Кимелев Ю. Полякова Т. Наука и религия

ОГЛАВЛЕНИЕ

Заключение

Мы рассмотрели историю взаимодействия науки и религии на протяжении долгого периода от античности до начала Нового времени. Это взаимодействие осуществлялось каждый раз в конкретных исторических условиях и принимало конкретные исторические формы.

В античности мы наблюдаем процесс постепенного выделения религии, философии и науки из первоначально единого, недифференцированного знания о мире. На самом раннем этапе греческой мысли отделить религиозные представления от философских или естественнонаучных, существовавших еще только в форме данных непосредственного наблюдения над природой, практически невозможно. Процесс дифференциации внутри этого единого и нерасчлененного познания протекает постепенно. При этом дело обстоит не таким образом, что единое образование распадается на отдельные и вполне оформленные комплексы представлений и идей. Из общего познавательного целого прежде всего вычленяются и оформляются метафизические представления о божественном, его природе и месте. Религиозная сфера предстает уже не только в виде определенных мифологем, но и оформляется как религиозная метафизика. Именно религиозно-метафизический комплекс идей определяет процесс и результаты познания. Познание предстает в основном как познание божественного. То, что мы сейчас называем науками, поначалу выступает как форма и способ такого познания. Математика должна помочь в постижении божественной природы чисел, астрономия — божественной природы светил, музыка — божественной гармонии. Знание и науки не существуют сами по себе. Они исследуют реальность и природу прежде всего в свете божественной законосообразности. Ярче всего эта специфика познания представлена у Платона. Таким образом, дифференциация единого знания начинается с вычленения и оформления религиозно-метафизического комплекса. Вычленение наук как относительно самостоятельных образований, ориентированных на познание явлений внешнего мира самих по себе, начинается позже. Теоретическое обоснование относительно самостоятельного статуса наук и их переориентация на познание явлений осуществляется Аристотелем. Однако вычленение и оформление наук как позитивного знания еще не означает их независимости от религиозно-метафизического комплекса идей. Религиозно-метафизические идеи не только пронизывают естественнонаучные представления, но и выступают в качестве критериев отбора и высшей санкции последних.

История античной астрономии в полной мере подкрепляет это утверждение. Принцип кругового равномерного движения светил, коренящийся в религиозно-метафизическом комплексе идей, выступает главным средством, с помощью которого созидались астрономические теории от Анаксимандра до Коперника. Его происхождение связано с представлением о круговом движении как атрибуте божественного и о светилах как о богах, которые в силу своего совершенства могут осуществлять только круговые равномерные движения. Геоцентрическая система мира также обосновывалась системой религиозно-метафизических представлений и непосредственно была связана с идеей божественного, вечного, живого, конечного космоса.

На примере судьбы гелиоцентрической системы Аристарха Самосского можно видеть, что эти религиозно-метафизические по своему происхождению и сути идеи стали не только методологическими принципами построения системы мира в рамках античной мысли, но и высшей санкцией в области астрономических и космологических построений. Именно они легли препятствием на пути развития гелиоцентрических идей.

Крупнейшая астрономическая система античности, система Клавдия Птолемея, явилась наиболее законченным результатом реализации этих принципов и в то же время в полной мере продемонстрировала их природу. Отклонения от этих принципов, на которые должен был пойти Птолемей, чтобы адекватно описать наблюдаемые движения светил, послужили причиной того, что его теория стала рассматриваться как простая калькулятивная схема, не имеющая отношения к реальности. Истинная структура мира выражается только в системе религиозно-метафизических представлений. Любые отклонения от нее приводили к тому, что теория лишалась статуса истинной.

Христианство, выступив с претензией на безусловную, уникальную и всеобъемлющую истину, необходимо должно было определить свое отношение к греческой науке, существовавшей поначалу в одном с ним историческом времени и географическом пространстве. Проблема, которую предстояло решить христианству, была сложной. У него на первых порах не было своей науки, своего корпуса естественнонаучных представлений, своей системы образования и поэтому оно ничего не могло противопоставить греческой науке. Кроме того, религиозные основоположения христианства, его представления о божественном существенно отличались от религиозно-метафизических представлений греческой античности.

В ту эпоху христианство выработало два типа отношения к науке. Первый предполагал совершенно определенную философию природы, в рамках которой наука представала как объект религиозного отношения, трактующего ее как символ, как знак трансцендентной реальности. Природа представала как «книга», которая таит в себе божественный смысл, подлежащий прочтению, как аллегория, требующая интерпретации. Такой тип отношения к природе и к наукам получил название символического менталитета. Символический менталитет не способствовал развитию естественных наук, однако нельзя сказать, что он оказался абсолютно стерильным в научном плане. Подход к природе как к символу, аллегории, задача их понимания, вскрытия содержащегося в них божественного смысла, потребовали развития герменевтической техники экзегезы, разработки этимологии, всего комплекса филологических дисциплин и логики.

Второй тип отношения к науке был связан с попытками ее христианизации. Задача состояла в том, чтобы ассимилировать основные достижения греческой науки, лишив их, однако, враждебного христианству, инородного религиозно-метафизического содержания. Эта задача облегчалась тем, что к моменту широкой культурной экспансии христианства греческая наука уже в значительной мере потеряла свой изначальный религиозно-метафизический импульс и представала уже преимущественно в форме компилятивно-энциклопедических произведений.

Эти два типа отношения религии к науке были характерны для латинского Запада в период II—XI вв., при этом преобладающим являлся все-таки символический менталитет. За этот период христианством была создана своя собственная система образования, основу которой составил корпус семи свободных искусств, а также были ассимилированы основные понятия греческой астрономии, прежде всего идея шарообразной Земли с вращающимися вокруг нее как вокруг центра универсума планетами.

С XI века европейская наука начала полнее ассимилировать содержание арабо-исламской науки, включавшее не только греческую науку и философию, но и оригинальные трактаты по философии, математике, астрономии, медицине и т. д. В общем и целом ислам выработал те же два типа отношения к науке, что и христианство: религиозный, отрицающий значение науки для верующего мусульманина, и такой, в соответствии с которым научные положения должны были бы согласовываться с истинами веры, а греческая наука соответственно должна была быть подвергнута исламизации. Правда, историческая последовательность формирования и функционирования этих типов в исламе носит обратный характер но отношению к той, которая была на латинском Западе. Однако до того, как арабская наука стала клониться к своему упадку, она успела передать европейской науке свой животворный импульс.

XI—XII века стали эпохой культурного обновления Европы. Наступил конец господства символического менталитета, чисто религиозного отношения к природе и науке. Начинает складываться совершенно новая концепция природы, в которой природа рассматривается как обладающая относительной самоценностью, наблюдается пробуждение интереса к рациональным методам познания, складывается представление о естественном законе, что изменило характер познавательного отношения человека к миру.

Определенные рациональные методы применялись не только в познании природы, но и в познании сферы божественного. Складывается средневековая теология как использующее философию учение о боге. Наличие теологии, использующей определенные рациональные методы познания, означало для науки освобождение от непосредственной и жесткой связи с библейскими представлениями о мире, что открывало большой простор для собственно научно-теоретической деятельности.

В XIII веке развернулась активная работа церкви по выработке нового типа отношений религии и науки. Эта работа была связана в основном с дискуссией вокруг аристотелизма. Наибольшее признание по сравнению с позициями Бонавентуры, согласно которому всякое знание должно быть по существу теологическим, и Сигера Брабантского, сделавшего радикальные выводы относительно различия между теологическим, философским и научным знанием, получила позиция двух доминиканцев — Альберта Великого и Фомы Аквинского. Они признавали различие между теологическим и философско-научным знанием, утверждая правомерность относительной автономии последнего, но при этом все-таки подчиняя его теологии.

Тем не менее ситуация вокруг аристотелевского научного наследия продолжала оставаться проблематичной. С одной стороны, церковью была предпринята попытка ассимилировать аристотелевскую картину мира, физику и астрономию, что нашло свое отражение в системе университетского образования, а с другой — основные положения аристотелевской физики были подвергнуты критике и соотнесены с рядом теологических представлений. В результате этой критики были подняты такие физические проблемы, решение которых либо не согласовывалось (или прямо противоречило) принципам аристотелевской физики и космологии, либо требовало адаптации аристотелевских принципов к ситуациям и условиям, которые сам Аристотель никогда не рассматривал. В данном случае особое значение получило то обстоятельство, что появилась возможность, опираясь на теологические аргументы, не рассматривать Землю в качестве единственно возможного центра универсума.

Все эти изменения — прежде всего известная автономия и свобода науки в рамках отведенной ей сферы действия и постепенное размывание аристотелевской картины мира — создали условия для дальнейшего развития науки.

Появление коперниканства означало не только громадный исторический рывок в развитии науки, создание новой астрономической теории и совершенно новой картины мира, но и появление иного типа отношения между религией и наукой. Коперник в действительности провозгласил свободу научного творчества, свободу науки от теологии. С момента коперниканской революции начинается эра действительной автономии науки. Эта автономия выражается прежде всего в том, что научная картина мира более не определяется религиозно-идеологическими императивами, она созидается вне рамок религиозного мировоззрения.

Уже в середине XVII столетия среди английских протестантов основные теологические аргументы против системы Коперника утратили теоретическую респектабельность. Новая картина мира и новая наука утверждаются во многих университетах Европы. Религиозная идеология так или иначе вынуждена признать коперниканскую систему в качестве неоспоримого научного воззрения на мир, признать за наукой право судить о мире независимо от религиозных учений, признать ее автономию.

Отныне уже сама наука будет оказывать значительное влияние и на религиозную идеологию; религиозное мировоззрение во все большей степени и постоянно будет учитывать наличную научную картину мира. Теперь уже не наука должна отстаивать перед религией свое право на существование, а религия должна будет обосновывать правомерность своего существования в рамках культурного сознания, во все большей степени определяемого наукой и различного рода светскими идеологиями.

Сам Коперник явил образец того, что в одном человеке, в его сознании могут автономно сосуществовать ученый и верующий. Он по существу воплощал способ существования ученого в обществе, где церковь сохраняла прочные позиции, а религиозная идеология продолжала оказывать значительное воздействие на общественное сознание. Коперниканская революция несла отрицание прежних форм отношения между наукой и религией, существовавших в античном и средневековом обществе. В начале новой эпохи всемирной истории коперниканство представляло собой новый, исторически перспективный образец отношений между наукой и религией.