Дружинин В. Психология

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 30.  Историческая психология

Содержание
Историческая психология как наука. Развитие историко-психологического знания в разных странах. Исследования последних десятилетий. Человек как субъект и объект исторического процесса. Специфика объекта исторической психологии.
Предмет и задачи исторической психологии. Историческая обусловленность психики. Психологические факторы исторического процесса. Определения предмета исторической психологии.
Проблема метода в исторической психологии. Двойственность исторической психологии. Метод психолого-исторической реконструкции. Схема процедуры психолого-исторической реконструкции.
Специфика психического мира человека прошлого (на примере древних греков периода архаики). Изучение проблемной области. Постановка задач в общем виде. Выдвижение гипотез. Подбор базы источников. Анализ текста. Изучение дополнительных данных смежных наук. Создание языка для описания найденных закономерностей (формирование психологической модели).

30.1. Историческая психология как наука

Историческая психология — новая область знания, оформившаяся в мировой науке в качестве самостоятельной дисциплины в 40-е гг. XX в., носящая пограничный характер и формирующаяся на стыке психологии с широким кругом гуманитарных наук — историей, социологией, культурологией и др.
Являясь молодой научной дисциплиной, историческая психология в то же время имеет большую предысторию. Истоки ее возникновения восходят к тем ранним этапам историогенеза, когда у человека возникает осознание его исторической принадлежности, появляется и начинает развиваться      историко-психологическая рефлексия.
Развитие историко-психологического знания в разных странах существенно различалось по хронологическим рамкам, направлению рассматриваемых вопросов и содержанию идей. Так, в России историко-психологическая проблематика зарождается раньше, чем в других странах. Она представлена уже в первой половине XIX в. в работах славянофилов и западников, ярко отражена в деятельности членов Географического общества и развивается в русле исследования психологии русского народа.
В европейской науке выделение историко-психологических проблем, изучение психологии народов по продуктам их духовной деятельности, а также первые попытки историко-эволюционного исследования психики возникают во второй половине XIX в. Здесь следует выделить работы Г. Спенсера, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, X. Штейнталя, М. Лацаруса, В. Вундта, В. Дильтея. Эмпирических исследований на данном этапе практически еще не было, и разработки носили описательный характер.
Проблемы исторической психологии в отечественной психологии первой половины XX в. рассматривались в работах Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Р. Лурии, Б. Д. Поршнева,             Л. И. Ациферовой, О. М. Тутунджяна, В. Г. Иоффе, И. Д. Рожанкского и др. Л. С. Выготский выдвинул принцип культурно-исторической детерминации психики, ставший одним из оснований построения новой научной дисциплины. Осуществлялся критический анализ зарубежных школ исторической психологии (главным образом французской). В работах А. Р. Лурии сделана попытка эмпирического изучения исторического развития познавательных процессов. Интересные исследования, касающиеся становления человека и его психики в ходе антропогенеза и первых стадий исторического развития общества, провел Б. Д. Поршнев. Однако указанные работы являлись единичными и не сумели обеспечить создание специального направления психологии — исторической психологии. Эмпирический базис исследований был крайне ограничен. Фактически не было сделано серьезных шагов от декларации исторического характера психических процессов к их конкретно-эмпирическому изучению.
Растущий интерес к проблемам исторической психологии и развертывание исследований в данной области наметились в нашей стране в последние десятилетия. В 1980-1990-е гг. вышел ряд серьезных обобщающих трудов, освещающих методологические проблемы данной области (Белявский И. Г., 1991; Шкуратов В. А., 1994, 1997, и др.), изданы первые учебники (Шкуратов В. А., 1997; Боброва Е. Ю., 1997), проведена серия интересных историко-психологических исследований (Спицина Л. В., 1994; Барская А. Д., 1998, 1999, и др.). Историческая психология, таким образом, начинает обретать свой теоретический каркас и эмпирический фундамент. И хотя эта наука еще не признана как самостоятельная, на ряде психологических факультетов она уже введена в качестве специального учебного курса (Московский университет, Санкт-Петербургский университет, Московский институт молодежи). Проблемы исторической психологии в последние годы становятся предметом обсуждения на всесоюзных и международных научных конференциях. Примеры тому — систематически проводящиеся в Самаре конференции по проблемам российского сознания и особенностям провинциального менталитета, конференции по истории психологии «Московские встречи» (1992,1993) и др.
Чем же объясняется столь растущий интерес к данной проблематике в последние годы? Отвечая на этот вопрос, необходимо выделить ряд причин как социально-культурного, так и логико-научного характера.
Актуальность и значимость исторической психологии в значительной мере обусловлена теми глубинными и кардинальными изменениями, которые в настоящее время происходят во всех сферах современного российского общества. Изменяется система социально-экономических отношений, существовавшая в течение многих десятилетий; серьезные трансформации происходят в сфере духовной жизни, в мировоззрении и сознании человека. И в этих условиях естественным образом возрастает интерес к вопросам истории, стремление понять корни и истоки всех современных событий, своего собственного статуса и позиции в изменяющемся мире, обостряется рефлексия относительно закономерностей и тенденций исторического развития вообще. Как отмечал известный русский философ Н. И. Бердяев в своей работе «Смысл истории», само понятие «историческое» отражает дух общественных перемен и становится объективно востребованным и осознается в полной мере именно в переломные периоды истории. «Для понимания "исторического", для того, чтобы мысль была обращена к восприятию "исторического" и к его осмыслению, необходимо пройти через некое раздвоение. В те эпохи, когда дух человеческий пребывает целостно и органически в какой-либо вполне кристаллизованной, вполне устоявшейся... осевшей эпохе, не возникают, с надлежащей остротой... вопросы об историческом движении и о смысле истории. Пребывание в целостной исторической эпохе не благоприятствует историческому познанию.
Нужно, чтобы произошло расщепление, раздвоение в исторической жизни и в человеческом сознании для того, чтобы явилась возможность противоположения исторического объекта и субъекта; нужно, чтобы наступила рефлексия, для того, чтобы началось историческое познание...» (Бердяев Н. А., 1990. С. 5).
Но что означает понять историю, проникнуть в ее глубинные механизмы, осознать ее сущностные характеристики? Это значит за чередой и мельканием событий увидеть прежде всего их творцов, озвучить историю, заставить ее говорить человеческим голосом. Ведь человек — это системообразующая, интегральная составляющая целостного исторического процесса, его субъект. Благодаря своей активной деятельности, своему отношению к действительности человек творит и преобразует историю, является ее главной созидающей и движущей силой. Любые общественно-исторические преобразования, решение тех или иных социальных проблем возможно только на основе их осознания и принятия человеком, его заинтересованности в их осуществлении, т. е. предполагает апелляцию к человеческой составляющей исторического процесса. От активности людей, их воли, характера их включенности в общественную жизнь зависят результаты и ход развития истории. Поэтому важно понять, как человек вписывается в историю на каждом витке ее развития, как он реагирует на общественно-исторические процессы, что привносится им в историю и как на нее влияют идеи, устремления, представления, переживания людей. А это обращает нас непосредственно к исследованию проблем исторической психологии.
Человек — не только субъект истории, но одновременно он выступает ее объектом, продуктом. По своей природе он является общественным существом — в обществе и во взаимодействии с людьми, с миром культуры он получает условия и источники своего развития, осваивает систему значений, формируется как личность. Труд, общение и культура определили становление человека в процессе его историогенеза и выступают как важнейшие условия развития психики и социализации каждого конкретного человека в процессе его онтогенетического развития. Человеческая психика и ее высший продукт — сознание человека — подчиняются в первую очередь историческим закономерностям. Создав историю, человек оказывается органически включенным в нее и как ее неотъемлемый элемент, и как ее творец, и как ее продукт. Тем самым бытие человека становится историческим, т. е. человек существует в контексте определенного исторически развивающегося общества — в контексте истории.
Каждый человек несет в себе отпечаток своей культуры, своего исторического времени. С изменением общества меняется психология человека — установки, ценности, потребности, интересы. Преобразуя историю, человек изменяет и свой внутренний мир.
Очевидно, что недооценка психологической составляющей в реальном историческом процессе чревата серьезными последствиями в практическом плане. Возникает дисгармония общественно-исторического и психологического планов развития, что является питательной почвой для развития социальных противоречий и конфликтов, обусловливает негативное или индифферентное отношение человека к действительности, его социальную пассивность. В нашей стране данная проблемная область не являлась до последних лет предметом глубокого научного и практического рассмотрения. Это объясняется, во-первых, существовавшей в нашем обществе гомогенной социальной структурой, отсутствием качественных различий в социальных позициях и интересах различных общественных групп, что в свою очередь исключало социальные противоречия и определяло относительную стабильность общества. Вторая причина — в формах руководства обществом, среди которых доминировали административно-командные методы и использование политических рычагов воздействия при игнорировании социально-психологических факторов и средств общественного развития. Наконец, важным обстоятельством, определившим невнимание к рассматриваемой проблематике, явилась господствующая в нашей стране идеология с характерным для нее принципом экономического детерминизма. Главное внимание при решении вопросов общественного развития обращалось на экономические, производственные отношения, рассматриваемые как главные, основополагающие, онтологически первичные. Все остальные подструктуры общества выступали как выводящиеся из них и их отражающие, вторичные, надстроечные. Как писал по этому поводу Н. А. Бердяев, «вся жизнь... вся духовная культура, вся человеческая культура... есть лишь отражение, рефлекс, а не подлинная реальность. Происходит... процесс обездушивания истории...» (Бердяев Н. А., 1990. С. 10). Русский философ С. Н. Булгаков видел главный недостаток взглядов марксизма на общество и человека в утрате этим учением реального живого человека и замене его некоей схемой.
В современных условиях, когда общество преобразуется в своих основах, становится мобильным, утрачивает однородность, а благосостояние человека зависит от его активности, игнорирование психологического фактора уже невозможно. Все сказанное убедительно свидетельствует об актуальности рассмотрения проблемы «человек-история».
Наряду с практической значимостью исследование проблем исторической психологии имеет серьезное теоретическое значение. Она занимает особую нишу в психологии и связана с разработкой ряда ее ключевых направлений.
Предметом изучения в исторической психологии выступает особый класс детерминант — исторические детерминанты развития психики субъекта (как индивидуального, так и коллективного). Человек или группа рассматриваются здесь как носители исторических норм и ценностей. Историческая психология исследует, таким образом, высшие этажи психики — социально-историческое сознание как ту реальность, которая связывает человека с обществом, цивилизацией, историей в целом. Изучается соотношение истории развития человека и его психического мира с историей человечества; рассматривается, как человек вписывается в историю, творя ее, и как он сам определяется в своем психическом развитии историей.
Рассматривая человека в контексте истории как постоянно развивающегося и изменяющегося процесса, историческая психология имеет дело с динамичными аспектами психического мира и изучает историогенез человечества и человека. Тем самым она представляет собой область генетической психологии.
Теоретическое значение исторической психологии определяется также спецификой ее объекта. Им может быть личность, общество, массовые явления, но исследуемые обязательно в связи с определенным историческим контекстом, в их исторической обусловленности, к тому же часто удаленные от нас, скрытые за толщей веков (например, при изучении психологических особенностей человека античности, Средневековья). Исследование психологических феноменов в контексте истории расширяет границы психологического познания, вводя в него макроуровневые факторы и условия, а также позволяет осуществить диалог прошлого и настоящего. Как отмечал Л. Февр (1989), историко-психологическое исследование ориентировано на разговор с мертвыми от имени живых и во имя живых. Особенность исторической психологии состоит в том, что она априорно предполагает в качестве своего объекта и исследует реального целостного человека, тем самым, по сути, реализуя принцип целостного подхода в психологии. Наконец, в русле исторической психологии возникают широкие возможности для изучения человека как активного, действующего существа, воплощающего и объективирующего свои психологические свойства в продуктах деятельности и изучаемого по этим продуктам. Следует отметить, что субъектно-деятельностный подход, развиваемый в работах С. Л. Рубинштейна, А. В. Брушлинского, К. А. Абульхановой, в настоящее время определяется как наиболее перспективное направление развития психологической науки.
Особенность исторической психологии заключается в ее междисциплинарном статусе: исследование человека в истории с необходимостью предопределяет взаимодействие психолога с социологами, культурологами, историками, использование данных и методов источниковедения. Тем самым делаются важные шаги к организации междисциплинарных исследований, развитию комплексного подхода в психологии, реализации выдвинутой Б. Г. Ананьевым программы формирования комплексного человекознания.
Развитие исторической психологии отражает еще одну новую тенденцию в психологии — стремление к более полному освоению и использованию идиографических подходов и методов. X. Вольф в XVIII в., а позже — В. Виндельбанд, Г. Риккерт, В. Вундт разделяли все науки, включая и психологию, на номотетические (ориентированные на выявление закономерностей исследуемых явлений, их объяснение, и апеллирующие к данным, полученным на больших статистических выборках) и идиографические (имеющие целью описание отдельных явлений в их индивидуальных проявлениях). Первые традиционно относятся к сфере естественнонаучного знания, вторые — гуманитарного. Отечественная психология советского периода в течение долгих лет развивалась в сугубо естественнонаучном духе. Гуманитарные подходы в ней были представлены до последнего времени крайне незначительно. Историческая психология может реально заполнить данный пробел. С одной стороны, имея в качестве своего объекта, как правило, единичные явления, историческая психология тем самым относится к области идиографического знания, с другой стороны, стремясь строго научно исследовать рассматриваемые проблемы, она базируется на принципах естественнонаучного анализа. То есть в русле исторической психологии осуществляется синтез естественнонаучных и гуманистических подходов в психологическом познании человека, что представляется чрезвычайно перспективным и соответствующим главным тенденциям современного научного поиска вообще.
Таким образом, разработка проблем исторической психологии выводит исследователя одновременно на решение целого ряда важных и перспективных задач и направлений развития психологического знания.

30.2. Предмет и задачи исторической психологии

Можно выделить несколько задач исторической психологии. Первая из них — изучение исторической обусловленности психики. Например, И. Г. Белявский считает, что главная задача исторической психологии — раскрытие историогенеза психики (Белявский И. Г., 1991). Один из основоположников исторической психологии И. Мейерсон также говорит об этой науке как о «генетической психологии».
Наряду с рассмотрением становления психики в ходе эволюции не менее важной задачей является ее структурно-функциональное изучение на разных этапах развития человеческой цивилизации и истории. Так, представляет интерес реконструкция психологических особенностей человека и                социально-психологических характеристик первобытного общества, античной и средневековой культур и т. д. Эту задачу специально выделяет В. А. Шкуратов. В работах отечественных психологов проведен глубокий анализ психологии средневекового человека (А. Я. Гуревич), исследована структура и функциональные особенности психического мира гомеровского человека периода древнегреческой архаики (А. Д. Барская), дана психологическая характеристика русского крестьянства периода Средневековья (А. Н. Артемова) и т. д.
Историческая психология также ставит задачу исследования психологических факторов исторического процесса на разных этапах его развития. В качестве примера может быть приведена работа В. Райха, в которой с фрейдистских позиций раскрыты психологические предпосылки формирования фашистской идеологии, сводящиеся им к присущей человеку тоталитарного общества иррациональности, к подавлению его первичных сексуальных желаний и возникающей на этой почве пассивности, готовности подчиниться силе. Стремление осмыслить историю через рассмотрение действий народа или исторической личности присуще многим русским мыслителям: Н. И. Карееву, К. Д. Кавелину, П. Л. Лаврову, Н. К. Михайловскому, В. М. Бехтереву и др.
Исходя из сказанного выше можно попытаться дать определение предмета исторической психологии.
В. А. Шкуратов определяет историческую психологию как область знания, направленную на изучение «психологического склада отдельных исторических эпох, а также изменений психики и личности человека в специальном культурном макровремени, именуемом историей» (Шкуратов В. А., 1997. С.15). При таком определении из сферы рассмотрения исторической психологии выпадают проблемы историогенеза, становления человеческой психики и сознания, составляющие весьма важный аспект исследования.
Достаточно широкое определение исторической психологии дается Е. Ю. Бобровой: «Исторической психологией» мы называем научную дисциплину, целью которой является соизмерение истории человека и истории человечества. Историческая психология обнаруживает и изучает законы взаимоизменчивости общества и человека в ходе истории, выявляет зависимости между историческими и психологическими феноменами, описывает закономерности формирования личности как объекта и субъекта исторического процесса» (Боброва Е.Ю.,1997.С.5).

30.3. Проблема метода в исторической психологии

Вопрос о методе и методике исследования остается одним из ключевых и одновременно наименее разработанных в исторической психологии. Как уже отмечалось, историческая психология развивается на стыке двух наук, одна из которых базируется на естественнонаучной методологии, а другая — на принципах гуманитарного знания. Поэтому при построении метода историко-психологического исследования необходимо иметь в виду и учитывать указанную двойственность.
Проблема метода в исторической психологии имеет принципиальное значение и играет важную роль как в формировании исторической психологии как научной дисциплины, обеспечении ее соответствия требованиям и критериям научности (строгость, точность, объективность и доказательность), так и в разграничении историко-психологического исследования и смежных с ней областей научного познания. Имея общий с культурологией, историей, этнологией объект исследования — культурные памятники и исторические источники, являющиеся продуктом деятельности человека и воплотившие в себе его психологические свойства и характеристики, — историческая психология в то же время отличается от них своим предметом, имеет собственную нишу, свои особые интересы. Ее отличие, по словам В. А. Шкуратова, состоит в использовании специфических инструментальных и теоретико-языковых средств описания психической жизни людей в прошлом, а также проявляется в предметно-эпистемологическом плане. Нам представляется, что наиболее важный критерий разграничения сферы исторической психологии с другими науками, обращающимися к исследованию историко-культурных феноменов, — используемый ею метод психолого-исторической реконструкции, ориентированный на изучение психики на материале прошлого.
Важность рассмотрения проблемы метода определяется также тем, что наблюдается существенный разрыв между общими принципами и критериями научности исследования, выдвигаемыми в теории, и конкретными методическими средствами, используемыми отдельными исследователями. Яркое подтверждение тому — парадоксальная ситуация, сложившаяся в последние годы в отечественной исторической психологии, где на фоне появления серьезных обобщающих теоретических трудов и учебных пособий по-прежнему остаются не разработанными проблемы метода, все еще недостаточным является эмпирический базис. При проведении конкретных исследований ученые применяют старые методы интерпретации и понимания, традиционно используемые в разных дисциплинах историко-культурологического цикла и уходящие своими корнями в философию гуманитарного знания. Суть их составляет искусство истолкования, интерпретации текстов, «погружение» и «вживание» в источники. Но при обращении к научным критериям обнаруживается, что указанные методы относятся скорее к искусству, целиком зависящему от интуиции автора, а не к науке, нацеленной на получение точных объективных результатов.
Характерно, что и историки, оставаясь в целом в русле традиций интуитивного познания, также осознали потребность в преобразовании своего метода с целью повышения достоверности получаемых на его основе научных данных. Подобные тенденции четко проявляются в работах Й. Хёйзинги (1988), Л. Февра(1989), А. Я. Гуревича (1981) и др. То есть происходит встречное движение, сближение позиций историков и психологов в разработке подходов к изучению человека минувших эпох.
Осознание необходимости синтеза общетеоретических представлений и исследовательских процедур, важности адекватных способов решения психолого-исторических вопросов побудило нас к разработке методических средств. В этом плане в качестве наиболее перспективного нами был выделен введенный в научный арсенал в последние годы, но все еще не получивший должного развития и теоретического осмысления метод психолого-исторической реконструкции. Мы поставили задачу операционализации исследовательской процедуры психолого-исторической реконструкции и установления тем самым необходимых связей между общетеоретическими положениями, касающимися воссоздания прошлого, и эмпирическими разработками.
Указанная задача решалась коллективом сотрудников лаборатории истории психологии и исторической психологии Института психологии РАН.
Первым шагом стала разработка В. А. Кольцовой и Л. В. Спицыной общей схемы процедуры психолого-исторической реконструкции. Рассматривая данный метод как реальную возможность получения объективных знаний о психике людей минувших эпох, авторы попытались раскрыть и описать его с точки зрения анализа основных этапов, «которые проходит на своем пути психолог, восстанавливающий интересующие его психологические реалии конкретной эпохи» (Спицына Л. В., 1994. С. 14). Соответственно, в качестве первого этапа выступает формулировка психологической проблемы, которая выдвигается исследователем исходя из нерешенных актуальных вопросов, продиктованных практикой сегодняшнего дня. На втором этапе осуществляется подбор и обоснование наиболее операционализируемой и отвечающей задачам и предмету исследования теоретической модели, опирающейся на соответствующие идеи и положения современной психологической науки. Теоретическая модель служит концептуальной рамкой, наложение которой на содержащийся в источниках материал позволяет вычленить соответствующую задачам исследования информацию, провести ее содержательный анализ и интерпретацию. Третий этап психолого-исторической реконструкции включает выделение и обоснование круга источников в соответствии с поставленной проблемой и заданной теоретической моделью. И наконец, четвертый этап представляет собой анализ и реконструкцию отобранных источников. Выдвижение и подробное описание этих этапов, на наш взгляд, было важным шагом в конкретной разработке процедуры психолого-исторической реконструкции. Указанный вариант восстановительной процедуры был апробирован в работе Л. В. Спицыной, выполненной в лаборатории и посвященной психолого-исторической реконструкции особенностей общения людей в 1920-е гг. в России.
Дальнейшие собственные разработки в области исторической психологии, а также осмысление опыта других исследователей привели к выводу о невозможности использования строго фиксированной процедуры психолого-исторической реконструкции при решении различных задач. Обнаружилась необходимость модификации этой процедуры в зависимости, во-первых, от характера научной проблемы, рассматриваемой в исследовании, во-вторых, от специфики изучаемого периода. Хотя выделенные нами основные блоки реконструкционного процесса являются, безусловно, универсальными.

30.4. Специфика психического мира человека прошлого (на примере древних греков периода архаики)

Представляется интересной предложенная А. Д. Барской усложненная схема и процедура поэтапной психолого-исторической реконструкции (Барская А. Д., 1997). Эта схема использовалась при изучении психических особенностей человека в эпоху зарождения современной европейской цивилизации (на материале эпических поэм Гомера). Главное отличие предлагаемой процедуры состоит в том, что она носит не линейный, а циклический характер, является более детализированной и выявляет некоторые процессы, протекающие, как правило, интуитивно. На рис. 30-1 в свернутом и обобщенном виде представлена предложенная автором блок-схема реального процесса психолого-исторического исследования, как принципиально многомерного и интуитивно протекающего одновременно в нескольких плоскостях (блоках, циклах). Операционализированные в данной модели блоки и циклы выступают в качестве внешней методической опоры при проведении реконструкции. Каждый блок имеет конкретные содержательно-функциональные характеристики и взаимодействует с другими звеньями общей структуры психолого-исторической реконструкции. Следует иметь в виду, что операции, относимые к определенным блокам, могут реализовываться неоднократно, образуя тем самым циклы исследовательского процесса.
Начальный цикл описывает задачу, решаемую исследователем на первых этапах работы, и охватывает исходную, предварительную стадию исследовательского поиска, стимулируемую существующим у ученого интересом к проблемной области. Еще до начала собственно психологической реконструкции предполагается углубленное знакомство с проблемной областью, выделяемой для научного исследования, осознание ее теоретической и практической значимости, места в системе психологического знания, уровня разработанности, выявление в ней пробелов и так называемых «белых пятен». Поэтому блок I начального цикла назван автором «изучение проблемной области» (рис. 30-2).


Для иллюстрации сошлемся на эмпирическую работу, проведенную Барской и посвященную изучению специфики психического мира древних греков периода архаики. Приступая к исследованию, автор исходил из определенного уровня проработанности интересующей его проблемной области. Установлено, что положение об историогенезе психики выдвигалось психологами уже достаточно давно. Однако не психологи, а культурологи первыми выдвинули идею о радикальных изменениях в мышлении и психике в целом в определенный период античности. Среди психологов эти идеи разделял Ж.-П. Вернан, сторонник и последователь основателя французской школы исторической психологии И. Мейерсона. Но и его работы по античности (Вернан Ж. П., 1988) носили скорее культурологический, чем психологический характер. Таким образом, вопрос о существовании особой стадии развития психики в античности оставался неизученным с психологической точки зрения, хотя среди историков культуры эта проблема широко обсуждалась. Тем самым было установлено, что имеет место совпадение личного интереса исследователя и объективной значимости разработки указанной проблемы. Предварительный анализ привел автора и к ряду заключений более общего порядка: о необходимости более тесной связи исторической психологии как пограничной научной дисциплины с другими смежными науками; о подборе определенной системы источников, отражающих исследуемый отдаленный исторический период; о поиске или создании психологической модели, адекватной исследуемой проблеме и рассматриваемому временному периоду.
Результатом начального цикла является углубление и конкретизация темы исследования. Поэтому блок II начального цикла назван автором «постановка задач в наиболее общем виде». Непосредственно вытекая из предыдущего блока, применительно к данному конкретному исследованию он состоит в попытке осуществить реконструкцию особенностей психического склада человека указанной эпохи, причем целостно, обобщенно, а не в виде характеристики отдельных психических феноменов. Для этих целей привлекается накопленный фактический материал из смежных областей, а также выделяются опорные психологические положения и идеи, выступающие в качестве теоретической модели.
Блок III начального цикла именуется автором «исходные теоретические положения». Что же может служить теоретической моделью? Это может быть и какая-либо из существующих в психологической науке концепций, взятая в готовом виде, и специально сконструированная для данного исследования новая теоретическая конструкция, включающая совокупность положений, вычлененных из разных теорий. При этом необходимо соблюдение двух условий: 1) обязательное соответствие теоретической модели целям и задачам исследования; 2) в случае отбора и синтеза общетеоретических идей из разных психологических концепций необходимо их объединение в целостную теоретическую структуру.
Что касается проводимой автором реконструкции психики человека периода античности, то в этом случае оказалось невозможным использовать какую-либо одну готовую теоретическую модель. Это объясняется, во-первых, спецификой рассматриваемого исторического периода — достаточно удаленной эпохи, во-вторых, характером исследовательской задачи — воссоздание не какого-либо одного психического феномена, а целостной картины душевной жизни. Поэтому на начальном этапе   А. Д. Барской были выдвинуты психологические принципы достаточно общего характера, на основании которых впоследствии строилась более детализированная теоретическая модель.
Понимание психики как постоянно развивающейся системы обусловило выделение в качестве исходных ряда общих положений генетических теорий — идеи интериоризации (П. Жане, Л. С. Выготский), основных принципов развития самосознания, общих представлений о развитии саморегуляции человека. Причем большая часть положений этих концепций разрабатывалась на материале онтогенеза, и поэтому возникла необходимость их переосмысления применительно к изучению проблем историогенеза. В итоге в работе Барской были сформулированы тезисы, что в ходе истории, как и в процессе онтогенеза, происходит своеобразная интериоризация внешнего опыта и сворачивание экстериоризированных способностей во внутреннем плане. Вследствие этого человек все более успешно овладевает средствами саморегуляции, происходит развитие абстрактно-логической составляющей мышления, что в личностной сфере отражается в углублении рефлексии и самосознания. Таким образом, в качестве критериев уровня развития психики в процессе историогенеза использовались характер средств организации психической деятельности и особенности взаимодействия индивидуума с миром.
Выделение указанных исходных положений рождает множество гипотетических предположений, требующих проверки. Поэтому четвертым блоком в начальный цикл автор включает блок, обозначенный им как «гипотезы». Этот блок оценивается как центральный, с которым связаны практически все остальные, а гипотетичность рассматривается как суть процедуры                   психолого-исторической реконструкции. Характер гипотез в процессе реконструкции изменяется. На первом этапе они возникают из дискуссий в смежных с психологией научных областях и тех выводов, которые можно сделать предварительно, исходя из теоретических положений. Эти гипотезы служат отправной точкой при последующем анализе текста.
Четыре блока составляют единый цикл, так как в ходе исследования расширение знаний в проблемной области сопровождается неоднократными повторами, прохождением по всем звеньям цикла и возникновением новых гипотез. Например, после изучения дискуссии этнографов и антропологов появилось предположение о возможности экстраполяции ряда конкретных характеристик психики, обнаруженных у современных дикарей, на архаического человека, хотя и с некоторыми модификациями.
Следующий цикл процедуры — «подбор базы источников».
Формирование базы источников составляет важнейший этап в проведении историко-психологического исследования. Историческая психология — наука, изучающая прошлое, а его воссоздание осуществляется только на основе источников. В связи с этим исторический источник — неотъемлемый компонент и необходимое условие проведения историко-психологического исследования. Исторический источник понимается в источниковедении как любой продукт культуры, созданный человеком в определенных конкретно-исторических условиях и содержащий в себе информацию как о его субъекте-творце, так и о времени его создания.
Отбор источников осуществляется исходя из поставленной задачи и первоначальных гипотез. Так, решая задачу психолого-исторической реконструкции особенностей общения людей в послереволюционный период, Л. В. Спицына выделила совокупность источников, представляющих логически связанную, иерархически организованную структуру и максимально полно отражающих интересующую ее проблему (Спицына Л. В., 1994). Указанную структуру образуют: 1) нормативные документы — постановления Коммунистической партии, труды ее главных идеологов, — содержащие новые, утверждающиеся после 1917 г., требования и классовые по своему характеру нормы отношений и общения в обществе диктатуры пролетариата; 2) научные материалы — работы ученых 1920-х гг., относящиеся к разным областям знания (психологии, философии, этики, педагогики) и включающие определенное осмысление и теоретическое обоснование происходящих в обществе инноваций в сфере социального взаимодействия людей; 3) данные публицистики — статьи в популярных массовых изданиях 1920-х гг., содержащие описание примеров разных форм человеческого общения в послереволюционной России и характеризующие отношение людей к новым нормам, утверждающимся в сфере межличностных отношений в это время.
Исследование психики человека гомеровского времени в работе Барской предполагало прежде всего выявление соотношения логического и алогического элементов в мышлении архаического человека. Для проверки данного аспекта требовался соответствующий круг источников. Автор принял решение, что больше для этих целей подходит литературное наследие, а не философское. Главным источником были выбраны эпические поэмы Гомера — первый дошедший до нас полный письменный источник периода древнегреческой архаики.
С другой стороны, знакомство с реальными источниками вносит существенные коррективы в формулировку и конкретизацию исходной, довольно общей задачи. Что касается исследования А. Д. Барской, то ограниченность базы источников, во-первых, заставила отказаться от претензии на реконструкцию психики человека указанного периода во всей ее целостности и остановиться лишь на описании наиболее ее характерных черт, во-вторых, привела к уточнению рассматриваемого временного периода: VIII в. до н. э., а не V в. до н. э., как первоначально предполагалось. На рис. 30-3 представлена блок-схема цикла работы с базой источников.

Следующий цикл назван автором основным (рис. 30-4). На этом этапе имеют место следующие процессы:
1) формирование психологической модели;
2) анализ текста в соответствии с вырабатываемой моделью;
3) усовершенствование и подтверждение модели на основе привлечения данных других наук;
4) обобщение и выработка соответствующего языка для описания полученных результатов.

Центральным в этом цикле является блок IV, названный «анализ текста». Процедура анализа источников опирается на общие принципы источниковедческого анализа. В психологической литературе она не получила достаточного освещения. Спицына указывает, что это «не простое ознакомление с текстом, а совокупность аналитико-синтетических процедур» (Спицына Л. В., 1994. С. 15). К сожалению, и лингвистика пока не дает серьезных опорных точек для решения данной задачи. В большинстве наиболее влиятельных лингвистических направлений предметом изучения является формальная структура языка, и самой крупной его единицей выступает предложение (Сгалл П., 1978). Хотя очевидно, необходим анализ не только формы, но и содержания текста. Продуктивные попытки соединения количественного и качественного анализа текстов представлены в исследованиях, проводящихся сотрудниками лаборатории психологии речи Института психологии РАН под руководством Т. Н. Ушаковой, а также в структурной модели анализа текста, предложенной Т. М. Дридзе (1984). Так, Дридзе предлагает при реконструкции того или иного объекта проводить анализ текста с точки зрения его вторичной информативности. Источником вторичной информативности являются не основные, а второстепенные элементы текста: иллюстрации к основным идеям, описание ситуаций и отношений к ним, общий фон, «фоново-событийный», «фоново-субъективный», «фоново-образный» аспекты.
Еще ближе к решению этой проблемы подходит герменевтика — традиция и способы толкования многозначных или не поддающихся уточнению текстов (большей частью древних), — выделяющая основные принципы и структуры понимания. Представляется интересным, например, описанный Хайдеггером принцип круговой «предструктуры» понимания. По мнению Хайдеггера, истолкователь текста, сколь бы беспристрастным он не стремился быть, приступает к исследованию всегда уже вооруженный предварительными понятиями, от которых он отталкивается, «пробрасывая» на всех этапах «предмнения и «предусмотрения» вперед (Гадамер X. Г., 1988. С. 318). Даже если исследователь
и не выдвигает изначально определенных гипотез, стремясь максимально вжиться в источник и проникнуть в его суть, имплицитно он всегда имеет некоторые предположения, которые могут вносить субъективизм в его рассуждения. Таким образом, герменевтика сама указывает на уязвимые позиции в ее методе истолкования текстов.

Циклическая структура психолого-исторической реконструкции допускает наличие предварительных гипотез. При этом дальнейшая система проверки и перепроверки явных и неявных гипотез должна максимально исключить субъективизм исследователя. Для этого надо быть открытым новизне исследуемого материала, стремиться понять его максимально полно, вникнуть в его сущность и раскрыть его содержание. Наиболее продуктивным является, видимо, неселективный, полный охват всех описываемых в источнике явлений, сочетающийся с их анализом в русле выдвинутых гипотез. При этом важно учитывать также особенности источника. Этот вопрос, в частности, остро встал в работе Барской при анализе содержания такого специфического источника, как поэмы Гомера. Для того чтобы отделить реальность переживаний и мыслей от явного художественного вымысла, содержащегося в эпическом повествовании, автор счел необходимым ориентироваться в первую очередь не на содержание анализируемого психического феномена, а на его процессуальную сторону. Например, при выявлении механизмов функционирования мышления в фокусе внимания исследователя оказывались не мифологические сюжеты текста поэм, а тщательно рассматриваемый процесс вынесения суждения или решения жизненной задачи ее героями. Таким образом, содержание поэм было использовано не прямо, а косвенно; рассматривалось не то, что думали, чувствовали, делали герои поэм, а то, как они это делали.
Следующий блок, задействованный в основном цикле, — «изучение дополнительных данных смежных наук». При реконструкции человека периода древнегреческой культуры, например, ценную информацию для исследования дали работы по классической филологии, этнографии и сравнительному языкознанию, позволившие максимально полно выявить и задействовать в анализе все элементы формы литературного произведения. Продуктивным оказалось также направление языкознания, исследующее связь между уровнем развития языка и мышления. Указанная связь проявляется в замене устойчивых словосочетаний общими понятиями, а менее дифференцированных языковых конструкций — более точными и структурно сложными, в историческом образовании сложных предложений из простых и т. д. (Мельничук А. С., 1967). Большой интерес представляет также учет закономерностей языкового развития, указывающий на некоторое сходство праязыков и языков современных примитивных племен, а также рассмотрение характерных особенностей древних языков вообще (обилие синонимов, не развитая система подчинительных союзов, специфика падежной формы и т. д.) и древнегреческого языка в частности (наличие значительного числа архаизмов). Автор высказывает мнение, что чем более выражены эти особенности, тем более очевидны отклонения в характере мышления человека древней цивилизации по сравнению с современным. Этот вывод базируется на признании того, что, во-первых, язык отражает бессознательные перемены в психике человека; во-вторых, с его помощью демонстрируется развитие наличного умственного инструментария. Очевидно, например, что понятийная система языка развивалась в направлении увеличения количества абстрактных понятий, которые изначально были наполнены более конкретным содержанием. Поэтому анализ развития абстрактных понятий помогает осознать, какие данные внешнего и внутреннего опыта подвергались осмыслению и обобщению на определенном историческом этапе.
При этом подчеркивается, что многие факты и закономерности развития древнегреческого языка пока не удается переосмыслить в психологических терминах, поскольку эти закономерности не отражают автоматически особенности развития мышления.
Специальной задачей и этапом реконструкции выступает создание целостного языка описания рассматриваемых явлений, иначе говоря, формирование психологической модели. Этому в блок-схеме соответствует блок VII — «создание языка для описания найденных закономерностей». Сумма гипотез, выявленных на разных стадиях работы, не составляет еще психологической модели. Ее создание требует упорядочения полученных гипотез, а также их соотнесения с исходными теоретическими предположениями и данными смежных наук.
В работе Барской психологическая модель свелась к следующим положениям. В указанный период имеет место тип мышления, не отличающийся принципиально от современного по законам своего функционирования. Вместе с тем для него характерны:
1) более тесная связь внешнего и внутреннего мира;
2) меньшая интериоризованностъ отдельных операций;
3) преобладание наглядно-образного компонента;
4) доминирование эмоциональной регуляции над рациональной;
5) своеобразие рефлексии, этических и эстетических представлений древнейших греков.
Заключительный цикл исследования включает блок результатов и блок выводов. Полученные результаты анализа текста соотносятся с исходными задачами, на основании чего и делаются выводы.
Таким образом, предлагаемый вариант процедуры психолого-исторической реконструкции носит комплексный характер и сочетает достоинства уже существовавших методов с высокой гипотетичностью, структурной организацией и системой взаимопроверки, что открывает широкие перспективы для дальнейших исследований.

Вопросы для повторения
1. Чем обусловлена актуальность и значимость исторической психологии?
2. В чем заключается исторический характер бытия человека?
3. Какими последствиями чревата недооценка психологической составляющей в реальном историческом процессе?
4. Раскройте специфику объекта историко-психологического исследования.
5. Дайте определение предмета исторической психологии.
6. В чем заключается сущность метода психолого-исторической реконструкции?
7. Каковы основные блоки процесса психолого-исторического исследования?
8. Чем характеризуется тип мышления древних греков периода архаики (по результатам исследования А. Д. Барской)?
Рекомендуемая литература
Барская А. Д. Особенности мышления гомеровского человека // Вестник МГУ. — Сер. 14. Психология. 1997. - С.23-32.
Белявский И. Г. Историческая психология. — Одесса, 1991.
Бердяев Н. А. Смысл истории. — М., 1990.
Боброва Е. Ю. Основы исторической психологии. — СПб, 1997.
Вернан Ж. П. Происхождение древнегреческой мысли. — М., 1988.
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. — М., 1981.
Гадамер X. Г. Истина и метод.— М., 1988.
Дридзе Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. — М., 1984.
Мельничук А. С. О роли мышления в формировании структуры языка // Язык и мышление. — М., 1967.
Сгалл П. К программе лингвистики текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. — М., 1978.
Спицына Л. В. Историко-психологическая реконструкция становления форм и способов общения в советском обществе в послереволюционный период (10-е — 20-е годы XX столетия) / Автореферат дисс. канд.псих. наук. — М.,1994.
Февр Л. Бои за историю. — М., 1989.
Хёйзинга Й. Осень средневековья. — М,, 1988.
Шкуратов В.А. Историческая психология. — Ростов-на-Дону, 1994.

Шкуратов В. А. Историческая психология. — М.: Смысл, 1997.

Комментарии (2)
Обратно в раздел психология