Лихи Т. История современной психологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I. Введение

ГЛАВА 2. Заложение основ

Три эры и две революции в образе жизни людей

Перед тем как перейти к обсуждению происхождения современной психологии, очень важно очертить широкий исторический контекст, на фоне которого она развивалась, а также указать путь, которому следует эта книга. Весь исторический процесс можно свести к трем типам общественных отношений, которые сменялись в ходе революций.
Первый период известен в эволюционной психологии как эра эволюционной адаптации (ЭЭА). ЭЭА началась примерно 2,5-3 млн лет тому назад, когда наши предки австралопитеки перешли к прямохождению, а расцвет ее совпал с появлением современного Homo sapiens всего лишь около 100 тыс. лет назад. Конечно, учитывая отсутствие грамотности, не приходится говорить о существовании в ЭЭА науки или философии, но, принимая во внимание, что психология подразумевает объяснение мыслей, мотивов и действий отдельного индивида и людей вообще, можно говорить о том, что в ЭЭА психология уже существовала. В настоящее время многие психологи и антропологи верят, что ключ к эволюции самого важного адаптивного признака Homo sapiens — интеллекта, следует искать в общественной жизни людей, особенно в необходимости предвосхищать поведение других и воздействовать на него. Выживание в ЭЭА зависело от того, насколько хорошим психологом был индивид, который мог перехитрить конкурентов-соплеменников и эффективно сотрудничать с членами группы. Как только возникновение интеллекта стало давать его обладателям преимущество, возникла «познавательная гонка вооружений», в ходе которой самый лучший интеллект подчинял себе просто хороший. Практически все люди вооружены теорией разума и поведения, которую философы и психологи называют народной психологией. Во всем мире люди объясняют действия, привлекая верования, мотивы и планы других.
Исследования детей и некоторых форм аутизма дают нам доказательства того, что эта теория разума является врожденной — наследием ЭЭА. Теория разума в своем развитии проходит строго определенную последовательность, независимо от культуры или образования. Например, очень маленькие дети не справляются с заданием на «ложное убеждение». Один ребенок кладет какие-то сласти в кухонный шкаф и уходит, за ним приходит второй и перекладывает сласти в другой шкаф. Первый ребенок возвращается, и испытуемого спрашивают, где он или она будет искать спрятанное. Маленькие дети думают, что ребенок будет искать сласти во втором шкафу, поскольку они не в состоянии приписать другим ложные убеждения. К возрасту 4 лет

45
нормальные дети дают правильный ответ без всяких инструкций. Аутичные дети демонстрируют в этом задании худшие результаты, а некоторые аутисты остаются слепыми к мнению других людей на протяжении всей своей жизни. Практическая психология, а возможно даже сама психология, по-видимому, является древним и фундаментальным наследием ЭЭА.
Кочевой образ жизни собирателей и охотников, типичный для ЭЭА, закончился с сельскохозяйственной революцией, происшедшей около 10 тыс. лет назад, когда люди перешли к оседлому образу жизни, а также к выращиванию своей пищи вместо ее преследования. Наряду с сельским хозяйством возникли первые организованные, иерархически структурированные общества и грамотность. По мере развития цивилизации мы находим первые размышления об устройстве физического мира и первые формальные теории о работе человеческого разума. В этот период возникали и исчезали народы и империи, возводились и обращались в руины города, но основной образ жизни людей — сельское хозяйство, претерпел мало изменений вплоть до конца XIX столетия. Если бы наблюдатели-инопланетяне взяли случайную выборку людей на протяжении этих многих тысячелетий, она состояла бы почти исключительно из крестьян, которые, независимо от того, когда они жили, легко поняли бы проблемы и несчастья друг друга, такие как сезонные трудности и жестокость сборщиков налогов.
В течение сельскохозяйственного периода психологией, равно как и тем, что мы сегодня называем точными и гуманитарными науками, занимались философы, и она была, при всех своих намерениях и целях, своего рода хобби, любопытным выяснением чувств, ощущений и мыслей. Общественно и лично значимые идеи о разуме (или душе) и поведении носили религиозный характер и имели отношение к великому вопросу о том, что (если вообще что-либо) лежит за порогом смерти, а также к тому, как правильно себя вести в нравственном отношении при жизни.
Низвержению традиционного, почти неизменного, сельскохозяйственного образа жизни положила начало научная революция XVII в. Возможно, что идея систематического, рационального планирования, выросшая из точных наук, оказалась для повседневной жизни более важной, чем все сделанные научные открытия и технологические достижения. Ученые стремились и стремятся не принимать традиции, а систематически ниспровергать старые убеждения. Здесь важны оба слова. Наука — это чрезвычайно структурированная, организованная и рациональная сфера деятельности, в ней нет места наслаждению традициями, она пытается заменить старые ложные взгляды на новые и лучшие. Начиная с XVII в. (см. ниже), научные взгляды начали влиять на общественное мышление, пытаясь низвергнуть традиционный образ жизни и заменить его новым — более рационально планируемым и тщательно организованным. Именно в то время научное исследование разума, мотивов и поведения стало больше чем просто увлечением, хотя оставалось в большей степени предметом рассуждений, нежели источником практического применения.
Научная революция начала изменять повседневную жизнь не раньше конца XIX столетия. Наука породила промышленную революцию, повлекшую за собой возникновение больших современных городов. Люди больше не жили со-

47
гласно ритмам природы и солнечным циклам в маленьких деревнях и городках, занимаясь работой, которая мало изменилась со времен рождения Христа. Жизнь стала подвижной, люди приобрели физическую и социальную мобильность, большинство стало получать формальное образование и работать в больших структурированных организациях. В Европе и Северной Америке традиционный сельскохозяйственный образ жизни исчез на памяти одного поколения; и это ознаменовало наступление современного образа жизни, который существует поныне.
Успешная деятельность промышленности и больших городов требовала управления большими массами людей, не состоящими друг с другом в родстве, вследствие чего возникла необходимость знания человеческого поведения. Не случайно, что психология получила признание как самостоятельная дисциплина именно в то время, когда люди прекратили жить на фермах и двинулись в города, чтобы работать на больших фабриках и покупать все необходимое, вместо того чтобы самим охотиться, выращивать или изготавливать. Люди обратились к психологии, чтобы понять самих себя и окружающих с помощью нового научного способа, а общественные лидеры увидели в психологии технические средства социального контроля.
Эта история современной психологии сфокусирована на том моменте развития психологии, когда только что возникло ее сильное желание приобрести общественное значение. Во II части мы рассмотрим три краеугольных камня психологии, которые в интеллектуальном отношении восходят к тем философам и физиологам, для кого психология была хобби или честолюбивыми рассуждениями. Однако вскоре после этого второе поколение организованных психологов отвергло идеи, которые унаследовало.
В третьей части мы увидим, какое влияние психология оказала на индустриально-урбанистическую трансформацию жизни, которая произошла в конце XIX и начале XX столетий. Особое внимание мы уделим Соединенным Штатам, которые оказались восприимчивее всех остальных народов на земле к науке, промышленности, бизнесу, урбанизации и психологии.
История психологии в XX в. настолько сложна, что я был вынужден разбить ее на две тематические, а не хронологические части. Часть IV повествует о научной психологии, главным образом о подъеме и падении бихевиоризма и о пришедшей ему на смену когнитивной психологии. Часть V посвящена быстрому расцвету прикладной психологии. Корни научной психологии восходят еще к античным грекам. Прикладная психология — абсолютно новая наука, это попытка управлять жизнью человека на индивидуальном и коллективном уровне систематическим, рациональным, научно обоснованным способом.

Происхождение понятия «психология»

В средние века люди больше интересовались Богом и душой, нежели особенностями индивидуального разума. Эпоха Ренессанса возродила интерес к отдельной личности, подготовив сцену для возникновения психологии, произошедшего в XVII в. В XVIII столетии психология приобрела социальное значение, а в XIX

48
стала наукой. История слова «психология» отражает ее развитие. Хотя этимологические корни имеют греческое происхождение (psuche — душа + logos — слово), термин «психология» возник только в XVII в., а широкое хождение получил только в XIX. Ранее вместо него люди писали о «науке человеческой природы», «ментальной» или «моральной» науке. В течение длительного времени ученые, изучающие природу человека, были в равной степени психологами, социологами, антропологами, экономистами и политологами.

Эпоха Возрождения

Эпоху Возрождения заслуженно хвалят за расцвет искусства. В истории психологии она ознаменовала переход от Средневековья к новому времени. Отчетливым проявлением Ренессанса было возрождение гуманизма: возвращение важной роли отдельных людей и их жизни в этом мире, что было прямой противоположностью средневековым представлениям о феодальном социальном положении и религиозным верованиям о будущей жизни на небесах или в аду. Поскольку психология — это наука о разуме и поведении индивидов, она в неоплатном долгу перед гуманизмом.
Античность и современность: возрождение гуманизма. Хотя Ренессанс помог рождению современной светской жизни, он начинался (например, в работах Фран-ческо Петрарки, 1304-1347) со взгляда назад, а не вперед. Писатели эпохи Возрождения высмеивали средние века как темный и иррациональный период, восхваляя классическую эпоху как век просвещения и мудрости. «Партия античности» верила, что лучшее, что можно сделать, — это подражать расцвету Древней Греции и Древнего Рима. На протяжении XVIII столетия, века просвещения и разума, художники, архитекторы и политики продолжали искать образцы вкуса, стиля и разумного правления в античном наследии.
Гуманизм Возрождения переключил человеческую пытливость с погруженности в Бога и небеса на изучение природы, в том числе и человеческой натуры. Освободившись от религиозных запретов на вскрытие человеческого тела, художник Леонардо да Винчи (1452-1519) и физиолог Андреас Везалий (1514-1564) занимались детальным изучением анатомии человека, пытаясь взглянуть на тело как на сложную, но доступную пониманию машину, ключ к научной психологии. Еще на заре цивилизации люди пристально следили за природой, но редко вмешивались в ее работу. Однако в эпоху Возрождения отношения человека с природой начали принимать совершенно новые очертания. Под предводительством Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) ученые начали задавать вопросы природе посредством экспериментов и пытались использовать полученные знания, чтобы контролировать ее. Бэкон сказал: «Знание — сила». На протяжении XX столетия психология следовала этой максиме, стараясь превратиться в средство повышения благосостояния людей. Начало прикладной психологии положил итальянский политический писатель Николо Макиавелли (1469-1527), пришедший к выводу о необходимости знания человеческой природы для успешности политической власти. Не отказываясь от религиозных представлений о добре и зле, Макиавелли рассматривал человече-

49
скую природу с новых материалистических позиций, считая, что человек создан скорее для греха, чем для спасения. Он учил правителей, как можно эксплуатировать человеческую природу в своих интересах.
Натурализм эпохи Возрождения. Из интереса Ренессанса к изучению природы возник взгляд, находящийся на полпути между религией и современной наукой и получивший название «натурализм эпохи Возрождения». Магниты весьма загадочны: как может один кусок металла одновременно и притягивать и отталкивать другие? Традиционное объяснение привлекало сверхъестественное: в магните живет демон или на нем чары волшебника. Натурализм Ренессанса приписывал действие магнита «секретной силе, рожденной природой, а не колдовством». Сила магнита проистекает из его внутренней природы, а не существования демона или заклинания, наложенного извне. Отказ от сверхъестественных объяснений означал для науки шаг вперед, но без объяснения того, как действует магнетизм, «секретная сила» оставалась такой же загадочной, как демоны.
Жизнь и разум представляли собой еще большую тайну, чем магнетизм. Почему живые существа могут двигаться, а камни — нет? Как мы воспринимаем и думаем? Религия утверждала, что в теле обитает душа, которая и делает его живым, снабжает опытом и способностью действовать. По-гречески psuche означает дыхание жизни. Натурализм эпохи Возрождения предполагал, что жизнь и разум, возможно, равно как и магнетизм, являются результатом естественных сил, присущих живым телам, а не вмешательству души в природу. Что же касается разума, то натурализм Ренессанса страдал от двух недостатков. Как и в случае с магнетизмом, не существовало объяснения того, как тело порождает психическую активность. Еще больше беспокойства вызывал вывод натурализма о том, что люди не имеют души и что наши личности погибнут одновременно со смертью наших тел. В значительной степени научную психологию создавали ученые, которые, начиная с Рене Декарта, бились над ответами на эти вопросы. Психология пыталась дать детальные объяснения разуму и поведению, не привлекая сверхъестественную душу.
Партии античности эпохи Возрождения, искавшей в классическом прошлом источник мудрости, был брошен вызов со стороны партии современности, считавшей, что современные мужчины и женщины по своим творческим способностям ни в чем не уступают гигантам прошлого. Свою правоту они доказали, совершив научную революцию.

Научная революция

История научной психологии начинается с научной революции. Научная революция сделала гораздо больше, чем просто породила идею о том, что психология могла бы стать наукой; для развития психологии она дала начало новым фундаментальным концепциям разума и тела. Научная революция создала концепцию сознания, объединившую первых психологов, и породила представление о том, что Вселенная представляет собой машину, что предполагало, что и живые существа являются органическими машинами. .

50

Трансформация материи и механизация картины мира

Древние люди думали о Вселенной как о живом существе или книге. В качестве живого организма Вселенная представляла собой взаимосвязанную целостность, развивающуюся по определенному пути. Стоики учили, а христиане подхватили эту идею, что Вселенная представляет собой творение Бога, а история есть раскрытие божественного плана. В качестве книги Вселенная являла собой набор символов, которые надлежало расшифровать. Так, люди считали появление кометы предвестником некоторого грядущего события.
Основой научной революции была идея о том, что Вселенная является не живым организмом или книгой, а машиной — гигантскими часами, и следует определенным механическим принципам, которые можно выразить с помощью математических законов. Триумфальным символом и краеугольным камнем этой революции стали «Принципы математики» Исаака Ньютона (1642-1727). Ньютон показал, что движение звезд и планет, а также движение физических тел в любом месте Вселенной можно рассчитать с помощью трех законов движения и силы тяжести. Более того, механическая концепция Вселенной предполагала, что наука сможет выполнить обещание Бэкона и дать человеку власть над природой. С другой стороны, согласно схеме Ньютона, комета Галлея была всего лишь грязным комком снега, вращающимся вокруг Солнца, и вовсе не имела никакого значения; она не была частью определенного плана развития Вселенной.
Психологии пришлось задуматься над вопросами, поднятыми новой механистической философией. Если Вселенная — не живое существо, а машина, то являются ли животные, в том числе люди, также машинами? Какое место в науке и физическом мире занимает душа? Если вещи и события не имеют значения, то почему же создается впечатление, что они его имеют? Насколько наш опыт восприятия принадлежат самим вещам и насколько — нам?

Трансформация опыта и создание сознания

До научной революции философы учили, что мы воспринимаем мир непосредственно. Объекты в мире вокруг нас обладают такими характеристиками, как размер, форма и цвет, которые схватывает наш аппарат восприятия. Более того, философы древности и Средневековья верили, что такие свойства объектов, событий и действий, как красота и нравственность, объективны. Согласно реалистическому взгляду на познание, люди считают Давида работы Микеланджело красивым, потому что он на самом деле красив, а героизм на поле битвы — нравственным, потому что он действительно нравствен.
Однако, начиная с Галилео Галилея (1564-1642), ученые проводили различия между первичными и вторичными сенсорными свойствами (понятие введено Джоном Локком, 1632-1704). Во вторичные сенсорные свойства свой вклад вносит наш собственный сенсорный аппарат; они являются субъективными. В своей книге «Опыты» Галилей писал:
Когда бы я ни задумывался о любом веществе или телесной субстанции... я немедленно думаю о нем, как о чем-то связанном, том, что имеет ту или иную форму; большой или маленький размер, находится в состоянии покоя или движется... Никакими усилиями воображения я не в состоянии отделить вещество от этих свойств.

51
Но ничто не принуждает мой разум выносить приговор о том, что должно быть белым или красным, сладким или горьким, шумным или молчаливым, ароматным или зловонным. Следовательно, я думаю, что вкус, запах, цвет и так далее существуют только в моем сознании, поэтому, если убрать живые организмы, все эти свойства исчезнут без следа.
Ключевое слово в этом отрывке — «сознание». Для античных философов существовал только один мир: реальный физический мир, с которым мы непосредственно соприкасаемся. Но представление о вторичных сенсорных свойствах породило новый мир, внутренний мир сознания, населенный психическими объектами — идеями, обладающими свойствами, которые отсутствуют у самих объектов. Подходя к познанию с точки зрения образов, мы воспринимаем объекты не непосредственно, а опосредованно, посредством образов — идей, возникающих в нашем сознании. Некоторые вторичные свойства относятся к физическим признакам, реально присущим объектам. Например, цвет соотносится со светом с различной длиной волны, который воспринимает наша сетчатка. То, что цвет не является первичным свойством, подтверждает наличие людей, не различающих цветов (дальтоников), у которых цветовое восприятие ограничено или вообще отсутствует. Сами объекты не окрашены, цвет имеют лишь их образы. Другие вторичные свойства, например красота или доброта, вызывают больше колебаний, поскольку не имеют никакого отношения к физическим фактам, а существуют только в сознании. Согласно современным представлениям, красота и доброта суть субъективные суждения, выработанные в соответствии с культурными нормами, возникшими при трансформации опыта, выкованного научной революцией.

Создание психологии: Рене Декарт

Идеи Ренессанса и научной революции слились воедино в работах Рене Декарта (1596-1650), заложившего основы теорий о разуме и теле, которые послужили фундаментом для создания психологии. Набожный католик и одновременно ученый-практик, Декарт попытался совместить религиозную веру в существование души с механистическим взглядом на материальную вселенную как некий часовой механизм, подчиняющийся жестким математическим законам. Хотя многие из весьма специфических утверждений Декарта были позднее отвергнуты, заданные им рамки сохранялись на протяжении нескольких веков. Декарт утверждал, что люди представляют собой души, соединенные с механическими телами. Животные, по его мнению, — бездушные машины. Душе он приписывал единственное психическое свойство — мышление (широко известно его высказывание «Я мыслю, следовательно, я существую»), включающее в себя самосознание и язык.
Душа и тело. От древнегреческой философии и медицины Декарт унаследовал проблему, которая стала гораздо более насущной во время научной революции. Люди и животные обладают тем, что обычно называют психикой; так, очевидно, что животные обладают восприятием, памятью и способны к научению. Следовательно, поскольку животные не имеют души, то восприятие, научение и память должны быть функциями тела, а не души или разума. Понимание этого привело многих мыслителей к формулированию двух идей о разуме и теле, кото-

52
рые католическая церковь сочла еретическими. Одна из этих идей, аверроизм, помещала человеческую душу вне тела, считая ее божественным внутренним светом, исходящим от Господа в течение жизни человека и возвращающимся к Нему после смерти. Другая, александризм, воспринятая натурализмом эпохи Возрождения, считала людей разумными животными, а разум — функцией мозга. Хотя аверроизм и александризм придерживались различных точек зрения на душу, они соглашались с тем, что не может быть личного духовного бессмертия, поскольку память человека умирает в момент смерти, лишая его идентичности личности. Средневековая католическая ортодоксия, разработанная Фомой Аквинским (1225-1274), избежала Сциллы аверроизма и Харибды александризма благодаря тому, что провозгласила воскресение из мертвых, когда душа и тело навеки объединятся.
Но во времена Рене Декарта надежды на воскресение угасли, и католическая, равно как и недавно возникшая протестантская церкви обратились к вечной жизни души на небесах. Это привело к возрождению ереси аверроизма и александризма, поскольку возможное существование индивидуальной души приобрело важное значение. Собственная позиция Декарта осложнялась его приверженностью новому научному мировоззрению. Как ученый, он верил в то, что животные представляют собой машины и, следовательно, большая часть «психических» функций на самом деле является результатом функционирования тела. Как христианин, он верил, что человеческая душа — это дух, а не материя. Метания Декарта достигли кризиса в 1633 г., когда инквизиция осудила Галилея. Декарт остановил публикацию своего труда по физике «Мир» и отказался от своей книги по физиологической психологии «Человек». В этой книге Декарт рассматривал людей только в качестве машин, исследуя вопрос о том, как объяснить поведение человека с позиций физиологии. После 1633 г. Декарт сделал попытку в двух своих философских трудах, «Рассуждения о методе» и «Размышления о первой философии», создать философию, которая оправдала бы его научные взгляды и защитила бы от обвинений в ереси. В этих книгах он изобразил совершенно новую картину сознания, разума и мозга. Картезианские взгляды стали началом современной психологии.
Картезианский дуализм и пелена идей. Дуализм представлений Декарта относительно души и тела стал отражением новых научных различий между физическим и психическим мирами. Декарт предполагал, что живые организмы являются сложными машинами, не отличающимися от машины мира. Животные представляют собой только машины; люди — это машины, в которых обитает душа — их «Я». Представления Декарта получили меткое прозвище картезианского театра: душа сидит внутри тела и смотрит на мир, как на театральную сцену, а между знанием своего «Я» и знанием мира существует пелена идей.
В рамках картезианства любой может выбирать между двумя позициями по отношению к опыту. Первая позиция — это позиция естественных наук. Ученые продолжали считать идеи в какой-то степени отражением окружающего мира. Первичные свойства относились к реальности, вторичные — нет. Тем не менее существование мира идей, отличного от мира вещей, побуждает нас исследовать

53
этот новый мир, как в те времена исследователи активно изучали Новый Свет Западного полушария. Методом естественных наук было наблюдение. Исследование нового мира сознания потребовало создания нового метода — интроспекции (самоанализа).
Интроспекция. Представление о сознании, населенном идеями, породило вторую, отличающуюся от картезианской, позицию по отношению к опыту, которая дала толчок развитию психологии. Можно исследовать идеи не как проекции внешнего мира, а как объекты субъективного мира сознания. Декарт предложил отступать от опыта и подвергать его сомнению. Хорошим способом понять картезианский театр является современное искусство, возникшее в XIX в., практически одновременно с научной психологией. До импрессионистов художники, в основном, пытались рисовать людей и пейзажи так, как они есть. Так, портрет Наполеона интересен для нас, поскольку дает представление о том, как он выглядел. Реализм в живописи олицетворял традиционное отношение к опыту; наши интересы касались изображенного объекта, а не самой живописи. Но начиная с импрессионистов художники стали придерживаться нового отношения к искусству, призывая людей смотреть на полотно, а не сквозь него на окружающий мир. Они попытались постичь субъективный опыт, то, что художник видел и чувствовал в какой-то момент. Первые экспериментальные психологи делали то же самое, прося наблюдателей описывать, какие вещи возникают в сознании, а не спрашивая, как, по мнению наблюдателей, дело обстоит в действительности.
Психология была создана интроспекцией, являющейся отражением «сцены сознания». Ученые-естественники исследуют объективный мир природы, мир физических объектов; психологи всматриваются в субъективный психический мир идей. Перед психологами была поставлена задача понять, из чего возникают вторичные свойства. Если цвет не существует в мире, то почему же и как мы видим цвет? Кроме того, Декарт сделал психологию важной для философии и науки. Чтобы искать истину, конструировать современное мировоззрение, философия и наука должны были отделить объективный опыт от субъективных порождений сознания.
Физиологический подход. Как ученый, а особенно как автор «Человека», Декарт принял участие и в другом важном проекте, положившем начало научной психологии: выяснении связи разума и мозга. По мере развития медицины различные мыслители выдвигали предположения о том, как процессы в мозге и нервной системе обусловливают восприятие и поведение. Представители наиболее выдающейся медицинской школы средневековья — арабские врачи выдвинули идею локализации функции, утверждая, что различные психические возможности, или способности, такие как воображение или память, располагаются в различных частях головного мозга. Хотя врачи древности видели связь между психическими и физиологическими процессами, только немногие напрямую отвергали существование души. Те, кто отвергал существование индивидуальной души, продолжал верить в дух, оживляющий живые организмы, уход которого вызывает смерть. Даже натуралисты эпохи Возрождения тяготели к тому, чтобы приписывать нечто вроде души живым тканям.

54
Декарт придерживался более радикальных взглядов на взаимоотношения души и тела. Он рассматривал тело, включая мозг и нервную систему, как некую машину, ничем не отличающуюся от созданных людьми. В своем труде «Мир» Декарт описал механистическую вселенную, ведущую себя точь-в-точь как наша, призывая нас таким образом поверить в то, что это и есть наша Вселенная. В книге «Человек» Декарт просит читателя представить себе «людей-машин», внутреннюю работу которых он детально описывает, призывая нас поверить в то, что это мы сами, за исключением отсутствия души. Его оптимизм в отношении того, что он в состоянии объяснить поведение животных (и большую часть поведения людей) как продукт внутренней деятельности машин, в значительной степени питали достижения современных ему механиков, способных сооружать статуи людей и животных, действующие наподобие живых организмов. В то время врачи даже пытались изготавливать механические протезы частей тела (рис. 2.1). Рассматривая механические статуи, которые двигались и реагировали на раздражители, Декарт пришел к заключению о том, что животные также являются умными машинами. Он сформулировал важную концепцию нервного рефлекса, создав образ телесной машины как устройства, автоматически реагирующего на внешние раздражители. По мнению Декарта, душа — духовная субстанция, абсолютно непохожая на тело. Но он так и не решил проблему того, каким образом душа и тело связаны между собой.
Возможно, сегодня трудно по достоинству оценить новизну и смелость начинаний Декарта. Мы живем в окружении машин, способных воспринимать, помнить и, возможно, думать. Поскольку мы строим и программируем компьютеры, при необходимости мы можем объяснить, как они работают на любом уровне математической или механической точности. Нам известно, как работает аппарат мозга, вплоть до биофизики отдельных клеток. Борясь за освобождение материи от магических, оккультных сил, Декарт положил начало сведению психических функций к механическим процессам, которое только сейчас начало приносить свои плоды. Все основатели психологии искали подходы к изучению разума через его связь с телом.

Рис. 2.1. Искусственная рука и кисть, разработанные Амбруазом Паре (Источник: Heller , Labour , Science and Technology in France , 1500-1620)

Философская психология в XVII-XVIII веках Исследования разума

Новый, картезианский взгляд на разум и его место в природе поднял сразу несколько связанных друг с другом вопросов. Многие из них были философскими. Если я заперт в субъективном мире сознания, как я могу узнать что-либо о мире, ничему не доверяя? Этот вопрос породил своего рода паранойю у философов последующих поколений. Декарт начал свои поиски фундамента, на котором собирался возвести здание науки, с того, что усомнился в истинности всех своих убеждений. В конце концов, он пришел к явно неуязвимой формулировке «Я мыслю, следовательно, я существую». Но метод Декарта подвергал все сомнению, в том числе существование Бога и окружающего мира. С философскими вопросами были тесно связаны и психологические: как и почему сознание работает именно так, как работает? Почему мы получаем опыт об окружающем мире в такой форме, в какой получаем, а не в иной? Поскольку ответы на философские вопросы зависят от ответов на психологические, исследование разума, т. е. занятия психологией, стало главным предназначением философии.
Новые картезианские вопросы породили несколько философско-психологиче-ских традиций: эмпиризм, реализм, идеализм и историко-культурную традицию.

Традиция эмпиризма

Английский путь: Джон Локк. Традиция эмпиризма сыграла важнейшую роль в истории психологии англоязычных стран. Эмпиризм восходит к Джону Локку, который допускал, что сознание представляет собой хорошее, пусть даже и несовершенное, отражение мира. Во многих отношениях Локк напоминал Декарта. Он обучался медицине, занимался наукой (дружил с Исааком Ньютоном) и ставил своей целью создание новой философии, согласующейся с достижениями новой науки. Однако Локк меньше интересовался метафизическими вопросами, чем Декарт, возможно, потому, что его ум имел более практическое направление, поскольку он был просветителем и политиком и писал для широкой общественности, а не для узкого круга философов.
Локк четко суммировал основное положение эмпиризма: «следует выносить суждения не о вещах, исходя из мнения людей, а о мнении людей, исходя из реального положения вещей», стараясь выяснить это самое «реальное положение вещей». Картина познания по Локку весьма напоминает таковую у Декарта. Мы знакомимся не с объектами, а с идеями, их представляющими. Локк отличался от Декарта тем, что отрицал врожденность идей. Декарт говорил, что некоторые идеи (например, идею Бога) нельзя получить опытным путем, они являются врожденными и ждут момента активации путем получения соответствующего опыта. Локк утверждал, что у новорожденного разум пуст и не содержит идей, представляя собой tabula rasa — чистую доску, на которой и будет записан последующий опыт. Однако взгляды Локка не слишком отличались от позиции Декарта, поскольку он считал, что разум наполнен различными психическими возможностями, или способностями, которые имеют тенденцию автоматически генерировать определенные идеи (например, идею Бога) из сырого материала опыта. Локк выделял два источника опыта: ощущение и размышление. Ощущение показывает внешний мир, размышление —

56
работу нашего разума. Впоследствии сторонники эмпиризма развили путь идей, поставив глубокие и нерешенные вопросы о знаниях человека.
Существует ли мир? Джордж Беркли. Англиканский епископ и философ ирландского происхождения Джордж Беркли (1685-1753) исследовал подтекст пути идей. Работы Беркли представляют собой выдающийся пример того, как новые картезианские концепции сознания повлекли за собой психологические исследования убеждений, ранее принимавшихся как должное без доказательств. Исходя из здравого смысла, следует признать, что мир существует вне нашего сознания. Но посредством анализа визуального восприятия Беркли бросил вызов этому предположению. Мир сознания имеет три измерения: высоту, ширину и глубину. Однако, как подчеркивает Беркли, визуальное восприятие начинается с плоского двумерного изображения на сетчатке, которое имеет только высоту и ширину. Таким образом, по мере того как кто-либо удаляется от нас, мы чувствуем, что он или она находятся от нас на большем расстоянии, тогда как на сетчатке (сцене картезианского театра) существует всего лишь изображение, которое делается все меньше и меньше.
Беркли утверждал, что третье измерение (глубина) — вторичное сенсорное свойство. Мы делаем выводы о расстоянии до объектов, исходя из информации на визуальном экране (например, на базе линейной перспективы) и из телесных обратных связей, сигнализирующих о деятельности наших глаз. Художники используют источники первого рода на своих холстах для того, чтобы создать иллюзию глубины. Далее, Беркли выступил в качестве психолога и предложил теорию визуального восприятия. Тем не менее он продолжал работать над поразительной философской парадигмой, получившей название имматериализм. Согласно этой концепции, глубина является иллюзией не только на полотнах художников; она иллюзорна и на сетчатке глаза. Визуальный опыт, таким образом, имеет два измерения, а третье измерение — психологическая конструкция, построенная из кусочков и фрагментов опыта и объединенная нами в знакомый трехмерный мир сознания. Вера во внешний мир покоится на вере в трехмерное пространство, и Беркли пришел к захватывающему дух заключению, согласно которому мира физических объектов не существует вовсе, а есть лишь мир идей.
Может быть, выводы Беркли и потрясают, но они основаны на трезвых рассуждениях. Наша уверенность в том, что объекты существуют независимо от нашего опыта, — это всего лишь акт веры. Он постоянно получает подтверждения, но, как говорил Беркли, у нас нет убедительных доказательств того, что мир существует вне картезианского театра. Здесь мы наблюдаем параноидальную тенденцию современной мысли, тенденцию скептического отношения к любым убеждениям, вне зависимости от того, насколько истинными они могут выглядеть. На примере работ Беркли мы видим, в какой степени эта тенденция зависит от психологических представлений о разуме.
Можем ли мы что-либо знать? Дэвид Юм. Скептицизм получил дальнейшее развитие в трудах Дэвида Юма (1711-1776). Его скептическая философия также начиналась с психологии: «Все науки родственны человеческой природе, и единственный фундамент, на котором они могут покоиться, — это наука о природе человека». Юм развил скептические представления о пути идей, неуклонно применяя эмпиризм ко всем положениям здравого смысла. Мир, известный нам, — это

57
мир идей, а идеи связаны воедино психической силой ассоциаций. В этом мире идей мы можем представлять себе вещи, не существующие на самом деле и представляющие собой всего лишь комбинации более простых идей, которые самостоятельно составляет разум. Таким образом, химерический единорог представляет собой лишь идею, будучи комбинацией двух других идей, которые относятся к объектам: идеи лошади и идеи рога. Подобным образом и Бог является химерической идеей, состоящей из идей всеведения, всемогущества и родительской любви. «Я», по мнению Юма, также разлагается на составные части. Он исследовал личность и не смог найти в сознании ничего, что не было бы ощущением, полученным из окружающего мира, от тела. Будучи хорошим эмпириком, Юм пришел к заключению, что, поскольку личность недоступна наблюдению, она представляет собой своего рода психологическую химеру, хотя ему и было неясно, как именно она сконструирована. Юм вычеркнул душу из картезианского театра, оставив лишь его сцену в качестве психологической реальности.
Казалось, что психология Юма сделала научное знание недостоверным. Наша идея причинности — краеугольный камень науки — химера. Мы не видим причин, нам доступна лишь череда последствий, которую мы дополняем субъективным чувством, чувством необходимости связи между эффектом и его причиной. В общих чертах невозможно доказать любые универсальные утверждения типа «Все лебеди белые», поскольку их можно подтвердить только дальнейшим опытом. Однажды мы можем обнаружить, что несколько лебедей — черные (кстати, они живут в Новой Зеландии). Казалось, Юм доказал, что мы ничего не можем знать наверняка о том, что находится за пределами наших непосредственных ощущений. Наука, религия и мораль были подвергнуты сомнению, поскольку они содержат тезисы или зависят от утверждений, лежащих за пределами опыта. Юма не беспокоил этот вывод; он предвосхитил позднейший послереволюционный прагматизм Ч. С. Пирса и Уильяма Джеймса. Юм говорил, что убеждения, сформированные человеческим разумом, недоказуемы с помощью рациональных аргументов, но они разумны и полезны, так как помогают нам в повседневной жизни. Однако другие мыслители считали, что философия пошла по ложному пути.

Традиция реализма

Последователи Юма, шотландские философы под предводительством Томаса Рида (1710-1796) поставили диагноз и предложили лечение. Беркли и Юм бросили вызов здравому смыслу, высказав предположение о том, что внешние объекты не существуют или, даже если существуют, мы ничего не можем достоверно знать о них или о каузальных связях между ними. Рид выступил в защиту здравого смысла и против философии, утверждая, что путь идей привел философов к своего рода безумию. Рид переработал более раннюю реалистическую традицию, вернув ее к жизни. Мы видим сами объекты, а не их внутренние образы. Поскольку мы воспринимаем мир непосредственно, мы можем отказаться от имматериализма Беркли и скептицизма Юма как абсурдных последствий ложной концепции, пути идей. Рид был сторонником своего рода формы нативизма. Бог создал нас, наделил нас психическими возможностями, способностями, на которые мы можем полагаться, получая точную информацию о внешнем мире и его функционировании.

58
Шотландский реализм заключал в себе скрытый вызов первой научной психологии. Психология сознания была основана на пути идей. Ученые-натуралисты изучали физические объекты мирового механизма, а психологи изучали психические объекты мира сознания. Тем не менее, согласно утверждениям реализма, мир сознания не существует, поскольку мы воспринимаем объекты, а не идеи. То, что кажется интроспекцией внутреннего мира сознания, на самом деле является непосредственным восприятием самого окружающего мира. В XX в. такие психологи, как Э. Ч. Толмен (1886-1959) и Б. Ф. Скиннер (1904-1990), использовали аргументацию реализма для критики интроспективной психологии и в поддержку бихевиоризма. Вместо изучения мифических идей психологам следует заняться изучением поведения организмов и мира, в котором они живут.

Традиция идеализма

В Германии Иммануил Кант (1724-1804), который, подобно Риду, считал идеи Юма неприемлемыми, поскольку они делали недостижимым истинное знание, поставил другой диагноз и, соответственно, предложил иное лечение. Рид считал путь идей ошибкой Юма, отрицая его ради реалистического анализа процесса познания. Кант, в свою очередь, полагал, что ошибка Юма кроется в эмпиризме, и работал над новой версией пути идей, которая помещала бы истину внутрь разума. Эмпирики учили, что идеи отражают, по выражению Локка, «вещи сами по себе», разум, согласующийся с объектами, которые накладывают на него свой отпечаток. Но для Канта скептицизм разрушил эмпиризм. Предположение о том, что разум отражает реальность, — не более чем предположение, и как только оно оказалось разоблаченным благодаря Беркли и Юму, исчезла почва для истинного знания.
Кант покончил с предположением эмпириков о том, что разум сам соответствует объектам, провозгласив, что объекты соответствуют разуму, накладывающему универсальную, логически необходимую структуру на опыт. Вещи в себе (ноумены) непознаваемы, но вещи в том виде, в каком они появляются в сознании (феномены), организованы разумом таким образом, что мы можем выносить о них абсолютно истинные утверждения. Возьмем, например, проблему Беркли, проблему восприятия глубины. Вещи в себе могут быть (а могут и не быть) расположены в трехмерном евклидовом пространстве (конечно, современная физика скажет, что пространство является неевклидовым). Тем не менее человеческий разум накладывает трехмерное евклидово пространство на свой опыт этого мира, поэтому у нас есть основания утверждать, что феномены обязательно расположены в трехмерном пространстве. Точно так же разум накладывает другие категории опыта на ноумены, чтобы сконструировать феноменальный мир человеческого опыта.
Точку зрения Канта можно пояснить с помощью примера из научной фантастики. Вообразите жителей Изумрудного города из страны Оз, в глаза которых при рождении были имплантированы контактные линзы, придающие всем предметам зеленый оттенок. Жители этой страны могут сделать вполне естественное предположение о том, что вещи кажутся зелеными, потому что они на самом деле являются зелеными. Тем не менее их феномены зеленые из-за контактных линз, а не из-за того, что вещи в себе являются зелеными. Несмотря на это, жители страны

59
Оз могут считать абсолютной и неопровержимой истиной то, что «каждый феномен является зеленым». Кант утверждал, что категории опыта являются логически необходимыми предпосылками любого опыта для всех чувствующих существ. Следовательно, поскольку наука занимается миром феноменов, мы можем иметь истинное, неопровержимое, абсолютное знание об этом мире и должны отказаться от попыток проникнуть в локковские «вещи сами по себе».
Идеализм Канта породил радикальный экспансивный взгляд наличность. Вместо вывода Юма о том, что она является конструкцией, построенной из кусочков и фрагментов опыта, Кант говорил, что личность предшествует получению и упорядочиванию опыта. Кант проводил различия между эмпирическим Эго (поверхностным содержанием сознания) и трансцендентальным. Трансцендентальное Эго одно и то же в разумах всех людей и накладывает категории понимания на опыт. Личность не сконструирована на основе опыта; это активный строитель опыта. Понятие личности исчезло в эмпиризме, но в идеализме личность стала единственной реальностью.
Идеализм оказал большое влияние на ранние этапы становления немецкой психологии. Поскольку трансцендентальное Эго творит сознание, оно не может быть частью сознания. Психология, по мнению идеалистов, не заслуживает звания науки, поскольку самая важная часть разума, личность, недоступна наблюдению. Основатель психологии Карл Вильгельм Вундт, бывший в молодости приверженцем Локка, говорил, что мысль можно понять с помощью интроспекции. Позднее он стал сторонником Канта, сведя экспериментальную психологию до исследования непосредственного опыта и предложив изучать высшие мыслительные процессы другими методами. Причиной одной из первых психологических дискуссий о противоречии безобразного мышления, послужили споры о пределах возможности интроспекции. Этот диспут, подвергнув сомнению ценность всех форм интроспекции, проложил путь бихевиоризму. Но то, насколько люди знают причины своего поведения, до сих остается предметом споров.

Историко-культурная традиция

Эта последняя традиция противостоит тенденциям научной революции, поскольку отрицает тот факт, что гуманитарные науки могут или должны быть точными науками. Это расхождение во взглядах было впервые сформулировано итальянским философом Джамбаттистой Вико (1668-1744), а затем, более подробно, немецким писателем Иоганном Гердером (1744-1803), которому принадлежит девиз этой школы: «Мы живем в мире, который создаем сами». Люди не являются исключительно объектами природы — машинами, — поскольку мы живем общественной жизнью в рамках человеческой культуры, созданной историческим процессом. Следовательно, не может быть науки, которая охватывала бы всех людей. Люди живут в различных культурах в настоящее время, жили так же в прошлом и построят новые культуры в будущем. Пространственно-временной универсальности естественных наук — гравитации и материи, остающихся одними и теми же в любое время и в любом месте, — в мире людей не существует. Определенная часть человеческой природы имеет физические корни, но огромная и, возможно, основная часть имеет социальные корда. Хотя частично психология может подражать физике, изучая отношения

60
человеческого разума и мозга, в большей степени ей следует подражать истории, изучающей связь человеческого разума и культуры. Историко-критическая традиция приобрела большое значение в.немецкой психологии XIX столетия.

Изучение разума и тела

Итак, мы обсудили вопросы, проистекающие из картезианского разделения сознания и окружающего мира. Декарт также поставил под сомнение природу связи между душой и телом. Кажется очевидным, что душа получает информацию об окружающем мире посредством тела и контролирует его действия. Декарт учил, что душа и тело взаимодействуют благодаря шишковидной железе (эпифизу), служащей экраном картезианского театра. Декарт думал, что, управляя ею, душа может контролировать деятельность нервов. Однако картезианский интерактивный дуализм быстро стал предметом нападок. Один из многочисленных корреспондентов Декарта, принцесса Елизавета Богемская (1615-1680), задала ключевой вопрос: «Как тело может управляться чем-то нематериальным?» Декарт не смог дать удовлетворительного ответа.
Эта проблема существовала на протяжении всего XVIII столетия, хотя большая часть первых психологов приняла вариант дуализма — тезис о психофизическом параллелизме, предложенный Готфридом Вильгельмом Лейбницем (1646— 1716). Он говорил, что разум и тело отделены друг от друга, что каждому психическому событию соответствует физическое, но что последнее на самом деле не влияет на первое. Хотя это положение было общепринятым, поскольку отделяло психологию от физиологии, оно поднимало очередные вопросы, например, почему кажется, что существует взаимодействие между разумом и телом; существует ли оно и какой смысл изучать бессильный разум? Параллелизм Лейбница послужил толчком к первым экспериментальным исследованиям в психологии — психофизике Фехнера, которые представляли собой попытку точно измерить корреляцию между стимулом и ощущением.
Идеализм (в том числе и имматериализм) — монистическое решение проблемы разума и тела, провозглашающее, что существует только разум, а материя представляет собой иллюзию. Другим радикальным, даже общественно опасным монистическим решением этой проблемы был материализм, утверждающий, что существует лишь материя, а иллюзией является разум. Знамя материализма впервые публично поднял в 1748 г. врач Жульен Офре де Ламетри (1709-1751) в своей книге «Человек-машина». Ламетри сделал тот шаг, который не смог бы сделать или не решился бы сделать Декарт, — выдвинул предположение о том, что мышление есть процесс, происходящий в головном мозге. Оно угрожало вере христиан в реальность и бессмертие души; оно подразумевало, что люди — это машины, что нет свободы воли и что «моральная ответственность» всего лишь иллюзия. Для многих людей материализм был и остается основной угрозой их пониманию самих себя, общества и вечных надежд.

Изучение разума других людей

Строго отделяя разум от окружающего мира и тела, Декарт сделал проблематичным существование других разумов. С картезианской точки зрения, разум является персональным сознанием. Но откуда я могу знать, есть ли разум у других лю-

61
дей? Декарт отвечал, что я знаю внутри самого себя, что я думаю, и что я выражаю свои мысли языком. Следовательно, любое существо, обладающее языком, обладает также и мыслящей душой. Поскольку язык есть только у людей, только люди обладают душой.
Проблема других разумов не имела большого значения вплоть до XIX в., когда идея эволюции получила широкое признание. Из эволюции следовало, вопреки Декарту, что животные обладают разумом, хотя и более простым, чем мы. Предвестником современных споров о разуме других существ стала книга «Человек-машина», в которой Ламетри рассматривал эту проблему с материалистической позиции. Он предложил обучать языку человекообразных обезьян так, как это делают с глухими детьми. Если обезьяны смогут научиться языку, Декарт будет опровергнут, а существование души подвергнуто сомнению. В XX в., когда Ноам Хомски возродил тезис Декарта о том, что способность к языку является видо-специфичной способностью человека, некоторые физиологи подвергают проверке гипотезу Ламетри. Так, специалист в области компьютерной техники А. М. Тьюринг (1912-1954) заявлял, что мы будем знать, что компьютеры разумны, когда они станут так же хорошо пользоваться языком, как это делают люди.

Природа человека, мораль и общество
Проект Просвещения

Следуя в кильватере научной революции, мыслители XVIII в., принадлежавшие к идеологии Просвещения, стали переосмысливать вопросы морали и общественного устройства с научных позиций. Они отрицали традиции и религию, особенно во Франции, где возникло большинство радикальных идей. Ключевой проблемой был вопрос о моральной власти: почему мне следует делать то, что велит общество? В прошлом источниками моральной власти были традиции и религия. Но их призывы основывались на предположении о том, что добродетель — первичное, объективное свойство поступков и событий. Когда добродетель стали считать вторичным свойством, власть традиции и религии была поставлена под сомнение. Философы обратились к науке как главному источнику моральной власти. Декарт и его последователи подвергали все общепринятые убеждения относительно разума и окружающего мира тщательной сознательной и рациональной проверке, а философы проделали то же самое в отношении убеждений, касающихся морали и общества. Опять-таки, ключом к этим новым исследованиям стала природа человека: бывают ли люди хорошими или плохими от рождения? Как следует понимать общество, исходя из природы человека? Подобные вопросы сделали гуманитарные науки, особенно психологию, социально значимыми. Возникла насущная необходимость научного исследования человеческой природы и, возможно, замены традиционных религиозные средств социального контроля научными. По мере того как психологическое исследование природы разума закончилось кризисом скептицизма, психологическое исследование социальной природы человека завершилось нравственным кризисом.

62

Изучение природы человека

Люди — животные: Томас Гоббс. Современные исследования людей как социальных существ восходят к английскому мыслителю Томасу Гоббсу (1588-1679). Он был приверженцем новой механико-математической философии и атеистом. Гоббс задался главным вопросом психологии: на каких животных были бы похожи люди, если бы жили вне культуры и общества? Он полагал, что у него есть эмпирически проверенный ответ. Пережив ужасы гражданской войны в Англии, в ходе которой не функционировали правительственные институты, Гоббс пришел к выводу, что в отсутствие правительства существовало бы состояние «войны всех против всех», а жизнь человека была бы «одинокой, порочной, жестокой и короткой». Он утверждал, что человек по своей природе склонен к насилию и нуждается в контроле со стороны сильного, даже авторитарного правительства. Более того, Гоббс считал нравственный авторитет химерой; единственная реальность, по его мнению, — сила. Нелицеприятный анализ человеческих мотивов и человеческого общества, проведенный Гоббсом, и мысль о том, что мораль всего лишь иллюзия, с тех пор постоянно привлекает ученых-обществоведов. Его влияние сохранилось и в психологических заключениях относительно природы человека.
Вызов, брошенный Гоббсом, породил сильную ответную реакцию, в основе которой лежало иное понимание человеческой природы.
Люди — нравственные существа: шотландская философия здравого смысла. Самый важный для истории психологии в Америке ответ пришел от шотландских философов здравого смысла. Они проводили наблюдения за обычной жизнью людей даже в тех условиях, когда она не регулировалась законом, и высказали предположение о том, что люди — от рождения общественные существа, предназначенные (по мнению шотландцев, по велению Бога) к мирному совместному существованию. Шотландский реализм сформировал эту социальную философию. Эти философы утверждали, что мы обладаем нравственным чувством, благодаря которому интуитивно видим, что одни поступки хороши, а другие — дурны. Шотландскую систему философии как часть религиозного воспитания повсеместно преподавали в американских колледжах до 1870-х гг. Когда в Америку пришла экспериментальная, ориентированная на физиологию немецкая психология, она встретила там старую психологию, сопротивлявшуюся идее о том, что психология должна стать одной из естественных наук. Несмотря на триумфальное шествие новой психологии, влияние старого направления сказалось на приверженности американских психологов к практической, прикладной психологии.
Люди не имеют природы: французский эмпиризм. Во Франции Просвещение приняло иное, менее умеренное направление. Во Францию эмпиризм Локка пришел с одобрения Вольтера. Во времена Французской революции группа мыслителей, называвшаяся идеологами (последователи пути идей), довела эмпиризм до крайности, утверждая, что разум при рождении лишен не только идей, но и способностей. Объединившись с материализмом, французский эмпиризм предложил такое видение человеческой природы, которое опьянило некоторых философов открывшимися перед ними возможностями. Если не существует человеческой природы, если люди представляют собой всего лишь глину, из которой общество может лепить все

63
что угодно, тогда, как позднее говорили Джон Уотсон и Б. С. Скиннер, мы можем заставить людей соблюдать порядок. По природе мы не злы и не добры, добрыми или злыми нас делает общество. Традиции и религия сделали людей невежественными и, следовательно, плохими, но при помощи надлежащего обучения и образования людей можно сделать по-настоящему совершенными. Такое видение вдохновило одних и ужаснуло других, но является ли оно правильным, зависит от психологии.

Контрпросвещение

Противники Просвещения убедились в своей правоте, когда начатая просветителями Французская революция вылилась в жесточайший террор. Противодействие идеологии Просвещения стало нарастать, что привело к необходимости нового понимания человеческой природы и человеческой жизни.
Корни контрпросвещения лежали в эпохе научной революции. Современник Декарта, Блез Паскаль (1623-1662) был математиком и физиком, питавшим отвращение к картезианскому благоразумию. Он был религиозным человеком и испытывал отвращение к той бессмысленной вселенной, которую рисовала наука. Паскаль пришел к заключению, что разум сам по себе бесполезен для руководства жизнью. Он писал: «У сердца есть свои собственные мотивы, которых разум не понимает». Паскаль задался важным и вечным психологическим и нравственным вопросом: какую роль должны играть эмоции, чтобы вести правильную жизнь? Со времен стоиков и вплоть до Просвещения партия разума страстно настаивала на том, что эмоции следует игнорировать, подавлять, даже вычеркивать, поскольку разум предлагает самый лучший путь к истине. По мнению Паскаля и романтиков — сторонников контрпросвещения, разум, предложив картину вселенной, лишенной смысла, и науки, лишенной нравственных авторитетов, зашел в тупик. Они обратились к эмоциям и другим иррациональным сторонам человеческой природы для того, чтобы восполнить недостатки разума.
Романтические идеи неожиданно возникали в разных местах. Юм писал, что «разум является рабом страстей». Страсть ставит нам цель; разум вычисляет, как ее достигнуть. Концепция каузальности имеет иррациональные корни в человеческом убеждении о том, что эффект должен проистекать из причины. Нравственное чувство шотландцев было интуитивным, нерациональным восприятием правильного и ложного. Трансцендентальное Эго Канта лежит за пределами рационального знания, а впоследствии идеалисты говорили, что мир стал существовать благодаря романтическому акту воли. Первым романтиком, оказавшим огромное влияние, стал Жан-Жак Руссо (1712-1778). Будучи противником Гоббса, Руссо говорил, что люди по своей природе добродетельны и являются миролюбивыми благородными дикарями, испорченными обществом. Выступая против Просвещения, он утверждал, что правда всегда принадлежит велениям сердца и что наука сделала людей хуже, а не лучше. Люди должны бежать от воспитательной системы Просвещения из городов в сельскую местность и вести там простую жизнь.
Историко-культурная традиция также была связана с контрпросвещением. Выступая против Декарта, Гердер писал: «Я чувствую! Я существую!» Его девиз о том, что мы живем в мире, который создаем, привел к более уважительному отношению к культуре и истории, чем то, которое наблюдалось у философов Просве-

64
щения. Они всячески проповедовали терпимость к культурным различиям, поскольку считали их иррациональными. Но именно потому, что они считали их иррациональными, они не уважали их. По мнению маркиза Кондорсе (1743-1794), «придет время, когда солнце будет сиять над головами людей, которые будут свободны и не будут иметь никаких хозяев, кроме собственного рассудка». В силу универсальности требований рассудка, существовал только один рациональный образ жизни, открытый и поддерживаемый наукой. Оспаривая это утверждение, Гердер писал, что люди могут считаться людьми только в том случае, если они вовлечены в живую развивающуюся культуру, в которой находят смысл и вдохновение. Отменить традиции и культуру — значит отменить человеческую природу.
XIX век: формирование поля деятельности психологии
К 1789 г., времени Французской революции, психология уже установилась как философская, но еще не научная дисциплина. Стало ясно, что психология, наука о человеческой природе, сыграет решающую роль во всех грядущих спорах о человеческой ценности и человеческой жизни.
Психология стала наукой в XIX в. Новая наука имела весьма разветвленные корни. Философы дали психологии концептуальные рамки; физиологи предоставили знания о нервной системе и экспериментальные методы; просветители, социальные реформаторы и психиатры снабдили ее мотивами для использования науки с целью улучшения жизни людей. Этот раздел описывает движения, идеи и открытия, которые привели к формированию научной психологии. Основное внимание будет уделено развитию психологии в Соединенных Штатах, родине психологии XX в.

Основные противоречия

Новая область психологии сформировалась в результате споров о ее определении и научной природе.

Содержание предмета

Что изучает психология? Картезианская парадигма давала один ответ: психология — это исследование сознания, и первые психологи определяли психологию как науку о сознании. Они указывали определенное содержание предмета, сознание, и уникальный метод, интроспекцию, для его изучения.
Тем не менее ни одна из наук о человеческой природе не могла избежать необходимости изучать то, что люди делают. В Германии Кант предложил создать науку о поведении под названием антропология, а в Британии Джон Стюарт Милль выдвинул идею сходной науки — этологии. Поскольку в XIX и XX вв. происходило разделение гуманитарных наук, психология постепенно охватила все исследования людей как индивидов, а также дополнила изучение сознания исследованиями индивидуального поведения и индивидуальных различий. Другие гуманитарные науки сосредоточили свое внимание на человеческом обществе (социология), культуре (антропология) и истории.

65

Наука и ее методология

Обсуждение вопросов, касающихся содержания предмета психологии, определяло статус психологии как науки. Может ли психология, особенно определяемая как исследование сознания, вообще быть наукой? А если да, то какой наукой она должна быть и какие методы использовать? Эти вопросы обсуждались на протяжении XIX столетия.
Психология бросает вызов науке. Некоторые мыслители выражали серьезные опасения по поводу того, может ли вообще существовать наука о разуме и сознании. В Германии самые серьезные возражения против психологии как науки высказывались последователями Канта, немецкими идеалистами, и их аргументация задержала развитие психологии в университетах Германии. Различные возражения были выдвинуты и основателем позитивизма, Огюстом Контом (1798-1857), оказавшим серьезное влияние на психологию в Англии и США.
Идеалисты сомневались в том, что можно количественно оценить сознательный опыт, эмпирическое Эго. Опыт можно описать качественно, но без количественных оценок более чем одного измерения не может быть психического эквивалента математических законов Ньютона и, следовательно, науки о разуме. Еще более важной была невозможность изучать личность, трансцендентальное Эго. Поскольку личность обладала опытом, как считали идеалисты, она не могла быть объектом опыта. Таким образом, высшие мыслительные процессы — уникальная собственность трансцендентального Эго — невозможно наблюдать. Психология, из которой исключено исследование мышления, величайшей способности людей, не заслуживает звания науки. Один из величайших споров психологии, противоречие безобразного мышления (см. главу 13), возник из проблемы доступности мышления наблюдению.
Конт предложил иерархию наук, из которой исключил психологию. Основной наукой была физика, на которой базировалась химия, служившая фундаментом биологии, лежавшей, в свою очередь, в основании новейшей и несомненной науки социологии. Конт полагал, что душа (psuche) не существует, поэтому не может быть и науки (logos) о ней. Он выражал надежду на то, что френология, биологическая наука о мозге, даст знания о человеческой природе, необходимые социологам. Позднее идеи Конта были дополнены логическими позитивистами, философия науки которых давала аргументы для того, что дать психологии новое определение — науки об общественно наблюдаемом поведении (см. главы 6-8).
Защита психологии как естественной науки. В Великобритании философы-эмпирики разработали альтернативную концепцию разума, более дружественную по отношению к науке. Самое большое значение для психологии имели труды Джона Стюарта Милля (1806-1873), который непосредственно отвечал на вопросы Канта и Конта. Он утверждал, что мы наверняка можем наблюдать сознание, поведение и некоторые аспекты мышления с различной степенью точности и создать научную дисциплину, занимающуюся разумом. Подобно метеорологии, эта дисциплина может никогда не достичь точности физики, но она заслуживает звания науки и будет полезной в практическом отношении.
Прагматический подход Милля к определению науки и психологии получил развитие в трудах его друга и последователя Александра Бэйна (1818-1903) и, благодаря ему, в работах первых американских психологов. Однако до Граждан-

66
ской войны американская психология, по сути дела, совпадала с ориентированной на нравственность психологией шотландцев XVIII столетия.
Психология как гуманитарная наука. Третья традиция возникла в Германии. Она была вдохновлена трудами Вико и Гердера. Идеалисты и эмпирики расходились во мнении о том, в какой степени психология может быть наукой, но соглашались, что если психология намеревается стать наукой, то необходимо уделять особое внимание законам, управляющим разумом и поведением. Образцом для психологии (равно как и других гуманитарных наук) была физика. Как отмечал Милль, «отставание наук о морали можно исправить, лишь применив к ним методы физической науки, должным образом расширив и обобщив их». Схема Милля воплотилась в первых психологических лабораториях. В противовес идее Милля (которую разделяли позитивисты) о том, что все науки следует строить по образцу физики, историк Вильгельм Дильтей (1833-1911) говорил, что существует не один, а два типа наук. К одному принадлежат естественные науки (Naturwis-senschaft), моделью для которых служит физика и которые ставят своей целью выяснение законов, составление прогнозов и осуществление контроля. С другой стороны — Geisteswissenschaft (букв, «духовные науки», часто переводится как «гуманитарные науки»1), построенные по образцу истории. Обычно историки не ищут универсальных законов, а пытаются найти объяснение частным последовательностям уникальных событий, эмоционально погружаются в прошлые культуры и народы, видя свою цель не в прогнозах или контроле, а в том, что Дильтей называл verstehen (понимание).
Представления Вико, Гердера и Дильтея связаны с одним из самых фундаментальных и сложных вопросов, с которым сталкивается научное объяснение человеческого разума и поведения. Философ Георг Фридрих Вильгельм Гегель (1770-1831) первым сформулировал эту проблему в ее современном виде. Естественные науки имеют дело с причинами событий, но человеческие действия имеют в своей основе причины и мотивы, которые не являются физическими причинами. Представим, что однажды ночью женщина застрелила своего мужа. Это убийство было предумышленным, если она намеревалась застрелить его и получить наследство. Но это мог быть и несчастный случай, например она выстрелила в мужа, приняв его за грабителя. С точки зрения естественных наук причина события одна и та же: мускулы пальца, управляемые командой мозга женщины, нажали на спусковой крючок, и пуля вошла в голову ее мужа. Но для того чтобы понять, что же произошло с точки зрения человеческих понятий — и, таким образом, различить умышленное убийство и самооборону, — мы должны заглянуть в ум женщины в тот момент, когда она нажимала на курок. Если она знала, что это был ее муж, то она виновна в преднамеренном убийстве; если она полагала, что это грабитель, то ее действия классифицируются как самооборона. Сканирование мозга не может решить эту проблему, поскольку оно выявляет не мысли, а состояние нейронов. Мотивы и причины относятся к области моральной и социальной жизни человека, а не к нашему физическому существованию.
1 Употребление мною термина «гуманитарные науки» не следует считать подтверждением тезиса Дильтея; этот термин используется для того, чтобы объединить все науки, изучающие людей какими-либо методами.

67
Только в Германии были выдвинуты возражения против того, что психология принадлежит к естественным наукам, и психологи окончательно отвергли их. В других странах психологи, после некоторых дебатов, последовали по пути Ньютона. Тем не менее, хотя сторонники точки зрения Дильтея оказались в меньшинстве, им принадлежат важные критические замечания в адрес основного русла естественно-научной психологии. В XX столетии герменевтика рассматривает психологию не как науку, а, скорее, как литературную критику, и последователи Людвига Витгенштейна (1889-1951) ломают голову над вопросом о месте причин, мотивов и социального контекста человеческого поведения (см. главу 11).

Разум и реальность

Помимо споров о методах и притязаниях психологии, идеалисты и эмпирики вступили в битву из-за проблемы природы разума и реальности. Эмпирики подчиняли субъективное объективному, а идеалисты — объективное субъективному. Хотя сражение касалось метафизических вопросов, оно, тем не менее, оказало влияние на формулировку первого определения психологии и на начальные этапы ее развития1. Обе стороны принимали общую картину картезианского театра, соглашались, что сознание представляет собой экран для идей, но расходились во мнениях по поводу того, что лежит за пределами и в основе сознания.
Эмпиризм. Эмпирики отождествляли разум и сознание и изображали сознание как поверхность, на которую посредством сенсорных процессов в мозге непосредственно проецируются идеи. С этой точки зрения сознание служит зеркалом природы, изображением на экране сознания, непосредственно отражающем реальность, окружающую человека. Идеи, содержащие более чем одно отдельное ощущение, считались сложным целым, состоящим из многих атомарных сенсорных единиц, связанных воедино на экране сознания посредством ассоциаций, точно так же, как различные объекты в пространстве связаны друг с другом силами гравитации. Эту картину разума подробнее всего разрабатывали британские философы, от Локка до Милля, но сильное влияние на нее оказали также французская и немецкая психологии, особенно последующий расцвет позитивизма.
Эмпирики превратили психологию, определяемую как науку о сознании, в своего рода психическую химию. Ей вменили в обязанность идентификацию базовых элементов сознательного опыта (наподобие того, как Периодическая система дает список основных физических элементов) и описание законов, регулирующих их комбинации (наподобие того, как химия описывает законы, регулирующие, каким образом атомы образуют молекулы). К задаче интроспекции добавили установление связи сенсорного опыта и формирования ассоциаций с глубинными физиологическими процессами. Занятия психологией такого рода были отчетливой тенденцией первых психологических лабораторий, но сильнее всего они были выражены
Это утверждение является серьезным, но неизбежным примером чрезмерного обобщения в этом кратком обзоре. Были эмпирики, например Джеймс с его радикальным эмпиризмом и некоторые более поздние позитивисты, которые соглашались с идеалистами относительно того, что только познаваемая реальность является миром идей. Ключевым для моих целей различием является разделение на тех, кто считал разум относительно пассивным («эмпирики» в данной главе), и тех, кто полагал его активным («идеалисты»).

68
в Англии и США. В наибольшей степени они отразились в структурной психологии Эдварда Брэдфорда Титченера (1867-1927).
Идеализм. Идеалисты были последователями Канта в том, что отказывались отождествлять разум с сознанием. Сознание (относительно тривиальное эмпирическое Эго) является поверхностью, но под этой поверхностью находится трансцендентальное Эго, личность. Более того, сознание отнюдь не является зеркалом для внешнего мира. Трансцендентальное Эго накладывает необходимые и универсальные категории понимания на восприятие, буквально строя ту реальность, которую мы знаем. Некоторые идеалисты пошли еще дальше, утверждая, что личность дает основу существованию внешнего мира. Эмпирики подчиняли субъективный мир сознания объективному миру, который оно отражало, и личность при этом исчезала. Идеалисты подчиняли объективный мир личности, и при этом исчезала физическая реальность.
Неудивительно, что идеализм связывали с романтизмом. Романтики делали упор на чувствах и творчестве, что мало соответствовало пассивному сознанию-зеркалу у эмпириков, зато великолепно гармонировало с глубокой и могущественной личностью идеалистов, которая строила мир по своей собственной воле.
Философия идеализма имела важные последствия для психологии как исследования сознания. Самое важное касалось пределов возможности научной психологии и существования и природы воли. Помещение трансцендентального Эго вне возможностей опыта подразумевало, что мышление и другие высшие психические процессы волей-неволей ускользают от научного исследования. Один из основоположников психологии, немецкий ученый Вильгельм Вундт (1832-1920), первым провозгласил, что с помощью интроспекции и физиологии можно исследовать и объяснять мышление и сознание. В связи с этим его более ранние работы больше гармонировали с эмпиризмом, чем последующие труды, в которых он разделял критическое мнение идеалистов об экспериментальном исследовании мышления. Вильгельм Вундт объединился с тезисом Вико, Гердера и Дильтея о создании всеобъемлющей науки о разуме. Он разделял психологию на две части. Одна, физиологическая психология, была экспериментальным исследованием сознания, все слабее связанным с изучением нервной системы. Другая, Volkerpsychologie, была неэкспериментальным исследованием мышления и большинства других высших психических процессов через их выражение в языке, мифологии и культуре1.
Идеалисты и романтики превозносили человеческую волю. Вундт отразил дух идеализма, назвав свою психологию волюнтаристской. Уильям Джеймс (1842-1910) настолько верил в волю, что оставил занятия психологией для того, чтобы работать над своей собственной формой идеализма и своим видением нравственно деятельной жизни.
Тем не менее вскоре идеализм исчез из психологии. За пределами Германии влияние эмпиризма, позитивизма и материализма резко упало, и психология стала развиваться как полноценная наука по образцу физики. В Германии эти идеи триумфально распространялись среди противников Вундта и даже среди его собственных учеников,
1 Сейчас практически невозможно перевести слово Volkerpsychologie. Буквально оно означает «психология народов», но этот и другие переводы ведут к путанице.

69
которые делали упор на экспериментаторской деятельности и последовательном натурализме. Его Volkerpsychologie читали все меньше, а его самого не пригласили на первый съезд Немецкого общества экспериментальной психологии в 1904 г. Некоторое влияние идеализма все еще сохраняется, например в когнитивной психологии восприятия и памяти, и радикально проявляется в таких направлениях, как контек-стуализм и конструктивизм. Когнитивные психологи не утверждают, что разум составляет основу мира, но говорят, что тот мир, который мы знаем по опыту и помним, сформирован активным разумом. Контекстуалисты и конструктивисты неприязненно относятся к идее объективной истины (тому, что разум может отражать природу), настаивая на том, что все наши знания сконструированы обществом.

Разум или материя?

Отрывая разум от мира, Декарт отделял разум от тела. Как следствие, роль и даже существование разума стало проблематичным. Как связаны разум и тело? Существует ли разум? Существует ли иные разумы?
Как связаны разум и тело? Первый вопрос касался того, как могут взаимодействовать разум и тело. Декарт предполагал, что это взаимодействие существует, тело служит душе окном в мир, а душа осуществляет контроль над телом. Однако он не смог удовлетворительно объяснить, как именно они взаимодействуют. На протяжении XIX в. большинство психологов придерживались психофизического параллелизма Лейбница. Хотя такая позиция предоставляла психологам для исследований «их собственное королевство» — сознание, она оставляла нерешенными мелкие проблемы, например, почему создается впечатление о взаимодействии разума и тела, а также о ценности исследований бессильного разума. К концу столетия психологи начали заменять бесцельные интроспективные исследования бессильного разума более полезным изучением поведения.
Существует ли разум? Одним из очевидных решений проблемы взаимодействия разума и мозга был материализм, отрицающий существование разума. На протяжении века научные открытия сделали дуализм менее, а материализм более внушающим доверие.
Вызов, брошенный материализмом, громче всех прозвучал для психологов из лагеря эмпиризма. Веря, что разум более фундаментален, чем материя, идеалисты расценивали материализм как пагубную ошибку, которую необходимо исправить, но для научных перспектив психологии идеализм создавал препятствия, поместив трансцендентальное Эго вне исследований. Эмпиризм был препятствием другого рода. Эмпирическая психология отождествляла разум с сознанием, что потенциально делало психологию одной из естественных наук. Но поскольку сознание представляет собой поверхность, плавающую над мозгом, а не личность, оно может быть просто каким-то мозговым процессом, и психологии грозит опасность однажды исчезнуть, слившись с физиологией. Идеалисты предполагали, что психология не наука, а эмпиризм и материализм — что она является наукой лишь временно.
Различные течения материализма постоянно возникали в психологии на протяжении целого столетия. Когда К. Л. Галл провозгласил, что мозг такой же орган разума, как желудок — орган пищеварения (см. ниже), его последователей объя-

70
вили опасными материалистами. В конце XIX в., когда сторонники научной психологии стали устанавливать связь между сознанием и мозгом, они также вызвали многочисленные подозрения. В Соединенных Штатах, например, психологи старой школы — последователи шотландцев — почувствовали опасения и обвинили новых психологов — психологов, вдохновленных немецкой школой экспериментальной физиологии, — в пренебрежении заботой о душе, что есть, по их мнению, основная задача психологии.
Споры вокруг дарвинизма (см. главу 5) были связаны с материализмом. Происхождение людей от животных подразумевало, что мы тоже машины, лишенные души. Верному «сторожевому псу» Дарвина, Томасу Генри Гекели (1825-1895), принадлежит знаменитое (или печально известное) заявление о том, что сознание представляет собой бесполезный побочный продукт деятельности мозга. Джеймс в своей книге «Принципы психологии» отверг эту «теорию автоматов», утверждая, что адаптивной функцией сознания является выбор. Тем не менее он окончательно оставил психологию ради философии отчасти и из-за того, что не смог совместить свою веру в свободную волю с убеждением, выраженным в «Принципах...», будто наука психология должна быть «церебральной», т. е. приверженной прочной связи между разумом и мозгом (см. главу 5). Позднее Джеймс погрузился в физические исследования в парадоксальной попытке использовать научные средства (эмпирические исследования) для того, чтобы доказать религиозный постулат о существовании души.
По большей части кажущаяся угроза материализма проистекала из господствующей концепции машин. Если принять картезианскую идею, согласно которой животные представляют собой машины, и затем прийти к выводу, что, согласно мнению Дарвина, мы не что иное, как животное, неизбежно придется прийти и к заключению о том, что мы — машины, которые не в состоянии контролировать собственное поведение. Намерение — гибкое преследование цели при встрече с препятствиями — выглядит, подобно исчезающей личности Юма, — иллюзией, нуждающейся в объяснении. Такой точки зрения придерживались большинство бихевиористов в XX столетии.
Но компьютер разрушил декартовский образ машины как часового механизма. Программа компьютера, играющего в шахматы, имеет цель, победу, и генерирует множество ходов, из которых отбирает самые перспективные. Представление о людях, как о машинах, принятое сегодня в когнитивной науке, не противоречит признанию того, что у них есть цели и они осуществляют выбор. Тем не менее компьютерная модель разума не решает проблемы сознательного опыта. Остается неясным, каким образом материя порождает сознание. Можно поставить вопрос и более радикально, как это сделал Джеймс в 1905 г.: «Существует ли сознание?»
Существуют ли другие разумы, кроме моего собственного? Отделяя разум от мира и от тела, Декарт сделал проблематичным существование разумов других людей. С картезианской точки зрения, разум представляет собой частное сознание. Но как я могу знать, обладают ли другие люди разумом? Декарт отвечал, что я знаю внутри себя, что я мыслю и что я выражаю свои мысли с помощью языка. Следовательно, любое существо, обладающее языком, обладает также и мыслящей душой. Поскольку только у людей есть язык, только люди имеют душу.

71
В XIX в. эволюционное учение разрушило четкую декартовскую границу между человеком и животными. Возникла психология животных, представители которой под предводительством Джорджа Джона Романеса (1848-1894), К. Ллойда Моргана (1852-1936) и самого Чарльза Дарвина начали поиски разума у животных, создавая поле для сравнительной психологии. Вскоре они обнаружили соответствие своих открытий картезианскому механизму. Животные не реагировали на раздражители неизменными рефлексами, но могли научаться новому адаптивному поведению для достижения своих целей. Первые сравнительные психологи верили, что животные, так же как и люди, обладают сознанием (разумом) и, следовательно, не являются машинами. Некоторые влиятельные психологи начала XX в., например Толлмен, соглашались с этим, хотя ссылались скорее на намерения и познание, а не на разум или сознание. Тем не менее большинство психологов пошли по пути Торндайка и Халла (1884-1952), считавших, что животные (и люди) представляют собой машины. Они предложили теории поведения, основанные на рефлексе раздражитель-ответ, которые позволяли дать объяснение, не прибегая к цели (см. главы 7 и 8).

XIX век: инновации

Только что рассмотренные нами философские дебаты проистекали из картезианской концепции о разуме и теле. Помимо этого, в XIX столетии инновации превратили философскую психологию в научную психологию.

Неврология

С античных времен мыслители выдвигали спекулятивные теории о том, каким образом психические процессы связаны с мозгом и нервной системой. Но в физиологии, включая и нейрофизиологию, не удалось достичь сколько-нибудь значительного прогресса. К тому моменту, когда возникла научная психология, на базе двух параллельных направлений исследований уже возникла общая, хотя и ограниченная, картина нервных и мозговых процессов. Одно направление занималось природой мозга, а другое — природой нервов и нейронов.
Мозг: локализация функций. Первое направление, начало которому положили споры о том, существует ли локализация психических функций в различных участках полушарий головного мозга, было основано работами Франца Джозефа Галла (1758-1828). Хотя в свое время его нередко считали шарлатаном, сейчас Галла повсеместно признают первым специалистом по неврологии, положившему начало важному направлению, которое, к сожалению, было фатально испорчено ошибочным методом. Галл высказал предположение о том, что головной мозг, включая большие полушария, представляет собой совокупность биологически различных органов, каждый из которых связан с определенной психической способностью, например языком, или с определенным проявлением поведения, например вожделением.
Система Галла, которую он никак не называл, была новой и перспективной. Более ранние рассуждения о мозге и разуме накладывали философские теории на все гипотезы о мозге. Галл отказался от философии и предпочел непосредствен-

72
ное изучение мозга. Даже его критики признавали, что Галл был блестящим анатомом мозга человека и животных. Он был первым ученым, занимавшимся психологией поведения, который исследовал мозг и поведение, вместо того чтобы изучать интроспективное сознание. Его биологическая ориентация привела к тому, что он взглянул на психические способности как на адаптивные функции головного мозга, предвосхитив тем самым постдарвиновскую психологию. В отличие от философов, особенно идеалистов, которые верили в идентичность личностей всех людей, Галл исследовал индивидуальные различия, что позднее стало основной целью психологии.
Но ошибочный метод Галла и псевдонаука френология, которую последователи построили на базе его исследований, нанесли сильный вред тезису о локализации функций. Не обладая современными методами исследования мозга живых организмов, Галл пытался установить корреляции между различиями в мыслительных способностях людей и размером различных областей мозга. Он думал, что большие области мозга создают бугры в черепе человека, а маленькие области формируют углубления между ними. Например, с этой позиции он исследовал убийц и музыкантов в поисках черепных бугров, ответственных за убийство и мелодию. Начиная с Дж. К. Спурцгейма (1776-1832), френологи превратили искаженное учение Галла о мозге и разуме в первую популярную психологию. Они на спекулятивных основаниях закончили карту Галла, обучая своих последователей, как можно исследовать самих себя и других людей, ощупывая выпуклости на голове. Особенно популярна френология была в Соединенных Штатах, где ее приверженцы изучали индивидуальные различия и использовал психологию для нужд бизнеса и осуществления социальных реформ, затмив собой в прагматичной Америке направление немецкой психологии.
Очевидная глупость френологии способствовала тому, что авторитетные мыслители отвергли идею локализации функций. Александр Бэйн, например, систематически исследовал заявления френологов, утверждая, что те же факты могли быть обусловлены ассоцианизмом и что отнюдь не обязательно привлекать сюда гипотезу отдельных церебральных органов. Уважаемый французский ученый М. Ж. П. Флоранс (1794-1867) выступал с нападками на теорию локализации функций. Основываясь на достаточно непродуманных опытах, он выдвинул тезис об эквипотенциальное™, утверждая, что большие полушария головного мозга работают как одно целое и выполняют только одну функцию мышления, или интеллекта. Френология оказалась вытолкнута за пределы научной респектабельности, а идея локализации мозговых функций постепенно зачахла.
Природа передачи нервных сигналов. Другим направлением в неврологии было исследование нервной системы. Луиджи Гальвани (1737-1798) продемонстрировал, что нервы проводят импульсы посредством электричества, а не «животных духов» (animal spirits), как верили раньше. Франсуа Мажанди (1783-1855) экспериментально продемонстрировал, что нервы передают импульсы только в одном направлении: афферентные (чувствительные) нервы проводят импульсы к головному и спинному мозгу, а эфферентные (двигательные) — от головного и спинного мозга к мышцам. Британский врач Чарльз Белл (1774-1842), по-видимому, независимо, выдвинул эту же самую гипотезу. На протяжении всего столетия мно-

73
жество ученых внесли свой вклад в понимание работы нервной системы на уровне клетки, или индивидуального нейрона, и в развитие теории синапсов, маленьких щелей, посредством которых осуществляется связь нейронов.
Рефлекторная теория мозга. Тем временем тезис о локализации функции постепенно возвращал себе уважение. Нейрофизиолог-клиницист Пьер Поль Брока (1824-1880) совершил важное открытие. В 1861 г. он смог показать связь между повреждением определенного участка коры левого полушария (сейчас он называется зоной Брока) и утратой определенной психической способности — языка. В 1870 г. Густав Фриц (1838-1927) и Эдуард Хитциг (1838-1907) экспериментально продемонстрировали локализацию функций в мозге собаки, что знаменовало рождение «новой френологии». Но установленная в ходе экспериментов локализация функций не совпадала с картой Галла. Вместо активных мозговых органов, например органа воровства, Фриц и Хитциг открыли центры, контролирующие определенные движения конечностей собаки.
Две ветви исследований слились воедино и дали общую картину строения и функционирования мозга и нервной системы в работе Дэвида Феррьера (1843— 1928) «Функции головного мозга», опубликованной в 1876 г. Афферентные нейроны передают сенсорную информацию мозгу, специализированные чувствительные зоны которого дают представление о мире. Нейроны так называемой ассоциативной коры соединяют чувствительные центры с двигательными, которые посылают эфферентные сигналы, контролирующие ответную реакцию на раздражители. Эта концепция мозга и нервной системы была скроена для объединения с ассоцианиз-мом. Поскольку мозг — рефлекторное устройство, связывающее раздражитель с ответной реакцией, разум считался ассоциативным устройством, объединяющим ощущения друг с другом и с действиями. За интеграцию выступали многие европейские авторы, а в Британии самым горячим ее сторонником был Бэйн. Казалось, что психология обладает хорошей материальной базой, на которой можно возводить здание естественной науки.
В конце концов, было доказано, что рефлекторная теория мозга слишком упрощена. Например, она ничего не говорит о сложной нейрохимии, имеющей место в головном мозге. На первых этапах для психологии было гораздо важнее то, что она отвергала представление Галла о мозге как о собрании органов, активно вызывающих то или иное поведение, и вместо нее склонялась к картезианскому пониманию машины как простого устройства типа «тяни-толкай». Рефлекторная теория рассматривала мозг как некое подобие старомодного телефонного коммутатора, пассивно соединяющего входящие стимулы с выходящими ответными реакциями. Причины поведения таились в окружающей среде, содержащей раздражители, на которые реагировали организмы, а не в мозге или разуме. Рефлективная теория подливала масла в огонь материализма, делая невозможной свободу воли.
Рефлективная теория, часто объединяемая с эмпиризмом и ассоцианизмом, сдерживала развитие теоретической психологии на протяжении целого века. В качестве примера можно привести знаменитую теорию эмоций Джеймса, впервые предложенную в 1880-х гг. (см. главу 5). Джеймс говорил, что источник эмоций кроется не в мозге, а в поведении: мы не убегаем от угрозы, потому что испы-

74
тываем страх, а боимся именно потому, что убегаем. На протяжении большей части двадцатого века психологи выдвинули теории поведения «раздражитель-ответ (Р-О)», для того чтобы они соответствовали их концепциям о мозге. Рефлекторная модель Р-0 умерла не раньше чем в 1970-х гг., когда «коммутаторная» метафора была заменена «компьютерной».

Методы

Следуя велениям научной революции, естественная наука подразумевает количественные измерения изучаемого предмета и, в идеальном случае, постановку экспериментов. В XIX в. возникли экспериментальные и психометрические методы.

Психологические параметры

Психологическая хронометрия. Первой возникла экспериментальная техника психологической хронометрии, измеряющая скорость психологических процессов. Что касается мозга, то главный физиолог XIX столетия, учитель Вундта, Герман фон Гельмгольц (1821-1894) измерил скорость передачи нервных импульсов. Затем внимание было обращено на следующие сведения из астрономии: до появления фотографии астрономы наносили звезды на карту, отмечая точное время (регистрируемое отметками на специальных часах), когда звезда пересекала крест визирных нитей телескопа. К сожалению, два астронома, занимающиеся одинаковыми наблюдениями в одно и то же время, часто не соглашались друг с другом по поводу момента транзита, бросая тень на точность звездных карт. Немецкий астроном Фридрих Бессел (1784-1846) изучал эти расхождения в суждении о времени, надеясь согласовать наблюдения различных астрономов с помощью «личных уравнений». Позднее голландский физиолог Ф. К. Дондерс разработал «метод вычитания» для измерения внутренних психологических процессов. Задание, связанное с различной реакцией на два световых сигнала, можно анализировать как совокупность простой реакции ответа на световой сигнал и вынесение суждения о том, какой свет зажегся. Время различения затем можно измерить косвенно, вычитая время простой ответной реакции на один сигнал света из более длительного времени, необходимого для реагирования на два источника света. Непременным атрибутом первых лабораторий стали хроноскопы, специальные часы для точного измерения времени ответных реакций, а психическая хронометрия до сих пор широко используется в когнитивной психологии.
Тестирование умственных способнбстей. Спутником экспериментов было тестирование умственных способностей, измерение различий в психических свойствах посредством тестов на интеллект; этот термин был предложен американским психологом Джеймсом Мак-Кином Кеттеллом (1860-1944). В XIX в. многие психологи занимались разработкой методик тестирования умственных способностей, но самую важную роль в англоязычном мире сыграл сэр Фрэнсис Гальтон (1822— 1911), у которого Кеттелл учился после того, как получил научную степень у Вундта. Гальтон был кузеном Дарвина и интересовался эволюцией психических способностей, особенно интеллекта. Он искал пути измерения интеллекта и впервые разработал статистические методы для обработки психометрических данных. Так, он ввел коэффициент корреляции для того, чтобы определить, хорошо ли учатся уче-

75
ники, успевающие по одному предмету, по другой дисциплине. Он также создал антропометрическую лабораторию для тестирования людей по широкому спектру способностей. Хотя Гальтон был пионером в тестировании умственных способностей, предложенные им тесты имели весьма малую ценность и вскоре были заменены лучшими, например тестом интеллектуальности Альфреда Бине (1857-1911).
Гальтон также был пионером применения психометрии в социальных исследованиях. Он верил, что интеллект и другие психологические признаки в значительной степени передаются по наследству и что уровень интеллекта британцев падает. Для улучшения ситуации Гальтон предложил евгенические схемы, т. е. избирательное скрещивание людей с целью получения высокого интеллекта, наподобие того, как искусственный отбор лошадей нацелен на выведение более быстрых особей. Хотя поначалу евгенику игнорировали, позднее, в XX в., ее стали использовать (с помощью способов, которые сам Гальтон отверг бы) в таких не похожих друг на друга странах, как нацистская Германия, социалистическая Швеция и индивидуалистическая Америка, что приводило к страданиям людей и вызывало бурные научные и общественные споры.
Тестирование умственных способностей изменило психологию. Оно расширило пределы возможностей психологии, распространив ее на такие области, как интеллект и личность, лежащие за пределами интроспективных и экспериментальных возможностей. Тестирование умственных способностей также подтолкнуло психологию в прикладном направлении, в сторону от чисто теоретических исследований, принятых в немецких лабораториях. Направление клинической психологии зародилось в 1896 г. и ознаменовалось созданием учеником Вундта Лайтнером Уитмером (1967-1956) «психологической клиники» при Пенсильванском университете. В клинике исследовались умственные способности школьников города Филадельфии. Сходным образом психология бизнеса, начало которой положил Уолтер Дилл Скотт (1869-1955), использует тестирование умственных способностей при отборе персонала. Тестирование интеллекта знаменовало собой фундаментальное изменение содержания предмета психологии. Хотя экспериментаторы фиксировали поведение (нажатие на клавишу, вербальный ответ), они были заинтересованы в получении информации о субъективном состоянии сознания. Но тестирование умственных способностей было более тщательным объективным занятием. Коэффициент интеллекта был не только интроспективным докладом о субъективном факте, относящемся к сознанию, но и суммарным результатом успеха и неудач при тестировании, «полноправным» фактом. Таким образом, тестирование умственных способностей представляло собой шаг к определению психологии как науки о поведении, исследовании того, что люди делают, а не того, что они чувствуют.

Экспериментирование над разумом

Отдельные историки относят начало экспериментальной психологии к 1860 г., когда Густав Теодор Фехнер (1801-1887) опубликовал книгу «Элементы психофизики». Он был несколько эксцентричным физиком, работавшим в Лейпциге (где Вундт основал первую лабораторию), и занимался математической демонстраци-

76
ей связи между разумом и телом. Он разработал хитроумные методы для точного измерения сознательного ощущения, возникающего при стимуле с известной величиной. Например, субъект может различать различные веса, и эти суждения можно впоследствии наложить на объективные различия в величине веса. Результатом этой работы было то, что Кант считал невозможным: первый физиологический закон, закон Фехнера, который гласил, что сила ощущения (5) является логарифмической функцией силы раздражителя (R — Reiz), умноженной на некоторую постоянную величину: 5 = k logR.
Психофизиологическое градуирование, равно как и психическая хронометрия, было любимым детищем первых лабораторий и продолжает использоваться по сей день, например при измерении силы боли. Но для создания психологии оно имело гораздо более важное значение. Следуя заветам Декарта, философы погружались в глубины своих умов, но никогда не задавались простым, на первый взгляд, вопросом о том, сколько идей может удержать сознание за единицу времени. Под руководством Вундта психологи научного толка увидели, что неудачи философской интроспекции таятся в отсутствии методологического контроля. Психофизика представляла собой модель того, как можно сделать самонаблюдение научным. Субъектам (называвшимся «наблюдателями» сознания) предъявляли на распознание раздражители, которые можно было систематически варьировать, и получали от них простые отчеты по поводу того, что они обнаруживают в своем сознании. Так, можно было предъявлять субъектам простые наборы букв при различных условиях (например, при разной продолжительности экспозиции, различном количестве или расположении букв) и просить их сообщить, сколько букв они видят. В отличие от результатов, полученных кабинетными философами, данные лабораторных экспериментов оказались надежными и доступными математическому выражению. Научная психология была на подходе.

Институты

В XIX столетии изменились или были созданы общественные институты, важные для новой научной психологии.
Поскольку психология возникла как академическая дисциплина, она была сформирована институтом высшего образования, которое сильно различалось в разных странах. По научным исследованиям и последипломному образованию в мире лидировала Германия. До того как Бисмарк в 1871 г. создал Вторую германскую империю, немецкоговорящий мир представлял собой скопление мелких княжеств. Поскольку каждый князь желал иметь свой собственный университет, в Германии их было больше, чем в любой другой стране. Более того, в Германии возникли современные светские университеты, пользующиеся государственной поддержкой и ориентированные на научные исследования. Напротив, в Соединенных Штатах в системе высшего образования преобладали маленькие колледжи при религиозных конфессиях. Непременным элементом учебной программы была шотландская психология здравого смысла, которую преподавали для очищения душ студентов. Таким образом, когда Вундт создавал в Германии научную психологию, он подразумевал, что она будет чистой наукой, и первые немецкие

77

психологи сопротивлялись попыткам превратить психологию в набор психологических техник. В Америке старая шотландская психология столкнулась с новой, немецкой, научной психологией. Хотя номинально она проиграла сражение, сохранились ее деловые установки, и американская психология обратилась к прикладным исследованиям, варьирующимся от тестирования до создания, как выразился один из психологов после Второй мировой войны, «науки ценности».
Если в Германии XIX в. в психологии господствовали университетские исследования, то в американской психологии преобладающее значение принадлежало бизнесу, что определило практическую направленность старой психологии. В Германии университетами управляли лучшие ученые и философы, преданные поиску истины ради нее самой. В Соединенных Штатах колледжами (а позднее и университетами, когда они возникли) управляли прагматичные дельцы, преданные идее поиска практических знаний, которые подталкивали американскую психологию стать более прикладной наукой. В конце концов, прикладная психология распространилась повсеместно, в том числе и в Германии, и сейчас именно она во всех странах является сферой деятельности большей части психологов.
Всемирная практическая направленность психологии была обусловлена изменениями в характере правления. На протяжении XIX столетия правительства расширили свои функции от поддержания мира и ведения войны до обеспечения благополучия своих субъектов и граждан. Политические лидеры и заправилы делового мира, особенно в США, рассматривали науку как новое средство социального контроля. После Гражданской войны страна превращалась из сборища изолированных сельскохозяйственных общин, состоящих из родственников, в урбанизированное, индустриальное, политически эмансипированное население мобильных странников. Многие общественные лидеры полагали, что традиции и религия более не подходят для руководства жизнью или эффективного социального контроля; они рассматривали гуманитарные науки, в том числе и психологию, как новый способ управления обществом и бизнесом. В среде, где высоко ценились знания и опыт, в конце XIX в. возникали научные профессии. В 1892 г. возникла Американская психологическая ассоциация (АПА). В своем заявлении 1899 г. первый президент АПА Джон Дьюи (1859-1952), великий философ-прогрессист XX в., связал рождение психологии с социальными изменениями, вызванными городской индустриализацией. Пока традиция служила успешным руководством для жизни, говорил Дьюи, людям приходилось принимать мало осознанных решений, а наука о сознании обладала весьма невысокой ценностью. Но в быстро меняющемся мире люди должны принимать множество осознанных решений — где жить, какой работой заниматься, за кого голосовать, — и возникает наука о сознании.

Психопатология

Наконец, еще одним источником научной психологии стали медицинские исследования умственных нарушений. В результате психология оказалась тесно связанной с психиатрией и неврологией.

78

Психиатрия и неврология

Развитие психиатрии и неврологии в институтах. Среди людей всегда были душевнобольные, но вплоть до XVIII в. с ними обращались очень плохо, даже жестоко. Недавние заявления историков о том, что сумасшедшие счастливо бродили по средневековым деревням и их стали запирать и подвергать дурному обращению только в наше время, оказались мифами. Существовали частные и публичные психиатрические лечебницы для сумасшедших, но большинство больных оставались со своими домочадцами, которые, будучи не в силах справиться с ними, запирали и притесняли их. В лечебницах дело обстояло ненамного лучше: больным обычно просто предоставляли пристанище, а если и лечили, то такими традиционными методами старой медицины, как кровопускания и рвотные средства.
Новую область психиатрии вдохновили реформаторские импульсы Просвещения, и она преследовала цель создания психиатрической больницы как средства лечения сумасшедших. Термин «психиатрия» был введен Иоганном Кристианом Рейлом (1759-1813) в 1808 г., хотя, чтобы прижиться, ему, как и термину «психология», потребовалось несколько десятков лет. Психиатры эпохи Просвещения в конце 1790-х гг. ввели в нескольких европейских психиатрических лечебницах нравственную терапию. Под нравственной терапией подразумевалась психотерапия, в противовес традиционному медицинскому лечению. Целью нравственной терапии было не только изолировать душевнобольных, но и лечить их. Она еще не была психотерапией, но двигалась в этом направлении. В основе нравственной терапии была идея о том, что пациентам можно вернуть здоровье, освободив их от их цепей, а затем дав им возможность вести тщательно структурированную жизнь вместе с другими больными. Огромное воздействие оказала книга Филлипа Пинела (1745-1826), сделавшая нравственную терапию золотым стандартом для психиатрических лечебниц после 1801 г. К сожалению, рост числа душевнобольных на протяжении XIX в. одержал верх над благими намерениями первых психиатров, и к началу XX столетия психиатрические лечебницы снова превратились в места, где душевнобольных скорее содержали под стражей, а не лечили.
Психиатрия проникла в немецкие университеты несколько раньше, чем психология, в 1865 г. благодаря усилиям Вильгельма Гризингера (1817-1868). Поскольку в немецких университетах основное внимание уделяли исследовательской работе, психиатрия приобрела более научный характер. Ключевой фигурой в развитии современной психиатрии стал Эмиль Крепелин (1856-1926). Огромной проблемой, с которой столкнулись психиатры, было то, как разглядеть за беспорядочными симптомами саму болезнь. Крепелин был психиатром, которого вдохновляли идеи физиологии, он проводил исследования в лаборатории Вундта. Таким образом, получив подготовку ученого, он изучал истории болезней, выискивая паттерны симптомов и исходов. Результатом его исследований стало первое научное описание психиатрического диагноза — dementia praecox, заболевания, известного сейчас под названием «шизофрения». Он продолжал развивать нозологическую систему, произведшую революцию в диагностике и лечении душевнобольных. Крепелин отвлек внимание от содержания психотических симптомов — не имеет значения, связан ли бред параноика с сатаной или государством, и делал упор на том, связаны или нет специфические симптомы с причиной и последствиями основного заболевания.

79
Менее серьезные, чем сумасшествие, проблемы — неврозы — лечили невропатологи. Невропатологи наблюдали за лечением на курортах с минеральными водами и консультировали своих пациентов в частных кабинетах. Но к концу века оба этих направления успешно слились в одно под названием психиатрии.
В обеих этих областях происходили изменения по направлению к психотерапии; этот термин был предложен двумя голландскими психиатрами в 1887 г. В нравственной терапии, помимо организованной жизни в психиатрической лечебнице, упор делался на терапевтических отношениях психиатра и пациента. На первых этапах невропатологи намеревались лечить своих пациентов физическими средствами, например обливая холодной водой чересчур возбужденных больных для того, чтобы успокоить предположительно перевозбужденные нервы, и прописывая молочную диету, отдых и массаж. Но постепенно невропатологи, как и психиатры, пришли к выводу, что беседы, устанавливающие рабочие отношения между пациентами и врачами, также могут быть полезными.
Теоретические направления в психиатрии и неврологии. Хотя большинство психиатров и невропатологов все больше признавали ценность психотерапии, они считали, что заболевания, которые они лечат, имеют биологические причины. Безумие, полагали они, вызывает нарушения в головном мозге; менее серьезные заболевания, например неврастению и истерию, — нарушения нервной системы. Психиатры в лечебницах, в частности, признавали, что симптомы безумия настолько запутаны, а страдания пациентов настолько велики, что причина заболевания должна таиться в мозге. Психиатры и невропатологи также придерживались мнения о генетических основах душевных болезней, поскольку они встречаются среди членов одной семьи чаще, чем возникают случайным образом. Некоторые психиатры выдвинули идею о биологической дегенерации, согласно которой сумасшествие представляет собой откат назад по эволюционной лестнице от рациональной человеческой природы к инстинктивной животной.
Существовал и альтернативный взгляд на доминирующую неврологическую и генетическую концепцию душевных болезней, романтическая психиатрия. Она получила такое название, поскольку ее сторонники полагали, что причины душевной болезни пациента лежат в его психологической истории и жизненных обстоятельствах, особенно эмоциональной жизни. Романтических психиатров называли также психически ориентированными, в отличие от биологически ориентированного большинства. Биологическую точку зрения в какой-то степени вдохновляли идеи философии Просвещения, считавших сумасшествие результатом ложного восприятия и плохого мышления. Напротив, романтические психиатры расценивали сумасшествие следствием страстей, выскользнувших из-под рационального контроля. На практике психиатры романтической школы часами обсуждали эмоциональную жизнь своих пациентов и пытались привить им религиозные и нравственные ценности. Продолжением романтической традиции стала психоаналитическая психиатрия (хотя Фрейд оспаривал это утверждение). В форме психоанализа романтическая психотерапия в значительной степени потеснила биологическую школу психотерапии, и это продолжалось вплоть до «биологической революции» 1970-х гг., когда психиатры снова обратили свои взоры на мозг и гены как причину психических нарушений.

80

Французская клиническая психология

Альфред Бине строго разграничивал французскую психологию от психологических школ других стран:
За редким исключением, психологи моей страны оставили исследование психофизики немцам, а изучение сравнительной психологии — англичанам. Они посвятили себя почти исключительно патологической психологии, т. е. психологии, претерпевшей влияние болезни (цит. по: Plas, 1996, р. 549).
Во Франции психология развивалась как дополнение к медицине. Немецкая экспериментальная психология фокусировала свое внимание на «нормальном, здоровом разуме человека» Платона. Ученые Британии сравнивали разум животных и человека, а работы Гальтона описывали статистически средний разум. Французская психология исследовала аномальный, не западный и развивающийся разум. Теодюль Рибо (1842-1916), например, называл идеальными субъектами для научной психологии сумасшедшего, дикаря и ребенка, поскольку, по его мнению, они представляют собой эксперименты самой природы, намного превосходящие по ценности любые лабораторные опыты. Итак, мы увидели, что неврология продвигалась вперед как в области лабораторных, так и клинических исследований. В клинической неврологии исследователи пользовались экспериментами самой природы — повреждениями мозга и нервной системы, вызванными несчастными случаями и заболеваниями, — чтобы пролить свет на нормальное функционирование. Рибо утверждал, что психологи делают то же самое, изучая аномальный разум в качестве естественного эксперимента, который не только интересен сам по себе, но и способен осветить деятельность нормального сознания.
Французская клиническая традиция ввела в психологию понятие «субъект», повсеместно использующееся сегодня для описания людей, участвующих в психологических исследованиях. Во французской медицине слово sujet означает человека, находящегося на лечении или под наблюдением до того, как его тело попадет на патологоанатомическое вскрытие, или кандидата на хирургическую операцию. Бине и другие французские психологи переняли этот термин для обозначения объектов своих психологических исследований. Слово субъект аналогичным образом использовали и в английском языке, а в современном смысле его впервые употребил Кеттелл в 1889 г. Методы Бине предполагали, что французская модель психологических исследований отличается от английской и немецкой. Французская психология больше ориентировалась на экстенсивные исследования отдельных субъектов, что было унаследовано от медицины. Немецкая психология представляла собой плод эволюции философии и обратилась к идеализированному разуму, о котором писали философы Просвещения. Британская психология выросла из исследований животных и тестирования умственных способностей и была сориентирована на статистические исследования разума с их сравнительным анализом.
Французские психологи уделяли много внимания гипнозу, который они связывали с истерией и ее лечением (см. главу 4). В связи с этим возникли две теории о природе гипнотического транса. А. А. Либол (1823-1904) основал свою научную школу в Нанси. Впоследствии ею руководил его ученик Ипполит Бернхайм (1837— 1919). Школа Нанси утверждала, что гипнотическое состояние представляет со-

81
бой интенсификацию определенных тенденций обычного сна или бодрствования. Определенные действия, даже весьма хитроумные, совершаются автоматически: все мы импульсивно реагируем на некоторые предложения; все мы видим сны. Согласно представлениям школы Нанси, в состоянии гипноза сознание утрачивает привычный непосредственный контроль над восприятием и действиями, и приказы гипнотизера немедленно и бессознательно превращаются в действия или галлюцинаторное восприятие. Конкурирующая школа, сложившаяся в парижской больнице Сальпетриер, утверждала, что, поскольку для устранения симптомов истерии можно использовать приказания, отданные пациенту в состоянии гипноза, гипнотическое состояние должно быть совершенно аномальным, типичным только для пациентов, страдающих истерией. Способность поддаваться гипнозу и истерию считали доказательством патологии нервной системы. Главным выразителем идей школы Сальпетриер стал Жан Мартен Шарко (1825-1893), у которого в течение нескольких месяцев проходил обучение Зигмунд Фрейд (1856-1939). Благодаря Фрейду, исследования гипноза стали частью психологии бессознательного, поскольку он использовал гипноз в начале своей карьеры психотерапевта. Дальнейшее изучение подтвердило концепцию гипноза школы Нанси, но и сегодня точная природа гипнотического состояния остается невыясненной.

Заключение

К последней четверти XIX в. был заложен фундамент психологии как естественной науки. Научная психология имела три источника, возникших примерно в одно и то же время. Первым источником традиционно считают психологию сознания, поскольку Вильгельм Вундт стал первым доктором философии по разделу психологии и потому, что психология сознания была построена на наследии философской психологии и прошла долгий путь превращения в научную дисциплину. Вторым наиболее известным источником является психология бессознательного — психоанализ Зигмунда Фрейда. Поскольку психоанализ начинался в рамках психиатрии, Фрейд настаивал на том, что первый является наукой, а не просто практическим методом лечения душевных заболеваний. В отличие от психологии сознания, психоанализ имел широкие и длительные культурные последствия. Наконец, для академической психологии, особенно в США и Великобритании, самым важным источником стала психология адаптации. Во многих отношениях психология адаптации была новейшим направлением, поскольку ее существование стало возможно только_ после выдвижения теории адаптивной эволюции. Психология адаптации задавалась вопросами, неизвестными философской и психопатологической школам, самыми важными из которых были те, каким образом эволюционировал разум ив чем заключается преимущество разума в борьбе за существование.
Во всех трех перечисленных психологических школах представление о том, что психология могла бы быть общественно полезной, отходило на задний план. Сторонники немецкой психологии сознания рассматривали психологию как чистую исследовательскую науку и сопротивлялись развитию «психотехник», хотя и не подавляли его полностью. Фрейд, хотя и стремился к тому, чтобы психоанализ стал наукой, мерилом научной истины считал достижение терапевтического успеха.

82
Он не думал о психологии как об области деятельности, которая может быть полезной в какой-либо сфере жизни. Больше всех приветствовала прикладную психологию психология адаптации: поскольку она занималась проблемой того, каким образом разум помогает своему обладателю приспосабливаться к окружающему миру, она, естественно, желала всяческого улучшения разума, а также того, чтобы сама психология оказалась полезной для жизни. К концу XX в. психология представляла собой скорее не науку, обладающую прикладными ответвлениями, а прикладную деятельность, осуществляемую при поддержке со стороны науки.

Библиография

Поскольку эта глава представляет собой краткое резюме, я отказался от ссылок и вместо них привожу выборочную библиографию. Желающие получить ссылки могут обратиться к книге Томаса Г. Лихи «История психологии» (Thomas H. Leahey, A History of Psychology, 5"' edition (Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall, 2000), chaps. 2-6).

Общие работы

Книга Дэвида Фромкина «Путь мира» (David Fromkin, The Way of World, New York: Knopf, 1998) представляет собой великолепный краткий (всего 224 страницы) очерк мировой истории, освещающий три эры жизни людей, которых я бегло коснулся в начале этой главы. По вопросам эволюционной психологии см.: Дж. Бар-коу, Л. Космидес и Дж. Туби, «Адаптированный разум: эволюционная психология и направление культуры» (J. Barkow, L. Cosmides and J. Tooby, The Adapted Mind: Evolutionary Psychology and the Direction of Culture, New York: Oxford University Press, 1992). По вопросам эволюции людей в связи с сельскохозяйственной революцией см.: Роджер Льюин, «Принципы эволюции человека» (Roger Lewin, Principles of Human Evolution: A Core Textbook, Maiden, MA: Blackwell, 1998). О теории разума как врожденного психического модуля см.: Саймон Барон-Коэн, «Слепота разума: эссе об аутизме и теории разума» (Simon Baron-Cohen, Mindblindness: An Eaasy on Autism and Theory of Mind, Cambridge, MA: MIT Press, 1995). Два серьезных автора высказали предположение о том, что с 1980 г. в мире происходят революционные изменения. Питер Дракер (Peter Drucker) разработал идею рационального управления большими предприятиями; в своих работах «Эпоха социальных трансформаций» {The Age of Social Transformation, «Atlantic Monthly», November 1995) и «Посткапиталистическое общество» (New York: Harper Business, 1994) он описывает уходящую индустриальную эпоху и наступающую эпоху информации. Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) согласен с заключениями П. Дракера и привлекает эволюционную психологию для того, чтобы сделать предсказания относительно жизни людей в эпоху постмодернизма, см. его работу «Великий раскол: человеческая природа и воссоздание общественного порядка» (The Great Disruption: Human Nature and the Reconstitution of the Social Order, New York, Free Press, 1999).
По поводу общей истории Европы, где проходило становление психологии, см.: Норман Дэвис, «Европа: история» (Norman Davies, Europe: A History, Oxford: Oxford University Press, 1996), или Дж. М. Роберте, «История Европы» (J. M. Roberts,

83
A History of Europe, New York: Allen Lane, 1996). Обе книги пользуются большой популярностью, но работа Н. Дэвиса, хотя и отличается полнотой охвата, достаточно противоречива; она получила блестящие отзывы рецензентов в. Англии, но много негативных рецензий от американских историков.
В отношении философии см. следующие книги: Роджер Скратон, «Современная философия» (Roger Scruton, Modem Philosophy, New York, Allen Lane, 1994); Тэд Хондерич «Оксфордское руководство по философии» (Ted Honderich, The Oxford Companion to Philosophy, New York, Oxford University Press, 1995); А. Кении «Оксфордская история западной философии» (A. Kenny, The Oxford History of Western Philosophy Oxford: Oxford University Press).
По физиологии см. следующие работы: Стэнли Фингер, «Происхождение неврологии» (Stanley Finger, Origins of Neuroscience, NewYork: Oxford University Press, 1996); Луиза Маршалл и Хорас Мангуан, «Открытия в человеческом мозге» (Louise Marshall and Horace Mangoun, Discoveries in the Human Brain, Totawa, NJ: Humana Press).
По психологии см.: Томас Лихи, «История психологии: основные направления психологической мысли» (Thomas Leahey, A History of Psychology: Main Currents in Psychological Thought, 5th ed., Upper Saddle River, NJ: Prentice-Hall, 2000); Роджер Смит, «История гуманитарных наук» (Roger Smith, The Norton History of the Human Sciences, New York: Norton, 1997). Последняя работа посвящена в первую очередь психологии, но затрагивает и остальные общественные науки.

Эпоха Возрождения

Классическая работа принадлежит перу Джейкоба Буркхардта — «Цивилизация Ренессанса в Италии» (Jacob Burkhardt, The Civilization of the Renaissance in Italy, New York: Mentor, 1862/1960); среди более поздних работ следует отметить: Дж. Р. Хейл «Цивилизация Европы в эпоху Возрождения» (J. R. Hale, The Civilization of Europe in the Renaissance, New York: Athaenium, 1994); Денис Хэй «Итальянский Ренессанс на историческом фоне» (Denys Hay, The Italian Renaissance in its Historical Background, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1961); Лейси Болдуин Смит «Елизаветинский мир» (Lacey Baldwin Smith, The Elizabethan World, Boston: Houghton Mifflin, 1972). О Реформации читайте: Рональд Бэйнтон «Реформация в шестнадцатом веке» (Ronald Bainton, The Reformation of the Sixteenth Century, Boston: Beacon Press, 1956). О мыслителях Ренессанса см.: «Философия человека эпохи Возрождения» (под ред. Э. Кассирер, П. О. Кристеллер и Дж. Г. Рэндалл) (Е. Cassirer, Р. О. Kristeller and J. H. Randall, eds., Renaissance Philosophy of Man, Chicago: University of Chicago Press, 1948); Пол Кристеллер, «Мыслители Ренессанса» (Paul Kristeller, Renaissance Thought, New York: Harper & Row, 1961); Д. Уилкокс, «В поисках Бога и себя: Мыслители Возрождения и Реформации» (L. Wilcox, In Search of God and Self: Renaissance and Reformation Thought, Boston: Houghton Mifflin, 1975); работа, в которой упор делается на преемственности, а не разрыве между Средневековьем и Возрождением — Уолтер Улльман, «Средневековые источники гуманизма Возрождения» (Walter Ullman, Medieval Foundations of Renaissance Humanism, Ithaca, NY: Cornell University Press, 1977). Обзор Средневековья и Возрождения см.: М. У. Тилли-ард «Картина Елизаветинского мира» (М. W. Tillyard, The Elizabethan World-Picture, New Your: Vintage Books). Недавно выдающийся литературный критик Гарольд

84
Блум (Harold Bloom) в своей работе «Шекспир: Изобретение человека» (Shakespear: The Invention of the Human, New York: Riverhead, 1998) высказал предположение о том, что первым великим психологом был Уильям Шекспир. По мнению Г. Блума, он был настолько велик, что буквально изобрел современную личность.

Научная революция и философская психология (1600-1900)

Важная историческая проблема заключается в том, насколько острый разрыв с прошлым знаменовала собой научная революция. Дэвид Линдберг (David Lindberg) в своей книге «Начало западной науки» (The Beginnings of Western Science, Chicago: University of Chicago Press, 1992) дает великолепную общую историю науки вплоть до кануна научной революции. Он тщательно изучает вопрос о том, до какой степени современная наука является продолжением античной и средневековой и приходит к выводу, что, хотя ученые ранних эпох сделали важный вклад, научная революция была настоящей революцией, разрывом с прошлым. Преемственность, однако, прослеживается в работе Томаса Голдстейна (Thomas Goldstein) «На заре современной науки: от Древней Греции до Возрождения» (Dawn of Modern Science: From the Ancient Greeks to the Renaissance, New York: Da Capo Press, 1988).

Общая история рассмотрена в следующих работах: «Научная революция» (под ред. Верн Булло) (The Scientific Revolution, Vern Bullough, ed., New York: Holt, Rinehart & Winston, 1970); Герберт Баттерфилд (Herbert Butterfield) «Происхождение современной науки. 1300-1800» (The Origins of Modern Science: 1300-1800, New York: Free Press, 1965); стандартная история — Бернард Коэн, «Ньютониан-ская революция» (I. Bernard Cohen, The Newtonian Revolution, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1980); А. Руперт Холл, «Научная революция 1500— 1800: формирование современных научных позиций», 2-е изд. (A. Rupert Hall, The Scientific Revolution 1500-1800: The Formation of the Modern Scientific Attitude, 2nd ed., Boston: Beacon Press, 1962); Хью Керни, «Наука и ее изменения в 1500-1700 гг.» (Hugh Kearney, Science and Change: 1500-1700, New York: McGraw-Hill, 1971); Ричард С. Вестфалл, «Конструкция современной науки: механизмы и механика» (Richard S. Westfall, The Construction of Modem Science: Mechanisms and Mechanics, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1971). В недавно вышедшей работе С. Шейпина «Научная революция» (S. Shapin, The Scientific Revolution, Chicago: Chicago University Press, 1996) приводится краткий и блестящий обзор событий с точки зрения новой истории науки, обсуждаемой в главе 1. Книга Кейта Томаса «Религия и низвержение магии» (Keith Thomas, Religion and the Decline of Magic, Harmondsworth, England: Penguin, 1971) бесценный источник сведений о том, как пуританские тенденции протестантизма способствовали научной революции. Один из важных вопросов, касающихся научной революции, заключается в следующем: почему она произошла только в Европе, а не в Китае или в исламском мире, которые в Средние века достигли более высокого уровня развития науки? Тоби Хафф в своей работе «Начало расцвета современной науки: ислам, Китай и Запад» (Toby Huff, The Rise of Early Modern Science: Islam, China, and the West, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1993) дает удивительный ответ: причина заключается в том, что в Европе того времени имелось более совершенное законодательство и существовала система ремесленных цехов.

85
Ученые всегда считали науку самодостаточной, свободной от философских и научных влияний. Как мы увидели в главе 1, это мнение вызывает острую критику и порождает исторические споры о корнях научной революции. Э. А. Бертт в своем труде «Метафизические основы современной науки» (Е. A. Burtt, The Metaphysical Foundations of Modem Science, Garden City, NY: Doubleday, 1954) первым усомнился в философской чистоте науки, и, как следствие, именно на него чаще всего сегодня ссылаются. Ричард С. Вестфалл в своей статье «Ньютон и фактор вымысла» (Richard S. Westfall, Newton and the Fudge Factor, Science, 179 (1973) 751-58) продемонстрировал, как философская приверженность Ньютона своей теории привела к тому, что он подгонял факты под нее; см. также написанную Ричардом С. Вестфаллом биографию Ньютона «Без отдыха» (Richard S. Westfall, Never at Rest: Cambridge, England: Cambridge University Press, 1980).
Для получения исчерпывающей информации о Рене Декарте как о богослове, ученом, психологе и философе читайте книгу С. Гаукроджера «Декарт: интеллектуальная биография» (S. Gaukroger Descartes: An Intellectual Biography, Oxford: Clarendon Press, 1995).

Просвещение

Прекрасный двухтомный обзор принадлежит Питеру Гэю: «Просвещение: Объяснение» (Peter Gay, The Enlightenment: An Interpretation, New York: Knopf, 1966, 1969). Особый интерес для истории психологии представляет собой 2-й том под названием «Наука свободы» (The Science of Freedom), посвященный «Ньютонам разума». В своем труде «Просвещение: полная антология» (The Enlightenment: A Comprehensive Anthology, New York: Simon & Schuster, 1973) Питер Гэй собрал основные трактаты. Интересное краткое введение в эпоху Просвещения с позиций новой истории дает Маргарет К. Джейкоб в своей книге «Радикальное Просвещение: пантеисты, масоны и республиканцы» (Margaret C.Jacob, The Radical Enlightenment: Pantheists, Freemasons and Republicans, London: Allen & Unwin, 1981). Революционные последствия Просвещения обсуждаются в книге Нормана Хэмпсона «Первая европейская революция: 1776-1815 гг.» (Norman Hampson, The First European Revolution: 1776-1815, New York: Norton, 1969). Затем этот автор в работе «Просвещение: значение» (The Enlightenment: An Evaluation, Harmondsworth, England: Penguin, 1990) переходит к рассмотрению социальных последствий Просвещения. Науке этого периода посвящена книга Томаса Хэнкинса «Наука и Просвещение» (Thomas L. Hankins, Science and the Enlightenment, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1985). Наконец, общественная жизнь того времени рассмотрена в трудах Ричарда Сеннета «Падение общественного человека» (Richard Sennett, The Fall of Public Man, New York: Vintage Books, 1978); Лоренса Стоуна «Семья, секс и брак в Англии: 1500-1800 гг.» (Lorence Stone, The Family, Sex and Marriage in England: 1500-1800, New York: Harper & Row, 1982) и Нила Мак-Кен-дрика, Джона Брюера и Дж. Г. Пламба «Рождение общества потребления: коммерциализация Англии восемнадцатого века» (Neil McKendrick, John Brewer and J. H. Plumb, The Birth of a Consumer Society: The Commercialization of Eighteen Century England, New Haven, CT: Yale University Press, 1982), особенно в последней главе, написанной Дж. Г. Пламбом и посвященной тому, как люди реагируют на модернизацию.

86
Несомненно, выдающимся современным ученым, принадлежащим к Контрпросвещению, является Исайя Берлин: см. его книгу о Вико и Гердере «Вико и Гердер: два исследования истории идей» (Isaiah Berlin, Vico and Herder: Two Studies in the History of Ideas, New York: Vintage Books, 1977). Несколько эссе из его произведения «Против течения» (Isaiah Berlin, Against the Current Harmaridsworth, England: Penguin, 1982) посвящены Контрпросвещению, особенно эссе «Контрпросвещение» {The Counter Enlightenment), в котором даны краткие, но исчерпывающие очерки об основных выразителях идей этого движения.
XIX век

Общий обзор мыслителей XIX в. можно найти у Франклина Баумера в «Современной европейской мысли» (Franklin Baumer, Modern European Thought, New York: Macmillan, 1977). Философия рассмотрена в книге Джона Пассмора «Сто лет философии» (John Passmore, A Hundred Years of Philosophy, rev. Ed., New York: Basic Books, 1966). Стандартная (хотя и устаревшая к настоящему времени) история психологии содержится в работе Э. Г. Боринга «История экспериментальной психологии» (Е. G. Boring, A History of Experimental Psychology, 2nd ed., Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1950). Детальные исследования психологии XIX столетия приведены в книге «Проблемная наука: психология в трудах мыслителей девятнадцатого века» (под ред. У. Вудварда и М. Аша) (W. Woodward and M. Ash, eds., The Problematic Science: Psychology in Nineteenth-Century Thought, New York: Praeger, 1982). В книге «Иллюстрированная история психологии» (под ред. У. Брингмана и др.) (W. Bringmann et al., eds., A Pictorial History of Psychology, Chicago: Quintessence, 1997) содержатся очерки о различных аспектах истории психологии с конца XVIII в. и по сей день, снабженные великолепными рисунками. Курт Данцигер в своей работе «Конструирование субъекта: историческое происхождение психологических исследований» (Kurt Danziger, Constructing the Subject:HistoricalOrigins ofPsychologicalJ Research, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1990) дает критический обзор социально-психологических исследований с 1870 г. до Первой мировой войны. Стандартная история психологически ориентированной физиологии дана в работе Р. М. Янга «Разум, мозг и адаптация в девятнадцатом веке» (R. M. Young, Mind, Brain and Adaptation in the Nineteenth Century, Oxford: Clarendon Press, 1970). Психиатрии посвящена книга Эдварда Шортера «История психиатрии: от эры психиатрических лечебниц до века Prazac>> (Edward Shorter, A History of Psychiatry: Fromthe Era of Asylum to the Age of Prazac, New York: Wiley, 1997). Ключевые цитаты из А. Бине содержатся в работе Р. Пласа (R. Plas, 1997). О французской психологии см.: «Иллюстрированная история психологии» (под ред. У. Брингманна и др.) (W. Bringmann et al., eds., A Pictorial History of Psychology, Chicago: Quintessence, pp. 548-552).