Кречмер Э. Строение тела и характер

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 10. ШИЗОИДНЫЕ ТЕМПЕРАМЕНТЫ

ОБЩАЯ ЧАСТЬ

Циклоидные люди — прямые несложные натуры, чувства которых в естественной и непритворной форме всплывают на поверхность и в общем каждому вполне понятны. Шизоидные люди имеют поверхность и глубину. Язвительно-грубая или ворчливо-тупая, или желчно-ироничная, или мягкотело-робкая, бесшумно съеживающаяся — такова эта поверхность. Или поверхности нет, — мы видим человека, который стоит на пути, как вопросительный знак, мы ощущаем нечто шаблонное, скучное и неопределенно проблематичное. Какова глубина за этой маской? Она может быть ничем, пустотой мрака — аффективной тупостью. За безмолвным фасадом, который слабо отражает угасающее настроение, — ничего, кроме обломков, зияющей душевной пустоты или мертвящего дыхания холодной бездушности. Мы не можем по фасаду судить, что скрывается за ним. Многие шизоидные люди подобны тем римским домам и виллам с простыми и гладкими фасадами, с окнами, закрытыми от яркого солнца ставнями, где в полусумраке внутренних помещений идут празднества.

Цветы шизофренической внутренней жизни нельзя изучат на крестьянах, — здесь нужны короли и поэты(1). Бывают шизоидные люди, относительно которых после десятилетней совместной жизни нельзя сказать, что мы их знаем. Робкая, кроткая, как ягненок, девушка служит в течение нескольких месяцев в городе, она послушна, нежна со всеми. Однажды утром находят троих детей убитыми в доме. Дом в пламени, она не расстроена психически, она знает все. Улыбается без причины, когда признается в преступлении. — Молодой человек бесцельно проводит свои молодые годы. Он так вял и неуклюж, что хочется растолкать его. Он падает, когда садится на лошадь. Он смущенно, несколько иронически улыбается. Ничего не говорит. В один прекрасный день появляется томик его стихотворений, с нежнейшим настроением; каждый толчок, полученный от проходящего неуклюжего мальчишки, перерабатывается во внутреннюю трагедию; ритм строго выдержан и отличается стильностью.

Таковы шизоидные люди. Аутизмом называет это Блейер. Жизнь в самом себе. Нельзя знать, что они чувствуют; иногда они сами этого не знают или же только неопределенно ощущают, как несколько моментов в расплывчатой форме одновременно проникают друг в друга, переплетаются друг с другом и находятся в

-----------------

(1) Особенно любопытны самоописания Хольдерлина, Стринберга, Людвига II Баварского

[118]

предчувственном мистическом взаимоотношении; или же самое интимное и самое пошлое сочетается у них с цифрами и номерами. Но все, что они чувствуют, банальность ли это, прихоть, низость или сказочные фантазии, — все только для них одних, ни для кого другого.

В шизофреническом цикле нам труднее отделить здоровое от больного, характерологическое от психотического. Циркулярные психозы протекают волнами, которые набегают и уходят и вновь опять выравниваются. Почти одно и то же имеет место в картине личности до и после психоза. Шизофренические психозы протекают толчками. Что-то перемещается во внутренней структуре. Все строение может рушиться внутри, или же появляются некоторые уклоны. Но в большинстве случаев сохраняется нечто, что уже больше не исчезает. В легких случаях мы называем это постпсихотической личностью, в тяжелых — шизофреническим слабоумием; между тем и другим нет никаких границ. Но мы часто не знаем, закончился ли психоз. Люди, которые в течение десятилетий исполняли свои служебные обязанности и в то же самое время отличались оригинальностью и замкнутостью, могут нам случайно вскрыть, что они таили в себе фантастические бредовые идеи, — и здесь нет границ. Кроме того, что представляет собой оригинальность и что является бредовой системой? Наконец, особенно ясно меняется человек в период полового созревания. И шизофрения падает преимущественно на период полового развития. Должны ли мы таких людей, которые в этот период сильно изменились, рассматривать как психотические личности или считать их никогда не болевшими шизоидами? Этот вопрос является очень часто практически важным у родственников шизофреников. В периоде полового развития шизоидные черты характера находятся в полном расцвете; мы однако в этот период в легких случаях не знаем, стоим ли мы пред развитием шизофренического психоза, наступил ли уже психоз, имеем ли мы психологические продукты уже закончившегося приступа, или наконец все это лишь бурное и причудливое половое развитие шизоидной личности. Ведь нормальные аффекты периода полового развития — робость, неповоротливость, сентиментальность, патетическая эксцентричность, напыщенность — стоят в тесном родстве с некоторыми чертами темперамента у шизоидов.

Короче говоря, мы можем выделить препсихотическое, психотическое, постпсихотическое и непсихотическое, но не можем психологически расчленить шизоидное. Только сопоставив все вместе, получаем мы правильно представление.

К этому присоединяется дальнейшая методологическая трудность. Шизоидный человек обнаруживает перед нами лишь свою психическую поверхность так же, как это делает шизофренический душевнобольной. Поэтому клиницисты в dementia praecox в течение многих лет не видели ничего, кроме аффективной тупости, странности, дефективности и умственной неполноценности. Это было необходимой предварительной стадией, на которой уже давно застряло исследование. Лишь Блейер нашел ключ к шизофренической внутренней жизни и открыл доступ к удивительным богатствам психологического содержания; пока сделано вероятно здесь лишь очень мало. Ведь ключ к шизофренической внутренней жизни — это одновременно ключ (и единственный ключ) к большим областям нормальных человеческих чувствований и поступков.

Ясно, что при таком положении вещей и о шизоидной характерологии путем грубого статистического метода, путем исследования ряда родственников шизофреников мы сможем установить лишь часть психических данных, а именно главным образом шизоидную поверхность, а из глубины лишь более редкие, часто шаткие, психологически совершенно неточные черты. О внутренней жизни шизоидных темпераментов мы можем получить целостное представление из автобио-

[119]

графии даровитых, образованных шизоидов и прежде всего из объективных психологических документов, которые нам оставили шизоидные и шизотимические гении, особенно поэты. О более глубокой характерологии шизоидов можно будет судить на основании тонких психологических отдельных анализов.

РАЗВИТИЕ ЖИЗНИ ШИЗОИДОВ

Циклоидные люди сохраняют через все маниакально-депрессивные колебания основные симптомы своего темперамента от колыбели до могилы. Биологически действующее начало, создающее шизофрению и шизоидную личность, есть нечто, что уже заранее заложено, что наступает с известной последовательностью в определенном периоде жизни и затем действует дальше. Порядок в тяжелых случаях следующий: с самого раннего детства имеется налицо шизоидная личность; в периоде полового созревания отсюда развивается шизофренический психоз, и после него остается специфическое слабоумие или постпсихотическая личность, которая, если даже оставить в стороне более грубые дефекты, отличается от препсихотической более сильным выступлением шизоидных симптомов.

Этот типичный ход может варьировать в своем появлении во времени. Мы находим иногда шизоидов, которые производят впечатление, будто они проделали шизофренический психоз до рождения, которые уже с раннего детства столь же слабоумны, упрямы, недружелюбны, необходительны, как большинство шизоидных людей, перенесших тяжелый психоз ( 2 ) . Врожденное антисоциальное слабоумие такой шизоидной окраски может благодаря своим кататоническим толчкам в более позднем возрасте обнаружить свою несомненную принадлежность к шизофреническому циклу. Все эти разрушительные дефективные состояния врожденного или приобретенного характера — независимо от того, принимают ли они окраску криминальной антиобщественности или ворчливости, странности, тупости, нелепости, — имеют типичный отпечаток шизофренической психологии; но для характерологии они дают так мало материала, что мы, несмотря на их частоту, лишь вкратце упоминаем о них, тем более, что они подробно описаны в учебниках психиатрии.

Если в упомянутых случаях появление шизофренического действующего начала было слишком рано, то нередко наблюдается обратный случай — его запоздание. В моем материале имеется небольшое количество очень интересных шизофреников, у которых в их детские годы нельзя было обнаружить никаких признаков препсихотической шизоидной личности и которые их родными изображались как живые, довольные, добродушные и веселые. Здесь психоз времени полового развития наступает внезапно или же препсихотический шизоид запаздывает при хронических изменениях личности в периоде полового созревания, и эти изменения стабилизируются в течение всей жизни, застывают в рамках характерологического или же могут заканчиваться шизофреническим психозом. Также и в детстве шизоиды после короткого расцвета всех их психических качеств могут переживать этот надлом личности в период полового развития, но без психоза. Для психологии гениального творчества такой расцвет продуктивности и неожиданное прекращение ее, особенно у писателей, является весьма важным (я припоминаю, например, здорового, но в физическом и психическом смысле классического шизо-

----------------------

( 2 ) Аналогичные теоретические взгляды высказывает Крепелин. Они подтверждаются исследованием строения тела, которое обнаруживает у этих шизоидов, рожденных слабоумными, резкие степени физических признаков.

[120]

тимика ( 3 ) Уланда). Наконец, существует несколько редких случаев, когда шизоидные частичные компоненты наследственного предрасположения могут выявиться поздно, например, в периоде инволюции, когда у людей, раньше веселых, цветущих, добродушных, после 40 лет появляются черты недоверия, ипохондрии, отчужденности и угрюмого человеконенавистничества. Мы уже коснулись этого процесса поздней смены явлений при описании конституциональных стигмат.

ПСИХЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПРОПОРЦИЯ

Из шизоидных качеств характера, наблюдаемых на поверхности, выделены из нашего материала следующие:

1) необщителен, тих, сдержан, серьезен (лишен юмора), чудак;

2) застенчив, боязлив, тонко чувствующий, сентиментален, нервен, возбужден; друг книги и природы;

3) послушен, добродушен, честен, равнодушен, туп, глуп.

Наша статистика отражает прежде всего препсихотические личности, сделавшиеся позже душевнобольными. Мы можем, вероятно, по ним судить об основных чертах шизоидных темпераментов, но нам придется их временами дополнять чертами из шизофренических психозов и из постпсихических личностей, причем часто не бывает возможности и надобности эти, постоянно переходящие друг в друга, случаи отделять один от другого.

Мы расчленили наиболее частые шизоидные черты на три группы. Черты группы первой — наиболее частые, так как они красной нитью проходят через всю шизоидную характерологию, а также через группы вторую и третью. Они объединяют кроме лишенной юмора серьезности, которая обнаруживает слабое участие в диатетической (циклоидной) шкале темпераментов, главным образом то, что Блейер называет аутизмом. Вторая и третья группы стоят в известном противоположении друг другу, они образуют такую же контрастную пару, как у циклоидов качества веселых, живых гипоманиаков и тяжеловесных, мрачных меланхоликов. Вторая группа рисует всевозможные оттенки психической чрезмерной чувствительности — от мимозоподобной тонкости чувств до гневной возбужденности. Третья группа обнаруживает, наоборот, признаки известной психической нечувствительности, тупости, понижения способности к самопроизвольным актам. Она приближается к тому полюсу, который Крепелин при очень тяжелых психотических случаях называет аффективным отупением.

Если мы хотим кратко охарактеризовать шизоидные темпераменты, то мы должны сказать: шизоидные темпераменты находятся между полюсами раздражительности и тупости так же, как циклоидные темпераменты находятся между полюсами веселости и печали. При этом необходимо особенно выделить симптомы чрезмерной психической раздражительности, так как им как интегрирующему составному элементу шизоидной общей психологии слишком мало придавалось значения, между тем симптомы тупости уже давно оценены.

Только тот владеет ключом к пониманию шизоидных темпераментов, кто знает, что большинство шизоидов отличаются не одной только чрезмерной чувствительностью или холодностью, но обладают тем и другим одновременно и при этом в совершенно различных комбинациях. Мы можем из нашего шизоидного

-----------------

( 3 ) Выражения “шизотимический” и “циклотимический” являются общими конституциональными понятиями, объединяющими больных и здоровых.

[121]

материала образовать непрерывный ряд, который начинается тем, что я обычно называю “типом Хольдерлина”, — крайне сентиментальными, чрезмерно нежными, постоянно обидчивыми, мимозоподобными натурами, “состоящими только из нервов”, — и который прекращается на холодных, застывших, почти безжизненных типах тяжелой dementia ргаесох, прозябающих, как “животное”, в углах больницы. И мы тем не менее у нежнейших представителей этой мимозоподобной группы ощущаем еще легкий, незаметный налет аристократической холодности и неприступности, аутистическое сужение сферы чувствований отграниченным кругом избранных людей и вещей, и слышим иногда резкое замечание о людях, находящихся вне этого круга, по отношению к которым аффективная откликаемость совершенно умолкает: “Между мной и людьми — завеса из стекла”, — сказал мне недавно такой шизоид с неподражаемой четкостью. Эту тонкую, холодную, остро колющую стеклянную завесу мы чувствуем у сделавшегося кататоником Хольдерлина, представителя мимозоподобной группы, и еще яснее у шизофреника Стриндберга(4), который о себе говорит: “Я тверд, как железо, и все-таки полон чувств до сентиментальности”. Этот мимозоподобный тип можно всего лучше изучить на гениальных шизоидах, но его можно встретить и среди обычного больничного материала, особенно среди интеллигентных и образованных, в препсихотической форме или в начальных стадиях психоза.

От этого мимозоподобного полюса шизоидные темпераменты во всевозможных оттенках идут к холодному и тупому полюсу, причем элемент “тверд, как лед” (или “туп, как кожа”) все больше и больше расширяется, а “полон чувств до сентиментальности” постоянно идет на убыль. Но и среди той части нашего материала, которая бедна аффектами, мы, если только ближе лично знакомимся с такими шизоидами, довольно часто за застывшим, лишенным аффекта покрывалом находим в глубине души нежное ядро личности с крайне уязвимой нервозной сентиментальностью. “Вы не знаете, как мне все это больно”, — сказал недавно своим родителям юный гебефреник, который по внешним проявлениям отличался равнодушием, вялостью и полным отсутствием темперамента. Блейер первый показал, что и те, напоминающие мумий, старые обитатели больниц, которых обычно рассматривают как тип глубочайшей аффективной тупости, могут иметь еще остатки “комплексов”, отдельные чрезмерно чувствительные места в своей душевной жизни, которые сохраняются и прикосновение к которым может вызвать неожиданное, удивительное действие. Нам постоянно приходится видеть, как сразу исчезает окаменелость у таких, на вид совершенно бесчувственных кататоников и как из глубины души исходят аффективные толчки. Поэтому по отношению ко многим шизофреническим картинам мы совсем не можем сказать, сколько в этом полном оцепенении элементов действительного аффективного отупения и сколько судорожного аффекта.

Комбинацию соотношений, при которой у отдельного шизоида гиперэстетические элементы переплетаются с анэстетическими элементами шизоидной шкалы темпераментов, мы называем психэстетической пропорцией. Мы припоминаем, что и при циклоидных темпераментах в их диатетической пропорции, или пропорции настроения, мы находили такие же отношения, и там нам приходилось меньше всего встречать абсолютно веселых или абсолютно мрачных, скорее можно было отметить наслоения и колебания между веселым и печальным: у солнечно-веселых

---------------------

(4) Ср. хорошую патографию: Storch, Strinberg im Lichte Seiner Selbstbiographie. Eine Patographische Studie. Bergmann, Grenzfragen des Nerven und Seelenlebens, 1921.

[122]

— ясно депрессивный фон, а остатки юмора можно было отметить даже среди самых мрачных темпераментов.

Пропорция настроения циклоидов колеблется волнами. Психэстетическая пропорция шизоидов перемещается. Это значит, что отношение между гиперэстетическими и анэстетическими частями темперамента меняется в течение всей жизни у многих шизоидов толчкообразно, не возвращаясь больше к исходному пункту. Но и психэстезия здорового человека со смешанным средним темпераментом в эксцентричности и сентиментальности периода полового созревания достигает своего наивысшего пункта, чтобы приблизительно с 25-летнего возраста постепенно придти к известной спокойной основательности, солидности или же к отрезвляющему, сухому реализму. Студенческая песня отражает охлажденное филистерское чувство посредственного человека, обращающего свои взоры назад, к периоду полового созревания.

Перемещение психзстетической пропорции шизоидов часто идет параллельно с этим нормальным развитием. Оно составляет как бы более углубленную форму последнего. У шизофреника Хольдерлина такое перемещение может считаться образцом, если мы проследим его жизнь, начиная от возвышенной нежности его юных поэтических годов вплоть до тупоумия его кататонической инвалидности. Переход от гиперэстетического к анэстетическому полюсу с жесткой явственностью переживается ( 5 ) , как постепенное внутреннее охлаждение, и Хольдерлин описывает его в стихах:

Wo bist Du? Wenig lebt ich, doch atmet kalt,

Me in Abend schon. Und Stille, den Schatten gleich.

Bin ich schon hier, und schon gesanglos

Schlummert das schaue rn de Herz im Busen?

Таким образом и без душевного заболевания развивается целая группа одаренных шизоидов, которые с детства отличались нежностью, застенчивостью и нервозностью; в раннем периоде полового созревания они переживают непродолжительный расцвет всех своих способностей и эмоций на почве повышенной возбудимости темперамента в смысле элегической нежности или напыщенности и экзальтированности. Через несколько лет наконец они становятся более вялыми, более холодными, молчаливыми и сухими. Волна полового развития подымает их выше и опускает ниже нормального человека.

Или же психэстетическое перемещение совершается постепенно в течение более длительных промежутков времени, без определенной даты. При всех этих различных возможностях перемещение пропорций идет большей частью в направлении от гиперэстетического к анэстетическому полюсу, от раздражения к параличу, причем (выражаясь схематически) после первой стадии общей чрезмерной чувствительности вначале утрачивают свой аффективный резонанс ценности, чуждые личности, между тем как ценности, свойственные личности, сами по себе

---------------------

( 5 ) То, что мы при острых шизофрениях называем “изменением предметного сознания” и “изменением сознания личности”, обусловливается отчасти психэстетическим сдвигом; при этом изменения с силе ощущений и в обычных чувственных тонах на отдельных предметах вызывают то гиперэстезию то анэстезию, впечатление чего-то нового, необычного, то удивительно звучного, яркого и значительного, то холодного и чуждого. Вероятно бред отношения и преследования отчасти коренится в этих неожиданных психэстетических сдвигах. Изменения в ощущениях органов чувств и тела. которые наблюдаются в начале заболевания шизофренией, являются параллельными симптомами к этим психэстетическим перемещениям.

[123]

постоянно сильнее подчеркиваемые, сохраняют свой сильный акцент, и лишь тогда, когда и свойственные личности элементы утрачивают свою аффективную ценность, наступает третья стадия — аффективной тупости. Аллопсихический резонанс утрачивается раньше аутопсихического. Наполовину мертвый шизофреник желает в этой переходной стадии сделаться артистом или музыкантом. Самооценка еще налицо; во всяком случае он рассчитывает быть футуристическим художником, экспрессионистским поэтом, изобретателем или созидателем абстрактно-схематических философских систем. Это несоответствие между угасанием аллопсихического резонанса и чрезмерно чувствительным аутопсихическим элементом служит часто закономерным источником безграничной переоценки самого себя. Совершенно понятно, что из этой психэстетической пропорции должна получиться неправильная картина взаимоотношения между “я” и внешним миром. Мы можем себе представить, что у многих шизоидов охлаждение темперамента идет снаружи во внутрь, так что при постоянно нарастающем торпидном застывании обращенных кнаружи слоев остается все более и более сжимающееся нежное и чрезмерно чувствительное ядро. Такое представление совпадает с тем любопытным фактом, что самые чувствительные и тонко чувствующие шизоиды при беглом знакомстве производят впечатление, что они отделены тонким ледяным слоем от внешнего мира, и, напротив, при самых тяжелых оцепенениях у них могут иметь место сильные реакции чрезмерной чувствительности, если случайно затронуть наиболее интимные комплексы их личности. “Это капля крепкого вина в бочке льда”, — говорит выразительно Геббель о здоровом шизотимике Уланде.

Следует здесь дополнить, что как стадия абсолютной чрезмерной чувствительности, так и стадия абсолютного охлаждения аффекта в самом точном смысле слова являются лишь теоретическими фикциями, которые в действительности вряд ли полностью выявляются. Практически пред нами выступает психэстетическая пропорция — чрезмерная чувствительность и холодность в определенных, изменчивых комбинациях. Только часть шизоидов проходит в течение своей жизни путь от выраженного гиперэстетического до преимущественно анэстетического полюса, часть остается гиперэстетичной, часть же торпидна уже с момента появления на свет. Наконец, бывают отдельные случаи, которые после шизофренического психоза делаются даже более гиперэстетичными, чем раньше; таким был Стриндберг.

СОЦИАЛЬНАЯ УСТАНОВКА

Аутизм, рассматриваемый как шизоидный симптом темперамента, имеет оттенки в зависимости от психэстетической шкалы отдельного шизоида. Бывают случаи, когда аутизм является преимущественно симптомом повышенной чувствительности. Такими крайне раздражительными шизоидами сильные краски и тона реальной жизни воспринимаются как резкие, некрасивые, грубые, неприятные, и даже с душевной болью, между тем как для циклоида и для нормального человека они желанны и составляют необходимый возбуждающий жизненный элемент. Их аутизм проявляется в том, что они уходят в самих себя, они стремятся избегнуть всяких внешних раздражении, заглушить их, они закрывают окна своего дома. чтобы в нежном, тихом полумраке своего внутреннего “я” вести фантастическую “бездеятельную, но полную мыслей” жизнь в грезах (Хольдерлин). Они ищут, как красиво о себе сказал Стриндберг, одиночества, чтобы “закутаться в шелк своей собственной души”. Они отдают предпочтение определенной среде,

[124]

которая не причиняет боли и не ранит: аристократический холодный салонный мир, механически протекающую чиновничью работу, одинокую прекрасную природу, древность, кабинет ученого. Если шизотимик из чопорного, сверхцивилизованного светского человека становится взъерошенным анахоретом, как Толстой, то скачок уж не так велик. Одна среда дает ему то же самое, что другая, — единственное, что он вообще желает от внешнего мира: пощаду его гиперэстезии.

Напротив, аутизм анэстетика — это простая бездушность, отсутствие аффективного резонанса для внешнего мира, который для эмоциональной жизни его не представляет интереса, и к справедливым требованиям этого мира он остается глух. Он замыкается в самого себя, потому что у него нет основания делать что-нибудь другое, потому что окружающее ему ничего не может дать.

Аутизм большинства шизоидов и шизофреников представляет комбинацию обоих элементов темперамента: это — равнодушие с налетом боязливости и враждебности, это — холод и в то же время страстное желание быть оставленным в покое. Судорога и паралич в одной картине.

Характер социальной установки шизоидных людей, а также и здоровых шизотимиков, о которых будет идти речь позже, обусловливается только что описанной психэстетической пропорцией. Шизоидные люди или абсолютно необщительны, или общительны избирательно, в узком, замкнутом кругу, или поверхностно общительны, без более глубокого внутреннего контакта с окружающим миром. Необщительность шизоидов имеет различнейшие оттенки: редко это лишенная аффекта тупость, большей частью она имеет ясный налет неудовольствия, даже враждебности защитительного или наступательного характера. Эта антипатия к общению с людьми варьирует от нежной тревоги, робости и застенчивости через иронический холод и угрюмую причудливую тупость до резкого, грубого, активного человеконенавистничества. И самое любопытное это то, что эмоциональная установка отдельного шизоида в отношении ближнего переливается замечательными цветами радуги между застенчивостью, иронией, угрюмостью и жестокостью. Красивым характерологическим примером такого рода служит Робеспьер. И у шизофренических душевнобольных эта аффективная установка к внешнему миру имеет часто характер “принятия мер защиты” (Адлер), подобно инфузории, недоверчиво со стороны наблюдающей с полуопущенными ресничками, осторожно выдвигающей свои щупальца и вновь съеживающейся. По отношению к чужим, вновь появляющимся людям пробуется весь регистр психэстетической шкалы с нервозностью и неуверенностью. Это чувство неуверенности переносится на наблюдателя. Некоторые шизоиды производят впечатление чего-то расплывчатого, непроницаемого, чуждого и капризного или даже коварного. Но для постороннего всегда остается нечто за скрывающими колебаниями шизоидной аффективной установки, чего он не может понять, не может постичь и что не исчезает.

Многие шизоиды, а в нашем швабском материале пожалуй большинство препсихотиков, считались в общежитии добродушными. Это добродушие совершенно иное, чем соответствующее свойство характера циклоидов. Циклоидное добродушие — это добросердечие, готовность разделить горе и радость, активная доброжелательность или дружелюбное отношение к ближнему. Добродушие шизоидного ребенка слагается из двух компонентов: боязливости и утраты аффекта. Это есть уступка желаниям окружающих, вследствие равнодушия, смешанного с робкой боязливостью оказать им сопротивление. Циклоидное добродушие — это дружеское участие, шизоидное — боязливая отчужденность. В соответствующих конституциональных соединениях и это боязливое шизоидное добродушие может получить черты истинной доброты, приятной нежности, мягкости, внутренней прнвя-

[125]

занности, но всегда проскальзывает элегический налет болезненной отчужденности и уязвимости. Это — тип Хольдерлина; послушность известных шизоидных примерных детей можно сравнить с flexibilitas cerea кататоников.

Также и застенчивость, довольно частая и специфически шизоидная особенность темперамента, со своим характерным построением из заторможения в ходе мышления и моторной неподвижности, является точным отображением кататонических симптомов болезни, но лишь в слабой форме. Застенчивость в этих случаях является гиперэстетической аффективной установкой при появлении новых лиц в аутистическом заколдованном кругу шизоидной личности. Вступление в него нового человека ощущается как чрезмерно сильное раздражение, вызывает чувство неудовольствия: это чрезмерно сильное раздражение действует, парализуя, на ход мыслей и двигательную сферу. Беспомощная боязливость по отношению к новым, необычным ситуациям и антипатия к такой смене ситуаций является гиперэстетическим признаком многих шизоидных педантов и чудаков.

Среди застенчивых, нежно мечтательных шизоидов мы особенно часто встречаем тихих друзей книги и природы. Если любовь к книге и природе у циклоидных натур вытекает из равномерной любви ко всему, что существует, а именно прежде всего к человеку, а затем к вещам, то сфера интересов шизоидных людей не обнаруживает такой равномерной окраски. Шизоидные люди, даже простого происхождения, весьма часто являются друзьями природы и книги, но с известным элективным подчеркиванием. Они делаются ими вследствие бегства от людей и из склонности ко всему тому, что спокойно и не причиняет боли. У некоторых эта склонность имеет нечто компенсаторное. Всю нежность, на которую они способны, они расточают красивой природе и мертвым предметам своей коллекции.

Наряду с этими тихими мечтателями мы встречаем среди необщительных шизоидов как характерную фигуру угрюмого чудака, который, замкнувшись от внешнего мира в своей келье, всецело поглощен своими собственными мыслями, все равно будь то ипохондрические телесные упражнения, технические открытия или же метафизические системы. Эти оригиналы и чудаки внезапно покидают свой угол, как “озаренные” и “обращенные в новую веру”, отпускают себе длинные волосы, образуют секты и проповедуют в пользу человеческих идеалов, сырой пищи, гимнастики и религии будущего или всего этого вместе. Многие из этих активных типов изобретателей и пророков имеют различные конституциональные соединения и заключают в себе все оттенки от типичных шизофреников до резко гипоманиакальных. Шизофреники эксцентричны, витиеваты, туманно расплывчаты, мистически-метафизичны, склонны к системе и к схематическому изложению: гипоманиаки, напротив, лишены системы, говорливы, находчивы, сговорчивы, подвижны как ртуть. Шизофренические изобретатели и пророки производят на меня впрочем впечатление не столько препсихотиков, сколько остаточных состояний или даже психозов.

Аутистическая изоляция от других действует, разумеется, в смысле выработки собственного мировоззрения и любимых занятий. Но это не обязательно. Некоторые шизоиды не отличаются особенной продуктивностью в мышлении и поступках, они просто необщительны. Они ворчат и уходят, если кто-нибудь появляется; если они остаются, то чувствуют себя страдальцами. Они проявляют стоическое душевное спокойствие и ни слова не говорят. У выдающихся “великих молчальников” (Уланд и Мольтке) можно отметить и другие шизотимические черты характера.

Наряду с простой необщительностью характерной чертой некоторых высокоодаренных шизоидов является избирательная общительность в замкнутом кругу.

[126]

Многие чувствительные аутисты отдают предпочтение определенной социальной среде, определенным сторонам своей психической атмосферы, которые они считают своим жизненным элементом. Это прежде всего изящные светские формы жизни, аристократический этикет. В строго выдержанном, вылощенном формализме его нежная душа находит все, что ей нужно: красивую линию жизни, которая нигде и ничем не нарушается, и заглушение всех аффективных акцентов при общении с людьми. Затем этот безличный культ формы прикрывает то, что так часто отсутствует у шизоида: он прикрывает за этой холодной элегантностью недостаток сердечности и непосредственной душевной свежести, что выдает также и в этих тонко чувствующих натурах, начинающееся охлаждение эмоций.

Аристократическое некоторых шизоидных натур выявляется и у простых людей в потребности к высокомерию, в желании быть лучшими и иными, чем другие. Стремление говорить на изысканном верхненемецком наречии в среде непривыкших к этому иногда вскрывает шизоидное предрасположение. То же касается изысканности в одежде и во внешности. С дальнейшим развитием болезни, со сдвигом психэстетической пропорции эта крайняя утонченность и важность может перейти в резкую противоположность. Мало того часто мы находим, что элегантность и полная неаккуратность живут вместе у одного и того же индивидуума. Впрочем холодную аристократическую элегантность, которая вполне подходит к некоторым здоровым шизотимикам, можно проследить во всех шизоидных оттенках вплоть до симптоматологии шизофренических психозов. Там мы находим ее как известную карикатурную напыщенность в речи и движениях.

Существенное в этой характерологической тенденции — это стремление к замкнутому кругу. Дружба таких шизоидов — это избирательная дружба к одному, неразделимый союз двух мечтающих чудаков или союз юношей, эфирный, торжественный, удаленный от народа; внутри его — экстатический культ личности, вне его — все резко отвергается и презирается. История юности Хольдерлина является наглядным примером в этом направлении.

В шизофренических семьях мы нередко встречаем ханжей. Многие шизоиды религиозны; их религиозность — с тенденцией к мистически трансцендентальному; или она характеризуется фарисейством, набожностью, эксцентричностью, таинственностью, или она вращается в ограниченном кругу и удовлетворяет своим личным прихотям.

Так же обстоит дело и с эротикой. Не горячее естественное влечение, но экстаз и резкая холодность.

Ищут не красивую девушку, но женщину вообще, “абсолютное”: женщину, религию, искусство — в одном лице. Или святая, или мегера — середины нет. Стриндберг является красивым примером такого типа.

Третья социальная установка шизоидов — поверхностная общительность, без более глубокого психического раппорта. Такие люди могут быть очень ловкими, расчетливыми дельцами, суровыми властелинами или холодными фанатиками, или же равнодушными, вялыми, ироническими натурами, которые вращаются среди людей всякого круга, но при этом ничего не ощущают. Мы подробнее опишем эти типы у здоровых шизотимиков.

Словом, шизоид не растворяется в среде. Всегда здесь — стеклянная завеса. При гиперэстетических типах развивается иногда резкая антитеза: “Я” и “внешний мир”. Постоянный самоанализ и сравнение: Как действую я? Кто поступает со мной несправедливо? Кому я сделал уступку? Как теперь я пробьюсь? Эта черта четко выступает у талантливых художников, которые позже заболевали шизофренией или происходят из шизофренических семей: Хольдерлин, Стриндберг, Люд-

[127]

виг II Баварский, Фейербах, Тассо, Микеланджело. Это — люди постоянного душевного конфликта, жизнь которых представляет собою цепь трагедии и протекает по одному только тернистому пути. Они, если можно так выразиться, обладают талантом к трагическому. Циклотимик вовсе не в состоянии обострить ситуацию, если она трагична; он уже давно приспособился, и окружающий мир к нему приспособился, так как он его понимает и в контакте с ним. Такой здоровой натурой из пикнически-циклотимической группы был, например, Ганс Тома (Hans Thoma), который далеко не был так понят, как Фейербах, и жизнь которого все-таки протекала, как тихий ручей ( 6 ) .

Резкий, холодный эгоизм, фарисейское самодовольство и чрезмерное самомнение во всех вариациях мы находим в шизофренических семьях.

Но они не являются единственной формой аутизма. Другой формой его служит стремление осчастливить людей, стремление к доктринерским принципам, к улучшению мира, к образцовому воспитанию своих собственных детей, при полном игнорировании своих собственных потребностей. Альтруистическое самопожертвование высокого стиля, особенно в пользу общих идеалов (социализм, воздержание от алкоголя), является специфическим качеством некоторых шизоидов. В одаренных шизофренических семьях мы иногда встречаем прекрасных людей, которые по своей искренности и объективности, непоколебимой стойкости убеждений, чистоте воззрений и по твердой настойчивости в борьбе за свои идеалы превосходят самых полноценных циклотимиков; между тем они уступают им в естественной, теплой сердечности в отношении к отдельному человеку и в терпеливом понимании его свойств.

ПСИХЭСТЕТИЧЕСКИЕ ВАРИАНТЫ

Мы до сих пор рассматривали гиперэстезию и анэстезию как нечто однородное. Но они имеют весьма значительные варианты относительно которых мы не знаем, отличаются ли они только по степени или качественно в биологическом смысле.

На анэстетическом полюсе мы встречаем главным образом три варианта темпераментов, которые часто существуют одновременно и обнаруживают многочисленные переходы. Тупость (с параличностью аффекта или без этого), холодность и безразличие (“Wurstigkeit” Блейера). Между тем на гиперэстетическом полюсе нам приходится отличать раздражительность, сентиментальность, вспыльчивость.

Теперь нам нужно выделить препсихотиков из общей массы шизоидов. Статистически, правда, на нашем швабском материале мы не встречаем в детстве и в периоде раннего полового развития позже заболевших столь часто соответственные типы, каковые численно преобладают у взрослых родственников шизофреников и у постпсихотиков, а именно своенравных, упрямцев, злых, холодных и педантично сухих. Разумеется, отмечаются и среди нашего препсихотического материала такие качества, как грубость, упрямство; при этом нельзя с уверенностью решить вопрос, описывали ли родственники действительно первоначальную личность или же уже незаметную раннюю перемену в ней в наступившем периоде

--------------------

(6) Лучше всего можно понять различия циклотимической и шизотимической установки жизни при сравнении автобиографических эскизов Hans Thoma, "Im Herbst des Lebens" и Anselm Feuerbach, Ein Vermachtnis.

[128]

полового развития. Но они численно отступают на задний план по сравнению с качествами, о которых мы говорили в начале главы.

Наиболее распространенным типом в нашем препсихотическом материале является тип ребенка, лишенного аффекта, тихого, боязливого, послушного, застенчивого, но вместе с тем и добродушного. Примерные дети, которых выделяет Крепелин, встречаются среди них довольно часто. Многие из них характеризуются как прилежные, серьезные, набожные и миролюбивые. Термин “параличность аффекта” (Affektiahmheit) подходит к популярному народному языку, который называет таких людей “расслабленными”, и этим самым он правильно выражает, что внешне наиболее резко выступающим симптомом является психомоторный симптом. Выражение “параличность аффекта” (Affektiahmheit) не вполне совпадает с термином “тупость аффекта” (Affektstumfheit), который ясно ставит акцент на сенсорной стороне. “Хочется, чтобы он был бодрее”, “Он слишком равнодушен”, “Жизнь и темперамент у него всегда отсутствуют” — обычные характеристики молодых людей, лишенных аффекта. Это отсутствие свежести, непосредственно реагирующей живости в психомоторных проявлениях касается также и высокоодаренных людей этой группы с их чрезмерно нежной, внутренней способностью реагировать.

Спокойный циклоид — тих и доволен; спокойный шизоидный тип, о котором мы здесь говорим, — расслаблен. “Флегматичность” — характерологическое выражение для самых легких степеней психомоторного типа, который мы встречаем в задержке депрессивных. Оно обозначает нечто тяжеловесное — медлительную речь и медлительные действия, но при этом при каждом двигательном и речевом акте сказывается теплота и эмоциональное участие. Психомоторная медлительность является общей для “расслабленного” и флегматичного. “Расслабленность” обозначат кроме того утрату непосредственной связи между эмоциональным раздражением и двигательной реакцией. Этим объясняется, почему у нас по отношению к флегматичному существует постоянное чувство эмоционального раппорта, даже если он ничего не говорит, между тем “расслабленный” производит впечатление чуждого, “несимпатичного”, так как мы не можем по выражению его лица и по движениям уловить того, что он чувствует, и адекватной реакции его на то, что мы говорим и делаем. Самым характерным для “расслабленного” является то, что он может стоять как вопросительный знак, с неопределенным выражением лица и опущенными руками при ситуации, которая даже флегматичного может наэлектризовать. Если же наступает психическая реакция, то она не вполне соответствует раздражению. Выразительные движения у лишенного аффекта отличаются неопределенностью, так что их иногда считают гордыми, когда они бывают робкими, или ироническими, когда они глубоко оскорблены.

К этому присоединяются нередко уклонения в моторной сфере. Люди, которых называют расслабленными, иногда отличаются вялой осанкой и неуклюжестью в жестах. Они не знают, куда им девать свои члены. Некоторые из них непрактичны, беспомощны в своей повседневной жизни, делают неудачные движения во время гимнастики. Сюда еще вплетаются моторные задержки вследствие общей застенчивости или специальных комплексов. Словом, при рассмотрении более узкой психомоторной сферы отсутствует непосредственная совместная работа промежуточных инстанций между раздражением и реакцией. Отсутствует то, чем обладают циклоиды: округленность, естественность, непринужденность в проявлении аффекта и в двигательных актах.

При всем том это еще не говорит о психосенсорной стороне процесса. Расслабленность может соответствовать действительной тупости аффекта по отноше-

[129]

нию к данному раздражению, или может развиться самая утонченная сентиментальность и самые тяжелые интрапсихические напряжения. Простой обыватель этого отличить большей частью не может, он считает человека, лишенного аффекта глупым, тупоумным, бесчувственным, сонливым, скучным, которого приходится расталкивать. Он ему не симпатизирует. Молодые люди, лишенные аффекта, являются в школе, а особенно в казармах, козлами отпущения. Если они тонко чувствуют и одарены, то в этом и заключается их трагедия. Ведь некоторые из них гораздо тоньше чувствуют, чем средние люди.

Большое количество наших шизофренических препсихотиков представляет тип “добродушного”, тихого отшельника, который по внешности обладает слишком небольшим темпераментом, кажется равнодушным, мало общается с товарищами и слишком много позволяет другим по отношению к себе. Часть этих юношей слабо одарена; у них на первый план выступает равнодушие, эмоциональная тупость. У примерных детей школьные способности хороши, но значительная часть их продуктивности объясняется дефектом в эмоциональной сфере, недостатком интереса к окружающему миру, к тому, что обычно заполняет аффективную жизнь молодых людей.

И у средних типов нашей группы, лишенных аффекта, мы находим черты нервозности, раздражительности, боязливости, нежности и прежде всего утонченной чувствительности, о чем упоминают часто необразованные родственники. Но такие родственники не могут более тонко и точно описать эти качества, и в действительности у необразованного среднего шизоида они в психологическом отношении довольно диффузны. Он производит впечатление робкого, застенчивого или угрюмого. Он жалуется на нервные боли. Он боязливо уклоняется от грубых игр и драк. Чем больше мы переходим к образованным и одаренным препсихотикам, тем скорее выступают за внешней стороной те специально гиперэстетические качества, наиболее резкую степень которых представляет тип Хольдерлина.

И при более развитых типах, лишенных аффекта, мы находим часто черты угрюмости, упрямства и раздражительности, но гнев при этом не отличается жестокостью, а упрямство — нелепостью; чаще всего гиперэстезия принимает характер нежности, внутренней сентиментальности, как в смысле легкой ранимости с долго действующими, после скрытыми комплексами и болезненными интрапсихическими напряжениями аффекта, так и в смысле нежности к немногим близким лицам, которая принимает характер эксцентричного, сентиментального, патетического, мечтательного и элегического, так наконец и в смысле тонкой восприимчивости к природе, искусству и книгам. Но здесь чувствительность остается элективной, ограниченной своим предметом: кроме небольшой, но резко отгороженной зоны личных интересов остается обширная область общих человеческих интересов и чувствований, которые у этих тонко чувствующих гиперэстетиков не находят никакого резонанса. Прежде всего настоящее чувство к людям ограничено лишь несколькими лицами, следовательно и здесь можно принять частичную тупость аффекта.

В негативном смысле наш тип чувствительного, лишенного аффекта имеет общие характерные черты с большинством всех шизоидов. Они в среднем лишены юмора, часто серьезны без ясной реакции на печаль и веселье. Диетическая шкала, главная шкала циклоидов, в их темпераменте лишь слабо выражена. У шизоидов очень часто бывает расстройство настроения, но оно совсем иное, чем печаль циклоида. Оно носит в себе черты угрюмости с ясным характером внутренней раздраженности и напряжения; поэтому мы среди шизоидов можем найти таких лиц с конституциональным расстройством настроения, которые постоянно путешеству -

[130]

ют, между тем как депрессивные с задержкой (циклоиды) остаются дома. Наряду с этим нервно-напряженным унынием мы встречаем среди шизоидов самодовольное настроение с аутистическим спокойствием духа, между тем как их сильные позитивные аффекты носят больше характер экстаза и эксцентричной мечтательности, чем свободной веселости.

Тип сентиментального, лишенного аффекта мы должны во всем его объеме — от боязливых шизоидных имбециллов с слабым аффектом вплоть до очень сложных натур — признать самым важным шизоидным типом темперамента и одним их самых частых препсихотических основных и исходных типов. И постпсихотически мы находим его нередко среди старых обитателей больниц. В равной степени он встречается и у здоровых родственников шизофренических семей.

Мы познакомились с аффективной тупостью как с одной из составных частей темперамента. Выражение “тупость” обозначает пассивную бесчувственность. Аффективная тупость широко распространена в шизофреническом цикле. Более легкие характерологические степени, которые мы встречаем у здоровых родственников шизофреников, импонируют как непоколебимое душевное спокойствие, которое отличается от спокойствия циклоидов отсутствием теплого душевного участия к другим. Более тяжелые степени шизофренического тупоумия, большей частью с налетом угрюмой жестокости и робкой боязливости, мы встречаем у шизоидных имбециллов, но они значительно распространены среди постпсихотиков, а также после переломов в личности в периоде полового созревания. Это внутреннее притупление в остальном деятельного и даже одаренного человека может сказаться в неаккуратности, в небрежности в одежде и в квартире, или оно сказывается в неожиданной, непонятной бестактности и безвкусице, которая прорывается иногда сквозь сохранившийся фасад хорошего воспитания. Это производит особенно странное впечатление у тонко чувствующих аристократических типов среди шизоидов. Поэт Ленц представляет собой любопытный пример такой полуразрушенной шизофренической личности. Вообще этот изъян личности можно особенно хорошо изучать на литературном стиле заболевающих шизофренией поэтов, например, Хольдерлина. Не вся личность равномерно гибнет, но торжественность и изысканность стиля прерываются где-нибудь посреди стиха ужасающей банальностью. Психический аппарат таких людей, их стиль в жизни, функционирует иногда так, как плохая швейная машина, которая делает известное количество нежных стежков и затем подпрыгивает. Тонкое чувство и абсолютная тупость могут здесь непонятным образом существовать совместно: самая грязная рубаха наряду с блестящими ногтями, хаотический беспорядок в комнате, в которой создаются громадные художественные ценности. Такие картины мы встречаем не только как переходную стадию к полному шизофреническому слабоумию, но они могут сохраниться в течение всей жизни как странные типы личности. Здесь сочетается здравый смысл и нелепость, моральный пафос и банальные прихоти, оригинальная мысль и странные суждения.

Мы не хотим подробнее останавливаться на этих шизофренических дефектах, тем более, что здесь речь идет не об аффективных дефектах, но также о глубоко проникающих расстройствах ассоциаций; мы хотим из аффективно-тупых выделить группу, которая имеет известное значение как тип темперамента. Это — тип гневно-тупых, или тупо-жестоких. Этот тип встречают прежде всего постпсихически после прежних шизофренических приступов или как незаметно развивающийся продукт шизоидного изменения; он вероятно также бывает врожденным. Темпераменты такого рода являются комбинацией гиперэстетических и анэстетических компонентов, но на этот раз в очень грубой форме. Если наблюдают такие

[131]

натуры в течение короткого времени в благоприятной обстановке, вне их обычной среды, то они отличаются полным душевным спокойствием; они производят впечатление несколько тупых, честных людей, которые никому не причиняют вреда. Если исследуют их домашнюю обстановку, то она имеет соответственно их тупости жалкий вид. Там они уже не душевно-спокойные, но из-под покрывала угрюмой молчаливости постоянно сверкает искра внутренней раздражительности, которая носит комплексный характер и возникает из суммирования небольших внутренне накопляющихся и не высказываемых неприятных раздражении повседневной жизни на службе и в семье; искра нервной внутренней раздражительности, которая при легком прикосновении к какому-нибудь комплексу может разрядиться в жесточайшую вспышку гнева, прорывая при этом покров тупости. Эта форма шизофренического гнева по своему психологическому механизму скрытого аффективного застоя и бессмысленного разряжения имеет некоторое родство с известными синдромами травмы мозга и эпилепсии. Гневно-тупые шизоиды могут сделаться дома жесточайшими и опаснейшими тиранами, которые жестоко, бесчувственно относятся к окружающим и распоряжаются ими согласно своим педантичным прихотям. Некоторые известные в истории деспоты имеют, по крайней мере по внешности, много сходства с этими шизоидными типами.

Безразличие, Wurstigkeit (Блейер), является частым шизоидным вариантом аффективной тупости. Это — равнодушие, выставляемое напоказ, — следовательно частичная тупость, принимающая черты психической активности. Безразлично ко всему относящийся знает, что многие вещи, важные для других, не представляют для него никакого интереса; это сознание он выявляет в своих поступках, иногда к этому примешиваются причудливый юмор или сарказм. Относящиеся ко всему безразлично являются вероятно теми полуопустошенными людьми, которых мы выше описали, когда сохранившиеся обломки психической активности лежат среди развалин отупевшей души; вероятно это также расщепление в смысле Блейера, когда неразрушенная часть личности в полукомическом виде вырисовывается среди этих развалин. Сюда также относится в области душевных заболеваний неприятная, грубая осанка гебефреников.

Как из лиц, ко всему безразлично относящихся, так и из других полуопустошенных тупых рекрутируется большая армия социально гибнущих, неудержимых расточителей, игроков и пьяниц, богатых папенькиных сынков, эксплуатируемых женщинами, студентов-пьяниц, преступников и главным образом проституток и бродяг. Эти взаимоотношения вскрыла Гейдельбергская клиника, в особенности Вильманс. Близкое отношение к шизоидному циклу имеет также группа постоянно странствующих, у которых безразличие комбинируется с шизоидными приступами расстройства настроения. Полуравнодушные, полустрадающие внутренне, они бродят с места на место по всему свету. Иногда вплетаются сюда легкие шизофренические толчки, отдельные галлюцинации. Черты такого типа можно встретить у некоторых высокоодаренных, например, у Платена, а затем даже у некоторых простых бродяг.

Что такое холодность аффекта в противоположность тупости его? Прежде всего холодными называются такие натуры, у которых отсутствует сердечное отношение людям, юмор, сочувствие к радости и горю других, — короче говоря, у которых слабо звучит диатетическая темпераментная шкала. Другой вариант диатетического дефекта называется сухостью. Простой народ, как мы видели, выраженных диатетиков, например, циклоидов, называет душевно теплыми людьми. В этом общем смысле, следовательно, все шизоиды отличаются холодным темпераментом.

[132]

Здесь уместно отметить, что тонко чувствующие шизоидные люди воспринимают все очень своеобразно. Шиллер, здоровый шизотимик, говорит в своих сочинениях: “Когда я впервые познакомился с Шекспиром, меня возмутила его холодность, его нечувствительность, которая позволяет ему шутить в состоянии высшего пафоса”. Аналогичное суждение, как здесь о Шекспире, я читал о Готфриде Келлере. Шизотимики не могут вполне вчувствоваться в циклотимические темпераменты. Тонким шизотимикам кажется бесчувственным, грубым, если циклотимик созерцательно рассматривает и “ощупывает”, юмористически снисходительно улыбается и даже начинает смеяться по поводу таких ситуаций, которые, нежно трогая и устрашая, приводят шизотимика к торжественному пафосу или к мечтательной элегии. То, что называет типичный шизотимик душевностью и теплотой, — это сильные позитивные аффекты, его психэстетическая темпераментная шкала. Диатетик же для этих ценностей в основу кладет свою собственную шкалу. Обычный человек чувствует вместе с циклотимиком и против шизотимика.

Выражение “душевнохолодный” имеет более узкое значение. “Тупым” мы называем человека, которого можно толкать, а он при этом не поднимает головы. “Холодным” мы называем человека, который проходит мимо трупов и ничего при этом не ощущает. “Тупым” называют в обыденном смысле пассивную бесчувственность; “холодным”, напротив, — активную. При тупости дефект касается психомоторной сферы; “холодность” — это чистая анестезия при ненарушенной способности действовать. По отношению к шизоидным личностям является вопросом конституциональных наслоений, производят ли они чаще впечатление холодных или тупых, или же, что бывает весьма часто, являются теми и другими. Кроме того можно иногда наблюдать, как с перемещением психэстетической пропорции тупость превращается в холодность и наоборот. Приходится видеть случаи (таковой ниже представлен), когда типично шизоидные препсихотики с сентиментальным, лишенным аффекта темпераментом в периоде полового созревания при незаметном перемещении становятся даже без психоза холодными, жестокими людьми. На основании поверхностных сведений, особенно относительно шизоидных родственников, нельзя решить вопроса, сколько холодных шизоидов развилось под влиянием толчков и незаметных перемещений.

Известен факт, что черты активной холодности, случайной грубости и эгоистической раздражительности, вплетаются в картину сентиментального, лишенного аффекта типа. В особенности стильные аристократические шизоиды производят впечатление холодных.

Вообще говоря, мы находим часто в семьях шизофреников черты активного бездушия, холодную стойкость, жестокость, сварливость, циничный эгоизм, деспотическое упрямство, тупую ненависть, наконец, жестокие, преступные инстинкты. Гофман приводит в своей книге примеры таких типов. Мы могли бы предложить вниманию читателя целую серию злобных, худосочных старых холостяков и злых жен, язвительных, иронических, кислых существ, сухих угрюмых педантов, недоверчивых, холодных интриганов, ограниченных тиранов и скряг. Мало того, мы могли бы заполнить целую книгу очерками жизни всех этих конституциональных вариантов и социальных типов, которые в цикле шизофренического помешательства выявляют анэстетически-шизоидные компоненты в смысле душевной бедности, душевной холодности и душевной сухости.

Следует указать на то, что шизоидные налеты наследственности в благоприятных сочетаниях могут создавать высокоценные социальные варианты. Резкая холодность по отношению к судьбе отдельного человека вместе со склонностью к схематической принципиальной последовательности и к строгой справедливости

[133]

могут, как хорошо компенсирующие элементы личности, создавать людей со стальной энергией и непоколебимой решительностью. Фридрих Великий со своими шизоидными наследственными чертами из дома Вельфов служит этому хорошим примером.

Эта настойчивая энергия составляет противоположный полюс к “недостатку импульса”, к полному равнодушию и слабоволию шизоидных психопатов и гебефреников. И здесь в психомоторной сфере шизоидов чрезмерная энергия и равнодушие составляют аналогичную биологическую контрастную пару раздражения и паралича, как психэстетическая чрезмерная чувствительность и нечувствительность. Психэстетическая тупость и психомоторное безразличие настолько переходят друг в друга, что их нельзя рассматривать изолированно.

Шизоидная эмоциональная холодность при неблагоприятных конституциональных наслоениях может вылиться в дурные поступки, особенно в сочетании с вышеописанной недостаточной устойчивостью инстинкта, например, в сочетании с садистическими компонентами. Здесь могут иметь место жесточайшие преступные натуры.

Стоит только представить себе жестокости, которые описаны в дневнике шизофренического короля Людвига II Баварского превращенными в действительность более активной натурой в абсолютическом государстве, чтобы понять многое из того, что происходило столетия тому назад благодаря полубольным душевно цезарям.

ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ И ПСИХОМОТОРНАЯ СФЕРА

Мы выдвинули на первый план психэстетические качества шизоидных темпераментов, так как они составляют важнейшую основу построения личности. Но мы должны наряду с этим еще коротко остановится на их характерологических выразительных свойствах и на их психомоторной сфере. О шизоидных волевых процессах мы только что сказали. Если у циклоидов выразительные движения в психомоторной сфере закруглены, естественны, адекватны раздражению, то многие шизоиды характеризуются отсутствием непосредственной связи между эмоциональным раздражением и моторной реакцией.

У душевнобольных шизофреников мы видим, что путь от душевного раздражения до реакции благодаря задержкам промежуточных импульсов и кататоническим механизмам часто так загораживается, искажается и перемещается, что мы его не в состоянии распознать или можем судить о нем на основании лишь косвенных заключений. В более легких степенях мы находим инконгруэнцию между раздражением и выразительной реакцией у многих шизоидных личностей.

Мы уже подробно говорили о двух важнейших шизоидных психомоторных симптомах в их психэстетических взаимоотношениях: о параличности аффекта и застенчивости. Наряду с этими существует много вариантов, которые отчасти объясняются внутренними различиями в пропорции и в конституциональных наслоениях, а отчасти простыми условиями среды. Деревянность аффекта (Блейер) можно рассматривать как “спастический” прототип параличности аффекта. Эта деревянность аффективно выразительных движений наблюдается у шизоидов с аристократическими манерами и с патетическими характерами. В зависимости от того или иного повода или окружающей обстановки, она выражается в напыщенности, церемониальности, торжественности или педантизме. Живые шизоиды производят, напротив, впечатление “торопливых”, “суетливых”, “вертлявых”, причем вы -

[134]

является порывистость моторного темпа в противоположность подвижности гипоманиакального. Флегматическое душевное спокойствие является как психомоторным, так и психэстетическим симптомом. У шизоидов оно может комбинироваться с нервной суетливостью в удивительных сочетаниях.

Наряду с этими более грубыми стигматами мы находим ряд мелких ослаблений и напряжений в выразительных движениях, что может благоприятным образом действовать на личность. Мы уже упомянули о стильности и сдержанности в жестах и движениях, что вместе с гиперэстетическим тонким чувством составляет аристократический симптомо-комплекс и придает жизни таких людей своеобразную красивую линию, которая отсутствует у циклоидов. Такт, вкус, нежная внимательность, избегание всего грубого, неуклюжего и ординарного составляют особое преимущество этой шизоидной группы и делают ее антиподом гипоманиакальных темпераментов: тонкое чувство и стильность бывают только у одних, свежесть и естественность — только у других. Вследствие этого оба сорта людей плохо понимают друг друга.

Своеобразную военную выправку в выражениях и движениях мы встречаем иногда как наследственную в шизоидных семьях даже таких сословий, где подобные вещи вовсе не культивируются и даже не признаются. Если называют таких людей стройными, то таким образом их одновременно характеризуют и соматически и психически. Здесь часто дело идет о властных натурах, крайне настойчивых и с сильным характером.

Склонность к психомоторной инконгруэнции стоит в тесной биологической связи со склонностью к психэстетической чрезмерной чувствительности, к интрапсихическим задержкам и к комплексным образованиям в смысле Блейера(7). Все эти три момента, выражаясь схематически, можно рассматривать как выявление того же действующего начала на различных частях психической рефлекторной дуги. Многие шизоиды предрасположены по отношению к аффективно-сильным переживаниям, к расстройствам проводимости так, как мы это определили при сенситивном бреде отношения. Некоторые шизоиды при группировке симптомов сдают ту комбинацию гиперэстезии и сдержанности, которая предрасполагает к сенситивным реакциям переживаний. Поэтому мы находим такие сенситивные моменты развития при шизофренических психозах.

ПСИХИЧЕСКИЙ ТЕМП

Этим мы заканчиваем наши исследования о психэстезии и психомоторной сфере шизоидов и остановимся на момент на близко родственном психическом темпе. Мы сказали, что циклоиды имеют волнообразный тип темперамента, аффективность, которые в глубоких волнообразных линиях эндогенного или реактивного характера поднимаются и опускаются между веселостью и печалью. Циклоиды не имеют никаких комплексов или лишь очень незначительные; вливающийся аффективный материал становится тотчас же видимым и непосредственно перерабатывается. Напротив, шизоидные люди, поскольку они сохранили способность к психическим реакциям, имеют часто прыгающий тип темперамента. У них не бывает закругленной, волнообразной кривой; здесь кривая аффекта обрывиста. В психозе мы видим этот тип особенно развитым в кататонических карти-

----------------------

(7) Под комплексом мы понимаем здесь изолированные группы представлений с сильным аффектом, которые имеют самостоятельное и часто отрицательное действие на психические процессы.

[135]

нах, при переходах от полной замкнутости к внезапным раздражениям аффекта. Шизоиды — это типичные люди комплекса, у которых суммированные небольшие повседневные раздражения, а также и большие группы представлении, аффективно окрашенные в судорожном напряжении, долго действуют под покрывалом и затем могут дать неожиданно аффективные реакции, если кто-нибудь коснется их. Так, шизоиды часто становятся капризными, неожиданно меняются в настроении при невинном замечании во время беседы, чувствуют себя обиженными, делаются холодными, уклончивыми, ироническими и язвительными. Благодаря этим механизмам комплексов взаимоотношение между причиной и действием их аффективности более сложно и менее ясно, чем у циклоидов.

В общем и целом многие шизоидные темпераменты группируются между двумя полюсами: между чрезмерной тягучестью и чрезмерной порывистостью Мы встречаем, с одной стороны, энергичные, упрямые, своенравные натуры, а с другой, — неустойчивые, капризные, порывистые, нестойкие. Циклоидные темпераменты двигаются между “быстро” и “медленно”, шизоидные — между “тягуче” и “порывисто” ( 8 ) . Циклоидная кривая темперамента волнообразна, шизоидная — прыгающая.

В связи с этим пожалуй отчасти соотносятся известные особенности мышления. Наряду с непостоянными, разорванными, соскальзывающими, афоризматически туманными рукописями, мы, с другой стороны, находим у высокоодаренных шизоидов, параноидных пророков и в рукописях тяжелых кататоников стремление к тягучести, перечислению имен и чисел, к схематизации, к последовательной абстракции и образованию систем. Эту характерную особенность мы опять встретим в психологии гениальных шизотимиков.

В связи с прыгающей кривой аффекта следует упомянуть то, что Блейер называет амбивалентностью — колебание чувствований и воли между да и нет, что является характерным для многих шизоидов. Мы присоединяем здесь вероятно близко примыкающую сюда психологическую черту, которая часто наблюдается не только у пациентов (очень хорошо у некоторых шизофреников с незаметным началом болезни), но особенно в биографиях шизоидных художников и у здоровых шизотимиков: альтернативную установку аффективности. В то время как известные циклоидные типы являются типичными представителями здравого смысла, примиряющей умеренности, сглаживания и аффективного выравнивания, шизоиды же, о которых мы здесь говорим характеризуются тем, что у них отсутствует аффективное среднее положение. Они или восхищены, или шокированы, или преклоняются, или ненавидят человека; сегодня они проникнуты чрезмерным самодовольством, завтра совершенно разбиты. И это происходит вследствие пустяков: кто-нибудь употребил грубое выражение или непроизвольно коснулся их чувствительного комплекса. Или весь мир, или ничего, или, как Шиллер, “срывающий с головы венок”, или как жалкий игрок, для которого единственным выходом является пуля в лоб. Они не видят людей, которые могут быть добрыми или злыми, с которыми можно ладить, если к ним отнестись несколько юмористически; для них существует только джентльмен или простолюдин, ангел или черт, святая или мегера — третьего нет.

Эту особенность темперамента нельзя смешивать с сангвинической преизбыточностью некоторых гипоманиакальных натур. Циклоид преизбыточен, шизоид эксцентричен. Темперамент преизбыточного колеблется, темперамент эксцен-

-----------------

(8) Мы не касаемся просто равнодушных, так как они не представляют характерологического интереса.

[136]

тричного перескакивает и съеживается. У циклоидного сангвиника, как бы высоко ни поднимались и низко ни опускались волны его настроения, колебания происходят все-таки в естественно-закругленных переходах, проходя чрез аффективное среднее состояние; мечтательный шизоид перескакивает через них от одного противоположного полюса к другому. Здесь уместно указать, что старое обозначение темперамента как сангвиничный и флегматичный неприменимо для более тонких психологических анализов, так как они без резкой диференцировки объединяют преизбыточное и эксцентричное, циклоидное довольство и шизоидную аффективную тупость.

Следует иметь в виду эту альтернативную аффективность некоторых шизоидов, так как мы ее позже встретим в нормальной психологии и у гениальных людей как страсть к пафосу и к элегической мечтательности и как страсть к фанатизму в поступках у шизотимиков.

Мы говорим лишь очень кратко, чтобы понапрасну не переходить от анализа шизоидных темпераментов в область шизофренических расстройств мышления. Мы подчеркиваем, что не наша задача писать психологию шизофреников, мы хотим только осветить проблему шизофрении в связи с общим биологическим учением о темпераментах. Клиницисту кроме того надо еще иметь в виду, что известные, четко выступающие у некоторых шизоидов черты характера напоминают известные стороны описания “нервного характера” и “истерического характера”. Не подлежит никакому сомнению, что существуют нервозные и истеричные психопаты и дегенераты, которые в биологическом отношении являются не чем другим, как шизоидами. Это уже подчеркнули Блейер и его школа, и возможно, что некоторые черты таких шизоидов отмечены в обычном описании нервного или истерического характера. Следует подчеркнуть, что нервозность и истерия, хотя и являются целесообразными сборными клиническими понятиями, вовсе не представляют собой конституциональных понятий в углубленном биологическом смысле. Существует базедовидная, травматическая, шизоидная нервозность и т.д. Все это мы здесь не можем рассматривать. Это — задачи для будущих исследований, — при современных средствах они не разрешимы. Мы воздерживаемся поэтому от всякого суждения, насколько шизоидное проникает в область нервозности, истерии, дегенеративной психопатии, врожденного слабоумия и т.д. Мы советуем только не сливать все в одно и также не устанавливать границ. В равной степени мы не рекомендуем делать попытки уже теперь решить вопрос, является ли шизофрения или шизотимический конституциональный тип чем-то биологически-однородным, или представляет собой лишь группу родственных между собой типов. Это же, разумеется, касается и циклотимических конституций. Но мы чувствуем, не имея однако положительных доказательств, что главная масса циклотимического круга по своему телесному и по своему психическому строению производит более простое и более целостное впечатление, чем это можно было бы сказать о весьма различных типах строения тела и характера шизоидного круга; разумеется, это большое внешнее разнообразие не служит доказательством против внутреннего единства. Наша цель здесь — только по возможности характеризовать телесно и психически шизотимический тип в целом, в противоположность циклотимическому; но мы этим не хотим сказать, что шизотимическое и циклотимическое заключают в себе нечто абсолютно однородное или, что наряду с этими обеими группами нет еще других конституциональных главных групп, которых мы еще не знаем.

[137]