альных схем, собственного теоретического языка происходит подчас заимствование терминологии из других областей знания.
Такое положение ставит вопрос о необходимости соотнесения понятий, используемых в различных теоретических подходах, так как нередко один и тот же термин, имеющий собственную семантичес-кую традицию в рамках одного подхода, в новой концептуальной схе-ме наполняется новым содержанием. Вследствие этого некоторые по-нятия становятся настолько многозначными, что превращаются в «коз-ла отпущения», и некоторые исследователи предлагают вообще отказаться от использования этих понятий.
В этом смысле понятие «социальная установка» не составляет ис-ключения. Это выдвигает задачу соотнесения понятия установки в общей и социальной психологии. Перспективным путем к осознанию современного состояния проблемы установки вообще и проблемы соотнесения установки в общей и социальной психологии в частно-сти является путь исследования становления этого понятия в истории психологии.
Даже при беглом рассмотрении истории развития понятия «уста-новка» отчетливо проступают две тенденции. Одна тенденция, кото-рая намечается еще в работах Г. Фехнера*, отражает судьбу понятия «установка» в экспериментальной психологии. Вторая тенденция так-же зарождается на определенном этапе экспериментальной психоло-гии, но под влиянием естественного сближения психологической и социологической областей знания, приобретает особый статус в рам-ках социальной психологии. Здесь чаще всего фигурирует понятие «со-циальная установка» («attitude», «social attitude»). В данной статье пред-принимается попытка рассмотреть, как соотносятся между собой раз-работки названной проблемы в двух указанных тенденциях.
Исследование социальных установок теснейшим образом связано с проблемой перехода от интерпсихологических к интрапсихологи-ческим отношениям, поскольку само понятие «социальная установ-ка» можно в какой-то мере рассматривать как зону перекреста между общей и социальной психологией. Напомним, что понятие «установ-ка» приобрело право гражданства в исследованиях вюрцбургской школы. Однако, перекочевав в социальную психологию из эксперименталь-ной психологии, оно, по сути, впервые получило свое позитивное определение. Дело в том, что в работах вюрцбургской школы исследо-вание установок «...страдало одним методологическим недостатком, оставившим определенный след в развитии научного знания об уста-новке. На основе указанных исследований (исследований времени ре-акции, выполнения задач и т.д. — АЛ. и М.К.) были определены от-

дельные виды установок, что повлекло за собой распадение и исчезх новение общего понятия установки»*.
Причину такой «слепоты» в понимании установки на заре экспе-риментальной психологии нетрудно понять. Представители экспери-ментально^ психологии в целях конкретных экспериментальных ис-следований отдельных психических функций расчленяли явления пси-хической реальности, и субъект оказывался вне их поля зрения.
В исследовании У. Томаса и Ф. Знанецкого социальная установка впервые была определена как общее состояние субъекта, обращенное на ценность, т.е. в отличие от использования понятия «установка» в экспериментальной психологии понятие социальной установки с мо-мента своего введения подразумевает под установкой общее целост-ное состояние субъекта. Для представителей социальной психологии в качестве объекта исследования сразу же выступил человек во всей его целостности; отсюда и позитивное определение установки. Но при этом выигрыш правильности понимания установки как целостности обернулся проигрышем в «психологичности» содержания этого поня-тия. При переходе к социально-психологическому исследованию на первый план выдвигалась задача обоснования именно «социальности» социальных установок. Да и те области социальной практики, для объяс-нения которых в первую очередь привлекалось понятие социальной ус-тановки, требовали прежде всего изучения таких аспектов проблемы, как функции социальных установок, возможность изменения устано-вок и т.д. Иначе говоря, ситуацию, сложившуюся в ходе изучения соци-альных установок, можно охарактеризовать следующим образом: под-чинив себя компетенции социальной психологии, социальная установ-ка до некоторой степени утратила свою «психологичность». Из поля внимания зарубежных психологов как бы выпало то, в какой форме социальная установка выступает для субъекта. Между тем в общей пси-хологии развитие проблемы установки шло по линии исследования именно этого аспекта. Именно при таком положении дел, естественно, и встает вопрос о соотнесении представлений о природе установки и ее функциях в общей и социальной психологии.
Существует множество попыток сопоставления понятий «ус-тановка» (set) и «социальная установка» (attitude). Остановимся на некоторых из них. В зарубежной экспериментальной психологии к од-ной из наиболее разработанных теорий установки относится когни-тивная теория гипотез Дж. Брунера и Л. Постмана**, в которой в инте-ресующем нас плане наиболее значимым является анализ детерми-нант перцептивной готовности. В качестве одной из важнейших

* См.: Асмолов А.Г., Михалевская М.Б. От психофизики «чистых ощущений» к психофизике «сенсорных задач»//Проблемы и методы психофизики. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1974.
378

* Надирашвили Ш.А. Понятие установки в общей и социальной психологии. Тбилиси, 1974. С. 8.
** Allport F. Theories of perception and the concept of structure. N. Y., 1955; BrunerJ. On perceptual readiness//PsychoL Rev., 1957. Vol. 64. P. 340-358.
379

детерминант Брунер и Постман называют количество стимульной ин-формации. Между стимульной информацией и гипотезой складыва-ются следующие отношения.
1. Чем сильнее гипотеза, тем больше вероятность ее возбуждения и тем меньше релевантной и поддерживающей стимульной информа-ции требуется, чтобы подкрепить гипотезу. Релевантная информация может быть как позитивной, так и негативной по отношению к гипо-тезе.
2. Чем слабее гипотеза, тем большее количество информации (ре-левантной и поддерживающей) необходимо, чтобы подкрепить гипо-тезу. Чем сильнее гипотеза, тем большее, а чем она слабее, тем мень-шее количество противоречивой стимульной информации необходи-мо, чтобы опровергнуть ее.
Другими детерминантами «стойкости» гипотез являются: частота подкрепления в прошлом, число конкурирующих гипотез, мотиваци-онная поддержка, когнитивная поддержка и «согласие с группой». Механическое прибавление этого социального фактора к детерми-нантам установки (set) представляет собой один полюс решения про-блемы соотнесения «установки» и «социальной установки» — реше-ние ценой полного игнорирования специфики социального.
На другом полюсе находится решение этой проблемы, предла-гаемое некоторыми социальными психологами. Мы коснемся схемы человеческой активности, предложенной Гринвальдом*. Не останав-ливаясь подробно на этой схеме, отметим, что она наглядно иллюст-рирует необихевиористический подход к поведению. В ней представ-лены четыре блока: блок прошлого опыта, блок теоретических про-межуточных процессов, блок установки и ее компонентов и блок поведения. Блок установки идет вслед за блоком теоретических про-межуточных процессов, среди которых мы обнаруживаем и инстру-ментальное научение, и классические условные рефлексы, и процесс познания. Такое решение вопроса о месте социальной установки в регуляции поведения может быть охарактеризовано как решение по способу «надстраивания этажей»: над этажом инструментальных реф-лексов воздвигается этаж социальной установки. Критический анализ этой схемы дан Ш.А. Надирашвили, одним из представителей школы Д.Н. Узнадзе. Надирашвили справедливо отмечает, что ни инструмен-тальное научение, ни условные рефлексы не могут быть осуществле-ны без наличия соответствующей установки**. Но даже если мы пред-положим, что на этаже условных рефлексов действует, допустим, установка в форме так называемой психофизической установки ин-дивида и тем самым выступает как основа любых промежуточных про-цессов, а сверху прибавляется этаж социальной установки, то мы все
* См.: Надирашвили Ш.А. Указ. соч. С. 25.
** См.: Там же. С. 27.
380

равно останемся в рамках решения по способу «надстраивания эта-жей». Такого рода решение не приближает нас к ответу на вопрос о соотношении «установки» и «социальной установки», а, напротив, уводит от его решения. Напомним, что именно так обошлась традиционная психология с проблемой высших психических функ-ций, отдав, как отмечает Л.С. Выготский, «натуральные» функции детской психологии, а высшие психические функции — общей*. Ре-шение по способу «надстраивания этажей» оставляет в тени действи-тельные отношения между установкой и социальной установкой, сни-мает проблему специфики каждого уровня, предлагая вместо ответа на вопрос механическое наслоение одного на другое. Подобное реше-ние узаконивает искусственный разрыв между социальной и общей психологией. Но как раз такое решение мы и находим в основном в американской социальной психологии, в которой, по мнению П.Н. Шихирева, «...социальная установка (attitude) в том толкова-нии, какое принято в американской социальной психологии, отлича-ется от установки на психофизическом уровне (set) лишь дополни-тельной возможностью выражения — вербальным поведением»**. По-этому схема Гринвальда, будучи модифицированной путем введения этажа психофизической готовности, не решает проблемы о соот-ношении установки и социальной установки. Критикуя необихевио-ристическую схему человеческой активности Гринвальда, Ш.А. Нади-рашвили поднимает один извечный вопрос психологии установки — вопрос об отношениях между установкой и учением, установкой и деятельностью. Этот вопрос органически связан с единственной об-щепсихологической теорией установки, поставившей это понятие в самую основу учения о психическом — теорией установки, созданной классиком отечественной психологии Д.Н.Узнадзе. В социально-пси-хологических исследованиях всегда упоминают теорию Узнадзе, ког-да речь заходит об установке. Но при этом иногда допускается неоправ-данное смешение ключевого понятия этой теории — понятия первич-ной установки с понятием социальной установки — несмотря на то, что представители школы Узнадзе неоднократно выступали против такого смешения***. Однако развести понятия первичной установки и социальной установки не удастся до тех пор, пока не будет решен эопрос об отношениях между установкой и деятельностью.
Представители школы Д.Н. Узнадзе в течение многих лет последо-вательно отстаивают идею о существовании первичной установки,
* См.: Выготский Л.С. Развитие высших психических функций. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1960.
** Шихирев П.Н. Исследования социальных установок в США//Вопросы фи-лософии. 1973. № 2. С. 166.
*** См.: Надирашвили Ш.А. Указ, соч.; Прангишвили А.С. Исследование по пси-хологии установки. Тбилиси, 1967; Чхартишвили Ш.Н. Некоторые спорные про-блемы психологии установки. Тбилиси, 1971.
381

предваряющей и определяющей развертывание любых форм психи-ческой активности (Ш.А. Надирашвили, А.С. Прангишвили, Ш.Н. Чхартишвили). Представители же деятельностного подхода. (А.В. Запорожец, А.Н. Леонтьев, Д.Б. Эльконин) не менее последова-тельно отстаивают альтернативную позицию, которая может быть ла-конично передана формулой: «Сначала было дело».
С нашей точки зрения, вопрос об отношениях между первичной установкой и деятельностью, несомненно, выиграет при переводе его на почву исторического анализа. Для того чтобы адекватно понять интересующее нас событие — появление теории установки Д.Н. Уз-надзе, необходимо восстановить тот фон, на котором это событие произошло, в частности, те моменты, которые необходимы для вы-явления задачи, приведшей к появлению теории установки Д.Н. Уз-надзе.
На ранних этапах экспериментальной психологии факт установки (готовности к активности) проявлялся в самых разных областях пси-хической реальности. В психофизике и исследованиях времени реак-ции он, будучи неким неконтролируемым фактором, искажал резуль-таты измерений и порождал ошибки вроде ошибок «ожидания» (из-менение ответа испытуемого, вызванное предвосхищением изменения ощущения) и «привыкания» (тенденция испытуемого реагировать на появление нового стимула тем же способом, которым он реагировал на предшествующее предъявление стимула), изменение знака ошиб-ки наблюдателя (ошибка запаздывания или упреждения при локали-зации движущегося объекта). В другой линии исследований установки — исследованиях иллюзий веса и объемно-весовой иллюзии — понятия установки или ожидания привлекались для описания (подчеркиваем, описания, а не объяснения) тех состояний испытуемого, которые всегда сопровождали проявления этих иллюзий.
Таким образом, в прошлом столетии отчетливо выявились два направления в исследовании проявлений установки, но ни в одном из них установка не становилась предметом специального анализа. В работах по психофизике она, скорее, воспринималась как артефакт, который старались элиминировать путем усовершенствования экспе-риментальной процедуры и статистической обработки результатов эксперимента; в исследованиях иллюзий и времени реакции психоло-ги ограничивались лишь указанием на участие установки в возникно-вении иллюзий или даже усматривали в ней причину различного вре-мени сенсорной и моторной реакции, но останавливались перед психо-логическим анализом этой причины или же сводили ее к периферическим реакциям мышечной преднастройки.
В начале XX века проблема установки, как мы уже отмечали выше, стала предметом специального исследования в вюрцбургской школе, где понимание установки приобрело ряд особенностей. Во-первых, понятие установки здесь прочно срослось с понятием активности. Ак-
382

тивность же рассматривалась вюрцбургцами в отвлечении от своего реального носителя, от субъекта. Во-вторых, установка (детермини-рующая тенденция) впервые получила функциональное определение как фактор, направляющий и организующий протекание психичес-ких процессов, т.е. была предпринята попытка указать те реальные функции, к'оторые установка выполняет в психических процессах. Тем самым был явно поставлен вопрос о соотношении между дея-тельностью и установкой. Однако этими крайне важными для пони-мания проблемы установки моментами и ограничилась в основном разработка этой проблемы в вюрцбургской школе. Понятие установки резко выпадало из строя понятий атомарной интроспективной психо-логии, внутренняя логика которой толкала психологов на поиски не-которой субстанции «установки» в психической реальности. Следуя «правилам игры» традиционной психологии, вюрцбургцы должны были бы найти и описать некий новый «атом», подобно тому, как они, ориентируясь на данные интроспективных отчетов, описывали ощуще-ния, образы, чувства и т.д. Но испытуемые «отказывались» отнести установку к какому-либо из известных состояний сознания. Поэтому, например, К. Марбе*, столкнувшись с проявлениями установки при исследовании суждения, вынужден был добросовестно перечислить все психические процессы, заверяя, что установка есть «нечто», что не может быть отнесено ни к одному из этих процессов. Собственно говоря, К. Марбе тем самым негативно определил установку и зафик-сировал это понятие в концептуальном аппарате, введя термин «уста-новка сознания» («Bewusstseinlage», что соответствует английскому «conscious attitude»).
Поскольку реальность неоднократно наблюдаемых феноменов ус-тановки не вызывала сомнения, стало необходимым пересмотреть как концептуальную сетку, которой пользовалась традиционная психоло-гия, так и ее базовую идею, которые оказались непригодными для анализа обнаруженного феномена. Базовой идеей, молчаливо или явно признаваемой представителями традиционной психологии, была идея о том, что «объективная действительность непосредственно и сразу влияет на сознательную психику и в этой непосредственной связи определяет ее деятельность»**. Д.Н. Узнадзе назвал эту идею «постула-том непосредственности».
Принимая осознанно или неосознанно этот постулат как исход-ную предпосылку экспериментального исследования, психолог оста-вался один на один с теми непреодолимыми трудностями, которые были обусловлены признанием постулата непосредственности и про-
* Обстоятельный анализ теории установки К. Марбе дан в работе: Чхартишви-ли Ш.Н. Некоторые спорные проблемы психологии установки. Тбилиси, 1971.
** Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки//Психоло-гические исследования. М.: Наука, 1966. С. 158.
383

являлись в ошибках «ожидания» и «привыкания», в иллюзиях уста-новки, в таинственной неуловимости установки посредством интрос-пекции и, наконец, в беспомощности попыток поместить установку в арсенал устоявшихся категорий традиционной психологии.
Признание постулата непосредственности определило и тот об-щий исторический факт, что представители традиционной психоло-гии, ориентированные в своих исследованиях на переживания отдель-ного индивида, резко обособили сферу психической реальности от действительности и тем самым оказались в замкнутом круге сознания. Только пересмотр самого фундамента психологии мог устранить те препятствия, которые встали на ее пути, а такой пересмотр возможен лишь при выходе за сферу эмпирических фактов и обращении к мето-дологическому анализу самих оснований психологической науки.
Этот шаг был сделан Д.Н. Узнадзе, который, дав методологический анализ фундамента атомарной интроспективной психологии, выде-лил постулат непосредственности, являющийся исходной предпосыл-кой всей традиционной психологии. Искусственность конструкций, вынуждающих мысль исследователя двигаться в замкнутом круге со-знания, неадекватность подобного рассмотрения психики, обуслов-ленная принятием постулата непосредственности, привели Д.Н. Уз-надзе к постановке задачи о необходимости преодоления этого посту-лата, к идее о невозможности анализа сознания изнутри и, следовательно, к поиску такого опосредующего двухчленную схему анализа звена, которое само бы не принадлежало к категории явле-ний сознания. Ради решения задачи преодоления постулата непосредственности через категорию, не принадлежащую к сфере явлений сознания, Д.Н. Узнадзе и была создана теория установки.
Таким образом, перед Д.Н. Узнадзе встала в первую очередь задача принципиально методологического характера — задача анализа тех предпосылок, на которых зиждилось здание традиционной психоло-гии. Это сразу же резко противопоставило в методологическом плане концепцию Узнадзе всем вариантам понимания установки. Поэтому попытка вычертить прямую линию развития проблемы установки (воз-можно, провоцируемая чисто внешним терминологическим сход-ством), скажем, от детерминирующей тенденции Н. Аха до установки Д.Н. Узнадзе и, далее, до социальной установки Томаса и Знанецко-го, была бы столь же абсурдной, как попытка искать истоки теории деятельности в бихевиоризме. Абсурдность ее состоит прежде всего в том, что в отличие от Н. Аха, Э. Тол мена и др., направляющих все свои усилия на анализ «центрального процесса» (установки, ожида-ния, знакового гештальта) — промежуточной переменной, Д.Н. Уз-надзе отчетливо заявляет, что постулат непосредственности не может быть преодолен изнутри.
Д.Н. Узнадзе пошел по пути преодоления постулата непос-редственности через «подпсихическое» — через установку. Установка —
384

это «...своего рода целостное отражение, на почве которого может возникнуть или созерцательное, или действенное отражение. Оно зак-лючается в своеобразном налаживании, настройке субъекта, его го-товности... к тому, чтобы в нем проявились именно те психические или моторные акты, которые обеспечат адекватное ситуации созер-цательное или действенное отражение. Оно является, так сказать, «ус-тановочным отражением». Содержание психики субъекта и вообще всего его поведения следует признать реализацией этой установки и, следовательно, вторичным явлением»*. Это определение, будучи взя-то само по себе, оставляет возможность неоднозначной его интерпре-тации. Какой смысл, например, вкладывает Д.Н. Узнадзе в термин «психическое», которое всегда вторично по отношению к установке? Что он имеет в виду, говоря о первичной установке? От решения этого вопроса зависит, вправе ли мы ставить знак тождества между первичной и социальной установками. Чтобы ответить на эти вопро-сы, достаточно восстановить задачу ученого и исторический контекст, выступавший как условие решения этой задачи.
Д.Н. Узнадзе, анализируя представления традиционной психологии, неоднократно подчеркивал, что ее представители отождествляли со-знание и психику. Правда, Д.Н.Узнадзе упоминает о существовании направления, которое обращается к проблеме бессознательного, — о психоанализе 3. Фрейда. Но, по справедливому мнению Д.Н. Узнадзе, концепция 3. Фрейда ни в коей мере не меняет действительного поло-жения вещей в картине представлений традиционной психологии, поскольку бессознательное у Фрейда — это негативно определенное сознательное. Рационализовав таким способом «бессознательное» в психоаналитической теории, Д.Н. Узнадзе устраняет любые возражения против своего тезиса, согласно которому в традиционной психологии «...все психическое сознательно, и то, что сознательно, является по необходимости и психическим»**. Все это наталкивает нас на мысль, что, по-видимому, говоря о первичности установки по отношению к психике, Д.Н. Узнадзе подразумевал психику в смысле традиционной психологии, т.е. психику как явление сознания. Тогда становится по-нятной та страстность, с которой Д.Н. Узнадзе настаивает на положе-нии о первичности установки. Ведь если бы установка была вторичной по отношению к психическому как сознательному, то ее введение ровным счетом ничего бы не дало для решения задачи преодоления постулата непосредственности. Дело, поэтому, прежде всего не в том, обладает ли установка атрибутом осознанности или не обладает, а в том, может ли она быть принята в качестве первичной категории, т.е. категории, порождающей любые психические процессы, в том числе
* Узнадзе Д.Н. Основные положения теории установки//Бжалава И. Т. Психо-логия установки и кибернетика. М.: Наука, 1966. С. 26.
** Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. С. 135.

25 - 7380

и бессознательные. Если да, то социальная установка, взятая в своей интрапсихической форме, выступила бы тогда по отношению к этой базовой категории как вторичный феномен, как порождение первич-ной установки. Из вышесказанного вытекает, что не может быть и речи о смешении первичной установки и социальной установки. Од-нако интересующий нас вопрос встает теперь в следующей форме: выступает ли в онтологическом плане первичная установка как кате-гория, порождающая психические процессы, или же под «первично-стью» в теории Д.Н. Узнадзе имеется в виду первичность по отноше-нию к психическому как сознательному?
Понимание первичности является довольно спорным и требует более подробного обсуждения. Предположим, что установка первич-на по отношению к любым формам психической активности вообще, и, следовательно, любые уровни деятельности являются производны-ми от установки, ее реализацией.
Во-первых, тогда только искушенный наблюдатель сумеет отли-чить установку от тенденции, внутреннего желания, влечения и т.д. Признание установки «первичной» в этом смысле означало бы ее све-дение исключительно к внутренней детерминации и нивелировало бы всякую разницу между установкой Д.Н. Узнадзе, «либидо» Фрейда и стремлением к совершенству, к могуществу Адлера, у которых чело-веческая деятельность и выступает лишь как реализация этих тенден-ций или влечений. Такое рассмотрение первичной установки, одна-ко, вступает в явное противоречие с аксиоматическим положением Д.Н. Узнадзе о необходимости для возникновения установки такого условия, как ситуация.
Во-вторых, тогда исследователь при попытке решить вопрос об отношении между восприятием и установкой, деятельностью и уста-новкой неминуемо попадет в заколдованный круг. Парадокс состоит в следующем: необходимыми условиями возникновения установки яв-ляются ситуация и потребность; ситуация только в том случае высту-пает как условие возникновения установки, если она воспринята субъектом, но любой акт восприятия, согласно теории Д.Н. Узнадзе, предполагает существование установки. Иными словами, для того чтобы возникла установка, должна быть отражена ситуация, но ситуация не может быть отражена без наличия установки. Д.Н. Узнадзе в качестве лоиска выхода из этого замкнутого круга предлагает мысль о том, что установке предшествует акт «замечания», т.е. своеобразного неосоз-нанного восприятия ситуации удовлетворения потребности. В совре-менной психологии существование акта восприятия, афферентирую-щего поведенческий акт и не являющегося достоянием сознания, ни у кого не вызывает сомнения. Но вопрос в данном случае, как нам кажется, не столько в том, что конкретно понимал под «замечанием» Д.Н. Узнадзе, а в том, что, говоря о «замечании», Д.Н. Узнадзе имп-лицитно предполагает наличие активности, которая предшествует
386

возникновению первичной установки. Отсюда можно сделать вывод о том, что у самого Д.Н. Узнадзе установка в действительности выво-дится из поведения, из того, что делает субъект, а не поведение из установки.
Если предложенная нами интерпретация содержания понятия «пер-вичная установка» верна, то мы попытаемся определить то место, которое установка занимает внутри деятельности, опираясь на пред-ставления о деятельности, выработанные в советской психологии, в частности на теорию деятельности А.Н. Леонтьева. Нам представляет-ся, что первичная установка в деятельности выполняет чрезвычайно важную роль, а именно: она направляет поисковую активность на предмет потребности, т.е. понятие первичной установки отражает в концептуальном аппарате теории деятельности акт «встречи» потреб-ности с предметом потребности*. С нашей точки зрения, первичная установка представляет не что иное, как момент в формировании фиксированной установки. Первичная установка существует до тех пор, пока не произойдет «встречи» с предметом потребности. Предмет же потребности — материальный или идеальный, чувственно восприни-маемый или данный только в представлениях, в мысленном плане — есть мотив деятельности**.
Тогда функционально акт развертывания деятельности до первого удовлетворения потребности можно представить следующим образом: потребность —» направленность поисковой активности на предмет по-требности (первичная установка) -» предмет потребности (мотив). Напомним, что согласно теории деятельности А.Н. Леонтьева для че-ловеческой общественно опосредствованной деятельности является генетически исходным несовпадение мотивов и целей. Если же целе-образование по каким-либо объективным условиям невозможно, «ни одно звено деятельности, адекватной мотиву, не может реализоваться, то данный мотив остается лишь потенциальным — существующим в форме готовности, в форме установки»*** (курсив наш. — А. А. и М.К).
Итак, мы подошли к позитивному определению одной из форм социальной установки — социальной установки, возникающей в ка-ком-либо виде деятельности. В социально-психологической литерату-ре эту форму установки рассматривают как фактор формирования социального поведения личности, выступающий в форме отношения личности к условиям ее деятельности, к другим. Такое понимание
* Это положение в русле теории установки Д.Н.Узнадзе высказывается одним из ведущих представителей этой теории А.С. Прангишвили (см., например: Пран-гишвили А.С. Потребность, мотив, установках/Проблемы формирования социо-генных потребностей. Тбилиси, 1974).
** См.: Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1971.
*** Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции. С. 19.
387

представляется нам наиболее продуктивным*. Эти отношения в своем генезисе не существуют изолированно от деятельности, как бы сами по себе, а реализуются деятельностью субъекта. Следует отметить, что давно высказывались положения об установке как об иерархической уровневой структуре**, но разные уровни установки изучались изоли-рованно друг от друга, поскольку установка рассматривалась вне дея-тельности и ее «образующих» — операции и действия. По-видимому, реализация операции осуществляется на основе ситуативной установ-ки, т.е. готовности, возникающей посредством учета обстановки, тех условий, в которых протекает действие. Наиболее детальный анализ этого иерархически самого низкого уровня готовности дан в пред-ставлениях типа вероятностного прогнозирования***. На уровне дей-ствия установка существует в форме готовности к достижению цели и обычно вызывается задачей (Aufgabe). Первоначальный анализ этой формы установок дан в вюрцбургской школе, а также в работах Э. Брунсвика, посвященных исследованию влияния установок, со-зданных инструкцией, на константность восприятия****. И наконец, на ведущем иерархическом уровне деятельности существует социальная установка, которая в своей интерпсихической форме есть не что иное, как отношение мотива к цели, которое существует только через отно-шение к другим. В своей же интрапсихической форме социальная уста-новка выступает как личностный смысл, который и порождается от-ношением мотива к цели.
Мы можем представить себе воображаемую шкалу отношений между мотивом, социальной установкой и личностным смыслом. На одном ее полюсе мы обнаруживаем полное совпадение между социаль-ной установкой и «значением», т.е. когнитивной образующей личнос-тного смысла. Для иллюстрации этого типа отношений воспользуемся результатами исследования Бейвеласа о влиянии изменения установ-ки на производительность труда в группе, которые приводятся в мо-нографии Гибша и Форверга*****. У одной группы работниц указание достичь высокой производительности труда мотивировалось эконо-мической необходимостью, т. е. им задавалась «готовая цель»; другая группа работниц активно участвовала в обсуждении задания и сама принимала цель: повысить производительность труда. В результате у первой группы — низкая производительность труда, а у второй —
* См.: Ядов В.А. Личность как субъект социальной активности//Активность личности в социалистическом обществе. М.; Варшава, 1974.
** См.: Бассин Ф.В. Проблема «бессознательного». М.: Медицина, 1968.
*** См.: Вихалемм П.А. Роль социальных установок в восприятии газетной информации: Автореф. канд. дисс. Л., 1974.
**** Brunswic E. Perception and the representative design of psychological experiments. Berkely; Los Angeles: University of California Press, 1956.
***** См.: ГибшГ., ФорвергМ. Введение в марксистскую социальную психоло-гию. М.: Прогресс, 1972. С. 158-159.
388

высокая производительность. В первой группе мотив имел побудитель-ную функцию, был «только знаемым», а социальная установка выс-тупила для сознания только своей когнитивной образующей, своим «значением»; во второй группе, где шел процесс целеобразования, мотив имел смыслообразующую функцию, и социальная установка выступила в форме «значения для меня», в форме личностного смыс-ла. На другом полюсе шкалы отношений между социальной установ-кой и личностным смыслом располагаются те случаи, когда личност-ный смысл полностью заслоняет когнитивную образующую социаль-ной установки, а на первом плане в сознании выступает аффективная образующая личностного смысла, которая и детерминирует выбор той или иной формы поведения.
Анализируя то, как социальные установки выступают для созна-ния в форме личностных смыслов, мы имплицитно перенесли на струк-туру личностных смыслов представления о трехкомпонентной струк-туре социальных установок, сложившиеся в социальной психологии. В свете описанного выше понимания интериоризированной социаль-ной установки как личностного смысла особый интерес представляет вопрос о структуре социальных установок. При рассмотрении струк-туры социальных установок стал традиционным так называемый трех-компонентный анализ. Возможен еще один подход к этой проблеме. В своей обобщающей работе по изучению социальных установок В. Мак Гайр указывает, что этим вторым подходом является «инструменталь-но-ценностный анализ»*. Сущность его заключается в том, что со-циальная установка рассматривается с точки зрения того, насколько ее объект способствует достижению целей субъекта. Для нас больший интерес представляет первый подход, тем более что представители второго из указанных двух подходов также имеют дело с тем или иным компонентом социальной установки.
Обычно в числе компонентов социальной установки называются следующие три: аффективный, когнитивный и конативный (поведен-ческий). Традиция выделения аналогичных трех планов человеческого поведения (affect, cognition, conation) восходит еще к древнеиндийс-кой и античной философии. Что же касается социальных установок, то предположение об их многомерности было высказано довольно давно. Спор о том, следует ли рассматривать социальную установку как одномерную или многомерную переменную, на наш взгляд, нельзя считать решенным. Характерно в этом отношении замечание, вы-сказанное Мак Гайром. Приведя обширные данные, говорящие в пользу наличия высокой внутренней корреляции между указанными тремя компонентами, Мак Гайр заключает: «Нам кажется, что ...теоретики, настаивающие на различении (компонентов. —А.А.и М.К.), вынужде-
* McGuire W. The nature of attitudes and attitude change//The handbook of social psychology/Ed, by G. Lindzey und E. Aronson. London, 1969.
389

ны будут взвалить на себя бремя доказательства того, что различение это имеет смысл»*.
Однако практически большинство исследователей изучают тот или иной компонент (или то, что изучается, может быть в большей мере отнесено к одному из трех компонентов)**. Поэтому целесообразно проанализировать этот подход и попытаться выделить некоторые мо-менты, подлежащие, на наш взгляд, дальнейшей разработке.
П.Н. Шихирев предлагает следующее описание трех структурных компонентов установки: когнитивный (перцептивный, информатив-ный) как «осознание объекта установки»; аффективный (эмоции, чувства) как «чувства симпатии или антипатии к объекту установки»; конативный (поведенческий, действие) как «устойчивую последова-тельность реального поведения относительно объекта установки»***. Уже из такого описания (именно описания, а не определения), кото-рое с теми или иными поправками разделяется многими авторами, следует, что данные три элемента не рядоположны.
С одной стороны, оценочной силой по отношению к объекту ус-тановки обладает аффективный ее компонент, с другой — установка в целом, как единство трех ее компонентов, оказывает регулятивное влияние на поведение — влияние, которое также вскрывает опреде-ленную оценку объекта. Встает вопрос о том, в какой мере совпадают (и совпадают ли вообще) эмоциональная оценка объекта и, так ска-зать, общая его оценка, которая складывается в результате взаимо-действия аффективного и когнитивного компонентов. Иначе эту про-блему можно было бы сформулировать следующим образом: если ус-тановка субъекта по отношению к некоторому объекту (или явлению) содержит как его эмоциональное отношение, так и совокупность его знаний об этом объекте, то какова «сила» (или «вес») каждой из этих составляющих в выявленной у индивида предрасположенности по отношению к данному объекту.
Однако при выявлении этого «веса» необходимо всегда помнить о той опасности, которая подстерегает исследователя при попытке изо-лированного рассмотрения каждого из компонентов социальной ус-тановки и на которую указывал еще Л.С. Выготский, а именно — о возможности «соскальзывания» на анализ элементов, вместо того чтобы рассматривать «единицы» процесса****. Памятуя об этом замечании,
* McGuireW. Op. cit. P. 157.
** Основанием для этого вывода можно считать те многочисленные данные, которые приведены в указанной работе Мак Гайра. В ней обобщены исследования по социальной установке за много лет и ее можно рассматривать как «репрезентативный» материал по данной проблематике.
*** Шихирев П.Н. Исследования социальной установки в США//Вопросы философии. 1973. № 2. С. 162.
**** См.: Выготский Л. С. Мышление и речь//Избранные психологические ис-следования. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1956.
390

мы, очевидно, должны делать акцент на возможность выделения в социальной установке трех вышеперечисленных компонентов, имея в виду временный вынужденный разрыв единства, который всегда тео-ретически совершается в ходе аналитического разложения объекта знания. В противном случае, когда говорят о социальной установке как сумме или совокупности трех элементов, создается риск вообще потерять специфическое содержание исследуемого нами понятия.
Представление о трехкомпонентной структуре социальной уста-новки в том виде, в котором оно сейчас существует, не может счи-таться удовлетворительным и в том отношении, что указанная выше неоднозначность (аффективная оценка и «совокупная» оценка объек-та) превращается в противоречие, если принять во внимание тот кар-динальный факт, к констатации которого пришли исследователи соци-альной установки. Этим фактом является несовпадение между выявляе-мыми традиционным способом (т.е. на основании вербальных реакций) установками и реальным поведением. Подобное несоответствие впер-вые было четко описано в знаменитом эксперименте Лапьера*.
Характерно, что при попытке подойти к решению вопроса о не-совпадении установки и реального поведения исследователи руковод-ствуются, в общем, представлением о социальной установке как го-товности действовать определенным образом. С другой стороны, в пос-леднее время стали появляться работы, отмечающие, что попытки прогнозировать поведение с помощью социальной установки, опре-деляемой подобным способом, встречаются с большими трудностям**. . В случае понимания социальной установки как готовности неред-ко предполагается, что, определив установку, а значит готовность действовать определенным образом, можно сразу же сделать одно-значный вывод о том, каким будет поведение, реализующее эту го-товность. В действительности, это реальное поведение будет опреде-ляться еще целым рядом факторов. Необходимо учитывать и их, а интерпретация установки как «готовности» как бы снимает вопрос о необходимости включения еще каких-либо переменных в анализ.
Все вышесказанное позволяет, на наш взгляд, сделать вывод о некотором несоответствии, которое сложилось между традиционным представлением о социальной установке и ее структуре в теоретичес-ких рассуждениях и теми реальными данными, которые получены в экспериментальных исследованиях. По-видимому, дело заключается в том, что исследователь не может выделить в поведении влияния соци-альной установки в «чистом» виде. Поскольку наблюдаемое поведение детерминируется не только социальными установками, но и другими
* См.: La Piere R. Attitude versus action//Attitude theory and measurement/Ed, by M. Fishbern, N. John. N. Y., 1967.
** См., например: Kelman H. Attitudes are Alive and Well and Gainfully Employed in the Sphere of Action//Amer. Psychol. 1974. Vol. 29. № 5.
391