Хрестоматия по конфликтологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

А. Донцов, Т. Полозова. ПРОБЛЕМА КОНФЛИКТА В ЗАПАДНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Написанная и опубликованная в 1980 году авторами данная статья явилась первой попыткой обобщения подходов западных психологов по изучению межличностного конфликта. Понятие конфликта, которое сформулировано было в традициях мотивационного подхода, анализируется авторами с точки зрения специфики социально-психологического явления. Важным моментом этого исследования является анализ методов исследования конфликтов. Отмечая ограниченность лабораторного метода исследования, авторы отмечают неправомерность отождествления лабораторной и естественной ситуации конфликта .

Печатается по изданию: Психологический журнал. Т. 1. № 6. 1980. — С. 119-123

Проблема межличностного конфликта становится объектом интенсивного изучения в социальной психологии на Западе (прежде всего в США) начиная с 60-х годов XX в. Возникновение интереса к проблеме конфликта, связанное с эволюцией теоретических и методических ориентации социально-психологического знания, в первую очередь обусловлено обострением классовых противоречий капиталистического общества, продиктовавшим рост социального заказа на исследования в данной области. Общее число таких исследований, нередко противоположных как по исходным установкам, так и по полученным результатам, достигает сегодня астрономических размеров. Десятками исчисляется и количество специальных обзоров, посвященных их теоретико-экспериментальному анализу.

Вместе с тем при всем многообразии эмпирических и теоретических подходов к проблеме конфликта вырисовывается достаточно устойчивая концептуальная схема, основанная на общепризнанном в западной социально-психологической литературе определении сущности конфликтогенных факторов. Методологически центральным здесь выступает представление о том, что возникновение конфликта обусловлено осознанной несовместимостью индивидуальных намерений и интересов противоборствующих сторон. Такой подход к пониманию истоков конфликта распространен под именем мотивационной концепции конфликта.

Именно мотивационная концепция конфликта рассматривается подавляющим большинством западных авторов как основной путь разработки унифицированной категориальной сетки, позволяющей описать механизм любого социального столкновения любых противостоящих сторон. Понятно, что решение этой задачи потребовало принятия модели, которая по необходимости должна была быть абстрагирована как от специфических особенностей конкретных конфликтных столкновений, так и от содержания вызвавших их противоречий, в ином случае она потеряла бы качество всеобщности. Такой моделью, к которой якобы может быть редуцирован любой социальный конфликт, как раз и выступало стимулированное мотивационно-прагматической несовместимостью конфликтное взаимодействие индивидов в строго регламентированных лабораторных условиях.

Определение конфликта

Дефиниции конфликта, предлагаемые в русле мотивационного подхода, хотя и не лишены терминологической путаницы и разногласий, едины в главном — акценте на роли субъективных факторов в детерминации конфликтного взаимодействия. Одно из первых определений предложено видным американским исследователем L . Coser , оказавшим значительное воздействие на формирование подхода к пониманию природы конфликта. Согласно L . Coser , конфликт в собственном смысле слова есть «борьба, возникшая из-за дефицита власти, статуса или средств, необходимых для удовлетворения ценностей и притязаний, и предполагающая нейтрализацию, ущемление или уничтожение целей соперников». Уточняя и развивая это положение, L . Coser говорит о необходимости различать конфликт как средство достижения определенного результата и конфликт как самоцель. Конфликты первого типа (реалистические), будучи стимулированы намерением достичь некоторую цель, могут быть заменены некоторым другим типом взаимодействия, если конфликт будет расценен как неадекватное средство получения желаемого результата. Конфликты второго типа — нонреалистические — порождены «не конкурирующими целями сторон, а необходимостью снятия напряжения, по крайней мере, у одной из них». Здесь также возможны альтернативные решения, но касаются они лишь выбора противника для снятия напряжения, а не наиболее приемлемой для реализации поставленной цели модели взаимодействия.

Более чем десять лет спустя К. Fink , проанализировавший множество дефиниций конфликта с целью упорядочения и унификации терминологии, дал определение, которое обнаруживает теснейшую зависимость от позиции L . Coser . «Социальный конфликт, — пишет К. Fink , — это любая социальная ситуация или процесс, в которых две или более социальных единицы связаны, по крайней мере, одной формой психологического или интерактивного антагонизма». Психологический антагонизм — это эмоциональная враждебность и сходные с ней явления. Интерактивный антагонизм понимается как взаимодействие, строящееся по типу борьбы и вмешательства в дела противоборствующей стороны.

Сохранение тех же двух линий анализа (конфликт как резкое эмоциональное неприятие какого-либо лица и как форма взаимодействия в достижении конкурирующих целей) характерно и для позиции многих других авторов. Однако конфликт в истинном смысле слова чаще всего определяется по второму типу, хотя и отмечается, что он включает некоторое число эмоциональных моментов. Так, например, французский социальный психолог Н. Touzard , посвятивший немало страниц своей недавней книги обоснованию органической связи конфликта и агрессивного поведения, вместе с тем отмечает, что «социальный конфликт не может быть полностью описан с помощью психологических категорий: враждебность, агрессия не всегда присутствуют в социальном конфликте, и потому он не может быть низведен до собственных аффективных и импульсивных аспектов». Поэтому сам конфликт определяется автором как «ситуация, в которой действующие лица (индивиды, группы, организации, нации) либо преследуют несовместимые цели и ценности, либо одновременно в конкурентной манере стремятся к достижению одной и той же цели».

Некоторыми авторами определение межличностных конфликтов как продиктованных конкурентной ситуацией критикуется за происходящее при этом смешение понятий конфликта и противоречия. Позитивные моменты этой критики переросли в методологически существенное и ныне общепринятое в западной литературе противопоставление конфликта, с одной стороны, и конкуренции (соревнования) — с другой.

Разграничение конкуренции и конфликта обычно проводится с трех точек зрения, хотя и не конфронтирующих, но различных. Согласно первой из них, соревнование есть тот же конфликт, но осуществляющийся «по правилам», а потому ограниченный. «Конкуренция, — пишет A . Rapo - port , — обычно принимает форму легитимизированного конфликта, регулируемого определенными правилами. Действия участников здесь в равной степени могут или не могут быть направлены друг против друга с намерением воспрепятствовать достижению цели противником».

Другая, несколько отличная точка зрения принадлежит Р. Акоффу и Ф. Эмери. Отличие конкуренции от конфликта заключается, по мнению авторов, не в правилах как таковых, но в тех функциях, которые этими правилами выполняются. В случае конкуренции элементы конфликта хотя и присутствуют, но «ограничиваются правилами, которые служат либо общим интересам участников, либо интересам какой-то третьей стороны».

Третья позиция по вопросу о взаимосвязи конфликта и конкуренции высказана Н. Touzard . «Соревнование и конфликт, — пишет автор, — могут быть разграничены при помощи понятия «власть», определяемого как возможность субъекта (индивида, группы, организации, нации) влиять на образ действий другого субъекта, модифицируя или контролируя его поведение, установки или чувства». Соревнование как таковое характеризуется как «параллельные» поиски субъектами одной и той же цели, оно мотивировано желанием выиграть, а не причинить ущерб противнику. Однако в том случае, когда контроль над поведением другого становится осознанной целью или единственным средством достижения результата, соревнование может перерасти в конфликт. «Если в соревновательной ситуации, — подчеркивает автор, — мотивация тотального контроля над поведением других более сильна, чем соглашения и правила, ее воспрещающие, есть конфликт». В том же ключе грань между этими категориями проводят Q . Wright , К. Воulding и некоторые другие авторы.

Наиболее полную социально-психологическую интерпретацию понятия конкуренции и конфликта (как и «мотивационная концепция» в целом) получили, на наш взгляд, в работах М. Deutsch , подытоженных в книге «Разрешение конфликта». Отличие этих категорий (как и описываемых ими явлений), согласно М. Deutsch , состоит в том, что они относятся к разным сферам реальности. В качестве таких сфер в концепции М. Deutsch выступают объективная конфликтная ситуация, составляющая основу конфликта, и конфликтное поведение, представляющее способ взаимодействия участников конфликта, возникающий при осознании ситуации как конфликтной.

Конкуренция понимается автором как характеристика ситуации взаимодействия, внешне заданный тип взаимосвязи сторон, который предполагает негативную взаимозависимость целей: один выигрывает только в том случае, если другой проигрывает. Конфликт, объективным признаком которого М. Deutsch считает столкновение несовместимых действий (Т. е. таких, которые направлены на пресечение, срыв, обструкцию других действий) является характеристикой не ситуации, а межличностных отношений. Решающее условие вступления в конфликт — это не столько сам по себе факт несовместимости действий, сколько перцепция несовместимости. «Ни течение конфликта, ни его исход не определяются с неизбежностью внешними обстоятельствами, в которых конфликт себя обнаруживает». Психологической реальностью конфликт становится только в том случае, если он воспринят как конфликт.

Конечно, оговаривает М. Deutsch , это не означает, что восприятие всегда истинно, а действительная несовместимость всегда воспринимается.

Кооперативная (либо конкурентная) ситуация, будучи жестко определенной объективными обстоятельствами, вместе с тем имеет определенное отношение к личности участников этой ситуации. Опыт взаимоотношений в ситуациях подобного рода может сформировать, согласно М. Deutsch , два различающихся типа, или стиля, поведения, которые, что особенно важно, могут быть использованы испытуемым и в отсутствие «вызвавшей и сформировавшей данный тип поведения ситуации». Первый тип поведения, называемый кооперативным, или «содействующим» ( promotive ), характеризуется высокой взаимозависимостью вероятностей достижения цели обеими сторонами, побуждающей способствовать реализации намерений партнера, а тем самым — и своих собственных. Индивид, придерживающийся такого типа поведения, склонен позитивно оценивать успехи другого, облегчать выполнение его действий и т. п. — словом, всячески проявлять кооперативные акции. Конкурентный, или «противодействующий» ( contrient ), тип поведения характеризуется негативным отношением к успехам другого, попытками блокировать его действия, отвержением любых форм воздействия с его стороны. Такое поведение, пишет автор, наиболее адекватно в ситуации, когда вероятности достижения цели обратно взаимосвязаны: успех одного с необходимостью влечет поражение другого.

Собственную исследовательскую задачу автор видит в «изучении конфликтов, участники которых развивают конкурентные и кооперативные отношения в ситуациях, позволяющих и то, и другое». Кстати, изучение конфликтов в условиях взаимодействия при так называемой «смешанной» мотивации ( mixed - motive interaction ), т.е. такой, в которой переплетены кооперативные и конкурентные интересы, является доминирующим направление анализа межличностного конфликта не только для М. Deutsch , но и для всей западной социальной психологии.

Метод исследования

В поисках методов формализации ситуации конфликтного взаимодействия западная социальная психология обратилась к интенсивному освоению некоторых разделов математики, прежде всего теории игр. Под «конфликтной» здесь понимается ситуация, в которой «участвуют различные стороны, наделенные различными интересами и возможностями выбирать доступные для них действия в соответствии с этими интересами». Формальные модели принятия оптимальных решений в подобной ситуации как раз и изучаются теорией игр, где игра выступает как способ описания столкновения интересов.

Наибольшую популярность и повсеместное распространение получил один из вариантов игры с ненулевой суммой, известный под названием «Дилемма узника» («ДУ»). Хотя J . Davis , P . Laughlin , S . Komorita , сделавшие обзор современных исследований, отмечают, что «в последние два года характерно снижение количества работ с использованием модели «ДУ»», популярность этой игры все еще достаточно высока, а сама модель доминирует в экспериментальном изучении конфликтного взаимодействия. Свидетельством тому являются достаточно полные обзоры работ с применением данной модели, выполненные P . Gallo , С. McClintock , P . Swingle , L . Wrightsman , J . О. Connor , N. Baker , С. Nemeth , E . Apfelbaum и другими авторами.

Необходимо отметить, что многочисленные исследования конфликтного взаимодействия, проведенные в рамках и на основе теоретико-игрового подхода, сопровождаются в современной литературе не менее многочисленными критическими высказываниями в его адрес. Главная причина разочарования в «ДУ» как парадигме изучения конфликтного взаимодействия состоит в том, что сама эта ситуация, по мнению многих авторов, настолько искусственна и многозначна, что поведение в ней лишь в малой степени соотносится с поведением человека в реальной жизни. Этим обусловлено скептическое отношение к ситуации «ДУ» даже тех авторов, которые активно ее используют в собственных исследованиях.

Критическому осмыслению были подвергнуты прежде всего основные теоретические постулаты, имплицитно содержащиеся в «игровом» понимании конфликта. Во-первых, это постулат рациональности, согласно которому стремление к максимизации (оптимизации) выигрышей — основная детерминанта индивидуального поведения. «Этот постулат, — отмечает Н. Touzard , — является соглашением, сделанным теоретиками игр в полном соответствии с теорией « homo economicus »». Прекрасно известно, что подобная теория чисто конвенциональна и не соответствует ни реальности экономических отношений, ни реальности социальных конфликтов. При этом, подчеркивает М. Plon , происходит неправомерное отождествление между лабораторной и естественной ситуацией конфликта: «...игра из математической модели, каковой она была в теории, становится редуцированной моделью реальности». Во-вторых, это постулат статичности ситуации конфликтного взаимодействия: полагается, что индивид изначально обладает всей полнотой информации, содержащейся в матричном описании ситуации и раз и навсегда фиксирующей иерархию индивидуальных значимостей тех или иных действий. Теоретико-игровая парадигма, не без иронии замечают многие авторы, описывает то, как люди должны действовать, а не то, как они действуют на самом деле. В этой связи, пишет Н. Touzard , «теория игр, являясь источником и средством формализации, не может быть названа теорией социального конфликта».