Манхейм К. Социологическая теория культуры в ее познаваемости

ОГЛАВЛЕНИЕ

Приложение

Социологический генезис социологии культуры

I. Задача социологии культуры

Если в ходе первого исследования, стремясь представить социологическую связь методологии, мы рассматривали развитие методологической постановки вопроса в связи с общим процессом социального развития, то вторая стадия исследования послужила дальнейшему формированию уже применявшегося в ходе первого исследования системного базиса социологии мышления, который должен будет применяться и в дальнейших исследованиях. Это взаимопроникновение обеих методик исследования объясняется тем, что они взаимно обусловливают друг друга — исследуя мышление той или иной эпохи с социологической точки зрения, применяют один из этих сложившихся методов мышления. Это в свою очередь требует от социолога, чтобы он знал о связи этих методов с общим процессом и учитывал это в своих исследованиях. Рассматривать философские следствия такой взаимной обусловленности этих способов рассмотрения нам в данный момент нет необходимости, так как мы уже исследовали проблему философии и вообще всякой теории, учитывающей собственную историческую обусловленность, в другой взаимосвязи 1 . Здесь нас привлекает лишь перспектива рассматривать определенные системные проблемы отдельных наук также в историко-социологическом плане. Поэтому на первой стадии исследования наша главная цель заключалась в том, чтобы схватить столь абстрактную дисциплину как методология (рефлексия второй степени) в ее взаимосвязи с общим социологически обусловленным процессом.

Чаще всего идеологические исследования проводятся там, где в теории и формировании идей еще ощутимо проявляются классовые интересы. Но конечная цель исследования идеологии заключается в понимании «всей идеологической надстройки» в ее социологической обусловленности. Теперь мы не думаем, что это может удаться вплоть до мельчайших подробностей, поскольку в силу необходимости определяющее значение имеют и личностные моменты и поскольку специальные содержания также определяют формы познания. Но мы полагаем, что эту взаимосвязь можно исследовать вплоть до самых последних исходных положений абстрактной теории. Необходимо показать, что, например, определенный тип методологии в своих системных исходных пунктах является выражением определенного мыслево-ления, что он является частью определенного мироволения, и что это мироволение непосредственно через определенную интенцию соответствует определенному слою в определенной констелляции общественного процесса* Если исследователь хочет сделать из социологии культуры и исследования идеологии нечто большее, чем собра-

465

ние случайных наблюдений за мыслями, обусловленными определенными интересами, то он должен прибегнуть к этому сублимированному методу.

Для этой цели мы должны ввести понятие «непосредственной заинтересованности» и понятие «опосредствованной ангажированности».

Мы отрубили бы и экономическую теорию истории, если бы рассматривали всю надстройку, во всех ее составных частях, как непосредственно связанную с социальным базисом и отражающую его интересы. Существуют исходные положения, по крайней мере в области политической идеологии, экономической теории и историографии, обнаруживающие свою полную обусловленность определенными интересами, поскольку здесь идеологический характер образований простирается вплоть до сознательной фальсификации. Необходимо, разумеется, прежде всего выявлять и выделять эти обусловленные определенными интересами моменты; но, собственно, проблема начинается лишь там, где исследователь выходит за рамки этих исходных положений и пытается показать, что всякое политическое воление коренится в определенном мироволении и или возникает из определенного мироволения (как в консервативных идеологиях), или же (что особенно встречается среди новых возвышающихся социальных слоев) расширяет сферу своего действия, развиваясь из социально-политической воли в мироволение. Тем самым, чем более мы убеждены в наличии глубочайшей структурной взаимосвязи между процессом развития общества и развития культуры — то есть, чем больше мы задаемся вопросом, в какой степени социологически детерминированы не только отдельные содержания, но и насколько обусловлены социальным процессом фундаментальные структуры картин мира, — тем меньше мы будем делать основной акцент на обусловленных определенными интересами отдельных содержаниях и в гораздо большей степени будем отыскивать истину культурно-социологической теории в различных особенностях социально обусловленных структурных взаимосвязей.

Но для этого требуется, чтобы именно теория, которая (как и наша) подчеркивает постоянную социологическую обусловленность всякого (в том числе и собственного) мышления, занимала по возможности позицию sine ira et studio* и поэтому анализировала бы как консервативное, так и прогрессивное мышление столь глубоко, что была бы выявлена его функция в общем процессе.

Именно в тех случаях, когда подчеркивается принципиальный пер-спективизм всякого интерпретативного познания, исследователь вправе искать этот перспективизм не на поверхности — в сфере фальсификаций и полемических позиций; теория принципиального перспек-тивизма не должна служить тому, чтобы облегчить совесть специалистам по пропаганде, то есть позволить им оказать, что наше познание тем вернее и подлиннее, чем больше мы выстраиваем картину мира и

* Без гнева и пристрастия, без предвзятости (лат.}.

466

ход истории в соответствии с нашими собственными взглядами и концепциями, то есть сознательно фальсифицируем их, Разоблачение этих фальсификаций - дело отнюдь не трудное и связано с проблематикой подлинности или неподлинности того или иного перспективизма, той или иной субъективной точки зрения. Теория перспективизма в отношении этого утверждает, что какие бы усилия мы ни прилагали, чтобы искоренить все сознательные и бессознательные фальсификации из созданной нами картины истории, всегда в наших исторических построениях сохраняется неизбежный остаток, в котором отражается та точка зрения, с какой мы рассматриваем историю. Если постоянно удается разоблачить и избежать субъективизма, связанного о совершаемыми в угоду пропаганде фальсификациями, то принципиальный перспективизм является фундаментом порядка в исторической картине мира. Этот неизбежный перспективизм заключается, следовательно, в том, что определенные содержания истории становятся видимыми лишь из определенных, образующихся в самой этой истории жизненных центров, и в определенных аспектах, и что только сам исторический процесс, может быть, может постепенно выявить все возможные точки зрения, с которых вообще рассматривается история. Но даже тогда, когда мы сможем объединить все до сих пор возникшие точки зрения и позиции в одной общей картине, не становясь при этом вновь на субъективно-перспективистокую точку зрения, мы сможем воспринимать картину истории лишь как относительную тотальность.

Но этим сказано также и то, что исторический процесс в определенные моменты допускает синтез уже существовавших прежде методов мышления и картин мира. Если исследователь хочет увидеть всю тотальность исторического процесса, он как прогрессивный мыслитель должен также видеть в нем долю консервативного мышления, а как мыслитель консервативный - долю прогрессивного мышления. И при таких синтезах где-нибудь и когда-нибудь проявится собственная точка зрения - главным образом при определении значения и роли отдельных слоев в общем историческом процессе и при определении его направления. Но здесь мы имеем дело с неискоренимым субъективно обусловленным остаточным элементом всякого мышления и всякого синтеза, который может быть осуществлен на материале самой истории; и пока исследователь не верит в некую надистори-ческую точку зрения, внезапно появившуюся откуда-то, и мы придерживаемся того мнения, что историческое надлежит понимать из исторического, мы не только не сможем преодолеть это исходное положение, но и не захотим преодолевать его. В нас слишком глубоко коренится сознание того, что любой прыжок из истории может удаться лишь посредством гипостазирования частной точки зрения, и что мы куда скорее можем спастись от опасностей гипостазирования конечного путем привлечения всего нам доступного временного, нежели в результате неоправданных претензий на обладание «абсолютной точкой зрения».

467

Раз этот вопрос выяснен, и в социологической теории культуры и мышления речь идет не только об исследовании непосредственной заинтересованности определенных слоев в определенных содержаниях, но и об опосредствованной ангажированности в отношении связанной с этими содержаниями общей картины мира, то полученные нами результаты - рассматриваемые с позиций социологической оценки - будут хотя и не столь ошеломляющими, но тем более значительными, поскольку станет очевидным, что в мире сталкиваются не только частные групповые интересы с другими групповыми интересами, но что и миры борются с мирами и что общий культурный процесс является результатом такой экзистенциальной борьбы. Каждый, кто когда-нибудь до конца продумал какую-либо теорию, вплоть до ее связей с живой жизнью, кто участвовал в социальной борьбе или хотя бы в процессе общественной жизни смог проникнуть в различные социальные слои, придет к выводу, что социальная борьба отражается также на этических концепциях, образе мыслей и модах, которые взаимосвязаны друг с другом; что стиль жизни и стиль мышления являются передовыми линиями борьбы, в ходе которой осуществляются непосредственно зримые конфликты и трения в экономической и политической, ориентированной на властные структуры, сферах. Каждый мыслитель и каждый экзистирующий человек чувствует, что определенные мысли связаны с определенными мироволениями, ангажированы в отношении их. Таким образом, если исследователь намерен сделать задачей социологии культуры и исследования идеологии не только исследование таких взаимосвязей, где присутствует непосредственная заинтересованность, но и те области, где речь идет только об опосредствованной ангажированности социальных слоев, то ему необходимо непременно усовершенствовать методы исследования.

Это усовершенствование в первую очередь состоит в том, чтобы не оперировать исключительно одной лишь категорией целенаправленных взаимоотношений, одно из проявлений которой отражено в понятии «заинтересованность». Заинтересованность означает то, что человек, интересующийся какой-либо идеологией, видит в определенных идеях наилучшее средство для достижения своих непосредственных целей. Из этого энергетического принципа нельзя вывести всей сферы культуры — лишь в той мере, в какой сама культура представляет собой естественный процесс, она постижима с позиций этого принципа. Если бы история человечества представляла собой только жизненную борьбу, чисто витальный процесс, то не было бы необходимости в том, чтобы противоборствующие слои сражались с мировоззрениями; было бы достаточно (раз уж духовное вообще существует) иметь наряду со средствами грубой борьбы еще и политические идеологии. Но та внеприродная сфера, в которой существует человек, порождает, кроме того, еще и такое явление, как включение идеологий в картину мира, в силу чего идеологии действуют как идеологии только потому, что они имеют столь глубокие корни. Но с другой стороны, эта культурная мировоззренческая сфера не является

468

столь свободной, столь «вольно парящей», чтобы не иметь никаких связей своих исходных положений с конкретной экзистенцией и с природно-естественной и социальной стороной общественной жизни -не в смысле непосредственной детерминированности, а в смысле опосредствованной связи.

Но все вышесказанное означает, что социология культуры и исследование идеологии представляют в своей целостности комбинацию, соединение естественнонаучного и духовнонаучного методов. Они связывают естественнонаучную теорию социального процесса с принадлежащей к определенному направлению интерпретацией общей культурной надстройки. И хотя генерализирующая социология может с помощью своих методов «охватить» социальный процесс, в лучшем случае она в состоянии приблизиться к тем идейным содержаниям, которые рассматриваются как непосредственно детерминированные этим процессом (и получающие определение в рамках целенаправленных взаимоотношений). Но там, где она хочет пойти дальше и отыскивать те опосредствования, которые ведут к выявлению укорененности этих содержаний в тотальности мировоззрения, она должна действовать методом понимания, интерпретации. Она должна проследить внутреннюю связь элементов мировоззрения посредством совершенно иного, родственного исторической интерпретации, но не идентичного с ней метода.

Если взглянуть пристальнее, мы увидим, что уже первый шаг интерпретации, связанной с определенными интересами, происходит в области понимания. В этом смысле Макс Вебер с полным основанием говорил о понимающей социологии. Но это рациональное понимание, которым должна ограничиться социология, осуществляется ведь, собственно, еще в той области схватывания чужой психики и ее содержаний, которую мы назвали «постижением» и намеренно отделили от экзистенциального понимания. И хотя схватывание целенаправленных взаимосвязей является схватыванием смысла (почему было бы правильно говорить о понимании в широком смысле слова), оно все же осуществляется еще не в области собственно понимания, поскольку это понимание со стороны субъекта, как и прочее естественнонаучное мышление вообще, совершенно аналогичным образом касается надконъюнктивных отношений и рационально охватывает общее отношение. Целенаправленное рациональное взаимоотношение является психологическим продолжением естественнонаучной каузальности и успешно применимо лишь в пределах той сферы, в какой в реальности действует эта причинность. Область ее действия de facto простирается в душевной жизни вплоть до того пункта, где начинается непосредственная заинтересованность. Как таковой этот объясняющий метод представляет собой связующее звено между бытием и духом и пригоден для наведения мостов между природным бытием и духом.

Таким образом, социология культуры является пограничным явлением современности, которое связывает в большинстве случаев до сих

469

пор пролегающие раздельно линии естественнонаучного и понимающе-исторического исследования; поэтому эта дисциплина — как в своем историческом происхождении, так и в методологической проблематике - представляет собой одну из наиболее достойных тем исследования, почему и понятно, что для социологии культуры при таком объединении именно на этой стадии релевантной является вся проблема — до сих пор рассматривавшегося в рамках консервативного течения раздельно - конъюнктивного познания, понимания.

II. Возникновение проблемы культуры

Если мы, как и прежде, хотим рассматривать социологически обусловленное возникновение и становление занимающих нас проблем, их системный смысл и методологическую проблематику раздельно, то мы должны прежде всего исследовать, хотя бы в самых общих чертах, становление социологии культуры. Из всего вышесказанного ясно, что становление наук, занимающихся исследованием исторического процесса, должно представлять совершенно особую проблему. Если становление естественных наук осуществлялось в силу имманентной логики вещей, и лишь реальная возможность их становления составляет социологическую проблему, то в социальных науках каждая фаза развития связана - и содержательно, и методологически - с общим процессом.

Удивляет уже сам тот факт, даже если не рассматривать вещи в свете нашей проблематики, что эти науки конституировались так поздно. О собственно социологии мы можем говорить лишь начиная с Сен-Симона и Конта, то есть с первой половины XIX века, а о социологии культуры фактически как о явлении самого последнего времени. Как случилось, что познание природы получило развитие уже с очень давних времен, ставя все более сложные вопросы, а интеллектуальное «просвечивание» социального процесса и становления культуры произошло лишь очень поздно? Уж где-где, а здесь совершенно ясно, что познание — это не чистое умозрение, не решение загадок, оно возникает в действии и связано с действием. Социальный процесс становится познаваемым лишь в тех случаях, когда люди стремятся оказать на него определенное воздействие, когда они занимают по отношению к нему позицию, продиктованную определенными интересами. Умозрительная кабинетная работа над теорией может лишь систематизировать добытые в борьбе результаты, классифицировать их в соответствии с теми или иными точками зрения, подходами и позициями, продумать до конца исходные положения, но она не в состоянии самостоятельно вывести из одной проблемы как бы другую, новую. И эта кабинетная работа продуктивна лишь в том случае, если она, пусть даже опосредствованно, живет в русле определяющих для данной эпохи интенций. Для того, чтобы осуществлять познание в этой области, необходим определенный образ жизни; причем позна-

470

ет не сам обладающий надлежащим волением субъект, а в лице мыслящего субъекта познание осуществляют коллективные веления. Таким образом, если исследователь хочет понять возникновение социологии культуры из общего процесса, он должен, в зависимости от сложности поставленных вопросов, рассматривать проблему в различных направлениях. Возможность возникновения социологии культуры связана, разумеется, прежде всего 1) с фактом проблематизации самой культуры и 2) с возникновением науки, сделавшей предметом исследования социальный процесс как таковой и, наконец, как мы увидим, 3) с возникновением специфического метода, новой позиции в отношении культурных образований, которая нашла свое научное выражение в исследовании идеологии. И хотя именно последний из перечисленных факторов является одним из важнейших, все три -проблематика культуры, проблематика общества, новая позиция в отношении к предмету исследования - возникают не в рамках науки, а кодифицируют то, что жизнь произвела сама из себя. Мы будем рассматривать возникновение и становление в ходе общего процесса развития этих существенно важных для науки факторов в соответствии с нашей динамической концепцией.

Возникновение проблематики культуры

Проблематика культуры возникла не потому, что кто-то выдумал эту проблему, а потому, что культура сама стала проблематичной. Она не может стать проблемой до тех пор, пока мы имеем дело с культурой первичного типа. Только на стадии образовательной культуры возникает возможность проблематизации. На первой стадии все значения охватываются еще как вещные реальности; они принадлежат к не знающему изменений царству природы и к судьбоносным данностям, в которых ничего невозможно изменить, в силу чего человек относится к ним апроблематично, не задаваясь никакими вопросами и не испытывая никаких сомнений по отношению к ним, он смиряется с ними так же, как люди смиряются со смертью и с бренностью своего существования. Самое большее, о чем может идти речь, как документально свидетельствует техническое мышление, это то, что люди «подслушивают» существующие как данность и неизменяемые законы природы и пытаются использовать их в своих интересах. Поэтому испытаннейшим методом консервативного мышления является объяснение жалкого социального и культурного положения угнетенных классов законами миропорядка, естественным ходом вещей. Только на той стадии, где прорезывается сознание того, что культуру следует относить не столько к природе, сколько к сфере человеческой деятельности — то есть той сфере, где человек не просто существует, удовлетворяясь своим положением и окружающей обстановкой, но и сам формирует ее — только там становятся возможными критика и проблематизация. Интересно, что после первоначального приятия культуры как бытийной

471

данности постановка вопроса становится совершенно противоположной и культура рассматривается sub specie* «произведения», «индивидуального творчества». Это происходит в первый период Просвещения, когда в теории господствует мудрый и хитроумный законодатель, и когда как институты, так и все прочие, рассматриваемые нами как коллективные создания, факторы представлены как произведения. Еще отсутствует феноменология, которая могла бы адекватно установить различия между бытием, творческой деятельностью и той третьей группой феноменов, что находится между двумя первыми и неотъемлемым признаком которой является коллективное развитие, коллективный рост. И так же, как и везде, где выдвигаются ложные или слишком узкие альтернативы, происходит так, что человек, видя несостоятельность одной крайности, бросается в другую, здесь тоже на смену статичному, ориентирующемуся на бытие, рассмотрению духовных реальностей пришло видение вещей, ориентированное на творческую деятельность, на создание произведений. Эта крайняя индивидуализация соответствует духовной позиции находящегося на подъеме Нового времени и капитализма, представляя собой систему взглядов, препятствующую открытию специфики социальной сферы, поскольку она могла конституировать общество лишь как сумму всех составляющих его индивидуумов. Атомизирующее мышление, тенденция к построению различного рода схем и теорий, исходя из анализа роли индивидуумов, и «концепция произведения» тесно связаны друг с другом, являясь различными сторонами одного мироволения, выражением стремления к индивидуальной свободе.

[Здесь рукопись обрывается. Последняя, неоконченная фраза гласит: «Это освобождение - бывшее целью тех первых, проникнутых духом предпринимательства энтузиастов, которые стремились взорвать органичные образования средних веков, — не вело, как мы уже знаем, к фактической атомизации общества, поскольку капитализм сам создавал новый порядок, но он... «Манхейм добавляет: «Далее следует анализ руссоистской критики культуры и т. д.»).

Примечание

1 Historismus // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 52 (1924). I. S. l-60.

Перевод с немецкого язь!ка выполнен А.В.Драповым по изданию: Eine soziologische Theorie der Kultur und ihrer Erkennbarkeit (Konjunktives und kommunikatives Denken} // Mannheim K. Strukturen des Denkens. Hrsg. von D.Kettler, V.Meja und N.Stehr. Suhrkamp. Frankfurt a. M., 1980.

* С точки зрения (лат.}.