Стефаненко Т. Этнопсихология

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть четвертая. ПСИХОЛОГИЯ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Глава 4. Этнические конфликты: причины возникновения и способы урегулирования

4.1. Определение и классификации этнических конфликтов

Межгрупповые отношения состоят из неразрывной связи конфликтов и сотрудничества, но главные проблемы для любого общества вносятся многочисленными конфликтами. Когда мы говорим – «межгрупповые конфликты», на ум приходят революции, религиозная нетерпимость, межэтни­ческие столкновения, соперничество между полами, острые трудовые споры. Русско-американский социолог П.Сорокин подсчитал, что за 24 века в истории человечества на четыре мирных года приходится один год, сопровождающийся на­сильственными конфликтами – войнами, революциями, бунтами. Среди межгрупповых (или социальных в широком смысле слова) конфликтов обычно выделяют:

¦ политические конфликты, когда борьба идет за власть, доминирование, влияние, авторитет;

¦ социально-экономические (или социальные в узком смысле слова) – «между трудом и капиталом», например между профсоюзами и работодателями;

¦ этнические – по поводу прав и интересов этнических общностей (см. Здравомыслов, 1993).

Итак, одними из наиболее значимых являются конфликты между этническими общностями. Однако можно согласиться с В.А.Тишковым, что этнических конфликтов в «чистом» виде фактически не существует (см. Тишков, 1997). В реальности мы встречаемся с взаимопроникающими конфликтами, каждый из которых составляет питательную среду для другого. Не случай­но, даже специалисты-конфликтологи часто не могут прийти к единому мнению, с каким конфликтом имеют дело – с этни­ческим в политическом камуфляже или наоборот. По мнению

Тишкова, к категории этнических можно отнести практически все открытые конфликты на территории бывшего СССР, ведь: «В силу полиэтничного состава населения бывшего СССР и нынеш­них новых государств..., фактически любой внутренний конфликт, социально-экономический или политический по своей природе, обретает этническую окраску, что, как правило, углубляет и ос­ложняет возникающие противоречия, придавая конфликтам до­полнительный эмоциональный фон» (Тишков, 1997, с.304).

Исследователи предлагают самые разные классификации этнических конфликтов. При классификации по целям, кото­рые ставят перед, собой вовлеченные в конфликт стороны в борьбе за ограниченные ресурсы, их можно подразделить на:

¦ социально-экономические, при которых выдвигаются требования гражданского равноправия (от прав гражданства до равноправного экономического положения):

¦ культурно-языковые, при которых выдвигаемые требо­вания затрагивают проблемы сохранения или возрождения функций языка и культуры этнической общности;

¦ политические, если участвующие в них этнические мень­шинства добиваются политических прав (от автономии мест­ных органов власти до полномасштабного конфедерализма);

¦ территориальные – на основе требований изменения границ, присоединения к другому – «родственному» с куль­турно-исторической точки зрения – государству или созда­ния нового независимого государства (см. Ямское, 1997).

Социолога, политологи и этнологи, стремясь выделить конф­ликт из других близких феноменов, часто рассматривают его исключительно как реальную борьбу между группами, как столк­новение несовместимых действий. Так, В.А.Тишков дает определение «...этнического конфликта как любой формы граж­данского, политического или вооруженного противоборства, в котором стороны, или одна из сторон, мобилизуются, действу­ют или страдают по признаку этнических различий» (Тишков, 1997, с.476). При таком понимании конфликта он оказывается стадией крайнего обострения противоречий, проявляющейся в конфликтном поведении, и имеет точную дату начала – как начала противоборства.

Но с точки зрения психолога, учитывающего динамику конфликта, само противоречие между группами, имеющими несовместимые цели в борьбе за ограниченные ресурсы (территорию, власть, престиж), оказывается лишь одной из ста­дий конфликта – той стадией, которую обычно называют объективной конфликтной ситуацией. Собственно говоря, на Земле почти повсюду существуют противоречия между этническими общностями – межэтническая напряженность в широком смысле слова. Без нее, к сожалению, не обходит­ся ни одно полиэтническое общество. Чаще всего напряжен­ность существует между доминантной этнической общностью и этническим меньшинством, но она может быть как откры­той, проявляющейся в форме конфликтных действий, так и скрытой, тлеющей. В последнем случае напряженность выра­жается в социальной конкуренции, достигаемой оценочным сравнением своей и чужой групп в пользу собственной.

А имеющиеся социальные противоречия, хотя и играют решающую роль среди причин конфликтных действий, не связаны с ними напрямую: конфликтные действия возника­ют, если противоборствующие стороны осознали несовмес­тимость своих интересов и имеют соответствующую мотивацию поведения. Иными словами, очень важна стадия осознания и эмоционального вызревания конфликта. Пережи­тые «исторические несправедливости» вызывают у низкоста­тусных групп этнического меньшинства желание восстановить справедливость, но это не обязательно приводит к возник­новению мгновенной реакции. Чаще до начала конфликтно­го взаимодействия проходят многие годы, на протяжении которых этническая общность сплачивается вокруг идеи от­мщения. Прошли многие столетия со времени изгнания евре­ев из земли обетованной, но именно этот факт явился обоснованием их многолетней борьбы за возвращение .

Если объективная конфликтная ситуация осознана, даже случайные события из-за присущей межэтническим отноше­ниям эмоциональности, а порой и иррациональности, могут привести к конфликтному взаимодействию как наиболее ост­рой стадии конфликта. Впрочем, даже при осознании ситуа­ции как конфликтной, социальная конкуренция может и не вылиться в конфликтное взаимодействие, ведь, как прави­ло, низкостатусные группы вступают в борьбу с высоко статусными, если они воспринимают межгрупповые отно­шения не только как незаконные, но и как нестабильные. Именно в ситуации нестабильности, вызванной развалом советской империи, настал самый удобный момент для «мще­ния» за «травмы», нанесенные на протяжении столетий прак­тически всем народам бывшего СССР.

На стадии конфликтного взаимодействия этнические кон­фликты имеют тенденцию к саморазрастанию или эскалации, которая означает, что стороны переходят от «легких» к «тяже­лым» тактикам: от массовых действий ненасильственного ха­рактера (митингов, манифестаций, акций «гражданского неповиновения») к столкновениям, которые рано или поздно приводят к крови (между осетинами и ингушами в Пригород­ном районе Северной Осетии-Алании или между киргизами и узбеками в Ошской области Киргизии), и даже к военным конфликтам – этнополитическим войнам (армяно-азербайд­жанской, грузино-абхазской) (см. Стрелецкий, 1997).

Психологи выделяют и еще одну стадию конфликта – его разрешение или урегулирование, анализу которого мы посвятим отдельный раздел данной главы. А пока отметим, что с точки зрения психолога, конфликт не только не начина­ется с началом конфликтных действий, но и не заканчивается с их окончанием. После завершения прямого противодейст­вия – на этапе «зализывания ран» – конфликт может сохра­няться в форме социальной конкуренции и проявляться в образе врага и предубеждениях. Даже в середине 90-х гг. 24% русских респондентов старше 60 лет, т.е. переживших войну, соглашались с утверждением, что немцы – исконные враги русского народа (см. Здравомыслов, 1996).

Итак, под этническим конфликтом в широком смысле слова мы понимаем любую конкуренцию между группами – от реально­го противоборства за обладание ограниченными ресурсами до конкуренции социальной – во всех тех случаях, когда в восприя­тии хотя бы одной из сторон противостоящая сторона опреде­ляется с точки зрения этнической принадлежности ее членов .

С точки зрения социолога или политолога, такое понима­ние этнического конфликта, видимо, не является точным. Но при включении социальной конкуренции в понятие кон­фликта его объяснение становится более комплексным, так как анализируются когнитивные и мотивационные процес­сы, которые могут предшествовать непосредственным столк­новениям, влиять на их эскалацию и продолжаться после их завершения.

4.2. Этнические конфликты: как они возникают

В психологии межэтнических отношений исследуются три основные проблемы: как конфликты возникают, как проте­кают и как их можно урегулировать. Так как они изучаются разными науками, поисками их причин озабочены и социо­логи, и политологи, и психологи. При социологическом под­ходе к объяснению причин конфликтов анализируется взаимосвязь социальной стратификации общества с этни­ческой принадлежностью населения. При политологическом подходе «одной из самых распространенных является трак­товка роли элит, прежде всего интеллектуальных и полити­ческих, в мобилизации этнических чувств, межэтнической напряженности и эскалации ее до уровня открытого конф­ликта» (Тишков, 1997, с.312-313).

В психологии причины этнических конфликтов обычно рассматриваются в рамках более общих теорий. Следует от­метить, что почти все психологические концепции явно или не явно разделяют социальные причины межгрупповых конф­ликтов и причины социальной конкуренции и враждебнос­ти, проявляющиеся в действиях и/или представлениях. В английском языке есть даже разные слова для двух видов причин: « reason » (то, во имя чего происходит конфликтное действие, цель действия) и « cause ? (то, что приводит к враж­дебным действиям или межгрупповой конкуренции). Боль­шинство психологов, не сомневаясь в наличии reasons у всех или части межгрупповых конфликтов и даже подразумевая, что это – конфликт интересов, несовместимых целей в борь­бе за какие-либо ограниченные ресурсы, оставляют их изу­чение представителям других наук. А сами в качестве causes предлагают те или иные психологические характеристики.

1. Межгрупповые конфликты как продукт универсальных психологических характеристик. Распространенность соци­альных конфликтов привела многих теоретиков к поискам причины враждебности людей по отношению к себе подоб­ным в некоторой форме агрессивной потребности или по­буждения рода человеческого.

Автор одной из первых социально-психологических кон­цепций В.Макдугалл (1871–1938) приписал проявление кол­лективной борьбы «инстинкту драчливости». Подобный подход называют гидравлической моделью, так как агрес­сивность, по мысли Макдугалла, не является реакцией на раздражение, а в организме человека присутствует некий им­пульс, обусловленный его природой . Гидравлическая мо­дель психики лежит и в основе идеи З.Фрейда (1856–1939) о причинах войн в человеческой истории. Фрейд считал, что враждебность между группами неизбежна, так как конфликт интересов между людьми в принципе разрешается только посредством насилия. Человек обладает деструктивным вле­чением, которое первоначально направлено внутрь (влече­ние к смерти), но затем направляется на внешний мир, а следовательно, благотворно для человека. Враждебность между группами благотворна и для группы, так как способствует стабильности, установлению чувства общности у ее чле­нов. Враждебность к какой-либо группе является и спо­собом объединения нескольких других: во время войн создаются более обширные объединения племен или го­сударств, в пределах которых на противоборство налагает­ся запрет, что происходило, например, в период борьбы греческих государств против варваров. Именно благотвор­ность враждебности для человека, группы и даже объеди­нений групп, по мнению Фрейда, приводит к неизбежности насилия (см. Фрейд, 1992).

Творец третьей гидравлической модели – австрийский этолог К.Лоренц (1903–1989). Его главный тезис состоит в том, что агрессивное поведение людей, проявляющееся в войнах, преступлениях и т.п., является следствием биологически заданной агрессивности. Но если у хищников агрессия служит сохранению вида, то для человека характерна внут­ривидовая агрессия, направленная на враждебных соседей и способствующая сохранению группы. Представители тради­ционных культур, как правило, соблюдают заповедь «не убий» внутри группы, даже воинственные североамериканские индейцы-юта налагали табу на убийство соплеменников. Со­хранив это табу в резервациях, но не имея выхода агрессив­ности в насилии над «чужаками», они, по утверждению Лоренца, страдают неврозами чаще, чем представителе дру­гих культур (см. Лоренц, 1994).

Во всех подобных концепциях враждебность рассматрива­ется продуктом «неразумной человеческой натуры». Некото­рые авторы даже рассуждают о физиологической основе коллективной иррациональности, рассматривают человека как ошибку эволюции. Но теории, которые объясняют меж­групповые конфликты универсальными агрессивными по­буждениями, сталкиваются с большими проблемами при объяснении ситуаций, когда конфликтное взаимодействие между группами отсутствует.

Авторы, работавшие во фрейдистской традиции, допол­нительные подтверждения универсальности агрессивных тен­денций искали в анализе особых контекстов, в которых враждебность по отношению к чужим группам проявляется в реальности. Классическая концепция подобного рода – ги­потеза фрустрации-агрессии Н.Миллера и Д.Долларда, со­гласно которой универсальное агрессивное побуждение перерастает в агрессивное поведение, только если человек подвергается фрустрации, понимаемой как любое условие, блокирующее достижение желаемой цели .

Л.Берковиц, воспользовавшись основными положения­ми теории фрустрации-агрессии, расширил понятие объек­та агрессии до целой группы. Он полагал, что объектом агрессии может стать не только отдельная личность, но и те, кто ассоциируется с ней по тем или иным признакам. Так как в качестве таких признаков выступает прежде всего расо­вая и этническая принадлежность, Берковиц использовал свои идеи для объяснения причин расовых волнений в США. В дальнейшем множество исследований подтвердило нали­чие связи между фрустрацией и агрессией. Кроме того, была продемонстрирована возможность генерализации агрессии в том случае, когда человек непосредственно не испытывал фрустрирующего воздействия, а лишь являлся его пассив­ным свидетелем. Так, наличие сцен жестокости в просмот­ренном испытуемыми фильме усиливало их агрессивные реакции, особенно если они сталкивались с потенциальной жертвой, которая по своим этническим признакам могла ас­социироваться с персонажем из только что увиденного фильма.

Но при рассмотрении межгрупповых конфликтов с точ­ки зрения универсальных психологических характеристик остаются серьезные проблемы даже после введения дополни­тельных переменных. Основной недостаток перечисленных подходов состоит в том, что все они сводят межгрупповые конфликты к внутриличностным или межличностным, а если даже вводят групповой контекст, как это сделал Берковиц, то не обращают внимания на роль норм, ценностей и других регуляторов социального поведения.

2. Индивидуальные различия как основа межгрупповых конфликтов. Среди подходов, анализирующих индиви­дуальные различия в отношениях человека с другими груп­пами, наиболее известна концепция «авторитарной личности». Знаменитый исследовательский проект ТАдорна, Э.Френ-кель-Брунсвик, Д.Левинсона и Р.Санфорда, осуществлен­ный в США после второй мировой войны, первоначально был направлен на выявление индивидов, восприимчивых к антисемитской идеологии («потенциальных фашистов»). Т.Адорно (1903–1969) и др., заимствуя идеи З.Фрейда, вы­водят отношение к чужим группам из процесса социализации ребенка в раннем детстве, в частности из амбивалентности эмоциональных отношении в семье. У человека, воспитан­ного в семье, где царят формальные, жестко регламентиро­ванные отношения, часть агрессивности выплескивается на тех, с кем индивид себя не идентифицирует, т.е. на внешние группы. Заменителем ненавидимого отца часто становится еврей, отношение к которому проявляется как в предрассудках , так и в действиях вплоть до геноцида. Результаты иссле­дований показали, что у людей, придерживающихся антисе­митских взглядов, ярко выражены предубеждения и против других этнических общностей: когда испытуемых просили высказать свое отношение к двум несуществующим в реаль­ности народам, именно антисемитам не нравились эти груп­пы-химеры. Для них была характерна общая тенденция неприятия всех чужих групп и завышения оценки собствен­ной группы.

В дальнейшем был описан новый антропологический тип, названный авторитарной личностью, среди черт которой кроме неприятия чужих групп были выделены и другие ха­рактеристики: слепое следование авторитетам, механичес­кое подчинение общепринятым ценностям, стереотипность мышления, агрессивность, цинизм, подверженность суеве­риям, сексуальное ханжество, злобное отношение ко всему человеческому.

Сторонники этого подхода воздерживаются от выводов о преобладании авторитарных личностей у какого-либо на­рода, подчеркивая, что большая часть населения «срединна». Но они считают, что социальные условия могут способствовать тому, что авторитарная личность становит­ся на какое-то время типичной в той или иной стране, как она стала типичной для Германии после поражения в пер­вой мировой войне и позорного для немцев Версальского мирного договора. В социальности и динамичности своего типологического подхода видит Адорно его коренное от­личие от биологической и статичной типологии гитле­ровцев, делившей людей на «овнов» и «козлищ» (см. Адорно, 1993).

Но и в этом случае остается вопрос – система порождает авторитарные черты личности или индивидуальные черты людей вызывают к жизни авторитарную систему. Кроме того, и концепция авторитарной личности не является социаль­но-психологической в собственном смысле слова, ведь в меж­групповые конфликты включены не отдельные индивиды, а целые общности.

3. Теория реального конфликта исходит из предположения, что межгрупповые конфликты есть результат несовместимых групповых интересов, когда только одна из взаимодейству­ющих групп может стать победительницей, причем в ущерб интересов другой. В социальной психологии наиболее извест­ный сторонник этой точки зрения – американский ученый М. Шериф. Он выдвинул предположение, что функциональ­ная взаимозависимость двух групп в форме конкуренции непосредственно- ведет к враждебности, которая Проявляется в негативных стереотипах и социальных установках, а также в росте групповой сплоченности. А все вместе это приводит к враждебным действиям. Это единственный подход к анализу межгрупповых конфликтов, в котором причина-леауол меж­групповой враждебности (реальный конфликт интересов) рассматривается одновременно и ее причиной- cottse .

Главные факторы, повлиявшие на исследования Шерифа 1949–1953 гг., – свежая память об ужасах второй мировой войны и расцвет холодной войны. Цель американского пси­холога состояла в выявлении стратегий для трансформации враждебных межгрупповых отношений – прежде всего отно­шений Между сверхдержавами – в кооперативные и попытке таким образом предотвратить' третью мировую войну.

Для проверки своих гипотез Шериф с сотрудниками про­вел несколько полевых экспериментов в летних лагерях для мальчиков-подростков. Соревнования между двумя сплочен­ными группами мальчиков приводили к социально-психо­логическим эффектам, которые однозначно ассоциируются с межгрупповым конфликтом. Конфликт интересов – борь­ба за призы – очень быстро перерастал в агрессивную враж­дебность. В то же время было обнаружено, что взаимодействие с негативно оцениваемой чужой группой увеличивало груп­повую сплоченность и создавало новые символы групповой идентичности.

Значение исследований М.Шерйфа состоит в том, что именно с них начинает развиваться социально-психологи­ческий подход к изучению межгрупповых отношений, когда источник межгрупповой враждебности ищут не в особеннос­тях индивидов – всех людей, обладающих агрессивностью, или отдельных (авторитарных) представителей рода челове­ческого, а в характеристиках самого межгруппового взаимодействия. Но ограничиваясь при объяснении причин конф­ликта лишь анализом непосредственно наблюдаемого взаи­модействия, Шериф упускает из виду не менее существенные внутренние закономерности социально-психологических процессов. Например, нередки случаи ложного, если рас­сматривать его с позиции Шерифа, этнического конфликта, когда реальный конфликт интересов между группами отсутст­вует. Такие конфликты, называемые конфликтами-погрома­ми или конфликтами-бунтами, имеют неопределенные цели, но самые тяжкие последствия. Так, ученые не смогли четко объяснить, почему летом 1989 г. погромам подверглись именно турки-месхетинцы, а не иные этнические меньшинства, на­селявшие Ферганскую долину. Ответить на подобные вопро­сы помогает введение в круг рассмотрения дополнительных переменных – особых психологических процессов, связан­ных с групповым членством.

4. Теория социальной идентичности. В 60–70-е гг. британ­скими социальными психологами во главе с А.Тэшфелом были получены впечатляющие результаты, продемонстри­ровавшие, что несовместимые групповые цели не являются обязательным условием для возникновения межгрупповой конкуренции и враждебности. Достаточным основанием мо­жет оказаться осознание принадлежности к группе, т.е. со­циальная идентичность и связанные с ней когнитивные и перцептивные процессы. Чтобы прийти к этому выводу, Тэш-фел с сотрудниками провели множество лабораторных экс­периментов, в которых стремились выявить минимальные условия, необходимые для появления дискриминационного поведения по отношению к членам чужой группы. Между группами, участвовавшими в экспериментах, не было конф­ликта интересов или истории межгрупповой враждебности. Испытуемые – английские школьники – не взаимодейство­вали ни в группе, ни на межгрупповом уровне. Да и группы существовали только в восприятии детей, так как их убеди­ли, что они сформированы по результатам предварительного эксперимента. А на самом деле испытуемых «приписали» к группам в случайном порядке.

Иными словами, социальная категоризация была изоли­рована от всех других переменных, которые обычно опреде­ляют сплоченность групп и антагонизм между ними. И все-таки при выборе способа распределения денежного вознагражде­ния анонимным членам своей и чужой групп за участие в эксперименте для испытуемых более важным оказалось уста­новление различий в пользу своей группы, чем выделение для ее членов максимально возможной суммы денег, если при этом «чужим» досталось бы еще больше (см. Агеев, 1983).

Итак, испытуемые были готовы платить ценой матери­альных потерь, чтобы выиграть в плане социальной иден­тичности. Эти данные, по мнению Тэшфела, свидетельйтвуют о том, что сама социальная категоризация достаточна для межгрупповой дискриминации, а враждебность по отноше­нию к чужой группе неизбежна.

В большинстве экспериментов, проведенных в Велико­британии в парадигме «минимальных групповых различий», рассматривались равностатусные группы. Но в реальной жиз­ни это довольно редкий случай межгруппового взаимодейст­вия. Когда все-таки изучались группы большинства и меньшинства, было обнаружено, что члены доминантной группы демонстрируют большую тенденцию к социальной конкуренции. Но только до определенного предела – наибо­лее могущественные группы настолько уверены в своем статусе и обладают столь однозначной позитивной идентичностью, что могут себе позволить не проявлять социальной конку­ренции по отношению к группе меньшинства. Например, высшие слои белого населения США демонстрируют либе­ральные социальные установки к расовым и этническим мень­шинствам, а белое население ниже среднего класса имеет более четкие этнические предубеждения.

Но в данном случае мы снова вернулись к группам, меж­ду которыми существуют реальные конфликты интересов. Британские психологи и не отрицают, что существуют межгрупповые конфликты, обусловленные объективными причинами: группы борются за реальные блага – этничес­кие общности за территорию, мальчики в эксперименте Шерифа – за спортивные трофеи. Но по их мнению, есть и другие ситуации, в которых единственным результатом со­циальной конкуренции может оказаться изменение относи­тельных позиций групп. Цель в данном случае – быть, хотя бы в собственных глазах, лучше, чем другая группа, и таким образом поддержать позитивную социальную идентичность.

Следует только иметь в виду, что в реальной жизни ситуация «чистой» социальной конкуренции встречается крайне ред­ко. С другой стороны, невозможно привести пример реально­го конфликта интересов, на который не оказывали бы влияния психологические процессы, связанные с групповым член­ством. Так, психологические и социальные причины подав­ляющего большинства этнических конфликтов должны рассматриваться как безнадежно взаимозависимые. Мы не вправе считать, что психологические феномены (например, когнитивные процессы) предшествуют социальному контек­сту (реальному конфликту интересов) или наоборот.

4.3. Этнические конфликты: как они протекают

Кроме поисков причин конфликтов психология межгруп­повых отношений пытается ответить еще на один вопрос: как протекает конфликт, как изменяются в его ходе конфликту­ющие стороны. Социального психолога интересуют прежде всего не временные и преходящие изменения в эмоциональ­ной сфере – гнев, страх и т.п., охватывающие индивидов, вовлеченных в конфликт. Больше внимания исследователи уделяют продолжительным, носящим базовый характер из­менениям в когнитивной сфере.

Начать рассмотрение когнитивных процессов, влияющих на протекание этнических конфликтов, следует с социальной категоризации, которая, как уже отмечалось, обеспечивает индивидов системой ориентации в мире, определяет их ме­сто в обществе. В ходе конфликта возрастает значение двух важных последствий социальной категоризации:

1. Члены одной группы воспринимаются как более похо­жие друг на друга, чем они есть на самом деле. Акцент на внутригрупповом сходстве приводит к деиндивидуализации, выражающейся в чувстве собственной анонимности и недиф­ференцированном отношении к отдельным представителям чужой группы. А деиндивидуализация облегчает осуществле­ние агрессивных действий по отношению к «врагам». При исследовании традиционных культур было обнаружено, что чем больше сходных элементов оформления внешности (одеж­да, прически, раскраска лица и тела), способствующих деин­дивидуализации, у членов племени, тем более оно агрессивно.

Форма как элемент, увеличивающий деиндивидуализацию, безусловно, облегчает проявления агрессивности и во враж­дующих армиях.

2. Члены двух групп воспринимаются как более отличаю­щиеся друг от формой, чем они есть на самом деле. Часто куль­турные и даже языковые границы между этническими общностями неопределенны и трудно уловимы. Но в конф­ликтной ситуации субъективно они воспринимаются как яркие и четкие. Показательный пример этой тенденции – подчеркивание и преувеличение различий между народами тутси и хуту в Руанде, что способствует многолетней траге­дии руандийского народа – резне и «чисткам» по этни­ческому признаку, унесшим миллионы жизней как хуту, так и тутси. А задолго до начала конфликтного взаимодействия между Арменией и Азербайджаном по поводу Нагорного Карабаха в средствах массовой коммуникации обеих респуб­лик стал планомерно формироваться образ врага как геогра­фически близкого, но культурно далекого народа.

Итак, в ходе этнических конфликтов межгрупповая диф­ференциация протекает в форме противопоставления своей и чужой групп: большинство противопоставляется меньшинст­ву, христиане – евреям, коренное население – чужакам. Во время конфликта единство в негативных оценках чужой группы не только выполняет полезную для общности функцию, но часто является необходимым условием для победы в конф­ликте. Чем шире оценочное в пользу своей группы сравнение используется в организованных акциях, тем значительнее будет успех. При этом группа должна оставаться лишь с соб­ственной системой взглядов, убеждений и верований, а ин­формации о врагах нет необходимости быть реалистичной . Это сопровождается частичным или полным отсутствием внешней информации. Например, в XX веке беспощадная борьба во всех «горячих» и «холодных» войнах велась с радио – от изъятия радиоприемников до глушения «вражеских голосов». А в бывшей ГДР борьба была «более мягкой» – в продаже просто отсутствовали радиоприемники с диапазо­ном коротких волн.

Еще одним когнитивным феноменом, а точнее – акцен­том в принятии социальной информации (см. Андреева, 1997), влияющим на протекание этнических конфликтов, является иллюзорная корреляция. Последняя означает, что два класса явлений воспринимаются как тесно связанные между собой, хотя на самом деле связь между ними либо вообще отсутству­ет, либо она намного слабее, чем воспринимается.

Феномен иллюзорной корреляции помогает понять меха­низм формирования и причину устойчивости социальных стереотипов. Так, этнические стереотипы могут интерпрети­роваться как иллюзорная корреляция между групповым членством и негативными групповыми свойствами или по­ведением: негры – ленивы, турки – грязны, немцы – ми­литаристы.

Используя понятие иллюзорной корреляции при рассмот­рении подобных утверждений, можно предсказать, что в ходе этнического конфликта существующие негативные стерео­типы о группе меньшинства могут быть усилены особостью двух классов явлений, их отличием от остальных. С одной стороны, эта группа рассматривается как отличающаяся, так как взаимодействие с ее членами статистически относитель­но редкое событие. Кроме того, члены группы меньшинства часто имеют явные отличительные особенности, например цвет кожи. С другой стороны, с негативно оцениваемым по­ведением, например криминальным, человек встречается реже, чем с позитивно оцениваемым, поэтому оно тоже рас­сматривается как отличающееся. В результате совпадение этих двух явлений в принимаемой информации приводит к фор­мированию иллюзорной корреляции и усилению негатив­ных стереотипов типа «все чеченцы' – преступники».

Поиск «козлов отпущения» в ходе этнических конфлик­тов осуществляется с помощью механизма социальной кау­зальной атрибуции. В мировой истории мы встречаемся с бесчисленным количеством примеров агрессивного поведе­ния, прямо направленного на членов чужой группы, кото­рые воспринимаются ответственными за негативные события – эпидемии, голод и другие несчастья. Например, в средне­вековой Англии резня шотландцев объяснялась злодейства­ми последних, якобы отравлявших колодцы. Т.е. именно с помощью атрибуций группы большинства оправдывают со­вершаемые или планируемые действия против чужих групп. Но это уже не просто поиск причин, а поиск ответствен­ных, попытка ответить не на вопрос «Почему произошло то или иное событие?», а на вопрос «Кто виноват?».

«Когда мы сталкиваемся с социально нежелательным или опас­ным положением дел, для нас характерна тенденция «воспри­нимать» несчастья как результат чьих-то действий и найти кого-то ответственного за них. Во многих документально под­твержденных исторических случаях эти «кто-то» известны, т.е. всегда обнаруживаются вредители или враги моральных устоев и политического порядка. «Социальное знание» общества всегда обеспечивало большой выбор «козлов оглушения», преступни­ков, злодеев, темных личностей и т.п.» ( Graumann , 1987, р.247).

Во всех этих случаях мы имеем дело с особой формой каузальной атрибуции – атрибуцией заговора, обеспечиваю­щей простые объяснения для сложных событий. На основе атрибуций заговора строятся отличающиеся большим разно­образием концепции заговора. Они встречаются и в так на­зываемых примитивных, и в цивилизованных обществах, различаются степенью «наукообразности», могут затрагивать все сферы общественной жизни, описывать заговорщицкую деятельность в местном и вселенском масштабе.

Но можно выделить и общие для всех концепций заго­вора черты. Обычно они возникают в ситуации экономи­ческого, социального, политического кризиса или бедствий типа эпидемии. Подчеркивается групповой характер заго­вора – вредителями объявляются группы меньшинств (реального – масоны; правдоподобного – агенты зару­бежных разведок в московских процессах 30-х г.г.; фантасти­ческого – ведьмы). Очень часто в качестве «заговорщиков» выступают группы этнических меньшинств, которые «осу­ществляют тайную деятельность и поддерживаются тем­ными дьявольскими силами».

Приемы для превращения членов тех или иных групп в злонамеренных вредителей просты и незамысловаты, но по­следствия для преследуемых вполне реальны: во все времена «заговорщиков изгоняли из страны, сжигали на кострах, четвертовали и колесовали, умерщвляли в газовых камерах. Но прежде чем лишить жизни, им отказывали в наличии человеческих свойств – относили к категории «нелюдей», т.е. применяли механизм делегитимизации.

Яркий и страшный пример концепции заговора – «ев­рейская объяснительная модель» эпидемии чумы в позднем Средневековье:

«В поисках причин этой ужасной эпидемии современники были готовы возложить ответственность за нее на кого угодно....Поис­ки виновных вывели на группу, не принадлежащую христиан­скому миру – евреев, которых и раньше обвиняли в «дьявольском заговоре» против христианства... Реакция на первую большую вспышку чумы в Европе в 1347/48 гг. полностью соответствовала этой модели Утверждалось, что евреи, являясь слугами дьяво­ла, сговорились с ним истребить христианский мир, наслав на него губительную чуму. Тот факт, что сами евреи в той же мере гибли от чумы... не помог им. Погромы начались в 1348 г., и последующие годы можно назвать абсолютным пиком средневе­ковых преследований евреев... К концу Средневековья евреев в Европе почти не осталось» ( Groh , 1987, р. 16).

Но почему возникает страх перед группами меньшинства, почему на них возлагается ответственность за все беды и несчастья какой-либо группы или всего общества? На этот вопрос попытался ответить французский социальный пси­холог С.Московичи. По его мнению, это происходит пото­му, что любое меньшинство, даже не подозревая об этом, нарушает запреты, обязательные для каждого в том или ином обществе. Своим стилем жизни, взглядами, действи­ями оно бросает вызов тому, что свято для людей, среди которых живет.

Таким образом, в глазах большинства членам группы мень­шинства, несмотря на слабость и незащищенность, «позво­лено делать то, что они хотят». Но чтобы нарушать табу, они должны обладать какими-то таинственными силами, какой-то тайной властью. Этой верой во всемогущество меньшинств, их способность контролировать весь мир, действовать нео­быкновенным образом проникнуты все концепции заговора. Кроме ненависти и презрения к меньшинству, большинство испытывает чувства подчиненности, страха и скрытой зави­сти (см. Moscovici , 1987).

Люди говорят, что они запуганы, потеряли свои права, что их лишили их собственной страны маленькие группы «чужаков». Вот и в России в последние годы – в ситуации социального и экономического кризиса – постоянно разда­ются голоса о геноциде русского народа, заговоре против русских со стороны международного сионизма и кавказской мафии, формируются общества'защиты русских в России.

Даже Эти немногочисленные примеры влияния последст­вий категоризации, межгрупповой дифференциации, атри­буции заговора на межэтнические отношения позволяют сделать вывод, что когнитивные процессы поддерживают напряженность между группами и способствуют эскалации конфликтов.

4.4 Урегулирование этнических конфликтов

Во многих странах мира уже многие десятилетия суще­ствуют службы, нацеленные на разрешение этнических кон­фликтов. Например, в США начиная с 50-х гг. анализ этнических конфликтов организован в рамках Службы об­щинных отношений. В нашей стране конфликтологические аналитические центры и исследовательские группы возник­ли только на рубеже 90-х гг., и предметом практических уси­лий работающих там специалистов стали прежде всего этнические конфликты (см. Гостев, Соснин, Степанов, 1996).

Сферой приложения социальных психологов должна стать работа в междисциплинарных конфликтологических служ­бах с целью выявления эффективности тех или иных стра­тегий при урегулировании конфликтов разной степени интенсивности и масштабности. Обычно выделяется три ос­новные стратегии разрешения этнических конфликтов на макроуровне: 1) применение правовых механизмов; 2) пе­реговоры; 3} информационный путь .

Что касается первой стратегии, то программой-макси-мум – трудно достижимой в реальности – должно стать изменение всего законодательства в полиэтнических госу­дарствах. Но в любом случае, в обществах, где привилегии между группами распределяются неравномерно (между евре­ями и арабами в Израиле, латышами и русскими в Латвии), должны быть предприняты усилия для внесения способству­ющих гармонизации межэтнических отношений изменений в социальную структуру. С психологической точки зрения очень важно разрушить социальные барьеры между группами, что обычно способствует изменению законов, общественных институтов и т.п.

Основная форма участия психологов в конфликтологи­ческой службе – организация посредничества в ведении пе­реговоров с субъектами конфликтов. В нашей стране работа в этом направлении начата лишь в последние годы. Миротвор­ческие миссии с участием психологов проводились в разных регионах бывшего СССР: в Приднестровье, Латвии, на Кав­казе. Во многих из них наряду с отечественными специалистами участвовали зарубежные конфликтологи, имеющие большой опыт работы в «горячих точках». Так, весьма действенной формой института посредничества оказалась рос­сийско-британская миротворческая акция, проведенная в 1991 г. на Северном Кавказе, так как в этом случае удачно совместилась «непредвзятость зарубежных специалистов, высокая степень доверия к ним со стороны непосредствен­ных участников конфликта и основательное знание ситуации отечественными исследователями» (Гостев, Соснин, Степанов, 1996, с. 113).

Когда говорят об информационном пути разрешения конфликтов, имеется в виду взаимный обмен информацией между группами с соблюдением условий, способствующих изменению ситуации. Психологи должны участвовать в выбо­ре способов подачи информации в средствах массовой ком­муникации при освещении острых конфликтов, так как даже нейтральные с точки зрения стороннего наблюдателя сооб­щения могут привести к вспышке эмоций и эскалации на­пряженности.

Во время армяно-азербайджанского конфликта по пово­ду Нагорного Карабаха обе конфликтующие стороны обвиняли московские средства массовой коммуникации в сочувствии противоположной стороне, отключали каналы центрального телевидения бывшего СССР, запрещали распространение российских газет в своей республике (в Азербайджане – за проармянскую позицию, в Армении – за проазербайджан-скую). Положение несколько стабилизировалось, когда стали передавать и публиковать «репортажи с двумя лицами», от­ражающие точку зрения двух конфликтующих сторон.

При учете психологических моментов, во-первых, следует отказаться от подхода, согласно которому межэтнический конфликт лучше не обсуждать в средствах массовой ком­муникации, чтобы не будоражить большинство населения. Во-вторых, необходимо признать ошибочной Популярную среди журналистов точку зрения, согласно которой конф­ликты достойны внимания лишь тогда, когда они разрази­лись и стали материалом сенсационных репортажей. Подход в освещении конфликта должен быть ориентирован на ин­формационное содержание, а не на сенсационность, «...на создание ясной и сбалансированной (по крайней мере мно­гогранной) картины конфликта, его истоков, природы и воз­можных путей разрешения» (Браун, Файерстоун, Мицкевич, 1994, с.43).

Но кроме консультаций журналистов о форме подачи информации, психологи участвуют в проектах по повыше­нию психологической компетентности членов конфликтую­щих групп. Социально-психологическая информация дает представление о процессах, влияющих на межэтнические отношения, о психологическом понимании конфликта. Пре­доставление такой информации основано на предположе­нии, что знакомство людей с тем, как психологические явления влияют на их восприятие и поведение по отноше­нию к «чужакам», содействует гармонизации межэтничес­ких отношений.

Информация о сходстве и различиях между культурами и их представителями также способствует улучшению отноше­ний между ними. В качестве примера успешной программы можно привести проект «Как прекрасно, что мы разные», осуществленный с целью смягчения напряженности между иммигрантами я местными жителями в Нидерландах. Проект включал знакомство двух общин с культурой и особенностя­ми ментальности друг друга: в течение года в газетах и элек­тронных средствах массовой коммуникации было помещено большое количество материалов на эти темы.

Целенаправленный показ в американских кинофиль­мах преуспевающего афроамериканского бизнесмена или ученого вместо ленивого и грязного «ниггера» представляет собой попытку трансформировать стереотип конкретной груп­пы. А сколько положительных черных полицейских, проку­роров и судей мы видели в американских боевиках! Белые сотрудники правоохранительных органов могут быть жестоки или коррумпированы, но среди их черных коллег отрица­тельных персонажей почти не встречается .

Нам осталось выяснить, какие методы урегулирования конфликтов предлагают сторонники разных психологичес­ких теорий. Мы имеем в виду именно урегулирование меж­групповых – и этнических в том числе – конфликтов, при котором происходит трансформация, т.е. перевод противо­борства на иной, общественно безопасный уровень. Полное разрешение этнических конфликтов психологическими мето­дами – утопия. К столь нерадостному заключению приходят практически все исследователи данной проблемы, какой бы теоретической ориентации они не придерживались.

Сторонники рассмотрения межгрупповой враждебности как продукта универсальных психологических характеристик подчеркивают, что нет шансов избежать насильственного разрешения конфликта интересов, так как невозможно лик­видировать агрессивные склонности человека. Но и при столь пессимистических взглядах они ищут методы борьбы с дес­труктивными формами межгрупповых отношений. По мне­нию З.Фрейда, надо пытаться так изменить направление человеческой агрессии, чтобы она не обязательно находила свое выражение в виде войны. В этом может помочь установ­ление эмоциональных связей между людьми через идентификацию, понимаемую Фрейдом как достижение общности чувств (см. Фрейд, 1992).

Несколько способов, помогающих справиться с деструк­тивной агрессией, предлагает КЛоренц. Он вводит понятие «переориентированная агрессия», которая, с его точки зре­ния, способна предотвратить социально вредные проявлений агрессии. Например, может быть использована культурно-ритуализированная форма борьбы – спорт. Но самыми мощ­ными силами, противостоящими агрессии, австрийский исследователь считает:

¦ личное знакомство людей разных наций, так как имен­но анонимность облегчает прорывы агрессивности;

¦ воодушевление людей одним идеалом.

Более оптимистичной выглядит концепция Т.Адорно, так как личность авторитарного типа формируется в процессе семейной социализации, а общество способно повлиять на тип отношений между родителями и детьми. Действительно, исследования психологических причин авторитарных режи­мов, привлекшие внимание самых широких кругов обще­ственности, способствовали тому, что в послевоенные годы в Европе произошли значительные изменения в характере семейных отношений. На смену строгости и эмоциональной сухости пришли отношения более непосредственные и сво­бодные.

М.Шериф, который видел цель своих исследований в выявлении стратегий для трансформации враждебных меж­групповых отношений в кооперативные, предложил простое лекарство для лечения межгрупповых конфликтов – введе­ние надгрупповых целей, имеющих равную привлекательность для обеих групп, но достичь которых они могут, только объе­динив усилия.

В качестве надгрупповых целей для человечества, способ­ных предотвратить глобальную войну, сторонники теории реального конфликта рассматривают решение экологических задач, ликвидацию последствий стихийных бедствий, борь­бу со смертельными болезнями. Но следует иметь в виду, что Шериф даже в своем лабораторном эксперименте не смог добиться полного разрешения конфликта. Задачу психолога он видел не в устранении конфликта интересов, а в том, чтобы помочь людям изменить восприятие ситуации: меньше значения придавать различиям интересов и приоритетными рассматривать надгрупповые цели.

Понятие надгрупповых целей творчески использовали американские психологи, предложившие способ улучшения межэтнических отношений в десегрегированных школах. Они рйботали с малыми группами школьников, состоящими из представителей различных этнических и расовых общностей. Метод, названный «головоломкой», заключался в том, что материал, задаваемый учащимся, делился на всех членов груп­пы. Чтобы выполнить задание, каждый ребенок должен был не только выучить свою часть, но и объединившись с други­ми членами группы, восстановить всю переданную инфор­мацию, т.е. «собрать головоломку». Иными словами, были созданы условия взаимозависимости школьников при выпол­нении общего задания.

Применение описанной процедуры способствует улуч­шению межэтнических отношений в коллективах школьников, так как между представителями разных общностей налажи­вается дружба. Кроме того, повышаются самооценка и дос­тижения представителей групп меньшинств (см. Stephen , Stephan , 1996).

Но в широком масштабе изменить восприятие конф­ликтной ситуации с помощью надгрупповых целей чрезвы­чайно сложно. Во-первых, само обеспечение кооперативного взаимодействия конфликтующих групп сталкивается с серьезными препятствиями: пока обе общины в Северной Ирландии – и католическая, и протестантская – на­стаивают на раздельном обучении, программа создания единых школ просто не может быть реализована. Во-вто­рых, даже если удается добиться кооперативного взаи­модействия двух групп, оно не всегда способствует урегулированию конфликта. По мнению сторонников тео­рии социальной идентичности, во многих случаях сама категоризация на «мы» – «они» делает невозможным смяг­чение межгрупповой враждебности. Надгрупповые цели «срабатывают», если группы кооперируют без ущерба для групповой идентичности. Но явные межгрупповые разли­чия могут оказаться препятствием даже для улучшения представлений о чужой группе, не говоря уже о смягче­нии напряженности.

Поэтому психологи школы Тэшфела основную стратегию урегулирования конфликтов видят в уменьшении, и в конеч­ном счете, устранении различий между своей и чужой груп­пами. А наиболее эффективным социально-психологическим подходом к этому они считают стимулирование трансфор­мации межгрупповых отношений в отношения внутригруп-повые через создание общей или надгрупповой идентичности. Сверхцель подобной декатегоризации – общество, лишен­ное культурных, расовых и других межгрупповых различий, целое общество, пораженное «цветовой слепотой».

Однако зададим себе вопрос, во-первых, о возможности, во-вторых, о желательности достижения такой цели. Ответ будет отрицательным в обоих случаях. Межэтническая и меж­культурная гомогенность невозможна, так как многие кате­гории, в том числе и этнос, можно уничтожить, только уничтожив всех его членов. Она нежелательна из-за возмож­ной утраты культурных различий, обогащающих человечес­кое сообщество.

При урегулировании этнических конфликтов часто помо­гает не надгрупповая идентичность, а введение дополни­тельных идентичностей для членов противоборствующих групп. Французские психологи использовали этот способ после окончания второй мировой войны, создавая франко-германские клубы для школьников и формируя спортивные команды из представителей двух народов. Идентификация с командой оказывалась очень значимой для детей, а влияние этнической идентичности уменьшалось. В этом случае проис­ходит пересечение категорий – член чужой группы при од­ной категоризации оказывается членом своей группы при другой, в результате межгрупповые границы размываются.

Впрочем, и эта психологическая модель урегулирования межгрупповых конфликтов далеко не всегда оказывается дейст­венной. Успех может быть достигнут, как правило, только на тех этапах конфликта, когда он существует в восприятии сто­рон – до начала конфликтных действий и после их заверше­ния. Ни один из психологических способов урегулирования конфликтов не является идеальным, так как ни один психо­логический механизм не способен разрешить социальные проблемы. Но даже не изменяя социальную ситуацию, пси­хологические подходы способствуют переориентации человеческой агрессии, установлению более естественных отно­шений между родителями и детьми, объединению людей вокруг общих целей, уменьшению влияния на человеческие взаимоотношения грубых механизмов межгруппового воспри­ятия и перемещению центра тяжести на отношения межлич­ностные. И для достижения этих благородных целей необходимо использовать возможности всех рассмотренных моделей, вне зависимости от того, какая теоретическая кон­цепция за каждой из них стоит.

Литература для чтения

Агеев B . C . Межгрупповое взаимодействие: социально-психоло­гические проблемы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. С.6–38.

Гостев А.А., Соснин В.А., Степанов Е.И. На путях становления отечественной конфликтологии // Психологический журнал. 1996. Т. 17. №2. С. 110-128.

Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл, 1998. С. 10-24.

А в наши дни в Татарстане отмечают дни памяти жертв захвата Казани войсками Ивана Грозного в 1552 году.

Некоторые авторы называют этнический конфликт в широком смысле слова межэтнической напряженностью, рассматривая ее как более общее родовое понятие по отношению к этническому конфликту в узком смысле слова, т.е. конфликтным действиям (см. Солдатова, 1998).

Макдугалл сравнивал инстинкты человека с газовым бал­лоном, из которого постоянно высвобождается отравляющее вещество.

Если вспомнить метафору с газовым баллоном, то это все тот же баллон, но отравляющее вещество начинает из него высвобождаться только тогда, когда по нему ударяют мо­лотком.

Предрассудки рассматриваются как экран перед рассуд­ком, который мешает человеку объективно воспринимать мир.

В 1982 г., во время войны Великобритании с Аргентиной за Фолклендские острова британская телерадиокорпорация Би-Би-Си подверглась острой критике со стороны М.Тэтчер и лишилась финансовой поддержки за интервью с аргентин­скими матерями, оплакивавшими своих убитых в бою сыновей (см. Браун, Файерстоун, Мицкевич, 1994).

К сожалению, на этапе обострения крупномасштабных, глубоко укоренившихся конфликтов не приносит результата ни одна из этих стратегий. «В отношении этих конфликтов применяются методы социально-политического или воен­ного сдерживания, меры судебно-карательного характера» (Тишков, 1997, с.354).

Правда, остается не до конца исследованным, насколько подобные образы влияют на содержание стереотипов, сложившихся в сознании американцев, да и само по себе изменение стереотипов не может привести к уничтожению расовой дискриминации.

Комментарии (1)
Обратно в раздел психология