Николаева Е., Николаева Т. Повседневная вещь как объект социокультурной практики: семантика мобильного телефона в молодежной среде

Повседневная вещь на всем протяжении культурной истории человечества являла собой гораздо больше, чем просто материализованную функцию того или иного действия. Как указывал известный историк культуры Г.С. Кнабе, “знаковая выразительность бытовых вещей и среды представляет собой особый язык – язык культуры: не только потому, что здесь находит себе выражение в материальных формах духовное содержание, но и потому еще, что текст на этом языке читается лишь на основе культурно-исторических ассоциаций” [1, c,36].
Знаковый характер повседневно-бытовой среды определяется несколькими уровнями смыслополагания. В структуре знака первого порядка предмет повседневности, действительно, является означающим своей функции, так, скажем, ложка соотносится с процессом еды. Знак второго порядка выявляет социокультурную принадлежность владельца вещи, в нашем примере деревянная и серебряная ложки отсылают соответственно к крестьянству и дворянству. Наконец, повседневная вещь является знаком определенной национально-исторической культуры: ложка как характеристика европейской культуры и деревянные палочки как символ культуры Востока.
Практически все объекты современной повседневности имеют общие принципиальные характеристики, такие как приобретаемость, тиражируемость, технологичность, коллективность потребления.

В последние десятилетия ХХ века посредством повседневных вещей, “человек получил возможность выразить сколь угодно тонкие оттенки своего индивидуального культурного самоощущения и эмоционального отношения к действительности” [2, c,39].
Стремительное развитие принципиально новых технологий повседневной жизни, создание, по существу, глобальной информационной среды и общества потребления, придает вещам еще более высокий статус в семиотической системе материально-пространственной среды. Само потребление в современном обществе, по мнению французского философа Жана Бодрийяра, становится “деятельностью систематического манипулирования знаками”, то есть символическим потреблением. “Потребляются не сами вещи, а отношения… отношение более не переживается – оно абстрагируется и отменяется, потребляясь в вещи-знаке” [3, c,165].
Вещь становится означаемым человека. Теперь уже не человек выстраивает систему вещей, но сами вещи, отсылающие к множеству сформированных современной культурой мифов [4]., становясь самодостаточными, вписывают человека в свою семиотическую систему.
Главной в семантике повседневности становится внешняя форма вещи, ее сиюминутный, наносной, зачастую даже симулятивный смысл – имидж, то есть “образ”, возникший из приливной волны моды. Постоянно сменяющиеся знаковые манифестации встраиваются в семиотическое пространство особого рода, называемое Ж. Бодрийяром гиперреальностью [5]., в которой отсутствуют всякие референции.
В конце ХХ – начале ХХI вв. репрезентантом повседневности в полной мере стал мобильный телефон. По существу, мобильный телефон – не роскошь, а средство коммуникации.
Из его сугубо технических возможностей возникает огромное семиотическое поле новых социокультурных значений. С помощью мобильного телефона иная, виртуальная реальность, порожденная Интернетом, просачивается в повседневную жизнь. Мобильный телефон наиболее ярко раскрывает одну из значимых характеристик современной молодежной субкультуры – ее игровой характер. Игра как досуг, как ребячество, как стеб, как способ переживания реальности (“мобильная жизнь”), как сценическое отношение к жизни [6]..
Прежде всего, идет непрерывная игра с пространством. Человек движется в нем, оставаясь неподвижным в сети мобильной связи. Пространство движется в каком угодно направлении, но оно уже с трудом может выскользнуть из мобильной сети. “Загороженные” и удаленные уголки даже раздражают: “абонент недоступен” – это звучит как вызов. При этом человек больше не привязан к некоторым жестким точкам пространства (домашним телефонным аппаратам, уличным таксофонам, переговорным пунктам), лишь в которых можно было раньше совершать прорыв в пространстве-времени. Теперь выход в “параллельные” коммуникационные миры возможен практически в любом месте населенной территории (спутниковые телефоны закрывают коммуникационные дыры в безлюдных районах). Пространство сворачивается и разворачивается нажатием одной кнопки.
Вся структура хронотопа радикально изменяется[6, c.9-10]. Мгновенная передача информации (звуковая коммуникация, текстовые сообщения (SMS), визуальный ряд (MMS) и пр.) практически отменяют пространственную протяженность и временную длительность. Вся планета, покрытая коммуникационной сетью, превращается в “глобальную деревню” [7], делая всех коммуникантов равными в виртуальном мире.
Время сжимается, крохотный момент времени вмещает в себя максимум информации. Люди общаются быстро, информативно, стремительно, многие успевают уложиться в несколько секунд. Эмоции и чувства в мобильной коммуникации стоят денег, а потому неторопливое общение, например, по безлимитному тарифу, - это уже достояние элиты. Сверхинформативная коммуникация осуществляется посредством SMS-сообщений, которые становятся все более пиктографичными. Вслед за Интернет-письмом обычными в таких текстах являются сокращения слов и использование специальных символов, например, “ :) ” вместо “все в порядке” (как аналог интернетного J), “4” вместо русской буквы “ч”; в английских предложениях можно встретить “u” вместо “you”, “4” вместо “for”, “У” вместо “Why”. Предельная степень пиктографичности – пересылаемый рисунок (открытка).
Вместе с тем, человек овладевает пространством, фиксируя его в фото- и видеоформате и мгновенно передавая в любую точку мобильной сети. Сотовый телефон выступает как связующее звено между индивидом и информационным полем повседневной культуры, в любой момент открывая доступ к данным о погоде, курсах валют, астрологическим прогнозам, анекдотам и т.п.
Можно как угодно долго оставаться в режиме непрерывной коммуникации. Коммуникация проникает под землю, в самые забытые Богом уголки. Порой коммуникация принимает насильственный характер. Иногда человек уже сам стремится укрыться от нее, создавая целый ряд коммуникационных фильтров (определитель номера и пр.) или даже временно отключаясь от сети.
Неопределенность местоположения абонента для его партнеров по коммуникации оставляет место для интриги и конструирования своей собственной виртуальной обстановки. Находясь за многие километры от дома можно вести разговор, будто бы из собственной квартиры, и наоборот. Факт звонка уже не локализует собеседников в пространстве. Именно поэтому возникает новый речевой ритуал: первым вопросом телефонной коммуникации становится “Ты где?”. Одновременно на более высоком уровне коммуникации, доступ к которому имеют “хозяева” сети (соответствующие работники телекоммуникационных компаний и государственные структуры), индивид помимо своей воли каждое мгновение опознан и фиксирован в пространственной системе координат. Даже выключенный и сломанный телефон дает точное местоположение абонента. Игра с пространством на нижних уровнях коммуникации превращается в отмену тайны передвижения на более высоких уровнях, что уже приобретает характер нравственно-этической проблемы.
Важной характеристикой мобильной связи является возможность коллективной коммуникации в режиме конференции и в так называемых “чатах” (от англ. “chat” - болтовня). Здесь, как и в Интернет-форумах, каждый может сконструировать свое второе, виртуальное “я” с совершенно другими физическими и социокультурными параметрами, включая возраст и пол. Это Игра в жизнь более высокого порядка, чем просто театрально-имиджевые декларации своей индивидуальности посредством одежды и повседневных вещей, хотя и этот аспект в мобильном телефоне достаточно акцентируется молодежной субкультурой.
Мобильный телефон с каждой новой (и более дорогостоящей) модификацией становится все более многофункциональным, его можно использовать в качестве электрического фонарика и электронной игрушки, фотоаппарата и видеокамеры, (дающих возможность незаметного вторжения в личную жизнь других [9]), аудио- и видеоплеера, Интернет-модема и e-mail оператора. Уже появился мобильный телефон, встроенный в мотоциклетный шлем. В этом ракурсе мобильный телефон не только средство коммуникации, но и роскошь. И как таковой нередко становится объектом уличных разбойных нападений.
Первые модели сотовых телефонов с выдвижными антеннами имели явные коннотации с рацией, подчеркивая тем самым свою элитность в мире вещей и статус своих хозяев как “избранных”, владеющих эфиром (до эры мобильных телефонов в число таких избранных входил весьма узкий круг людей из государственных структур безопасности, милиции, спецсвязи и некоторых экспедиционных организаций). Со временем внешняя антенна приобрела более фешенебельный и элегантный вид, а во многих дальнейших модификациях уступила место встроенной, поскольку мобильный телефон стал уже вещью повседневной и его элитность заключается теперь уже не в нем самом как вещи (план содержания), а в его формальных характеристиках (план выражения).
Следующий этап “работы” с формой привел к значительному уменьшению размеров телефона, округлению его силуэта, появлению откидывающейся и сдвигающейся крышки. В культурном коде эти изменения прочитываются, с одной стороны, как движение к универсальности круглых форм (яйцо как символ вселенной), а с другой, как все большее “оповседневнивание” мобильного телефона, который не скрывает весьма прозрачных отсылок к символическим формам пудреницы, зеркальца, шкатулки для мелочей. По существу, “мобильный друг” - архетипическое возращение к волшебному зеркальцу-информатору (“Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи…”).
Нельзя не отметить нарастающую антропоморфность мобильного телефона в молодежной субкультуре, он, действительно, становится другом, советчиком, рассказчиком, своим парнем – “мобилой”, двойником, тенью, отражающей в человеке им самим выбранные стороны своей индивидуальности. Человек общается с самим собой, предъявляя себе при пользовании телефоном те визуальные и звуковые образы, которые он “скачал” из предложенного массива картинок и мелодий для звонков.
Названия мелодий, логотипы, картинки, открытки, доступные для каждой марки телефона, публикуются в специальных журналах (например, “Телефон”, “МТС-ХPRESS” и др.), которые являются частью механизма распространения моды в “мобильной жизни”. Журналы задают паттерны имиджевого восприятия определенных моделей телефонов: стильный телефон для молодежи, специальный телефон для женщин, для деловых людей, спортивный (противоударный, водостойкий, с компасом и т.п.) телефон. Таким образом, мобильный телефон приобретает статус репрезентанта своего владельца. Престижность марки, новейшая модификация, модные аксессуары, безлимитный тариф, не только демонстрируют высокое социальное и/или финансовое положение индивида, но и поднимают его на верхние ступени иерархической лестницы в молодежной субкультуре. На самом деле, в эту гонку за модой, в большей или меньшей степени оказывается вовлеченной вся молодежь, поскольку устаревшие (это может произойти уже через несколько месяцев после покупки) телефоны не в состоянии поддерживать новейшие протоколы и предоставлять новые возможности в области мобильной коммуникации. Выбора практически не остается: либо стать идейным маргиналом, аутсайдером и принципиально, с вызовом пользоваться допотопным “мобильником”, либо включиться в гонку.
Поскольку музыка представляет собой главную составляющую молодежной субкультуры, количество мелодий, хранящихся в каждом телефоне, в результате регулярных скачиваний намного превышает действительно используемые в качестве звонков. Мир звуков “приручен”: в телефон можно занести любые звуки – музыку по нотам, гогот гуся или рев пожарной сирены. Так звонок от родителей может, к примеру, предваряться гимном России, а звонок от возлюбленного – “Не оставляй меня, любимый”. К тому же музыку можно просто слушать, воспроизводя ее из мобильного телефона как из аудиомагнитофона или перебрасывая с помощью специальной технологии на электическое пианино.
Логотипы становятся заставками в режиме ожидания. В любом молодежном телефоне они составляют своего рода коллекцию, раскрывающую суть внутреннего мира владельца, его эстетические пристрастия и повседневные интересы. Подавляющее большинство текстов и электронных иллюстраций однозначно соотносится исключительно с молодежной субкультурой. Преобладает ирония, с претензией на афористичность, грубоватый молодежный сленг, порой не совсем приличный подростковый юмор. Среди предлагаемых текстов, к примеру, можно встретить такие: “сила, брат, в мобиле”, “я тащусь”, “аппарат ВИЧ-инфицирован” и т.п. В рубрике любовь можно найти огромное количество изображений с сердечками и обнаженными женщинами, есть картинки и тексты из серии “ужасы” (всякого рода комбинации из черепов и т.п.), “мультики”, “музыка” (“I ¦ Britney”), “спорт” (“СПАРТАК ЧЕМПИОН”), “техника” (“VOLVO”) и пр. Присутствует много постмодернистской игры с социалистическими символами (СССР, серп и молот, Ленин, плакаты советской эпохи, например, “Не болтай!”).
Целый ряд картинок и текстов специально предназначен для пересылки друзьям в качестве электронных открыток.
Картинки и звонки служат также означающими различных входящих коммуникантов. Создавая такую систему идентификации своих партнеров по коммуникации (по их телефонным номерам) посредством определенных мелодий звонка и картинок, владельцы телефонов вовлекаются в процесс означивания, семиозиса. Повседневное общение превращается с процесс оперирования знаками.
Знаковыми параметрами мобильного телефона в молодежной субкультуре является все: марка телефона, форма корпуса, оператор и тарифный план, цвет панели, вид чехла, шнурок, наличие системы hands-free (включение и разговор через наушники), способ ношения. Возникает целая семиотическая система, связанная с тем, как и где носится мобильный телефон. Вообще в молодежной субкультуре мобильный телефон можно носить, где угодно. Для новой модели телефона “MAXON” так и постулируется: “Носи где хочешь” (в соответствующей рекламе – на ширинке у парня и вместо заколки у девушки). Так что, если телефон все-таки лежит в сумке – скорее всего, владелец видит в нем, прежде всего, средство коммуникации, ему не важно, каков телефон и как его воспринимают окружающие, главное – иметь возможность осуществить или принять нужный звонок. Примерно так же ощущает свой телефон человек, который носит его в кармане, только относящийся к жизни и вещам с оттенком небрежности, как к чему-то не слишком ценному, но полезному и приятному, и должному всегда быть под рукой. Телефон, прикрепленный к ремню брюк, выдает в своем владельце человека, выбравшего образ бизнесмена. Телефон, висящий на шее, как кулон, присущ девушкам, склонным к честолюбию, тщеславию, следящим за модой и не равнодушным к украшениям. Телефон без чехла – признак некоторой небрежности, неаккуратности. Замысловатый (например, меховой) чехол – желание “выпендриться” или врожденное стремление к порядку, в котором все подчинено одному владельцу известной целесообразности, или просто забота о “мобильном друге”, которому, как утверждают журналы, тоже нужна стильная “одежда”. Телефон с наушниками “hands-free” демонстрирует свободную, “мобильную” личность, которая, “не покладая рук”, параллельно с приемом многочисленных входящих звонков занята каким-то важным делом (ведет автомобиль, подписывает документы и т.д.) или просто очень коммуникабельная особа, ценящая физическую свободу, в том числе рук. Последние модели таких наушников позволяют уже не доставать телефон даже для нажатия одной единственной кнопки, микрофон на изогнутой дужке располагается сбоку, рядом с уголком губ, как у диспетчеров экстренных служб и почти как у модных ныне специалистов по шпионажу. “Разведывательный” характер мобильного телефона еще больше усиливается в разрабатываемых ныне новых моделях, в которых вместо PIN-кода (шифра, дающего допуск к пользованию телефоном) в память закладываются отпечатки пальца владельца и нескольких его “доверенных” лиц.
В результате в невербальную семиотическую систему повседневного поведения включаются новые жесты, связанные с мобильным телефоном: рука с телефоном (которого из-за его маленьких размеров может быть самого и не видно), поднесенная к уху; “клавиатурные” движения пальцев; подчеркнутый взмах кисти при открывании телефона-“раскладушки”; легкий удар пальцем в области мочки уха при включении микрофона “hands-free”.
Конечно, многие элементы повседневной культуры, связанные с присутствием мобильного телефона в нашей жизни, имеют знаковый характер лишь внутри молодежной субкультуры, однако, нельзя не признать, что в ХХI веке именно молодежная субкультура во многом определяет сущностные характеристики общего семиотического пространства современной культуры, в том числе и сами правила и механизмы смыслополагания.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Кнабе Г.С. Диалектика повседенвности. Вопросы философии, 1989, № 5.
[2] Кнабе Г.С. Язык бытовых вещей. Декоративное искусство СССР, 1981, № 1.
[3] Бодрийяр Ж. Система вещей. – М., 1995.
[4] Барт Р. Мифологии. – М., 1996.
[5] См. подробнее: Бодрийяр Ж. Прозрачность зла (1990) - на французском языке: Baudrillard J. La transparence du mal. – P., 1990.
[6] Ортега-и-Гассет. Новые симптомы// Проблема человека в западной философии. – М., 1988. С.202-206.
[7] Дуков Е.В. Современные цивилизационные тренды и крах массовой культуры // От массовой культуры к культуре индивидуальных миров: новая парадигма цивилизации. – М., 1998.
[8] МсLuhan M., Powers B. The Global Village: Transformation in World Life and Media in the 21st Century. - NY; Oxford, 1989.
[9] В Южной Корее по этому поводу уже готовится законопроект обязывающий производителей оснастить встроенную камеру специальным зуммером, который будет издавать громкий звук с момента начала съемки.

Источник: http://www.ethnonet.ru/