Хейли Д. Что такое психотерапия

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 8. «Живая» супервизия

«Живая» супервизия — это такая супервизия, при которой супервизор наблюдает за работой терапевта и делает замечания по ходу действия. Такая организация работы может принимать различные формы. В XIX веке обучение клиническому гипнозу заключалось в том, что обучающийся наблюдал за работой учителя с клиентом, а затем учитель наблюдал за работой обучающегося. Супервизор тогда мог наблюдать за происходящим и руководить ходом терапии. Внедрение в практику в начале 1950-х гг. «прозрачного» зеркала, а затем видеозаписей, дало супервизору возможность наблюдать за работой обучающегося, не присутствуя на интервью. В использовании «прозрачного» зеркала можно выделить несколько стадий1. Я вспоминаю стадии моего собственного развития как супервизора. В самом начале мы только наблюдали за работой обучающегося через зеркало, не'внося никаких корректив по ходу интервью — только до или после него. Позже мы обсуждали с обучающимся, что ему следовало бы сделать. Иногда тем из нас, кто наблюдал через зеркало, было больно видеть, как обучающийся совершает ошибки, которые легко можно было бы исправить или которых можно было бы даже избежать, если бы мы сделали замечание. Но мы ждали окончания сеанса, чтобы дать свои комментарии. Тогда, в самом начале, мы все считали, что терапевтический сеанс неприкосновенен и в этот процесс нельзя вмешиваться. Возможно, такое мнение явилось результатом предыдущего периода, в котором конфиденциальность считалась важнейшей частью терапевтической обстановки. Между клиентом с терапевтом и всеми остальными как бы пролегала граница, создававшая ощущение беседы наедине, даже если за ними велось наблюдение через «прозрачное» зеркало.

1 В 1957 г . я наблюдал за тем, как Чарльз Фулвейлср (Charles Fulweiler) проводил терапию с семьей, находясь за зеркалом. После этого зеркало было включено в проект Бейтсона. Ср. Haley, J., & Hoffman, L. (1968). Techniques of family therapy. New York : Basic Books.

Глава 8. *Живая» супервизия 133

Следующим шагом в использовании «прозрачного» зеркала стал стук в дверь во время интервью и вызов терапевта из кабинета для того, чтобы высказать ему какие-либо предложения. Было отмечено, что от таких предложений в процессе интервью не только улучшается сама терапия, но и терапевт лучше усваивает идеи, чем в случае, когда супервизор высказывает свои предложения до сеанса. Терапевты не возражали против этих вторжений, они были благодарны за руководство. После того как таким образом была разрушена граница терапевт—клиент, терапевты смогли уже вполне непринужденно выходить в середине сеанса из кабинета, чтобы проконсультироваться с супервизором.

Следующим шагом стала установка телефонов, связывающих кабинет терапевта и комнату за зеркалом, так что супервизор смог давать обучающемуся советы по телефону. Это не так сильно нарушало процесс, как стук в дверь. Опытный обучающийся может поднять трубку, выслушать предложения супервизора, положить трубку на место и продолжить сеанс как ни в чем не бывало. Фактически, если обучающийся имеет некоторый опыт, то по дальнейшему ходу разговора невозможно определить, что именно предложил супервизор по телефону. Напротив, начинающий терапевт иногда так сильно реагирует на звонок по телефону или мигание лампочки, что супервизор трижды подумает, звонить или нет, поскольку его вмешательство слишком уж заметно.

В «живой» супервизии проблемы могут возникнуть, если супервизор слишком активно пользуется телефоном, не давая терапевту действовать самостоятельно. Одно время мы вешали телефон на стену кабинета, так что терапевту приходилось вставать и идти через всю комнату. Это делалось для того, чтобы звонок супервизора как можно больше нарушал процесс, а супервизор, соответственно, старался звонить как можно реже. Звоня по телефону, супервизор должен быть краток и говорить только по делу. Он должен заранее продумать то, что хочет сказать, затем придать своему высказыванию максимально краткую форму и только тогда позвонить. Крайним вариантом максимального вторжения супервизора в процесс является использование маленького микрофона, помещенного в ухо. В этом случае клиент даже не может определить, в какой момент от супервизора поступает предложение. При таком варианте организации психотерапевтического процесса возникают две проблемы, делающие использование этого устройства неразумным. Во-первых, пытаясь слушать одновременно и супервизора, и семью, терапевт приобретает остекленевший взгляд, который мешает ему поддерживать хороший контакт с семьей. Во-вторых, супервизор, со своей стороны, говорит слишком много, потому что вмешиваться в данном случае легко. Когда в ухо терапевта непрерывно поступают предложения супервизора, терапевт уподобляется роботу, реализующему чужие идеи.

Было испробовано множество вариантов «живой» супервизии, включая использование в терапевтическом кабинете только микрофона, который соединялся с магнитофоном супервизора в соседней комнате. Супервизор не мог видеть того, что происходит, мог только слышать сказанное и давать советы.

Когда «живая» супервизия проводится правильно, то ход интервью распланирован заранее, а телефонные звонки используются только изредка. Например,

134 Глава 8. «Живая» супервизия

тогда, когда супервизор видит, как можно улучшить плановое действие, или замечает, что что-то пропущено. Если становится ясно, что терапевтический план надо менять, то лучше вызвать терапевта из кабинета и обсудить изменения, а не пытаться объяснять такие сложные вещи по телефону.

В наши дни альтернативой «прозрачному» зеркалу стала недорогая видеокамера в кабинете и монитор в комнате супервизора. Использование монитора не дает супервизору такого эффекта присутствия, как «прозрачное» зеркало, но оно вполне приемлемо. Кроме того, видеонаблюдение предоставляет и новые возможности. Раз уж монитор можно поставить в соседней комнате, то с таким же успехом его можно разместить и в соседнем здании. На самом деле он может быть и в другом городе. Теперь супервизию можно получить, невзирая ни на какие расстояния и государственные границы. В начале 1980-х гг. я участвовал в «живой» су-первизии сидя в Вашингтоне, глядя на монитор и по телефону передавая свои предложения терапевту в Луизиане. Использование спутниковых технологий позволяет руководить терапевтами по всему миру.

Ценность «живой» супервизии в том, что она позволяет научить терапевта ре-ализовывать терапевтический план. Часто просто бывает полезно иметь еще одну пару глаз, наблюдающих за сеансом с объективной дистанции. Это очень ценная помощь в решении практических вопросов, например, можно указать терапевту, что он неправильно понял чьи-то слова или уделяет недостаточно внимания члену семьи, которого стоит подключить к разговору. Изредка у терапевта что-то не получается не потому, что он этого не умеет, а потому, что забыл, и ему надо напомнить. Например, на одном семейном сеансе мать сказала, что она хотела бы поговорить с терапевтом наедине, без сына. Терапевт перешел к обсуждению проблем, очевидно, полагая, что индивидуальное интервью с матерью, без сына, может быть организовано в какое-то другое время. Супервизор позвонил и предложил просто отослать мальчика из комнаты и выслушать мать. Так и было сделано, и это сэкономило очень много времени. В другом случае, клиентка, обсуждая свои проблемы, вскользь упомянула о том, что в детстве подвергалась сексуальным домогательствам со стороны отца. Женщина сказал об этом так небрежно, обсуждая совершенно другие вещи, что терапевт фактически не заметил этого высказывания. Супервизор позвонил и предложил терапевту спросить у женщины, говорила ли она об этом кому-нибудь еще. Выяснилось, что никогда не говорила и очень хотела бы обсудить это с кем-нибудь.

Одна из проблем, которую надо обязательно иметь в виду, состоит в том, что «прозрачное» зеркало «не пропускает» эмоции. Порой супервизору сложно судить об эмоциональном состоянии клиента: он не может понять, насколько сильно тот расстроен. Иногда, предлагая терапевту какие-то действия, супервизор сталкивается с сопротивлением терапевта. Значит, надо выяснить, в чем дело — в том ли, что терапевт получает от клиента информацию, которая недоступна супервизору, или в том, как терапевт воспринимает эмоциональную устойчивость клиента. Например, супервизор может предложить обсудить с супругами сексуальные проблемы, а терапевт не захочет этого делать. Вопрос: для кого эта тема в данный момент слишком болезненна — для супругов или для терапевта?

Обучающаяся группа 135

Так как терапевту в кабинете и наблюдателям за зеркалом доступна разная информация, супервизору полезно сказать обучающемуся что-то вроде: «Я буду давать вам советы и хочу, чтобы вы следовали им. Но учтите, это только предложения. Вы принимаете решение о том, делать вам предложенное или не делать, потому что именно вы находитесь рядом с клиентом. Однако если я скажу, что вы должны что-то сделать, значит вы должны это сделать». Такая речь показывает обучающимся, что супервизор в данном случае является учителем и обладает властью, но сами они тоже отвечают за свои действия.

Обучающаяся группа1

Супервизор может работать с коллегой или обучающимся один на один, а может работать с группой обучающихся за «прозрачным» зеркалом, при этом обучающиеся по очереди работают с клиентами в терапевтическом кабинете. Эти две ситуации сильно отличаются друг от друга. Когда супервизию получает один терапевт, единицей рассмотрения является связка «терапевт—клиент». Супервизор сосредоточивается на ней и легко игнорирует различные помехи. Кроме того, поскольку на обсуждении больше никто не присутствует, супервизор свободен в своих комментариях по поводу терапевта и его стиля и может высказываться не только позитивно, но и критически.

Однако если супервизор работает с группой, то его слова слышат все присутствующие. Более того, супервизор не может целиком посвятить себя наблюдению за интервью, так как должен объяснять группе, что происходит и что должно происходить. Иногда супервизор просто высказывает свои мысли и помогает группе таким образом посмотреть на происходящее с его точки зрения. Иногда супервизор так увлекается наблюдением за работой терапевта, что забывает про группу. Группа обучающихся может прийти к неверным выводам, наблюдая за происходящим в терапевтическом кабинете. Например, в определенной ситуации супервизор может стимулировать конфронтацию; группа при этом может решить, что к такой конфронтации надо стремиться всегда, не понимая, что она была предложена только для данного конкретного случая. Чтобы избежать недоразумений, супервизору лучше объяснить обучающимся свою позицию. Если сеанс записывается на видео, у супервизора есть возможность прокрутить запись в замедленном темпе и показать таким образом обоснование сделанных интервенций.

Цель обучающейся группы — одновременно научиться терапевтическим техникам и пониманию человеческих проблем. Ценность «живой» супервизии в том, что она позволяет обсудить конкретные проблемы именно в тот момент, когда они возникают. В процессе получения академического образования психотерапевты знакомятся с традиционным пониманием человеческих проблем и обоснованиями этого понимания. Позже, когда психотерапевт начинает работать и к нему приходит клиент с каким-либо расстройством, он пытается припомнить сведения о нем, полученные много лет назад в учебном заведении. «Живая» супервизия предлагает другой способ обучения: терапевты одновременно узнают и о проблеме, и о том, как с ней справляться. Например, когда студент изучает умственную отста-

Traininggroup — букв, «обучение в группе» и «группа, участвующая в обучении». — Примеч. перев.

136 Глава 8 *Живая» супервизия

лость, им движет чисто академический интерес. Когда обучающийся в «живой» супервизии получает для работы семью со взрослым умственно отсталым сыном, то начинается совсем другое обучение. Обучающемуся не терпится научиться обращаться с этой проблемой и узнать, что о ней вообще известно. Например, обучающийся видит, что человек с такой степенью отсталости может самостоятельно завязать шнурки на ботинках, но никогда этого не делает, так как у него очень заботливая мать, которая всегда делает это за него. Становится понятна необходимость расширить диапазон действий, которые этот человек может выполнить самостоятельно. Обучающийся может увидеть как природу проблемы, так и образ действий семьи.

Супервизор, обучающий психотерапии, а не постановке диагнозов, осознает, что терапевты получают больше знаний, когда сталкиваются с проблемой на терапевтическом сеансе, а не на диагностическом интервью. Природу проблемы открывает для себя не только обучающийся в роли терапевта, но и вся группа, наблюдающая за сеансом и участвующая в терапевтическом процессе. Если в будущем им придется работать с подобной проблемой, она уже не будет для них внове.

Обучающаяся группа полезна и супервизору. В процессе обучения рассматриваются все виды проблем, и супервизор может использовать знания группы, чтобы пополнить свои знания. В группе обучающихся терапевтов (практикующих психотерапевтов, а не начинающих студентов) есть люди, обладающие богатым опытом работы с различными проблемами, с различными препаратами, разными типами коллег и юридических ситуаций. Хороший супервизор использует это и приумножает мудрость группы. Необходимо уяснить себе, что супервизор отвечает за все и что идеи и предложения поступают к супервизору от группы, а от него уже — к обучающемуся терапевту, проводящему сеанс.

Использование ресурсов группы определяется ее организацией. Принципиально важно подчеркивать в группе все позитивное. Необходимо, чтобы в группе был дух высокой морали. Как терапевт хочет добиться от клиента самых лучших идей, так и супервизор хочет получить в группе самые лучшие идеи от каждого ее члена.

Вы слышали об Эмиле Дюркгейме?

В обучающейся группе из восьми или десяти человек почти всегда есть один отступник. Обычно супервизорам трудно иметь дело с таким обучающимся. Это тот, кто не принимает идей, которым пришел учиться, кто оспаривает указания или задает вопросы, очевидно продиктованные другой идеологией. Члены группы сторонятся его или начинают переглядываться, когда он говорит. Как супервизору следует обращаться с таким человеком? Терпеливо. В каждой группе должен быть отступник1, считал Дюркгейм, и к его мнению стоит прислушаться. Функция отступника в том, чтобы показать группе, как не надо себя вести. Подразумеваемые правила поведения в группе специально не проговариваются, но отступник нарушает их; после этого каждый понимает, что так вести себя не стоит. Я вспоминаю, как один управляющий магазина говорил, что никогда не надо увольнять худшего продавца, так как вы сразу же получите другого худшего продавца; группе продавцов нужен худший. Если выкинуть из группы обучающегося, с которым трудно, результат может быть тот же самый.

1 Durkheim, E. (1951). Suicide. New York : Free Press.

Обучающаяся группа 137

Я работал со многими группами, в которых было множество отступников, но только один обучающийся сошел с ума. С ней (это была женщина) вообще произошла любопытная вещь: она начала путать свою личную жизнь с высказываниями своих клиентов. Когда мы через зеркало наблюдали за ее работой с супружеской парой, нам стало ясно, что она отвечает не на то, что говорят клиенты, а на свои собственные мысли. Муж мог сказать: «Некоторые люди несчастны», а терапевт при этом мудро кивала, как будто он говорил о ком-то из ее знакомых, и потом говорила что-то вроде: «Мы знаем, что это правда». Затем она могла сказать: «Некоторые люди говорят, что у них проблемы с машиной, а ведь это не так». Жена говорила: «Да, у него часто бывают всякие таинственные дела, и я не знаю, где он». Молодой терапевт завершила сеанс, и в конце муж поблагодарил ее и сказал: «Так полезно поговорить об этом с профессионалом». И это было сказано искренне. Нам, за зеркалом, было ясно, что терапевт отвечала не клиентам, а своим собственным мыслям. Для меня этот опыт явился доказательством того, что клиент может находить глубокий смысл в случайных комментариях и интерпретациях терапевта.

Супервизоры должны терпеть присутствие отступников в группах, но только не в том случае, когда они впадают в крайности и их поведение становится попросту неприемлемым. Супервизору особенно не следует забывать, что отступник часто высказывает мысли и других членов группы, которые думают то же самое, но молчат. Он становится глашатаем безмолвных возражений группы.

А как насчет И Цзин!

Одна из причин проведения «живой» супервизии в том, что супервизору надо предоставить возможность использовать свою интуицию. Когда супервизор видит терапевта и клиента, сидящих в терапевтическом кабинете, у него возникают идеи. Когда супервизор обсуждает с обучающимися их клиентов, у него таких идей или внутренних импульсов не возникает. Можно ли проиллюстрировать это с помощью И Цзин?

Позволю себе процитировать Аллена Уоттса (Allen Watts)1:

Традиционная китайская философия относит и даосизм, и конфуцианство к более раннему источнику, к работе, лежащей в основе всей китайской философии и культуры, датируемой временем от 3000 до 1200 лет до нашей эры. Это И Цзин — Книга Перемен. Книга состоит из предсказаний, основанных на том, как раскалывается при нагревании черепаший панцирь. Это древний метод, гадания, при котором предсказатель сверлил отверстие в задней части панциря, нагревал его и предсказывал будущее по образующимся в панцире трещинам, примерно так же, как это делает хиромант по линиям на ладони. За многие века черепашьи панцири вышли из употребления, и вместо них используются гексаграммы. В момент, когда оракулу задается вопрос, гексаграмма определяется по случайному распределению пятидесяти стебельков тысячелистника. Но знаток И Цзин не нуждается ни в черепашьем панцире, ни в стеблях тысячелистника. Он «видит» гексаграммы во всем — в случайном сочетании лепестков, в предметах, разбросанных по столу, в естественном рисунке камня. Большая часть важных для нас решений зависит от наших «предчувствий» — другими словами, от «периферического

1 Watts, A. (1957). The way of Zen. New York : Vintage Books.

138 Глава 8. «Живая» супервизия

видения» сознания. Таким образом, надежность наших решений в конечном счете зависит от нашей способности «чувствовать» ситуацию, от степени развитости «периферического видения» (pp. 13-15).

Когда супервизор может в реальном времени видеть, как семья рассаживается в кабинете терапевта, это напоминает разбрасывание стеблей тысячелистника и исследование образовавшихся фигур. Ответы возникают не в этих фигурах, а в нашем сознании, сосредоточенном на стеблях тысячелистника или на порядке, в котором рассаживаются члены семьи в кабинете. Супервизор может позвонить терапевту и попросить его пересадить членов семьи, например посадить так, чтобы сын сидел не между родителями, а отдельно от них. Когда это будет сделано, у супервизора может вдруг возникнуть интуитивное понимание того, что нужно делать с семьей, примерно так же, как если бы он раскидывал стебли тысячелистника и рассматривал образующиеся фигуры.

Необходимо подчеркнуть, что супервизору стоит следовать своим побуждениям. Идея может прийти в голову во время наблюдения за ходом терапии, и тогда ее стоит реализовать, даже если в этот момент супервизор сомневается, следовать ему этому побуждению или нет. Позже он, возможно, пожалеет, что не сделал этого.

Смотреть через зеркало на то, какие фигуры образует семья, рассаживаясь, так же как и рассматривать расклад в И Цзин, полезно только в том случае, если мы используем свою интуицию, фокусируясь на фигурах, и действуем, повинуясь своим импульсам.

«Живая» супервизия. Пример 1: несправедливость

Супружеская пара (обоим еще нет и тридцати), женатая уже около семи лет, пришла на терапию с вопросом: разводиться им или нет. Они оба не были удовлетворены своим браком, но ни один не хотел делать шагов, направленных на изменение ситуации, особенно шагов навстречу другому. Оба они были профессионалами, весьма изощренными в психотерапии.

Психотерапевтом в этом случае был Рон Редман (Ron Redman), бывший священник и большой специалист по работе с парами. Редман по большей части побуждал их высказывать свои чувства по отношению друг к другу и давал прямые советы. В это время он сам проходил обучение, так как хотел научиться директивной краткосрочной терапии. Он держался профессионально, в слегка простонародном стиле. Одна из его главных отличительных черт заключалась в том, что он предоставлял супругам равное время для высказывания своих мыслей, так как его учили, что терапевт должен сохранять нейтралитет.

Во время первого интервью были исследованы проблемы супружеской пары и ситуация в целом. Жена сказала, что ее муж все время недоволен и дуется. Муж сказал, что жена игнорирует его и что она несчастна в этом браке. Дома они часто спорят и кричат друг на друга. Хотя они общались со своими родителями, создалось впечатление, что у них нет проблем со старшим поколением (свекор, свек-

«Живая» супервизия Пример 1: несправедчивостъ 139

ровь, теща, тесть), и родителей решили пока на терапию не приглашать. Оба супруга были высококвалифицированными специалистами и успешно делали карьеру. Жена недавно перешла на новую должность и много работала. Когда терапевт поговорил с ней наедине, она сказала, что часто задерживается на работе, даже если в этом нет необходимости, настолько ей неприятно идти домой.

При описываемом подходе на первом интервью или в начале второго с супругами можно встречаться или индивидуально, или всем вместе. Полезно получить информацию, которую каждый из них не хочет выкладывать в присутствии другого. Например, иногда один из супругов приходит на терапию скорее с намерением развестись, чем спасти свой брак. Незнание этого может привести к напрасной трате времени. Когда терапевт встречается с супругами по отдельности, возникает проблема сохранения конфиденциальности, но выгода перевешивает недостатки. Супруги просят не раскрывать их секретов, но терапевту не стоит попадаться на эту просьбу. Терапевт может взять на себя ответственность за то, что делать с доверенными ему секретами, и в этом нет ничего плохого.

Есть еще одна причина встречаться с супругами по отдельности: для того чтобы дело двигалось, терапевту нужно обладать авторитетом, а авторитет требует власти. Один из путей получения власти — контроль над информацией. Если терапевт проводит только совместные встречи с супругами, каждый из них в курсе относительно того, что говорит терапевту другой. Если же терапевт встречается с ними по отдельности, они не будут знать, о чем говорил с их половиной терапевт. Знать это будет только терапевт. Так как у терапевта больше информации, чем у любого из супругов, он обладает большей властью. Если супруги схватились и их никак не разнять, то, для того чтобы хоть как-то двигаться вперед, терапевту нужен авторитет.

Целью этого описания является второе интервью с вышеупомянутыми супругами. На первом интервью терапевт не дал никаких указаний, и супруги вернулись, ожидая еще одного обсуждения своей неудовлетворенности. Второе интервью и началось с такого обсуждения, при этом каждый из них жаловался на другого терапевту. Дискуссия была такой, какую интеллектуальные, владеющие ораторским мастерством пары, если им это позволить, могут вести в течение многих сеансов, как это часто и бывает в частной практике. Однако в этом директивном краткосрочном подходе такое прекрасно высказанное доказательство интеллектуальности препятствует изменению, так как изменение требует действий.

Когда муж сказал, что он сомневается в любви своей жены, терапевт попросил его привести доказательства. Муж сказал: «Она совершенно не хочет проводить со мной время, я не получаю от нее почти никакой теплоты и чувства, физически и эмоционально». Жена перебила его, сказав: «Это неправда». Муж не согласился и продолжил: «Я чувствую себя полностью исключенным из ее жизни. Я что-то узнаю, только когда слышу, как она говорит об этом с другими по телефону. Я не чувствую, что она вообще хочет быть со мной. Я думаю, что она уже очень близка к тому, чтобы уйти, хочет быть сама по себе, без меня». Он добавил: «Я на самом деле очень старался, но не получил от нее никакой положительной обратной связи».

Терапевт сказал: «А как же момент, когда она потянулась к вам и прикоснулась? Вы на это никак не отреагировали». Муж ответил: «Я это заметил. Дома она

'40 Глава 8. «Живая» суперви шя

ак не делает». Жена гневно перебила его: «Это неправда! Все это абсолютная южь!»

Терапевт продолжал: «Какие могут быть доказательства того, что она любит iac?»

Муж ответил: «Ну, мы же здесь и все еще живем вместе».

Терапевт спросил: «Вы думаете, она интересуется кем-то другим?» (Когда он )стречался с женой индивидуально, она сказала, что у нее никого нет.)

«Не думаю, что проблема в этом. Нет», — сказал муж.

Терапевт сказал: «Вы чувствуете, что хотите большего контакта, но не получасе его». — «Да, это так, — сказал муж. — Мы притворяемся, будто что-то предпринимаем, вроде этой терапии. Из-за чувства вины или потому, что трудно сделать тоследний шаг».

«Вы ищете легкого решения?»

«Может быть, легкого выхода для нас обоих. Чувства какой-то ответственно-;ти за брак. В любом случае, я не чувствую, что меня очень сильно хотят».

Обернувшись к жене, терапевт спросил: «А вы? Как вы считаете, он вас любит или нет?»

«О, я думаю, он меня любит, — ответила жена. — Я знаю, он часто говорит, что ненавидит меня, но он тогда просто выходит из себя. Хотя, когда он это делает, мне Зольно, конечно... очень. Я хочу, чтобы он... я хотела бы, чтобы мне выражали свою любовь не так, как делает он. А он не хочет делать это так, как я хочу, так как не считает, что так, как я хочу, — лучше. Я думаю, что мы оба должны найти слова, которые бы позволили каждому высказывать это другому. И нам надо научиться с большей готовностью принимать разные выражения любви». Она добавила: «Я думаю, что он теряет терпение. И мне сейчас на самом деле очень плохо».

«Как вы считаете, сможете вы опять получать удовольствие от взаимоотношений с ним? Снова привлечь его?»

«Не знаю. Часть меня этого не хочет. И вообще, с какой стати я должна это делать. Если он не хочет что-то менять, я не готова делать больше него».

Все пары имеют правила общения, на которых основаны их взаимоотношения. В данном случае стало ясно, что пара следует правилу, согласно которому жена должна быть инициатором, а муж должен реагировать на начинания. Иногда кажется, что правилам взаимоотношений следуют так же неуклонно, как поезд идет по рельсам. Например, у супругов может быть правило, что жена несет ответственность, а муж — нет. Правило выполняется, что бы они ни делали. Если жена хочет сохранить деньги, то муж захочет их потратить. Если жена хочет пойти на семейную терапию, муж будет всячески избегать этого (симпатии терапевта обычно на стороне жены, потому что она говорит то, что должен говорить хороший клиент, тогда как муж даже прийти не хочет). И так далее. Естественно, что поведение такой пары систематически взаимно подкрепляется: чем более безответственно будет вести себя муж, тем более ответственной станет жена, а чем больше она берет на себя ответственности, тем меньше ответственности у мужа.

Правило этой конкретной пары, состоящее в том, что жена должна выступать инициатором контакта, а муж должен на это реагировать, является правилом,

*Жиоая* супервизия. Пример ^несправедливость 141

которому следует множество пар. Часто пары бывают вполне удовлетворены этим правилом. Однако если они им недовольны, изменения становятся необходимостью. В этом браке в какой-то момент жена перестала инициировать контакты (как она сказала: «Я чувствую, что не должна») и стала ждать, как прореагирует муж. Он не взял на себя ее «обязанность». Соответственно, жена столкнулась с необходимостью решать: или вернуться к инициированию контактов, или ждать, когда это сделает муж, притом это ожидание вполне вероятно затянется до бесконечности.

Примерно через 20 минут после начала второго интервью супервизору за зеркалом стало ясно, что кроме дискуссии в кабинете ничего не происходит. Супруги были готовы без конца говорить о своих мыслях и чувствах, но для того, чтобы что-то изменилось, необходимо действовать. Вопрос был: «Кто что будет делать?» Казалось, муж ждет, когда жена начнет что-то; жена, недовольная ролью инициатора, ждала, что что-то сделает муж; оба супруга ждали каких-то действий от терапевта, а терапевт ждал их от супервизора. Осознав ситуацию, супервизор вызвал терапевта из кабинета для консультации.

Супервизору необходимо было что-то предпринять, чтобы превратить эту терапевтическую беседу в действие, способное вызвать изменение. Беседа не меняет людей, если только в ней эксплицитно или имплицитно не содержатся директивы. Супервизору казалось очевидным то, что супруги хотят остаться вместе, при этом ни один из них не был готов сделать шаг навстречу другому. Видимо, первый шаг должен был организовать терапевт. Тем временем, в действительности, терапевт препятствовал изменению своим нейтральным поведением, которое поддерживало отношения супругов, нуждающиеся в изменении.

Для супружеских пар, приходящих на терапию, типична ситуация, когда один из супругов имеет больше власти, чем другой. Чтобы определить, кто из супругов обладает большей властью, необходимо в первую очередь обратить внимание на то, кто из них угрожает уйти. В данном случае это могла делать жена и, очевидно, не мог делать муж. (Часто при возникновении каких-то проблем один из супругов регулярно угрожает бросить другого, и этот другой сразу сдается. Но если в какой-то момент тот, кто все время уступает, говорит: «Хорошо. Расходимся», это приводит обоих в отчаяние, и они приходят на терапию.)

В этой паре позиция жены была выше позиции мужа. Когда она была недовольна, она уходила и занималась своими делами. Муж сидел расстроенный дома и ждал ее. Терапевт, столкнувшись с этим неравенством, повел себя справедливо и относился к ним одинаково, и, таким образом, его нейтральная позиция поддерживала это неравенство. Нейтральная позиция терапевта показывает, что менять ничего нужно, даже если терапевт желает для пары изменения. К сожалению, при обучении супружеской терапии учителя имеют тенденцию подчеркивать, что терапевт должен вести себя с супругами равным образом. Боясь нечаянно образовать коалицию с одним супругом против другого, терапевт не может целенаправленно создавать такие коалиции в качестве части терапии. Кроме того, если терапевт одинаково относится к супругам, отношения которых неравны, он поддерживает это неравенство, вместо того чтобы изменить его.

142 Глава 8. «Живая» супервизия

Супервизору казалось очевидным, что эта пара увязла в борьбе и попытки каждого из них изменить другого приводят лишь к дальнейшему увязанию в неравных отношениях. Было ясно и то, что пара приготовилась вечно обсуждать свои отношения (по крайней мере, несколько месяцев). Нужны были действия, которые могли бы их дестабилизировать. Ригидность их отношений предполагала, что, возможно, необходимы крайние меры. Для супервизора проблемой были не супруги, а терапевт, который упорствовал в «справедливости» и не желал производить действия, если они предполагали создание коалиции с одним из супругов.

Группа обучающихся за зеркалом считала, что интервью идет хорошо, поскольку супруги выражают свои чувства и говорят о своих различиях. Структура ситуации, неравенство супругов и их нежелание делать что-то новое — для группы все это было неочевидно. Большинство обучающихся считало, что терапевт должен продолжать беседу, в которой его основная задача — побуждать супругов выражать свою точку зрения. Все их внимание было отдано супругам, а не треугольнику супруги—терапевт. Кроме того, они не видели и треугольника, включающего супервизора. Стало быть, это была хорошая ситуация для обучения.

Данный случай — подходящий пример для обучения треугольнику отношений. Некоторые обучающиеся никак не могут научиться объяснять поведение в смысле триады, как положено любому хорошему психотерапевту. Если терапевт-мужчина проводит индивидуальную терапию с женой, то он образует треугольник, двумя другими вершинами которого являются муж и жена в браке; муж предполагает, что жена обсуждает его с другим мужчиной, собственно, так и есть. Когда терапевт встречается с парой, у него есть несколько возможностей. Он может образовать коалицию с женой против мужа, с мужем — против жены, или попытаться занять нейтральную позицию. Каждое высказывание одного из супругов толкает терапевта к этому человеку или отталкивает от него, а каждое слово терапевта, обращенное к паре, представляет собой предложение составить коалицию или уклониться от нее. Собственно, семейно-ориентированная супружеская терапия началась тогда, когда стало очевидным, что супружеская терапия предполагает треугольник, а пара меняется тогда, когда терапевт меняет свои отношения с ними. До этого открытия супружеская терапия была сосредоточена на паре, как если бы терапевт и в самом деле мог оставаться нейтральным (что в такой ситуации просто невозможно).

Терапевт, так же как его супервизор, не считал, что интервью проходит хорошо. Он все больше расстраивался, слушая повторяющиеся жалобы супругов, и начал убеждаться в том, что нужно что-то делать. Он только не знал, что именно. Его неудовлетворенность дала супервизору возможность побудить его измениться.

Вмешательство супервизора

Супервизор спросил у терапевта: «А вы вообще можете быть несправедливым?» Терапевт не вполне понял, что имеется в виду. Супервизор пояснил свой вопрос, спросив, может ли он выбрать одного из супругов и сказать ему, что он совершенно не прав, а его партнер полностью прав. Терапевт ответил, что не думает, что

*Живая* супервизия Пример 1: несправедливость 143

сможет, так как это неправда. Он уверен, что ни один из супругов никогда не бывает полностью прав, а другой так же абсолютно неправ, ведь супруги создают свои беды вместе. Супервизор согласился, что это, наверное, правильно, если брать причины супружеских бед, но они не обязательно имеют отношение к терапии. Понимание причин не предполагает выдвижение гипотезы, приводящей к изменению.

В этот момент супервизор сказал терапевту, что ему следует принять сторону одного из супругов и сказать им, что один из них прав, а другой ошибается. Однако прежде чем это простое предложение было принято, пришлось пройти через несколько стадий, схожих с теми, которые проходит клиент, побуждаемый терапевтом на действие. Дискуссия между терапевтом и супервизором не записывалась, но такой процесс обычно происходит в следующей последовательности.

1. Супервизор беседует с терапевтом о том, как несчастна эта пара и как необходимо помочь им измениться. Он подчеркивает, что терапевт, конечно же, сам хочет этого.

2. Он высказывает предположение, что если терапия будет продолжаться в том же духе, супруги не смогут измениться и так и останутся со своими бедами.

3. Он настаивает на том, что терапевт должен что-то сделать, так как этого ждут от него супруги, и на том, что если у него нет собственного плана, он должен будет принять план супервизора.

4. Супервизор объясняет свой план, согласно которому терапевт должен быть несправедливым и сказать, что один из супругов прав, а другой — нет.

5. Он говорит, что отношения терапевта с парой уже достаточно хорошие и супруги смогут принять его интервенцию и не сбежать.

Частично предложения супервизора были нацелены на то, чтобы расширить возможности терапевта. Он был слишком предсказуем, а это может в некоторых случаях вызвать проблемы. Дискуссия за зеркалом продолжалась по меньшей мере 10 минут, прежде чем терапевт согласился поступить несправедливо. Супервизор предоставил ему возможность выбирать — или поступить несправедливо, или потерпеть неудачу. Последнее замечание, по-видимому, помогло больше всего: супервизор сказал, что другие терапевты смогли стать несправедливыми. Терапевт сказал, что он тоже может быть несправедливым, как и другие терапевты, и пошел в терапевтический кабинет.

Кого же из супругов выбрать для создания коалиции? Любого из них можно было обвинить в том, что их брак несчастен, и для любого выбора было вполне достаточно оснований. Супервизор предложил обвинить мужа. Нужно было настаивать на том, что жена вообще ни в чем не виновата, а все проблемы — в муже. Частично выбор пал на мужа, так как он не брал на себя инициативу в отношениях и была возможность это изменить. Это понравилось бы жене, а ее ответные реакции в конечно счете удовлетворили бы мужа. Другой причиной был его пол: терапевту-мужчине легче обвинить мужа и заявить, что проблема в нем. Естественно, то же самое можно сделать и при другом распределении полов, но это будет сложнее. Когда женщина-терапевт обвиняет мужа, муж может посчитать,

144 Глава 8 «Живая* супервшия

что на него нападают две женщины. В этом случае женщине-терапевту следует подчеркнуть свою профессиональную позицию; тогда муж не будет видеть перед собой двух женщин, а будет считать, что против него его жена и специалист. Соответствующим образом подготовленный терапевт любого пола сможет выбрать такой подход к созданию коалиции, который удовлетворительно разрешит все вопросы, связанные с отношениями мужское—женское.

До того как интервью возобновилось, терапевт и супервизор спланировали интервенцию. Терапевт должен был попросить супругов в течение трех месяцев не угрожать разводом, чтобы дать терапии шанс. Пока такой контракт длится, могут произойти различные изменения. Затем терапевт должен был сказать мужу, что он полностью не прав в том, как он обращается с женой. Терапевт должен был подчеркнуть, что проблема в нем, а жена совершенно ни при чем, и настоять на том, чтобы муж спасал брак (т. е. начал опять ухаживать за женой), так как он теряет ее.

Прогнозирование реакции — часть стратегии. Ожидалось, что муж может заявить, будто он не в силах ухаживать за женой, потому что между ними все так плохо. Предвидя это возражение, терапевт должен был сказать мужу, что поначалу, если это будет необходимо, ему придется вообразить, что он любит ее, и, если понадобится, ему придется себя заставить, а потом он будет развивать в себе это чувство. По мере того как терапевт обсуждал терапевтический план с супервизором и все яснее понимал, как ему действовать, он начал испытывать все больший энтузиазм. (Обучающиеся часто неохотно соглашаются использовать конкретный подход, поскольку не знают, как это сделать.) Он вернулся в кабинет с намерением повести себя несправедливо и будучи способен на это.

Терапевтическая интервенция

Когда терапевт сказал супругам, что он хотел бы встречаться с ними как минимум в течение трех месяцев, жена спросила полушутя: «Вы считаете, что нам осталось только три месяца?»' Сделанное замечание указывало на еще одно объяснение того, почему супруги были настроены на долгие разговоры на сеансах. Часто по тому, как супруги предъявляют свои проблемы, можно понять, планируют ли они проходить долгосрочную терапию. Это значит, что они говорят на общие темы, об абстрактных проблемах. Выглядит это так, будто они собираются играть в долгую игру и не видят причин торопиться. Ограничивая время терапии, терапевт может заставить пару работать с реальными жизненными проблемами.

Терапевт ответил жене, что трех месяцев будет достаточно, а в спешке нет необходимости, так как проблемы существуют уже довольно давно. Затем терапевт сказал мужу: «Судя по тому, что я сегодня услышал, вы действительно можете потерять свою жену. Я считаю, что то, что вы делаете, — совершенно неправильно. Я думаю, что вы наделали много глупостей. Вы делаете все, чтобы оттолкнуть ее — не разговариваете с ней, не показываете ей своего гнева, не ищете ее, не ухаживаете за ней». Муж сидел тихо и выглядел серьезным. Терапевт добавил: «Я думаю, сейчас — самое время начать за ней ухаживать. Вы гоните ее куда-то от себя, к друзьям, позволяете ей слишком много работать, не проводите с ней время. Вам

Представленные здесь словесные диалоги взяты из стенограммы видеозаписи.

«Живая» супервизия. Пример 1 несправедливость 145

на самом деле нужно... я бы сказал, что если бы мне нужно было бы прямо сейчас сделать выбор... я сказал бы, что вы совершенно не правы. Это ваша вина. Если вы хотите, чтобы эта женщина осталась вашей женой, вам надо сойти с пьедестала, следовать за ней и ухаживать за ней. Вам действительно нужно взять на себя эту ответственность. И вообще, сейчас самое благоприятное для этого время года — весна, кровь играет. Я считаю, что это начало новой жизни. Сейчас самое время убедить себя сделать это, чтобы через три месяца вы могли бы с полной уверенностью сказать, что вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы завоевать эту женщину себе в жены. Это — как заново жениться».

Видя, как спокойно, твердо и доброжелательно терапевт производил эту интервенцию, наблюдатели никогда не сказали бы, что ему было трудно. Как только он уверился в необходимости такого подхода, он стал осуществлять его с воодушевлением и на высоком уровне. Глядя на жену, он добавил: «А вашей вины здесь нет». Снова обратившись к мужу, он сказал: «Вначале вам, возможно, придется притвориться, потому что сейчас вы не в себе, вы все еще чувствуете себя обманутым и нежеланным. Вам придется притворяться неделю или около того, что вы влюблены в нее. Приложите усилия. Как только вы начнете что-то делать, вы вдруг осознаете: "Смотри-ка, а наш брак становится лучше". Так вот, я собираюсь возложить на вас ответственность. Вам не нравятся мои слова — действительно, выслушивать такое непросто. Но я совершенно не вижу ничего такого, что говорило бы о виновности вашей жены в возникновении проблемы».

Жена перебила его, сказав: «Что-то все-таки должно быть».

«Нет», — ответил терапевт.

Муж подался вперед и сказал: «Давайте поговорим об этом. Я говорю вам, что все это — бред собачий».

«Нет, — настаивал терапевт. — Вы действительно должны ухаживать за своей женой».

Муж сказал с нажимом: «Она проводит время, рассказывая мне, что все, что я делаю — плохо, и сам я — тоже дерьмо».

«Вам стоит убедить ее, что это не так, — ответил терапевт. — Вы должны убедить ее в этом, начав за ней ухаживать, встречать ее с работы, звонить ей в течение дня».

«Я звоню ей в течение дня. Я не могу дозвониться. Она никогда не перезванивает. Она слишком занята».

«Отпроситесь с работы и встретьтесь с ней за ланчем, — предложил терапевт. — Проводите с ней время, не позволяйте ей пропадать из виду. Она — ценное приобретение. Если вы цените ее больше, чем маргарин, тогда вам лучше следовать за ней, потому что она собирается растаять».

«Это правда, — сказал муж, — я в этом уверен».

«Вам на самом деле стоит перейти в наступление... занять активную позицию и следовать за ней... и не говорить о критике. Она просто хочет вас проучить».

«Да, но ее критика звучит не как "Мне не нравится, когда ты это делаешь", она говорит: "Я ухожу"».

«Идите вместе с ней».

146 Глава 8. «Живая* супервизия

«Меня не приглашают».

«Не стоит ждать приглашения, вы — мужчина в доме».

«Она не бывает дома. Она каждый вечер приходит домой в полдевятого, в девять. Я каждый вечер прихожу домой первым. Что я могу сделать? Я сижу дома».

«Идите встречать ее к месту работы».

В этот момент терапевту позвонил супервизор. Пока они разговаривали по телефону, жена потянулась к мужу и погладила его по руке. (Так как жену полностью освободили от обвинений в развале брака, ей пришлось проявить активность, потому что она знала, что это неправда.) Он отреагировал словами: «Все в порядке».

По телефону супервизор предложил не обсуждать с мужем абстрактные вопросы, а перечислить конкретные вещи, которые муж мог бы сделать уже завтра. Как только терапевт повесил трубку, муж сказал: «Да уж, после двух часов это слишком смелое заявление», имея в виду, что у них было всего второе интервью.

«Я хочу, чтобы вы подумали над этим и избавились от всех препятствий», — сказал терапевт.

«Мы уже думаем», — ответил муж, имея в виду себя и жену как диаду.

«Что вам нужно сделать завтра, чтобы она не просочилась у вас сквозь пальцы, не ускользнула от вас?» — спросил терапевт.

«Отказаться от всех своих убеждений» — ответил муж.

«Ну, вы должны их изменить в ближайшие две недели».

«Я, пожалуй, не хочу этого делать».

«Ладно, что могло бы вам помочь?.. Что вы могли бы сделать уже завтра, чтобы убедить ее, что она — любовь всей вашей жизни?»

«Я в этом совершенно не уверен».

«Я понимаю, что поначалу для вас это будет трудно, так как вы колеблетесь».

«Ей нужен определенный человек, а я не такой. И никогда таким не стану».

«А вы можете стать таким на завтрашний день?»

«Ладно, но какой в этом смысл? Потому что, когда я вернусь в свой привычный облик, она тоже вернется к тому, что я ей не нравлюсь».

«Ну, вы можете убедить себя, что вы в силах изменить свое поведение. Не застревайте на мелочах, потому что, ребята, сейчас вы застряли».

«Да, вы правы».

«Одному из вас придется измениться. Но если вы не изменитесь, то вы лишите ее возможности ответить вам. Так что вы действительно должны сделать первый шаг и начать за ней ухаживать».

«Я знаю, что мне делать, и именно это я делал последние несколько недель. Я должен проявлять огромный интерес к ее работе и в то же время быть очень осторожным и не задавать никаких вопросов, которые могли бы задеть ее, содержали бы критику или намек на то, что она — не совершенство. Запрещены любые равноправные диалоги, а мне предлагается стать похожим на ее родителей, мне кажется. Просто "все, что ты делаешь — совершенно". А я — не такой».

«Это, должно быть, непросто для вас. А вы могли бы представить себя хорошим слушателем?»

«Живая» супервизия Пример 1s несправедливость 147

«Мне не разрешают спросить даже "Что случилось? Что произошло?", только — "О, не беспокойся об этом, ты прекрасна, а то, что случилось на работе — все ерунда". Но я не такой человек».

«Сдается мне, что ваша жена тоже не такой человек. Это грубо — говорить про нее, что вы не можете вытянуть из нее никаких фактов».

Когда терапевт таким образом выводит клиентов из себя, необходимо доходить до крайности. Нужно не только полностью освободить от ответственности жену, но и убеждать мужа, что он груб с ней, если позволяет себе ее критиковать, и что непохоже, чтобы жена вела себя так, как он говорит.

«Я все знаю о ее работе, — сказал муж. — Я знаю, как зовут сотрудников, знаю, что происходит в течение дня, но я не могу спрашивать о чем-то существенном. Что-то случается, босс недоволен, а мне не разрешается...»

Жена перебила: «Потому что босс наорал на меня и я расстроилась, и уж меньше всего мне было нужно, чтобы рядом крутился мой муж и допрашивал меня. Тогда мне хочется тебе сказать: "Все в порядке"».

«Просто слушать и при этом не чувствовать себя человеком второго сорта. Для вас это, должно быть, сложно», — сказал терапевт мужу.

«Он не может этого», — сказал жена.

«Мне это будет трудно, я не такой».

«Но вы можете научиться этому, ведь так?» — спросил терапевт.

В процессе интервенции диалог супругов стал меняться. Они больше не употребляли абстрактных заумных слов. Они начали обсуждать изменение напрямую. Терапевт продолжал настаивать на том, чтобы муж предпринял определенного рода действия и начал ухаживать за женой, супервизор продолжал звонить и предлагать различные способы того, как рассказать супругам о том, что им нужно делать и как можно справиться с ожидаемыми трудностями. Например, терапевт предположил, что муж пытается сделать жене приятное, затем пристает к ней, а она отвергает его. Но эту ситуацию можно изменить, если муж будет следовать намеченному плану. Это было сделано для предотвращения ситуации, когда муж без особого энтузиазма ухаживает за женой, за! ем предлагает ей секс, который она отвергает, и муж получает повод сказать, что предложенная интервенция не сработала.

После этого муж рассказал, что за день до этого интервью он купил жене подарок и ходил по магазинам — искал еще один. Терапевт, продолжая давить на мужа, ответил на это: «А вы можете сделать еще больше?» В какой-то момент интервью муж успокоился, и стало ясно, что он прямо сейчас решает, развестись ему или все-таки начать действия, которые, как он считал, были необходимы. Одна из опасностей такого дисбалансного подхода заключается в том, что он делает неизбежным решение о судьбе брака. Муж чувствовал, что они с женой больше не могут пассивно плыть по течению, что он должен что-то сделать и должен решить, готов ли он на действия, необходимые для сохранения брака. С этого момента жена, чувствуя насколько тяжелы раздумья мужа, начала все больше нервничать. Когда она начала настаивать на том, что это она должна что-то сделать, терапевт ответил, что в какой-то момент действия могут потребоваться и от нее. Затем он продолжил свое безжалостное давление, направленное на изменение мужа, предлагая ему

148 Глава 8. «Живая » супервизия

купить билеты и удивить жену походом на шоу, пригласить ее на обед и так далее. Когда он громко осведомился, не сердится ли на него муж, муж отрицательно покачал головой. Он уже знал, что терапевт на его стороне, он просто предлагает ему необходимые действия. В какой-то момент терапевт спросил мужа, считает ли он, что ухаживание за женой сделает брак счастливее. Муж ответил: «Не сомневаюсь». Этими словами он фактически возложил на себя обязательство или что-то сделать, или развестись. Побуждаемый терапевтом, муж нарушил свое молчание и начал говорить, очевидно, решив, что брак стоит затрачиваемых усилий.

Когда интервью закончилось, терапевт, по предложению супервизора, спросил мужа, какие розы больше всего нравятся его жене. Муж ответил, что ей вообще не нравятся розы. Жена кокетливо ответила: «Когда я такое говорила?» Терапевт предложил мужу выяснить, какие цветы нравятся его жене.

На следующее интервью супруги пришли веселые. Муж начал рассказывать о том, что произошло за неделю, и описал целый ряд своих действий по ухаживанию за женой. (Терапевт, по предложению супервизора, за это время несколько раз звонил мужу, чтобы оказать ему поддержку). И муж, и жена решили что-то предпринять, чтобы спасти свой брак и перестагь вести бесконечную позиционную войну, в которой никто не хотел сделать первый шаг.

«Живая» супервизия. Пример 2: развал коалиции

В ходе терапии молодой супружеской пары возникла проблема, которая потребовала помощи супервизора1. Жена заинтересовалась другим мужчиной и колебалась — остаться ли ей с мужем или уйти к другому. Муж хотел, чтобы жена осталась с ним, и, хотя очень злился на нее из-за другого мужчины, старался сделать ей приятное и умиротворить ее.

Терапевт затруднялся помочь этой паре выйти из тупика. Проблема для супервизора состояла в том, что терапевт принял сторону жены против мужа. Терапевт сначала встретился с женой индивидуально, а потом встретился с ней еще раз, так как был под впечатлением того, насколько сложна и интересна ситуация, в которой оказалась жена. Когда терапевт пригласил на терапию мужа, он сначала поговорил с ним наедине, чтобы сбалансировать свои отношения с супругами. Но терапевт уже симпатизировал жене, она ему очень нравилась, так что даже отдельная встреча с мужем не изменила его отношения. Терапевт создал видимость равного отношения к обоим супругам, но при этом подспудно и он, и жена считали, что муж не совсем такой, каким должен быть. Создавалось впечатление, что эта коалиция не дает мужу действовать. Например, муж говорил, что он пытается снова завоевать свою жену, уделяя ей больше внимания. Теперь, когда жена заговаривает с ним, он опускает газету и слушает ее. Когда я, супервизор этого терапевта, услышал эти слова, будучи в комнате за зеркалом, я не счел, что такое поведение представляет собой уж очень большой шаг по завоеванию жены мужем,

Отчет об этом случае взят из: Haley, J. (1988). Reflections on supervision. In H. A. Liddle, D. С Breunlin, & R. С Schwartz (Eds.), Handbook of family therapy naming and supervision (pp. 358-367). New York : Guilford Press.

«Живая» супервизия. Пример 2. развал коалиции 149

особенно если у жены возникли отношения с романтичным и внимательным мужчиной.

Такие минимальные усилия мужа можно проинтерпретировать по крайней мере тремя различными способами. Во-первых, можно счесть, что он — человек невежественный и не умеет быть романтичным (и какая терапия может его научить?). Во-вторых, он может злиться на жену за это приключение. В-третьих, он, возможно, реагирует на социальную ситуацию, включающую психотерапевта, т. е. он не чувствует особого желания предпринимать серьезные попытки завоевания жены, когда его жена и терапевт словно снисходят к его усилиям. Например, когда терапевт очень доброжелательно спросил жену: «Как вы считаете, ваш муж что-нибудь делает, чтобы снова завоевать вас?», она неохотно ответила: «Возможно». Если муж считает, что психотерапевт и его жена в душе против него, он не будет особо стараться вернуть жену, особенно если это, видимо, именно то, чего хочет терапевт.

Мне было ясно, что терапевт, сам того не желая, включился в этот треугольник на стороне жены, причем так, что изменение было невозможно. Жена не могла решить, остаться ли ей с мужем или уйти к другому. Муж злился на терапевта и жену и нехотя предпринимал какие-то шаги, чтобы сохранить брак. Я давил на терапевта, чтобы он разрешил эту проблему, а он колебался и не мог действовать, так как не знал, чего я хочу. Я не знал, чем ему помочь. Мы все застряли.

Супервизор мог бы в таком случае обсудить с обучающимся природу брака, вопрос о внебрачных увлечениях, стадии супружества и так далее, но делая при этом упор на сбор информации. Однако вопрос об изменении этой пары в такой рефлективной дискуссии вряд ли был бы поднят. Супервизор, сосредоточенный на личности терапевта, стал бы объяснять ему, что он принял сторону жены, и, возможно, предложил бы ему самому подвергнуться терапии. Возможно, такой супервизор предложил бы терапевту вместе исследовать брак терапевта, полагая, что собственные супружеские трудности терапевта создали ему проблемы в клинической практике. Возможно, такой супервизор заставил бы обучающегося разыграть его собственный брак или, скажем, брак его родителей, стараясь помочь ему проработать проблему, возникшую при работе с этой парой.

Супервизор также мог бы посчитать, что такие ситуации встречаются часто и любой терапевт имеет шанс когда-нибудь невольно создать коалицию с одним из супругов против другого. Это — одно из возможных следствий проведения супружеской терапии, и даже очень опытные терапевты иногда обнаруживают, что сделали такую ошибку.

Задача супервизора в данном случае — освободить терапевта от вредной коалиции, если он не может сделать этого самостоятельно. Не стоит считать, будто собственные супружеские проблемы терапевта имеют какое-либо отношение к делу или служат извинением. Эмоциональные проблемы терапевта не должны влиять на его работу. Более того, терапевт может зациклиться на мысли, что состоит в коалиции с одним из супругов, и задача супервизора постараться этого не допустить. Здесь нужно не размышлять, а действовать. Если супервизор проницательно отмечает, что за создание коалиции несет ответственность терапевт, он может принести вред. Очень вероятен вариант, что, стараясь умаслить супервизора, терапевт бросит жену и попытается переметнуться на сторону мужа. Затем

150 Глава 8. «Живая» супервизия

«брошенная» клиентка начнет выяснять, что же она сделала неправильно, а новый союзник будет воспринимать терапевта как неискреннего и неестественного.

Находясь за зеркалом вместе с группой обучающихся, я наблюдал за тем, как терапевт и жена слегка высокомерно растолковывали мужу, что когда он пытался сделать жене приятное, у него вышло не то, что нужно. Я искал способы изменить баланс отношений супругов с терапевтом. Позиция мужа была слабой, тогда как жена, благодаря поддержке терапевта, обладала сильной позицией. Терапевту необходимо было слегка ослабить жену и усилить мужа, изменяя свои отношения с ними. Но он должен был сделать это так, чтобы не оскорбить и не оттолкнуть жену. Я полагал, что супруги не смогут изменить отношения между собой, пока терапевт не изменит свое отношение к каждому из них, а терапевт, скорее всего, не изменит его, пока я не изменю свое отношение к нему.

Пока я думал, какое мне дать указание, женщина из группы обучающихся заметила, что жена выглядит не слишком женственной. Действительно, она была одета в мужскую рубашку и джинсы. «Наверное, — сказала обучающаяся, — она так одевается, чтобы держать мужа подальше от себя». Я решил, что это полезное наблюдение, и позвонил терапевту. Он должен был по моему предложению сказать мужу, что он увидит, что добился успеха в ухаживаниях за своей женой, когда жена начнет вести себя с ним более женственно.

Терапевт повторил это замечание супругам, и жена немедленно возразила ему. А муж, который в первый раз с начала интервью оживился, выглядел довольным и сказал, что благодарен за эти слова. Жена, протестуя, сказала, что если мужу нужны более женственные дамы, он может поискать их в другом месте. Терапевт сказал, что просто подумал, что ему надо упомянуть об этом, и перешел к другим вопросам.

После этой простой интервенции муж и жена стали вести себя как равные, и терапевт больше не был союзником жены. На следующем интервью муж настаивал на том, чтобы жена сделала выбор между ним и другим мужчиной. Очевидно, он приберегал этот ультиматум, чтобы произнести его в присутствии терапевта, в справедливость которого он теперь верил. Жена сделала свой выбор.

Этот пример поднимает специфическую проблему супервизии. Терапевт последовал указаниям супервизора и вдруг обнаружил, что он свободен от стреножившей его коалиции, но не понял, как это получилось. При данном терапевтическом подходе клиентам обычно не говорят, почему или каким образом интервенция приводит к изменениям. Так должен ли супервизор говорить об этом обучающемуся? Не логично ли обучать терапии, которую клиент не будет осознавать, с помощью тренинга, который не будет осознавать терапевт? Теперь уже многие терапевты вполне уютно чувствуют себя при мысли, что могут изменить семью, не вдаваясь в объяснения природы изменений. Из этого логически следует, что супервизор может добиться изменений у обучающегося, манипулируя им и не давая ему осознать это.

Цель психотерапевта — разрешить семейную проблему. Механизмы решения этой задачи не следует раскрывать семье, если это понимание может помешать самому изменению. В представленном случае терапевт мог объяснить паре, что его

«Живая» супервизия. Пример 2:ра.шал коалиции 151

замечание про женственный облик имело целью поддержать мужа и сделать его отношения с женой более равными. Хотя их реакции не так предсказуемы, как нам бы хотелось, все же можно сказать, что такое объяснение вызвало бы у обоих противодействие. Это помешало бы дальнейшему течению терапии. Терапевта, который стремится быть во всем честным с клиентом, как правило, в конце концов перестают уважать. Терапия — это не повседневное общение, не дружеский разговор, где уместно говорить по душам.

На вопрос о том, нужно ли супервизору объяснять свои действия обучающемуся терапевту, можно ответить, обратившись к целям супервизора и терапевта. Должен ли я как супервизор объяснять терапевту, почему он освободился от коалиции с женой, если он этого не понимает? В том, что касается механизмов психотерапии, клиенту делать нечего, но ведь терапевту нужно их знать. Моя задача как супервизора — не только помочь обучающемуся изменить эту пару, но и объяснить ему, как изменять несчастливых супругов в будущем. Чтобы достичь этой цели, необходимо некоторое осмысление и категоризация его взаимодействия с семьей. Однако стоит отметить, что многие хорошие психотерапевты не делают этого. Как профессиональный наблюдатель за психотерапевтами, я пересмотрел записи терапевтических сеансов множества компетентных терапевтов. Я понял, что психотерапевт часто уверен в правильности предлагаемых интервенций, но если его попросить обосновать конкретную интервенцию и объяснить, почему он ее предпринял, он может затрудниться с ответом. В идеале терапевт создает терапевтическую теорию, а затем проводит терапию с клиентом, действуя в соответствии с этой теорией. Однако, по-видимому, чаще получается так, что терапевт сначала осуществляет конкретную интервенцию, а уже потом создает теорию, которая объясняет, почему его действия привели к успеху. Многие из тех, кто обучает психотерапевтов, используют метафоры и конкретные примеры для объяснения ситуаций, слишком сложных, чтобы их можно было объяснить «на пальцах».

Терапевты, готовые принять мысль о том, что терапия — это процесс воздействия и, стало быть, манипуляции, должны решить для себя, можно ли таким же образом проводить супервизию. Если можно изменять клиента так, чтобы он этого не осознавал, то можно ли обучать терапевта таким же образом? Каждый должен занять по этому вопросу свою позицию. Для обдумывания я предлагаю следующее высказывание: то, что происходит в психотерапевтическом кабинете, бывает настолько сложным, что использование осознанного осмысливания как единственного инструмента для работы просто невероятно.

В представленном здесь случае я объяснил психотерапевту, почему я предложил ему сделать замечание о женственности жены и почему я считал, что это поможет ему разорвать коалицию с ней. Он выправил дисбаланс, не оскорбив жену и поставив мужа в более равное положение. Я не уверен в том, необходимо ли было это объяснение терапевту, чтобы разрешать подобные ситуации в будущем. Самого по себе действия было бы достаточно.

Кажется, супервизору лучше иметь свободу в том, чтобы влиять на обучающихся, ничего им не объясняя, особенно если такие объяснения могут сделать их

152 Глава 8. «Живая»' супервишя

обучение слишком легким или помешать ему. Другое дело — если обучающийся собирается стать преподавателем или супервизором. В этом случае ему нужно научиться рефлексии, чтобы научить ей других. Таким образом, процесс обучения преподаванию сам по себе является учебной ситуацией.

Принцип тот же, что и в условно-рефлекторной терапии. Только здесь обучающийся терапевт должен научиться влиять на множество разных людей во множестве разных ситуаций, а это требует от него специального образования — как специалиста по изменению людей. Семье просто нужно знать, как жить вместе, не испытывая особых проблем.

«Живая» супервизия. Пример 3: Как извиниться перед своим пациентом за то, что вы вызвали у него необратимые повреждения головного мозга

Когда возникла теория коммуникации, все стали автоматически считать, что все слова пациента являются ответом на то, что сказал или сделал терапевт, хотя связь не всегда была ясна. Если пациент говорил: «Сегодня утром танкер с горючим опоздал на встречу с моей подводной лодкой», считалось, что это комментарий по поводу опоздания терапевта. Казалось очевидным, что пациенты часто считают метафору наиболее безопасным средством общения, так как в этом случае никого нельзя обвинить в критике, что вполне возможно, если высказываться прямо. С появлением в 1960-х гг. психотропных препаратов психиатрия снова стала рассматривать высказывания пациента просто как отражение нарушенного мышления, а не как реакцию на социальную ситуацию. Это стало большим облегчением для терапевтов, которым не нравились намеки, содержавшиеся в метафорах пациентов. Странное общение с пациентом снова стало восприниматься исключительно как сигнал психиатру о том, что для лечения необходимы лекарства и режим. Остался только один вопрос: какой препарат лучше всего прекратит эти разговоры и вернет человека под контроль общества? Психиатрическое общение начало становиться фармакологическим.

Однако иногда тот факт, что странные высказывания клиента относятся к терапевту, просто невозможно игнорировать, вне зависимости от желания терапевта. Терапевт может попытаться отрицать, что клиент говорит метафорически или намеками высказывает критику, но все же бывают ситуации, когда терапевт просто не может притвориться, будто замечание клиента — это всего лишь отражение расстройства мышления. Когда клиент многократно предлагает терапевту одну и ту же метафору, это означает, что он пытается высказать важные идеи. Иногда клиент и терапевт могут увязнуть в игре, основанной на избежании болезненных вопросов, связанных с психозами. В таком случае терапия будет тянуться до тех пор, пока не вмешается супервизор и не выведет их обоих из тупика.

Реджинальд в свои двадцать с небольшим был упитанным молодым человеком, который изводил всех и каждого своими настойчивыми заявлениями о том, что

«Живая» супервимя Пример 3 Как извиниться перед своим пациентом... 153

он совершил убийство. Особенно он «достал» своего терапевта доктора X., психиатра, проходящего обучение по резидентной программе, так как все три года индивидуальной терапии не говорил почти ни о чем другом, кроме убийства. Доктор X. терпеливо выслушивал, как Реджинальд снова и снова, и опять объясняет ему, что он совершил убийство и его долго преследовали, — как правило, это были мужчины в машине черного цвета, которые, как он подозревал, были агентами ФБР. Когда Реджинальда расспрашивали о деталях убийства, он немного смущался, жаловался на амнезию, из-за которой он забыл большую часть произошедшего, но сохранял уверенность в том, что он убил и в конце концов понесет наказание за это, мужчины в черном автомобиле приедут за ним и увезут.

Реджинальда несколько раз госпитализировали и годами держали в больнице. Большую часть своей взрослой жизни он принимал сильные антипсихотические препараты. В результате этого лечения у него развилась поздняя дискинезия — форма неврологического заболевания, вызываемого нейролептиками. Его симптомы были типичны для данного вида психического расстройства и представляли собой непроизвольные движения губ и рук и непроизвольные прищелкивания языком. Если Реджинальд концентрировал свое внимание на том, чтобы прекратить непроизвольные движения рук, ему это удавалось, но как только он отвлекался, движения возобновлялись. Непроизвольные движения губ искажали его лицо в отвратительной гримасе. Помимо дискинезии и страха перед парнями из черной машины, которые едут, чтобы арестовать его за убийство, у него была еще одна проблема — он не мог устроиться на работу, чтобы содержать себя.

Приняв участие в программе обучения семейной терапии, доктор X. привел с собой Реджинальда на «живую» супервизию. Супервизор обязал доктора X. встретиться с Реджинальдом в присутствии всей его семьи. Отец оказался инвалидом-диабетиком, с матерью тоже не все было в порядке. Казалось, прояснилась одна из причин того, почему Реджинальд не работал: он должен был оставаться дома и ухаживать за отцом. Кроме чисто физического ухода, он должен был еще снабжать отца хоть какой-то пищей для размышлений, чтобы не дать тому впасть в депрессию из-за своей болезни. Разумеется, отец Реджинальда часто весьма цветисто излагал свои мысли по поводу предполагаемого убийства, и его гнев помогал ему забыть о том, что его заболевание неизлечимо и, скорее всего, приведет к потере обеих ног. На семейном сеансе отец сказал, что не нуждается в том, чтобы Реджинальд сидел дома и заботился о нем. Мать была согласна сама заботиться о муже. Реджинальда включили в программу трудовой реабилитации, и он стал целые дни проводить вне дома, как и всякий работающий человек. Его родители вполне справлялись без его помощи. Однако Реджинальд продолжал рассказывать родителям и терапевту об убийстве и парнях в черной машине. И мать, и отец рассказывали терапевту, что Реджинальд выводит их из себя своими рассказами об этом преступлении.

По предложению супервизора терапевт убедил родителей, что им больше нет необходимости терпеть ради больного сына его нескончаемый монолог о предполагаемом убийстве. Родители пришли по настоянию терапевта на семейном сеансе к соглашению, что если Реджинальд еще раз расскажет им об этом убийстве, они немедленно наймут ему адвоката. Это означало, что они как бы стали рас-

154 Глава 8. «Живая» супервизия

;матривать это убийство как реальное событие, которое требует защиты в суде. ^В таких случаях часто бывает полезно буквально воспринимать метафору.) Родители упорно держались этого плана даже тогда, когда Реджинальд стал возражать, что адвокат — это дорого и вообще он может над ними посмеяться. Родители не только согласились на этот план, но согласились с большим воодушевлением. Они впервые получили практический совет о том, как им действовать, чтобы прекратить постоянные обсуждения убийства.

После этого семейного терапевтического сеанса Реджинальд всего лишь раз упомянул об убийстве при родителях. Они немедленно начали звонить адвокату. Реджинальд начал возражать, говорить, что не хочет, чтобы они тратили деньги, и обещал, что больше никогда не заговорит при них об этом преступлении, — и больше так не делал. Очевидно, он воспринял решимость родителей прекратить эти разговоры как знак того, что они не нуждаются в такого рода «помощи» от него. Эта реакция показывает, насколько нормальным может стать молодой человек с психозом, если его родители могут договориться между собой и отказаться терпеть определенное поведение. Однако на индивидуальной терапии Реджинальд продолжал «доставать» своего терапевта постоянными разговорами об убийстве.

С помощью своего супервизора доктор X. составил план работы с «преступлением» Реджинальда. Реджинальд как-то сказал, что ему повезло, что он сумасшедший. Если бы он был нормальным, люди в черной машине приехали бы и посадили бы его тюрьму за убийство. Терапевту посоветовали принять это высказывание всерьез и рассказать Реджинальду, какую это создает проблему для терапевта. Терапевту часто бывает полезно воспринимать метафору как касающуюся лично его.

Я позволю себе сделать отступление и описать еще один случай, в котором буквальное понимание метафоры оказалось весьма полезным. Я проводил терапию с пациентом с диагнозом «хроническая шизофрения» в Veterans Administration Hospital, в котором тот был заперт несколько лет. Я работал с ним так же, как и другие психотерапевты в 1950-е гг. — каждый день в течение часа. Мы считали, что «долгосрочная терапия» означает «глубинная терапия». У этого молодого человека — назовем его Сэм — была «словесная окрошка», т. е. он без конца говорил, и его речь казалась набором случайных метафор. Я интерпретировал это, но без какого бы то ни было успеха. Особенно раздражало, что Сэм настаивал, будто он богат, и что у него припрятаны миллионы долларов. В действительности же он был сезонным рабочим, который сошел с ума и был помещен в государственную клинику. Позже его перевели в госпиталь для ветеранов, после того как он назвал свой армейский учетный номер, который оказался точным, чего нельзя сказать о других названных им фактах его биографии, — например, в качестве места рождения он называл планету Марс.

Разговоры Сэма о его богатстве и обладании миллионами вторгались в наши терапевтические диалоги, и эта тема раздражала меня все больше и больше. Наконец я решил действовать. Тогда я уже начал приглашать Сэма на обеды к себе домой, чтобы дать ему хоть какое-то представление о жизни за пределами госпиталя; он был заперт там так долго, что уже ничего не помнил о той жизни. Моим детям он понравился, особенно его дикие метафорические дискуссии, которые они слушали как захватывающие истории. На терапевтическом сеансе после одного такого визита, когда Сэм снова начал говорить о своих миллионах, я сказал, что он был у меня дома и мог видеть, что я не

«Живая* супервизия. Пример 3: Как извиниться перед споим пациентом... 155

богат, а раз уж у него так много денег, то не мог бы он дать мне миллион долларов для выплаты кредита. Я сказал: «Почему бы вам не прийти ко мне с миллионом в эту пятницу?» В пятницу он пришел с рулоном денег для игры в «монополию». Я указал ему на то, что это не настоящие деньги и что в банке для выплаты кредита их у меня не примут. Я сказал, что разочаровался в нем, потому что он не помог мне в моих финансовых проблемах. Я приколол счет на стену своего офиса. После этого Сэм лишь раз упомянул о своем богатстве. Я просто показал на счет на стене, и он больше никогда об этом не вспоминал. Метафора исчезла, и мы стали строить для него планы о том, как ему покинуть госпиталь и найти работу.

Я сказал доктору X., что ему нужно буквально воспринимать метафору Реджинальда. И он это сделал, спросив у Реджинальда, что бы с ним было, если бы ему помогли стать нормальным. Он ответил, что, наверное, его бы посадили в тюрьму за убийство. Терапевт сказал, что в таком случае терапия невозможна, так как он, как терапевт, ставит перед собой именно эту цель — вернуть Реджинальда к норме. «Ты проделаешь большую работу, — сказал ему доктор X., — за год или около того ты достигнешь серьезных улучшений, а потом тебя отправят в тюрьму». Доктор X. сказал Реджинальду, что он не хотел бы, чтобы вся его работа пошла прахом, когда Реджинальда отправят в тюрьму за убийство. «Может быть, вместо того, чтобы всем этим заниматься, тебе лучше прямо сейчас сдаться полиции, — сказал доктор X. — Отбудь свой срок и найди работу. Если арест действительно неизбежен, то именно это тебе и нужно сделать».

Реджинальд задумался, поставил локти на колени и стиснул руки, как он всегда делал, когда хотел, чтобы они не дрожали. «Ну, у меня есть направление на работу, — сказал он, — и я собираюсь ее получить, если смогу». Он объяснил, что на программе трудовой реабилитации ему предложили работу. «Я не собираюсь сдаваться сам, — сказал он. — Если они хотят, пусть придут и заберут меня. Они знают, где я живу. Если они не захотят, они оставят меня в покое. Мне, черт побери, без разницы».

Терапевт настаивал: «Нет, я предлагаю тебе сдаться самому. Мне будет больно видеть, как тебя посадят в тюрьму как раз в тот момент, когда ты станешь нормальным. Как ты сказал, ты пойдешь на работу, станешь там продвигаться по службе, а потом — бац, и тебя сажают в тюрьму».

«Вы думаете, это на самом деле случится?» — спросил Реджинальд.

«Ты сам это сказал. Если ты станешь нормальным, это обязательно случится».

Реджинальд задумался и снова сказал, что не хочет попасть в тюрьму как раз тогда, когда он уже готов получить работу. Доктор X. повторил свои рекомендации. Он сказал: «Во многих отношениях ты нормален, но у тебя все еще есть эти мысли об убийстве. Давай договоримся, что если эти мысли снова будут тебя беспокоить, ты пойдешь и сдашься сам и облегчишь свою душу».

«Ладно», — с сомнением сказал Реджинальд.

Супервизор, наблюдая все это через зеркало, все больше изумлялся, почему Реджинальд продолжает «доставать» терапевта своими бреднями об убийстве. Семейная ситуация к этому времени улучшилась настолько, что у молодого человека, казалось бы, больше не было необходимости оставаться сумасшедшим, он осваивал ремесло, и ему уже предложили серьезную работу. Он завел нескольких дру-

156 Глава 8. «Живая» супервизия

зей и даже стал делать упражнения, чтобы улучшить физическую форму. И все же он продолжал снова и снова говорить об убийстве и людях в черной машине. Удивляло и то, почему доктор X. был столь терпелив и, несмотря на испытываемую скуку, так внимательно слушал эти многократно повторяющиеся разговоры об убийстве. Годами, час за часом он слушал эти стереотипные фразы. Естественно, супервизор начал думать, что все это не было результатом расстройства мышления, а было осмысленной коммуникацией, тайной.

Супервизор вызвал доктора X. из кабинета, чтобы обсудить с ним эту загадку: почему молодой человек продолжает вести разговоры об убийстве? Терапевт тоже был в недоумении. «Скажите, — спросил супервизор, — кто лечил Реджинальда, когда он приобрел позднюю дискинезию?» «Я лечил, — ответил доктор X. — Его лечение было частью экспериментальной фармакологической программы, и у него развилась дискинезия. Вот почему я вел с ним терапию последние три года... потому что я чувствую себя очень виноватым».

Супервизор нашел ключ к разгадке. Ему вспомнилась другая ситуация, когда пациент и врач завязли в борьбе, которую никак не могли прекратить. Типичная ситуация: пациента лечили от болей, и он привык к обезболивающим. Когда физиологические причины боли уже устранены, врач, раздраженный этой зависимостью и полный чувства вины, пытается лишить пациента лекарств. Злясь на врача из-за зависимости, пациент продолжает испытывать боль. Иногда такие пациенты ходят от врача к врачу, собирая с них рецепты на обезболивающие для своих истерических болей и намекая медицинскому сообществу, что их врач не только не вылечил их, но и сформировал зависимость от лекарств.

Супервизор сказал доктору X., что с этической точки зрения он должен извиниться перед Реджинальдом, поскольку нанес вред своим лечением. Возможно, Реджинальд не позволял ему вылечить свой бред об убийстве, пытаясь отплатить ему за то, что он вызвал у него позднюю дискинезию. Решение казалось очевидным. «Вам нужно пойти и извиниться перед ним, — сказал супервизор. — Вы согласны?»

Терапевт согласился извиниться перед молодым человеком за нанесенный три года назад вред. Он вернулся в терапевтический кабинет, но при выполнении этого намерения у него возникли трудности. Он сказал Реджинальду, что он очень хорошо продвигается, а затем произнес: «Знаешь, иногда с теми, кто имеет такие же проблемы, как ты, мы проводим другую терапию. Мы иногда используем и препараты... лекарства».

«Да», — сказал Реджинальд.

«Мы когда-то уже говорили о побочных эффектах, которые у тебя возникли».

«Да».

После долгой паузы Доктор X. сказал: «Знаешь, ты очень стараешься, и все же у тебя поздняя дискинезия. Это очень горько — иметь ее».

«Да».

«Несколько лет я встречался с тобой по разным поводам. В первый раз я осматривал тебя, когда ты лежал в госпитале и мы давали тебе галоперидол».

«Да».

«И тогда он вроде бы очень хорошо на тебя действовал».

«Живая» суперпизия. Пример 3: Как извиниться перед своим пациентом... 157

«Угу».

«Когда тебя госпитализировали во второй раз, я слова тебя лечил. Мы использовали новое лекарство».

«Ммм».

«У тебя от него было много побочных эффектов, насколько я помню. Ну, там, хождение туда-сюда и все такое».

«Я не помню», — ответил юноша.

«Да, зато я помню, — грустно заметил терапевт. — Я помню».

«Ладно».

«Знаешь, врачу... иногда мы думаем, что делаем что-то для пользы пациента, а это оборачивается вредом. — Вздохнув, терапевт продолжил: — Дело в том, что я чувствую себя ужасно. Я ужасно себя чувствую из-за тебя. Из-за того, что у тебя эти побочные эффекты».

«Я не замечаю никаких побочных эффектов, правда», — мягко сказал юноша.

«У тебя — это непроизвольные движения рук и губ. Когда ты об этом вспоминаешь, ты можешь их контролировать, но ты, наверное, замечал, что когда ты занят чем-то другим, руки у тебя начинают двигаться, и ты начинаешь делать такие движения губами. Мне очень плохо из-за этого, мне лично».

«Почему вам лично должно быть из-за этого плохо?»

«Ну, я ведь давал тебе что-то и считал, что это тебе поможет».

«Тогда помогало».

«Да, но потом появились эти побочные эффекты. — После паузы доктор X. сказал: — Дело в том, что это случилось с тобой».

«Да, — сказал Реджинальд грустно, — случилось. Это уж точно».

«Что ты об этом думаешь?»

Помолчав, Реджинальд сказал: «Теперь уже ничего нельзя сделать. Вы не можете ничего изменить. Все уже случилось. К сожалению, Бог уже ничего не может сделать. Я думаю, вы могли бы сказать, что некоторые вещи нельзя исправить».

«Да, — сказал терапевт, — сейчас уже ничего не исправишь. И я не знаю — никто не может сказать, что будет потом».

Реджинальд заговорил о другом. До этого он рассказывал, что его немощным родителям трудно приезжать в госпиталь на сеансы. Теперь он сказал, что считает, его родителям больше не следует приходить регулярно. Он сказал: «Мне кажется, что мы можем еще раз встретиться здесь с моей матерью втроем и закончить на этом семейную терапию. Я думаю, что сам я тоже перестану с вами встречаться, если со мной все будет в порядке. — Помолчав, он продолжил: — Потому что на самом деле я считаю, что вы уже сделали все, что действительно могли для меня сделать. Я не думаю, что вы можете сделать что-то еще. Вы помогли мне вернуться туда, где я могу снова жить самостоятельной жизнью».

Перед терапевтом встала дилемма. Конечно же, он знал, что когда пациент хочет стать независимым и больше не нуждается в терапии — это хорошо, но он сомневался в причинах этого желания. Это желание могло означать, что Реджинальд считает попытки доктора достичь с ним еще каких-то результатов безнадежными и просит таким образом доктора подтвердить его выводы. Доктора X. это сильно беспокоило. Затем позвонил супервизор и дал совет, после чего доктор X. сказал

158 Глава 8 «Живая» супервизия

Реджинальду: «Я не могу тебя так легко отпустить. И не могу так просто отпустить твою семью. Действительно, сейчас у тебя все хорошо, но я не хочу прекращать терапию, пока не увижу, что ты полностью вернулся к норме».

«Да, — сказал Реджинальд, — я считаю, что у меня все прекрасно. Я чувствую себя очень хорошо. Я уже не так часто думаю об убийстве. Время от времени, иногда очень долго не думаю об этом. Я стараюсь не позволять мыслям беспокоить меня. Ну, знаете, я стараюсь чем-то заняться».

Эти слова были для терапевта своего рода подарком, они показывали, что неприятные мысли оставляют его пациента и, кроме того, он, возможно, хочет сказать, что благодарен терапевту за извинения. Доктор X. сказал: «Я думаю, что с твоими предками мы будем иногда встречаться, а тебе нужно двигаться вперед в твоей трудовой программе».

Затем доктор X. обсудил с Реджинальдом его предположительную программу физических упражнений и будущую социальную жизнь. К концу интервью он вернулся к старой теме: «Если эти мысли снова станут тебя беспокоить, тогда ты пойдешь сдаваться. Выкинь их из головы. Тебе ясно?»

«Если у меня появятся такие мысли, то я должен взять и сдаться?» — спросил Реджинальд.

«Если они опять будут тебя изводить, то — да. Дело в том, что ты теперь — нормальный, и это важно».

Реджинальд сказал: «Я больше не считаю, что я убийца; так считают только чокнутые. Это безумие». Он усмехнулся.

«Хорошо», — сказал терапевт.

«А вы еще не собираетесь отказаться от меня?»

«Нет, пока ты еще не начал жить самостоятельно. Я не собираюсь этого делать».

Реджинальд улыбнулся. «Я вам очень благодарен за помощь», — сказал он. Удивительные слова в устах этого молодого человека.