Бехтерев В. Избранные работы по социальной психологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

XIV. КОЛЛЕКТИВНОЕ СОСРЕДОТОЧЕНИЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ НАБЛЮДЕНИЕ

С образованием коллектива его сосредоточение, направлено ли оно в сторону
защиты, или в сторону нападения, или на что-либо, привлекающее его
любознательность, усиливается прямо пропорционально числу единиц, вхо-
дящих в коллектив.

Естественно, что коллектив всегда выигрывает в отношении наблюдения
и в способности примечать перед отдельным индивидом, чему мы имеем
многочисленные примеры прежде всего из жизни животных*.
Для иллюстрации достаточно привести пример из Г. Друммонда^.
<Вот оленье стадо, растянувшееся, как они любят это делать, на четверть
мили длиной; каждое животное в стаде не только участвует в физической
силе всех остальных, но и в наблюдательных способностях; его осторожность
ввиду возможной опасности есть осторожность всего стада; у него столько
глаз, ушей, органов обоняния, сколько у всего стада; его нервная система
простирается на все пространство, занятое линией; одним словом, его среду
составляет не только то, что слышит, видит, обоняет, осязает, чувствует на

^^ Мечников И. И. Сорок лет искания рационального мировоззрения. М., 1913. С. 30.
^  См.: Друммонд Г. Прогресс и эволюция человека. Цит. по Рибо Т. Эволюция общих идей.
М., 1898.

168

вкус один, но что слышит, видит, обоняет, осязает, чувствует на вкус каждый
отдельный член стада> ^^.

Сосредоточение как вид коллективного рефлекса ничем по существу не
отличается от индивидуального рефлекса сосредоточения в форме зрительного
сосредоточения или смотрения, слухового - слушания и других, с тем однако
различием, что здесь акт смотрения и слушания выполняется тысячами
глаз, устремленных на один и тот же предмет, и тысячами настороженных
ушей. Здесь те же формы мышечных сокращений, которые наблюдаются и
при индивидуальном смотрении и слушании, но эти формы мышечных
сокращений выполняются множеством лиц одновременно. Однако есть боль-
шое различие в результате смотрения, т. е. наблюдательной способности или
собственно способности примечать.

Тысячи глаз смотрят лучше, чем пара глаз. Малейший недочет в игре
тотчас же улавливается смотрящим коллективом, между тем как один зритель
мог бы не обратить на это внимание. Можно сказать, что способность
примечать в коллективе во столько раз сильнее, во сколько коллектив числен-
но больше одного индивида""*.

Если мы находимся в концертном зале, мы имеем слушающий коллектив
с теми особенностями в позах, которые характеризуют известное напряжение
слухового аппарата. И опять-таки слушающий коллектив обнаруживает caeteris
paribus, более острое наблюдение в отношении звуковых эффектов, нежели
каждый индивид в отдельности, ибо малейший недочет в выполнении не-
пременно будет замечен в коллективе известным числом лиц, тогда как
отдельный индивид, каким бы слухом он ни обладал, может оставить его
незамеченным хотя бы вследствие временной рассеянности.

Коллективное сосредоточение мы имеем в каждой толпе, внимающей
своему оратору; в каждой театральной публике, следящей за ходом пред-
ставления или за выполнением трудных акробатических упражнений; в каж-
дом концерте, где собрание слушает музыкальные пьесы или пение; в каждой
школе, где ученики сосредоточиваются на словах своего учителя; в каждой
трудной по выполнению коллективной работе, где люди сообща выполняют
одно общее дело и сосредоточенно следят за руководителем в целях согла-
сованности своих движений, от которой зависит правильность самой работы.

В определенную эпоху времени* коллектив сосредоточивается на ка-
ком-либо определенном событии и проявляет к этому событию особую
впечатлительность. Так, в период войны коллективное сосредоточение уст-
ремляется на известия, получаемые с театра военных действий. В период
голода коллективное сосредоточение устремляется на вопросы, связанные с
доставкой съестных продуктов. В период громкого процесса коллективное
сосредоточение устремляется на ход судебного следствия и разбирательство
дела. В случае тяжелого общественного бедствия коллективное сосредоточение
устремляется на различные детали этого события и т. п.

Таким образом общественное сосредоточение привлекается в социальной
жизни всякой сенсационной новостью: объявлением войны, каким-либо
грандиозным предприятием, новым открытием или изобретением, даже
какой-нибудь замечательной книгой, вообще всем, выходящим из ряда за-
урядных вещей.

Упомянутые выше больший эффект коллективной сосредоточенности и
больший результат коллективной наблюдательности достигается в коллективе
животных и человека не чем иным, как обобщающим началом коллектива,
благодаря которому замеченная кем-либо особенность тотчас же сообщается
при посредстве знаков или языка другим. Этого достаточно, чтобы она
сделалась уже общим достоянием и послужила предметом дальнейшего

Там же. С. 177.

169

совместного обсуждения и общего выявления, которое благодаря усиленному
сосредоточению на том же предмете многих приводит еще к большему
углублению наблюдательности в указанном направлении.

В результате всего этого оценка того или иного предмета сосредоточения,
будет ли то картина, театральное представление, музыкальная пьеса и т. п.,
оказывается со стороны коллектива более верной, нежели со стороны каждого
из его отдельных индивидов.

Возьмем пример из жизни. С наступлением февральской революции П.
М-ов, один из популярнейших вождей того времени, выбранных народной
волей в члены Временного правительства, во время своей речи вслед за
переворотом упомянул вскользь имя возможного будущего монарха России.
Этого было достаточно, чтобы эта речь подверглась почти всеобщему осуж-
дению, и сам оратор сразу же потерял доверие среди более левых политических
кругов страны, тогда как отдельный индивид, слушая ту же речь, мог бы
не обратить на это место своего внимания, или же при обмене мнений
оратор мог бы так или иначе исправить впечатление от речи.

Из вышеизложенного ясно, почему коллективный или общественный
надзор имеет преимущество перед надзором со стороны отдельного лица.

В этом и заключается значение общественного контроля, который, вообще
говоря, отличается значительно большей внимательностью и строгостью,
нежели контроль отдельных лиц^*.

Однако все вышеуказанное справедливо по отношению к тому случаю,
когда для наблюдающего коллектива представляется возможность про-
явить обобщающее начало путем главной критики и обмена мнений. В
другом случае, когда дело сводится лишь к одному коллективному наблю-
дению, и коллектив самое большее может выражать лишь свое одобрение
или неодобрение, как это имеет место в отношении театральной публики,
то коллектив тем самым лишается в значительной мере остроты своей
наблюдательности, и окончательный результат ее сводится к тому, какое
впечатление данное представление производит на большинство наблюдате-
лей. Но так как и здесь обобщающий элемент в коллективе осуществляет-
ся при посредстве знаков одобрения или неодобрения, то этим путем
коллективная наблюдательность подчиняется в той или иной мере закону
подражания или заразе. Всякому ясно, что, когда то или другое место
пьесы вызывает аплодисменты одной группы лиц, эти аплодисменты под-
хватываются и другими и нередко всей залой. Этим, как известно, поль-
зуются клакеры в театрах, нанимаемые специально для поддержки той
или другой пьесы.

То же условие подражательности и внушения играет роль и в отношении
происхождения коллективных иллюзий и галлюцинаций, о которых речь
будет ниже.

Не входя в подробности по этому предмету, я только хотел бы обратить
здесь внимание на тот факт, что всякая коллективная галлюцинация начина-
ется с коллективной иллюзии или даже представляет собой иллюзию, в
основе которой лежит коллективное сосредоточение, направленное в опреде-
ленную сторону соответствующим настроением и связанным с ним
ожиданием. Так, когда та или другая семья бывает поражена горем вследствие
смерти кого-либо из семьи, случается, что несколько лиц видят умершего
при той или иной обстановке или при условиях, дающих повод к развитию
массовой иллюзии. Когда войска находятся в постоянной тревоге, они часто
поражаются коллективными иллюзиями и галлюцинациями в форме видения
приближающегося неприятеля. Особенно часто такие иллюзии развиваются
в сумерки или в ночное время. И опять здесь поводом к развитию кол-
лективных видений служит тот или другой внешний повод, создающий
первоначально иллюзию в глазах одного, но затем эта иллюзия путем заразы

170

передается другим и, обобщаясь, превращается в коллективную иллюзию, а
иногда и галлюцинацию^.

Как и при сосредоточении со стороны отдельного индивида, коллективное
сосредоточение характеризуется тем, что каждая мелочь в событии, привлек-
шем коллективное сосредоточение, возбуждает коллективную мимико-со-
матическую реакцию, и вызывает многочисленные пересуды со стороны
общества. Само событие становится предметом общего суждения, предметом
модного разговора везде и всюду.

Нечего говорить, что коллективное сосредоточение отличается теми же
свойствами, как и сосредоточение отдельного индивида.

Так при однообразии предмета оно подвержено утомлению: напротив
того, разнообразие внешних впечатлений, особенно при условии некоторого
перерыва, его оживляет.

Одно и то же событие, какой бы важности оно ни было, не может долго
привлекать к себе коллективное сосредоточение. Последнее мало-помалу
притупляется или тормозится, направляясь затем на другое событие.

Вообще чрезвычайно важным фактором поддержки коллективного сос-
редоточения, как и при сосредоточении отдельных лиц, является смена
событий, служащих предметом сосредоточения.

Последнее особенно обостряется по отношению к какому-либо событию,
если коллективное сосредоточение в течение некоторого времени представ-
лялось совершенно незанятым, иначе говоря, бездействовало и, следовательно,
находилось как бы в периоде отдыха. Но само собой разумеется, что на-
пряжение сосредоточения обусловливается общественной важностью того или
иного события, что, в свою очередь, находится в зависимости от того, в
какой мере это событие задевает интересы индивидов, входящих в данное
сообщество или коллектив.

Обращает на себя внимание специфическое отношение толпы, опреде-
ленным образом настроенной, к внешним влияниям того или иного рода.
Оказывается, что толпа, подобно отдельным индивидам, безразлично
относится ко всем воздействиям, которые не соответствуют ее настроению,
и, наоборот, она очень чутка к воздействиям, так или иначе отвечающим
по своему характеру ее общему настроению. Ее наблюдательность и сосре-
доточение в этом отношении обостряется. Это совершенно аналогично тому,
что мы имеем и в настроении отдельной личности. При пониженном или
угнетенном настроении человек мало или даже вовсе недоступен всему, что
противоречит его настроению, и даже тому, что может его развлечь и поднять
настроение. Наоборот, при повышенном настроении человек недоступен ^*
к горю других.

С другой стороны, в периоды политических переворотов, смут и восстаний
под влиянием обостренных политических отношений более или менее обыч-
ными должны считаться коллективные опасения и коллективная подозритель-
ность. Как во время великой французской революции, так и во время русской
революции опасения возможности контрреволюции не оставляли общество
в течение почти всего времени революции, и на этой почве развивалась
коллективная подозрительность благодаря чему видели контрреволюционера
почти во всяком человеке, не принадлежащем к правящим партиям, и
привлекали к ответу по самому малейшему поводу. Также и во время войны
развивается усиленная подозрительность коллектива по отношению к
шпионам. Особенно это проявляется в странах, в которых, как например, в
Германии, военный шпионаж поставлен на необычайную высоту. Можно
сказать, что в зависимости от развития шпионажа естественно стоит и

^^ Подробности и многочисленные примеры коллективных иллюзий и галлюцинаций см. в
моей книге <Внушение и его роль в общественной жизни>.

171

развитие <шпиономании>, ибо чем выше поставлен шпионаж в своей стране,
тем более возникает опасность, что в такой же приблизительно мере шпионаж
существует и в неприятельской стране, а потому вполне естественно подоз-
ревать неприятельский шпионаж кругом себя. Вот почему, например, в
Германии, в период бывшей войны больше, чем в какой-либо другой стране,
поражало обилие плакатов на улицах, площадях, вокзалах, в магазинах,
ресторанах, кафе и других общественных местах, предупреждающих об опас-
ности шпионажа.

Нечего говорить, что германская <шпиономания> направилась прежде
всего против тех иностранцев, и между прочим против русских, которые не
успели выехать из Германии до периода объявления войны. Затем все острие
этой шпиономании обрушилось на пленных. Нам ближе известны в этом
отношении данные, которые относятся к русским военнопленным. Наиболь-
шую ценность в этом случае, без сомнения, имеют собственные свидетельства
самих пленных, которые мы здесь и приводим со слов Н. Вавулина. <В
каждом пленном германцы способны были видеть шпиона. Обыски в лагерях
военнопленных были обычным явлением. Обыскам подвергались наши врачи,
офицеры, солдаты и гражданские пленные. Почти всегда неожиданно в
лагерях или лазаретах военнопленных появлялся караул, который оцеплял
бараки и занимал все входы и выходы. Приезжало лагерное начальство,
появлялись сыщики, иногда и полицейские собаки. Тотчас же поднималась
суета, и германские офицеры и фельдфебели, гремя своим оружием, красные
от натуги, орали на своих и на наших. Эта брань по нашему адресу и
крикливые приказания вместе с угрозами нервировали нас до крайности.
Врачи и офицеры подвергались более унизительному обыску, чем солдаты.
Обыкновенно их выводили из своих помещений в пустой барак, где и
предлагали раздеваться догола. И в то время, когда врачи и офицеры
раздевались, а германские офицеры рылись в белье, господа майоры или
гауптманы направлялись в помещения обыскиваемых, где с усердием кла-
доискателей копались в грязном белье и лазали под койки, ощупывали
стены, вскрывали столы.

Солдат осматривали проще, но чаще обыкновенно блок-фельдфебель как
ответственный хозяин своего блока отдавал приказание выстроиться пленным
на плацу вместе со своими вещами. И когда серая ободранная масса вы-
страивалась со своими такими же рваными мешками, появлялся фельдфебель
с переводчиками, а иногда и со сворой полицейских собак, искали всегда
что-либо сугубо криминальное, но находили рваное тряпье, изредка записки,
дневники, книги, газеты, которые тотчас же забирались и отсылались в
комендатуру> ^°.

<Шпиономания> терроризировала не только германское население, но и
их армию. Было вполне понятно жестокое к нам отношение германцев, ибо
в корне его таилась боязнь, как бы их человеческое отношение к пленным
не дало бы повода к обвинению в незаконном с нами сношении, угрожающем
якобы безопасности германской империи.

В деле охранения своих военных тайн Германия необычайно ревнива.
Обыски, цензура, допросы - все это были вспомогательные средства для
определения <благонадежности> подозреваемого лица. Неодобрительно отоз-
вавшийся о германской империи подвергался суровому наказанию. Военно-
пленные, по состоянию своего здоровья подлежащие обмену, но вызвавшие
какое-либо подозрение, оставались в лагерях навсегда.

Говоря про партию военнопленных, вернувшихся с фортификационных
работ в лазарет лагеря Альтдамма, автор замечает: <Это были полуживые

^° Вавулин Н. Германские приемы и обеспечение победы//Вестник знания. 1914. Вып. 6.
С. 530-531.

высохшие мертвецы, в прямом смысле-скелеты, обтянутые ссохшейся
пожелтевшей кожей. Большинство из них страдало туберкулезом в последней
степени, были среди них и калеки. И вот только потому, что эти люди
были замучены на казенных работах, германское военное министерство
издало приказ не подвергать этих лиц обмену, так как они могут выдать
военные тайны. И таких пленных безжалостно оставляют умирать.

В целях обезвреживания шпионажа вся корреспонденция военнопленных
прежде, чем попасть в цензуру, выдерживает карантин от 10 дней и более,
большей же частью совсем уничтожается. В тех же целях ни одно постороннее
лицо не имеет права посещать лагеря военнопленных, а военнопленным
запрещается не только проживать на частных квартирах, но и ходить из
одного лагерного блока в другой>^".

Автор еще не касается особых охранительных мер, которые применялись
ко всем вообще выбывающим из пределов Германии лицам, а между тем
описание этих мероприятий в немалой степени восполнило бы картину
германской шпиономании.

По описанию д-ра Креслина, лично осматривавшего лагеря русских
военнопленных в Германии, картина представлялась еще более мрачной, но
мы не будем останавливаться на этом предмете, чтобы не бередить раны
прошлого, хотя и столь недавнего времени.

Заметим в заключение, что в коллективе, как и у отдельной личности,
в зависимости от настроения, особенно в периоды тревоги и ожиданий того
или иного события, развивается обострение воспринимающих органов до
степени развития коллективных иллюзий и галлюцинаций.

Я ограничусь здесь для иллюстрации сказанного одним из примеров
коллективной галлюцинации, случившейся по описанию <Разведчика> в ночь
со 2 на 3 июня в Андижанском гарнизоне, вскоре после известного восстания,
разразившегося в Андижане 18 мая.

<Андижанский гарнизон изнемогал под бременем все возраставших труд-
ностей караульной службы. Арестованные росли в числе с каждым часом;
конвойная служба и дальние разведки поглощали ежедневно всю андижанскую
конницу; справедливо опасались возможной вспышки фанатизма к близивше-
муся моменту казни; бродили слухи, что туземцы готовы ринуться выручать
своих святых коноводов и вожаков, причем многочисленным толпам голо-
ворезов, казалось, легко было бы стереть с лица земли горсточку русских
людей, среди которых находился также временно командующий войсками
со свитой и высшие военно-судебные лица.

Если тем, кто знал полностью андижанские обстоятельства, положение
рисовалось далеко не в розовом свете, представьте же себе тех, до которых
все это достигало в раздутых до химеричности формах, и вы себе легко
представите состояние темной солдатской среды. Особенно усердными пос-
тавщиками разных нелепостей в солдатскую среду были денщики.

Ночь, когда случилась в Андижане тревога, была темная-претемная южная
ночь, пасмурная. Ей предшествовал дождь, кажется с грозой.

Вновь прибывшие стрелки были расположены в казармах и в лагерях.
Казармы тогда еще слабо освещались внутри, а бараки почти так же, как в
роковую ночь, 18 мая, т. е. весьма скудно. Все остальное пространство и
города, и окрестностей тонуло в густейшем мраке. Фонари в городе Андижане
не зажигались на эту ночь по славному русскому обычаю не зажигать их,
если по расписанию полагается луна, хотя бы ее скрывали тучи.

Было за полночь. Солдаты и в казармах, и в лагерях спали вповалку,
крепко держа ружья и ощупывая впросонках патроны. Тишина царствовала
поистине удручающая и томящая.

"^ Там же.

Вдруг откуда-то издалека долетел какой-то неясный шум, заставивший
всех нас вздрогнуть, а через секунду ужаснуться, а потом ахнуть, ибо шум
все рос...рос...; вот уже это гомон толпы, вот вырываются отдельные дикие
крики, потом целые снопы криков, визгов, воплей.

Потом ко всему этому присоединилось <ура>, сперва редкое, потом гром-
кое, потом громовое... победное <ура>, и <ура> все росло, охватывая лагерь,
казармы.

Вдруг затрещала ружейная пальба. Свидетель пришел в лагерь, когда еще
один дневальный, приложившись, пускал последний заряд вдогонку убегав-
шему врагу. В эту минуту все остальные люди стояли, уже построившись
в своих бараках-навесах, старательно оглядываемые и успокаиваемые своими
начальниками. Каждый откровенно говорил, куда он палил и сколько раз,
но откуда пошла стрельба и тревога никто толком не знал ни в лагерях, ни
на постах.

Между тем причиной ложной тревоги было то, что раненый в бреду
вскочил и с воплями пустился бежать; после того повскакивали также и все
остальные раненые.

Охотничья команда, ближайшая к лазарету, моментально разбуженная,
схватила ружья и с криками <ура>! бросилась на выручку своих раненых.

Это всколыхнуло лагерь! Люди стали вскакивать, напяливать на себя,
что попало, загалдели, заорали. Гаркнули <ура>, которое, разрастаясь и пере-
катываясь, докатилось до отдаленнейших уголков гарнизона.

Потом кто-то ухнул в темноту из винтовки и массовая галлюцинация
выросла во всей своей красе - все видели, слышали и стреляли врага. Люди
сделались глухи на секунду к голосу начальников, к сигналам>.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология