Липранди И. Краткое обозрение существующих в России расколов, ересей и сект

Иван Петрович Липранди — военный историк; родился 17 июля 1790 г. Род Липранди принадлежал к старинному испанскому роду, но уже отец И. П. занимал ответственный пост в одном из министерств в России. И. П. начал свою карьеру в военной службе и в качестве полковника генерального штаба принимал участие в Отечественной войне. По вступлении русских войск в Париж Липранди получил назначение начальника военной полиции во Франции, но с окончанием этой кампании вышел в отставку и занялся изучением восточного вопроса. В 1828 г., незадолго до начала турецкой войны, он был послан на место предстоящих военных действий для подготовки необходимых материалов в военном, политическом и этнографическом отношениях. Затем Липранди служил по министерству внутренних дел, занимая должность чиновника особых поручений и состоял председателем комиссии по делам раскольников, скопцов и др. сект. Исследуя сектантский вопрос в России, Липранди, между прочим, первый предложил правительству прекратить преследование безвредных раскольничьих сект и в докладных записках Л. А. Перовскому (тогдашний министр внутренних дел) утверждал, что преследование влечет за собою не уничтожение ереси, а исключительно развитие взяточничества и обогащение следователей за счет кармана раскольников. Все труды Липранди можно разделить на следующие отделы: труды военно-исторические; по вопросу о расколе в России; труды публицистические и библиографические (биографии, письма, примечания и проч.)

I.

До сих пор смотрели, а некоторые и поныне еще смотрят на все вообще расколы наши только с одной религиозной точки; политическое же и даже гражданственное, и другие их значения были вовсе упускаемы из виду, и, можно сказать, что одни только иностранцы, в особенности с 1844 года смотрят на наши расколы с этой точки зрения. В правительственных мерах, принимаемых против распространения расколов и для искоренения опасных сект, были упущены из внимания важные обстоятельства.

В настоящее время, когда брожение умов в Западной Европе направлено к толкам, а следовательно к смутам религиозным; когда господствование католицизма, потрясенное в основании лютеринизмом, ныне снова, но уже вместе с ним, потрясается новыми отпадениями, и умы, блуждая без опоры религии, ищут этой опоры в новых убеждениях; когда образуются своевольные исповедания, дробятся на расколы и в борьбе ищут повсюду умножения своим распространением количества прозелитов; особенно, когда можно полагать, что общины расколов православной церкви, издавна образовавшиеся в Германии и Турции, вошли уже в соотношение с обитающими у нас в Росии - упомянутые обстоятельства должны обратить на себя внимание правительства, тем более, что влияние Запада, проникая в житейский быт России, может проникнуть и в недра религиозных верований. Опыты распространения прозелитизма политического, посредством религиозных верований, всегда были и легко могут повториться ныне.

Главное из этих обстоятельств заключается в том, что до сего времени, на все без исключения секты, то есть на старообрядчество, на древние расколы и новые от них ветви толков, смотрели одинаково, смешивали их, не отделяли духовного значения от политического, не разграничивали хранящих старое от созидающих новое, а еще более, что до сих пор не было обращено никакого положительного внимания ни на подразделения раскольников, составляющих множество различных толков, ни на учение их, ни на обряды, ни даже на количество каждого из них и на главнейшие их гнездилища. От того можно сказать решительно, все остается для правительства в совершенной тме и оно поставляется в совершенную невозможность принимать против них положительные меры, которые могут быть тогда только правильными и сообразными с предполагаемой государственной пользою, когда цифра и учение каждого из толков будет известно, ибо естественно, что то, что можно предпринять против 10,000 нельзя предпринять против 100,000, а то, что можно предпринять против этого числа, нельзя предпринять против 1,000,000 или более. Между тем, не только что цифры, даваемые в разных правительственных отчетах, по разным ведомствам, как по министерству внутренних дел и по духовному, не согласны между собою сами по себе, но они каждая не составляет и десятой части той цифры, которую дают сами себе раскольники, в особенности по Поповщине и Беспоповщине, и цифра, которую дают себе раскольники, приближается более к настоящей истинной их цифре.

Читать по старой или новой книге, креститься двумя или тремя перстами, чтить крест четырех или осьми конечный, ходить по солнцу или против, служить на пяти или семи просфорах и т.п. - все это не составляет веры, а только обряд, за несходством которого внутреннее единство с церковью не прерывается. Эта самая мысль изображена и в напечатанном высочайшем рескрипте в бозе почивающего императора Александра I Херсонскому военному губернатору от 9 Декабря 1816 года, сими словами (говоря даже о Духоборцах), что "сие (то есть разность обрядов) происходит в них от недостатка в просвещении: ибо ревность Божию имеют, но не по разуму. Учение спасителя мира, пришедшего на землю взыскати и спасти погибшего, не может быть внушаемо насильствием и казнями, но может служить к погибели спасаемого, коего ищут обратить на путь истины. Истинная вера порождается благодатию господнею чрез убеждение, поучением, кротостию, а более всего добрыми примерами", и в другом месте того же рескрипта: "церковь православная, сколь ни желала бы обратить сих, отпадших от нее чад, к себе, может ли одобрить меры гонения, только противные духу главы ее, Христа спасителя, оставившего последователям своим сие достопамятное изречение: аще ли бысте ведали что есть, милости хощу, а не жертвы, николи убо бысте осуждали неповинных".

Из сего явствует, что и тогда еще раскольников принимали чисто в религиозном смысле; но вскоре заметили в них политические значения, и тогда последовали законы против раскольников, совершенно противоположные выше помянутому взгляду. Но и самые законы эти не всегда соответствовали тому, против чего оные изрекались, а некоторые послужили еще к сильнейшему распространению сект и ересей до ужасающей прогрессии, что продолжается и поныне.

Прения с ними относительно верования, по моему мнению, должны быть прекращены и строго воспрещены навсегда.

Несовместно с достоинством православной церкви входить в рассуждение с невеждами, доказывать им правильность, ею соблюдаемую, оспаривать их возражения против святости и законности господствующей церкви и проч.; все это усиливает только самонадеянность раскольников и убеждение в правильности их лжеумствований. Допустить кого до спора - значит допустить его до состязания, став на равную с ними степень. Словом, церковь наша не должна унижить себя, вступив в богословские рассуждения с толпою невежд закоренелых и все меры эти, а равно и меры убеждений, употреблявшиеся до сих пор против них, основанные на прениях с ними, были меры не основательные, даже по одному только тому, что то, о чем священный собор правилом восточной церкви постановил, того частные лица не могут ни доказывать ни опровергать, и прениями о мелочах унижалось только высокое значение собора, а противникам давался повод противостоять спорами господствующей церкви, от чего возникла в них самонадеянность, перешедшая потом в закоснелое верование в свое лжеучение. Сверх же того, если лжеобрядцы отреклись от постановлений освященного собора святой православной церкви и возмнили быть законнее глав церкви и всего духовенства, то очень естестенно, что они не поверят убеждению собратий, как бы оно истинно ни было. Но придет время, истина проникнет и в них, и они сознаются при других правительственных мерах в прегрешении ума своего. Пусть до того времени святая церковь молит только бога за них, как за овец, отставших от стада и идущих без пастыря.

В политическом значении должно отделять от стада только овец, зараженных язвой; но мнимые старообрядцы, то есть Поповщина (а не сектаторы, о чем будет говорено далее) не могут почесться такими и их не должно отгонять от стада за то, что они отдалились от него: если они и идут сохранно и безопасно, то это только от того, что они все-таки охраняемы и пастырем и надзором православия. Чем ближе они будут к стаду, тем скорее соединятся с ним в поколениях, которые озарят просвещение гражданское.

Не только в этих видах удержания достоинства православной церкви, но и по отношениям политическим, требующим основных и непреложных правил мудрого государственного управления: не раздражать народ мерами частными и своеволием - последовал, в подтверждение прежних наставлений, в 1845 году 5 Апреля за No. 111, на основании высочайшего повеления, секретный указ священного Синода следующего содержания:....

А) "Преосвященные должны, сколь можно чаще, внушать священникам тех приходов, где живут раскольники:

а) "Обращаться с ними отнюдь не презрительно и не враждебно, а кротко и миролюбиво, и, наблюдая во всем благоразумную умеренность и осторожность, ничем не раздражать их ни в речах, ни в действиях.

б) "Прежде всего действовать на них собственным примером строгой, неукоризненной, христианским пастырям приличной, благочестивой жизни, исполненной духа, теплой, бескорыстной любви не только к прихожанам православным, но и к заблудшим.

в) "Удалиться в житии своем от всего того, что могло бы дать пищу предосудительным толкам и злословию.

г) "Тем паче, избегать на действиях своих всего того, что могло бы давать повод раскольникам к ропоту и жалобам.

д) "Для обращения их, ни в каком случае не прибегать к иным средствам, кроме указуемых достоподражательным примером сильных ревнителей в спасении души, то есть духовного увещания, растворенного любовию, кротостию и долготерпением.

е) "Таковые духовные увещания делать, пользуясь благоприятными к беседованию случаями.

ж) "Приобретать уважение и доверие раскольников рассудительным и беспристрастным образом мыслей и действий, опытностию, скромностию, сострадательностию и другими ему подобными свойствами.

з) "Ни под каким видом не вмешиваться в их раскольнические требы, ниже в какие-либо полицейские распоряжения о противозаконных действиях, преследование коих не есть дело духовенства.

и) "Ни в каких делах по предмету раскола не обращаться с требованиями или доносами к светским властям; но доводить о том до сведения своего епархиального архиерея.

i) "К православию из раскола присоединять только лиц, изъявляющих собственное, непринужденное и искреннее на то желание.

Б) "Преосвященные сами:

а) "Ни в каком случае не должны по предмету раскольников предпринимать никаких новых мер, без разрешения святейшего Синода.

б) "Обязаны обращать непрерывное внимание на способности и поведение тех священников, в приходе коих живут раскольники.

в) "Не оставлять ни одного неосторожного их действия, или отступления от предписанных правил без надлежащего замечания и вразумления.

г) "Слабых священников или неспособных, или замечаемых в пороках, заменить лицами, достойными столь важного служения, и о таковых распоряжениях доносить святейшему Синоду, как особо, по мере надобности, так и в годичном отчете.

д) "Строго наблюдая вообще за исполнением высочайшей воли, чтобы духовенство ни в каком случае не выходило из круга чисто духовных действий, входить в сношение с естными гражданскими начальствами только в обстоятельствах действительной важности и в отдельных случаях совращения из православия в раскол, для предания законному суду совратителя и совращенного".

И действительно, прямое и даже только косвенное вмешательство лиц духовного ведомства в дела раскольников, должно еще более раздражать сих последних, укоренять в них ненависть к православию и его представителям, потому именно, что самое образование раскола имеет своим началом вражду противу наших церковно-духовных обрядов. Не признавая духовной власти и не повинуясь ей, они повинуются лишь власти полицейской; следовательно, употребление лиц духовного ведомства к их преследованию, или даже только гласное со стороны их вмешательство в дела расколов, не может дать мерам правительства тех плодов, которых должно было бы ожидать от них. Это все равно, что подливать масло на горячие уголья. В следующих главах это объяснится подробнее.

II.

Раскольников в России должно делать на две главных части или общины, имеющие, каждая, свои подразделения. К первой из них принадлежат все те, которые исполнением обрядов своих ожидают заслужить себе блаженство в будущей жизни; ко второй, более разнообразной, принадлежат ожидающие своему лжеучению торжества и в настоящей жизни. Первая из этих общин есть чисто религиозная, другая политическая.

Община чисто религиозная, по существу своему, остановилась недвижимо на известной точке заблуждения и, в продолжении 180 лет, в делах совести своей, ни сколько не подвигается ни вперед ни назад, не следуя в этом отношении за духом просвещения. Община эта состоит из толка, так называемого Поповщина, имеющего многочисленных последователей. Рогожское кладбище, или ныне переименованное в богадельный дом, в Москве, служит этому толку как бы митрополиею. Поповщина ничем не отличается от допущенных правительством Единоверцев: те же старые книги, те же иконы и утварь, те же обряды и проч., с тою только разницею, что, у сих последних, священник определяется нашим духовенством и состоит в его зависимости, а Поповщина, отвергая эту зависимость, признает зависимость своих священников только от полиции. Естественно, что наша церковь признать подобных священников не может, хотя они и посвящены в сей сан православным духовенством. Это справедливое непризнание нашею цековью раскольничьх попов, вынудило сих последних сманивать к себе во службы или из отставных наших священников и держать их как беглых. В начале двадцатых годов, Рогожское кладбище получило дозволение оставить своих попов, т.е. тех, которые находились уже у них, с тем однако же, чтобы более не возобновлять их. Когда многие из них умерли и остались только три попа, уже престарелых, не бывших в состоянии удовлетворить всем потребностям паствы; а пополнение новыми беглыми попами, сопряжено было с затруднениями, тогда у Поповщины родилась мысль, которая, к несчастию, осуществлением своим, соделала из этой общины, бывшей вовсе безвредною в политическом отношении, ныне требующую от правительства бдительных соображений к отклонению будущих сплетений.

Я говорю здесь об избрании с помощию Поповщинцов, живущих в Австрии и в Турции, себе митрополита. Этот последний, имея право посвящать новых священников, начал наводнять Россию подобными лжепопами. Один из ревнительнейших лиц этого толка, бывший настоятель раскольнического скита в Австрии, в Белой-Кринице, близ границ наших, Геронтий, возведенный лжемитрополитом в сан архимандрита, был наконец, по распоряжению бывшего г. министра внутренних дел, схвачен в Москве, куда он повадился ездить для сбора обычных приношений на сооружение новой митрополии. Дерзкая цель, наложенная в его письме, во время содержания его здесь, и некоторые пояснения дальнейших намерений, которые он мне лично сделал, при снятии с него оффициальных допросов, доказывает всю важность этого обстоятельства и вместе с тем необходимость положить преграду этому нравственно-религиозному развитию, даваемому у нас, в России из Австрии. Участь Геронтия в 1848 году известна. По дипломатическим сношениям, Бело-Криницкий монастырь был запечатан и лжемитрополит вызван в Вену с тем, чтоб быть высланным на место родины в Турцию. Между тем, Венский кабинет из сострадания, будто бы, к участи, которая может ожидать в Турции этого беглеца, оставил его на жительстве в Австрии; в начале он был помещен в Граце и Цилли (в Стирии), потом назначили ему местопребыванием Клигенфурт. Несомненно что Австрия, которая так постоянно стремится, после Бухарестского мира, получить влияние свое на Славянские племена, обитающие в Европейской Турции и уполномочившие раскольников этого толка, живших в ее пределах, на избрание митрополита, не упустить сего важного преимущества, которое она приобретает относительно в России: иметь у нас духовное влияние на большую массу народа, самого зажиточного, трудолюбивого и трезвого. Беспрерывное появление к нас раскольничьих попов из Австрии служит тому доказательством. Важнее же всего то, что наши раскольники ездят в Австрию с тем, чтобы сделавшись там попами, возвращаться для совершения треб на их толку. Для прикрытия же себя от преследований, эти тайные лжепопы остаются в звании купцов, мещан и крестьян, в которых издавна известны властям и православным, что и прикрывает их от преследования законов. Мысль введения этих тайных попов родилась еще в 1845 году в Москве. - Петербургские последователи этого толка отвергли оную на том основании, что несовместно с саном священника, носит другое звание; но наконец, после поимки Геронтия, согласились и здешние на эту меру и в совещаниях, бывших в 1850 году в Нижнем Новгороде и Ирбите, пристали к этой мере и раскольники Сибири. Преследование в последнее время раскольников этого толка было поводом еще важнейшего обстоятельства, а именно, что многие самые закоренелые последователи этого толка, в избежание частных гонений, подобно Хлыстам и Скопцам, начали являться в наши и единоверческие церкви, а еще чаще доставать себе свидетельства о крещении своих детей, и потом тотчас же их перекрещивают в свой толк, оставаясь таким образом закоренелыми и более ожесточенными раскольниками. Примеров тому много; и эти тайные раскольники, по многим отношениям, едва ли не вреднее открытых, которых правительству всегда легче наблюдать. По всему, что доселе происходит, должно полагать, что число этих со дня на день будет увеличиваться и составит массу людей, скрывающихся от бдительности властей.

Чтоб отклонить нибельные последствия, от всего вышеизложенного произойти могущие, нужны меры, основанные на совершенном познании дела, во всех отношениях, чтоб обратить опять этот толк чисто в религиозный, в чем конечно правительство и успеет.

Толк Поповщины многочисленнее всех прочих толков: в одной Москве к нему принадлежит более 50,000, в уезде 30,000, и по всей губернии около 150,000. Главнейшие их заселения в губерниях: Черниговской, Могилевской, Киевской, Пермской, Нижегородской, Костромской, Тверской, Саратовской, Казанской, Калужской, Тульской, Орловской, Тамбовской, Иркутской, Томской, Тобольской, С. Петербургской и проч.

К этой первой общине можно отнести отчасти и толк Беспоповщинский Феодосиевцев, также многочисленный, имеющий подобно Поповщине свое кладбище или богадельный дом в Москве - Преображенский, служащий этому толку как бы митрополиею. О Беспоповщине Феодосиевского согласия нельзя сказать того, что сказано о Поповщине. Беспоповщинское учение дает повод к толкованию разных мест священного писания и, если Феодосиевцы остаются еще, так сказать, коренными последователями первого разделения на Поповщину и Беспоповщину, последовавшего тотчас после исправления церковных книг, то вместе с тем, они и способны к изменениям, что доказывается многочисленными примерами, а потому вся вообще Беспоповщина принадлежит более ко второй общине.

Главные поселения чисто Феодосиевского толка находятся в губерниях: Ярославской, Костромской, Вологодской, Олонецкой, Архангельской, С.-Петербургской, Новгородской, Псковской, Лифляндской, Витебской, Тверской, Московской (в одной Москве более 12,000), Калужской, Черниговской, Рязанской, Симбирской, Саратовской, Астраханской, Нижегородской, Оренбургской, Вятской; в прочих губерниях количество Феодосиевцев незначительно, а равно и в Сибири, но за то в этой последней множество других беспоповщинских толков, отпавших о Феодосиевцев и возникших от других.

Всех вообще, следующих только этим двум толкам, составляющим первую религиозную общину, по их собственному счету находится более четырех миллионов, в числе коих Поповщины несравненно более.

Вторая община, ожидающая торжества и в настоящей жизни, очень многочисленна и имеет бесконечное число подразделений, основанных однако же на общих началах; подразделения эти одни вреднее других. Вся эта община должна почитаться обществом политическим потому, что все они, как уже замечено в первой главе, основаны: одни на произволе толковать, как захотят, не только тексты духовных книг, но и предания чтимых ими прежних учителей или наставников своих; другие имеют основанием пророчество. Каждый круг, каждая молельня имеет из среды своей пророка; чтит его, веря слепо и свято в его слова; всякий внезапно являющийся в собрании стрижник того же согласия, если он одарен умом и способностью говорить, допускается к пророчеству и свято чтится собранием. Пророчества эти бывают общие для всех и в частности для каждого, и большею частию основываются на произвольном толковании, по своему, разных мест св. писания, например из апокалипсиса, и т.п. Из сего явствует, что все толки этой второй общины могут сообразоваться с обстоятельствами времени и пользоваться оными. Все они ожидают с Востока, а некоторые из самих окрестностей Иркутска, главного своего пророка живого Бога, долженствующего придти для восстановления разрушенной соборной церкви и изгнания антихриста. Учение это, более или менее развитое во всех подразделениях этой второй общины, показывает всю его зловредность; мысль же торжества и в настоящей жизни, кажется, прельщает более, чем блаженство в будущей, потому что все эти толки, ереси и секты, с неимоверною быстротою размножаются и усиливаются прозелитами. К счастию, до сих пор пророки большею частию бывают из лиц невежественных, но, как увидим далее, случалось уже, что они проявлялись и из лиц, не только возвышенных классов, но и из людей образованных. Такие люди действовали и до ныне действуют точно ли из душевного убеждения в сумасбродных правилах учения своего, или иногда и с какою-либо особеною целью, остается еще необъясненным. Обратимся к предмету.

Первое место в числительности своей, в этой второй общине, занимают толки Беспоповщинские, и численность эта соделывает их едва ли не вреднейшими из всех расколов, в России существующих, потому что толк этот: 1) отторгает во всех своих видах, вообще многочисленных, исповедников своих от православной веры, 2) вопрещает, в большей части их, молиться за царя; 3) учит не повиноваться никаким установленным властям, избегая всякого столкновения с оными и 4) отвергая брак, вовлекает последователей своих в явный разврат.

Нынешняя Беспоповщина разделяется на многие толки, или согласия и представляет из себя как бы конфедеративно-религиозную республику; нет предела дальнейшему разветвлению этого вредного своевольства. К числу Беспоповщины принадлежат, как замечено выше, Феодосиевцы или Преображенцы; этот толк сохранил, с самого начала их отделения вместе с Поповщиною от православной церкви, почти без изменения свое учение, а потому об нем упомянуто в исчислении толков первой общины. Но вместе с тем, он более принадлежит ко второй общине потому, что он был как бы рассадником множества вреднейших толков, отделившихся от первоначального своего учения и, если толки эти не признают Феодосиевского, подобно как и православного, за исповедание чисто христианское, то не менее того могущество и богатство Феодосиевцев имеет над многими толками, отделившимися от них, безусловное влияние в общественном быту. Вот некоторые из этих толков: Морельщики, из которых в свою очередь образовались Самосожигатели, потом Соединяющиеся со Христом, или самоубийцы, или просящие других совершить над ними убийство, употребляя выражения: одни - "присоедини, батюшка, ко Христу", другие, а именно Филипповцы, имеют право произносить: "сподоби сравняться Филиппу (основателю толка), во избежание рабства антихристу", кладут равнодушно голову на скамью и с полным самоотвержением ожидают исполнения самоубийственного своего желания. Дела, находящиеся в министерстве внутренних дел, представляют очень недавние тому примеры.

Другие беспоповщинские толки носят большею частию названия от первых учителей своих, отделившихся от первых учителей своих, отделившихся от основного толка, к которому принадлежали, а именно: Масловские, Викулинцы, Поморцы, Павловцы, Артамоновцы, Даниловщина, Вьюгиновщина, Ковылинцы, Кисловцы, Бабушкино Согласие, Аристовщина, Аввакумовщина, Кондртьевцы, Игнатовщина, Анисимовщина и множество тому подобных, как они называют согласий; каждый, одаренный некоторою смышленостию, может толкованием какого-либо текста, составить общество и безусловно направлять оное. Развитие Беспоповщинской ереси распространяется с изумительною быстротою, так напр.

Беспоповщинских молелен в Москве было:

в 1772 году только 2

в 1812 46

в 1848 145,

между тем православных церквей в этом последнем году считалось 370. Нельзя ли этого видеть, что Беспоповщинский раскол стремится уравновеситься с православием, приобретя в последнем промежутке 36 лет 99 новых молелен?

Многие из помянутых толков не молятся за царя; но есть толки, не признающие никакой власти, так напр., согласие, именующее себя: не признающими ни царя, ни князя. По имевшимся сведениям, собирание которых впоследствии остановилось, учители толка этого являлись неоднократно на Преображенское кладбище и в последний раз в 1847 году, приходили в оное двое из учителей этого согласия, где укоряли Федосеевцев за то, что эти последние отступили от истинной Христианской веры и оказывают повиновение, и т.п.

Феодосиевцы, которых главное гнездо есть Преображенское кладбище в Москве, а ветви раскинуты по всей империи, как видно из рукописей их, доставленных высокопреосвященным миторополитом Филаретом в святейший Синод, из которых одна писана уже в 1842 году, до сих пор веруют и проповедуют, что за нынешнюю царскую власть молиться есть богомерзкое предание и скверное разумение: "по вере благочестивой, и царь благочестивый, по нечестивой же вере и царь нечестивый нарицается".

Кроме местных оседлых жителей, к этой секте принадлежит множество беглых, скитающихся по Ярославской губернии, которых прельщает бродяжная жизнь, отчего к совратителям нередко являются желающие вступить в согласие, но они для предварительного испытания, подвергают их сорокадневному посту, а потом перекрещивают. Замужняя женщина, вступившая в согласие, называется сестрою, волосы ее заплетают в одну косу, она слывет девкою, оставляет мужа и предается разврату. Если же и муж вступает с нею в согласие, то он не должен упоминать о ней, обязан отречься не только сообщения, но и разговора с кем-либо, должен быть мертв ко всему, что относится до самых общественных сношений; все они вне повиновения властям, порядку, законами установленному. Но эта странная жизнь самими постановлениями согласия услаждает его пожертвования: 1) секраторы могут свободно предаваться разврату, вправе красть в домах, где будут приняты как странники, ибо убеждены, что все домашние вещи принадлежат всем, а не исключительно их настоящему владельцу (не чистый ли это коммунизм?) пришлец не крадет, если берет вещь без дозволения - он только предупреждает желание хозяина дарить ему нравящуюся; 2) по учению секты таким бродягам не нужен паспорт: "никто не ходит с паспортом в след Христу, довольно быть учеником христовым, чтоб не нести никаких повинностей; человек божие создание, а Бог паспортов не дает". Сектатор в этом убеждается при его перекрещении.

Сколько ни упорны последователи в своих заблуждениях, но боятся быть открытыми местным начальством, что можно видеть из опасения сделаться известными, при перекрещении отпадающих от православия; они заповедают им отвечать при допросах, "что принадлежат наследственно к секте, т.е. что родились они, а не перешли из православия". Скитальческая жизнь, как видно, не есть следствие религиозных убеждений, обрекающих на произвольную нищету последователей этой секты; напротив, они не отказывают себе иметь деньги, говоря: ;надо иметь деньги, чтобы откупаться от антихристовых слуг (т.е. чиновников земской полиции) и сем отроков, иже в Ефесе спавших, имели у себя сребро". Притом, этот род жизни им нравится от того, что считают себя совершенно независимыми от всякой власти.

К этим Бегунам, большею частию неизвестным (как замечено выше), местным властям, должно присоединить многочисленный класс, так называемых Ходебщиков или разнощиков мелких товаров, почти весь состоящий из раскольников; класс этот чрезвычайно многочислен; главное местопребывание их Владимирская губерния в Ковровском и Вязниковском уездах. В слободе Холуйской или Холуе, Вязниковского уезда, бывают четыре ярмарки; жители этой слободы: половина казенные крестьяне, другая князей Белосельских-Белозерских, все они почти, так называемые Богомазы, или иконописцы - здесь главный центр Ходебщиков. Кроме икон своего изделия, они запасаются в Москве и других торговых городах разными русскими товарами первой необходимости в обыкновенном домашнем быту и отправляются с ними по всем концам России, даже в Сибирь, Кавказ и царство Польское, служа таким образом, для этих отдаленных краев империи, живыми посредниками и проводниками. Многие из них в последствии разбогатели, перешли в купечество и занимаются: один золотыми промыслами, другие торговлею; они известны в России под общим названием Афеней, имеют свой собственный язык, с которым сходен язык купцов города Галича, заполненного злейшими толками Беспоповщины и употребляемого в своем круге. Независимо распространения зловредных учений различных толков раскола, снабжения иконами, старопечатными книгами нуждающихся раскольников и перенесении вестей, они переносят чрез Польшу в большом количестве золото, как молва говорит о том, присовокупляя, что это есть и источник разбогатения их единоверцев: одних, основавшихся в Сибири, других в Польше.

Беспоповщина вообще представляет из себя необыкновенное явление, как в религиозном, так и в гражданском и политическом отношениях. Не смотря на то, что она признается вредною, распространение ее быстро развивается, существовавшие толки усиливаются, новые согласия созидаются, пропаганда их быстро подвигается вперед. Беспоповщина сохраняет свои молельни и сохраняет их с таким преимуществом противу Поповщинского толка, чисто религиозного, что, не говоря уже о количестве молелен их в Москве, упомянутом выше, даже здесь, в Петербурге, находится их много, между тем, как Поповщина имела только одну, с незапамятных времен существовавшую в Ивановской улице, под общим названием в народе Громовской. Но и эта последняя вскоре была закрыта и многочисленные прихожане оной оставлены без религиозной, по своему согласию, помощи, а именно: не без одного только крещения, но без исповеди и причастия, без венчания, без похорон, тогда как Беспоповщина пользуется всеми этими преимуществами.

Одно из замечательных политических явлений, представляемых Феодосиевцами, есть то, что они так искусно, так гибко могут сообразоваться с обстоятельствами, их окружающими. Например: императрица Анна Иоанновна, силою смирив дух противления Беспоповщинцев, тогда еще не столь многочисленных; они приняли вид кротости, смирения, лицемерной покорности и ныне, проживая в городах, стыдятся не знать приличий лучшего круга общества, в деревнях и селах знают порядок судопроизводства. Беспоповщинцы фабриканты, лучшие торговые люди, ходебщики, бывающие даже за границею, они не таятся, как то было прежде, в лесах, но в век Анны Иоанновны они передавали свое учение только словесно, скитаясь по ближайшим селениям, ныне же письменно сообщают оное из Москвы в губернии: Орловскую, Тульскую, Воронежскую, Тамбовскую, Рязанскую, Владимирскую, Ярославскую, Тверскую и другие. Торговая Рига и ближайшие к ней местечки наполнены ими; они в польских губерниях увлекают в свои молельни бывших Униатов. Поморцы с севера присылают свои наставления на южные края России; Преображенское кладбище предписывает в Сибири тюменской общине; следовательно круг их действий, с просвещением, не уменьшился, но распространил свой объем. С 1820 и по 1837 год, московские Беспоповщинцы воспользовались работами бывшей в Москве единоверческой типографии, сделали себе запись книг, и пополняя оный печатавшимися тайно в Клинцовском посаде, снабжают ими ежегодно сибирские общины, тогда как в сибирских губерниях возникает недостаток в церковно-служебных книгах по православным приходам. Даниловский, Выгорецкий монастырь и новгородские общины пишут для молелен потребные книги, продавая их дорогой ценой.

Численность Беспоповщины увеличивается новобранцами: 1) из отставных солдат, их жен, казенных и помещичьих крестьян и даже преступников из Сибири. Общины приписывают новых пришельцов в мещане, или отправляют в сокровенные убежища, как-то: Филипповцы - в Кексгольм и Олонецкую губернию; Фоедосеевцы - в Весьегонские и Томозерские леса, Саратовские степи; Поморцы - в Архангельскую и малороссийские губернии. Беглый перекрещенный, с полученною от настоятелей запискою, проходя по Беспоповщинским селениям, снабжается приютом, продовольствием до места своего назначения; страшась возвратиться в первобытное состояние, он делается преданнейшим последователем раскола. 2) Фабриканты и торговые купеческие дома, нанимая работников, прикащиков, прельщают их свободою от крепостного состояния, из которого выкупают, несмотря на значительные цены; помогают им в заведении собственных фабрик, снабжая потребными материалами по ничтожным ценам, с долговременною рассрочкою платежа; берут мальчиков в большом количестве на фабрики; воспитывают, обещая награды, и временем нечувствительно, увлекают их в раскол. В деревнях крестьянин, при перекрещении, снабжается от наставника хозяйственными потребностями.

Общества Беспоповщинские приманивают к себе многочисленных желающих вступить в их согласие потому, что: 1) делатель фальшивой монеты сокрыт обществом, он отливает ее вместе с крестами и иконами, почему необходим для согласия, точно так, как делатель кредитных билетов и т.п. нужен им для выдачи фальшивых паспортов и других видов; 2) умерщвляет ли мать свое дитя, или отец дочь, несоглашающуюся удовлетворить его желания, преступники остаются тщательно сокрытыми - "они виновны пред Богом, а не пред иноверным судом", говорят Беспоповщинцы; 3) кража церковных вещей, святых мощей, икон, даже поощряется Беспоповщинцами "таким образом святыми спасаются от нечестивых рук"; 4) Феодосеевец, Поморец оставляет жену, с которою прижил детей, жена вступает в новые обязанности, и ни тот, ни другой не почитаются даже виновными. Кровосмешение, мужеложство, сообщение женщин с женщинами не преследуется, даже в монашеских обществах, сами наставники, без укоризны от прихожан, предаются разврату с духовными своими детьми.

Беспоповщина считает себя, т.е. во всех толках ее составляющих, до пяти миллионов! До какой степени цифра эта приближается к истине - правительство не может до сих пор поверить, но достоверно только то, что цифра, которую дают себе вообще раскольники, более приблизительна к точности, нежели та, которую дает ей правительство. Для примера можно привести здесь следующее обстоятельство: в последнее время управления министерством внутренних дел графом Перовским, особенные чиновники были посланы им в губернии: Костромскую, Ярославскую и Нижегородскую, для определения сколь можно вернее количества раскольников, обитающих в них. Из наблюдений этих чиновников, несовершенно окончивших свое поручение, оказалось приблизительно уже в десять раз более официальных цифр, присылаемых губернскими властями. Несомненно, что при ближайшем рассмотрении и это увеличится еще несравненно более. Таковы были и есть данные об этом важном государственном предмете.

Скопческая ересь, основанная на пророчествах, вместе с зловредным, во всех отношениях, учением своим, есть самая чудовищная из всех известных в мире сект. Хотя Скопцы издавна уже существовали, но обратили на себя особенное внимание правительства только в 1770 году, когда один из учителей их, Кондратий Селиванов, начал распространять учение свое в обширных размерах в губерниях: Орловской и Тульской. Будучи наказан с главными своими сообщниками в Сосновке Тамбовской губернии, Селиванов был сослан в Сибирь, где имел дерзость принять на себя имя в бозе почивающего императора Петра III. Император Павел I, вступив на престол, приказал привести его в Петербург и заключить в дом умалишенных в секретный номер.

По восшествии на престол императора Александра I Селиванов, по проискам многих богатых скопцов, и между ними и камергера Елинского, также скопца, был переведен в 1801 году в богадельный дом, а из оного тотчас взят скопцами же на пропитание и поручительство. С этого времени Селиванов, живя на свободе, продолжил свободно утверждать свое учение. Последователи его собрали все предания с 1762 года, написали так называемые "Страды", или похождения своего учителя, и никто из них не сомневался уже более, чтоб Селиванов не был действительно Христом спасителем и с тем вместе императором Петром III. Со всех концов государства стекались к нему на поклонение; чтимость к этому дерзкому самозванцу была столь велика, что обстригаемые им ногти, один волосок с его головы, даже мыльная вода, после того как омылся - развозились его сектаторами, как драгоценный священный дар. Нет и поныне скопца, который бы не имел у себя или его ногтей или волоска в ладонке, или в другом каком-либо предмете, равно и серебренного рубля с изображением императора Петра III, не говоря уже о потретах, пред которыми зажигаются свечи и совершают по особому обряду богослужение.

Собрания, бывавшие у Селиванова, и многие жертвы обольщения обратили наконец внимание правительства. В 1810 году взята была подписка с Селиванова прекратить оскопление, но подписки этой он не сдержал. Собрания его усилились; дом, в котором он жил, получил название Дома Давидова; другой, где жила одна из чтимых скопцами за святую (Анна Софонова), назывался Рождественским Девичьим монастырем и т.д. Множество новых жертв ежедневно увлекались прельщением этого исповедания, так что между ними встречались люди и чиновные, как военного, так и гражданского и даже духовного звания. В 1818 году, правительство опять обратило внимание на это зло и двое из приближенных лиц к Селиванову, были отправлены в Соловецкий монастырь. Обстоятельство это, вместо того чтоб обуздать Скопцов, послужило как им, так и их учителю еще в большей самонадеянности. Появление у Селиванова военного генерал-губернатора, вежливое его с ним обращение, высылка только двух его приближенных и неприкосновенность к лицу самого Селиванова, утверждали в Скопцах мысль, что Селиванов, их Батюшка и живой Бог, действительно есть тот, за кого он выдавал себя. Наконец, правительство, видя, что Скопцы размножаются более и более, что учение их распространяется, решилось удалить их главного виновника из столицы и Селиванов в 1820 году, выслан был в Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь. Монастырь этот с того времени сделался священным мустом для Скопцов, которые стали приезжать туда со всех сторон на поклонение своему живому Богу. Съезды эти были воспрещены, а в 1832 году Селиванов умер: это последнее, впрочем, Скопцы отвергают, утверждая, что учитель их и поныне жив и скрывается в окрестностях Иркутска.

Таким образом, несмотря на разорение гнезда ереси в С.Петербурге, скопчество не переставало развиваться во всех концах Империи. Новые учители объявляли себя уполномоченными Батюшкою (Селивановым), который скоро придет с Иркутской горы и созовет всех своих детушек на великое дело; гимны и другие стихотворения в этом же духе распространялись в множестве. Между тем, на Скопцов вообще смотрели более с состраданием, в особенности духовные лица, обманываемые их наружным усердием к исполнению обрядов православной церкви. Между тем, как высочайший указ, сделал самую верную и полную характеристику Скопцов, признавая их "врагами человечества, развратителями нравственности, нарушителями законов божиих и человеческих".

Только в Ноябре 1843 года, по распоряжению бывшего министра внутренних дел, положено начало точному разъяснению сущности скопческой ереси на основании взятых у Скопцов во всех концах империи письменных документов, из которых видно, что это есть не только ракол, противный православию, но не имеющий ничего общего вообще с христианством. Так как у них есть свой особый Христос-Искупитель вышепомянутый Селиванов, которого страдания описаны у них в виде особого евангелия, где утверждается, что этот Селиванов жив до сих пор, ибо Бог дал ему бессмертие, что он сам есть живой Бог, что он скоро придет с ратию в Москву, ударит там в колокол Успенского Собора и тогда соберутся к нему полки полками; что он установит новый порядок вещей, так, что волки не будут обдирать агнцов (так именуют себя Скопцы), что пойдут к детушкам корабли с золотом и драгоценными камнями. У них своя богородица, Акулина Ивановна спутница Селиванова; свой наконец предтеча христов - Александр Иванович Шилов умерший преступник в Шлиссельбургской крепости, похороненный на Преображенской горе близ Шлиссельбурга, где Скопцы воздвигли ему церковь, до 1844 года, охранявшуюся четырьмя Скопцами: и на могиле его был поставлен богатый памятник, с отверстием насквозь плиты в могилу, чрез которое Скопцы опускают для освящения свое лжепричастие, заключающееся в баранках, и рассылают всем иногородним, а равно и песок из этой могилы. Кроме того, имеется у них целый ряд других святых, вовсе неведомых православной церкви, ни даже какому-либо другому христианскому вероисповеданию. Пред портретами этих лиц они, подобно как мы пред образами, зажигают свечи и совершают свои сумасбродные обряды. Имеют своих апостолов, пророков. Пророчество занимает при этом первое место; все действия, даже частной жизни, основываются на этих пророчествах. Строгая постническая жизнь и всегдашняя набожность Скопцов более всего вводит в заблуждение на счет их наше духовенство; но теперь сделалось уже известным, что пост их не есть пост православный. Скопцы действительно никогда не едят мяса, запрещенного им их учением; но за то яйца, молоко и масло не почитаются у них скоромным и они не остановятся употреблять таковые даже в страстную пятницу. Запрещение мяса и разрешение употреблять прследние три предмета основывается у них на бессмысленном изречении: "мясо, как плод совокупления плоти, проклято". Словом, скопческая ересь, как на самом деле, и по учению, и по правилам, и по обрядам есть ересь не только анти-православная, но и решительно анти-христианская.

Совершение наружных обрядрв нашей церкви есть только уловка с их стороны, политическая мера, внушенная Селивановым, дабы, прикрывая ею содержание истинного учения Скопчества, не подвергать себя преследованию. Над умершим Скопцом один из пророков, или апостолов, или учителей, кого скорее найдут, прочитывают, по их правилам, назначенные для сего молитвы, а потом уже передается тело на совершение обрядов по православию. Лютеране Скопцы в Риге делают то же. Пожертвования их на церкви начались только с открытия скопческой коммиссии в 1843 году; этим средством они думали найти себе защиту, ибо полное обнаружение их секты, открытие и уличение семи скопителей (чего никогда не бывало), огромное собрание поличного, обнаружившего все тайные действия их, отыскание в одном С.Петербурге более ста Скопцов, не бывших до того известными правительству, более трех сот человек, высланных из столицы, в числе которых были богатейшие купцы, чиновники и т.п. уличенные оскопленными после 1816 года, обязательная подписка, взятая с домохозяек Скопцов не иметь постояльцами у себя подобных им Скопцов; неоднократные предположения коммиссии разрушить, при главнейших из здешних Скопцов, могилу Шивова, служащую местом соблазна для изуверов в глазах православных и другие решительные меры, противу них предполагавшиеся, наконец зоркое и бдительное наблюдение коммиссии за всеми их происками и действиями, не в одной столице побуждало их искать, пожертвованиями на церкви, выставить себя пред правительством за усердствующих в божией церкви и тем окончательно опровергнуть обвинение их в отпадении от православия.

Не смотря однако же на все это, обнажение ереси их пред правительством, меры строгости, которые были употребляемы к пресечению этого чудовищного заблуждения, Скопчество, казавшееся сначала утихшим по крайней мере здесь в столицк, ныне опять начинает распространяться; показываются новые жертвы и - несомненно устроятся (а может быть и устроились уже) молельни - скопители возьмутся опять за орудие. Неослабность надзора необходима за этими изуверами, которые употребляют все происки, чтоб избегнуть оного. Опыты доказывают это.

Скопческая ересь представляет также примеры, что последователи оной допустили некоторые изменения, но изменения эти касаются только наружных оттенков, отнюдь не отступая от коренных правил, составляющих сущность ереси. Чтоб скрыть от правительства наружный признак Скопчества, совершаемого в разных видах над мужчинами и женщинами, они начали заменять оное операциями, не столь заметными. Так в 1841 году, в Лифляндии, на берегах Чудского озера открыта была секта Скопцов под названием Куткинской, по имени основателя оной (простонародие же именует согласие это Фармазонами). Куткин был раскольник беспоповщинского согласия и отделившись от оного в 1840 году, основал особое беспоповщицкое согласие; потом, бывши в С.Петербурге, он изучил скопческую ересь и, возвратившись, начал вводить оную на месте своей родины. Последователи ее, не отнимая у себя членов, делают только надколы иглою, для уничтожения семянных канатиков, чем приводят себя в неспособность к извержению плодотворного семени при совокуплении. Другая подобная секта, достигающая той же цели еще особым способом, именуется Перевертыши. Эти изуверы, постепенно оттягиванием и кручением мошонки, в продолжении нескольких месяцев, а иногда и года, разрывают семянные канатики и достигают тех же последствий. Скопческие коммиссии имели неоднократно случай свидетельствовать подобных сектаторов. Что же касается женщин, то они для оскопления своего употребляют те же средства, как и Хлысты.

Оскопление во всех видах своих, есть поличная улика, против которой нет никакого оправдания. Надо полагать, что это было поводом, что в наше время некоторые ревнители учения скопческой ереси, начали образовывать согласие так называемых Духовных Скопцов, т.е. оскопленных духовно, а не телесно. Это новое учение и имело то важное преимущество пред настоящими Скопцами, что не обличало в ереси телесными изуродованиями.

Название Духовного Скопчества часто упоминалось в разных делах, но несмотря на все усилия министерства проникнуть в значение оного, оно не могло достигнуть до цели своей, по недостатку о сем данных в делах, которые присылались из губерний, где вообще редко обращалось особенное внимание, чтоб проникать в подобный род изысканий. Так прошло несколько лет и нередко принимали Духовных Скопцов за Хлыстов; но это предположение ошибочно; оно было основано на некоторых темных данных о намерении Скопцов соединить корабли свои с хлыстовскими. В 1844 году, управляющий Новороссийским краем прислал дело о Таврических скопцах, произведенное одним из его чиновников, потому что, по найденным бумагам, оно включало в себя обстоятельства особой важности. Дело это указало министерству путь к обнаружению секты Духовных Скопцов, количество которых увеличивается с неимоверною быстротою. По вышеозначенным путям достигли наконец открыть их учение, совершенно одинаковое с учением настоящих скопцов. Обратив на это внимание и употребив секретные дознания, посредством посыланных агентов, найден главный учитель этой секты, отставной солдат 1812 года, Андрей Никонов. Долго он упорствовал в разъяснении сущности своего учения, наконец, ловкостию посланного в Рязанскую нубернию надворного советника Супонева, он расположен им был к чистосердечному во всем разъяснению, из которого обнаружилось, что сам он был оскоплен, но ни один из его учеников не был подвергнут оскоплению, на основании, как он говорит, наставления Селиванова, при котором он, Никонов, часто находился и которым возведен был в сан учителя и его повременного наместника. Никонов был направлен так, что делаемые им разъяснения не имели вида раскаяния или доноса, но он имел в мыслях убедить слушающего в истине своих сумасбродных заблуждений. Одаренный словом, необыкновенною памятью и самоотвержением, он убежден в душе, что Селиванов был действительно тем, за которого он имел дерзость себя выдавать, и верит, что он жив и бессмертен. Поверхностные только разъяснения, сделанные Никоновым на месте, бросили уже большой свет на скопческую ересь и указывали на исторические прикосновенные к ней лица, до того в этом отношении совершенно неизвестные. Супонев, зная только слегка скопческую ересь, не мог удовлетворить всему, что требовалось для пояснения этого важного предмета, а потому успел склонить Никонова согласиться сделать разъяснения тому лицу, которое он, Супонев ему укажет. Вследствие чего Никонов, по распоряжению бывшего министра, был привезен сюда, но здесь, по несчастию и для правительства и вообще для человечества, он не был направлен для должных разъяснений к тем, к которым бы следовало тем более, что по их указаниям он и был найден, и по их настояниям сюда вытребован. Те же, которые приняли это на себя, вместо того, чтоб оставить его у себя под присмотром, обойтиться с ним ласково и в тихих с ним беседах расположить его к пояснению тех обстоятельств, которых важность дела требовала, начали с того, что посадили его в тюрьму, из которой требовали к себе как преступника и проч. Неизвестно, что он им пояснил, но должно полагать, что, не имея понятия о секте ни в историческом, ни в религиозном и политическом ее значении, они ничего не могли от него добиться тем более, что незнание их не могло укрыться от проницательности Никонова.

Никонов был при Селиванове, после которого оставил столицу и пошел странствовать; потом, возвратясь, жил в молельне Царева, из которой выехал в 1842 году в губернии, за год до арестования этой молельни, во время совершения в ней Скопцами обрядов; следовательно, Никонов мог бросить большой свет и на здешних Скопцов, в числе которых неотменно скрываются еще закоренелые коноводы, что оправдывается молвою о возникающих опять здесь собраниях. Потому-то для здешних Скопцов весьма было важно, чтоб допрос Никонова не был производим теми, которые могли бы разъяснить многие данные, покрытые мраком, о некоторых из здешних Скопцов, следовательно направление Никонова к допросам, как это было сделано, не могло не быть им приятным. Он был отправлен обратно в Рязань, а с этим вместе может быть навсегда погибло средство к собранию сведений о Духовных Скопцах: епе о главных местах их гнездилищ и их численности, так и всего того, что относится собственно до ереси и их в настоящее время учителях, об их надеждах и покровительстве - словом таких сведений, на основании которых правительство получило бы возможность принять точные меры к положению преград распространению этой зловредной во всех отношениях ереси.

Духовные скопцы в образе жизни и нравственном состоянии уподобляются Хлыстам, и в одинаковой степени вредны, как в отношении религиозном и политическом, так и гражданском; обе ереси чрезвычайно многочисленны, но при общем сходстве имеют и значительные между собою различия.

Многочисленная секта Христовщины по простонародию Хлыстовщины, сами себя именующи согласием Божиих Людей, Поколением Израилевым, поклоняющимся Живому Богу; Богомолами Братьями и Сестрами и проч. получили начало свое еще в цвпствование царя Алексея Михайловича.

Учение ее основано на самых сумасбродных началах, а именно:

По преданиям Хлыстов, в начале царствования Алексея Михайловича во Владимирской губернии, Муромского уезда, Стародубской волости, Егорьевского прихода, на гору Городину, "спустися Бог откц с неба в превеликой славе, с силами небесными, на огненных облаках, в огненной колеснице. Силы небесные вознеслись, а Верховсный Гость, Превышний Бог стал видим на горе в образе человека Данила Филипповича". Это сошествие Бога отца считается Хлыстами вторым. Содержание учения этого следующее: "Нрспрдь Бог просветил божественным учением Иерусалим, а Данила Филиппович, имея с ним одинаковые свойства, просветил Россию, начав сие образование с Костромы, которую называют Верховною Стараною". На этих началах создана длинная повесть, передаваемая в виде скопческих страд, на память, "ибо Данила Филиппович, не имея земного начала, имеет непосредственное сношение с св. Духом, от которого получает все наставления, по коим и творит чудеса. Посему, явившись на землю, все книги свои кинул в Волгу, как ненужные и установил не иметь книжного научения, а руководствоваться преданиями его и вдохновениями пророков их веры. За 15 лет до сошествия родился у него, по предсказанию пророков, сын Иисус Христос по имени Иван Тимофеевич от столетней бабы (помещика Нарышкина), в 40 верстах от города Мурома в селении Максаков". Об этом новорожденном говорится много вздора, и когда ему исполнилось 33 года, то он был позван верховным богатым гостем Данилою Филипповичем, живым богом, Костромской губернии в д. Старую, где и дал ему божество в своем доме. После того они оба три дня сряду возносились на небо при свидетелях. "Иисус Христос, а в мире названный Иван Тимофеевич", возвратился в свое жилище, где и начал проповедывать учение бога отца Данилы Филипповича по 12 заповедям; с ним жила девица, названная Дочерью Бога. Когда эта истинная вера начала распространяться, то по повелению царскому Ивана Тимофеевича схватили и пытали с 40 учениками; ему дали столько в сложности дали им всем всем вместе, но не узнали в чем именно заключается вера. Тогда царь велел привезти их в Москву; сперва допрашивал его патриарх Никон, но не успел ни в чем, передали его к боярину Морозову, который поняв (будто бы) святость Ивана Тимофеевича, от допросов по болезни отказался; тогда его передали князю Одоевскому, который и пытал его на Житном Дворе - жег его малым огнем, повеся на железный прут, потом жег в больших кострах; пытали его также на Лобном Месте и наконец распяли на стене у Спасских ворот, идя в Кремль, на левой стороне, где ныне часовня. Когда Иван Тимофеевич испустил дух, то стража сняла его с креста, и в пятницу похоронили на Лобном Месте, в могиле со сводами, а с субботы на воскресенье он при свидетелях воскрес и явился к ученикам своим в Похре. Тут снова был он взят, предан жестоким пыткам и вновь распят на том же месте; с него была снята кожа, а одна из его учениц покрыла его простынею, которая образовала ему новую кожу и проч. Он снова воскрес и еще более начал приобретать последователей, называя себя Богочеловеком, его же называли Стародубским Христом Спасителем. Наконец, был взят третий раз и обречен на жестокие мучения, но в этот раз избег таковых по случаю рождения у царя Алексея Михайловича сына Петра Алексеевича, и это потому, будто царице было пророчествовано что она тогда только разрешится благополучно, когда освободит Ивана Тимофеевича.

С этого времени Иван Тимофеевич стал явно жить в Москве, спокойно, проповедуя веру свою в продолжение 30 лет. Дом, в котором он жил и доселе называется хлыстами Новым Иерусалимом. "Когда же превышний Бог, гость богатый Даниил Филиппович из д. Старой, на сотом году прибыл в Москву в дом возлюбленного сына своего Ивана Тимофеевича и вознесся на небо, при свидетелях, в день св. Василия, то начали считать и новый год уже сего времени"; после сего Иван Тимофеевич был выслан из Москвы и скитался 15 лет, а когда гонение утихло, то он возвратился и построил маленький домик против прежнего. Иван Тимофеевич умер в день св. Тихона, "показав пример своего терпения и благочестия на земле, он, хотя и был воплощенный сын божий, но тело его похоронено у церкви св. Николы на Грачах, откуда он вознесся в славе своей, при свидетелях, для соединения с отцем своим и проч."

Не смотря на все сумасбродство такового учения, оно нашло бесчисленное множество последователей. Из указа императрицы Анны Иоанновны от 7 Июня 1734 года, последовавшего Синода для всенародного известия, видно, что хлыстовская ересь была уже и тогда чрезвычайно развита, что последователи оной "собираются в праздники по ночам разных чинов люди, старцы и старицы", что и прежде чего были уже известны в этой богомерзкой ереси "разного звания духовных и светских чинов люди обоего пола и пр." Сверх того, как ныне открыто из подлинных современных дел, в секте этой находились многие князья и княгини, бояры и боярыни и другие разных чинов помещики и помещицы; из духовных лишь архимандриты и другие настоятели монастырей, также целые монастыри обоего пола - все без изъяия, наприм., в Москве: Девичий и Ивановский, из которых в последнем, при соборной церкви были торжественно похоронены под особо сооруженными памятниками, в виде часовен, тела главных основателей секты, которые в последствии именным высочайшим указом императрицы Анны Иоанновны повелено было вырыть и предать публично сожжению на месте казни рукою палача.

Удивление сему исчезнет, когда мы видим, что спустя более ста лет после этого указа, ересь эта, развиваясь в огромных размерах в народе, могла своею сумасбродностию покорить и присоединить к себе лица, которых образование и положение в обществе долженствовало бы ограждать от того. Иак например, в 1817 году, здесь в С.Петербурге, в Михайловском Замке, в квартире полковницы Буксгенден, подполковница Татаринова имела у себя подобные сборища, в которых, между прочим, участвовали многие гвардейские офицеры; найденные при сем духовные списки песен, употреблявшихся при совершении обрядов на сих сборищах, оказываются чисто хлыстовские, в особенности основная из них, которою начинаются обряды, состоящие в призывании св. духа. На этих сборищах, она заключается точно в тех же самых выражениях, в которых она певалась в царствование Анны Иоанновны в Московских сборищах Хлыстовских и ныне поется в деревнях Хлыстами по всем концам России: "Дай к нам, Господи, дай Иисуса Христа" и проч. Меры кротости, относительно к изуверам, открытым в Михайловском Замке, не могли обратить их к благоразумию: в 1838 году, здесь же в С.Петербурге, у Московской Заставы, в доме Федорова, та же Татаринова, увеличив свою секту, людьми даже в чинах тайных советников и проч., была опять схвачена с сборищем, в котором независимо новых лиц, находились некоторые и из бывших в 1817 году в Михайловском Замке. В том же 1838 году, в Москве захвачено было собрание Хлыстов в большем размере, в числе их были купцы 2 гильдии, и как известно, многие принадлежат к ереси этой и из купцов 1 гильдии, Отставной подполковник Дубовицкий, богатый помещик в разных губерниях, умерший кажется года два тому назад, был ревностнейшим проповедником этой ереси, успев вовлечь в оную не только русских, но у него были ученики и ученицы даже из немцев. В 1843 году, здесь, в С.Петербурге, схвачено было у государственного крестьянина Василья Иванова, сборище Хлыстов, состоявшее исключительно из гвардейских нижних чинов. В 1849 году, опять открыты следы общества Хлыстов, которым давали название Адамистов, при чем опять указывалось на лица, бывшие в сборищах у Татариновой в 1817 и в 1838 годах, кроме многих других. По ближайшему наблюдению за этим обществом, открылись участвующими в оном лица значительные и конечно, если бы не особенные обстоятельства, прекратившие дальнейшие наблюдения, то общество это было бы взято во время исполнения своих обрядов.

Нельзя положительно довесть и доказать, что общества 1817, 1838 и 1849 годов, произошли прямо и непосредственно от сумасбродных преданий о Даниле Филипповиче и Иване Тимофеевиче, но несомненно то, что они совершили все, без исключения, обряды Хлыстовщины, как они совершались в старину назад тому лет за сто; разница состояла только в примеси к настоящим сектаторам идей и понятий новго Европейского происхождения, заимствованных у Иллюминатов и так называвшихся Мартинистов, а также и у Массонов, от чего, без сомнения Хлысты ныне называются в простонародии Фармазонами т.е. Франк-Массонами. Разница в том, что старинные Хлысты складывали и певали свои гимны на манер простонародных русских песен, а у нынешних сектаторов песнопение их сложено уже по версификации Ломоносова и Державина, книжным, литературным языком, а иногда состоят из переводов со псальм французских, немецких, и английских духовных поэтом. Впрочем как прежде, так и теперь, они раздевались, кружились, призывая на себя сошествие св. духа, и когда этот, по их верованию, снисходит на кого-нибудь из присутствующих, то этот пророчествовал и проч. В Москве же купцы, взятые в сбоище 1838 года, разделяли мнение простонародия.

Хлыстовская ересь, равно как и скопчество, ни в каком отношении не имеет в себе ничего христианского, по какому бы то ни было христианскому исповеданию. Обряды нашего православия, которое Хлысты исполняют, но только в такой степени, в какой это нужно им, чтобы избежать внимания властей гражданской и духовной. Из обрядов Хлыстов видно, что они пред тем как идут к св. причастию, принимают свое лжепричастие; имеют даже свой обряд крещения св. духом; своего бога Данилу Филипповича, которого изображают со сходством лица, в виде господа Саваофа, и эти лжеобраза находятся в каждой молельне; своего Иисуса Христа спасителя; свою богородицу - мать Ивана Тимофеевича "блудицу девку", Ирину Нестерову; ее изображают в виде знамения пресвятой богородицы и день именин ее празднуют 3 Апреля; ее величают блаженною, а сверх того имеют еще и богиню; своих святых, своих пророков, пророчиц и учителей, которых чтут и на которых молятся; каждый из последователей этой ереси имеет надежду соделаться в свою очередь сам пророком или учителем. Благоговение их ко всему, что только происходило от живого бога их Данилы Филипповича и его сына, выше всякого воображения. На этом только основании они чтут некоторые наши храмы, как напр. церковь Николы на Грачах в Москве, при которой похоронен был их Иисус и откуда, по их мнению, он вознесся. Прочие же православные храмы, подобно Скопцам, называют они Мурашиными Гнездами, а священников - поганцами, смутниками, любодеями или гнездниками, потому что они женаты, также иудейским отродьем и т.п.; брак и крещение считают за осквернение; в особенности вступающих в брак почитают погубившими душу свою и проч. Но при всей этой ненависти Хлыстов к брачующимся, они позволяют одному из ближайших родственников Ивана Тимофеевича вступать в брак, также как и одному из потомков Данилы Филипповича, дабы не пресекся род его.

Вода из колодца д. Старой развозится зимою в кусках, замороженною; из нее печется хлеб, служащий Хлыстам лжепричастием. В деревне Старой (в 30 верстах от Костромы), до 1847 года, жила крестьянская девка Ульяна Васильева, боготворимая Хлыстами потому, что была последнею из рода Данилы Филипповича; они почитают и ныне ее праведницею, именуют даже богинею. Пока она жила под Костромой, к ней стекались отвсюду на поклонение и приносили подарки; выезды ее на собрания в Москву и другие места считались особенным счастием. Она имела в Костроме и других местах знакомство и связи с значительными лицами из дврян и купцов, которых она, а те ее посещали, а потому долго боролась с правосудием; но наконец в 1847 году, когда все действия ее обнаружились, когда влияние ее соделалось известным, на основании непреложных фактов, то былв она заключена в монастырь. Но эта мера отнюдь не остановила прилива последователей Хлыстовской ереси.

Обряд Хлыстовщины сходствует с Скопцов. Хлысты собираются в известные дни на общее моление с раннего утра и продолжают его до глубокой ночи, садятся вокруг комнаты, старшие в переднем углу. Учитель читает молитву, потом допускает целовать крест; причем каждый имеет в руках полотенце, иные по два, которые называют знаменами, и белые длинные рубахи, в память той, которою прикрыли Ивана Тимофеевича, когда с него содрали кожу. Поют разные свои духовные песни, начинают же всегда с известной: "Дай к нам, Господи, Иисуса Христа и прочи." Потом в некоторые дни снимают одежду, вертятся подобно Скопцам. Для начала этого называемого радения, старший пророк произносит следующие слова: "порадайте и помолитесь об успехе имеющего быть пророчества", после сего начинаются пророчества - общие и частные; потом садятся за стол и после ужина, продолжающегося часа четыре, одни расходятся, а другие остаются на ночь, и обыкновенно все ложатся спать вместе в одной, или двух и трех комнатах, смотря по количеству собравшихся и простору помещения.

Мясо не совсем запрещается, но хмельное и табак изгоняются положительно и безусловно учением ереси; жизнь ведут безбрачную; беременность почитается нарушением закона, и потому, если девка забеременит, то старается или вытравить зародыш, или по рождении забросить куда-либо ребенка. Беременная девка отдаляется из круга своего вдаль и возвращается в оный уже после родов. В 1845 году около 100 девок, найденных мною в Москве на сборище, каждая имела одного покроя сарафан так, что пуговицы оного, сжимая постепенно более и более груди, наконец делали их совершенно мягкими, отвислыми подобно тряпкам, с тою целию, как объясняли мне: "чтоб не одолевала похоть".

Сходство некоторых обрядов Хлыстов с обрядами Скопцов было поводом, что их смешивали вместе, называя первых содержащими скопческую ересь. Другой к тому повод заключался в том, что в Москве около тысяча семь-сот восьми-десятых годов, по некоторым преданиям, шла речь между Скопцами и Хлыстами, чтобы соединиться. Но этого не состоялось, и не могло состояться потому, что начала обеих ересей, на которых они основаны, совершенно различны. По преданиям известно, что во время прений о сем учителей обеих сект между собою, произошла ссора и наконец драка, и что Скопец хлыстом вышиб глаз противнику, от чего (будто бы) и ересь эта, именовавшаяся до того Христовщиною получила название Хлыстовщины.

Хлысты чрезвычайно упорны в сознании и разъяснении учения своего, да и поличных улик изложению их верования редко найти можно потому, что им воспрещено заповедями иметь что-либо писанное относительно их исповедания. Новобранец, после долгих испытаний и совершения предварительных образов, произносит присягу в следующих словах: "...соблюдать тайну о том, что увидит и услышит в собраниях, не жалея себя, не страшась ни кнута, ни огня, ни меча, ни всякого насильства".

Многочисленность Хлыстов и беспрерывное их размножение, несомненно, во многих отношениях вредно гражданскому быту; но это братство, это единомышление, в разных местах государства, большой массы народа, ожидающего пророка и торжества своих заблуждений, эта бессознательная надежда на лучшее, может обращать на себя внимание и с других точек, в особенности же, когда богатое купечество и круг людей образованных разделяет это сумасбродное учение вместе с чернью, ибо из дел видно, что вместе с тайными советниками, полковниками и т.п., в одной молельне находились и диакон, и служанки, и дворники, и кучера и т.п. Таким людям не трудно будет пророчествовать народу. Может быть, в начале, ересь эта и была чисто религиозная; но ныне, при многочисленности своих последователей в низших слоях общества, присоединение к ней лиц просвещенных и возвыщенных должно обратить на себя внимание правительство и в отношении политическом.

Историческое изложение Хлыстовской ереси было предположено и в министерстве внутренних дел. Действительный статский советник Надеждин собирал уже к тому времени материалы, подобно как это было сделано для Скопчества. Нет никакого сомнения, что результат этого труда, был гораздо важнее, по причине несравненно большей численности Хлыстов, против Скопцов.

Наполеоновщина - секта поклонников Наполеону появилась еще в 1820 году в Белостоке и в городе Пскове, а в 1844 году она показывается уже в Москве из среды Хлыстовщины и некоторых толков Беспоповщины. Поклонники Наполеона в Москве собираются с большою тайною в особенный каменный дом среди города, принадлежащий одному из сектаторов. Два главных наставника этого учения, после совершения некоторых обрядов и пророчеств, поклоняются бюсту Наполеона, как божеству, точно так как Скопцы делают пред портретом Селиванова, и как Хлысты пред изображением своего бога Данилы Филипповича и Иисуса Ивана Тимофеевича. Впрочем, из дела видно, что Скопцы настоящие и духовные верят, что будто бы и Наполеон, подобно в бозе почивающему императору Петру III, жив, и что они оба в скором времени должны прибыть из Иркутска: последний управлять государством, а первый начальствовать над правоверными полками для восстановления разрушенного порядка. Верование это сильно вкоренено в эту ересь. У Хлыстов проявляется иногда та же мысль, но только относительно Наполеона.

Следя, посредсвом оставленных в Москве надежных агентов за поклонниками Наполеона, тщательно скрывающими свои сходбища, я, в Ноябре 1846 года, по занятиям моим здесь в столице, не мог быть в Москве, а потому и не имел возможности личными моими усилиями облегчать розыскания агентов, ибо то лицо, которое указало мне след этой секты и место сборищ, будучи в состоянии, по положению своему, доставлять из-под руки и дальнейшие по сему предмету данные, не хотело быть известным, в этом отношении другим. Несмотря однако же на это, агенты успели узнать, что поклонники Наполеона, независимо его бюста, который боготворят, получили выгравированное, будто бы, по их заказу, изображение Наполеона возносящегося на небо. Изображения эти отпечатаны на самой тонкой почтовой бумаге, для удобства получения таковых помимо ценсуры, так что, будучи помещены между листов на книгах и атласах, они легко ускользают от наблюдающих в таможне, и так доставляются книгопродавцам, которые уже и передают оные выписывающему лицу, а это распределяет их тотчас между теми, которым нужно. Агент успел достать подобное изображение, которое я и представил бывшему г. министру. В каком положении находится в настоящее время это наблюдение мне неизвестно. Нельзя не заметить странности этого обстоятельства: в Москве образовалась религиозная секта поклонников Наполеону!

Множество других ересей и сект распространены между нашим народонаселением, некоторые из них значительны, другие, в меньших размерах, но все одинаково вредны, основаны на пророчествах, на перетолковании текстов св. писания, и вместе с другими толками этой второй общины раскольников, разъединяют массу нашего православного народонаселения. Более известные из сих ересей и сект суть: Духоборцы, Иконоборцы, Малаканы, Субботники или Иудействующие, Щельники, Скакуны, распространенные преимущественно в лютеранском народонаселении государства и множество других уже существующих и беспрерывно возникающих из других толков, вовлекая православных в эти сумасбродные для государства согласия.

С некоторого только времени, как утверждают, из всех вышепомянутых согласий второй общины, в Сибири образовалась секта под названием Искателей Христа; в настоящее время ее полагают уже чрезвычайно многочисленною потому, что независимо туземных, она ежедневно усиливается прибывающими из России раскольниками и бродягами разных состояний. Последователи сего согласия не признают попов, а рыская по разным местам и углубляясь в Сибирские леса, убеждены, что найдут Христа, который и будет им проповедывать. Тот, который откроет его, ожидает больших благ. Значение этой секты само собою дает понимать о сем зле, которое она разливает в мирных поселянах и последствия, которые могут произойти от дальнейшего ее действия. Не мудрено будет встретить им в Сибири кого-либо, который будет уметь воспользоваться этим верованием и взять на себя обязанность проповедника: одни беспорядки будут последствием того. В Верхотурском уезде, Пермской губернии, существует также уже подобная секта Искателей Христа. Каждый из последователей ее, имея новый кусок холста, почитает возможным достигнуть своего желания; углубясь в лес, сектаторы раскидывают свои куски холста и легши на оные, ползут приговаривая:

Ползу, ползу,

По новому холсту,

К истинному Христу;

Кто первый приполз,

Того и холст.

В 1849 году в уезде было известных сектаторов 60 человек.

В заключении обозрния толков, ересей и сект, составляющих вторую общину раскола, было показано, что все ее подразделения ожидают торжества и в настоящей жизни, что учение ее основано или на самопроизвольном толковании текстов св. писания, или на пророчествах, ими же самими изрекаемых, или наконец есть и такие, которыя на этих же самых пророчествах, создали себе особенного бога, особенно святых, особенный взгляд на влсти и даже думают видеть живыми государей, давно отошедших в другой мир! Из этого следует, что эта вторая община раскольников и изуверов всегда готова воспользоваться обстоятельствами, направляя свои верования и действия по произволу своих учителей, наставников и пророков. Потому эта община не имеет характера чисто религиозного, подобно первой общине (Поповщине) она скорей должна почитаться за религиозно-политические согласия, все без изъятия враждебные существующему порядку и составленные из множества толков, представляющих из себя религиозно-конфедеративную республику, подобно Германскому Союзу, Швейцарии или Северо-Американским Штатам, где каждая отдельная часть имеет особые оттенки в формах своего веутреннего управления, а все вместе составляют одно целое, стремящееся к одной цели.

Эта вторая община раскольников простирается конечно за 6,000,000 ее последователей, имеет свои способы сообщения со всеми концами государства; обладает огромными капиталами, в особенности же беспоповщинские согласия, одни включающие в себе до 5,000,000 человек, в голове которых стоит могущественнейший, богатейший и многочисленнейший толк или согласие Феодосиевское. Сверх того, эти согласия своими фабриками, заводами, торговлею и промыслами доставляют огромному числу православных способ существования и часто обогащения (если вступают в их согласие, а потому вся эта масса православных и находится некоторым образом в зависимости от раскольникв и единственно чрез них и от них существует: едва ли нельзя того же сказать о сельских православных священниках некоторых губерний.

Беспоповщинские согласия вообще имеют характер решительный в обстоятельствах, до поддержания их веры относящихся. Так напр., около десяти лет тому назад найдены были проповеди и учение Феодосиевского толка, в которых между прочим находились следующие выражения: "Священников - нет; исповеди и св. тайн - нет, исповедь и крещение делаются настоятелями общества; браков - нет, только явный блуд возбраняется; при избрании нынешних царей присутствуют дьяволы, и т.п." Послания эти рассылались из Преображенского кладбища за подписью попечителей и других главных ревнителей этого враждебного церкви, а потому и правительству, толка. Вместе с тем, они умеют снискивать покровительства (подобно как и все почти раскольники), гибки, хорошо знают законы и там, где нужно действовать для общей пользы своих согласий, находчивы. В неудачах же своих, принимают вид смирения, еще более вредного, чем самые их поступки, которых затушить не успели; ибо пред пустыми и грубыми единоверцами своими, не престают повторять, с каким-то религиозным торжеством: "понесем мученический венец", или "несем крест"; выражения еще более (безмолвно покуда) ожесточющие противу правительства массу последователей этих толков, внушая, что гонимы за веру.

Из вышепредставленного очерка второй общины видно, что она делится на три главные ветви, а именно:

1) На Беспоповщинскую, составленную из бесконечного числа мельчайших подразделений, вообще враждебных и церкви и правительству, что и соединяет всю эту общину в одно могущественное целое.

2) Основанную на произвольных увлечениях фанатизма как-то: Духоборцы, Иконоборцы и т.п. не менее, как и первая враждебна и церкви и правительству; наконец,

3) Основанная на заблуждениях, не имеющих ничего общего не только с какою-либо определенною христианскою церковью, но и вообще с существенными основаниями всего христианства, как-то: Хлысты, Скопцы и Наполеоновщина.

Все эти три разделения более или менее каждое основывается на пророчествах, ими же самими изрекаемых.

III.

Предложив краткий общий очерк раскола, ересей и сект, сущетвующих в России, почитаю не излишним бросить еще несколько отдельных взглядов на этот же предмет:

1) Многие места близ границ наших в Пруссии, Австрии и Турции усеяны раскольниками, удалившимися в разные времена из России, по причине стеснения их в религии, или, как они сами говорят, гонения за веру. Горы Кавказские были также уже прибежищем раскольников и наши линейные казаки составились именно из них, вызванных обратно из гор. Раскольники эти большею частию по Поповщинскому согласию и некоторые из них получили дозволение иметь у себя попов, другие же держат таковых без дозволения, на что там со стороны правительства не обращается большого внимания; это удовлетворяет их желаниям и они суть бесспорно полезные слуги государству. Перешедшие к нам обратно при самом открытии последней с Турками войны в 1828 году, несколько сот Запорожцев, с их кошевым атаманом Гладким, с которым предварительно и я вел переговоры - получили также позволение иметь попа. Эти два обстоятельства имели самое неблагоприятное влияние на наших раскольников по Поповщинскому согласию. Они не могут понять: "за что же правительство оказывает такое снисхождение людям, которые, бежав из отечества своего, были иные, в продолжение целого века, злейшими его врагами, проливали русскую кровь в битвах, возникавших во время войн с Турциею; тогда как им, остававшимся верными сынами отечества, отправлявшим с точною исправностию все государственные повинности, готовым на всевозможные пожертвования для отечества, в удовлетворении этой главной и единственной потребности совести - постоянно было отказываемо. Значит, что эти беглецы и изменники приобрели себе это дарованное им преимущество именно тем, что взялись за оружие". Это была одна из главных причин, побудившая наше Поповщинское согласие поспешить привести в исполнение мысль, родившуюся у раскольников, поселившихся в Австрии и Турции - искать учреждения у себя своего раскольничьего Архиерея. А как эти последние одни не огли привести сего в исполнение по неимению средств, то средства эти в огромных размерах и были им доставлены нашими раскольниками, как на поездки по Европейской и Азиатской Турции, для отыскания какого-либо греческого архиерея: (в каковом путешествии участвовали и наши природные раскольники), так и для успешных действий в Вене, чтоб закрепить и узаконить это приобретение согласием Австрийского правительства. Схваченный в Москве пришлец оттуда лжеархимандрит Геронтий должен был собрать огромную сумму на устройство приличного помещения лжеархиерея в местечке Белой Кринице, в Буковине. Планы для сего были уже составлены, а необходимая утварь заготовлена в Москве и отправлена тайно за границу, но была перехвачена на дороге в Киев, по распоряжению бывшего министра внутренних дел. О последствиях всего этого, слегка было упомянуто выше.

Сверх того, независимо раскольников, живущих, как замечено выше, за нашею границею, они занимают и все оконечности государства, что упрощивает сношения живущих среди империи с заграничными: в Пруссии, Австрии и Турции. Вот краткий очерк этим раскольничьим поселениям в наших пограничных губерниях, начиная с Севера: в Архангельской, старой колыбели злейших раскольников еще при царе Алексее Михайловиче; в Олонецкой, в С.Петербургской, в Лифляндской, в Ковенской (бывшей прежде части Виленской), в бывшей Белостокской Области; в губерниях: Гродненской, Волынской, Подольской; в Бессарабской Области; в губерниях: Херсонской и Таврической; в земле Донских козаков; на Кавказе. С другой стороны, Сибирские губернии, Оренбургский край и наконец Урал, почти все составлены из раскольников.

Все эти оконечности связываются между собою гнездилищами раскольников, таящимся во внутренних губерниях в большом или меньшом количестве. Сверх того есть урочные места, куда они периодически съезжаются для сообщения друг другу известий и взаимных совещаний по делам веры; места эти, существующие для жителей Западной России Москва и Черниговские скиты; для жителей Восточной России Екатеринбург. Общие же совещания обеих половин происходят во время ярмарок в Нижнем Новгороде и Ирбите. С раскольниками заграничными совещания сопряжены с некоторыми затруднениями, в особенности с Беспоповщинскими в Пруссии; Рижские, Полоцкие и других мест, в настоящее время по случаю снятия границы, делают эти сношения посредством раскольников их согласия, живущих (на самой границе Пруссии) в Августовской губернии.

Сообщения же Поповщины с Австрийскими и Турецкими единоверцами несравненно легче. Здесь чрез сухую границу, между Онутом на Днестре и Новоселицею на Пруте, из Хотинского уезда всегда легко переходить через Сада-гуру в Черновцы (в Буковине) 25 верст, а оттуда в Белую Криницу. Из допросов, сделанных многим из переходивших тайно туда и обратно, видно, что Австрийское пограничное начальство весьма далеко от мысли препятствовать подобным переходам; напротив, переходящим раскольникам оказывается содействие к отысканию подвод, а возвращающимся указываются пути, по которым они скрытно могут пробираться куда угодно. В последнем случае, бродяг лично провожают в обратный путь местные (Хотинского уезда) раскольники. К сообщению с раскольниками, живущими в Молдавии и Валахии - река Прут, на всем пространстве своего течения, представляет те же удобства, как и сухопутная граница с Австриею. Сношения раскольников наших с раскольниками правого берега Дуная, в Болгарии, наиболее в окрестностях Бабадага живущими, затруднительнее, а потому жители обоих берегов съезжаются чаще в Молдавии, преимущественно в Галацах, куда приезжают Австрийские единомышленники. В Бессарабской области и в Подольской губернии есть села, в которых часто бывают съезды раскольников.

Независимо обыкновенных сообщений, раскольники на всем пространстве, по молве народной, имеют взаимные сообщения по дорогам, для других неизвестным, по местам самым глухим, где живут только уединенные пустынники, снабжающие посылаемых странников хлебом, а иногда и лошадью. Раскольники не скрывают этот род сообщений, но никогда не дают точных пояснений и направлениях этих путей, к которым они прибегают в тайных сношениях. Конечно все эти хитрости и уловки естественно происходят вследствие испытываемого ими преследования и притеснения за веру. Во всяком, однако же, сдучае, обстоятельство это весьма важно само по себе и по многим отношениям к будущему.

2) Из очерка вышеизложенного видно, что коренные правила, которые вторая община раскольников не боится проповедывать и устно и письменно, состоят в том чтобы "не признавать церковь матерью, а государя главою государства". По их верованию, православная церковь есть змииное или мурашиное гнездо и истое сатанино или бесов его прескверное дверище; православные же русские цари суть рога змииевы, продолжатели царства антихриста, воцарившегося на земле видимо, еще в лице Петра великого! Правительство черные враны; священникам нашим дают самые ужасные наименования, все мы, православные иудеи и фарисеи, злые злодеи, лютые звери, на которых они призывают суд божий, долженствующий принести совершенное истребление всем и всему, что не принадлежит к их сектам: того они только и ждут, о том только и молятся. Мысль и убеждение, которое не перестают некоторые секты проповедывать, что есть другой законный, но страждущий государь и т.п. приводит в содрогание. Невольно рождается при сем вопрос: такой бред, при всей его дикости, если будет оставаться и ходить в народе, не может ли иметь последствий, положим несущественно опасных, по крайней мере таких, которых отнюдь нежелательно видеть? Известна необыкновенная простота нашего народа: нет нелепости, которая бы не нашла к нему доступа; нет глупости, в которой бы нельзя было его убедить. Не входя слишком далеко, не упоминая например, о том несчастном времени, когда то же самое имя, которое Скопцы почитают живым и бессмертным, было присвоено простым казаком и народ увлекся вслед за ним мятежными волнами, и нашлись даже священники, которые потому только не исполнили безусловное приказание самозванца поминать на эктениях супругу его благоверную государыню императрицу Устинью Никифоровну, что не имели на то указа из Синода; укажем из весьма недавних событий на движение, произведенное в Волжских губерниях, слухом о дохволении помещичьим крестьянам переселиться на Сыр-Дарью, при чем примешено было имя в бозе усопшего великого князя Константина Павловича, якобы там воцарившегося. В особенности народ Русский, по врожденному ему религиозному благовению к особам августейшего дома, склонен принимать об них всякие рассказы, как бы они ни были чудесны и неимоверны, и именно никак не удостоверяется в их кончине, а всегда любит предполагать их живыми, только скрывшимися по каким-либо обстоятельствам. Эта уверенность в массах обыкновенно спит, но только до поры, до времени. Изуверство особенно в руках неблагонамеренности, может разбудить ее и направить к произведению важных беспорядков. Одна мысль, что живет еще другой царь и царь истинный - есть искра, которой никак нельзя допускать тлиться в народе. Между всеми толками, ересями и сектами второй общины расколов, как выше видели, находится великое сходство в основных правилах: нет православия, а потому и нет законного государя, и т.п.

До сих пор, как уже замечено, неизвестна настоящая цифра каждого согласия. По ведомостям губернских мест, число всех вообще раскольников в России называется до 700,000, по епархиальным же разница в нескольких десятках тысяч. Сами же раскольники почитают себя в числе 9,000,000, цифра эта несравненно ближе к истинной, если взять в соображение только то, что бывший министр внутренних дел, пред концом управления своего министерством, желая достигнуть до настоящей численности раскольников, избрал для того три губернии: Нижегородскую, Ярославскую и Костромскую. Из них в первые две посланы особые благонадежные чиновники, и в последней это было возложено на местного губернатора, в распоряжение которого, именно для той же цели, отряжено было также несколько чиновников министерства. В результате собранных таким образом сведений, оказалось: что в каждой из означенных губерний раскольников было в десять раз более против того, сколько показывается их местным начальством в официальных ежегодно присылаемых ведомостях. Между тем должно заметить, что производившееся таким образом дознание истинного числа раскольников, все еще было не вполне удовлетворительно, как первый в этом роде опыт, который притом встретил себе со всех сторон не столько сочувствий и содействия, сколько неприязни и всякого рода противудействий и препоны.

Такая масса, наэлектризованная фанатизмом своих безрассудных убеждений, легко может быть увлечена к беспорядкам, в особенности, если принять в соображение, что беспоповщинское согласие одно из многочисленнейших и могущественнейших, безусловно повелевающих на всем пространстве государства, где только есть их единоверцы, имеет в Москве свой Иерусалим, свой Сион; знаменитое Преображенское кладбище. Там возвышается великолепная церковь посвященная Успению. Можно вообразить, что произведет звон колоколов этого раскольничьего Успения, основанного на крови прхиепископа московского Амвросия, публично умерщвленного изуверами, если бы в эти колокола зазвонила в недобрую пору и рука хилого, слабого, околеченного скопца, что ересь эта пророчествует.

Меры, принимавшиеся против раскола вообще, были всегда разнообразны. Начиная со времен царя Алексея Михайловича до настоящего времени, издававшиеся законы иногда изрекали строгость, которую трудно и невозможно было прилагать к исполнению, а иногда напротив, смягчались до неимоверной степени: и то и другое служило только еще тем к большему распространению и ожесточению ересей и сект. В первом случае, как всегда и везде бывало, общее безусловное гонение какой-либо веры усиливает ее тем более, а во втором, допускаемые снисхождения утверждают раскольников в мысли, что правительство бессильно против них, а это последнее внушает им более самонадеянности, упорства в заблуждениях и дерзости распространения. Меры строгости, принятые при самом рождении раскола царем Алексеем Михайловичем ни к чему не повели. Император Петр Великий желал прибегнуть к мерам убеждений: он вызывал олонецких раскольников на состязание с нашим духовенством в Петрозаводск; но, к несчастию, избранное с нашей стороны лицо не имело, кажется, достаточных для сего познаний, и известные 106 поморских вопросов раскольничьх остались не вполне удовлетворительно опровергнутыми. Обстоятельство это до сих пор служит раскольникам авторитетом, будто бы их признало правительство. После его император Петр Великий обложил раскольников двойною податью, известною под названием платы за бороду. Мера эта продолжалась до 1762 года, и как видно из дел старых секретных архивов, из которых я делал выписки, в этот промежуток времени переходы из православия были реже против последующего затем времени. Ибо, как из помянутых дел, так и из дел канцелярии московского военного генерал-губернатора и других разных присутственных мест оказывается, что дела о переходе из раскола в православие содержатся к делам о совращении, как один ко сту.

Главная ошибка заключалась в том, что с самого начала образования раскола, т.е. Поповщины и Беспоповщины, в правительственных мерах сложили обе эти ветви вместе, к которым присоединили впоследствии и все возникшие ереси и секты. Так продолжалось это почти до нашего времени, когда последовало разделение оных на вредные и безвредные. Это последнее заключало в себе только Поповщину, которая есть согласие чисто религиозное. Под словом же раскольников вредных разумелось множество подразделений, из коих ни одно не было исследовано ни в сущности верования, ни числительно определено. Мелкие ереси и секты в начале, казалось, не обращали большого внимания, доколе они не возрасли с изумительною быстротою. Главное внимание было обращено на согласия Поповщинское и Беспоповщинское и, к удивлению, первое подверглось большему против второго, гонению! Это свидетельствуется количеством молелен, оставленных правительством каждому из сих согласий.

Ближайший надзор за раскольниками поручен был местным властям; духовенству, исправникам и городничим. Духовенство действует увещаниями, власть гражданская - уничтожением молелен, сборищ и открытием перекрещиваний. Но могли ли и могут ли быть эти меры успешны? В семинариях некоторых епархий едва ли сообщаются воспитанникам какие-либо сведения о настоящем направлении Беспоповщинцев, ересей и сект, да это для них и трудно, и даже не возможно, ибо доселе таковых сведений и не собрано нигде, кроме разве только об одних только Скопцах в книге изданной от министерства внутренних дел и сохраняемой по высочайшему повелению в глубочайшем секрете; следовательно, одни поверхностные очертания оставляют в умах учеников идеи, которые едва ли им удастся разработать по времени, собственным трудом и всеспытанным своемыслием тогда, как враги церкви действуют опытностью, изощрившею их оружие. В столицах, священники, по многочислию прихожан, не имеют возможности следить за всеми православными их приходов - разве один только случай может указать им совратившегося. В селениях, раскольники составляют зажиточнейший класс народа, следовательно естественно тут являются преграды, которых по существенному положению наших сельских священников, большую часть из них победить не в состоянии.

Полицейский надзор земских и городских властей также бессилен и по обременению своему текущими делами и по многим другим отношениям, удерживающим их от добросовестных наблюдений по сему предмету. При опечатании молельни, ьеспоповщинец почти всегда находит возможность спасать не иконы, но книги, за которые платит дорого, в особенности за кондаки, следованную псалтырь и общую минею; с ними он везде откроет молельню второго или третьего разряда, если запечатают первого. Если полиция уничтожит беспоповщинское молельное сборище, в селе или деревне, то Филипповцы соберутся молиться в лесу, как то делал отец их Филипп. Феодосиевец отправит сотни поклонов за себя, семью свою и знакомых дома. Поморцу, Кондратьевцу не нужны сборища, у них каждый начальник семейства есть и наставник, могущий отправлять все служения, а Нетовцы бывают в православных церквях с чувством не православным.

Земская полиция действует не столько мерами кротости сколько невнимания и потачливости, в помещичьих селениях по разным причинам; есть помещики, которые не обращают внимания на вероисповедания своих крестьян, тем более, что раскольники суть крестьяне самые исправные в исполнении своих поземельных обязанностей; другие помещики, быв отвлечены службою от своих вотчин, не знают вовсе ничего, что в них делается, и крестьяне тех и других пользуются сими обстоятельствами и увлекаются в раскол.

Губернское начальство, имея главный надзор за раскольниками, часто посылает своих чиновников по делам, возникающим в уездах по сему предмету; но что могут сделать в этих случаях лица, которые вовсе не понимают сущности возложенного на них поручения; по этим-то причинам, а равно и по многим другим, чрезвычайно редко можно встретить в делах, присылаемых в министерство, правильные на оные взгляды и разумное оных направление; напротив, во всех вообще видно совершенствование той секты, по которой дело производилось. Легко себе представить можно положение всех подобных дел, из коих каждое неотменно начинается или квартальным надзирателем или частным приставом, или становым, или исправником - людьми, не только не понимающими достаточно значения различных расколов, но и обремененных другими срочными делами, за упущение которых они подвергаются ответственности более, чем за то, если бы и весь их город, или уезд перешел в раскол. И на таких-то первоначальных данных основываются все дела поступающие в министерство внутренних дел, и из них то почерпается понятие, которое высшее правительство составляет себе о расколах вообще.

В обеих столицах военные генерал-губернаторы имеют влияние на раскольников; впрочем, это должно более отнести к Москве, где, как видели выше, сосредоточено как бы главное управление двух могущественнейших толков: Поповщины и Беспоповщины, с некоторыми другими ересями и сектами, в особенности Хлыстовскою, чрезвычайно многочисленною в Москве. Вмешательство этой власти в дела раскольников, незхависимо предмета чисто полицейского, едва ли может привести существенную пользу потому, что отдельность в подобно важных делах, может только вредить общему государственному взгляду, который не иначе может быть верен, как если будет основан на общем соображении, вытекающем из всех бех изъятия обстоятельств, относящихся к тому, или другому толку. Всякое раздробление предмета ведет только ко вреду, стесняет общее направление и неисчислимыми своими неудобствами, будет содействовать только к усилению раскола и самонадеянности главных двигателей оного, ибо в таком случае возникает столкновение между преследованием и покровительством - словом разъединение надзора ни к чему хорошему и полезному привести не может.

В министерстве внутренних дел сосредоточиваются все дела, относящиеся до раскола. Все судные дела из уголовных палат, чрез генерал-губернаторов, присылаются в это министерство, где по рассмотрении, составляются записки и вносятся в комитет нн. министров на окончательное утверждение приговоров или предполагаемых мер министерством внутренних дел. Важные случаи, кроме того обсуждаются в секретном комитете, составленном под председательством высших правительственных духовных и светских лиц. Выше было уже замечено, что все дела, относящиеся до раскола, получают направление от первоначальных действий, или квартального надзирателя или станового пристава, следовательно, от малейшего упущения на месте горячих следов, каждое дело может получить неправильное направление, на котором высшая власть, то есть министерство внутренних дел и должно основывать свои суждения.

Между тем, министерство это иногда возлагало на доверенных лиц, обозревать на месте быт и отношения раскольников. Здесь одни искали возбуждать дела, чтоб показать свою деятельность, другие ограничивались общими взглядами. При действии первых очень естественно родились доносчики, иногда и из среды самых раскольничьих толков, но все эти доносчики были люди большею частию отвергнутые самими общинами; а потому, по естественному чувству мщения или обольщенные значительными выгодами, обещанными им теми, на коих возлагались следствия, доносчики взводили преступления бездоказательные, никакими юридическими фактами не подкрепляемые; разыскивали среди раскольников беглых и если находили таковых, то вместо того чтоб поступать с передержателями таковых, на общем основании существующих об этом предмете законов, производили из сего дело религиозное и подвергали ответственности и новым мерам строгости всех, без различия, раскольников за преступление одного или немногих. Обстоятельство это поставило толки в необходимость взаимного предостережения. Подобные с множеством других притеснений, ставило раскольников как бы вне закона; а действующие от правительства лица не понимали какие последствия этот важный предмет мог влечь за собою. Конечно, все это не могло и не может примирять раскольников с правительством даже и в самом гражданском отношении. Между тем, раскольники, желая положить конец подобным следствиям, отделывались от них пожертвованиями, которые нечувствительно делались источником доходов для людей, пользовавшихся доверием начальства, и средством для их выгод и обогащения. Ропот в раскольниках усиливался, правительство приобретало врагов еще более непримиримых и преимущественно потому, что действия следователей и лиц надзирающих за ними (а иногда и самого административного отделения, мешавшего ходу следствия) потеряли в глазах самых раскольников то уважение, которым только и можно достигнуть точного понятия о всем относящемся до тайных действий их общин. В этом случае они невольно покоряются необходимости и питают уважение (?), не взирая на то, что видимо уличаются в беззаконии.

Лица, ограничивавшиеся общими, при возлагающихся на них поручениях по расколу, объехав назначенные им для сего места, представляли всех раскольников, без различия толков, вредными, хотя внутренно и были убеждены в противном относительно Поповщины. Недостаток характера, чтобы стать выше укоренившегося мнения, что тот, кто даже ослабляет общую мысль о вредности раскольников, должен быть неотменно подкуплен, заставляло их не отличать Поповщины от Беспоповщины и вредность сих последних простирать и на первых. Таким образом, правительство не могло достигнуть до точного познания сущности каждого раскольничьего толка. Оно сливало во одну массу, в одну цифру всех вообще раскольников, разделяя только их на вредные и безвредные, но не имея положительных, как замечено выше, данных, почему именно относит до них к тому, и другому из этих двух разрядов, а между тем, вместе с этим разделением произошло именно, что вредные получили несравненно более преимуществ, чем безвредные! Например эти последние, вместе с православными несут одинаково все повинности службы по выборам, между тем как вредные изъяты из оной: служба же и купца и мещанина по выборам для него разорительна по тому уже одному, что он отвлечен тем от своих торговых и промышленных дел. Известно, что торговые купцы, на этом основании, всячески стараются избавиться от службы, и это всегда бывает для них сопряжено с большими издержками, независимо 15,000 р.с. (не различая гильдии), чтоб отказаться от мест на которых бывают выбраны. Беспоповщина изъята от этой тягости. Непризнание браков, которое именно и составляет отличительную черту вредного подразделения Беспоповщинской секты, дает повод считать принадлежащего к сему разряду раскольника бессемейным (как на самом деле он имеет жену и детей), и это избавляет его от рекрутской повинности, которую несут за нее православный и поповщинец. Скопец не берется ныне, как это было прежде, в рекруты, и эта чудовищная ересь не обложена даже денежною, в замен натуральной рекрутской повинности, и т.д.

Быстрому размножению раскольников содействуют многоразличные причины. Во-первых: к каждому обыкновенному гражданскому, или уголовному преступлению раскольники непременно примешивают его веру, так, что преступление им совершенное соделывается уже второстепенною причиною его обвинения. В таком случае, весь толк или согласие, к которому преступившийся принадлежит, подвергается разным притязаниям, доколе он не будет уметь оправдаться в глазах следователя, потом инстанции судебных мест начинают дополнять дело, представленное от следователя и толк опять должен искать избавиться от притязания. Подобный ход дел неотменно усиливает религиозный фанатизм; ибо стеснительное положение человека заставляет его чаще и теплее обращаться к Богу; раскольник же ищет увеличить свое согласие новобранцами.

Русский народ любит слушать рассказы и в особенности чтение священных книг. Раскольники грамотнее православных, пользуются этим случаем; они всегда готовы делать эту услугу совему соседу в деревне и, читая ему евангелие и другие духовные книги, толкуют различные места по своему и не чувствительно увлекают его за собою. Православный завидует довольствию, в котором живет сосед его раскольник. Он не рассуждает, что раскольник не отнесет и гроша в кабак, куда этот последний заглядывает часто. Раскольник всегда трезв, всякий день на работе, а у православного пьяных, еще похмельные дни. У раскольника жена не требует украшений когда идет в город, а православный должен рядить ее чем только может, как во время поездки в город и в гости к соседям, на свадьбу, на крестины, в церковь, жене раскольника этого ничего не нужно и пр. Православный бессознательно приписывает все это преимуществу веры раскольника и невольно располагается в его пользу, и тем более, что перейдя в его согласие, он действительно получает возможность улучшить свое хозяйство.

Это относится к поселянам, бродяги же имеют другие приманки. Предмет этот требует пространного изложения, которое здесь места иметь не может.

IV.

Граф Перовский, при самом начале вступления своего в управление министерством внутренних дел, подобно всем предшественникам своим не мог не обратить особенное внимание на расколы, ереси и секты, ежедневно в государстве усиливающиеся и начавшие, преимущественно с тридцатых годов, обращать на себя внимание иностранцев, которые с тех пор в периодических изданиях и в других сочинениях своих, напитанных завистью и злобою против России, стараются всячески доказывать, что раскольники, подобно полкану, таятся со скрытным огнем пожигающим ее наружное единство так, что это последнее раньше или позже, а должно наконец рушиться, и т.д. Так например, в самом недавнем заграничном сочинении о России предмет этот разобран уже в целом, тут говоря о раскольниках указывают, что они будто бы, родились вместе с домом Романовых, а потому составляют естественную оппозицию и державной и духовной власти. Что государи наши - каждый, в начале царствования своего, предполагал мерами строгости обуздать их распространение и усиление в нравственном отношении, но что наконец, видя их могущество, уступал и издавал законы, дышащие более кротостию, и т.п. И хотя разгласы эти часто не согласовались с истиною событий, но не менее того, подобные взгляды иностранцев на быт наших раскольников может одумавлять их и вливать в них мысль, что они действительно опасны правительству; что им сочувствуют за границею, где есть уже многие из их единоверцев, в разные времена оставившие свое отечество и усиливаемые ежегодно перебегающими вновь из России. Так, со временем умножаясь постепенно в Австрии и Пруссии, они подобно раскольникам, находящимся в Турции, соделаются в войнах злейшими врагами прежнего отечества своего, проливая кровь своих соотчичей, чтоб тем выслужить хотя некоторые преимущества, подобно как это делали их собраты в Турции.

Эти отношения побудили бывшего министра собрать все данные, которые он мог только сосредоточить в своем министерстве, но данные эти не составляли ничего целого, ничего удовлетворительного, на чем бы можно было основать административные меры, если и не к совершенному уничтожению разных ересей и сект, то по крайней мере к положению непреоборимых преград к дальнейшему их развитию. Чтоб приступить к сему предмету, соделавшемуся одною из важнейших отраслей государственного управления нужна была положительная известность раскола, с разными его подразделениями, сущность многочисленных ересей и сект, из коих некоторые были известны одними только своими названиями (да и то не все), с самыми темными и противуречивыми объяснениями их сущности; объяснениями, как замечено выше, сделанными по большей части становыми приставами и им подобными. Конечно, встречались взгляды, представленные, об этом предмете, людьми просвещенными; но взгляды эти были только красноречивые диссертации, без положительных исследований, притом взгляды эти взаимно противуречили один другому потому, что каждый смотрел на предмет с своей точки зрения; одним словом такие данные, на основании которых не было возможности положить прочное основание к успешным административным действиям; не было положительной цифры о каждой из них, не было известно всех мест где толк, ересь или секта имели последователей, и т.д. Одно, что только можно было извлечь, заключалось в том, что раскольников Поповщинского согласия следовало признать за разногласящих только с православною церковью, а Беспоповщинского за враждебных оной, да и это последнее, как замечено выше, было, так сказать, наглядно, без всякого углубления в сущность: повторяю, было совершенно недостаточно, ибо не было подробного исследования каждого подразделения, могущего послужить основанием к принятию административных мер и начертанию зкона, который бы мог быть правильно приложен, а потому и безусловно исполняем. Разделение раскольников на безвредных и вредных относилось только к церкви и очень слабо к нравственности, что же касается до отношений гражданского и торгового, также и политического, то с этой точки они и вовсе не только разработаны, но и подвергаемы рассмотрению. Словом, чем более вникали в предмет, тем более встречали затруднений от недостатка положительных сведений. Почему и было предложено приступить предварительно к собранию оных.

В конце 1843 года представился случай к обнаружению всех тайн и направлений скопческой ереси. Обнаружение это послужило к тому, что указало правительству, как долго можно было ошибаться в поверхностных и односторонних только взглядах на ереси и секты. Составленная, при министерстве внутренних дел действительным статским советником Надеждиным книга - О Скопческой Ереси положила основание к рассмотрению, столь же близко, и других ересей. Цель министра, сколько мне было известно, состояла в том, чтоб начать прояснять учения и направления сект и ересей отдельных, не столь многочисленных.

Таким образом, в 1845 году, положено было начало к изучению, в административном смысле, Хлыстовской ереси.

Секта эта обратила на себя внимание, как предметом своей численности, которая ежедневно усиливается, так и потому что к сумасбродному учению оной принадлежали лица возвышенных и просвещенных классов. Д.С.С. Надеждин начал соединять все материалы, как собранные им самим, так и доставленные ему, и приступил было к изложению этой чрезвычайно важной не только в религиозном и историческом, но и в политическом отношениях, секты.

Между тем не упущено внимания к собранию материалов с тем, чтобы по приведении в полную известность отдельных ересей и скт, приступить к толкам Беспоповщинским, считающим себя уже миллионами. С этой целию испрошено было высочайшее повеление о допущении сделать выписки из старых секретных государственных архивов.

Вследствие чего, пересмотрено было мною более 10,000 раскольничьих дел, начиная со времени царствования царя Алексея Михайловича до 1762 года, хранящихся в секретном государственном архиве при московском правительственном сенате; оставшихся после бывшего Преображенского Приказа и пр.; в секретном государственном архиве при министерстве иностранных дел в Москве же; последующие затем дела были рассмотрены из секретных архивов: московского военного генерал-губернатора и других тамошних присутственных мест. В С.Петербурге: в секретном государственном архиве министерства иностранных дел и многих других секретных архивах. Из всех раскольничьих дел, хранившихся в поименованных архивах, сделаны были надлежащие выписки.

Так как опытом было доказано, что число раскольников, означенное в официальных донесениях, не имеет никакой точности, и что местные власти вне всякой возможности, по множеству причин, достигнуть в этом отношении до точной цифры, которая и в этом случае, без именных списков, не принесла бы никакой пользы, почему, по долгом соображении представилось к тому одно средство: а именно, успеть согласить самих раскольников доставить списки своим единоверцам. Для опыта предложено было, чтоб Рогожское и Преображенское кладбища в Москве, составили таковые списки своим прихожанам Москвы и уезда. После двухлетних почти, под рукою приготовлений к сему, успел наконец согласить в начале Рогожское кладбище, составить подобный список по данной форме, дав нечувствительно им заметить на предлагаемые ими вопросы что: 1) они не отвечают, что если внесут в оный, как прихожанина своего, лицо, которое родилось из православия; 2) что если бы это и случилось, то никак не возбудить следствия, 3) что напротив, подобный список оградит их всех от беспрерывных следствий, возникающих по доносам на совратившихся будто бы из православия в раскол таких лиц, которые действительно родились в оном, 4) что очень может быть и почти несомненно, что тот, кто будет внесен в этот список, останется в оном без дальнейшего уже преследования за переход из православия подобно тому, как это сделано было с Скопцами, которых переписали в 1816 г. и вписавшие себя в оный остались без преследования; наконец 5) что если правительство увидит, что их действительно столько, сколько они говорят сами, то очень может быть, что оно, по количеству их, дозволит им иметь попов в том уважении, что такое число не может оставаться без религиозной помощи, подобно тому, как на этом же основании даны были попы Линейным казакам и Запорожцам, дозволено было, на месте сгоревшей, построить новую молельню в Ржеве и пр., но что до того времени, пока настоящее количество их с точностию не определено, правительство не может для каждого толка, может быть состоящего из нескольких десятков или сотен, или даже хотя бы тысяч человек, делать отступления от основных и общих своих правил, и т.д. Все это говорилось в частных с ними беседах, без всякой официальности и когда они начали убеждаться в пользах для них самих от того произойти могущих, они начали подаваться, в показанной им форме они желали изменить некоторые, совершенно незначущие выражения, на что и получили согласие. Труднее было убедить Феодосиевцев, их учение противилось сему, но наконец и они склонились. Оба согласия просили дать им форму списка для взаимных совещаний с другими стариками. Чрез несколько дней объявили на это согласие и в собрании обоих толков, на их кладбищах, сделано было уже полуофициальное предложение и отдана была форма. Главное затруднение заключалось у них в том, что не имеют людей, на которых бы кладбища могли возложить составление этих списков. Это затруднение было легко отклонить; новые поручения, мне данные, требовали неотменного моего прибытия в С.Петербург; возвратясь, чрез два месяца, в Москву, я вновь был вытребован и отправлен в Рину по случаю перехода в православие латышей и чухон, потом другие, особой важности, поручения, не позволяли мне оставлять С.Петербурга, почему и дальнейшее окончательное действие по сказанной переписи осталось даже без приступа к исполнению. Между тем, необходимость достигнуть настоящей цифры раскольников со дня на день становилась ощутительнее. Результаты посланных, как замечено выше, только в три губернии, нашли при поверхностной поверке раскольников в десять раз более, чем их показывается. Приступив же к полнейшему действию, нет сомнения, что найдется их несравненно более.

Охлаждение графа Перовского, в последние два года, к продолжению с прежнею энергиею этих розысканий, есть для меня тайна, которую нахожу здесь неуместным проникать; должен однако же сказать, что если с тем вместе и происходили иногда некоторые отступления от основных его предположений по делам раскольников, в особенности относительно Поповщинского согласия, то это происходило от лиц, не постигавших своего назначения и превысивших свои права, из различных видов. То же должно сказать и относительно действий, в последние два года, коммиссий о Скопцах в С.Петербурге.

V.

Рассматривая раскольников в гражданском отношении, можно очень ясно видеть, что они составляют собою особые общества, желающие приобресть себе свою самобытность и сопротивелнием государства; общества, кои при малейших внутренних беспорядках или распрях с соседственными державами, могут иметь большое влияние на государство по тайным связям здешних раскольников с заграничными и по огромности находящихся в их руках капиталов, как частных так и общественных, пожертвованных или отказанных в разное время раскольниками в пользу их согласия. Следовательно, не должно ли на все эти скопища обращать особенное внимание к принятию мер, если не к совершенному уничтожению, то по крайней мере к уменьшению как религиозного их значения, так и политической важности главнейших и могущественнейших их толков.

Настоящее развитие раскола, разветвление его на множество толков, один другого вреднее, ересей и сект, конечно требует точного их определения на тот конец, чтобы правительство, получив положительное об оных понятие, могло безошибочно действовать противу оных, сообразно с сущностью каждого. Расположение толков ныне так сильно, что в Беспоповщине, иногда в одной семье три толка или секты: отец, и дети. Они не едят из одной посуды, не молятся одним и тем же образом и друг друга называют еретиками.

Цифра в этом отношении занимает первое место, на ней только, как было уже замечено выше, и можно основывать тот или другой образ действия; до приведения же в известность этой цифры каждому толку, ереси и секте, а вместе с тем и определения сущности их учения, особенно в Сибири, необходимо бы приостановиться в действии против раскольников, исключая необыкновенных только случаев, требующих безотлагательного вмешательства власти к пресечению буйства, явного соблазна, и т.п. Иначе же, каждое такое действие естественно уподобляется наезду или вернее еще сказать набегу, в особенности, если это производится без должного направления, да притом людьми вовсе неопытными, и совершенно не понимающими ни свойств раскола, ни важности сопряженной с подобными поручениями. Такой набег есть действие частное, не принимаемое раскольниками за закон, который одинаково действует на всех, тогда как при набегах к одному раскольнику: приходят ночью, будят его и его семейство, делают обыск, при котором найденные иконы и книги отбирают, а иногда и самого хозяина берут под стражу, между тем как сосед этого раскольника, у которого и более икон и более книг, даже есть полная церковная утварь в молельне, остается нетревожим; весьма естественно, что при таких случаях с одной стороны усиливается ропот на правительство, а с другой раскольники поставляются в необходимость действия свои тем в более непроницаемую тайну и искать ограждать себя от подобных наездов, разными средствами.

В настоящем положении раскольников и развитии раскольничьих дел вообще по важности некоторых из них, в особенности, самая необходимость требует до приведения всего в известность, иметь сосредоточенный высший тайный надзор, не только за движением различных общин составляющих раскол, но и за действием лиц, употребляемых ими орудием к достижению цели.

Надзор этот, усроенный на прочном основании, облегчит меры, предпринимаемые правительством против тех или других раскольников, ибо тогда оно заблаговременно будет известно о всяком с их стороны предприятии, затее, искательстве или домогательстве, ему будут известны лица, приводящие в движение умы единомысленной, невежественной массы, всегда слепо следующей за своими путеводителями, подстрекающими ее наружною святостию и потому как бы правотою своего дела. Заблаговременная известность эта, предоставит всю возможность благоразумными мерами отклонить грозу прежде ее разражения и избегнуть необходимости наказаний, хотя и основанных на прямом смысле законов, но только лишь более раздражающих и ожесточающих тех, которые, подвергаясь сим наказаниям, думают быть страдальцами за веру.

Нет нужды доказывать, что от таких частных, насильственных действий правительство ничего не выигрывает, раскол от этого не уменьшится; ибо насильственные понуждения в делах религии только что усиливают упорство, и фанатизм найдет всегда более поборников, чем просвещение. Время уже осветило у нас раскол, и время одно, при благоразумных мерах, может ослабить оный.

VI.

Окончив краткий очерк существующих у нас расколов, ересей и сект, нельзя не упомянуть о Славянофилах, которые в строгом смысле, некоторым образом, суть раскольники, но не в отношении религиозном, а в гражданском. Славянофилы не должны бы иметь места в настоящем очерке, но как они бывают в некоторых столкновениях с раскольниками религиозными, то я считаю нужным упомянуть о них, тем более, что мною было уже писано в некоторых донесениях моих, из Москвы, о помянутых прениях.

Славянофилы, или ревнители славянизма в Москве, состоят из людей образованных; наружная цель их заключается в очищении нашей литературы от иностранных слов и оборотов речей, начавших у нас появляться со времен Петра Великого. В периодических изданиях и особенных сочинениях, разбирают они быт древних русских славян; усиливаются ввести в общежитие прежние обычаи, до самой одежды, в которой являются даже в обществе, и другие подобные странности. Славянофилы входили с раскольниками Поповщинского и Феодосиевского толков в прения о религии, уличали этих последних в ошибочных понятиях, опровергали их возражения, и прения эти, независимо частных бесед, иногда происходили на площади в Кремле, в присутствии собравшейся толпы.

Если допустить, что Славянофилы ограничивают себя вышеизложенными только наружными странностями, то вместе с тем нельзя отвергать, чтоб основная сущность их общества не могла внезапно злиться, при каких-либо обстоятельствах, с раскольниками помянутых двух толков. Самое взаимное прение их о деле религиозном, служит им как бы общим сближением, а частные взаимные знакомства связывают их более. У раскольников этих, многочисленнейших в России и за границею толков и у Славянофилов главная основа одна старина: первые ищут достигнуть ее в религиозном отношении, другие - в гражданском, литературном и обычаях.

Одни многочисленны, обладают огромными капиталами и имеют большое влияние на православных фабричных промышленников и даже на поселян; большие фанатики, грубы и невежественны; другие образованны и известны, или своим происхождением или своею ученостию. Действия или, лучше сказать, наружные намерения Славянофилов, льстят и обольщают раскольников, которые смотрят на них как на последователей образа их жизни в многих случаях, кроме разномыслия в деле обрядов одной и той же церкви, но и это разномыслие - взаимными прениями их связывает. Ораторства же Славянофилов относительно обрядов до сих пор безуспешны и вероятно никогда не будут увенчаны успехом, даже ни на одном лице какого-либо раскольника.

Появление у нас Славянофилов, по крайней мере для меня - непостижимо. Понятно, что в Германии и преимущественно в Австрии они могли и даже должны бы давно появиться. Там славянские племена опасались, и кажется не без основания, системы огерманизирования их, и угрожались, что католицизм и лютеранизм, стесняя их более и более, со временем перельет в свои формы. В таком положении, обнаруживщееся движение Славян к народности и самобытности гражданской, было естественно; им хотелось удержать свой язык в учебных заведениях, свои обычаи в домашнем быту и пр. Стремление их к этой цели, сопутствуемое благоприятными обстоятельствами, доставило им некоторые плоды и может быть только на время успокоило их. Словом, цель ревнителей славянизма, Славянофилов, в Австрии - понятна. Но появление Славянофилов у нас необъяснимо.

Какая представляется разница в политической и гражданской жизни между Славянами Австрии и нашими? Там они племена покоренные; а у нас - Славяне народ самобытный; там они трех исповеданий: католического, православного и лютеранского, а у нас все православные. Там Славяне угрожались распадением народности своей, потерею со временм своего языка, а потому и современной литературы. У нас же славянская народность никогда не угрожалась и угрожаться ничем не может уже по одной численности своей и своему господству. Все науки преподаются у нас на языке народном, конечно не на чисто славянском, но неужели наши Славянофилы хотят ввести его в употребление? Церковь православная есть у нас церковь господствующая; обычаи народа в домашнем быту не стеснены; одежда - русская; и если те классы народа, которые выходят в тот, где приличие требует сообразоваться с обычаями в оным принятыми, то это не означает еще упадка народности.

Какая же, после всего этого, может быть цель у русских Славянофилов? Положение русских славян совершенно противуположно таковому - австрийских. Следовательно, не должно ли искать какой-либо другой тайной цели, может быть и бессознательной для многих наших Славянофилов. Мне не представляется другой, кроме той, которая может еще более возбуждать грубую массу раскольников против существующего порядка: льстить, одушевлять и подкреплять ее, показывая чрез то, что не одни раскольники ищут старины. Сочинения многих Славянофилов дышат этим духом.

Дальнейшее по этому рассуждение не входит в предмет, предположенный для настоящей записки, в которой и упомянул о наших Славянофилах единственно потому только, что они вступают с раскольниками в религиозные прения без всякого до сих пор успеха на укрощение их лжеумствования..

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви