагов церкви".[36] Известно, что христиане выработали не только изобразительную систему символов, но целый символический язык, непонятный для непосвященных и используемый как в криптографии, так и в устном общении.

Символика была необходимой частью зарождающейся христианской культуры. Образы смысловые, выступающие как воплощение умозрительных идей более чувственных, соответствовали устремлениям новой религии. "Новое искусство было порождено духовным движением и потому стремилось говорить не чувствам, а духу"[37]. Этот принцип использовался Иисусом Христом в притчах евангельской проповеди.

Интересующие нас символические образы церкви встречаются уже в самых первых памятниках христианской литературы, например – в "Апостольских постановлениях". Кроме уже упомянутых выше уподоблений церкви кораблю и овчарне, которые, очевидно, были широко распространены, поскольку аналогичные сюжеты использовались в росписях катакомб, как изображения корабля, плывущего по морю, или якоря и варианты темы Доброго Пастыря. Интересны следующие слова: "Как вол, работающий на гумне без намордника, хотя ест, однако не всё поедает, так и вы, работающие на этом гумне, то есть в Церкви Божией, ешьте от Церкви, как ели левиты, служившие скинии свидения, которая по всему была образом Церкви"[38]...

Характерно, что церковь в них трактуется исключительно как сообщество верующих, что полностью соответствует и словам апостола Павла: "Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах".[39] Также о путешествии Павла и Варнавы на собор в Иерусалиме в Деяниях говорится: "Итак, быв провожены церковью, они проходили Финикию и Самарию... По прибытии же в Иерусалим они были приняты церковью, Апостолами и пресвитерами...", а также: "...Апостолы и пресвитеры со всею церковью рассудили..."[40]

Очевидно, христиане в первые века осознанно не концентрируют своё внимание на культовых сооружениях. Храм был для них домом молитвы или домом собраний (domus ecclesia). Название же храм (temple) по отношению к христианским сооружениям до IV в. не использовался (единственный раз, в Эдесской хронике в 202 г…). Впрочем, на этом различия с языческим храмом не заканчиваются. У язычников храм, как правило, ассоциировался с домом бога. Верующие туда не допускались, церемонии проходили на открытом воздухе. Вход в языческие храмы был платным.[41]

Интересно, что христианский храм, судя по всему, был несходен и с храмом ветхозаветным. Известны слова Соломона: "Я построил дом в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки" (2 Пар. 6:2). Согласно этому пониманию, храм, как угодное Богу место для совершения молитвы и жертвоприношений, воплощал присутствие Господа среди Его народа (Ис. 8,18; Пс. 75,3; 131,13-14). Кроме того в Библии есть детальное описание того, как должна выглядеть скиния и подробное описание храма Соломона. В Новом Завете никаких указаний по поводу храмовой архитектуры нет. Принимая во внимание тот факт, что жертвы признавались ненужными после Жертвы Христа, можно предположить, что христианские дома собраний правомернее сравнивать с синагогами.

Еще одним аргументом в пользу отсутствия у ранних христиан храмов может служить данное в Апокалипсисе Иоанна Богослова описание Небесного Иерусалима. "И пришел ко мне один из семи Ангелов, у которых было семь чаш, наполненных семью последними язвами, и сказал мне: пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца. И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. …Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец."[42] Ветхозаветный же храм присутствует в нем: "И отверзся храм Божий на небе, и явился ковчег завета Его в храме Его; и произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение и великий град."[43]

Можно отметить, что женой и невестой Агнца часто именуется церковь, но по отношению к зданиям этот символ никогда не применялся.

Мысли о связи скинии и ветхозаветного храма с христианством встречаются уже в писаниях мужей апостольских. Впоследствии они получают развитие у Мелитона Сардийского (II в.) и Кирилла Александрийского (IV-V в.). Однако в их творениях основной акцент делается на рассмотрении предметов, находящихся в скинии, как символических образов Нового Завета, имеющих очень опосредованное отношение к храму. Они выражают символические образы, не связанные с архитектурой. "Алтарь из земли сделаешь мне и пожрете на нем всесожжения и жертвы ваши (Исх. 20, 24-25). Земляным алтарем называет Он Еммануила; ибо Слово плоть бысть (Ин. 1, 14). Или: "да сотвориши очистилище покров от злата чиста, двою лактий и пол в долготу, лактя же и пол в широту…" Если же разуметь духовно, то мы скажем, что очистилище есть Соделавшийся ради нас человеком".[44] "В прообраз церкви из язычников была водружена в пустыне древняя скиния". "Псалмопевец, воспевая песнь всех Спасителю Христу и говоря об обрученной ему невесте, то есть Церкви и о чадах её в вере: жена Твоя яко лоза плодовитая странах дому Твоего: сынове Твои яко новосаждения масличная окрест трапезы Твоея" "…явился Христос и содержащая в себе Христа скиния, то есть Церковь."… "В настоящее же время, я думаю, каждый из уверовавших называется домом и храмом Божиим, имея обитающим в себе Христа: ибо он вселяется верою в сердца наша"…"все они стекаются как бы к одной и общей матери, к небесному Иерусалиму, церкви первородных (Евр. 12, 22-23), вышнему прекрасному граду, скинии истинной, юже водрузи Господь, а не человек". "Совершать жертвы и исполнять закон, касающийся Пасхи, Бог повелел в одном только святом граде. Этим буква закона, я думаю, весьма хорошо сеннописует нам то, что таинство Христово пристойно и позволительно совершать не каким бы кто ни захотел образом и не во всяком месте: потому, что одно только есть место, ему приличествующее и по истине самое свойственное, это — святый град, то есть церковь…" "Иудеи, держась еще грубых представлений о Божественной и бестелесной Природе, утверждали, что Богу всяческих надлежит поклоняться в одном только Иерусалиме или на соседнем ему Сионе (холме) как будто бы совершенно вся неизреченная и необъятная Природа почивала там и могла быть заключаема в рукотворных храмах. Посему и изобличались за это гласом пророков как весьма неразумные, так как Бог говорил: "Небо Мне престол, земля же подножие ног Моих: какой дом созиждете Мне, говорит Господь, или какое место упокоения Моего?"[45]

Нельзя не согласиться с Покровским, что "преемственность христианского храма ветхозаветному следует из одних только теоретических выводов о связи ветхозаветной религии и христианства"[46].

Здесь также обозначаются мысль о невозможности создания храма для Бога и понимание души человеческой как храма, используемое еще апостолами.

Этот ряд можно продолжить, но кажется, что и приведенного выше достаточно.

Аналогичное отношение сохраняется и впоследствии. Апологеты в своих трудах исследуют вопросы литургики и догматики. Архитектура храма ими не рассматривается.

Характерно, что такое же отношение сохраняется и в дальнейшем. Так, в своих творениях Квинт Септимий Флорент Тертуллиан говорит: "И ты, и он, все мы – церковь. Церковь же есть Христос".[47]

Но наиболее интересным можно признать образное уподобление церкви из видения пастыря Гермы. "Действительно, строилась квадратная башня теми шестью юношами, которые пришли с нею. Многие тысячи других мужей приносили камни. Некоторые доставали камни со дна, другие из земли и подавали тем шести юношам, они же принимали их и строили.

Камни, извлеченные со дна, сразу клали в здание, потому что они были гладкие и ровные и так плотно примыкали один к другому, что соединения их нельзя было заметить, и башня казалась возведенной из одного камня. Камни же, принесенные из земли, не все использовались для строительства. Некоторые из них строители откладывали, потому что были они шероховаты, или с трещинами, или светлы и круглы и не годились для здания башни. А некоторые камни они раскалывали и отбрасывали далеко в сторону. И отброшенные камни, видел я, падали на дорогу и, не оставаясь на ней, скатывались: одни в место пустынное, другие попадали в огонь и горели, иные падали близ воды и не могли скатиться в воду; хотя и стремились попасть в неё.

Итак, башня, которую видишь строящейся, – это я, Церковь, которая явилась тебе теперь и являлась прежде.

Слушай же, почему башня строится на водах: жизнь ваша через воду спасена и спасется. А башня основана Словом всемогущего и преславного имени и держится невидимою Силою Господа.

Камни квадратные и белые, хорошо приходящиеся один к другому своими соединениями, это суть апостолы, епископы, учителя и дьяконы, которые ходили в святом учении Божием, надзирали и свято и непорочно служили избранникам Божиим, – как почившие, так и живущие еще доселе, – которые всегда пребывали в мире и согласии и слушали взаимно друг друга: потому-то они и в здании башни хорошо примыкают один к другому. А камни, извлекаемые из глубины и закладываемые в здание и соприкасающиеся с прочими камнями, вошедшими в здание, это суть те, которые уже умерли и пострадали за имя Господа".

Там же давались объяснения и для всех прочих видов камней.[48]

Аналогично, образ башни использовался в девятом подобии пастыря Гермы – "Строение Церкви Божией, воинствующей и торжествующей"[49]

Этот текст интересен тем, что в нем символом самой церкви является здание. Члены церкви обозначены камнями, слагающими её. Процесс же постройки, разворачивающийся во времени, символизирует бытие мира, и с окончанием построения здания церкви должен наступить конец мира.

Образ церкви-здания можно назвать знаковым для развития символики храма, хотя он и не имеет отношения к архитектуре культовых построек. Как развитие и переосмысление принципа уподобления членов церкви камням в строящемся сооружении можно рассмотреть появившуюся и канонизированную впоследствии систему расположения изображений святых на стенах и сводах церквей.

Нужно отметить, что использование архитектурных сооружений как символов церкви не ограничивается творением "Пастырь" Гермы. Аналогичные сопоставления мы находим в трудах Кирилла Александрийского: "Церковь есть град Божий, о котором и божественный Давид вспомянул, говоря: преславная глаголашася о тебе, граде Божий (Пс. 86, 3): она богато украшена вышними и небесными дарованиями и имеет непоколебимое в твердости стояние, водружение и пребывание, ибо врата адова не одолеют ей (Мф. 16, 18)."[50] Или у Иринея Лионского: "Принявши это учение и эту веру, Церковь, хотя и рассеяна по всему миру, — как я сказал, — тщательно хранит их, как бы обитая в одном доме…"[51]

В целом представляется, что поскольку в Новом Завете нет указаний на архитектурные формы домов молитвы, то христиане их создавали исходя из своих потребностей и возможностей. Сложившаяся ситуация приводит к тому, что в большинстве случаев сначала возникает архитектурная форма, а потом она получает символическое обоснование.

Новый этап в жизни церкви начинается после издания императором Константином Миланского эдикта в 313 г., по которому христианство получило равные права с языческими культами.

Впрочем, политика Константина в области церкви была сложнее и неоднозначно отражалась на жизни христиан. С одной стороны, он предоставил христианской церкви равные права с прочими культами, и совершенно явно ему покровительствовал. Он сам строил христианские храмы, разрешал разрушать храмы языческие[52]. Он позволил выломать колонны из языческого храма для украшения храма христианского. С другой стороны, Константин не отменил ни одной привилегии для язычников. До самой смерти он носил титул понтифика (главного жреца), поощрял культ императоров.[53]

Изменение положения церкви способствовало изменению характера христианской культуры в целом. Интересны перемены в отношении к изобразительному искусству. В первые века оно подчеркнуто строгое. Если у Татиана (II в.) декларируется ограниченность возможностей искусства, оно признается бессильным выразить Божество: "Ибо человека нужно почитать по-человечески, но бояться должно только Бога, Которого нельзя видеть человеческими глазами и выразить никаким искусством"[54]. А у Феофила Антиохийского (II в.): "вид Бога неописуем и неизъясним, ибо не может быть виден плотскими глазами".[55]

В третьем веке большинство отцов церкви разделяли взгляды апологетов на искусство. Самым нетерпимым и ревностным можно признать Тертуллиана (155-235), утверждающего, что "основой идолопоклонства является всякое искусство, создающее каким-либо образом идолов. Всякую форму или "формулу" необходимо считать идолом"[56]. А также: "для нас не имеет значения какова форма, так как мы почитаем бесформенные изображения"[57]. Аналогичные мысли проводились Киприаном в его сочинении "О суете идолов"[58].

Намечающиеся перемены в отношении к искусству нашли выражение в трудах Климента Александрийского. Он также осуждает идолопоклонство и попытки изобразить Бога в плотском образе. "Законодатель хотел возвысить наши умы в содержательные области, а не останавливать их на материи… Поклоняться Существу безтелесному, примечаемому лишь оком духовным, изображая его в чувственном образе, значит только унижать Его…".[59] Однако негативное отношение касается только объектов поклонения. Искусство же вообще не вызывает у него неприятия, как у Тертуллиана. "Пусть прославляется искусство, но да не вводит оно человека в заблуждение, будто бы оно само является истиной".[60] Впоследствии эта же мысль находит своё развитие у Августина Иппонского (IV-V вв.), признававшего искусство благом в случае, если оно служит украшению церквей.

Принципиальный момент, в разнице отношения к искусству христиан и язычников иллюстрирует обличение последних Лактанцием (первая половина IV века): "Они приходят к богам не ради благочестия, ибо его не может быть в предметах земных и бренных, но чтобы впитывать глазами (блеск) золота, взирать на красоту полированных мраморов и слоновой кости, ненасытно ласкать глаз видом необычных камней и цветов одежд и созерцать украшенные сверкающими самоцветами чаш. И чем более будет украшен храм, чем прекраснее будут изображения (в нем) тем, полагают они, больше в нем будет святости, следовательно, религия их состоит ни в чем ином, как в восхищении человеческими влечениями (удовольствиями)".[61]

Такое отношение характерно для раннего периода развития церкви, но уже в IV в. внимание христиан начинает концентрироваться на внешнем виде храмов. После того, как у церкви отпала необходимость подчеркивать своё несходство с язычниками, отношение к искусству сильно меняется. Отмечая этот факт, нельзя не согласиться с Бычковым: "Христианам необходимо было на первом этапе отказаться от античного культового эстетизма, чтобы затем, наполнив все его компоненты новыми значениями, осознать их уже как свои и обосновать их культовую необходимость".[62]

Новые тенденции в отношении к культовой архитектуре у христиан очень ясно зафиксированы Евсевием Памфилом в его "Церковной истории". Большое значение начинает играть внешний вид храмов. Появляются основания говорить о репрезентативной функции Церквей. "Кто из царей настолько могуществен, чтобы и после смерти вести свои войска, воздвигать знамения победы в каждой стране, в каждом городе эллинском и варварском и наполнять их царственными зданиями — Божиими храмами, благолепными, полными даров, как и этот храм? Они воистину величественны, достойны восторга и удивления и ясно свидетельствуют о Царстве Спасителя нашего, ибо и сейчас “Он сказал,— и сделалось".[63] Как следует из приведенной цитаты, храмы свидетельствуют о величии Божием. Аналогично и в другом месте говорится: "Да, воистину Он велик и велик дом Его, высокий и просторный, благолепен видом пред очами сынов человеческих". Автор заостряет внимание на внешнем виде построек, причем красота храма преподносится как доказательство величия Божия. Более того, красота храма, в трактовке Евсевия, может и должна служить для обращения язычников. Иллюстрацией такого подхода служит описание храма в Трире. "Для этой церкви предназначил он пространство гораздо обширнее прежнего, и оградил его крепкой стеной, чтобы огражденное место было безопасным убежищем для каждого; поставил величественные и высокие врата, устремленные к лучам восходящего солнца, дав таким образом возможность и стоящим за священной оградой ясно созерцать внутреннее. Он как бы приглашает и людей, чуждых нашей вере, обратить взоры на первый вход, так что никто не пройдет мимо, не вспомнив с глубокой скорбью о прежнем запустении, не удивившись нынешнему чуду. Он надеялся, что человека, проникнутого этой скорбью, сам вид церкви побудит войти внутрь".[64]

Если сопоставить эти слова со свидетельствами христиан первых трех веков, разница будет очевидна. Интересно, и то, на кого ориентируются при этом создатели. Храм этот "служит прославлению и украшению христианской церкви". Прежде всего ему удивляются те, кто останавливает свой ум на одном только "внешнем виде". Внимание к внешней пышности культа было характерно для языческих и мистериальных культов Римской империи, однако, такой подход становится типичным и для нового периода в развитии христианской церкви. У произведений христианского искусства (в первую очередь архитектуры) появляется новая функция — репрезентативная. При Константине воздвигаются грандиозные храмы — базилика святого Иоанна (Латеранская) и церковь святого Петра в Риме, церковь Рождества в Вифлееме, церковь Гроба Господня в Иерусалиме, храмы святой Софии и святых Апостолов в Константинополе — вот далеко не полный список наиболее известных и значительных храмов того времени.

Увеличение роли внешнего вида культовых сооружений очевидно является основной причиной того, что символические образы, первоначально относившиеся к обществу верующих начинают переноситься на здания собраний христиан. Здания, служившие символами церкви, обретают такое значение, что сами перенимают смысловую нагрузку символики последней.

В IV веке используются все образы церкви, разработанные в предшествующие века.

Так, уподобление церкви телу Христову встречается у блаженного Августина: "…Иногда Христос изображается в смысле всей полноты церкви, т. е. как глава и тело, по образу некоего мужа совершенного, коего мы являемся особыми членами."[65]

Аналогичные мысли высказывает Евсевий Памфил: "И вот, наконец, мы увидели то, о чем молились, чего так хотели: празднование в городах обновления и освящения только что построенных храмов, съезды епископов на эти празднования, стечение из различных стран разных народов, взаимно дружески расположенных, объединение членов Тела Христова в один состав. Согласно таинственному пророческому предсказанию о будущем, кость соединялась с костью, сустав с суставом; загадочные слова сбылись неложно".[66]

Но Киприан Карфагенский, так же как и апостолы, утверждает, что "Для верующих нет другого дома, кроме единой Церкви. Этот дом, эту обитель единомыслия Дух Святый обозначает в псалмах, говоря: Бог вселяет единомысленные в дом (Пс. 67, 7). "Освященное тело — храм Божий"[67].

Однако, эта мысль получает новое развитие у Евсевия, который применяет этот образ уже не только к христианскому обществу, но и собственно к храму. "…Так и этот архиерей чистыми очами разума взирает на Первого как на Учителя, и что Он творит, то служит для него образцом, который он и воспроизводит с наивозможной точностью, ни в чем не уступая Веселиилу, которого Сам Господь исполнил духом премудрости, разума и всякого знания в искусствах и науках и призвал его к строительству храма, передав в символах небесные первообразы"[68].

Интересно, что здесь прямо говорится о том, что храм в символах, переданных самим Богом, воплощает небесный первообраз. То есть здание храма символизирует Церковь небесную. Этот, возможно, первый из символических образов церкви как здания можно назвать ключевым для последующего развития символики храмовых построек. Нельзя сказать, что ими исчерпывается все придаваемые церковным зданиям значения, но в них можно углядеть истоки развившихся позже образов, таких как: храмы — крепости Господни на земле, храм — Небесный Иерусалим, храм — скиния; храм — корабль; и, наконец, храм — дом Божий.

У Евсевия Памфила также повторяется сравнение со зданием души человека, широко используемое еще со времен апостольских, и близкое ему сравнение с архитектурным сооружением всего церковного общества. "Однако сколь бы высоко ни оценил усердие строителей этого храма прославляемый нами Бог, Он взирает и на наш одушевленный храм и созидает Себе дом из крепких живых камней. Его дом прочно утвержден "на основании апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем", который злые строители отвергли не только при созидании древнего, более не существующего, но и ныне во многих людях находящегося храма. Отец же, избрав этот камень, положил его во главу угла нашей Церкви. Под этим великим и поистине боголепным святилищем я разумею живой, созданный из нас самих храм Живого Бога, в котором самое внутреннее, сокровенное и для многих невидимое, как истинно святое и святая святых, кто дерзнул бы изобразить, хотя бы и увидел?"[69]

Приведенные выше цитаты могут служить иллюстрациями развития символики христианской церкви IV в. Опираясь на источники можно отметить, что IV век представляет сложный период перехода церкви из гонимой в законное и даже в некоторых случаях привилегированное положение. Немаловажным является также и то, что многочисленные новообращенные из язычников, в том числе и такие влиятельные, как императоры привносили несвойственные для первых христиан обычаи. Всё это привело к формированию отличного от раннехристианского церковного общества, явившего впоследствии феномен Византийской церкви.

Относительно символики можно отметить, что символические концепции храмов в этом периоде находятся на стадии зарождения. Заметна общая тенденция усиления внимания к церковному искусству и в частности к культовой архитектуре. Репрезентативность сооружений, усиление значимости храмов приводит к тому, что символика общества христиан постепенно начинает отождествляться с их культовыми сооружениями. В то же время нельзя не упомянуть, что с IV века мы сталкиваемся с примерами использования символических концепций уже при строительстве церквей. Об этом говорит Прокопий, описывая строительство Императором Константином храма двенадцати апостолов в Константинополе: "Были проведены две прямые линии, пересекающиеся друг с другом в виде креста; первая прямая шла к востоку и западу, пересекающая её вторая линия была направлена к северу и югу."[70]

Интересным является также быстрое развитие священной топографии и выявление её специальными сооружениями. Именно при Константине начинается активная сакрализация пространства. Находившийся на Голгофе храм Венеры был разрушен, при раскопках на месте его фундамента была обнаружена пещера, в которой после распятия якобы был положен Иисус, а также найден крест, на котором Он был распят (Евсевий, Кирилл Иерусалимский и Эгерия, по-видимому ничего не знали о том, как крест был опознан. Иоанн Златоуст сообщает, что крест распознали по табличке, прибитой по распоряжению Пилата. Ввиду молчания четырех ранних свидетелей более поздние сообщения о чудесном опознании креста следует признать легендарными).[71] На Голгофе над пещерой была выстроена ротонда Воскресения, несколько раньше по другую сторону от креста был выстроен мартирий (базилика). Кроме того, Император Константин выстроил базилику Рождества на месте Вифлеемской пещеры и церковь Вознесения на Елеонской горе…

Иерусалим и Палестина начинают приобретать значение центра паломничества. Причем, характерно, что истинность объектов поклонения основывается на преданиях и легендах, а не документальных источниках. "Так, например, уже во времена Константина паломникам показывали камень, лежавший у того самого места, где Иуда предал Христа в Гефсиманском саду, а также пещеру в Вифании, в которой произошло воскресение Лазаря. К концу века на обоих местах были выстроены церкви. Желающие также могли посетить источник, в котором ап. Филипп крестил эфиопского евнуха; смоковницу, на которую забрался Закхей, чтобы получше разглядеть Христа, пальму, с которой отроки срывали ветви при въезде Иисуса в Иерусалим; посетить целительный ручей, в котором Христос и двое учеников омыли ноги по дороге в Эммаус, а также лечебное дерево в Гермаполисе, которое поклонилось младенцу Иисусу, когда Он вместе с Иосифом и Марией переправлялся в Египет. Несколько позднее были обнаружены мощи пророков Аввакума, Михея и Захарии, Стефана Первомученика, а также голова Иоанна Крестителя. О древности и, тем более достоверности всех этих традиций, за исключением почитания Вифлеемской пещеры, ничего нельзя сказать с определенностью."[72]

Представляется интересным, что священную топографию, обозначаемую храмовыми сооружениями, впоследствии, исследователи сопоставят с появлением истолкования литургии как воспоминания о страданиях, смерти и воскресении Христа, находя в ней принцип символической организации храмового пространства. С этой точки зрения части церкви рассматриваются, как символы "святых мест". "Конха – символ Вифлеемской пещеры, киворий — Голгофы, трапеза (по другим толкованиям весь алтарь) — Гроб Господень, амвон — камень, который ангел отвалил от гроба Господня, и на котором он сидел…"[73]

Развитие символики храмов представляется связанным с приобретением ими дополнительных функций. Показательно, что церкви уже не являются просто помещениями, необходимыми для собраний. Они выявляют собой места, памятные события, свидетельствуют о величии Божием, привлекают новых членов в церковь.



Подводя итоги можно отметить, что символика храма складывалась постепенно. В первые века бытия христианской церкви её члены не только отрицают существование у них культовой архитектуры, но и даже выступают против таковой. Хотя со II в. имеются свидетельства об использовании христианами домов молитвы, говорить о существовании у них храмовой символики нет оснований.

Первые символы, относящиеся к культовым зданиям, встречаются только в IV веке. При этом символическое обоснование архитектурной формы вторично по отношению к строительной практике, и связано с появлением у храма репрезентативной функции. Можно утверждать, что увеличение значимости здания приводит к тому, что здание перенимает символы относящиеся первоначально к сообществу верующих.

Мы сталкиваемся с появлением в IV в. отдельных символических уподоблений, относящихся к культовой архитектуре, но говорить о сложившихся символических концепциях храмов логично только применительно к средневековому периоду. В этот период они активно развиваются, достигая совершенства целостности, оформляясь как традиции и каноны, сохраняющиеся до нашего времени.



_________________________________________



ПРИМЕЧАНИЯ:



[1] Тульпе И. А. Христианское в раннехристианском искусстве. / Метафизические исследования. христианство. С-Пб. 2003. С.114.

[2] Покровский Н. В. Происхождение древнехристианской базилики. С-Пб. 1880.

[3] Покровский Н. В. Очерки памятников христианского искусства, особенно византийские и русские. С-Пб. 1901.

[4] Уваров А. С. Христианская символика. М. С-Пб. 2001.

[5] Зубов В. П. Труды по истории и теории архитектуры. М. 2000.

[6] Нессельштраус Ц. Г. Искусство раннего средневековья. С-Пб. 2000.

[7] Якобсон А. Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры. Л. 1985.

[8] Якобсон А. Л.Закономерности в развитии раннесредневековой архитектуры. Л. 1983.

[9] Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. С-Пб. 1907.

[10] Гаврилюк П. История катехизации в древней церкви. М. 2001.

[11] Казаков М. М. Языческие религии и христианство в I – III вв.

[12] Казаков М. М. Христианская церковь и Римская империя в IV в. Смоленск 2002.

[13] Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. / Раннее христианство. т. 1. С-Пб. 1999.

[14] Реверсов И. П. Апологеты защитники христианства. С-Пб. 2002

[15] Под словом синедрион разумеется верховное судилище иудеев, находившихся в Иерусалиме. (Иоан. XI, 47, Деян. V, 21).

[16] Деян. IX, 20.

[17] Деян. 17, 16

[18] Деян. 19, 8

[19] Покровский Н. В. Очерки памятников христианского искусства, особенно византийские и русские. С-Пб. 1901. С. 31

[20] Там же. С. 31.

[21] Покровский Н. В. Происхождение древнехристианской базилики. С-Пб. 1880. С. 238.

[22] 1 Кор. 3.16,17; 6.19

[23] Марк Минунций Феликс. Октавий. /Ранние отцы церкви. Брюссель 1988.

[24] Марк Минунций Феликс. Ук. соч.

[25] Цельс. Истинное слово. / Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М. 1990.

[26] Там же.

[27] Флавий Клавдий Юлиан. / Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М. 1990.

[28] Порфирий. / Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М. 1990.

[29] Там же.

[30] Постановления святых апостолов через Климента епископа римского переданные. С-Пб. 2002.

[31] Там же. с. 70 -71.

[32] Там же. С.

[33] Покровский В. Н. Происхождение древнехристианской базилики. С. 31.

[34] Нессельштраус Ц. Г. Искусство раннего средневековья. С-Пб. 2000. С. 42.

[35] Уваров А. С. Христианская символика. М., С-Пб., 2002. С. 111.

[36] Уваров А. С. Ук. соч. с. 39.

[37] Н. В. Покровский. Ук. соч. с. 78.

[38] Постановления святых апостолов через Климента епископа римского переданные. С. 48.

[39] 2 Кор. 11. 28.

[40] Деян. 15,3; 4,22.

[41] Гаврилюк П. Ук. соч. с. 114.

[42] Откр. 21, 9

[43] Откр. 11:19

[44] Кирилл Александрийский Творения. Книга первая. М. 2000.

[45] Кирилл Александрийский. Ук. соч. С.448

[46] Н.В. Покровский. Ук. соч. с. 238

[47] Тертуллиан Квинт Cемптимий Флорент Избранные сочинения М. 1994. С. 317

[48] "Те, которые неотделанными кладутся в основание башни, означают людей, которых Бог одобрил за то, что они жили праведно пред Господом и исполняли Его заповеди. А которые приносятся и кладутся в само здание башни, это суть новообращенные к вере и верные.

А те камни, которые откладываются в сторону возле башни? Она ответила: – Это те, которые согрешили и желают покаяться; потому они брошены невдалеке от башни, что будут пригодны, если покаются. Посему желающие покаяться будут тверды в вере, если только принесут покаяние теперь, пока строится башня. Ибо когда строительство кончится, то им уже не найдется места в самом здании, и они, отверженные, только останутся лежать при башне.

...те камни, которые раскалывают и отбрасывают далеко от башни...

– Это суть сыны беззакония, которые уверовали притворно и от которых не отступила неправда всякого рода; потому они не имеют спасения, что не годны в здание по неправедности своей, – они расколоты и отброшены далеко по гневу Господа за то, что оскорбили Его.

Шероховатые суть те, которые познали истину; но не остались в ней и не находятся в общении со святыми, потому они и не годны. Камни с трещинами – это суть те, которые держат в сердцах вражду друг к другу; будучи вместе, они миролюбивы, но, разойдясь, обретают в сердцах злобу. И эта злоба – трещины в камнях. Камни меньшего размера – это те люди, которые, хоть и уверовали, но имеют еще много неправды, поэтому они коротки.

Белые и круглые камни – это те, которые имеют веру, но имеют и богатства века сего; и когда придет гонение, то ради богатств своих и попечений они отрекутся от Господа.

– Когда же будут они угодны Господу? – Когда отсечены будут богатства их, которые их утешают, тогда они будут полезны Господу для здания. Ибо как круглый камень, пока не будет обсечен и не лишится некоторых своих частей, не может стать квадратным, так и богатые в нынешнем веке, если не лишатся своих богатств, не смогут быть угодными Господу...

VII. Прочие же камни, которые ты видел, были отброшены далеко от башни, катились по дороге и с дороги скатывались в места пустынные, означают тех, которые, хотя уверовали, но, по сомнению своему, оставили истинный путь, думая, что они могут найти лучший. Но они обольщаются и бедствуют, ходя по путям пустынным. Камни, упавшие в огонь и горевшие, означают тех, которые навсегда отказались от живого Бога и которым, по причине преступных похотей, ими творимых, уже не приходит мысль покаяться.

– Кого же означают камни, которые падали близ воды и не могли скатиться в нее?

– Тех, которые слышали Слово и желают креститься во имя Господа, когда приходит им на память святость истины, но потом они уклоняются и опять предаются своим порочным пожеланиям.

Так она окончила объяснение башни. Но я, будучи настойчив, спросил её:

От Веры рождается Воздержание, от Воздержания Простота, от Простоты Невинность, от Невинности Скромность, от Скромности Знание, от Знания Любовь. Действия их чисты, целомудренны и святы, и кто послужит им и будет в силе исполнять дела их, тот будет иметь обитель в башне со святыми Божиими.

Я спросил её о времени, не конец ли уж теперь. Но она громко воскликнула:

– Неразумный человек! Неужели не видишь ты, что башня всё еще строится? Когда башня будет построена, тогда и будет конец".

[49] Герма "Подобия".

[50] Кирилл Александрийский Творения. Книга первая. М. 2000. С.448

[51] Ириней Лионский. Творения. — М. 1996. С. 49–52.

[52] "Царь после Собора проводил время в радости; совершив же праздник двадцатилетия, тотчас приступил к созданию церквей и делал это как по другим городам, так и в соименном себе городе… Создав в сем городе две церкви, одну наименовал он храмом мира, а другую храмом Апостолов, и не только возвышал, как сказано, дела христиан, но и разрушал памятники язычества. Так, например, идольские изваяния выставил он на народ для украшения Константинополя, а дельфийский треножник поставил, наконец, в ипподром".

[53] Пожалуй, особого внимания заслуживает именно этот факт, что на протяжении всего эдикта главный акцент делается именно на соблюдение принципа веротерпимости по отношению ко всем религиям, без умаления какой бы то ни было веры. "Константинова революция".

[54] Татиан. Речь против эллинов.// Апологеты защитники христианства. С-Пб. 2002. С. 79.

[55] Феофил Антиохийский. Послание Автолику. // Сочинения древних христианских апологетов. М., 1867. С. 171.

[56] Тертуллиан. Ук. соч. с. 119

[57] Там же.

[58] Киприан Карфагенский. Ук. соч. с. 4 -6.

[59] Климент Алксандрийский. Строматы. Ярославль, 1892 с. 539.

[60] Там же. С. 160.

[61] Лактанций. Цит. по: Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры.

[62] В. В. Бычков. Ук. соч. С. 81.

[63] Евсевий Памфил. Церковная история. Кн. 10. М. 1993.

[64] Евсевий Памфил. Ук. соч.

[65] Августин Иппонский. Творения. М. 1997

[66] Евсевий Памфил. Ук. соч.

[67] Киприан Карфагенский.

[68] Евсевий Памфил. Там же.

[69] Евсевий Памфил. Церковная история. С.435-436

[70] Прокопий Кессарийский. О постройках. Т. 4.

[71] Гаврилюк П. История катехизации в древней церкви. М. 2001. С. 137.

[72] Гаврилюк П. Ук. соч. с. 139.

[73] В. П. Зубов. Ук. соч. с. 73.





_________________________________________________________________



Источники и литература:



1. Августин Иппонский. Творения. М. 1997.

2. Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. В 4 т. М. 1994.

3. Брунов Н. И. Пропорции античной и средневековой архитектуры. М. 1936.

4. Бычков В. В. Византийская эстетика. Теории. Проблемы. М. 1977.

5. Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. Т. 1. Раннее христианство. Византия. М. 1999.

6. Бычков В. В. Смысл искусства в Византийской культуре. М. 1991.

7. Бычков В. В. Эстетика Аврелия Августина. М. 1984.

8. Вёрман К. История искусства всех времен и народов. Т. 2. Искусство христианскихъ народовъ до конца XV столетия.) История искусства всех времен и народов.

9. Зубов В. П. Труды по и истории теории архитектуры., М. 2000.

10. Гаврилюк П. История катехизации в древней церкви М. 2001.

11. Пастырь Гермы. Апокрифические тексты. М. 1997.

12. Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. СПБ. 1995.

13. Грабар А. Император в византийском искусстве. М. 2000.

14. Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолствующего большинства М. 1990.

15. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М. 1972., 1984.

16. Данилова Культура и искусство западноевропейского средневековья. Материалы конференции. М. 1980.

17. Дворжак М. Очерки по искусству средневековья. 1934.

18. Донини А. У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана) М. 1989.

19. Евсевий Памфил. Церковная история М. 2001.

20. Ириней Лионский Творения. — М. 1996.

21. Казаков М. М. Христианская церковь и Римская империя в IV веке. Смоленск 2002.

22. Казаков М. М. Языческие религии и христианство в I-III вв. М. 1988.

23. Кирилл Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. М. 1991.

24. Киприан Карфагенский. Творения М. 1999.

25. Кирилл Александрийский Творения святителя Кирилла епископа Александрийского. М. 2000.

26. Кожин Н. А., Сидоров А.А. Архитектура средневековья. М. 1940.

27. Комеч А. И. Символика архитектурных форм в раннехристианском искусстве западной Европы и Византии. М. 1987.

28. Краутхаймер Р. Три христианские столицы. Топография и политика. М., С-Пб. 2002

29. Лазарев В. Н. Византийское и древнерусское искусство. Статьи и материалы. М., 1978.

30. Нессельштраус Ц. Г. Искусство раннего средневековья. С-Пб. 2000.

31. Нессельштраус Ц. Г. История Искусства зарубежных стран. Средние века, Возрождение. М. 1982.

32. Нессельштраус Ц. Г. Искусство Западной Европы в Средние века. Л – М. 1964.

33. Покровский Н. В. Происхождение древнехристианской базилики. С-Пб., 1880

34. Покровский Н. В. Памятники христианской архитектуры, особенно византийские и русские. С-Пб. 1901.

35. Книга правил святых апостол, святых соборов Вселенских и Поместных и святых отец. М. 1893.

36. Прокопий Кессарийский. О постройках. Т. 4.

37. Ранние отцы церкви. Антология. Мужи апостольские и апологеты. Брюссель 1994.

38. Ранович А.Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М. 1989.

39. Реверсов И. П. Апологеты защитники христианства (лекции) C-Пб. 2002.

40. Свенцицкая И. С. Раннее христианство: страницы истории. М. 1987.

41. Свенцицкая И. С. От общины к церкви. М. 1985.

42. Сократ Схоластик. Церковная история. М. 1996.

43. Тертуллиан Избранные сочинения. М. 1994.

44. Уваров А. С. Христианская символика. М., С-Пб. 2001.

45. Успенский Л. А. Первохристианское искусство. / http://pagez.ru/lsn/

46. Флоровский Г. В. Восточные отцы 4 века. М. 1992.

47. Хрушкова Л. Г. Раннехристианские памятники восточного Причерноморья (IV-VII вв.). М. 2002.

48. Шукуров Ш. М. Образ храма. М. 2002.

49. Якобсон А. Л. Закономерности в развитии раннесредневековой архитектуры. Л. 1983.

50. Якобсон А. Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры., Л. 1985.

51. Постановления апостольские через св. Климента епископа Римского переданные. С-Пб. 2002

52. Всеобщая история архитектуры. М. 1966. Т. 4.

53. Всеобщая история искусства. М. 1960. Т. 2.

54. Европейское искусство средних веков. М., 2000.

55. Grabar A. L'empereur dans l'art byzantin recherches sur l'art officiel de l'empire d'orient Paris 1936.

56. Krautheimer R. Early Christian and Byzantine Architecture. Baltimore. 1967.

57. Kitzinger E. Byzantine Art in the Making: Main Lines of Stylistic Development in Mediterranean Art 3rd-7th Century. Cambridge, Mas. 1977.