Кимелев Ю. Полякова Т. Наука и религия

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 3. Коперниканская революция

Утверждение новой картины мира

Восприятие коперниканской системы в XVI в. определялось в основном теми претензиями, которые высказал Коперник в «Обращении к Павлу III», т. е. претензиями на постижение истинной структуры универсума.

Гелиоцентрические идеи получили широкое распространение. Однако знакомство с этими идеями было большей частью непрофессиональным. Очень немногие непосредственно читали произведение Коперника, соответственно не знали и его обоснования гелиоцентризма.

Современные польские коперниковеды Е. Рыбка и П. Рыбка задались целью восстановить на основе ремарок, сделанных на первом и втором изданиях книги Коперника «О вращениях», имена тех, кто читал эти издания, и их отношение к коперниканству. Всего было найдено и проанализировано 100 экземпляров. На основе их анализа ими был составлен список лиц (вероятно, неполный) действительно читавших первые два издания Коперника. В него вошли лишь семь человек: Ретик, единственный ученик Коперника; Эразм Рейнгольд, автор Прусских таблиц, профессор Виттенбергского университета; Иоган Шонер, профессор Нюрнбергского университета; Тихо Браге; Христофор Клавий, иезуит, астроном, принимавший участие в реформе календаря; Михаил Местлин, профессор математики Гейдельбергского, а затем Нюрнбергского университетов, теолог по образованию, учитель Кеплера; Иоган Кеплер.

Отсюда явствует, что круг лиц, знавших и способных оценить аргументацию Коперника, в ту эпоху был крайне ограниченным. Ситуация усугублялась тем, что до 1616 г . отсутствовали какие-либо непосредственные эмпирические подтверждения гелиоцентрических идей. Академик А. А. Михайлов отмечал в связи с этим, что «прямых доказательств, т. е. таких фактов, явлений или экспериментов, которыми можно было бы объяснить движение Земли, и ничем другим, у него (Коперника) не было. Даже, более того, было обстоятельство, которое противоречило орбитальному движению Земли. Это — отсутствие параллактического, т. е. перспективного смещения звезд, представляющего собой отражение движения Земли». Правда, по мнению академика В. А. Амбарцумяна, все-таки существовал один факт, подтверждающий правоту теории Н. Коперника, а именно — кратность параллактического движения верхних планет одному году. Однако историческим фактом является и то, что параллакс планет не рассматривался в качестве доказательства движения Земли. Это явление может служить доказательством движения Земли только в рамках современного научного мышления, не обремененного метафизическими спекуляциями. Для научного же мышления XVI в. лишь параллакс звезд мог рассматриваться в качестве подтверждения системы Коперника. Созвездия, обладая божественной природой, должны были всегда оставаться неподвижными и поэтому только факт их смещения мог заставить сформулировать вопрос — что движется: Земля или созвездия? Планеты же со времен Прокла воспринимались как обладающие промежуточной природой между божественными созвездиями и Землей, а потому и никакое их движение не могло опровергнуть положения о неподвижности Земли.

Коперниканская теория могла бы (с некоторыми оговорками) рассматриваться как истинная после эмпирического подтверждения предсказанных ею звездного параллакса или открытия фаз Венеры. Но фазы Венеры, как известно, были обнаружены только в 1616 г ., а звездный параллакс почти три столетия спустя — в 1837 г .

Одновременно с открытием фаз Венеры она получила свое обоснование в физике Галилея, а до этого на протяжении 73 лет существовала, с одной стороны, в противоречии с общепринятой картиной мира и аристотелевской физикой, а с другой — в условиях упорного сопротивления со стороны церкви, защищавшей религиозно-теологическую картину мира и занимавшей скептическую позицию в отношении наук.

Что касается широких кругов неакадемической и неклерикальной общественности, то ее отношение к гелиоцентрической системе Коперника чрезвычайно пестро и не имеет сколько-нибудь четко улавливаемой схемы.

Новая космология Коперника была известна в Европе задолго до того, как она предстала в строгой математической обработке в его основном труде «О вращениях...». Слухи и общее представление о его работе бродили по Европе начиная с 1515 г ., когда в виде манускрипта вышел его «Малый комментарий». Широкому распространению его идей в непрофессиональных кругах способствовало выработанное гуманистами представление о человеке, в котором образованность и эрудиция играли не последнюю роль. Каждый культурный человек считал себя обязанным быть в курсе идей эпохи. Трудно сказать, сыграл ли этот момент положительную или отрицательную роль в процессе признания коперниканства. С одной стороны, он, безусловно, способствовал тому, что идея гелиоцентризма стала привычной для обыденного непрофессионального сознания; с другой стороны, необходимо учесть и то, что воспринималась она обыденным сознанием вне контекста математической доказательности. Вот почему, как мы думаем, утверждение теории Коперника в обыденном сознании не могло не сопровождаться скептическим к ней отношением, если учесть, что скептицизм в отношении науки вообще был свойствен этой эпохе. Это, наверное, и дало возможность Риджли утверждать, что в общем и целом отношение к теории Коперника представляло собой «удивительную смесь незнания, безразличия и враждебности».

Критика гелиоцентризма осуществлялась на основе аристотелевской физики и ее аргументов против движения Земли. Эти аргументы, использованные в свое время Птолемеем, а затем повторенные в средневековой дискуссии относительно суточного вращения Земли (XIV в.), стали достоянием обыденного сознания, поскольку единственным источником, на основании которого формировались космологические и физические представления обыденного сознания, была физика Аристотеля. Примером этому может служить поэма Дю Бартаса «Неделя, или творение мира», опубликованная в 1575 г . и ставшая широко известной во Франции и Англии. В этой поэме гелиоцентрическая гипотеза Н. Коперника опровергается именно на основании физики Аристотеля. Аналогично Дю Бартасу опровергал Коперника и один из авторитетных в то время французских философов Жан Бодэн. Если бы Земля двигалась, рассуждал он, то пущенная стрела не летела бы прямо вперед, а камень, брошенный с высоты, падал бы не перпендикулярно. В конце концов все вещи, имеющие свое место в соответствии со своей природой, находятся там, где им предназначал быть Аристотель.

Особенно ощутимым противодействие было там, где оно связывалось с этико-религиозными чувствами. В коперниканском космосе не оставалось места ни для рая, ни для ада, под сомнением оказалась идея спасения и загробной жизни. Именно это было определяющим мотивом в отношении к коперниканству, например, английского поэта Джона Донна, который, обращаясь к коперниканцам, писал, что вполне возможно, что их мнение верно и поэтому оно широко распространяется среди людей, но ничего кроме вреда он в этом не видит. Именно религиозно-этический мотив в неприятии коперниканства как самый важный звучит в его поэме «Анатомия мира» (1611). Почти дословно позицию Донна повторяет Джон Мильтон в «Утерянном рае» (1667): гелиоцентрическая космология, хотя она, возможно, и верна, не оставляет места для драмы христианской жизни.

Протестанты начали борьбу с гелиоцентризмом еще до появления главного труда Коперника и вели ее на основании библейских текстов. Современники Лютера приписывали ему высказывания о Копернике как о выскочке, который старается показать, что вращается Земля, а не небеса, Солнце и Луна. Пфистер приводит слова Лютера: «Этот глупец желает перевернуть астрономическую науку. Но Священное Писание говорит нам, что Иисус Навин потребовал, чтобы остановилось Солнце, а не Земля». В 1549 г . Меланхтон, ближайший сподвижник Лютера, также присоединил свой голос к антикоперниканскому хору: «Глаза видят, что небеса совершают в пространстве оборот за 24 часа. Но некоторые люди, или из любви к новшествам, или чтобы показаться оригинальными, утверждают, что движется Земля, а не Солнце, и восемь сфер. ...Это является проявлением недостатка честности и приличия, поэтому необходимо опровергать эти воззрения и пример как пагубные. Уму приличествует принимать истину такой, какой она открывается Богом, и молча соглашаться с ней». При этом Меланхтон не ограничился простым опровержением Коперника, он призвал принять строгие меры для наказания неблагочестивых коперниканцев. Сходным образом высказывался Кальвин. В «Комментарии к Книге Бытия» он восклицал: «Кто осмелится поставить авторитет Коперника выше авторитета Святого Духа?».

Борьба с коперниканством велась Реформацией осознанно и методично. Цитаты из Библии были единственным аргументом, и представители протестантских церквей не жалели сил в отыскании все новых и новых мест в священных книгах, свидетельствующих в пользу неподвижности Земли, а Коперник и его немногие приверженцы все чаще обвинялись в атеизме. Такое активное неприятие коперниканства было связано с его явно разрушительными потенциями относительно сложившегося христианского миропонимания. Сомнительными представлялись не только христианская картина мира и некоторые места из Писания, но под сомнение ставились все представления о судьбе христианина и его мораль.

Гелиоцентризм поставил перед христианином, представлявшим универсум в соответствии с учением церкви, много жизненно важных вопросов. Если Земля не покоится в центре мира, а, являясь всего лишь одной из планет, вращается вместе с ними вокруг Солнца, то как быть с историей падения и христианского спасения человека? Если Земля ничем не отличается от других планет, то возможно, что и другие планеты также населены людьми, а как тогда эти люди относятся к Адаму и Еве и первородному греху, что они знают о боге и вечной жизни? Как быть с представлениями о божественности неба, с пониманием человека как занимающего срединное положение между ангельским и дьявольским? А если мир бесконечен, то где находится бог и как он в этом бесконечном космосе может найти человека, а человек -бога?

Впоследствии церковь попыталась найти ответы на эти вопросы, но это потребовало времени, а главное — должны были измениться некоторые взгляды на мир, на отношение человека к богу и на основания морали. А пока это не произошло, церковь постоянно видела в коперниканстве источник возможного атеизма и вела с ним активную борьбу.

Волею судеб коперниканство было вовлечено в борьбу двух конфессий — католиков и протестантов. Особо активное неприятие коперниканства со стороны последних объясняется еще и тем, что для них коперниканство представлялось образцом пустого мудрствования и схоластической учености, потакание которой и увело Римскую церковь далеко от истинного учения Христа.

Виттенбергский университет, основанный в 1502 г ., стал колыбелью протестантизма, здесь Лютер в 1517 г . выступил со своими тезисами, здесь были собраны лучшие профессорские кадры. Виттенбергский университет стал также и центром оппозиции протестантов коперниканству. Наиболее заметную роль в академической протестантской оппозиции сыграл Осиандер (1498—1552) — лютеранский теолог из Нюрнберга, написавший анонимное предисловие к трактату Коперника и назвавший гелиоцентризм всего лишь удобной гипотезой.

Осиандер первым сформулировал эту позицию в отношении коперниканства. Не подписавшийся автор «Обращения к читателю о предположениях, лежащих в основе этой книги» сводил все содержание теории Коперника к математической части, а гелиоцентрическую картину мира предлагал рассматривать как вспомогательное средство, служащее удобству математических вычислений, а не как истинную структуру универсума.

Справедливости ради надо сказать, что эта позиция Осиандера была не совсем уж необоснованной для той эпохи. Два момента заслуживают здесь внимания. Один из них можно было бы назвать эпистемологическим. Суть его в следующем: существование сразу нескольких наблюдательно-эквивалентных картин мира указывает на невозможность достижения какого-либо достоверного знания. Одни и те же движения небесных тел могут быть выведены из различных геометрических гипотез, поэтому в астрономии не существует способа показать истинные причины этих движений. В качестве аргумента при этом использовалось одно из положений аристотелевской «Аналитики», гласящее, что истинное следствие может быть получено из ложных посылок, т. е. верные предсказания могут быть сделаны на основе ложных теоретических посылок. Другой аргумент может быть назван дисциплинарным. То есть, принято было считать, что решение вопроса о движении Земли должно лежать в иной, нежели астрономия, области. Астроном не может делать физические выводы из геометрических посылок, это — дело натурфилософии.

В Виттенберге была разработана четкая математическая модель отношения к коперниканству в Европе. Современный западный исследователь коперниканства Р. Уэстман ввел термин «виттенбергская интерпретация» для обозначения общего взгляда, разделяемого группой виттенбергских астрономов, на то, как «надо» читать книгу Коперника. Это прочтение прежде всего отрицало гелиоцентрический тезис Коперника. Из математической части его учения были приняты только те положения, которые не противоречили геостатической астрономии и могли быть в ней легко ассимилированы. Они касались прежде всего способов предсказаний угловых положений планет. Те же, которые противоречили геостатической астрономии, замалчивались. Характерным для виттенбергского прочтения было сознательное игнорирование коперниканского анализа порядка планет и расстояний между ними, который свидетельствовал в пользу реалистической интерпретации системы Коперника, в пользу ее истинности.

Особое место среди виттенбержцев занимал Меланхтон (1497—1560). Соратник и друг Лютера, ученик Эразма, он, как уже говорилось, отрицал гелиоцентризм на основе Священного Писания. Но как гуманист, как человек, создавший и реформировавший принципы организации протестантских университетов, как ученый, писавший по проблемам физики, астрономии, истории, этики, он всячески способствовал изучению книги Коперника. На первый взгляд такая его позиция может показаться противоречивой, однако в рамках введенного в средневековье дисциплинарного членения астрономии на практическую и физическую она оказывается естественной.

Меланхтона трудно назвать астрономом математического направления. Его лекции по физике и астрономии основывались на текстах Аристотеля и Птолемея, содержали прекрасно разработанную систему аргументации, но в них почти полностью отсутствовал материал по практической астрономии.

В своем отношении к идеям Коперника Меланхтон прошел несколько этапов. Поначалу он рассматривал новую теорию как явление случайное и скорее как недоразумение, чем что-то угрожающее теории Птолемея. В дальнейшем его отношение приняло более определенный характер. В лекциях, опубликованных в 1549 г ., Меланхтон рассматривал коперниканский гелиоцентризм как абсурдный парадокс, реминисценцию античных идей Аристарха, которые должны быть отброшены, поскольку противоречат Писанию и аристотелевской доктрине движения простого тела. С другой стороны, Меланхтон с большим уважением относился к теории движения Луны у Коперника, поскольку она более соответствовала наблюдениям; он использовал данные Коперника для солнечного апогея и для апогеев верхних планет. Позднее он еще более смягчил свое отношение к Копернику, перестав в духе Лютера характеризовать коперниканцев как людей, которыми движет любовь к новшествам или желание показаться умнее других.

В отличие от Лютера, бывшего непримиримым к коперниканству, позиция Меланхтона сочетает лютеранское неприятие гелиоцентризма с заимствованием и использованием концептуальных и эмпирических компонентов коперниканской теории, таких, как уточненные Коперником астрономические данные, расчетные математические таблицы, его решение проблемы прецессии и некоторые его планетарные модели в рамках геостатической схемы.

Этот прагматический подход является общим для всех виттенбержцев, позиции которых колеблются от воззрений Меланхтона, считавшего геостатическую теорию Птолемея истинной и принимавшего только математическую часть теории Коперника, а также осуществленные им наблюдения, до взглядов Осиандера, предписывавшего гипотетический характер обеим — и гео- и гелиоцентрической теориям.

Чрезвычайно интересным и значимым является отношение к Копернику Эразма Рейнголъда (1511—1553) — одного из величайших астрономов XVI столетия, декана факультета искусств Виттенбергского университета, друга и соратника Меланхтона, автора «Прусских таблиц». Рейнгольд — один из немногих виттенбержцев, которые были знакомы с идеями Коперника в их непосредственном авторском изложении. Лейтмотивом коперниканской реформы для Рейнгольда, как астронома и математика, выступает освобождение от экванта, нарушавшего аксиому равномерного кругового движения. В «Прусских таблицах», которые были составлены им на основе коперниканской теории планетарного механизма, он писал:

«Потомки будут славить имя Коперника. Наука о небесных движениях лежала почти в руинах, он восстановил ее». Что касается гипотезы гелиоцентризма, то здесь Рейнгольд проявил совершенный нейтралитет. Он создал образ Коперника как великого калькулятора и реформатора астрономии.

После смерти Рейнгольда в 1553 г . его место декана факультета искусств занял Пецер. Астроном и математик Пецер в своем отношении к коперниканству проделал определенную эволюцию, которая прямо сказалась на эволюции виттенбергской интерпретации. Поначалу Пецер, следуя в своих лекциях за Меланхтоном, весьма кратко упоминал новую теорию и заимствовал из нее лишь эмпирический материал для иллюстрации различных аспектов небесных движений. Он использовал эмпирические данные Коперника, например, относительно расстояний от Земли до Солнца и Луны при рассмотрении явлений затмений, данные, касающиеся продолжительности дня. Он (как и Меланхтон) рассматривал Коперника как продолжателя идей Аристарха. Идея же движущейся Земли опровергалась в лекциях Пецера традиционной аргументацией, как якобы противоречащая Писанию и аристотелевским законам движения простого тола.

Необходимо при этом отметить, что система преподавания астрономии в Виттенбергском университете имела два уровня — низший и высший. В частности, в области астрономии на первом уровне изучался трактат «О сфере» Сакробоско, а на втором «Новые планетарные теории» Пурбаха и «Синтаксис» Птолемея. Вышеуказанные лекции Пецера предназначались для студентов первого уровня. На втором уровне уже в 1550-х годах такие профессора астрономии, бывшие ученики Пецера, как И. Преторий и Г. Штрауб, читали лекции, где теория Коперника рассматривалась более широко и серьезно.

После смерти Меланхтона в 1560 г . в виттенбергской интерпретации коперниканства произошел существенный сдвиг.

Во-первых, научный статус коперниковой теории поднялся до уровня птолемеевой, коперниканство стало восприниматься наряду с ней как серьезная научная теория. Пецер, Штадт, Штрауб, Преторий и другие адресуют своих студентов непосредственно к книге Коперника, рекомендуя сравнивать ее с «Синтаксисом». Во-вторых, в 1550-х годах виттенбергская интерпретация трансформировалась до такой степени, что проблема выбора между двумя космологическими теориями попросту перестала существовать: обо теории приобрели вероятностный статус. Кроме того, и аргументы Писания ужо не пользовались безусловным приоритетом.

В целом в XVI в. в Виттенберге Коперник воспринимался как реформатор астрономии Птолемея в самом консервативном смысле этого слова — как создатель новых планетарных гипотез, как астроном, ликвидировавший эквант и восстановивший аксиому кругового равномерного движения. И лишь один виттенбержец в своем отношении к Копернику явно не соответствовал общо-принятым канонам. Это был Иоганн Ретик, ученик Коперника и Меланхтона одновременно. Он безоговорочно признавал космологическую истинность и превосходство коперниканства над всеми астрономическими теориями. А мотивом признания этого превосходства было требование архитектонического единства частей интегрированного, целого космоса.

Особо следует обратить внимание на фигуру выдающегося датского астронома XVI в. Тихо Браге. Мы уже не раз повторяли, что усилия многих астрономов, и в том числе виттенбержцев, были направлены на то, чтобы ассимилировать математическую часть теории Коперника в рамках геостатической концепции. Это удалось сделать лишь Тихо Браге. Несмотря на то, что он отрицал движение Земли, он не мог игнорировать математическую гармонию, которую Коперник ввел в астрономию. И хотя эта гармония не убедила его до конца, тем не менее она усугубила несогласие Тихо с Птолемеевой системой и привела к ее отрицанию, а также созданию собственной системы, в которой Земля покоится в центре мира, а вокруг нее движутся Луна и Солнце с вращающимися вокруг последнего планетами, а также сфера неподвижных звезд. Эта система явилась замечательным компромиссом, в котором математика и геометрия Коперника сочетались с геоцентрическим принципом. Система Тихо Браге явилась точным математическим эквивалентом системы Коперника.

Критика Коперника у Тихо Браге и его компромиссное решение проблемы движения планет показывают, что

подобно большинству астрономов своей эпохи, Браге оказался не в состоянии порвать с традицией. Среди последователей Коперника он оказался самым консервативным, однако объективно результат его работы отнюдь не был таковым. Наоборот, и его система, и полученные им наблюдения заставили астрономов пересмотреть важнейшие аспекты аристотелевско-птолемеевского универсума и перейти на сторону Коперника. Во-первых, система Браге помогла астрономам ассимилировать математические проблемы коперниканской астрономии; во-вторых, любой разрыв с традицией геоцентризма, любое сомнение в ее авторитете, даже в такой неполной форме, как у Тихо Браге, объективно срабатывало в пользу системы Коперника. Наконец, в-третьих, скрупулезнейшая работа Браге по сбору астрономического эмпирического материала, в частности обнаружение им и периодическое наблюдение в надлунном пространстве комет, поставившие под сомнение вечность и неизменность этих сфер, также объективно способствовали успеху коперниканства.

В Оксфорде и Кембридже коперниканская система воспринималась в духе виттенбергской интерпретации. Дж. Филд, английский астроном, пересчитал Прусские таблицы Рейнгольда для меридиана Лондона, но в его звездном календаре, опубликованном в 1556 г ., коперниканская космология была обойдена молчанием. Обошел ее молчанием и другой английский астроном, Дж. Ди, написавший предисловие к этому календарю. Более четкое отношение к системе Коперника выразил Т. Бландевилл, считавший гелиоцентризм ложной идеей.

Единственным исключением среди английских астрономов были отец и сын Диггесы, воспринявшие коперниканство в качестве истинной картины универсума. В 1576 г . Т. Диггес упоминал книгу Коперника, приводил в своем труде модифицированные коперниканские диаграммы и выдвигал идею бесконечности космоса. Кто из них, Томас или Леопард, высказал эту идею, установить трудно, но логика, приведшая к ней, ясна. Этот вывод является экспансией коперниканства — поиски звездного параллакса и невозможность зафиксировать его невооруженным глазом привели их к пониманию несоизмеримости расстояния до звезд с орбитой Земли и далее — к утверждению бесконечности космоса.

Отношение католической церкви к теории Н. Коперника было столь же отрицательным, как и отношение протестантов. Так же как и протестанты, они прежде всего отвергали претензию коперниканской теории на истинность. Однако их аргументация была, так сказать, более академически респектабельной. Если главным аргументом протестантов против теории Коперника была Библия, то католики отвергали ее прежде всего на основе аристотелевской физики.

Долгое время в литературе бытовало суждение, что католики относились к коперниканству вполне либерально. Однако есть основания думать, что история отношений между Коперником и Римом была искажена уже в самой ранней из биографий Коперника, написанной в 1588 г . Бернандино Балъди (1553—1617). Полагаясь, по-видимому, на свое живое воображение, Бальди утверждал, что кардинал Шёнберг (1472—1537), друг Коперника, имел его работу, находил ее прекрасной и представил ее папе. Папа ее одобрил, после чего работа вкупе с посвящением ему была опубликована. Но... ничего этого не было. Кардинал предлагал Копернику послать копию папе, но Коперник не воспользовался его предложением. Шёнберг умер в 1537 г ., за шесть лет до выхода книги. У него не было копии рукописи, не было также получено разрешения на посвящение книги папе.

Правда, после публикации «О вращениях...» неизвестный друг автора все-таки послал книгу папе. Папа поручил рассмотреть ее доминиканцу Бартоломео Спине. По свидетельству одного из доминиканцев, Бартоломео Спина собирался осудить это сочинение, но не успел этого сделать по причине своей смерти. Но то, что не успел сделать Спина, осуществил доминиканец Джованни Мария Толозани (1471—1549).

В 1544 г . Толозани написал трактат «Об истине Священного Писания». После прочтения книги Коперника он снабдил ее контраргументами. Толозани рассматривал концепцию Коперника как возрождение пифагорейских идей. Книга, по его мнению, свидетельствовала об остроте ума автора, но не расширяла знания о природе вещей. Автор книги, писал Толозани, прекрасно образован, знает греческий, латинский, математику и астрономию, но совершенно некомпетентен в физике и диалектике. Идеи Коперника противоречат взглядам, сохранявшимся незыблемо в течение столетий, а также физике Аристотеля и астрономии Птолемея.

Специфика аргументов Толозани заслуживает того, чтобы привести их здесь. Согласно физике Аристотеля, рассуждает он, Солнце — это огонь, а огонь не может находиться в центре мира, поскольку огонь всегда стремится вверх, поэтому и Солнце не может пребывать в центре мира. Далее, Коперник утверждает, что Земля вращается, но это невозможно, поскольку простое тело, каковым является Земля, может иметь только одно, а не два естественных движения. А так как Земля уже обладает одним — стремлением к центру, то вращение уже не будет естественным движением. Следующий аргумент таков:

Коперник утверждает, что сфера неподвижных звезд неподвижна. Это неверно. Сфера неподвижных звезд движется двумя движениями: одним естественным, другим — насильственным. Естественное движение — это движение от центра. Насильственное — это простое круговое равномерное движение, противоположное естественному, которое придает сфере неподвижных звезд перводвигатель. Утверждение Коперника было бы корректным, пытается быть убедительным Толозани, если бы он согласился с теологами, что неподвижная сфера — это сфера, именуемая Высшим Небом.

Почти все, что утверждает Коперник, содержит в себе что-то ложное, продолжает Толозани. Ссылаясь на предисловие Осиандера, он заявляет, что само это предисловие лишает смысла всю книгу Коперника, поскольку оно глупыми ухищрениями пытается возродить надуманные пифагорейские верования. Более того, Коперник, как кажется, не знаком со Священным Писанием, так как противоречит некоторым из его утверждений не без риска для себя и для других читателей книги. «Пифагореизм очень просто может вызвать трения,— заключает Толозани, — между католическими комментаторами Священного Писания и теми, кто может захотеть из упрямства принять это верование. Я написал эту маленькую работу с целью избежать этого скандала».

В 1582 г . папа Григорий XIII проводил реформу календаря, в осуществлении которой использовались коперниканские таблицы Рейнгольда. Католический астроном, духовный отец Григорианской реформы календаря, иезуит из Бамберга Христофор Клавий методологически жестко сформулировал отношение церкви к коперниканству. В основе его позиции лежало убеждение в том, что только аристотелевская картина мира с ее концепцией гомоцентрических сфер является истинной. Все астрономические теории являются всего лишь фикциями, удобными для вычислений. В связи с этим Клавий утверждал, что в астрономическом знании нет и не может быть прогресса. Поэтому абсурдно даже ставить вопрос о статусе теории Коперника.

Клавий в общем-то верно оценил наблюдательную эквивалентность обеих теорий, указывая, что безразлично, как «спасать» явление неравномерности движения планет — посредством системы эксцентров-эпициклов, как это сделал Птолемей, или так, как это сделал Коперник, расположив в центре мира Солнце, а Землю поместив на третьей орбите.

Клавий старается показать, что в обеих теориях больше сходства, чем отличий, и что в конце концов теория Коперника является лишь модификацией теории Птолемея, причем не самой лучшей, поскольку ее точность и предсказательная сила не превосходят соответствующие характеристики теории Птолемея. Клавий пишет: «До сих пор не было создано ни одних астрономических таблиц, при помощи которых безошибочно и на все времена были бы определены движения светил. Этот факт лучше всего подтверждает то, что «Птолемеевские таблицы" были вытеснены «Альфонсовыми", а эти в свою очередь — «Прусскими". Но кто может утверждать правильность последних, если уже сейчас существует много астрономов, предпочитающих Альфонсовы таблицы всем другим, особенно с тех пор, как Тихо Браге нашел так много ошибок в Прусских таблицах! Кто будет столь неразумен и самоуверен, что свяжет церковь со столь необоснованными и вводящими в заблуждение утверждениями астрономов! Несомненно никто. Церковь должна следовать и одном случае одним таблицам, в другом — другим, а в каждом — тем из них, которые лучше согласуются с небесными движениями и действительными теориями».

Таковы были аргументы, незамедлительно выработанные католическими теологами против претензий коперниканской теории на истинность, основывавшиеся на положениях аристотелевской физики и некоторых утверждениях Писания. Методологическая позиция, разработанная еще Фомой Аквинским, состоящая в утверждении приоритета теологии над наукой и, соответственно, физики Аристотеля над астрономией, позволяла католикам хранить спокойствие.

Коперниканство «под прикрытием» этой «фикционалистской» установки на астрономическое знание и предисловия Осиандера распространялось по научным центрам Европы. К 1600 г . можно назвать по крайней мере 10 мыслителей, принявших основные положения гелиоцентрической теории. Это Томас Диггес и Томас Гарриот в Англии, Джордано Бруно и Галилео Галилей в Италии, Диего де Суньига в Испании, Симон Стевин в Нидерландах, Георг Ретик, Михаил Мостлин, Кристофер Ротман и Иоганн Кеплер в Германии.

Особую и выдающуюся роль в истории науки суждено было сыграть двоим из них — И. Кеплеру и Г. Галилею.

Для И. Кеплера (1571—1630), величайшего астронома своей эпохи, борьба за коперниканство как за истинную картину мира и вообще за право астрономии и науки судить о мире согласно своим собственным теориям стала одной из главных целей жизни.

Кеплер вслед за Коперником провозгласил единство физики и астрономии, причем не через соответствие астрономии догматизированной физике Аристотеля, а через систематическое выведение системы гипотез на основании наблюдений и принципов самой астрономии.

Борьба Кеплера со скептицизмом в науке XVI в. была одним из основных факторов, предопределивших в конечном счете принятие коперниканской теории. Прежде всего он выявляет основные аргументы этой позиции, которые сводились к следующим традиционным положениям. Первый аргумент заключался в ссылке на аристотелевское употребление термина «гипотеза» как ложного постулата. Соответственно все астрономические гипотезы объявлялись удобными фикциями. Второй аргумент сводился к тому, что точное предсказание координат небесных тел не гарантирует истинности астрономических гипотез, на основе которых оно было сделано, так как, согласно Аристотелю, истинные выводы могут быть сделаны из ложных посылок. Третий аргумент формулировался по аналогии с другими дисциплинами, например, с математикой, в которой истинные выводы также могут следовать из ложных посылок. Четвертый же апеллировал к истории астрономии, в соответствии с которой предшествующие астрономические системы являлись якобы одинаково «абсурдными».

Рассматривая первый аргумент, Кеплер указывал, что скептическое истолкование термина «гипотеза» является результатом его неаристотелевского развития. Он считал неверной скептическую интерпретацию астрономических гипотез и утверждал, что переходя от геометрии через логику к астрономии, термин сохранил свой первоначальный смысл как определенного и очевидного утверждения.

Что касается второго аргумента, то, утверждает Кеплер, ложность посылок, даже если поначалу она и приводит к верным выводам, в каждом последующем случае обнаруживает себя, так как требует ситуативных модификаций. Кроме того, рассматривая наблюдательную эквивалентность различных систем мира, прежде всего Коперника и Птолемея, он указывает, что в их рамках предсказание осуществляется только на основе относительного движения, общего для обеих систем гипотез. Кеплер утверждает, что две системы гипотез эквивалентны только кинематически. В то же время коперниканская система имеет то преимущество, что она не только предсказывает явления, но и «вскрывает их причины».

Так ответил Кеплер на второй аргумент скептиков, в результате чего им был сформулирован тезис, согласно которому выбор астрономических гипотез должен осуществляться на основе «физических рассуждений» (как называет их Кеплер в «Апологии» ( 1600 г .)). Этот тезис лег в основу кеплеровской позиции относительно статуса астрономии.

Следующий аргумент скептиков Кеплер опровергает, показывая, что метод аппроксимации в математике нельзя рассматривать как пример истинного вывода из ложных посылок, подтверждающий фикционалистскую установку в астрономии.

Что касается последнего аргумента, то Кеплер решительно заявляет, что история астрономии — не собрание абсурдных теорий. Видно, что в ней имеются еще не решенные проблемы, но столь же верно и то, что некоторые проблемы уже решены; например, никто не сомневается, что Солнце является центром вращения пяти планет. Кеплер рассматривает историю астрономии как историю действительных открытий астрономов относительно природы космоса; он утверждает наличие прогресса в ее истории, причем развитие физических критериев этого прогресса является одним из его движущих средств. Кеплер заканчивает свой историографический анализ оценкой коперниканской системы, которую считает вершиной исторического развития астрономии.

В 1609 г . выходит в свет книга Кеплера «Новая астрономия», где он модифицирует гелиоцентрическую теорию Коперника, заменяя круговые орбиты движения светил на эллиптические. Осуществляется кардинальный разрыв с традицией — отказ от аксиомы кругового равномерного движения, что влечет за собою революционные изменения не только в астрономии, физике и теологии, по и в принципах мышления как такового.

Положение еще больше усугубляется, когда Галилей, провозгласив вслед за Коперником и Кеплером свободу научного творчества, независимость науки от теологии, приступает к созданию новой, неаристотелевской физики, основывающейся на гелиоцентрической астрономии Н. Коперника. Так система Коперника осуществляет «прорыв» в область физической теории. Происходит полный и окончательный разрыв с традицией.

Реакция церкви последовала мгновенно, но она уже не имела ни прежней силы, ни значения. Начатое церковью в 1616 г . дело Галилея и внесение книги Н. Коперника в «Индекс» запрещенных книг было отчаянной попыткой вернуть себе былое господство над наукой, которая фактически уже давно, в 1543 г ., вышла из-под ее опеки.

1616 г . следует рассматривать как начало повой эпохи в отношениях между религией и наукой. Творчество Коперника является началом современной науки, но этим не исчерпывается значение коперниканской революции. Система Коперника, дискуссия вокруг нее и борьба за ее утверждение имели громадное мировоззренческое значение, прежде всего в плане утверждения действительной автономии науки, ее освобождения от религиозной идеологии.