Ольшанский Д. Психология масс

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1.4. Механизмы массовой психологии

Заражение как механизм психологии массы.
Внушение как механизм психологии массы.
Подражание как механизм психологии массы.

Еще Г. Зиммель задавался крайне любопытными вопросами. «Когда толпа людей разрушает дом, выносит приговор, издает крик, здесь суммируются действия отдельных субъектов в одно происшествие, которое мы обозначаем как одно, как осуществление одного понятия. Тут-то и возникает великое смешение: внешне единый результат многих субъективных душевных процессов толкуется как результат единого душевного процесса в коллективной душе. Единство результирующего явления переносится на предполагаемое единство его психической причины» (Simmel, 1908). Почему это происходит? Как возникает «единство результирующего действия»? Как суммируются действия отдельных субъектов? И что это такое: «осуществление одного понятия»?
Практически, во всех этих вопросах речь идет об одном и том же: о механизме формирования целостной массы из множества отдельных субъектов. Для психологии масс этот момент, безусловно, является одним из важнейших.
Рассматривая проблему психологических механизмов возникновения массы, в литературе обычно принято говорить о четырех таких механизмах. Это заражение, подражание, внушение и, в отдельных случаях, убеждение. Сразу подчеркнем, однако, что в различиях между этими понятиями и в сути обозначаемых ими явлений нам еще придется серьезно разобраться. Еще 3. Фрейд заметил: «Авторы (работ) по социологии и массовой психологии предлагают нам обычно в качестве объяснения одно и то же, хотя иногда под сменяющими друг друга названиями». Связано это прежде всего с особой сложностью массы как объекта научного изучения, и с быстротечностью, сложностью для фиксации протекающих в ней психологических процессов.
Сам Фрейд считал, что за всеми этими разными названиями стоит «магическое слово «внушение». Г. Тард называл главным механизмом «подражание». Однако «мы больше соглашаемся с автором, который поясняет, что подражание включено в понятие внушения и представляет собой лишь его следствие» (Brugeilles, 1913). Г. Лебон говорил о заражении и взаимном внушении отдельных лиц. У. Макдауголл предлагал принцип «первичной индукции аффекта», считая его удачной заменой и заражению, и подражанию, и внушению. Однако, будучи верным в качестве принципа, понятие первичной (а возможно, и вторичной, и т. д.) «индукции аффекта» все равно не объясняет тот механизм, по которому эта «индукция» происходит. Полемизируя с     
71
У. Макдауголлом, 3. Фрейд показывал, что таким феноменом в работах Макдауголла все равно является внушение, однако и этот автор, и другие исследователи затруднялись с объяснением данного феномена. В результате протест Фрейда против такой невнятицы понятий у других исследователей «принял затем форму возмущения против того, что внушение, которое все объясняет, само должно быть от объяснений отстранено» (Фрейд, 1969). Сам Фрейд, в итоге, изрядно попользовавшись в своих целях богатой феноменологией названных авторов, обратился к своему любимому понятию «либидо», через которое и объяснял практически все — и феномен внушения, и всю психологию масс («сущностью массы являются ее либидозные связи»).
Таким образом, в итоге в психологии масс как бы исторически сложились две основные линии объяснения механизмов того, как масса становится массой. Первая линия, идущая от Сигеле, отчасти повторенная Г. Лебоном и развитая в более поздних исследованиях, опиралась на понятие «заражение». Вторая линия, идущая в основном от работ У. Макдауголла, а уже затем продолженная 3. Фрейдом, на первое место ставила понятие «внушение».

Заражение как механизм психологии массы

Исторически первичным и главным психологическим механизмом, действующим в массе, всегда считалось заражение. Однако и вокруг этого явления постоянно развертывалась борьба теоретических взглядов. Суть этой борьбы заключается в двух моментах. С одной стороны, при внешнем наблюдении именно заражение выглядит наиболее очевидной особенностью поведения людей в массе. С другой стороны, заражение всегда казалось наиболее легко объяснимым феноменом. Самым простым было образное объяснение, по аналогии с заражением какими-то болезнями, например гриппом. Действительно, жизнь показывает: стоит одному человеку начать чихать и кашлять, как вскоре вокруг возникает масса таких же, чихающих и кашляющих индивидов. Есть и другая, психологическая аналогия. Стоит кому-то начать смеяться, как смех обычно подхватывается. Аналогично объяснялось распространение эмоциональных состояний в массе. Но за кажущейся легкостью объяснений скрывались многочисленные подводные камни. При углубленном рассмотрении далеко не все исследователи соглашались с подобным подходом.
Еще Г. Лебон писал: «Заражаемость есть легко констатируемый, но необъяснимый феномен, который следует причислить к феноменам гипнотического рода... В толпе заразительно каждое действие, каждое чувство, и притом в такой сильной степени, что индивид очень легко жертвует своим личным интересом в пользу интересов общего. Это — вполне противоположное его натуре свойство, на которое человек способен лишь в качестве составной части массы» (Цит. по: Фрейд, 1969). Однако Лебон не углублялся в дальнейший анализ таких «феноменов гипнотического рода», считая вполне достаточным указание на заражение как на наиболее важный психологический механизм существования массы.
Несмотря на все приведенные выше упреки 3. Фрейда, У. Макдауголл уделял феномену заражения вполне достаточное внимание. Согласно представлениям Макдауголла, заражение действует достаточно просто и вполне эффективно: «Факт тот, что

72         
наблюдаемые признаки состояния аффекта способны автоматически вызвать у наблюдателя тот же аффект. Это автоматическое принуждение тем сильнее, чем больше количество лиц, у которых одновременно наблюдается проявление того же аффекта. Тогда замолкает критическая способность личности, и человек отдается аффекту. Но при этом он повышает возбуждение тех, кто на него повлиял, и таким образом аффективный заряд отдельных лиц повышается взаимной индукцией. При этом возникает несомненно нечто вроде вынужденности подражать другим, оставаться в созвучии с «множеством». У более грубых и элементарных чувств наибольшие перспективы распространяться в массе именно таким образом» (McDougall, 1920).
В современной социальной психологии под заражением понимается процесс передачи эмоционального состояния от одного индивида к другому, протекающий на психофизиологическом уровне контакта помимо собственно смыслового воздействия или дополнительно к нему. Заражение может обладать различной степенью произвольности. При наличии обратной связи заражение способно нарастать в силу взаимной индукции, приобретая вид особой циркулярной реакции. «Такая реакция сопутствует эффективным массовым акциям, публичному восприятию ораторских выступлений, произведений искусства и т. д. и служит дополнительным сплачивающим фактором, пока не превысит некоторой оптимальной интенсивности. Однако вышедшее из-под контроля обоюдное заражение приводит к распаду формальных и неформальных нормативно-ролевых структур и вырождению организованно взаимодействующей группы в ту или иную разновидность толпы» («Психология. Словарь», 1990), т. е. массы.
Обратим внимание на определенную нелюбовь авторов данного определения к феномену заражения, однако по сути они абсолютно правы. Заражение противостоит нормативно-ролевым структурам и разрушает их своей эмоциональной интенсивностью, выступая в качестве механизма формирования и функционирования массы.
Однако Б. Ф. Поршнев справедливо считал заражение хотя и важным, быть может, внешне даже главным, но далеко не первичным феноменом в данном процессе. Для его характеристики он использовал различные понятия. Хотя все они, в той или иной степени, были связаны с заражением, но расшифровывались через иные феномены — прежде всего через подражание или «имитативность». Важным среди использовавшихся Поршневым понятий, например, было понятие «контагиозности» (заразительности), обладающей даже собственной биологической базой и чуть ли не собственным материальным субстратом в физиологии нервной деятельности: «психическая контагиозность, заразительность, опирается на выработавшуюся еще у животных предков человека несколько загадочную, ибо физиологи еще не раскрыли ее механизм, автоматическую имитацию, или подражательность» (Поршнев, 1966.). Поршневым использовались также понятия «имитативное поведение», «коллективная индукция» и др. В целом же Поршнев суммировал свою позицию следующим образом: «В явлении психического заражения в коллективе, в той или иной общности, следует, в сущности, различать два разных явления. Их можно определить как внушение и подражание» (Поршнев, 1966). То есть базовая формула такого подхода выглядит следующим образом:
заражение = внушение + подражание.

73
Это означает, что наблюдаемое со стороны заражение складывается из внешнего воздействия (внушение) заражающего и внутренней реакции (подражание) заражающегося.

Подражание как следствие заражения

Если говорить о принципиальных различиях между подражанием и заражением, то они вполне очевидны на уровне здравого смысла. Если один субъект (индивид, масса) заражает, то другой субъект (индивид) заражается и в результате начинает подражать тому, кто его заражал. Таким образом, заражение и подражание соотносятся как активная причина и пассивное следствие.
Подчеркнем исключительно пассивную, в данной трактовке, сущность феномена подражания. По своей сути подражание в целом всегда является подражанием действию, поступку, мимике и пантомимике, одежде, и лишь в качестве частного подражательного акта выступает речеподражание — будь то подражание совсем непроизвольное (типа эхолалии) или же осуществляемое под контролем сознания. Из всего сказанного выше Б. Ф. Поршнев и делал свой основной вывод о том, что массовое подражание восходит к физиологическому явлению, общему для всех стадных и особенно высших животных, хотя иногда, конечно, оно может принимать и специфически человеческую форму (социальное подражание).
Как уже говорилось, в основе подражания лежит обычный имитационный акт. Животное видит только реакцию другого подобного себе существа, но не испытывает действия внешних раздражителей, породивших эту реакцию. И все же оно повторяет эту двигательную реакцию, подражая ей. Рационально объяснить, как внешнее наблюдение над другим животным превращается в действенный стимул для того, чтобы совершить то же самое движение конечностью, головой, корпусом, достаточно затруднительно. Слово «заражение», используемое по отношению к людям, ничего не объясняет в отношении животных. Можно, конечно, рассуждать об определенном «досознательном» отождествлении себя с другим существом, находящимся рядом. Можно допустить, что в сходных обстоятельствах при сходных воздействиях действует механизм эмпатии, неосознанного сопереживания, который и порождает подражательные реакции. Однако и это — достаточно сложные объяснения, также применимые только на уровне человека с его сложно организованной психикой. Зоологи и зоопсихологи обычно ограничивались констатацией простого наличия «инстинкта подражания» или «стадного инстинкта» — прежде всего потому, что все подобные явления были обнаружены у стадных животных.
Понятно, однако, что простой перенос закономерностей поведения, обнаруженных у животных, на поведение человека был бы абсолютно некорректен. Такая очевидная редукция высшего к низшему в данном случае мало чего объясняет — разве что в отдельных экстремальных ситуациях. Например, в боевой ситуации иногда действительно можно наблюдать рефлекторное подражание солдат друг другу. Если кто-то, бегущий впереди, вдруг упал, то очень часто падают все, бегущие за ним следом, — действует неосознанное предвосхищение, антиципация опасности от пули противника (даже если еще нет или не слышно выстрела). В спортивном состязании у бегуна, совершившего фальстарт, всегда находится несколько соратников, рефлекторно сры-

74         
вающихся с места вслед за нарушителем правил, — но и тут действует нечто иное, а именно антиципация ожидаемого выстрела стартера. Можно допустить, что в экстремальных ситуации, при возникновении некоторых видов массы, у подражающих действуют те же самые механизмы. Тогда, действительно, можно говорить о неосознанном, рефлекторном, подчас чисто «мышечном» предвосхищении. Однако еще раз подчеркнем, что это справедливо только для определенного, причем достаточно узкого круга экстремальных явлений, в которых уровень сознания как рефлексии над своим поведением значительно снижен (у хорошего спортсмена или опытного бойца все «доведено до автоматизма»), а доминирует готовность к чисто мышечным реакциям. Такие виды человеческих масс существуют, и дальше, при исследовании разных видов толпы, мы еще столкнемся с ними. Однако это не объясняет все многообразные виды подражания, встречающегося в реальной жизни.
Совершенно верно писал Б. Ф. Поршнев о достаточно очевидных, впрочем, вещах: «В общем круг явлений подражания в жизни людей невероятно широк. Мы обычно просто не фиксируем на этом внимания. Во всяком обыденном общении и под его воздействием в личной и домашней жизни проявляется подражание. Устройство быта в огромной степени подражательно: еда, одежда, жилище, утварь воспроизводят пример. Манеры, повадки люди, не замечая, перенимают друг у друга, кстати, особенно интенсивно — дети, наиболее ослабление — старики. Обучение и воспитание тоже в какой-то мере опираются на подражание: повторение за учителем, подражание другим ученикам, подражание положительным примерам» (Поршнев, 1966).
Обыденное, повседневное подражание связано с таким свойством, как экономичность сознания. Как правило, наше сознание «дремлет» или даже вообще отключается, контроль с его стороны снижается при выполнении бытовых, обыденных операций. Зачем думать, если можно сделать так, как это годами, десятилетиями, всегда делают другие? Решение творческих задач и постоянная нацеленность на превращение любой задачи в творческую — удел немногих людей. В массе, где уровень сознания снижается автоматически, в силу того что присутствие большого количества людей как бы автоматически избавляет от ответственности и, следовательно, от необходимости думать самому, действует та же «экономичная» психология.
Подражание детей, подражание в процессе обучения основано на похожих вещах. Уровень сознания у детей, естественно, ниже, чем у взрослых людей. Когда ребенок не может чего-то сделать сам, ему значительно проще подражать взрослому. Более того, ребенок сам ждет и требует от взрослого образцов для подражания. Единственная проблема здесь — уровень контакта, доверия, эмпатии в их взаимоотношениях. Поэтому дети подражают не просто любому взрослому, а «значимому другому». Взрослые также подражают далеко не всякой, а прежде всего по каким-то причинам значимой для них, или референтной, группе.
Таким образом, в основе феномена подражания лежат несколько факторов, определяющих наличие ряда его разновидностей. Во-первых, простая имитация наблюдается в экстремальных ситуациях, когда сознание «отключается» либо по причине дефицита времени для осмысления ситуации и для принятия собственного решения, либо же по причине действия автоматизированных физических реакций — «мышечной антиципации». Во-вторых, обыденное подражание часто наблюдается как результат действия повышенной «экономичности» сознания в бытовых, повседневных ситуациях. В-третьих, особое, как бы «уважительное» подражание достаточно очевид-

75
но в ситуациях повышенной значимости того, кому подражают. В-четвертых, принижающее себя подражание является следствием ощущения недостаточности собственного опыта или неуверенности в своих силах в тех или иных ситуациях, в ситуации заниженной самооценки. Наконец, в-пятых, достаточно расчетливое (хотя и необязательно осознанное) подражание вполне может быть связано с совпадением потребностей, интересов и целей подражающего с аналогичными характеристиками тех, кому он подражает. Выше мы говорили о том, что в определенных ситуациях у человека появляется особая потребность пребывания в массе ради регуляции своих эмоциональных состояний. В таких случаях именно разделение эмоций, сопереживание сходных эмоциональных состояний может восприниматься как подражание.
Подчеркнем, что во всех этих ситуациях названные виды подражания основаны на ослаблении сознательного контроля над своим поведением. Причины здесь связаны не столько с теми, кому подражают, сколько с сознанием тех, кто готов, хочет и, в результате, реально подражает другим. Хотя, разумеется, во всех этих ситуациях присутствует тот (или те), кто заражает подражающего своими действиями или состояниями (подчас без собственного к этому желания). Следует только помнить, однако, что сила заражающего воздействия должна оказаться соответствующей готовности субъекта заразиться или подражать. Более того, стремление подражать часто может само заставлять человека находить себе объект для подражания — иногда, впрочем, совсем не стремящийся быть таким «объектом» и тем более кого-то чем-то «заражать».
В массе происходит совпадение: там всегда есть заражающие, и туда, как правило, как раз и тянутся готовые подражать. Не будет такого совпадения — не будет и психологической массы.

Внушение как следствие заражения

В отличие от как бы само собой происходящего заражения жестами, движениями и другими невербальными формами поведения, «внушение осуществляется почти только через посредство речи, т. е. его механизмом является слово». Внушение, таким образом, специфично только для человека. Соответственно, на основе этого Б. Ф. Поршнев и рассматривал феномен внушения как «словесное заражение» — естественно, основанное на более сложных психологических механизмах.
«Суть внушения состоит в том, что если налицо полное и безоговорочное доверие... то человеческие слова у слушающего вызывают с полной необходимостью те самые представления, образы и ощущения, какие имеет в виду говорящий; а полная ясность и безоговорочность этих вызванных представлений с той же необходимостью требует действий, как будто эти представления были получены прямым наблюдением и познанием, а не посредством другого лица» (Поршнев, 1966). Из сказанного очевидно, что для успешного внушения нужен высокий уровень контакта между внушающим и внушаемым. Всякий говорящий внушает, но далеко не всякое словесное внушение воспринимается как таковое — в подавляющем большинстве случаев присутствует встречная психическая активность, т. е. критическое отношение к самому говорящему или к его словам, сопоставление их с чем-то еще. Как правило, это сопоставление с собственным опытом или, что еще важнее, с актуальным собственным состоянием, со своей готовностью или неготовностью поддаться внушению. Эффектив-

76          
ность внушения значительно усиливается в массе, когда человек не предоставлен самому себе, своему опыту или способности к размышлению. «Перенесемся в сильно упрощающий и обнажающий эту картину кабинет психиатра: отлично известно, что гипноз и внушение легче и эффективнее удаются по отношению к целой группе пациентов (или испытуемых), чем с глазу на глаз между гипнотизирующим и гипноти-ком, внушающим и внушаемым... Считается, что взаимовнушение слушателей (или зрителей) увеличивает силу и эффект внушения. Мало того, что по мере роста числа членов коллектива эффект внушения тоже растет, оказывается, он растет быстрее, чем число членов коллектива, подвергаемых внушению» (Поршнев, 1966).
В отличие, однако, от 3. Фрейда и даже от Б. Ф. Поршнева, которые достаточно ограниченно рассматривали прежде всего гипнотическое, т. е. во многом насильственное, принуждающее сознание человека к чему-либо внушение, наука пошла по пути расширенного понимания этого феномена. Еще В. М. Бехтерев отделял медицинское внушение (в гипнотическом состоянии или в естественном сне) от внушения в бодрствующем состоянии, отмечая особую роль последнего в общественной жизни1. Вслед за ним сам Б. Ф. Поршнев, несмотря на использовавшиеся им примеры, вообще утверждал, что внушение в широком смысле может быть универсальным для понимания человеческих отношений, что оно тождественно пониманию смысла слов и речи, что понятое слово или внушенное представление — это практически одно и то же. Представляется, однако, что при таком, расширительном толковании понятия оно явно теряет свою объяснительную силу.
В современной психологии под внушением понимаются «различные способы вербального и невербального эмоционально окрашенного воздействия на человека с целью создания у него определенного состояния или побуждения к определенным действиям. Путем внушения могут быть вызваны ощущения, представления, эмоциональные состояния, волевые побуждения... В основе процесса внушения лежит ослабление действия сознательного контроля, осуществляемого в отношении воспринимаемой информации... Эффект внушения может возникать как следствие эмоционального заражения (например, массовые внушения в ходе паники) или в процессе целенаправленного воздействия средствами рекламы, пропаганды и т. п.» («Психологический словарь», 1983).
Роль внушения в рассматриваемом нами контексте достаточно конкретна. Тем более что тот же самый Б. Ф. Поршнев писал: «Некритическая внушаемость может быть подмечена у всех без исключения людей, но в очень разной степени: у детей много более, чем у взрослых; у людей утомленных и истощенных сильнее, чем при хорошем самочувствии; при сниженном тонусе коры мозга, при страхе, растерянности, неуверенности сильнее, чем в спокойном, бодром состоянии». Из сказанного явно следует, что внушение далеко не так уж универсально. Напротив, получается, что внушение -это достаточно частный случай заражения, осуществляемого посредством вербального воздействия. Значит, здесь применима вся та же самая логика, которую мы использовали при рассмотрении соотношения заражения и подражания. Внушение, как разновидность заражения, вызывает подражание — только не самим действиям, а вербальным образам этих действий, словам.
1 Бехтерев К. М. Роль внушения в общественной жизни. СПб, 1898.

     77
Успешность внушения связана с внушаемостью, как и успешность заражения связана с готовностью к подражанию. Более того, совпадают практически все факторы, как лежащие в основе внушения, так и определяющие эффективность некритического внушения. Тем более, естественным образом совпадает и общий вывод: «главный фактор — это авторитет внушающего в глазах внушаемого. Он складывается из двух сторон: уверенности внушающего в успехе своего воздействия и готовности внушаемого поддаться воздействию, т. е. его доверию и отсутствию каких-либо настораживающих "но"» (Поршнев, 1966). Выделим, на наш взгляд, самое главное — готовность внушаемого поддаться воздействию; «в конечном счете внушать людям можно только то, что в общем соответствует направлению их потребностей и интересов, их убеждений и воли...» (Поршнев, 1966).

Внушение как механизм психологии массы

Таким образом, предпринятый нами специальный анализ механизмов психологии масс через феномен заражения показал свою явную ограниченность. Заражение является прежде всего ярким, почти художественным образом. Реально, в психологическом понимании, за ним стоят либо подражание, либо внушение, либо и то и другое вместе. Соответственно, становится очевидным, что в научном отношении понятие «заражение» не обладает достаточной объяснительной силой и может быть оставлено только в качестве вспомогательного, иллюстративного, образного. Хотя внешне феномен заражения, безусловно, можно наблюдать в реальности, в анализе опираться на него представляется явно непродуктивным.
Рассмотрев одну из двух основных известных в литературе линий анализа (заражение как основной механизм психологии масс), обратимся ко второй аналитической линии, в которой в качестве основного механизма психологии масс рассматривалось внушение. При этом базовая формула данного подхода будет выглядеть уже по-другому:
внушение = заражение + подражание.

Заражение как следствие внушения

Согласно одному из достаточно противоречивых замечаний Г. Лебона, заражаемость как свойство индивида в массе является лишь следствием его внушаемости. Эта идея Лебона позднее очень импонировала 3. Фрейду, который был убежден, что в массе индивид «не сознает своих действий. Как у человека под гипнозом, так и у него известные способности могут быть изъяты, а другие доведены до степени величайшей интенсивности. Под влиянием внушения он в непреодолимом порыве приступит к выполнению определенных действий. И это неистовство у него еще непреодолимее, чем у загипнотизированного, ибо равное для всех индивидов внушение возрастает в силу взаимодействия» (Поршнев, 1966). Судя по всему, Фрейд совершенно искренне считал, что Лебон «действительно признает состояние индивида в массе состоянием гипнотическим, а не только его с таковым сравнивает».

78         
По Фрейду, заражаемость и повышенная внушаемость очевидно неоднородны. Так как заражение в его концепции тоже должно быть проявлением внушаемости, Фрейд предлагал относить заражение к влиянию друг на друга отдельных членов массы, а явления внушения в массе, равные феноменам гипнотического влияния, связывал с «другим источником». Фрейд считал отсутствие указаний на этот «другой источник» наиболее «явным пробелом» в работах Лебона: в исследованиях последнего не упоминается главная, по мнению Фрейда, фигура — лицо, которое заменяет массе гипнотизера. По мнению же самого Фрейда, это и есть вождь, лидер, исполняющий роли «идеального отца» и фокусирующий на себе либидозные склонности членов массы. Между прочим, эта мысль была близка и Б. Ф. Поршневу, хотя он трактовал ее весьма своеобразно: «Эффект внушения также в огромной степени зависит от авторитетности внушающего в данной среде, следовательно, от олицетворения в нем организованности, сплоченности коллектива» (Поршнев, 1966). Для Поршнева сплачивавшиеся в массу индивиды действительно были растерянны, и мечтали обрести в массе новые силы, поэтому вождь-гипнотизер и связывался ими с соответствующими качествами, организованностью и сплоченностью массы.
Можно спорить относительно отмеченной 3. Фрейдом «пустоты» на месте лидера массы и отсутствия позиции гипнотизера в концепции Г. Лебона — в конце концов, лебоновские описания «апостолов-проповедников», вожаков массы, вполне адекватны роли гипнотизера, а исполняемые ими функции во многом просто тождественны гипнотизирующим. Другое дело, что не совсем понятны основания, по которым масса выбирает себе вожаков — у Лебона это происходит на основе туманно описанного «престижа» таких людей. Он нигде не объясняет, что же представляет собой этот «престиж». Однако вопрос даже не в этих частностях.
Принципиально дело заключается в том, что 3. Фрейд и Г. Лебон рассматривали разные виды массы. Фрейд, вроде бы отталкиваясь от Лебона (разумеется, где это было ему удобно), строил свои заключения на рассмотрении «искусственных», т. е. организованных, масс: «войске» и церкви. Лебон же рассматривал прежде всего массы аморфные, складывающиеся и развивающиеся самостоятельно, т. е. стихийные, неорганизованные. Вот почему, при внешней схожести исходных положений, их выводы столь различны и плохо сопоставимы друг с другом.
Безусловно, следует согласиться с тем, что для искусственной массы не просто важна, а первична функция руководства такой массой. Отсюда — ведущая роль «гипнотизера», вождя, лидера, руководителя, а также ведущая роль феномена внушения и принижение понятий «заражение» и «подражание» до уровня всего лишь условий успешного внушения.
Напротив, для стихийной, неорганизованной массы все обстоит наоборот. Напомним, что, по мнению Г. Тарда, такая масса сама «выталкивает своих вождей». Г. Лебон же фактически пытался обнаружить не механизмы овладения массы «вожаками», а описывал явления собственного, добровольного подчинения массы собственным состояниям. Ш. Сигеле, Г. Тард и Г. Лебон рассматривали массу саму по себе, а образующих ее индивидов — как главную и самодостаточную силу, как отдельных людей, самостоятельно и стихийно складывающихся в массы. В отличие от них, 3. Фрейд рассматривал массу как вторичное, производное явление, как своего рода особую функцию по отношению к «гипнотизеру», владеющему особыми механизмами «складыва-

     79
ния» индивидов в массу. Вспомним еще раз, что по Фрейду и заражение, и подражание есть следствие внушения. Более того, часто как синоним «заражения», вытесняя это понятие, он весьма активно использует слово «заражаемость», сразу подчеркивая, что речь идет о пассивном залоге, о качестве индивидов, а не о возможности или способности «гипнотизера». Этим и объясняются вскрытые нами различия в позициях ' данных авторов.
Совершенно особое место в данном контексте занимают взгляды Б. Ф. Поршне-ва. Далее мы увидим, что он рассматривал массу как естественное, причем первичное, совершенно первобытное состояние человека, а психологию масс — как естественную основу появляющегося значительно позже индивидуального сознания. Понятно, что при таком ракурсе рассмотрения совершенно нет места для конкретного «гипнотизера» — в качестве такового выступает сама ситуация, вынуждающая людей подражать друг другу, и лишь позднее ее заменяет слово, связанные с ним суггестивные механизмы и люди, которые овладевают внушающей функцией слова.

Подражание как следствие внушения

При достаточно внимательном рассмотрении именно в этом моменте, с разницей почти в 50 лет, совершенно неожиданно оказываются очень близкими взгляды австрийского психоаналитика 3. Фрейда и отечественного психолога Б. Ф. Поршнева. Разница между ними практически минимальна. Она сводится разве что только к тому, что для Поршнева роль гипнотической фигуры исполняло нечто (именно «нечто», и только во вторую очередь «некто» как персонифицированный носитель того самого «нечто»), названное им «авторитетом» и связываемое с авторитарностью как способом управления людьми. «Авторитет» у Поршнева сплачивает массу, обеспечивает ее монолитное единство за счет использования определенных психологических механизмов. Фрейд же все время подчеркивал роль совершенно конкретных «гипнотизеров».
Безусловно, поршневский «авторитет» обладает весьма значительными возможностями для эффективного внушения. Вспомним о том, что для Поршнева внушение в принципе являлось вообще достаточно тотальным, универсальным механизмом взаимодействия людей. Частный случай внушения — убеждение: внушение в той или иной пропорции соединено с убеждением, разъяснением. Задачи «авторитета» сложны — внушать-то ведь приходится разное. Соответственно, чем глубже расхождение между внушаемым представлением и действием, с одной стороны, и позицией, взглядами, состояниями внушаемых лиц, с другой стороны, тем сильнее должно быть их сопротивление и мощнее защитные реакции. Следовательно, тем неопровержимее должны быть доказательства «авторитета», тем выше должен быть сам «авторитет» внушающего и вера в него.
Убеждение, по мнению Поршнева, является словесно-логическим вариантом внушения — дополнительным, как бы вспомогательным механизмом формирования психологической массы, причем подходящим далеко не для всякой массы. Он полагал, что для современной ему общественной жизни более характерен отказ индивида поддаваться непроизвольному заражению, возникающему в результате внушения. «Чем выше уровень развития общества и вместе с тем самого человека, тем критичнее последний по отношению к силам, автоматически увлекающим его на путь тех или иных

80         
действий и переживаний... Иными словами, развитый человек нуждается в убеждении, а автоматическое заражение действует на него ослабленно или вовсе не действует. Однако когда это соответствует его убеждению, он может весьма охотно поддаваться заражающему действию данной человеческой среды» (Поршнев, 1979).
Роль вербального убеждения как разновидности внушения отмечал еще 3. Фрейд, утверждавший, что масса часто легко подпадает под «поистине магическую власть слов, которые способны вызывать в массовой душе страшнейшие бури или же эти бури укрощать» (Фрейд, 1969). Однако для Фрейда, в отличие от Поршнева, воздействие словом не обязательно означало убеждение. Для Поршнева убеждение есть воздействие словом, обязательно связанным с рациональными аргументами и доказательствами. Для Фрейда же слово может выступать и совершенно обособленно, отдельно, но тогда ясно, что это не совсем убеждение, а скорее, все то же самое внушение, только называемое по-другому.
В другом месте 3. Фрейд пишет достаточно определенно: «Разумом и доказательствами против определенных слов и формул борьбы не поведешь. Стоит их произнести с благоговением, как физиономии тотчас выражают почтение и головы склоняются. Многие усматривают в них стихийные силы или силы сверхъестественные. Вспомним только о табу имен у примитивных народов, о магических силах, которые заключаются для них в именах и словах» (Фрейд, 1924).
Таким образом, развивая по-своему идеи Фрейда, Поршнев значительно разнообразил понятие «внушение», толкуя его значительно шире, чем основоположник психоанализа. Однако для нас важно иное — то, что выводы данных исследователей были удивительно схожими: подражание вторично, оно вызывается внушением и потому является его следствием. И это понятно: похожие выводы связаны с тем, что Поршнев, вне своих палеопсихологических изысканий, как убежденный марксист, также имел дело прежде всего с организованными, формируемыми массами. Большинство его примеров — это как раз «революционные», социально во многом однородные, «классовые массы». Наиболее яркий из приводимых им примеров «авторитета» — авторитет В. И. Ленина в рабочих массах.
Хотя, разумеется, стремясь к объективному анализу, Поршнев был вынужден признавать, что при всей важности внушения подражание также имеет очень большое значение и является эффективным механизмом массообразования. Ведь тот же самый авторитет — «образец для подражания». В одной из работ Поршнев приводит пример вождя, который «руководит не только приказом, но и показом». Получается, что настоящий поршневский «авторитет» использует не только внушение и убеждение, но и прямую апелляцию к подражанию как свойству образующих массу индивидов.
Однако даже этот «авторитет» — далеко не тот «идеальный отец», военачальник или священнослужитель 3. Фрейда. Тем более это не «вожак» Г. Лебона. Это не только В. И. Ленин, примеры общения которого с массой не мог не приводить Б. Ф. Поршнев — он был сыном своего времени. Следуя объективной логике анализа, он был вынужден признавать, что «авторитет» — это, скорее, не лицо, а некоторое качество, вырабатываемое самой массой. Это то, чему хотят подражать. По Поршневу, «сам авторитет порождается коллективом, общностью и психически индуцирован ими» (Фрейд, 1924). Это плод особого взаимовнушения членов массы. Вот почему персональный «авторитет не может вечно удерживаться на исходном психологическом

81
механизме внушения» (Фрейд, 1924). Отсюда и следует главный вывод Поршнева: «Далеко не каждая общность имеет лидера. Так, наименее организованные, аморфные общности скорее олицетворяют персонально в ком-то свой негативизм, свое негодование, чем имеют сколько-нибудь признанного руководителя» (Фрейд, 1924). Массы сплачиваются прежде всего против чего-то или кого-то, а не за что-то или кого-то. Так действует описанное Поршневым чувство общности «мы» — эмоциональная основа психологии любой массы.
Простое признание подражания следствием внушения никак не проясняет все возможные ситуации. Это во многом верно, но только для организованных, «искусственных» масс. Для других, прежде всего для стихийно возникающих или исторически давно существующих масс действуют иные механизмы. Причем настолько сильные, что с ними бывает крайне трудно справиться любому «авторитету», со всем его богатейшим арсеналом психологических инструментов внушения и убеждения.
Таким образом, попытки выделения в качестве главного механизма психологии масс какого-то одного феномена, заражения или внушения, подчинив ему остальные, представив их как его следствия, нельзя считать абсолютно достаточными. Более того, проделанный нами анализ еще раз показал, что при этих двух подходах неоправданно принижается, а иногда и вообще игнорируется феномен подражания. Хотя многие из приведенных выше примеров контекстуально, иногда даже вне зависимости от желания авторов показывают, что именно подражание играет основную роль в формировании и функционировании массы.

Подражание как механизм психологии массы

Анализируя различные позиции и сопоставляя их между собой, мы пришли к выводам, отчасти противоположным заключениям многих наших предшественников. Большинство из них пыталось объяснить психологию масс наличием чьих-то активных усилий — как правило, вождей, вожаков или авторитетов. Это было связано с тем, что они имели (или хотели иметь) дело прежде всего с организованными, «искусственными» массами.
Мы полагаем, что в основе психологических механизмов формирования массы лежат не столько активные факторы (чье-то стремление заражать, внушать, убеждать), но и факторы «пассивного» рода (согласие, готовность поддаться соответствующим стремлениям). Более того, массовое состояние — это, исторически, наиболее естественное состояние людей, диктовавшее им необходимостью выживания и противостояния природе. Для такого состояния было естественным наличие факторов «пассивного рода». И пусть позднее, в историческом развитии, на первое место стали выходить более организованные «искусственные» массы, праоснова психологии масс никуда не могла исчезнуть.
Мы убеждены в том, что субъект-объектный подход к психологии масс практически исчерпал себя еще в рамках теорий «героя» и «толпы». В. И. Ленин в данной связи писал: «Поклонники Лаврова и Михайловского должны считаться с психологией забитой массы, а не с объективными условиями, преобразующими психологию

82         
борющейся массы» (Ленин, 1967-1984). Сегодня тем более ясно, что все обстоит гораздо сложнее. Ведь власть — это не только способность влиять на кого-то. В значительной мере природа власти идет снизу, от готовности «низов» подчиняться «верхам». Соответственно, и по отношению к массе ныне значительно более привлекательным кажется субъект-субъектный подход, учитывающий ответные реакции массы. В первую очередь, это и включает только внешне кажущуюся «пассивной» готовность массы подражать, т. е. ее готовность заразиться, получить внушение, оказаться убежденной. В общем же виде совершенно ясно, что основным таким механизмом является подражание. Именно через него и реализуется потребность индивида быть в массе. Подражая друг другу, люди легко образуют массы, и это самое простое из всех существующих объяснений. Согласно же известному методологическому принципу «лезвия Оккама», оно же должно быть и самым верным.
Роль подражания в жизни и некоторые его особенности мы отчасти уже рассмотрели выше, когда увидели, что попытки представить подражание как следствие заражения или внушения не могут полностью объяснить психологию масс. Дело в том, что это принципиально разные феномены. Если заражение, внушение и убеждение носят в основном внешний характер, приходят к индивиду извне, то подражание относится к внутреннему измерению его психики. Понятно, что в реальной психологии масс действуют как внешние, так и внутренние факторы, однако ошибкой являются попытки выводить одно из другого. Они действуют одновременно. Они одинаково необходимы. Однако роль их достаточно различна. Можно представить себе массу без заражения, без внушения и, тем более, без убеждения. Но трудно или вообще невозможно даже вообразить себе психологическую массу без феномена подражания. Более того, очевидно, что без готовности индивидов, образующих массу, к подражанию не действовали бы ни заражение, ни внушение, ни тем более убеждение.
Современная наука определяет подражание как воспроизведение индивидами, группами и массами воспринимаемого ими поведение других индивидов, групп и масс1. Еще проще — как «следование какому-либо примеру, образцу» («Психология. Словарь», 1990). Обратим внимание на то, что в скрытом виде эти два определения уже включают в себя и заражение, и внушение как обратные стороны этого феномена. Получается, что понятие «подражание» в содержательном плане включает их в себя. Однако дело даже не в этом. Как и не в том, что варианты определения «подражания» находятся почти в любом гуманитарном словаре, тогда как с определениями остальных приведенных выше понятий дело обстоит гораздо сложнее — от полного отсутствия (заражение) до указаний на «недостаточную разработанность в науке» (внушение). Дело в том, что понятие «подражание» имеет самую длинную и наиболее разработанную историю. Анализ показывает, что именно оно в наибольшей степени привлекало внимание исследователей, если выйти за пределы узкого круга авторов, писавших непосредственно о психологии толпы. Более того, именно теории подражания представляют собой особый «ряд концепций, составивших целое направление на стыке социологии и социальной психологии, которое объясняло социальное поведение и общественную жизнь через подражание — имманентно свойственное человеку стремление воспроизводить воспринимаемое поведение других индивидов и групп» (Ольшанский, 1990).
—:---------------
1 Например, см.: Философский энциклопедический словарь. М., 1983.

83
Традиции теорий подражания имеют древнее происхождение — они идут еще от Аристотеля, приписывавшего именно подражанию важнейшую роль в формировании человека. Эти взгляды интенсивно развивались самыми разными исследователями и оформились концептуально к середине XIX века. В наиболее ярком виде эту проблему разрабатывал Г. Тард (1892). Он видел в подражании ни более ни менее как основу развития общества — в частности, главный механизм распространения практически всех инноваций и прогресса как такового! Он утверждал, что социальная динамика определяется именно подражанием, непрерывным повторением, до уровня массового, новых (поначалу, естественно, единичных) образцов чего бы то ни было. Тард был убежден в том, что подражание имеет тенденцию к бесконечному распространению: развитие идет от внутреннего подражания к внешнему, все более очевидному; от одностороннего — к взаимному и всеобщему. Согласно взглядам Тарда, подражание имеет три основные формы. Во-первых, это подражание другому человеку. Во-вторых, это подражание современным (мода) или привычным (традиции) образцам. В-третьих, это подражание самому себе (привычка). Тард объяснял через феномен подражания практически все: язык, право, традиции и многие другие социальные явления. По его глубокому убеждению, именно подражание есть основной закон протекания всей человеческой жизни, собственно говоря, и выражающейся в постоянном подражании.
Еще до Г. Тарда Ш. Сигеле действием феномена подражания объяснял изменения, происходящие с человеком в массе, в частности, нивелировку человеческой личности. Позднее уже цитировавшийся выше У. Макдауголл настаивал на врожденном характере подражания, считая его одной из форм духовного взаимодействия людей, наряду с симпатией и внушением. В рамках психологии ассоцианизма подражание считалось особой формой воздействия, при котором реакция объекта подражания становится особым условным стимулом для собственных реакций субъекта подражания на стимул. В рамках бихевиоризма феномен подражания стал рассматриваться в качестве одной из основ научения, подражание считалось результатом подкрепления успешных реакций. Фундаментальную основу изучения подражания составило исследование И. П. Павловым условных и безусловных рефлексов, взаимодействия первой и второй сигнальных систем. В работах Л. С. Выготского подражание рассматривается как один из важнейших факторов развития высших форм поведения человека, особенно в онтогенетическом развитии. В них подчеркивается связь способности к подражанию с возможностями субъекта и пониманием им ситуации, подвергаются критике механистические и интеллектуалистские интерпретации феномена подражания. Различные аспекты подражания в современной психологической науке изучались с позиций общей (А. Н. Леонтьев и др.), сравнительной (Н. Н. Ладыгина-Коте), педагогической, возрастной психологии, а также палеопсихологии (Б. Ф. Поршнев).
В XX веке, уже при сравнительно локальном социально-психологическом изучении явлений подражания, исследовалось главным образом взаимодействие социально-типических субъектов и объектов подражания. В итоге подражание изучалось, с одной стороны, как результат социального воздействия (например, влияние референтных групп, проблема конформизма и т. п.), а с другой — как разновидность и средство социального воздействия, как один из базовых механизмов приобщения индивида к социальному и культурному опыту.

84         
Постепенно, с годами, теории подражания несколько утратили свою новизну, привлекательность и распространенность. По мнению ряда их критиков, со временем вскрывалась недостаточная объяснительная сила понятия «подражание». Постепенно его заменяли иные, более современные понятия для описания зависимого поведения, — например, тот же конформизм как проявление податливости человека феномену группового давления. Кроме того, считается, что для современного взрослого человека (в детской и возрастной психологии роль подражания до сих пор продолжает оцениваться весьма высоко) подражание имеет меньшее значение в силу большей развитости его индивидуального сознания. Однако данный тезис далеко не бесспорен и, по крайней мере, применим не ко всем культурам. Кроме того, он применим и далеко не ко всем состояниям человека.
Наконец, теории подражания с течением времени во многом утратили свою привлекательность потому, что в локальных исследованиях была выхолощена основная социально-психологическая суть данного феномена. А ведь подражание не есть результат или следствие чего-то. Это не разновидность и не средство социального воздействия (хотя внешне иногда и может выглядеть таковым). Способность к подражанию — это некоторое глубинное, базовое свойство психики человека, переходящее к нему от животных.
Разумеется, это свойство при таком переходе качественно видоизменяется, однако в своей основе подражание носило вначале биологически-, и только затем социально-адаптивный характер. Конечно, его роль серьезно снижается по мере развития произвольного индивидуального сознания, однако в определенных ситуациях, в определенных культурах, при определенных эмоциональных состояниях самого человека, именно подражание выходит на первый план.
Сам феномен подражания в социально-психологическом смысле — это в большей или меньшей степени осознанное и буквальное следование чужим поведенческим образцам, воспроизведение воспринимаемого поведения. Понятно, что подражание бывает осознанным или неосознанным; буквальным (простая репродукция) или относительно творческим; полным или частичным; добровольным или принудительным и т. д. Конкретный анализ различных видов поведения позволяет строить разные его классификации. Особенностью рассматриваемого нами подражания как феномена психологии масс является то, что оно возникает, как правило, при определенном снижении уровня индивидуального сознания. Возникающая в силу различных причин у человека потребность быть в массе для регуляции своего эмоционального состояния не просто снижает уровень рациональности индивидуального сознания — она делает его повышенно эмоциональным. Такое эмоционально-аффективное состояние ведет к желанию разделить его с другими людьми. При возникновении благоприятных для этого ситуаций (включая хотя бы просто наличие некоторого числа людей, испытывающих близкие состояния или готовых разделить то состояние, которое испытывает индивид) актуализируется способность человека к подражанию. Из просто потенциальной способности она превращается в конкретную потребность, становясь на некоторое время главным механизмом поведения индивида. Тогда человек и начинает воспроизводить воспринимаемое им поведение людей, находящихся в сходном эмоциональном состоянии, следуя предлагаемым ему образцам регуляции своего эмоционального состояния. Так складывается масса подражающих друг другу людей.

     85
В процессе такого подражательного взаимодействия, разумеется, испытываемые состояния усиливаются, достигая некоторого пика, а затем начинают идти на спад. Способность к подражанию, как биологическое наследие, доставшееся нам в несколько атрофированном виде, не беспредельна. Она достаточно быстро истощается, эмоциональное состояние разряжается, потребность в его регуляции насыщается, и тогда постепенно восстанавливается рациональный контроль над собственным поведением.
Естественно, что выраженность способности к подражанию и склонности человека к самому феномену подражания зависит от целого ряда факторов. Выделим наиболее существенные из них, наиболее важные именно для психологии масс.
Прежде всего, отметим общие социологические и демографические параметры. Многочисленные эмпирические исследования, в том числе проведенные в рамках изучения конформизма, позволяют установить ряд конкретных зависимостей и для безусловно родственного ему феномена подражания. Во-первых, подражание зависит от возраста — чем старше человек, тем менее он склонен к подражанию. Помимо этого, с возрастом меняются объекты и характер подражания: к старости людям свойственно не автоматическое имитационное подражание конкретным поведенческим образцам, а осознанное следование традициям и принципам.
Во-вторых, подражание зависит от пола — мужчины обычно менее склонны к подражанию, чем женщины. Здесь же надо выделить различный в половом плане характер подражания. Если для мужчин больше свойственно инструментальное подражание, то для женщин — эмоциональное.
В-третьих, подражание зависит от уровня образования — чем менее образован человек, тем больше он склонен к подражанию. И здесь подражание имеет различный характер. Менее образованный человек подражает конкретным поведенческим бытовым образцам, более образованный — образцам обобщенным, абстрактным, часто откровенно «книжным».
В-четвертых, подражание зависит от некоторых национальных особенностей — например, представители национальных меньшинств более склонны к подражанию, чем представители национального большинства. В-пятых, оно зависит от общего уровня социально-политической культуры, существующей в обществе. Так, в рамках «патриархального» или «подданнического» типа политической культуры (по Г. Ал-монду и В. Вербе) уровень подражания намного выше, чем в рамках культуры «активистской». Соответственно, выше и вероятность возникновения масс и массового поведения. В последующих главах мы еще увидим эти различия вполне конкретно и достаточно наглядно.
В психологическом отношении подражание и его выраженность отчетливо зависят от целого ряда конкретных индивидуально-психологических параметров. Не вдаваясь в их детальное рассмотрение, отметим пока только самые общие и достаточно понятные моменты. Наиболее важными здесь, естественно, оказываются такие лич-ностно-психологические характеристики, как сила «я», локализация контроля, адекватность самооценки и образа «я», податливость групповому давлению (склонность к конформизму) и т. п. Сюда же относятся критичность восприятия, уровень критичности мышления и общая способность человека к критике по отношению к собственному поведению. Здесь же — общий уровень эмоциональности индивида. Понятно,

86         
что снижение одной части данных параметров, как и повышение другой ее части, облегчает проявления подражания. Соответственно, противоположные тенденции индивидуальной психологии, напротив, снижают или даже вовсе блокируют способность к подражанию, лишая ее возможности актуализации. Говоря обобщенно, чем более индивидуальным оказывается в психологическом плане индивид, тем менее он склонен к подражанию. И наоборот: чем менее индивидуализировано сознание и поведение, тем более склонным к подражанию и массовому поведению оказывается данный человек.

Основные выводы

1. Сложность вопроса о психологических механизмах формирования и развития
   массового поведения связана с ситуативностью и быстротечностью существова
   ния самих масс. Это особый ряд поведенческих явлений, исследование которых
   невозможно с помощью эксперимента и, в целом, не поддается моделированию.
   Единственным инструментом психолога здесь остается наблюдение, причем ис
   ключительно в естественных условиях. Все остальное — плоды умозрительных
   логических спекуляций над этими наблюдениями и конструирования внутренне
   непротиворечивых частичных моделей, объясняющих хотя бы отдельные фраг
   менты взаимоотношений человека и массы. Люди сплачиваются в массы под вли
   янием психологических феноменов заражения, подражания, внушения и реже
   убеждения, причем каждый из названных феноменов существует реально, испол
   няя свою специфическую роль.
2. Наиболее часто при объяснении массового поведения говорят о заражении. Име
   ется в виду, что эмоционально возбужденная масса как бы заражает новых инди
   видов, включая их в себя даже независимо от их желаний. Заражение — много
   уровневый феномен. Начинаясь на психофизиологическом уровне, оно осуществ
   ляется и на общепсихологическом, и на социально-психологическом уровнях.
   Высшим уровнем можно считать смысловое заражение личности, носящее уже не
   только эмоциональную, но и содержательную окраску. Однако сила заражения
   всегда ограничена уровнем готовности человека заразиться массовыми пережи
   ваниями, степенью согласия (осознанного или неосознанного) подражать массе.
   Готовность к подражанию или склонность к внушению — условия эффективного
   заражения. С научной точки зрения, заражение — скорее яркий художественный
   образ, чем реальный психологический механизм формирования массы.
3. Вторым по степени участия в формировании массы считается феномен внушения.
   Воздействуя на человека вербальными или невербальными средствами, у него
   можно вызвать определенные состояния, создать некоторые ощущения, сформи
   ровать представления, возбудить эмоциональные состояния и даже волевые по
   буждения — условия совершения определенных действий. Внушающее воздей
   ствие оказывает как сама масса, так и внешние обстоятельства, способствующие
   ее формированию (например, в случае массовой паники). Однако, как правило,
   эффективное внушение не происходит самопроизвольно. Для успешного воздей-

     87
ствия нужен суггестор. В прямом или переносном смысле, это всегда гипнотизер. Такую роль обычно берут на себя лидеры, «вожаки» массы. Однако анализ показывает, что само по себе внушение не способно объяснить все нюансы массового поведения. Действенное внушение требует готовности воспринять его, т. е. склонности к заражению или наклонности к подражанию со стороны объектов воздействия. Наиболее эффективно внушение в так называемых «искусственных» массах — типа армии, где младший по званию воспитан в духе обязательного исполнения приказа начальника. Напротив, в «естественных», стихийно и самопроизвольно возникающих массах роль внушения ослабевает. Такие массы как бы первичны по отношению к своим лидерам и хуже поддаются управлению — в отличие от «искусственных» масс, скорее вторичных по отношению к сформировавшим их руководителям, производным от их усилий.
4. Наиболее общим психологическим явлением, реально стоящим как за успешным заражением, так и за эффективным внушением, является феномен подражания. Именно готовность к подражанию обеспечивает результативность всех иных способов воздействия массы, ее лидеров и даже внешних обстоятельств на индивида, включение его в массу или поглощения ею. Основа подражания — следование какому-либо примеру, образцу. В конечном счете, психика человека достаточно экономична. Самостоятельное, творческое, инновационное поведение занимает сравнительно малую часть времени. Большая часть нашей жизни состоит из достаточно стандартных, автоматизированных нормативных действий, которые мы совершаем по воспринятым когда-то от кого-то образцам. Среди разновидностей или форм подражания в качестве базовой основы выделяют простую имитацию, свойственную даже животным. У человека чисто имитационное поведение наблюдается в экстремальных ситуациях, когда сознание временно отключается либо из-за нехватки времени на самостоятельный анализ событий, либо из-за включения чисто рефлекторных действий. Более сложный вариант — обыденное подражание, нормативное повседневное поведение, в котором мы даже редко осознаем его подражательную суть. Еще сложнее подражание авторитету, значимому для человека, или референтной группе, по нормам которой он хочет жить. Наконец, существует и подражание как следствие заниженной самооценки. Неуверенный в себе человек склонен подражать кому и чему угодно просто потому, что не имеет достаточных знаний и уверенности в себе. Особый случай — подражание как вполне расчетливое действие в надежде на достижение определенных выгод. В основе подражания, как бы толкающего человека в массу, лежит потребность в разделении своих эмоций с аналогичными состояниями других людей. Для того чтобы справиться с сильными эмоционально-аффективными процессами, люди готовы подражать тем, кто, с их точки зрения, уже справился или справляется со сходными проблемами. Только обладая определенной готовностью к подражанию (как раз и связанной с наличием потребности в регуляции своих эмоций через их разделение с массой), эффективным оказывается то, что со стороны воспринимается как заражение или внушение. В конечном счете, именно выраженная готовность к подражанию оказывается основным собственно психологическим, внутренним для человека, механизмом его вхождения в массу. Потребность в подражании, становясь самодовлеющей, побуждает человека к воспроиз-

88
водству воспринимаемого им поведения других людей, массы и следованию предлагаемым ему образцам регуляции своих эмоций.
5. Взаимоотношения индивида и массы настолько сложны, что не могут быть объяснены исключительным действием какого-то одного психологического механизма. Только совокупное действие подражания, заражения и внушения, при котором каждый из данных феноменов исполняет свою роль, обеспечивает все многообразие вариантов этих отношений и складывается в единый общий механизм возникновения и развития массового поведения.
.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология