Захаров Н. Специфика социальной системы России

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование общества как системы с точки зрения устойчивых связей, открывает три инвариантные формы связей, релевантных и взаимообуславливающих друг друга: типичный алгоритм действия, или «характер»; форма управления, полагающая и форму института управления; этический строй, или система институализированных норм, полагающих культурные цели или их компенсацию.

Содержательно, «русский характер» обнаруживается в «импульсивности» и «коллективизме». В отличие от «западного характера», которому свойственен «рационализм» и «поэтапное стремление к цели».

Российское управление по способу своего действия всегда приобретает иерархическую форму, полагая тем самым и иерархические институты управления. Тогда как для западного общества наиболее адаптивным оказалось плюралистическое управление.

Способ управления исторически определяется, полагается (но не жестко детерминируется) типичным алгоритмом действия (характером). Вместе с тем, возникнув, способ управления обеспечивает сохранение и поддержание и самого себя и алгоритма действия.

Для российской формы управления характерно внутреннее системное противоречие. Иерархия с ростом дифференцированности своей структуры ведет к дезинтеграции «низших» элементов. Это приводит к проблемам:

1. дезинтеграция между вертикалями и конечными элементами;

2. потеря управленческого сигнала и ответного сигнала, что приводит к нестабильности.

Для того чтобы снять такой дисбаланс, основание иерархической пирамиды должно быть погружено в «питательную» среду, обеспечивающую связи между элементами «низов». Такой средой может выступать только либеральная (рыночная) экономика.

Даже если снято внутреннее системное противоречие управления, то, тем не менее, между алгоритмом действия и способом управления возникает конфликт. Суть его в том, что управление устанавливает границы для способа действия, ограничивая его возможности функционирования, тем самым предохраняя его от деформации. В данном условии заложены основы конфликта между «характером» и «управлением». Социальная система, неспособная преодолеть данный конфликт, обречена на гибель. Поэтому, для того чтобы «выжить», система должна создать механизм разрешения конфликта.

Западное общество создает механизм «общественного договора», российское – механизм «круговой поруки». Западный механизм разрешения конфликта рационален в своей основе, тогда, как российский – аттрактивен. Отсюда специфика преодоления конфликта – западный механизм предполагает пошаговое, скрупулезное разрешение противоречий, или устранение «буквы», ведущей к конфликту. Российский механизм ориентируется на смысл, суть конфликта. Особенность аттрактивного механизма в том, что институты управления эмоционально не принимаются ни индивидами, ни социумом, которые, тем не менее, в практическом действии обнаруживают достаточно высокую лояльность власти.

Сравнивая два механизма преодоления конфликта между «характером» и «управлением», «общественный договор» и «круговая порука», отметим:

во-первых, это механизмы, разрешающие различные конфликты.

В одном случае снимется противоречие между «рационализмом» и «плюрализмом», в другом – между «импульсивностью» и «иерархией», что, на наш взгляд более драматично.

во-вторых, механизм «общественного договора» более эффективен, нежели «круговая порука» при разрешении конфликтов каждый в своей сфере.

Эффективность данного механизма определяется накопленным историческим опытом. «Общественный договор» возник с момента начала формирования европейской культуры (с эпохи раннего Средневековья) и с тех пор последовательно эволюционировал. При этом «общественный договор» возник не на пустом месте, а впитал в себя элементы культурного наследия римского права.

Механизм «круговой поруки» возникает с эпохи формирования московского государства, после татаро-монгольского нашествия. До этого механизм разрешения конфликта был иным, в силу того, что власть носила плюралистический характер (здесь необходимо заметить, что российский социум «примерил» плюралистическую форму управления в эпоху Киевской Руси, она оказалась исторически неоправданна). Поэтому механизм круговой поруки более «молодой», или исторически менее совершенный, нежели «общественный договор». Качество же механизма разрешения конфликта достигается путем длительной эволюции.

Социальная система достигает состояния «культуры»[294], формируя «этический строй», или сложную аксиологическую систему, обеспечивающую смыслоопределение для социума, что в конечном итоге и создает механизм преодоления конфликта между алгоритмом действия и формой управления.

Как результат трех составляющих (алгоритм действия, форма управления, этический строй) возникает способ организации социальной энергии. Для запада – это «частная инициатива», для России «личная преданность».

Первоначальным этическим фундаментом западной культуры явилась этика протестантизма, в дальнейшем она трансформировалась в этику западного общества. Первоначальным институтом, поддерживающим этот этический строй явилась протестантская община (соотносимая, в этом смысле, с институтом церкви). В дальнейшем, функции поддержания этического строя перейдут к другим институтам, среди которых сформируются приоритетные – право, средства массовой информации («свободная пресса», именуемая «четвертой властью») и психоанализ. Эти институты последовательно интегрируют форму управления, общество и индивида.

В России этический строй поддерживался институтом православной церкви вплоть до начала ХХ века. Особо эффективен этот институт был в период татаро-монгольского ига[295]. В эту эпоху православная церковь приобретает неформальный авторитет как институт, способный предложить индивидам культурные цели, увязанные с институциональными нормами. Именно это способствует в конечном итоге вытеснению прежнего этического института, язычества.

Формальный авторитет, поддержку государства и влиятельных сил общества церковь приобретает, когда оказывается способной связать цели общества в целом и цели индивидов, а тем самым, консолидировать общество. В дальнейшем под влиянием роста авторитета государства и принятия им отдельных рычагов управления институциональными нормами, церковь утратит часть своего влияния, что приведет к Расколу. В дальнейшем активная внешняя экспансия России будет способствовать идеологической дифференцированности общества, что так же снизит роль православной церкви. Наконец, появится новый социум, претендующий как и церковь на роль управления институциональными нормами – «интеллигенция». Активное формирование новых культурных целей на рубеже XIX-XX веков и предшествующие условия приведут к принятию церковью такой формы приспособительного поведения, как «ритуализм»[296]. Ритуализм особенно ярко проявился в неприятии инноваций в самой церкви (например, отношение к Иоанну Кронштадскому и т.п.), что еще более закрепляло данную поведенческую модель. В результате к моменту крушения монархии реальное влияние церкви как института, управляющего институциальными нормами, в основном было утрачено. Отношение к религии и церкви осталось привычным, но стало нейтральным и не функциональным.

В 1917 году не существовало института, способного поддержать этический строй России. Консолидировать социум удалось только тогда, когда возник новый институт - коммунистическая партия, идеологией которой стал «военный коммунизм», сохранивший основной постулат православия – «смирение». Этому институту удалось увязать личные цели индивида (за счет репрессии потребностей) и способы их достижения. И привязать личные цели к единой социальной цели – построению коммунизма. Кардинальное отличие компартии как института заключалось в том, что она, будучи этическим институтом, пользовалась рычагами государственных репрессий, что обеспечило ее высокий формальный авторитет. Вместе с тем, подавление индивидуальных целей личности способствовало, напротив, падению неформального авторитета, а поэтому такой институт мог существовать только как государственное учреждение. Устранение учреждения равнозначно было устранению института в целом. В 1991 году российское общество утратило этический институт. На сегодняшний день роль этического института не в состоянии играть ни церковь (любой конфессии), т.к. это предполагает религиозную дезинтеграцию, ни партии, т.к. ведет к политической дезинтеграции.

Рассмотрим институты, аналогичные западным (право, средства массовой информации и психоанализ). На Западе право как институт сформировалось как опредмечивание функции контроля всей системы «общественного договора». Первоначально возникла потребность в данной функции, затем она была институализирована. Право в России – это не институт снятия противоречия между управлением и алгоритмом поведения как на Западе, а институт утверждения государственного управления, поэтому оно не может играть роль интегративной функции.

Функция сохранения плюрализма, равновесия сил, на Западе была принята «свободной прессой» (в целом институтом средств массовой информации). Первоначально данная функция имела неструктурированную форму «гласности», но с появлением книгопечатания и газет возникает институт «свободной прессы» (а в дальнейшем – институт средств массовой информации). Главная функция этого института предотвращать эгрессивные тенденции в социуме. Кроме этого, его важнейшей функцией является увязывание целей социума и индивида.

Российские средства массовой информации до конца 80-х годов были «партийными», по сути их основная функция сводилась к обоснованию приоритета целей социума над индивидуальными целями. Эта функция стала еще «более» «партийной» с начала 90-х годов. Партийной, в прямом смысле этого слова потому, что стала выражать приоритет интересов отдельных групп над другими. Партийной, в старом смысле, потому что, как и прежде, обосновывает приоритет интересов отдельных социумов над индивидами их составляющих. Исходя из этого, наши СМИ не в состоянии выполнять функцию увязки цели всего общества с индивидуальными целями личности. Вместе с тем, ими принята функция противостояния эгрессивной тенденции – основной тенденции управления российской социальной системы. Российские и Западные средства массовой информации по своей внутренней структуре и по характеру действия практически идентичны. Но выполняют диаметрально противоположные функции. Западные – обеспечивают интеграцию общества, Российские, напротив, дезинтеграцию. А следовательно, они не могут стать этическим институтом, более того их функции на сегодняшний день противоположны функциям такого института.

Психоанализ – институт западного общества, функционально обеспечивающий увязку культурных целей личности и институализированных норм. Первоначально данная функция реализовалась в институте «тайны исповеди». Раскол западноевропейской церкви, привел к утрате протестантизмом данного института, что требовало адекватной замены. Успех учения З. Фрейда и «победное шествие» психоанализа объясняется назревшей социальной потребностью в создании института, обеспечивающего гармонизацию целей и норм личности.

В России форма увязки личных целей и норм носила иной характер – «общественное покаяние». «Тайна исповеди» была не в состоянии выполнить данную функцию. Это еще одна причина постепенного падения авторитета церкви. Как известно, попытки Иоанна Кронштадтского внедрить такой институт потерпели фиаско. Неинституализированную функцию «общественного» покаяния выполняли малые группы. В советское время данная функция была отчасти институализирована «парткомами» и «профкомами», которые имели ограниченный успех. С крушением советского общества данная функция вновь стала неинституализированной.

В целом в российском обществе отсутствуют институты интеграции, не могут быть приняты и западные формы. Однако отдельные элементы (отдельные общности) в большей или меньшей степени сохранили основные инварианты целостного общества: типичный алгоритм действия (импульсивность и коллективизм), иерархия, «смирение», личная преданность.

Особенность нынешней ситуации в том, что российское общество, сломав «железный занавес», стало открытым влиянию Запада. При этом оказались утрачены институты этического строя. Усугубляет ситуацию, во-первых, специфика принятия российским обществом культурных элементов извне; во-вторых, отсутствие и механизма, и института адаптации привнесенных в культуру идей, ценностей, целей и т.п.

Рассмотрим первое, специфику принятия российским обществом культурных элементов извне в сравнении с западным обществом. Западное общество имеет яркий пример принятия элементов африканской культуры в свое лоно. Американское рабовладение внедрило в социальную систему западного общества негритянский социум с его собственной культурой. Длительное время две культуры существовали параллельно. После Гражданской войны в США происходит взаимопроникновение двух социумов один в другой. Однако полного пересечения не происходит – не совпадают культурные цели. «Американская мечта», как культурная цель, построена на принципе «сделай успех своими руками», и африканская – «живи и радуйся сегодняшнему дню». Однако постепенно начинается принятие западной (в данном случае американской) культурой отдельных элементов африканской, первым таким элементом оказывается музыкальная субкультура (в частности джаз). Внедрение африканской музыкальной субкультуры происходит, становится возможной после ее трансформации и адаптации к «западу» рок-группой «Битлз». За короткий исторический период африканская субкультура «захватывает» США. Эта музыкальная субкультура становится одновременно каналом «перекачки» культурной цели африканского социума: «живи и радуйся сегодняшнему дню». Эффект принятия без адаптации культурной цели, аналогичен заражению человека вирусом, против которого у него нет иммунитета. На протяжении 60-х годов в США распространяется аномная форма приспособления, именуемая Р. Мертоном «ретритизм» (отказ от культурных целей и институциональных норм), проявившийся в движении «хиппи» и аналогичных групп, «сексуальной революции» и «пацифизме». Последнее могло поставить под угрозу и возможность защиты от внешней опасности (во всяком случае, привело к уходу американских войск из Вьетнама). Отсутствие иммунитета при приеме культурных элементов содержит в себе возможность коллапса социальной системы.

Субстратом, через который осуществляется внедрение элементов иной культуры в западном обществе, являются маргинальные личности. Западное общество отличается высокой социальной мобильностью (в том числе и вертикальной), поэтому «маргиналы» способны занести «вирус» иной культуры в те социальные институты, которые могут способствовать его распространению. Вместе с тем, необходимо отметить, что сама структура западного общества предотвращает «быстрое» распространение элементов иных культур. И если механизм адаптации культурных элементов иных культур не просматривается достаточно отчетливо, то такую функцию выполняет особенность структуры западного общества (плюрализм).

Российское общество имеет иную структуру, формируемую эгрессивной тенденцией и алгоритмом поведения, определяющим коллективное взаимодействие и приоритет коллектива над индивидом. Маргинальная личность оказывается за пределами и иерархии, и отдельного коллектива. Неслучайно интеллигенция XIX века, принявшая в себя элементы иных культур, оказалась изолирована, как оказались изолированы и «диссиденты» советской эпохи. Поэтому принятие маргиналами общества элементов иной культуры для российского общества неопасно. Вместе с тем, российская история изобилует примерами неадаптированного принятия элементов других культур (реформы Петра I, Александра II, марксистская социальная революция, реформы 90-х годов). Во всех случаях наблюдается нечто общее – внедрение элементов иных культур шло «сверху». Именно за счет этого обеспечивалось их «эффективное» внедрение, а затем возникает конфликт новых и традиционных ценностей, выливающийся в нестабильность и дезинтеграцию общества. В конечном итоге в российской культуре сформировался защитный механизм против инноваций сверху – консервативное «молчаливое» сопротивление. В России наиболее «беззащитными» перед неадаптированным влиянием элементов иных культур оказываются «верхи».

Общественная мысль отразила инновационное внедрение элементов иных культур сверху и консервативное сопротивление снизу в двух идеологических течениях, возникших в середине XIX века – «западничестве» и «славянофильстве», которые трансформировались в настоящее время соответственно в идеологию «правых» и «левых», но по сути остались выразителями указанных тенденций.

Культура не может существовать без разнообразия мыслительных программ – это форма саморефлексии и игры социума. Любая мысль обладает высокой культурной ценностью, до тех пор, пока она не приобретет характера социального действия или институциональной формы. После этого мысль становится «орудием», способным созидать или разрушать.

Схема 4. Исторический «маятник» социальной системы

Итак, современное состояние российского общества вряд ли можно характеризовать в оптимистических терминах. Общество дезинтегрировано и нестабильно. Механизм консенсуса «круговая порука» (аналогичный западному «общественному договору») еще не вызрел. При приближенном подходе не просматриваются и социальные институты, способные консолидировать общество. Однако такой институт возможен, при выполнении им функций, аналогичных тем, какие выполняла русская православная церковь в XII-XV веках:

1. определение стратегической цели общества,

2. определение целей индивидам, согласованных со стратегической целью,

3. контроль за реализацией норм,

4. адаптация ценностей других культур.

На сегодня неформальным авторитетом для выполнения 2-4 функций пользуется, как это ни парадоксально может показаться, наука и образование. Именно наука обеспечивает адаптацию ценностей других культур (хотя и не всегда успешно). Именно образование предлагает индивиду механизм соотнесения его личных целей и норм общества. В определенной мере авторитет института образования влияет и на контроль за реализацией норм.

Способствует росту авторитета института науки и образования мотивация личности на карьеру. Однако, в целом, институт науки и образования на сегодняшний день только потенциально может характеризоваться как институт этического строя. Реальный авторитет зависит от успешной реализации целостной социальной программы в масштабном социальном деянии.

Православная церковь приобрела свой авторитет в реализации своей программы на Куликовом поле (протестантизм в Реформации). Между тем, в наше время, в эпоху высоких технологий, война уже не может быть средством консолидации общества. Поэтому такая программа, хотя и должна быть построена на успешном преодолении Вызова, но только в том случае, если этот вызов есть «сбивающий» фактор среды, или самого социума.

Конкретизируя эту мысль, можно привести пример – современный Вызов – это проблема энергетики и средств связи. Концентрация научных усилий в этом направлении, предположим в освоении космоса, может и стать консолидирующим общество деянием.

Вместе с тем, общая программа должна быть направлена на учет основных инвариант социальной системы: импульсивность и коллективизм, иерархию управления и этический строй, опирающийся на принцип «смирения». А институализация норм только в том случае даст эффект, если организует социальную энергию по принципу «личной преданности». В этой связи, анализ принципа «личной преданности», проведенный в нашей работе может послужить теоретической основой для выработки модели кадровой политики в нашем обществе.