Выготский Л. Лекции по психологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Лекция 6

ПРОБЛЕМА ВОЛИ И ЕЕ РАЗВИТИЕ В ДЕТСКОМ ВОЗРАСТЕ

Как мы делали при рассмотрении всех проблем, позвольте и сегодня начать с короткого схематического исторического вве дения в современное состояние этой проблемы в науке.

Как известно, попытка теоретически осмыслить и теоретиче ски развить проблему воли и дать анализ ее проявлений у взрослого человека и у ребенка идет в двух направлениях, одно из которых принято называть гетерономной, а другое - автономной теорией.

Под гетерономной теорией имеется в виду та группа теоре тических и экспериментальных исследований, которые пытаются объяснить волевые действия человека, сводя их к сложным психическим процессам неволевого характера, к процессам ассо циативным или интеллектуальным. Всякая теория, которая пы тается искать объяснения волевых процессов вне воли, { 454 } присое диняется к гетерономным теориям. Автономные, или волюнта ристские, теории в основу объяснения воли кладут единство и несводимость волевых процессов и волевых переживаний. Пред ставители этой школы пытаются объяснить волю, исходя из за конов, заложенных в самом волевом действии.

Если мы рассмотрим с вами сначала в частном, а потом в общем виде оба направления в изучении воли, то увидим, в чем заключается то главное, что составляет их содержание. При рассмотрении гетерономных теорий мы увидим, что здесь мы имеем дело с наиболее старыми теориями: ассоциа тивными и интеллектуалистическими, которые я не буду анали зировать подробно, ибо они представляют, скорее, исторический интерес, и обозначу их только схематически.

Сущность ассоциативных теорий близко подходила к изуче нию проблемы воли в том духе, в котором пытаются изложить ее рефлексология и поведенческая психология (бихевиоризм). Центральными, согласно этой теории, являются в воле следую щие моменты. Как известно, всякая ассоциация обратима. Если я, скажем, в экспериментальном опыте с памятью установил ассоциацию между первым бессмысленным слогом, который на зовем а, и вторым, который назовем бэ, то естественно, что, когда я потом услышу слог а, я воспроизведу и слог бэ. Но естественно и обратное. Это самое простое явление было назва но в свое время законом обратимости ассоциаций. Сущность его сводится к тому, что как взрослый, так и ребенок действуют вначале слепо, непроизвольно, импульсивно и реактивно, т. е, совершенно несвободно и неразумно определяют свою деятель ность по отношению к ситуации, внутри которой достигается цель.

Однако такая деятельность, совершаемая непроизвольно, приводит к известному результату, таким образом устанавливается ассоциация между самой деятельностью и ее результата ми. Но так как эта ассоциативная связь обратима, то естествен но, что в ходе дальнейшего развития может произойти простое перевертывание процесса с конца к началу. Воспользуюсь при мером Г. Эббингауза.

Если ребенок вначале инстинктивно тянется к пище, то в продолжение ряда опытов у него устанавливается ассоциативная связь между насыщением и отдельными звеньями самого процесса насыщения; этой связи оказывается достаточно для того, чтобы возник и обратный процесс, т. е. чтобы ребенок соз нательно искал пищу, когда он испытывает голод. Согласно оп ределению Эббингауза, воля представляет собой такой ин стинкт, который возникает на основе обратимой ассоциации, или, как он образно говорил, «зрячего инстинкта», сознающего свою цель. { 455 }

Другие теории, в сущности близко подходящие к интеллектуалистической, пытались доказать, что действие, которое пред ставляется как действие волевое, на самом деле является слож ной комбинацией психических процессов не волевого, а интел лектуального типа. К представителям этого направления при надлежат ряд французских, немецких и английских психологов. Типичный представитель этой теории - И. Ф. Гербарт.

С точки зрения интеллектуалистов, не ассоциативная связь сама по себе объясняет волевые процессы: они объясняются не на основе понятия «ассоциация», а на основе понятия «волевой процесс», меняющийся в развитии функций. Природу волевого процесса они понимали следующим образом, на нижней ступе ни развития имеет место инстинктивное, реактивное, импульсивное действие, затем действие, вырабатывающееся в результате привычки, и, наконец, действие, связанное с участием разума, т. е. волевое действие.

Каждый поступок, говорят ученики Гербарта, является волевым постольку, поскольку он является разумным.

Как для ассоциативной, так и для интеллектуалистической теории характерна попытка свести волевой процесс к процессу более простого характера, лежащему вне воли, объяснить волю не из моментов, адекватных волевым процессам, а из моментов, лежащих вне волевых процессов.

Таков существенный недостаток этих теорий, не говоря уже о том, что основное воззрение ассоцианизма и интеллектуализ ма ложно. Но на этом можно сегодня не останавливаться. Как мне кажется, гораздо важнее подчеркнуть то положительное, что имелось в указанных теориях воли, что их поднимало на высший уровень по сравнению с прежними теориями и что было отодвинуто, так как шло вразрез с волюнтаристскими теориями. То зерно истины, которое в них заключалось, пафос, которым было проникнуто все учение о воле, был пафос детерминизма. Это была попытка противостоять средневековым спиритуали стическим теориям, которые говорили о воле как «основной духовной силе», не поддающейся рассмотрению в плане детерми низма. Ассоцианисты и детерминисты пытались теоретически объяснить и обосновать, каким путем, по какой причине, на ос нове какой детерминации может возникнуть волевое, целесооб разное, свободное действие человека.

Для интеллектуалистических теорий интересно именно под черкивание того, что при попытке разрешить любую проблему эксперимент должен стоять на первом плане; примером анали за прежде всего должна быть осмысленность ситуации для са мого человека, внутренняя связь между пониманием ситуации и самим действием, а также свободный и произвольный харак тер этого действия. { 456 }

Трудности упомянутых нами теорий заключались в том, что они не могли объяснить в воле самого существенного, а именно волевой характер актов, произвольность как таковую, а также внутреннюю свободу, которую испытывает человек, принимая то или иное решение, и внешнее структурное многообразие дей ствия, которым волевое действие отличается от неволевого.

Таким образом, как в отношении интеллекта старые теории не могли объяснить самого важного - каким образом неразум ная деятельность становится разумной, точно так же они не могли объяснить, каким образом неволевое действие становится волевым, и это привело к возникновению ряда психологичес ких теорий, которые пытались разрешить этот вопрос не науч ными средствами, а средствами метафизических построений. Таковыми были, в частности, теории автономные, которые пы тались разрешить проблему воли, понимая ее как нечто первичное, как единство, невыводимое из других психических процес сов.

Переходным эвеном к этим теориям явилась вторая группа теорий, а именно аффективные теории воли. Ярчайший пред ставитель этого направления - В. Вундт, который известен в истории психологии как волюнтарист, хотя в сущности он выводил волю из аффекта. Точка зрения Вундта заключается в сле дующем: ассоциативные и интеллектуалистические теории объясняют волевые процессы тем, что берут из этих процессов самое несущественное для воли, исключают момент действенности и актуальности; ведь с субъективной стороны эти моменты переживаются своеобразно, а с объективной стороны психическое переживание, связанное с волевыми процессами, обнаруживает гораздо более тесную связь с деятельностью человека, чем пе реживания другого характера.

Для ассоцианиста, говорит Вундт, характерно, что он объясняет волю через память; для интеллектуалиста - то, что он объясняет волю через интеллект; настоящий же путь объясне ния воли лежит через аффект; аффект действительно является состоянием прежде всего активным, т. е. таким, которое в оди наковой степени характеризуется, так сказать, ярким, интенсив ным внутренним содержанием и активным действием человека. Вундт говорит: если мы хотим найти генетический прообраз действия в типической для прообраза структуре, мы должны воскресить, вспомнить сильно разгневанного или сильно испу ганного человека, и тогда мы увидим, что человек, переживаю щий сильный аффект, не находится в состоянии серьезной умст венной деятельности. Мы находим, таким образом, что самое существенное для волевого процесса - это активность внешне го действия, непосредственно связанная с внутренними пережи ваниями. Та«, прообразом воли является аффект, и на основе { 457} этого аффективного действия, путем преобразования возникает волевой процесс в собственном смысле слова.

Мы не станем прослеживать в подробностях ни эту теорию, ни другие, может быть, более отчетливо сформулированные, эмоциональные и аффективные теории воли. Для нас важно на метить звенья развития этой проблемы, ибо и Вундт сам одной ногой стоял на позиции волюнтаристов (под этим именем он стал известным в психологии, так как в философии стал открыто на точку зрения волюнтаризма), а другой ногой он оставался на прежней позиции гетерономной теории. Здесь мы видим, как исторически односторонне развивалась теория воли, идя напо ловину в ложном направлении Именно это и привело к разло жению внутри этих же самых теорий и свело на нет даже и те положительные знания, которые были заключены в них.

Теории автономной воли исходят ив того, что пути для объ яснения воли лежат не через память, не через интеллект, не через аффект, а через саму же волю. Для них активность есть первичное начало. Представители этой теории Э. Гартман и А. Шопенгауэр, которые считают, что волей руководит сверхче ловеческое начало, некоторая мировая активность, действую щая постоянно и подчиняющая себе все силы человека, безотно сительно к разуму направляющегося к известным целям.

Вместе с таким пониманием воли вошло в психологию понятие бессознательного. И в этом заключался факт, надолго за державший дальнейшее развитие учения о воле Внедрение понятия бессознательного в современную психологию было пре одолением того вида идеализма, который заключался в интел лектуализме. Почти все представители учения о бессознатель ном в большей или меньшей мере шопенгауэрцы, т. е. исходят из волюнтаристского понимания природы человеческой психи ки, к которому в последнее время приходят и такие ученые, как 3. Фрейд.

Мы не будем останавливаться на различных моментах и вариантах этой волюнтаристской теории. Для схематического из ложения хода нашей мысли назовем лишь два крайних полюса, между которыми колебались все теории, и затем попытаемся найти то общее и новое, что этими теориями было внесено в на уку. Полюсы следующие. Во-первых, признание воли первич ным, чем-то таким, что остается чуждым сознательной сторон« человеческой личности, что представляет собой некоторую пер воначальную силу, которая в одинаковой степени двигает мате риальной стороной жизни и ее духовной стороной Во-вторых, на другом полюсе - теория спиритуалистов, представители ко торой исторически связаны с философией Р. Декарта и через него - с христианской средневековой философией. Как извест но, декартовская теория берет за основу духовное начало, { 458 } ко торое якобы оказывается в состоянии управлять всей душой человека, а отсюда - всем его поведением.

В сущности, это декартовская теория, возродившаяся и раз вившаяся дальше в ряду тех спиритуалистических учений о во ле, которые за последнюю четверть прошлого века господство вали в идеалистической психологии. Такова, например, теория У. Джемса. Мы объединяли систему Джемса с самыми различ ными теориями и тенденциями. В частности, Джемс, как прагматист, пытается избегать всяких спиритуалистических и мета физических объяснений во всех проблемах, за исключением воли. Джемс создал теорию воли, которую он назвал латинским словом «фиат», взятым из Библии, что значит «да будет!», с помощью бога-творца, создавшего мир. По мнению Джемса, в каждом волевом акте присутствует некоторая частица такой волевой силы, которая дает часто предпочтение слабейшему из психических процессов. Когда больной, находясь на столе хи рурга, испытывая страшнейшие боли и стремление крикнуть, тем не менее лежит совершенно спокойно и предоставляет врачу делать свое дело, то перед нами, говорит Джемс, явный пример воли, произвольного поведения.

Спрашивается, что же представляет этот человек, действую щий вопреки непосредственным импульсам, вопреки тому, что его влечет к противоположному способу действий?

По мнению Джемса, в этом примере сказывается вся не состоятельность вундтовской аффективной теории, потому что, согласно этой теории, аффект, более сильный, чем боль, застав ляет человека лежать. На самом же деле, говорит Джемс, было бы, очевидно, нелепо думать, что его желание не крикнуть яв ляется большим, .чем желание кричать. Гораздо больше ему хочется кричать, чем молчать Это несоответствие интроспектив ного и объективного анализа поведения человека заставляет думать, что здесь его поведение идет по линии наибольшего сопротивления, т. е. представляет случаи исключения из мировых законов физики Как же понять эту связь духовных и физических явлений?

Эти факты, по мнению Джемса, необъяснимы, ибо, оста ваясь на этой точке зрения, мы должны признать: если этот человек все-таки продолжает лежать на столе, то, очевидно, физическая его организация возбуждена и идет по линии наи меньшего сопротивления, т. е. физически мы имеем дело не с ис ключениями из физики, а с подтверждением ее правил. Однако если мы попытаемся ответить на вопрос, как это возможно, то мы должны допустить, что здесь имеет место посыл какой-то духовной энергии, которая, присоединяясь к слабейшему им пульсу, способна обеспечить победу над более сильным факто ром. По образному выражению Джемса в письме к { 459 } К. Штумп фу 23 , всякий волевой акт напоминает собой борьбу Давида и Голиафа и победу, которую одержал Давид над великаном Го лиафом с помощью господа бога. Тут частица творческого начала, духовная энергия вмешивается в течение процесса и извращает его ход.

В других теориях, в частности в теории А. Бергсона, исходным берется то, что он, определив существо интуитивного метода, назвал «анализом непосредственных данных сознания». Дока зательства свободы воли, ее независимости, ее изначальности Бергсон черпает из анализа непосредственных переживаний. Как и Джемсу, Бергсону действительно удалось показать хоро шо известный факт, что в системе переживаний мы умеем отли чать такое действие, которое переживаем как несвободное, от тех действий, которые переживаются нами как свободные, или независимые.

Таким образом, мы имеем два полярных типа волюнтарист ской теории, из которых один рассматривает волю как первона чальную мировую силу, воплощенную в том или ином человеке, а другой (рассматривает волю как духовное начало, вмещающее в себя материальные и нервные процессы и обеспечивающие победу слабейшему из них. Что общее для этих теорий? Они обе признают, что воля является чем-то первичным, изначальным, не входящим в ряд основных психических процессов, представ ляющим какое-то диковинное исключение из всех остальных процессов психики человека и не поддающимся детерминист скому, каузальному объяснению.

В частности, впервые по отношению к волевым действиям наряду с каузальной психологией возникла идея телеологиче ской психологии, которая объясняла волевое действие не на ос нове указания причин, а с точки зрения тех целей, которые дви гают этим действием.

Можно оказать, что в общем, будучи крайне ретроградными в истории развития научных идей о воле, эти волюнтаристские теории имели все-таки тот положительный момент, что они все время фиксировали внимание психологов на своеобразных яв лениях воли, они все время противопоставляли свое учение тем концепциям, которые вообще пытались ставить крест на воле вых процессах. Между прочим, они сыграли и вторую роль- они впервые раскололи психологию на две отдельные тенденции, на тенденцию каузальную, естественнонаучную, и тенденцию теле ологическую.

Теперь попытаемся сделать вывод из этого рассмотрения и определить, над какими основными трудностями в решении проблемы воли бьются все современные исследователи, к каким направлениям они бы ни принадлежали, какую загадку загадала эта проблема исследователям нашего поколения. Основная { 460 } трудность, основная загадка в том, чтобы, с одной стороны, объяснить детерминированный, каузальный, обусловленный, так сказать, естественный ход волевого процесса, дать научное поня тие этого процесса, не прибегая к религиозному объяснению, а с другой - применяя такой научный подход к объяснению во левого процесса, сохранить в воле то, что ей присуще, именно то, что принято называть произвольностью волевого акта, т. е. то, что делает детерминированное, каузальное, обусловленное действие человека в известных обстоятельствах свободным дей ствием. Иначе говоря, проблема переживания свободного воле вого процесса - то, что отличает волевое действие от других, -• это есть основная загадка, над которой бьются исследователи самых различных направлений.

Еще несколько замечаний из области современных экспери ментальных исследований воли Чрезвычайно интересная попыт ка экспериментально расчленить интеллектуальные и волевые действия была сделана К. Коффкой, принадлежавшим к бер линской школе. Коффка говорит: разумные действия сами по себе еще не являются волевыми действиями; <ни со стороны те леологической, ни со стороны переживаний, ни со стороны структурной, ни со стороны функциональной эти действия не волевые, в то время как раньше думали, что все действия, как импульсивные, автоматические, так и произвольные, являются волевыми. Отчасти воспроизводя опыты В. Келера, отчасти ставя заново опыты над животными и людьми, Коффка сумел показать, что некоторые действия, которые совершает человек, по структуре не являются волевыми действиями в собственном смысле слова В другом примере ему удалось показать обратное, что существуют собственно волевые действия, которые могут иметь в составе чрезвычайно неясно выраженные интеллектуаль ные моменты. Таким образом, работа Коффки как бы отграни чила разумные действия от волевых и позволила, с одной сторо ны, сузить круг волевых действий, с другой - расширить мно гообразие различных видов действия человека.

Аналогичную работу проделал и К- Левин в отношении аф фективно-волевых процессов. Как известно, работа Левина за ключается в изучении структуры аффективно-волевых действий и в стремлении доказать, что аффективная деятельность чело века и волевая деятельность в основном строятся на одном и том же. Однако очень скоро Левин обнаружил факты, которые он обобщил следующим образом. Оказалось, что аффективное действие само по себе ни в какой степени еще не является дей ствием волевым, что ряд действий, которые всегда в психологии рассматриваются как типично волевые, на самом деле не обна руживают природы подлинно волевых действий, а лишь близко стоят к ним. { 461 }

Первая исследовательская работа Левина в этом отношении была изучением типичной для старой психологии эксперимен тов модификации опытов Н. Аха, примененной к эксперимен тально выработанному действию, т. е. к ответу на условный сигнал; затем она была расширена изучением ряда действий, в ча стности действий, основанных на намерении. Основным в рабо те Левина явилось указание на то, что даже целый ряд дейст вий, отнесенных к будущему, действий, связанных с намерением, в сущности протекает по типу произвольных аффективных дей ствий; иначе говоря, они связаны с особенностью состояния, которое Левин называет напряженным ( Spannung ).

Из аналогичных опытов Левин сделал также вывод" если я написал письмо и, положив его в карман пальто, имел намере ние опустить письмо в почтовый ящик, то само это действие автоматическое и выполняется непроизвольно, несмотря на то что во внешней структуре оно чрезвычайно напоминает дейст вие, которое мы производим по заранее намеченному плану, т. е. волевое действие.

Здесь, как и в экспериментах Коффки, некоторые волевые действия отнесены к ряду действий аффективных и непроиз вольных, близких к волевым по структуре, но не образующих специфически волевых действий. Лишь после этого Левин пока зал многообразие форм человеческих действий, проявляющих те же закономерности.

К. Левин вплотную подошел к проблемам воли, правда, с не гативной стороны. Ставя аналогичные опыты на детях и взрос лых, он обращает внимание на чрезвычайно любопытный мо мент, а именно: в то время как взрослый человек может образо вать любое, и даже бессмысленное, намерение, ребенок в этом отношении бессилен. На ранних ступенях развития воли ребенок не в состоянии образовать любое намерение. Каждая ситуация определяет круг тех возможных намерений, которые может об разовать ребенок. Это есть, как образно выражается Левин, за чаток, но не рожденное намерение. Левин изучил, во-первых, образование так называемых любых намерений, даже бессмыс ленных, и произвольность в отношении их образования, хотя последний факт надо принимать условно. Мы, взрослые, тоже не можем образовать любые произвольные бессмысленные наме рения, такие, которые противоречат нашим основным установ кам или нашим моральным взглядам. Если же взять широкую группу действий, которые не вступают в конфликт с нашими установками, то лишь в отношении их мы образуем любое наме рение; это и будет отличать развитую волю взрослого человека от малоразвитой воли ребенка.

Второй факт заключается в том, что Левин выяснил структуру волевого действия. Он показал, что в примитивных { 462 } фор мах волевое действие имеет чрезвычайно своеобразные прояв ления, которые затем изучали К. Гольдштейн и А. Гельб и ко торым они попытались дать соответствующее неврологическое объяснение

К. Левин приходит к выводу, что с помощью своеобразного механизма в экспериментах с бессмысленной ситуацией чело век ищет как бы опорную точку вовне и через нее определяет так или иначе собственное поведение. Например, в одной из таких серий экспериментатор долго не возвращался к испытуемому, но из другой комнаты наблюдал за тем, что он делает. Испытуемый обыкновенно ждал 10 -20 мин, наконец, переста вал понимать, что же он должен делать, и оставался долгое время в состоянии колебания, растерянности, нерешительности. Почти все взрослые испытуемые Левина осуществляли в этой ситуации различные способы действия, но с той общей чертой, что искали точки опоры для своих действий вовне. Типичным примером может служить испытуемая, которая определяла свои действия по часовой стрелке. Глядя на часы, она думала: «Как только стрелка займет перпендикулярное положение, я уйду». Испытуемая, следовательно, видоизменяла ситуацию: положим, до половины третьего она ждет, а в половине третьего уходит, и тогда действие уже шло автоматически: «Я ухожу». Этим испы туемая, видоизменяя психологическое поле, как выражается Ле вин, или создавая для себя новую ситуацию в этом поле, переводила свое бессмысленное состояние в якобы осмысленное. Об аналогичных опытах (об опытах Т. Дембо 24 над бессмысленными действиями) мне недавно пришлось слышать во время пребыва ния Коффки в Москве. Испытуемому дается ряд бессмысленных поручений и изучается, как он реагирует на это. Интересна об наружившаяся в выполнении бессмысленных поручений тенден ция к осмысливанию их во что бы то ни стало путем создания новой ситуации, изменения в психологическом поле, в котором желанным было бы осмысленное, но никак не бессмысленное действие.

Позвольте очень кратко, опуская ряд частностей, указать на своеобразный механизм, который имеет чрезвычайно большое значение в развитии волевой функции у ребенка и на который указал Гольдштейн. В опытах с нервнобольными Гольдштейн обратил внимание на тот любопытный механизм, с которым приходится сталкиваться каждому психологу: действие, которое не удается больному при одной словесной инструкции, удается ему при другой инструкции. Например, больного просят закрыть глаза. Он пытается выполнить поручение и закрыть глаза, но не закрывает их. Тогда его просят: «Покажите, как вы ложитесь спать». Больной показывает и при этом закрывает глаза. И этого оказывается уже достаточно для того, чтобы в следующий { 463 } раз, выполняя поручение закрыть глаза, он мог это сделать. Простое действие оказывается выполнимым при одной инструк ции и невыполнимым при другой.

К. Гольдштейн объясняет это чисто структурными момента ми. Он говорит: у больных с затруднениями движений в резуль тате перенесенного эпидемического энцефалита появляются из менения в структуре сознания, в зависимости от чего выполнение отдельных действий становится невозможным. Грубо гово ря, по мнению старого невролога, раздражение «закройте гла за» попадая в известный центр мозга, не находит передаточных путей к центрам движения глаз. Больной понимает, что значит «закройте глаза», и хочет это сделать, он умеет закрывать гла за, но вследствие болезни соответствующие возможности нару шены и нет связи между этими двумя центрами. Невропатолог же нового времени говорит, что это чрезвычайно сложная струк тура, которая возникла на основе известной ситуации, и образование такой любой структуры, любого действия, не вызванного ситуацией, становится невозможным. Когда вы просите боль ного показать, как он ложится спать, перед ним не изолирован ное действие, которое он должен ввести в новую, сложную структуру, а более или менее целостная ситуация.

Типичным для неврологического построения нормального волевого акта Гольдштейн считает наличие таких условий, когда между двумя пунктами коры образуется не прямая связь, а структура, которая лишь опосредованно приводит к заверше нию действия. Начальная точка этого процесса приводит к сложному внутреннему построению новой структуры, кото рую можно разрешить прежней структурой через построение вспомогательной структуры. Лишь в этом случае мы имеем дело с волевым процессом. Кроме прочных, закрепленных путей меж ду двумя пунктами возможна сложная опосредованная связь между отдельными структурами. Эта связь может иметь харак тер сложных опосредующих структурных образований, которые приводятся в динамическое состояние в тех случаях, когда два пункта не могут прямо связаться между собой.

Благодаря этому становится возможным возникновение не которой новой структуры, в составе которой все три момента объединены между собой. По мнению Гольдштейна, этот же ме ханизм устанавливается испытуемым, который решает уйти по сигналу часовой стрелки. Новое, что Гольдштейн вносит в ана лиз этого факта, следующее: он придает чрезвычайно большое значение внешней речи, признавая несостоятельным господство вавший в старой психофизиологии взгляд, будто чем сложнее контроль за протеканием какой-либо деятельности, тем более непосредственно протекает действие. По-видимому, мы имеем здесь дело с такими структурами, когда человек, говоря, { 464 } слу шает себя самого полностью и выполняет свою собственную ин струкцию.

Мне хотелось бы закончить указанием на то, в какой степе ни развитие детской воли, начиная с примитивных произвольных движений, совершающихся вначале по словесной инструкции, и кончая сложными волевыми действиями, протекает в непосред ственной зависимости от коллективной деятельности ребенка. В какой мере примитивные формы детской волевой деятельно сти представляют применение самим ребенком по отношению к самому себе тех способов, которые по отношению к нему при меняет взрослый человек? В какой мере волевое поведение ре бенка проявляется как своеобразная форма его социального поведения по отношению к самому себе?

Если вы заставляете ребенка часто делать что-нибудь по счету «раз, два, три», то затем он сам привыкает делать точно так же, как, например, мы делаем, бросаясь в воду. Нередко мы знаем, что нам нужно что-либо сделать, скажем, по примеру У. Джемса, встать с постели, но нам не хочется вставать, и мы никак не можем найти побудительного стимула для того, чтобы поднять себя. И вот в такие моменты предложение к самому себе извне помогает нам встать, и, как говорит Джемс, мы незаметно для самих себя находим себя вставшими. Было бы чрез вычайно важно свести все эти данные, проследить их по возрас там и определить своеобразные стадии, или ступени, через ко торые проходит развитие детской воли.

Сейчас я опускаю это и закончу указанием на то, что мы имеем в этой области сравнительно редкие случаи, когда иссле дования патологической психологии, теоретически осмысляемые в плане как неврологической, так и генетической психологии, совпадают друг с другом и дают возможность по-новому подойти к решению важнейших вопросов психологии.