Кремлева И. Старообрядчество

Появление старообрядчества связано с реформой патриарха Никона, направленной на исправление богослужебных книг, которые, по объяснению ряда церковных историков, пестрели ошибками и нелепостями, так как переписывались от руки не всегда грамотными переписчиками, зачастую не понимавшими смысла текста. Исправлению подлежала и обрядность церковных служб, приобретшая за счетвлияния местных традиций значительные различия с греческой православной обрядностью. По мнению этих авторов, реформа Никона была прогрессивной, ибо правила целью покончить с невежеством религиозной жизни, пострадавшей от общего упадка культуры на Руси за века татаро-монгольского владычества, а не приняла реформу косная часть общества, противодействовавшая новшествам в силу неспособности понять необходимость перемен.

Однако такое освещение причин раскола, по меньшей мере, поверхностно. Никон обладал не более широкими взглядами на смысл и значение обрядности, чем его противники, ошибочно "смешивая обряд с догматом". Во многих работах, посвященных истории старообрядчества, высказывается удивление по поводу того, "к смогли незначительные исправления, например новое написание Иисус вместо Исус, изображение четырехконечного креста вместо восьмиконечного и т. д., стать питательной почвой для мощного социально-религиозного течения. Для многих церковных историков это основной аргумент, позволяющий упрекнуть старообрядцев в консерватизме и темноте. Но церковь и государство сразу же заняли исключительно непримиримую позицию, не допускающую компромиссов и послаблений в отношении противников реформы. О том, что церковь сама ожесточила и отдалила от себя старообрядцев, ясно говорит "клятва" на старые обряды, отмененная Поместным Собором православной церкви только в 1971 г. Вплоть до второй половины XVIIIв. репрессии оставались типичной правительственно-церковной акцией против старообрядчества. Как только политика правительства смягчается (время Екатерины II), слабеют оппозиция и фанатизм раскола. Таким образом, история старообрядчества теснейшим образом связана с историей русской церкви и Российского государства в целом.

Внешняя канва событий, связанных с началом раскола, выглядит следующим образом. Никон, выбранный патриархом в 1652 г., в 1654 г. на церковном Соборе в присутствии царя получил благословение на исправление церковных книг. Уже через год очередной Собор утвердил к печати текст исправленного служебника; еще через год Собор провозгласил проклятие на двуперстное крестное знамение. Действия Никона вызвали протест ряда представителей высшего духовенства, заявивших о своем несогласии с исправлением книг даже в специальном прошении на имя царя. Никон выслал противников из Москвы, но это только усилило недовольство реформой. Из разных мест России к царю поступали челобитные против новшеств, вводимых патриархом. Тем не менее, Собор 1666 г. официально признавал исправление книг и обрядов правильным. Следующий Собор 1667 г. утвердил постановление прежних Соборов об исправлении книг и проклял противников реформы, поставив их тем самым вне церкви. Наиболее видные защитники "старой веры" были отправлены в ссылку.

Сопротивление новшествам приняло более ожесточенный характер. Соловецкие монахи открыто отказались принять реформу, и писали царю, что лучше умрут за веру. Алексей Михайлович послал военный отряд; в 1676 г. монастырь пал, дав расколу мучеников. Мучеником стал и сожженный в 1681 г. протопоп Аввакум, автор ряда сочинений, в которых допущены непочтительные выпады не только против Никона и реформы, но и самого царя. Далее активная борьба за "старую веру" знаменуется выступлением стрельцов, поддержавших противников религиозной реформы, и заговором боярина Хованского (1682 г.), который пытался использовать бунт стрельцов и движение раскольников как силу, способствующую ему захватить трон. Старообрядцы приняли участие и в крестьянской войне под предводительством С.Т. Разина (1667—1671); среди лозунгов разинского восстания фигурировала и "старая вера".

Хованщина была последним открытым выступлением приверженцев старины против государственной власти, и провал стрелецкого бунта показал, что меряться силой с государством бессмысленно. Оставался лишь один выход - отмежеваться от него.

Упорство обеих сторон - церкви и старообрядческой оппозиции - в нежелании найти общий язык в течение более столетия после реформы Никона может быть понято только на фоне событий, определявших развитие русского государства и роли церкви в нем. Вслед за перестройкой государственного аппарата, вызванной дальнейшим сосредоточением власти в руках монарха, к середине XVIв. была уже завершена централизация церковного управления. В борьбе царя с боярством церковь поддерживала царя, позволяя ему вмешиваться и во внутрицерковные дела.

Назначение реформы Никона, проведенной поспешно и вряд ли хорошо обдуманно, было ясным: "в единой церкви должен быть единый культ" (Никольский. С. 100). Вот почему царь, низложив Никона за его теократические намерения, оставил в силе реформу. Тесная связь реформы с интересами государственной власти объясняет и остроту протеста, всколыхнувшего разные социальные слои страны. Церковные нововведения стали поводом для того, чтобы проявилось недовольство народа своим правительством. Это недовольство зрело давно. Царем были обижены бояре, потерявшие прежнюю власть. Роптали купцы, которых политика правительства оставляла беззащитными в трудной конкуренции с иностранным купечеством. Стрелецкое войско, урезанное в правах, вытесняемое регулярным войском, не могло одобрять перемены, санкционированные царем. Посадские люди и крестьянство составляли самую многочисленную группу недовольных. Уставший от поборов и произвола сельский клир был поставлен реформой перед необходимостью приобретать новую профессиональную квалификацию. Таким образом, разные слои русского общества имели серьезные основания для недовольства правительством, виновным в сложившемся положении вещей, и теперь это же правительство затевало новую реформу, затрагивавшую устои мировоззрения глубоко религиозных людей. В такой обстановке новшества не могли не вызвать общего раздражения.

Не поняв причины, вызвавшие раскол в русской православной церкви, нельзя дать правильную оценку старообрядчества, его значения в истории русского народа. Противостояние раскольников церковным нововведениям имеет свои веские основания как вероисповедного, так и светского национального, политического свойства. Это разные основания, но тесно взаимосвязанные между собой.

Само название старообрядчество не передает с должной полнотой суть явления. Смысл старообрядчества его оппоненты обычно сводили к обрядоверию, но это неправильно. Старообрядцы были готовы претерпеть муки и пойти на смерть не ради самих обрядов, а во имя сохранения в неприкосновенности православной веры, "древлецерковного благочестия", нарушенного, по их мнению, реформой Никона. Они отстаивали незыблемость обряда потому, что обряд есть символ, выражение веры. Реформой был затронут такой важный обряд, как крестное знамение. Крестное знамение двумя перстами было принято церковью при введении на Руси христианства, новогреческую форму трехперстного перстосложения осудил и запретил Стоглавый собор 1551 г. (Стоглав. С. 294). Никон личным, ничем не мотивированным циркуляром изменил освященный Стоглавым собором обряд. Соборы 1666-1667 гг., поддержав Никона, не только утвердили новшество, но и объявили традиционное крестное знамение еретическим, что было неверно по существу.

Сущность веры затрагивали и изменения в иконописании. Принятый в России стиль изображений на иконах восходил, по церковной традиции, к самым истокам христианства. "Образ Христа на иконах воспроизводит Его лик, чудесным образом отпечатавшийся на полотенце (убрусе), которое Господь послал эдесскому царю Авгарю, просившему исцеления от болезни". Первая икона Богоматери была написана святым евангелистом Лукой. При Никоне же произошло отступление от канонов, которое едко высмеял протопоп Аввакум (Заволоко. С. 10).

Суть старообрядчества - защита не обрядов, а самой веры, поставленной под угрозу нововведениями, ориентированными на иноземные, чужие образцы. "Старообрядчество... боялось неправедного обмирщения церкви, заражения церкви мирским духом. Его положительный пафос, конечно, не в ритуализме, не в просто сохранении старины, а в блюдении чистоты церкви" (Покровский Н.Н., 1992. С. 8). Старообрядчество есть выражение традиционного русского самосознания, которое А. Карташев не без основания возводит к идее Третьего Рима, "т.е. мировой миссии хранения чистой истины Православия" (Карташев. С. 19).

С чисто религиозной причиной раскола тесно связана и национальная. Русские хотели сохранить не только старые традиции церкви, но и свои обычаи, нравы, жизненные устои, т.е. свою культуру, свое национальное лицо, национальное достоинство. П.И. Мельников справедливо писал: "Русский народ охотно перенимал все полезные нововведения, но не мог видеть пользы ни в бритье бород, ни в табаке, ни в парике, ни в других подобного рода нововведениях. Всего больше народ русский упорствовал там, где петровская реформа касалась домашнего очага, частного быта, вековых преданий. Но, не будучи в силах бороться, русский народ противопоставлял железной воле реформатора страшную силу — силу отрицания... Отрицание всего сильнее было со стороны раскольников" (Мельников, 1976. Письма... С. 15).

Далее, раскол не был чисто церковным явлением. А.П. Щапов правильно видел в старообрядчестве явление не только религиозное, но и политическое (Щапов А.П., 1906. Земство... С. 452-579). Хотя властолюбивый и нетерпимый к инакомыслию Никон, не сумевший провести реформу постепенно и гибко Собором 1666-1667 гг. был лишен сана и отправлен в ссылку, подверглись осуждению и приверженцы староверия. Власти сочли церковную реформу государственным делом и на долгое время взяли на себя задачу преследовать старообрядцев. Раскольники хорошо понимали, что за церковной реформой стоит светская власть, недаром в осажденном Соловецком монастыре решением монастырского собора было отменено моление за царя и его семейство. Особенно явно государственный характер преследований проявился при Петре I, который отнюдь не выражал интересы церкви, но, напротив, подверг церковь такому унижению, какого она не знала и во время татарского ига. Петр Iпреследовал старообрядцев как врагов государства. Таким образом, светская власть взялась решать религиозный вопрос, лежащий вне сферы ее компетенции. В бесцеремонном вмешательстве государства в вероисповедные дела старообрядцы совершенно справедливо видели гонение на веру, преследование за правду, что придавало им большую духовную силу.

Политика властей, предпочетших дискуссиям полицейские репрессивные меры, поставила перед противниками реформ вопрос об их отношении к государству. В православном государстве, где государь есть помазанник Божий, этот вопрос не является чисто гражданским, политическим; это и вопрос духовный. Он и решался старообрядцами на основе христианской эсхатологии с ее учением о грядущем конце света и приходе антихриста. "Для старообрядчества решался не местный, не провинциальный вопрос, а вопрос всей мировой истории - и поэтому тема антихриста не была случайной или поверхностной в богословском сознании старообрядчества" (Покровский Н.Н., 1992. С. 8).

Оценивая современные им события, старообрядцы утверждали, что предсказанные в Священном писании знамения и признаки осуществились: в мире воцарился антихрист и наступили "последние времена". Рассчитали, что коней света наступит в 1669 г. В связи с этим в Нижегородском Заволжье многие крестьяне "еще с осени 1668 г. забросили поля, не пахали, не засевали, а в 1669 г. бросили и дома" (Мельников, 1976. Очерки... С. 208). В понятие антихрист вкладывалось разное содержание. Одни думали, что он может воплотиться в определенных людей, в данном случае в патриарха Никона, царя Алексея Михайловича Другие считали, что эти лица лишь "послушники" антихриста, действующие по его воле. Это убеждение позволяло продлить время царствования антихриста на неопределенный срок. Тем, кто отвергал атихриста и хотел спасти свою душу, следовало бежать из мира и вести добродетельную жизнь в соответствии с заветами православной церкви. Такая концепция, подкрепленная репрессиями, особенно жестокими при Петре I, послужила толчком для миграций приверженцев старой веры. Крупные колонии старообрядцев образовались в разных частях России (Поморье, Заволжье, Урал, Сибирь) и за ее пределами (Ветка, Стародубье).

Эпоха Петра Iхарактеризовалась особой подозрительностью правительства к старообрядцам. Однако эта подозрительность приняла форму настоящих гонений лишь в последние годы царствования Петра I. Вплоть до 1718 г., когда был казнен царевич Алексей (Петр Iбыл убежден в его связях с раскольниками), старообрядцы были практически оставлены царем без внимания. Издав в 1716 г. указ об обложении раскольников двойным окладом, Петр по существу легализовал старообрядчество, отменил смертную казнь и практику преследований, ослабив тем самым известные указания 1684 г. В первые годы Петр Iпредоставил церквам возможность действовать убеждением. Еще в 1715 г. он писал: "С противниками церкви с кротостью и разумом поступать..." (Есипов. С. 27-28). Даже посылая в 1718 г. отряд Ржевского в Нижегородскую епархию, Петр Iстрого предписывал никого не наказывать за отпадение от церкви, а объявлять причиной наказаний только непослушание указам царя о переписи и обложении двойным окладом. И в дальнейшем сам же Петр Iпредпринял некоторые шаги по ослаблению ограничений, примененных к старообрядцам. В 1723 г. он отменил штраф за ношение бород и старинного платья, а также ссылку раскольников в Сибирь. При жизни Петра I, в 1723 году, появился особый указ сената, вызванный массовостью самосожжений. Всем местным властям предписывалось не дозволять раскольникам строить скиты и пустыни; раскольники должны жить "с прочими крестьянами в селах и деревнях", чтобы быть под наблюдением. Но воспрепятствовать людям лишить себя жизни, если они этого страстно пожелали, оказалось практически невозможным. "Эпидемия самосожигательств особенно обострилась во время бироновщины". Только в царствование Екатерины IIсамосожжения перестают быть массовым явлением (Никольский. С. 128).

Время Екатерины IIположило конец непримиримой вражде правительства и староверов. Государство ищет пути для того, чтобы сделать старообрядцев лояльными и полезными подданными. В 1762 г. манифестом Сената бежавшим за границу старообрядцам позволено возвращаться в Россию "и селиться особыми слободами, где они имеют быть содержаны на основании узаконений в двойном окладе и притом иметь будут свободу записаться в крестьянство и в купечество, и при поселении от всяких податей и работ получат льготы на шесть лет". 1764 год принес новую уступку правительства: старообрядцы, "кои Православной церкви не чуждаются и таинства церковные от православных священников приемлют", а только соблюдают "по суеверию" некоторые застарелые обычаи, не противоречащие догматам, "не отлучаются от церкви, раскольниками не называются и освобождаются от двойного оклада". Ряд царских указов вскрывает причину этого перелома в политике: были нужны люди для заселения новоприсоединенных земель, в частности Таврической губернии. В 1788 г. старообрядцам было дозволено иметь церкви и отправлять в них служение. Даже если в приходе есть старообрядцы, присоединившиеся к православной церкви, но не присоединившихся больше, церковь следует отдать неприсоединившимся.

В 1800 г. были изданы "Высочайше утвержденные правила для устройства старообрядческих (единоверческих) церквей и снабжения их священниками". Возникло так называемое единоверие — явление, чрезвычайно сложное для истории старообрядчества, потому что оно отразило готовность обеих сторон (и властей, и некоторой части оппозиции) идти на взаимные уступки. Но насильственное внедрение единоверия вызывало бурный протест старообрядцев.

Политика царского правительства по отношению к старообрядцам в первой половине XIXв. была двойственной. С одной стороны, правительство проявило очевидную благосклонность к лояльным старообрядцам, поскольку они не показали себя крамольниками и, напротив, деятельно развивали торговлю. Правительственные циркуляры вносят целый ряд явных послаблений староверам: в 1818г. позволено открыть в Москве типографию для старопечатных книг, в 1820 г. позволено допускать к выборным должностям "раскольников, приемлющих священство", в 1822 г. постановлено не разрушать раскольничьи церкви, которые построены давно, и т. д. С другой стороны, наряду с послаблениями, администрация не могла отрешиться от традиционной подозрительности к старообрядцам и сохраняла политический надзор за ними. П.И. Мельников объяснял: "Ни администрация, ни общество обстоятельно не знают, что такое раскол". В 1853 г. власти решили уничтожить старообрядческие скиты в Нижегородской губернии. Такая двойственность государственной политики в отношении старообрядчества создавала широкое поле для произвола местных властей, приучивших старообрядцев откупаться от них, чтобы спокойно жить. Лишь Манифестом 1905 г. старообрядчеству, наряду с нехристианскими вероисповеданиями, было даровано равноправие с официальной православной церковью.

К концу XVIIв. явно наметилось деление старообрядчества на два основных направления - поповщину и беспоповщину, главное различие между которыми

состояло в вопросе отправления культа. На стороне старообрядчества вначале было немало священнослужителей, посвященных в сан до исправления церковных книг Никоном. Но когда это поколение ушло из жизни, встал вопрос о том, как образом поддерживать старообрядческую церковную иерархию. Часть противников никое реформы, признавая необходимость священников для совершения таинств, считая, что без священников нет церкви, стала принимать к себе попов "нового ставленья", т.е. рукоположенных после Никона. Эта часть старообрядцев получила название поповцев, или беглопоповцев. Разные группы поповцев расходились между собой во мнении, каким "чином" принимать священников, перешедши ним из официальной церкви (через перекрещивание, миропомазание или просто проклятие новообрядческих "ересей").

В конце XVIIIв. центром беглопоповщины стала Москва. Беглопоповская старообрядческая община в Москве возвысилась после страшного народном бедствия - чумы 1771 г. Руководители этой общины получили от правительства разрешение на устройство кладбищ и домов для больных. Немало людей, которые оказали помощь старообрядцы, присоединились к их общине или завещали и имущество в пользу старообрядческой общественной казны. Так появилось Рогожек кладбище с часовней, построенной по проекту Бажова, и палатами для богаделен. Поповский собор 1779 г., утвердивший перемазывание миром священников официальной церкви (практика, принятая в Рогожской общине), способствовал росту влияния московских старообрядцев. До 1830-х годов Рогожская община уступ. по своему значению поповскому центру в Иргизе, но после разорения иргизских, скитов, воспротивившихся насильственному обращению в единоверие, она стала главной среди беспоповцев благодаря своей многочисленности, богатству и самому имени Москвы, где в свое время пребывали патриархи Филарет и Иосиф, память которых чтилась старообрядцами. Отныне все важные дела поповщины решались на Рогожском кладбище. Широко известна поговорка того времени: "Что положат на Рогоже — на том станет Городец, а на чем Городец - на том и Керженец".

Необходимость получать священников из официальной церкви ставила поповцев в зависимость от нее; насущной задачей поповщины стало получение свое собственного священства. К середине XIXв. наконец был найден иерарх из греческих боснийских митрополитов. Он поселился среди старообрядцев, проживавших Австрии, отсюда и пошло название "австрийское (или белокриницкое) согласие для той части поповцев, которые его признали. Перешла в "австрийское" согласие и Рогожская община. Но многие группы поповцев не сочли "австрийского" митрополита Амвросия "правильным" и продолжали принимать к себе священников официальной церкви, сохранив название беглопоповцев. Вплоть до 1905 г. в соответствии с законами Российской империи священники, переходившие в старообрядчество, подлежали наказанию. Наиболее крупные группы поповцев были сосредоточены во внутренней России и южной Украине.

Часть старообрядцев вообще отвергла священство, утверждая, что "священны* чин повсюду упразднен, и потому таинств более нет, кроме крещения и исповеди, которые, на основании канонических правил, в случае крайней нужды разрешен совершать и мирянам" (Мельников, 1976. Письма... С. 49). "Сам Христос. -говорили они, - будет нам невидимым Святителем, как непреложно Он есть к видимый глава церкви православной". Эта часть старообрядцев получила назван беспоповцев. Важно подчеркнуть, что беспоповцы отвергали и отвергают священников и всю иерархию "не по принципу, а лишь по факту", т.е. они признавали необходимость священства и таинства, но считают, что в сложившихся условиях правильных попов нет, восстановление их невозможно, следовательно, невозможно и совершение пяти таинств. "Благодати на земле нет; она взята на небо". -говорили они (Мельников, 1976. С. 49).

Наиболее крупные группы беспоповцев расселились на Европейском Севере России, в районе Новгорода и Пскова, а также в Сибири. Стремясь по возможности меньше соприкасаться с антихристовым миром и с оскверненной антихристом церковью, беспоповщина отказалась от миропомазанного духовенства и возложила выполнение религиозных обрядов на своих наставников, избранных общиной, под руководством которых и создавались беспоповские скиты и молельни. Беспоповщина никогда не представляла собой единого религиозного образования и распадалась на разные толки, из которых основными или наиболее крупными стали поморский, федосеевский, филипповский, нетовский и страннический. Все они, за исключением страннического, сложились в конце XVIIили в начале XVIIIв. Различия между ними, как подчеркивал еще П.И. Мельников, несущественны, не имеют догматического значения.

Наибольшим влиянием в беспоповщине в первой половине XVIIIв. пользовалась поморская община, возникшая в 1690-е годы в глухих лесах на пустынном берегу р. Выг. Здесь был построен скит - Выговская пустыня. Поначалу община руководствовалась идеями равенства и аскетизма. Ее устав требовал "все в казне иметь общим, у себя не иметь ни денег, ни платья, ни иных вещей... трапезу иметь всем общую, кроме немощных; пища и питие всем равны". Стена разгораживала пустынь на мужскую и женскую половины; разговаривали друг с другом через окно в присутствии двух стариц. Выговцы считали себя единственной оставшейся горсткой людей, на которых антихрист не успел наложить свою печать. Они не молились за царя и отвергали принадлежащих к миру антихриста попов. Они допускали, что временно, на короткий срок, оставшийся до конца света, возможно обойтись без священства; необходимо вести добродетельную и девственную жизнь, брак объявлялся потерявшим всякий смысл.

Позже скит разделился на два самостоятельных скита - мужской и женский, была разработана организация быта и труда. Получило развитие хозяйство, которое велось артелями; каждая артель, возглавлявшаяся выборным большаком, занималась определенным промыслом. Выговские конторы и агенты появились в Вытегре, на заводах в Петрозаводске, Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде. В самой общине было введено строгое деление на скитников и работных людей. Уже в 1702 г. выговцы вынуждены были сделать шаг к примирению с миром. Петр Iосновывал железоделательные заводы, один из них (Повенецкий) строился близ Выговской пустыни. Царские власти не препятствовали развитию общины, за что требовали от нее участия в заводских работах и идеологических уступок. Прежде всего, пришлось молиться за царя. В 1722 г. по запросу Синода выговцы дали письменные ответы на предложенные им вопросы. "Поморские ответы" - один из интереснейших памятников старообрядческой мысли; в них основательно и дипломатично изложены взгляды поморского толка (Куандыков. С. 12-14).

"Поморские ответы" утверждают истинность древней русской православной церкви. О Никоне говорится как о нарушителе ее канонов. Поморцы заявляли, что никониянских новшеств не принимают, но царей почитают и не причисляют их к еретикам. Выговцы признавали своей обязанностью "государю, от вседержащия Божия десницы поставленному, честь, покорение, благодарение и всемерное служение всеусердно воздавати". "Ответы" проникнуты духом миролюбия и желанием перенести диалог на чисто богословскую почву. Поморцы Выга провозглашали стремление замкнуться в своем собственном мире в целях спасения души, готовность выполнять возлагаемые на них повинности, откупая право веры внесением двойного оклада подушной подати. Поморцы отказались и от взгляда на рекрутчину как "на войско антихристово"; они согласились вместо требуемых с них рекрутов выплачивать за каждого по 120 рублей. Поморцы отвели от себя готовившийся удар властей, но отступили от своих былых идейных позиций (Гурьянова, 1988. С. 61-62).

С ослаблением эсхатологических идей естественно встал вопрос о семье, о признании брака. Сами выговские скиты возникли как монашеская обитель. Р далеко не все последователи поморского согласия собирались вести монашек жизнь. Поморцы стали заключать брак, но без попов, ограничиваясь родительски благословением, обставленным старинными обрядами, и свадьбой. Брак считал^-делом мирским, отчего в некоторых общинах (например, в Пермском крае) н. скреплялся даже благословением наставника (духовника). У общины, групп вавшейся вокруг московской Покровской часовни, в конце XVIIIв. возоблада. убеждение, что "брак чист, ложе нескверно и неблазненно". При заключении брак давались обеты сохранять супружескую верность. Признание брака, заключаемой без священника, широко распространилось среди беспоповцев, особенно в царстве вание Николая I.

В поморском согласии с течением времени было найдено соединение мои-шеского и мирского образа жизни. Вся община делилась на две группы: соборных (христианских) и мирских. Соборные вели жизнь в соответствии со строгими правилами, закрепленными в уставе согласия. Они отправляли религиозны, обряды, отличались от мирских одеждой, особенностями повседневного быта. Та" им запрещалось есть мясо, посещать "нечистые" места (баню, кладбище), присутствовать на массовом веселье. Мирские вели семейную жизнь. С наступление* старости мирские переходили в разряд христианских.

Многие олонецкие и архангельские беспоповские общины, жившие в лесу натуральным хозяйством и почти не имевшие сношений с внешним миром, осудили отступничество выговской общины. Старец Филипп так обличал соглашательств выговских руководителей: "Зверевы указы паче Евангелия облабызали, помалу начали в мире проживати и свое благочестие забывати". Радикально настроенная часть поморского согласия во главе с Филиппом отошла от выговских поморцев с образовала свой филипповский толк с центром на р. Умбе (Кольский полуостроь Филипповцы считали себя защитниками традиций основателей Выговскс пустыни. Филипп проповедовал, что наступило время царствования самого последнего, самого страшного антихриста и путем к спасению является самосожжение. Некоторое время филипповцам удавалось скрываться в лесных чащах. Но 1743 г. Филипп с группой последователей был окружен военным отрядом, и человек сожгли себя в срубе, не отдавшись в руки слуг антихриста. Это не ста."к концом филипповского согласия. Оно сумело пустить корни и получило довольно широкое распространение не только на Севере России, но и в Верхнем Поволжье Филипповцы строго держались своего устава и получили название крепки-христиан. С середины XVIIIв. его основными центрами стали промысловое сел*. Кимры Тверской губернии и город Углич Ярославской губернии.

Порвал отношения с выговской общиной, когда она в 1706 г. приняла молит-за царя, и видный деятель беспоповщины Феодосии, заявив: "Не буди нам с вамм имети общения ни в сем свете, ни в будущем". Феодосии сначала был главой новгородской старообрядческой общины и руководителем новгородских соборов 1692-1694 гг., которые признали окончательное исчезновение истинного священства. В 1694 г. он бежал от преследований в Польшу и там основал несколько беспоповщинских общин. Тайно пробравшись на родину, Феодосий организовал свои общины в Великолукском и Дерптском уездах; в 1711 г. он был арестован и умер в Новгородской тюрьме. Но федосеевщина оказалась чрезвычайно живучей (Iwaniec, 183-190).

Феодосий проповедовал крайний аскетизм, выступал против брака. Антихрист представлялся ему духом, воцарившимся в церкви и в обществе. Федосеевщина распространялась преимущественно в нехлебных районах, где получили развитие кустарные промыслы, откуда шла масса оброчных крестьян-отходников на поиски заработка. Ее основные гнезда оказались в Риге и Пскове, в Новгородской и Ярославской губерниях. Этот толк тоже вскоре отказался от своих крайних взглядов. В Москве одновременно с Рогожской общиной федосеевцы учредили свою на Преображенском кладбище, где построили часовню, богадельню и молитвенный дом. Чтобы оградить общину от придирок властей, федосеевцы стали молиться за царя. Значительная часть федосеевцев уже в начале XIXв. выступала против безбрачия и охотно переходила в поморский толк. Федосеевская община в Москве срослась с предприятием братьев Гучковых и распалась в 1853 г. после того, как Гучковы перешли в единоверие (Рындзюнский, 1958. С. 455—478).

Странничество стало известно еще в 1760-е годы, но распространилось оно позже. Один из его вероучителей - беглый солдат Евфимий, который вначале был последователем Преображенской общины и постригся в монахи, но затем покинул общину и стал проповедовать необходимость пустынножительства. Прославление ухода из мира, присущее почти всем течениям старообрядчества, у странников (бегунов) приняло наиболее последовательные формы: отрицание антихристова мира понималось буквально. Всякий, кто хочет спастись, не должен принимать "печать антихриста" (паспорт) и записываться в раскольничьи списки. Само слово раскольник означает отступник, нарушитель правой веры; соответственно запись раскольником означает признание старообрядчества отступлением от православия и утверждение правоты "никонианской" церкви. Истинный христиан должен разорвать всякую связь с обществом и стать странником - не иметь "ни града, ни села, ни дому".

Беглые считались более совершенными христианами, чем живущие в миру. Странническое учение объявляло уход из мира главной целью человека, ибо бегство есть "брань с антихристом", но не открытая, которая невозможна до времени последнего пришествия, а "противление его воле и неисполнение его законов"; когда придет время открытой брани, тогда вский, кто будет убит, получит венец, какого не получал еще никто из мучеников. Бегуны отвергали всякое подчинение властям, не платили податей, избегали военной службы. Даже обряд крещения они отправляли лишь в дождевой воде или роднике - словом, в такой воде, которая не текла бы по земле, подвластной антихристу. Они отрицали браки, как и собственность, кроме нищей одежды и самого необходимого для человека. Каждый странник имел при себе небольшую, обычно медную иконку, лестовку, подручник, деревянную чашку и ложку. Странники не ели вместе с другими, даже со своими странноприимцами. При перекрещивании каждый вступавший в странничество получал новое имя. Люди, разделяющие идеи странничества, но не желающие уходить из мира, принимались в общину в качестве странноприимцев, обязанных принимать и укрывать бегунов.

Бегунство распространилось чрезвычайно быстро. В 1820-е годы получил большую известность его центр — село Сопелки в Ярославской губернии. Такой размах странничество получило в значительной мере благодаря тому, что б; признано возможным привлечь в толк и тех, кто давал обет "выйти в странствие хотя и оставался дома. К середине XIXв. странничество распространилось на обширной территории России — от Архангельской, Олонецкой и Пермской д. Нижегородской, Саратовской и Московской губерний. Странноприимцы обзавелись хозяйством и семьей, т.е. жили мирской жизнью, но могли рассчитывать на посмертное райское блаженство, если с приближением смертного часа покидали свое жилище ради смерти где-либо на стороне "в бегах". В хозяйстве таких странноприемников работали укрывавшиеся от властей бегуны, отказываясь от денег — "дьяволовой печати". Странноприимцы устраивали свои дома так, чтобы надежно укрыть странников, - с подпольями, тайными входами и подземным* ходами, ведущими в соседний с деревней лес. В 1830-е годы правительство открыли для себя целые бегунские деревни с такими домами.

Другим крайним беспоповским толком была нетовщина, или спасовщина, зародившаяся в конце XVIIIв. в Нижегородском крае. Нетовщина не признавав. возможным совершать богослужение и обряды мирянину. По ее учению, "нет г мире ни православного свящества, ни таинств, ни благодати", спасение можь обрести только, уповая на Иисуса Христа (Спаса). Нетовщина не представлял. собой сколько-нибудь цельного религиозного направления и скоро разделилась н; ряд мелких течений. Одно из них сочло возможным обращаться за крещением • совершением брака в православную церковь (так называемая глухая нетовщин. или староспасовщина — наиболее умеренная часть беспоповщины). Но эти обряды они не признавали таинствами. Поющая нетовщина, или новоспасовщина, имела наставников, "стариков", совершавших крещение, брак и богослужение по уставу с пением. Рябиновщиной назывался толк, признававший кресты, сделанные только из рябины. Они крестили себя сами: отсюда их другое название – самокрещенцы. Наконец, среди них возникло течение, отрицавшее какие бы то ни было обряды и поклонение иконам, отчего оно стало известным под названием дырники.

П.И. Мельников не раз подчеркивал, что не следует преувеличивать число толков в старообрядчестве. Нередко одна община обособлялась от другой по ничтожному поводу, из-за незначительного несогласия в обрядовых действиях и даже становилась известной в округе как особый толк, названный по имени своего "духовника", однако эти расхождения не выходили за пределы внутренней жизни одного и того же толка.

Важной характеристикой старообрядчества является его энергичная и успешная хозяйственная деятельность. Она стала заметной после "послабления расколу", когда зарубежные старообрядцы получили прощение и разрешение вернуться г Россию на отведенные им плодородные земли в Самарской губернии и в Сибири, чем уже говорилось выше. Промышленная и торговая деятельность старообрядцев очень скоро охватила всю страну. Показательно замечание П.И. Мельникова относящееся к середине XIXв.: "...где более развиты промыслы, раскол сильнее и наоборот, где менее раскольников, тем слабее промышленность, так что степень развития промышленной деятельности в известной местности служит безошибочным мерилом степени развития раскола" (Мельников, 1854. С. 282). Тольк^ среди прихожан Рогожского кладбища в эти годы насчитывалось 138 купцов первой и второй гильдий. В Нижегородской губернии был широко известен купец первой гильдии, бывший крестьянин Семеновского уезда П.Е. Бугров, который занимался казенными подрядами и хлебной торговлей и, по словам П.И. Мельникова, "имел ум редкий и сметливость". П.Е. Бугров пользовался огромным авторитетом не только в Нижегородском крае, но и далеко за его пределами. Почти по всей России, особенно на ее востоке (Завольжье, Урал, Сибирь), к середине XIXв. экономика находилась главным образом в руках старообрядцев.

Успешной деятельности старообрядцев, занимавшихся торговлей и промышленностью, способствовали, прежде всего, свойственные старообрядцам сплоченность и взаимопомощь, распространявшиеся не только на приверженцев своего толка, но и на другие согласия. Эта поддержка в разных обстоятельствах проявлялась в разных формах. Так, когда в XVIIIв. Даниловский поморский монастырь пострадал от пожара, его община получила помощь от филипповцев. Тех же обычаев держались старообрядческие купцы и промышленники. Помогало вести дела и сосредоточение капитала в руках старшего в семье. Кроме того, сказывались и особенности образа жизни старообрядцев, основанного на идеалах умеренности, воздержания от пьянства. Так, П.Е. Бугров при огромном богатстве жил очень скромно.

Старообрядцы, ставшие богатыми людьми, не порывали со своей средой и проявляли немалую щедрость в благотворительной деятельности, жертвовали в виде милостыни крупные суммы и скитам, и отдельным лицам, становились попечителями общин, помогали крестьянам расплатиться с повинностями и "стать на ноги", давали деньги взаймы самостоятельным хозяевам, обеспечивали работой тех, кто не имел средств. П.Е. Бугров всегда вступался за старообрядцев перед властями, поддерживал Семеновские скиты, строил школы для детей, сохранял молельни, а на своей родине, в деревне Поповой, устроил обитель для старообрядцев, выгнанных из разоренных скитов. Богатые старообрядцы часто способствовали выкупу крестьян из крепостной зависимости. Купец Гучков, приверженец Преображенской общины, например, выкупал крестьян, предлагая им за это приобщиться к федосеевскому согласию. Состоятельные старообрядцы, беспоповцы, укрывали от властей беглых единоверцев и последователей официальной церкви, старались перевести их в мещанское сословие по чужим паспортам или отсылали в свои дальние филиалы, приобщая к своей вере. Организация тайных приютов для беглых, обеспечение их работой и легализация их общественного положения - все это привлекало многих людей в раскол.

Основная масса старообрядцев жила в сельской местности, нередко в глухих местах, стремясь быть подальше от властей. Традиция взаимопомощи, столь нужная в постоянном противостоянии внешнему миру, благоприятствовала хозяйственной жизни и крестьян-старообрядцев. Как правило, среди них не было не только нищих, но и бедных людей. Старообрядцы считали за правило все необходимое получать в своем хозяйстве. И хотя это удавалось далеко не везде, и связь с рынком с течением времени все глубже проникала в старообрядческую деревню, многие общины и в начале XXв. старались обеспечивать себя сами. Такая хозяйственная ориентация поддерживалась сохранением древних коллективистских устоев крестьянской общины, проявляющихся, прежде всего, в трудовой взаимопомощи.

Уже при самом возникновении поморского согласия работа в Выговских скитах была основана на артельных началах. В крестьянском быту этому способствовали укоренившиеся, как и у всех русских, помочи. Так, у поморцев Пермского края было правилом оказывать трудовую помощь любой семье деревни. "В Верхокамье жали, молотили, косили сено, рубили дрова, возили навоз, строили дома, готовили льняную и конопляную пряжу, мыли избы помочами... С целью заработка на помочи никто не шел. Одни работали за то, что им уже

помогали, другие - чтобы заработать помощь на будущее" (Чагин, 1992. С. 164-)). Помочи были надежным способом облегчить и ускорить трудоемкую работ) Верхокамье даже печи клали ("били") помочами, так как старый обычай требовал сделать печь в течение одного дня. В некоторых других местах помочи устраивались только в экстренных случаях (пожар, падёж скота), но в той или мере эта традиция сохранялась, что создавало для крестьянского хозяйства стабильную защищенность со стороны общины. К тому же община следила и за поведением крестьян; общественное мнение, осуждавшее лень, пренебрежение трудовыми традициями, т.е. опытом предшествующих поколений, не допускавшее пьянство, способствовало поддержанию нормальной хозяйственной деятельности старообрядческой деревни.

Большей части старообрядцев были свойственны крепкие устои семейной жизни. Крайние взгляды ряда беспоповских толков, отвергавших брак, с самого начала находились в противоречии с действительностью. Наблюдавший жизнь федосеевцев чиновник особых поручений делился своими впечатлениями: "Можно с уверенностью сказать, что семейное начало в русском народе так сильно, что несмотря на возможность уклониться от него ничто не истребит его совершенно" (Рихтер. С. 37).

Семейный быт старобрядцев отличала замкнутость, вызванная их религиозной обособленностью от остального русского населения. Эта замкнутость способствовала сохранению патриархальных нравов. Как в неразделенных (больших), так и в малых семьях глава семьи, старший мужчина (большак) обладал почти неограниченной властью. Он представлял свою семью перед общиной и единолично распоряжался принадлежащими семье средствами. "Свекр до смерти, 90 лет, был хозяин... не давал хозяйке деньги без пути тратить, а все по счету и под замок", -рассказывала русская старообрядка из Прибалтики (Рихтер. С. 27). Младшие члены семьи безропотно подчинялись старшим. Наиболее зависимое положение было у невестки (снохи), особенно у младшей, жизнь которой проходила под неустанным наблюдением главы семьи и его жены. Мелочному контролю над повседневными занятиями молодых женщин способствовал старинный обычай, предписывавший просить благословение у старших для самых незначительных дел. Прежде чем приняться за какую-либо работу (пойти по воду, убраться во дворе, подоить коров и т.п.), молодуха должна была попросить благословения у родителей мужа. Старики за этим следили и строго наказывали ее за несоблюдение обычая: например, принесенную невесткой без благословения воду выливали на землю, а ее снова посылали по воду. Как и везде в России, невестка без разрешения свекрови или мужа не имела права выйти на улицу и даже забежать к соседке или поставить угощение своей матери. Своеобразием отличался семейный быт поморцев, у которых христианские не ели и не молились вместе с мирскими членами своей семьи.

Центрами религиозной жизни старообрядчества являлись уединенные обители для монашеского общежития, небольшие монастыри, которые обычно назывались скит или пустынь. Широкую известность в России получили Выговские, Керженские, Иргизские скиты. Через 30 лет с начала раскола таких скитов насчитывалось свыше 90. В них в разное время была сосредоточена интеллектуальная жизнь старообрядчества. Здесь принимали законченную форму идеи старой веры, отсюда выходили вероучители; в Иргизских монастырях перекрещивали "никониянских" попов и снабжали священниками беглопоповские общины.

Как и в монастырях, в скитах совершались церковные службы. Своими службами, выражавшими истовую религиозную веру, скиты оказывали сильное влияние не только на старообрядцев, но и на православных, оставшихся в лоне официальной церкви. Так, православный миссионер писал: "здешние жители заразу сию, или раскол, получили сначала от скитских". "Нестарообрядцы" с уважением относились к службам в скитах, так как видели воочию, как торжественно она проходила. "В часовне или молельной чинно рядами стояли женщины, одетые в стародавнее иноческое одеяние... Перед богатым иконостасом, составленным из древних икон, теплятся лампады и горят несколько десятков свеч. Среди часовни, пред престолом, стоит смиренная уставщица, глаза опустила в землю и внятно, благоговейно делает возгласы... Все крестятся и кланяются в одно время, все враз

бросают перед поклоном на землю подручники, все враз поднимают их, все враз перебирают лестовки". Все погружены в молитву, и это продолжалось кряду четыре-пять часов. Вот почему и простые, и богатые старообрядцы охотно посещали скиты и посылали туда милостыни.

Богатые раскольники перед смертью завещали скитам деньги и вещи и при жизни делали значительные вклады. Часто подаяния присылались в скиты и по случаю смерти какого-нибудь старообрядца. В скиты, где имелись почитавшиеся чудотворными иконы или иные святыни, таких подаяний присылалось гораздо больше. Во время Нижегородской ярмарки богатые раскольники часто брали из скитов канонниц для чтения в своих домах Псалтыри. Многие старообрядцы во время Нижегородской ярмарки приезжали в скиты на поклонение (Мельников, 1854. С. 284).

Помимо известных больших скитов, по всей России в местах сосредоточения старообрядцев были разбросаны маленькие пустыни, где иногда проживал лишь один отшельник. Эти пустыни также оказывали немалое духовное влияние на окружающее население. В ряде случаев они располагались недалеко друг от друга. Так, в Чердынском крае к 1909 г. пустыней было по р. Колве 15, по р. Улье - 27, по р. Печоре — 11. Количество людей, проживающих в таких пустынях, зависело от разных причин. Так, в 1912 г., когда праздник Благовещения совпал с Пасхой, что, по убеждению, особенно распространенному среди старообрядцев, было признаком второго пришествия и конца мира, количество спасающихся в этих пустынях выросло чуть ли не в три раза (Пушвинцев. С. 17).

Во главе религиозных общин стояли наставники (духовные пастыри), или уставщики, как правило, люди образованные. Наставники руководили службой по праздникам, проводили крещение, исповедь, погребение, следили за соблюдением постов, накладывали епитимью за всякие нарушения, а также регулировали чисто

мирские стороны религиозной жизни общины. Раньше наставниками выбирали только мужчин, но постепенно эти роли заняли женщины. Женщины были главными проводниками старообрядчества. Они более крепко хранили традиции, передавали их своим детям, внушали им непримиримое отношение к "никонианам". Часто истые раскольницы числились православными. Но проходило время, они возвращались в раскол. Кроме женщин семейных, в деревнях нередко встречались келейные, живущие особняком монашеской жизнью; такие женщины пользовались большим уважением окружающих. Один православный священник отмечал: "Где есть такие женщины, никакой священник не сладит с расколом".

Находясь в постоянном общении с православными, старообрядцы старались подчеркнуть, что они гораздо строже держат свои уставы. Это признавали и православные миссионеры, представлявшие официальную церковь. Но дело было не только в строгом и усердном исполнении молитвенных правил и религиозных предписаний. Старообрядцы умели спорить, доказывая "правоту своей веры". Достаток, взаимная поддержка, приюты для обездоленных, денежная помощь, защитники в лице богатых влиятельных единоверцев, готовых выручить из беды, -все эти хорошо известные факты также служили убедительным доводом в пользу старообрядчества.

Старообрядцы заботились и о поддержании грамотности в своей среде. В середине XIXв. только в Нижегородской губернии число раскольников, занимавшихся обучением детей, превышало 200 человек (Мельников, 1854. С. 290). Обучая детей грамоте, они рассказывали им о православной "никониянской" церкви, объясняли, почему в нее нельзя ходить, почему она проклята, а кто будет это делать, подвергнется страшным мучениям и т.д. Весь курс обучения подчинялся постоянному утверждению, что только их вера истинная.

Внешние особенности образа жизни старообрядцев в большинстве своем связаны с их прочным сопротивлением самого разного рода нововведениям, соблюдением дедовских традиций. Следования традициям в старообрядчестве приобрело смысл религиозного благочестия, поэтому ушедшие из быта у русских "никониан" обычаи и обряды стали для старообрядцев признаком "старой веры". Так, в отличие от других групп русских, одежда старинного покроя воспринималась старообрядцами как знак их принадлежности к истинному православию, отвергшему реформы Никона. Включение бытовых явлений в число религиозных предписаний придавало особую живучесть многим элементам русской традиционной культуры. Быту многих старообрядческих групп было свойственно сохранение архаики. Староверы не брили бороду, считая бритье грехом, отвергали табак; картофель и чай вошли в их жизнь очень поздно. Долго не принимали вилок: "Грех дар Божий (т.е. пищу) колоть". В употреблении оставалась старинная и старого образца утварь. В старообрядческой среде продолжали держаться древние виды намогильных сооружений - небольшой сруб с двускатной крышей и "голубец" (или "часовщика") - столбик с иконой на нем, увенчанный миниатюрно* двускатной крышей (Кремлева, 1992. С. 206).

У староверов центральных губерний России был распространен обычай "тайной милостыни": подаяние для странников или бедных людей клалось вечером на специальную полочку или подоконик со стороны улицы, чтобы те, кто его берет, не унижались чувством стыда. "Тайная милостыня" подавалась не только за упокой, но и за здравие. В Верхокамье у последователей поморского согласил вплоть до нынешнего времени дожила древняя традиция ставить глинобитные русские печи; кирпич применяется только для выкладки труб. Праздники у старообрядцев повсеместно проходили намного скромнее, чем у православных еще в начале XXв. многие общины не допускали игру на гармошке. Для старообрядчества в целом характерно соблюдение определенных норм поведения, в частности беспрекословного подчинения старшим, запрет на произнесение ругательств. Многие наблюдатели отмечали чистоту в домах. Семейские Забайкалья сохранили традицию мыть дома снаружи) что делается два раза в год — перед праздником Покрова Пресвятой Богородицы и перед Пасхой).

Ряд бытовых черт старообрядчества выработался в результате их длительных преследований властями и церковью. Эта замкнутость, нежелание общаться с "иноверцами", вплоть до отказа подать им воды, боязнь оскверниться утвердили обычай пить и есть только из своей посуды, не допуская к ней других. Специально держали "поганую" посуду, которая предназначалась для чужих. Так как толки обычно обособлялись друг от друга, то для старообрядческих деревень, где жили последователи разных согласий, было типично наличие нескольких кладбищ (каждый толк имел свое отдельное кладбище). Духовная жизнь старообрядцев не находилась под постоянным контролем церкви, поэтому старообрядцев отличала самостоятельность в суждения, относящихся и к области веры, и к житейским делам. Особенности идеологии старообрядчества получили отражение в фольклоре. Поиски скрытого от антихриста края, где процветает "правильная" вера, заложили основу для легенд о Беловодье или сокрытом Господней десницей граде-монастыре Китеже (Чистов, 1967; Басилов. С. 150-170).

Для старообрядчества характерны многие обряды, связанные с верой в нечистую силу. Сосуды должны были быть закрытыми, чтобы туда не забрался бес; печку следовало открывать и закрывать со словами "Господи, благослови", и т.д. От беса охраняли и покойника, и вырытую могилу.

Важная особенность старообрядчества - почтение к книге. Многие общины имели библиотеки в сотню и более книг, принадлежащих всей общине ("соборные книги"). Книги приобретались и отдельными людьми. Читать книги считалось духовным подвигом, и знатоки религиозной литературы пользовались уважением окружающих. В редком доме не имелось книг. Старые книги, особенно духовного содержания, бережно хранились и переписывались.

Переписыванием популярных книг для себя старообрядцы занимались повсеместно. При этом сложилось и несколько крупных центров, из которых рукописные книги расходились по разным концам России. Эти книги продавались в лавках, развозились коробейниками по старообрядческим селениям, приобретались на многолюдных ярмарках, например на Нижегородской, наряду с разнообразными культовыми предметами и иконами.

Лучшими переписчиками книг считались поморцы, живущие в скитах и деревнях Олонецкой губернии. Поморское письмо отличалось правильностью орфографии и каллиграфическим искусством. Со второй половины ХУШ в. рукописи из Выга распространялись в Верхокамье, а оттуда проникли далее - на Урал и в Сибирь. Благодаря особенностям поморского письма исследователи безошибочно выявляют книги, переписанные на Русском Севере.

Одним из видных центров старообрядческой письменности стала Гуслицкая волость Богородского уезда Московской губернии, где были сосредоточены старообрядцы поповского согласия. Популярности гуслицких книг способствовало их нарядное оформление: помимо орнамента, они нередко украшались и миниатюрами (Громыко, 1991. С. 279).

Немаловажная роль в распространении книг принадлежала району Ветковско-Стародубских старообрядческих слобод и скитов (западная часть Брянщины, Го-мелыцины, часть Витебщины и север Черниговщины). Здесь в ХУШ в. возникло старообрядческое книгопечатание. В поселке Клинцы в 1780-е годы работали три типографии, в которых до конца ХУШ в. было отпечатано около 70 изданий разного характера. "Слободские" (т.е. ветковско-стародубские) книги имели широкое хождение на Алтае, куда в 1760-е годы переселились десятки тысяч крестьян из этого района, получивших прозвище поляки. Служба у поляков отправлялась по старопечатным книгам.

Благодаря успешной деятельности археографических экспедиций, работавших в 1950-1980-е годы, сегодня сложилось ясное представление о том, какого роде книги ценились в старообрядческой среде. Например, в деревнях Верхокамья археографы нашли 197 малых, или учебных, псалтырей, 52 часовника, 29 канонников, 167 псалтырей следованных, т.е. книги, которые "являлись после Азбуки (или Букваря) основными учебниками для десятков поколений русских людей вплоть до времени Ломоносова" и позже (Поздеева. С. 46). В круге чтения сибирского крестьянства видное место занимали сборники — излюбленный вид рукописной (а с конца ХVШ в. и печатной) книги в старообрядческой среде. В них излагались преимущественно поучения отцов церкви. Большим спросом пользовалась "Книга о вере единой истинной православной" или, как ее называли старообрядцы, "Книга — Вера", напечатанная в Москве еще до раскола, в 1648 г.

Вызывала устойчивый интерес и "Кириллова книга", напечатанная в 1644 г., но написанная в конце XVIв., полемически направленная против унии. За слова, что кончина мира близка, что надо ожидать явления антихриста, эта книга признавалась боговдохновенной и пророческой. Хорошо известны были "Лицевые Апокалипсисы" и "Стоглав", содержащий постановления Московского собора 1551 г., на котором были утверждены двуперстное сложение и двойная аллилуйя.

Наряду со старопечатными и старописьменными книгами широкое распространение получили сочинения самих старообрядческих вероучителей. В их число входят, прежде всего, "Соловецкая история", написанная Андреем Денисовым, и "Поморские ответы". Некоторые книги были признаны только определенным согласием, некоторые - большинством толков, а многие - всеми старообрядцами. Насущный для староверов вопрос отправления культа обусловил широкое хождение книги "Скитское покаяние", в которой изложен чин принятия Святых Даро" без священника. Гуслицкие и другие певчие книги, в которых сохранило" древнерусский способ записи нот "крюками", также расходились по всей России, привлекая к себе внимание нарядным многокрасочным оформлением.

География распространения книг свидетельствует наряду с многими другим* данными, что старообрядческие общины, живущие далеко друг от друга, имели постоянную и хорошо налаженную связь. Замкнутость старообрядческой крестьянской культуры, о которой говорили некоторые авторы, была весьма относительной. Подтверждением этому служат находки археографами Москвы • Новосибирска "драгоценных собраний старообрядческой мысли, бережно проносящие свою традицию через века и испытания" (Агеева. С. 73-80; Покровский Н.Н., 1994. С. 33-41).

Трехсотлетняя история старообрядчества свидетельствует о том, что оно довольно чутко откликалось на изменения социально-экономического характера, происходившие в России. Приверженцы старых обрядов и обычаев, решительно осуждавшие всякие новшества, старообрядцы между тем оказались в самой гуще капиталистических отношений, складывавшихся в стране. В новых условиях наибольшую жизнестойкость проявили белокриницкая церковь и поморский толк. Эти течения отличались склонностью к компромиссам, что помогло им сохранить себя в периоды, когда на старообрядцев обрушивались репрессии царского правительства. Старообрядческим миром к концу XIXстолетия управляли крупнейшие в России капиталисты, среди которых особенно выделялись Морозовы, Рябушинские, Хлудовы, Солдатенковы, Громовы, Кокорев, Бриллиантов и др.

После манифеста 1905 г. в городах и селах России развернулось сооружение старообрядческих церквей и молелен, создание приходских общин (Щапов Я.Н . 1994. С. 81-95). Всего за период с 1905 по 1914 г. только белокриницкой церковью было построено свыше 200 храмов. Закон "Положения о старообрядческих общинах", изданный в 1909 г. и окончательно утвержденный в 1913 г., способствовал созданию благоприятной обстановки для налаживания религиозной жизни старообрядчества. В 1912 г., например, в Москве на Рогожском кладбище был создан Старообрядческий институт — среднее учебное заведение с шестилетним сроком обучения, готовившее старообрядческих начетчиков и учителей.

Активную деятельность по объединению всех беспоповских согласий развернули руководители поморцев. В 1909 г. на IВсероссийском соборе беспоповцев в Москве были заложены основы организационного единства беспоповцев. IIВсероссийский собор уделил много внимания упорядочению приходской жизни общин, иконописания, издания нужных старообрядческой церкви книг и журналов. Секретарь данного собора Н.П. Онуфриев в своем докладе подчеркнул большую важность деятельности соборов. "Благодать справедливости и мудрости, - сказал он, - переносится с общины на его уполномоченных наставников и мирян, и Соборы таких уполномоченных являются решающими и обязательными для Церкви нашего времени, как они были для Церкви древнего периода. Сущность Соборов не изменилась" (Никитин, 1990. С. 9). В августе 1917 г. был созван Съезд старообрядцев всех согласий. Избранный его председателем П.П. Рябушинский в своей речи выразил недовольство бессилием Временного правительства и призвал "мощно встать на защиту нашей великой, глубоко несчастной России" (Миловидов. С. 75).

Иерархи православной церкви время от времени поднимали вопрос о снятии клятв, расценивая их как анахронизм. В 1917 г. в Москве состоялся Всероссийский собор, который отменил "клятвенные запреты" и обратился к православной пастве и старообрядцам с призывом к единению. Но старообрядцы выразили сомнение в правомочности собора, который, по их мнению, был созван мирской властью, под давлением политических событий. Если собор отменил "клятвенные запреты" без канонических оснований, по политическим соображениям, то "кто может поручиться, что следующий Всероссийский собор по каким-либо соображениям не отменит постановлений настоящего собора" (Кузьмина. С. 80).

Октябрьскую революцию 1917 г. большинство старообрядческих идеологов отвергло. Оживились эсхатологические идеи. В.И. Ленин объявлялся антихристом, его соратники - слугами антихриста. Такую позицию безоговорочно занимало течение бегунов, которое так и не признало советскую власть. Многие старообрядцы вступили в ряды Белой армии. Но, как и весь русский народ, старообрядцы по-разному отнеслись к переменам в стране. В 1922 г. руководители старообрядцев призвали верующих признать советскую власть. Беглопоповцы к 1923 г. обзавелись собственной архиепископией и установили трехчинную иерархию. Само название беглопоповщина с этого времени теряет смысл. В поповщине ведущим течением оставалось белокриницкое согласие.

Как и вся страна, старообрядцы прошли через коллективизацию сельского хозяйства, раскулачивание, репрессии, пропаганду атеистических взглядов, оказавшую сильнейшее влияние на молодежь. И хотя Великая Отечественная война привела к оживлению религиозной веры у русского народа, поддерживаемый всем образом жизни и системой образования отход от религии не миновал и старообрядцев. Один из видных деятелей старообрядчества с горечью признавал: "...на наших глазах молодое поколение наше уходит из нашего мира, оно делается нам чужим по духу, оно уже не понимает нас" (Миловидов. С. 88), Эти слова, сказанные в 1918 г., еще с большим основанием можно отнести к более позднему времени, в частности к послевоенному периоду.

Наблюдения этнографов, сделанные в 1959-1960 гг. и позже в старообрядческих деревнях Горьковского (ныне вновь Нижегородского) Заволжья, со всей очевидностью засвидетельствовали изменение всего жизненного уклада. Религиозная община в этот период уже объединяла лишь часть жителей, а не всю деревню. Границы общины стали очень неопределенными; если религиозной общиной можно условно считать совокупность всех верующих в деревне, то на молениях бывала представлена только незначительная ее часть - наиболее рели-

гиозные люди (как правило, пожилого возраста). Многие верующие уже не помнили, к какому старообрядческому толку принадлежали их отцы и деды. Нередки стали случаи участия поповцев в коллективных молениях беспоповцев, и наоборот. Обряд крещения поповцы могли совершать у беспоповского "старичка", а беспоповцы — в официальной церкви.

В эти годы уже сложилась огромная разница в мировоззрении различных групп сельского населения (и не только старообрядческого), совпадающая в целом с возрастными различиями: чем старше человек, тем больше он сохранял религиозные убеждения. Многие старики, считавшие себя верующими, не молились • не исполняли религиозных обрядов. Среди мужчин моложе 55 лет верующих встречалось очень мало. У женщин доля верующих была значительно больше, чем у мужчин, а средний возраст верующих гораздо ниже 30-35 лет. Однако, как правило, молодые женщины соблюдали лишь немногие религиозные обряды • предписания, а их верования представляли совсем иную систему, чем у людей пожилых и старых. Молодежь, за редкими исключениями, уже не разделяла веру и Бога (Кремлева, 1972). Естественно, что в разных деревнях картина религиозной жизни была неодинаковой - в зависимости от разных причин. В том же Заволжье • ряде мест традиции религиозной жизни сохранялись гораздо прочнее. Приведенные сведения из этнографических наблюдений в заволжских старообрядческих деревнях показывают, однако, что далеко не везде старообрядчество сумело противостоять преобразованиям советского периода. Такие же процессы происходили и те же годы, по имеющимся материалам, и в других регионах страны, в частности и Пермской и Вологодской областях, в Забайкалье. Тем не менее старообрядчество, хоть и с большими потерями, выжило и живет*.

Подводя итоги, необходимо отметить, что старообрядцы, которых долгие годы было принято изображать невежественными приверженцами отжившей старины, оказали значительное влияние на историю русского общества и характер русского крестьянства и купечества. Они не только внесли существенный вклад в экономическое развитие России, но и сберегли самобытные традиции русской народной культуры, от которых спешили отказаться все наши отечественные "западники", в том числе и власти, начиная с Петра I. Расхожее мнение о темноте и косности старообрядчества опровергается и всей их жизнью в эмиграции, за пределами России. В чужих краях в тяжелых условиях они выживали благодаря традиционной общинной взаимопомощи. Их отличали грамотность, смекалка, творческий дар. "В истории зарубежного старообрядчества много примеров освоения целинных земель и создания крупных земледельческих хозяйств. Используя многовековой опыт своих предков, они возводили фабрики и торговали (Кузьмина. С. 83). Сегодня, когда защита национальной культуры остается актуальной задачей для русского общества, историческая роль старообрядчества видится не такой, как представляли себе некоторые исследователи многие годы назад.

Опубликовано в книге "РУССКИЕ" (М., 1997). Изд. Ин-та этнографии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, сс. 710-721.