Гольбах П. Священная зараза или естественная история суеверия

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 15.
О НЕВОЗМОЖНОСТИ ИСПРАВИТЬ СУЕВЕРИЕ И БЕСПОЛЕЗНОСТИ ПОПЫТОК РЕФОРМИРОВАТЬ РЕЛИГИЮ. — О ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ ЛЕКАРСТВАХ ПРОТИВ СУЕВЕРИЯ

Всего сильнее привязывает человека к религии привычка. Воспитание прививает нам самые удивительные взгляды, наши первые представления обычно остаются у нас всю жизнь. Они не поражают нас, потому что мы получили их еще в детском возрасте и видим, что они санкционируются общественным мнением, законами, а главное — стариной. Найдется ли среди нас человек зрелого возраста, которого можно убедить, что три равны одному и один равен трем, что бог умер для того, чтобы успокоить гнев бога-отца, что бог превращается в хлеб и т. д.? А между тем воспитание на каждом шагу прививает подобные представления людям, вполне рассудительным в других отношениях; если эти люди к тому же экзальтированны, они готовы будут пойти на смерть, защищая эти взгляды, считают безумцем того, кто отказывается верить в эти чудовищные догматы. Однако для живучести самых диких взглядов есть объяснение: к ним не подходят критически, их не проверяют, а если и делают попытку этого, то разум всегда находит в них только слова, лишенные смысла, или же идеи, которые не дают конкретной точки опоры для нападения. Мистерии и догматы религии так же ускользают из рук, как и те боги и призраки, которые служат им основой. Непостижимые боги, чистые духи, фантомы должны порождать фантомы. Эти боги требуют жертвоприношений; люди решили, что принести им в жертву разум и здравый смысл — самая великая из всех возможных жертв. Каждый говорил себе: кто знает, — пожалуй, существа, для меня непостижимые, могут действовать таким образом, о котором я не имею никакого представления? Мне думает, что так люди доходят до веры во все таинственное.
Таким, образом суеверия становятся дороги человеку, он впадает в постыдную косность, не позволяющую ему критически подойти к ним. В вопросах религии почти все люди реагируют не иначе, чем человек из народа (tout le morade est peuple). Вельможи и богачи, занятые своими делами и удовольствиями, так же не помышляют о критическом подходе к основам своих воззрений, как и простой народ. Почти все они не чувствуют гнет• религии в такой степени, чтобы восстать против нее. Они бросают религию и снова возвращаются к ней, в зависимости от своих страстей. Религиозные умозрения представляются каждому священными, но в практической жизни малейшие материальные интересы берут верх над ними. Эти умозрения влияют на поведение людей только в том случае, если согласуются с их страстями или оправдывают их.
Таким образом, религия становится верным средством вредить людям, но никогда не приносит им пользы. Всеблагий бог призывает их творить зло, мстительный и злой бог делает их неразумными и жестокими, отнюдь не делая их лучше.
Многие люди убеждены в пользе и необходимости религии, очень немногие познают ее опасность. Государи—либо суеверные, либо тираны — видят в ней опору своей власти; они забывают, что она становится их врагом, как только они отказываются быть ее рабами. Впрочем люди, наиболее свободные от религиозных предрассудков, тоже склонны верить, что религия необходима в целях обуздания народа. Однако народ всегда готов, не рассуждая, подняться по зову своих попов, если раздается клич, что религия в опасности. Короче говоря, религиозные заблуждения приобретают непоколебимую прочность потому, что никто не может без опасности для себя критиковать их, а защитники их, напротив, пользуются почетом и уважением.
Итак, все условия содействуют тому, чтоб дать религии горячих защитников и обескуражить ее противников. Каждое новшество, каждая смелая мысль, каждая перемена в обрядах представляются народу чем-то чудовищным; он уверен, что гром небесный разразится над ним и накажет его за богохульство нескольких новаторов. Даже если та или иная нация поняла, в какие несчастья ввергает ее суеверие, она никогда не оказывается достаточно передовой и мужественной, чтобы добраться до корня зла и уничтожить закваску, которая рано или поздно приведет к новым суевериям. Люди лишь видоизменяют свои религиозные безумства. Они бросают одно оттолкнувшее их суеверие только для того, чтобы предаться новому суеверию, причем это всегда покупается ценой крови и новое суеверие часто становится еще более пагубным, чем первое. Чтобы уничтожить самый корень несчастий человечества, необходимо свергнуть и уничтожить жестоких и бессмысленных богов, созданных по образцу самых злых людей, их нелепые и противоречивые атрибуты, их ложные оракулы, продукт фанатизма и обмана, необходимо свергнуть все эти пагубные идолы и опасные фантомы.
В самом деле, много ли выиграли люди от тех перемен, которые постепенно претерпевали их религии? Увы! Один кошмар сменял другой, люди оставались по-прежнему рабами, по-прежнему безрассудными и склонными приносить вред самим себе. Одна лишь чистая истина всегда неизменна, всегда приносит свободу, спокойствие и согласие. Пестрые и нелепые творения лжи и фанатизма сами себя разрушают; время не пощадило тех богов, перед которыми веками трепетали и поклонялись народы. Озирис, Бэл, Юпитер, некогда столь грозные, — ныне предмет насмешек со стороны народов, гордящихся тем, что развенчали эти пустые божества. Однако эти народы заменили их другими божествами, еще более смехотворными. Может ли наша Европа хвалиться тем, что сменила богов кельтов и римлян на жалкого иудейского ремесленника, распятого на кресте и неоднократно служившего для своих беснующихся учеников знаком к мятежу и резне?
Пусть не говорят нам о древности того или другого культа. Люди во все времена поклонялись одним и тем же призракам, лишь в различном виде, сообразно своим потребностям, прихотям, фантазиям, моде, господствующим взглядам и безумствам. Эти вздорные идолы всегда правили миром с помощью одних и тех же средств; власть их основывалась на страхе и вере. К тому же, древность заблуждения никогда не будет оправданием в глазах разума. Нужды нет, что вера и обман существовали из века в век; эта традиция лжи, эти сказки и чудеса, передававшиеся от поколения к поколению, никогда не сделают нелепость почтенной, внушающей уважение. Философ всегда будет видеть в богах злых гениев нации, подобных тем блуждающим болотным огонькам, которые сбивают с пути неосторожного путника, — эти боги лишь сбивали человечество с пути счастья.
В самом деле, стали ли народы более счастливыми оттого, что их законодатели ввели у них религии? Уменьшились ли несчастья человечества благодаря этим чудесным откровениям, снизошедшим с небес? Улучшили ли судьбу народов те перемены, которые под давлением обстоятельств вносились в их религии? Конечно нет. Вся эта громкая мишура, все эти пестрые фантазии не устранили несчастий человечества, напротив — лишь увеличили их, сделали их более разнообразными, прибавив новые заблуждения к старым. Все религии мира являются хаотическим нагромождением догм, таинств, древних обрядов в соединении с позднейшими выдумками. Восходя к источнику большей части христианских обычаев и взглядов, мы найдем их у египтян, халдеев, финикиян, греков, римлян и кельтов. Эта религия представляет собой хаос, в котором можно найти следы всех древних сумасбродств. Новые откровения, возглашавшиеся людям, (всегда были новой прививкой на почве старых. Культы, как и языки, базируются один на другом и, как и последние, тоже подвержены постоянным изменениям. Большинство догм и таинств христианской религии явно заимствованы у Пифагора и Платона, которые, в свою очередь, могли взять свое учение от египетских жрецов. Другими словами, самые почитаемые у «ас взгляды являются лишь измышлениями некоторых экзальтированных или лживых язычников. Паллавичини соглашается, что без Аристотеля церковь не имела бы ряда положений своего символы веры. См. «Словарь» Бейля, статью «Аристотель». Человек считал, что научен самим божеством, но становился от этого лишь еще более несчастным. Он должен бил придавать теперь сугубое значение своим религиозным воззрениям и воображаемым религиозным обязанностям, к вящему вреду для себя и окружающих. Боги открылись миру словно только для того, чтобы сделать более горестной судьбу его обитателей. Они везде являлись как завоеватели, оставляющие после себя только следы разрушения, или словно страшные метеоры, память о которых увековечена только следами произведенных ими опустошений.
В те времена, когда законодатели давали людям богов, религии и законы, человеческое общество обычно было еще диким, некультурным и невежественным. По мере того, как изменялись нравы, условия жизни и потребности народов, должны были претерпевать изменения также религиозные воззрения последних. Бог человека, живущего в обществе (I'lhoimime social), культурного, более разумного, не может быть таким же, как бог бродячего, тупого дикаря. Таким образом, человек культурный и более просвещенный относительно своих интересов должен постепенно отойти от религии, оказавшейся в слишком большом противоречии с его смягчившимися нравами, его новыми представлениями и прогрессом разума. Поэтому люди отказываются от своих отживших богов и создают себе новых богов, от которых ожидают большего счастья. Устав от тирании старых богов и их попов, разочаровавшись в их фикциях и сказках, они с восторгом хватаются за нечто новое или же хотя бы следуют за теми, которые преподносят им их старую религию под новым соусом, менее противоречащим их новым представлениям.
Однако перемены в религии не совершаются спокойно. Для этого всегда требуются войны, революции, кровопролития. Они должны научить людей новым взглядам. За старую религию обычно стоят собственность, народное большинство и власть; последняя угнетает и преследует новаторов, оспаривающих ее права. Своими притеснениями она разжигает их упрямство и заставляет их взяться за оружие, чтобы отразить чинимое над ними насилие. Вспыхивает война, и сила решает, за какой сектой останется поле брани. У людей всегда одни страсти и безумства борются против других страстей и безумств, более сильное безумие вытесняет менее сильное. Среди этой сумятицы разум не может добиться внимания. Оба лагеря, одинаково остервенелые в пылу, боя, не в состоянии слушать его. Тщетно разум, в согласии с их истинными интересами, взывает к ним, говорит им, что они сражаются из-за призраков, не стоящих их внимания, тщетно он доказывает им всю пустоту и никчемность их разногласий и религии, из-за которой загорелся весь сыр-бор. Фанатики глухи и упорно продолжают уничтожать друг друга за химеры, которые они вбили себе в голову.
В религиозных спорах даже не пытаются дойти до самой сути дела, никто не сомневается в ее истинности; спорят только о форме религии. Для церкви нет ничего полезнее ересей, это сказал даже один из апостолов. Распри новаторов обыкновенно поглощают лучшие умы страны, становящиеся на ту или другую сторону. Таким образом, лица, способные бороться с заблуждениями человеческого ума и с суеверием, становятся во главе партий и теряют свое время на пустые словопрения, вместо того чтобы приносить пользу. Какую пользу могли бы принести нам реформаторы, если бы вместо того, чтобы нападать на несколько нелепых догм католической церкви, занялись разрушением христианства, этого векового бича народов Европы! Какую службу могли бы сослужить человеческому разуму такие люди, как Лютер, Кальвин, Меланхтон, Эразм и др. Неистовствующие секты по очереди терзали друг друга, проливали ручьи крови и устали от боев, но народы тем не менее остаются при своих заблуждениях. Эти секты всегда оставляют нетронутым корень зла, которое рано или поздно ведет к новым катастрофам. Чтобы раз навсегда отнять у людей предлог вредить самим себе, необходимо освободить их от мрачных представлений о божестве. Люди будут недоступны голосу разума, пока будут подчинять его власти богов, сиречь истолкователей воли богов; глашатаи ее вкладывают в уста богов лишь свои собственные бредни и свои собственные интересы.
Если государи выступают иногда против религии, то они движимы при этом отнюдь не разумом, любовью к истине и искренним желанием помочь народу и сделать его счастливым. Государи рвут с религией в тех случаях, когда она выступает против их страстей, их интересов и произвола. Не желание осчастливить наших предков побудило их тирана Генриха VIII сбросить ярмо католичества, тяготевшее над ними столько веков. Его побудило к этому желание овладеть женщиной, на которой эта религия запрещала ему жениться. Избавившись от обременительного суеверия, британская нация тщетно надеялась вздохнуть свободно — изменив свое вероисповедание, она лишь влила новое вино в старые меха. Религия распалась у нас на различные секты, и на этой почве возникли новые войны, стоившие нам потоков слез и крови. Реформировать религию надо начиная с ее ревнивого и всепожирающего бога. Пока люди будут видеть в этом боге вершителя своих судеб, они должны будут заниматься им, задумываться над ним, они без конца будут спорить о нем, будут драться за свои воззрения, как за дело первостепенной важности.
Нам могут сказать: да, религии и попы всегда давали лишь ложные и нелепые представления о божестве; но кто может льстить себя надеждой, что он обладает истинным представлением о божестве? Кто может похвалиться, что знает его сущность? Но в таком случае всего умнее никогда не говорить о нем. Не ясно ли, что люди никогда не перестанут спорить и ссориться по поводу того, о чем они никогда не будут иметь ясных и одинаковых представлений? Что же получится, если они вобьют себе в голову, что бог интересуется их нелепыми аргументами и гневается на тех, кто плохо рассуждает о том, что им не дано знать?
Богословие всегда будет наукой догадок и предположений, относительно которых люди не могут быть одного мнения. Если уж говорить о богах, то их надо, по крайней мере, предполагать достаточно мудрыми, чтобы не вмешиваться в бессмысленные споры людей, достаточно великими, чтобы не тревожиться из-за ребяческих взглядов людей, достаточно справедливыми, чтобы не гневаться на людей потому, что они нелепо рассуждают о том, что не возможно понять. «Достаточно, — говорит Теофраст, — позволить народу быть глупым и не допускать, чтоб он стал диким зверем... Дайте волю его безумным измышлениям, но не допускайте его ярости". Во всех переворотах и восстаниях, которые вызывала религия, мы встречаем лишь набожных болванов, руководимых лицемерами и мошенниками.
Причудливый бог нашей новой религии тоже не может не вести к (несчастьям для человечества. Этого не поняли те реформаторы, которые в различные времена пытались реформировать эту религию и приблизить ее к здравому смыслу. В результате они лишь подрезали и омолаживали старое дерево, способное давать только роковые ростки и ядовитые плоды. К стволу лжи они привили несколько бесплодных истин. Попы различных сект, не расходясь между собою относительно основных догм пагубной религии, спорили о злоупотреблениях и второстепенных вопросах, о софизмах, обрядах, вздорных деталях. Обуреваемые страстями и следуя своим интересам, чуждым обществу, слишком ослепленные, чтобы возвыситься до истины, попы обычно старались лишь уничтожить противника и восторжествовать над ним, превозносили свои взгляды и поносили взгляды своих противников. Какую маску ни надевало духовенство, оно всегда руководилось только своими интересами. Чванство, ревность, жадность и властолюбие всегда будут разделять членов сословия, существование которого зиждется только на ослеплении народов; попы грабят народ и ссорятся из-за дележа добычи.
Итак, различные реформы в области религии способствовали лишь усилению раздоров, войн и нищеты народной. Так называемые реформаторы, гордые тем, что открыли некоторые злоупотребления, некоторые заблуждения и грубый, неуклюжий обман, устраняли их и строили новые религиозные системы на гнилых основаниях. Вместе того, чтобы развенчать лживые откровения и с презрением отбросить так называемые священные книги, в которых собраны все эти святые легенды, противоречивые догматы, непостижимые тайны, предписания, противные природе и разуму, реформаторы занялись только комментариями и тонкими различиями. Народы же лишь стали еще несчастнее благодаря новым раздорам, гонениям и тирании, которым эти разногласия давали на каждом шагу новую пищу. Каких взглядов ни держался священник, он всегда находил — будь то среди государей или среди народа — людей, склонных стать на его сторону; его главные взгляды всегда поддерживались огнем и мечом. Когда священнику приходилось плохо, когда он оказывался слабым, притесняемым и гонимым, он находил выход: он проповедовал тогда терпимость, мягкость, свободу совести. Когда же он, склонив власть на свою сторону, оказывался на высоте, он заводил иные речи: о религиозном рвении, о возмездии и уничтожении врагов господних. Во всех религиозных схизмах и раздорах обе враждующие стороны обыкновенно владеют секретом быть неправыми. Каждая секта пресмыкается, когда она слаба; когда же она в силе, хочет все захватить в свои руки. Анабаптисты, предшественники наших мирных квакеров, зажгли некогда пожар во всей Европе. В силу какого-то ослепления, можно сказать, граничащего с чудом, самые вопиющие противоречия сходили ему с рук, их никогда не замечали; его страсти всегда находили последователей, ему приносилось в жертву спокойствие народов.
Когда в пылу борьбы между различными сектами ложь порой бывала вынуждена сбрасывать маску, народ никогда не замечал этого. Он никогда не имел мужества совсем снять повязку с глаз, и она немедленно снова опускалась на них; мы имеем в виду подчинение установленным взглядам. Несмотря на постоянные перевороты, порождаемые религией, она всегда была воинствующей и торжествующей, всегда имела власть приносить своих врагов в жертву своему богу, сиречь своей собственной безопасности. Она заражала королей, одурманивала народ, зажигала IB государстве смуту и пожар. Народы подчас стыдятся безумств своих предков, но не видят, что они сами в любой момент готовы впасть в подобные же опасные крайности. Они не видят, что в любой момент могут вспыхнуть новые безумства и новые крайности на почве воспитания в духе фанатизма, на почве ослепления и морального невежества, на почве прививаемых предрассудков и религиозной ненависти ко всем инаковерующим, на почве насилий и издевательства над сектантами, на почве богатств и чрезвычайной власти, которыми везде пользуются обманщики, уполномоченные одурачивать народ и царить над его совестью, наконец—на почве необузданных страстей попов.
Во все времена находились люди, выступавшие более или менее энергично против злоупотреблений и крайностей религии, но очень мало людей дерзали нападать на самый источник ее. Впрочем, что мог поделать их слабый голос против воплей духовенства, угроз тиранов и предубеждений толпы, всегда бывшей рабом привычки и предрассудков? Можно ли предлагать лекарства больным, полюбившим свои болезни и немощи, видящим в них нечто полезное и необходимое и готовым уничтожить своих врачей? Обычной наградой тех, кто пытался рассеять чары религии, были тюрьма, цикута, костер. Соотечественники этих смельчаков подобны ночным птицам, не любящим дневного света; они с яростью набрасывались на благодетелей, которые приносили им светоч истины; свет его был слишком резок для глаз, привыкших к темноте.
Сама государственная власть неоднократно должна была отступать перед силами религии. Просвещенные государи, проявившие к ней равнодушие или презрение, обычно становились жертвами возмущенного фанатизма, не терпящего, чтобы гнушались предметом его поклонения. Тщетно эти просвещенные государи, устав от крайностей суеверия, пытались обуздать и укротить это чудовище; оно увертывалось от их ударов, у гидры суеверия каждый раз вырастали новые головы. Подобно тому удивительному насекомому, которое размножается под скальпелем ученого, изувеченная химера порождала новые химеры. Конечно, иначе и быть не могло. Со злом нельзя медлить; иначе его не уничтожишь. Против заблуждения есть только одно лекарство — истина. Но тираны, так же как попы, всегда были врагами ее. Самые благонамеренные государи считали истину опасной для народа, они не понимали, что она не может быть вредной для их власти, если они будут пользоваться этой властью только для счастья своих подданных. Священный обман и его чудеса необходимы только шарлатанам и невежественным и извращенным государям, стремящимся обманывать людей и подчинять их своим страстям. Но рано или поздно эти страсти становятся роковыми для опрометчивых государей. Последние обыкновенно становятся первыми жертвами темноты народной. Ни один государь не заинтересован в том, чтоб быть тираном. (Немногие цари и тираны нисходят к зятю Цереры без ран и убийства, умирают не насильственной смертью).
Государи! Правьте на основании справедливости, морали и законов, и вы будете править без попов. Вам не понадобится помощь лжи для управления людьми, которых ваши бдительные попечения сделают действительно счастливыми. Вам нечего будет бояться, что истина может сделать мятежными ваших подданных; разум даст им понять цену ваших благодеяний. Будьте великими, энергичными, справедливыми, творите добро, уважайте свободу и собственность гражданина, не позволяйте угнетать его от вашего имени. Дайте ему полезные и мудрые законы. Старайтесь о его нравственном воспитании. Пусть ему с молодости внушают таланты и действительные добродетели, награждайте должным образом эти таланты и добродетели. Да будет порок всюду обесчещен, и да найдет преступление свою кару, и скоро ваше государство, основанное на истинных принципах, будет прочнее того, которое зиждется на лжи и пустых предрассудках. Государи, будьте гражданами! Граждане, избранные остальными для руководства ими, предпочитайте мирную славу, предпочитайте управлять друзьями, свободными людьми, активными, искусными, просвещенными и действительно добродетельными патриотами, нежели управлять врагами, ожесточенными неволей, прибитыми нищетой, лишенными просвещения и морали, умеющими только слепо повиноваться священникам, соперникам вашей власти. Проникнитесь недоверием к надменным людям, темные интересы которых никогда не будут вашими, — эти люди вполне заслужили это недоверие. Трепещите при виде неслыханных преимуществ граждан, имеющих право восставать во имя неба и наносить вред. Вырвите из их рук это оружие, столь опасное для государей. Верните нациям их достояние, захваченное обманным путем много веков назад. Пусть богатства, нажитые обманом и так долго оплачивавшие невежество, гордыню и праздность, пойдут, наконец, на дело народного просвещения. Пусть ваши подданные не учатся больше ненавидеть и убивать друг друга и восставать во имя религии. Пусть они учатся быть справедливыми, умеренными, гуманными и творить добро, пусть учатся служить родине и государям, которые сделают ее счастливой, Пусть они с ранних лет учатся уважать разум и природу, которые никогда не толкнут их на путь мятежа и злобы.
Если ваш народ в силу привычки дорожит иллюзиями, разрешите смелым людям вести просветительную работу и подрывать власть фанатизма. Уравните секты, не вмешивайтесь никогда в их безразличные для вас раздоры; авторитет власти лишь придает серьезное значение этим перебранкам. Предоставьте каждому гражданину рассуждать по-своему, если только действия его всегда согласуются с разумом. Тогда правительства будут настоящими руководителями народов, последние в своих собственных интересах подчинятся власти, которая — все будет говорить об этом — будет необходима для их счастья. Законодатели, управляйте должным образом счастливыми и свободными людьми, и боги всегда будут благоприятствовать вашим подданным: каковы ни будут взгляды последних, эти взгляды будут опасны только в том случае, если их станут стеснять. Рассудительное правительство не возьмется сразу излечить нацию от ее религиозных предрассудков; но оно может и должно воспрепятствовать тому, чтобы эти предрассудки приносили вред. Оно, несомненно, добьется этого, если никогда но будет вмешиваться в споры попов и в религиозные воззрения граждан и будет карать всякого, «то нарушает покой граждан под предлогом их религиозных убеждений. Когда в области религии будет предоставлена такая же свобода мысли, как в области наук, как, например, о физике и геометрии, можно будет не опасаться, что богословие вызовет в государстве более опасные потрясения, чем споры на эти темы, никогда не затрагивающие общественного спокойствия.
Вы же, слепые и злые тираны, лишенные разума, энергии, добродетелей и не чувствующие себя способными править без помощи священников и их призраков! Вы, чье трусливое сердце умеет править только забитыми рабами! Вы, чья власть, так же как и власть религии, зиждется только на страхе, традиции и авторитете, — берегитесь, чтобы малейший луч света не проник в ваши сонные государства! Держите свои народы в темноте и невежестве, в непробудной спячке! Усугубляйте, если только возможно, их предрассудки, изгоните свободу даже из мышления народа! Да не откроют никогда народам истины, всегда роковой для вас и тяжелой для них! Пусть закованный в цепи разум, запрещенная наука и гонимая мудрость не осмеливаются поднять свой докучливый голос и нарушить молчание ваших унылых стран! Не терпите смельчаков, дерзающих критиковать права ваших богов! Трепещите, что они перестанут уважать и захваченные вами права! Итак, зовите себе на помощь религию! Пусть ее попы приказывают вашим подданным гнуть спину под вашим ярмом и целовать ваши цепи! Но знайте, что веления их богов всегда будут сильнее, чем ваши произвольные законы! Эта религия, к помощи которой вы прибегаете, в один прекрасный день обратит против вас свое страшное и священное оружие. Ваша власть будет зависеть от нее. Ваши подданные, враждебные вам из-за ваших притеснений, не будут колебаться в выборе между ей и вами. Попы свергнут вас с престола, на который они возвели вас; они свергнут вас, как только вы откажетесь быть их рабами...
Тирания и религия — это два чудовища, против соединенных усилий которых никогда не может устоять благосостояние государства. Но, если их интересы расходятся, религия рано или поздно восторжествует над тираном, ею же поставленным. В своем властолюбии она разрешает государям быть тиранами лишь под тем условием, что она будет опекать их и направлять их удары. В противном случае она становится злой мачехой и не признает своих детей.
Тираны — капризные дети, избалованные религией. Занятые только своими детскими игрушками, они жертвуют своим мимолетным фантазиям своей истинной славой, своим прочным счастьем и своей безопасностью. Они желают, чтобы слепые пастыри пасли их ослепленных подданных, но эти пастыри непременно приведут и государя и народ на край пропасти.
Люди соединились в общество для своего счастья в этом мире. Чтобы спокойно и безопасно жить в нем, они избрали вождей, образовали правительства, признали власть законов, дабы последние заставляли их согласовать свое поведение с разумом и общими интересами всех членов общества. Они никогда не хотели и не могли подчинить свою мысль чьему-либо авторитету. Стремление заковать ее в цепи и подстричь ее под скобку — самое сумасбродное из всех покушений. Мысль всегда будет свободна, как воздух, и вольна, как ветер.
Только справедливость, разум, добродетель и таланты могут упрочить трон государей и процветание государств. Без справедливости правительства не надежны и граждане не свободны. Без свободы нет разума, просвещения, активности. Без разума нет нравственности. Без просвещения и добрых нравов государство не может быть счастливо и могущественно.