Лясников Н., Лясникова Ю.Социально-экономические условия формирования духовной культуры студенческой молодежи

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 2. Социокультурные проблемы  студенческой молодежи

2.1.3.     Феномены досуга студенческой молодежи: взаимосвязь процессов  индивидуализации и стандартизации

Процессы индивидуализации вызывают к жизни институализированные варианты биографий,   подвергают молодых людей и их духовный мир все большей внешней стандартизации, в свою очередь стимулируемой индустрией досуга. Институализированность биографий студентов определяется учебой как этапом биографии, составной частью «биографического конструктора»,  а также  организацией учебы в высших учебных заведениях, варианты  которой ограничены нормативно-правовыми условиями.  Реальные шансы студенческой молодежи определить самостоятельные условия жизни часто проявляются в сфере досуга, которая  в духовной культуре может играть все возрастающую роль в попытках студенческой молодежи как социальной группы решить структурные противоречия, возникшие в более широком социетальном контексте. Досуговая сфера часто определяется как частная. Однако частная не значит отгороженная от окружающего мира. Это обращенная в частное и вторгающаяся в него внешняя сторона обстоятельств.

Массовое поступление молодых людей в высшие учебные заведения становится все менее и менее мотивированным (а студенчество, соответственно, все больше сводится  к культурно-возрастному «до-взрослому» стилю жизни, к социальной возможности пожить другой жизнью – не культурой долга, а студенческой полуответственной тусовкой).  Об увеличении значения досуговой сферы для студента говорит не только те факты, что по данным исследования РАП каждый пятый студент отмечает, как жизненно важную ценность  возможность жить в свое удовольствие,  15% опрошенных назвали причину учебы в вузе - желание провести время, 27% - сделать передышку в решении проблемы трудоустройства. Более важным является, отмечаемое преподавателями, снижение интереса к учебе как таковой, низкий процент действительно увлеченных учебой студентов.

Многие исследователи молодежных проблем отмечают как возрастающую тенденцию - приоритет потребительских ориентаций над креативными как в образовательном процессе, так в досуговой деятельности.[1] 

Проводимые А.Л. Mapшaкoм и другими учеными на протяжении многих лет социологические исследования молодежной культуры позволили эмпирическим путем установить наиболее частые виды досуговой деятельности молодежи. По ним можно определить внутреннюю динамику субкультуры молодежи.[2]

Как видно, в системе досуговой деятельности превалируют формы, которые не требуют материальных затрат и направлены не на творческое и духовное развитие, а на поддержание жизненного тонуса и ведение домашнего хозяйства. Можно отметить преобладающую тенденцию на трансформацию молодежной субкультуры, что не может отразиться на содержании субкультурных связей социально дезориентированных слоев молодежи.

Таблица 4

Вид досуговой деятельности

Ранг предпочтений в опросах, %

1995

1996

1997

Творческая деятельность

9

10

10

Учеба, самообразование

1

3

5

Культурные индивидуальные занятия

4

4

6

Публично зрелищные мероприятиями

8

9

9

Физические занятия

7

6

7

Любительские занятия (хобби)

5

7

8

Занятия с детьми и хозяйственная деятельность по дому

2

1

1

Товарищеские встречи, гости, посещение кафе и т.п.

3

2

4

Пассивный отдых

6

5

2

Затраты времени на антикультуру (пьянство, азартные игры и т.д.)

10

8

3

В процессе учебы возникают  многие компоненты культурно-профессиональных общностей будущих выпускников вузов,  формируется профессиональная идентичность, но молодежные субкультуры, как правило, это часть досуговой сферы. Они, в свою очередь,  оказывают влияние на формирование личности студента и студенчества как социальной группы.  Именно субкультурный компонент часто служит основой  складывания новых социокультурных общностей.  Как показали анкетные опросы и интервью Российской академии предпринимательства,  среди студентов наиболее популярны два субкультурных направления. Во-первых, романтико-эскапистские (от английского escape – бегство; уклонение, например, от  службы в армии)  субкультуры: в первую очередь, толкинисты. Во-вторых, развлекательные:   рэпперы, рейверы. Нигилистические субкультуры незначительно представлены их интеллектуальным крылом - хакерами и киберпанками.

Толкиенисты,    индеанисты  и хиппи  сегодня  представляют  ярко выраженную игровую тенденцию молодежных субкультур. Характерным для ряда субкультурных сообществ является этнический или псевдоэтнический компонент (например, доморощенные растаманы). Вопросы,  возникающие в ходе анализа этих явлений, в основном группируются по двум направлениям. Во-первых,  является ли экспансия игровой тенденции в молодежной культуре стремлением личности уйти от действительности в мир иллюзий и фантазий в ситуации кризиса, бессилия и отчуждения; во-вторых, представляет ли собой театрализация  действительности просто попытку уравновесить жизненные возможности и их реальное осуществление. А.С. Выготский в работе «Психология искусства», основываясь на сравнении нервной системы человека с воронкой, которая обращена широким  отверстием к миру и узким отверстием к действию,  утверждает, что неосуществимая часть  жизни, не прошедшая через узкое отверстие часть человеческого поведения должна быть так или иначе изжита. Искусство как бы дополняет жизнь и расширяет его возможности.[3]  Данные интервью в рамках социологического  исследования диссертанта, проведенное со студентами, которые принадлежат к группе поклонников Дж.  Р.Р. Толкиена, подтверждают следующее. Ощущение полноты жизни приходит именно в участии в игровом,  ролевом действии по сюжетам книг Толкиена, многие связывают с игрой возможности самореализации. Основа игровых составляющих современных молодежных субкультур именно в этом, но данное положение не объясняет,  почему почти театральная игра  - доминирующая модель субкультурного поведения. 

Говоря об игре  в культуре, необходимо помнить о том, что состязание и представление не происходят из культуры как развлечение, а предшествуют культуре. Игровой дух растворился, ассимилировался в учености, поэзии, правосознании и формах политической жизни.[4] Игра - всегда свободная деятельность, несмотря на зачастую жестко формулируемые правила, которая  совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени. Среди общих признаков  игры напряжение и непредсказуемость.  Игровая тенденция многих молодежных субкультур показывает сопротивление жестким формам поведения, которые диктует реальность. Феи и драконы толкиенистов, не смотря на всю инфантильность воплощения,  во многом являются попыткой, неосознанным приучением как к новым нормам поведения или неким правилам «нарушения нормы», так и реализации игрового поведения, амбивалентного по сути, в реальной жизни. Ситуация игры позволяет считать допустимой условную замену «правильного» поведения   противоположным, обесценивает поведенческую норму амбивалентным соединением крайностей.

Обычно в социологии культуры и культурологии следование моде или причуды, свойственные разным эпохам,  рассматривались как формирование личной свободы, его определенный этап. Сначала проявляясь внешне, личная свобода  служит основой новой духовной культуры, проявляющейся  в сфере идей и воззрений.  Для многих людей среднего и старшего поколений игровые, во многом  инфантильные явления в молодежной среде  представляются уродливой социальной аномалией. Характерным является эмоциональное высказывание: Как эти молодые люди, сражающиеся на бутафорских мечах и разыгрывающие сказочные сюжеты, будут служить в армии? Однако не следует исключать возможность того, что эти игры послужат стимулом для формирования новой автономности личности.

Опрошенные представители толкиенистов, как правило, отмечают, что участие в ролевых играх позволяет им распространить «несерьезное» отношение  к своей жизни и к реальности вообще, уйти от решения своих проблем, в некотором смысле обрести свободу. Таким образом, принадлежность к романтико-эскапистским течениям может стимулировать рост социальной неадаптивности, с одной стороны, и  в то же время расширяет определенную свободу выбора индивида, благодаря неоднозначности и рекомендательному характеру формулируемых норм, своеобразной «ритуальности» этой игры.

Можно согласится с точкой зрения  В.К. Сергеева, каждая субкультура – явление архаичное по своей организации, напоминающее общину, одновременно постмодернисткое по содержанию, построенное на современных концепциях и символах. Молодежные субкультуры  - это игра культурными контекстами.[5]

Важная культурологическая проблема также ярко появляющаяся в движении  толкинистов – изменение природы текста. Существующий текст, физически конечный и предельный, может интерпретироваться бесконечное число раз и очень многими способами. Молодежная субкультура демонстрирует движение к обществу с более значительным уровнем свободы, и в нем свободное творчество будет сосуществовать с интерпретацией текста, с его гораздо более широким, чем ранее, переводом из одной формы (например, вербальной) в другую (иконическую, визуальную). В свою очередь, коммуникационные технологии, компьютерные в том числе, делают возможным перспективу появления полностью открытого текста, который читатели могли бы переписывать, как им нравится. Беспредельные трактовки и интерпретации   дают впечатление полной свободы, но это только впечатление, иллюзия свободы. Опрошенные представители толкиенисткого субкультурного направления отмечали, что их деятельность превращает их из читателя в автора и понимается ими как творчество.

Конечность текста не преодолена и не может быть преодолена, но иллюзия свободы, возникающая при этих манипуляциях, имеет инфантильную природу. Текст как  замкнутый универсум  требует признания закона неминуемости. Интерпретации текста или логическое завершение этого процесса - гипертекст дает свободу и творчество. Но, по высказыванию  У. Эко, написанный роман "Война и мир" подводит нас не к бесконечным возможностям свободы, а к пониманию того, чтобы быть свободными, мы должны принять закон Локка: признать неотвратимость судьбы, только одни книги способны передать нам это знание.[6]

Молодежная субкультура более восприимчива  к изменениям в сфере восприятия и коммуникационной сфере. Серьезные изменения в духовной сфере несет развитие компьютерной коммуникации и процессы коммерциализации. На первый взгляд электронная коммуникация увеличивает возможности общения и творчества. Однако часто одно подменяет другое: анализ сайтов стихи.ru и поэзия.ru, часто посещаемых молодежью, показывает, что в данном случае творчество является лишь поводом для общения, оно не самоценно. Стихи, как правило, сопровождаются фотографией и призваны лишь привлечь внимание к написавшему. К тому же электронное общение часто носит характер пустой игры: постоянные посетители чатов представляются не теми, кто они есть; могут безнаказанно оскорбить собеседника, что ведет к закреплению поведенческих стериотипов, в реальности воспроизводящих неадекватное поведение.

Коммерциализация средств массовой информации, и в какой то мере всей художественной культуры, формирует определенный образ субкультуры не в меньшей степени, чем сами носители этих культурных ценностей. Субкультура, соединенная с маркетинговой технологией, порождает потребительскую тенденцию  в духовной сфере. Субкультурный бум в молодежной среде, основанный на искреннем интересе или  хотя бы любопытстве, – это 80-90 гг. Сейчас положение изменилось. Пестрая картина разнообразных молодежных движения и субкультур  стала маркетинговым ходом. Все приобретает подчиненное положение по отношению к коммерции: от хиппи до киберпанков,  становится  еще одной модой и стилем потребления. Сопутствующие индустрии и  проводимые ими маркетинговые концепции выхолащивают суть декларируемого многими субкультурами нонконформизма. Если нонконформизм  первоначально был присущ многим субкультурам, то за незначительное время он существенно переродился.  Молодежный журнал «ОМ» предлагает направления, символы и знаки нонконформизма как товары в ассортименте на любой вкус, сопровождая  свою «Азбуку нонконформизма» по сути рекламным слоганом «Иди против течения».[7]

Внешние признаки субкультуры  (атрибуты, стиль одежды, жаргонная лексика) становятся более значимыми, чем реальные проявления нонконформизма, выражающиеся в невыгодных поступках, основанных на ценностях  и мировоззрении. Причем  ценности действительного нонконформизма, не просто отличны от общепринятых, но и достаточно «неудобны», заставляют мыслить самостоятельно и решать этические проблемы, а не только проблемы адаптации к определенной группе или личной выгоды. По данным опроса основной целью студентов, являющихся стойкими приверженцами   определенных субкультур,  является, на данный момент,  реализация в общении.

Узкие сообщества подвержены моде на особенность – моде, быть не таким как все.  Причастность к субкультуре часто стоит довольно дорого: так цена многих атрибутов рейверов и репперов исчисляется сотнями долларов.[8] В этом новые молодежные течения схожи с представителями молодежных субкультур советского времени – такими как «штатники», чей стиль заключался в определенной одежде и критерием «отбора» являлись материальные возможности. Как показало время,  основная социокультурная функция такого рода общностей состояла в привитии высоко стандарта потребления. Как обосновывается в первой главе данной работы, генезис молодежной культуры с современной проблематикой и структурой это в первую очередь 60-е гг., и сегодняшняя молодежная субкультура  зачастую воспроизводит формы и явления тех лет.

60-е гг. 20 века – это ключевой момент выделения молодежной культуры и, прежде всего студенческой культуры, из общего культурного контекста практически во всем мире. Вольности молодых людей, известные как «студенческие проделки»,  молодежные объединения и специфические нормы поведения студентов жили и продолжают жить в формализованном виде с тех пор, как  появились университеты. Но ни «широкое проявление шумного поведения, демонстрирующего пренебрежение и вызов властям и дисциплине»[9], ни кружковщина  студентов  Российской империи, ни «влияние темперамента подрастающих юнцов и мудрости молодежных клубов на целые области формирования общественного мнения»[10] в Европе 30-40-х гг. не равнозначны социокультурным изменениям 60-х гг. 

Не просто развитие массовых средств информации, в первую очередь телевидения, а  их включение в социодинамику культуры произвело такой переворот. Телевидение стало во многом главным политическим и культурным пространством. Широкое и агрессивное студенческое движение на Западе вышло не только на политическую, но и культурную арену, чтобы маргинальные формы культуры молодых уже никогда уже с нее не сходили. Переход периферийных культурных феноменов, всегда более динамичных и революционных, в центр культурного пространства – процесс естественный. Но  средства массовой коммуникации,  с их диктатом новизны, превратили молодежную культуру в своего рода канал этого перехода, обособив его если не навсегда, то на долгое время. Молодежная мода, молодежная политика, молодежные стандарты поведения – феномены, получившие толчок к развитию именно в 60-е гг.

В 60-е гг. запущен механизм смены субкультур: с этого времени культурные процессы в молодежной среде проходят очень быстро. Как правило, любое андеграундное направление за 5-10 лет адаптируется и занимает свою нишу, или становится мейн-стримом. При переходе с периферии культурной жизни в ядро субкультуры теряют динамизм и исчерпывают резерв неопределенности,  достигают уровня самоорганизации и самоописания.

Быстрый переход маргинальных форм в мейн-стрим благодаря технологиям массовой информации и развитию коммуникации приводит  к определенным изменениям, и основным из них является растущая  мозаичность и всеядность субкультур. Субкультура не окрашивает  все культурное пространство в свой цвет, но, фактически заняв свою нишу,  застыв, становится объектом теоретизирования. Так  как различные культурные структуры имеют разный период обращения (мода в одежде меняется со скоростью, несравнимой с периодом смены идеологии), субкультуры  становятся довольно поверхностными и ориентированными на самое простое: духовное потребительство, не успевая, вырастить действительно новую идею и пройти более сложный креативный путь.

Субкультурный компонент является, безусловно,  значимым в досуговой сфере, но в современной досуговой культуре велико влияние глобальных кросскультурных маркетинговых концепций, используемых в рекламе, оказывается решающим в формировании досуговых стереотипов студенческой молодежи.

Маркетинг все больше становится глобальной деятельностью, во многом именно маркетинговые технологии усиливают процессы унификации культуры. В условиях глобализации технологий, информации, капитала, трудовых и других ресурсов сходные сегменты – по социально-экономическим характеристикам – формируются в разных регионах мира. Глобальные компании ведут интерсегментацию – сегментируют рынок в глобальном масштабе, выделяя сегменты, выходящие за рамки национальных границ. Поэтому не случайно появление моделей международных жизненных стилей. Жизненный стандарт – молодежно-ориентированные стили,  которые распространяются на все общество в целом, на все возрастные группы. Модель глобальных жизненных стилей – «глобальный взгляд» выявлена в результате международных маркетинговых исследований, и теперь тиражируется по всему миру, это приводит к тому, что современная молодежь продуцирует свои желания и стремления на образы диктуемые рекламой. Стандарт, пропагандируемый глобальными компаниями,  имеет трансляционную природу  и существует в системе социальной циркуляции. Внушаемость молодежи, подверженность влиянию рекламы известна. Маркетологи отмечают большую подверженность рекламному влиянию  у молодежи и потребителей пожилого возраста.

Современные маркетинговые концепции ориентируют на молодежные ценности и на молодость как непреходящую  ценность, но основными группами формирующими потребительское и как следствие досуговое поведение являются группы по возрасту старше и по положению  выше студентов. Эти две группы условно названы: стремящиеся и достигающие. Стремящиеся – молодые люди на стадии подъема своего жизненного пути. Их средний возраст – 31 год, а средний день суматошный. Они упорно стремятся к успеху, однако им трудно достигать всех целей  сразу. Они реалистичны, ищут удовольствий и настаивают на немедленном вознаграждении. При недостатке времени, энергии  и денег ищут преимущества во всех сторонах своей жизни.

Достигающие – несколько старше и значительно впереди стремящихся – богаты, обеспечены и на пути  вверх. Лидеры мнений и стиля,  достигающие формируют основные ценности. Устанавливают стандарты физической культуры, питания, одежды и досуга для остальной части общества. Достигающие  зациклены на статусе и качестве и вместе со стремящимися  формируют молодежно-ориентированные ценности, движущие сегодня общество.[11] В России планка потребления существенно завышается, т.к. социальная структура характеризуются высокой степенью неравенства, нет  среднего класса в западном понимании. Часть современных студентов ориентируется на заведомо не достижимый жизненный стиль.

Студенты, опрошенные в рамках диссертационного исследования, отмечали в вопросах, посвященных досугу, свою ориентацию на  западные стандарты (скорее стандарты наиболее доходных направлений досугового бизнеса): если кино, то с западным уровнем комфорта; чтение – преобладают жанры диктуемые переводной массовой литературой; музыка – современная, большей частью танцевальная.

Лидеры предпочитаемых студентами литературных жанров: фэнтези (более 40% ответивших); детективы и боевики  (27%, или каждый четвертый); юмор (24%). Русскую и мировую классику и просто более серьезную литературу предпочитают около 20% опрошенных студентов.

Все же следует отметить, что среди молодых приверженцев серьезной литературе реже, чем в старшем поколении встречается  интерес к развлекательной  литературе и теле- и кинопродукции. Многие представители старшего поколения, предпочитавшие  книги далекие от массовых жанров, получив рыночную свободу выбора, были увлечены многочисленными шаблонными книгами, представляющими собой товар, а не факт культуры.

Можно предположить, что данного рода литература может интересовать интеллектуала не сама по себе, а как «формула успеха», и жизненного успеха, и успеха книги. Тем более  примечателен выбор молодых интеллектуалов, для которых по сравнению со старшими поколениями слово «аутсайдер» потеряло всякое обаяние, а успех, собственная жизненная состоятельность – непререкаемая ценность.

В качестве иллюстрации последнего можно привести статью молодой  журналистки, в которой она искренне упрекает всю классическую русскую литературу за отсутствие примеров трудовой инициативы, настойчивости приводящих к успеху и благосостоянию, объясняя отсутствие у молодежи интереса к чтению именно этим. В полемике журналистка даже передергивает, говоря о героях драмы А. Островского «Бешеные деньги», которые утверждают, что заработать деньги нельзя – можно только в наследство получить или в карты выиграть,[12] забывая, при этом, что главный герой этой пьесы как раз и добивается успеха  реализуя принцип «из бюджета не выйду».

Достиженческий комплекс современной студенческой молодежи реализуется в досуговой сфере не только  выбором престижных  форм отдыха,  в предпочтениях в стандартном время препровождении, но и в том, что студенты находят интересным в той или иной книге, фильме. Так  в полудокументальном романе «Большая пайка» наибольший интерес вызывает у молодых читателей  схемы накопления капитала, пресловутая «формула успеха», а не сюжетная фабула или описание образа жизни успешных людей. В глянцевых журналах студентам более всего интересны истории успеха, достижения известности и богатства, как человек создал сам себя, при общем убеждении, что его создали. В периодической печати больше внимания привлекают интервью, неизбежно представляют собой саморекламу. Исподволь у многих молодых людей вырабатывается внутренний локус контроля и высокий уровень экспектаций. 

При всем положительном смысле выше названных процессов, утилитарность  подхода таит в себе следующие опасности. Существующий в сознании примат воли приводит к искаженному восприятию действительности, растет не чем не обоснованная самоуверенность, которая может обернуться своей противоположностью – разочарованием, тем сложным чувством, объединяющий и запас исподволь усвоенных стремлений, приправленных мыслью об их тщетности, стыд собственной несостоятельности и недостаток подготовки к действительно успешной карьере. Печатная продукция, передачи телевидения, культивируя интерес к успеху,  выводят из зоны внимания  массовые судьбы неудачников. Миллионами исчисляются те, кто участвует в непрерывной и широкомасштабной конкуренции за право на успех, достичь его удастся не всем.

Средства массовой информации становятся главной силой, создающей   представление студенческой молодежи о действительности. Но средства массовой информации – это не институты с тайными или открытыми политическими целями. Они не имеет всеобъемлющей идеологии или программы. Они просто представляют то, что покупается, - и приносит максимальный доход. Личное потребление превозносится в качестве главной задачи, а самореализация как  единственная законная цель. В иллюзорном мире телевидения никто не работает, кроме полицейских и преступников. Это мир потребления без производства.  Капиталистическая культура и телевизионная культура идеально подходят друг другу, потому что и та, и другая во главу угла ставят доход. Но их ценности не гармоничны. Если учитывать, что молодежь менее критична и менее опытна, то становится очевидным ее духовная уязвимость по причине этого не соответствия.

Современные электронные технологии содействуют радикальному индивидуализму, изменяя систему ценностей, а они, в свою очередь, изменяют природу общества, учитывая процесс смены поколений.

В ходе социологического исследования духовного мира студенчества выявлен доминирующий характер предпочтения продуктов массовой культуры, так, например, лидеры телевизионного интереса студентов – развлекательные программы, сериалы и новости (46,3%, 37,6% и 29,5% соответственно). Это соответствует общему культурному контексту и вызвано трансляционной природой продуктов популярной культуры. Если текст высокой литературы является самоценностью, и процессы восприятия никак повысить или понизить его непреходящее значение, то в случае с массовой культурой дело обстоит иначе. Текст, или даже как серия текстов массовой культуры является неполной до тех пор, пока она не поставлена в условия социальной циркуляции, в отличие от высокой культуры объектом обожания в культуре массовой становится не автор или текст, а исполнитель или герой.

Скудность любого произведения массовой культуры и подчеркивание постоянной циркуляции означает, что популярная культура отмечена повторяемостью и сериальностью, которые, среди других эффектов, позволяют легко соответствовать рутине ежедневной жизни. В ходе интервьюирования многие студенты отметили, что смотрят сериалы по привычке, просто чтобы переключить внимание, просмотр сериала становится частью обычного распорядка дня. Во многом в этой ситуации предложение формирует спрос, а не наоборот. Но высокая популярность сериальных героев среди молодежи имеет и более глубокие основания: герои отражают архетип «супермена», которому общество предоставляет результаты проектов, уже совершенных без него. В рекламе, в пропаганде и в области человеческого взаимодействия отсутствие планирования является основой установления патерналистской педагогики, которая требует скрытого убеждения, что субъект не отвечает за свое прошлое, не управляет своим будущем. Чем более жизнь требует от молодого человека планирования своей жизни, тем  телевизионная продукция  более культивирует непредсказуемость и безответность.

Приоритет  телевидения как источника информации у студентов несет в себе еще одну опасность развития негативных тенденций в духовной культуре. После изобретения печати преобладал линейный способ мышления, но с конца 60-х ему на смену пришло восприятие через образы телевидения и другие электронные средства. Средства массовой информации довольно скоро установили, что цивилизация становится  ориентированной на зрительный образ, что ведет к упадку грамотности.  Борьба визуальной и буквенной коммуникаций характерна для многих процессов в духовной сфере. Визуальные коммуникации должны сосуществовать с вербальными, в первую очередь с письменными. Причина заключается в том, что если информация визуальная, а не вербальная, то разум окажется в трудном положении, изображение не дает возможности различить частное и общее. Письменное же сообщение помогает понять смысл, осмысленно принять его или отвергнуть.

У образов есть "платоническая сила", они преображают частные идеи в общие. Вот так, посредством визуальных коммуникаций, легче проводить стратегию убеждения, cомнительную в ином случае. Среди студентов можно отметить разделение на две группы: тех, кто в основном смотрит  телевидение, то есть получает готовые образы и готовое суждение о мире, без критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, то есть тех, кто способен отбирать и обрабатывать информацию, критически ее осмысливать. Опросы студентов показали, что многие из них ориентированы на пассивное получение информации, они не придают значения источникам информации и тому, что могут стать объектом манипуляции. Тем самым начинается разделение культур  и в студенческой среде на преимущественно визуальные и преимущественно вербальные. Казалось бы, высшее образование призвано, в первую очередь, научить молодого человека самостоятельно отбирать и критически относится к информации. Приходится утверждать, что этого во многих случаях не удается достигнуть. 

Просмотр телевизионных программ как основной вид досуга отметили более 80% опрошенных студентов. Телевизионная культура влияет не только на студенчество как социокультурную общность, но и коренным образом преобразует все общество. По мнению У. Бека, телевидение обособляет и стандартизирует. С одной стороны, оно высвобождает людей из традиционно оформленных и связанных обстоятельств беседы, опыта и жизни. Но одновременно все находятся в сходной ситуации: потребляют институционально изготовленные телевизионные программы. Высвобождению из традиционных жизненных взаимосвязей – сопутствуют унификация и  стандартизация форм существования. Теперь даже внутри семьи каждый обособленно сидит перед «ящиком». Так возникает социально-структурный образ индивидуализированной массовой публики. Причем происходит это надкультурно, наднационально. Через средства массовой информации мы ведем своего рода двойственное пространственно-социальное существование.[13] 

Французский социолог А. Моль полагает, что  с появлением масс-медиа прежнее культурное достояние общества и индивида утрачивает свое значение. Даже базовая система образования, принятая в обществе, также перестает играть прежнюю роль. Для молодого человека сегодня гораздо большее значение имеет не сумма знаний, получаемых в учебном заведении, а то, что он услышит по радио,  увидит по телевидению. В результате прежняя более или менее целостная система знаний и ценностей заменяется набором переменчивых установок, на которые постоянно воздействуют масс-медиа.[14]

У. Бек, объясняя механизмы взаимодействия телевидения и современного общества, говорит о ключевом влиянии включенности  человека в проблемы, которые от него далеки и связаны с экспертной оценкой. Как правило, эксперты перекладывают свои противоречия на индивида и предлагают ему оценить все это критически. По мере создания всемирных информационных сетей биография все больше высвобождается из своего непосредственного жизненного круга и открывается поверх границ стран и опыта для некой дистанционной морали, которая потенциально заставляет индивида постоянно формировать собственное мнение. Эту постоянную перегрузку можно выдержать с помощью ее противоположности: упрощения, притупления, пропускания.[15] 

Через СМИ происходит процесс «культурной гомогенизации», в ходе которого  сходные вкусы и формы культурного потребления распространяются как в привилегированных, так и мало обеспеченных слоях населения. Масс-медиа  служат как носителями культуры, так и средствами манипуляции. Способность быстрого и тотального  охвата  самых широких аудиторий превращает СМИ в важнейший фактор, трансформирующий всю систему духовного производства.[16]

По данным опроса, посвященного духовной культуре студентов, защитный механизм  от избыточной информации представляет собой заранее заданную отчужденность, или разъедающую смысл иронию. Молодое поколение настолько опасается впасть в пафос, что к самой серьезной информации или проблеме, о которой имеет лишь поверхностное представление,  относится с неоправданной иронией или пренебрежением. Скандальная подача многих политических материалов на телевидении  выхолащивает их содержательное наполнение, суммарный вектор восприятия студенческой молодежью политической информации – это опошление политической борьбы. Так как информационный интерес – это основной интерес молодежи к политике, пути формирования политической культуры студенческой молодежи все более усложняются и в самом своем начале приобретают  черты фальсификации.

[1] Волков Ю.Г., Добреньков В.И., Кадария Ф.Д., Савченко И.П., Шаповалов В.А. Социология молодежи. – Ростов-н/Д.: Феникс, 2001. С. 167

[2] Маршак А.Л. // Социологические исследования. 1998. №2. С.96

[3] Выготский Л. С. Психология искусства. – М.: Изд-во «Искусство», 1968, с. 314

[4] Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: Прогресс-Академия, 1992, с. 62

[5] Сергеев В.К. Молодежь и город: лицом к лицу (Молодежная культура мегаполиса в условиях социальных трансформаций). – М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2002, с. 91.

[6] Эко У. От интернета к Гуттенбергу: текст и гипертекст. Отрывки из публичной лекции в МГУ 20 мая 1998 г., internet – site Библиотека виртуальной пустыни.    

[7] Азбука нонконформизма // ОМ. 2002. №63. С. 76-79

[8] Востряков Г. Те же яппи, только в профиль.  // Новая газета. 2002. № 7

[9] Хёйзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: Прогресс-Академия, 1992, с. 24

[10] Хёйзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: Прогресс-Академия, 1992, с. 232

[11] Алешина И.В.  Поведение потребителей.  – М.:ФАИР-ПРЕСС, 2000. С. 245

[12] Иваницкая Е. Работа – не  work// Новая газета, 2002, №32

[13] Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс- Традиция, 2000, с.195.

[14] Моль А. Социодинамика культуры. – М.: Прогресс, 1973, с. 39-42.

[15] Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс- Традиция, 2000, с.201.

[16] Сергеев В.К. Молодежная культура и СМИ. – М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2002, с. 48