Бехтерев В. Избранные работы по социальной психологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

XXI. ЗАКОН КОМПЕНСАЦИИ ИЛИ ЗАМЕЩЕНИЯ

В данном случае дело идет о законе, по которому всякое движение или
какая-либо другая форма энергии, встречая то или другое препятствие для
своего проявления, замещается другими движениями или другими формами
энергии, представляющими в сущности тоже род движения. Нет надобности
останавливаться на том, что этот принцип является прямым следствием
принципа сохранения энергии и подтверждается в физической среде везде
и всюду. На этом основан так называемый принцип единства энергии. В
химии мы также с постоянством встречаемся с реакциями замещения одного
вещества другим.

В органическом мире этот закон осуществляется равным образом на
каждом шагу, ибо, например, в растительном царстве искусственное пре-
пятствие к развитию и росту корешков и стеблей обходится замещением
новых корешков и стеблей, вырастающих из других частей растения. В
животном царстве недостающий орган замещается усиленной функцией
других органов. В функциях нервной системы мы встречаемся с замещением
разрушенных и перерожденных систем и волокон другими, здоровыми систе-
мами и волокнами.

Специально в соотносительной деятельности мы имеем также замещение
одного действия, почему-либо задержанного другим, одного забытого слова
другим, оДной неудовлетворенной потребности другою. Так, сексуальные
потребности замещаются нередко художественными или религиозными

319

исканиями и наоборот. На этом основан между прочим метод сублимации ^*
при лечении общих неврозов.

Тот же процесс замещения мы имеем и в деятельности коллектива.
Когда умственное движение в нем воспрепятствовано, как это было, например,
в России в период царского режима, то взамен его обращает на себя внимание
поразительное развитие мистических учений, картежной игры и алкогольных
излишеств. Когда правительство воспрещает открыто вести агитацию, она
находит для себя пути в подпольной пропаганде. С целью же воспрепятст-
вовать последней, правительства часто прибегают к отвлечению народного
движения в иную сторону, навязывая, например, войны населению. Чтобы
отвлечь побежденный народ от агрессивных стремлений по адресу народа-
победителя, ловкие дипломаты стремятся отвлечь энергию побежденного
народа, поддерживая его завоевательные стремления в иных странах. Так,
Бисмарк, отнявший от Франции Эльзас и Лотарингию, поощрял все время
колониальную политику Франции. Вильгельм II, не уяснив себе здравого
смысла этой тактики и сделав ложный шаг созданием столкновения в
Агадире в виде известного <прыжка Пантеры>, подготовил неудачную для
Германии мировую войну, обесславив тем самым свое имя в' истории.

Закон компенсации, между прочим, сыграл большую роль в отношении
распространения христианства в конце II-в начале III в. Как известно, при
Антонинах и в особенности при Северах проявилось поразительное пробуж-
дение религиозной мысли в римском обществе с жаждой веры в возвышенное,
духовное и бессмертное.

Это явилось настоящей реакцией против злоупотребления чувственными
наслаждениями, столь распространенными в то время, путем замещения
общественной философии новым учением. К тому же Римская империя
принимала в свой пантеон богов всех завоеванных стран, благодаря чему
бесчисленное количество богов, естественно, подрывало в них веру и ослабило
социальное значение языческой религии.

В связи с вышеуказанным стремлением общества к возвышенному и
духовному были сделаны попытки морализовать древние мифы и одухот-
ворить языческую религию, но эти попытки уже не удовлетворяли общество.
В это-то время христианство с его учением о едином Боге на небесах и
духом общечеловеческой любви и всепрощения соответствовало наступившей
реакции и стало быстро завоевывать свои права. Геройский дух первых
христиан-мучеников, их непоколебимая вера в правоту своего учения и
непримиримость христианства с другими религиями, откуда и возникли
кровавые преследования, довершили дело победы христианства над языче-
ством.

На этом же законе компенсации основано то, что осуществление всего
великого в общественной жизни связано нередко с тяжелыми испытаниями
и только иногда, благодаря этим испытаниям и тяжелому страданию своих
защитников, оно получает осуществление и окончательное признание.

Ничем иным, как законом компенсации, объясняются и поразительные
противоречия, которые проявляются в коллективной жизни народов, особенно
в периоды смуты. Так, в самые трагические дни террора, сопровождаемые
почти беспрерывными казнями, когда на эшафоте гибнут сотни и тысячи
людей, все увеселительные заведения переполняются народом. Так было во
времена великой французской революции, так было и во время русской
революции. Причину этого надо видеть частью в том, что народ, ранее
лишенный всех видов удовольствия вследствие бедности и забитости,
выбившись на свободу, безгранично отдается всевозможным увеселениям,
ранее совершенно для него недоступным, частью же в потребности скрасить
тяжелые условия жизни увеселениями. Вот почему всевозможные виды
увеселений дают полные сборы в то время, когда царствует гильотина в

320

Париже, а у нас в период революции оживленно проходят <танцульки> во
время беспрерывных расстрелов и грабежей.

Нечто аналогичное можно видеть в том, как заключенные Парижа, над
которыми уже висел дамоклов меч гильотины, без всякой меры предавались
любовным похождениям. Вот, например, как описывают со слов совре-
менников жизнь в тюрьме консьержеров^' Парижа Кабанис и А. Насс:
<Пройдя первую решетку, а их было в общем не менее четырех, вы попадали
в пространство, окруженное кругом железными цепями. Здесь допускались
свидания с посетителями, но обыкновенно к заключенным приходили одни
женщины, их и принимали, конечно, всегда приветливее... здесь, по словам
одного из современников, мужья становились любовниками, а любовники
удваивали свою нежность. Было без особого договора условлено не обращать
более внимания на законы общественных приличий годные, конечно, лишь
тогда, когда возможно отложить излияние нежностей до другого, более
удобного, случая и места. Беззастенчиво раздавались направо и налево
нежнейшие поцелуи. Под покровом сумерек или просторного платья
обменивались смело излияниями нежности, удовлетворялись самые горячие
порывы. Подчас эти восторги прерывались видом несчастных, только что
приговоренных к смерти, которых проводили через этот же дворик из залы
судебных заседаний трибунала. Тогда на минуту кругом воцарялось гробовое
молчание, все испуганно переглядывались, а потом... потом снова раздавались
нежные слова, поцелуи, горячие объяснения, все принимало прежний вид,
все незаметно шло опять своим чередом.

Под главным входом наблюдалось почти то же. Вдоль длинных скамей
по стенам сидели мужья с женами и любовники с любовницами, все
обнимались и ласкались с таким же спокойствием и радостью, точно они
возлежали на ложе из роз. Иные лишь изредка плакали и стенали.

Во флигеле тюрьмы происходила игра амура с не меньшей интенсивно-
стью. Днем заботились о туалетах, и все принаряжались и прихорашивались,
а вечером любовь снова вступала в свои права. Все дисконтировалось^* в
ее пользу: вечерний сумрак, тень проносившегося облака, утомление стражи,
надзирателей, скромность и сон остальных заключенных>^.

На принципе компенсации или замещения основывается и процесс
сигнализации и применение так называемой символики. Необходимо иметь
в виду, что всякое сообщничество^* создает основание для развития спо-
собности сигнализировать один другому. Первичное сигнализирование есть
примитивный язык мимики. Эффект испуга, испытываемого одним
индивидом, есть уже сигнал об опасности для другого. Крики отчаяния
являются призывными криками о помощи и т. п. Мимика полового воз-
буждения есть опять-таки своего рода сигнал, приводящий в соответствующее
возбуждение индивидов другого пола. Стрекотание кузнечика, щебетание и
крики птицы, лай собаки, блеяние овцы, топанье кролика, мычанье коровы,
ржанье лошади, взвизгивание и другие звуки макаки - все это суть звуковые
сигналы, лежащие в основе языка животных "*, вполне понятного другим
животным того же вида и достигающие у человека развития сложной чле-
нораздельной речи.

Эти сигналы, конечно, не всегда бывают звуковые: они могут быть также
световые, например фонарь, у светляков, покраснение или посинение кожных
придатков у некоторых животных, механические, как например движение
усиков у муравьев и других придатков у насекомых, выразительные позы
и движения у многих животных, жесты у человека, пахучие - в виде отделений
у животных в периоде Течки и спаривания и т. п. Но всегда и везде они

^ Кабанис П., Насс А. Революционный невроз. С. 132.
21 В. М. Бехтерев

321

служат характеристическими признаками определенного состояния живот-
ного - сигналом или знаком его состояния для других, и в этом их значение.

<Когда олень вскидывает голову кверху, все другие олени делают то же
самое. Это есть знак, он означает: "слушай". Если первый олень не видит
предмета, привлекшего его внимание и кажущегося ему подозрительным,
он испускает низкий звук. Это есть слово, оно означает "осторожность".
Если он видит затем, что предмет не только подозрителен, но и опасен, он
делает дальнейшее употребление языка - интонацию: вместо низкого звука
"слушай", он испускает резкий громкий крик, означающий "бегите, спасая
свою жизнь". Отсюда природа языка: знак или жест, звук или слово, и
интонация>^.

Нечего говорить, что чем животное выше по развитию, тем его сигналы
многосложнее. Возьмем для примера собаку. Уже в лае собаки Ч. Дарвин
отметил от 4 до 5 видоизменений. Но ведь собака выражает свое состояние
не одним лаем, но и ворчанием, визгом, а также движениями хвоста, ушей,
мимикой лица, движением всего туловища, выражением глаз и т. п. Здесь
язык уже настолько разнообразен, что передает многие тонкости внутреннего
состояния собаки, которые не могут быть передаваемы например, птицей.
У обезьян имеется до 6 видоизменений голоса* и уже примитивный язык,
служащий для обозначения определенных предметов, помимо весьма раз-
нообразного языка телодвижений.

Человеческая речь, возникшая путем эволюции из примитивного языка
звуковых рефлексов, жестов и мимических движений - есть прямой продукт
социальности и развилась благодаря беспрерывному общению людей друг
с другом, без чего никакой сигнализации в форме речи не могло бы быть
и помину. Во всяком случае ряд фактов говорит за то, что эта способность
к сигнализации в отношении примитивных мимических и звуковых реф-
лексов не наследственна и, следовательно, не прирождена, другая же часть
приобретается опытом в форме высших или сочетательных рефлексов.""
Человеческая речь во всяком случае является приобретенной путем опыта.
В пользу этого может быть прежде всего приведен факт, что глухой от
рождения всегда в то же время оказывается и немым, но он заменяет
недостающую речь обилием жестов^.

С другой стороны, слепой от рождения беден жестами и мимикой, но
богат интонацией голоса. Человек, лишенный общения с себе подобными
от рождения, как Гаспер Ганс, лишается развитой речи. Наконец, человек,
рожденный от родителей одной нации и перевезенный в младенческом
возрасте в другую страну, приобретает речь этой страны, не сохраняя никаких
следов речи своих родителей.

Достойно внимания, что язык жестов и пантомимика развиваются под
контролем зрения, язык звуков - под контролем слуха. Между прочим ука-
зывают на значительное сходство между жестами и пантомимическими
движениями глухонемых и первобытных народов, и это оттого, что у пос-
ледних, как и у первых, при ограниченности звукового языка жесты и
пантомимические движения представляются хорошо развитыми.

Даже и жесты, употребляемые для сокращения, тождественны или сходны
в обоих случаях, как сходны эти движения и у различных народов. Все это
было бы загадочным, если бы не объяснялось тем, что эти жесты и пан-

^" Дрюммонд Г. Эволюция человека. С. 181. Цит. по Рибо Т. Эволюция общих идей. М"

1898.

^° См.: Бехтерев В. М. Биологическое развитие мимики // Вестник знания. 1910. № 1, 3, 4.
^^ Имеются и опытные данные, из которых видно, что глухие животные утрачивают спо-
собность издавать звуки. В опытах, произведенных в нашей лаборатории над собаками
(доктор Ларионов), при развитии глухоты после удаления височных долей оперированные
животные с течением времени утрачивали и способность к лаю.

322

томимические движения являются воспроизведением движений изоб-
разительных, указывающих и др., которые не могут быть различными у
различных народов, ибо относятся к одинаковым внешним объектам.

<Маллери устроил свидание индейцев из Утахи с одним глухонемым,
который передал им длинный рассказ об одном воровстве, после чего вступил
с ними в разговор: оказалось, что обе стороны прекрасно понимали друг
друга> ^.

Как упомянуто, глухонемые, обходясь без слов, развивают до высшей
степени свою мимику и жесты, благодаря чему они легко понимают друг
друга и, не будучи обучаемыми, пользуются, в конце концов, более или
менее одинаковыми изобразительными и указательными жестами, доступ-
ными также и пониманию людей здоровых. Их жесты образуют собою и
терминологию, или обозначения, и упрощенный синтаксис. Причем пос-
ледний состоит в порядке следования жестов друг за другом и в их опре-
деленном сочетании.

В виде примера, скажем, что, например, ребенок обозначается жестом,
указывающим маленький рост, а младенец жестом, указывающим на кор-
мление грудью, ношение на руках и укачивание. Собака обозначается
движением головы с движением рта наподобие лая и т. п. Потерять обоз-
начается жестом, показывающим урон вещи и тщетное ее отыскивание,
забыть обозначается проведением руки по лбу и пожиманием плеч. Полюбить
обозначаются приложением руки к сердцу. Ненавидеть одинаковыми жестами
с отрицательным киванием головы и т. п.

Что касается синтаксиса, то, по исследованиям ряда авторов (Скотт,
Тейлор, Роменс и др.), в нем нет частей речи или терминов определенного
лингвистического значения, а он построен исключительно на порядке рас-
положения знаков-жестов, причем знаки располагаются в порядке их
относительной важности, а именно: подлежащее располагается впереди ска-
зуемого, дополнение раньше действия - глагола, а изменяемое раньше изме-
няющего, все же лишнее опускается. Например, для выражения: я прибил
такого-то палкой, жесты следуют в таком порядке: я - такого-то - бить -
палка, а для выражения: я был побит таким-то палкой - порядок жестов
будет следующий: такой-то-я-бить-палка. Этот синтаксис, конечно, крайне
беден и едва ли может быть сравниваем даже с ограниченным синтаксисом
слабоумных. К тому же, как и для последних, для таких необученных
глухонемых в большинстве случаев остаются совершенно недоступными
нравственные, религиозные, космологические и метафизические понятия.
Однако, глухонемые не лишены творчества ^.

Почему именно человек развил преимущественно звуковой язык? Я уже
говорил в другом месте об анатомических условиях, содействовавших
развитию языка звуков ^. Но все же нельзя не указать здесь на особые
преимущества языка звуков перед языком жестов, которые дали определенное
направление символизму человека в виде преимущественного развития зву-
кового языка.

Есть основание думать, что первоначально человек имел возможность
пользоваться тем и другим языком, однако преимущество в дальнейшем
развитии осталось за языком звуковым, и этому содействовали следующие
условия. Язык жестов занимает руки, мешая заниматься с помощью их
другими делами, в темноте он не передается, как не передается за пре-
пятствиями, например, в лесу, и через большое расстояние. Затем, жесты
и пантомимика исключительно подражательного происхождения, вследствие

^ Рибо Т. Эволюция общих идей. С. 74.
^ См: там же. Отдел IV. Аналитические жесты. С. 70-78.
См: Бехтерев В. М. Объективная психология. Вып. 1/3.

323

чего они связаны с конкретными раздражениями и мало приспособлены
для обобщений, хотя и нельзя отрицать, что дальнейшее развитие языка
жестов могло бы выработать знаки для обобщения. Имеющиеся жесты для
сокращения уже служат указанием на возможность такого развития. С другой
стороны, звуковая речь допускает развитие и крайне тонкую дифференцировку
в отношении внешних звуковых раздражений и проявлений голоса и звуков
в отношении как интонации, так и сложности звуков, и все это при минималь-
ной затрате сил.

Письменная речь первоначально уподоблялась языку жестов по своим
изобразительным приемам (так называемое идеографическое письмо).
М. Мюллер приводит ряд примеров, очень поучительных в этом отношении.
Сходство здесь обнаруживается в отношении и обособления терминов, и
известного порядка, и конкретных изображений самих действий. Он указывает
на одно письмо туземца Каролинских островов капитану испанского судна:
наверху нарисован человек с вытянутыми руками (просьба), налево внизу
предлагаемые предметы: 5 раковин больших и 7 маленьких различной
формы, направо - прямо против - изображены вещи, которые испрашива-
ются в обмен: 3 больших и 4 малых удочных крючка, два куска железа и
два топора ^.

Сигнализация имеет огромное значение не только в коллективной жизни
человека, но и в коллективной жизни животных. Стая птиц спокойно собирает
свой корм, пока сторож их не вскрикнет и не даст сигнала взмахом крыльев,
чтобы все летели прочь от приближающегося врага.

То же известно и относительно четвероногих животных, живущих стадами.
Как известно, все стадо следует указаниям своего вожака, сигнализирующего
в известных случаях всем, как следует поступать.

Символизм человека, кроме письма и рисунков, сводится к следующим
формам:

1) нечленораздельные звуки в форме простых рефлексов;

2) звуки такие же нечленораздельные в форме сочетательных рефлексов;

3) звуки членораздельные как дальнейшее развитие сочетательных реф-
лексов в форме звукоподражания;

4) звуки членораздельные как дальнейшее развитие сочетательных реф-
лексов путем приставок, осложнений и суффиксов (речь);

5) рефлекторная мимика и жесты, например, плач, смех и другие, как
результат кожных раздражений, защитные движения рук при закрывании
ими лица и глаз, отдергивание руки от резкого раздражения;

6) мимика и жесты в форме сочетательных рефлексов;

7) пантомимические жесты как воспроизведение действий (указывающие,
изобразительные и пр.).

Что касается значения сигнала в общественных условиях человеческой
жизни, то как и в индивидуальной жизни оно приобретается путем опыта
и упражнения входящих в коллектив индивидов.

Крик отчаяния по общему опыту обозначает несчастье, стрельба, опять-
таки по опыту всех, имевших дело с оружием, сопровождается тяжелыми
жертвами. Этого достаточно, чтобы и без действительного несчастья и без
всяких жертв то и другое имело свои обычные последствия для толпы, т. е.
панику в одном случае, ответные выстрелы в другом случае.

Набатный колокол раздается, как всем известно, в случае пожара, тре-
бующего помощи, с другой стороны, известно, что благовест раздается в
начале церковного богослужения. Вот почему и тот, и другой служат сигналом
для выхода из дому - в одном случае на пожар, в другом случае в церковь.
Совершенно аналогичные условия мы имеем и во всех других случаях.

^^ Рибо Т. Эволюция общих идей. Раздел <Язык>.
324

В жизни человека сигнализация осуществляется, можно сказать, на каж-
дом шагу.

Допустим, что происходит обучение войск. Все ждут сигнала. Вот раздается
команда, и войсковой коллектив, остававшийся в выжидательном состоянии,
вместе с командой приходит в движение. По условленному сигналу в виде
приказа начинается и сражение на войне, где и все дальнейшее развивается
согласно даваемым сигналам.

Возьмите пожарную команду. Сигнал, данный с башни, взбудораживает
массу пожарных, и каждый устремляется к своему делу. Один миг, и все
готово к выезду на пожар, где опять приводят в действие массу лиц слова
команды, играющие роль сигналов. Нет последних - и пожарная команда
отдыхает до тех пор, пока не услышит нового пожарного сигнала, призы-
вающего к исполнению обязанностей.

Другой пример, когда вы имеете танцующую массу лиц на балу. Пока
она прогуливается по залу, болтая друг с другом. Но вот началась музыка.
Она служит сигналом, и вы видите, как из толпы выделяется одна пара за
другою, начиная танцы под музыку.

Дальше, вы находитесь в театре и ждете представления. Публика еще не
собралась, но в назначенное время появляется среди оркестра капельмейстер.
Он поднимает свою палочку вверх, что является сигналом для музыкантов,
а для публики моментом, возбуждающим напряженное сосредоточение. Но
вот поднимается занавес, начинается самое представление. Выходящие на
сцену лица начинают говорить, обращаясь друг к другу, а иногда в сторону,
к публике. Для всей этой сценической массы лиц имеется свой сигнал,
который однако остается незамеченным для публики. Этот сигнал дается из
суфлерской будки и заключается в указании в соответствующий момент
фраз, которые должны быть произнесены, и в напоминании действий, ко-
торыми должна сопровождаться сцена.

Посмотрите затем, как начинает свое пение хор. Раньше всего выступает
регент""*, он дает сигнал в виде камертонного звука, затем дается жест
рукою, и хор начинает пение. В другом случае хор начинает петь со взмаха
дирижерской палочки или с началом музыки, или, наконец, вслед за окон-
чанием начальной песни. Все это суть сигналы, которые немедленно влекут
за собою определенный род коллективных действий.

Перейдем к коллективным гимнастическим упражнениям. Что обес-
печивает согласованность действий массы лиц, производящих сложные
гимнастические упражнения? Опять-таки команда или сигнал, обозначающий
начало действий.

Допустим, вы находитесь в школе, где масса юношей привлечена к
коллективной умственной работе. Все они во время рекреации ^* бродят
по коридорам, шумя и крича. Но вот дается звонок, и все устремляются
в классы, чтобы занять места. Прошло несколько более 3/4 часа, и но-
вый звонок обозначает начало перемены, когда урок кончается. В самом
классе при общей работе, например при диктовке, которую должны вы-
полнить ученики, учитель дает сигнал, с которого и начинается кол-
лективная работа.

Вы присутствуете при общественных играх и опять вы встречаетесь с
тем, что каждое коллективное действие, хотя бы соревнование в беге, начина-
ется по определенному сигналу.

Вы находитесь на скачках, и опять начало скачек обозначается опреде-
ленным сигналом.

Вы смотрите на коллективные действия рабочей артели, и здесь вы
видите, что согласованность в общей работе достигается в известные периоды
командой или пением рабочей песни.

325

В больших коллективах звонок будит всех, призывает к столу, к занятиям,
ко сну. Словом, сигнал играет важную роль всюду там, где нужна согласо-
ванная коллективная деятельность.

Во всех вышеприведенных случаях мы имеем дело с организованным кол-
лективом, где самый сигнал является заранее условленным и привычным зна-
ком. Но и в неорганизованных коллективах сигнал получает аналогичное зна-
чение. Так, в толпе, находящейся в тесном помещении, один крик: <пожар!> мо-
жет послужить сигналом к развитию паники. В больших собраниях часто от
шума и разговора ничего не слышно, но достаточно подняться председатель-
ствующему из-за стола и взять в руки звонок, как собрание стихает.

С другой стороны, находясь в толпе, достаточно крикнуть: <Держите
вора!> как за бегущим в погоню устремится несколько лиц.

Провокаторский выстрел нередко служит началом уличного побоища и
ведет к междоусобной бойне вооруженных лиц.

Набатный колокол сзывает людей на пожар. Благовест ^* призывает
народ в церковь к молитве.

Крик отчаяния в толпе приводит ее в движение.

В больших собраниях, когда принимается то или иное решение, следо-
вательно, когда коллектив должен выразить определенное отношение к ка-
кому-либо событию, одно слово председателя и множество поднятых рук
обозначают решение собрания в ту или другую сторону.

Как можно видеть из приведенных примеров, сигнал является необ-
ходимым условием в различных случаях коллективной деятельности. Он
является в некоторых случаях предупреждающим знаком, побуждающим в
коллективной деятельности к наступлению или к обороне. В других случаях
он является в то же время и средством для согласования коллективной
деятельности, без чего она не могла бы даже осуществляться. В третьих
случаях он определяет конец общего действия.

Отсюда ясно все значение сигнализации в коллективной деятельности,
.где сигнал приобретает, быть может, еще большее значение, нежели в жизни
отдельного индивида, ибо без него не только жизнь массы лиц могла бы
подвергаться естественной опасности, но и самая коллективная деятельность
во многих случаях представлялась бы неосуществимой.

Заметим здесь же, что с развитием сопособов сигнализации связан и
вопрос о социальной наследственности, благодаря которой опыт отдельных
индивидов одного поколения передается индивидам следующего поколения,
и таким образом устанавливается та социальная преемственность во времени,
которая обусловливает и историческое развитие общественных начал ^.

Далее, сигнал или знак в общественной жизни играет роль символики
и собственно жесты и словесная речь в конце концов представляют собою
не что иное, как символы реальных явлений внешнего мира или определенных
отношений и действий. В жизни цивилизованных народов символика или
символизм играют и помимо речи чрезвычайно широкую роль благодаря
чему создается целый ряд искусственных символик, часто имеющих то или
другое историческое происхождение.

Так, регалии царской власти, знаки отличий, гербы и прочее - все это
есть не что иное, как выражение общественной символики. Символизм
проявляется вообще всюду в общественной жизни, как например, в обычаях,
идущих из старины, в религиозных обрядах, в так называемом языке цветов
и даже покрое платья, в украшениях и т. п.

Некоторые из явлений символизма передаются из рода в род как бы по
привычке, утратив свое первоначальное значение.

^^ Бехтерев В. М. Социальный отбор.; Бехтерев В. М. Значение гармонизма.

326

Так, сожжение костров в Иванов день"*, являясь пережитком старины
от времен идолопоклонства, в настоящее время утратило уже свой первона-
чальный смысл. Напротив того, некоторые из свадебных обычаев, до сих
пор еще удерживающиеся в народе, не потеряли своего символического
смысла и поныне.

Вся обрядовая сторона религии, производимая на общественных бого-
служениях, полна символического значения, и нет ни одного шага священника
при церковном богослужении, который не символизировал бы то или другое
событие из жизни Иисуса и его учения.

То же самое должно быть сказано и о всех вообще церемониях и
обрядностях общественного характера, как, например, общественных тор-
жествах, общественных танцах, общественных церемониях, общественных
похоронах, общественных играх и т. п. Везде и всюду мы встречаемся с
общественной символикой в самом разнообразном ее проявлении. Между
прочим полон символики и придворный этикет, основанный на обоготво-
рении коронованной особы и возвеличении ее до степени кумира. <Одним
из таких кумиров, которым воздавались божеские почести, перед кото-
рыми воскурялись фимиамы, и приносились жертвы, фимиамы словос-
ловий и лести, а в жертву разум и совесть, человеческое достоинство и
честь, во всех странах и во все времена был носитель верховной власти.
От незапамятных времен древнего Египта, где фараон был <царь и Бог>,
через ряд веков тянется эта традиция фараонизма, обоготворения вла-
дыки, и в эллинистическом царстве Птоломеев, и в Римской империи, а
в новой форме и позднее в христианской Европе .во времена абсо-
лютизма.

Не делали ли из монарха наместника Бога на земле? Не приписывали
ли его власти божественное происхождение? Не называли ли царя земным
Богом? Не восклицал ли Боссюэт: <Короли - вы боги>! и не называл ли их
<Христами> в качестве помазанников божиих? Не были ли в ходу в качестве
официального эпитета <обожаемый> и в применении к монарху? Не обоз-
началась ли его особа как <священная>? В таких чувствах к предержащей
власти не воспитывались ли длинные ряды поколений, и не входило ли это
в закоренелую привычку>?^

Но это обоготворение владыки распространяется и на собирательную
власть народа, за которую еще Ж. Руссо признал неограниченность и не-
погрешимость.^ На народную власть также распространяется раболепие,
которое проявляется пред владыками монархической эпохи.

Вот как, например, в одной газетной статейке из времен начала русской
революции было высказано словословие новому народному верховенству
(выписываю эту выдержку из статьи Н. Кареева): <Его величеству народу,
торжествующему и гордому, мудрому и могущественному народу богатырю,
народу подвижнику, народу праведнику, народу сияющей совести, народу
пророку, учителю всех народов, и т. п. Да, мы русский народ восхваляем
здесь, как "праведное и чистое на путях к царству Божию". Слава тебе,
слава тебе, русский народ, загадочный и светлый, как Тот, благословение
которого осеняет все твои грядущие пути. Слава народу-Спасителю, слава
народу, хранящему в недрах своих сияющее откровение для целого мира.
Слава народу, который будет учителем и любовью всего смятенного, мя-
тежного и не находящего покоя и радости на земле человечества> . В
едином народном разуме автор, между прочим, признал <внутреннее

"" Карем Н. II Наш век.
^* См.: Руссо Ж. Об общественном договоре или начале политического права: Отрывок из

исповеди: Пер. с фр. М., 1906.
"*" Карие Н. II Наш век.

327

приближение к образу и подобию того совершенства, которое являет собою
цель духовных устремлений от первого дня создания> "°.

Скажут, что это обожествление представляет собою взгляд одного человека.
Нет, этот текст был помещен в одной из очень распространенных газет,
очевидно, для сведения массы читающей публики. В этом же роде
произносились речи на митингах, обоготворявшие народную власть или по
крайней мере устанавливавшие ее непогрешимость.

Мало того, даже читались лекции о пророческом предсказании еще в
библейские времена относительно русской революции на тему <Что значит
великий шум из страны северной?>.

Это тема неоднократно повторялась одним из членов ордена <звезды
восточной> и собирала огромное стечение публики. Да и дело обоготворения
народной власти не ограничивалось одними газетными и лекционными
дифирамбами.

Керенский, олицетворявший собою власть, как народный избранник в
первый период русской революции на самом деле держал себя как верховный
и самодержавный вождь народа, пред которым должны были происходить
те же церемонии, как и пред настоящим верховным наследственным вла-
дыкою <божию милостию>. Ему принадлежали все прерогативы неограничен-
ной власти, ибо в критические моменты русской революции все министры
отдавали ему свои портфели, предоставляя ему неограниченное право рас-
поряжаться их судьбой. Нечего и говорить, что и помещение для нового
владыки потребовалось то же самое (Зимний дворец), которое занимали в
дореволюционное время цари.

Но символизм проникает и в нашу обиходную жизнь в виДе преклонения
и лести пред власть имущими и великими и в виде условной вежливости
при всех отношениях с лицами, хотя бы и низшими по положению и
достоинству, исключая своих семейных, где ни этикету, ни условной
вежливости нет места ввиду полной их бесцельности.

Значение символов в общественной жизни, однако, не ограничивается и
этим, ибо символика проявляется также в скульптуре, в архитектуре, в
живописи, в литературе и в поэзии как отражениях общественной жизни.
Даже мимика и манера держать себя полна символизма, который нетрудно
открыть при самом поверхностном анализе явлений.

Социальное единство как всякий сложный объект может символизировать-
ся и обычно символизируется своим знаменем, знаком, эмблемой, например,
зерцало ^*, форменная одежда, флаг и пр. В роли символа может оказаться
и лицо или даже группа лиц, например, президиум, командный состав и т.
д., являющиеся выразителем или представителем данного коллектива. Этот
же символ часто оказывается в известной мере и посредником в отношении
единства, своего рода цементирующей связью для многих членов сообщества,
ибо он напоминает о принадлежности их к данному сообществу и обязывает
их к определенному поведению и солидарности в согласии с интересами
сообщества. Об этой цементирующей роли символов говорит и П. Сорокин
в своей работе ^.

Далее, геральдика, различные значки и ордена, те или другие наглядные
указатели, различные церемонии религиозные и светские, наконец, местные
танцы, даже игры и торжества, разве не полны общественной символики?

Ввиду того, что те или иные символические знаки благодаря установ-
ленным обрядностям олицетворяют собою всю сумму исторических фактов,
они получают могущественное влияние на умы как своего рода фетиши.
Примером может служить стяг полка. Я вспоминаю, как во время мировой

"° Там же.
^ См.: Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 322-323.

328

войны одна из русских сестер милосердия случайно подобрала на поле
битвы, уже захваченном немцами, знамя полка, разбитого вместе с другими
частями отряда генерала Самсонова в Восточной Пруссии, и затем, сохранив
его при себе во время пленения и, будучи впоследствии отпущенной, с
необычайными предосторожностями провезла его через Германию и другие
страны. И вот, в тот момент, когда она вместе с другими сестрами, отпу-
щенными благодаря состоявшемуся соглашению, перешагнула через нашу
государственную границу с Финляндией, то я, случайно сидя в одном вагоне,
мог воочию убедиться в действии этого фетиша на умы военных. Когда
сестра развернула спасенное ею знамя из окна вагона, то несколько военных
бывших на перроне и не имевших никакого отношения к погибшему полку,
реагировали на это знамя буквально как на святыню. Одни из них, смотря
на него, крестились, другие плакали, отирая слезы платком, третьи припадали
к нему, чтобы с благоговением целовать лоскуты знамени.

Нет надобности говорить, что сама сестра считала себя героиней, которая
должна лично передать знамя в руки государя. Такова сила символа, олицет-
воряющего мощь полка как боевую единицу в его историческом прошлом
и настоящем. Знамя перестает быть предметом, это даже не простой символ,
это нечто священное, за что отдают жизнь, не задумываясь, и почитают за
особое счастье нести во время битвы, подвергая себя величайшей опасности
и притом без малейшей возможности самому защититься.

Подобное же обоготворение мы имеем в религии кусков дерева (авст-
ралийские чуринги)^*, камней, скал, растений, животных (тотемические
животные, почитание быков, крокодилов, ибисов в Египте и т. д.)>. Не менее
знаменательно почитание предметов вроде <гербов, судебных зерцал, орденов,
амулетов, мундиров (<честь мундира>), икон, крестов, статуй мадонны, пап-
ской туфли, мощей и бесчисленного множества всяких "реликвий" во всех
областях жизни "^

Как велико стремление толпы к символизму показывает между прочим
устройство новых празднеств со стороны Конвента во время великой рево-
люции во Франции и появление тогда же нового культа Разума. При этом
замечательно, что эти празднества являлись как бы копией древних церковных
обрядов полных аллегории, до такой степени символизм является своего
рода необходимостью для народных масс.

Вот, например, как устраивался при большом стечении народа типичный
праздник торжества Разума в соборе Парижской Богоматери 20 брюмера II
года, в 10 день декабря 1793 г.

<Посреди храма была воздвигнута гора, скрывавшая церковные хоры. На
вершине ее был устроен круглый портик в греческом стиле с надписью на
фасаде "философия". С каждой стороны его украшали бюсты ее апостолов:
Вольтера, Руссо, Франклина и Монтескье. На склоне горы пылал священный
очаг истины. Под звуки музыки две группы девушек в трехцветных поясах,
увенчанные цветами, и с факелами в руках пересекают гору, встречаются у
алтаря, и каждая преклоняется пред божественным пламенем. Затем из
храма выходит женщина, олицетворенная красота, в белом платье и красном
головном уборе. Это воплощение свободы, пред которой преклоняются все
республиканцы при пении хвалебной кантаты>^".

Вся вообще обрядность в разных общественных учреждениях опять-таки
является доказательством значения символизма в народных массах. Даже в
период революционного гонения на церковь устройство 7 мая гражданских
похорон в Петрограде многим ли отличается по форме от церковных похорон?
А все формы чинопочитания и разные церемонии в мирное время в вой-

"" Там же. С. 186.
^ Кабанис П., Насс Л. Революционный невроз. С. 332-333.

329

сковых частях и во время празднеств по тому или иному случаю разве не
проникнуты символизмом от начала до конца?

Словом, жизнь коллектива полна символизма и это потому, что символ
облегчает усвоение сложных соотношений путем их замещения сравнительно
простыми и легко воспроизводимыми знаками, часто имеющими историче-
ское значение.

Наконец, и важнейшие действия отдельных исторических личностей явля-
ются предметом символизма для последующих поколений. Подвиг Прометея
сделался символом мученичества за истину, подвиг Иисуса явился символом
кротости и терпения. Отвага Святослава явилась символом храбрости, походы
Наполеона, Суворова и других явились символами военного искусства.
Стоицизм древних, учение эпикурейцев, поведение киника Диогена - все это
для позднейших времен превратилось в символизм.

Таким образом все значительные, чем-либо выдающиеся подвиги отдель-
ных лиц, переживая себя в истории народов, переходят в нисходящих поко-
лениях в символические формы. Даже выдающиеся события приобретают
форму символизма для потомков, например <Седан>, <Цусима> <Панама> и др.

С явлениями компенсации мы встречаемся и в народном творчестве в
виде так называемой персонификации, наблюдающейся по отношению к
той или другой абстракции. Уже в религиях мы встречаемся везде и всюду
с персонификацией божества, замещающего собою ту или иную абстракцию.
То же, очевидно, мы имеем и в целом ряде народных легенд.

По словам Pareto, <высшая степень персонификации существует там, где
дается имя абстракции, однообразию, чувству, и таким образом последнее
трансформируется в объективных индивидов. Затем персонификация прог-
рессирует, превращается в антропоморфизм. Присоединяя к таким пер-
сонификациям признаки пола, ее делают еще более конкретной. Такие пер-
сонификации рождаются сами собой помимо участия сознания> "\ Таким
образом язык и символические обозначения являются необходимым сред-
ством персонификации, и достаточно бывает дать имя какому-либо абст-
рактному понятию, чтобы привести его путем замещения к персонификации
и антропоморфизму. Такова персонификация в народных сказаниях <Горя-
горемычного>, <Зависти> и т. п. В древнем мире тот же процесс пер-
сонификации привел к созданию таких богов, как Fortuna и Victoria. Но
кроме них в Риме, по словам Boudain'a ^, существовал еще целый ряд
менее известных богов и богинь, как Aeguitas, Bonus eventus, Concordia, Copia,
Disciplina, Fama, Felicitas, Fides publica, Gloria, Hronos, Juventus, Libertas, Mens,
Pax, Pietas, Prosperitas, Providentia, Salus generis humani, Sanctitas, Vertus. Нет
надобности говорить, что персонификация той или иной абстракции достигает
полноты своего развития, когда вместе с этим создается легенда, которая
конкретизирует абстракцию не только в определенной личности, но и в ее
действии.

Фетишизация и обоготворение людей общеизвестны. Здесь играет роль
не только положение, с которым уже исторически связывается ореол славы,
власти и т. п. (например, обоготворение царей), но и успех в действиях
(например, обоготворение полководца, правителя, демагога и т. п.). Примеров
такого обоготворения можно было бы привести множество. Сюда относится
культ римских императоров, культ непогрешимого папы и т. п. А вот
образчик обоготворения своих королей зулусами. В их письме королю
значится следующее: <О Pedsulu царь царей, царь небес! Что земли в
присутствии нашего великого царя? Что становится с силой лесов перед
великим Слоном? Своим хоботом он отсекает ветви деревьев... Его дыхание

^ Panto V. Traite de socioloqie generate. P. S. a. Vol. 12.
^^ Boudain. Les cultes paiens dans l'emp. тот. S. L. S. a. P. 415-416.

на лице врагов как огонь, падающий на высохшую землю. Враги пожираются
огнем перед лицом царя царей. Будучи сам отцом огня, он подымается в
небесную лазурь: он посылает свои молнии в облака и принуждает дождь
спуститься с них. Горы, леса и вы, зеленеющие поля! Услышите голос сына
Маггобана, царя неба>^.

Можно было бы привести немало и других аналогичных примеров обо-
готворения царей восточных стран, но и вышеуказанных достаточно, чтобы
показать, как личность при известных условиях замещает в глазах того или

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология