Библиотека
Теология
Конфессии
Иностранные языки
Другие проекты
|
Комментарии (2)
Марцинковская Т. История психологии
Глава 12 РАЗВИТИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ
Общий обзор развития психологии в России
История становления отечественной психологии не случайно выделена в отдельную главу, хотя работы некоторых ученых упоминались и ранее. Необходимо подчеркнуть, что такое разделение никак не указывает на то, что российская психология развивалась в отрыве от мировой. Напротив, связь между ними была очень тесной, отечественные ученые постоянно ездили на стажировку в лучшие европейские лаборатории. Выходившие за рубежом книги переводились практически мгновенно и печатались (по крайней мере, наиболее значительные из них) в течение нескольких месяцев после появления на родине. Обзоры научных открытий и дискуссий публиковались и в журналах, например в «Вестнике Европы».
Причиной же для отдельного рассмотрения российской психологии было стремление показать целостную картину становления этой науки в нашей стране, ее специфику по сравнению с зарубежной и дать анализ тех факторов, которые определили и ее своеобразие, и динамику ее развития. В соответствии с этим выделены и временные периоды, характеризующие критические точки в развитии российской науки.
Это 40-60-е годы XIX в., т.е. период становления российской психологии, осознания ею своего предмета, выбора пути и научной программы. В силу логики развития (расцвет позитивизма и естественных наук) и благодаря сложившейся в России социальной ситуации (проведение комплексных реформ) в этот период из двух предложенных программ (К.Д.Кавелина и И.М.Сеченова) была выбрана программа построения психологии как естественнонаучной дисциплины, предложенная Сеченовым.
Идеологический кризис в российском обществе в конце XIX в. ознаменовал новый важный период в развитии отечественной психологии, связанный с переосмыслением ее методологии. Это привело к возникновению принципиально нового подхода, ориентированного на духовную философию, идеи В.Соловьева и его последователей. Одновременно (хотя и не так интенсивно) развивалась и объективная (естественно-научная) психология, возникали экспериментальные лаборатории, аналогичные лаборатории Вундта в Лейпциге.
Следующим важным моментом стало зарождение советской, марксистской психологии, появившейся в 20-30-х годах. В многочисленных научных дискуссиях, школах, возникавших в то время, нашло отражение стремление построить новую психологию, направленную на решение важнейших социальных задач советского общества. Несмотря на то что в то время доминировала, что естественно, объективная и социогенетическая методология, до начала 30-х годов в России сохранялись и те научные школы, которые были связаны с гуманитарной, философской линией развития (например, школа Г. Шпета).
Однако уже к середине 30-х годов ситуация в науке и обществе резко изменилась, усилились авторитарные тенденции, что привело к разгрому и запрещению не только философской психологии, но и педологии и психотехники. Фактически запрещенными оказались все психологические исследования, даже те, которые были идеологически близки советской власти. Это нанесло серьезный удар по научным психологическим школам, которые очень плодотворно развивались в тот период. Лишь после войны, в середине 40-х годов, психология постепенно начала восстанавливаться, возобновлять свои исследования. Однако отрыв от традиций, заложенных в начале XX в., потеря связи с зарубежной наукой, внутренняя цензура, отсутствие институтов по подготовке психологов и, следовательно, малочисленность специалистов долгие годы сказывались на творчестве отечественных ученых.
Вторая половина XX в. ознаменовалась возрождением школ, запрещенных в 30-е годы (школы Бехтерева, Выготского), активным поиском новых путей развития, новыми исследованиями и открытиями в разных областях психологии, прежде всего в когнитивной и возрастной. Возобновляются и связи с зарубежной психологией. Многие отечественные исследования, мало известные за рубежом (нейропсихологические работы А. Р. Лурии, понятие о зоне ближайшего развития Л. С. Выготского), получают широкое распространение в мировой психологии, дополняются новыми материалами.
Российские же психологи в попытке наверстать упущенные за несколько десятилетий возможности начинают широко внедрять достижения зарубежных коллег. Наряду с положительными эти тенденции имели и отрицательные последствия, связанные с утерей своих традиций, отходом (хотя и не окончательным) от своей методологии, что в соединении (не всегда продуманном) с принципами разных школ привело к эклектике и невозможности достоверно интерпретировать полученные результаты. Однако к концу XX в. ориентация на интеграцию, свойственная, как уже говорилось, зарубежной психологии, стала явно проявляться и в российской науке. Поэтому в последние годы вновь начинает появляться интерес к методологическим вопросам, стремление не механически соединить, но интегрировать достижения, имеющие единую логику научного поиска.
Анализ факторов, определивших динамику становления и развития российской психологии, показывает, что ведущими являются логика научного познания и социальная ситуация, т. е. те факторы, о которых говорилось в главе 1. Раскрывая их содержание, необходимо подчеркнуть, что и широкое распространение позитивизма, и поиски объективного метода исследования психики были свойственны не только российской, но и зарубежной психологии в тот период, т. е. логика развития науки была единой для мировой психологии. Некоторые различия были связаны с большей популярностью естествознания и медицины в России, что обеспечило расцвет этих наук в нашей стране и способствовало многочисленным открытиям, сделанным отечественными учеными.
Гораздо сильнее различались те социальные условия, в которых формировались научные школы в разных странах. В предыдущих главах уже говорилось о роли социальной ситуации в становлении немецкой, французской, американской психологии. Значительное влияние оказала она и на российскую науку. При этом особенно важными стали такие параметры социальной ситуации, как ментальность, идеология интеллигенции, особенности реформ, проходивших в российском обществе.
Влияние социокультурной ситуации в России в середине XIX в. на процесс формирования отечественной психологии, ее методологии и ведущей проблематики проявилось и в том, что главными уже в то время стали не вопросы познания, как в европейской науке, а вопросы нравственного, духовного развития человека, его ментальности. Оказавшись на перепутье реформ, Россия должна была решить, как ей двигаться дальше, какой путь соответствует русскому характеру. Ситуацию усугубляло и то, что реформы проходили не гладко, они тормозились в разных слоях общества по разным причинам, поэтому для того, чтобы продолжать движение вперед, необходимо было понять причины пробуксовки реформ. Таким образом, кардинальные социальные изменения, происходившие в этот период, модернизация всего уклада русской жизни стали стимулом к стремлению осознать свои национальные особенности, понять истоки традиций, былин и мифов, происхождение своих положительных и отрицательных качеств.
До середины XIX в. проблема осознания своих национальных особенностей не стояла перед русским обществом, в котором существовало скорее не национальное самосознание, а национальное самоощущение. Единство народа было больше внешним, неосознанным, оно связывалось с единством языка, территории и религии, при этом не вставал вопрос о том, как это единство отражается на характере, психологических особенностях народа. Научный интерес к проблеме национального самосознания начал пробуждаться в «уваровскую эпоху», когда народность была провозглашена официальным правительственным курсом. Однако именно в 60-х годах начало осознаваться и осмысливаться смутное переживание своей самобытности, причем в связи с тем, что процесс реформирования затрагивал практически все общественные группы; стремление к самопознанию, описанию своих национальных психологических качеств проявлялось во всех слоях общества. Это был тот редкий случай, когда национальная идея становится идеей всего общества, хотя и не всеми в достаточной мере осознается.
Важным фактором, оказавшим влияние на российскую психологию, была и идеология отечественной интеллигенции, о чем упоминалось выше, так как становление психологических школ происходило внутри этой группы, в которой находились и основные оппонентные круги новых психологических теорий.
Российская интеллигенция, которая не имеет аналогов в Европе ни по своему мироощущению, ни по своей роли в развитии общества, при своем возникновении была тесно связана с духовенством, которое по своей роли в развитии просвещения фактически и стало первой интеллигенцией. В эпоху Петра I интеллигенция была правительственная, так как обучение происходило по воле правительства и на благо государства. И только в середине XIX в. появилась собственно интеллигенция, научная и по преимуществу университетская, которая не только не состояла на государственной службе, но и сознательно противопоставляла себя государству.
Несмотря на помощь, которую большая часть интеллигенции оказывала реформам, по своему настроению и по осознанию своей роли в этом процессе она оставалась оппозиционной, что фатально сказалось не только на жизни общества, но и на развитии науки, так как она замыкалась в своем достаточно узком кругу, не делая свои знания достоянием всего общества. Эта замкнутость способствовала превращению некоторых идей в догмы, породила неоднозначное отношение к народу, переживание своей оторванности от него и желание его обучать и просвещать, так как сама интеллигенция не ощущала себя выразителем, носителем творческого духа народа. При этом проблема взаимоотношений власти, интеллигенции и народа стала одной из центральных для отечественной науки, в отличие от европейской, где она практически не рассматривается.
Так как просвещение происходило в России главным образом при помощи толстых журналов, становится ясной их исключительная роль в развитии науки и культуры. В этих журналах печаталось все - от беллетристики и литературной критики до исторических и философских трактатов, лекций по естествознанию, психологии и экономике, обзоров финансового и политического состояния Европы и России. Это же объясняет и тот факт, что русские писатели, журналисты и критики часто были и первыми философами, правоведами и психологами в России.
Толстые журналы были не только источниками информации, но и прямыми руководителями жизни. При этом центром либеральной интеллигенции стал журнал «Вестник Европы», с которым сотрудничали ведущие ученые и писатели того времени - Тургенев, Толстой, Гончаров, Сеченов, Кавелин, Соловьев, Костомаров и др. Под руководством известного ученого и публициста Стасюлевича этот журнал превратился в литературно-политический сборник и стал одним из центров культурной жизни Петербурга; он противопоставлял свою позицию газете «Московские ведомости» под редакцией Каткова, который придерживался охранительно-реакционного направления.
Повлияли на процесс становления психологии и особенности русской ментальности. Влияние менталитета на науку происходит несколькими путями. Прежде всего это определенный стиль мышления, язык, свойственный данной нации. Выбор темы и подход к ее исследованию во многом определяются тем, что стремление к рациональному поиску истины или к построению идеального общества задает разные точки отсчета для науки, определяет взгляды на человека, его предназначение, на ценности, которые он должен исповедовать. Поэтому возникновение и развитие материализма и идеализма, рационализма или агностицизма, мистики связаны не только с социальной обстановкой, историческим периодом, уровнем знаний, которые диктуют моду на ту или иную теорию, но и с глубинными характеристиками данного народа.
Таким образом, можно выделить несколько основных особенностей российской психологии, которые характеризуют ее состояние на всем пути развития. Идеологические установки интеллигенции, развитие народничества привели к исследованию взаимоотношений и ценностных установок разных социальных групп, прежде всего власти, интеллигенции и народа. Стремление к просвещению народных масс, а также тот факт, что развитие психологии в России направлялось не университетскими кафедрами, как на Западе, а общественной ситуацией, способствовали ориентации на практику, стремлению не столько решать теоретические проблемы, сколько разрабатывать их практическое применение в реальной жизни. Отсутствие развитого гражданского общества, замкнутость небольшого слоя образованных людей, занимавшихся научными исследованиями в России, стали основой социальной ангажированности, идеологизации науки. Универсализм и антропологизм (центрация на человеке) отечественной науки также во многом являются следствием ее социально-исторического развития; это подтверждается и тем фактом, что некоторые из перечисленных особенностей свойственны и европейской науке. Влияние ментальности сказывается в том, что в научной проблематике центральными вопросами являются этические (главным образом проблемы свободы воли), а не познавательные, как в западной психологии.
Хотя отдельные психологические концепции были достаточно популярны в России еще в XVIII в., научная психология в нашей стране начала формироваться с середины прошлого века. Шестидесятые годы XIX в. - один из самых знаменательных этапов в отечественной истории и науке. Ослабление цензурного гнета, открытие либеральных изданий, возобновление многих университетских курсов пробудили надежды прогрессивной части общества на то, что и в России наконец произойдет реформирование старого уклада, просвещение.
60-70-е годы XIX в. остались в эмоциональной памяти поколений как время освобождения, причем имелось в виду не только освобождение крестьян, но и общее духовное освобождение человеческой личности вообще. Отсюда и появился термин «семидесятники», аналогичный современному «шестидесятники», который был символом группы людей, проникнутых идеями освобождения, появившимися в обществе после долгого перерыва благодаря реформам, как в нашем веке благодаря хрущевской оттепели. Неудивительно поэтому, что книга Сеченова «Рефлексы головного мозга» была воспринята многими людьми как руководство к поведению, как своего рода катехизис, по которому надо сверять свою жизнь. Так же позднее воспринимались сочинения Чернышевского, Некрасова, Добролюбова.
Так как и правительство в это время разделяло мысли интеллигенции о том, что просвещение российского общества является одной из основных задач новой эпохи, то кроме старых университетских центров был организован в 1862 г. первый Российский свободный университет. Он стал важной школой для многих людей, не имевших возможности поступить в высшие учебные заведения, так как свободный университет могли посещать все желающие. Несколько позже появились первые научные кружки и общества, например Психологическое общество в Москве, о котором будет еще сказано ниже. Именно литературная, научная, правовая деятельность таких кружков и была той питательной средой, в которой развивалась наша наука.
В 1863 г., после долгого перерыва, возобновилось преподавание философии в российских университетах. Это стимулировало научные исследования в области психологии и логики, которые хотя и не были запрещены, как философия, но находились в забвении. Конечно, длительный перерыв не мог не сказаться на уровне преподавания этих наук, поэтому, прежде чем оказать заметное влияние на российское общество, многие дисциплины, и психология в их числе, должны были организоваться и упрочиться. В новых социальных условиях психология оживает не только и не столько в стенах учебных заведений, сколько в общественных кружках и в публицистике. Это приводит к формированию одной из важнейших особенностей отечественной психологии, о которой говорилось выше, - ее развитие направляется не кафедрой, как на Западе, а литературой. Об этом говорит и тот факт, что многие исследователи, как отечественные, так и зарубежные, считали именно художественную литературу наиболее значительной русской философией и психологией прошлого века.
Изменялось не только содержание психологии, изменялось ее место в системе других наук. В начале XIX в. она была связана преимущественно с философией, ориентация на которую была поставлена под сомнение в 60-80-е годы. Это было время расцвета, интенсивного развития естественных наук в России, на них сосредоточились главный интерес общества и основные научные достижения. Это наложило естественно-научный отпечаток и на развитие психологии, положив начало формированию физиологической психологии.
Огромный интерес к позитивизму привел «семидесятников» к убеждению, что только позитивные науки способны обеспечить истинный прогресс, поэтому искусство, особенно искусство формальное, безыдейное, а также философия и психология в том виде, в котором она существовала в то время, лишь тормозят движение общества вперед. Трудность критики данной точки зрения была связана с тем, что она вытекала из идеологии народничества, которая доминировала в среде интеллигенции в то время и рассматривала ценность культуры прежде всего с позиций ее необходимости для простого народа, его просвещения.
Реформы давно ожидались и требовались мыслящей частью общества как вполне созревшая народная потребность, даже как историческая необходимость. Они не только не опередили свое время, но скорее запоздали. Ощущение запаздывания придало реформам несколько торопливый, нервный ход, который не мог не отразиться на их успехе. Трудность преобразователей была в том, что они не находили и не могли найти готовых исторических решений, на которые могли бы опереться в своей деятельности. Простых «рецептов» не было ни в народном сознании, так как Россия еще не переживала подобного, ни в исторической литературе, так как западные реформы не могли стать полным аналогом отечественных.
Оказавшись на перепутье, Россия должна была решить, как ей двигаться дальше, какой путь соответствует национальному характеру. Эти проблемы стали центральными не только для социологии, философии и юриспруденции, но и для психологии того времени. В то же время как естественные, так и гуманитарные науки того периода имели тенденцию к созданию универсальных теорий, каждая из которых претендовала на открытие основных закономерностей развития человека и общества. Так, Ковалевский заложил основы эволюционного направления в палеонтологии, Менделеев - основы химии, Сеченов - основы нервной физиологии и психологии, Михайловский и Лавров занимались социологией, разрабатывая свою теорию общественного прогресса. Значительное место в их работе занимали психологические проблемы, в частности изучение развития личности и развития критичности мышления у человека. Универсализм лежал и в основе теории «психологизма», весьма распространенной не только в середине XIX, но и в начале XX в. Согласно этой теории, одним из основателей которой является П.Л.Лавров, психология должна стать основой всех наук о человеке, так как именно она может объективно объяснить и происхождение знаний, и изменение общественного и личного сознания. Таким образом подходили к разработке психологии права Л. И. Петражицкий, психологии творчества Д. Н. Овсянико-Куликовский и другие исследователи.
Известные историки Костомаров и Соловьев писали об удельно-вечевой истории Руси, исследуя роль народа и государства в формировании особенностей истории страны. Фактически ими были написаны первые очерки социальной истории России. Веселовский занимался проблемой эволюции поэтического творчества, а также изучением развития мифов и сказаний, поиском их праисточников, путей распространения и влияния мифов и легенд разных народов друг на друга.
Однако дело не только в том, что ученые в тот период занимались широким кругом вопросов, но и в том. что это был период творческой синтетичности. Широта охвата может быть и при систематизации изучаемого материала, при подведении итогов работ нескольких групп или даже поколений ученых. Но бывают эпохи, когда научное мышление проявляет широту в открывании новых перспектив, в создании новых точек зрения, не только объединяющих и систематизирующих уже открытые, известные факты, но и проливающих на них свет с новых сторон. В этот момент ученые не только решают новые задачи, но и открывают дорогу для ученых следующих поколений. Это и есть, по определению Райнова, эпохи творческой синтетичности, одной из них были 60-80-е годы XIX в. Учеными такой эпохи были Сеченов, заложивший основы не только физиологии, но и психофизиологии, Кавелин и Потебня.
Если до этого времени отечественная психология развивалась в основном под влиянием зарубежных теорий и взглядов на ее предмет и задачи, то в 70-х годах, в связи с развитием отечественной научной мысли, а главное, с развитием рефлексии своей самобытности, своих научных и психических особенностей, начала формироваться и самостоятельная отечественная психология, начался поиск путей ее построения, ее методологии и собственного предмета, ее отличий от других наук и европейской психологии.
Прежде всего необходимо было разработать методологию новой науки, понять, какой ей надлежит быть - естественной или гуманитарной. Из ответа на этот вопрос вытекало и то, на какую дисциплину следует ориентироваться психологии - на философию, с которой она и была связана главным образом до того времени, либо на физиологию, как того требовали новые веяния в науке и общественные предпочтения. В то время были предложены две концепции построения психологии.
В 40-50-е годы у ученых появилось стремление к разработке опытной психологии, построенной на естествознании. Так, А. Н. Фишер с своей работе «Введение в опытную психологию» возражал против внесения философского умозрения в эту науку, а также против применения метафизического метода, который мешает трансформации психологии в позитивную науку.
Однако наибольшее распространение такие взгляды получили в 60-70-е годы XIX в. Стремление к работе над основными для отечественной науки проблемами - этическими, нравственными -привело к тому, что именно на долю естественных наук выпало решение этих вопросов. Родоначальником такой психологии стал И.М.Сеченов (1829-1905). Именно его подход к разработке объективной психологии и его взгляды на природу психического получили большое распространение во второй половине XIX в.
И.М.Сеченов был одним из наиболее интересных и значительных ученых того времени. Он во многом определил развитие отечественной психологии, подходя к ней как к материалистической и естественной науке. Сеченов, несомненно, был не только значительным ученым, но и яркой личностью, находившейся в середине века в центре не только научных, но и социальных дискуссий, и повлиял на мировоззрение целого поколения.
Он работал в нескольких университетах Петербурга, Москвы, Одессы и других городов и везде прививал своим слушателям глубокую преданность науке, распространяя идеи возвышенного идеализма, бессребреничества. Начало деятельности Сеченова совпало с возрождением России после крымского поражения, с эпохой, когда возвышенные помыслы о служении отечеству, науке не подавлялись, а, наоборот, по возможности поощрялись. Пользуясь этим, молодой ученый отправился за границу учиться и по прошествии короткого времени заявил о себе выдающейся работой по физиологии, посвященной газам крови. Затем он опубликовал свою самую известную работу «Рефлексы головного мозга» (1863), посвященную уже психологическим проблемам. В ней он отрицал существование нематериальной души, доказывая, что психические процессы являются рефлексамиразной степени сложности. При этом категория рефлекса была преобразована и создана его неклассическая модель, важнейшим блоком которой выступило открытое Сеченовым центральное торможение(«задерживающее» влияние одного из центров головного мозга на двигательную активность организма). Пересмотрев роль внешнего стимула, он выдвинул идею образа - сигнала, не только «запускающего» рефлекс, но и регулирующего его течение. Кроме торможения (аналога волевой регуляции) он ввел понятие о центрах хранения информации, предуведомления и усиления сигнала,объясняющее сложное поведение. В работах Сеченова предвосхищалось понятие об обратной связикак факторе саморегуляции поведения и системной организации нервно-психической деятельности.
Центральное торможение объясняло также способность человека во имя высших нравственных принципов противостоять внешним влияниям, а не механически на них реагировать. Используя понятие об этом нервном механизме, Сеченов выдвинул продуктивную гипотезу о том, что благодаря задержке двигательного ответа действие, не получившее внешнего выражения, не исчезает, а сохраняется в центральной нервной системе в скрытой форме. Это предположение использовалось Сеченовым также с целью объяснить социальный генезис человеческого «Я». Оно заключало в себе идею интериоризации, причем в качестве образца выступали различные эталоны социального поведения, в том числе «люди-рыцари», действующие во имя высших нравственных законов.
Эта работа, отвечавшая ожиданиям общества, его чаяниям, стала настоящим культурным событием. Повсюду в России заговорили о Сеченове. Маленькая газета «Медицинский вестник», которую до тех пор читали лишь врачи, стала переходить из рук в руки. Идеи Сеченова впитывало молодое поколение, подготовленное к их восприятию чтением иностранной научной литературы. Общество ждало подобной работы, поэтому сразу, почти безоговорочно ее приняло, при этом даже несогласные с ней не осмеливались в тот момент ее критиковать. Сеченов угадал общественные ожидания, которые совпали с его собственными научными интересами. Он отвечал на главные вопросы - что такое человек, как объясняется формирование его нравственности с позиций естественной науки, которая доказывала несомненную практическую пользу психологии, делала ее не отвлеченным теоретическим мудрствованием, а реальным инструментом, помогающим воспитывать и обучать человека.
Известность Сеченова росла вследствие распространения слухов о том, что он - прототип Кирсанова в романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?». После этого он сразу же был признан новым человеком, которому нужно подражать. Ученый, однако, вовсе не искал популярности, даже избегал ее, так как к его репутации среди студентов примешивалась политическая нота, что было совершенно не в его вкусе. Он действительно был либерально настроен, но чужд политическим увлечениям. Его страстная любовь к науке заставила его несколько отстраниться от политических споров, что отдалило его от революционно настроенной молодежи.
В 70-90-е годы XIX в. появились новые интересные работы ученого, в том числе посвященные этическим проблемам. Сеченов вновь угадал запросы времени, вычленил проблему, которая становилась самой актуальной для психологов новой волны, и ответил на нее с позиций разрабатываемой им психологии. Появлению статьи по вопросу свободы воли, по-видимому, способствовал тот факт, что Сеченов участвовал в работе новых судов в качестве присяжного заседателя и дружил со многими известными судебными деятелями, в частности с известным юристом В. Д.Спасовичем.
Разбирая теории о свободе и несвободе воли, Сеченов отмечал, что между ними действительно существует теоретическая разница в подходах и в понимании закономерностей, определяющих человеческое поведение. Однако эта теоретическая разница исчезает, как только речь заходит о практике, так как Сеченов не отрицал сознательности человеческих поступков, присутствия в них совести и разума и, следовательно, ответственности человека за свое поведение. Он поставил важный вопрос о влиянии самой идеи о несвободе воли на человеческое сознание, доказывая, что если человека воспитывали с детства честным и нравственным, то ничто не может его развратить и сделать безнравственным и, наоборот, воспитанному безнравственным человеку не нужны теоретические обоснования для оправдания своего поведения. Таким образом, он по-своему развивал идею Эпикура о том, что человек не нуждается для поддержания своей нравственности в каком-то дополнительном источнике, кроме своего разума и своей совести, и воспитанный определенным образом человек не может жить приятно, не живя разумно и нравственно. Сеченов подчеркивал, что его учение не отрицает свободы человека, оно просто показывает, что желания и интересы воспитываются и развиваются в зависимости от той среды, в которой человек растет. Поэтому общество должно заботиться о просвещении своих сограждан и правильном воспитании детей. Развивая и обосновывая свою «теорию несвободы воли», Сеченов доказывал и возможность построения на ее основе методов воспитания нравственной личности. Он отмечал, что его задачей является объяснить поступки человека с сильной волей, действующего во имя высоких нравственных принципов и отдающего отчет в каждом своем поступке.
Сеченов существенно преобразовал представления о функциях органов чувств и мышечной системы, выдвинув в своей работе «Элементы мысли» (1878, 1903) принцип «согласования движения с чувствованием». Он признал за чувствованием функцию сигнала, позволяющего различать свойства объектов внешней среды и тем самым обеспечить адекватную реакцию на нее. Мышечное ощущение, в свою очередь, трактовалось как система сигналов, несущих информацию о внешней реальности, ее пространственно-временных параметрах. С этих позиций Сеченов подверг критике учение Канта об априорности восприятия пространства и времени. Главной же идеей Сеченова было предположение (подтвердившееся более поздними работами других ученых) о том, что мышечная система является и органом познания. Она производит операции анализа и синтеза, которые служат основанием для всех уровней умственной деятельности, от элементарных до самых сложных, включая математическое и философское мышление. На основании этих положений он отстаивал познаваемость мира, обосновывая это фи-зиолого-психологическими данными («Впечатления и действительность», 1890; «Предметная мысль и действительность», 1892).
Однако популярность взглядов Сеченова не отменяла попыток ученых построить новую позитивную психологию, оставаясь в русле гуманитарных наук, прежде всего философии. Наиболее значительный вклад в развитие такой психологии сделал в то время К. Д. Кавелин (1818-1885).
Окончив в 1839 г. юридический факультет Московского университета, он в 1844 г. защитил магистерскую диссертацию «Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства», став профессором Московского, а затем Петербургского университета. В силу своего характера Кавелин не мог не принимать участия в общественной жизни, при этом его живой ум и эрудиция позволяли ему по-новому, творчески подойти к поставленной проблеме и дать на нее интересный ответ, найти в ней новый аспект или новую возможность использования. До конца жизни он сохранял этот интерес, принимал в качестве публициста участие в работе журнала «Вестник Европы», имел много учеников и последователей.
При всей своей мягкости и доброте он был нетерпим в принципиальных вопросах. Так, он дважды подавал в отставку в знак протеста, ушел из Московского и Петербургского университетов, хотя и считал преподавательскую деятельность делом своей жизни. Отстаивание своих взглядов на проведение крестьянской реформы стоило ему места наставника при наследнике престола, которым он дорожил. Но ни в одном из этих случаев он не раскаивался и не раздумывал о том, как ему надлежит поступать.
С его точки зрения, право должно было стать одной из основных наук для России, аналогично тому, как в европейских государствах есть много юристов, которые на всякий вопрос из области политики и права могут дать точный и ясный ответ. В России необходимо проводить правовое воспитание во всех слоях общества, просвещать власть предержащих, воспитывать у них знание основных положений гражданского права и уважения к нему. Многосторонняя образованность и непоколебимая преданность своему долгу придавали личности Кавелина особое обаяние и способствовали его влиянию не только на просвещение, но и на личность его слушателей. На его бюсте работы М. Антокольского написано: «Учителю Права и Правды», и это, по отзывам, и является полным выражением сущности личности Кавелина.
Основной темой его научных исследований была проблема нравственности в разных ее аспектах. В концепции Кавелина зарождаются контуры отечественной психологии личности, так как в его работах на первый план выдвигается прежде всего идея самоценности личности, ее свободы и независимости от давления общества. В своей работе «Задачи этики» (1887) он доказывал, что нравственная личность представляет собой «живой двигатель» индивидуальной и общественной жизни людей. Он также считал, что нравственная личность имеет объективные моральные основы, которые руководят ее деятельностью. Поэтому важнейшими чертами философии, психологии, правоведения и других наук являются, с его точки зрения, антропологизм и этическая направленность.
Большое внимание уделял Кавелин и проблеме развития искусства, рассматривая ее в призме этической проблематики. В разработке этого вопроса он не только угадал отношение современного ему общества к искусству, но и предвосхитил дальнейшее его развитие.
Он считал, что искусство субъективно и поэтому ценность его не в копировании действительности, не в передаче знаний, но в воздействии на эмоциональную сферу людей. Поэтому оно не может и не должно быть морализаторским, воспроизводить сентенции, которые человек может получить в процессе обучения и воспитания. Роль искусства в том, подчеркивал Кавелин, что оно может сформировать определенное отношение к этим нравственным нормам. Позднее именно о такой роли искусства писали Г. Шпет и его сотрудники, изучая эстетические переживания.
Не отрицая в принципе тезис о полезности искусства, доминировавший в тот период, Кавелин говорил о необходимости хорошей формы, мастерства, т.е. пропагандировал те идеи, которые стали основными к концу XIX в. Эти же мысли о важности формы для художественного произведения высказывал и другой известный ученый того времени - Потебня, хотя, в отличие от Кавелина, он подчеркивал рациональный, а не эмоциональный характер искусства.
Большое внимание он уделял исследованию культуры, как ее этическим аспектам, так и изучению ее национальных особенностей. В молодости он работал в Русском географическом обществе, участвовал в организованной известным публицистом Н. И. Надеждиным программе этнопсихологического и этнокультурного исследования губерний России. С тех пор этнопсихологическая проблематика присутствовала во многих работах Кавелина.
Касаясь современной жизни, он переносился в историю европейских народов, искал в ней объяснение различий существующих порядков в европейских государствах и особенно большое внимание уделял анализу уклада русской жизни. Он был в первых рядах тех ученых, которые говорили о необходимости осознания нашей ментальности и о том, что реформы должны ее учитывать, сообразуясь с психическими качествами русского народа.
В своей работе «Очерк юридического быта Древней России» (1847) он намечал план этнографических и этнопсихологических исследований, доказывал, что развитие сознания, в частности правового сознания человека, зависит прежде всего от особенностей среды, исторических и социальных условий жизни. Этнографические исследования привели его к мысли о том, что изучение народного творчества может стать методом изучения национальной психологии, так же как анализ продуктов индивидуального творчества - индивидуальной психики. Таким образом, он пришел к выводу о возможности объективного опосредованного исследования психики, так как психическая жизнь оставляет во внешнем мире следы, представляющие собой значки и символы - продукты культуры. В работе «Мысли и заметки по русской истории» (1866) он подчеркивал, что свойства национальной психики проявляются и в науке, и в религии; таким образом, в своих этнографических и этнопсихологических исследованиях он, независимо от Вундта и Тейлора, пришел к сходным с ними выводам. Применение этого метода к анализу развития российской науки позднее дало возможность Кавелину исследовать ее особенности, вычленить те ее черты, которые впоследствии упоминались всеми исследователями как одни из самых основных и характерных.
Анализ этнографических и исторических материалов привел Кавелина к значимой для него концепции о том, что суть цивилизации - в умственном и нравственном развитии отдельной личности; таким образом, именно личность, а не коллектив представляет собой основу общественного развития. Таким образом, он сформулировал и свой принцип культурного прогресса - он возможен лишь там, где есть развитая личность. Исторические и этнографические работы позволили Кавелину сделать вывод, что культуру нельзя исследовать только физиологическим методом, а личность человека является результатом не только физиологии, но и истории и культуры. Как Тейлор и Леви-Брюль, он говорил о разнице мышления первобытного и современного человека, анализируя прежде всего правовое сознание, отражение внешней, исторической государственности в самосознании человека. Историко-психологические исследования привели Кавелина к мысли о том, что и мышление, и нравственность, и личность человека не могут быть внеисторичными.
Эти взгляды Кавелина, так же как его отстаивание принципа свободы воли, послужили причиной его полемики с Сеченовым, имевшей большой резонанс в обществе. В работе «Задачи психологии» (1872) Кавелин писал, что роль психологии в том, чтобы вооружить общество знаниями о психических явлениях и законах деятельности нашей души, направив развитие нравственности, морального поведения человека. Кавелин утверждал, что психология - это та наука, в которой должны соединиться физиология и философия, так как в отдельности они не могут объяснить всей сложности человеческой природы, в том числе и такую важнейшую проблему, как исследование творчества.
Он считал, что психические состояния детерминированы тремя факторами - идеальностью, сознательностью и волей. При этом идеальность служит основой нашей критичности, стремления к абсолюту, к лучшей действительности. Сознание связано с возможностью самопознания, оно требует памяти и способности раздваиваться внутри себя, оставаясь цельным душой. В этой способности души раздваиваться, обращаясь к самой себе, Кавелин видел одно из главных ее свойств, объясняющих и способность к самонаблюдению, и возможность волевого поведения. Утверждая, что психику нельзя свести к физиологии, так как физиология - лишь условие возникновения психических явлений, он доказывал, что психическое, как несводимое к материальному, не может подчиняться материальным законам, главным образом закону причинности, т.е. детерминизму, отрицающему свободу воли человека. Поэтому без свободы воли нет личности, так как она формируется в борьбе с внешними обстоятельствами.
Кавелин считал, что душа есть живая психическая реальность, вырабатывающая из себя, под влиянием окружающего материального мира, особый нравственный порядок, служащий образцом для преобразования материальных сочетаний. Это взаимоотношение двух порядков - материального и психического - не определяется законом причинности, а потому возможна, утверждал Кавелин, свобода воли, свобода человеческой деятельности. Поэтому он не мог примирить свой взгляд на личность с материальностью и естественностью происхождения души человека. Таким образом, не отрицая в принципе необходимость физиологических исследований психического, он выступал против понимания психологии только как естественной науки, доказывая необходимость ее связи с философией. Эта позиция Кавелина в дальнейшем была развита психологами 90-х годов, такими, как Лопатин, Лосский, Бердяев.
С ориентацией психологической науки на решение этических проблем не был согласен Сеченов, совершенно по-другому подходивший и к предмету и к задачам психологии. Считая ее наукой о поведении, он главную задачу видел в исследовании законов поведения и психических процессов, хотя не отрицал и возможности психологии влиять на воспитание человека. Свои взгляды на программу построения психологии он изложил в работе «Кому и как разрабатывать психологию», которая вышла, как и статья Кавелина, в 1872 г.
Главные вопросы, по которым происходила полемика, были связаны также с проблемой свободы воли и методов исследования психики.
Обсуждая методы исследования психики, Сеченов и Кавелин соглашались с тем, что интроспекция не может быть единственным и ведущим способом исследования. Общей была и мысль о необходимости изучения генезиса, развития психических процессов, но разный подход к психологии и разное понимание психических процессов затрудняли их согласие и служили основой расхождения в тех вопросах, в которых они были близки друг другу.
Главное, с чем был не согласен Сеченов в подходе Кавелина, -это то, что существует особый психический орган, психическое зрение, являющееся инструментом познания окружающего. Эта критика совершенно естественна, так как именно Сеченов разработал основы общепризнанной в настоящее время рефлекторной теории познания. Не будет преувеличением сказать, что главным для психологии было даже не столько открытие рефлекторной природы поведения, так как об этом пусть и на другом уровне, но говорили и раньше, сколько открытие роли мышцы, роли движения в познании окружающего. Однако второе утверждение Сеченова о том. что выделение двух начал в человеке не соответствует действительности и что все процессы, и психические и физические, имеют одну детерминацию - естественную, не может быть безоговорочно принято.
Предостерегая против сведения психики к биологически детерминированной, Кавелин в принципе высказывал совершенно справедливое суждение о том, что личностью является только человек, действующий под влиянием собственной мотивации. Однако при его понимании психического он не мог примирить свой взгляд на личность с естественностью происхождения души человека, доказывая, что в естественной психологии личность никогда не сможет быть изучена, так как личность считает себя всегда центром вселенной, а естественные науки в личностях видят лишь единицы подобных друг другу организмов.
Он также не мог согласиться с тем, что поведение - это выработка условных рефлексов, так как при таком подходе на воспитание смотрят как на один из видов дрессировки. Нельзя не признать правильность многих критических замечаний Кавелина, особенно в вопросах, касающихся воспитания. Справедливость их, связанная с уровнем восприятия теории рефлексов в обществе, была признана и Сеченовым, который счел необходимым разъяснить некоторые положения своей теории, в частности понимание проблемы свободы воли, о чем говорилось выше.
Справедливость этих замечаний Кавелина подтверждается и историей науки. Так, в психологии после Гартли и Уотсона, которые доказывали, что человек является своеобразной марионеткой, возникли противоположные взгляды на психику человека, например экзистенциальная и гуманистическая психология.
Расхождения между Сеченовым и Кавелиным касались и вопросов происхождения сознания и самосознания. При этом объяснение их генезиса было гениально угадано Сеченовым. Кавелин же не понял главную идею Сеченова - интериоризацию движений мышцы, лежащую в основе развития мышления и воли, поэтому он отстаивал свою идею о психическом зрении, хотя и полагал необходимым соединить самонаблюдение с данными объективных наблюдений и психологию с физиологией.
В то же время Сеченов в своих поисках объективной психологии считал, что двойная детерминация уводит ее в сторону от объективности, и потому не соглашался с Кавелиным, который искал ответ на вопрос о роли культуры в происхождении нравственности, установок и ценностных ориентации человека.
Особенность 60-70-х годов XIX в. в психологии заключалась в том, что положения, разработанные Кавелиным, критиковались не только Сеченовым, но и философами-идеалистами, в частности Ю.Ф.Самариным, который также опубликовал свои критические замечания на работу Кавелина. При этом он, как и Сеченов, выступал главным образом против идеи Кавелина о двух детерминантах психического развития, отстаивая идею о единственной, идеальной детерминации и полностью отрицая влияние физиологии на психику.
В тот период, т.е. в 60-70-е годы, общество безоговорочно приняло программу Сеченова, положив начало построению психологии как науки о поведении, существенно отличавшейся от других психологических направлений. О программе Кавелина, так же как и о его критических замечаниях, забыли почти на 20 лет.
К концу XIX в. практически во всех крупных университетах России появились кафедры психологии, приписанные, как правило, к филологическому и историческому отделениям. На этих кафедрах и формировалась новая отечественная психология, здесь появились ученые, составившие цвет российской психологии и определившие почти на 30 лет путь ее развития. Активное развитие психологии в стенах Московского и Петербургского университетов происходило во многом благодаря усилиям М.М.Троицкого (1835-1899) и М. И. Владиславлева (1840-1890).
После окончания Киевской духовной академии Троицкий был послан за границу для приготовления к профессорскому званию. По возвращении работал профессором философии в Казани, а затем в Варшаве. В 60-х годах принимал активное участие в восстановлении преподавания философии в светских университетах после разгрома, который постиг кафедры философии в 1850 г.
Его первой книгой, которую он представил в качестве своей докторской диссертации, было сочинение «О немецкой философии в текущем столетии». Эта книга вызвала неоднозначную реакцию в научных кругах, так как в ней Троицкий противопоставлял английскую психологию немецкой. Он поддерживал значение индуктивного метода и английского ассоцианизма, доказывая правоту сенсуалистов, и резко критиковал Канта и всю немецкую линию в философии и психологии. В то время в России, прежде всего в Московском университете, как раз была более популярна немецкая психология Гербарта и Вундта, поэтому-то диссертация Троицкого и подверглась в Москве резкой критике. Не была принята и его попытка соединить идеи эмпиризма с богословской традицией. Именно за это критиковал Троицкого известный философ и богослов П.Д.Юркевич. Только после его смерти, защитив к этому времени докторскую диссертацию в Петербурге, Троицкий возвратился в Москву, став в 1875 г. профессором и заведующим кафедрой философии Московского университета, несмотря на противодействие некоторой части профессоров, которые настаивали на кандидатуре выдающегося ученика Юркевича В. Соловьева.
Придавая большое значение распространению психологических и философских знаний, повышению общего уровня психологической культуры в российском обществе, Троицкий стал инициатором создания Московского психологического общества при Московском университете. Общество было создано в 1885 г., и Троицкий стал его первым председателем. Назвав это общество не философским, а психологическим, Троицкий хотел подчеркнуть, что именно психология, главным образом теория познания, должна стать основой общей методологии всех общественных наук. В конце XIX - начале XX в. Психологическое общество было центром научной жизни Москвы, его роль особенно возросла в 1889 г., когда начал выходить журнал «Вопросы философии и психологии», в деятельности которого Троицкий также принимал самое активное участие.
В своих работах Троицкий обращал серьезное внимание на ключевой для психологии того времени вопрос о выборе метода исследования, подчеркивая необходимость создания позитивной психологии и формирования нового, объективного способа изучения душевной жизни. Сравнивая два подхода к психологии -английский и немецкий, он приходил к выводу о преимуществах ассоцианистического подхода, изложенного в работах Милля, Бэна и Спенсера. Он писал, что английские ученые впервые взглянули на факты психической жизни, они «извлекли психологию из немецкой кабалистики» и тем самым поставили ее в ряд с другими позитивными науками. Однако нельзя не отметить, считал Троицкий, и некоторую односторонность позиции английской психологии, которая рассматривает только внешнюю, чувственную сторону души. Поэтому методология сенсуализма может и должна быть дополнена немецкой психологией, так как исследование операциональной стороны, процессов души как раз является сильной стороной немецкой психологической школы.
Признавая приоритетное значение сенсуализма и английской психологической школы, Троицкий и в следующих своих работах -«Наука о духе» (1882), «Учебник логики» (1885) - развивал идеи ассоцианистической психологии, доказывая, что все психические процессы формируются благодаря различным законам ассоциаций - смежности, сходства, контраста и т.д. Центральное место в его концепции занимала теория познания, которую он в значительной мере отождествлял с психологией и логикой. При этом он выделял в исследованиях мышления три направления - историческое, которое ставит своей задачей изучение индивидуального, собственно психического пути формирования человеческой мысли; логическое, которое исследует общие законы познания; трансцендентальное, исходящее из идей умозрительного порядка.
Хотя проблема творчества и не была для Троицкого такой же значимой, как для других психологов того времени, тем не менее он уделял ей значительное внимание, связывая ее главным образом с особенностями личности, хотя и не отрицая того факта, что основывается творческий акт на мыслительных операциях, строящихся по законам ассоциаций. При этом творчество для него символично, так же как и культура. С его точки зрения, символическое творчество человека всегда развивается от подражания «в сторону отрешения от этой подражательности к развитию и поддержанию его самобытности и оригинальности». Сохранение символического творчества отдельного человека является для Троицкого формой сохранения его личности. Он, как и впоследствии символисты, подчеркивал, что творчество есть проявление личных качеств человека, а не какой-то группы людей.
Законами ассоциаций Троицкий объяснял также возникновение религии и нравственности. Он писал, что религиозное мировоззрение находится в очевидной логической связи с другими формами трансцендентного мышления, и выделял в процессе формирования религиозных взглядов два основных периода - период народной религии, который представляет собой историю народной мифологии, и период ученой религии, т. е. историю ученого богословия. Так как свою задачу он видел в формировании объективной психологии, то считал необходимым разграничить между собой знание и веру. Он писал, что существует метафизическое мировоззрение, которое в противовес патетическому и поэтическому предназначено для сближения религиозной веры с наукой. При этом Троицкий выделял материализм как наиболее раннюю стадию развития такого метафизического мировоззрения, которая сменяется затем спиритуализмом и идеализмом.
С его точки зрения, история народной мифологии представляет собой народную историю культуры анимизма, заключающуюся в установлении между всеми духами каких-нибудь связей или отношений и оканчивающуюся утверждением единовластия одного всемогущего духа над всеми остальными членами духовного мира. Троицкий считал, что в народной религии открывается также умственная рефлексия отношений и связей между людьми, так как в ней фиксируются пережитые эмоции, опыт как индивидуальных, так и родовых, общественных отношений.
Он указывал, что нравственное чувство человека зависит от его умственной развитости в практических вопросах, т. е. утверждал, что мораль есть своего рода практический интеллект и поэтому чем более развит человек интеллектуально, тем легче сформировать у него и нравственность, по крайней мере нравственные понятия и убеждения.
Стремление Троицкого связать появление религии с законами ассоциаций неизбежно привело его к мысли о ее связи с логикой и развитием мышления, а не с чувствами и нравственностью. Он писал, что идея нравственного законодателя вселенной и человека и идея бессмертия человека как личности находятся в очевидной связи с развитием анимизма, народной мифологии и богословия. Таким образом, с его точки зрения, теоретические элементы народной веры, даже на высшей ступени ее развития, не требуют для своего образования других условий, кроме законов мышления, называемых законами ассоциаций. Однако, стремясь связать эти положения с богословскими психологическими и философскими традициями, он добавлял, что если религия сама по себе и является производной мышления, то религиозная вера человека возникает более сложным путем и не может быть объяснена одними законами логики. Эта двойственность его позиции особенно четко видна в разработке проблемы развития нравственности.
В своих работах Троицкий попытался совместить ассоцианистический подход к пониманию нравственности с направленностью на воспитание нравственной личности как основы всей психической жизни человека. Эту позицию он обосновывал тем, что именно нравственное чувство, или, как он писал, чувство долга, является тем сверхличным компонентом, который существует в сознании каждого индивида и который создан деятельностью нескольких поколений людей. Таким образом, он рассматривал нравственность как надындивидуальную структуру, которая представляет собой основу личности, духовной жизни человека. С одной стороны, он доказывал, что нравственное чувство, а не мышление руководит поведением человека, а с другой стороны, писал о том, что оно формируется коллективными усилиями нескольких поколений людей данной национальной или общественной группы, а затем в процессе воспитания присваивается личностью. Иными словами, Троицкий приходил к выводу о том, что нравственное чувство людей есть произведение их культуры, которая косвенно отражает в себе человеческие нравы.
М. И. Владиславлев был профессором, а с 1887 г. и ректором Петербургского университета. Благодаря ему психология в этом учебном заведении стала одной из ведущих дисциплин. Он не только переводил и популяризировал взгляды немецких психологов, прежде всего Канта (как впоследствии и его ученик Введенский), но и разрабатывал собственный курс опытной психологии, центральное место в котором занимали проблемы воли и нравственности. Он ввел в курс психологии очерк истории развития психологических взглядов, что позволяло понять место современных (для того времени) психологических взглядов и их связь с прошлым опытом.
Разрабатывая свою концепцию психологии, Владиславлев стремился соединить эксперимент с идеалистическим взглядом на душу. Выступая против материализма, недостатки его, как и Кавелин, он видел в невозможности с этой позиции объяснить развитие нравственности, происхождение этических и эстетических понятий и чувств человека. Применив энергетический закон к психологии, что было новинкой в 70-80-е годы XIX в., Владиславлев пытался связать энергетическую теорию с забыванием и воспроизведением, говоря о том, что бессознательные состояния и забывание характеризуются минимумом энергии.
Он разделял волюнтаристский подход Вундта, причем своеобразие психологических взглядов самого Владиславлева, изложенных в его учебнике «Психология» (1881), проявляется именно в его трактовке воли и ее роли в психическом развитии человека, в формировании его этических и эстетических идеалов. Это соединение этики и эстетики не случайно и является одной из основных отличительных черт психологии Владиславлева. В отличие от традиционных для того времени взглядов он связывал нравственность не с мышлением или чувствами, а с воображением. Волю он считал ведущим психическим процессом, который направляет течение всех психических функций.
Воля, управляющая нашей психикой, лежит в основе различия между мышлением и воображением, которые представляют собой единый процесс и отличаются друг от друга только целями, направленностью волевого поведения. Если целью является познание внешнего мира, возникает логическое мышление; если же цель состоит в развлечении либо создании идеального мира, появляется воображение. Поэтому, отмечал Владиславлев, истинные ученые и художники - это всегда люди с сильной волей, которая помогает им преодолеть все трудности и неудачи и прийти к истине.
Владиславлев различал два вида воображения. Первое, направленное на отдых, игру душевных сил, не довольствуясь смешным и забавным в жизни, создает шутливые и причудливые образы, приносящие душе отдых и разрядку. Второй вид воображения связан с такими представлениями, при помощи которых душа стремится уяснить истинное, ценное и совершенное бытие, для чего и создает мир идеалов.
Связывая воображение с этикой и эстетикой, Владиславлев писал, что оно всегда служит истине, красоте и благу. Как служитель красоты оно создает идеальные эстетические типы, а для осуществления влечений к истине и благу - нравственные идеалы. Интересно, что стремление объяснить искусство и мораль исходя из законов психики привело впоследствии к мысли о ведущей роли воли Петражицкого и Овсянико-Куликовского, исследовавших проблемы психологии творчества, а также нравственных и правовых эмоций.
Исходя из своей концепции психики, Владиславлев рассматривал искусство как практическую психологию и школу нравственности. Он считал поэзию идеальной выразительницей психического состояния человека, значение которой еще предстоит оценить ученым. Искусство, по его мнению, появилось из потребности души быть в соприкосновении с миром высоких ценностей, с миром идеалов. Поэтому-то искусство не только дает человеку возможность отдохнуть, расслабиться, но и учит его жизни, формирует у него определенные ценности. Так. Владиславлев отмечал, что картины, создаваемые воображением, в тысячу раз важнее для развития общественного самосознания, чем любые научные или публицистические рассуждения, и приводил в качестве примера романы Тургенева.
Именно при создании идеалов - и в искусстве, и в религии, и в жизни - воображение переходит в творчество, создавая нечто значительное и своеобразное. К таким продуктам творчества относятся и представления об идеальном народе или идеальном человеке, в частности представления о типично русском характере. Поэтому данные модели отражают не столько реальные особенности народа, сколько идеальные стремления данной нации. Однако идеалы создаются не только на основе воображения, но и на основе опыта, рефлексии и воли, влиянием которых Владиславлев объясняет разницу между идеалами у разных народов и даже у одного и того же народа на разных этапах развития. Уделяя большое внимание проблеме воспитания чувств, он связывал его с развитием воображения при помощи искусства, при этом детально описывал разницу в эмоциональном воздействии живописи, музыки, поэзии и прозы.
В своих концепциях и Троицкий, и Владиславлев подчеркивали, что для развития научной психологии необходимо отделить веру от знания. В отстаивании этих принципов им приходилось противостоять позиции таких ученых, как Самарин и Козлов, которые доказывали, что подобное разграничение в принципе невозможно.
Ю. Ф. Самарин также отрицал зависимость поведения от внешних условий, доказывая, что такое подчинение свидетельствует о пассивности души, об отсутствии у нее свободы воли. Естественно, что при этом подходе он практически отвергал психологию как объективную науку, так как считал, что ни психология, ни философия не могут объяснить душу человека, выработать в ней нравственные начала. Это дело только религии, к которой и должны обращаться люди и которая единственная может избавить их от уныния, разочарования и дать им идеалы, развить у них чувство долга и силу для сопротивления внешним обстоятельствам.
По своим взглядам на роль психологии и ее место в системе гуманитарных наук близок к Ю. Ф. Самарину и А. А. Козлов, который в своей книге «Философские этюды» (1876) писал, что в России философские знания могут приобрести характер верховной истины, объемлющей результаты всех наук, в том числе и психологии.
Основу развития отечественной психологии Козлов видел в распространении в обществе психологических знаний, прежде всего взглядов немецких ученых - Лейбница, Шопенгауэра и Гартмана. Представляет несомненный интерес попытка Козлова соединить рационалистический характер теории Лейбница с традициями российской науки. Так, он доказывал, что именно монадология, в которой ученый рассматривает активность монады в стремлении к истине, отвечает характеру российской науки, объясняет ее поиски абсолютного знания. При этом Козлов, как и Самарин, исходил из приоритета цельного, интуитивного знания над логическим. Эти идеи развивал в дальнейшем и ученик Козлова Лосский.
Ценность научной деятельности Козлова была прежде всего в ее просветительском характере, так как он старался познакомить своих читателей и слушателей с последними новинками европейской науки. Для российской науки 70-80-х годов XIX в. критические статьи ученого, его обстоятельные и живые изложения различных взглядов представляли собой весьма важное приобретение. В то же время собственные взгляды Козлова, особенно оформившиеся в конце жизни, не имели такого значения. И только в начале XX в., после появления работ Лосского и Франка, его мысли о субстанциональности человеческой души, ее цельности и активности получили распространение и общественное признание.
Одной из самых интересных фигур в гуманитарной науке этого периода является А. А.Потебня (1835-1891), труды которого имели огромное значение для развития психологии.
Основной темой его исследований было развитие языка, но он постоянно анализировал такие психологические проблемы, как становление сознания и самосознания, формирование образа окружающей действительности. Потебня был одним из первых отечественных исследователей, который заговорил о необходимости культурно-исторического подхода к психике человека. Он писал, что психология, как и языкознание, есть наука об истории душевных явлений в пределах личной или народной жизни. При этом необходимо подчеркнуть, что Потебня считал, что развитие индивидуальной психики не может происходить изолированно от других людей, от времени и культуры, в которых живет человек.
Поэтому он старался найти закономерности влияния культуры и народа на личность и, наоборот, личности на культуру и народ, так что проблема развития народности и культуры занимала значительное место в его творчестве. И в постановке вопроса, и по степени проработанности этой проблемы его по праву можно считать одним из первых ученых, заложивших такую характерную особенность отечественной психологии, как историко-генетическая ориентацияв анализе психического и этического развития человека. Это качество позднее в полной мере нашло отражение в теориях Бердяева, Франка, Шпета, Басова и Выготского.
Потебня писал, что основной вопрос самопознания «Что такое?» для современного человека сводится к вопросу историческому «Как я, один из многих, стал таким?». При этом в осознании себя частью данного народа главную роль, с его точки зрения, играет язык, так как говорить, считает он, значит связать свою мысль с мышлением своего племени или народа. Иными словами, овладение языком ведет к осознанию эстетических и нравственных идеалов, поэтому связано с социализацией и инкультурацией личности, хотя и не тождественно этим процессам.
Идея опосредования (медиации)была одной из основных в теории Потебни, центром большинства его построений. Он считал, что человек отличается от животного тем, что обладает словом, т.е. орудием, которое он создал для совершенствования своей мысли, и машиной - орудием, которое он создал для усовершенствования своих действий. Говоря о роли знаков, опосредующих развитие психики, Потебня подчеркивал, что мы познаем природу не непосредственно, как дикарь, поэтому и извлекаем из нее науку, в то время как дикарь извлекает из нее лишь фетиши или богов. С его точки зрения, именно применение орудий (знаков) делает человека культурным, в отличие от дикаря.
Овладение устной и письменной речью, которое позволяет человеку приобщиться к культуре народа, лежит в основе формирования национального самосознания и человека и народа в целом. При этом такое развитие идет извне внутрь, т. е. происходит интериоризация знаний, так как вначале ребенок должен проговаривать свои мысли вслух, а потом уже может мыслить про себя. Из этого Потебня делал вывод, что самосознание и сознание являются продуктами языка, причем сознание возникает раньше, чем самосознание. Таким образом, и Сеченов и Потебня практически одновременно пришли к идее о том, что психическое развитие культурного человека происходит путем присвоения внешних, общественных знаний, языка, норм, традиций, идеалов, которые хранятся в культуре данного народа и которые, переходя во внутренний план, интериоризируясь, формируют основы психики человека.
Анализируя развитие языка, Потебня рассматривал роль слова в мифическом, прозаическом и поэтическом мышлении, исследуя связи между словом, мифом, знаком и символом, т.е. основными медиаторами культуры. Он выделял в слове два содержания -объективное, которое заключает один признак предмета, и субъективное, в котором может быть много признаков. При этом первое является для нас знаком, символом, замещающим второе. Объективное содержание служит формой, в которой сознанию представляется содержание мысли. Поэтому, если исключить субъективное содержание, в слове останется только звук, т. е. внешняя форма слова и его этимологическое значение, которое представляет собой внутреннюю форму слова.
Так Потебня вводит одно из важнейших своих понятий - внутреннюю форму слова, которая показывает, как представляется человеку его собственная мысль. Развивая это положение, он писал, что в слове мы различаем его внешнюю форму - членораздельный звук, его объективное значение и тот образ, в виде которого выражено значение и который является внутренней формой слова. При этом в основе перехода от символа к знаку, с его точки зрения, лежит изменение внутренней формы слова, т.е. переход от субъективного к объективному и от образного к безобразному содержанию слова. Таким образом, поэтичность языка связана с его символичностью и многозначностью, в то время как проза связана с забвением внутренней формы слова.
Исследования Потебни процесса трансформации внутренней формы слова и его значения в большой мере повлияли на развитие не только психологии и лингвистики, но и эстетики. Он доказывал, что в искусстве образ (внутренняя форма) более многозначен, чем содержание. Поэтому содержание, которое мы черпаем из данного произведения, может и не совпадать с тем, которое вложил в него сам художник, но оно всегда обусловлено внутренней формой данного произведения. С этой точки зрения ценность произведения заключается не столько в оригинальности или важности его содержания, сколько в его внутренней форме, т. е. в силе и гибкости созданного образа, его способности вступать в новые социальные связи, вызывая эмоции у новых поколений. Гибкий образ может вызывать разные представления, люди могут вкладывать в него различное содержание, поэтому такое произведение не устаревает со временем и вызывает восторг у совершенно разных людей.
Таким образом, и Потебня и Кавелин, хотя и с разных позиций, пришли к выводу о том, что главное в произведении искусства -его форма, а не содержание, и только совершенное по форме произведение может вызвать отклик у зрителей. Эти работы во многом способствовали новому пониманию искусства, которое зарождалось на рубеже XIX-XX вв.
Потебня считал, что с психологической точки зрения слово имеет две функции. Первая состоит в том, что с помощью слова человек освобождается от переживания, так как в звуке передает его другому человеку. Иными словами, не только искусство, но и речь, объективируя эмоции человека, способствует катарсису, очищению от них. Вторая, не менее важная функция слова состоит в том, что речь, как и искусство, является формой самопознания, так как позволяет сначала самому творцу, а затем и слушателям осознать свои мысли и чувства. Он писал, что «слово потому есть орган мысли и понимания мира и себя, что первоначально оно есть символ, идеал и имеет все свойства художественного произведения».
Изучение процесса развития слова в концепции Потебни было тесным образом связано с проблемой творчества. Критикуя современную ему ассоцианистическую психологию за неумение понять природу творчества, он писал, что она не может объяснить проблему появления, рождения слова, которое и является главным продуктом творчества души. Исследуя процесс развития речи, Потебня выделил в нем две стороны - понимание речи другого и создание собственной речи. Эти две стороны развиваются по-разному. Развитие понимания идет путем интериоризации, в то время как формирование речи - это творческий процесс создания языка. В данном отношении позиция Потебни близка мыслям Бюлера, который также разрабатывал эвристическую концепцию развития речи. Потебня подчеркивал, что, как любое творчество, создание языка -это процесс, который развивается изнутри, причем и ребенок и народ в целом сначала воссоздают или открывают какие-то понятия, а потом называют их, придумывают им названия.
Противоречивость психологического развития человека, с его точки зрения, состоит в том, что мышление развивается изнутри, но знания и опыт приходят к человеку извне, т. е. язык есть творчество, но мы перенимаем обычно уже готовый язык, а не изобретаем его каждый раз заново. Таким образом, взрослый своей помощью, обучением сокращает путь изобретательства ребенку, направляя его мысль в нужную сторону.
Не менее важно для психического становления развивать понимание речи других, что, по мнению Потебни, также является творческим процессом. При понимании человек, слушая другого, должен сначала подражать ему, проговаривая про себя (а иногда и вслух) обращенные к нему слова. В какой-то степени теория Блонского о том, что речь развивается путем подражания звукам других людей, перекликается с этими взглядами Потебни или вытекает из них. Потебня практически использовал понятие эгоцентрической речи (не употребляя этого термина), так как писал, что не только других, но и самого себя ребенок или малообразованный человек не может понимать без того, чтобы не проговаривать пришедшие им в голову мысли вслух.
Сложность понимания речи в том, что в разговоре мы не передаем какой-то определенный знак (значение), но затрагиваем звено в цепи чувственных представлений и понятий. Поэтому при понимании речи другого происходит как бы воссоздание аналогичных, но не тех же самых, не тождественных понятий. На этом основании Потебня делает вывод о том, что «понимание есть одновременно и непонимание», так как абсолютно строй представлений и образов разных людей не совпадает. Чем точнее мы поймем, что именно хотим сказать, какую информацию передать другому, тем более правильную форму найдем для своих мыслей и. таким образом, более адекватно воздействуем на сознание другого человека, который сможет воссоздать соответствующие нашим мыслям понятия.
Так что слово помогает понять не только другого, но и себя самого. Оно связывает воедино отдельные части жизни, прошлое с настоящим. Поэтому именно слово является основой самосознания человека, именно оно выстраивает хаотические мысли в цельную картину своей жизни и помогает создать свой собственный образ.
В изучении проблемы ментальности подход Потебни существенно отличался от общепринятой в то время точки зрения. Развитие народности он связывал с развитием языка, появлением мифов и религии, не отождествляя тем не менее эти понятия, как Лацарус, Штейнталь и Вундт. Разделяя понятия «народ», «народность» и «национальность», Потебня утверждал, что в народности форма важнее содержания (особенно динамика, развитие этой формы), в то время как национальность важна, прежде всего, своей идеей, содержанием. Он связывал народность с языком, считая, что это, скорее, ощущение общности, народного единства в смысле «общения мысли, установляемого единством языка». В то время как народность является неосознанным или полуосознанным понятием, идея национальности возникает всегда осознанно и связана с выделением данного народа из других, т. е. с осознанием его особенностей. Идея национального самоопределения дает толчок мыслям о своеобразии какой-либо нации, о ее преимуществах по сравнению с другими нациями. Вот в этом-то и видел, совершенно обоснованно, Потебня источник негативных тенденций в понятии национальности. Характеризуя такое актуальное понятие, как национальная идея, Потебня, как и В.Соловьев, приходил к выводу, что она всегда является мессианской. Если нет и не может быть отрицательных характеристик народности, как не может быть лучших или худших народов, то идея национальности амбивалентна и может служить как прогрессу, так и реакции. При этом национальная идея может стать препятствием на пути развития не только народа, но и личности, лишая ее необходимой свободы самовыражения. Потебня также подчеркивал, что национальная идея не является непременным атрибутом народа, но возникает время от времени как умысел отдельных лиц и только в редкие, критические периоды овладевает всем народом.
В отличие от многих ученых Потебня считал, что изоляция, стремление сохранить в нетронутом виде язык, обряды и другие элементы народной жизни скорее ведут к денационализации, чем открытость и общение с другими народами (что подтверждается работами современных этнографов и этнопсихологов), так как для развития личности необходимо общение с другими личностями, а для развития народа необходимы контакты с другими народами.
На фактах истории языка Потебня доказывал, что люди рождаются только со способностью чувственного восприятия и не имеют врожденных категорий времени, пространства, причины и других. Эти понятия оформляются при овладении словом. Трансформировав понятие об апперцепции, он выдвинул положение об «апперцепции в слове». То есть сознание субъекта выступало в качестве производного языковой структуры, которая объективна, не зависит от индивидуальных свойств личности и обусловлена принадлежностью к одному и тому же народу.
Потебня стимулировал появление ориентированной на его идеи научной школы, поставившей задачу разрабатывать проблемы теории и психологии творчества и издававшей специальный журнал по этой проблематике.
***
Анализ рассмотренных концепций доказывает, что в России в 60-80-е годы XIX в. были созданы значительные психологические теории, в которых вырисовываются отдельные черты, характерные для дальнейшего развития российской психологии.
Ученые в этот период предлагали несколько путей построения российской психологии - на основе естественных наук, на основе философии и на основе лингвистики.
Практическая направленность, характерная для психологии того времени, была вызвана необходимостью использования ее данных при проведении важнейших реформ. Так, судебная реформа поставила такую важную проблему, как развитие нравственности и свободы воли.
Формирование самоуправления, проведение земской и крестьянской реформ подняли не менее значимый для российской науки вопрос о взаимоотношениях народа, интеллигенции и власти. Необходимость решения этого вопроса связывалась с попытками получить от психологии рецепты преодоления кризиса и проведения реформ на основе анализа структуры «русской души и русского характера».
Появление теорий Сеченова, Троицкого, Кавелина, Козлова, Владиславлева, Потебни и других ученых того времени доказывает, что взаимосвязь с западной психологией обогащала отечественную науку. Российские ученые отказались от голого копирования, репрезентации полученных западными коллегами фактов и законов, стремясь к их творческой интерпретации. Привнесение в западноевропейскую схему идеи нравственного и эмоционального развития, положений о роли культуры и слова в становлении психики позволило отечественной психологии разработать оригинальные научные концепции психического, примером которых могут служить взгляды Сеченова, Кавелина и Потебни.
Социальная ситуация, сложившаяся в обществе в 90-х годах XIX в., привела к изменениям в идеологических и научных установках. Если в 60-80-е годы общество преклонялось перед наукой, особенно наукой естественной, о чем говорилось выше, то уже к 90-м годам общественное настроение начало заметно изменяться, появились апатия, усталость от нереализованных политических обещаний, неверие и негативизм по отношению к науке.
Стали изменяться ценностные ориентации интеллигенции. В России в XIX в. образовалось, по крайней мере, две группы интеллигенции, которые занимались гуманитарными проблемами, и обе группы имели ярко выраженную идеологическую, ценностную окраску. Эта идеология, выработанная на основе разного понимания исторического развития и разного мнения о значении того или иного исторического периода, влияла на формирование методологических основ формирующейся психологии. В 60-70-е годы большее распространение и популярность имели либерально-народнические взгляды, ориентирующие Россию на общечеловеческий, с европейским уклоном, путь развития. Привлекательность этой позиции постепенно уменьшалась, начиная с 80-х годов, и к концу века на первый план вышла противоположная позиция, в которой превалировали охранительные тенденции, нацеливающие Россию на поиски самобытных, присущих только ей путей развития.
Анализируя изменение ценностных ориентации, Стасюлевич справедливо замечал, что поиск причин смены идеологических установок является задачей прежде всего психологии. Разочарование в позитивной науке и поворот к религии, мистике, характерные для этого периода, были закономерным процессом, следствием завышенных ожиданий, связанных с естественными науками. Убедившись в невозможности получения немедленного результата, многие ученые бросились в другую крайность - они полностью отказались от объективного исследования психики и стали интерпретировать получаемые данные в терминах чувства и веры, а не логики и знания. Этим, по-видимому, можно объяснить и тот факт, что в 90-х годах XIX в. превалировало гуманитарное знание, а не точные науки. Падение интереса к естественно-научному объяснению феномена личности происходило на фоне усиления интереса к мистическим и религиозным концепциям человеческой души.
В то же время усиливался интерес к искусству, которое на рубеже XIX-XX вв. достигло в России небывалого расцвета во всех областях - в прозе, поэзии, живописи, театре и балете. Можно сказать, что в то время общество развивалось по закону компенсации, т. е. упадок общественной жизни, потеря интереса к науке, неуверенность в завтрашнем дне компенсировались уходом в искусство.
Социальные и мировоззренческие изменения привели к изменению ориентации психологии материалистической, основанной на естествознании, на идеалистическую, связанную преимущественно с философией и социологией. После господства материализма и позитивизма и увлечения естественными науками начинается возрождение интереса к философии.
Кроме мировоззренческих существуют и чисто научные причины произошедших изменений. С одной стороны, развитие психологии показало невозможность применения к ней естественно-научных методов в полном объеме, в особенности при исследовании гипнотизма, бессознательных структур психики, когда обнаружилась слабость материалистической метафизики. С другой стороны, успех философии Шопенгауэра и Гартмана, нашедших себе в Россия многочисленных поклонников, доказал недостаточность объяснительных принципов позитивизма, особенно в плане раскрытия специфики познавательных процессов. Это заставило не только философов, но и естествоиспытателей, стремящихся к цельному мировоззрению, вновь обратиться к философии.
Так, А. С.Фаминцын в сочинении «Современное естествознание и психология», которое вышло в Петербурге в 1898 г., доказывал неудовлетворительность чисто механистического мировоззрения в науках о жизни. Наряду с защитниками механистического мировоззрения появились защитники динамизма (например, в форме теории энергетизма, что наложило большой отпечаток и на психологию), а наряду с физико-химическими объяснениями явлений жизни в то время появились биологические, основанные на витализме. Большое значение имел пересмотр основных математических понятий, который повлек за собой изменение воззрений на пространство и время. Нельзя сказать, чтобы отказ от естествознания был окончательным, но право философии на внимание со стороны ученых, исследующих природу, перестало кем-либо отрицаться.
Показательно, что вышедшая в 1881 г. книга Н. И. Пирогова «Вопросы жизни из дневника врача», в которой он обосновывал свою теологическую точку зрения и проявил себя глубоким и самостоятельным религиозным мыслителем, была очень тепло и сочувственно встречена в обществе. В то же время подобные книги, появлявшиеся в 60-70-х годах, воспринимались сугубо отрицательно и вызвали критику в научных и общественных кругах. Характерный поворот взглядов на естествознание виден и в книге «Сборник по философии естествознания» (1906). Однако ориентация психологов на естественные науки не исчезла, и сохранилось стремление к построению объективной психологии, исследующей поведение человека и животных, основы которой были заложены Сеченовым. В новых условиях идеи Сеченова разрабатывались Павловым, Бехтеревым, В. А. Вагнером и другими исследователями.
Существенной особенностью этого этапа развития отечественной науки было и то, что вместо ряда крупных ученых, работавших в 70-е годы, в конце XIX в. появились группы; они объединялись вокруг ветеранов предшествующего периода и вместе с ними разрабатывали те научные вопросы, которые были поставлены лидерами этих школ. Именно в то время у нас впервые появились научные школы, например школы Менделеева, Бутлерова, Соловьева, Веселовского. Грота, Потебни и др.
Одной из центральных фигур в российской науке XIX в. по праву можно считать В.С.Соловьева (1853-1900), не только по значительности того, что им сделано, но и по тому огромному влиянию, которое он оказал на виднейших ученых своего времени. Это влияние не ослабло и после смерти Соловьева, оно заметно не только в работах Бердяева, Булгакова, Лосского, Лопатина, но и в художественных произведениях, например в поэзии символистов. Без преувеличения можно сказать, что именно взгляды В. С. Соловьева инициировали тот переворот в ценностных ориентациях и идеологии, о котором говорилось выше.
Большую роль в духовном развитии Соловьева сыграла его семья, прежде всего отец - известный историк С.М.Соловьев, воспитавший в сыне уважение и любовь к знаниям, работоспособность, стремление к поиску универсальных истин. Во время учебы в гимназии Соловьев, как и многие его сверстники, увлекся идеями народничества, ориентированными на материалистическую и позитивистскую философию. С этим увлечением связано и его решение поступить на физико-математический факультет Московского университета. Однако уже после второго курса он перешел на историко-филологический факультет, чему предшествовало знакомство с П. Д. Юркевичем, который в этот период занимал кафедру философии в Московском университете. Его лекции оказали серьезное влияние на изменение мировоззрения Соловьева, и именно Юркевича он считал своим учителем.
Окончив с отличием университет, Соловьев в 1874 г. уехал в Петербург, где защитил магистерскую диссертацию. Эта диссертация, которая называлась «Кризис западной философии», вызвала большой резонанс не только в науке, но и в широких кругах петербургской и московской интеллигенции, так как Соловьев выступил против позитивизма, который господствовал в то время в России. После зарубежной стажировки он начал преподавать в университете, готовился к защите докторской диссертации. Однако после смерти Юркевича положение Соловьева на кафедре философии существенно изменилось, особенно с приходом на должность заведующего кафедрой М.М.Троицкого, научные взгляды которого противоречили позиции Юркевича и Соловьева. Это привело к отставке Соловьева и его переезду в Петербург, где он и защитил в 1880 г. докторскую диссертацию «Критика отвлеченных начал». Однако в 1881 г. ему пришлось уйти и из Петербургского университета и из комитета в Министерстве народного просвещения. Отставка была связана с тем, что Соловьев считал неприемлемой смертную казнь, высказав убеждение в необходимости ее отмены для всех преступников, в том числе и цареубийц. Это заявление, сделанное во время одной из его публичных лекций, вскоре после покушения народовольцев на царя, и привело к его отставке с государственной службы, на которую он не вернулся до конца жизни, несмотря на неоднократные предложения.
С этого времени началась активная публицистическая деятельность Соловьева, продолжавшаяся почти 10 лет. Он отошел от многих своих прежних убеждений, от славянофильских ориентации, сблизился с редакцией журнала «Вестник Европы» (органа либерального направления) и стал его активным сотрудником. Одновременно он почти отошел от философии, к которой возвратился только в 90-е годы. В этот период он создал такие значительные произведения, как «Смысл любви» (1892-1894), «Оправдание добра» (1894-1895) и «Три разговора» (1899-1900). Не имея постоянного дома и семьи, Соловьев жил у родных и знакомых, часто переезжая с места на место. В свой последний приезд в Москву летом 1900 г. он простудился и умер в имении своих друзей и единомышленников Трубецких.
Как все богато одаренные люди, Соловьев не укладывался в определенные рамки. Стремление к активности и универсализму объединяло его с «шестидесятниками», так как духовная атмосфера знаменитой реформаторской эпохи была ему присуща в значительной степени.
Хотя Соловьев оставил не законченную научную систему, а скорее только ее план, ряд не всегда друг с другом согласующихся эскизов или особых приемов для разрешения отдельных проблем, тем не менее именно его искания во многом и сделали проблему развития нравственности, формирования личности человека, проблему воли центральными для психологии того времени. Причем в обсуждении этих проблем принимали участие не только психологи и философы, но и педагоги, историки, юристы. Необходимо отметить, что, хотя Соловьев считается основателем христианской философии, его система была совершенно лишена того догматизма, который приобрела у некоторых его последователей.
Соловьев в некотором роде обозначил кульминационную точку того поворота в мышлении, который произошел в конце 80-х годов XIX в. и знаменовал собой признание религиозной жизни и некоторое разочарование в «единодержавии» науки, в особенности естествознания. При этом надо отметить, что в философии Соловьева рационалистические элементы сознательно соединялись с мистическими. Соловьев духовно покончил со старым славянофильством, его ложным национализмом и исключительным восточничеством. Он считал неправильной идею разделения христианства на католичество и православие и был одним из основателей экуменизма.Интересно, что некоторые исследователи считают Соловьева антагонистом Толстого по философским и нравственным проблемам, при этом большинство отмечают, что влияние Соловьева на научную мысль, особенно в России, было намного значительнее, чем влияние Толстого. Оба мыслителя уделяли большое внимание проблеме взаимосвязи науки и веры, но в то время, как западник-рационалист Толстой отрицал науку, мистик Соловьев признавал ее права, что еще раз подчеркивает парадоксальность русской мысли и русской науки. Оба они придавали большое значение религиозной этике, которая находилась в центре их внимания, но этика рационалиста Толстого привела его к отрицанию государства и анархизму, к учению о непротивлении злу, в то время как понимание этической задачи, возложенной на человека, повело Соловьева по совершенно иному, более сложному и тонкому пути.
Свою философию, изложенную в основных его трудах «Оправдание добра», «Духовные основы жизни» (1897), «Три разговора», он называл мистицизмом, т. е. таким воззрением, которое признает недостаточность эмпиризма и рационализма и, не отвергая их относительной истинности, требует дополнения их другими источниками знаний, имеющимися в «цельном разуме». Этот иной источник есть вера, свидетельствующая о существовании трансцендентального мира, к которому неприменимы признаки, заимствованные из мира явлений. Он считал, что трансцендентальный мир, или всеединое целое, или Бог, имеет непосредственное отношение к человеку, который занимает среднее положение между безусловным началом, или всеединым целым, и преходящим миром явлений, не заключающим в себе истины. В принципе из этого понимания места и роли человека в теории Соловьева и вытекает психологическая концепция Франка и Лосского, которые дополняют и развивают главные мысли ученого.
Одним из наиболее ценимых Соловьевым философов, особенно в конце жизни, был Платон с его стремлением к созданию системы объективного идеализма и с его разочарованием (как и у Соловьева) в возможности идеей воспламенить или переделать человека.
В своей космогонической концепции Соловьев, как и платоники, утверждал, что единство мира задано Логосом, который исходит от Бога и объединяет бытие.
Однако платоновская концепция мира видоизменена Соловьевым в двух отношениях - дуализм Платона преодолен у него, во-первых, идеей постепенного развития бытия в пяти царствах, идеей постепенного возвышения от мертвой материи к разумному и нравственному царству, во-вторых, христианским пониманием сущности человека и смысла истории. В центре его истории стоит божественная личность Христа, победившего смерть и таким путем приобщившего мир преходящих явлений к вечной жизни, к безусловному началу. В Христе человеческое и божественное начала получают свое высшее воплощение, и, следовательно, на основе христианства в самом широком смысле возможно восстановление изначального единства. Появление Христа придает смысл историческому процессу, долженствующему завершиться царством Божиим, победой любви над смертью, ибо Бог есть любовь.
Эта концепция ставит перед человеком очень важную задачу, ибо с ним связан качественный переход в развитии бытия. Человек наделен самосознанием, он является высшим звеном эволюции природы и поэтому может осознать направление и цель развития. Имея высшую цель, человек стремится к совершенству, которое он видит в восстановлении и воссоединении Добра, Истины и Красоты. Соловьев считал, что мертвая материя, пройдя через человеческую среду, одухотворяется, становится живой. При этом прогресс человеческого духа совершается главным образом по одному пути - по пути личного нравственного совершенствования, ради которого свободная воля должна делать постоянные усилия. Эти усилия становятся реальной силой, если к ним присоединяется воздействие свыше, т.е. то, что в религиозной жизни именуется благодатью. Таким образом, хотя стремление к идеальному всеединству заложено, с точки зрения Соловьева, в духовной сущности человека, отдельный человек всегда несовершенен, а потому истинный смысл своего бытия он познает, только познавая законы всемирного процесса развития.
Хотелось бы отметить, что это положение было очень важным именно для российских ученых, так как большинство наук в России, не только гуманитарных, но и естественных, были антропологичны, ориентированы на человека. В какой-то степени идея В. И. Вернадского о биосфере и ноосфере также является следствием этих мыслей Соловьева. Он, как и Соловьев, выделял человека из среды живых существ, считая, что с его появлением изменился путь развития нашей планеты. Таким образом, и здесь через человека проходит вектор развития, совершенствования бытия. Однако, в отличие от Соловьева, который главным считал нравственное развитие и самосовершенствование, Вернадский говорил в первую очередь о разуме, знаниях человека, которые и создают ноосферу, изменяющую нашу жизнь, преобразующую нашу планету, т. е. у Вернадского человек - творец не столько нравственности, сколько науки.
Соловьев также неоднократно апеллировал к значимости и авторитету науки, говорил о том, что наука доказывает органичное единство природы и рассматривает ее как единство развивающееся. Однако, с его точки зрения, понять сущность этого единства до конца наука не может, так как она не в состоянии охватить природу как органическое целое и представить весь видимый мир не как «собрание деланных вещей, а как продолжающееся развитие единого живого существа». Постичь суть такой целостности, по убеждению Соловьева, могут только философия и поэзия, на которых он и сосредоточил внимание.
Идея о связи философии и поэзии лежит и в основе подхода к проблеме творчества в теории Соловьева. Он считал, что Абсолютное, Божественное начало несет в себе всеединство и, как потенцию, множественность. Эта множественность воплощается как акт творчества - первоначально Божественного, а затем и творчества человека, который стремится к совершенству в собственной жизни и своих творениях. Возникшее в результате божественного творчества единство Соловьев называл Софией. София воплощает женское начало божественного мира, его душу, создавая сначала единство неорганического, а затем органического мира, включая человека. Развивая концепцию вечной Женственности - Софии, Соловьев стремился не только обосновать связь философии с поэзией, но и доказать единство Истины, Добра и Красоты, единство нравственного и эстетического творчества. Через Христа, объединяющего божественное и человеческое начала, происходит не только этическое, но и эстетическое развитие и человек приобщается к идеалу нравственности и красоты. Таким образом, «носящий в себе единство Христос как целый божественный организм - универсальный и индивидуальный вместе - есть и Логос и София».
Описывая процесс как мирового, так и индивидуального творчества, Соловьев обращает особое внимание на его внутренний драматизм и противоречивость. Драматизм связан с конфликтом между Божественным началом, Логосом и первобытным хаосом, победа над которым достигается в союзе Логоса и Софии. Ареной драматической борьбы между Логосом и хаосом является не только мировая душа - София, но и душа человека. Они вступают в союз с Логосом потому, что хаос, неопределенность для них мучительны, разрывают душу противоречивостью и внутренним напряжением. И именно творчество, созидание является оптимальным выходом из этого конфликта. Таким образом, идеи о катарсисе, связанном с творческим процессом, так же как и мысли о внутренних конфликтах, борьбе мотивов, происходящих в душе и отражающихся в ее творениях, основаны на идеях Соловьева. При этом творчество человека, как и творчество Логоса, соединяется с Софией, так как только через борьбу со злым началом (хаосом), которое свободно от каких-либо стесняющих его причин, человек может достичь совершенства. Так, художественное творчество, искусство соединяется с идеей нравственного развития человека, помогая его продвижению по этому пути. «Смысл человека есть он сам, но только не как раб и орудие злой жизни, а как ее победитель и владыка», - писал Соловьев, подчеркивая самоценность человеческой личности и его неограниченные возможности саморазвития.
В этой трактовке искусство помогает превращению неидеальной действительности в идеальную. Поэт оказывается сопричастным творчеству «мирового художника», который представляет собой проводник воздействия на природу со стороны ее идеального содержания. Истинное художественное творчество устраняет противоречие между идеальным и чувственным, между духом и вещью, являясь земным подобием божественного творчества, в котором снимаются всякие противоречия.
Таким образом, Соловьев первым осознал новые приоритеты в философии и психологии и разработал новый подход к исследованию человека, его души и предназначения на Земле, подход, который стал господствующим в конце XIX - начале XX в. в России.
Одним из наиболее близких друзей и соратников Соловьева был Л.М.Лопатин (1855-1920). Лопатин в 1875 г. поступил на историко-филологический факультет Московского университета, с которым связана вся его последующая деятельность. В 1885 г. он стал приват-доцентом, а в 1892 г. - экстраординарным профессором университета.
С детских лет Лопатин был связан тесными дружескими отношениями с В.С.Соловьевым, был горячим сторонником его философской концепции. В 90-х годах он привлек Соловьева к работе в журнале «Вопросы философии и психологии», одним из редакторов которого он являлся с 1894 г., а также к деятельности Московского психологического общества. После смерти Н.Я. Грота в 1899 г. Лопатин стал председателем Психологического общества и направлял его работу до закрытия общества в 1918г.
Отстаивая центральное место психологии в системе других наук, он рассматривал ее как методологию всех наук о человеке. Определяя ее предмет, Лопатин доказывал, что психология должна быть наукой о законах и процессах душевной жизни. В этом определении, писал Лопатин, гораздо точнее отражается смысл и направление психологических исследований, становится ясно, что ее цель - изучение познавательных психических процессов и открытие общих закономерностей, определяющих психическую жизнь человека. Свои психологические взгляды Лопатин основывал как на философских концепциях В. Соловьева, к которому был близок не только в жизни, но и в творчестве, так и на теориях Спинозы и Лейбница. В книге «Положительные задачи философии» (1911) он писал о значении немецкой научной школы для отечественной психологии, обосновывая положительную роль метафизики в науке того времени. С его точки зрения, гносеологию построить невозможно без признания некоторых метафизических предпосылок, а именно: без признания души у других и существования внешнего мира. Он писал, что трансцендентное бытие нельзя объяснить натуралистически, а следовательно, остается только возможность спиритуалистического объяснения, если мы не хотим скатиться в агностицизм. Все реальное духовно, считал Лопатин, и в активности нашего «Я» раскрывается настоящая реальность. Мир, таким образом, есть система живых центров, единых в своей основе, в абсолюте, в личном Боге. Таким образом, Лопатин исходил из того, что все в мире связано и взаимообусловлено, поэтому так важен для него был тезис о прямом и непосредственном знании внутреннего мира - познанию достаточно иметь хоть одну точку опоры, в которой человек видит истинную действительность, чтобы постичь и всю остальную реальность в ее основных очертаниях.
Не отрицая большого значения эксперимента и физиологии для психологии, Лопатин все же считал психологию по преимуществу философской, а не естественной наукой, причем главное связующее звено между психологией и философией видел в теории познания. В своем «Курсе психологии» (1903) он писал, что всякая теория познания (философская) вырастает на психологическом фундаменте и, наоборот, психологическое исследование мышления соединяется с философской теорией познания.
Одно из центральных мест в психологической системе Лопатина занимала воля. Он считал, что объективация явлений внутреннего мира, так же как осознание реальности внешнего мира, происходит при помощи воли. С его точки зрения, стремление к чему-то исходит от нас, от наших желаний, в то время как остановка в реализации наших стремлений исходит от внешнего мира, она невольна. Осознавая свое стремление, мы сознаем и препятствие, мешающее его реализации, они оба реальны для нас, и это способствует осознанию субъектом реальности внешнего мира. Так, реальность мира осознается нами через реальность нашей воли, и, следовательно, внешний мир осознается нами как система свободных от нас сил, которые на нас воздействуют.
Такое внимание Лопатина к проблеме воли объяснялось тем, что свободу воли он связывал с развитием нравственности, а этическую проблематику, как и большинство отечественных ученых, считал одной из главных для психологии. Доказывая, что свобода воли не противоречит закону детерминации, ученый писал о том, что моральная свобода человека заключается в том, что он сам творит в себе свой нравственный мир и изменяет его своими усилиями. То есть подлинная свобода заключается вовсе не в том, чтобы действовать без мотивов, а в том, чтобы поступать, руководствуясь мотивами, а не внешними толчками.
Важной является мысль Лопатина о том, что свобода духа выражается в творчестве, в распространении творчества на область нравственных действий. Влияние идей Соловьева проявляется не только в этом положении Лопатина, но и в его утверждении о том, что не только сознание, но все проявления духа, от простейших ощущений до логических размышлений, проникнуты творчеством. Заложенным в ней стремлением к творчеству душа и отличается от физического мира, где нового ничего не возникает, в то время как жизнь состоит в постоянном раскрытии новых проявлений, новых актов, непрерывно расширяющих конкретное содержание ее бытия. Таким образом, вся психическая жизнь есть порождение духовного творчества, а нравственное добро есть высшее проявление сознательного, личного творчества. Подчеркивая, что настоящей сущностью нравственной личности является ее стремление к самоопределению, Лопатин сделал свободу человеческой воли и нравственную разумность мировой жизни двумя коренными положениями своей этики.
Последователем Соловьева считал себя и Н. О.Лосский (1870-1965). хотя в его теории интуитивизма концепция Соловьева претерпела значительные трансформации, так как на взгляды Лосского большое влияние оказал его учитель А.А.Козлов. Профессор Петербургского университета, он, как многие другие ученые, был выслан в 1922 г. из России. Оказавшись в эмиграции, он в течение длительного времени жил и работал в Праге, а с 1942 г. стал профессором Братиславского университета. Вынужденный эмигрировать во время войны и из Чехословакии, он переехал в США. став профессором Русской духовной академии в Нью-Йорке.
В своей теории интуитивизма он доказывал, что знание представляет собой переживание, сопоставимое с другими переживаниями. Сравнивая разработанную им теорию познания с другими, существующими в психологии, Лосский в книге «Обоснование интуитивизма» (1906) раскрыл преимущества своего подхода. Он утверждал, что переживание является не внешним по отношению к знанию, но внутренним, оно имманентно присуще самому объекту знания, а потому и отражает его сущность прямо и непосредственно. Знания об объектах всегда переживаются как данность и относятся к внешнему миру, т.е. к «не-Я», считал Лосский, поэтому они представляют собой знания именно о внешнем мире, а не о себе. Объектами таких знаний-переживаний, с его точки зрения, служат прежде всего эстетические, религиозные, нравственные и правовые нормы, т. е. то, что непосредственно связано с эмоциями.
Пытаясь решить проблему свободы воли на основе интуитивизма, он в работе «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» (1903) отрицал биологический детерминизм, который исходит из идеи о том, что человек, как и любое живое существо, подчинен законам естественных наук. Он также не был согласен с точкой зрения, основанной на внутренней, сознательной обусловленности свободы воли, при которой человек свободен в той степени, в которой сам является виновником своих поступков и свобода - это свобода его выбора. Лосский утверждал, что волевая активность есть своеобразный вид творчества, точнее, своеобразный вид творческой энергии, так как воля - это сила, которая создает новое явление. Как и одушевленность, волевую активность можно прямо и непосредственно ощутить, а потому существование специфического волевого элемента (так же как и наличие души у человека) не нуждается в дополнительных доказательствах.
Рассуждения о свободе воли Лосский связывал со своей теорией идеал-реализма. Он доказывал, что в основе реального находится идеальное бытие, которое выше пространственно-временной смены событий. Таким образом, человек как носитель конкретно-идеального бытия стоит выше законов природы, в том числе и законов причинно-следственных отношений, детерминизма. Собственная духовная сила человека проявляется сообразно его интересам и потребностям.
Внешний мир не может произвести ни внимание, ни волю, он может быть лишь поводом к их проявлению, не более того. Обосновывая свою теорию идеал-реализма, Лосский писал, что в ней делается попытка соединить две противоположные позиции - и абсолютного, идеального, и реального, связанного с практической жизнью. Критикуя теорию индивидуализма, ученый отмечал, что в ней рассматривается мир как сумма раздробленных, разобщенных особей, которые считаются абсолютной ценностью. Эта теория сужает сферу интересов индивидов по сравнению с его теорией, в которой считается, что каждый человек переживает как бесконечно ценное не только свои состояния, но и бытие других людей, бытие сверхиндивидуального целого. Индивидуалистическое мировоззрение сводит цель жизни человека к самосохранению, при этом люди становятся все более похожими друг на друга, так как они стремятся к одной цели. Поэтому, с точки зрения Лосского, крайний индивидуализм в конце концов приходит к утрате самой идеи индивидуума, личности. Он считал, что сохранить и развить это понятие можно, только приняв его учение, которое сочетает индивидуальное с универсальным, соединяет человека с другими людьми в их переживаниях.
Лосский также подчеркивал, что каждый человек имеет определенное предназначение, призван для того, чтобы реализоваться в своем своеобразии, и именно при таком осуществлении себя, по тому плану, который был заложен, индивид и обнаруживает миру собственную ценность, сверхиндивидуальное значение.
Значительное место в психологических исследованиях Лосского занимал вопрос о специфике русской ментальности, «русского характера». В своей книге «Характер русского народа» (1957) он утверждал, что его главной чертой является религиозность, которая служит основой как положительных, так и отрицательных качеств русских. Эта работа представляет значительный интерес как по количеству собранного материала, так и по описанию выбранных качеств, хотя анализ психологических причин их формирования и развития субъективен и мало обоснован.
Со многими положениями концепции идеал-реализма Лосского был согласен профессор Московского университета С.Л.Франк (1877-1950), также продолжавший в философии и психологии развивать идеи, заложенные В.С.Соловьевым. Особый интерес для него представляли исследования духовной активности человека; он доказывал, что психология должна оставаться прежде всего наукой о душе, а не о психических процессах. Хотя в последние годы жизни на первый план в исследованиях Франка вышли именно философские проблемы, а собственно психологические исследования он считал не свойственными российской науке, однако до своей вынужденной эмиграции в 1922 г. он уделял проблемам души, исследованию психики человека большое внимание. Наиболее значительными работами в этом плане явились сочинения Франка «Предмет знания» (1915), «Душа человека» (1917), «Духовные основы общества» (1922).
Франк считал, что необходимо обратиться к традиционному предмету психологии, вернуть понятие души взамен понятия душевные явления,которые, с его точки зрения, не имеют самостоятельного значения и потому не могут быть предметом науки. Он доказывал, что психология должна рождать в человеке понимание цельности своей личности и смысла жизни, а это может дать только наука о душе. Объясняя состояние общественного сознания и кризис современного общества кризисом мировоззрения, Франк писал о том, что появление психологии без души связано с потерей человеком интереса к себе и отсутствием желания понять смысл своего существования. Потому психология с такой легкостью стала одной из естественных наук, писал он, что исчез научный, теоретический интерес к познанию существа человеческой души. Этой потерей научного интереса к душе человека объяснял он и повышение интереса к мистике.
Он считал основой психологии философию, а не естествознание, так как она не изучает реальные процессы предметного бытия в их причинной или другой естественной закономерности, а дает «общие логические разъяснения идеальной природы и строения душевного мира и его же идеального отношения к другим объектам бытия».
Доказывая необходимость и возможность исследовать душу, Франк ссылался на опыт интуитивизма, говоря о том, что при помощи озарения, интуиции мы можем мгновенно познать состояние своей души, ее глубину и целостность в единстве ее связи с прошлым и будущим. При этом под душой он понимал «общую родовую природу мира душевного бытия как качественно своеобразного целостного единства».
Большое значение имеет тот факт, что Франк разводил такие понятия, как душевная жизнь, душа и сознание. В аномальных случаях, подчеркивал он, душевная жизнь словно выходит из берегов и затопляет сознание, именно по этим состояниям можно дать некоторую характеристику душевной жизни как состояния рассеянного внимания, в котором соединяются предметы и смутные переживания, связанные с ними. Фактически говоря о том же, о чем и Фрейд, Франк писал, что под тонким слоем затвердевших форм рассудочной культуры тлеет жар великих страстей, темных и светлых, которые и в жизни отдельной личности, и в жизни народа в целом могут прорвать плотину и выйти наружу, сметая все на своем пути, ведя к агрессии, бунту и анархии. Таким образом, с точки зрения Франка, главным содержанием души является слепая, хаотическая, иррациональная душевная жизнь. При этом, опять-таки в унисон с психоанализом, он доказывал, что в игре и искусстве человек выплескивает наружу свою смутную, неосознанную душевную жизнь и тем самым дополняет узкий круг осознанных переживаний. Он также считал, что именно бессознательное служит главным предметом психологических исследований, а сознание лишь постольку входит в предмет психологии, поскольку явления сознания имеют сторону, в силу которой они представляют собой переживания, и именно в этой части они и являются элементами душевной жизни.
Главными характеристиками душевной жизни, с точки зрения Франка, являются ее бесформенность, слитность, т.е. ее непротяженность и вневременность. Поэтому совершенно естественно, что он выступал против ассоцианизма и теории Вундта о сенсорной мозаике, настаивая на том, что душевная жизнь не мозаика элементов, но единство, причем единство неопределимое, но непосредственно переживаемое самим субъектом.
Однако это единство души не абсолютное, подчеркивал ученый, оно не исключает многообразия. В душе объединены многообразные разнородные и противоборствующие силы, формирующиеся и объединяющиеся под действием чувственно-эмоциональных и сверхчувственно-волевых стремлений, которые и образуют своего рода два плана, два уровня души.
Теория познания, разрабатываемая Франком, так же, как его понимание сущности души, во многом опирается на монадологию Лейбница. Франк писал, что чистый разум сверхиндивидуален и сверхличен и потому познание не столько происходит на основе соприкосновения с внешним миром, сколько развивается изнутри. На периферии душа соприкасается с предметной стороной бытия и таким образом становится носительницей знаний о внешнем мире. Однако по своим внутренним каналам душа соединяется с чистым разумом и наполняется не относительными понятиями, а чистым объективным знанием. Так в «извне и изнутри озаряемом и втягиваемом в себя предметном содержании и в самой озаряющей силе знания» развиваются познавательные способности души, писал Франк.
Но это и есть фактически изложение теории рациональной интуиции с единственным, хотя и очень существенным, изменением. Если рационалисты таким образом доказывали мощь и силу разума, возможность на его основе объективного познания действительности, то Франк с помощью тех же посылок доказывал необходимость прямо противоположного - полагаясь на веру, чувственную интуицию, не доверять собственному разуму или не полностью полагаться на него.
Выделяя два уровня души, Франк писал и о том, что смутная душевная жизнь, связанная с эмоциями и чувствами, является как бы низшим уровнем души, который соотносится с телом. Тело не только позволяет душе локализоваться во времени и пространстве, но и снижает, затемняет содержание душевной жизни. Предметные знания, самосознание души представляют собой промежуточный слой, отделяющий бессознательную душевную жизнь от жизни духовной, которая и служит центром души. Она не зависит от тела и его ограничений, так как несет на себе отпечаток высшей веры, Бога. Исходя из этого, Франк пришел к выводу, что «конкретная душевная жизнь, или душа, является промежуточным началом между временным потоком эмпирического телесно-предметного мира и актуальной сверхвременностью духовного бытия», т. е. промежуточной инстанцией между небом и землей. Поэтому истинное познание - всегда откровение, так как оно возрождает связь с целым, а истина всегда есть понятие абсолютное, религиозно-трансцендентальное, так как она отражает связь личного духа с мировым целым или слияние души человека с душой мира.
Таким образом, можно сказать, что из всех психологов того времени Франк полнее и точнее других отразил влияние религиозной философии, которая берет свое начало в теории Соловьева, на психологию. При этом в его концепции в полной мере отразились как достоинства, так и недостатки такой позиции.
Психология, разрабатываемая Франком и Лосским, отражала особенности отечественной науки, то, что русская душа и русская наука самым тесным образом связаны именно с христианскими ценностями, а потому отечественная философия и психология должны развиваться как идеалистические, интуитивные и христианские.
Надо отметить, что догматический характер эта философия имела преимущественно у светских ученых, в то время как богословы (Алексей Введенский и позже П. Флоренский) старались примирить светскую и христианскую идеологии, соединить христианство с реальной жизнью, ввести его в мир, а не скрыться с его помощью от реальной действительности, как стремились большинство светских философов. Пытаясь объяснить этот факт, богослов и философ Алексей Введенский писал, что светским ученым кажется, будто для развития религии недостаточно веры и надо обратить ее в знание. Но люди истинно верующие, в том числе христианские философы-богословы, не догматизируют ее и не пытаются соединить веру со знанием, так как уверены в силе самой веры, в то время как светские ученые, в глубине души не уверенные в силе одной веры, хотят подкрепить ее знанием и тем самым умаляют значение и силу сознательной веры, догматизируют знания, лишая их свободного развития.
Для этого периода характерно и то, что попытки жестко соединить науку с православной религией происходили на фоне уменьшающейся религиозности общества. Одновременно распространялось увлечение спиритизмом, оккультными науками, Буддой, Заратустрой и другими восточными мудрецами.
Против слияния веры и знания, лишающих психологию ее объективного, экспериментального основания, выступал профессор Петербургского университета Александр Введенский (1856-1925), который противостоял позиции Лосского и по другим вопросам, не принимая его теорию интуитивизма.
Введенский поступил на математический факультет Петербургского университета, однако затем перешел на историко-филологический, специализировался у известного психолога М.И.Владиславлева. После защиты магистерской диссертации в 1888 г. он занял должность профессора Петербургского университета. Под руководством Введенского в 1897 г. было образовано Философское общество при Петербургском университете (по аналогии с Московским обществом), которое просуществовало до 1917г.
Математическое образование, полученное Введенским, объясняет его стремление сделать и психологию такой же объективной, позитивной наукой, как науки естественные. Отсюда его убеждение в том, что идеалистическая психология может быть позитивной, объективной, экспериментальной наукой. Этим объясняется и его уверенность в том, что психику можно экспериментально исследовать (как с помощью измерительных приборов, так и неизмерительными, естественными экспериментальными методами), его желание сделать ее теоретической, а не прикладной наукой, а также стремление проверять все психологические постулаты логикой, т. е. сделать психологию наукой рациональной, а не интуитивной. Он также хотел приблизить отечественную психологию к европейской, не лишая ее, однако, своеобразия, собственного лица. Это было тем более возможно, с его точки зрения, что критическая философия Канта, последователем которого являлся Введенский, несла на себе отпечаток морализаторства, нравственного императива. Как и для российской науки, главным для нее был не только вопрос познания, но и вопрос развития нравственности, что являлось хорошей основой для взаимного сближения.
Формирование современной объективной психологии было основной целью Введенского, этому посвящены практически все его сочинения. Главный свой труд он так и назвал «Психология без всякой метафизики» (1917), подчеркивая этим и необходимость, и возможность построения объективной психологии. Он доказывал, что, в отличие от расплывчатых теорий души, психология должна исследовать объективные познавательные процессы, а также чувства и волю, которые имеют внешние корреляты, а потому могут быть исследованы объективно. Введенский также считал, что душевные явления абсолютно реальны (в отличие от души), а потому могут быть предметом самостоятельной науки. Некоторые психологи возражали против этих положений теории Введенского, против такого определения предмета психологии, так как считали, что душевные явления не имеют самостоятельного значения и потому не могут быть предметом самостоятельной науки. Наиболее отчетливо эта позиция, как было показано выше, выразилась в работе Франка «О душе», хотя и другие психологи - Лосский, Булгаков считали, что именно душа, объединяющая разные состояния, является центром исследовательских интересов. Они также доказывали, что существует прямой объективный метод ее исследования -интроспекция или интуиция, а потому не имеет смысла изменять предмет психологии.
Одной из центральных психологических проблем для Введенского была проблема соотнесения знания и веры. Он считал, что метафизику надо оставить вере, а науке позволительно употреблять ее только в виде рабочих гипотез. Этим утверждением он как раз и становился в оппозицию к концепциям Франка и особенно Лосского, резкая полемика с которым продолжалась до 20-х годов. При этом ученый выделял несколько видов веры в ее отношении к разуму и в зависимости от ценности ее мотивов - вера наивная, вера разумная, сознательная, вера слепая и т.д.
Основным положением своей психологической теории Введенский считал «психофизический закон Введенского», или закон всеобщих признаков одушевленности, который изложен им в работах «О пределах и признаках одушевления» (1892) и «Лекции по психологии» (1908). В продолжение своего утверждения неметафизической, но научной психологии он писал, что одушевленность или неодушевленность не может быть объективно доказана и потому является метафизическим понятием. В своих доказательствах он опирался на тот факт, что объективные признаки одушевленности должны состоять из таких материальных явлений, которые не могут возникать там, где нет душевной жизни.
Стремясь к построению научной психологии, Введенский хотел заложить как можно более объективные положения в ее основание. Поэтому он отвергал все монистические психологические теории, вне зависимости от того, какой именно элемент считают они основой психической жизни - ощущения, мысли, переживания или волю. Он считал необходимым в качестве основных рассматривать три элемента психики - мысли, ощущения и чувства и затем изучать их соединение по законам ассоциаций, т.е. исследовать, по возможности объективно, формирование и развитие психических процессов.
Рассматривая когнитивную сферу, прежде всего восприятие и мышление. Введенский подчеркивал необходимость отделить в наших знаниях о психических процессах объективное, то, что может быть исследовано, постигнуто на опыте, от трансцендентального. Исходя из этого, он писал, что бессознательные явления если и существуют, то относятся к трансцендентальным, т.е. метафизическим, явлениям, а потому не могут входить в предмет объективной психологии. Иначе говоря, не отказывая бессознательному в возможном существовании, он исключал эти явления из позитивной науки, так как не видел объективных методов их исследования.
Исследуя проблему мышления, Введенский также одним из первых пытался разделить понятия интуитивного мышления и интуитивизма.Интуитивное мышление, писал он. безусловно, существует, причем его необходимыми условиями он считал одаренность, талантливость ученого, честность мысли, т.е. умение и желание проверить правильность и достоверность полученных при помощи интуиции данных логическим или экспериментальным путем, а также хорошее знание того предмета, который исследуется в данный момент. Он особенно настаивал на последнем условии, так как считал, что на пустом месте, без опоры на знания, без определенной посылки невозможно никакое мышление - ни логическое, ни интуитивное. При этом он резко критиковал такое понятие, как интуитивизм. Он не относил его к мышлению, так как это, с его точки зрения, скорее не мысль, а чувство, возникающее без опоры на знание, без посылок - как прямое ощущение существования или отсутствия чего-то во внешнем мире.
Изучая соотношение мышления и эмоций, Введенский использовал популярную в то время теорию энергетизма Маха, утверждая, что мышление, самонаблюдение, любая рациональная оценка ситуации ослабляет чувства. И наоборот, сильно развитые чувства или захваченность ими в определенный момент времени ослабляют мышление.
Против такого повального увлечения теорией Маха, которую использовали и Бехтерев, и, позднее, Блонский, и другие ученые, выступал Лопатин. Он доказывал, что этот закон механики нельзя рассматривать как абсолютный закон всякого бытия вообще, но только как закон бытия физического, механического, к которому не относится психика, а потому на психические процессы этот закон не распространяется.
Работы Введенского имели огромное значение для отечественной психологии. Они соединяли европейскую и российскую традиции, а также различные способы исследования психики - субъективные и объективные, показав достоинства и недостатки каждого из них.
Одним из самых важных явлений в российской науке того периода было становление экспериментальной психологии, формирование первых психологических лабораторий. Одним из инициаторов этого процесса стал Н. Я. Грот (1852-1899).
Н. Я. Грот был сыном известного ученого, одного из основателей российской филологии - Я. К. Грота. Семейная атмосфера, пример отца и его друзей не только создали установку на научную деятельность, но и определили принадлежность к определенному кругу российской интеллигенции, идеологию которой разрабатывал и представлял Грот в своем творчестве.
После окончания историко-филологического факультета Петербургского университета Н. Я. Грот стажировался за границей, где изучал последние достижение немецких, английских и французских ученых. По возвращении на родину он получил должность профессора в Нежинском университете. В 1880 г. он защитил магистерскую, а в 1883 г. докторскую диссертации, в которых развивал свою концепцию логики и эмоций. Проблема эмоционального развития стала одной из важнейших в творчестве Грота. В 1886 г. М. М. Троицкий передал ему заведование кафедрой философии Московского университета, а с 1887 г. он возглавил и Московское психологическое общество.
Развивая свою программу построения психологии, Грот считал, что она должна быть объективной естественной экспериментальной наукой, доказывал, что именно психология должна лежать в основе наук о человеке. Он был активным сторонником практического использования психологии, ее связи с педагогикой, медициной и юриспруденцией.
В работе «Основания экспериментальной психологии» (1896) он писал, что экспериментальная психология имеет большое значение для развития не только психологии, но и всех гуманитарных наук, утверждал, что новый этап развития психологии связан с объединением, конвергенцией разных психологических теорий на основе эксперимента. Главное достоинство экспериментальной психологии Грот видел в том, что она имеет.дело не с субстанциями или явлениями, а с реальными фактами душевной жизни. Он также доказывал, что экспериментальная психология не должна отождествляться с психофизиологией, так как экспериментальным может быть любой раздел психологии, в частности психология мышления и чувств, которая и была в центре внимания Грота. В этом вопросе он полностью разделял взгляды Введенского. И Грот, и особенно Введенский разработали много приборов для экспериментального исследования психики. Поэтому в начале XX в. Введенский, который, так же как и Грот, был активным сторонником появления Института экспериментальной психологии, горячо приветствовал успехи ученика Грота Г. И. Челпанова в его создании.
Доказывая важность и значение эксперимента, Грот тем не менее разделял позицию Введенского о том, что главным методом психологического исследования является самонаблюдение. Он также принимал классификацию Введенского, выделявшего самонаблюдение личное и коллективное, т. е. опросы или анкеты. Обоснованность такого подхода частично доказывается тем фактом, что применение анкет у детей затруднено как раз из-за отсутствия у них необходимого уровня рефлексии.
Наибольшие трудности для экспериментальной психологии, подчеркивал Грот, представляют способ передачи, описания душевного состояния исследуемого субъекта экспериментатору и правильная его интерпретация экспериментатором. Интуитивное чтение в чужих душах обычно дает ошибочные результаты, а если бы оно было эффективным, может быть, и отпала бы необходимость в психологии, во всяком случае в прикладной экспериментальной психологии. Дополняя эту мысль Грота, Введенский писал о том. что при интерпретации результатов важно опираться не только на свой опыт, но и на описанный в литературе, это помогает дополнить собственные наблюдения более объективными данным о чужой душевной жизни и мышлении.
Изменение научных приоритетов в психологии, о чем говорилось выше, сказалось и на исследованиях Грота, в творчестве которого в середине 80-х годов произошел переход от увлечения позитивизмом и естественными науками к ориентации на философию и исследование духовного мира человека. Неизменным, однако, осталось то особое внимание, которое Грот уделял развитию эмоций и чувств, связывая их не только с мыслями, но и с ощущениями, т.е. по существу он говорил об эмоциональном тоне ощущений.
Одна из первых книг Грота так и называлась - «Психология чувствований в ее истории и главных основах»; в ней он пытался применить законы дифференциации и интеграции, открытые в физиологии, к психологии. В этой книге, которая появилась в свет в 1880 г., изложены результаты одного из первых отечественных экспериментальных исследований эмоций. Дальнейшие усилия Грота в этой области отражены в работе «Значение чувства в познании и деятельности человека» (1899). В качестве основной единицы душевной жизни он выделял «психический оборот», который состоял из четырех основных моментов - ощущений, чувствований, умственной переработки и волевого решения, переходящего в действие. Таким образом, именно Грот заложил основы отечественной психологии эмоций, доказал их большое значение для развития познания и личности человека и связывал их, в русле отечественной традиции, с нравственным развитием ребенка.
Говоря о возможности практического применения данных его исследования о связи чувств и ощущений, он доказывал, что в реальной жизни человеческая психика находится в состоянии равновесия между пессимизмом и оптимизмом. Считая, что существует баланс сил в удовольствии и страдании, он доказывал, что изменение равновесия в сторону страдания изменяет и познавательные способности человека, так как, если ему очень плохо, он фактически уже не может ощущать новое и не воспринимает ничего положительного. Поэтому, доказывал Грот, психике необходим баланс противоположных сил - отрицательные чувства должны компенсироваться положительными и наоборот.
Грот говорил о том, что его теория баланса сил связана с развитием нравственности у человека, так как люди начинают ощущать всю полноту возмездия за свои дела еще на земле, когда за каким-то радостным событием следует огорчение от того, что радость была получена в ущерб другому. Точно так же и горе может впоследствии компенсироваться радостью. Он также дал весьма оригинальное определение счастья: «Счастье заключается в правильном и нормальном равновесии удовольствий и страданий как в их качестве, так и порядке их смены». Это определение счастья во многом стало основой его дальнейших работ, связанных с исследованием свободы воли.
Вопрос о свободе воли Грот рассматривал как проблему отношения мотивов воли к ее актам, т.е. сводил его к вопросу о возможности такой абсолютной свободы психической деятельности, которая бы совершенно не зависела от другой деятельности, а также к вопросу о характере зависимости человека от своего состояния. Оспаривая популярный в то время взгляд Шопенгауэра, который писал, что сферою свободы воли является сфера внеиндивидуальная, Грот, наоборот, ввел эти отношения внутрь человека, а для объяснения их действия использовал распространенную в то время теорию сохранения энергии, рассматривая ее в качестве основы баланса психических и биологических сил человека.
Грот выделял в человеке два основных стремления - отрицательное (с его точки зрения), которое заключается во влечении к чувственному, материальному существованию, и положительное, которое состоит в стремлении к вечности. В норме эти идеальные стремления и есть высшие человеческие чувства, а выражением свободы личности является осознание возможности падения (к жизни только материальной) и возрождения (к жизни в вечности) личности. Таким образом, подчеркивал Грот, свобода личности представляет собой и положительное и отрицательное понятие одновременно. При этом сама проблема наличия или отсутствия свободы воли может быть понята и решена лишь на основе самосознания человека, на основе осознания человеком свободы своего выбора той или иной формы деятельности, т. е. на основе решения вопроса о сознательном отношении воли к ее деятельности.
Делая вывод о том, что «развитие в индивидууме личной воли возвращает ему свободу действия или бездействия и является основой, направляющей и определяющей саморазвитие личности», Грот фактически говорил о том, что развитие личности направлено прежде всего на борьбу с опасностью ограничения воли, которая исходит как от внешнего мира, так и от наследственной организации человека, его тела. Таким образом, он пришел к основной для его концепции идее о том, что «свобода личной воли есть дар единой вселенской воли, но достигаем мы ее самостоятельно, в процессе нашего индивидуального саморазвития».
Грот фактически не столько обосновывал возможность свободного и осознанного выбора поведения, сколько говорил о том, какой стиль жизни необходимо избрать для того, чтобы поведение и вся жизнь человека могли рассматриваться как нравственные и правильные. При этом он, как и большинство отечественных ученых, однозначно негативно относился к различным проявлениям инстинкта жизни, в то время как в зарубежной культуре такого однозначного отрицания нет. Более того, некоторые интеллектуалы, в частности Фрейд и писатель Б. Шоу, материальное стремление к продолжению своей жизни рассматривали как мощный фактор саморазвития личности.
Большое значение Грот придавал просветительской деятельности, распространению психологических знаний в обществе. Сознавая, что университетская наука в России еще молода и, следовательно, академические знания доступны небольшому слою людей, Грот, как и многие профессора Московского и Петербургского университетов, стремился к созданию кружков, общедоступных курсов, чтению открытых лекций. В частности, он работал в Московском психологическом обществе, участвовал в создании журнала «Вопросы философии и психологии».
Возглавляя Психологическое общество, П. Я. Грот старался направить его интеллектуальную энергию в русло, отражающее актуальные запросы общества. Так, в 1887-1889 гг. в Московском психологическом обществе развернулась дискуссия о свободе воли -дискуссия, с которой связана целая эпоха в развитии отечественной психологии прошлого века. Вокруг «Вопросов философии и психологии» сгруппировались все творческие силы России того времени, представлявшие философию и психологию. Общество и журнал просуществовали до 1918 г., сыграв огромную роль в формировании психологии в России.
Таким образом, личные качества Н. Я. Грота, так же как и особенности стиля его научной деятельности, привели к появлению первого психологического сообщества в России, становлению одной из первых собственно научных школ. Он стал также одним из основателей российской экспериментальной психологии, не только заложив основы подхода к психологическому эксперименту и интерпретации полученных знаний, но и создав оригинальную теорию эмоционально-нравственного развития человека.
В своей деятельности он заложил основы совместного творчества в избранной научной сфере. Эта традиция была поддержана и развита учеником Н. Я. Грота - Г. И. Челпановым (1862-1936).
В 1887 г. Челпанов окончил историко-филологический факультет Новороссийского университета. Огромное влияние на формирование его научной позиции, прежде всего на возникновение интереса к экспериментальной психологии, оказал Н. Я. Грот, который в это время заведовал кафедрой философии. Грота и Вундта Челпанов считал своими учителями, и именно их принципы психологии, их подходы к исследованию душевной жизни он исповедовал в своей теоретической концепции и в эмпирических исследованиях.
В 1892 г. он переехал в Киев и стал преподавателем философии и психологии в Киевском университете св. Владимира, а с 1897 г. -профессором и заведующим кафедрой философии Киевского университета. После стажировки в лаборатории В. Вундта в Германии Челпанов в 1897 г. организовал при университете психологический семинарий, в котором студенты знакомились с современной психологической литературой и методами исследования душевной жизни. В этом семинарии начинали свою научную деятельность такие известные психологи, как Г. Г. Шпет, В.В.Зеньковский и П. П.Блонский.
После защиты в 1906 г. докторской диссертации «Проблема восприятия пространства в связи с учением об априорности и врожденности» он получил предложение возглавить кафедру философии в Московском университете. В 1907 г. начался почти тридцатилетний московский период его научной деятельности. Челпанов особое внимание уделял подготовке будущих психологов, настаивая на открытии кафедры психологии в университете. Период до 1923 г. был самым активным и плодотворным в научной и преподавательской жизни Челпанова. Он читал лекции в университете, научных кружках и сообществах, издал новые книги - «Психологические лекции» (1909), «Психология и школа» (1912), «Психологический институт» (1914), «Введение в экспериментальную психологию» (1915), организовал новый психологический семинарий, где обучал студентов последним достижениям экспериментальной психологии.
Он также принимал живое участие в работе Московского психологического общества, был товарищем председателя (председателем в этот период был Л. М. Лопатин), публиковался в психологических и философских журналах.
Делом его жизни стала организация Психологического института, который начал строиться в 10-х годах на деньги известного мецената С.И.Щукина. Для ознакомления с работой психологических институтов и лабораторий Челпанов в 1910-1911 гг. неоднократно выезжал в США и Германию, по его проектам было закуплено оборудование для института, организованы различные лаборатории. Именно благодаря Челпанову Московский психологический институт стал в то время одним из лучших в мире по оснащенности оборудованием, количеству лабораторных исследований и применявшихся технологий. Большое значение придавал он и подбору кадров, стремясь собрать в институте молодых и талантливых ученых. Именно он пригласил в Психологический институт К.Н.Корнилова, П. П. Блонского, Н.А.Рыбникова, В.М.Экземплярского, Б. Н. Северного и других известных впоследствии психологов. После революции были приглашены А.Н.Леонтьев и А.А.Смирнов. Таким образом, не будет преувеличением сказать, что именно Челпанов вырастил плеяду молодых ученых, которые стояли у истоков советской психологической школы.
Фактически работа в институте началась еще в 1912 г., однако формальное открытие состоялось 23 марта 1914г. На торжествах, посвященных этому событию, Челпанов выступил с речью «О задачах Московского психологического института», в которой подчеркнул, что свою главную цель он видит в объединении всех психологических исследований под одной крышей, для того чтобы сохранить единство психологии.
Наполненная научная и педагогическая деятельность Челпанова, к сожалению, прервалась в 20-х годах. После революции судьба его сложилась трагически. В 1923 г. его изгнали не только из университета, но и из созданного им Психологического института. Челпанов. который писал о том, что психология, как математика, физика и другие положительные науки, должна быть вне любой философии, в том числе и марксистской, остался без работы.
Однако в первое время судьба оставалась еще достаточно милостивой к нему. В конце 1923 г. он начал работать в Государственной академии художественных наук (ГАХН), вице-президентом которой стал Шпет. Работа в физико-психологическом отделении, главным образом в комиссии по восприятию пространства, привлекала Челпанова возможностью продолжения его научной работы по изучению пространства, которая была начата им еще в киевский период. В этот же период Челпанов прочел в Доме ученых цикл научно-популярных лекций об основных психологических школах начала века. Последняя книга Челпанова была опубликована в 1927 г. Его надеждам на дальнейшую работу не суждено было сбыться.
В конце 1929 г. появились первые постановления о педологии и введении единообразия в школьное обучение. Новые веяния коснулись и ГАХНа, начались проверки «идеологического соответствия» научных исследований, проводимых в академии, марксистской философии. В 1930 г. ГАХН закрыли, и Челпанов, так же как и другие ведущие сотрудники академии, остался без работы. Не оправдались и его надежды на сконструированный им в 1925 г. «универсальный психологический аппарат для психологических и психотерапевтических исследований», который так и не удалось внедрить в производство.
Он был также лишен возможности продолжать педагогическую работу, хотя все его ученики отмечали, что Челпанов - прекрасный педагог. Он умел интересно и подробно разобрать любое философское и психологическое произведение, проанализировать его положительные и отрицательные моменты. Причем это касалось не только близких ему концепций (Вундта, Гартмана). но и далеких от него идей, например позитивизма, который был ему совершенно чужд.
Стиль Челпанова отличали четкость, логичность, простота, он приводил большое количество примеров, придавая большое значение описанию экспериментальной процедуры и приборов. Не меньшее внимание в своих учебных занятиях уделял он обсуждению вопросов о природе этического акта, о соотношении этических и познавательных суждений. Эти проблемы не были для него только отвлеченными и теоретическими рассуждениями, Челпанов стремился и свою жизнь, свои отношения с учениками строить на основе данных воззрений. Один из его учеников - В.В.Зеньковский вспоминал, что честность и духовная правдивость с самим собой, не мешая его широте, педагогической заботливости и вниманию, определяли его моральные взгляды на конкретные проблемы жизни. Он также отмечал исключительное педагогическое чутье Челпанова, умение привлечь молодежь и помочь каждому найти свой путь.
В своей психологической концепции Челпанов последовательно отстаивал принцип «чистой, эмпирической» психологии, продолжая традиции западноевропейской школы. Он доказывал, что психология есть независимая, самостоятельная экспериментальная наука. Ее предметом является изучение субъективных состояний сознания, которые так же реальны, как и любые другие явления внешнего мира. Таким образом, Челпанов считал психологию наукой о сознании индивида, феномены которого не могут быть сведены к физиологическим явлениям или выведены из них.
Духовная эволюция постепенно привела Челпанова к мысли о том, что психологическая наука не должна основываться на устаревшей к XX в. позиции Вундта и Титченера. В 20-х годах на его взгляды оказала некоторое влияние феноменология Гуссерля, приверженцем которой был Шпет. Он также стремился ознакомить своих студентов с новыми для того времени психологическими направлениями - психоанализом, бихевиоризмом.
Будучи широко образованным человеком, он хорошо ориентировался в современных ему зарубежных научных школах, принимал участие практически во всех международных психологических конгрессах. Поэтому он не мог не оценить значение Вюрцбургской школы, важность поворота от исследования элементарных психических процессов к изучению высших познавательных функций. Это был выход к феноменологии познания, который открывал, как совершенно справедливо отмечал Челпанов, перспективы для дальнейшего развития психологии, преодоления ею методологического кризиса. Значение этих экспериментов для него было связано и с тем, что они подтверждали его философскую концепцию.
Предметом его размышлений были главным образом вопросы, связанные с теорией познания, гносеологией, поскольку он, как Лопатин, Введенский и другие ведущие психологи того времени, считал, что звеном, связующим философию и психологию, является гносеология.
Гносеологические и психологические исследования Челпанова близки по своей философской основе к неокантенианству. Он считал, что познание невозможно без наличия в сознании априорных элементов и идей, объединяющих наши чувственные представления в цельное знание, в опыт субъекта. О существовании априорных идей человек узнает из своего внутреннего опыта. В работах «Душа и мозг», «Восприятие пространства» Челпанов утверждал, что в результате самонаблюдения и самоанализа собственных впечатлений и возникают априорные понятия пространства, времени, причинности и др.
Задачи психологического исследования он видел в точном и объективном изучении отдельных элементов и фактов психической жизни, основанном как на экспериментальных данных, так и на результатах самонаблюдения. Таким образом, подход Челпанова к эксперименту вытекал из его методологических, философских позиций. Поэтому главным методом в его концепции оставалось самонаблюдение, хотя он подчеркивал необходимость дополнения этого метода данными эксперимента, сравнительной и генетической психологии.
Гносеологические взгляды Челпанова объясняют и его позицию при решении психофизической проблемы. Разъяснению этой позиции и его взгляда на взаимоотношения психического и физического посвящена книга «Душа и мозг» (1900). Полагая, что психология должна исследовать природу души и сознания, он считал материализм учением, непригодным для решения этих задач, поскольку, по его мнению, такие понятия, как материя и атом, являются умозрительными, а не опытными. Таким образом, в психике он видел два полюса - материю, головной мозг, с одной стороны, и субъективные переживания, с другой. Основываясь на этом взгляде, он не мог не прийти к идее о параллелизме души и тела. В работе «Душа и мозг» он писал, что «дуализм, признающий материальный и особенный духовный принцип, во всяком случае, лучше объясняет психические явления, чем монизм».
Вопросы, связанные с изучением границ и пределов познания, всегда занимавшие ученого, в период работы в ГАХНе он связывал с исследованием возможностей эстетического восприятия. Исследования искусства основывались на принципах, которые были установлены Челпановым при изучении личности, души человека. Им предложен особый метод познания личности (а позже искусства) - метод «вчуствования». Сущность его в том, чтобы не наблюдать факты со стороны, не объяснять их, а самому их пережить, пропустить их через себя. Если развитие сознания, по его мнению, связано с восприятием окружающего мира, то развитие самосознания формируется при осознании человеком своего внутреннего мира, причем активную роль в этом процессе Челпанов отводил воле. По его мнению, именно при осуществлении произвольного движения происходит осознание того, что это движение связано с собственным желанием, т.е. «тело осознается моим потому, что оно подчиняется моему «Я». Расширенный образ «Я», в котором соединяется представление о внутреннем мире с представлением о теле, и является, по мнению Челпанова, личностью. Челпанов изучал как психологические, так и психофизические причины появления эстетического удовольствия, связывая процесс восприятия искусства с сознательной работой мышления и с бессознательными процессами. При этом сознательное эстетическое удовольствие он объяснял, исходя из понимания душевной деятельности как направленной на достижение определенной цели. Противоположность между удовольствием и страданием, с его точки зрения, совпадает с противоположностью между свободным и воспрепятствующим действием. Таким образом, не только развитие личности, но и развитие эстетического чувства, формирование художественного вкуса Челпанов объяснял, исходя из волевого действия.
Бессознательные процессы, связанные с эстетическим восприятием, с точки зрения Челпанова, соотносятся с физиологическими и психофизическими процессами, а также с законами сохранения энергии, о чем говорили и другие ученые, исследовавшие в этот период художественное творчество, например Д. Н.Овсянико-Куликовский.
Хотя Челпанов и не создал оригинальной психологической теории, отечественная психология обязана ему появлением многих значительных научных имен. Будучи видным педагогом и организатором науки, он сыграл важную роль в формировании высокой исследовательской культуры российской психологической школы. Он создал свою школу, заложив основы дальнейшего плодотворного развития психологии в России.
Большое значение для развития экспериментальной психологии имели труды А. Ф. Лазурского (1874-1917), который, как и Грот, стремился разрешить проблему объективной интерпретации полученных при психологическом эксперименте данных, разработал свой метод естественного эксперимента и наблюдения. Он также является основоположником дифференциальной психологии в России. Совместно с А. П. Нечаевым он создал одну из первых психологических лабораторий в Петербурге. Впоследствии Лазурский на протяжении многих лет возглавлял психологическую лабораторию в Психоневрологическом институте В. М. Бехтерева.
В 1897 г. в выходившем под редакцией В. М. Бехтерева журнале «Обозрение психиатрии» была опубликована первая статья Лазурского, посвященная проблеме индивидуальных различий, - «Современное состояние индивидуальной психологии». Рассматривая достижения этой науки, он подчеркивал, что ее целью является исследование того, как видоизменяются «душевные свойства у различных людей и какие типы создают они в своих сочетаниях».
В работе «Очерк науки о характерах» (1909) Лазурский разрабатывал оригинальную концепцию «научной характерологии», в основе которой лежала идея о том, что индивидуальные особенности человека связаны с деятельностью нервной системы. Позиция Лазурского во многом отличалась от взглядов Штерна. Бине и Гальтона, так как он считал необходимым не ограничиваться прикладными исследованиями и доказывал важность формирования основ научной теории индивидуальных различий. С его точки зрения, чисто прикладной подход к ним сводится в конце концов к полному отрицанию возможности планомерного и систематического изучения характеров. Эта точка зрения противостояла, с одной стороны, прагматическому подходу тестологии, а с другой -распространенному в немецкой психологии мнению (которого придерживались Вундт, Дильтей и другие ученые), будто повседневный опыт, наблюдательность, сопереживание - лучший источник познания душевного склада личности.
Утверждение индивидуальной психологии как теоретической дисциплины не умаляет, подчеркивал Лазурский, значения опыта, прежде всего наблюдения и эксперимента, о важной роли которых писал ученый. При этом он рассматривал эмпирические данные о деятельности различных психических процессов не изолированно, но в системе, доказывая, что главной задачей экспериментального исследования является построение целостной картины человека. Исходя из наклонностей, способностей, темперамента и других индивидуальных качеств человека, можно построить полную, естественную классификацию характеров, которая и составит, по мнению Лазурского, основу новой науки.
Неудовлетворенность лабораторно-экспериментальными методами, существовавшими в начале века, побудила Лазурского искать другие способы психологического исследования. Он выступал за естественный эксперимент, при котором преднамеренное вмешательство в жизнь человека совмещается с естественной и сравнительно простой обстановкой опыта. Благодаря этому можно исследовать не отдельные психические процессы, как это обычно делалось в тот период, а психические функции и личность в целом. Этот подход, изложенный в работе Лазурского «Об естественном эксперименте» (1911), имел особенно важное значение для возрастной психологии и педологии, так как естественный эксперимент в данном случае часто дает не только более полные, но и более объективные результаты по сравнению с лабораторным экспериментом, часто неприемлемым в детской психологии.
Настаивая на единстве личности, Лазурский понимал его по аналогии с биологическим единством живых систем. Он не видел его социально-исторической природы, доказывая, что изучение индивидуальных особенностей может превратиться из описательной в объяснительную науку только тогда, когда будет установлена их связь с корковыми процессами.
Лазурский подчеркивал, что речь идет не о воскрешении френологии Галля, не о локализации способностей в отдельных обособленных участках больших полушарий, а об исследовании различных сторон деятельности тех или иных нервных центров. Так впервые психоморфологическое объяснение свойств личности заменялось нейродинамическим. Возможно, Лазурский пришел к этому взгляду под влиянием сотрудничества с Бехтеревым.
Однако он сотрудничал не только с ним, но и с известным психологом и философом С.Л.Франком, совместная работа с которым привела его к идее о двух сферах душевной деятельности - эндопсихической(внутренней) и экзопсихической(внешней). Лазурский высказал ее в курсе лекций «Общая и экспериментальная психология» (1912). Утверждалось, что эндопсихическая сфера основана главным образом на врожденных качествах человека и определяет наклонности, способности, темперамент, характер и другие прирожденные стороны личности. Экзопсихическая сфера формируется в процессе жизни, в ее основе лежит система отношений человека с окружающим миром, с людьми, которая показывает, как человек относится к основным категориям окружающей действительности. Введение категории отношениябыло шагом вперед по сравнению с механическим представлением, согласно которому воздействия среды на организм происходят по типу внешних толчков (именно такое представление доминировало тогда в дифференциальной психологии, не знавшей никаких других факторов, кроме наследственности и воздействующей среды).
Исходя из уровня развития разных эндо- и экзогенных факторов, Лазурский разработал первую типологию личности, а также систему диагностики и коррекции разных типов отклонений в процессе психического развития ребенка. Развернутое изложение основных положений его характерологии и типологии личности было дано в вышедшей уже после его смерти книге «Классификация личностей» (1922).
Защищая научную характерологию как опытную, объяснительную науку, опирающуюся на естественный эксперимент и изучение нейродинамики корковых процессов, Лазурский не придавал существенного значения математическим методам. Однако он ощущал недостаточность только качественных методов, предлагая использовать графические схемы для определения способностей ребенка. Преждевременная кончина прервала разработку приемов количественного анализа в характерологии, однако его работы заложили основу нового подхода к этой проблеме. Не менее важным является вклад Лазурского в разработку новых методов исследования психического развития. Идеи о естественном эксперименте, о необходимости создания опытной положительной психологической науки позднее были развиты в работах его ученика М. Я. Басова.
Оригинальная концепция эксперимента развивалась Н. Н. Ланге (1858-1921), который также стоял у истоков экспериментальной психологии в России. Ланге окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, обучался, как и Введенский, у известного психолога Владиславлева. После стажировки во Франции и Германии (в Лейпцигском психологическом институте Вундта) он был назначен на должность приват-доцента Новороссийского (Одесса) университета (1888), а затем стал профессором этого университета, где проработал до конца жизни.
Ланге создал в университете при кафедре философии кабинет экспериментальной психологии с целью развития психологии как объективной науки и преподавания ее как учебной дисциплины. Это была первая университетская лаборатория экспериментальной психологии в России. Наряду с научной он активно занимался и общественной деятельностью, защищая принципы общедоступности образования, непосредственно организовывал деятельность школ, предпринимал попытки реализации принципов трудового обучения и методов пробуждения у детей научных интересов и умения самостоятельно мыслить.
Первая крупная психологическая работа Ланге - «Элементы воли» была опубликована в 1890 г. в журнале «Вопросы философии и психологии». Разрабатывая объективные методы исследования сознания, Ланге пошел по пути объяснения активности субъекта на основе анализа непроизвольных движений организма. Так как одним из главных объектов изучения сознания служил акт внимания, Ланге стал автором моторной теории внимания. В соответствии с этой теорией Ланге полагал, что колебания внимания при так называемых двойственных изображениях (когда, например, рисунок воспринимается то как лестница, то как нависшая стена) определяются движениями глаз, обегающих изображенный контур. Моторная теория внимания Ланге принесла ему широкую известность на Западе.
Его работы ознаменовали начало открытой борьбы за утверждение экспериментального метода в отечественной психологии (психология в то время определялась главным образом как наука о сознании, которое открывает субъекту его самонаблюдение). Этому воззрению, сопряженному с субъективным методом, Ланге противопоставил понятие о «психическом мире» - огромном целом, простирающемся по планете, «от едва брезжащей зари сознания у низших животных и до высокого его развития у исторического и социального человека». Следуя генетическому стилю мышления, Ланге представил систему движений, совершаемых организмом, в образе ступеней, «лестницы форм». Тем самым он предвосхитил идею различных уровней построения движений. Им также было пересмотрено (вслед за Сеченовым) исходное понятие о рефлексе как своего рода «дуге», которое он заменил схемой «кольца».
Ланге выделил ряд стадий в психической эволюции, соотнося их с изменениями, претерпеваемыми нервной системой: стадию недифференцированной психики, недифференцированных ощущений и движений инстинктивного типа, стадию индивидуально приобретенного опыта и, наконец, качественно новую ступень - развитие психики у человека как социокультурного существа. С переходом к человеку психическая регуляция поведения становится качественно иной. Если у животных действует биологическая наследственность, то у людей передача от одного поколения к другому всей совокупности достигнутых знаний осуществляется через подражание и обучение, т.е. путем социальной преемственности. Он писал, что «душа человеческой личности в 99% случаев есть продукт истории и общественности». В связи с этим решающая роль отводится языку: «язык с его словарем и грамматикой формирует всю умственную жизнь человека, вводя в его сознание все те формы и категории, которые исторически развивались в предыдущих поколениях». В значении любого слова, писал Ланге, можно найти множество «полей сознания», уходящих все глубже в неопределенную темную даль. Он говорил о том, что океан истории мысли плещется за каждым словом через трактовку слова как основного элемента сознания, процесс анализа которого останавливается «не твердостью духа, а мраком отдаленности».
Таким образом, в своей последней обобщающей книге «Психология» (1914) Ланге переходил от дарвинизма к истинному историзму. В этих его суждениях отразилась одна из общих тенденций развития мировой психологической мысли. Работы Ланге явились самым крупным достижением российской экспериментальной психологии на рубеже XIX-XX вв.
Широкое распространение получила в России на рубеже XIX-XX вв. и теория психологизма, о которой уже упоминалось. Наибольшее влияние она оказала на литературоведение и юриспруденцию. Благодаря развитию экспериментального метода и математического анализа психология, по общему мнению, в это время вступила окончательно и бесповоротно в число точных наук. В качестве такой объективной, позитивной дисциплины она и была объявлена основной наукой о духе, все же остальные науки о человеке рассматривались как производное от нее или методы психологии. Предмет этих наук, как и предмет самой психологии, понимался в виде кристаллизованной формы духовного творчества. С такой точки зрения, наука, искусство, право существуют только в переживаниях отдельных людей и все эти проявления объективного духа являются лишь продуктами индивидуально-психической деятельности. Такое безграничное расширение пределов психологии было равнозначно возведению ее в ранг научной философии.
Теория психологизма повлияла и на развитие самой психологии, так как в рамках той психологии, которая существовала к началу 80-х годов, т.е. психологии эмпирической и психофизической, невозможно было решать психологические проблемы этики, эстетики, логики. Так, в частности, возникла волюнтаристическая психология, которая попыталась решить поставленные перед ней психологизмом проблемы.
В литературоведении психологическое влияние связано прежде всего с именем Д. Н.Овсянико-Куликовского и его теорией психологии творчества. В юриспруденции психология проявилась главным образом в работах Л. И. Петражицкого, посвященных развитию нравственных и правовых чувств.
Л.И.Петражицкий (1867-1931) был одним из наиболее значительных представителей теории психологизма. Первоначально поступив на медицинский факультет Киевского университета, он перешел на юридический факультет, по окончании которого продолжил юридическое образование в Берлине. По возвращении в Россию в 1897 г. Петражицкий защитил докторскую диссертацию и стал в 1898 г. заведующим кафедрой энциклопедии и философии права в Петербургском университете. В этот период Петражицкий активно занимался не только научной, но и политической деятельностью. Он входил в ЦК партии кадетов и был избран депутатом Первой Государственной думы. В 1918 г. он эмигрировал в Польшу и стал профессором и заведующим кафедрой философии Варшавского университета, которую и занимал до конца жизни (он покончил самоубийством в состоянии сильной депрессии).
Занимаясь теорией психологизма, Петражицкий связывал психологию с юриспруденцией в своих работах, посвященных развитию нравственных и правовых чувств: «Введение в психологию права и нравственности. Основы эмоциональной психологии» (1908), «Теория права и государства в связи с теорией нравственности» (1909), «Новое учение о праве и нравственности» (1910).
Петражицкий доказывал, что право есть психический фактор общественной жизни и потому оно действует изнутри, через психику, а не извне, через давление общества. Таким образом, право (как наука и искусство) существует только в переживаниях отдельных людей и является кристаллизованной формой индивидуально-психической деятельности. Действие права состоит, доказывал ученый, во-первых, в возбуждении или подавлении мотивов к разным действиям, а во-вторых, в укреплении и развитии одних склонностей и черт человеческого характера и искоренении других, т. е. в воспитании народной психики. Первое действие он называл мотивационным или импульсивным действием права, а второе -его педагогическим действием. Таким образом, Петражицкий пересмотрел существовавшие в его время взгляды на проблему и предмет права, переводя его во внутренний план и исследуя прежде всего способы формирования правовой, или нравственной, мотивации.
Говоря о недостатках современной ему психологии, Петражицкий доказывал необходимость построения новой психологии эмоций, причем на первый план выдвигал исследование проблемы мотивов. Создание научной теории мотивации поведения, подчеркивал он, есть необходимое условие для научного построения не только права, но и множества дисциплин, которые имеют дело с человеческим индивидуальным и массовым поведением, с социальными явлениями, их историей и другими подобными дисциплинами.
Петражицкий выдвинул гипотезу, что все внутренние переживания, которые имеют двойную пассивно-активную природу, следует для построения научной психологии объединить в один класс психических феноменов, противопоставив их известным ранее односторонним элементам, имеющим односторонне-пассивную природу (к ним он относил познание и чувства) или односторонне-активную природу (к ним он относил волю). Этот новый класс психических явлений он предложил назвать эмоциями. Изучая психику на основании биологических и механических законов (прежде всего закона сохранения энергии), он писал, что эмоции представляют собой вследствие их двойственной, раздражительно-моторной природы коррелят двойственной, центростремительно-центробежной анатомической структуры нервной системы и являются прототипом психической жизни вообще, с ее двойственным, пассивно-активным характером.
Связывая развитие эмоций с формированием нравственного и правового самосознания индивида, Петражицкий утверждал, что существуют специальные интеллектуально-эмоциональные образования, которые представляют собой ассоциации между определенными представлениями и эмоциями долга (он называл их представлениями нормативных фактов). Содержание таких представлений образуют позитивные нормы общества.Этические же убеждения, в которых нет таких дополнительных ассоциаций с нормативными фактами, он называл интуитивнымиили автономными,показывая, что первые имеют связь с общественными нормами и требованиями, а вторые вырабатываются самим индивидом, автономно, без дополнительного влияния общества.
Кроме моральных норм существуют еще и нормы права, которые ученый называл атрибутивными,обязательно-притязательными нормами и которые отличаются от нравственных норм именно своей обязательностью, а не добровольностью исполнения. Он считал, что между чисто императивными этическими явлениями (моралью)и императивно-атрибутивною их ветвью (правом)существуют два важных, с точки зрения их влияния на поведение, различия. Этической психике, морали чужда активная мотивация, свойственная праву, а атрибутивный характер правосознания сообщает пассивной этической мотивации особую силу, так что эта мотивация решительнее и надежнее, нежели чисто моральная.
При этом Петражицкий считал, что переход от моральных, необязательных к правовым, обязательным эмоциям является шагом вперед по пути социального прогресса, так как то социально-разумное и желательное поведение, которое вначале соблюдалось лишь наиболее выдающимися в этическом плане людьми, превращается в общее и правильное социальное явление. Он также доказывал, что колебание уровня правового сознания народа не является врожденной особенностью национального духа, а отражает влияние культуры и социального окружения, показывая подъем или упадок правового сознания народа в тот или иной исторический момент. Он делал вывод о том, что без учета императивно-атрибутивной правовой психики и ее моторного действия нельзя понять человеческую жизнь, индивидуальное и массовое поведение, психические пружины и причины экономических и иных общественных процессов.
Говоря о формировании социально активной и нравственной личности, Петражицкий подчеркивал, что отсутствие развитого правового сознания связано с отсутствием личной свободы, поэтому необходимо как можно раньше развивать как личностное самосознание детей, так и правовые атрибутивные эмоции. Такой подход позволил ему прийти к важному положению его теории - обоснованию роли мотивов и эмоций в процессе социализации человека, усвоения им нравственных и правовых норм.
Для российского искусства, прежде всего для художественной литературы, исследования морального, нравственного развития людей были не менее важной проблемой, чем для отечественной психологии. Поэтому неслучайно возникают психолингвистические концепции, изучающие роль литературы в осознании и трансляции типичных для определенной исторической эпохи переживаний.
Так, ученые отмечали, что популярность какого-то художественного произведения в определенную эпоху объясняется тем, что мысли и настроения его автора близки многим, и эти произведения позволяют людям лучше понять себя и свое время. Не менее важны, с данной точки зрения, знания о том, кто из героев прошлого особенно часто упоминается в определенный период, это также помогает точнее и глубже понять типичные переживания и стремления людей в конкретную эпоху. В 20-х годах более подробно об этом писал Г. Шпет, доказывая, что именно такого рода переживания и лежат в основе национальной идентичности. Недаром в пореформенную и послереформенную эпохи наибольшее внимание ученых и писателей привлекала личность Петра I, а в 80-90-х годах XIX в. - Пушкина. Не менее примечательна и нараставшая в начале XX в. в России популярность драм Шекспира, особенно «Гамлета», на что одним из первых обратил внимание Лопатин.
Таким образом, литературоведы и филологи стремились понять психологию данного народа в определенную эпоху. Однако наибольшее внимание этим проблемам уделялось в теории, разрабатываемой Д.Н. Овсянико-Куликовским (1853-1920).
Овсянико-Куликовский, как и Петражицкий, является одним из ведущих представителей теории психологизма в России и основателем школы, получившей название психологии творчества. Развивая эту теорию, он стремился преодолеть некоторую ограниченность современной ему психологии, которая часто рассматривала человека как бессловесное животное, не замечая или не исследуя влияния речи на психику. Он опирался на работы психологов, которые рассматривают слово не как готовый продукт, а как деятельность, энергию, т.е. на работы Сеченова, Потебни, Вундта и других ученых.
Овсянико-Куликовский пытался объяснить процесс художественного творчества, исследуя механизм его появления из глубин индивидуальных переживаний; он понимал это возникновение как самопорождение, саморазвитие духа. С его точки зрения, творчество может быть продуктом только личной, а не коллективной деятельности. Он считал науку, искусство, религию разновидностями «отвердевшего» индивидуального духа, поэтому он доказывал, что для их понимания надо подняться к истокам той творческой деятельности, которая всегда индивидуальна.
Для исследования этой индивидуальной психической деятельности он применил закон сохранения энергии, назвав его законом сохранения, экономии умственных сил, а также ввел в психологию творчества идеи эксперимента и наблюдения, разделив творцов на субъективных наблюдателей и объективных экспериментаторов.
Он доказывал, что жизнь духа - это работа мысли, чувства и воли, подчеркивая при этом, что человеческая мысль работает двояко - тратя и сберегая психическую энергию. С его точки зрения, энергия сберегается в тех процессах, которые происходят в бессознательном плане, так как эта работа совершается автоматически и не приковывает к себе внимания. Он делает акцент именно на проблеме внимания, так как, по его мнению, показатель траты энергии - утомление, которое испытывает от напряженного внимания человек.
Идея Овсянико-Куликовского состоит не только в применении энергетического принципа к мышлению, но и в новом понимании роли языка, слова в этом процессе. Он считал, что язык помогает экономить психическую энергию в процессе мышления, так как при помощи слова общее суждение, появляясь и действуя почти автоматически, быстро упорядочивает множество фактов и тем самым сберегает энергию. Так, овладение грамматикой в детском возрасте требует определенных усилий и затраты энергии, но затем экономит гораздо больше энергии у взрослого, сберегая его силы при разговоре и мышлении. Именно в этом, т.е. в смене процессов траты и сохранения энергии, и состоит психическое развитие, с точки зрения Овсянико-Куликовского.
Развитие речи не только помогает сберечь впоследствии энергию, но и пробуждает самосознание, рефлексию человека. Таким образом, задача образования, как справедливо отмечал Овсянико-Куликовский, состоит не в том, чтобы наполнить голову ребенка каким-то материалом, а в том, чтобы, упражняя рефлексию, воспитать самосознание и выработать критическую силу мысли. Появляющаяся у взрослого бессознательная логическая мысль, сберегающая его силы, возникла за счет того, что когда-то была затрачена энергия на овладение грамматикой; таким образом, грамматика сберегает силы для логики, считал он.
Как практически все отечественные психологи, Овсянико-Куликовский стремился не только исследовать роль речи в мышлении, но и показать ее влияние на развитие нравственности. Он писал, что «научно-философская даль, раскрывающаяся перед человеком в процессе познания, психологически связана и с другой бесконечностью - нравственной».
Ставя вопрос о взаимосвязи творчества и нравственности в структуре личности, Овсянико-Куликовский выделял в субъекте постоянное активное начало, которое реализуется и проявляется в творчестве. В объекте он видел ту же самую деятельность, но уже кристаллизовавшуюся, застывшую в своем результате. Естественно, что главным предметом его анализа было не содержание, а форма художественного произведения.
Продолжая и развивая мысли Потебни о природе художественного творчества, Овсянико-Куликовский писал, что художественная деятельность мотивируется не извне, а изнутри, являясь порождением духовной потребности, потребности в самовыражении. Таким образом, художественное творчество представляет собой сочетание двух условий - наличия потребности выразить себя, свою мысль или настроение и создание соответствующего данному настроению или мысли выражения. Ценность художественного произведения определяется в этой теории не пользой, которую оно приносит, а гибкостью его формы, ее способностью вызвать соответствующее эмоциональное состояние у читателей и зрителей.
Важность этой мысли для Овсянико-Куликовского связана с тем, что процесс творчества происходит не только при создании, но и при восприятии художественного произведения, так как при этом мы в некотором роде воспроизводим путь его создания, переживаем то же состояние творчества, что и художник. Овсянико-Куликовский говорил, что искусство - это умственная творческая деятельность, направленная на постижение и развитие человечности и обладающая особыми стимулами - возбудителями творчества, которыми служат художественные образы и «лирическое чувство». Для того чтобы понять произведение, т.е. воспроизвести путь его создания, подчеркивал он, нужны определенные жизненный опыт и уровень умственного развития.
На основе психологии поэтического творчества Овсянико-Куликовский пытался вывести некоторые закономерности развития национальной, этнической поэзии. Он говорил, что древняя поэзия была синкретична,т.е. объединяла в себе разные формы - танцы, песни, стихи, и лишь со временем эти виды искусства постепенно разделялись, образуя самостоятельный вид творчества. Он также подчеркивал, что без личности, как и без национальности, поэзия не может развиваться, она всегда несет на себе отпечаток того и другого, т. е. художественное произведение всегда национально и индивидуально.
Таким образом, теория психологии творчества, разработанная Овсянико-Куликовским, поднимала важнейшие для отечественной науки проблемы, связанные с динамикой развития личностного начала в человеке, которое проявляется в нравственности и творчестве.
***
Анализ развития психологии на рубеже XIX-XX вв. показывает, что в этот период в российской науке, как и в зарубежной, появляется несколько направлений, которые предлагают собственную концепцию построения психологии.
Это, прежде всего, экспериментальная психология, которая, взяв за основу труды Вундта, стремилась разработать объективные методы изучения мышления, эмоций, индивидуальных различий, воли и внимания. Грот, Ланге, Лазурский, Введенский, каждый по-своему, соединяли лабораторный эксперимент с достижениями психофизиологии и философии, достигая значительных результатов.
Говоря о значении теории психологизма, необходимо отметить, что она поднимала важнейшие для отечественной науки проблемы, связанные с динамикой развития личностного начала в человеке, которое проявляется в нравственности и творчестве.
Процесс становления личности, ее самосознания и самоопределения был также в центре внимания ученых, которые создали оригинальные психологические концепции, ориентированные на взгляды В.Соловьева.
Как показывает анализ этих теорий, отечественная психология начала развиваться по-настоящему именно с признания первенства индивидуального, личного, а не сверхличного духа, что и стало ее основным отличием от зарубежной науки. При этом в европейской психологии в качестве сверхличного, объединяющего было признано мышление, т. е. рациональное в душе человека. Сверхличность характеризуется не только тем. что она является объединяющей, организующей функцией сознания, но и тем, что она вырабатывается и формируется коллективными усилиями людей, в недрах социальности, культуры общества, как, например, логика Милля.
В то же время отечественная психология не отрицала сверхличных элементов в сознании и видела их прежде всего в нравственности, также разрабатываемой не отдельными личностями, но коллективами людей, нациями. Некоторые ученые пытались свести эти сверхличные компоненты к религии, понимая ее как основу нравственности, которая не вырабатывается народом, а дается ему в готовом виде.
Следствием такого подхода явилась не только этическая ориентация нашей науки, но и ее сакральность, стремление некоторой части ученых уничтожить границы между знанием и верой. Те же этические, нравственные элементы были положены большинством ученых в основу национального самосознания, которое поэтому базировалось не на единстве языка, как в европейской психологии, а на единстве веры или сходном эмоциональном отклике на события внешнего мира.
Таким образом, логика развития науки, социальная ситуация и особенности самосознания, повлияв на развитие отечественной психологии, определили ее качественное отличие от зарубежной. Кроме того, по характеру постановки и решения основных психологических проблем можно определить время, в которое жил ученый.
Советская психология, которая формировалась в начале 20-х годов XX в., развивалась не на пустом месте, она вобрала в себя многие традиции отечественной психологии, естествознания, педагогики и философии. Интенсивное развитие экспериментальной психологии продолжалось и после 1917 г., так как в отличие от философов ведущие психологи не эмигрировали и не были высланы из страны. Однако уже в первые годы советской власти появились новые имена и новые проблемы, главной из которых была задача построения иной, марксистской психологии. Именно в этом видели свою цель П.П.Блонский, К.Н.Корнилов, М.Я.Басов, А. Б.Зал-кинд, Л. С. Выготский и другие психологи.
Двадцатые годы стали временем рождения советской психологии, активных поисков ее методологических основ и путей развития. Необходимо было пересмотреть основные открытия дореволюционной психологической науки и, выделив из них главное, нужное для новой науки, соединить с теорией марксизма. В отечественной психологии в этот момент было несколько школ и направлений, сторонники которых резко расходились во взглядах на многие проблемы. Поэтому в первые 6-7 лет своего развития она переживала трудный этап формирования, становления. Отсюда и неизбежный в этот период отрыв теоретических исследований от психолого-педагогической практики и большое количество конференций, широких дискуссий по основным теоретическим проблемам психологии.
Значение психологии в это время объясняется задачей, стоявшей перед новым обществом, - необходимостью воспитания нового человека, гражданина. Поиски объективного метода исследования, являющегося основой материалистического подхода к психике, привели к увлечению биогенетическими теориями (теория рекапитуляции, психоанализ).В то же время задача формирования нового человека заставляла вглядываться в значение среды, ее роли в ускорении и изменении развития психики. Поэтому главные дискуссии 20-х годов проходили в борьбе этих подходов.
Так как направление, ориентированное на немарксистскую философию, не могло полноценно развиваться в новой социальной действительности, ведущими течениями, которые в это время развивались в России, стали учение о поведении,основы которого были заложены Сеченовым, а также педология и психотехника,ориентированные на практическое использование психологии в новой школе и на новом производстве.
Продолжателем направления, заложенного Сеченовым, стал физиолог И.П.Павлов (1849-1936). Он создал учение о высшей нервной деятельности(поведении) живых существ, коренным образом преобразовавшее физиологию и обогатившее психологию, медицину, педагогику и другие науки о человеке. Павлов исходил из принципа эволюционно-биологического объяснения функций организма как целостной системы, главным регулятором деятельности которой является нервная система (принцип «нервизма»). Начав с изучения кровообращения и пищеварения, он перешел к исследованию поведения целостного организма, механизмов его адаптации к окружающей среде и факторов, которые определяют приобретение им новых форм, адекватных задачам адаптации.
Отклонив представления о том, что эти процессы определяются нематериальной душой, Павлов на огромном экспериментальном материале доказал, что основным актом поведения является условный рефлекс (термин введен Павловым), реализуемый высшими нервными центрами - корой больших полушарий головного мозга и ближайшей подкоркой. Им были всесторонне изучены закономерности динамики нервных процессов (торможение, иррадиация, концентрацияи др.), которая обусловливает внешние проявления поведения. Наряду с условными рефлексами были выделены другие категории рефлексов (ориентировочный рефлекс, рефлекс цели, рефлекс свободы), объясняющие биологическое своеобразие жизнедеятельности.
Органы чувств Павлов трактовал как анализаторы, видя в них целостные «приборы», включающие наряду с периферийными блоками центральные, локализованные в коре больших полушарий. Следуя Сеченову, он мыслил взаимодействие организма со средой не по типу механистической детерминации, а как регулируемое внешними агентами, выполняющими роль сигналов. Они позволяют организму различать свойства внешних объектов и эффективно действовать в изменчивых и непредсказуемых условиях среды, предвосхищая течение будущих событий. Сигналы носят системный характер, причем они образуют две системы: сенсорную (в психологическом плане ей соответствуют чувственные образы - ощущения, представления) и вербальную (ей соответствуют слова, устные и письменные знаки человеческой речи). Благодаря вторым сигналам в результате анализа и синтеза чувственных образов возникают обобщенные умственные образы (или понятия). Этим определяется качественное различие между поведением животных, поскольку у них оно регулируется только нервной сигнальной системой, и человека, у которого обе системы связаны и лишь в случае патологии наблюдается разрыв между ними.
Имея биологическое происхождение, условный рефлекс образуется на основе врожденного, безусловного (определенной потребности, например, в пище, в защите от вредных воздействий и др.), причем организм постоянно учится различать, дифференцировать сигналы. Если сигнал ведет к успеху, т.е. подкрепляется, между ним и ответным действием организма образуется связь, которая при повторении становится все более прочной. Тем не менее она является временной и, если в дальнейшем не подкрепляется, то благодаря нервному процессу торможения гаснет. Павлов и его школа всесторонне изучили динамику образования и изменения условных рефлексов, открыв механизмы многих нервно-психических проявлений, в том числе неврозов.
Павлов изучал и другие рефлексы, в частности ориентировочный, или, как он его называл, рефлекс «Что такое?». Он заключается в том, что организм как будто непрерывно задает этот вопрос окружающему миру, стремясь оценить ситуацию, в которой он оказался, и понять, что представляет для него наибольшую ценность. Павлов также разработал учение о различных типах высшей нервной деятельности (темпераментах), о динамическом стереотипекак устойчивом комплексе реакций и др.
Отношение Павлова к психологии изменялось в различные периоды творчества. Какое-то время он считал, что областью психологии является внутренний мир сознания субъекта, и на этом основании запрещал сотрудникам использовать психологические понятия, чтобы не отступать от строго объективного объяснения наблюдаемых фактов, и даже штрафовал за это. В итоговых же работах он исходил из того, что условный рефлекс следует считать не только физиологическим, но и психологическим явлением. Физиологическое понятие о временной связи он отождествлял с психологическим понятием об ассоциации. В психологическом же сообществе учение Павлова было повсеместно оценено как основа всех наук о поведении.
В годы сталинского тоталитаризма Павлов мужественно и последовательно выступал против идеологических репрессий, отстаивая право личности на свободу и независимость от партийно-государственного диктата. В 1950 г. по личном указанию Сталина прошла так называемая «павловская сессия» двух академий -Академии наук СССР и Академии медицинских наук, где по обвинению в отступлении от учения Павлова была учинена расправа над его независимо мыслящими, наиболее преданными ему учениками (Л.А.Орбели и др.). Тем самым были преданы научные идеалы, которые Павлов бескомпромиссно отстаивал на протяжении всей жизни: свобода мысли и творчества, бескорыстное служение истине, критическое отношение к фактам и теориям независимо от авторитета выдвигавших их ученых.
Павлов создал крупнейшую международную научную школу (ее прошли свыше 300 исследователей). Ему единственному учеными было присвоено звание «старейшины физиологов мира».
Одновременно с Павловым свою концепцию объективной психологии выстраивал В.М.Бехтерев (1857-1927). Бехтерев получил образование в Петербургской медико-хирургической академии, которая в 70-е годы XIX в. была одним из крупнейших научных и учебных центров. В это время в академии работали такие известные ученые, как химик А. П. Бородин, врач Н. И. Пирогов, физиолог И.М.Сеченов. В студенческие годы Бехтерев окончательно определился в своих научных интересах, центральное место в которых занимала психиатрия, исследование душевной жизни человека. В 1878 г. после окончания академии он работал в клинике душевных и нервных болезней Мержеевского для подготовки к профессорскому званию, которое он получил в 1881 г. после блестящей защиты диссертации.
Во время своей заграничной командировки, которую он предпринял для ознакомления с зарубежными достижениями в психиатрии и психологии, Бехтерев получил приглашение возглавить кафедру душевных болезней в Казанском университете. Одним из его требований при вступлении в должность была организация экспериментальной психологической лаборатории, которая и была создана в 1885 г. В 1893 г. он переехал в Петербург и стал заведующим кафедрой психиатрии в Военно-медицинской академии. В то же время Бехтерев уделял значительное внимание психологии, он выдвинул план ее превращения в объективную естественную науку. В начале XX в. появились его первые книги, в которых излагались основные принципы объективной психологии, позже названной им рефлексологией. В 1907 г. Бехтерев организовал Психоневрологический институт, на базе которого была создана сеть научно-клинических и научно-исследовательских институтов, в том числе и первый в России Педологический институт. Это позволило Бехтереву связать теоретические и практические исследования, что было особенно необходимо в тот период, период формирования экспериментальной психологии в России. Работа этих институтов продолжалась и после революции, причем в 20-е годы были созданы лаборатории индивидуальной и генетической рефлексологии, которые возглавили ученики Бехтерева - В. Н. Мясищев и Н. М. Щелованов.
Разрабатывая свою объективную психологию как психологию поведения, основанную на экспериментальном исследовании рефлекторной природы человеческой психики, Бехтерев тем не менее не отвергал сознание. В отличие от бихевиористов он включал его в предмет психологии, так же как и субъективные методы исследования психики, в том числе самонаблюдение. Основные положения новой науки изложены им в работах «Объективная психология» (1903) и «Общие основания рефлексологии» (1918). Он исходил из того, что рефлексологические исследования, в том числе рефлексологический эксперимент, не противоречат, не заменяют, но дополняют данные, полученные при психологических исследованиях, анкетировании и самонаблюдении. Говоря о связи между рефлексологией и психологией, можно провести аналогию с соотношением между механикой и физикой. Известно, что все многообразные физические процессы можно в принципе свести к механическому движению частиц, аналогичным образом можно допустить, что все психологические процессы сводятся в конечном счете к различным типам рефлексов. Но как из общих понятий о материальной точке нельзя извлечь свойства реальной материи, так невозможно вычислить логически конкретное многообразие изучаемых психологией фактов только из формул и законов теории рефлексов. В дальнейшем Бехтерев исходил из того, что рефлексология в принципе не может заменить психологию, и последние работы его института, в частности исследования В. Н. Осиповой, Н. М. Щелованова, В. Н. Мясищева, постепенно вышли за рамки рефлексологического подхода.
Говоря о значении рефлексологии, Бехтерев подчеркивал, что научно-объясняющая функция, содержащаяся в понятии рефлекса, основана на предпосылках механической и биологической причинности. Принцип механической причинности, с его точки зрения, опирается на закон сохранения энергии. Согласно этой мысли, все, в том числе и самые сложные и тонкие, формы поведения можно рассмотреть как частные случаи действия общего закона механической причинности, так как все они не что иное, как качественные трансформации единой материальной энергии. Как уже отмечалось, в стремлении связать психическую деятельность с энергетическими законами, в частности с законом сохранения энергии, Бехтерев не был одинок, так как теория энергетизма Маха была достаточно популярна в психологии. Однако Бехтерев не ограничивался теорией энергетизма, связывая рефлекс и с биологией, в которой жизнь рассматривается как сумма сложных физиологических процессов, обусловленных взаимодействием организма со средой и приспособлением к среде. С этой точки зрения, рефлекс есть способ установления относительно устойчивого равновесия между организмом и комплексом условий, действующих на него. Так появилось одно из основных положений Бехтерева о том, что отдельные жизненные проявления организма приобретают черты механической причинности и биологической направленности и имеют характер целостной реакции организма, стремящегося отстоять и утвердить свое бытие в борьбе с меняющимися условиями среды.
Исследуя биологические механизмы рефлекторной деятельности, Бехтерев отстаивал мысль о воспитуемости, а не о наследуемом характере рефлексов. Так, в 1923 г. в книге «Основы общей рефлексологии» он, полемизируя с Павловым, доказывал, что не существует врожденного рефлекса рабства или свободы, и утверждал, что общество осуществляет своего рода социальный отбор, создавая нравственную личность. Таким образом, именно социальная среда является источником развития человека; наследственность задает лишь тип реакции, но сами реакции развиваются в течение жизни. Доказательством такой пластичности, гибкости нервной системы, ее зависимости от окружающей среды послужили, по мнению Бехтерева, исследования генетической рефлексологии, доказавшие приоритетность среды в развитии рефлексов младенцев и детей раннего возраста.
Бехтерев считал проблему личности одной из важнейших в психологии и был одним из немногих психологов начала XX в., которые трактовали в тот период личность как интегративное целое. Он рассматривал созданный им Педологический институт как центр по изучению личности, которая является основой воспитания. Как бы ни были разносторонни интересы Бехтерева, он всегда подчеркивал, что все они концентрируются вокруг одной цели - изучить человека и суметь его воспитать». Бехтерев фактически ввел в психологию понятия индивид, индивидуальность и личность,считая, что индивид - это биологическая основа, над которой надстраивается социальная сфера личности. Большое значение имели и исследования Бехтеревым структуры личности, в которой он выделял пассивнуюи активную, сознательнуюи бессознательнуючасти, их роли в различных видах деятельности и их взаимосвязи. Интересно, что, как и Фрейд, он отмечал доминирующую роль бессознательных мотивов во сне или при гипнозе и считал необходимым исследовать влияние опыта, приобретенного в это время, на сознательное поведение. Исследуя способы коррекции отклоняющегося поведения, он исходил из ограниченности тех способов коррекции, которые во главу угла ставили положительное подкрепление желательного поведения и отрицательное подкрепление нежелательного. Он полагал, что любое подкрепление может зафиксировать реакцию. Избавиться от нежелательного поведения можно, только создав более сильный мотив, который «вберет в себя всю энергию, затрачиваемую на нежелательное поведение». Таким образом, он во многом предвосхитил идеи о роли сублимации и канализации энергии, разрабатываемые психоанализом, в социально приемлемом русле.
Бехтерев отстаивал мысль о том, что во взаимоотношениях коллектива и личности приоритетна именно личность, а не коллектив. Эти взгляды доминируют в его работах «Коллективная рефлексология» (1921), «Объективное изучение личности» (1923). Именно из этой позиции он исходил, исследуя коллективную соотносительную деятельность, объединяющую людей в группы. Бехтерев выделял людей, склонных к коллективной или индивидуальной соотносительной деятельности, и изучал, что происходит с личностью, когда она становится членом коллектива, и чем вообще реакция коллективной личности отличается от реакции отдельно взятой личности. В своих экспериментах по исследованию влияния внушения на деятельность человека Бехтерев фактически впервые обнаружил такие явления, как конформизм, групповое давление, которые только через несколько лет стали изучаться в западной психологии. Доказывая, что развитие личности невозможно без коллектива, Бехтерев вместе с тем подчеркивал, что влияние коллектива не всегда благотворно, так как любой коллектив нивелирует личность, стараясь сделать ее шаблонным выразителем своей среды. Он писал о том, что обычаи и общественные стереотипы, в сущности, ограничивают личность, лишая ее возможности свободно проявлять свои потребности.
Он также считал, что личная свобода и общественная необходимость, индивидуализация и социализация - это две стороны общественного процесса, идущего по пути социальной эволюции, причем самоопределение личности представлялось ему подвижным процессом, равнодействующая которого постоянно смещается то в одну, то в другую сторону. Говоря о стереотипизации личности, ее отчуждении от своей внутренней сути при социализации, Бехтерев фактически развивал те же мысли, что и представители появляющейся в то время на Западе экзистенциальной философии, положения которой легли в основу одной из наиболее популярных современных теорий личности - гуманистической. Таким образом, можно предположить, что и в русле школы Бехтерева зарождались основы еще одной отечественной теории развития личности, формирование которой было остановлено в самом начале.
Одним из самых выдающихся отечественных физиологов, оказавшим существенное влияние на развитие психологии, был А.А.Ухтомский (1875-1942). Он разработал чрезвычайно важную категорию как физиологической, так и психологической науки -понятие о доминанте. Это понятие позволило трактовать поведение организма системно, в единстве его физиологических и психологических проявлений.
Представление о доминанте как общем принципе работы нервных центров, так же как и сам этот термин, было введено Ухтомским в 1923 г. Он считал, что доминанта - это господствующий очаг возбуждения, который, с одной стороны, накапливает импульсы, идущие в нервную систему, а с другой - одновременно подавляет активность других центров, которые как бы отдают свою энергию господствующему центру, т. е. доминанте. Особое значение Ухтомский придавал истории системы, считая, что ритм ее работы воспроизводит ритм внешнего воздействия. Благодаря этому нервные ресурсы ткани в оптимальных условиях не истощаются, а увеличиваются. Активно работающий организм, согласно Ухтомскому, «качает» энергию из среды, поэтому активность организма (на уровне человека - его труд) усиливает энергетический потенциал доминанты. При этом доминанта, по Ухтомскому, это не единый центр возбуждения, а «комплекс определенных симптомов во всем организме - и в мышцах, и в секреторной работе, и в сосудистой деятельности».
Таким образом, под доминантой Ухтомский понимал системное образование, которое он называл органом, понимая, однако, под этим не морфологическое, «отлитое» и постоянное образование с неизменными признаками, а всякое сочетание сил, способное привести при прочих равных условиях к одинаковым результатам. Поэтому, согласно Ухтомскому, каждая наблюдаемая реакция организма определяется характером взаимодействия корковых и подкорковых центров, актуальными потребностями организма и историей организма как целостной системы. Тем самым утверждался системный подход к взаимодействию, который противопоставлялся воззрению на мозг как на комплекс рефлекторных дуг. При этом мозг рассматривался как орган «предупредительного восприятия, предвкушения и проецирования среды».
В психологическом плане доминанта не что иное, как мотивационный потенциал поведения. Активное, устремленное к реальности, а не отрешенное от нее (созерцательное) поведение и активное (а не реактивное) отношение организма к среде выступают как два необходимых аспекта жизнедеятельности организма.
Свои теоретические воззрения Ухтомский проверял как в физиологической лаборатории, так и на производстве, изучая психофизиологию рабочих процессов. При этом он считал, что у высокоразвитых организмов за видимой «обездвиженностью» таится напряженная психическая работа. Следовательно, нервно-психическая активность достигает высокого уровня не только при мышечных формах поведения, но и тогда, когда организм, как кажется, относится к среде созерцательно. Эту концепцию Ухтомский назвал «оперативным покоем», иллюстрируя ее известным поведением щуки, застывшей в бдительном покое, в отличие от «рыбьей мелочи», не способной к этому. Таким образом, в состоянии покоя организм удерживает неподвижность для детального распознавания среды и выработки адекватной реакции на нее.
Для доминанты также характерна инертность, т.е. склонность поддерживаться и повторяться, когда внешняя среда изменилась и раздражители, некогда вызывавшие эту доминанту, более не действуют. Инертность нарушает нормальную регуляцию поведения, она становится источником навязчивых образов, но она же выступает в качестве организующего начала интеллектуальной активности. Следы прежней жизнедеятельности могут существовать одновременно в виде множества потенциальных доминант. При недостаточной согласованности между собой они могут привести к конфликту реакций. В этом случае доминанта играет роль организатора и подкрепителя патологического процесса.
Механизмом доминанты Ухтомский объяснял широкий спектр психических актов - внимание (его направленность на определенные объекты, сосредоточенность на них и избирательность), предметный характер мышления (вычленение из множества раздражителей среды отдельных комплексов, каждый из которых воспринимается организмом как определенный реальный объект в его отличии от других), Это «разделение среды на предметы» Ухтомский трактовал как процесс, состоящий из трех стадий: укрепления наличной доминанты, выделения только тех раздражителей, которые являются для организма биологически интересными, установления адекватной связи между доминантой (как внутренним состоянием) и комплексом внешних раздражителей. При этом он утверждал, что наиболее отчетливо и прочно закрепляется в нервных центрах то, что переживается эмоционально.
Ухтомский считал, что истинно человеческая мотивация имеет социальную природу и наиболее ярко выражается в доминанте «на лицо другого». Он писал, что «только в меру того, насколько каждый из нас преодолевает самого себя и свой индивидуализм, самоупор на себя, ему открывается лицо другого». И именно с этого момента сам человек впервые заслуживает того, чтобы о нем заговорили как о лице. Это, согласно Ухтомскому, одна из самых труднодостижимых доминант, которую человек призван воспитывать в себе.
Идеи, развитые Ухтомским, связывают в единый узел психологию мотивации, познания, общения и личности. Его концепция, явившаяся обобщением большого экспериментального материала, широко используется в современной психологии, медицине и педагогике.
Если Павлов и Бехтерев в основном интересовались схемой формирования и подкрепления определенных форм поведения, то другой ученый - Н. А.Бернштейн (1896-1966), обратился к проблеме регуляции поведения и изучению механизмов построения движения. Тем самым были открыты подходы к современной трактовке поведения, новые области в нейрофизиологии и учении о психической регуляции движения живых существ.
Н. А. Бернштейн был внуком крупного русского физиолога Н.О. Бернштейна и отцом видного московского врача-психиатра А. Н. Бернштейна. Брат отца был прославленным математиком, академиком Российской Академии наук. На формирование будущего ученого, наряду с интеллектуальной средой, царившей в семье, большое влияние оказала одна из лучших московских гимназий, где университетские профессора читали расширенные курсы естественных наук и математики. Строгость и особая логическая прозрачность физико-математических знаний очаровали молодого гимназиста. Это сочеталось с увлечением музыкой и интересом к медицине, побудившим его избрать профессию врача.
Прослужив в годы гражданской войны врачом в Красной армии, Н. А. Бернштейн демобилизовался и поступил работать в Центральный институт труда. Создал этот институт поэт и ученый, энтузиаст воспитания культуры труда А. Гастев для рационализации на научной основе производственной деятельности, повышения ее эффективности. Считая, что трудовые движения должны быть «воздушно легки, ловки, артистичны», Гастев поставил задачу создания особой науки о двигательной активности организма - биомеханики. Эту задачу воспринял Бернштейн, который и стал творцом биомеханики в России. Гастев полагал, что, изучая элементы трудовых движений, можно эти движения быстро усовершенствовать. Однако его молодой сотрудник Бернштейн осмыслил гастевский замысел с других позиций. Он решил сосредоточиться не на мышечном аппарате самом по себе, а на той нервной организации, которая им управляет, чтобы объяснить с помощью точных экспериментальных и математических методов, как совершается тот процесс, который Гастев назвал «построением движений». Выявилась чрезвычайная сложность этого процесса. Если ограничиться давним представлением о «рефлекторной дуге», согласно которому мышцы автоматически исполняют команды, посылаемые нервными центрами, то сложную структуру реального движения наука постичь не способна. В своем процессе движение непрерывно корректируется. Это происходит благодаря тому, что между тем, что совершается на мышечном уровне, с одной стороны, и в глубине нервных центров - с другой, существует циклическая связь. Из центров поступают на периферию сигналы (Бернштейн назвал их сенсорными коррекциями), которые опережают соответственно изменяющейся ситуации итоговый результат. Ученый изобрел и усовершенствовал ряд экспериментальных методов (кимоцикло-графию и циклограмметрию), позволивших под новым углом зрения изучить движения человека в процессе труда, при занятиях спортом, при игре на музыкальных инструментах, при пользовании протезами и др.
Полученные данные позволили радикально изменить трактовку таких важнейших форм поведения, как навыки, показав ограниченность взгляда на них как на стереотипные, автоматизированные действия, дублирующие один и тот же набор двигательных реакций. Организм, работая, решает двигательную задачу. Когда мы говорим о решении задачи, то обычно понимаем под этим умственную работу, но оказывается, что все признаки задачи присущи и нашим движениям.
Бернштейн доказал и выразил в строго математической форме то обстоятельство, что существуют различные уровни построения движения (этих уровней он выделил пять). На каждом уровне имеются свои, говоря его языком, «афферентные синтезы». Это значит, что в нервных центрах закодирована информация, содержащая сведения о внешнем мире, в котором предстоит произвести тот или иной класс движений. Поэтому к популярному среди философов, физиологов и психологов понятию об отражении, т. е. к передаче из внешнего мира в головной мозг изменений, которые сходны с воспринимаемыми вещами этого мира, Бернштейн присоединил термин опережающее отражение. Благодаря ему организм способен предвосхищать, прогнозировать условия, в которых ему придется действовать в будущем, а не только хранить сведения о прошлом и отвечать на раздражители.
Организм сталкивается с миром, уже имея запас проектов возможных движений. В создании этих проектов проявляется активность организма, способность к творчеству, созиданию нового, построению, как писал Бернштейн, образца «потребного результата». Тем самым он ввел в науку принципиально новое понимание причин поведения живых существ: важнейшей причиной выступает не прямое действие раздражителя на органы восприятия, а создание модели возможного будущего действия.
Исходя из этого, Бернштейн выдвинул идею разработки особой физиологии, которую он назвал физиологией активности. Полученные Бернштейном результаты и его новаторский взгляд на поведение, его регуляцию, самоорганизацию, активность оказали глубокое и плодотворное влияние на исследования в области психологии, в частности на работы по восстановлению движений после травмы.
Бернштейну приходилось вести исследования в сложных условиях идеологического преследования со стороны тех философов и физиологов, которые инкриминировали ему «идеализм», «космополитизм», «механицизм» и тому подобные «извращения». Эти преследования привели к тому, что Бернштейна лишили лаборатории, но он не отрекся от своих убеждений и, продолжая развивать новаторскую концепцию, привлек к работе большую группу научной молодежи. Бернштейна преследовали также за критическое отношение к учению Павлова, которое в те годы было догматизировано и крайне примитивно истолковано теми, кто объявил себя его последователями. Он, действительно, не соглашался с рядом положений Павлова, но при этом придерживался строго научных принципов критики. Всем своим творчеством он явил образец исследователя, преданного научной истине как высшей ценности.
Свою модификацию науки о поведении предложил К. Н. Корнилов (1879-1957), который стремился соединить достижения объективной и экспериментальной психологии, сделав их методологической основой диалектический материализм.
Основным элементом психики Корнилов предложил считать реакцию, в которой объективное и субъективное нераздельно слиты. Реакция наблюдается и изменяется объективно, но за этим внешним движением скрыта деятельность сознания. В отличие от рефлекса реакция, по мысли Корнилова, неразрывно связана с активностью живого существа, являясь не отдельной составляющей поведения, но отражением его целостности и направленности на объекты внешнего мира. Именно таким образом данные, полученные при исследовании рефлексов, могут быть связаны с результатами интроспекции.
Став директором Психологического института, Корнилов начал широкомасштабное исследование реакций, при этом в качестве таковых изучались и психические процессы, например восприятие, память, внимание. Фактически же были выявлены скорость и сила разных реакций, а также проанализированы различия между сенсорными и моторными реакциями в динамике протекания и индивидуальных проявлениях. Подобный подход не мог привести к значительным успехам, а потому программа Корнилова через некоторое время была исчерпана, тем более что появились другие, более перспективные пути построения новой психологии, предложенные Выготским, Блонским, Лурией и другими психологами.
Предложенный Корниловым путь развития отечественной психологии на основе марксистской методологии, так же как и рефлексология, был не единственным, разрабатывавшимся в те годы. До начала 30-х годов была предпринята попытка сформировать школу, ориентированную на философию, дореволюционные традиции изучения культуры и ее роли в развитии личности. Эта школа, созданная Г. Г. Шпетом (1879-1937), стала альтернативой как марксистской психологии, так и науке о поведении.
Окончив киевскую гимназию, Шпет в 1898 г. поступил на физико-математический факультет Киевского университета св. Владимира. Увлечение психологией и новые интересы привели его к мысли о переводе на историко-филологический факультет, к которому, по традиции того времени, были приписаны кафедры философии и психологии. В университете, который он окончил в 1905 г., Шпет стал учеником Челпанова, принимал активное участие в работе его психологического семинария. После переезда Челпанова в Москву Шпет по его приглашению также перебрался в этот город. Он преподавал на Высших женских курсах, в Университете Шанявского, а с 1910 г. - в Московском университете.
Благодаря Челпанову Шпет сразу же по приезде в Москву вошел в редакцию журнала «Вопросы философии и психологии» и в Московское психологическое общество, в котором начал активную работу. В конце 1907 г. его, по рекомендации Челпанова и Трубецкого, избрали в действительные члены Московского психологического общества. В течение почти десяти лет (до закрытия общества в 1918 г.) он неоднократно выступал на его заседаниях с докладами (о творчестве Гуссерля, о психологическом наследии Юркевича и т.д.), участвовал в диспутах и издании юбилейных сборников.
Научные дискуссии, которые велись в психологическом обществе, показали Шпету, что он не одинок в своей неудовлетворенности теорией психологизма и экспериментальной психологией, которые, с точки зрения и Лопатина и других ученых, не могли существовать без философской методологической основы. В заседаниях Московского психологического общества, так же как и в работе редколлегии журнала, участвовали не только философы и психологи, но и историки, лингвисты, искусствоведы. Таким образом, еще в 10-е годы XX в. Шпет мог убедиться в пользе межпредметных связей, которые позже стали одной из основ организации деятельности Государственной академии художественных наук.
В 1910-1913 гг., находясь в заграничной командировке, Шпет стажировался в нескольких университетах - Берлинском, Эдинбургском, Парижском, но главным образом в Геттингенском. Работа в последнем привела Шпета к философии Гуссерля, идеи которого были ему близки, хотя он никогда не был его последователем в полном смысле слова. Шпет стал одним из наиболее любимых учеников Гуссерля, познакомил русских читателей с его концепцией, опубликовав в 1914г. работу «Явление и смысл», посвященную феноменологии. По возвращении в Россию Шпет в 1916г. защитил диссертацию «История как проблема логики». Работа в Московском университете, публикация научных трудов сделали его заметной фигурой в российской науке.
Шпет активно и плодотворно работал в течение трех лет после революции, однако уже в 1921 г. его отстранили от работы в Московском университете, так же как его учителя Челпанова и многих других известных ученых, не придерживавшихся марксистской ориентации. Однако Шпету удалось организовать этнографический кабинет при университете, который стал центром развития новой психологической отрасли - этнопсихологии. В 1921 г. он был избран действительным членом РАХН (позднее ГАХН - Государственная академия художественных наук), в которой состоял до 1930 г., являясь председателем философского отделения, вице-президентом академии и фактически организатором всей ее научной деятельности.
Важнейшим достижением академии было осуществление того комплексного, межкультурного подхода, о котором писали многие отечественные ученые - Кавелин, Веселовский, Ковалевский, Ключевский, Грот и другие. Однако уникальность позиции ГАХН заключалась не только в том, что она наиболее полно выразила антропологизм и стремление к универсализму, характерные для отечественной науки, но и в том, что в основу философских исследований бытия было положено изучение культуры, социального бытия, наиболее полным и окончательным выражением которого является искусство. Именно в искусстве, по мнению Шпета, соединяются действительность и наука, разорванные в процессе познания, и философия искусства становится философией «предельного бытия».
В эти годы Шпет создал свои наиболее значительные психологические и философские работы, в том числе «Введение в этническую психологию» (1927) и «Внутренняя форма слова» (1927). В то же время он начал разрабатывать основы философии искусства, опубликовал несколько статей по этой проблеме. В своих программных докладах в академии «Границы научного литературоведения» и «Искусство как вид знания» он доказывал, что будущее не только искусства, но и науки (в том числе философии, психологии и эстетики) - в межкультурном взаимодействии, на базе которого и будет сформировано новое понимание, новое качество и науки, и культуры, и жизни.
Творчество Шпета с самого начала отличало стремление к созданию универсальных научных методологических принципов, объясняющих данные не только гуманитарных, но и естественных наук. Это стремление привело его впоследствии к герменевтике, основы которой в отечественной науке были заложены именно Шпетом. Его научные интересы связаны как с собственно философскими проблемами познания и логики, так и с исследованием психологии «социального бытия». Этот подход предполагал анализ социально-исторических причин, обусловливающих развитие психики человека, в том числе мышления, речи, индивидуальных и национальных психических особенностей, а также исследование психологических основ культуры, которая была особенно значима для Шпета.
Анализируя современное ему состояние психологической науки, Шпет, соглашаясь с Введенским, Гротом, Челпановым в необходимости развития экспериментальной психологии, резко возражал против их утверждения, что психология может обойтись без философии и сама стать основой всех наук о человеке (теория психологизма). Он видел выход в отходе от чистой психологии и соединении ее с философией, подчеркивая, что для объяснения полученных фактов психология может использовать только философские концепции, а не естественно-научные, поскольку они также являются эмпирическими, а потому не могут претендовать на методологию, которую обеспечивает философия.
Первая попытка дать исторический обзор развития гуманитарных наук (прежде всего психологии и философии) в России была предпринята Шпетом еще в 10-х годах в его незаконченных работах по психологической и философской антропологии. Впоследствии он возвратился к этой проблеме в своей «Хрестоматии по истории психологии» (1917) и в «Очерке развития русской философии» (1922). Он придавал большое значение изданию «Хрестоматии по истории психологии», для работы над которой привлек многих ведущих психологов того времени - Лосского, Блонского, Экземплярского и др. Предполагалось издание нескольких томов хрестоматии, посвященных отдельным периодам психологии - античности, Средневековью, Новому времени. В предисловии к первому тому этого издания, которое, к сожалению, так и не увидело свет, он писал, что для формирования психологии как методически оформленной, «внутренне согласованной системы» необходимо отдать себе отчет в том, каким путем шла наука, и подвести итог сделанного предшественниками, выделив то, что остается ценным в настоящее время. В этой работе Шпет также писал о том, что методология по-прежнему остается одним из центральных вопросов психологической науки. Он подчеркивал, что анализ истории психологии поможет разрешить вопрос о связи психологии с философией (которая остается ее методологией, с точки зрения Шпета) и со смежными науками «об эмпирической природе» человека. Эти мысли Шпета остаются актуальными и сегодня.
Изучая историю развития русской психологии и философии, Шпет пытался определить их специфику, анализируя развитие прежде всего двух, с его точки зрения основных, проблем - логики и морали, причем значение первой связано с ее ролью в качестве методологической основы науки, в то время как проблема морали является спецификой именно русской науки.
Стремление к формированию общих для всех наук (как естественных, так и гуманитарных) методологических принципов привело Шпета к мысли о необходимости пересмотра основных положений современных ему научных теорий, что он и сделал с присущей ему эрудицией и чувством юмора. В частности, острое критическое чутье, умение увидеть скрытые противоречия в теоретических построениях других ученых позволили ему одному из первых увидеть глубину того кризиса, в который вступила психология в начале века. Критический анализ существующих научных концепций предварял практически каждую крупную работу Шпета, это и дало возможность некоторым исследователям говорить о том, что Шпет был больше силен в критике, чем в создании собственных систем. Это отчасти верно, так как собственные позиции им были сформулированы только частично к концу его творческой деятельности, причем у него фактически не было возможности довести до логического конца свои размышления, хотя основные положения его концепции были им развиты в последних работах.
Постепенно он пришел к выводу, что логика не может быть единственным, универсальным методом исследования психологии социального бытия, которое он считал главным предметом своего творчества. Это привело его к идее о том, что изучение культуры человечества, его социального развития может строиться на основе анализа языка. В принципе это был не новый подход, аналогичные мысли высказывали до него Гумбольдт, Потебня, Вундт. Однако Шпет внес в него принципиально новые положения, рассматривая язык как один из важнейших методов изучения личности, эмоций и социального окружения человека, его культуры. Преимущество языка перед логикой (также рассматриваемой Шпетом как метод познания) состоит в том, что язык не оставляет в стороне социальные причины, бытие людей, как это происходит с логикой, а потому расширяет рамки познания, позволяя понять не только внешнюю динамику, но и причины появления определенных событий, действий людей.
Одной из центральных в психологических исследованиях Шпета была проблема языка в его соотношении с мышлением и, в первую очередь, самосознанием субъекта. Развивая тенденции, заложенные А. А. Потебней, Шпет пришел к выводу о необходимости анализа внутренней формы слова, так как именно она является тем главным механизмом, который лежит в основе интериоризации культуры, т.е. в основе формирования сознания - как индивидуального, так и сознания народа.
Исследование языка как одного из основных методов понимания психологии социального бытия и является стержнем книги Шпета «Внутренняя форма слова». Говоря о неразрывной связи между внешней, звуковой и внутренней, смысловой формами языка, он подчеркивал, что «выражение и смысл в конкретной реальности своего языкового бытия составляют не только неразрывное структурное единство, но и в себе тождественное бытие социально-культурного типа». В этом плане возможно создание языка, основанного только на законах логики, так же как возможен чисто логический анализ существующего языка, но такой язык недостаточен для речи поэтической, экспрессивной, которая связана не только с логикой построения слова, но и с социальными условиями его возникновения. Поэтому Шпет выделял два вида внутренней формы - логическую и поэтическую. Логические формы могут быть названы понятиями. С его точки зрения, внутренняя форма слова имеет динамический характер, и именно она является той энергией, которая помогает раскрыть смысл понятия при его словесной передаче, определяя законы диалектического движения к пределу полноты смысла. Эта динамика, соединяющая логическую и поэтическую внутренние формы, передает как содержание понятия, так и его социальный смысл, помогает понять окружающий мир во всей его полноте и потому может быть названа герменевтической. Таким образом, логическая внутренняя форма, которая представляет собой закон образования данного понятия, стремится к исчерпанию смысла конкретного понятия, к тому, чтобы объяснить все возможные способы его употребления, в то время как поэтическая внутренняя форма стремится к извлечению смысла из объективных связей и к «включению его в другие связи, более или менее произвольные, подчиненные не логике, но фантазии».
Поэтому внутренние поэтические формы не могут существовать без логических, но не исчерпываются ими, так же как и звуковым оформлением. Но, используя логические формы, они передают самую суть действительности, ее самобытность, чего не могут сделать ни логическое понятие, ни стилистическое, звуковое оформление. Таким образом, слово без символа, без отношения, стоящего за ним, мертво (по крайней мере, для психолога, искусствоведа, любого исследователя социального бытия), но и один символ, как бы ни был он стилистически совершенно оформлен, не может передать все содержание слова, его внутреннюю форму.
Эта позиция позднее проявилась и в анализе искусства - как поэзии, так и живописи и театра, в котором Шпет отвергал голый натурализм, подчеркивая необходимость второго плана, символики. Но символика должна быть внутренне связана с идеей, с логической внутренней формой, а не просто красиво оформлять пустоту. С точки зрения психологии (как индивидуальной психологии, так и психологии народа), это внутреннее отношение, переживание субъекта при передаче словесного выражения имеет первоочередное значение, так как оно открывает интенцию субъекта, его намерение, его эмоциональное состояние в момент образования и передачи слова.
Связывая понятия искусства и внутренней формы, Шпет подчеркивал, что внутренняя форма художественного произведения отражает приемы, методы, творческий путь художника. Она является источником знания, но знания субъективного, так как в нее вносятся жизненные идеалы, ценности данного творца. Поэтому внутренняя форма передает не абстрактное знание, но мировоззрение творца, которое вызывает соответствующие переживания у зрителей. Таким образом, Шпет приходит к выводу о том, что сознание индивида носит культурно-исторический характер, его важнейшим элементом является слово, открывающееся нам не только при восприятии предмета, но и, главным образом, при усвоении его в виде знака, который индивид интерпретирует в процессе социального общения.
Будучи одним из основоположников отечественной этнопсихологии, Шпет в работе «Введение в этническую психологию» доказывал, что ее предмет раскрывается через расшифровку и интерпретацию системы знаков, составляющих содержание коллективного сознания данной нации. Критикуя позицию Вундта, который полагал возможным исследовать психологию народа через изучение языка, мифов или религии, Шпет подчеркивал, что продукты культуры (например, язык или мифы) не являются сами по себе психологическими понятиями. Психологическая составляющая возникает в результате их субъективной интерпретации. Таким образом, Шпет совершенно по-новому подходит к роли эмоций, считая их одним из важнейших инструментов в процессе интериоризации культуры.
При этом сами продукты культурного развития являются медиаторами в процессе социализации человека, регулируемом развитием типичных для данного этноса переживаний, которые и составляют главные элементы национального самосознания. Исследование того, как определенный исторический факт переживается субъектом или этносом в данный момент, помогает понять не только содержание национального сознания, но и конкретную историческую ситуацию. Таким образом, подход, разработанный Шпетом, открыл новые пути развития как этнопсихологии, так и социальной и индивидуальной психологии.
Говоря о том, что национальное самосознание является особым переживанием, в основе которого лежит «присвоение себе известных исторических и социальных событий и взаимоотношений и противопоставление их другим народам», Шпет подчеркивал его субъективность и изменчивость, объясняющие динамику развития самого народа и его отношения к другим этносам. Фактически он одним из первых заговорил о проблеме самоидентификации, занимающей центральное место в современной психологии. При этом он совершенно по-новому сопоставил процессы национальной и индивидуальной идентификации. Шпет доказывал, что, хотя национальная идентификация и не произвольна, определяется культурой, языком и традициями, однако не эти объективные связи, а субъективные переживания определяют процесс отнесения себя к конкретному этносу. Потому при возникновении отвержения субъект может «переменить» свой народ, «войти в состав и дух другого народа», однако этот процесс требует длительного и упорного труда и времени. Если происходит только внешнее усвоение нового языка, культуры или норм поведения, человек остается маргиналом, который, отойдя от одного этноса, не стал и членом другого, потому что для полной идентификации себя с новым этносом необходимо эмоциональное принятие объективных элементов, составляющих содержание национального самосознания. Эти идеи Шпета нашли отражение в работах современных ученых, рассматривающих этапы социализации людей, перехода из одной культуры, одного народа в другой.
Шпет считал язык не только основой национального самосознания, но и значимой образующей в развитии национальной науки. Социальными, историческими факторами объяснял он и особенности отечественной интеллигенции, причем им было дано одно из самых блестящих описаний психологических причин образования феномена «русской интеллигенции».
Понимание двойной детерминации динамики языка, двух видов внутренних форм (логической и поэтической), так же как и анализ эмоционального переживания, зафиксированного в слове, дает, с точки зрения Шпета, ключ к формированию единой методологии, которая, будучи философией языка, является одновременно и основой разработки философии культуры, философии психологии, других наук.
Формирование этой методологии и было в центре исследовательских интересов ученых ГАХН. Однако в 1929 г. академию закрыли, и Шпет, как и многие другие профессиональные психологи (в том числе и Челпанов), остался без работы. Несколько лет он был членом художественного совета МХАТа, а с 1932 г. - профессором Академии высшего актерского мастерства. В 1935 г. его арестовали и после недолгого заключения выслали сначала в Енисейск, а потом в Томск, где он был арестован вторично и расстрелян в 1937 г. Арестованы были и многие коллеги Шпета по академии (Петровский, Габричевский, Шапошников и др.). Таким образом, попытка построения еще одной психологической школы была резко пресечена; остались лишь планы и проекты будущих, так и неосуществленных, исследований, дающих нам представление о нереализованных намерениях.
Несмотря на то что Шпет не успел осуществить многие из своих научных замыслов, он является заметной фигурой в отечественной психологии начала века. Многие его открытия не нашли еще своего места в современной науке, однако несомненно, что некоторые исследования в психолингвистике и этнопсихологии испытывают сильнейшее влияние идей, выдвинутых Шпетом.
Точно так же (хотя и несколько позднее) была пресечена попытка построения педологии и психотехники, хотя они и строились, в отличие от теорий, развиваемых в ГАХН, на марксистской платформе.
Как уже говорилось, в это время перед психологией была поставлена задача воспитания нового человека. Начало 20-х годов связано с зарождением новой школы и новых трудовых коллективов, формированием новых методов обучения в школе и на производстве. В этой обстановке и происходило интенсивное развитие психологии и психотехники, которые были призваны помогать построению нового общества.
Для решения встающих перед возрастной психологией и педологией (с которой она фактически отождествлялась) проблем был созван первый Педологический съезд, который состоялся в конце 1928 - начале 1929 г. Он стал итогом важного этапа в развитии отечественной психологии. На съезде была выработана общая платформа развития педологии, зафиксированная в резолюции и явившаяся основой дальнейшего плодотворного развития возрастной психологии. Достаточно сказать о новом понимании психического развития, которое было разработано М. Я. Басовым и Л. С. Выготским. Появление этих концепций доказывает, что период 20-30-х годов XX в. был временем максимального расцвета, взлета отечественной психологии, и идеи, появившиеся в то время, в течение долгого периода направляли теоретические разработки ученых.
Однако после 1930 г. усилились нападки на педологию и психотехнику, связанные как с их действительными, так и с мнимыми ошибками. Справедливые критические замечания вызывали отсутствие квалифицированных психологов-практиков, разница в уровне теоретических исследований и практическом применении их результатов на местах. Если в первый период развития советской психологии такое отставание практики от теории было хотя и болезненным, но естественным моментом, то в дальнейшем укреплению связи теории с практикой мешали уже не естественные причины развития науки, а те социальные изменения, которые в 30-е годы происходили в обществе.
Изменившиеся социальные условия заставляли психологов пересматривать свои теоретические позиции, приводили к новым дискуссиям, совершенно отличным от дискуссий 20-х годов, так как целью их являлось уже не обсуждение научных вопросов, а поиск правых и виноватых. В результате таких обсуждений в психологических журналах и газетах стали появляться первые покаянные статьи и речи ученых. Ярким примером такого обсуждения является так называемая «рефлексологическая дискуссия», в результате которой целое направление в психологии было ликвидировано, несмотря на явные возможности его дальнейшего плодотворного развития. Фактически у советской психологии не было даже десяти лет нормального, естественного для науки развития, которое помогло бы сформировать развитую сеть педологических и психологических учреждений по всей стране и создать квалифицированные кадры практических психологов.
Вопрос о кадрах вообще был одним из самых больных в психологии, так как разница в уровне подготовки, знаний и культуры в центре и на периферии была огромной. Нельзя сказать, что ведущие ученые не видели опасности разрыва между теорией и практикой, однобокости и неквалифицированности многих исследований, но в силу указанных объективных причин этот недостаток педология преодолеть не могла, что нанесло серьезный ущерб ее престижу.
Вызывали критические замечания и некоторые теоретические положения педологии - ее механистичность, эклектический подход к переработке психологических (особенно зарубежных) теорий. Но главную критику вызывало то, что цель, поставленная педологией, -формирование активной, творческой личности и индивидуальный подход к каждому ребенку - не являлась актуальной в условиях изменившейся действительности. Свобода, уходящая из жизни общества, уходила и из школы, которая вместо кооперации, сотрудничества между учителями и учениками вводила иерархические отношения подчинения и послушания. Все это привело к появлению известного постановления 1936 г. «О педологических извращениях в системе Наркомпроса» и директивному закрытию педологии как науки вообще. При этом вместе с ошибками было забыто и все позитивное, сделанное этой наукой. Одновременно была директивно запрещена и психотехника. Пострадали и развивавшие эти направления ученые. С. Г. Геллерштейн (1896-1967) на долгие годы остался практически без работы, И. Н. Шпильрейн (1891-1937) был арестован и расстрелян.
Таким образом, можно выделить несколько этапов в развитии педологии в России:
I этап: 1900-1907 гг. - зарождение детской психологии и педологии, появление первых теорий и исследований психического развития детей, организация курсов и экспериментальных лабораторий, выход первых журналов и книг по детской психологии.
II этап: 1907-1917 гг. - разработка методологических принципов построения детской психологии и педологии в России, появление первых психологических центров, соединяющих теоретическую и экспериментальную (диагностическую) деятельность.
III этап: 1917-1924 гг. - период становления советской детской психологии, ревизии старой эмпирической, дооктябрьской науки. Этот период совпал с общим подъемом и многообразием культурной жизни страны. Для детской психологии этого периода характерны поиск новых методов обучения и воспитания, активное школьное движение, многообразие школ и детских садов, появление работ Н. К. Крупской, С. Т. Шацкого и других педагогов.
IV этап: 1925-1928 гг. - период консолидации разных групп и течений в детской психологии, выработка единой платформы и концепции развития психики, разработка планов развития педологии как науки, направленной на комплексное изучение и развитие личности ребенка. В это время усилилась связь психологической теории и практики, ставились конкретные задачи по развитию и усовершенствованию работы в школах и детских садах.
V этап: 1929-1931 гг. - период интенсивного развития детской психологии, появления теорий, раскрывающих закономерности и механизмы развития психики (М.Я.Басов, Л.С.Выготский). Однако в этот же период начались нападки на детскую психологию и педологию, связанные с изменением социальной обстановки в обществе, введением единообразия и авторитарности в школьную жизнь. Разрыв между теорией и практикой, до конца не преодоленный в предыдущие годы, снова начинает увеличиваться.
VI этап: 1932-1936 гг. - окончание формирования тоталитарного государства, пронизанного жесткой иерархической системой отношений между людьми. Идеологизация науки сказывается и на дальнейшем развитии детской психологии. Ликвидация в школьной и общественной практике интереса к личности ребенка, к творческому началу привела к еще большему отрыву психологической теории от практики. Усиливаются нападки на педологию, которую обвиняют в игнорировании требований школы. Как результат - практический запрет в 1936 г. как педологии, так и детской психологии.
Педологию и психотехнику запретили в момент интенсивного и плодотворного творчества ведущих ученых, что нанесло серьезный ущерб психологии в нашей стране, было прервано становление психологических школ и традиций, без которых невозможно полноценное формирование науки.
В течение первых двадцати лет советская психология провела большое количество исследований, развивались и совершенствовались научные теории. В это время были разработаны многие интересные методы исследования, поставлены новые проблемы и намечены пути их решения.
Большое внимание в этот период уделялось разработке как новых, объективных методов, направленных на исследование закономерностей психического развития (рефлексологических методов, генетического метода, инструментального метода Выготского), так и методов, доступных для массового применения и служивших целям психологической диагностики.
В центре исследовательских интересов вновь возникавших научных направлений стояла проблема роли и взаимосвязи биологического и социального в развитии психики. Эта проблема была также основным предметом многочисленных дискуссий и обсуждений. Накапливая большой фактический материал, формируя новые теории, психология преодолевала ограниченность первых взглядов на роль биологических и социальных факторов, приходила к мысли о разнице в законах физического и психического развития и соответственно о разной роли наследственности и среды в этом развитии. Поиски новых методов воспитания, направленных на формирование людей нового типа, привели к поиску механизма, позволяющего изменить психическое развитие, к отказу от биогенетического закона, приписывающего ведущую роль в развитии психики биологическому фактору.
Традиционным является представление о том, что в 20-30-е годы в советской психологии существовало два направления - социогенетическоеи биогенетическое, которые по-разному подходили к вопросу взаимодействия биологических и социальных факторов в развитии психики. Действительно, в литературе того времени часто можно встретить упоминание об этих двух школах и полемические статьи П.П.Блонского (1884-1941) и А.Б.Залкинда (1888-1936), считавшихся лидерами биогенетического и социогенетического направлений. Однако разница во взглядах представителей этих двух направлений весьма неточно отражена в их названиях. Разрабатывая проблему биологического и социального, ученые прежде всего пытались ответить на вопрос, что является условием, а что источником, движущей силой этого развития. Не менее значимой была и проблема механизма развития. Несмотря на малую изученность, этот вопрос был наиболее важным для практической психологии, для разработки развивающих программ обучения и коррекции психики.
Стремление изучить материальные основы развития психики привели Блонского к выбору в качестве источника развития такого объективного, материального фактора, как биологический. Понимание развития как роста и созревания определило выбор наследственности в качестве основного фактора, влияющего на этот процесс, так как наследственность в первую очередь определяет особенности роста ребенка, его болезни, а среда лишь стимулирует или тормозит заданный рост. Отсюда и неприятие Блонским тезиса о возможности ускорения темпа развития, так как темп умственного развития, по его мнению, не связан с пластичностью нервной системы, а пропорционален темпу соматического развития, который нельзя ускорить. При этом Блонский исходил из того, что формирование психики ребенка не связано автоматически с развитием вида, но определяется логикой самого процесса развития, в котором существует закономерная последовательность ступеней. Исходя из этого, он создает свои периодизации психического развития. Развитие личности он связывал с развитием конституции и темперамента ребенка, выделив несколько этапов в этом процессе. Он доказывал, что на каждом возрастном этапе существует типичный для всех детей темперамент, а потому определенные личностные качества - упрямство и негативизм 2-3-летних детей, неуверенность в себе, закрытость подростков - связывал с особенностями темперамента этого периода.
Кроме того, им была разработана и общая периодизация психического развития детей. Блонский считал, что человеческая жизнь состоит из трех этапов - детства, размножения, угасания. Детство есть эпоха прогрессирующего роста, предшествующего эпохе размножения. Эту первую эпоху - детство - он разделил на три периода, а критерием деления возраста на периоды явилась дентиция, т.е. смена зубов.
Связывая динамику развития с процессом обучения детей, Блонский предлагал генетический метод обучения, который, по его мнению, помогает сформировать у детей адекватные представления о предмете той или иной науки, а также развивает их интеллект. Не заставляя детей повторять все ошибки прошлого, такой метод позволяет им понять логику формирования науки, считал Блонский, и обеспечивает естественность развития детского сознания.
Говоря о воспитании ребенка, Блонский настаивал на сохранении традиционных игр, сказок и методов обучения, которые помогают детям адекватно прожить определенный этап. Он подчеркивал, что ребенок живет современностью, но на определенных ступенях он ее апперцептирует в категориях примитивного мышления. Блонский доказывал, что ребенок в своем развитии не должен автоматически повторять все этапы развития вида и антиэволюционно заставлять его переживать все заблуждения человеческого интеллекта. Смысл культурного развития состоит в том, что ребенок черпает то, что ему доступно, и теми средствами, которыми он владеет, писал Блонский, поэтому «чем культурно богаче окружение ребенка, тем больше оно создает стимулов к овладению более сложными культурными средствами и позволяет ему шире использовать это окружение».
Лидером социогенетического направления являлся А. Б.Залкинд, который совместно с Блонским еще в начале 20-х годов был инициатором перестройки психологии на основе марксизма. Будучи одним из основателей отечественной возрастной психологии, Залкинд пережил вместе с ней все ее взлеты и падения. Пытаясь отвести от этой науки обвинения в «антинародности и асоциальности», он согласился подготовить первый вариант постановления ЦК «О педологии». Однако его надежды ценой многих компромиссов уберечь науку от разгрома не оправдались, так как в реальном постановлении, которое вышло в июле 1936 г., объявлялось о директивном закрытии педологии, которая была объявлена «лженаукой». Прочитав этот указ, Залкинд скоропостижно скончался от инфаркта, он не смог перенести гибель всех своих трудов и стремлений.
Рассматривая закономерности развития детской психики, Залкинд не отрицал большой роли биологических факторов, однако источник развития он видел в окружающей ребенка социальной среде. Он был категорически не согласен со взглядами на ребенка как на мистика и индивидуалиста, действующего под влиянием внушения и инстинкта и вынужденного изживать эти особенности своей психики в первые годы жизни. Залкинд подчеркивал, что нервная система человека представляет собой продукт его социального развития, причем доказательством изменений в биологических структурах являются, по его мнению, данные генетиков, рефлексологов и психоаналитиков.
Анализ взглядов представителей социогенетического направления показывает, что попытки построения психологической теории на основе материализма исключали возможность игнорирования биологических факторов в развитии психики. Позиция Залкинда, Моложавого, Залужного и других ученых была не в отрицании наследственности, но в борьбе с «хвостизмом», как писал Залкинд, имея в виду, что психолог не должен идти на поводу у наследственности. Эта теория отвечала социальному заказу общества - в недолгий исторический срок преодолеть наследие капитализма и сформировать «нового человека». Главное, что объединяло большую группу ученых и практических работников, которые относили себя к этому направлению, - уверенность в возможности при целенаправленной и четкой организации среды добиться быстрых изменений в психике ребенка в нужном для общества направлении.
Таким образом, разница между представителями биогенетического и социогенетического направлений была не столько во взглядах на роль наследственности и среды, сколько в решении вопроса о том, насколько биологические механизмы, лежащие в основе психического развития, пластичны и гибки, т. е. насколько среда может на них воздействовать. Сам факт возможности воздействия среды, так же как связь этих воздействий с нервной системой, не отрицался ни одним направлением. Но так как границы пластичности и гибкости нервной системы понимались по-разному, то и наибольшие расхождения были в оценке методов обучения и воспитания, предлагаемых психологами разных направлений.
Благодаря многочисленным исследованиям, проводимым в то время, были заложены основы перехода от констатации роли различных факторов к поиску механизмов их влияния на психическое развитие. Впервые о новом понимании среды и механизмах ее влияния на психику заговорил М.Я.Басов, а Л.С.Выготский в своей культурно-исторической теории открыл собственно психологический механизм влияния социальной среды на развитие высших психических функций.
В работах «Методика психологических наблюдений над детьми» (1926), «Общие основы педологии» (1931) М.Я.Басов (1892-1931) развивал идеи своего учителя Лазурского о роли естественного эксперимента как ведущего при исследовании психики детей. Большое внимание Басов уделял популяризации педологии и введению в педагогическую практику метода наблюдения; он разработал схемы наблюдений, а также методику анализа полученных при наблюдении и естественном эксперименте эмпирических данных. Доказывая, что научная психология должна опираться на объективное, внешнее наблюдение, Басов писал, что это единственный метод, «который может быть применен ко всем формам развития психических функций». Если большое значение наблюдения связано, прежде всего, с широкими возможностями его использования, то значительную роль естественного эксперимента Басов объяснял возможностью сохранения естественных связей со средой, что практически исключено в лабораторном эксперименте. Поэтому при исследовании социокультурной среды, определяющей психическое развитие человека, естественный эксперимент важнее, чем лабораторный, писал Басов, подчеркивая, что «разработка этой методики является одной из самых важных и насущных задач современной психологии».
Говоря о предмете психологического исследования, Басов выдвинул совершенно новый подход к взаимодействию человека со средой. Главное положение теории Басова - идея о том, что человек есть активный деятель в объективной, закономерно организованной среде. Таким образом, он впервые показал, что активность человека проявляется не только в приспособлении к среде, но и в ее изменении, а сама среда не аморфная масса, а определенным образом структурированная ситуация. Из этого положения Басов делал важный вывод о том, что психическое и физическое развитие - это два разных процесса, которые подчиняются разным законам. Развитие организма определяется механизмом, биологически фиксированном в нем самом, поэтому, хотя среда и влияет в определенной мере на этот процесс, источник закономерностей лежит не в ней, а в самом организме. В то же время развитие человека как деятеля в среде, наоборот, впрямую зависит от окружающего социума и, в зависимости от условий, может идти по-разному, принимая разнообразные, часто совершенно непохожие друг на друга формы. Главный смысл этого развития состоит в том, что человек действенно проникает в среду и овладевает ею путем активного ее познания. Поэтому возможности психического развития человека практически не ограничены. Однако, так как психика не может развиваться вне какого-то организма, то естественно, что развитие психики биологически ограничено во времени (время жизни человека) и содержании, так как каждый человек может иметь определенные, только ему свойственные качества. Под этим ограничением Басов имел в виду прежде всего способности человека, а также его отклонения и дефекты; он говорил, что слепой человек не может быть художником, а человек с низкими способностями к точным наукам - математиком.
Одним из первых видов деятельности, на котором был опробован новый подход, была ритмика, которой Басов придавал большое значение в развитии структурированности и организованности деятельности. В дальнейшем свою схему наблюдения и естественного эксперимента Басов и его сотрудники (Е.О.Зейлигер, М.А.Левина и другие) применяли и для исследования других форм деятельности (игры, производительного труда, бытовых навыков), расширяя и уточняя ее. Это позволило дать генетический обзор этих форм деятельности, заложить основы нового подхода в исследовании взаимовлияния деятельности и психики, появлении новых форм психической активности человека.
Для того чтобы подчеркнуть отличия своего подхода к активности человека, Басов впервые в истории отечественной психологии ввел понятие «деятельности организма в окружающей среде, с помощью которой он устанавливает и выявляет свои взаимоотношения с нею». Принципиальная новизна позиции Басова заключалась в том, что психическое развитие человека вводилось в социально-историческую систему координат, так как развитие человека как деятеля определяется окружающей и воздействующей на него средой, причем не только средой природной, но и культурно-исторической. Как существо социальное и историческое человек развивается на основе всей суммы опыта бесконечного ряда предшествующих поколений.
Подчеркивая, что человек является не просто деятелем в среде, но конкретным деятелем в определенной области профессионального труда, Басов обосновывал идею о том, что деятельность опосредует взаимоотношения организма и среды. Важная роль такого опосредующего звена связана с тем, что любая деятельность, тем более профессиональная, несет в себе необходимые для ее выполнения знания. Это содержание деятельности Басов называл наукой. С помощью представлений о науке как о факторе, организующем деятельность человека, Басов обосновывал идею о культурной детерминации этой деятельности, так как наука представляет собой продукт истории культуры и не может быть выведена ни из адаптации организма к среде, ни из свойств индивидуального сознания. Таким образом, в теории Басова были заложены не только новые методы исследования психического развития, но и новые подходы к этому развитию, которое, как подчеркивал Басов, определяется не только наследственностью, но и искусственно созданной средой (в среду входят «наука, техника, искусство, религия и вся общественная организация людей»).
Басов заложил основы нового понимания механизмов психического развития, которые были развиты в концепции Л.С.Выготского (1896-1934). Выготский впервые перешел от утверждения о важности среды для развития к выявлению конкретного механизма этого влияния среды, который собственно и изменяет психику ребенка, приводя к появлению специфических для человека высших психических функций. Таким механизмом Выготский считал интериоризацию, прежде всего интериоризацию знаков - искусственно созданных человечеством стимулов-средств, предназначенных для управления своим и чужим поведением.
Первый вариант своих теоретических обобщений, касающихся закономерностей развития психики в онтогенезе, Выготский изложил в работе «Развитие высших психических функций», написанной им в 1931 г. В этой работе была представлена схема формирования человеческой психики в процессе использования знаков как средств регуляции психической деятельности.
Говоря о существовании натуральных и высших психических функций, Выготский приходил к выводу о том. что главное различие между ними состоит в уровне произвольности. Иными словами, в отличие от натуральных психических процессов, которые не поддаются регуляции со стороны человека, высшими психическими функциями люди могут сознательно управлять. Эта регуляция связана с их опосредованным характером, причем опосредуются они знаком или стимулом-средством, который создает дополнительную связь между воздействующим стимулом и реакцией человека (как поведенческой, так и мыслительной). Схема психических процессов в представлении Выготского выглядит таким образом:
В отличие от стимула-средства, который может быть изобретен самим ребенком (например, узелок на платке или палочка вместо градусника), знаки не изобретаются детьми, но приобретаются ими в общении со взрослыми. Таким образом, знак появляется вначале во внешнем плане, в плане общения, а затем переходит во внутренний план, план сознания. Выготский писал, что каждая высшая психическая функция появляется на сцене дважды: один раз - как внешняя, интерпсихическая, а второй - как внутренняя, интрапсихическая.
При этом знаки, будучи продуктом общественного развития, несут на себе отпечаток культуры того социума, в котором растет ребенок. Дети усваивают знаки в процессе общения и начинают использовать их для управления своей внутренней психической жизнью. Благодаря интерйоризации знаков у детей формируется знаковая функция сознания, происходит становление таких собственно человеческих психических процессов, как логическое мышление, воля, речь. Иными словами, интериоризация знаков является тем механизмом, который формирует психику детей.
Исходя из своего взгляда на психическое развитие, в котором выделяются высшие и натуральные психические процессы, Выготский разработал новую периодизацию. Им были также сформулированы принципы, которым должна отвечать научная психологическая периодизация. Ее критерий, подчеркивал Выготский, должен быть внутренним, а не внешним по отношению к развитию, должен быть объективным и не терять своего значения на протяжении всего периода детства. Сам Выготский в своей периодизации стремился перейти от чисто симптоматического и описательного принципа к выделению существенных особенностей развития.
В основу предложенной им периодизации были положены два критерия - динамический и содержательный. С точки зрения динамики развития, он разделил детство на критические и литические периоды, дав качественную характеристику кризисов. С точки зрения содержания, он делит детство на периоды, исходя из новообразований каждого из них, т.е. из тех психических и социальных изменений, которые определяют сознание и деятельность детей определенного возраста.
Исследуя взаимосвязь между развитием и обучением, Выготский ввел положение о зоне ближайшего развития, которая располагается между уровнем актуального и потенциального развития психики. Он подчеркивал, что обучение может быть развивающим, т. е. активизировать развитие интеллекта детей, только в том случае, если оно адекватно данному ребенку по форме и содержанию. По содержанию оно должно быть выше уровня актуального развития, так как иначе оно не даст ничего нового для интеллекта, но и не должно выходить за пределы зоны ближайшего развития, так как в этом случае ребенок просто не усвоит нужный материал. По форме оно может быть реактивным(основанным на строгой программе), спонтанным(ребенок учится только тому, что ему нравится) и спонтанно-реактивным(программа учитывает интересы ребенка). При этом Выготский подчеркивал, что уровень потенциального развития соответствует способностям ребенка, в то время как актуальное развитие показывает его обученность.
Естественно, что в своих исследованиях отечественные психологи не могли пройти мимо такой важнейшей проблемы, как развитие познавательных способностей детей. Наиболее значимыми здесь стали работы П. П. Блонского и Л. С. Выготского.
В последние годы жизни Блонский создал самые важные психологические работы, посвященные развитию памяти и мышления. Он открыл генетические этапы развития памяти и мышления, показал их взаимосвязь, влияние друг на друга, а также проанализировал появление и развитие внутренней речи и ее связь с мышлением и подражанием. Он писал о том, что в дошкольном возрасте память влияет на мышление и определяет его ход, поэтому для дошкольника думать и припоминать - сходные процессы. Начиная с младшего школьного возраста взаимоотношения мышления и памяти изменяются, и уже мышление влияет на запоминание -хорошо запоминается лишь то, что ребенок хорошо понял. Таким образом, мышление теперь не зависит от памяти, наоборот, высокий уровень мышления может частично компенсировать недостатки механической памяти.
Анализируя процесс развития мышления и его связь с речью, Блонский пришел к выводу о том, что генетические корни у мышления и речи общие - это практическая деятельность. Он полемизировал с Выготским, который писал, что мышление и речь имеют разные генетические корни, оспаривал и его мнение о том, что внутренняя речь происходит от эгоцентрической и появляется только к концу дошкольного возраста. Блонский считал, что внешняя и внутренняя речь появляются одновременно в раннем возрасте и первоначально связаны больше с памятью, а затем мышление выходит на первое место.
Говоря о развитии внутренней речи, Блонский подчеркивал, что она возникает, как и внешняя, из слушания других и из внутреннего повторения речи других. Таким образом, Блонский выдвигал теорию подражания как основу возникновения внутренней речи и доказывал, что мышление, внешняя и внутренняя речь возникают одновременно, причем внешняя и внутренняя речь тесно связаны с общением.
Если для Блонского главным было исследование динамики становления мышления и речи, то для Выготского наиболее важным представлялось изучить роль мышления и речи в изменении натуральной психики человека, превращении ее в «культурную», т. е. в высшие психические функции.
Выготский придавал особое значение знаковой природе слова, понимая его как особого социокультурного посредника между индивидом и миром. Трактуя знаки (или стимулы-средства) как психические орудия, которые, в отличие от орудий труда, изменяют не физический мир, а сознание оперирующего ими субъекта, Выготский предложил экспериментальную программу изучения того, как благодаря этим структурам развивается система высших психических функций. Этот метод и получил название инструментального. Программа успешно выполнялась им совместно с сотрудниками, образовавшими школу Выготского. В своих последних работах Выготский делал упор на исследование значения знака, т.е. на сопряженное с ним (преимущественно интеллектуальное) содержание. Благодаря новому подходу он, совместно с учениками, разработал экспериментально обоснованную теорию умственного развития ребенка, запечатленную в его главном труде «Мышление и речь». В этой работе он доказывал, что мышление и речь имеют разные генетические корни. Мышление связано с орудийной деятельностью, а речь - с эмоциональным заражением посредством звукового сигнала. В определенном возрасте у ребенка происходит соединение мышления и речи, в результате чего и появляется словесно-логическое мышление. Соединение двух различных процессов - становления мышления и становления речи - происходит у детей в возрасте полутора лет, считал Выготский. Это возраст, который отмечали в качестве переломного и Штерн, и Бюлер, и другие ученые, исследовавшие речь детей, характерен резким увеличением словарного запаса детей, появлением вопросов о названии слов, т.е., как писал Штерн, «открытием ребенком значения слов». Выготский объяснял это открытие тем фактом, что речь соединяется с мышлением и, таким образом, ребенок начинает осмыслять те звуки, которые употребляет взрослый. При этом, с точки зрения Выготского, слово является для мышления тем знаком, который и превращает наглядно-действенное мышление в высшую психическую функцию.
Как и другие высшие психические функции, словесно-логическое мышление проходит стадии внешнего и внутреннего знака, т.е. процесс развития мышления, по Выготскому, выглядит следующим образом: наглядно-действенное мышление (натуральная стадия) -эгоцентрическое мышление (стадия внешнего знака) - словесно-логическое мышление (стадия внутреннего знака). В своих экспериментах Выготский и его сотрудники доказывали, что внутренняя речь, тесно связанная с мышлением, появляется не одновременно с внешней, а значительно позже, в дошкольном возрасте, благодаря интериоризации эгоцентрической речи. С этой точки зрения, эгоцентрические высказывания детей, открытые Пиаже, не исчезали после 7-8 лет, но переходили во внутренний план.
Эти положения теории Выготского были оспорены Блонским, доказывавшим одномоментность происхождения всех видов речи. При сопоставлении их взглядов необходимо помнить о том, что Блонский под внутренней речью понимал любые высказывания детей, произнесенные про себя. Такая речь, действительно, появляется у детей очень рано. Выготский же фактически отождествлял внутреннюю речь с планирующей, а этот вид речи появляется в дошкольном возрасте, что и было доказано в экспериментах Выготского.
В своих исследованиях Выготский также изучал этапы формирования мышления, показав, что оно развивается от синкретического мышления к мышлению в комплексах, а затем к мышлению в понятиях. При этом им были описаны житейские и научные понятия и показано, что житейские понятия развиваются от частного к общему, а научные, наоборот, от общего к частному. Периодизация развития мышления, данная Выготским, по сути не отличается от той, которая была введена Пиаже. Но Выготского, в отличие от Пиаже, интересовал не столько процесс, сколько результат мыслительных действий. Этим и объясняется разница в этапах, описанных ими. В то же время, несмотря на различия, эти работы дали возможность изучить особенности детского мышления, его закономерности и этапы формирования.
В 20-30-е годы советские психологи одними из первых в мировой науке начали исследовать такие проблемы, как развитие детских коллективов, взаимоотношение коллектива и личности, групповое давление. Эти вопросы были в центре внимания А. С. Залужного и С. С. Моложавого, которые исследовали динамику и этапы развития детских коллективов, внутригрупповую дифференциацию, виды лидерства в детских коллективах. При этом они исходили из приоритета коллектива над личностью, а потому в их работах исследовались прежде всего вопросы адаптации личности к коллективу, социализации личности и подчинения ее нормам и требованиям группы.
На основе экспериментального изучения детских групп А. С. Залужный предложил свою классификацию детских коллективов, основанную на двух признаках - степени организации и времени существования. Он подчеркивал, что развитие коллективов идет от кратковременных, самовозникающих групп к сложным, долговременным, организованным. Отличительной особенностью первых контактных коллективов является то, что они эгалитарны, т. е. все группы равны между собой, и поэтому каждый член такого коллектива имеет шансы стать вожаком. Лишь с появлением организованных коллективов возникает иерархическая структура, при которой члены группы занимают определенные, более или менее строго фиксированные места. Важную роль в развитии социального поведения Залужный отводил речи, отмечая, что рост числа социальных форм поведения сопровождается переходом от «немых» взаимоотношений к взаимоотношениям, сопровождаемым речью, а затем и чисто речевым взаимоотношениям.
Исследуя сочетание организованности коллектива с дисциплинированностью, Залужный пришел к выводу, что послушание и организация несовместимы. Об организованности группы, по его мнению, можно судить по тому, насколько она умеет самостоятельно распределять среди своих членов данную ей работу, насколько члены группы подчиняются решению коллектива и насколько группа умеет синтезировать выполненную ее членами работу. Данные экспериментов, проведенных А. С.Залужным, доказывали, что послушание и дисциплина, насаждаемая сверху, педагогом или воспитателем, мешают самостоятельной работе группы, и наиболее послушные, с точки зрения учителя, классы оказываются самыми беспомощными при требовании организовать самостоятельно простейшую совместную деятельность. Поэтому для повышения организованности группы рекомендовалось развивать самостоятельность учеников, повышать их активность, помогать выделению вожаков (лидеров), которые могут повлиять на совместную деятельность группы. При этом практическая значимость коллектива заключается, по мнению А. Б. Залкинда, не только в том, что в нем воспитывается новый, более высокий тип личности, но и в том, что правильно ориентированный коллектив позволяет направить избыток энергии детей в нужное русло, переключать их на решение социально полезных задач.
Исследования Залужного показали, что на рост организованности и увеличение времени существования коллектива влияют эндо- и экзогенные факторы, при этом под экзогенными факторами он понимал любое воздействие среды, а под эндогенными -поведение отдельных членов коллектива. Одним из наиболее значимых внутренних факторов, по мнению Залужного и Залкинда, является феномен «вожачества» (лидерства). По мере развития коллектива происходит выделение лидеров, вожаков группы, ядра, группирующегося вокруг этого вожака, и выпадающих из группы детей. Залужный считал, что выпадающие из группы дети - это либо дезорганизаторы, мешающие работе коллектива, либо пассивные дети, занимающиеся какой-либо посторонней деятельностью. Залкинд и Залужный разрабатывали методы коррекции общения детей; они предлагали активных детей-дезорганизаторов помещать в группы более старших и сильных ребят, а изолированных, тревожных детей переводить в группы младших, где они могут проявить свои способности и даже стать лидерами.
Феномен «вожачества» вызывал у ученых большой интерес, и его исследованию было посвящено значительное количество экспериментальных работ. Считалось, что лидеры не только организуют коллектив, но и помогают направить избыток энергии группы в нужное русло. Залкинд подчеркивал, что все дети должны пройти через школу лидерства, особенно это важно в подростковом возрасте, так как помогает нейтрализовать негативные последствия полового созревания. Серьезно занимаясь проблемами полового развития и воспитания детей, Залкинд доказывал, что игнорирование этих проблем приносит вред. Он признавал необходимость управления процессом полового развития, поиска путей сублимации сексуальных влечений, утверждая, что активная социальная деятельность, общение со сверстниками помогут детям преодолеть негативные отклонения в половом созревании. К сожалению, проблемы полового развития и полового воспитания детей затем на долгое время были «забыты» нашей детской психологией.
Исследования подросткового периода привели Залкинда к мысли, что его кризисный характер определяется тремя процессами - стабилизационными, которые закрепляют прежние приобретения детей, собственно кризисными, которые связаны с резкими изменениями в психике ребенка, и появляющимися в этот период новыми элементами, характерными уже для взрослых людей. Эти идеи Залкинда имели большое значение как для практической психологической работы с подростками, так и для теоретического осмысления закономерностей психического развития, повлияв в том числе и на Выготского, который использовал их в своей концепции возрастных кризисов.
Таким образом, в работах, направленных на изучение детских коллективов, были вскрыты многие важные закономерности их становления, сформулированы рекомендации по преодолению отчуждения детей в группах, формированию у них чувства коллектива, по работе с лидерами группы.
Известные успехи в то время были достигнуты и в разработке проблем развития личности, исследовании индивидуальных различий, одаренности, трудностей и отклонений в развитии личности. Вопросы направленности личности, ее развития, воспитания были весьма важны для психологии этого периода. Может быть, именно в подходе к самому понятию «личность» особенно явно видна разница между современной психологией и наукой 20-30-х годов, так как в то время личность не рассматривалась как интегральное целое, не изучалась иерархия мотивов или отношений человека, но исследовались, скорее, отдельные стороны проблемы -вопросы индивидуальных различий, дифференциации путей развития личности. Этот же подход был характерен и для зарубежной психологии того времени (только в концепции персонализма Штерна провозглашалась идея целостного понимания личности ребенка).
Так, Блонского интересовали прежде всего этапы формирования личности детей, проблемы одаренности и трудновоспитуемости. Развитие личности он связывал с развитием конституции и темперамента ребенка, выделив несколько этапов в процессе личностного становления. При этом взгляды Блонского на проблему личности значительно изменялись со временем. В 1921 г. он писал, что всякий человек есть вариация того или иного общественного класса, а его поведение - это производная соответствующего класса. Впоследствии он все больше внимания уделял изучению типологии, индивидуальных особенностей детей, считая их результатом биологических, врожденных различий, а не социального статуса родителей.
Л. С. Выготский не выделял развитие личности из общего процесса эволюции психики ребенка, считая, что культурный рост ребенка и есть становление его личности и мировоззрения. При этом под мировоззрением он понимал культурное отношение ребенка к внешнему миру - то, что характеризует поведение человека в целом. Он подчеркивал, что личность - это сплав аффекта и интеллекта, поэтому, говоря о ее развитии, необходимо исследовать обе эти стороны - и мышление и эмоции ребенка. Изучая развитие интеллектуальной стороны личности, Выготский прежде всего уделял внимание становлению самосознания ребенка, говоря, что понятие «личность» как культурное, социальное образование тождественно самосознанию. В процессе становления самосознания ребенок учится владеть собственной психикой и собственным поведением, уменьшается его зависимость от окружающей действительности, поэтому среди важнейших элементов развития личности Выготский выделял развитие воли, которая позволяет ребенку действовать под влиянием своего мировоззрения.
Говоря о влиянии среды, Выготский подчеркивал, что она определяет развитие личности через переживание ребенком воздействий окружающей действительности. Он ввел такое важнейшее понятие, как «социальная ситуация развития». Новым является и сам подход Выготского к среде, которую он не считал неизменной, стабильной. Он отмечал, что в зависимости от возраста, уровня сознания ребенка значение даже неизменной на первый взгляд среды для него изменяется, он по-другому переживает одни и те же факты, и, следовательно, в разные периоды жизни среда оказывает на ребенка разное влияние. Изменение социальной ситуации развития как раз и происходит в период кризисов, выводя ребенка на новый уровень развития. Таким образом, хотя в центре структуры личности стоит интеллект, самосознание и мировоззрение, формируется эта структура прежде всего под влиянием эмоционального отклика ребенка на изменение среды.
С точки зрения практики, наибольшее значение имели в то время работы, связанные с исследованием одаренности и трудновоспитуемости детей. В принципе все психологи сходились во мнении, что одаренность имеет два основания - и природное, биологическое, и социальное, связанное с условиями жизни. Поэтому ученые отмечали необходимость особого внимания к воспитанию и обучению одаренных детей, опасность при неправильном подходе затормозить их развитие. А. С. Грибоедов писал, что одаренность - это образование комплекса цепных, высших сочетательных рефлексов, и, таким образом, она, как любая соотносительная деятельность, есть результат индивидуального или видового опыта. Зависимость одаренности от среды доказывается экспериментами, в которых под влиянием обучения одаренность детей повышалась на 103%.
Большое внимание уделял проблеме одаренных детей П. П. Блонский. В своих работах, посвященных исследованию природы одаренности, он выдвинул гипотезу, что на одаренность влияет не только и не столько генетическая наследственность ребенка, сколько та среда, в которой живет он и жили его предки, уровень культуры, образования, социальное положение. При этом он ввел понятия хроматин-наследственности и социал-наследственности, подчеркивая роль социальной наследственности в формировании «гениальных династий». Необходимо отметить тот факт, что Блонский, как и большинство психологов того времени, говоря об одаренности, имел в виду прежде всего общую одаренность, под которой понимал интеллект ребенка, а не специальную одаренность.
Особенно волновали его вопросы обучения одаренных детей. Блонский доказывал необходимость создания для них специальных школ. Эту мысль поддерживал и В.М.Экземплярский, который считал, что если школы для умственно отсталых детей необходимы из принципа социальной справедливости, то школы для одаренных детей нужно открывать, исходя из требований социального прогресса. Разделяя это мнение, Б.А.Артемов говорил о том, что именно талантливым детям надо уделять особое внимание, так как неверно утверждение, что талант всегда пробьется. Он считал, что, наоборот, талантливые дети более чуткие и ранимые и требуют бережного отношения к себе.
Исследуя проблему одаренности, Выготский высказал очень интересную мысль о том, что одаренность, как и характер, - не статическое, а динамическое образование, развитие которого идет противоречиво. Такое понимание позволяет рассматривать и одаренность и дефективность как два разных исхода процесса компенсации, как плюс- и минус-одаренность. При этом он выдвинул новую для того времени идею о том, что одаренность не есть нечто однородное, единое, но является сложным образованием, состоящим из ряда функций и элементов, находящихся в сложной структуре и сложных отношениях друг с другом. Анализируя связь одаренности с культурным развитием ребенка, он говорил о том, что, с одной стороны, культурное развитие имеет тенденцию к нивелированию отдельных всплесков естественной одаренности, а с другой - к увеличению масштаба и расширению разброса различных степеней одаренности. Иными словами, разброс одаренности у животных и детей больше, чем у взрослых, культурных людей, но в то же время именно культура, воздействуя на одаренность, увеличивает разброс крайностей (отсталые дети, например, не могут даже овладеть грамотой или счетом, а талантливые достигают вершин в науке и раздвигают ее горизонты).
Одной из центральных проблем для психологии того времени была проблема «трудных детей». Она стояла особенно остро в связи с большим количеством беспризорных, педагогически запущенных детей, для правильного воспитания которых особенно необходимы были рекомендации психологов. Наиболее важными для практики были исследования, направленные на составление классификации трудных детей, а также на анализ роли наследственности и неблагоприятной среды в происхождении трудностей.
В.Н.Осипова и В.Н. Мясищев одними из первых попытались дать классификацию трудных детей, исходя из их личностных особенностей, под которыми они понимали не только индивидуальные черты, но и тип воспитания в семье. Подчеркивая важность семьи и типа семейного воспитания для анализа причин появления трудностей и их коррекции, В. Н. Мясищев совместно с П. Г. Вельским провели классификацию типов семей и определили виды коррекционной работы с детьми и родителями. При этом В. Н. Мясищев, как и П. П. Блонский, был одним из тех, кто начал изучение трудных детей в условиях педагогического процесса.
Большое значение для понимания причин возникновения трудностей в развитии личности ребенка имела работа А. А. Невского. Он считал, что источником аномалий в развитии личности является несоответствие богатства социального опыта ребенка и ограниченности его биологических ресурсов, т.е. несоответствие биоритма и социоритма в развитии, приобретающее конфликтный характер. Реабилитационная работа с такими детьми, по его мнению, сводится к сглаживанию этих противоречий и формированию социально ценных установок, которые вытесняют или сублимируют патологические установки.
Особенно важной для разработки коррекционных программ стала работа П. И. Люблинского, проанализировавшего трудности включения ребенка в социальный коллектив и возникающие при этом трудности общения. По его мнению, социальные реакции ребенка развиваются путем расширения круга лиц, охватываемых его социально-симпатическими переживаниями, которые формируют личность ребенка. Таким образом, социальные образования, в которых воспитывается ребенок до вступления во взрослую жизнь, играют роль «защитных кругов», ограждающих его от распыления еще не установившейся социально-симпатической реакции, причем с возрастом происходят постепенное расширение кругов общения и выработка новых социальных установок на базе старых. Каждый из этих кругов (семья, детский сад, школа и т.п.) замыкает жизнь ребенка в определенные рамки до тех пор, пока новые настроения не расширят круг социального общения. Поэтому выпадение из жизни ребенка отдельных защитных кругов, по мнению Люблинского, деформирует его психику и приводит либо к недоразвитию необходимых социально-симпатических реакций, либо к переключению их в социально-нежелательные формы.
В лаборатории промышленной психотехники при НК труда СССР, организованной Шпильрейном, также проводились исследования индивидуальных различий, проявляющихся в особенностях обучения и выполнения трудовых приемов.
Большое значение имел разработанный Шпильрейном «метод искусственной и естественной деавтоматизации», с помощью которого изучались психические особенности человека в условиях овладения профессиональными навыками и в ситуации их распада.
Шпильрейн также разработал первые профессиограммы, помогавшие профотбору и обучению людей. Совместно с С. Г. Геллерштейном он выявил связь между выполняемыми в процессе трудовой деятельности задачами и способностями человека, на основании которой была разработана схема изучения профессий.
Изучая упражнение и развитие профессионально важных качеств, Геллерштейн выделил периоды стабилизации деятельности в рамках выученных операций. Эти периоды сменялись более высоким уровнем выполнения деятельности в том случае, если человек находил более рациональные приемы работы. В последние годы Геллерштейн разрабатывал систему упражнений для выработки «чувства времени» и управления темпом движений у спортсменов.
Частичная реабилитация исследования профессиональных навыков произошла во время Великой Отечественной войны, когда Геллерштейн по приглашению А. Р. Лурии организовал трудовую терапию в нейрохирургическом военном госпитале.
***
Несмотря на серьезные социальные изменения, развитие психологии в 20-30-е годы не только не прекратилось, но и активно продолжалось. В это время были заложены основы советской психологии, добившейся значительных успехов в изучении процесса становления психики, получены важные материалы о развитии познавательных процессов, индивидуальных особенностях людей и особенностях их общения. Такая высокая продуктивность связана с тем, что новая психология строилась на базе тех достижений, которые были достигнуты российской наукой в начале XX в. Прежние традиции и школы в это время еще не были забыты, идеи, заложенные учеными на рубеже XIX-XX вв., продолжали жить и развиваться и в учении о поведении, и в психологии социального бытия Шпета, и в педологии и психотехнике.
Серьезный удар по этой работе нанесло постановление о педологии и психотехнике. Однако, несмотря на трудности, психологические исследования не прекращались. Работы отечественных психологов принесли огромную пользу во время войны 1941-1945 гг., а с 50-х годов психология получала все большее распространение, появлялись новые исследования, расширялся круг изучаемых вопросов.
В этот период (главным образом, до 80-х годов) развитие психологии во многом определялось идеями, заложенными в работах Бехтерева и Выготского.
В трудах учеников и сотрудников Бехтерева - Б.Г.Ананьева (1907-1972) и В.Н.Мясищева (1893-1973) закладывались основы комплексного исследования человека, его психофизической природы, его отношений с миром.
Возглавляя в 20-е годы лабораторию индивидуальной рефлексологии, Мясищев открыл важные закономерности становления индивидуального стиля деятельности, выделил и описал несколько типов личности. Он доказывал, что психология личности должна основываться на данных типологии и дифференциальной психологии.
Во время Великой Отечественной войны Мясищев возглавил цикл анатомо-физиологических исследований микроструктурных изменений головного мозга, изучая последствия мозговых травм и ранений, их связь с нарушениями психической деятельности.
Не прекращались и его исследования психологии личности. Мясищевым был предложен новый подход, названный им психологией отношений. При этом отношения понимались им как сознательные, избирательные связи человека с окружающим миром и с самим собой, которые влияют на его личностные качества и реализуются в деятельности. Такой цельный подход к личности, по мнению Мясищева, обеспечивал динамическое понимание личности как единства субъекта и объекта. В последних работах Мясищев развивал важную мысль о том, что настоящее, превращаясь постоянно в прошлое, в опыт, одновременно становится потенциалом будущего поведения личности.
Ананьев также выступал за целостный подход к проблемам психики, отразившийся в его исследованиях системного характера чувственного познания, прежде всего в исследованиях восприятия пространства и времени. На основе анализа методологии и истории развития психологии он доказывал необходимость комплексного изучения психики, разрабатывал принцип междисциплинарного подхода к проблеме человека. В основу его программы была положена идея об индивидуальности как системе, интегрирующей разноуровневые свойства индивида, личности и субъекта. Комплексный подход позволил ему пересмотреть исследования детского развития, включив их в общую картину целостного жизненного цикла человека. Взаимовлиянием онтогенетического и биографического развития объясняются, по его мнению, многие закономерности психического становления.
Он также одним из первых начал изучение проблем зрелости и старения. В исследованиях, проводимых Ананьевым и его коллегами, были получены данные о гетерохронности и неравномерности психического развития, особенностях протекания психических процессов в период зрелости. Тем самым было положено начало психологической акмеологии в нашей стране.
Методологические проблемы были и в центре внимания С.Л.Рубинштейна (1889-1960). В работах Рубинштейна обращает на себя внимание прежде всего нетрадиционная для советской психологии исследовательская позиция - позиция философа (он вышел из немецкой философской школы), рассматривающего с точки зрения методологии эмпирику психологической науки, пытающегося частично систематизировать и объяснить этот эмпирический хаос. Этим он и отличался от большинства современных ему психологов, в первую очередь обращенных к проблемам экспериментального исследования психики. Поэтому в центре его концепции, как правило, оказываются прежде всего проблемы гносеологии, познания мира. В этом позиция Рубинштейна сближается с позициями психологов прежних лет - Лопатина, Троицкого, Грота, Шпета, для которых также главными оставались философские проблемы бытия и свободы человеческой личности. Как и их, Рубинштейна волнуют проблемы метода и объективности психологических исследований, места психологии в системе научного знания.
Оценивая кризисную ситуацию в мировой психологии, Рубинштейн подчеркивал, что этот методологический кризис связан с приверженностью большинства психологов той концепции сознания, которую он назвал декарто-локковской, поскольку сознание неизменно трактовалось как область, открытая только для переживаний субъекта, способного к рефлексии. В противовес этому он выдвинул принцип единства сознания и деятельности. Тем самым сознание включается в контекст жизненных связей человека с объективным миром, причем основу этих связей образует деятельность, посредством которой человек, изменяя мир, изменяется сам. Соответственно предлагается и новый продуктивный метод психологического познания, названный им «единство воздействия и изучения». Психология раскрывает свои тайны не в созерцании феноменов, открытых прямому внутреннему или внешнему наблюдению, а в процессе преобразования исследуемых объектов посредством практических действий (включая практику исследовательского труда).
Особое внимание Рубинштейн уделял анализу теории детерминации психических явлений. Возражая против механистических взглядов, он выдвинул формулу, согласно которой внешние причины воздействуют на объект посредством внутренних условий.
Завершающая работа Рубинштейна, соединившая изучение психологии личности с проблемой ее бытия в мире и нравственной природой человеческой жизни, осталась незаконченной и была опубликована под названием «Человек и мир» в 1973 г. Он одним из первых в советской, марксистской психологии начал говорить о проблеме личности. Попытки определить эту категорию с точки зрения психологии он делал и в более ранних работах, но, естественно, в то время он не мог дать глубинное определение личности, говоря главным образом о способностях человека, его характере, но не об интегративной характеристике личности как единого целого.
Путь к исследованию целостной личности Рубинштейн нашел в изучении деятельности, в данном случае - в исследовании творческой деятельности личности. Преодолевая разрыв между субъективным и объективным, Рубинштейн подчеркивал, что объективность заключается не в одинаковости личного знания для всех (это и невозможно, знание по природе своей субъективно), а в том, что это знание представляет собой завершенное целое, и в этой завершенности и целостности и проявляется его объективность. Проводя параллель с дискуссией о первичных и вторичных качествах предмета, можно сказать, что Лейбниц завершил спор об объективности знания, доказав, что субъективность не противоречит истинности, так как все наши идеи связаны с истиной по принципу взаимно-однозначного соответствия и любое человеческое знание субъективно в силу активности познающего субъекта. Рубинштейн, подхватывая эту аналогию, говорит об объективности внутреннего мира личности, его духовного строя, связывая это также с активной деятельностью человека, но уже не столько познающего, сколько творящего этот мир. И чем полнее и совершеннее это творение, тем более оно объективно и тем больше оно влияет на окружающий мир, в том числе и на других людей.
С учетом этого понятна идея Рубинштейна о том, что формирование личности и развитие самосознания человека - это процесс онтологический, а не одномоментный, так как человек рефлексирует себя в течение длительного времени, познавая различные свои качества, мотивы и стремления. Так преодолевается противоречие между бытием и сознанием, между внешним и внутренним в человеке, поскольку, постигая себя, человек творит свою жизнь, а сотворенный им жизненный путь определяет и его дальнейшее познание себя, и его дальнейшее бытие. Понимая себя, человек лучше реализуется в деятельности, в своем бытии, которое полнее отражает его сущность.
Идеи Рубинштейна прочно вошли в методологический фонд отечественной психологии. Они остаются для нас источником познания, являясь продолжением личности ученого и объективируясь в его творчестве.
Совершенно с других позиций предложил оригинальную концепцию деятельности А.Н.Леонтьев (1903-1979). Еще в 20-е годы он по окончании университета был приглашен Г. И. Челпановым в Психологический институт. Первые исследования Леонтьева, сразу же выявившие в нем умелого психолога-экспериментатора, проводились совместно с А. Р. Лурией и были посвящены проблеме аффективных реакций. В число испытуемых молодые психологи пригласили студентов, не выдержавших испытаний, а итоги экспериментов изложили в статье «Экзамен и психика».
Глубокое влияние на Леонтьева оказала встреча с Л. С. Выготским. Их совместная деятельность, дискуссии, работа по экспериментальному исследованию памяти сформировали когнитивный стиль научной школы, которая сохранилась и после смерти Выготского. Однако в собственных работах Леонтьев обратился к иной проблематике. Он сосредоточился не на мышлении, не на психологической структуре значения (понятия), а на вопросе о связи сознания и предметной, практической деятельности.
В 1930 г. Леонтьев создал в Харькове (тогдашней столице Украины) собственную научную школу, центральным для которой стало понятие деятельность. В этот же период, ключевой для Леонтьева, он начал изучать проблему развития психики. Он стремился, используя данные биологических наук, проследить этапы эволюционного процесса, переходя от вопроса о генезисе психики к сменяющим друг друга ступеням ее эволюции в животном мире и к факторам, определяющим появление и формирование сознания.
Уже в этой работе Леонтьев рассматривал деятельность как главную образующую психики, движущую силу ее развития, опережающую на «один шаг» необходимый для ее обеспечения уровень психической жизни. Деятельность же является и методом, позволяющим диагностировать появление психики, ее развитие и качественные изменения. Таким образом, во главу своей методологии Леонтьев, как и Рубинштейн, поставил проблему деятельности. Целью его исследований стала разработка структурного анализа деятельности, выделение в ней компонентов и уровней, которые образуют систему, функционирующую как целое. Особое место он отводил связи между строением деятельности и строением сознания. Раскрывая суть различий между значением и смыслом, Леонтьев выявил и различия между объективным опытом, накопленным в процессе общественного развития и запечатленным в слове, и личностным смыслом тех событий, которые переживаются субъектом.
В своей обобщающей работе «Деятельность. Сознание. Личность» (1975) особое внимание он уделил системному характеру деятельности, ее внутренним переходам и превращениям, которые, однако, не являются спонтанными, а включены в целостную систему жизнедеятельности человека. Важным моментом этой работы стал анализ образующей личность иерархии мотивов, ее структурированности и связи с миром. Раскрывая динамику формирования мотивов, превращения «знаемых» мотивов в «реально действующие», а также взаимосвязь мотивов и целей, Леонтьев доказывал ведущее значение культуры, межличностного общения для сложного процесса восхождения от индивида к личности. В этом же ряду стоят его исследования психологических механизмов восприятия искусства, передающего личностные смыслы от творца к слушателю.
Огромное значение для развития психологии имела деятельность Леонтьева на посту декана факультета психологии Московского университета - факультета, в буквальном смысле возрожденного им. Он взял на себя задачу передать новому поколению традиции объективного психологического исследования, коллективного творчества, уважительного отношения к младшим коллегам. Эта деятельность Леонтьева в значительной мере способствовала широкому распространению психологии, появлению новых поколений теоретиков и практических психологов.
Свою школу создал и другой соратник Выготского - А. Р. Лурия (1902-1977). С самого начала в центре его исследовательских интересов была проблема взаимосвязи личности и культуры. Эта проблема принимала разные модификации в течение его богатой исследованиями и научными открытиями жизни.
Как и Леонтьев, Лурия был приглашен Челпановым в Психологический институт. Одновременно он работал в Государственном психоаналитическом институте, организованном И.Д.Ермаковым, и в Русском психоаналитическом обществе, в котором он состоял в должности научного секретаря. Уже в этот период, до встречи с Выготским, проявились некоторые значимые научные ориентации и установки, свойственные Лурии в зрелые годы, в частности его стремление к поиску объективных методов исследования внутренних психических состояний и мотивов поведения личности, изучение факторов, определяющих взаимосвязь человека и культуры, человека и общества.
В психоаналитическом институте наиболее важными для Лурии оказались направления, связанные с исследованием психологии художественного творчества, психоаналитического анализа эмоций, в том числе эстетических эмоций. Междисциплинарный подход (прежде всего соединение неврологических, патопсихологических и искусствоведческих исследований), который составлял основу научной работы института, оказался близким Лурии. Поэтому неудивительно, что он одним из первых понял и принял идеи Выготского.
Совместно с Выготским он разработал новую теорию организации и развития психической деятельности, названную культурно-исторической, поскольку определяющим для формирования сознания и его функций были признаны факторы культуры, изменяющиеся в процессе развития общества.
Всемирную славу принесли Лурии его работы по изучению влияния аффективных реакций человека на стрессовые ситуации. Эти экспериментальные исследования проводились с помощью оригинальной методики, которая позволила зафиксировать возникновение эмоциональных состояний в динамике речевых и двигательных процессов субъекта даже в тех случаях, когда он пытался скрыть испытываемое им эмоциональное напряжение. Данная методика использовалась, в частности, в криминалистике при изучении психологии подозреваемых лиц, а в дальнейшем получила широкое распространение на Западе (прежде всего в США) под названием «детектор лжи».
В совместном с Выготским труде «Этюды по истории поведения» (1929) Лурия рассмотрел различные планы психического развития, проанализировав ранние его стадии - овладение мышлением и языком, а также своеобразие памяти и числовых операций. Наряду с этим он детально рассмотрел своеобразие поведения ребенка в качественном отличии от психических функций взрослого человека.
В дальнейшем он сосредотачивается на выяснении того, как изменялся строй психической жизни человека в результате овладения знаковыми средствами. Полученные им материалы нашли отражение в книге «Об историческом развитии познавательных процессов» (1974). Лурия считал, что сначала эти средства используются с целью общения (коммуникации) между людьми, а затем становятся регуляторами собственной психической активности индивида, неизмеримо расширяя возможности овладения им своей памятью, вниманием и другими процессами.
Наряду с общей психологией Лурия занимался детской, в частности соотношением между наследственностью и средой. Большую известность в этом плане приобрели его исследования близнецовой пары, в которых сравнивались психические функции близнецов, либо подвергавшихся, либо не подвергавшихся целенаправленному развитию этих функций. Опыты показали, что генетическая обусловленность существенно сказывается на элементарных процессах, тогда как высшие функции в большей степени зависят от условий воспитания.
Новаторский характер носила обширная программа изучения зависимости психики людей от различий в социокультурных условиях их жизни. На рубеже 30-х годов Лурия выехал в экспедицию в Узбекистан, чтобы сравнить различия в психике тех его жителей, которые приобщились к новой культуре, и тех, кто не поддался новым культурным влияниям, жил замкнуто, по старым среднеазиатским законам. Сравнительный анализ позволил выявить интересные особенности мышления в зависимости от сдвигов в том культурном контексте, в котором оно исторически формируется.
Важнейшей особенностью творчества Лурии является постоянное соотношение в анализе динамики поведения человека социально обусловленных влияний с функционированием нервной организации личности. Это обусловило разработку им направления, названного нейропсихологией. Первые шаги в этой области он сделал в годы Великой Отечественной войны, когда острейшую практическую актуальность приобрели задачи диагностики и восстановления психических нарушений, вызванных ранениями головного мозга. В связи с этим тщательному экспериментальному изучению подвергались различные формы регуляции произвольного поведения, ведущую роль в которой играет речь. Именно слово, которое обычно трактуется с точки зрения его познавательной (или коммуникативной) функции, выступило как важнейший регулятор произвольных движений человека, перехода от импульсивных, непроизвольных действий к поведению произвольного типа. Овладение таким поведением в условиях конфликта, на фоне различных побуждений позволило выявить динамику отношений между интеллектуальными и аффективными аспектами жизнедеятельности.
С этим сопряжены идеи Лурии о динамической локализации высших психических функций в коре больших полушарий головного мозга и подкорковых структурах. В итоговой работе «Основы нейропсихологии» (1973) Лурия изложил эту теорию системной динамической локализации, согласно которой мозг состоит из трех основных функциональных блоков (энергетического блока, блока приема и переработки информации и блока программирования и контроля произвольных психических актов).
Работы Лурии не потеряли своего значения и сегодня, инициируя исследования не только в нейропсихологии, но и в других областях, связанных с анализом социокультурных аспектов психики.
Кроме факультета психологии МГУ еще одним важным центром психологии стал Психологический институт, возглавляемый А. А. Смирновым (1894-1980). Смирнов был директором главного психологического института страны около 30 лет и снискал заслуженную славу выдающегося организатора, руководителя одного из самых продуктивных научных коллективов. Это были трудные годы, когда на психологию, как и на многие другие дисциплины, обрушилась волна сталинских идеологических компаний, когда партийные органы требовали местного надзора над научными кадрами и беспощадного изобличения «отступников» от навязываемых сверху директив. В этих условиях беспартийному Смирнову удалось сберечь свою команду, дать ей возможность творчески работать.
В его собственных экспериментальных исследованиях центральное место заняли проблемы психологии запоминания. В своей методологической ориентации он следовал трем установкам: проследить зависимость процессов памяти от особенностей личности, трактовать эти процессы под углом зрения их формирования в реальной деятельности и, наконец, рассматривать их (прежде всего запоминание) как особые виды деятельности, имеющие специфическую направленность, которой Смирнов дал имя мнемической. В наиболее яркой форме эта направленность представлена как сознательное намерение запомнить тот или иной материал, но может выступать и в виде неосознаваемой установки, когда задача запомнить не ставится, но тем не менее определенный материал ненамеренно сохраняется в памяти. На основании Полученных данных Смирнов выделил два основных вида запоминания: произвольное и непроизвольное. Между этими «полярными» формами существуют промежуточные, и в процессе деятельности происходит переход одних в другие.
В своих исследованиях направленности запоминания Смирнов глубоко изучил ряд его параметров: полноту, точность, последовательность и др. Основное значение он придавал мотивации запоминания. Все эти факторы, будучи приведены в систему и теоретически осмыслены, прошли испытание во многих сериях экспериментов. Новая концепция природы запоминания, созданная Смирновым, использовалась в практике школьного обучения.
Другой областью научных интересов Смирнова была история отечественной психологии. Он реконструировал с высокой степенью достоверности ее основные периоды, показав значимость вклада российских психологов в эволюцию знаний о поведении и сознании человека.
Чувство историзма его никогда не покидало. Он приветствовал рождение новых подходов в психологии, открывал для молодых исследователей лаборатории, поддерживал работу семинаров, на которых отстаивались нетрадиционные воззрения и проекты. В условиях, когда людям науки навязывалась единая «монолитная», а по сути тормозившая научный прогресс методологическая догма, директор Смирнов создал и поддерживал атмосферу свободного исследовательского поиска. Он взял на себя очень сложную, особенно в то время, задачу - возрождение традиций свободного обмена мнениями, открытых заседаний и вечеров. Недаром в глазах многих именно Психологический институт стал оазисом в непростой социальной обстановке 50-60-х годов, фактически идентифицируясь с психологическим сообществом как таковым.
В сохранении этого очага психологической мысли Смирнова поддерживал его друг и коллега Б.М.Теплов (1896-1965). Первые работы Теплова были связаны главным образом с исследованием восприятия, анализа реакций, вызываемых различными цветами и звуками. Еще в 1921 -1925 гг., будучи начальником отдела опытных станций научных исследований Высшей школы военной маскировки, Теплов руководил физической и психофизической лабораториями, которые изучали зрительное восприятие в применении к запросам военного ведомства - способы маскировки, военного строительства и т. д.
Однако интересы Теплова выходили за узкие рамки чисто прикладного, военного изучения психологии восприятия. Его ориентация на психологию творчества, психологический анализ восприятия искусства связаны и с тем, что он закончил не только историко-филологический факультет Московского университета, но и музыкальное училище в Туле. Большое значение имело и то, что он несколько лет был учеником выдающегося пианиста и преподавателя К. Н. Игумнова. Определенный круг общения Теплова в Москве впоследствии привел его в ГАХН, где уже работали Шпет и Челпанов, - эта академия, как уже упоминалось, представляла собой не чисто научное учреждение, но организацию, объединяющую единомышленников, людей определенного круга, воспитания и культуры.
Анализ изменения цвета при различной интенсивности окраски, а также изменения контуров и фигур (в том числе фигур людей) при их различном расположении помог получить важные данные о свойствах зрительного восприятия. Эти материалы позднее вошли в работы Теплова, посвященные архитектуре. В своих исследованиях он стремился изучать механизм возникновения не просто образа, но «эмоционального, эстетического» образа, который формирует «культурную память» человека, его эстетические и этические пристрастия и установки.
После закрытия ГАХН Теплов окончательно перешел в Психологический институт, работу в котором он прежде совмещал с деятельностью в академии и в военных научных институтах. В этот период основные интересы Теплова сосредоточились на проблеме индивидуально-психологических различий в разных видах деятельности, среди которых он выделил и подверг тщательному экспериментальному анализу музыкальную деятельность.
В работе «Проблемы индивидуальных различий» (1961) Теплов четко разграничил задатки как природные предпосылки становления способностей и сами способности как психические качества, необходимые для успешного исполнения деятельности. Исходя из этого он доказывал, что любую деятельность следует анализировать с точки зрения тех требований, которые она предъявляет к творческому потенциалу личности. Творческий компонент содержится в любом виде труда, он должен быть выявлен и соотнесен с возможностями субъекта, с его способностями, которые им самим могут и не осознаваться, поскольку лишь в процессе трудовой деятельности выявляется, на что человек способен, в чем его сильные и слабые стороны.
В своих исследованиях Теплов наряду со способностями выделил одаренность, понимая под ней такое сочетание способностей, которое определяет успешность деятельности. Он исходил из того, что успешность может быть достигнута различными путями. Относительная слабость какой-нибудь одной способности вовсе не исключает возможности успешного выполнения даже такой деятельности, которая наиболее тесно связана с этой способностью. Недостающая способность может быть в очень широких пределах компенсирована другими, хорошо развитыми у данного человека.
Таким образом, Теплов рассматривал способности не изолированно друг от друга, а как целостную систему, в которой выделить какую-либо способность в качестве самостоятельной можно лишь в аналитических целях.
Теплову принадлежит одно из первых исследований того особого сочетания способностей, которое характеризует успешность деятельности военачальника, - «ума полководца». Теплов изучал эту тему в годы Великой Отечественной войны, проанализировав различия между теоретическим и практическим интеллектом. Было показано, что, хотя основные элементы мышления едины, они своеобразно функционируют при решении тактических и стратегических задач, которые вынужден решать военачальник.
В последний период жизни Теплов открыл новую главу в исследовании психофизических основ индивидуальных различий. Отправным для него стало учение Павлова о свойствах типа нервной системы. Теплов выдвинул серьезную программу диагностики типологических свойств. На основе этой программы сложилась крупная научная школа дифференциальной психофизиологии, важнейшим вкладом которой стало раскрытие свойств нервной системы, присущих человеку. Особенно значимая роль в развитии исследований, проводимых этой школой, принадлежит В.Д.Небылицыну (1930-1972). который, к сожалению, не смог довести до конца начатые работы.
Большое внимание в эти годы уделялось продолжению исследований, связанных с развитием идей Выготского о генезисе высших психических функций и роли знака в становлении психики ребенка.
В трудах А.В. Запорожца (1905-1981) доказывалось, что психические процессы являются разновидностями ориентировочных. Так, восприятие — это ориентировка в свойствах и качествах предметов, мышление - ориентировка в их связях и отношениях, а эмоции - ориентировка в личностных смыслах. Запорожец пришел к выводу о роли ориентировки как ведущей части действия при исследовании произвольных движений и их формирования у детей. В его экспериментах детям надо было прыгнуть как можно дальше, провести машинку по лабиринту или пробежать по определенному маршруту сначала с предварительной ориентировкой (например, проводилась черта, до которой детям надо было допрыгнуть), а затем без ориентировки (прыгай как можно дальше). Оказалось, что практически все дети прыгают дальше, если есть ориентировка, т. е. хотя бы черта, до которой надо допрыгнуть. Точно так же они лучше вели машину и координировали свои действия при выделении ориентировочного этапа. Исследования Запорожца показали, что ориентировка проходит несколько этапов - от внешней, развернутой, к внутренней,свернутой.
Кроме произвольных действий Запорожец изучал развитие восприятия и мышления, а также процесс формирования эмоций и чувств у дошкольников. Он считал, что в дошкольном возрасте восприятие является ведущим психическим процессом, объясняя этим и роль образной памяти и образного мышления в этом возрастном периоде. Он доказал, что существуют определенные виды деятельности, к которым сензитивно (чувствительно) восприятие (рисование, конструирование и т.д.), и выделил этапы его развития. Исследование структуры восприятия показало, что оно состоит из перцептивных действий (ориентировки в свойствах предметов), сенсорных эталонов (образов, которые определяют и направляют процесс восприятия) и действий соотнесения, благодаря которым предмет относится к определенному эталону и узнается детьми. На основании этих работ Л. А.Венгер (1925-1992) доказал существование модельной формы мышления, промежуточной между образным и логическим мышлением. Им также были разработаны программы развивающего обучения для дошкольников, позволяющие сформировать логические операции обобщения, классификации и т.д. на образном материале, доступном для детей этого возраста.
К тем же выводам, что и Запорожец, пришел П.Я.Гальперин (1902-1988), который изучал развитие уже не внешней, но внутренней, умственной деятельности. Он считал, что из трех компонентов действия - ориентировки, исполнения и контроля - наибольшее значение имеет именно ориентировка. Правильно заданная ориентировочная основа позволяет с первого раза выполнить действие безошибочно. Так же как и Скиннер, Гальперин пришел к выводу, что при ориентировке и контроле наибольшее значение имеет поэтапность действия и возможность внешнего контроля за ходом его выполнения. Однако, если у Скиннера процесс решения задачи, так же как и контроль за ее выполнением, остается всегда внешним, у Гальперина происходит постепенная интериоризация действия и превращение его во внутреннее, умственное. Поэтому теория Гальперина получила название теории поэтапного формирования умственных действий. В то же время Гальперин, исследуя разные способы задания ориентировочной основы, пришел к выводу о значении проблемного обучения; он также изучал условия, способствующие автоматизации и интериоризации умственного действия.
Идеи Гальперина были развиты в трудах В.В.Давыдова (1930-1998), чьи фундаментальные теоретические исследования содержания и строения учебной деятельности, ее связи с развитием сознания, личности и способностей ребенка привели к изменению педагогического и психологического подходов к обучению. Совместно с Д. Б. Элькониным (1904-1984) он создал новое направление в отечественной психологии - психологию формирования мыслительной деятельности учащихся.
Однако главные работы Эльконина были посвящены проблемам игровой деятельности и периодизации. Он выделил структуру игровой деятельности, в число основных элементов которой входят сюжет (во что играют), содержание (как играют), роль, воображаемая ситуация, правило, игровые действия и операции, игровые отношения. По мнению Эльконина, наибольшее значение в игре имеет не воображаемая ситуация, как предположил Выготский, а роль, которая позволяет ребенку контролировать свое поведение, так как в роли скрыто правило поведения в данной игре. Изучение этапов развития игровой деятельности показало, что вначале в ней воспроизводятся действия взрослых, а затем их взаимоотношения. Эльконин также показал, что развитие происходит от игр с открытой ролью и скрытым правилом к играм с открытым правилом и скрытой ролью. Исследования Эльконина выявили не только структуру и этапы развития игры, но и ее ведущее значение для формирования психических функций и личностных качеств детей, что позволило доказательно говорить о ведущей роли игровой деятельности в дошкольном возрасте.
Большое значение имела и разработанная Элькониным периодизация, в которой он выделил две стороны в деятельности - познавательную и мотивационную, или, как он писал, ребенок-предмет и ребенок-взрослый. Эти стороны существуют в каждой ведущей деятельности, но развиваются неравномерно, чередуясь по темпу развития в каждом возрастном периоде. Так, в младенчестве интенсивно развивается мотивационная сторона (ребенок-взрослый), эта же сторона лидирует в дошкольном и подростковом периодах. В то же время в раннем детстве, так же как у младших школьников и юношей, наиболее интенсивно развивается операционная сторона (ребенок-предмет). С точки зрения Эльконина, кризис как раз совпадает с периодом максимального разрыва между уровнем развития двух сторон деятельности. Его возникновение объясняется необходимостью изменить деятельность, чтобы дать возможность и другой стороне достичь необходимого уровня развития; в противном случае существует опасность полного разрыва между операциональной и мотивационной сторонами, что может привести к нарушениям в поведении ребенка.
Изучение критических периодов позволило Эльконину выделить сходные по своему значению и причинам возникновения кризисы 3 и 11-13 лет (кризис подросткового возраста), в течение которых отстающая мотивационная сторона получает доминирующее значение. Эти кризисы он считал наиболее аффективными и значимыми в психическом развитии. В то же время похожи и кризисы 1 года, 7 и 15-16 лет, так как в эти периоды отстающая операционная сторона начинает догонять мотивационную. Эти кризисы не имеют ярко выраженной аффективной окраски и отделяют один период психического развития от другого, в то время как мотивационные отделяют одну «эпоху» от другой.
Исследования Л.И.Божович (1908-1981) были связаны с процессом формирования личности детей, который она понимала как развитие независимости от окружающей среды, когда поведение человека определяется не внешней ситуацией, но внутренними мотивами. Она выделила личностные компоненты в каждом возрастном кризисе, говоря о превращении ребенка из объекта в субъект в конце первого года жизни, появлении осознания себя как субъекта действия в три года, как субъекта в системе социальных отношений в семь лет и, наконец, осознания своей личностной уникальности и ценности в подростковом возрасте.
Проблема развития общения взрослых и детей была в центре внимания М.И.Лисиной (1929-1980) и ее сотрудников. Они выделили несколько этапов в этом процессе в течение первых семи лет жизни детей, а также критерии их сформированности и те новообразования в структуре личности и интеллекта, которые напрямую связаны с конкретным этапом общения.
***
В настоящее время развитие отечественной психологии переживает новый этап, в котором тесно переплетаются практические и теоретические проблемы. Изменение социальной ситуации привело к необходимости пересмотра некоторых методологических основ, отказу от догматической ориентации на диалектический материализм в ущерб другим философским школам. Точно так же как и в мировой науке, не оправдались полностью надежды, которые возлагались на естественно-научную психологию, что привело к возрождению ее гуманитарной направленности. В то же время ведущие отечественные научные школы сохранили свое значение и плодотворно развиваются, хотя и в несколько модифицированном виде.
С необходимостью встал вопрос о развитии исследований таких проблем, как психология личности, ее социализация и формирование социальной и личностной идентичности, что привело к расцвету социальной и этнической психологии.Именно эти направления в большей степени, нежели когнитивная психология, испытали давление со стороны официальной идеологии, поэтому современная ситуация, свободное общение с зарубежными коллегами и знакомство с новыми направлениями (прежде всего, с гуманистической психологией и французской школой социальной психологии) интенсифицировали исследования российских ученых.
Серьезные проблемы в настоящий момент стоят перед отечественной практической психологией, причем эти проблемы во многом напоминают вопросы, которые вставали перед российской наукой в 20-е годы XX в. Прежде всего, это вопросы диагностики, модификации тестов и психотерапевтических технологий. Отсутствие квалифицированных кадров и низкий уровень психологической грамотности приводят к тому, что применение тестов часто не объективно, а психотерапия не дает удовлетворительных результатов. В то же время возрастающая потребность в грамотной психологической помощи стимулировала развитие медицинской психологии, которая за последние годы добилась значительных успехов.
Таким образом, перед отечественной психологией стоят важные задачи, которые она в состоянии решить, сохраняя и развивая научные традиции и достижения российских научных школ, обогащенных опытом мировой психологической науки. Состояние отечественной психологии, которое мы попытались отразить в этой главе, доказывает, что ее потенциальные возможности огромны.
Контрольные вопросы
1. Какие факторы оказали преимущественное влияние на развитие российской психологии?
2. Какие проблемы были в центре внимания российских психологов в середине XIX в.?
3. Каким образом изменение социальной ситуации повлияло на процесс формирования психологии в России?
4. Какие периоды в развитии российской психологии можно выделить?
5. В чем проявилось влияние ментальности на российскую психологию?
6. Какова роль интеллигенции в развитии психологии?
7. В чем разница в понимании предмета и методов психологии между Кавелиным и Сеченовым?
8. Какие проблемы стояли в центре внимания российских психологов в начале века?
9. В чем специфика отечественного подхода к проблеме поведения?
10. Какие вопросы были подняты Соловьевым и его последователями?
11. Кто из отечественных психологов способствовал становлению экспериментальной психологии?
12. Что общего в подходах Введенского и Грота к месту эксперимента в психологическом исследовании?
13. В чем проявились основные достижения российской психологии на рубеже XIX-XX вв.?
14. Какие изменения произошли в отечественной психологии в 20-е годы XX в.?
15. Какие проблемы стояли перед советской психологией?
16. В чем заключалась разница во взглядах на роль наследственности и среды у представителей биогенетического и социогенетического направлений?
17. Какие психологические школы существовали в России в 20-х годах XX в.?
18. В чем проявилась связь школы Шпета с дореволюционной психологией?
19. В чем проявились достижения и недостатки педологии и психотехники?
20. Какие этапы в развитии педологии в России можно выделить?
21. Какие новые подходы к проблеме психического развития появились в 20-30-е годы XX в.?
22. В чем сущность разногласий между Выготским и Блонским по вопросу о происхождении мышления и речи?
23. В чем проявилась специфика подхода к проблеме личности в российской психологии?
24. Как развивались школы Бехтерева и Выготского во второй половине XX в.?
25. Какие тенденции в развитии отечественной психологии наметились в конце XX в.?
Примерные темы рефератов
1. Роль социальной ситуации в развитии российской психологии во второй половине XIX в.
2. Марксистская психология, существует ли она?
3. Русская интеллигенция - творец и произведение отечественной психологии.
4. Становление культурно-исторической психологии в России.
5. Российская и советская психология - общее и различия.
6. Специфика становления психологии в России.
7. Наука о поведении - русский путь.
Рекомендуемая литература
Басов М. Я. Избранные психологические произведения. - М., 1975.
Бехтерев В. М. Объективная психология. - М., 1991.
Бехтерев В. М. Объективное изучение личности. - Пг., 1923.
Бернштейн Н.А. Очерк по физиологии движений и физиологии активности. - М., 1966.
Блонский П. П. Избранные педагогические и психологические произведения.-М., 1979.-Т. 2.
Блонский П. П. Психология младшего школьника. - М., 1997.
Будилова Е.А. Социально-психологические проблемы в русской науке. -М., 1983.
Введенский А. И. Психология без всякой метафизики. - Пг., 1917.
Выготский Л. С. Собрание сочинений: В 6 т. - М., 1982.
Гальперин П. Я. Введение в психологию. - М., 1976.
Грот Н. Я. Основы экспериментальной психологии. - М., 1986.
Зеньковский В. В. Психология детства. - Екатеринбург, 1995.
История становления и развития экспериментально-психологических исследований в России. - М., 1990.
Лазурский А. Ф. Общая и экспериментальная психология. - СПб., 1912.
Ланге Н. Н. Психология. - М., 1914.
Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения. - М., 1983. -Т. 1,2.
Лопатин Л. М. Философские характеристики и речи. - М., 1995.
ЛопатинЛ. М. Аксиомы философии. - М., 1996.
Никольская А. А. Возрастная и педагогическая психология дореволюционной России. - Дубна, 1995.
Павлов И. П. Полн. собр. соч.: В 6 т. - М.; Л., 1951.-Т. 3.
Петровский А. В. Вопросы теории и истории психологии. - М., 1984.
Потебня А. А. Слово и миф. - М., 1989.
Психологическая наука в СССР: В 2 т. - М., 1959.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. - М., 1989. -Т. 1, 2.
Сеченов И. М. Избранные произведения: В 2 т. - М., 1958. - Т. 2.
Смирнов А. А. Развитие и современное состояние психологической науки в СССР.-М., 1975.
Соловьев В. С. Избранное. - СПб., 1994.
Ухтомский А. А. Доминанта. - Л., 1966.
Франк С. Л. Предмет знания. Душа человека. - СПб., 1995.
Челпанов Г. И. Мозг и душа. - М., 1912.
Шпет Г. Г. Избранные психологические произведения. - М., 1996.
Ярошевский М. Г. Выготский: В поисках новой психологии. - СПб., 1993.
Комментарии (2) Обратно в раздел психология
|
|