Библиотека Гумер - психология

Франсуаз Эритье, Борис Цирюльник, Альдо Наури, Маргарита Ксантаку, Доминик Вриньо. ИНЦЕСТ ИЛИ КРОВОСМЕШЕНИЕ

АЛЬ ДО НАУРИ -- ИНЦЕСТ, НЕ ПЕРЕХОДЯЩИЙ В ДЕЙСТВИЕ: ВЗАИМОСВЯЗЬ МАТЕРИ И РЕБЕНКА

Содержание

Это мало изученная, но очень нежная и волнующая тема, хотя уже ее название говорит о том, что все начинается именно с этой взаимосвязи. Только не торопитесь обвинять меня в излишней склонности к провокациям и парадоксам. К этому выводу меня подтолкнули моя практическая работа и мои наблюдения. Я понимаю, что он может вызвать некоторые эмоции или недоверие. Поэтому для начала мне хочется представиться и рассказать, как я работаю.

Пройденный путь и моя практическая работа

Я — педиатр. Уже почти тридцать лет. У меня частный кабинет, не прикрепленный ни к больнице, ни к университету, ни к прочим учреждениям. Я работаю в квартале для малоимущих, и мой кабинет открыт для всех, кто обращается ко мне за помощью. Я принимаю триста-четыреста молодых семей в год, то есть это четыре-пять тысяч жалоб, требующих медицинского вмешательства. Это дает возможность годами наблюдать несколько тысяч детей и вникать примерно в такое же число семейных историй, хотя столь огромный объем работы уже не по силам для врача моего возраста. Тем более, если учесть специфический характер моей практической работы.

На определенном этапе своей профессиональной деятельности — это было в начале семидесятых годов — я, как и многие другие, заинтересовался психоанализом. Возможно, вы помните, как он был моден. Я тоже поддался влиянию этой моды и не один год по нескольку раз в неделю ходил к психоаналитикам, чтобы полежать на их диванах.

После этого, как это нередко случается и с другими врачами, я начал задаваться вопросом: стоит или не стоит расставаться с медициной, чтобы переквалифицироваться в психоаналитика?

После долгих сомнений и размышлений я решил не покидать своего места, но вознамерился расширить поле практической деятельности таким образом, как до меня, насколько мне известно, никто на это не отваживался. Я пошел на это, не прибегая ни к чьей помощи и прекрасно понимая всю рискованность своего эксперимента. Зато я хорошо представлял себе, каких замечательных результатов я добьюсь, если одно ухо буду прижимать к стетоскопу, прослушивая своих пациентов, а другое открою для исповедей.

Именно так все и получилось. Почти само собой. Хотя и не сразу. Но со временем я чувствовал себя все более и более уверенно. Работа шла не без трудностей, но прогресс был постоянным.

Мало-помалу я стал гибридом, чья гносеология не поддается классификации: для врачей я уже не совсем врач, а для аналитиков — совсем не психоаналитик.

Не совсем врач, потому что я имею наглость придавать большое значение слову и интересоваться той досадной частью врачебной работы, которую невозможно измерить или подсчитать. И совсем не психоаналитик, так как страдаю неисправимым недостатком: не сумев переделать свое терапевтическое либидо, я продолжаю интересоваться телом и самонадеянно полагаю, что мне удается его лечить. Нетрудно догадаться, что и профессиональные терапевты, и профессиональные аналитики относятся ко мне с равным недоверием, хотя сам я чувствую себя связанным и с теми, и с другими. Я говорю об этом не для того, чтобы жаловаться. Я лишь хочу объяснить, почему чаще всего не желали прислушиваться к моим мыслям и критическим суждениям, которые я мог высказать по поводу многих явлений в области теории и практики.

Однако в моем опыте нет ничего подозрительного. Я был, есть и считаю себя прежде всего врачом. И если мне случается выходить за границы моего профессионального поля деятельности, то только потому, что я слишком дорожу доверительными отношениями с моими маленькими пациентами и стремлюсь во что бы то ни стало оказать им компетентную помощь. Для этого я использую те преимущества, которыми обладает только педиатрия. Это единственная специальность, которая позволяет естественным образом сблизить два подхода: медицину и психоанализ, на что я и решился. Когда я лечу тело, то имею дело с больным ребенком. Когда я слушаю чьи-то откровения, то имею дело с одним или двумя родителями. Вот почему я не могу согласиться с ярлыками, которые мне пытались приклеить: я не педопсихиатр, не психосоматик и еще меньше психоаналитик и уж тем более детский психоаналитик.

Не скрою, что на практике мне не всегда удается четко отделить один метод от другого. И случается, я невольно ловлю себя на том, что не разделяю тело и слово. Но всякий раз приходится признать, что именно в этих случаях результат бывает значительно лучше, чем когда каждый метод я применяю отдельно от другого.

Вот короткий пример.

Четырехмесячная девочка, преждевременно появившаяся на свет, плохо развивалась. Когда я назвал матери ее вес, та лихорадочно принялась сопоставлять его с предыдущей цифрой, заметив при этом:

«Для меня ей еще только два месяца». Вы, конечно, поняли, что дату рождения ребенка она соотнесла со сроком своей беременности. Я тоже ее понял. И хотя я продолжал осмотр, у меня невольно вырвалось: «Не стоит преувеличивать! Она же принадлежит не только вам, у нее есть и отец».

В результате после осмотра женщина подробно рассказала мне о крайне тяжелых обстоятельствах, в которых протекала ее беременность и что пришлось выдержать ее партнеру. Я услышал историю о том, как они с ним встретились и как мучительно трудно складываются их отношения. Так что я узнал всю историю этой пары.

Месяц спустя у девочки был уже просто цветущий вид, а мать выглядела совершенно спокойной, и я воспринял это как должное.

Не хочу подробно объяснять, что произошло в данном случае. Я привел его только для того, чтобы проиллюстрировать два первостепенных момента.

Прежде всего я хочу подчеркнуть тесную взаимосвязь тела и психики. Понимаю, что эта мысль стала уже банальной. Но хотя она стала общим местом для всех стран и различных научных трудов, к ней не относятся с должной серьезностью. Добавлю лишь, что тело, заявляющее о себе с помощью симптомов, и психическое начало, проявляющееся с помощью речи, развиваются в полной зависимости друг от друга. Что, впрочем, вполне естественно, учитывая целостность и неделимость индивида.

И второй момент, который мне хочется подчеркнуть на примере этого случая. Болезненные процессы происходят одновременно у двух разных индивидов: их симптомы проявляются в теле ребенка, а их разрешение происходит с помощью слов через уста матери. Правда, эти действующие лица — не чужие Друг для друга, а напротив — очень крепко связанные между собой. Но главное и самое значительное свойство этой крепкой связи заключается не в ее силе, а совсем в ином. И хотя это совершенно очевидно, мне пока не удается привлечь внимание к этой очевидности, хотя я потратил на это уже много времени и усилий.

Так вот эта связь изначально четко предопределена и подчинена строгой иерархии: ребенок зависит от обоих родителей, но особенно — от матери, как растение зависит от своих корней. И, если это позволительно, мне хочется выразить пожелание: если вы усвоите хотя бы одну-единственную мысль из всего, что я скажу, пусть это будет именно эта мысль.

Потому что она помогает воспринимать все совершенно в ином свете.

С ней соглашаются применительно только к одной фазе — первым месяцам жизни ребенка. И большинство авторов уверяет, что со временем эта глубокая связь между ребенком и матерью в корне видоизменяется, а затем и полностью утрачивается. А я утверждаю, что она сохраняется неизменной у людей любого возраста и пола.

Я хотел бы привлечь ваше внимание к этому положению. И упомянул «большинство авторов», потому что имею наглость в одиночку оспаривать их мнение. Я не впал в безрассудство и не страдаю манией величия. Но я уже говорил об особенностях моего практического опыта и о том, что принимаю в своем кабинете всех подряд, не производя какого-либо отбора среди больных. Так вот я утверждаю, что большинство индивидов, с которыми мне довелось иметь дело, были бы признаны психиатрами совершенно здоровыми, хотя именно они натолкнули меня на вывод, к которому я пришел не индуктивным путем, а благодаря длительным, непосредственным и кропотливым наблюдениям. Чтобы вам было проще понять мою мысль, расскажу любопытную историю мальчика четырех-пяти лет.

Родители привели его ко мне на прием, потому что он проявлял явный интерес к куклам, игре в дочки-матери, макияжу, материнским платьям и обуви и ко всем прочим вещам в том же духе, список которых вы сами можете без труда продолжить. Из первой же беседы, главным образом с родителями, но в присутствии ребенка, я узнал их историю и понял, что есть немало причин, которые вынуждают этого мальчика стараться занять место девочки в этой семье. Я позволял ему присутствовать и во время моих последующих встреч с родителями. После одной из таких встреч мать тут же вернулась, чтобы сообщить, что я, должно быть, волшебник, потому что ее сын, едва сев в машину, попросил купить ему: «Догадайтесь что? Грузовик! Я была так ошарашена, что невольно спросила: какого цвета? И он ответил: «Розовый!»

Надеюсь, мой рассказ не нуждается в комментариях.

Лечение ребенка требует различных подходов и методов, и нужно признать, что порой их трудно сочетать друг с другом.

Для медицины ребенок — это хрупкое и смертное тело. На эту тему я не буду распространяться, так как не думаю, что оно в самом ближайшем будущем переживет заметную эволюцию.

А для психоанализа ребенок со своим слабым телом — это чистая психика и «субъект», в котором в результате борьбы различных импульсов рождаются желания. Кроме того, ребенок обладает еще и естественной реактивностью, и он прежде всего реагирует на послания, исходящие от его родителей и в первую очередь — от матери.

Если развить последнее положение, то получается, что с одной стороны ребенок — это податливая глина и одновременно надежда для его родителей. Но с другой стороны, ребенок переносит в свое будущее все, полученное им от родителей и пережитое им самим.

В итоге он реагирует на совершенно разные послания, исходящие от родителей и ухаживающих за ним людей, и на собственные импульсы, и в нем идет глубокая и плодотворная борьба противоположностей.

С одной стороны — пассивность и беспомощность, а с другой — мучительное стремление к росту, к развитию.

Если же взглянуть на все это с точки зрения более далекой временной перспективы (а разве ребенок -не наилучший представитель будущего?), то его будущее обусловлено его собственным детерминизмом и таит в себе много неожиданного — тут всегда имеешь дело с лотереей, а с другой стороны, это будущее возникнет и как результат прошлого, которое постоянно вписывается в настоящее, обретая через него свое выражение.

Проблема, как видите, очень сложная, и обсуждать ее совсем не просто. Но и не бесполезно. Поэтому постарайтесь запомнить употребляемые мною термины — они вам пригодятся.

Мать и дитя — идиллия, таящая в себе скрытую опасность

Вот я и закончил свое длинное вступление и перехожу непосредственно к теме. Свой материал я поделил на три неравные части.

Первые части построены как ответы на вопросы, которые я сам себе задаю, а третья — в форме ответов на вопросы, которые задают другие.

Может ли тема инцеста интересовать педиатра и afortiori такого педиатра, как, я?

Отвечая на этот вопрос, я сразу же должен посожалеть, что семинары по проблеме инцеста не являются обязательными для всех педиатров и для студентов, которые готовятся стать педиатрами.

Потому что педиатр постоянно имеет дело со сложной системой взаимоотношений, а ранние и трудно различимые отклонения в этих взаимоотношениях готовят почву для инцеста, который может совершиться при жизни нынешнего поколения, или последующего, или — через поколение.

Получая множество разнообразных сведений от своих пациентов, педиатр имеет реальную возможность вмешиваться в ситуацию, чтобы вносить упорядоченность в смятение умов, препятствовать падению нравов и распространению ложных представлений, которые насаждают средства массовой информации. Я вспоминаю комментарии своих пациентов во время приема у меня в кабинете после телеинтервью знаменитой южно-африканской бабушки, в матку которой поместили яйцеклетку, оплодотворенную ее зятем. Они повторяли слова телеведущего, который, как я сам слышал, без устали восхвалял этот поступок, называя его «самым прекрасным актом любви». Обыкновенный инцест — а это именно инцест и ничто иное — выдают за «прекрасный акт любви»! Вдобавок — в популярном тележурнале и на весь мир! Есть от чего впасть в растерянность молодым поколениям! Если бы речь шла об одном-единственном факте, можно было бы не беспокоиться. Но не проходит и дня, чтобы какое-нибудь средство информа-

^ A fortiori (лат.) — тем более. (Прим. изд-ва)

ции не публиковало бы подобных фактов и таких же комментариев. Я сам слышал, как в новостях «Франс-Интер» мадам Жоэль Кауфман, гинеколог и знаменитая супруга журналиста-заложника, в своем интервью по поводу получившего широкую известность первого случая родов у женщины в возрасте менопаузы, заявила, что вот де у мужчин дольше сохраняется способность к продолжению рода, чем у женщин, но эту несправедливость надлежит исправить. Смешение ценностей ведет к путанице в понятиях: разница в физических возможностях выдается за «несправедливость»... Самая настоящая «обработка мозгов».

Все это в целом способствует распространению инцеста, и каждый голос, пытающийся привлечь внимание к этой проблеме, должен восприниматься как крик о помощи.

Не буду предаваться нарциссизму и описывать вам все мои душевные искания, но обрисую в общих чертах, как я пришел к сегодняшним убеждениям.

Должен признаться, что на первых порах я исходил из установок, которые сегодня кажутся мне наивными и сентиментальными. Но еще будучи молодым врачом, я стал задаваться вопросом: почему супружеские пары, приносившие мне свое дитя, на первой консультации, казалось, прямо-таки светились от счастья, но уже очень скоро этот светлый ореол тускнел из-за ссор и ненависти, в которые они погружались? Всякий раз я старался вместе с ними подробно разобраться в истории их взаимоотношений, чтобы отыскать скрытые причины совершаемых ими ошибок. Почти все эти союзы имели схожую историю: взаимная влюбленность, привязанность, свободный выбор друг друга и клятвы в вечной любви.

Продолжая изучать эту проблему, я изменил тактику и стал выяснять родословную своих пациентов. И незамедлительно оценил плодотворность этого метода. Так, например, я заметил, как часто супружеские пары полностью воспроизводят словно бы изначально предначертанный им путь: разрывы и разводы чаще

всего происходят именно в тех парах, чьи родители также пережили развод; с участью матери-одиночки охотнее смиряются и даже намеренно обрекают себя на нее женщины, которых мать воспитывала в одиночку; мужчины, которые были когда-то покинуты своими отцами, неохотно заботятся о собственном ребенке; если родители жили вне брака, то их дети также отказываются вступать в официальный брак и т.д.

Получается, что люди и в своей взрослой жизни невольно подчиняются диктату приобретенного ими в детстве опыта и мировосприятия.

Я мог бы на этом и остановиться. Но я уже упоминал свое терапевтическое либидо и доверительные отношения с моими маленькими пациентами. Поэтому я продолжал анализировать свои наблюдения и открыл существование совершенно очевидной параллели — как в физическом состоянии, так и в психоэмоциональном — между самочувствием детей и их родителей.

Однако я не мог воспринять это открытие как объективную истину, не задаваясь при этом различными вопросами. Ведь у меня было обширное опытное поле, богатое практическими случаями, и я не мог от них абстрагироваться. Хотя я не был убежденным приверженцем знаменитых принципов Поппера⁰, я не мог закрывать глаза на возникавшие у меня сомнения. Итак, у меня вроде бы не было оснований предполагать, что делая свои поспешные заключения, я подменяю ими истинные причины заболеваний. Зна-

^ Поппер, Карл Раймунд (1902-1994) - английский философ и логик, специалист по теории познания. (Прим. изд-ва)

чит, именно я и должен был нести главную ответственность за распознанный мною недуг? Я был принимающей и отнюдь не нейтральной стороной в той коммуникативной связи, которую сам и устанавливал.

Легко можно вообразить, с какой осторожностью — учитывая созданную мною сеть построений — я воспринимал нынешнюю эволюцию нравов, а также получающее все более широкое распространение искусственное оплодотворение и заметный рост заново создаваемых семей.

В дальнейшей работе мне очень помог один клинический случай, подсказавший мне недостающее звено, в котором нуждалась разработанная мною концепция.

Загадка одной болезни

Однажды вечером, когда я садился за обеденный стол, супруга спросила, почему у меня такой озабоченный вид. Я довольно рассеянно ответил, что только что госпитализировал новорожденного, которому всего пять дней, потому что у него повышенная температура и, скорее всего, уретрит, но состояние не тяжелое. Так как ее не удовлетворило мое объяснение и она продолжала задавать вопросы, я сказал: «Дело в том, что, по-моему, этот ребенок никогда, слышишь? никогда не должен был бы ничем болеть!» Чтобы отвлечь меня, жена рассмеялась и шутливо заметила, что я явно впадаю в грех, приписывая себе способность предвидеть появление болезней у моих пациентов, тем более в таком младенческом возрасте. Задетый за живое я пустился в долгую дискуссию. Я рассказал жене, что у этого младенца есть старший брат трех лет, которого я прозвал «бакалавром», потому что он—в его-то возрасте — уже бегло читает, хотя ему нелегко дается деление чисел с десятичными долями. Эти способности развивались у него в очень здоровой и спокойной домашней обстановке, и этот трехлетний малыш пока еще ничем ни разу не болел: он даже не знает, что такое насморк или покраснение на ягодицах! Я подробно описал внешние данные и психологический портрет его родителей и отметил, что это — лучшие родители, каких мне доводилось встречать за годы моей врачебной практики. После чего я добавил, что я не только установил тесную связь между превосходным качеством родителей и состоянием здоровья их старшего сына, но был уже на пороге открытия очевидной закономерности, то есть закона. Болезнь младшего брата заставляла меня полностью пересмотреть мои теоретические построения.

Не знаю, убедил ли я в чем-нибудь супругу, но обед прошел вполне благополучно. Спустя две недели этот младенец снова был в моем кабинете. Он перенес инфекционное заболевание мочевых путей, которое, как я и предвидел, оказалось несерьезным. Я тут же признался его матери, что никак не могу понять происхождение этой болезни. Между нами завязался доверительный разговор, и она — к моему полному изумлению — открыла мне, что оба ее сына были зачаты с помощью донора и искусственного оплодотворения. Эта женщина подчеркнула, что она хотела усыновить ребенка, но ее муж предпочел именно этот способ решения проблемы, так как не хотел, чтобы его родня узнала о его бесплодии.

Можете вообразить, как взволновала меня эта информация, и я поинтересовался, чем вызвано бесплодие ее мужа. Я узнал, что причиной служит передавшееся ему по наследству заболевание мочеполовой системы. Трое его дядюшек со стороны отца умерли от инфекционного заболевания мочевых путей, а четвертый выжил только благодаря произведенному почечному гемодиализу. Услышав этот рассказ, я погрузился в глубокую задумчивость, из которой меня вывело веселое и несколько неожиданное замечание матери моего маленького пациента: «Вы же понимаете, доктор, в каком я была восторге, когда вся родня моего мужа собралась вокруг кроватки, и все начали хором предостерегать меня: «Будьте осторожны! Очень осторожны! Инфекционные заболевания мочевых путей в нашей семье — это очень серьезно!»

Вот теперь эта болезнь обретала свою первопричину и значение. И я был в полном смысле потрясен. Эта болезнь вовсе не была несчастным случаем, она представляла собой редкий случай реализованного желания отца ребенка — ведь ребенок от рождения приобрел целый набор отцовских признаков.

Теперь пришло время вернуться к положениям, которые я излагал ранее.

Если свести воедино взаимодействие тела и психики и тесную связь мать-ребенок, в которой ребенок очень зависим от матери, то я буду вынужден признать, что именно мать этого мальчика и только она — настоящий виновник его заболевания. В это, конечно, трудно поверить! Слишком невероятно! Как мог микроб послушаться невысказанных вслух желаний? Ведь микроб не имеет никакого отношения к психологии. Что же это тогда? Задаваясь этими вопросами и проявляя детское недоумение, мы забываем по крайней мере три вещи:

1. что почка — это замечательный выделительный орган, с помощью которого организм освобождается от токсинов;

2.  что гипоталамус также безостановочно вырабатывает свои гормоны, которые участвуют в иммунных процессах на уровне почек;

3.  что материнский язык жестов, который я называю «материнским подсознанием, переведенным в действие», способен понизить или повысить выделение у ребенка этих самых веществ. Если соединить все это воедино, перед нами будет решение нашей загадки.

Ведь именно мать была заинтересована в урологическом заболевании своего ребенка, потому что благодаря ему мгновенно и навсегда доказала всем окружающим и собственным детям, что ее муж — небесплоден, и еще больше упрочила его роль как отца.

Совершенно особый характер придает сделанным мною наблюдениям искусственное оплодотворение, которое имеет здесь первостепенное значение: оно должно было защитить эту супружескую пару от передачи их детям серьезной наследственной болезни. Но этот случай как нельзя лучше показывает, что именно мать с ее великодушием приобщает ребенка к системе символических знаков, в которых он так нуждается, и процесс этот возможен даже в таких неблагоприятных условиях, как эти.

К слову добавлю, что время от времени на протяжении нескольких лет мне доводилось видеть этих мальчиков. Их отличное здоровье и замечательное развитие лишь подтверждали мои первоначальные прогнозы.

Вот почему, пользуясь каждым случаем, я стараюсь донести до своих слушателей и читателей суть моего клинического опыта. И я взвешиваю каждое слово, когда формулирую свой вывод: если родители хотят создать наилучшие условия своему ребенку для крепкого физического здоровья и психического равновесия со дня его рождения и на протяжении всей жизни, результат их воспитания целиком зависит от того, с уважением или без оного относятся они к этому Щекотливому моменту — закону о запрете инцеста.

Что может сказать педиатр и тем более такой педиатр, как я, по проблеме инцеста?

Вы сами убедитесь, что я могу сказать не так уж мало, так как постараюсь описать, оценить и проанализировать последствия тесной взаимосвязи мать-ребенок, которая, как я уже сказал, сохраняется не только в младенческом возрасте, но и на протяжении всей жизни. И каждый из нас, будь то мужчина или женщина, вынужден решать порождаемые ею серьезные проблемы.

Чтобы подвести вас к моей главной идее, я попытаюсь объяснить свойственные только человеку биологические явления, а также их клинику. Хотя я рассматриваю каждую из двух линий, образующих тесную взаимосвязь мать—ребенок, эту парадигму последующих отношений, я понимаю, что подобное разделение несколько искусственно и при этом я значительно смягчаю тот накал, который в действительности присущ этой взаимосвязи.

Линия, идущая от матери к ребенку, заставляет нас обратиться к его внутриутробной жизни, о важности которой еще несколько лет назад даже не подозревали.

Сегодня это звучит смешно. Но я думаю, что для развития науки и научного мышления это не было случайностью. В шестидесятые годы, в пору моей учебы, к новорожденному все еще относились так же, как относились к нему в прошлом веке акушеры. Он по-прежнему считался «необходимым и неизбежным продуктом спальни». Только в сентябре 1969 года «Педиатрикс», международный журнал по педиатрии, решился, наконец, обратить внимание на эту проблему и в своей редакционной статье призвал заняться ею своих авторов. И что самое забавное: стараясь сдедать свой призыв более заманчивым, автор этой редакционной статьи снабдил его каким-то нелепым комментарием и словами: «Кажется, это интересно». Так что еще совсем недавно о новорожденном попросту ничего не знали. Теперь учреждений, изучающих внутриутробную жизнь плода, с каждым днем становится все больше, а в медицинских школах появился даже курс по этой теме и закончившие его специалисты получают соответствующий диплом!

И я хочу задержаться на открывающихся сейчас важных элементах в особой природе той привязанности, которую ребенок сохраняет до конца жизни к своей матери. Добавлю, что все, что открывается в этой области, каждая женщина, отважившаяся стать матерью, во все времена познавала и познает на собственном опыте.

Перехожу к фактам. В период между десятой и двадцать четвертой неделей беременности у плода стремительно развиваются взаимосвязь всех систем и те зоны головного мозга, которые связаны с уже хорошо развитыми к этому времени органами чувств. Благодаря этому и начиная с этой стадии, у плода формируется пока еще слабо развитая система взаимоотношений.

Чувство осязания и координация позволяют ему фиксировать занимаемое им положение в утробе и воспринимать все перемещения матери, да и все, что она делает.

Одновременно с развитием этих двух чувств у плода развивается обоняние, причем на этой стадии оно отличается гораздо большей тонкостью, чем в период, когда ребенок начинает дышать. Во время внутриутробного развития орган дыхания плода способен различать запах химических молекул, растворенных в амниотической жидкости. Благодаря ему плод воспринимает и запоминает характерный запах матери, который он узнает позже, в запахе ее кожи, подмышками, у корней волос, в первых же каплях

молозива. Он способен также чувствовать запах элементов, из которых состоит пища, потребляемая матерью, запах ее духов и табака, если она курит. Обоняние вступает в тесное взаимодействие со способностью воспринимать вкус молекул, попадающих в амниотическую жидкость, которую обильно потребляет плод. Большая часть молекул, составляющих пищу, просачивается сквозь стенки плаценты и доходит до вкусовых бугорочков плода. Так что можно сказать, что на протяжении многих месяцев плод участвует во всех трапезах своей матери, вырабатывая при этом собственные предпочтения и наоборот.

Слух также не отстает в своем развитии. Звуковой внутриутробный мир напоминает гул, царящий в зале ожидания вокзала или аэропорта. Урчание в животе, биение сердца, шум крови, бегущей по крупным кровеносным сосудам, образуют легко воображаемый глухой и неопределенный шепот. Это утверждение многократно пытались оспорить, отрицая способность плода узнавать материнский голос, который он, якобы, не может отличать от прочих звуков. Те, кто рьяно отстаивает эту позицию, отрицают и нашу способность различать шепот близкого человека в любом шуме и гаме.

Но опыты с новорожденными показывают, что, не успев появиться на свет, младенец способен узнавать голос матери, так как во время своей внутриутробной жизни плод выделил мелодию материнского голоса из всех прочих шумов и так ее запомнил, что во время некоторых опытов младенцы узнавали материнский голос, доносившийся из наушников, надетых им на уши.

Я не буду задерживаться на этой информации, но она интересна во многих отношениях.

Во-первых, она помогает понять: когда младенец появляется на свет, у него на протяжении последних месяцев уже складывалась своя система отношений, — естественно, совершенно рудиментарная по сравнению с той, что возникает у нас, когда мы начинаем говорить, но, тем не менее, богатая очевидным сенсорным опытом.

Во-вторых, мы можем допустить, что информация, доходящая до органов чувств плода, подчиняется определенному ритму. Часы бодрствования сменяются у его матери сном, еда чередуется с часами без пищи, движение с неподвижностью, речь с тишиной. Кто знает, возможно, благодаря этой очередности, закладываются изначальная способность адаптироваться к суточному ритму и смутные зачатки осознания течения и динамики времени. Я пойду дальше и предположу, что на этот же счет можно занести и зарождение восприятия диалектики жизни.

Не буду подробно останавливаться на этом предположении, хотя в последнее время я много размышлял как раз на эту тему.

И, наконец, третий аспект, — на мой взгляд, самый важный. Сожалею, что не все понимают его важность, хотя мне она представляется бесспорной. Он объясняет ту предопределенность и иерархичность взаимосвязи мать—ребенок, которую, как я уже сказал, далеко не все признают. Ведь все запахи, что воспринимают органы чувств развивающегося плода, и вообще все, что регистрирует его мозг, исходит только из тела матери.

В сенсорном плане, который будет играть главную роль при построении системы отношений, новорожденный в буквальном смысле слова запрограммирован — я настаиваю именно на этом слове — исключительно материнским телом. И на протяжении всей жизни он сохранит сформированную матерью систему чувств, которая позволит ему без помощи слов улавливать и воспринимать как настойчивые, так и едва различимые послания, исходящие от его матери. Я уже приводил вам случаи, которые подтверждают это положение. Это позволило мне написать в моей книге «Место для отца» (1992), что мать для новорожденного — это «багаж знаний», который помогает ему строить отношения с окружающим миром. Если расширить эту мысль, то коммуникация между матерью и ребенком происходит через подсознательные вариации мышечного материнского тонуса, и язык жестов матери — это ее подсознание, переведенное в действие.

Так что мы не без оснований считаем, что наше осязание и вестибулярный аппарат развиваются прежде

всего, и мы, взрослые, эксплуатируем их, не всегда соразмеряя их значимость. Достаточно подумать о том, сколь многое позволяет нам почувствовать простое рукопожатие, легкое касание щеки или ощущение поддерживающей нас руки, не говоря уж о том, что мы чувствуем во время наших любовных отношений. Если подобное общение с помощью жестов и касаний сохраняет для нас, взрослых, такое важное значение, хотя оно сопровождается и словесным общением, то можно представить себе, какой смысл оно обретает при отсутствии речи. Что касается меня, то в своей практике я ежедневно и при всех обстоятельствах использую именно этот способ общения с моими маленькими пациентами.

И хочу подчеркнуть, что психоаналитики, которые, по примеру Франсуаз Дольто, практикуют «психоанализ новорожденных» и превозносят свои успехи, наверняка сами невольно прибегают к этому же способу общения, но скрывают это, чтобы возвысить роль слова, которое ребенок в таком возрасте абсолютно не способен расшифровать.

Это изначальное программирование сенсорной взаимосвязи оставляет в человеке никогда не стираемый след. Не подумайте, что это какой-то там нейтральный или застывший след. Или безобидный отпечаток прошлого, который легко преодолевают. Этот след живет в человеке всю его жизнь и зачастую неосознанно для самого человека преломляется даже в самых незначительных реакциях его органов чувств.

Эта нить сенсорной связи, возникающей между ребенком и его матерью, пронизывает все его мировосприятие и будет способствовать созданию настоящей системы безопасности, превращая детство в источник утешения, из которого подпитывается любая ностальгия. Заканчивая эту фразу, я не могу не вспомнить героя Пруста, вспоминающего, как в детстве он с наслаждением жевал свою знаменитую «мадлену» в ожидании прихода горячо любимой матери, которая полностью владела его детским существом. Он ждал ее с таким нетерпением, что у него даже начинались приступы астмы.

И я предполагаю, что в этой запрограммированной сенсорной связи содержится изначальный и составной элемент искушения инцестом, которое каждый из нас способен испытывать в какие-то моменты жизни, но вынужден подчиняться, как отмечал Фразер, закону, запрещающему переходить к действию, хотя не существует закона, запрещающего брать в руки огонь. Я еще вернусь к этому несколько позже.

А если вспомнить, что в период нашей внутриутробной жизни мы абсолютно ни в чем не нуждаемся, то, вступив в этот мир, мы открываем горизонты, которые заставляют мечтать о реализации наших самых смелых устремлений в области политики и экономики, а также нашей жажды безопасности и благополучия, удовлетворения наших самых безумных желаний и даже воцарения всеобщей справедливости!

Возможно, вы заметили, что разбирая подробно роль органов чувств у младенца, я не упомянул зрения. И не случайно.

Зрению принадлежит совершенно особая роль. Оно бездействует в период внутриутробной жизни, которая протекает без света. Но оно начинает стремительно развиваться к моменту появления ребенка на свет. И хотя к этому времени еще не открываются все возможности зрения, оно уже начинает выполнять функцию синтезатора.

Давайте вспомним, какому наказанию подвергает себя в известном мифе Эдип. Почему он выкалывает себе глаза? Может быть, для того, чтобы лишить себя органа, который не выполнил своего предназначения? Это, конечно, гипотеза.

Но подобное предположение возникает также, если вспомнить мучительное наказание, которому подвергали совершивших кровосмешение в одном из районов Индии. Им отрезали гениталии, и они, неся их в руках, должны были вечером покинуть город, идя навстречу заходящему солнцу. Словно их обрекали исчезнуть в ночи — по аналогии с той безнадежной тьмой, в которую они погрузились, вступив в кровосмесительный союз.

Так вот эту роль синтезатора зрение выполняет без всякого труда. Информация, воспринимаемая благодаря зрению, дополняет ощущения, которые возникают у ребенка: воспринимаемые им запахи, вкус, голос, манеру брать его на руки; и новорожденный, появившийся на свет всего несколько часов назад, уже способен запомнить лицо матери, хотя он может видеть ее пока только в зоне шести сантиметров. Если вспомнить, как часто матери очень близко подносят голову к лицу ребенка, то будет ясно, что этим жестом они невольно отвечают возможностям зрения новорожденного.

Вот примерно то, что я хотел сказать о первой линии, составляющей взаимосвязь мать—ребенок.

Вторая линия, идущая от ребенка к матери, выявляет то, что я называю «природной предрасположенностью матери к инцесту», которая является главной составляющей частью женского желания.

Беременность — это событие, которое вовсе не проходит бесследно для жизни женщины. Этот этап имеет для нее такое огромное значение, что он непременно и до основания потрясает женскую психику. Прежде всего, беременность помогает свершиться столь долго ожидаемому обещанию, заложенному в самой анатомии и физиологии женского тела. И на протяжении долгих месяцев материнское тело служит главным образом вынашиваемому плоду, удовлетворяя все его потребности и даже предупреждая их. Именно от этого и зависит благополучное развитие событий, а также формирование материнского чувства, сохраняемого на всю жизнь.

Логическое продолжение периода беременности с наибольшей отчетливостью проявляется в первые недели и первые месяцы после родов. Отделенные друг от друга тела упорно стремятся вновь соединиться. Рот ребенка жадно ищет набухшую грудь матери, а та жаждет освободиться от переполняющего ее молока и испытать не только желанное облегчение, но и удовольствие.

Я мог бы многое рассказать о том, как протекает у некоторых процесс кормления грудью, о груди как таковой и материнском молоке. Но не буду на этом задерживаться и скажу лишь, что кормление грудью иногда полностью удовлетворяет склонность матери к инцесту и так ее истощает, что она отказывается от кормления. И если роды начинаются по сигналу, который исходит от плода, то когда мать по своей инициативе отнимает ребенка от груди, она — можно сказать, уже по своей воле — еще раз производит его на свет. Ведь она сама прерывает слияние с ребенком, когда не различимы субъект и объект.

Идиллическая картинка, привычно вызывающая умиление, отражает только внешнюю, поверхностную сторону взаимосвязи «мать и дитя», не выявляя подспудной и затаенной реальности. Нужно повидать и послушать бесконечное число молодых матерей, которые — каждая по-своему — рассказывают о собственном материнском опыте, чтобы понять, как много значит для них выполнение материнских обязанностей. Словно они внезапно осознают всю тяжесть ответственности, которая легла на их плечи из-за непоправимого и безумного подвига, который совершило их неразумное тело. Этих женщин охватывает такой ужас, что он буквально парализует их, позволяя двигаться только вспять. Они так страшатся будущего, что вместо того, чтобы стремиться вперед, стараются спрятаться в скорлупу недавно пережитого опыта, воспоминание о котором еще хранит их тело. И это кажется им вполне обоснованным, потому что будущее — полно неизвестности, а недавнее прошлое уже принесло совершенно очевидный результат — ребенка. И вот женщину мучают постоянные страхи, беспричинные тревоги и неуверенность, заставляя без конца выспрашивать всевозможные советы и рецепты.

Этот период длится относительно недолго. Я думаю, как раз примерно тот срок, который требуется для восстановления всех органов и функций материнского тела: сокращения матки после родов и возвращения месячных. Но в ожидании этого тело женщины словно бы остается со всех сторон открытым, и все его органы оплакивают только что пережитую потерю. В своей практической работе я оцениваю этот этап как важнейший и уделяю ему огромное внимание, чтобы не пропустить ни малейшего знака или симптома и

предотвратить осложнения, которые угрожают моему новорожденному пациенту. И не скрою, бываю доволен тем, что получил свое второе образование.

Потому что если этот процесс пустить на самотек, что чаще всего и бывает, то он может принять совершенно нежелательный оборот.

Беспричинные страхи и тревоги, вызванные различными слухами, разговорами и дезинформацией, потребуют от женщины усиленных и внешне прямо-таки образцовых и беспримерных материнских забот о своем малыше. Недавний и самый важный для женского тела опыт одержит верх, и животное материнское чувство вытеснит все остальные. Отсюда и хорошо известные всем врачам жалобы: «У меня от него лихорадка.., у меня от нее отит.., она меня совсем не сосет»,— которые произносят, даже не называя имени ребенка.

Отчего так происходит?

Точно так же, как тело женщины во время беременности старалось предугадать каждую потребность развивающегося в ее утробе плода, так и материнское тело отдается удовлетворению потребностей ребенка, которые он каким-то образом проявляет. Каждый заботливый жест помогает матери забыть преследующий ее безумный страх. И подобная материнская забота помогает ребенку — как принимающей стороне во взаимосвязи мать-ребенок — выработать свою собственную систему безопасности. Попутно он, к сожалению, утверждается в мысли, что его мать

—  всемогуща, что она ни в чем ему не отказывает и не может отказать, потому что единственное ее желание

—  сделать все, чтобы он «ни в чем не нуждался». Мало того, что такая забота приучает ребенка к постоянным излишествам, она способствует воспитанию пресловутого ребенка-короля, которого наше общество вот уже несколько десятилетий, по-моему, превращает в свою эмблему и, следуя логике общества потребления, не может нарадоваться, что у нас «никто ни в чем не нуждается». Мы создали общество, которое я называю «l'effet-mere» или, еще лучше, «I'ephemere», где главенствует этот принцип. Вместо отвергнутого нами общества, «где всего не хватало», мы создали общество, где царит перепроизводство, предвосхищающее всевозможные желания.

Чтобы проиллюстрировать свою мысль, я напомню трагический и в то же время карикатурный случай, о котором газета «Монд» рассказывала в статье под заголовком «Освобождение матери». Эта с блеском написанная статья освещает судебный процесс над матерью, которая тремя выстрелами в голову убила своего сына-наркомана. Эта мать сразу признает, что ни в чем не знала меры: «Я была мать-наседка». И, ничтоже сумняшеся, добавляет: «Мы с сыном были очень сильно привязаны друг к другу. Мы были с ним во всем заодно. Я всегда защищала и опекала его. Когда он вырос, и у него начались любовные приключения, он мне все рассказывал». И она с полной чистосердечностью излагает все новые и новые подробности в том же духе. В конечном счете, все это привело ее к выстрелам, за которые ее приговорили к неслыханно мягкому наказанию — один год тюремного заключения, да и то условно. Причем, этот приговор встретили в зале суда овацией!

А я задаюсь вопросом: как суд, вынесший ей такой приговор, воспринял ее искаженное от начала до конца представление о системе символических знаков? Потому что, на мой взгляд, эта мать совершила детоу-

^ «l'effet-mere», «I'ephemere» — игра слов, которую можно перевести: «общество, где царит материнская забота» или «эфемерное общество». (Прим. изд-ва)

бийство, которое было запрограммировано изначально. Просто она совершила его с некоторой отсрочкой и совершенно безнаказанно. Неужели образ сверхлюбящей матери до такой степени подчинил себе наш менталитет, что мы могли дойти до подобной ситуации? Неужели каждый член суда вообразил себя

в роли этой матери и до такой степени забыл о правосудии, что проявил столь удивительное снисхождение? Если вспомнить, с какой яростью клеймят пресловутого «paterfamilias», который считал себя вправе казнить и миловать своих близких, то перед лицом таких фактов невольно задаешься вопросом: что же наше общество получило взамен?

И, конечно, не случайно оно таким диким образом борется с неразрешимой проблемой, которую являют собой наркотики.

Вернемся к взаимосвязи мать—ребенок и рассмотрим ее на примере этого судебного дела.

Если при появлении ребенка на свет и необходимом отделении одного тела от другого мать полностью отдается лишь одной-единственной страсти — своей заботе о ребенке, и это становится всем смыслом ее существования, взаимосвязь мать—ребенок будет развиваться и дальше в таком же духе. В результате в семье будет ребенок-король и мать-королева. Желания одного будут растворяться в желаниях другого и наоборот. Произойдет слияние личностей, очень опасное для обоих. Как показывает и этот судебный случай, жизнь матери замыкается лишь на ее ребенке, и она полностью овладевает его личностью, изо всех сил стараясь вылепить его в соответствии со своими желаниями или тем образом, который она придумала для него, что в конечном счете одно и то же. Движимая своей безграничной материнской за-

'Paterfamilias (лат ) — отец семейства. (Прим. изд-ва)

ботой, она стремится и в жизни создать для него условия, повторяющие условия его существования в ее чреве, когда он ни в чем не нуждался.

Не думайте, что подобные отношения являются редким исключением. Таких матерей — легионы, и в своей материнской любви они заходят слишком далеко, хотя чаще всего и не попадают за это на скамью подсудимых.

Так, например, одна из таких матерей с гордостью рассказывала мне, до чего она додумалась, когда родила третьего сына (у нее уже были мальчики восьми и шести лет): «Я боялась, что когда мои сыновья вырастут, они будут бояться женщин, так как у них нет сестры, а мой муж больше не хотел иметь детей. И я решила, что должна открыть им все тайны женского тела. Я показала им свое тело и все объяснила. И каждый раз, во время месячных, я показываю им, как меняю прокладки».

Как объяснить подобное поведение?

Я уже сказал: такие матери стараются продлить ситуацию и взаимоотношения со своим ребенком любого пола — это важно подчеркнуть, — которые повторяют взаимосвязь, существовавшую у них с плодом во время беременности.

Такие матери словно пытаются вернуть в себя свой плод, совершая по сути настоящий инцест. В то же время они яростно сопротивляются этому искушению, и сама мысль об этом вызывает у них нескрываемый ужас. Они полагают, что соблюдение ими внешних приличий позволяет им отбиваться от любого обвинения в инцесте. Хотя на самом деле они поступают еще хуже. Потому что в метафорическом смысле они лишают своего ребенка малейшей возможности выйти из их тела и приговаривают его на вечное заключение в своей утробе, способной расширяться благодаря эластичным стенкам. Не имея возможности вернуть в себя тело ребенка, которое, к несчастью, все время растет, они в буквальном смысле душат его своей сверхзаботой. Вот что я называю «естественной материнской предрасположенностью к инцесту». И вы согласитесь со мной, что она проявляется как раз в таких случаях — даже если дело и не доходит до непосредственных половых отношений.

Думаю, что сам язык не случайно этимологически подтверждает излишнюю родственную близость, о которой я только что говорил.

Если проследить историю слова инцест в его сегодняшнем общеупотребимом смысле, то оно

происходит от латинского incestum, что означает святотатство. А само слово incestum происходит от incestus, что означает нечистый, грязный. Слово incestus образовано из отрицательной приставки in и слова cestus, преобразованного от castus и означающего девственный, чистый. Так что incestus может иметь и значение нецеломудренный и это легко увязывается с тем сводом запретов, которым подчинялись жрецы и весталки. Но можно также допустить, что то же слово castus при эволюции языка в скором времени слилось со словом cassus, означающим пустой, свободный от чего-то, а затем и с глаголом сагео, означающим «мне не достает». Поэтому не будет никакого греха, если слово incestus переводить как «тот, кто ни в чем не нуждается», и сопоставить его с желанием каждой матери создать своему ребенку такую жизнь, чтобы он «ни в чем не нуждался».

Может, естественно, возникнуть вопрос: так ли уж все это опасно и не преувеличиваю ли я степень этой опасности, посвящая ей так много времени и места. Ведь в конце концов разве не известно, что проблемы, возникающие в раннем детстве, с возрастом решаются сами собой?

Должен сказать, что естественная материнская предрасположенность к инцесту крайне необходима для малыша и она обладает бесспорным животворным потенциалом. Винникот называл ее «первобытной материнской заботой» и не очень ее опасался. Но я все-таки добавлю, что если эта естественная склонность превращается в самоцель и не имеет никакого противовеса, то она становится не животворной, а напротив — смертоносной. И если ее накал вовремя не снизить, то в дальнейшем она может причинить очень серьезный вред. И я покажу вам это на двух примерах. Речь идет не о детях.

Что он в ней нашел? В первом случае речь идет о пятидесятилетне? мужчине.

Расставшись с женой и детьми, он не прекрати бывать у меня. Он приходил ко мне на прием, когда плохо себя чувствовал, или приводил детей своих временных пассий. Но я все-таки полагал, что свои? Подруг он выбирал из-за их привлекательности, а не потому, что они имели детей. У меня не было оснований думать, что он отличался сверхсильным отцовским чувством. Я думал, что скорее всего его приводи' ко мне перенесение чувств, которое он испытывает в моем кабинете. Добавлю, что сам он был очень хорош собой, у него была редкая творческая профессия, а он постоянно жаловался на огромные долги.

Как-то, в особенно тяжелый для него период, он по звонил мне по телефону и попросил, чтобы я приняла ребенка только что нанятой им на работу секретарши и подчеркнул, что денег у нее нет. Какое-то время я принимал эту даму, но сам он никогда ее не сопровождал. Это была настоящая уродина, тупая и неуклюжая, которая никак не вписывалась в череду его прежних красивых подруг. И я не понимал, как такой эстет, как он, мог притерпеться к внешности этой дурнушки.

Несколько месяцев спустя он вдруг заявляется ко мне в часы приема в сопровождении своей бывшей супруги.

Я вижу, что он едва держится на ногах, смертельно бледен и давно не брит. Мой друг признается, что находится на грани самоубийства. Он целую неделю ничего не ел, хотя выпил два литра виски и выкуривал по шесть пачек сигарет в день. И он рассказывает, что же довело его до такого состояния.

Некоторое время назад ему наконец-то посчастливилось заполучить контракт, о котором он мечтал всю жизнь и который позволял ему разом покончить со всеми его долгами. Не буду излагать все детали. Скажу только, что по этому контракту он должен был на три месяца ехать работать за границу и заниматься там бесценной коллекцией шахматных фигур. Он работал не покладая рук и выполнил все, что от него требовалось. Единственная фигура, с которой у него ничего не получалось, был король. Он с ним столько возился, что в конце концов уронил его наземь, и король сломался. Страшась гнева своего заказчика, он отказался от вознаграждения, собрал вещи, бросился в аэропорт и вылетел первым же самолетом: «Но самое худшее ожидало меня зде-е-е-сь!» — с трудом выговорил он сквозь рыдания. Я вообразил, что в аэропорту его встречали полицейские или охранники иностранного посольства. Но сквозь его безутешные рыдания я

разобрал: «Она ушла-а-а, она бросила меня-я-я!» Я дал ему выплакаться и несколько протрезветь — в ожидании, когда же он скажет, кто его бросил. Но, не дождавшись, сам робко спросил его об этом и услышал, что виновница — его злосчастная секретарша! Признаюсь, мне трудно было в это поверить. И, мучимый любопытством, я задал ему наивный вопрос: «Да что вы нашли в этой женщине? Почему вы так горюете из-за нее?» И он ответил: «Это единственная женщина в моей жизни, которая никогда и ни в чем мне не отказывала».

Если перевести это на язык той проблемы, которую мы обсуждаем, то это значит: «как моя мать».

Роковое совпадение: сначала он ломает, чтобы не сказать убивает, короля-отца, а после этого его покидает безотказная мать. Есть от чего впасть в черную депрессию.

Лучшие побуждения и дорога в ад. Героиня второй истории — женщина, которой тоже около пятидесяти лет.

Я познакомился с ней после рождения ее единственного ребенка, Жана. К тому времени, когда события примут драматический оборот, мальчику будет тринадцать лет.

Эта женщина, выйдя замуж, несколько лет жила вместе с мужем в частном доме своей одинокой матери. Та уже развелась с мужем, отцом женщины, и не смогла ужиться с собственным сыном, который поселился где-то на стороне. Когда родился Жан, то из-за тесноты бабушка предложила забрать мальчика в свою комнату. Но по ночам он плакал, а ей было тяжело вставать к нему, и в очень скором времени ребенок перекочевал в бабушкину постель. И все были довольны, поскольку обожаемый малыш теперь лучше спал и не уставал в течение дня. Начав беседовать с родителями Жана, я наткнулся на непреодолимое сопротивление. И единственное, чего я добился, так это того, что Жан покинул постель бабушки, но что еще хуже — наотрез отказавшись спать один,— переселился в постель к родителям и стал спать между ними.

Шли годы, однако ничего особенного в этой семье не происходило. И постоянно наблюдая за этим мальчиком, я должен был признать, что развивается он нормально. Никаких тревожных симптомов.

Так продолжается пять лет и вдруг обеспокоенная мать жалуется, что ее сын все время просит отрезать ему «пиписку». Воспользовавшись этим предлогом, я настоятельно рекомендую пройти мальчику курс психоанализа. Мать соглашается. Но психотерапевт, к которому она обратилась, звонит мне и говорит, что не верит в позитивный результат своих сеансов, если кто-то одновременно не будет работать с родителями мальчика. Он дал им это понять, и они не возражают пройти курс психоанализа. Я согласился поработать с ними и начал регулярно встречаться с этой парой.

Понадобилось два года работы, чтобы вытащить Жана из родительской постели. К сожалению, процесс лечения пришлось прервать. Решив, что все уже в порядке, родители Жана не придумали ничего лучшего, как купить квартиру на противоположном конце Парижа и не пожелали больше ездить ко мне на прием через весь город.

В последующие несколько лет я ничего не слышал об этой семье.

Но в один прекрасный день ко мне заявляется мать Жана. И рассказывает, как ужасно сложилась ее жизнь. Она запила, сменила четырех психиатров, но они не смогли ей помочь, после чего она предалась самому настоящему блуду. Каждый вечер она выходила из дома в поисках случайного партнера, чтобы провести с ним ночь. Возвратившись как-то утром домой, она обнаружила свои вещи перед дверью. «Мне ничего не оставалось, как снова вернуться к моей матери. Для меня — это настоящая мука, а вас она ненавидит, как и прежде. Я пришла к вам, потому что вы — третья мать Жана, хорошая, и мне самой хотелось бы иметь такую мать», — сказала эта женщина.

Любой психоаналитик, да и любой человек, имеющий представление о психоанализе, без труда догадается, что первопричиной этих драматических историй послужил знаменитый Эдипов комплекс, не

преодоленный ни в том, ни в другом случае.

И это действительно так. Но проблема гораздо глубже и серьезнее!

Потому что тот, кто полагает, что от Эдипова комплекса можно полностью и навсегда излечиться, ошибается. Нужно сказать прямо и откровенно: в реальной жизни это оказывается невозможно! У кого-то — если вовремя начать с ним работать — его можно заглушить. У кого-то его можно несколько притупить и ослабить. Главное — откорректировать психику так, чтобы человек нормально интегрировался в повседневную жизнь, и этот комплекс не причинял ему вреда. Но от него никогда полностью не излечиваются и его невозможно преодолеть. Даже если вы пройдете курс лечения у профессиональных психоаналитиков. Даже если это будут самые опытные и знаменитые психоаналитики. Даже Лакан в частных беседах признавался, что еще вопрос: хорошую или плохую службу оказал психоанализу Фрейд, сформулировав свою концепцию Эдипова комплекса.

Эдипов комплекс — на самом деле вовсе не то, что о нем говорят. Это не просто история маленького мальчика, который хочет жениться на своей матери и по совету отца легко отказывается от своей затеи. Это и не история маленькой девочки, которой вдруг хочется заменить собой мать, но стоит ей открыть для себя волшебные свойства идентификации, как у нее все сразу проходит. Эдипов комплекс — это прежде всего последствие той самой предрасположенности к инцесту, в которую облекается извечная и бесконечно трагическая история любви. Той самой любви, от которой никто не способен полностью излечиться.

Объект этой любви и для маленького мальчика, и для маленькой девочки — их собственная мать, всемогущая и преданная им мать. Даже если они и обретут отца, который будет иметь для них лишь метафорическое значение, и примирятся с ним как с неизбежной реальностью, все равно они всю жизнь будут втайне надеяться на его исчезновение. И никакой даже самый замечательный отец в одиночку не может уберечь своих детей от этой мучительной внутренней борьбы. Как и в каждой истории любви, так и здесь только сам объект этой любви должен резать по живому. Иными словами, только мать очень четко должна дать понять своему сыну и дочери, что она имеет право любить не только их. В частности, она любит их отца, и благодаря этому отец в буквальном смысле обретает в семье роль всеобщего спасителя. Именно этого сумела добиться мать маленького «бакалавра» в той необычной истории, которую я вам рассказывал. Первым и необходимым условием для создания нормальной семьи должно быть полное и окончательное отречение матери от своей предрасположенности к инцесту, а не только стремление усыпить ее на время. К сожалению, такие матери встречаются в наше время все реже и реже.

Вот почему мне пришлось говорить о биологических процессах. Они помогают лучше понять природу взаимосвязи мать—ребенок, которая начинает ткаться еще в материнской утробе.

Даже не вникая в подробности, нетрудно понять, что, как я уже говорил, в раннем возрасте любая информация воспринимается как бесспорная истина. Если мать полностью подавляет свою маленькую дочку, и та считает это естественным, то позже, став матерью, она будет так же подавлять своих собственных детей. Мальчик, воспитанный подобным образом, будет воспринимать как нечто закономерное, если в будущем его жена будет также подавлять его детей — ведь в ней он будет узнавать собственную мать. Когда подобные отношения закрепляются и воспроизводятся из поколения в поколение, то в конце концов в таких семьях предрасположенность к инцесту незаметно переходит в инцест как таковой. В качестве подтверждения хочу напомнить, сколь часто матери участвуют в инцесте первого типа и как распространен гомосексуальный инцест мать—дочь. И хочу процитировать еще недавно примерного отца, который после рождения второго ребенка, мальчика, начал посягать на свою дочь: «Не знаю, что на меня нашло... Я думал, жена будет меня любить, как раньше... Я просил ... Я долго ждал... А она — никак... У нее теперь малыш, которому она все отдает... Я хотел, а она — нет... Она не обращала больше на меня внимания... Не знаю, что на меня нашло... Верно, я сошел с ума, если подумал, что, может, моя маленькая дочка ...»

Самое главное. Или трудный вопрос, требующий ответа

Говоря о проблеме инцеста, я постарался осветить ее сквозь призму своей клинической практики, и, возможно, был при этом чрезмерно эмоционален. Но как вы поняли, я не сочувствую попыткам воспринимать инцест как ненаказуемое явление и полагаю, что даже разговоры об этом не безвредны. Я уже говорил о том, как растормаживает общественное мнение подобного рода информация.

Инцест во всех случаях сказывается на развитии индивида. И не только из-за социального давления, не совместимого со священными свободами и правами человека, которые непременно вспоминают, предавая анафеме инцест. Он опасен тем, что переходящая из поколения в поколение склонность к инцесту и недопустимое слияние в конце концов могут привести к трагедии и насилию.

Вот вам поучительный пример. Вивиан и ее семья.

Одиннадцатилетнюю Вивиан привели ко мне на прием, потому что у нее вдруг резко упала успеваемость. Я быстро выясняю, что это началось с того момента, когда ее мать, давно разведенная с ее отцом и в одиночку растившая дочь с грудного возраста, заговорила о том, что собирается снова выйти замуж. У девочки могло быть немало причин, чтобы болезненно реагировать на желание матери обзавестись новым мужем. И мать Вивиан была не так глупа, чтобы не догадаться о некоторых из них. Так, при мне она объясняла дочери: «Не думай, что я буду относиться к тебе иначе. Что бы ни произошло, ты останешься моей дочкой, и я буду относиться к тебе так же, как отношусь к тебе сейчас».

Однако история этой семьи, которой мне пришлось заинтересоваться, придала совершенно иное освещение всей ситуации. Мама Вивиан тоже росла только с матерью, живя с ней в кемпинге, за чертой города. О своем отце она ничего не знала и даже не пыталась узнать. Когда она была подростком, у нее также начались проблемы в школе. Мать пошла в школу, чтобы поговорить с ее классным руководителем. И чтобы добиться его расположения и иметь всегда под рукой, она уложила его в свою постель, заставив покинуть — заслуживающая внимания деталь — постель, которую он уже много лет делил с собственной матерью! В одно прекрасное утро сменивший ложе и осмелевший наставник заметил прелести своей падчерицы. А та этому очень обрадовалась и не оказала ему большого сопротивления. Они поженились. И переехали в другую квартиру. Вскоре у них родилась маленькая Вивиан.

Когда девочке было всего несколько месяцев, ее мать впадает в безумие: у нее вызывает ужас отец ее ребенка и все, что хоть как-то его напоминает. Она в буквальном смысле выгоняет его из дома и разводится с ним. А тот находит утешение в том, что снова возвращается в материнскую постель. Некоторое время спустя мама Вивиан проходит курс психоанализа и ее состояние улучшается.

Комментируя свою сегодняшнюю ситуацию, в которой она все путает и подменяет одно другим, она говорит дочери, что отец Вивиан одобряет ее новый союз, и добавляет: «Он, правда, симпатяга. И никогда не ворчит, если я прошу его посидеть с Вивиан, когда иду на свидание к моему жениху».

Иными словами, он хорошо себя ведет и как отец Вивиан, и как услужливый отчим своей бывшей падчерицы и одновременно бывшей жены! Здравствуйте! Перед нами явное слияние важнейших символических знаков, но что тут можно поделать?

Однако ничто не ускользает от внимания Вивиан, она по-своему воспринимает всю эту историю, и вот что она говорит мне о родителях в отсутствие матери: «Я ведь всегда видела их врозь, а не то что сначала они жили вместе, а потом развелись. Я не хочу, чтобы с другим получилось так же, как с моим отцом».

Девочке как нельзя лучше удалось сформулировать свой безотчетный страх: как бы не повторить приключение, которое в свое время пережила ее мать, хотя она не знает истории замужества своей матери —

ни мать, ни отец ей ничего не рассказывали. Бабушка, которая умерла несколько лет назад, тоже скрывала от нее правду. А я выяснял историю ее семьи, разговаривая только с матерью, в отсутствие дочки. Но никакого чуда тут не произошло. Нужно просто вспомнить язык жестов, о котором я говорил.

Я хотел бы вернуться к понятиям тождественного и различного, которые настойчиво подчеркивает Франсуаз Эритье. Они дважды применимы к истории, которую я только что рассказал. Инцест второго типа, в который вступили мать Вивиан и ее бабушка, стер их отличия и закрепил их тождественность. Безумие и отвращение к мужу, охватившие мать Вивиан сразу после рождения ребенка, вызваны не одной, а двумя причинами. Совершенно очевидно, что одна из них — это желание полностью повторить судьбу своей матери, которая в одиночестве воспитывала дочь. Но благодаря психоанализу мать Вивиан, несмотря на развод, позволяет отцу своего ребенка занять место, которое не занимал ее собственный отец (ведь она его даже никогда не видела). С другой стороны, яростное отвращение, проснувшееся в ней сразу после рождения дочки, — явное последствие внезапного озарения и осознания совершенного инцеста. Вероятно, до сих пор она жила, не ведая, что таится за этим понятием — «мать». Но когда—с рождением ребенка — в ней самой проснулось естественное материнское чувство, она осознала угрожавший ей риск и испугалась за свой рассудок.

Всего этого недостаточно, чтобы успокоить Вивиан: «... не то что они сначала жили вместе, а потом развелись», — сказала она, тем самым давая понять, что официального признания ее отца недостаточно для сохранения отличия, которое предохранило бы ее от слияния с собственной матерью. И она замечательным образом подчеркивает угрожающую ей опасность, добавляя фразу с двойным смыслом: «Я не хочу, чтобы с другим получилось так же, как с моим отцом». Что же может получиться? И с кем? Еще один развод для ее матери? Или новый инцест, в который затянут и ее, окончательно обрекая на слияние с матерью? Вот этого она одновременно и желает, и страшится.

И здесь встает вопрос, неизменно возникающий при обсуждении проблемы инцеста.

Почему каждый испытывает такое искушение инцестом и одновременно — отвращение к нему, смешанное с ужасом?

На мой взгляд, это можно объяснить, если вспомнить о значении впечатавшегося в подсознание ребенка обращенного к нему материнского языка жестов. Потому что речь идет о неосознанном стремлении и вернуться к своему началу, а интенсивность этого влечения зависит от пережитого опыта и страха смерти. Возникающий при этом фантазм помогает уверовать, что спасительное возвращение в материнское лоно избавит человека от всех угрожающих ему опасностей.

Это искушение может иметь и общий характер, и различные формы выражения — в зависимости от того, подавляется или нет материнская предрасположенность к нему.

Поскольку подавление не исходит непосредственно от самой матери, то оно должно исходить от какой-то иной структуры, которая способна повлиять на взаимоотношения пары мать—ребенок. Этой структурой может быть, очевидно, отец, который, как показывает психоанализ, налагает вето на инцест и сам же ему и подчиняется. Однако случается, что отец, слишком до«лго связанный инцестуозными отношениями с собственной матерью, не может правильно исполнять возложенную на него роль. И тогда общество, которое должно следить за соблюдением обязательного для всех закона, приходит на помощь и ограждает ребенка от угрожающих ему опасностей искушения.

Все это подводит нас к вопросу о том, какое место занимает государство в системе внутрисемейных отношений. Ясно совершенно, что роль общества при решении подобных проблем должна возрастать.

ИНЦЕСТ, НЕ ПЕРЕХОДЯЩИЙ В ДЕЙСТВИЕ ...

Можно было бы вспомнить и о том, как сексуальный акт и его последствия отражаются в подсознании партнеров и как происходит само проникновение у каждого из полов.

Можно было бы также показать, как проблематика инцеста связана с понятиями жизни и смерти, которые каждый вынашивает в себе. И что они, в частности, означают для женщин в тот момент, когда они становятся матерями и, «дав жизнь ребенку», взлелеивают ложную идею о собственном бессмертии.

Ведь только в последние десятилетия роды стали безопасным процессом, и женщины производят детей на свет, не подвергая их при этом смертельной опасности. Это пока еще непривычное чувство безопасности не освободило женское подсознание от населяющих его призраков, которые готовят почву для возникновения различных фобий и отклонений.

Обсуждение этих проблем завело бы нас очень далеко и потребовало бы много места и времени.

Поэтому, чтобы проще было понять все сказанное мною, я предлагаю вашему вниманию две схемы (см. стр. 101-102), которые показывают, как должны нормально развиваться отношения субъекта, независимо от его пола, с двумя родительскими структурами.

Эти схемы дополняют друг друга. Вы заметите, что в обеих схемах мать — центральный персонаж. Бывает, что все складывается хорошо, как в семье маленького «бакалавра», о которой я вам рассказывал. А зачастую все выходит не так благополучно. И тогда возникают самые разные ситуации.

В заключение я хочу напомнить точку зрения Франсуаз Эритье, которая настаивает, что главный из существующих инцестов — это инцест между матерью и дочкой. Я готов подписаться под этой мыслью и в качестве подтверждения могу привести множество подобных случаев, а также рассказать о бесчисленных конфликтах, которые существуют между свекровями и невестками, зятьями и тещами.

Но не буду вдаваться в подробности и лишь добавлю, что в связи с этим находит свое объяснение теоретическое положение психоанализа, неправильно прочитанное впадающими в крайности феминистками. Понятие «завидующая пенису» вовсе не подразумевает, что женский пол отличается большей низменностью и похотливостью, чем мужской. Девочка совершенно права, когда, перед лицом смутно ощущаемой опасности, желает обладать этим органом, что позволяет ей сама мать, потому что этот орган, отличный от ее собственного, помогает им избежать слияния.

Но я все-таки пойду дальше и добавлю, что, по моему убеждению, отправным пунктом в каждой истории, которая заканчивается инцестом, всегда и неизменно, каковы бы ни были внешние обстоятельства, является мать. Иначе говоря, отец, совершающий инцест со своей дочерью, всего лишь откликается на приглашение к инцесту, которое — в скрытой или открытой — форме он получал от своей матери (не становится ли он «inces-tueur» своей дочери, чтобы отомстить своей матери «inces-tueiise». Это может означать, что запрет, который его собственный отец должен был в принципе обозначить и внушить, не был усвоен должным образом, потому что этот запрет не был поддержан спутницей жизни отца, а тот не противостоял этому отказу в поддержке, потому что его мать тоже имела склонность к инцесту, а отец также не мог этому твердо противостоять. Вот почему я хочу подчеркнуть еще раз: предрасположенность к инцесту, передающаяся из поколения в поколение,

"Игра слов: tueur, m; tueuse, f (франц.)— убийца. Отец становится «инцест-убийцей» чтобы отомстить матери «инцест-убийце».

рано или поздно обязательно подтолкнет к действию. И вот почему я отмечал важную роль общества, которое должно оказывать компетентную поддержку детям, ограждая от подстерегающих их опасностей.

Наконец, если бы споры по проблеме инцеста касались только семьи, воспроизводства или методов воспитания детей, это было бы полбеды, и я бы считал, что произнес защитительную речь pro domo.

Однако эта проблема выходит далеко за рамки названных сфер. Потому что распространившаяся абразия, то есть истирание отличий, вносит сумбур в наши умы и таит скрытую угрозу для нашего общества.

Но как можно восстановить сегодня эти необходимые нам отличия, если предварительно мы не изобличим притягательную силу зеркала и нашего зеркального отражения?

Вот трудный вопрос. Должен признаться, что не знаю, как ответить на него. А вы знаете? Схема № 1

"Pro domo (лат.) — в защиту своего дела; в данном контексте: речь в защиту дела, которому я служу. (Прим. изд-ва)

Материнская функция — изначала в высшей степени животворная, со временем перестает быть таковой, и чем дальше - может подспудно становиться все более вредоносной.

Отцовская функция — изначала почти не несет в себе ничего животворного и в силу этого в первое время она вредоносна, но со временем она становится все более и более животворной.

Пересечение двух кривых происходит в подростковом возрасте, и это объясняет поведенческие особенности, свойственные этому возрасту.

Падение и рост этих кривых зависит от различных индивидуальных изменений, и конечный результат зависит от того, как будут развиваться и пересекаться эти линии. Можно представить себе, как будет развиваться отцовская кривая для субъекта в том случае, когда роль отца недостаточно правильно обозначена; или в случае, когда отец, помимо своей роли, подменяет собой и мать. Во всех случаях подростковый возраст — это пора смятения и соблазнов.

<<назад Содержание дальше >> Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология