Зомбарт В. Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга вторая. ИСТОЧНИКИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ДУХА

Отдел первый. БИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

Глава шестнадцатая. ПРЕДРАСПОЛОЖЕНИЕ ОТДЕЛЬНЫХ НАРОДНОСТЕЙ

Рассуждения, приведенные нами в предыдущей главе, убедили нас, что каждому проявлению капиталистического духа должно соответствовать естественное, в крови заложенное предрасположение.
Обзор фактического развития, которое капиталистический дух пережил в течение европейской эпохи истории, привел нас к убеждению, что развитие это совершилось у всех народов, но что у различных народов ход его был различен, будь то по разнице в степени мощности или же в различной пропорции смешения находившихся налицо разных составных элементов капиталистического духа. Отсюда мы можем вывести заключение, что, следовательно:
1. Все народы Европы обладают предрасположением к. капитализму.
2. Различные народы обладают им в различной степени. Точнее говоря, это положение вещей выражается в следующем: когда мы говорим: народ обладает предрасположением, то это означает, что в народе имеется налицо соответственно большее число человеческих типов (вариантов), которые со своей стороны обладают предрасположением, о котором идет речь.
Установленное нами только что означает, следовательно: 1. Все народы обладают предрасположением к капитализму, значит, в народах Европы в ходе их развития оказалось налицо достаточное количество капиталистических вариантов (как мы можем сокращенно говорить - вариантов, которые были способны проявить капиталистический дух), чтобы вообще повести к развитию капитализма.
2. Народы обладают этим предрасположением в различной степени, значит:
а) они обладают по отношению к данному количеству населения различными количествами капиталистических вариантов: "процентное отношение" этих последних, как мы обычно говорим, различной высоты, -или же и одновременно: отдельные варианты обладают предрасположением к капитализму в различной степени - количественно различное предрасположение;
б) характер их предрасположения различный: у одних народов больше вариантов, обладающих предрасположением к тому, у других - больше таких, которые предрасположены к иному составному элементу капиталистического духа - качественно различное предрасположение.
Как мы должны теперь — чисто биологически — представлять себе возникновение этих в равной мере имеющихся налицо или различно распределенных капиталистических вариантов?
Исключается мнение, что предрасположение к капиталистическому духу было "приобретено" в ходе истории, т.е. что упражнение в капиталистических способах действия вошло с течением времени в кровь и вызвало здесь изменения организма. Против этого следует прежде всего возразить, что такая гипотеза противоречит принятому нами за несомненный факт, что ничего не может быть упражняемо, к чему уже заранее не
[159]

имеется "предрасположение". Но если даже принять, что первое проявление имело место, несмотря на отсутствие предрасположения, то остается - по современному состоянию биологического исследования - все же невероятным, что это проявление привело к предрасположению (246). Мы должны были бы, следовательно, считаться с длительным применением во всей утонченности без имевшегося к тому предрасположения, что также противоречит всему современному знанию.
Мы принуждены, таким образом, принять предположение первоначального или, как мы могли бы его назвать, прапредрасположения народов. Его мы можем представить себе в двояком виде: либо как одинаковое, либо как различное. Если мы предположим его одинаковым, то мы должны будем сводить все различия, которые образовались в ходе истории, к более сильному или более слабому, или неравномерному, упражнению первоначальных задатков и к соответствующему процессу отбора. В противном случае мы обойдемся без этой вспомогательной конструкции. Теоретически оба случая мыслимы. Факты исторической действительности говорят, однако, за то, что имело место различное пра-предрасположение европейских народов, по крайней мере в тот исторический момент, относительно которого мы впервые имеем заслуживающие доверия сведения о них. Предположение такого различия необычайно облегчает объяснение исторической смены событий, только путем его мы достигаем правильного понимания многих соотношений, вследствие чего за совершенным отсутствием основательных доказательств противного я кладу его в основу настоящего исследования. Тогда получается примерно следующая картина. Племена или народы, из которых составляется европейская семья народов, обладают капиталистическим предрасположением частью ниже, частью выше среднего уровня. Те народы, которые обладают им ниже среднего уровня, заключают в себе, правда, также капиталистические варианты (это мы должны предположить, так как нет народа, в котором капиталистический дух вообще не нашел бы развития), но в таком небольшом количестве и с такой незначительной силой предрасположения, что развитие капиталистического духа застревает в первых же зачатках. Народы, обладающие предрасположением выше среднего уровня, напротив, заключают многочисленные и хорошие капиталистические варианты, так что при прочих равных условиях капиталистический дух быстрее и полнее достигает развития. Насколько необходимым является предположение различного по силе первоначального предрасположения, становится ясным уже здесь: как же могло бы быть иначе объяснено, что народы с равными или почти равными условиями достигли таких совершенно различных степеней развития в отношении капиталистического духа. Ибо какое же различие условий развития существовало, например, между Испанией и Италией, между Францией и Германией, между Шотландией и Ирландией? Позднейшие исторические события в жизни этих стран нельзя причислять к условиям их развития, так как они сами опять-таки находят себе объяснение только в различном основанном предрасположении. Или станут отрицать, что каждый народ имеет то государство,
[160]

ту религию, те войны, которых "он заслуживает", т.е. которые соответствуют его особенностям?
Совершенно так же за правильность нашего предположения первоначального различного предрасположения говорит то обстоятельство, что мы наблюдаем, как обладающие слабым или сильным предрасположением народы (наоборот) при различных внешних условиях жизни переживают одинаковые этапы развития. Это действительно и в отношении явственно высказывающегося среди обладающих сильным предрасположением народов различия по характеру их капиталистического предрасположения: и оно приводит при совершенно разнородных условиях к одинаковым по существу жизненным проявлениям.
К народам со слабым капиталистическим предрасположением я причисляю прежде всего кельтов и некоторые германские племена, как, например, готов (совершенно неприемлемо считать "германские" народы принципиально обладающими одинаковым предрасположением; они могут иметь некоторые общие основные черты, которые отличают их от совершенно иного характера народов, как, например, от евреев, но между собою они выказывают, в особенности что касается их хозяйственного предрасположения, необычайно крупные различия: я не знаю, какое может быть большее различие в предрасположении к капитализму, чем, например, между готами, лангобардами и фризами).
Везде, где кельты образуют большинство населения, дело вообще не доходит до настоящего развития капиталистического духа: верхний слой, дворянство, живет в широком сеньориальном стиле без всякой склонности к бережливости и мещанской добродетельности, а средние слои коснеют в традиционализме и предпочитают самое маленькое обеспеченное местечко неутомимой наживе. Кельты - горцы в Шотландии (247), главным образом шотландское дворянство: это рыцарское, любящее междоусобицы, несколько донкихотское племя, которое еще и ныне держится за свои древние традиции кланов и поныне почти не затронуто капиталистическим духом: the chief of the clan72 чувствует себя еще и ныне старинным феодалом и ревниво оберегает свои фамильные драгоценности, когда ростовщики давно уже начали растаскивать его домашнюю утварь.
Кельты - это те ирландцы, недостаток "хозяйственности" в которых во все времена составлял предмет жалобы капиталистически настроенных судей. Те ирландцы, которые даже в вихре американской хозяйственной жизни по большей части сохранили свое размеренное спокойствие, и за океаном так же стремятся лучше всего спастись в безопасную гавань какой-нибудь службы.
Кельты составляют сильную примесь к французскому народу, и представляется весьма правдоподобным свести ту склонность к рантьерству, ту "язву погони за должностями", с которой мы познакомились как с общепризнанной чертой французской народной души, к кельтской крови, которая течет в жилах французского народа. Происходит ли от этой крови и тот размах, тот «elan»73, который мы также встречали у французских предпринимателей чаще, чем где бы то ни было еще? Джон Лоу толь-
[161]

ко во Франции нашел настоящее сочувствие своим идеям: было ли это кельтское в его натуре, которое принесло ему это сочувствие? Предки Лоу по отцу были lowlander'ы (евреи?), с материнской стороны он вел свое родословное древо от дворянских фамилий горцев (248).
Кельтов мы, наконец, находим как составную часть смешанного из них — иберов (совершенно некапиталистического народа, который был даже чужд очарованию, оказываемому золотом на все почти народы) и римлян, туземного народа, который вестготы нашли, когда они заселили Пиренейский полуостров (249). Это они и готы задерживали, наверное, развитие капиталистического духа после того, как мощь его исчерпала себя в ряде героических и полных приключений походов за добычей. Все лица, помогавшие распространению капитализма в Испании и Португалии, не принадлежали, наверное, ни к одному из этих обоих племен, а были еврейской или маврской крови.
Но нас интересуют больше, чем народы слабо предрасположенные, европейские нации с сильным капиталистическим предрасположением.
Среди них опять ясно различают две группы: те народы, которые обладали особенными задатками к насильственному предпринимательству крупного размаха, к разбойничеству, и те, способности которых относились, напротив, к успешной мирной торговой деятельности и которые имели также (вследствие или по крайней мере в связи с этим предрасположением) склонность к мещанству. Я назову первую группу народами героев, а вторую — народами торговцев. Что эти противоположности были не "социальной" природы", как это предполагают без проверки во всех подобных случаях наши фанатики "среды" (так как ведь никакие различия не должны корениться в крови, ибо иначе никак нельзя было бы осуществить в будущем возлюбленного идеала равенства), обнаруживает взгляд, брошенный на историю этих народов. Она учит нас, что расположение общественных слоев никоим образом не может служить основанием для различного направления духа, так как оно в большинстве случаев само является результатом совместной жизни тех обоих противоположно предрасположенных народов; она учит нас также и тому, что народы торговцев никогда ни в одном социальном слое не создавали героев (в самом широком смысле), само собой разумеется, только в ту эпоху западноевропейской истории, в которую они вступают со своим твердо установившимся национальным характером.
К народам героев, которые, следовательно, даже в мир хозяйства вносили черты героизма, насколько это возможно, которые давали тех вполне или наполовину военных предпринимателей, так часто встречавшихся нам в эпоху раннего капитализма, принадлежат прежде всего римляне, которые ведь для Италии, частей Испании, Галлии, Западной Германии являются важной составной частью национального тела. То, что нам известно о характере их коммерческой деятельности, носит вполне черты насильственного предприятия, покоится всецело на мысли, что и хозяйственный успех должен быть завоеван главным образом мечом.
"Союз римского и тесно к нему примыкавшего в чужих странах итальянского купечества распространился скоро на самые значительные пунк-
[162]

ты в зависимых (!) землях, в Африку и Нумидию, в Грецию и на Восток. Везде они образовали особую привилегированную компанию, которая давала чувствовать свое политическое (!) и хозяйственное превосходство не только на чужбине, но отраженным образом и на родине. Неоднократно республика должна была предпринимать поход, потому что с римскими купцами за границей случилось что-нибудь неприятное, даже когда они бывали неправы" (250).
Здесь также следовало бы напомнить о той оценке, которую древние давали различным видам предприятия: она та же самая, которая впоследствии появляется у англичан и французов: the shipping merchant считается членом "общества", потому что он больше воин, чем торговец, а настоящий "торговец", the tradesman, the marchand - нет. Цицерон в своем часто цитируемом отзыве о приличии одной и неприличии другой деятельности дал совершенное выражение внутренней противоположности духа, одушевляющего оба вида предприятия, говоря: "крупную торговлю, охватывающую целые страны и доставляющую товары с мирового рынка, чтобы распределять их между жителями, не обманывая их и не заговаривая им зубы, отнюдь не следует совершенно отвергать" (251). "Не обманывая их и не заговаривая им зубы" - так переводит Отто Нейрат: "sine vanitate impertiens" - вольно, но метко. В моей терминологии: быть предпринимателем-завоевателем - это еще куда ни шло, но быть предпринимателем-торговцем - недопустимо для человека, который сколько-нибудь себя уважает.
К римлянам присоединяются затем некоторые из германских племен, очевидно одушевленные тем же духом: это прежде всего норманны, лангобарды, саксы и франки. Им, поскольку не римлянам, венецианцы и генуэзцы, англичане и немцы обязаны своим, будь то разбойничим, будь то землевладельческим предпринимательством.
Но достичь настоящего понимания своеобразного предрасположения этих племен мы можем только путем сравнения их с такими народами, которые, правда, в такой же степени, но иным образом были приспособлены к развитию капитализма: с народами торговцев, в которых, следовательно, прежде всего дремала способность делать приносящие выгоду дела путем мирного заключения договоров при помощи ловкого воздействия на противную сторону, но также и при помощи передававшегося из рода в род счетного искусства. Какие европейские народы развили главным образом эту сторону капиталистического духа, мы уже видели: это флорентийцы, шотландцы и евреи. Здесь дело идет о приведении доказательств того, что своеобразное проявление себя в действии у этих народов в историческое время вероятно, ибо выяснить больше, чем вероятность, нам не позволяет дошедший до нас материал доказательств, - должно быть сводимо к своеобразным первичным задаткам, которыми они или достигшие внутри их преимущественного господства элементы обладали уже при самом вступлении их в историю.
То, что сделало флорентийцев торговцами, более того - первым величайшим народом торговцев средневековья, это была текшая в их жилах этрусская и греческая (восточная) кровь.
[163]

Насколько этрусская природа через эпоху Рима сохранилась в жителях Тосканы, для выяснения этого мы лишены всякой возможности оценки. Согласно мнению хороших знатоков дела, именно город Флоренция будто бы только в значительной степени утратил свой этрусский характер (252). Что этрусская кровь важный составной элемент флорентийской крови - в этом нет никакого сомнения. А этруски (253) наряду с финикийцами и карфагенянами были как раз настоящим "торговым народом" древности, деловое поведение которого, насколько мы о нем знаем, было такое же, какое впоследствии отличало флорентийцев: центр тяжести их торговли, начиная с V, самое позднее - с IV столетия, лежал в мирной сухопутной торговле именно с севернее их живущими народами. Эту торговлю они продолжали и по колонизации страны римлянами, которые сами долгое время презирали всякую торговлю и позволяли туземному населению спокойно вести дальше привычную торговлю.
Общий дух этого народа торговцев лучшие знатоки характеризуют как рациональный, как "практический" по существу своему:
"Этим практическим духом проникаются с древнейших времен религиозные идеи... древняя фантазия... принуждается здесь быть последовательнее и заключается в более узкие рамки; создается обладающая тесной внутренней связью система... боги и люди соединяются в государство, и между ними заключается договор, в силу которого боги в постоянном общении с человеком предостерегают его и руководят им, но, случается, бывают также вынуждены уступить сильной человеческой воле. Из идей этого общения... образуется порядок общественной и обыденной жизни, который с достойной удивления последовательностью проводится и в, по-видимому, незначительных вещах и выражает принцип стремящегося к положительному народа: что правило есть всегда самое лучшее" (254).
Интересно также узнать, что этруски были в сильной степени церковно-религиозным народом (255), как впоследствии флорентийцы и как оба других торговых народа раг excellence: шотландцы и евреи.
Над этрусским слоем расположился в течение римской эпохи мощный слой азиатов, которые совершенно несомненно были исполнены того же духа, какой одушевлял этрусков, когда они в качестве торговцев пришли в Италию.
"Во Флоренции число греков или уроженцев Передней Азии было велико; из 115 надгробных памятников языческого времени 21 надпись носит 26 греческих имен, и среди 48 эпитафий, которые хранят для нас память о флорентийских христианах первого века, находятся девять на греческом языке; на другом памятнике, от которого сохранился лишь небольшой обломок, содержится греческая буква в единственном (латинском) слове, которое на нем есть; еще на одном погребенный обозначен по своей национальности как малоазиец... Явится, пожалуй, вполне правильным... отнести все эти записи... к переднеазийским торговцам и их родным..." Еще другие указания имеются на "то значительное положение, которое греческий элемент занимал в флорентийской христианской общине...". "Еще во II столетии пресвитер (вопрошал при крещении), на
[164]

каком языке подвергающийся крещению будет исповедовать Христа, после чего один аколит74, держа в руках мальчика, возглашал символ по-латыни, а другой, держа девочку, по-гречески" {256).
Если справедлива гипотеза (257), что берега Шотландии заселены выходцами из Фрисландии, то это было бы превосходным подтверждением факта, что своеобразное предрасположение шотландцев есть первичное предрасположение. Ибо о фризах нам известно то, что они в самую раннюю эпоху считались "умными, ловкими торговыми людьми" (258). Нам следовало бы, значит, отыскивать в Англии влияние римско-саксо-нор-маннского, а в Нижней Шотландии - фризского национального элемента, и мы могли бы без всякой натяжки объяснить различие предрасположения этих обеих частей Великобритании, исходя из различных задатков, заложенных в крови.
Но фризы наложили печать своего характера еще на другой народ, о котором мы также знаем, что он сворачивает на путь торгашества и мещанско-счетного образа жизни: на голландцев, так что мы, пожалуй, с некоторым правом можем рассматривать фризов как специфический народ торговцев среди германских племен, рядом с которым потом становится на равном праве племя алеманнов, из которого произошел торгашеский народ швейцарцев.
В длинном ряде доказательств я полагаю, что установил несомненно тот факт, что особое предрасположение евреев, встречающееся нам в тот момент, когда они начинают оказывать решающее влияние на развитие капиталистического духа, т.е. примерно с XVII столетия, есть первичное предрасположение, по крайней мере в том смысле, в каком нас этот факт здесь исключительно интересует; что это предрасположение было таким же самым, когда евреи вступили в западноевропейскую историю. Я отсылаю читателя к изложению этого вопроса в моей неоднократно упоминаемой мною книге "Евреи и хозяйственная жизнь" и заимствую оттуда вывод: евреи также народ торговцев по крови.
Таким образом, мы можем установить следующее, имеющее важное значение положение: капиталистический дух в Европе был развит рядом обладавших различным первичным предрасположением народов, из которых три выделяются как специфические народы торговцев среди остальных героических народов: это этруски, фризы и евреи.
Но первичное предрасположение есть, конечно, только исходная точка, от которой берет свое начало биологический процесс развития. Известно, что с каждым поколением задатки народа изменяются, так как в каждом поколении постоянно снова совершают свою преобразовательную работу две силы: отбор и смешение крови.
То, что можно выяснить возможно определенного об их воздействии в отношении нашей проблемы, сводится приблизительно к следующему.
У торговых народов процесс отбора наиболее жизнеспособных вариантов, т.е. обладающих большими способностями к торговле, совершается наиболее быстро и основательно.
Евреи едва ли и должны были производить какой-либо отбор: они представляют собою с самого начала уже почти сплошь специально воспитанный народ торговцев.
[165]

Флорентийцы были сильно смешаны с германской кровью, которая текла главным образом.в жилах дворянства; пока оно задавало тон. Флоренция представляла собою картину вполне воинственного города. Мы наблюдаем потом с интересом, как во Флоренции раньше и полнее, чем где бы то ни было, вытравляются из национального тела враждебные господствующему типу элементы. Большая часть дворянства исчезла без внешних принудительных мер: мы знаем, что уже Данте оплакивает гибель многочисленных дворянских родов. А остальные были устранены принудительно. Уже в 1292 г. popolani, т.е. люди с кровью торговцев, добились того, чтобы никакой grande не мог попасть в члены городского управления. Это оказало на дворян двоякое действие: приспособляющиеся элементы отказываются от своего обособленного положения и заносят свои имена в списки dei arti75. Другие - как мы должны предположить, те варианты, в которых было слишком сильное сеньориальное самосознание, кровь которых противилась всякому торгашеству, - эмигрировали. Дальнейшая история Флоренции, все усиливающаяся демократическая окраска общественной жизни показывают нам, что уже с XIV столетия мещане были в своем собственном обществе.
Не менее основательно расправились в Нижней Шотландии с (кельтским) дворянством. С XV столетия оно быстро приходит в упадок благодаря "своей вечной нужде в деньгах и своему неумению их тратить" (259). Та часть, которой не было предназначено совершенно исчезнуть с земной поверхности, уже раньше удалилась в горы Верхней Земли. И с тех пор фризское торгашество имело подавляющее преобладание в сфере нижнешотландского народа.
Медленнее, но столь же неудержимо совершается отбор капиталистических разновидностей у остальных народов. Можно предположить, что он происходит в два приема. Сначала вытравляются некапиталистические разновидности, затем из капиталистических разновидностей отбираются варианты торговцев. Этот процесс отбора совершался по мере того, как из низших слоев народа наиболее способные достигали положения капиталистических предпринимателей. Ибо эти люди, происходившие из ремесленной среды или из еще более глубоких низов, могли, как мы видели, перегнать других, в сущности, только благодаря своей умелости в торговле, своей экономности и прилежному ведению учета в хозяйстве.
В том же направлении, что и отбор, действовало скрещивание крови, которое начинается уже в средние века и с XVI столетия в таких странах, как Франция и Англия, приобретает все большее значение. Мы должны предположить существование такого закона, по которому при скрещивании сеньориальной и буржуазной крови последняя оказывается более сильной. Такое явление, как личность Леона-Баттиста Альберти, иначе не поддавалось бы объяснению. Род Альберти был одним из знатнейших и благороднейших германских родов Тосканы; в течение столетий он заполнял свое существование воинственными предприятиями. Нам известны различные ветви этого рода (259а), из которых Контальберти являются самыми знаменитыми. Но и та ветвь, от которой произошел Леон-Бат-
[166]

тиста, была в свое время гордой и могущественной: эти Альберти происходили из Кастелло в Вальдарно, они владели когда-то, кроме своего родового замка, замками Талла, Монтеджиови, Баджена и Пенна и родственны по крови благородным германским родам. Побежденные в партийной междоусобице, они переезжают (в XIII столетии) в город, где первый Альберти записывается еще в цех guidici (судей). А потом они становятся крупнейшими торговцами шерстью. И отпрыск такого рода пишет книгу, которая по своему глубоко и мелочно мещанскому образу мыслей с трудом находит себе равных, в которой уже в XIV и XV столетиях обитает дух Бенджамина Франклина. Какие потоки торгашеской крови должны были влиться в благородную кровь этой двортаской семьи, чтобы сделать возможным такое превращение! У самого Леона-Баттисты мы можем "по источникам" выяснить это "замутнение" благородной крови: он был внебрачным ребенком и был рожден в Венеции. Следовательно, матерью его была, верно, женщина вполне "мещанского" класса, в жилах которой текла кровь торгашей из бог знает какого рода.
Еще об одном обстоятельстве должно быть упомянуто, прежде чем мы закончим эту биологическую часть нашего изложения: следует напомнить о том, что каждое умножение капиталистических разновидностей вследствие самого своего появления с необходимостью означало усиление капиталистического духа. Что благодаря этому умножению он распространялся - экстенсивно, - само собой разумеется. Но благодаря этому одному только умножению разновидностей должна была иметь место и интенсификация этого духа, потому что благодаря ему проявление в действии становилось все легче и развитие капиталистических задатков могло, следовательно, достигнуть все более высокой степени совершенства: взаимодействие отдельных разновидностей одного и того же предрасположения должно оказывать такое действие, так как возможности их развития тем самым с необходимостью умножаются.
Нам остается еще разрешить чисто историческую задачу. Нужно выяснить, каким влияниям следует приписывать развитие капиталистического духа, точнее, что это было такое, что вызывало развитие капиталистических задатков и что произвело описанный выше процесс отбора. Читатель усмотрит из оглавления, что я различаю две группы таких влияний; если угодно, внутренние и внешние, хотя это обозначение не вполне точно, так как и "внутренние" влияния проявляют свое действие благо-ларя возбуждению извне, и "внешние", в конце концов, не могут быть мыслимы без внутреннего душевного процесса. Все же "нравственные силы" действуют больше изнутри вовне, а "социальные условия" -больше извне вовнутрь.
Никакому отдельному рассмотрению не подвергаю я "естественные условия", т.е. те воздействия, которые могут быть сведены к стране, ее климату, расположению, богатствам ее недр. Поскольку мы должны предполагать подобные воздействия, они могут иметься каждый раз в виду при рассмотрении тех "социальных условий", которые сами, в свою очередь, являются результатом географических особенностей, как-то: особенные профессии, эксплуатация залежей благородных металлов, своеобразный характер техники.
[167]

А теперь, прежде чем мы простимся с щекотливой проблемой "биологических основ", скажем еще нижеследующее для утешения и успокоения многих скептически настроенных читателей.
Следующее за сим историческое описание сохраняет свою ценность (буде она вообще имеется) и для того, кто не вдается ни в какие биологические рассуждения. И даже тот теоретический исследователь среды, который объясняет возникновения "всего из всего", может принять последующие объяснения. Именно в то время, как для нас, верящих в первенствующее значение крови, они раскрывают условия (влияния), которые вызывают развитие уже имеющихся задатков и производят отбор проспособляющихся разновидностей, верящий в преимущественную роль среды сможет предположить, что перечисленные мною исторические факты и создали (из ничего) капиталистический дух. Мы оба того мнения, что без совершенно определенного хода истории не развился бы никакой капиталистический дух. Мы оба, следовательно, придаем раскрытию исторических условий крупнейшее значение. Мы оба, следовательно, в равной мере заинтересованы в том, чтобы узнать, какого рода были эти исторические обстоятельства, которым мы обязаны возникновением и развитием капиталистического духа.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология