Московичи С. Машина, творящая богов

ОГЛАВЛЕНИЕ

О ПОЛЬЗЕ ВЕЧНЫХ ИСТИН

С. Московичи — многоплановая фигура в современной гуманитарной мысли. Большинство его первых работ написаны в жанре социально-философских, и историко-философских эссе. Таковы, например: «Опыт движения. Жан-Батист Бальяни, ученик и критик Галилея» (1967); «Общество против природы» (1972); «Люди дикие и люди домашние» (1974).
Следующий этап творчества С. Московичи начинается в 70-е годы с критики методологических основ современной ему социальной психологии [11, 12]. Он был одним из вдохновителей «европейского бунта» против засилья американской позитивистской парадигмы в мировой социальной психологии, который нашел свое выражение в своеобразном «манифесте» западноевропейской социальной психологии — ярком и остро критичном сборнике статей «Контекст социальной психологии», вышедшем в 1972 г. [13]. Изложенные в нем идеи надолго определили развитие социальной психологии в Западной Европе, они положили начало исследованиям новых объектов, стимулировали поиск новых методов и новых теоретико-методологических основ. Для самого С. Московичи эта его ипостась, начавшись столь революционно, завершилась изданием вполне традиционной работы, согласующейся с канонами социально-психологического «истеблишмента» — «Психология активных меньшинств» [14]. Он стал признанным мэтром социальной психологии и основателем весьма плодотворного направления исследований социальных представлений, по существу целой школы в социальной психологии [3, 15].
Доказав себе и другим, что он может успешно выступать также в качестве экспериментатора, вполне владеющего всеми обязательными приемами «позитивного», эмпирического исследовательского мастерства, завоевав высокий статус фигуры мирового калибра, в том числе и в США, С. Московичи возвращается как бы на новом витке своей интеллектуальной биографии к прежнему жанру. В 1981 г. выходит его «Век толп. Исторический трактат по психологии масс» [16], а в 1988 — «Машина, творящая богов» [17].
В свете такой карьеры кажется нарочито скромной задача, которую С. Московичи формулирует как главную в своей фундаментальной работе [17], а именно: опровергнуть широко распространенную в социальных науках догму, согласно которой социальные явления следует объяснять социальными же факторами, не

5

6

в «психологизм», т. е. объяснение факторами психологическими. Для решения этой задачи он анализирует научное наследие классиков социологии Э. Дюркгейма, М. Вебера, Г. Зиммеля и, демонстрируя основательное знание их работ, показывает, что классики не смогли реализовать постулируемый ими принцип: социальное — через социальное. Психическое, изгоняемое через дверь, возвращается через форточку. Отсюда следует вывод: при анализе человеческого общества социальное можно отделить от психического лишь в абстракции, в предметах различных наук и теоретических предпочтений, но реально они неразделимы. Вывод, надо сказать, достаточно тривиальный и вряд ли требующий таких усилий, какие затратили автор, его доказывающий, и читатели, знакомящиеся с процедурой доказательства, если бы не одно обстоятельство.
Оно состоит в том, что сформулированная выше задача — это скорее формальное основание для изложения своих, авторских взглядов на современное состояние исследований вечных проблем жизни человека в обществе: его отношений с ближними, веры и верований, страстей и переживаний. Классическое наследие в данном случае — канва, повод, мотив для изложения авторской концепции той реальности, которую исследовали классики и которую анализирует их критик. Поэтому в данном предисловии нет необходимости сопоставлять мнения С. Московичи о Э. Дюркгейме, М. Вебере и Г. Зиммеле с другими мнениями о них. Любознательный читатель может ознакомиться с иными точками зрения, представленными в отечественной, не менее критической и не менее фундаментальной литературе.
Несравнимо больший интерес, на наш взгляд, представляют для российского читателя те мысли и аргументы С. Московичи, которые фактически образуют книгу внутри книги, т. е. его собственное видение социального процесса и перспектив его исследования. Это надо сделать именно в предисловии для того, чтобы привлечь внимание читателя и к другим постановкам тех же проблем, тем более, что за десять лет, прошедшие после выхода в свет во Франции работы С. Московичи, социальные науки не стояли на месте. Существенно изменилась за эти годы и картина мира, включая Россию с ее общественной наукой.
Перефразируя исходную позицию С. Московичи, можно сказать, что оправданием данного предисловия является стремление показать, что могло бы служить альтернативой подходам к взаимодействию, двусторонней (или односторонней) детерминации социального и психического, вплоть до признания их факти-

7

ческой реальной слитности. Выводы С. Московичи, коротко говоря, состоят в том, что: 1) психическое и социальное неразделимы, 2) психическое (верования, страсти и т. д.) чаще, чем это принято считать, лежит в основе социального (общественных структур, продуктов, институтов и т. п.) и поэтому 3) психология находится в основании социологии.
Монография Московичи обращена своим критическим острием не только против позитивистов, стремившихся исключить из исследования по возможности все, что не поддается измерению, но и против вульгарных марксистов, пренебрегавших всем тем, что, казалось бы, не имеет большого значения в процессе преобразования материального мира преимущественно материальными средствами. В конце нашего века работа Московичи приобретает дополнительный смысл в свете отношения, которое складывается между идеальным и материальным в святая святых социологического анализа — в экономических институтах постиндустриального общества по мере возрастающей компьютеризации и информатизации производства, с одной стороны, и увеличения роли психологических аспектов производства, обмена и потребления товаров и услуг — с другой.
Для изложения своей позиции по вопросам, которые ставит С. Московичи, мы воспользуемся его же приемом анализа социальных теорий. Он состоит в том, чтобы выяснить, какие имплицитные или эксплицитные модели («образы») человека, общества и их взаимодействия, лежат в основе той или иной концепции, а затем предложить свое решение.
В работах С. Московичи 70-х годов превалирует модель homo symbolicus — «человека символического» и общества как системы отношений между субъектами различного масштаба: индивидами, группами, обществом. Это хорошо видно из следующих принципиальных формулировок. «Социальная психология есть наука о поведении, если при этом подразумевается, что она занимается весьма специфическим типом поведения — символическим» [цит. по 10, с. 38].
Общество — это «система связей между социальными субъектами, групповыми и индивидуальными, которые самоопределяются через отношения друг к другу» [там же]. Отсюда следует более общее понимание предмета социальной психологии. «Центральным и психологическим объектом социальной психологии должно быть изучение всего, что относится к идеологии и общению, их структуре, генезису и функциям. Собственной сферой нашей дисциплины является изучение культурных процессов, ко-

8

торые ответственны за организацию знания в обществе, за установление межиндивидуальных отношений в социальной и физической среде, за формирование социальных движений (групп, партий, институтов), посредством которых и в которых люди действуют и взаимодействуют, за кодификацию межиндивидуального и межгруппового поведения, которое создает общую социальную реальность с ее нормами и ценностями, причины происхождения которых опять же следует искать в социальном контексте» [цит. по 10, с. 37].
Нельзя сказать, чтобы С. Московичи в чем-то отошел от этой своей позиции за прошедшие годы, но определенную, весьма логичную и показательную эволюцию несомненно можно отметить. В модели человека на первый план выдвигается потребность в вере и переживаниях, с одной стороны, и способность удовлетворить эту потребность (наличие некоего «органа» для этого) — с другой. Иными словами, homo symbolicus «человек символический» уступает место homo credens «человеку верующему».
В модели общества на первый план выдвигаются его динамические, а не статические, структурные, свойства. Общество по Московичи — это система динамичных отношений, нечто текучее, непрерывно изменяющееся и потому сопоставимое с психикой, с динамизмом страстей и верований, составляющих суть душевной жизни реального человека.
Наконец, в сферу предмета социальной психологии втягивается, как и следовало ожидать, этический аспект социального взаимодействия, а поскольку этот же аспект составляет ядро любой религии, то по справедливому замечанию С. Московичи, далее «остается один шаг до теологии». Для социального философа, сформировавшегося в значительной степени под влиянием французской рационалистической традиции и марксизма, это шаг к пропасти отрицания всего ранее утверждавшегося. И Московичи делает вынужденный шаг назад, выражая на последней странице своей книги надежду на то, что когда-нибудь демократическое развитие общества превратит его из «машины, творящей богов» в «машину, творящую людей». Центральное место в его рассуждениях о судьбах мира, которым посвящены исключительно яркие и глубоко личностно окрашенные заключительные страницы книги, занимают проблемы этики, морального характера личности и другие проблемы, совсем далекие от сферы традиционных интересов «позитивной науки».
Между тем, если мы при этом будем продолжать руководствоваться моделью «человека верующего» и моделью общества в его

9

текучести и динамизме, скрепляемого непостижимой (и непризнаваемой) для нас силой, то мы опять вернемся к тому, от чего пытались уйти. С нами произойдет то же самое, что произошло с Дюркгеймом, Вебером и Зиммелем, которые начинали как социологи, стремившиеся объяснить социальный процесс, не обращаясь к существу социального, и заканчивали обращением к этому существу, будь-то в форме сравнительного анализа религий, как М. Вебер и Э. Дюркгейм, или в форме демонстрации растущей неосязаемости экономического обмена, его зависимости от социально-психологической ткани общества, как это получилось у Г. Зиммеля. К этому же классу событий принадлежит и эволюция взглядов С. Московичи или по крайней мере тенденция, которая ее объективно определяет. Можно привести и другие, не менее яркие примеры. Например, американский нейрофизиолог Дж. Экклз, который пришел к выводу о невозможности объяснения целого ряда явлений мозга, не прибегая к категориям «духа» и «Бога».
Что же это за реальность, в которую упираются даже материалистически ориентированные исследователи человеческой жизни и которую они не могут понять, не рискуя быть обвиненными в «идеализме», «богостроительстве» и т. д.? В религиозной философии эта проблема решается простым признанием того факта, что действительность, доступная органам чувств, — это лишь один из многих пластов реальности, что существуют и другие измерения, в том числе и принципиально непостижимые. К главным для человека, подобным измерениям относится и духовное измерение, подчиняющееся законам не менее объективным, чем законы природы. В реальной эмпирической жизни это измерение обнаруживает себя через нравственные законы отношений между людьми, через их этос, фиксируемый в моральных, духовных ценностях человеческой культуры. Дух — душа — тело — такова базовая структура человеческого существа.
Попробуем теперь подойти к этой проблеме через анализ соотношения социального и психического, с которого начинает свою книгу Московичи, и сделаем это вслед за ним также «a petit cote», т. е. исподволь и с практической, обыденной точки зрения. Будем понимать под психологическим ту систему явлений, которая именно так и квалифицируется обычно людьми: любовь, ненависть, уважение, презрение, зависть, предубежденность, мечты, желания, страсти. Нельзя не заметить, что условием существования этих феноменов является непременно другой человек, особенно когда он становится предметом рефлексии.

10

Поскольку отношение к другому человеку — это прежде всего отношение моральное, то, следовательно, без всякого обращения к богословию можно утверждать, что ядром психологического отношения является отношение этическое, а ядром психики — система нравственных ценностей.
С этой точки зрения все то, что традиционно исследует общая психология — память, внимание, скорость реакции и т. п. — это «сервомеханизмы», обслуживающие более высокий личностный и социально-психологический уровни, для выхода на которые необходим другой человек. Уместно напомнить, что одно из классических различении между социальной и общей психологией, предложенное позитивистской социальной психологией, гласит: «Если мышь, двигаясь по лабиринту, предпочитает левый коридор правому, потому, что в левом лежит пища, то это поведение изучает психолог. Если же мышь поворачивает направо потому, что в правом коридоре сидит другая мышь, то таким поведением должен заниматься социальный психолог» [цит. по 9, с. 21]. Обращаясь уже к миру людей, Г. Олпорт утверждает, что предмет социальной психологии — это попытка «понять и объяснить, какое влияние на мысли, чувства и поведение индивидов оказывает действительное, воображаемое или предполагаемое присутствие других» [цит. по 9, с. 19].
Попытаемся теперь подойти к отношению «психическое социальное» со стороны социального и начнем с этимологии самого слова «социальное». Этимологический анализ термина «социальное» и производных от него, выполненный на материале различных языков [см. более подробно 10, с. 55], в том числе пиктографических, неизменно выявляет два главных атрибутивных качества социального, означающего: 1) взаимозависимость людей в процессе совместного созидания чего-либо, и 2) позитивное (кооперативное) отношение к партнеру.
Таким образом, нравственное есть сущность и modus vivendi социального как всеобщей зависимости людей друг от друга. В свою очередь, социальное изначально и потенциально этично. Возрастание глобальной экономической, культурной политической зависимости людей друг от друга — в настоящее время неоспоримый факт. Осознание этой зависимости как необратимого следствия исторического процесса (развитие промышленности, средств общения, количественное возрастание массы человечества до ощущения перенаселенности) есть основа столь объективного процесса возрастания нравственности, т. е. развертывания значения социального как отношения взаимно по-

11

зитивного (миролюбивого, уживчиво ориентированного на сотрудничество).
В итоге, и концептуально и содержательно этическое оказывается тем слоем человеческого бытия, где сходятся социальное и психическое. Данная сфера духовного бытия имеет и свое материальное выражение. Это сфера культуры — особой, человеком произведенной реальности, в которой объективированы, остановлены в менее преходящих и более дизъюнктивных формах динамика страстей и переживаний, моральных дилемм и нравственных конфликтов. С этим положением по всей видимости должны согласиться и самые ортодоксальные марксисты, если они признают справедливым представление Маркса о том, что «промышленность есть чувственно представшая психология», или с известной рекомендацией Энгельса — не забывать, что «историю делают живые люди». К этому можно было бы добавить фундаментально обоснованные положения великого русского философа и естествоиспытателя В. Вернадского о том, что человечество превращается в геологический фактор, что доступные наблюдению 90% геологического слоя Земли представляют собой бывшую живую, биологическую массу, что закон единения людей — это закон природы. Эти максимы полностью применимы и к анализу отношения социальное/психическое. Социальные институты, нормы, идеологии суть чувственно представшая этика и психология социальных отношений, отношений субъектов различного масштаба: индивидов, групп, обществ, всего человечества в целом.
На протяжении последних 6-7 десятилетий у нас в философии, социологии, психологии и т. д. официально было закреплено господство Марксовой материалистической идеи о том, что бытие детерминирует, определяет сознание. С. Л. Рубинштейн первым в СССР подверг эту идею справедливой критике (в 1959 г. в своей книге «Принципы и пути развития психологии», переизданной сейчас в его однотомнике [6, с. 340]. При этом он раскрыл и бесспорные достижения Марксовой философии в разработке проблемы деятельности.
Вместе с тем издавна и до сих пор во всем мире на гуманитарно-общественные науки существенное влияние оказывает и альтернативная К. Марксу идеалистическая идея о том, что сознание, вообще психическое определяет бытие, всю социальноэкономическую реальность. Например, Серж Московичи очень детально анализирует эту альтернативу, отчасти критикуя и в то же время частично развивая ее дальше.

12

13

По отношению к обеим указанным крайностям есть как бы «третий путь» (не золотая середина!) в решении столь фундаментальной общей проблемы детерминизма. Это субъектно-деятельностная теория, разработанная С. Л. Рубинштейном, его учениками и последователями [1, 2, 5-7]. Для данной теории не психическое и не бытие сами по себе, а субъект, находящийся внутри бытия и обладающий психикой, творит историю. В процессе своей деятельности, общения, созерцания и т. д. люди все глубже познают, преобразуют, развивают, переживают и т. д. реальную действительность (природу, общество, самих себя), все полнее адекватнее раскрывая и используя ее объективные закономерности. В меру этого они сознательно и бессознательно, рационально и интуитивно прокладывают свой жизненный путь. Детерминизм не есть предопределенность, детерминация — это процесс, т. е. она не дана изначально в готовом виде, а, напротив, формируется субъектом как самоопределение в ходе деятельности, поведения и т. д. А потому — вопреки широко распространенной теперь точке зрения — детерминизм человеческой активности не исключает, а предполагает свободу. Решающую роль играет здесь творчество; оно осуществляется только субъектом, т. е. людьми (а не животными, не машинами, не Богом и т. д.).
Ясно, что при таком подходе к субъекту и его самоопределению создаваемые им и изучающие его науки не могут раскалываться на две группы, например, на науки о природе и науки о духе (что связанно еще с неокантианским противопоставлением естественнонаучного и культурно-исторического познания), на объясняющую и понимающую психологии и т. д. Особо надо еще раз подчеркнуть, что дух, душа, духовное, душевное и т. д. — это не над психическое, а различные качества психического как важнейшего атрибута субъекта. Гуманистичность психологии неразрывно связана с духовностью человека, изучаемой философами, психологами, специалистами в области этики и т. д.
Этика и психология с давних времен занимали внимание мыслителей, для этого достаточно вспомнить учение о нормах Конфуция и «Никомахову этику» Аристотеля. К сожалению, начиная с французских просветителей и пройдя через «три источника и три составные части» марксизма, через позитивистскую парадигму в общественной науке тривиальные и самоочевидные для ее предтечей истины, должны были быть хорошо забыты, чтобы затем ожить в открытиях «хорошо забытого старого». Этому немало способствовало сопротивление сторонников «наук о духе», из среды которых вышла герменевтика и «пони-
мающая социология». Столпами последней считаются, кстати говоря, М. Вебер и Г. Зиммель независимо от их самоопределения.
Особая ценность работ, подобных книге С. Московичи состоит в том, что они находят новые аргументы в пользу вечных истин в современном социальном процессе. Добавим, что даже за десять лет (ничтожный миг для истории!), прошедших после выхода в свет книги С. Московичи количество таких аргументов еще более умножилось и продолжает умножаться. Приведем лишь некоторые из них. Необычайно расцвела культурология, вплоть до угрозы поглощения ею социологии, социальной психологии и даже философии; возродились с новой силой поиски универсалий человеческого поведения, того, что объединяет, а не разделяет людей в мире; исключительно актуальными стали нравственные проблемы в политике и экономике; материальную силу таких неосязаемых психологических факторов общественной жизни, как доверие признают самые убежденные материалисты, в целом заметно возросла роль морально-психологического способа социальной регуляции поведения по сравнению с чисто экономической стимуляцией.
Сам С. Московичи в последующих своих работах продолжает развивать идеи, высказанные в книге, в частности идеи о роли ритуалов и бессознательного в социальной жизни. Главная ценность подобного рода работ состоит не только в том, что они сообщают, но и в том, над чем они заставляют задуматься, на какие размышления провоцируют.
Одним из таких размышлений и хотелось бы закончить предисловие. С. Московичи посвятил свою книгу обществу, которое он назвал «машиной, творящей богов» и, как мы уже отмечали, выразил надежду, что когда-нибудь она превратится в «машину, творящую людей». Если исходить из того, что развитые религии монотеистичны, а многобожие характерно для религий предшествующего уровня — языческих, идолопоклоннических и т. п., то очевидно логичен был бы вывод, что в книге речь идет о машине производящей скорее идолов, нежели богов, а тем более Бога, Российским читателям хорошо известна попытка создания светской религии и искусственных богов. Известны и ее плачевные результаты. Идолы рано или поздно погибают, будучи разбиты их же почитателями, которым ничего другого не остается, как вновь и вновь, говоря словами Л. Толстого, «уяснять себе нравственный закон», которым они живут.
Без этого «уяснения» общество будет механически и массово производить идолов и идолопоклонников вместо людей, создан-

14

ных «по образу и подобию Божьему». Об этом нас предупреждали еще в начале века наши же великие соотечественники С. Л. Франк и И. А. Ильин [4, 8]. Но «мы хотели, как лучше, а получилось, как всегда...» Если бы мы были последовательными материалистами, должны были бы знать, что чудес не бывает. Но такова уж природа идолопоклонников. Они не хотят верить в очевидное, кажущееся невероятным, и верят в невероятное, кажущееся очевидным.
А. В. Брушлинский, П. Н. Шихирев

Литература

1. Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности. М., 1973.
2. Брушлинский А. В. Проблемы психологии субъекта. М., 1994.
3. Донцов А. И., Емельянова Т. П. Концепция социальных представлений в современной французской психологии. М., 1987.
4. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. Париж-Москва, 1993.
5. Российский менталитет. Под ред. К. А. Абульхановой и др. М. 1997.
6. Рубинштейн С. Л. Избранные философско-психологические труды. М.1997.
7. Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М. 1997.
8. Франк С. Л. Духовные основы общества. М. Республика. 1992. Он же: Реальность и человек. М. Республика. 1997.
9. Шихирев П. Н. Современная социальная психология США- М. Наука. 1979.
10. Шихирев П. Н. Современная социальная психология в Западной Европе. М. Наука. 1985.
11. Moscovici S. Preface. In: Jodelet D., Viet J., Besnard Ph. Psychologie sociale: la discipline en mouvement. Paris, 1970.
12. Moscovici S. Theory and society in social psychology. In: The Context of Social Psychology / Ed J. Israel, H. Taifel. Acad. Press, London, 1972.
13. The Context of Social Psychology. London, 1972
14. Moscovici S. Psychologie des minorites actives. P.U.F., Paris, Fayard, 1979.
15. Psychologie sociale (public sous la direction de S. Moscovici), P.L'.F..
1984.
16. Moscovici S. L'Age des foules. Un traite historique de psyhologle des masses. Fayard, Paris, 1981. Русск. пер. С. Московичи. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. М., 1996.
17. Moscovici S. La machine a faire des dieux. Fayard, Paris. 1988.