Осипов Г. История социологии в Западной Европе и США

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

1. Вехи биографии
Французский политолог, социолог и публицист Раймон Арон родился 14 марта 1905 г. в местечке Рамбервиллер во Франции. В 1924 г. он поступает в Высшую педагогическую школу, где знакомится, в частности, с Ж. П. Сартром и П. Низаном. Огромное влияние оказали на юношу профессора по философии М. Аллен и Л. Брюнсвик.
После окончания Высшей педагогической школы Р. Арон отправляется в Германию. В 1930 г. Р. Арон читает лекции в Кельнском университете, потом, с 1931 по 1933 г. преподает в Берлине. В то же время он углубленно изучает труды современных ему философов и социологов, в особенности Д. Дильтея, Г. Риккерта, Г. Зиммеля и М. Вебера. Именно этой неокантианской традиции он остался привержен и в дальнейшем, поставив в центр своих исследований философскую и эпистемологическую критику истории и общественных наук. В Германии Р. Арон также познакомился с феноменологией Э. Гуссерля, которую тогда знали немногие. Он читал труды раннего М. Хайдеггера, работы по психоанализу. Следует отметить, что фрейдизм был постоянной темой споров Р. Арона с Ж. П. Сартром. Последний отрицал различие между психикой и сознанием. Р. Арону же казалось, что психоанализ неприемлем для него, поскольку он использует понятие подсознания.
Вернувшись из Германии, Р. Арон в 1933—1934 гг. преподает в университете Гавра, сменив на должности преподавателя Ж. П. Сартра. С 1934 по 1939 г. он работает в Париже секретарем Центра общественной документации Высшей педагогической школы, в 1938 г. защищает две диссертации: «Введение в философию истории» и «Критическая философия истории».
Когда начинается война, Р. Арон вступает в ряды «Сражающейся Франции», ему поручают возглавить редакцию газеты «Свободная Франция». Во время оккупации Франции нацистами Р. Арон жил в Лондоне и участвовал в редактировании журнала «Франс Либр». На протяжении военных лет он печатал ежемесячные анализы положения дел в вишистской Франции — «Французскую хронику».

370

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона



После освобождения страны Р. Арон вернулся во Францию, где долгое время совмещал преподавательскую и научную работу с карьерой политического обозревателя в различных периодических изданиях: «Комба» (1945-—1946 гг.), «Фигаро» (1947—1977 гг.), «Экспресс» (1977—1983 гг.). В 1978 г. он вместе со своими единомышленниками создал журнал «Коммантер» и стал его главным редактором. Это издание было своеобразной лабораторией, где анализировались общественные и политические процессы. В нем же публиковались статьи по философским проблемам, по вопросам международных отношений, затрагивались также социальные темы, вопросы литературы и искусства. На страницах эти и других газет и журналов, а также в университетских аудиториях Р. Арон активно участвовал в дискуссиях по проблемам войны и мира, марксизма и неомарксизма, гонки вооружений и мирного сосуществования. Таким образом, на протяжении десятилетий Р. Арон выступал как публицист, пытавшийся при оценке актуальных событий апеллировать к арсеналу философских и социологических знаний.
В 1955 г. ученый возглавил кафедру социологии в Сорбонне. С этого времени он плодотворно занимается исследовательской работой как социолог. Большой вклад Р. Арон внес в институционализацию социологии во Франции. Так, в 1958 г. благодаря усилиям -Раймона Арона (профессора, доктора социологии и мецената) ряде университетов Франции были открыты историко-филологические факультеты и факультеты общественных наук, выпущен журнал «Европейские архивы по социологии» (Les archives europeennes de sociologie). В 1959 г. под руководством Р. Арона начал свою деятельность Центр европейской социологии (Le centre de sociologie europeenne), посвятивший свою работу более фундаментальным научным исследованиям.
С 1962 г. Р. Арон — вице-президент Всемирной социологической ассоциации. В 1963 г. его избрали членом Академии моральных и политических наук.
Р. Арон входил в состав Экономического и социального совета Четвертой и Пятой республик. Он был почетным доктором Гарвардского, Колумбийского, Оксфордского, Базельского, Брюссельского и Иерусалимского университетов, почетным членом американской Академии искусств и наук.
Скончался Р. Арон в Париже 17 октября 1983 года.
Основные труды Р. Арона: «Современная немецкая социология» (-1935); "Эссе по теории истории в современной Германии" (1938); «Введение в философию истории» (1938); «Цепные войны» (1951); «Опиум для интеллигенции» (1955); «Алжирская трагедия» (1957); «Алжир и Республика» (1958); «Незыблемое и изменчивое» (1959); «Индустриальное общество и война» (1959); «Изменения исторического сознания» (1960); «Мир и война между нациями»

2. Жизненные позиции 371
(1961); «Великий спор» (1963); «Восемнадцать лекций об индустриальном обществе» (1963); «Классовая борьба» (1964); «Демократия и тоталитаризм» (1965); «Эссе о свободах» (1965); «Этапы развития социологической мысли» (1967); «Де Голль, Израиль и евреи» (1968); «Неуловимая революция. Размышления о майской революции» (1968); «От одного святого семейства к другому» (1969); «Разочарование в прогрессе» (1969); «Политические исследования» (1972); «Императорская республика» (1973); «История и диалектика насилия» (1973); «Размышления о войне: Клаузевиц» (1976); «В защиту упадочной Европы» (1977); «Выборы в марте и Пятая Республика» (1980); «Заинтересованный наблюдатель» (1981); «Мемуары: 50 лет политических размышлений» (1983).
2. Жизненные позиции
Р. Арон — несомненно, крупнейший представитель социологической мысли XX века, который опубликовал десятки работ по проблемам социальной философии, политической социологии, международных отношений, истории социологии, социологии сознания («Измерения исторического сознания» — 1961; «Эссе о свободах» — 1965; «Этапы развития социологической мысли» — 1967; «Демократия и тоталитаризм» — 1965).
Значительное количество трудов ученый посвятил будущему человеческого общества. Причем будущее он рассматривает с самых разных точек зрения: с дипломатическо-стратегической («Мир и война между нациями», 1961; «Великий спор», 1963; «Размышления о войне: Клаузевиц», 1976), философской («Разочарование в прогрессе», 1963; «В защиту упадочной Европы», 1977) и экономическо-политической («Восемнадцать лекций об индустриальном обществе», 1962; «Классовая борьба», 1964 и др.).
Откликается он и на наиболее важные события современности, как правило, остро и полемично («От одного святого семейства к другому. Очерки о воображаемых марксизмах», 1969; «Неуловимая революция. Размышления о майской революции», 1969, и др.).
Несмотря на сложность многих работ Р. Арона, все они расходились большими тиражами во всем мире и получили высокую оценку не только научных кругов, но и самых широких слоев интеллигенции. Бестселлером стала и его последняя книга «Мемуары: 50 лет политических размышлений», вышедшая незадолго до смерти ученого.
К сожалению, в отечественной социологической литературе советского периода этот французский ученый «изобличался» только как автор концепций «деилогизации», «индустриального общества», «технократического детерминизма». При этом сами работы Р. Арона, естественно, не публиковались. Внимание фоку-

372

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

сировалось только на антимарксистской направленности работ данного социолога [3, 30—31].
Однако теоретическая деятельность Р. Арона отнюдь не сводилась к критике марксизма. Диапазон его увлечений очень широк. В своих взглядах мыслитель эволюционировал от умеренного радикал-социализма в предвоенные годы — к либерализму, а затем к неоконсерватизму. Он постоянно проводил сравнение между позициями различных ученых, будучи в значительной степени компаративистом.
Французская социологическая мысль демонстрирует широкий спектр политических предпочтений. Казалось бы, Р. Арон в соответствии с полученным образованием мог бы оказаться радикалом, как это случилось, например, с Ж. П. Сартром и с М. Мерло-Понти. Однако выдающийся социолог стал выразителем либеральной традиции, которая исповедует верность принципам демократии, свободной конкуренции, частного предпринимательства. Следует отметить, что истоки этой традиции во французской социологии прослеживаются у А. Токвиля и Б. Констана.
Интересно отметить, что сам Р. Арон определяет свои научные воззрения следующим образом: «Я» причисляю себя к школе либеральных социологов Монтескье, Токвиля, к которым прибавляю Эли Алеви... Мне представляется небесполезным добавить, что я не обязан никакому влиянию Монтескье или Токвиля, работы которых я серьезно изучал лишь последние 10 лет. Зато я читал и перечитывал 35 лет книги Маркса. Я неоднократно пользовался риторическим методом параллели или противопоставления: Токвиль — Маркс, в частности в первой главе «Опыта о свободах»... «Я пришел к Токвилю через марксизм, немецкую философию, опираясь на наблюдения за сегодняшним миром. Я никогда не колебался между «О демократии в Америке» и «Капиталом». Как и большинство французских студентов и профессоров, я не читал «О демократии в Америке» до того, как в 1930 году попытался впервые и безуспешно доказать самому себе, что Маркс сказал правду и что капитализм раз и навсегда осужден «Капиталом». Почти вопреки собственному желанию я продолжаю больше интересоваться загадками «Капитала», чем чистой и печальной прозой «О демократии в Америке». Если судить по моим выводам, то я принадлежу к английской школе; своим становлением я обязан, главным образом, немецкой школе» [1, 30].
Размышляя о социологии, Р. Арон продолжал работу, начатую в 1935 году и посвященную эпистемологическим проблемам общественных наук. В своих ранних трудах Р. Арон придерживался презентивизма в истолковании исторических фактов, затем под влиянием О. Шпенглера и А. Тойнби перешел к более умеренному историческому релятивизму и скептицизму, которые сочетались с умеренным технологическим и экономическим детерминизмом.

3. Отношение к предшественникам

373

Не вступая в прямую полемику со школой Э. Дюркгейма, он пытается показать границы социологического позитивизма и не соглашается с его притязаниями. По его мнению, само понятие социального факта сталкивается с очевидностью субъективного опыта; не отрицая положение В. Дильтея о полной противоположности общественных и естественных наук, Р. Арон считает правильным тезис о невозможности сведения социальных фактов к природным и смешения методов общественных и естественных наук. Согласно его точке зрения, идеи М. Вебера о «понимании» могут стать отправным пунктом для размышлений об особенностях общественных наук, хотя и должны быть исправлены и дополнены, а также нужно учитывать достижения социальной феноменологии.
Р. Арон считал, что предварительная критика социального познания и его границ необходима для того, чтобы избежать крайностей различных вариантов позитивизма и историзма дюркгеймовской или марксистской ориентации. Факты не являются объективными сами по себе, они объективируются при помощи определенных методов и под воздействием определенных позиций. Таким образом, не надо путать попытки понять личный опыт и переживания и попытки объяснения и формализации. При этом оба подхода вполне оправданы в своих границах. Попытка понимания направлена на восстановление переживаний и утверждение свободы субъекта. Объяснение, напротив, придает совокупности примеров объективное значение и позволяет анализировать, при помощи статистики, общие тенденции, их вероятные причины и процессы социального воспроизводства. Поэтому нет неизбежного противоречия между индивидуалистическим подходом, позволяющим говорить о свободе, и детерминистским подходом. В противоположность тому, что утверждают пристрастные критики, методологический индивидуализм не противоречит полностью изучению детерминирующих и повторяющихся факторов. Таким образом, Р. Арон возвращается к стремлению М. Вебера совместить субъективный и объективный подходы [5, 13].
3. Отношение к предшественникам
Можно сказать, что многие социологические взгляды ученого отражены в его книге «Этапы развития социологической мысли». Основную задачу этой книги автор видит не только в сопоставлении взглядов крупнейших социальных мыслителей, начиная от Аристотеля и кончая М. Вебером, но и, прежде всего, в ответах на фундаментальные вопросы социологического знания: с какой даты начинается социология, какие авторы достойны считаться родоначальниками или основателями социологии, какое определение социологии принять?

374

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

С целью упрощения исследовательского поиска Р. Арон при
нимает определение социологии, которое сам хоть и признает не
строгим, но не считает и произвольным. Согласно его определе
нию, «социология есть исследование, претендующее на научный
подход к социальному как таковому либо на элементарном уровне
межличностных отношений, либо на макроуровне больших сово
купностей, классов, наций, цивилизаций, или, используя ходячее
выражение, глобальных обществ»[1, 24]. По его мнению, «это оп
ределение одинаково позволяет понять, почему непросто напи
сать историю социологии и определить, где начинается и где за
канчивается социология» [1, 24]. i
В своей книге, демонстрируя самые несхожие противоречивые
воззрения, автор подчеркивает как сложность общественной жизни, так и наличие различных ее концептуальных толкований. Работа выстраивается не вокруг проблем, а вокруг имен. Р. Арон
исходит из факта индивидуальности каждого социального мысли
теля. Социологическое творчество, как и философское, уникально,
персонифицировано. Ученый считает, что в социологии нет истин
на все века. Она предлагает определенные мыслительные схемы,
которые могут показаться изжитыми, неверными. Но в ином социальном контексте эти версии возникают вновь и опять обретают
актуальность. Стало быть, лучше говорить об этапах, нежели об
истории социологической мысли. Правильнее также сопоставлять
точки зрения, а не одобрять их или критиковать.
Французский ученый обратился к анализу идейного наследия крупнейших социологов последних веков. Обосновывая свой выбор, он считал, что нет смысла спорить, портреты это социологов или философов. По его мнению, «речь идет о социальной философии относительно нового типа, о способе социологического мышления, отличающемся научностью и определенным видением социального, о способе мышления, получившем распространение в последнюю треть XX века. Холю социологикус приходит на смену хомо экономикус. Университеты всего мира, независимо от общественного строя и континента, увеличивают число кафедр социологии; от конгресса к конгрессу, кажется, растет число публикаций по социологии. Социологи широко используют эмпирические методы, практикуют зондажи, используют свойственную им систему понятий; они изучают общество под определенным углом зрения, пользуясь особой оптикой. Этот способ мышления взращен традицией, истоки которой обнажает предлагаемая галерея портретов» [1, 26].
Французский исследователь полагает, что начать историю социологии можно было бы с Ш. Монтескье. «Я начал с Монтескье, которому раньше посвятил годовой курс лекций, потому что автора «О духе законов» можно считать одновременно политическим философом и социологом. В стиле классических философов он

3. Отношение к предшественникам

375

продолжает анализировать и сопоставлять политические режимы; в то же время он стремится постигнуть все особенности социального целого и выявить множественные связи между переменными величинами» [1, 26]. По мнению ученого, «соразмерно тому, насколько замысел выявления социального как такового определяет социологическую мысль, скорее Ш. Монтескье, чем Аристотель, достоин быть представленным в этой книге в качестве основателя социологии. Но если бы научный замысел считался более существенным, чем видение социального, то Аристотель, вероятно, имел бы права, одинаковые с Монтескье или Контом» [1, 25].
К сожалению, в этой работе Р. Арон мало внимания уделяет философско-антропологическим взглядам О. Конта. Так, Р. Арон пишет: «...поскольку Конт уже давно получил признание, изложение его учения преследует другую цель. В главе намечена тенденция толкования его творчества как исходящего из оригинальной интуиции. Таким образом, может быть, это привело меня к тому, чтобы придать социологической философии Конта большей системности, чем у него есть, но об этом мы еще поговорим» [1, 29]. Отметив, что для О. Конта важно, чтобы любое общество имело свой порядок, Р. Арон переходит к рассмотрению других аспектов позитивной социологии.
Касаясь социологической концепции К. Маркса в целом, Р. Арон в своих очерках по социологии пытается ответить на вопросы, которые уже были поставлены в связи с учениями Ш. Монтескье и О. Конта. Как толковал К. Маркс свою эпоху? Каково видение его истории? Какую связь он устанавливает между социологией, философией истории и политикой? По мнению Р. Арона, К. Маркс не был ни философом техники, ни философом отчуждения — он представлял собою социолога и экономиста капиталистического строя. Его учение — это анализ буржуазного строя.
Р. Арону удается выявить концептуальные противоречия внутри марксизма. Такая работа мысли полезна для наших обществоведов прежде всего потому, что на протяжении многих десятилетий в отечественной литературе само предположение, что у основоположника научного коммунизма не всегда сходились концы с концами, расценивалось как кощунственное. Так, в гегелевском понимании дух самоотчуждается в своих творениях, он создает интеллектуальные и социальные конструкции и проецируется вне самого себя. В марксизме же, включая его первоначальный вариант (молодой К. Маркс), процесс отчуждения, вместо того, чтобы быть философски или метафизически неизбежным, становится отражением социологического процесса, в ходе которого люди или общества создают коллективные организации, где они утрачивают самих себя. По мнению Р. Арона, философские вопросы — всеобщность индивида, целостный человек, отчуждение — воодушевляют и направляют целостный анализ, содержащийся в зрелых

376

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

произведениях К. Маркса. Р. Арон подчеркивает, что марксистская концепция современного общества отвечает социоисторическим условиям, для которых характерны острые социальные конфликты, иерархическое социальное устройство, разделение общества на социальные группы, различающиеся статусом, классовой принадлежностью, обладанием властью. Однако марксистская схема, по его мнению, не имеет универсального значения. При этом он предупреждает, что «полемичность изложения марксистского учения направлена не столько против Маркса, сколько против интерпретаций, ставших модными 10 лет тому назад, в контексте которых «Капитал» подчинили «Экономическо-философским рукописям» 1844 года. И неверно судили о разрыве между работами молодого Маркса (до 1845 г.) и периода его зрелости. В то же время я хотел бы подчеркнуть идеи Маркса, имеющие исторически важное значение, которые сохранили и использовали марксисты II и III Интернационалов. В связи с этим я поступился углубленным анализом различий между той, критикой, которую вел Маркс с 1841 по 1844 г., и критикой политической экономии, содержащейся в его великих книгах» [1, 29].
Переходя к рассмотрению социологической концепции А. Токвиля, Р. Арон отмечает, что он «остановил свое внимание на Токвиле, потому что социологи, в частности французские, чаще всего его игнорируют» [1, 27]. Этот исследователь, в отличие от О. Конта и К. Маркса, в качестве первичного факта, определяющего специфику современного общества, выдвигал феномен демократии. Р. Арон полагал, что «политически изолированный благодаря самой манере сдержанной оценки демократии — движения скорее непреодолимого, чем идеального, — Токвиль противодействует некоторым направляющим идеям социологической школы, зачинателем которой, по крайней мере во Франции, считается Конт, а главным представителем — Дюркгейм. Социология включает в себя тематизацию социального как такового, она не допускает сведения политических институтов, способа правления к общественному базису или их дедуцирования из структурных особенностей общественного строя» [1, 27].
Вторую половину XIX века Р. Арон характеризует как переломную эпоху, хотя в современной ретроспективе она выглядит вполне благополучной. Это время представлено тремя виднейшими социологами — Э. Дюркгеймом, В. Парето и М. Вебером. Каждый из них стремится осмыслить итоги минувшего века и заглянуть в новое столетие. Они составляли одно поколение.) «Эмиль Дюркгейм, Вильфредо Парето и Макс Вебер, люди различных национальностей, принадлежат одному историческому! периоду. Их интеллектуальное формирование проходило по-разному, но они попытались дать толчок одной и той же научной дисциплине» [1, 582].
По мнению Р. Арона, Э. Дюркгейм представил принципиально иную модель современного общества, которое часто рассматрива-

3. Отношение к предшественникам

377

ется как полная противоположность и антитеза модели К. Маркса. Так, для Э. Дюркгейма центральная тенденция общества — движение к социальной солидарности, основанной на новых формах структурной независимости, цементируемой нормативным единством общезначимых коллективных представлений.
Р. Арон не случайно обращает внимание на тот факт, что все названные им социологи усматривают державную тему социологии в конфронтации религии и науки. Каждый из них признавал мысль О. Конта о том, что общества могут поддерживать присущую им связность только общими верованиями. Все они констатировали, что трансцендентная вера, передаваемая по традиции, оказалась поколебленной развитием научной мысли.
По мнению Р. Арона, подходы Э. Дюркгейма и М. Вебера не отличались существенным образом от подхода О. Конта и К. Маркса. Э. Дюркгейм в качестве точки отсчета берет конфликт и господство, но проводит четкое различие между конфликтами социальных групп и классов, с одной стороны, и всеобщим фактором господства, с другой стороны. М. Вебер доводит до конца эпистемологический разрыв между анализом общества и принципами действия. Его социология, подобно домарксистской философии, учит понимать общество, а не изменять его [1, 502].
Сопоставляя социологические взгляды Э. Дюркгейма, В. Паре-то и М. Вебера, Р. Арон не скрывает своих исследовательских симпатий к последнему. «Вынужденный сдерживаться, чтобы признать заслуги Дюркгейма, бесстрастный в отношении Парето, я восхищен Максом Вебером, перед которым преклоняюсь с молодости, хотя и чувствую себя очень далеким от него в понимании многих проблем, в том числе важнейших» [1, 30]. Так, сравнивая социологические доктрины К. Маркса и М. Вебера, ученый подчеркивает, что ценностный подход к общественным процессам гораздо продуктивнее, нежели экономический детерминизм. Он весьма убедительно раскрывает лабораторию исследовательской мысли М. Вебера, который, выдвинув гипотезу о значении идеальных компонентов исторического процесса, затем скрупулезно проверяет ее, обращаясь к разнохарактерным религиозным феноменам. Так складывается общеисторическая интерпретация общественной динамики, особенно наглядно представленной генезисом капитализма, который, по мнению М. Вебера, вызван к жизни этикой аскетического протестантизма. Французский социолог пытается вслед за М. Вебером раскрыть содержание грандиозного процесса рационализации. Истоки этого феномена М. Вебер усматривает в раннеиудейских и христианских пророчествах.
Что касается собственно капитализма, то М. Вебер (согласно Р. Арону) видит важную черту западной цивилизации именно в том, что она покоится на идее религиозного отношения к профессиональному долгу. Богомольный иррационализм породил эконо-

378

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Ароиа

мический и производственный рационализм в самой стойкой и совершенной социальной форме, которая когда-либо была известна истории. Хотя у М. Вебера отсутствует анализ экономической структуры общества предреформационного периода, его вывод о значении типа сознания, ценностно-практических установок в общественной динамике кажется Р. Арону довольно убедительным.
Р. Арон выявляет противоречивость воззрений М. Вебера. Немецкий социолог, разрабатывая своеобразную концепцию всемирной истории, демонстрирует парадоксальное сочетание увлеченности либеральным индивидуализмом с едва ли не ницшеанским пессимизмом по поводу будущего человеческого рода. Тем не менее, М. Вебер, по мнению ученого, — основоположник современно- • го мировоззрения, в основе которого лежат плюрализм и релятивизм, отказ от монокаузальности в интерпретации исторических феноменов [1, 13—15].
Р. Арон, оценивая вклад каждого из этих трех авторов в развитие научной социологии, отмечает, что он «разносторонен и одновременно направлен к одной цели. Все трое в одном историческом контексте осмыслили тему взаимосвязи науки и религии, стремились дать объяснение религии с социальной точки зрения, а социальных процессов — с точки зрения религии. Социальное существо — есть существо религиозное, а верующий — всегда член того или иного общества. Эта первостепенной важности мысль высвечивает их вклад в научное развитие социологии. Парето и Вебер наглядно, а Дюркгейм косвенным путем вывели концепцию социологии как науки социального действия. Социальное и религиозное существо, человек, является создателем ценностей и общественных систем, а социология стремится осмыслить структуру этих ценностей и систем, т. е. структуру социального поведения. Для Вебера социология есть понимающая наука человеческого поведения. Если это поведение и представлено слово в слово в трактате по общей социологии Парето, то сама мысль в его творчестве присутствует. Определение Дюркгейма также мало отличается от этого» [1, 594].
По его мнению, «представленная таким образом социология исключает натуралистическое объяснение социального поведения, т. е. что социальное действие можно понять и объяснить, исходя из наследственности и среды проживания. Человек ставит перед собой цели, выбирает средства для их достижения, приспосабливается к обстоятельствам, находит вдохновение в системах ценностей. Каждая из этих формулировок касается одного из аспектов понимания поведения и отсылает нас к одному из элементов структуры социального поведения» [1, 594].
Таким образом, заключает ученый: «Дюркгейм, Парето и Вебер — последние крупные социологи, которые разработали доктрины социологии истории, то есть дали глобальный синтез, со-

4. Полемика с марксизмом 379
держащий микроанализ человеческого поведения, интерпретацию современной эпохи и картину долговременного исторического развития. Эти различные элементы исторической социологии, собранные в доктринах первого поколения социологов (1830—1870 гг.) — Конта, Маркса, Токвиля — и сохранившие более или менее единую связь в концепциях второго поколения (1890—1920 гг.), полностью распались в наши дни. Для изучения современной социологии необходимо сегодня анализировать абстрактную теорию социального поведения, находить основные концептуальные понятия, которые используют социологи, и рассматривать ход развития эмпирических исследований в различных секторах науки» [1, 594], — тем самым Р. Арон пытается обозначить перспективные направления современного социологического поиска.
4. Полемика с марксизмом
Как уже было отмечено выше, одна из особенностей творчества Р. Арона — острая критика философии марксизма, границы возможностей которой он отметил еще в 1935 году. После 1945 года Р. Арон критиковал господствующие в то время трактовки марксизма: догматическую, использовавшуюся скорее в политических, чем научных целях; экзистенциалистское прочтение марксизма Ж. П. Сартром и его противоречия (1972); наконец, марксизм Л. Альтюссера, не менее односторонний и далекий от творчества К. Маркса. Ряд сочинений Р. Арона, в частности «От одного святого семейства к другому», содержит остроумную критику претензий западных «неомарксистов» (Ж. П. Сартра, Г. Маркузе, Л. Альтюссера) на открытие «аутентичного Маркса» и творческого развития его учения применительно к современной эпохе. Во всем этом Р. Арон видел (при той значимости, которую имел марксизм) дополнительное доказательство исторической произвольности той или иной философской позиции и важности политических мифов. В этом смысле марксизм был, по его мнению, составной частью «опиума интеллектуалов» [5, 14—15]. Так, в 1955 году ученый издает нашумевшую книгу «Опиум для интеллигенции», основные идеи которой нашли свое отражение практически во всех последующих работах ученого. Так Р. Арон пытался противодействовать влиянию марксизма на западную общественность.
Характеризуя научные взгляды К. Маркса в целом, Р. Арон отмечал, что К. Маркс прекрасно видел специфику наших обществ. Он обнаружил — и в этом его заслуга, что из-за необычайного развития производительных сил современные общества нельзя соизмерять с обществами прошлого на основе одних и тех же критериев. В «Коммунистическом манифесте» К. Маркс пишет, что за несколько десятилетий образ жизни и средства производ-

380

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

ства человечества изменились сильнее, чем за предшествующие тысячелетия. К. Маркс почему-то не сделал всех возможных выводов из анализа индустриального общества. Вероятно, потому, что был и памфлетистом, и политиком, и ученым одновременно. Как памфлетист он возложил ответственность за все грехи современного общества на то, что не любил, то есть на капитализм. Он объявил капитализм виновным в том, что можно объяснить ролью современной промышленности, бедностью и начальными этапами индустриализации, а затем вообразил режим, где будет покончено со всем тем, что казалось ему омерзительным в современных ему обществах. Прибегнув к крайнему упрощенчеству, он заявил, что для ликвидации всех неприятных и ужасных черт индустриального общества необходимы национализация орудий производства и планирование.
Такой прием, полагает Р. Арон, «действен с точки зрения пропаганды, но едва ли оправдан при научном анализе. Если говорить яснее, К. Маркс переоценил значение классовых конфликтов. Считая, что капитализм не в состоянии распределить между всеми плоды технического прогресса, К. Маркс возвестил о грядущих апокалипсических потрясениях, которые, как он надеялся, должны привести сразу к устранению классовых различий и проявлений несправедливости, свойственных капитализму» [2, 295].
Оценив вклад самого К. Маркса в развитие социологического знания как весьма значительный, Р. Арон больше внимания уделяет критике догматического использования марксистского учения в современной общественной практике, которое, по его мнению, превратилось в своеобразную религию. Так, Р. Арон пишет: «К. Маркс называл религию опиумом для народа. Церковь, хочет она того или нет, укрепляет установившуюся несправедливость. Она помогает людям переносить или забывать их невзгоды, вместо того, чтобы избавлять от них. Будучи во власти религиозных идей, верующий становится безразличен к существующему общественному порядку» [8, 300].
По мнению ученого, марксистская идеология, которую .государство превратило в общепринятую религию (вместо православия) [12], может быть подвергнута критике с тех же позиций. Она также учит массы послушанию и утверждает абсолютную власть правителей. Однако, считает Р. Арон, христианство никогда не позволяло властителям произвола. Даже православная церковь оставляла за собой право осуждать недостойных правителей. Глава церкви — царь — не высказывал догм. Генеральный же секретарь коммунистической партии оставляет за собой право «переписывать», в зависимости от текущего момента, историю коммунистической партии, которая является основной составляющей сталинского догматизма. Так понятие бесклассового общества лишается своего значения, по мере того, как режим, установившийся после революции, безоговорочно скатывается к бюрократическому деспотизму. Историческая

5. Социально-политическая концепция 381
реальность постепенно заменяется языковыми коллизиями: «другой мир», «настоящее», не говоря уже о будущем, преображается только с помощью слов, которыми оно описывается.
Р. Арон отмечает, что существует мнение, что коммунистическая религия в современную эпоху имеет совсем другое значение, чем религия христианская. Христианский «опиум» оставляет людей пассивными, коммунистический «опиум» побуждает людей к мятежу. Несомненно, марксистко-ленинская идеология воздействовала на общественную формацию, не только пополняя ее революционерами. Ленин и его соратники не столько руководствовались своей доктриной, сколько политическим инстинктом, склонностью к действию и волей к власти. Марксистское учение не столько определяло само бытие, сколько способствовало зарождению бесконечной веры. Кроме того, марксистская идеология, усиленная и в то же время выхолощенная своим догматизмом, продолжает выполнять революционную роль в странах Азии и Африки. Она способствует «оформлению» масс, она спаивает интеллектуальные круги. Являясь инструментом действия, она остается действенной» [8, 301—302].
Острой критике подвергает Р. Арон «религию сталинизма», которая «мобилизует массы с целью захвата власти и ускоренной индустриализации: она благословляет дисциплину борцов, строителей, она ссылается на революцию, на будущее, которое отдаляется по мере того, как должен наступить тот момент, когда люди должны были бы получить вознаграждение за свое длительное терпение» [8, 301].
Р. Арон полагает, что тот, кто не верит в бога, не испытывает вражды к этим религиям «спасения», которые провозглашают общепринятые истины: однако судьбы людей не растворяются в судьбе общества, руководящая элита и ее богатство не олицетворяют те ценности, которые они провозглашают.
Любое суеверие, заключает ученый, «постепенно побуждает насилие и пассивность, развивает жертвенность и героизм, а в конечном счете, скептицизм, смешанный с фанатизмом, означающим войну против всех неверующих — в то время как сама вера мало-помалу освобождается от своей сути. Она мешает дружбе людей, находящихся вне политики, и это вплоть до того дня, пока деквалифицированная путем обуржуазившегося командного состава и относительного равнодушия по отношению к ней масс, она постепенно превращается в идеологию только своих творцов и не пробуждает больше ни надежд, ни отвращения» [8, 302].
5. Социально-политическая концепция
Особого внимания, на наш взгляд, заслуживают социально-политические взгляды ученого, его исследования политики как осо-

382

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

бой сферы общественной жизни. Р. Арон пытается разобраться в том, как политика влияет на все общество в целом, понять диалектику политики в узком и широком смысле этого термина — с точки зрения и причинных связей, и основных черт жизни сообщества.
По мнению Р. Арона, слово «политика» в его первом значении — это программа, метод действий или сами действия, осуществляемые человеком или группой людей по отношению к какой-то одной проблеме или к совокупности проблем, стоящих перед сообществом. В другом смысле слово «политика» — это совокупность, внутри которой борются личности или группы, имеющие собственную «policy», то есть свои цели, свои интересы, а то и свое мировоззрение. Таким образом, одно и то же слово характеризует и действительность и наше ее осознание. Кроме того, это же слово — (политика) обозначает, с одной стороны, особый раздел социальной совокупности, а с другой — саму эту совокупность, рассматриваемую с какой-то точки зрения.
Согласно Р. Арону, социология политики занимается определенными институтами, партиями, парламентами, администрацией в современных обществах. Эти институты, возможно, представляют собой некую систему — но систему частную в отличие от семьи, религии, труда. Этот раздел социальной совокупности обладает одной особенностью: он определяет избрание тех, кто правит всем сообществом, а также способ реализации власти.
Политика как программа действий и политика как область общественной жизни взаимосвязанны, поскольку общественная жизнь — это та сфера, где противопоставляются друг другу программы действий; политика-действительность и политика-познание тоже взаимосвязанны, поскольку познание — составная часть действительности; наконец, политика-частная система приводит к политике-аспекту, охватывающей все сообщество вследствие того, что частная система оказывает определяющее влияние на все сообщество [2, 23—24].
В своих рассуждениях о политике Р. Арон исходит из противопоставления идей А. Токвиля и К. Маркса. Так, по мнению ученого, А. Токвиль полагал, что демократическое развитие современных обществ ведет к стиранию различий в статусе и условиях жизни людей. Этот неудержимый процесс мог, считал он, породить общества двух типов — уравнительно-деспотическое и уравнительно-либеральное.
Что касается К. Маркса, то, по мнению Р. Арона, в экономических преобразованиях он пытался найти объяснение преобразованиям социальным и политическим. К. Маркс считал, что капиталистические общества страдают от фундаментальных противоречий и вследствие этого подойдут к революционному взрыву, вслед за которым возникнет социалистический строй в рамках однородного, бесклассового общества. Политическая орга-

Социально-политическая концепция 383
низация общества будет постепенно отмирать, поскольку государство, представлявшееся К. Марксу орудием эксплуатации одного класса другим, будет отмирать с исчезновением классовых противоречий.
Критикуя эти положения теории К. Маркса, Р. Арон опровергает точку зрения о том, будто преобразования в экономике непременно предопределяют социальную структуру или политическую организацию общества, он пытается критически рассмотреть гипотезу такой односторонней предопределенности с точки фения методологического подхода. При этом он отмечает, что и речи не может быть о том, чтобы подменить теорию, которая односторонне определяет общество через экономику, иной — столь же произвольно характеризующей его через политику. Неверно, будто уровень техники, степень развития экономических сил или распределение общественного богатства определяют все общество в целом; неверно и то, что все особенности общества можно вывести из организации государственной власти [2, 25—26].
Более того, по его мнению, легко доказать, что любая теория, односторонне определяющая общество каким-то одним аспектом общественной жизни, ложна. Доказательств тому множество. Во-первых, социологические. Неверно, будто при данном способе хозяйствования непременно может быть один-единственный, строго определенный политический строй. Когда производительные силы достигают определенного уровня, структура государственной власти может принимать самые различные формы. Для любой структуры государственной власти, например парламентского строя определенного типа, невозможно предвидеть, какой окажется система или природа функционирования экономики. Во-вторых, доказательства исторические. Всегда можно выявить исторические причины того или иного события, но ни одну из них никогда нельзя считать главнейшей [2, 29—30].
Что же означает примат политики, который отстаивает Р. Арон? Он обращается к своей концепции индустриальных обществ [6].
Следует отметить, что Р. Арон, вслед за О. Контом, продолжает развивать идеи, связанные с концепцией индустриального общества.
Так, в 1963 году ученый опубликовал курс лекций, прочитанный им в Сорбонне в 1955—1956 гг., под названием «Восемнадцать лекций об индустриальном обществе». Понятие индустриального общества давало ему возможность провести сравнение между капиталистическим и социалистическим обществом. Термин «рост», использованный Р. Ароном, уже существовал в литературе. Первой серьезной книгой по этому вопросу была книга К.Кларка «Экономический прогресс». Однако Р. Арон установил связь экономического роста, определяемого чисто математическим путем, с общественными отношениями, с возможными видами роста. В

384

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона




этом смысле был осуществлен переход от К. Кларка и Ж. Фурастъе к новой версии недогматического марксизма.
Признавая поступательное развитие общества ко все более высоким уровням технологической деятельности, Р. Арон, вместе с тем, в книгах «Разочарование в прогрессе» и «В защиту упадочной Европы» считал антиполитичными и неосуществимыми социальные идеалы справедливости, равенства, свободы личности, всеобщего благосостояния. Связывая надежды на поступательное развитие общества (человечества) с научно-техническим прогрессом, он подвергал критике концепцию «пределов роста» Римского клуба.
Р. Арон также одним из первых разрабатывал концепцию деидеологизации индустриального общества. Он утверждал, что принцип технологического и экономического детерминизма не распространяется на сферу политических институтов и идеологических отношений, и на этом основании отвергал теорию «конвергенции» двух социальных систем [3].
По мнению Р. Арона, тот, кто сейчас сравнивает разные типы индустриальных обществ, приходит к выводу: характерные черты каждого из них зависят от политики. Таким образом, ученый согласен с А. Токврглем, что все современные общества демократичны, то есть движутся к постепенному стиранию различий в условиях жизни или личном статусе людей; но эти общества могут иметь как деспотическую, тираническую форму, так и форму либеральную. Современные индустриальные общества, у которых много общих черт (распределение рабочей силы, рост общественных ресурсов и пр.), различаются прежде всего структурами государственной власти, причем следствием этих структур оказываются некоторые черты экономической системы и отношений между группами людей. В наш век все происходит так, будто возможные конкретные варианты индустриального общества определяет именно политика. Само совместное существование людей в обществе меняется в зависимости от различий в политике, рассматриваемой как частная система.
Главенство политики, о котором говорит Р. Арон, оказывается, таким образом, строго ограниченным. Ни в коем случае речь не идет о верховенстве каузальном. Многие явления в экономике могут влиять на форму, в которую облечена в том или ином обществе структура государственной власти. Нельзя утверждать, что государственная власть определяет экономику, но сама экономикой не определяется. Любое представление об одностороннем воздействии лишено смысла.
Однако, полагает ученый, остается справедливым утверждение, что часть социальной совокупности, именуемая политикой в узком смысле, и есть та сфера, где избираются отдающие приказы и определяются методы, в соответствии с которыми эти приказы

5. Социально-политическая концепция

385



отдаются. Вот почему этот раздел общественной жизни вскрывает человеческий (или бесчеловечный) характер всего сообщества [2, 32].
Р. Арон считает, что политическая жизнь каждого общества определяется присущим ему режимом. Анализируя политику как особую сферу общественной жизни, он старается не только вскрыть различие между многопартийными и однопартийными режимами (сущность которых также детально анализирует), но и проследить, как влияет на развитие обществ суть каждого режима.
Р. Арон пытается определить те политические режимы, которые мы можем наблюдать в наших современных индустриальных обществах. Он утверждает, будто классификация этих режимов применима к обществам иного типа, социолог также не исключает возможности классификации универсального типа. Определенные понятия могут оказаться применимыми к режимам, которые представляют собой надстройки в условиях чрезвычайно разнообразных обществ. Однако в данном исходном пункте такие устремления будут ограничены попыткой классификации применительно к политическим режимам именно индустриальных обществ.
По мнению исследователя, если мы задаемся вопросом, как должны быть устроены органы государственной власти, чтобы действовать эффективно, то один и тот же политический режим может показаться предпочтительным с одной точки зрения и неприемлемым — с другой. Режимы не всегда равноценны, но в нашем распоряжении различные системы критериев. Ничто не доказывает, будто при сопоставлении режимов мы в состоянии прийти к однозначному выводу [2, 44—45].
Согласно Р. Арону, социолог не должен впадать ни в цинизм, ни в догматизм. В цинизм — хотя бы потому, что политические или моральные идеи, на которые он опирается для оценки политических режимов, составляют часть самой действительности. Нельзя автоматически раз и навсегда определить наилучший режим. Возможно даже, что сама постановка такого вопроса лишена смысла. Для политической социологии необходимо, чтобы множественность режимов, ценностей и политических структур не была хаотичной. Для этого достаточно, чтобы все возможные политические институты рассматривались как ответ на постоянную проблему.
Ученый приводит четыре соображения, которые вынудили его отказаться от поисков абстрактного универсального режима. Так, во-первых, сомнительно, чтобы наилучший режим можно было определить в отрыве от общих основ устройства социума. Не исключено, что наилучший режим можно определить лишь для данного общественного устройства. Во-вторых, понятие наилучшего режима связано с финалистской концепцией человеческой природы. Применив концепцию детерминистскую, мы сталкиваемся с вопросом о государственных учреждениях, наилучшим образом приспособленных к недетерминированному поведению людей.

386

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона



В-третьих, цели политических режимов не однозначны и не обязательно гармонируют друг с другом. Режим, обеспечивающий гражданам наибольшую свободу, не всегда гарантирует наибольшую действенность власти. Режим, основанный на волеизъявлении управляемых, не всегда предоставляет в распоряжение носителей власти достаточные возможности для ее реализации. Наконец, каждый признает, что при некотором уровне конкретизации институты государственной власти неизбежно различны. Вопрос о наилучшем режиме можно ставить лишь абстрактно. В каждом обществе институты власти должны быть приспособлены к особенностям конкретной исторической обстановки.
Однако, заключает ученый, эти утверждения не означают, что социолог может решать политическую проблему в том виде, в каком ее ставят люди (придавая определенный смысл понятию законного или наилучшего управления). Социолог должен понимать внутреннюю логику политических институтов. Эти институты — отнюдь не случайное взаимное наложение практических действий. Всякому политическому режиму присущи — пусть в минимальной степени — единство и смысл. Дело социолога — увидеть это [2, 47].


6. Типология политических режимов
Ученый считает, что было бы неразумно утверждать, что один режим хорош, а другой плох, один воплощает добро, а другой — зло. Оба несовершенны, хотя и по-разному. Несовершенство конституционно-плюралистических режимов проявляется в каких-то частностях, что же касается режима с единовластной партией, то речь идет о сути. Например, конституционно-плюралистические режимы несовершенны по причине избытка либо олигархии, либо демагогии и почти всегда отличаются ограниченной эффективностью. Несовершенство режима с одной партией проявляется иначе и затрагивает саму его сущность. Единовластие партии ничем не обосновано, если общество идеологически однородно, если в нем нет конфликтов между группами и оно существует в условиях плановой экономики с общественной собственностью на средства производства. Но если мнения не могут высказываться свободно, если сохраняется ортодоксальность, значит, общество не однородно. В этом случае группа, утверждающая свою власть насилием, возможно, и действует ради заслуживающей восхищения идеи, но нельзя сказать, что таким образом устанавливается демократия.
Р. Арон не думает, что противопоставление друг другу двух типов режима означает противопоставление двух идей, коренным образом отличных. Нет оснований предполагать, что современный мир раздирается двумя идеологиями, обреченными на постоянную борьбу. Можно попытаться установить различие между очевид-

6. Типология политических режимов 387
ными недостатками конституционно-плюралистических режимов и сущностным несовершенством режимов с единовластной партией. Но в некоторых обстоятельствах несовершенный по сути своей режим предпочтительнее режима, несовершенного в частностях. Иначе говоря, возможно, режимы и несопоставимы с точки зрения их ценности, но это не дает научных или философских оснований диктовать действия, необходимые в какой-то данный момент. У политиков довольно причин, чтобы утверждать: нет истины, соотносимой с действием. Однако это не означает, будто философы не правы, напоминая, что режим, в котором царит мир, лучше режима, основанного на насилии [2, 286].
В своих работах ученый останавливается на четырех основных исторических схемах, дающих возможность рассмотреть в перспективе различные типы режимов.
Первая и, с его точки зрения, самая модная ныне — описывает одностороннюю эволюцию по направлению к какому-то данному режиму.
Она основана на понятии прогресса, венцом которого для марксистов становится режим советского типа, а для западных демократов — режим, сравнимый с западными. Так, по мнению советских специалистов, будущее принадлежало коммунизму. Западные специалисты (и подчас даже западные марксисты) считают, что по мере развития производительных сил и накопления капитала политические режимы приблизятся к западной модели. Однако, согласно взгляду Р. Арона, истинность этих двух тезисов не доказана.
Другая схема — разнообразие режимов из-за многообразия обстоятельств.
Такая схема присуща категории стран, где не установились ни конституционный плюрализм, ни монопольное право на идеологию. Это — невысокоразвитые промышленные страны (Испания и Португалия). Они — исключения из общего хода политической эволюции в Европе и никоим образом не относятся к режимам с единовластной партией: ни к фашистским, ни к коммунистическим, там провозглашается приверженность католическому мировоззрению, но допускается многообразие сил.
Третий случай — революционные движения и режимы, к которым не применим эпитет «идеологические», или движение с националистической идеологией. Это страны Ближнего Востока, в частности Египет.
Четвертая схема — цикл, о чем так часто писали классические авторы.
Если принять за исходный пункт конституционный плюрализм, то эта схема, по мнению Р. Арона, выглядит так: режим впадает в анархию, из которой в ходе революционного процесса образуется однопартийный режим, воодушевляемый догматичес-

388

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона




кой идеологией. По мере властвования единственной партии идеологическая вера изнашивается, пыл угасает, и режим, оставаясь однопартийным, сближается с бюрократическим самодержавием, причем автократия все менее догматична. Рационализированная бюрократия, эта единая партия, однажды решает, что фундамент общества достаточно крепок, чтобы не препятствовать развитию в рамках определенных правил соперничества между партиями, и тут более или менее все возвращается на круги своя [2, 287—293].
Анализ указанных схем приводит ученого к двум важнейшим выводам.
Различные этапы экономического роста более или менее благоприятно сказываются на том или ином режиме, но, если забыть об абсолютном изобилии, ничто не доказывает, что в индустриальных обществах возможен только один тип политической надстройки. Можно представить себе высокоразвитую индустриальную цивилизацию с разнообразными режимами.
Ныне нации и экономика принадлежат в разных странах к настолько несхожим эпохам, что налицо крайнее разнообразие политических структур. Государства, достигшие лишь национального уровня, по-видимому, не могут допускать соперничество партий которое тяжким бременем ложится уже и на развитые страны. Государства, проходящие начальные стадии индустриализации, вероятно, тоже оказываются в затруднительном положении, когда речь заходит о том, чтобы установить конституционно-плюралистические режимы, то есть допустить борьбу соперничающих партий.
Нынешний мир явно не согласуется ни с одной упрощенной схемой. Можно повторить, что у индустриальных обществ есть выбор между либеральной демократией и демократией тиранической.
Общества, полагающие, что они наиболее враждебны друг другу, то есть советские и западные, меньше отличаются друг от друга (при условии промышленного развития), чем от обществ, которые только начинают промышленный путь. Вот почему мне кажутся тщетными попытки предвидения. Так или иначе, слишком много факторов, от которых зависит будущее экономических режимов, чтобы угадать, какой именно тип режима возьмет верх.
Поэтому государство, не выступающее в качестве выразителя интересов какой-то одной партии, государство, допускающее многообразие партий и учений, не превращается в пустую оболочку — ведь отказ от насилия сопряжен с определенной философской концепцией. Этот отказ предполагает веру в свободные дискуссии, в возможность постепенных преобразований. Любой политический режим определяется особой формой улаживания социальных конфликтов и обновления стоящих у власти групп. В то же время альтернативы по-прежнему существуют, диспропорции экономического и социального развития обрекают нынешний мир на разнообразие, в рамках которого идеологические конфликты частич-

7. Анализ глобальных социальных проблем 389
но оказываются конфликтами мифов, а мифы долго могут выдерживать конфликт с действительностью [2, 296].
7. Анализ глобальных социальных проблем
БОЛЬШОЙ интерес для социологов, политиков, философов представляют работы Р. Арона по проблемам войны и мира, рассуждения ученого о роли общей теории, социологии и истории в логике их научного исследования [9]. Так, Р. Арон полагает, что насколько просто делать какие-либо абстрактные выводы о различии между общефилософской теорией и социологией, настолько сложно определить это практически. Какие характеристики, какие факторы принадлежат к чистой теории? Какие характеристики, какие факторы должны рассматриваться как внешние по отношению к системе как таковой? Ответ на этот вопрос, по его мнению, варьируется сообразно обстоятельствам эпохи — во всех случаях теория, ее понятия в их чистой логике разрабатывались так, чтобы открывать место для социологических проблем [9, 184].
Так, рассуждая об общетеоретических проблемах: понятиях и системах, Р. Арон выделяет категории, с помощью которых можно интерпретировать логику поведения внешнего политика. Он последовательно анализирует взаимозависимость дипломатии и стратегии, а затем факторы, которые влияют на могущество политических единиц, цели, которые государственные деятели пытаются достичь, и связывает условия внешнеполитического поведения, взятые отдельно, с задачами, средствами, целями. Сначала ученый выделяет чистые признаки понятий, независимо от принадлежности к системе (гомогенные и гетерогенные, отношения силы и юридической аргументации), а на их основе описывает два идеальных типа систем (мультиполярные и биполярные). Такой анализ, по сто мнению, приводит к диалектике мира и войн, включая промежуточные их формы, такие, как, например, холодная война или воинствующий мир, или революционная война.
Р. Арон отмечает, что для того, чтобы привести к изучению международных отношений, в том виде, как они конкретно осуществляются, теория несет три вида нагрузки. Во-первых, она обозначает для социолога или историка принципиальные (основные) элементы, которые должно содержать в себе описание обстоятельств, обстановки (ограничения и природу дипломатической системы, цели и средства акторов). Во-вторых, если социолог или историк, за пределами описания, хочет понять поведение внешнего политика какой-либо политической единицы или государственного деятеля, который возлагает на себя определенную ответственность, то можно использовать теорию как критерий рациональности, сравнивая поведение, которое согласно тео-

390

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона

рии было бы логичным, с тем, которое имело место на самом деле. В-третьих, социолог или историк может и должен интересоваться внешними или внутренними причинами, определяющими дипломатические отношения, которые, в свою очередь, воздействуют на образование, трансформацию или исчезновение международных систем.
Р. Арон подчеркивает, что он намеренно ставит рядом социолога и историка: задачи первого, на его взгляд, находятся между задачами теоретика и задачами историка. Социолог интерпретирует, раскрывает события внешней политики, при этом он рассматривает будущее политической общности, дипломатической системы, цивилизации в качестве единой целостности. Так, «социология должна исходить из определенной совокупности, по отношению к которой будет осуществлено действие, которое оказывает определенное влияние на могущество или цели политических общностей (единиц), на природу систем, на типы войны и мира, будь то регулярные последовательности закономерности или схемы будущего, которые будут вписаны в реальность (необязательно так, чтобы акторы их осознали) [9, 185]».
Теория также предлагает перечень феноменов, где социолог должен исследовать как их причины, так и факторы, их обуславливающие.
Что же, по мнению Р. Арона, должен изучать социолог? Так, «социолог изучает факторы, определяющие могущество государства, их комбинацию, порядок, если он есть, благодаря которому чередуются войны и мир, схему, если такая есть, согласно которой колеблется удача мира или войны, характер собственно войны и мира, частоту войн и т. д. С одной стороны, эти же детерминанты может рассматривать и историк. Однако он может провести анализ только единичного случая, понять его и объяснить его во всех деталях. Социолог же должен быть готовым выявлять факторы или отношения какой-либо их совокупности, систематизировать порядок детерминант, выводить закономерности» [9, 185].
По мнению исследователя, существуют как физические (материальные), так и социальные детерминанты. Так, физические или материальные подразделяются на три вида, на которые достаточно полно указывают три следующих вопроса. Какое пространство занимают эти люди? Сколько людей занимает данное пространство? Какие ресурсы они там находят? Пространство, население, средства (богатства) — эти детерминанты рассматривают география, демография, экономика.
Социальные детерминанты также принадлежат к трем своего рода областям, столь же отличным, как и три рода физических детерминантов. Но в случае с социальными факторами социолог более озабочен случаями регулярными и, более того, типической последовательностью (если она существует). Он должен поднять вопрос о функ-

7. Анализ глобальных социальных проблем

391



ционировании типических исторических совокупностей, как подчиненном глобальному закону. Если принять в расчет те исторические совокупности, которые можно наблюдать за шесть тысяч лет существования истории, то это: нация, цивилизация, человечество.
Руководствуясь такой логикой исследовательского анализа, Р. Арон прежде изучает то влияние, которое режим, свойственный каждому политическому обществу, оказывает на поведение дипломатии или на саму стратегию, и одновременно спрашивает, является ли нация, будь то в ее постоянстве, будь то в ее необходимой эволюции, главным детерминантом этого процесса. Затем он исследует вопрос, насколько каждая цивилизация предлагает последовательность, регулярную и предсказуемую, типических фаз, каждая из которых характеризовалась бы определенным способом ведения внешней политики, определенной частотой и стилем войн. Затем он ставит этот же вопрос по отношению ко всему человечеству.
То же самое различие, считает ученый, может быть представлено следующим образом, если исходить из внешней политики отдельного сообщества. Так, имея в виду выявленные факторы, социальный порядок, который они определяют, мы встречаем прежде всего сообщество, организованное определенным образом, и мы должны дать ретроспективную оценку нации и режиму. Но нация и режим располагаются в гораздо большем социальном пространстве, его мы называем цивилизацией. Например, Германия времен Третьего рейха была неотъемлемой частью Европы XX века. Она же — временный период западной цивилизации. Но эта цивилизация, в свою очередь, была в отношениях с другими цивилизациями. В какой мере эти другие цивилизации отличаются от
Запада с точки зрения войны и мира? Что нужно учитывать, принимая во внимание природу общества и природу человека?
Таким образом, Р. Арон полагает, что пространство, число, ресурсы определяют материальные факторы или средства политики. Нации с их режимами, цивилизации, природа человеческая и социальная составляют более-менее постоянные детерминанты. При анализе первой категории факторов ученый использует аналитический метод, который помогает ему изолировать действие
этих трех причин, в которых многие социологические школы искали конечное объяснение. В трех последних — метод синтетический, поскольку он имеет целью исходить из того, что процесс функционирования сообщества очень сложный и не всегда ясно осознается актором [9, 186].
Следует, однако, отметить, что в своей трактовке ряда актуальных вопросов современности ученый часто занимал непоследовательную позицию. Например, отвергал идею фатальности мировой термоядерной войны, оправдывал гонку вооружений, выступал за мирное сосуществование Востока и Запада, усматривал в

392

Глава 16. Социологическая концепция Раймона Арона



политике разрядки «моральное разоружение» западной цивилизации, предостерегая об опасности политики «крестового похода» против коммунизма, придерживался антикоммунистических убеждений во внешней и внутренней политике [3, 31].
В целом социальное и политическое значение работ Р. Арона, как и большинства ученых такого масштаба, неоднозначно. Р. Арон сосредоточивает свою критику на позитивизме, ставит под вопрос историцизм и сциентизм, а также претензии общественных наук на то, чтобы заменить собой политические ценности и решения; он также отвергает попытки ограничить и отрицать свободу индивида. Оставаясь заинтересованным наблюдателем, он продолжает защищать свободу от государственных режимов и относить себя к либеральному направлению.
Социально-философские и политические концепции Арона оказали значительное влияние на западную философию, социологию и политологию, а также нашли свое отражение в трудах видных теоретиков современных французских социологических школ: П. Бурдье, Р. Будона, А. Турена [10, 11].

Литература

1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М.: Изда
тельская группа «Прогресс-Универс», 1993.
2. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993.
3. Справочное пособие по истории немарксистской западной
социологии. М.: Наука, 1986.
4. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская
энциклопедия, 1978.
5. Ansart P. Les sociologies contemporaines. P.: Seuil, 1990.
6. Aron R. Dix-huit legons sur la societe industriel. P., 1962.
7. Aron R. L'essai sur les libertes. P.: Calmann-Levy, 1976.
8. Aron R. L'opium des intellectuels. P.: Calmann-Levy, 1955.
9. Aron R. La paix et la guerre entre les Nations. P.: Calmann-
Levy, 1984.

10. Cuin H.-Ch., Gresle F. Histoire de la sociologie. V. 2. P.: La
Decouverte, 1992.
11. Guillaume M. L'etat des sciences sociales en France. P.: La
Decouverte, 1986.