Поспеловский Д. Церковное обновление, обновленчество и патриарх Тихон

Доклад Д. В. Поспеловского (почетного профессора Университета Западного Онтарио) на Шестой международной экуменической конференции по русской духовности. Bose, Italia, 17-19. К. 1998.

В предлагаемом докладе речь будет идти, в основном, о попытках обновления Церкви в начале века, об обновленчестве советского времени и об отношении к этим попыткам святого епископа и Патриарха Тихона и близких ему архиереев.

Трения между белым и черным духовенством особенно обострились с появлением у нас пресловутого академического монашества. Это были выпускники духовных академий, принимавшие монашеский постриг еще в стенах академии или вскоре после ее окончания. Естественно, при исключительно монашеском епископате монашеский постриг при дипломе об окончании академии открывал максимальные возможности духовной карьеры. Поэтому многие "академические монахи", принимая постриг, руководствовались карьерными соображениями, и дальнейший образ их жизни не имел ничего общего с иночеством, о чем с такой горечью писал священник Иван Беллюстин в своей скандальной книге, изданной анонимно в Париже в 1858 году. Естественно, что такая обстановка огорчала тех их бывших однокашников, которые были слишком честны и нравственны, чтобы ради карьеры вступать на этот псевдо-монашеский путь.

Внимание общественности к теме Церкви стимулировали знаменитые петербургские религиозно-философские собрания 1902-1903 годов богоискательской левой интеллигенции под председательством юного блестящего ректора Санкт-Петербургской духовной академии епископа Финляндского Сергия (Страгородского), будущего Патриарха. Это был первый такой диалог между либеральной интеллигенцией, находившейся лишь на подступах к Церкви, и духовенством. Вот на фоне этих церковно-общественных подвижек и происходят события, которые, как тогда казалось, в корне изменят положение и структуру Церкви. Это, во-первых, высочайший указ 12 декабря 1904 года, обещавший закон о веротерпимости. За ним последовал манифест "Об укреплении основ веротерпимости" 17 апреля 1905 года и указ о веротерпимости 17 октября 1906 года. Еще до опубликования манифеста Витте связался с митрополитом Антонием (Вадковским) Санкт-Петебургским, который, соглашаясь с принципом веротерпимости, указал, что он поставит Православную Церковь в неравное положение по сравнению со всеми религиями и сектами империи: они все обретут полную свободу действий, одна Православная Церковь останется в тисках государственной бюрократии. Конечным результатом была "Записка Витте Государю", составленная группой либеральных церковных деятелей. В ней осуждались бюрократизм и неканоничность синодального управления, предлагалось восстановить соборность и патриаршество. Митрополит Антоний уже 22 марта преподнес Николаю II синодальный доклад, предлагавший созвать архиерейский собор, избрать Патриарха, ввести регулярность поместных соборов и смену членов Синода. Резолюция царя от 31 марта в принципе одобряла доклад и его постановления, но под влиянием Победоносцева гласила, что в "переживаемое ныне тревожное время" собор созывать не следует, хотя тревожное время ничуть не помешало проведению решительных реформ в государственной структуре в том же 1905-м году.

Последним актом победоносцевского Синода была рассылка 27 июля 1905 года всем епархиальным архиереям опросника относительно желаемых реформ в Церкви. По-видимому, Победоносцев надеялся найти более консервативный епископат на периферии. Но и в этом он просчитался: за собор высказалось 50 архиереев из 65. Наиболее спорным оказался вопрос о составе собора: 13 были за ограничение его архиерейским корпусом, 32 за участие клира и мирян. Решительно за восстановление патриаршества высказалось 18 архиереев, один против; остальные не касались этого вопроса. Авторы большинства ответов предлагали разделить Русскую Церковь на самоуправляющиеся митрополичьи округа, в которых было бы восстановлено каноническое правило регулярных соборов не реже раза в год. Предлагалось восстановить самоуправляющийся приход как юридическое лицо и основную ячейку церковной соборности, расширить и углубить участие Церкви в общественной жизни страны; немало было требований реформировать церковный суд и школьное дело, повысить уровень богословского образования, как в общеобразовательных гражданских, так и в собственно церковных учебных заведениях. Почти все архиереи выражали беспокойство по поводу того, что миряне богослужения не понимают. Предлагались литургические реформы.

В 1905-07-м годах вся церковная и околоцерковная общественность была взбудоражена надеждами на скорый собор и восстановление самостоятельности Церкви. Начали возрождаться всевозможные религиозно-общественные собрания, обсуждавшие как историю Церкви и ее учение, так и особенно роль и состав соборов в истории Вселенской и Поместных Церквей. Так московская общественная комиссия по церковным вопросам определила, что Собор, состоящий из одних епископов, "не принесет пользы Русской Церкви"... "Каждая епархия должна выбрать своих представителей на собор от клира и мирян". Все члены собора - епископы, клир и миряне - должны обладать решающем голосом.

15 марта 1905 года митрополиту Антонию Петербургскому была представлена первая записка "О неотложности восстановления канонической свободы Православной Церкви в России" от имени 32-х столичных священников, которую митрополит принял благосклонно и разрешил опубликовать в органе Петербургской духовной академии - "Церковном вестнике". Записка требовала широкой и принципиальной автономии Церкви от правительства и его политики, восстановления соборности управления на всех уровнях, указывала на абсурдность положения, когда все религии обретают в империи свободу, кроме господствующей - православной, государственными узами лишенной самостоятельности, свободы учительства, проповеди и общественной деятельности. Требовала, чтобы Церковь "возвратила себе всю силу плодотворного влияния на все стороны жизни человеческой и всю мощь своему голосу .... она должна действовать всегда как свободная благодатная сила..." Записка требовала отмены внешних наград для духовенства, постоянства пребывания епископа на одной кафедре, так как епископ "навсегда неотделим от своей паствы, не может иметь повышений и понижений, ибо сан епископский равен повсюду". В среднем в России Синод переводил епископов с кафедры на кафедру примерно каждые 4 года.

Дальнейшие записки "32-х", или "Союза церковного обновления", как он вскоре стал называться, осуждают связанность Церкви с государственной властью, ибо Церковь "должна быть свободна ... при всех формах правления. Церковь выше и шире всякого государства, всякой национальности, всякой партийности". "Союз" решительно против ограничения состава поместного собора епископатом, поскольку епископат в России не выборный, а бюрократически назначаемый и, следовательно, представляет только самого себя, а не всю полноту церковную. "Союз" требует восстановления выборности духовенства на всех уровнях, ибо "пастырь, поставленный вне стада, обязательно от него отрешенный, ... не действует уже как пастырь", и свободы в Церкви, внешней и внутренней, без которой невозможно обсуждение и осуществление ее задач.

Весь пафос записок "Союза" направлен на восстановление канонической соборности, согласно которой никакой епископ, будь он главой митрополичьего округа или даже Патриарх, не имеет персональной власти над другими епископами его области и не может вмешиваться в дела их епархий иначе как через собор всех епископов своей области (округа или государства), ибо нет на земле единоличного главы Церкви, кроме Господа Иисуса Христа. Только поэтому, пишет участник "Союза" известный богослов Николай Аксаков, Восточная Церковь отвергает папство. Единственное, в чем "Союз обновления" отличался от остальных "реформаторов", это в предложении, восстановив брачный епископат, отменить монашескую монополию в руководстве Церковью, подчеркивая несовместимость монашеского призвания затвора и аскезы с функциями и обязанностями архиерея.

Очень любопытный документ раскопал лет 5 назад молодой петербургский историк Сергей Фирсов. Это письмо анонимного священника редактору "Церковного вестника", епископу Сергию (Страгородскому), от 16 мая 1905 года, которое пролежало в рукописи в архивах почти 90 лет. Судя по некоторым особенностям его грамматики, автор - украинец, по-видимому, клирик Волынской епархии, поскольку упоминает епископа Волынского Антония (Храповицкого). Письмо интересно тем, что, не сговариваясь ни с какими столичными группировками, волынский священник фактически предлагает законченную обновленческую программу церковных реформ. Кроме того, в письме содержится очень горькая критика и пессимистическая оценка состояния Церкви; и пишет это не какой-нибудь юный радикал, а старик с 40-летним пастырским стажем. Он говорит о "постоянной" потере Церковью своих чад, уходящих в секты, расколы и особенно "в штунду": "... интеллигенция отшатнулась от Церкви... [да и] простой народ не подвергается влиянию православного духовенства..." Причину всего этого он видит в "застое, консерватизме", который, в свою очередь, есть порождение раскола между христианским Востоком и Западом, после которого "Восточная Церковь остановилась на одной и той же точке..." "Почему у нас Церковь неподвижна? - спрашивает автор и отвечает, - Потому, что она закрепощена .... обер-прокурор, без которого нельзя и шагу ступить".

Рекомендует сократить некоторые богослужения и посты, выработать приходской богослужебный устав в отличие от монастырского. И оканчивает замечанием, что оздоровления Церкви не будет, "пока монахи будут управлять ... Церковью", а их он считает крайними консерваторами.

К счастью, волынский священник оказался не совсем прав в своей критике епископата. Ответы архиереев на опросник о реформах выявили немалый процент мыслящих и весьма прогрессивных владык, предлагавших далеко идущие реформы. Среди наиболее передовых были сам митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), архиепископы Сергий (Страгородский) и Тихон Алеутский и Северо-Американский; взгляды этих трех архиереев тесно соприкасались с платформами и волынского батюшки, и "Союза церковного обновления" - характерно, что и Сергий, и Тихон обладали опытом работы в неправославных странах: Тихон в Америке, Сергий в Японии и Финляндии. Оба предлагают широкое применение выборного начала в Церкви, в том числе и "постепенное" возвращение к выбору настоятелей и благочинных прихожанами. Как и большинство архиереев, оба стоят за разделение Церкви на автономные митрополичьи округа, внутри которых были бы отдельные епархии, возглавляемые архиепископами и епископами, в зависимости от значимости епархиального центра. Характерно, что будучи архиереем американским, архиепископ Тихон хлопочет о статусе автокефалии или, во всяком случае, митрополичьего экзаршего округа с еще большей самостоятельностью, чем предполагаемые внутрироссийские округа. Тихон требует "реформировать (церковные суды) применительно к новейшим приемам судопроизводства", т.е. сделать их открытыми, состязательными, с применением принципа выборности судей и заседателей духовенством на епархиальных съездах.

Архиепископ Тихон особенно сокрушается о вялости приходской жизни в России, положительно воспринимает приходскую структуру в Америке, рекомендует ее для России. Это, во-первых, самостоятельность прихода как юридического лица с правом собственности на движимость и недвижимость, широкое выборное начало, ответственность выборного церковного совета перед приходом и финансовая ответственность прихожан за храм и его духовенство. Он сокрушается о непонятности богослужения на архаическом славянском языке, предлагает русифицировать богослужебный язык. В области литургических реформ архиепископы Тихон и Сергий предлагают сократить богослужения за счет повторений, в частности, за счет ектений. Тихон осторожно предлагает читать некоторые тайные молитвы вслух, допускает возможность сокращения постов, упрощения процедуры снятия священного сана и его восстановления. Сергий делает те же предложения гораздо решительнее: читать все тайные молитвы вслух, снятие сана не должно сопровождаться ограничением гражданских прав. Перекликаясь с волынским "обновленцем", оба предлагают решить "вопрос о календаре". Причем Сергий прямо говорит о переходе на Григорианский календарь в местностях, где преобладает инославное население, и о разрешении православному духовенству в таких местностях носить гражданское платье. Явно оба говорят на основании личного заграничного опыта. Как и многие их собратия, Тихон и Сергий хлопочут о снятии клятв 1666 года со старообрядцев. На предстоящий собор Тихон предлагает пригласить представителей всех Поместных Православных Церквей, а затем созвать Всеправославный Собор для определения, в частности, отношения к западным христианским конфессиям, выработки православной процедуры принятия в Православие из других христианских конфессий.

Как и большинство архиереев, оба обеспокоены состоянием пастырского образования. Оба предлагают открыть широкий доступ к богословскому образованию выпускникам, как семинарий, так и гражданских средних школ.

Сергий в своем проекте дает одну из наиболее беспощадных картин сословной замкнутости духовных школ. Из-за отсутствия у детей духовенства выбора, пишет архиепископ Сергий, образовались кадры семинарских и академических преподавателей поневоле, ненавидящих свою профессию, озлобленных и соответствующим отрицательным образом влияющих на семинаристов, среди которых опять же много бурсаков поневоле, которые все и всех ненавидят, бунтуют, разлагают духовные школы... Все это прекратится открытием равных возможностей образования, духовного и светского, для детей всех сословий. Интересно, что все эти предложения, в основном, соответствовали проекту синодальной комиссии 60-х годов XIX века, отвергнутому обер-прокурором Дмитрием Толстым.

О том, что владыка Тихон видел будущий собор с самым широким представительством клира и мирян с правом решающего голоса, свидетельствует Первый Всеамериканский поместный собор духовенства и мирян, созванный им в Пенсильвании в 1907 году. На этом соборе был утвержден приходский устав, полностью соответствовавший выше приведенным рекомендациям. Этот устав послужил моделью для Примерного приходского устава, принятого Российским поместным собором в 1918 году.

Одним из самых больших ретроградов оказывается Антоний Волынский (Храповицкий). Он ратовал за восстановление патриаршества в виде папистского единовластия. Соборы - да, но только архиерейские и всесильный папа-патриарх над собором. Он властен вмешиваться во внутренние дела епархий и командовать архиереями. Мирянам отводится роль бессловесных овец.

Судя по "Отзывам", большинство епископов оказалось ближе к Аксакову и "Союзу обновления", чем к позиции епископа Антония. Единственное, в чем "Союз обновления" не получил поддержки у епископата - это в призыве ввести женатый епископат. Некоторые, правда, допускали хиротонию вдовых священников без совершения монашеского пострига; а Сергий (Страгородский) идет еще ближе навстречу "Союзу обновления", предлагая хиротонисать и женатых священников на условии их развода с женами по обоюдному полюбовному согласию. Признавая, что по канонам собор архиереев полномочен говорить от лица всей Церкви, архиепископ Сергий указывает, что там речь шла о выборном епископате. При российском же централизованно-бюрократическом назначении епископов последние ни любовью, ни доверием в народе не пользуются. Поэтому до тех пор, пока в России не будет восстановлена выборность как священников, так и епископов, поместный собор, чтобы быть авторитетным, должен включать в свой состав выборных представителей от мирян и клира. Он указывает на необходимость духа открытости и свободы как на поместных, так и на соборах митрополичьих округов и епархиальных съездах. Доступ на соборы без права решающего голоса должен быть открыт любому православному человеку. Соборы являются высшим законодательным учреждением; они должны быть местом свободной творческой дискуссии, а не сводиться к механическому голосованию по решениям, разработанным и принятым комиссиями.

Из реформ, предложенных Сергием, видна, с одной стороны, его близость к взглядам архиепископа Тихона, с другой - близость их обоих к большинству требований "Союза обновления". Сергий прямо говорит: "... на предстоящем соборе обсудить вопрос об упрощении богослужебного славянского языка и о предоставлении права, где того пожелает приход (выделено Д.П.), совершать богослужение на родном языке". В противовес епископу Антонию (Храповицкому), категорически возражающему против участия священнослужителей в законодательных и иных выборных государственных учреждениях, Сергий, как и Тихон, считает, что такое право должно духовенству быть "предоставлено, как одно из средств для проведения христианских начал в жизни". В области богослужения он предлагает не только сокращения, но и отмену "некоторых некрасивых обрядов, вроде дуновения и плюновения в чине крещения". Он за право священников, овдовевших в возрасте моложе 45 лет, на повторный брак, за уничтожение монастырских тюрем, за право избирать в епископы овдовевших иереев без обязательного пострига. Как и Тихон, Сергий предлагает поднять на Соборе вопросы о снятии клятв со старообрядцев. Сергий еще более четко, чем Тихон, упирает на возрождение соборности на всех уровнях, подчеркивая, что Церковь - это не епископ, не Патриарх, не духовенство сами по себе, а вся полнота Церкви - это духовенство и миряне вместе.

Нам неизвестна непосредственная реакция Патриарха Тихона на новые церковные течения, возродившиеся или появившиеся после падения царского режима. Но мы знаем о его благосклонном отношении к некой "Христианско-социальной рабочей партии", зарегистрированной в июне 1917 года в Москве ткачом Федором Жилкиным - бывшим гапоновцем - которая с приходом к власти большевиков была переименована в "Христианско-социалистическую рабоче-крестьянскую партию". Программа партии была весьма радикально-социалистической, но, в отличие от марксистов, отрицала классовую борьбу, призывала к социальному миру и прекращению гражданской войны, которая по пророческому предсказанию партии унесет миллионы жизней. Таким образом, ее установка была ближе к энциклике папы Льва XIII Rerum novurum и солидаризму, чем к классическому социализму. Руководство партии - состоявшее из Жилкина, Н. П. Кузнецова, известного деятеля Великого московского собора и профессора канонического права, бывшего миссионера И. Глазунова и протоиерея Калиновского (будущего обновленца), которого Патриарх Тихон назначил духовником партии - обратилось к Патриарху благословить партию на деятельность в Церкви. Патриарх мудро ответил отказом на том основании, что "Церковь не преследует политических целей", но выразил свое и Патриархии благосклонное к партии отношение, поскольку задачи, поставленные ею, служат "на пользу целям святой Православной Церкви". Партия просуществовала до начала 1920 года, внося регулярные протесты в советское правительство против притеснений религии. Но после того, как Кузнецов посмел в записке правительству осудить ленинский декрет "Об отделении церкви от государства и школы от церкви", он был отправлен в концлагерь, а партия закрыта.

Гораздо суровее отнесся Патриарх Тихон к своему бывшему другу - епископу Антонину (Грановскому), наложив на него в 1921 году прещение за богослужебные нововведения - вынесение престола на середину храма, совершения таким образом евхаристии в гуще верующего народа, окружающего престол со всех сторон, и составление им двух новых русскоязычных литургий на основании древнейших литургических текстов. Причина такой строгости по отношению к Антонину была в изменении порядка текстов литургии. Очевидно, Патриарх считал, что такие радикальные нововведения могут решаться лишь соборно, а не единолично.

Что касается календаря, то тут у Патриарха подход был прагматическо-государственнический. 21 января 1919 года, за четыре года до перехода Вселенской Патриархии на новый стиль, Патриарх Тихон предлагает Вселенскому Патриарху несколько вариантов календарной реформы. Тихон указывает, что поскольку советское правительство перешло на новый стиль, то можно ожидать, что со временем оно либо вообще отменит выходные в дни религиозных праздников, либо и их переведет на новый календарь. В первом случае надобности в переходе Русской Церкви на новый стиль не будет, а во втором церковный календарь менять придется, и предлагает три варианта: 1) сохранение Юлианского календаря без изменений, что - пишет патриарх Тихон - вряд ли удастся; 2) перевод всех православных праздников, в том числе и пасхалии, на новый календарь, что наиболее нежелательно; и 3) вполне приемлемый вариант принятия Григорианского календаря для постоянных праздников, сохраняя традиционно-православную пасхалию. Эта реформа может быть проведена соборно всеми Поместными Церквами или быть оставлена на усмотрение каждой Поместной Церкви. О серьезности намерений Патриарха говорит то, что 31 января 1919 года Н. Кузнецов ходатайствует от имени Патриархии в Совнаркоме о разрешении делегации от РПЦ отправиться в Константинополь для консультаций со Вселенским Патриархом о введении в церковный обиход нового стиля "в связи с принятием его государством". Наркомюст Курский дает свое разрешение, но "Железный Феликс" отказывает.

Не изменился Патриарх Тихон и в своем положительном отношении к экуменизму. Московский собор закончил свои сессии обращением-призывом Божьего благословения на дальнейшие труды старокатоликов и англикан, направленные на воссоединение с Православием. Собор уполномочивает Священный Синод создать постоянную комиссию с отделениями в России и за рубежом для изучения "путей и препятствий к их скорейшему преодолению, чтобы воссоединение осуществить как можно скорее"! В ответ на послание русских протестантов, выражающих соболезнование гонимой Русской Православной Церкви, Патриарх пишет о единомыслии и заканчивает от имени Собора: "В вашем любезном послании мы желали бы видеть ... залог того, что христиане всех исповеданий ... подвигнутся заедино противостать во всеоружии Божием ... вратам ада", т.е. над земными разделениями он видит высшее единство христиан, аналогично митрополиту Филарету (Дроздову) Московскому, который писал в своей книжке "Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной греко-российской Церкви" почти сотней лет раньше, что он отказывает себе в праве называть ложною любую Церковь, которая верит, что Иисус есть Христос.

Что касается политических настроений духовенства, то это, в соответствии со своим посланием от 8 октября 1919 года, Патриарх считал после отделения Церкви от государства личным делом и духовенства, и мирян как граждан. Именно поэтому, нам кажется, Патриарх, будучи под арестом, так спокойно согласился временно доверить свою канцелярию явившимся к нему 12 мая 1922 года петроградским обновленцам - их политическое лицо его не смущало.

Обновленчеству мы посвятили несколько публикаций, здесь же укажем только, что из первоначальной "Группы 32-х петербургских священников" в обновленческое движение 20-х годов вошел, кажется, только один священник Е. X. Белков. Социально-политические установки советских обновленцев принципиально расходились с установками "32-х" своей политической ангажированностью, в то время как "Союз обновления" 1905-06 годов говорил о политическом нейтралитете и независимости от государственной политики. Теперь из сборника все еще недоступных "простым смертным" документов так называемого "Президентского архива", собранных и аннотированных академиком Н. Н. Покровским и С. Г. Петровым, уже доказано, что как раскол обновленчество было запроектировано, спланировано и разработано Троцким, а проводилось в жизнь ГПУ по распоряжению и инструкциям Политбюро. План был таков: воспользоваться тем, что Патриарх призывал Церковь жертвовать на спасение голодающих все, кроме евхаристических сосудов и риз на образах. В пропаганде, обращенной к народу, представить церковное руководство как шкурников, ставящих материальные ценности выше жизни человеческой; затем воспользоваться голодом, разногласиями в среде духовенства по поводу изъятия ценностей и вообще существованием правого и левого течений в духовенстве, толкая последнее на раскол. Левое духовенство надо толкнуть на полный разрыв с патриаршей Церковью. Убедить их выпускать журнал с самыми резкими обвинениями против тихоновцев и заострить борьбу с ними на почве спасения голодающих и изъятия церковных ценностей. Это на сегодняшний день. Но как только ВЧК расправится "с контрреволюционными попами", надо будет взяться за сменовеховцев - так Троцкий называл левое духовенство, - ибо "принимая ... советскую окраску, "передовое" духовенство открывает себе тем самым возможность проникновения в ... передовые слои трудящихся .... Поэтому сменовеховское духовенство надлежит рассматривать как опаснейшего врага завтрашнего дня ... Сегодня же надо повалить контрреволюционную часть церковников". Троцкий рекомендует в конечном итоге созвать собор, но "к моменту собора нам надо подготовить ... пропагандистскую кампанию против обновленческой церкви .... Надо ... обратить ее в выкидыш". Так что замысел обновленческого собора у Троцкого был в том, чтобы на нем произошла борьба всех против всех, что даст возможность их прихлопнуть.

На момент появления обновленчества как "самостоятельного" церковного движения оно состояло из ряда группировок. Одной из главных среди них была "Живая Церковь", выступившая с такими тезисами, выработанными на ее первом съезде в августе 1922 года, как: богослужение на русском и иных национальных языках; духовенство может носить гражданское платье, короткие волосы, посещать театры; "патриаршество должно быть уничтожено... Епископат должен быть брачным ... Монахи священниками быть не могут ... Признание советской власти и справедливости Октябрьской революции", воплощающей, якобы, идеалы первоначального христианства. "Упрощение богослужения, приближение его к народному пониманию ... Отмена тех канонов, которые потеряли свою жизненность ... Приходская реформа. Соборное управление Церковью ... Широкое вовлечение мирян в богослужение до церковного учительства включительно".

Советская власть лансировала обновленцев в 1922 году, исходя из критерия конфискации церковных ценностей, якобы для спасения голодающих - обновленцы поддерживали эту кампанию, от которой Ленин ожидал "сотен миллионов золотых рублей, а может быть, и нескольких миллиардов", которые, как он цинично признавал в секретном письме Политбюро, он собирался использовать для внешнеполитических целей, а совсем не для спасения голодающих. На самом деле изъятие ценностей дало около 4,5 миллионов рублей, из коих Троцкий приказал выделить 1 миллион на закупку хлеба для голодающих и поднять вокруг этого колоссальную пропагандную шумиху. Николаю Николаевичу Покровскому удалось установить сумму, истраченную Комиссией по изъятию церковных ценностей (КИЦЦ) на собственные расходы за апрель 1922 года, а именно 1.559.592 рубля; т.е. одна треть всех собранных средств пошла на собственные нужды комиссии за 1 месяц. Есть еще один пикантный момент: 30 мая ГПУ жалуется ЦК, что у него нет достаточных средств на содержание обновленцев - их издания, поездки, съезды. В ответ ЦК рекомендует чекистам обратиться за финансированием в КИЦЦ, т.е. борьбу против Церкви оплачивали средствами, отобранными у Церкви!

Вот еще пример предельного цинизма Троцкого. В Политбюро, по крайней мере до 12 мая, Троцкий со Сталиным и Лениным всегда, а в большинстве случаев и Зиновьев, голосовали за одобрение расстрельных приговоров духовенству. И вдруг 12 мая Троцкий предлагает опубликовать "от имени прогрессивной части духовенства" воззвание к советской власти о помиловании приговоренных к смерти. В ответ он рекомендует отменять смертную казнь некоторым приговоренным. Этим он надеется убить двух зайцев: представить обновленцев населению в более симпатичном виде и одновременно создать впечатление некой независимости обновленчества от советской власти тем, что большинство из тех приговоренных, за которых хлопочут обновленцы, все же расстреливается. И действительно, посыпались десятки ходатайств обновленческого духовенства о помиловании приговариваемых к расстрелу "тихоновцев". Тут и письма Введенского, и групповые. Но вряд ли обновленцы смогли завоевать себе этим популярность среди населения, поскольку тон писем был противный, подленький: каждое письмо одобряло приговоры, обливало приговоренных грязью, унижало их, а затем призывало советскую власть к великодушию и милосердию. И тут встает вопрос, писали ли обновленцы по собственной инициативе или по прямой инструкции Троцкого? Вероятно, было и то, и другое. Поскольку ходатайства открываются письмом Введенского того же 12 мая, следует предположить, что какой-то сговор здесь был между ГПУ и Введенским, который мог дать команду еще двум-трем ближайшим сотрудникам, например, Белкову и Красницкому, а дальнейшие письма уже могли идти непосредственно от пишущих, "вдохновленных" ходатайствами своего начальства.

Между тем, 29 апреля 1923 года открылся 1-ый собор обновленцев, названный ими Вторым всероссийским поместным. Поскольку тихоновскую Церковь добить так быстро Троцкому не удалось, то и назначение этого обновленческого собора было скорее объединить обновленцев, чем рассорить. Собор постановил перейти на новый календарь, разрешил второбрачие священников и брачный епископат, отлучил карловацкое духовенство и заочно судил Патриарха Тихона, приговорив его к лишению всех церковных званий, в том числе и монашества.

И тут под влиянием протестов Великобритании, Ватикана и Фритьофа Нансена 25 июня 1923 года Патриарх был освобожден из-под ареста. За этим последовало лавинообразное возвращение в патриаршую Церковь духовенства и храмов. В панике обновленцы созвали экстренный съезд в августе, на котором: переименовали ВЦУ в "Священный Синод Российской Православной Церкви", "забыли" о русском языке, вернулись к Юлианскому календарю.

В числе первых возвратился в патриаршую Церковь через публичное покаяние митрополит Сергий (Страгородский). Сергий был одним из первых епископов, присоединившихся к обновленцам, опубликовав 16 июня 1922 года так называемый "Меморандум трех" - он, Евдоким Нижегородский (Мещерский, бывший глава Американской епархии) и Серафим Костромской. Но уже 25 августа Сергий письменно выражает свое несогласие с курсом ВЦУ и требует независимости для своей епархии, а 23 октября заявляет о своем выходе из ВЦУ, за что попадает во второй раз в тюрьму, и поэтому его имени нет ни в числе участников обновленческого собора 1923 года, ни под "соборным" приговором Патриарху Тихону. Это его поведение показывает, что не из трусости Сергий пошел к обновленцам. Существует версия, что якобы митрополит Сергий оправдывал свой шаг тем, что надеялся захватить руководство в ВЦУ и повести церковный корабль по правильному пути. Ведь никто не мог в то время предположить, что Патриарх выйдет на свободу. В этих условиях Сергий, вероятно, просто не видел иного выхода, кроме признания ВЦУ для того, чтобы вывести затем Церковь из-под контроля этих конъюнктурщиков. В общем, обстановка была аналогична той, с которой Сергию придется иметь дело после смерти Патриарха и ареста митрополита Петра - он тогда действовал так же решительно.

В 1923 году стало ясно, что обновленчество обречено: число верных ему храмов и духовенства катастрофически сокращалось, и ГПУ начало давить на Патриарха Тихона и на вождей обновленцев, требуя церковного воссоединения. Замысел был весьма прозрачен: во-первых, Церковь без паствы была советской власти ни к чему; во-вторых, проникновение в руководство патриаршей Церкви обновленческих вождей обеспечило бы ГПУ лучшую осведомленность и более прочный советский контроль за Церковью; в-третьих, наличие в церковном руководстве бывших хулителей Патриарха и доносчиков создало бы очень нездоровую атмосферу недоверия и разногласий в церковном руководстве, приближая осуществление плана Троцкого - добиться в церковной среде борьбы всех против всех. Патриарх под давлением Тучкова, грозившего ему новым арестом, нехотя согласился начать переговоры с Красницким, и 19 мая 1924 года сделал официальное заявление, что "ради мира церковного" принимает в общение протопресвитера Владимира Красницкого и предлагает "Синоду обсудить вопрос о включении его в Высший церковный совет". Однако это вызвало такое сопротивление тихоновского епископата, клира и мирян, что Патриарх должен был отменить эту затею.

Советский религиовед Шишкин справедливо замечает, что к концу 1923 года как во внутренней структуре и церковной политике, так и в лояльности по отношению к советской власти между обновленцами и патриаршей Церковью разницы как будто никакой уже не было, за исключением второбрачия священников и брачного епископата, которые Тихоновская церковь не разрешала. Однако, как мы указывали выше, к решению этих вопросов Церковь подошла вплотную в предложениях и "Союза обновления", и митрополита Сергия. Наконец, признание обновленцев православными Вселенским, Александрийским и Иерусалимским патриархатами свидетельствует о том, что они не видели непреодолимых препятствий даже в том, что обновленцы узаконили развод и второбрачие священников при живой жене, равно как и семейный епископат.

В 20-х годах Шишкин видит разницу между обоими течениями еще и в том, что просоветская политика патриаршей Церкви была чисто внешним приспособлением, в то время как обновленцы приняли эту власть органически, рассчитывая на ее постепенную буржуизацию (по примеру Французской революции), на что рассчитывали и сменовеховцы, и евразийцы. Но и это различие весьма спорно, если судить по требованиям Патриарха с июля 1923 года ко всем, занимающим какие-либо посты в Церкви, от старост до архиереев, проявлять лояльность по отношению к советской власти "не за страх, а за совесть", а тем, кому это недоступно, - отойти от активного участия в жизни Церкви.

Из рассмотренного нами материала напрашивается вывод, что роль Политбюро (особенно лично Троцкого) и ГПУ были решающими в церковном расколе 1920-х годов. Недаром современный российский исследователь М. Одинцов называет действия Троцкого и Политбюро внесением "раскола в православное духовенство". Исходя из этого осмелимся закончить наш доклад сослагательным наклонением, обычно не принятым среди историков: а что было бы, не будь дирижерской палочки, а вернее, дубинки Политбюро и КГБ в деле раскола? Наверное, возникали бы небольшие местные самозванные схизмы, вроде путятовской или илиодоровской, как всегда бывает во время смут. Но вряд ли имел бы место раскол таких масштабов, учитывая - во всяком случае с октября 1919 года - нейтралитет Патриархии относительно политических взглядов духовенства и определения Собора 1917-19 годов, реально ограничивавшие власть епископов соборными учреждениями, предоставлявшие широкое поле деятельности для белого духовенства, участие его в высших органах церковной власти и даже возможность стать епископом без монашеских обетов.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви