Венгеров А. Теория государства и права

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава девятнадцатая. ПРАВОМЕРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ПРАВОНАРУШЕНИЕ И ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Право и поведение. Понятие правомерного поведения. Виды правомерного поведения. Понятие правонарушения. Виды правонарушений. Социальная природа и причины преступности. Социальная ответственность и ее виды. Юридическая ответственность и ее виды. Освобождение от юридической ответственности. Презумпция невиновности.
В предыдущих темах неоднократно упоминалось «правило поведения» как синоним нормы права. Шла речь и о воздействии права на поведение, и о поведении как объекте правоотношения, и о бихевиористском подходе к пониманию права, когда в основе лежит изучение связки «право – поведение». Словом, поведение также оказывается важным предметом интересов теоретико-правового знания.
В общем, так оно и должно быть. Ибо если само право – это социально-регулятивная система, то регулирует она прежде всего и главным образом поведение человека, то, как он действует, как должен действовать.
Вот почему теория права традиционно обращается прежде всего к характеристике поведения, вырабатывая критерии, которые позволили бы оценить конкретное поведение. Ведь именно поведение выступает итогом, результатом реализации права, и только эти оценки могут ответить на вопрос – соответствует ли поведение правовым требованиям или, напротив, отклоняется от этих требований, правомерно ли оно, противоправно.
И, конечно, всегда надо отвечать на вопрос: а что делать, если адресат нормы действительно отклоняется в своем поведении от правовых требований, если нарушил правовую норму, стал правонарушителем? Какую ответственность он за это должен нести? Зачем нужна вообще ответственность обществу?
Таким образом, юридический интерес к поведению – это также одно из важных направлений в познании права как целостного социального института. Теория права при этом выделяет и формулирует только то, что органично связывает поведение с правовым воздействием, с регулятивной природой права.
На первом месте при этом оказывается проблема мотивов поведения: участвуют ли в формировании этих мотивов правовые требования или их природа знает иные, может быть, более глубокие пласты, причины.
Конечно, это область знания не только теории права. Здесь она основательно пересекается с другими науками, и прежде всего с психологией. Теория права в этой области во многом использует современные наработки именно психологии, особенно социальной психологии.
Современный научный уровень знания последовательно связывает мотивы поведения с интересами, определяя последние как объективные или субъективные потребности и жизнедеятельности субъектов права. Различают личные, общественные, государственные, национальные и иные интересы.
У физических лиц интерес всегда формирует те или иные личностные установки предрасположенности, штампы, ценностные ориентиры, цели, способы их достижения и иные сознательные и эмоциональные стороны поведения, знать и учитывать которые особенно важно при правоприменении.
Эти установки могут формировать различные стереотипы поведения личности. Например, прагматические, когда все поведение субъекта права оценивается, «пропускается» сквозь призму выгодности или пагубности «для себя». Одной из психологических форм такого поведения является эгоизм и его крайние проявления в виде эгоцентризма.
Вместе с тем эгоизм может формировать мотивы предприимчивости, деловитости, карьерности (а не только карьеризма), что в общем не всегда заслуживает негативной оценки.
В свою очередь иные установки могут формировать мотивы, определяющие поведение, полезное для «ближнего», для общества, так называемые альтруистические мотивы. Альтруизм, так же как и эгоизм, имеет различные уровни и формы проявления и также определяется в конечном счете осознанными или «прочувствованными» интересами.
Одна из древних альтруистических форм – это установка на самопожертвование для помощи тому, кто в этом нуждается, во имя общественных идеалов и целей.
Весьма распространенной в истории является и такая альтруистическая форма, которую обозначают как теодицию. Теодиция – это претерпевание страданий в настоящем ради благополучия, даже «блаженства» в будущем.
Религиозные догмы теодиции широко известны: претерпевание страданий на земле во имя блаженства в загробной жизни. Это один из основных библейских мотивов, объясняющий и устанавливающий, почему надо претерпевать те или иные страдания. Он трогательно и красочно дан в описаниях несчастий Иова, в так называемой вавилонской теодиции.
Характерно, что теодицивные мотивы широко использовались и в коммунистической утопии, превращая коммунистическую идеологию в одно из религиозных течений. А чем же, как не теодицией, были настойчивые уверения Ленина, Сталина, Хрущева о том, что сейчас народу надо немного потерпеть, а через несколько лет будет коммунизм и всеобщее благополучие и благосостояние, «молочные реки и кисельные берега». Ленин, выступая в 1920 году на 3-м съезде комсомола, определил срок наступления коммунизма в 15-20 лет, Сталин в 40-е годы – в 4-5 пятилеток, Хрущев в 1962 году отвел теодиции 20 лет.
Впрочем, мотивы теодиции – личностные, общественные – действительно, как кажется, нужны человеку со времен «неолитической революции», когда он занялся трудовой деятельностью, которая несет не только радость созидания, но и горечь несправедливого распределения результатов труда и всего сопутствующего этому в политической, экологической и иных сферах жизни.
Рассуждая о разных направлениях в мотивационной сфере человека, следует предостеречь от одного весьма распространенного предрассудка. К сожалению, он распространяется некоторыми психологами, но не имеет достаточно убедительных исторических обоснований.
Речь идет о том, что как уверяют некоторые ученые, первоначально наш предок, особенно при этом достается неандертальцу, был агрессивен, эгоистичен, в том числе по отношению к своим соплеменникам. Эти свойства сохранились и до сих пор и формируют различные антисоциальные поступки как отдельного человека, так и коллективных образований. Процесс социализации эти ученые видят в ограничениях агрессивности как чуть ли не прирожденного психологического состояния человека.
С этими утверждениями трудно согласиться, так как имеются археологические данные, показывающие, что альтруистические мотивы были распространены и среди наших самых далеких предков. Известно, например, что жизнь сородича без одной руки и с черепной травмой соплеменники поддерживали более двух десятков лет – и это 70 тысяч лет назад – так датированы соответствующие находки. Известно также, что неандертальцы лечили травами заболевших соплеменников, знали семейные формы брака.
Словом, альтруистическая взаимная поддержка друг друга у наших предков была также весьма распространена, хотя, конечно, выйдя из животного мира и заняв 3 миллиона лет назад экологическую нишу крупного всеядного дневного хищника, наш предок, разумеется, не отличался великосветскими манерами. Но искать в биологической природе человека социальные причины современной мотивации поведения – вряд ли перспективное дело.
Для теории права значительно полезней обратиться в этом процессе к волевым и сознательным элементам мотивации.
Психологическая характеристика воли как установки на достижение цели знает нормальные и дефективные формы своего проявления. Неумение сосредоточиваться, определять разумные средства для достижения цели, подчиненность другим (крайний случай – каталептические состояния), иные расстройства воли также формируют те или иные мотивы. Правоприменительная деятельность, например, расследование преступления, просто не может обойтись без их учета в конкретных ситуациях.
На рациональном уровне мотивации поведения также приходится оценивать, правильно ли был определен выбор путей для достижения цели или сознание субъекта права было дефектным. Иными словами, в мотивации поведения или его отсутствии могло проявиться расстройство сознания и тогда субъект права мог оказаться невменяемым.
Шизофрения, паранойя и разных формах, в том числе такой феномен, как раздвоение личности, галлюцинации – слуховые, зрительные, тактильные, – иные патологические состояния задают немало загадок врачам и юристам при определении, каким же было поведение и что надо делать с тем или иным субъектом права, если налицо нарушение правовых требований, правовых предписаний.
Разумеется, если поведение правомерное, то есть соответствует требованиям права, то делать ничего не надо. В этом случае в поведении субъекта права (физического лица, государственного органа, общественной организации, должностною лица) реализуется право – он соблюдает, исполняет, использует, применяет его.
Гражданин ведет себя законопослушно, и это поведение, собственно, и обеспечивает право, доводя свои требования до гражданина. Вот почему классическая формулировка «закон вступает в силу с момента опубликования» нацелена на то, чтобы адресат закона узнал о его появлении и, соответственно, организовал свое правомерное поведение.
Но издавна возникала проблема – а как быть, если гражданин не знал закона, не вел себя в связи с этим правомерно? Можно ли принимать отговорку субъекта права об этом как основание для его освобождения от всякой ответственности?
Теория права сформировала принцип: «незнание закона не освобождает от ответственности». Иными словами, если государство выполнило свою обязанность обнародовать, опубликовать закон в той или иной форме, то соблюдение этого закона становится основой для правомерного поведения. Обнародование закона знает самые различные формы. От стел, на которых выбивались законы во времена Хаммурапи, от глашатаев во времена средневековья до деятельности самых мощных современных средств массовой информации – таковы способы доведения законов до тех, кого они касаются. Деловым обыкновением во многих странах стал показ по телевидению самого законодательного процесса.
Словом, право как сигнал второго типа, о котором шла речь выше (неперсонифицированный сигнал тем, кого это касается), может лежать в основе правомерного поведения лишь в случае доступности для субъектов права.
Ну, а если государство не выполнило своих обязанностей по обнародованию законов, если законодательный акт имеет закрытый или даже секретный характер, как быть тогда? Разве такое незнание закона может не освобождать от ответственности? Казалось бы, в этом случае должно освобождать.
Но, увы, опять же в истории отечественной правовой системы, были такие ситуации, когда те или иные акты законодательства (например, некоторые Указы Президиума Верховного Совета СССР) имели закрытый и даже секретный характер, даже если касались прав и свобод граждан. За их несоблюдение наказывались соответствующие граждане, так и не узнав, что же они нарушили.
Происходило это в СССР в период борьбы с так называемыми тунеядцами, у которых конфисковались дома, которыми они владели на праве личной собственности.
Так, в 1960-1961 годах постановлением правительства собственникам домов запрещалось сдавать в аренду помещение для производственной работы на дому. Такое извлечение доходов считалось тунеядством и дом конфисковался государством. Но что постановление правительства было секретным и у соответствующего собственника конфисковался дом, хотя ему и не сообщали, на каком основании.
Многие акты законодательства, которыми определялась после войны горькая участь возвращающихся из плена, на основе которых осуществлялись депортации целых народов Северного Кавказа, также были закрытыми.
Поэтому норма Конституции Российской Федерации 1993 года о том, что «закон подлежит официальному опубликованию. Неопубликованные законы не применяются» (часть 3 статьи 15 Конституции) – это великое завоевание отечественной демократии, продвижение к развитию прав и свобод российских граждан.
Более того, Конституция устанавливает, что «любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения». Вот при таких условиях принцип «незнания закона не освобождает от ответственности» действительно может действовать и обеспечивать правомерное поведение.
Однако иллюзией было бы представлять, что граждане только и делают, что ищут и изучают законы, чтобы вести себя правомерно. Нет ничего более далекого от действительности, чем подобное представление.
Социологические исследования показывают, что каналов, по которым гражданин получает правовую информацию, несколько. Рассмотрим некоторые из них.
Это прежде всего официальный канал – ведомости, газеты. Важную роль играют также иные средства массовой информации, которые придают в настоящее время новые грани процессу юридизации общества, например телевидение.
Узнают о праве граждане в специализированных информационных узлах общества – юридических консультациях, агентствах, фирмах.
Важный источник – сведения от уже «попавших» в жернова юстиции соседей, родственников, «бывалых» людей.
Правовые сведения дают работники различных государственных органов, общественных организаций. Наконец, в конце XX века создаются компьютерные телекоммуникационные системы правовой информации, которые вообще переводят правовую осведомленность граждан на новый уровень.
И все же требовать от каждого, чтобы он знал все право, разумеется, было бы нелепо. Даже юристы не обладают этим знанием. В лучшем случае они знают, «куда надо посмотреть».
Однако для гражданина знание общих принципов, начал отечественной правовой системы, которые формируют правомерное поведение, является и возможным, и обязательным. А знание конкретных правовых норм, необходимых для нормальной жизнедеятельности, например для занятий предпринимательством, для определения условий труда, всегда можно почерпнуть из соответствующих правовых каналов.
Да так было и всегда в истории правовой жизни человечества. Заповеди Моисея, Законы XII таблиц, Билль о правах, основные права и свободы в Конституции и т.п. – это поистине главные ориентиры правомерного поведения в разные эпохи, в разных странах и «выучить» их было всегда возможно.
На этой основе субъект права всегда может оценить и организовать свое поведение, определить его общественное значение, осуществить свои права и свободы не за счет прав и свобод других граждан, пожелать или сознательно допустить те или иные последствия своего поведения. Социально вредным стало сейчас в России открытие по экономическим конъюнктурным соображениям юридических факультетов в сельскохозяйственных и подобных им вузах. Нет ни преподавателей, ни учебников, а погоня за средствами абитуриентов просто безнравственна.
Вот почему порой совсем бессмысленным является хаотическое преподавание различных юридических отраслевых дисциплин в школах, технических учебных заведениях, чуть ли не в детских садах. Это не правовое просвещение, а его профанация. Общие начала, принципы – да, это всем. А специальные знания все же надо оставлять юристам. Иначе все это – не формирование в обществе юридического мировоззрения, а нечто несуразное.
Правомерное поведение может иметь активный характер – соответствующие действия. И это один вид правомерного поведения. Это поведение может иметь и пассивный характер – бездействие, воздержание от действия. И это иной вид, но также правомерного поведения, если оно соответствует требованиям диспозиции правовой нормы.
Правомерное поведение имеет различные сферы проявления, которые можно соответствующим образом классифицировать: по отраслям права, по субъектам, по областям деятельности, по формам (демократические, авторитарные), по культуре, традициям. Собственно – это реальная, правовая жизнь общества, и ее обеспечивает правовой пласт общественной жизни.
Но в обществе в силу тех или иных причин существует и иной пласт, который также является глобальным интересом теории права. Это правонарушение.
Правонарушение – одно из тех социальных явлений, которые представляют исключительный интерес для теоретического и практического правового знания, да и не только правового. Действительно, почему закон, казалось бы, принятый для общей пользы, освященный авторитетом государственной власти, воплотивший не один раз обсужденные, наиболее разумные правила поведения, тем не менее нарушается? Да подчас еще таким образом, что нарушение угрожает стабильности, устойчивости общественной жизни, становится общественно опасным, требует каких-то ответов общества!
Пожалуй, с тех самых далеких времен, кода в раннеклассовых обществах зародилось право и появился ею неразлучный спутник – правонарушение, теоретико-правовая мысль ищет ответ на вопрос – каковы причины и формы правонарушения, прежде всего особо опасного его вида – преступления. Почему возникает поведение (действие или бездействие), нарушающее правовые принципы, правила, предписания? И что надо делить, чтобы противостоять правонарушению, чтобы устранить эти опасные отклонена из общественной жизни? Поиск идет уже не одно столетие.
В этом поиске теория права не одинока. Она сотрудничает с социологией, другими гуманитарными науками – философией, социальной психологией, специальными юридическими науками: криминологией, наукой уголовного права.
Однако определение правонарушения, его видов и иных основных юридических характеристик – это дело теории права.
И первое, что можно выделить в правонарушении, – это поведение. Это действие (или бездействие), имеющее противоправный характер, т.е. нарушающее запреты, не исполняющее обязанности, установленные нормой права. Этим оно отличается от иных видов антиобщественного поведения, например от безнравственного или дезорганизующего поведения. И хотя противоправное поведение, как правило, включает в себя и нарушение моральных норм и содержит дезорганизацию, однако основной признак правонарушения – это противоправность. Правонарушение всегда направлено против охраняемых законом различных интересов: личных, общественных, государственных и иных. Оно причиняет этим интересам соответственно физический, имущественный, моральный, социальный, духовный ущерб.
Поэтому правонарушение – это не просто антисоциальное поведение, а наиболее вредное антиобщественное поведение, запрещенное правом. По степени вредности различают преступления и проступки. Поведение, которое характеризует преступление, называют деянием.
Наряду с преступлением и проступком еще одним видом правонарушения является деликт – отклонение от требований права, от положений договоров в среде имущественных и связанных с ними неимущественных отношений.
Общим признаком правонарушения является его свойство порождать юридическую ответственность, то есть различные установленные законом неблагоприятные последствия для правонарушителя: физические, имущественные, моральные и иные страдания, ущемления.
В этом смысле, утверждается, что правонарушение является основой для наступления юридической ответственности. Не может быть юридической ответственности без правонарушения.
Прежде чем определить и охарактеризовать более конкретно каждый вид правонарушения, следует в рамках теории права рассмотреть еще некоторые, общие для всех видов, основные черты правонарушения.
Эта задача решается в конструкции так называемого состава правонарушения. Понятие состава правонарушения помогает на практике определить, имеется или отсутствует правонарушение в конкретном поведении того или иного субъекта права. Социальное значение такого процесса трудно переоценить. Ведь правонарушение, если устанавливается, что таковое имеет место, может сломать жизнь любого человека, его родных, близких. Недаром говорится: «от тюрьмы да от сумы не зарекайся» – все может случиться на жизненном пути. Именно поэтому теория права должна совершенно точно сформулировать характеристики правонарушения.
В этой связи под составом правонарушения понимают наличие объективной и субъективной сторон, субъекта и объекта правонарушения. Причем только совокупность этих элементов позволяет говорить о наличии или отсутствии конкретного правонарушения.
Правонарушение это не столько юридическое, сколько социальное явление, так как общим объектом всех правонарушений являются социальные сущности, прежде всего правопорядок. Правопорядок как наиболее общий объект правонарушения характеризует юридическое состояние общественных отношений, представляет суммарный итог, результат соблюдения, исполнения, использования и применения правовых норм в обществе. Понятно, что любое правонарушение и той или иной степени ослабляет правопорядок, выбивает из-под него то или иное основание, разрушает то или иное звено.
Поэтому любое правонарушение наносит ущерб, причиняет вред устойчивости, стабильности жизни общества, личным и общественным интересам, а в конечном счете правопорядку.
Кроме этого общего объекта правонарушения, теория права выделяет конкретный объект каждого правонарушения. Это могут быть права и свободы человека, его жизнь и здоровье, собственность и безопасность. Это могут быть имущественные и финансовые интересы юридического лица, экологические интересы, это может быть и сфера государственного устройства – основы конституционного строя, форма правления, политический режим, военная сфера и т.д.
Важно подчеркнуть, что объект правонарушения – это всегда личное и общественное благо, которое охраняется, обеспечивается правом. Именно формальный момент – противоправность того или иного действия (бездействия) – прежде всего характеризует правонарушение.
Поведение субъекта права составляет объективную сторону правонарушения, то есть те внешние действия, которые можно наблюдать, устанавливать, оценивать. Эта объективная сторона в свою очередь представляет единство трех элементов: противоправного поведения, вреда и причинной связи между действием (бездействием) и причиненным вредом.
О противоправности действия, вреде речь шла выше. Причинно-следственная связь требует специального рассмотрения.
Действие (бездействие) только тогда становится противоправным, когда порождает последствия, которые являются социально нежелательными, вредными, запрещенными правом. Понятие причинной связи открывает черты объекта, когда одно явление порождает другое (следствие).
Впрочем, некоторые действия (бездействия) являются сами по себе противоправными, независимо от результата. Эти действия (бездействия) попросту запрещаются правом, учитывая потенциальный вред, который они могут причинить.
Поэтому различают реальные (первая ситуация) и формальные (вторая ситуация) составы правонарушения.
Так называемый казус вообще исключает наличие правонарушения. Казус (случай) появляется там, где отсутствует причинная связь между действием (бездействием) и результатом. Например, должник не выполняет свои обязательства перед кредитором, не возвращает арендованное имущество, так как стихийное бедствие уничтожило это имущество. Внешне должник противоправно бездействует, но не это бездействие ведет к нежелательному результату, а стихийное бедствие.
Субъектом правонарушения является дееспособный субъект права: вменяемый, достигший определенного возраста, гражданин государства или иностранец, не обладающий дипломатическим иммунитетом, либо лицо без гражданства.
Важное значение имеет возраст. Субъектом преступления может быть только лицо, достигшее 16 лет, а но некоторым преступлениям – 14 лет, для субъекта административного правонарушения – 16 лет, в деликтах возраст деликтоспособности начинается в некоторых правонарушениях с 15 лет, а как правило, с гражданского совершеннолетия.
Наконец, субъективная сторона. Она характеризуется виной – психическим отношением субъекта к своему действию (бездействию), к его результатам. Свобода воли, которая определяет выбор субъектом тех или иных вариантов поведения, проявляется и в психическом отношении этого субъекта к своему поведению, его итогам.
Это отношение прежде всего может быть сознательным, умышленным, когда субъект предвидит последствия своего поведения, желает либо допускает их наступление. Поэтому умысел бывает прямым или косвенным.
В отличие от умысла иной формой психического отношения является неосторожность. Субъект предвидит наступление вредных последствий, но легкомысленно надеется их предотвратить. Иной вариант – не предвидит, хотя мог и должен был предвидеть, это так называемая халатность.
Умысел, неосторожность – все эти формы вины составляют субъективную сторону правонарушения. И без вины, то есть без субъективной стороны, также не может быть правонарушения. Только единство объективной и субъективной стороны свидетельствует о наличии правонарушения. И в субъективной стороне правонарушения может иметь место казус, когда имеет место невиновное причинение вреда, не в связи с волей и желанием субъекта права.
При отсутствии вины (субъективной стороны) признание какого-либо действия (бездействия) правонарушением является также нарушением, имя которому в сфере уголовного права – «объективное вменение». Субъект не только не хотел, но и не мог и не должен был предвидеть наступления вредных последствий от своего действия (бездействия), а его в наступлении этих последствий обвиняют – вот этот произвол и называется «объективным вменением». В отечественной истории такие нарушения расцвели в 30-е годы, когда обвинения типа «вредитель», «враг народа» приобрели широкое распространение без всяких на то оснований.
Теперь о некоторых конкретных видах правонарушения. Преступление-это предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние, посягающее на общественный или государственный строй, экономические основы, собственность, личные, политические и иные права и свободы граждан, на иные социальные ценности. Главное в определении преступления – эта общественная опасность деяний, за которые может последовать уголовное наказание. Преступление знает также такие формы, как покушение, даже приготовление, соучастие. Все это вызвано особо опасным характером преступления. Для того, чтобы застраховать граждан от необоснованных обвинений в преступлениях, демократические общества выработали так называемую презумпцию невиновности. Она относится к важнейшим конституционным гарантиям прав гражданина. Статья 49 Конституции Российской Федерации гласит, что «каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда».
Презумпция невиновности – также важное демократическое завоевание. Об этом стоит напомнить, имея в виду многие штампы 30-х годов отечественной истории. Ведь тогда была в ходу расхожая фраза «органы не ошибаются» (имелись в виду НКВД и арестованные этими органами лица), то есть до суда вопрос о виновности конкретного лица был уже решен. Конечно, в те же годы к издевательствам над презумпцией невиновности следует отнести и предварительные решения политбюро, утверждающие «расстрельные списки» («осудить по 1-й категории»). А что стоило в 1938 году письмо Сталина секретарям обкомов о том, что пытки для получения показаний от «злостных врагов» разрешаются! Утверждалось бездоказательно, что конкретные лица – «враги народа», поэтому к ним можно применить пытки, поскольку «буржуазия» также применяет пытки к революционерам.
Да еще и сейчас в обыденном сознании существуют устойчивые штампы: как это может адвокат защищать преступника? И невдомек вопрошающему, что адвокат защищает человека, а преступник он или нет – это может установить только суд. Словом, у обывателя в этом штампе заключена классическая логическая ошибка: следствие поменялось местом с причиной, телега поехала впереди лошади. Еще и еще раз подчеркну, уже Французская революция XVIII века в Декларации прав человека и гражданина утвердила презумпцию невиновности как одну из величайших социальных ценностей после столетий абсолютистского произвола. Указывалось, что каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком путем гласного судебного разбирательства, при котором ему обеспечивались все возможности для защиты. Это же положение внесено и во Всеобщую Декларацию прав человека (1948 г.).
Следует также отметить, что преступление и наказание – это все же, в общем, основной предмет науки уголовного права.
Проступок – это также вид правонарушения, отличающийся от преступления тем, что действие (бездействие), образующее проступок, общественно вредно, но не признается законом общественно опасным.
Административный проступок направлен против государственного и общественного порядка. Он вредит организации общественной жизни в ее самых разных сферах. Этот вред заключается в дезорганизации общественных отношений, в нарушении тех или иных правил управления. Эти административные правила устанавливаются исполнительной властью и обеспечиваются административной ответственностью.
Хотя теоретически различие между преступлением и административным проступком можно определить достаточно уверенно, однако те или иные социальные процессы, взаимодействие политических сил подчас переводят некоторые конкретные преступления в ранг проступков и наоборот. Реализуется это, разумеется, законодательным путем, но стоят за этим либо либеральные, либо консервативные тенденции. Излишняя криминализация юридической ответственности, то есть определение как преступление тех или иных правонарушений, чрезмерное увеличение числа составов преступлений – показатель, как правило, такого состояния общества, когда имеется наличие в нем авторитарных, даже диктаторских тенденций власти.
Проблему административных правонарушений, борьбу с ними разрабатывает наука административного, в ряде государств полицейского права. Сейчас сфера интересов этой науки расширяется, соответственно выделяются все новые подотрасли административного права.
Дисциплинарный проступок – это общественно вредное нарушение трудовой, исполнительной, учебной и иной дисциплины, то есть нарушение обязательного порядка деятельности учреждений, предприятий и иных коллективных образований. Эти проступки дезорганизуют работу, а дезорганизация является общественно вредным состоянием управленческих отношений. Прогулы, опоздания на работу, нетрезвое состояние при исполнении служебных обязанностей, невыполнение распоряжений администрации – все это примеры дисциплинарного проступка.
Гражданское правонарушение (деликт) – также общественно вредное поведение, нарушающее урегулированные нормами права имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения.
Публичные высказывания, публикации в печати, унижающие честь, достоинство и деловую репутацию гражданина, действие (бездействие), причиняющее ущерб имуществу, неисполнение обязательств, прежде всего невыполнение договора, нарушение авторских прав и т.п. – все это примеры деликтов.
Деликты также влекут ответственность, но уже гражданско-правовую.
Особым видом правонарушения является неправовая деятельность органов исполнительной, судебной власти: издание неправомерных актов, вынесение неправосудных приговоров и т.п.
Социальная и юридическая природа правонарушений, как отмечалось выше, изменялась на протяжении длительного времени, и теория права разработала ряд важных положений, прежде всего о юридической и социальной ответственности.
Юридическая ответственность – одна из форм государственного принуждения, обеспечивающего правовую систему общества. По сути, это всегда отрицательная реакция государства на противоправное действие. Эта реакция содержит неблагоприятные последствия для правонарушителя, установленные правом. Юридическая ответственность устанавливается законом. И если организация или гражданин объявляют, что они не несут установленную юридическую ответственность, это объявление имеет ничтожный характер, не исключает ответственности.
Например, редакция одной из газет, опубликовав секретный доклад, полученный неофициально, объявила, что она снимает с себя всякую ответственность за разглашение сведений. Это неверно, т.к. статья 4 Закона о средствах массовой информации запрещает распространение сведений, составляющих государственную тайну, а статья 57 того же закона не предусматривает освобождение от ответственности в указанном случае.
В гостиницах часто можно встретить объявление, что они не принимают на себя ответственность за несохранность вещей постояльцев. Это тоже неверно в силу статьи 925 Гражданского кодекса, которая устанавливает ответственность гостиницы за утрату, недостачу или повреждение вещей постояльца, внесенных в гостиницу, за исключением денег, иных валютных ценностей, ценных бумаг и других драгоценных вещей. Особого соглашения на этот счет заключать с гостиницей не надо.
Юридическая ответственность – это одна из форм социальной ответственности. Но кроме юридической ответственности, в обществе действуют и иные формы социальной ответственности: моральная, политическая, организационная, общественная, партийная и иная. Организационная и политическая ответственности знают такие формы как отчет, отставка, моральная – осуждение общественным мнением, партийная – исключение из партии и т.п. В совокупности все эти виды и предназначаются для обеспечения упорядоченности, стабильности общественных отношений в различных сферах жизнедеятельности общества. Но юридическая ответственность по целому спектру признаков отличается от всех других видов.
Прежде всего, она всегда оценивает прошлое: это ответственность за действие (бездействие), которое уже имело место, произошло. Этим юридическая ответственность отличается от организационной, политической и иных видов ответственности, обращенных в будущее (например, в постановлении какой-либо общественной организации определяется, что «товарищ Иванов отвечает за проведение мероприятия». Здесь налицо либо организационная, либо политическая ответственность и речь идет об ответственности товарища Иванова в будущем, если это мероприятие будет сорвано).
Далее, юридическая ответственность устанавливается за нарушение правовых требований, а не за их выполнение. Увы, весьма часто можно встретить штампы, когда «прописывают» в законопроектах ответственность за соблюдение правовых положений: за достоверную информацию (а надо за недостоверную), за выполнение договорных обязательств (а надо за нарушение и т.п.).
В одной из должностных инструкций можно было прочесть: «начальник отдела несет персональную ответственность за выполнение возложенных задач с учетом прав, предоставленных ему настоящим положением».
О связи юридической ответственности с государством уже упоминалось. Но здесь важно подчеркнуть, что только государство устанавливает меры этой ответственности и только органы государств их осуществляют в порядке, который также устанавливается государством. И меры эти всегда имеют неблагоприятные последствия для правонарушителя: имущественные, физические, политические и иные.
Следует иметь в виду, что именно в сфере юридической ответственности реализуется та возможность государственного принуждения, о которой шла речь как о свойстве права, обеспечивающем выполнение правовых норм.
Среди признаков юридической ответственности можно выделить: обязательное наличие правонарушения как основание для наступления юридической ответственности, отрицательную оценку государством (осуждение) поведения правонарушителя, официальный характер этой оценки, причинение правонарушителю страдания: морального, физического, имущественного (материального), использование механизмов государственного принуждения.
Некоторые ученые рассматривают юридическую ответственность как правоотношение между государством и гражданином, при котором государство в лице своих органов имеет право наказать правонарушителя, а он обязан претерпеть это наказание. По этим взглядам, у правонарушителя возникает как бы обязанность претерпеть определенные лишения, установленные государственно-властным путем за правонарушение. Но это все же слишком формальное и идеализированное понимание юридической ответственности, т.к. не всякий правонарушитель, особенно преступник, принимает на себя обязанность «претерпеть» наказание, напротив, он всячески стремится его избежать.
Таким образом, суммируя все вышесказанное, можно определить, что юридическая ответственность – это установленные законом меры воздействия на правонарушителя, содержащие для него неблагоприятные последствия, применяемые государственными органами в порядке, также установленном государством.
В теоретическом плане по мерам воздействия различают и виды юридической ответственности.
Прежде всего, это уголовная ответственность, которая наступает за преступления и содержит такие меры, как лишение свободы, штраф и иные меры, в том числе смертную казнь.
В отношении последней в научной сфере и в практике ряда стран идут споры – сохранить ее или устранить из «арсенала» уголовного наказания. Аргументы против ее сохранения заключаются в том, что она в целом никак не влияет на состояние преступности (об этом действительно свидетельствует статистика). Кроме того, судебную ошибку, а они, увы, действительно имеют место, – исправить уже невозможно, последствия ошибки становятся непоправимыми. Наконец, ссылаются еще и на то обстоятельство, известное еще в древности, что эффективность наказания заключается не в его жестокости, а его неотвратимости. Так, разделяя это мнение, Екатерина II в своем Наказе комиссии о сочинении проекта Нового уложения, отмечала: «Самое надежнейшее обуздание от преступлений есть не строгость наказания, но когда люди подлинно знают, что преступающий законы непременно будет наказан».
Устранение смертной казни в России обусловливается и фактом вхождения России в Совет Европы, где это требование является одним из условий сотрудничества.
Аргументы за сохранение смертной казни восходят к карательной, а не только к правовосстановительной, воспитывающей функции наказания – возмещение материального ущерба, возвращение похищенного имущества, восстановление доброго имени. Карательная функция вообще несет правонарушителю, особенно преступнику, возмездие, кару. Эта функция опирается на глубину психологического пласта жизни общества, которое не может мириться с существованием преступника, совершившего десятки изнасилований и убийств детей, осуществлявшего геноцид, террористические акты и тому подобные античеловеческие преступления. Такие преступники – это нелюди, а возмездие в виде смертной казни, при доказанности их вины, при медицинском заключении об их вменяемости, оправдано. Но, конечно, применение смертной казни за экономические преступления, что также имело место в отечественной правовой истории, должно быть исключено. В настоящее время разрабатываются меры, направленные на сокращение применения смертной казни как наказания, на ее устранение в будущем.
Словом, смертная казнь – это такой вид уголовной ответственности, который во все времена вызывал и еще будет вызывать споры, столкновение мнений. Да он и в отечественной истории не был однозначным, временами вводился, временами отменялся, потом опять сохранял свою ужасающую силу. В конце XX века этот неутихающий спор разгорается вновь с большой силой.
Следует подчеркнуть, что уголовное наказание может назначить только суд. В назначении такого наказания реализуется не только карательная функция уголовного наказания, но, как упоминалось, восстановительная. Она имеет предупредительный характер – общепревентивный и частнопревентивный. Иными словами, наказание конкретного преступника содержит двух адресатов – самого правонарушителя и общество, которому подается сигнал о неблагополучии, неустойчивости в конкретном случае и о возможных неблагоприятных последствиях для общества. Иногда можно встретить упования на расширение и ужесточения уголовной ответственности как на панацею от всех зол, как на главный инструмент наведения в обществе «порядка». Предлагается, например, привлекать к уголовной ответственности лиц, не исполняющих договорные обязательства. Разумеется, такие попытки уже имели место в истории. Так, в XVIII веке один из королей в африканском государстве ввел закон, в силу которого невозврат долга рассматривался как кража. Но от этого состояние имущественных отношений не улучшилось. Подобная криминализация ответственности в имущественной сфере – это, в общем, пройденный этап в правовом развитии человечества. Однако это вовсе не исключает в определенных случаях (мошенничество, иное злоупотребление доверием и т.п.) и применение уголовно-правовых мер.
Административная юридическая ответственность наступает за административный проступок – противоправное, виновное действие, посягающее на государственный или общественный порядок, собственность, права и свободы граждан, установленный порядок управления.
Эта ответственность наступает независимо от служебного положения и подчиненности субъекта права. Она налагается специальными органами, в частности инспекциями. Меры административной ответственности включают в себя предупреждение, штраф, исправительные работы, административный арест, конфискацию предмета, являвшегося орудием правонарушения, временное лишение специальных прав (например, на вождение автомобиля).
Меры дисциплинарной ответственности, наступающие за нарушение организационных правил – внутреннего трудового распорядка, исполнительной дисциплины, за невыполнение служебных обязанностей, также являются весьма многогранными. Это замечание, выговор, строгий выговор, перевод на нижеоплачиваемую работу на срок до 3-х месяцев или смещение на другую должность на тот же срок, увольнение.
К этим же мерам относятся и предупреждение о неполном служебном соответствии, понижение в классном чине.
Нарушение норм права в сфере имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношений влечет за собой гражданско-правовую, деликтную ответственность.
Меры такой ответственности: опровержение сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, возмещение убытков, обращение в доход государства, уплата неустойки (штрафа, пени), признание сделки недействительной, отобрание имущества, неправомерно оказавшегося во владении, принудительное устранение препятствия в осуществлении гражданских прав, возмещение упущенной выгоды и т.д.
Особый вопрос о юридической ответственности возникает при принудительном списании с банковского счета сумм, которые субъект права и так должен был бы уплатить кредитору; решении суда в этом случае в пользу одной из сторон, при котором вроде бы никаких неблагоприятных последствий не наступает; опровержении, при котором суд обязывает газету опубликовать опровержение недостоверных, дезинформирующих сведений, предварительно освободив ее от ответственности и возложив всю ответственность на автора публикации. Словом, возникает вопрос о принудительном характере подобных действий – относятся ли эти меры к юридической ответственности? Да, относятся, так как в каждом конкретном случае можно видеть дополнительные обременения, которые налагаются на правонарушителя. Это могут быть судебные издержки, которые он вынужден уплатить, иные расходы, потеря доброго имени и так далее.
Таким образом, принудительное исполнение – это также мера гражданско-правовой ответственности.
В совокупности гражданско-правовая ответственность наступает за нарушение правовых норм, договорных обязательств, причинение внедоговорного имущественного вреда. Меры этой ответственности имеют самый различный характер, но четко привязаны к имущественной природе деликтов.
Специфическими мерами юридической ответственности является отмена неправомерных актов государственных органов. В этой сфере важная роль принадлежит в России Конституционному Суду, органам прокуратуры.
Меры юридической ответственности не следует смешивать с другими мерами, которые также могут иметь принудительный характер и внешне очень сходны с мерами юридической ответственности, но имеют совершенное назначение. Это меры медицинского характера, когда лицо, совершившее внешне противоправное действие, признается невменяемым и в зависимости от характера и степени заболевания принудительно помещается в медицинское учреждение. Это меры административного характера – изъятие оружия, запрет на выезд из карантинной зоны и тому подобное.
Теория права выделяет и обстоятельства, исключающие юридическую ответственность. О некоторых речь шла выше. К иным обстоятельствам относятся такие социальные явления, как непреодолимая сила, необходимая оборона и крайняя необходимость.
Под непреодолимой силой понимаются обстоятельства, которые не зависят от воли и желания субъекта права, преодолеть которые он не может, и они объективно становятся на пути исполнения им обязательств, ведут его к правонарушению. Стихийные бедствия, в частности землетрясения, наводнения, – вот основные примеры непреодолимой силы.
Устраняет этот фактор юридическую ответственность главным образом в гражданско-правовой сфере.
Большой теоретической проблемой остается ситуация, когда те или иные договорные обязательства не удается исполнить в силу изменения законодательства, например специального постановления правительства. Как правило, на этот случай в договорах делается отметка в той или иной форме о возможном появлении непреодолимой силы, о страховании последствий подобной ситуации, о распределении риска.
Необходимая оборона – ситуация, когда подвергшийся нападению человек защищается и наносит нападавшему вред, предотвращающий продолжение нападения. Тут все теоретически достаточно исследовано: уровень интенсивности нападения, способы нападения и обороны, временные интервалы, превышение пределов обороны и т.п. В отечественной истории права было и такое время, когда, конкретизируя это юридическое понятие, Пленум Верховного Суда СССР стал на позицию соразмерности нападения и защиты и даже рекомендовал подвергнувшемуся нападению побыстрее покидать «поле битвы». После критики такой «трусливой» позиции упомянутое Постановление Пленума Верховного Суда было отменено, и ныне действует установка на активное противостояние нападающему, расширился и объект защиты. Сюда стали входить и родственники, и соответственно объекты собственности. Вместе с тем остается и такой состав преступления, как «превышение пределов необходимой обороны». Это важное оценочное понятие также раскрывается на практике в зависимости от многих конкретных обстоятельств дела.
Крайняя необходимость – еще более спорное общее понятие. Умирающий от голода человек ворует в магазине булку – вот характерный пример, который приводится во многих учебниках. Но он также рождает много вопросов, и первый из них – а почему человек оказывается в таком положении?
Во всяком случае, когда в отечественной истории в 30-е годы судили голодающих колхозников за сбор колосков после уборки урожая, о крайней необходимости судьи не вспоминали и наказание 10 лет лишения свободы распространялось на многих жертв сталинских репрессий. Кроме того, в той же ситуации «крайней необходимости» один человек займется воровством, другой – будет искать иной выход. Словом, «крайняя необходимость» – это очень расплывчатое оценочное понятие, которое раскрывается в зависимости от многих конкретных обстоятельств правонарушения.
Учитывая весь спектр характеристик, относящихся к юридической ответственности, теория права сформулировала принципы юридической ответственности.
Они следующие: сочетание восстановительной и карательной функций, законность, справедливость и прежде всего соразмерность, неотвратимость, защита интересов государства, общества, коллективов, физических лиц, целесообразность, гуманность.
Такой предстает во всем своем многообразии юридическая ответственность. Но остается еще один, может быть самый важный вопрос: каковы же социальные причины правонарушений и, соответственно, общественного ответа на них в виде юридической ответственности.
Социальная природа и причины правонарушений, особенно преступлений, всегда были предметом изучения юридической науки в целом, многих отраслевых юридических наук.
Наука уголовного права, в частности, разрабатывала и разрабатывает меры, адекватные различным видам преступлений, имея целью создать систему общей и частной превенции (предотвращение) отклонениям от правовых предписаний, от нарушений установленного порядка. Учитывает эта наука и карательную функцию уголовного права, вытекающую из состояния общественного сознания, необходимости защиты государственных устоев, интересов общества, охраны прав и свобод граждан, наказания преступника.
В известные периоды отечественной истории на этой основе формировалась так называемая карательная политика, которая основной упор делала на чрезмерно жестокие принудительные меры. Но, разумеется, наука уголовного права разрабатывает и гуманистические начала в применении наказаний, имея в виду конкретные обстоятельства преступлений, личность преступника. Преступление и наказание как предмет науки уголовного права насчитывает много столетий размышлений ученых, отстаивающих разные теоретические подходы.
Правонарушения, их причины предмет интересов и науки административного (полицейского) права. Чего стоит только один «опрос – что относить к проступкам, а что к преступлениям. Ведь грань между общественно вредным поведением и общественно опасным поведением, в сущности, так тонка. И не случайно но многих правовых системах периодически происходит перевод составов правонарушений из преступлений в проступки и наоборот.
Разумеется, и наука гражданского права погружена в изучение деликтных правонарушений: неисполнения обязательств, причинения вреда и т.п.
Криминология рассматривает конкретные формы преступности и конкретные способы и приемы борьбы с преступностью, например с организованной преступностью, с терроризмом, с контрабандой наркотиков.
Но и теория права занимает достойное место в исследовании социальной природы и причин правонарушений, в разработке мер юридической ответственности. Прежде всего теория права формирует или поддерживает общие подходы к изучению обусловленности антисоциального поведения, рассматривает соотношение между законодательством и отклонениями от него, изучает и дает общую оценку мерам предотвращения правонарушений.
В отечественной теории права в 30-50-е годы была сформулирована оригинальная концепция причин преступлений. Считалось, что в основе социальных корней преступлений лежит эксплуататорский строй, капитализм с его апофеозом частной собственности, постоянным обнищанием трудящихся, недобросовестной конкуренцией, нравственным разложением общества, ограблением народа и т.п. Социализм же как антипод капитализма, заменяя частную собственность общественной собственностью, ликвидирует социальные корни преступлений и не должен иметь преступность. Более того, в одной из утопических картин будущего, в котором «отмирало» право, Ленин рисовал общество, где различные «эксцессы» будут немедленно пересекаться самим трудящимся путем самосудов.
На этой теоретической основе в 20-е годы были сделаны отчаянные попытки полностью ликвидировать преступность, вплоть до того, что так называемых социально опасных элементов, якобы потенциальных преступников, без следствия и суда выселяли из городов в исправительные лагеря, а к некоторым применялись «самосудно» и более суровые меры.
Были приняты и экзотические меры, чтобы заинтересовать правоохранительные органы активно раскрывать преступления, ловить преступников, а заодно и удовлетворить финансово-материальные нужды работников уголовного розыска, да и самого этого учреждения.
Так, в июле 1922 г. Правительство приняло декрет «О введении процентного отчисления с розысканного при содействии Уголовного розыска похищенного имущества». В соответствии с декретом 10% от возвращенного имущества государственных учреждений и предприятий и 15% от имущества частных лиц и коммерческих объединений шли в специальный фонд для вознаграждения отличившихся сотрудников Уголовного розыска.
Но время шло и, к удивлению строителей социализма, сохранились и в социалистическом обществе воры, бандиты, насильники и иные преступники. Более того, социализм породил и совершенно оригинальные виды преступлений – «самовольный уход с работы» (1940 год), «обвешивание и обмеривание», «выпуск недоброкачественной продукции», «невыработку трудодней», «спекуляцию», «извлечение нетрудовых доходов». Эти и многие другие виды поведения были объявлены преступными в уголовном кодексе сталинских времен, в некоторые другие времена.
Надо было как-то объяснить эти социальные явления, обозначить их социальные корни, не подрывая общей трактовки социализма как строя, которому предназначено ликвидировать преступность, поскольку в его основе лежит общественная собственность.
Тогда-то появилась в философских, юридических, социологических работах концепция причин преступлений, которую можно назвать «сознательной». Объяснение было сведено к личности преступника, у которого, де, сохраняются «пережитки капитализма в сознании». Этими «пережитками капитализма в сознании людей» и объяснялось длительное существование правонарушений, прежде всего преступлений, при социализме.
Однако в 60-е годы эта концепция стала подвергаться критике, прежде всего за то, что не могла объяснить наличие «пережитков капитализма» в сознании нового поколения людей, не знавших «нравов» капитализма, неживших в капиталистическом обществе. А в теоретическом плане эта приспособленческая (еще и поэтому «сознательная») идеалистическая концепция также обанкротилась, т.к., по существу, все сводила к некоторым общим идеологическим догмам и уходила от анализа реальных противоречий и негативов социализма, не создавала теоретических основ для практической борьбы с преступностью.
На смену этой идеалистической концепции некоторые ученые выдвинули биологическую концепцию, в которой утверждалось, что существует генетическая предрасположенность к преступной деятельности, к патологическим изменениям в психике, которые в конце концов сформируют из человека преступника. Речь шла о так называемой бытовой преступности – воровство, убийства, насилие и т.д. Причем подчас аргументация была весьма демагогической, «от противного». Поскольку, де, социализм не может порождать преступность, стало быть, причины надо искать не в социальной сфере. Те же, кто в этом сомневается, сами выступают против социализма и с ними также надо «разобраться».
Но перенос изучения причин преступности из социальной сферы в исследование хромосомных наборов, поведения близнецов также ничего не давал практике. Более того, будучи перепевом идей итальянского криминалиста Ломброзо и его последователей, утверждавших о природной предопределенности преступности, он толкал опять же правоохранительные органы на внесудебные расправы с якобы потенциальными преступниками. Конечно, не приходится вообще исключать роль патологии в формировании преступных мотивов, отклоняющегося поведения, подчас требующего медицинских мер защиты, о которых шла речь выше, а не юридических.
Однако связь преступного поведения с генетическим кодом, осталась недоказанной, особенно на примере близнецов, когда один из них становился преступником, а другой – вполне законопослушным гражданином. В случае же, когда оба близнеца оказываются правонарушителями, также нельзя было определить, что здесь первопричина общее воспитание или генетика. И эта концепция оказалась также несостоятельной.
В конце 70-х годов в отечественной теории права произошел мучительный перелом, потребовавший большого научного мужества и настойчивости. Внимание было обращено на реальные, материальные условия социалистической системы, на особые противоречия социализма, его коренные недостатки и иные социальные факторы, послужившие условиями, порождающими преступность, на то, что замена частной собственности общественной не исключила даже имущественные корыстные преступления. Социализм как система, порождающая преступность, – это вывод, конечно же, был неожиданным, но, увы, отвечал реальному состоянию общества и переводил изучение преступности из идеалистических, биологических концепций в материалистическое, перспективное направление. На этом пути и удается отличать от просто антиобщественного поведения наиболее вредное, общественно опасное поведение, запрещенное законом.
В идеологической парадигме социализм из «развитого, зрелого» «превратился» в систему, нуждающуюся в совершенствовании. Одно из направлений этого совершенствования и стало изучение реальных причин преступности и других видов правонарушений.
Социологические исследования подтвердили, что питательную среду для многих правонарушений создают психологические представления о том, что социалистическая собственность – это «ничья» собственность, что, как пелось в песне, «все вокруг мое».
Распределительная социалистическая система, в которой господствовал чиновник – распорядитель и распределитель, – порождала коррупцию, взяточничество. Последнее воспринималось как плата за «хорошее» управление, как своеобразное перераспределение результатов труда. Этот процесс в распределительных обществах известен под названием редистрибуции. Это перераспределение по вертикали. Тот же процесс деления доходами по горизонтали получили обозначение реципрокации.
Экономические законы социализма, в том числе закон стоимости – стихийное, синергетическое определение реальной стоимости товара, – пробивали себя при социализме в преступных формах взяточничества, поборов, привилегий. Эти преступные формы были включены в процессы производства, распределения, обмена, потребления, во всю экономическую жизнь социализма.
Те же социологические исследования раскрыли и иные социальные причины правонарушений: разорение уклада сельской жизни в коллективизацию, переселение в эти годы миллионов крестьян в другие местности, бегство многих в города, люмпенизация, нищенство, алкоголизм и тому подобные социальные бедствия.
А затем и такие отвратительные правонарушения, как контрабанда наркотиков, сутенерство, организованные формы преступности, стали также горестными приметами социалистического бытия.
Однако теория права идет дальше в определении этих причин. Ведь правонарушение – это противоправное поведение. Каково же состояние права? Всегда ли оно соответствует состоянию, потребностям, интересам общества? И тут выясняется, что причины многих правонарушений коренятся в несоответствии конкретных законов тенденциям общественного развития, исторически сложившимся пластам духовной жизни, стереотипам поведения. К последнему, в частности, относится горестная заметка историка Карамзина в начале XIX века на вопрос: что в России? «Воруют», – ответил Карамзин. Действительно, отношение к «казенному» в России как к чужому почти всегда лежало, да и лежит, в основе многих правонарушений.
Но те или иные правонарушения создают сами законы, обозначая отдельные виды поведения как противоправные.
Например, длительное время в отечественной истории, вплоть до конца 80-х годов, преступлениями (злоупотребление служебным положением) объявлялась инициативная деятельность руководителей предприятий, колхозов, поощрявших работников, колхозников вне установленных форм за хорошую работу. Так, председатель колхоза, поощривший колхозников путевками на круиз, был осужден за расхищение колхозных средств. Осуждалась как преступления обычная хозяйственная деятельность по договорам – так называемое шабашничество. Да и спекуляция как преступление, наполнявшая тюрьмы тысячами людей, особенно женщинами, также была создана, в сущности, социалистическим уголовным правом. А извлечение нетрудовых доходов, когда преступлением объявлялась сдача внаем жилого помещения, обыкновенная аренда?! А коммерческое посредничество – обычная деловая деятельность, которая также объявлялась преступлением?!
Но право не может прекратить нормальное течение жизни, и со временем, с изменением социальных условий все эти «виды» прекращают свое существование как преступления, идут процессы извинений, реабилитации. Однако уход от «идеологических» причин преступлений мало что уже может исправить. И хотя законы меняются, дело уже сделало, многие человеческие судьбы изломаны.
Но это некое социально-юридическое и психологическое применение теоретического знания в раскрытии генезиса преступности.
Философский же подход исходит из представлений о свободе воли, возможности вести себя в соответствии со своими желаниями, без внешнего принуждения. У человека всегда есть веер возможного поведения, выбор тех или иных вариантов. В одних и тех же обстоятельствах один человек «сломается», станет вором, расхитителем, взяточником, другой же мобилизует все свои силы, способности, возможности для того, чтобы преодолеть неблагоприятные обстоятельства, не поддаться на посулы. Иначе пришлось бы учитывать только внешние обстоятельства, соглашаться с ними. Не случайно же в одном шуточном примере из такой концепции «внешних обстоятельств» подсудимый, обвиняемый в убийстве родителей, в своем последнем слове просил суд учесть, что он, подсудимый, ни много ни мало сирота.
Варианты поведения, веер выбора существуют у каждого человека, но правовая норма определяет один из этих вариантов, предписывает его. Нежелание следовать этому правовому варианту, определение собственного противоправного выбора и ведет к правонарушению, к юридической ответственности.
Проблематика свободы воли как основы выбора поведения, в том числе противоправного, широко изучалась в философии, юридической науке. В классической немецкой философии XVIII–XIX веков в трудах некоторых ученых ставился знак равенства между свободой воли и свободой вообще. Материалистический вариант этой философии добавлял в понятие свободы воли информационный компонент. Энгельс, в частности, заметил: свобода воли – это способность принимать решение со знанием дела.
В средние века (XIV век) была сформулирована проблема так называемого равнозначного выбора и способов определения выбора путем жребия.
«Выборная» концепция причин правонарушений, исходящая из сознательного, активного отношения человека к своему поведению, оценки этого поведения обществом, государством, базируется на представлениях об абстрактном равенстве всех людей. Все люди формально равны перед законом, и дело каждого, как он будет поступать в конкретных обстоятельствах. Это формальное равенство, как отмечалось выше, и является неотъемлемым элементом содержания права.
Конечно, проблема равенства намного богаче, чем только подход к определению причин правонарушения, к правонарушителю как к лицу, имеющему якобы равный набор вариантов поведения и в силу свободы воли, без принуждения выбирающему тот или иной из этих вариантов.
Философия и теория права выделяют равенство возможностей, равенство результатов труда (уравниловка), в религиозных системах обсуждается равенство перед Богом. На основе представлений о равенстве выделяются равные права от рождения (естественные права), равенство перед законом, судом, властью. Широко распространены представления о равенстве независимо от национальности, расы, происхождения, языка, пола.
Среди этой палитры равенства яркие социальные краски принадлежат «выборной» концепции причин правонарушений. Человек обладает свободой воли и в силу этого становится либо законопослушным гражданином, либо порождает правонарушения.
Так, равенство включает в себя и баланс прав и свобод разных индивидов, свобода воли одного индивида ограничена, как отмечалось свободой воли другого индивида. И определение этого баланса являются труднейшей задачей теории права, и, разумеется, законодателя.
Так, ошибочные представления о неограниченной свободе воли каждого индивида лежат в основе некоторых общественно вредных, опасных социально-политических действий (например крайних форм анархизма), на бытовом уровне – в основе некоторых преступлений, например хулиганства.
К. Поппер, иллюстрируя эту проблему, привел шутливый диалог, который состоялся между хулиганом и судьей. В ответ на замечание хулигана, что он волен двигать кулаком, куда захочет, судья заметил, что движение кулака хулигана ограничено положением носа его соседа. Так-то оно так, но в других ситуациях этот баланс установить весьма сложно.
Разумеется, материалистическая концепция природы правонарушений не противостоит «выборной». Ведь тот или иной выбор поведения может определяться внешними обстоятельствами, условиями жизни, труда, состоянием общества, его отношением к праву, воспитанием и т.п. Но «выборная» концепция оставляет все же последнее слово за человеком, за его сознанием и волей. Человек в этой концепции активная, деятельная личность, а не жертва идеологий, биологии: он отвечает за свои поступки. Он – цель, а не средство социальных процессов, не итог неких внешних сил и обстоятельств.
Особый вопрос о причинах и социальной природе так называемых политических преступлений. Их стараются ограничить от так называемых уголовных преступлений, и либеральные общества, правовые государства стремятся показать, что у них этого вида преступления нет. В то же время тоталитарные государства знали специфические виды преступлений, которые получили обозначение как политические. В отечественной истории особенно распространенным был в этой сфере такой вид преступления, как «антисоветская агитация и пропаганда», в которую включалось практически любое несогласие с официальной идеологией – от анекдота до научно-критического анализа «трудов» генерального секретаря.
Разумеется, каждая правовая система осуществляет охрану своего государственного (конституционного) строя. Действия, направленные на свержение этого строя, объявляются преступными. Сюда же включаются действия, направленные против целостности государства, на разжигание социальной, национальной розни и т.п.
Даже при смене строя, например капиталистического на социалистический и наоборот, форма правовых норм, объявляющих преступными действиями по свержению строя, не меняется. Изменяется лишь содержание таких норм: обозначение строя, который защищается.
Понятно, что природа таких преступлений определяется социальными столкновениями, их целями, крайними способами их осуществления. Сторонники таких крайних способов объявляются экстремистами. Однако юридически точно определить экстремизм как преступление из-за многообразия форм пока не удается. Не удается и определить как преступление приверженность к идеологическим и политическим течениям типа «фашизм». Да и вряд ли это надо делать! Так, по крайней мере, оказалась неудачной попытка Президента Российской Федерации поручить Российской Академии наук выработать понятие «фашизм». Ведь фашизм – это и идеология, и политическая деятельность, и организационные формы. Вместо этого предложения вполне достаточным была бы последовательная реализация привлечения к установленной юридической ответственности тех лиц, кто осуществляет поведение, связанное с разжиганием национальной вражды, пропагандой войны и т.п.
Политические преступления приобретают и такие отвратительные формы, как терроризм. И хотя это весьма древняя форма, и настоящее время она на питательной среде национальных, религиозных столкновений спит настоящим планетным бедствием, одной из глобальных межгосударственных пройдем.
Появляются и новые проблемы, когда определенные социальные процессы надо объявлять преступными. Например, когда возникают процессы типа вооруженного мятежа, которые в уголовном кодексе не значатся, но возникает социальная необходимость их определить как преступления. В противном случае те, кто борется с вооруженным мятежом, не знают, как конкретно вести себя с «противником». Возникает правовая неопределенность со всеми социальными издержками.
Особая сложность появляется к ситуациях, когда вооруженные мятежи перерастают в национально-освободительные движения, характеризуемые идеологией сепаратизма, разрушением целостности государства.
По-видимому, обозначение национально-освободительных движений как преступлений является неверным, военные пути борьбы с такими движениями бесперспективны. Исторический опыт свидетельствует о том, что исходом таких конфликтов являются переговоры, мирные пути разрешения религиозных, национальных столкновений.
Краткий анализ социальной природы и причин различных правонарушений показывает, сколь многообразны эти характеристики. Пожалуй, не менее многообразны, чем причины правотворчества, правоприменения. Правомерное поведение и правонарушение – это две стороны одного и того же социального явления: действия социально-регулятивной правовой системы.
Многообразие, сложность причин, действующих в этой сфере, конечно же, предполагают и иные подходы к изучению причин конкретных правонарушений, к формам борьбы с ними. В рамках данного изложения теории права речь идет лишь о самых общих, актуальных, современных подходах.

Глава двадцатая. ПРАВОСОЗНАНИЕ И ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА

Понятие, виды и структура правосознания. Правовая идеология и правовая психология. Правосознание и право: взаимодействие. Правовая культура. Правовой нигилизм. Правовое воспитание.
Обсуждение всех предыдущих тем свидетельствует: только тогда правотворческая и право-применительная деятельность становится эффективной, когда в этих процессах, наряду с мощными самоорганизуюшимися началами, приоритетное место занимает и сознательное, организующее творчество, умная работа.
При изучении этих сознательных и созидательных процессов в правотворчестве и правоприменении теория права формулирует тему правосознания и правовой культуры.
Действительно, в какой степени осмысленное, сознательное отношение общества и индивидов к праву ведет к необходимому правовому состоянию общества, к появлению новых правовых норм, в какой степени эмоциональное отношение влияет на правомерное или правонарушительное поведение?
Уже в главе о толковании рассматривалась роль мыслительных процессов в правоприменении – выборе нормы, ее понимании. В главе о правонарушении освещались мотивационные основы поведения. Словом, правовое сознание общества, отдельных групп, индивидов органично связано с правом как социальным целостным институтом, с его возникновением, функционированием и развитием, с правотворчеством и правоприменением, иными сторонами правового бытия общества. Как таковое правосознание и его более крупная социальная форма – правовая культура – изучаются именно в теории права.
Но что же понимать под правосознанием? Правосознание можно определить как объективно существующий набор взаимосвязанных идей, эмоций, выражающих отношение общества, групп, индивидов к праву – этому целостному социальному институту, его системе и структуре, к отдельным законам, иным характеристикам правовой системы.
Это еще и канал воздействия права через мотивацию, эмоции, сознание на поведение людей, на формирование общественных отношений.
Правосознание – это, по существу, оценка права, существующая в обществе, выражающая критику действующего права и формирующая определенные надежды и пожелания к правовой сфере, ее изменениям, определяющая, что считать правомерным, а что неправомерным. Но это еще и новый этап состояния общественного сознания.
Действительно, формирование правосознания становится в ХIХ-ХХ веках процессом, продвигающим эволюцию общественного сознания к новому уровню коллективного разума. Ибо если вообще эволюция Homosapiens (человека разумного) имеет своим предназначением развитие духовного начала в природе или самоорганизуется для этого, то нынешний всплеск правосознания в общественном сознании – один из этапов этого развития.
От утопического, мифологического сознания к логическому, а от него к логико-правовому – так можно определить основной вектор в продвижении общественною сознания к дальнейшим рубежам и высотам. Правосознание придает общественному сознанию характер рациональности, сознания «здравого смысла».
Такое утверждение может показаться странным, но по сути в нем нет ничего удивительного. Растет роль и ценность права как основной регулятивной системы, которая формирует цивилизованное общежитие человечества (в условиях атомных электростанций, ядерного оружия, химических и иных глобальных угроз, в условиях всепланетарных экономических связей и т.п.). Соответственно, совершенствуется и юридическое мировоззрение, которое становится условием благополучного существования индивида, его коллективных образований, общества.
Разумеется, правосознание имеет длительную историю, знает свои пики и падения, свою эволюцию, развертывание во времени. Так, правосознание было отличительной чертой общественного сознания древних римлян, когда торжествовало римское право. Судебные и иные правовые формы жизнедеятельности римского общества находили и адекватное отражение в идеях и эмоциях римских граждан, формировании их поведения. Приметой быта и нравов древних римлян были непрерывные обращения к преторам, в сенат, в судебные учреждения по любому спорному вопросу: касалось ли это судеб государства или продажи раба.
Юридическое мировоззрение, которое при этом становилось господствующим, охватывало не только бытовую сторону жизни римлян, но и сферу духовную. Языческие боги римлян – это герои многих произведений искусства: они судятся, спорят, помогают или вредят людям. Они символы тех или иных правовых течений, процессов, оценок, идеалов.
Буржуазные общества ХIХ-ХХ веков, базирующиеся на фундаментальных правовых документах – декларациях, конституциях, конвенциях, на включенных в них основных правах и свободах, на гражданских и иных кодексах, также пронизаны юридическим мировоззрением.
Многие условия жизнедеятельности в этих обществах просматриваются их членами исключительно сквозь призму прав, обязанностей, ответственности.
Только апологеты «отмирания права» в концепции коммунистической утопии обрушиваются на юридическое мировоззрение, пытаются заменить его классовым, революционным сознанием. По существу эти попытки представляют собой не что иное, как воздвижение барьера на пути эволюции коллективного разума, если вообще отсчет вести от тех первых проблесков сознания, которые возникли при появлении па планете человека.
Всплеск правосознания характеризует и периоды социальных перемен, революций. Тоска о прошлой правовой системе у одних, надежды на формирование новой у других. Но пока идет ломка действующего законодательства, вакуум заполняют представления, идеи, эмоции о будущем желательном законодательстве, которое могло бы обеспечить идеалы и цели революционных перемен. Правосознание выполняет роль важнейшего критерия в правотворчестве и правоприменении.
В этих условиях регулирующая роль правосознания может закрепляться даже законодательно. Так, в условиях Октябрьской революции Декрет о суде от 22 ноября 1917 года гласил: «местные суды решают дело именем Российской республики и руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию».
Чем дальше забирается человечество в неисповедимые глубины прогресса, тем ярче проявляет себя юридическая природа сознания, тем важнее становится этапная задача – следовать многим положениям, раскрытым теорией права в правосознательной сфере человеческого общежития.
Исследования многих философов и юристов в этой области составили значительные труды. Отечественные ученые – Л. Петражицкий, М. Рейснер, И. Фарбер и другие оставили крупный след в изучении правосознания. Не оставила эту проблему и современная теория права.
Наряду с общетеоретическими подходами к правовому сознанию как одной из важнейших форм общественного сознания и даже мировоззрения, теория права выделяет и изучает структуру правосознания.
Прежде всего эту структуру характеризуют два пласта – правовая идеология и правовая психология.
Пласт правовой идеологии – это осознанное отношение к праву, выражаемое в обоснованной, аргументированной критике или одобрении всей правовой системы, правовых учреждений, судов, отдельных законов и т.п. Правовая идеология – это система концентрированных правовых взглядов, основывающихся на определенных социальных и научных познаниях.
Когда, например, журналист С. Чугаев в статье «Коммунисты превратили Думу в клуб, где обсуждают все, кроме законов» («Известия», 13 мая 1996 года) приводит аргументы и цифры, обосновывающие этот заголовок, -это одна из идеологических форм правосознания.
В психологической форме этот же вывод выглядел бы как серия раздражительных, эмоциональных высказываний в адрес депутатов типа: не работают, некомпетентны, устраивают шоу и т.п. Но это еще самая малая толика психологического пласта правосознания в данной конкретной ситуации. «Разогнать, распустить» – эти высказывания идут еще дальше.
Таким образом, правовая психология – это также оценка существующего и желательного права, но выражается она в виде эмоций, штампов, стереотипов, иных психологических характеристик.
Так ключевым объектом, вокруг которого бушуют в современной России и идеологические, и психологические правосознательные страсти, является законодательство о приватизации и практика его осуществления.
В избирательной кампании 1996 года, в программе одного из кандидатов на должность Президента, идеологический пласт правосознания был выражен следующим образом: «форсированная приватизация в 1992–1995 гг. проводилась с такими нарушениями элементарной справедливости и принятых законов, что права новых собственников, не говоря уже о людском оправдании в глазах общества, поставлены под сомнение.
Под видом приватизации была развернута беспрецедентная кампания растаскивания общенародной собственности, нарушения прав миллионов граждан, фактически ликвидированы социальные гарантии и разрушены фонды общественного потребления. Утрачены традиции, по которым Россия жила большую часть XX века».
То же негативное, но уже психологическое отношение к приватизации как к процессу восстановления в России на новой правовой основе частной собственности, предпринимательства, других ценностей социальной рыночной экономики выражалось эмоционально в иной форме, в кратком, но емком словечке: «прихватизация». Понятно, что и идеологическое, и психологическое неприятие приватизации частью российского общества шло от стремления вернуться к прежней правовой системе, экономическим отношениям распределительной, социалистической системы с ее уравниловкой, социальным иждивенчеством и иными «благами».
Психологическая структура правосознания играет значительную роль в формировании и реализации права. Это либо мощный фактор правового развития, прогресса в демократических преобразованиях, либо тормоз, сопротивление преобразованиям, реформам. Причем психологическую структуру в решающей степени формирует национальная психология. Сложившиеся за многие столетия национальные привычки, обычаи, особенно на бытовом уровне, диктуют эмоциональное отношение у этносов к тем или иным правовым нововведениям, модернизациям. Прежде всего это касается установившихся форм брачно-семейных, имущественных отношений, положительное отношение к которым сохраняется, как бы те или иные «революционные» правовые решения ни старались их разрушить. Тщетные усилия социалистического права в борьбе с местными обычаями в Средней Азии свидетельствуют об этом.
В этом регионе национальная психология формировала негативное отношение к основным сегментам социалистического права, которое пыталось сокрушить привычку «покупать» жену (калым) и другие устоявшиеся обычаи. Впрочем, и попытки сокрушить обычай «покупать» мужа (приданное) в Западной Украине также не имели успеха, хотя такие обычаи не относились формально к противоправным, но осуждались в официальном правосознании как противоречащие равенству полов – важному конституционному принципу социалистической правовой системы.
Идеологическая структура правосознания создается подчас искусственно. Так, аргументы против частной собственности на землю ее противники черпают и поныне из представлений об общинной форме крестьянской жизнедеятельности на Руси, о приверженности к ней русского крестьянства. При этом игнорируется успешный опыт столыпинской реформы, нэповский опыт, который показал в XX веке эффективную роль частного, семейно-хозяйственного земледелия.
И в конце XX века продолжается в России борьба за один из двух путей развития сельского хозяйства – коллективный (колхозы, совхозы) или частный (фермерство). А в правосознание сторонники возврата к колхозно-совхозной системе стараются внедрить представления о том, что частная собственность приведет к разбазариванию земель сельскохозяйственного назначения, продаже российских земель иностранцам и т.п. Все эти идеи, эмоции формируются применительно к одобрению или осуждению принятого и реализуемого Гражданского кодекса, обсуждаемого Земельного кодекса и других актов.
В структуре правосознания, кроме идеологии и психологии, выделяются и уровни – обыденное, профессиональное, научное правосознание.
Обыденное правосознание – это отношение к праву, его оценки на уровне стереотипов, штампов, слухов, курсирующих в тех или иных социальных группах, иногда толпе. Это, например, представления, что сила закона в его жестокости, что если, де, рубить руки ворам, то исчезнет воровство, что самосуд – расстрел на месте – единственный способ справиться с бандитизмом, что законы либеральны и потому существует преступность и тому подобное. Аналогичные мнения и эмоции характеризуют обыденное правосознание.
К обыденному уровню правосознания можно отнести, например, такие высказывания некоторых российских журналистов: «принимает Госдума тысячи законов, но читать их и понимать невозможно». В этом случае свой уровень правосознания и просто образования журналист выдает за всеобщий и с помощью средств массовой информации внедряет его в обыденное правосознание.
Профессиональный уровень – это правосознание прежде всего юристов-практиков, иных работников государственного аппарата (судейского корпуса, прокуроров, следователей, нотариусов, иных юридических и государственных работников). Социологические исследования выявляют совершенно отчетливо представления юристов в целом, их структур об эффективности права, его недостатках, о том, что надо делать с правовой системой государства. Иногда профессиональное правосознание пытается за счет критики действующего законодательства объяснить недостатки в работе юридических учреждений, списать эти недостатки (рост преступности, числа имущественных споров и другие) на счет якобы несовершенного законодательства.
Профессиональное правосознание в России формирует и весьма обоснованные предложения, вытекающие из знания обстановки в сфере компетенции Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда, Генеральной прокуратуры, Конституционного Суда.
У юриста, как правило, есть несколько постулатов, которые складываются под влиянием всей системы юридического образования, под влиянием практической работы. Это священность закона и договора, верховенство закона, уважение к Конституции, равенство каждого перед законом, судом, властью и некоторые другие «священные коровы». Но иногда именно за это юристы получают эмоциональные на уровне обыденного сознания характеристики: крючкотворы, формалисты и т.п.
Научное правосознание опирается на изучение состояния действующей правовой системы, необходимых перемен, социальных заказов и ожиданий в правовой сфере. Научное правосознание характеризует идеологический пласт и состоит как из общетеоретических знаний, так и из знаний отраслевых юридических наук.
Научное правосознание формирует предложения de lege lata и de lege ferenda. Эти два возникших еще в далеком прошлом подхода соответственно относятся к оценке, в том числе критике, действующего законодательства и к предложениям об улучшении права на перспективу, в будущем.
Разумеется, к научному правосознанию относится весь спектр проблем правового развития человечества, в том числе гипотезы об «отмирании» права, о правовом нигилизме, представления о законе как воле государства и т.д.
Мощным и весьма древним течением в правосознании являются религиозные влияния на правовые взгляды, правовые чувства. Там и тогда, где и когда право приобретает религиозные формы (например, каноническое право), роль религиозных идей и чувств становится решающей.
В структуре правосознания выделяются также виды: индивидуальное, групповое, в том числе классовое, общенациональное (массовое) правосознание.
Индивидуальное правовое сознание формируется у каждого члена общества, так или иначе включенного в общественные отношения, в различные движения, партии, структуры. Например, члены движения «зеленых» (экологические движения) имеют свою систему правовых взглядов, оказывающих формирующее влияние на индивидуальное правосознание. Иными словами, индивидуальное и групповое правосознание не отделены друг от друга китайской стеной, взаимосвязаны и переплетены. Но тем не менее на теоретическом уровне четко выделяется индивидуальное правосознание.
Каналы формирования индивидуального правосознания самые различные. Это и средства массовой информации, и сведения о праве, которыми делится сосед, это и сборники, и рассказы отсидевших в местах лишения свободы бывалых людей, и представления, идущие из глубины веков.
Индивидуальное правосознание гражданина имеет широкий диапазон: от конформизма до нонконформизма, т.е. от приспособленчества, законопослушания до протеста, отрицания действующего законодательства, до надежды на правовые перемены. Но в целом индивидуальное правосознание – это фактор формирования активности личности, предпринимательства, стимулирования использования прав, свобод и исполнения обязанностей.
Индивидуальное правосознание должностного лица, казалось бы, должно быть всегда ориентировано на исполнение закона, на активное продвижение правовых требований в жизнь. Но, увы, как же широко среди должностных лиц (многих чиновников) распространены эмоциональные представления о законе, который, по их мнению, что столб: свалить нельзя, а обойти можно. Этому способствовала и многолетняя практика высших структур российского общества. Например, длительное время в правосознание советского чиновника внедрялось «ленинское» положение о том, что «обойти декрет нельзя, за одно предложение об этом отдают под суд». Эта фраза из записки Ленина в 1919 году одному из своих сотрудников цитировались бесконечное множество раз в различных учебниках, статьях, научных трудах.
Однако, когда в 5-м издании Сочинений Ленина эта записка была опубликована полностью, оказалось, что фраза имела продолжение. «Но провести изъятие из декрета через ЦИ К можно и должно, и я сие советую», – писал на самом деле В. Ленин. Так создавался двойной стандарт но отношению к закону (декрету, по тогдашней терминологии). И неудивительно, что многие должностные лица этот двойной стандарт неплохо усвоили за долгие десятилетия господства административно-командной системы. Однако неосновательное обобщение на уровне обыденного сознания распространенности таких представлений является неверным. Не так-то просто должностному лицу иной раз пробиться сквозь сеть противоречий в законах, правильно их истолковать, найти закон, обеспечивающий целесообразное решение исполнительной власти и т.п. Подчас именно эта сложнейшая чиновничья работа в обыденном сознании представляется произволом, усмотрением, «обходом» закона и тому подобными прегрешениями. Но это неверные представления, не учитывающие объективные проблемы исполнительной власти.
Групповое правосознание в свою очередь имеет сложную структуру: классовое, иных социальных групп, общественных организаций, партий. Это правосознание по социологическим исследованиям чаще всего формируется вокруг тех или иных конкретных законопроектов, законов.
Наконец, правосознание общества (массовое правосознание) проявляет себя в ходе общенациональных акций типа референдума, голосования за тех или иных кандидатов в депутаты, на должность президента и т.п. Это весьма сложный феномен, который изучают и измеряют разными способами.
Анкеты, опросы, включенные наблюдения и другие социологические приемы позволяют измерять содержание правосознания на разных уровнях в научных и практических целях.
Измерение правосознания служит прежде всего общественной, объективной оценке состояния правовой системы, ее необходимым изменениям.
Изучая правосознание, можно определить конкретные правовые требования тех или иных групп, всего общества, выявить пробелы в законодательстве, недостатки правоприменения, роль суда в жизни общества и т.п.
Немалую роль играет и знание зарубежного полезного правового опыта, когда в правосознании формируется представление «у них» и «у нас», при чем «у них» со знаком «плюс», «у нас» со знаком «минус».
Такое правосознание также может в определенных исторических условиях выступать фактором правового развития. Однако при этом всегда надо исключать механическое копирование чужого опыта, сопоставлять его с национальными традициями, собственным правовым опытом. Правосознание и Право могут находиться и в конфликте. На это оказывает влияние взаимодействие правового и морального, политического, эстетического сознания. Так, пока «пить» считалось моральным, в правовом сознании это обстоятельство при совершении бытового преступления фигурировало как смягчающее вину обстоятельство – «по пьяни», «в нетрезвом состоянии» и т.д.
Но уголовное законодательство расценивает это как отягчающее обстоятельство. Правосознание находилось в конфликте с правом.
Правосознание в своих пластах, уровнях, видах «работает» на устранение пробелов в праве, формулирует в конкретных правовых требованиях (законах, постановлениях) положения, которые могут усовершенствовать законодательство. В правоприменителыюй деятельности развитое правосознание направляют гражданина для разрешения спора в суд, а не в редакцию газеты, что, впрочем, тоже иногда полезно.
«Если человек обладает развитым правосознанием, – писал французский юрист Ж. Карбонье, – то так ли уж нужна ему информация о законе. При таком правосознании гражданин сумеет понять, что является законным».
Вспомним, сколь массовыми были в России обращения граждан в газеты, в административные органы в 60-70-е годы по имущественным, трудовым спорам. Редакция крупных газет даже хвасталась числом обращений трудящихся, они исчислялись сотнями тысяч.
В современной России явственно изменилось массовое правосознание и теперь суды буквально забиты разными делами, в том числе о защите чести, достоинства и деловой репутации. Волокита в судах приняла катастрофические размеры, например, средний срок рассмотрения дел до защите чести и достоинства достигает 1,5-2 лет. Причем из-за волокиты, неявки то ответчиков, то истцов дела в конце концов прекращаются.
Но если правосознание теперь «загружает» суды, то и судебную систему надо перестраивать с учетом этой перемены в правосознании: идти на упрощение судопроизводства по несложным делам, скорейшее введение института мирового судьи, суда присяжных и т.п. При такой загрузке судов требуется укрепление их материально-финансовой базы. Необходимо обеспечить и исполнение судебных решений, охватывающих теперь почти все сферы государственного управления, регулирования экономических отношений, политическую организацию общества, избирательную систему и т.п. Для этого проектируется ввести институт судебных приставов.
Если в СССР мощным исполнительным механизмом была партийная система, то ныне таким механизмом стал суд. Происходит сдвиг в правосознании; возникает иное отношение к суду. Отставание с судебной реформой больно бьет по идеалам и практике формирования в России правового государства, демократическим началам общежития российских граждан.
Но и право формирует правосознание. Если право отвечает социальным потребностям общества, соответствует его идеалам, целям, тогда правосознание служит опорой правоприменительной деятельности, основой правотворчества. Право – структурообразующий фактор для правосознания.
Именно реальное право, а не различные призывно-просветительские поучения, своими лучшими характеристиками социальной регулятивной системы с наибольшей эффективностью «выкорчевывает» реликты старых представлений из правосознания, именно показательное, разумное использование права формирует новое необходимое обществу правосознание.
Диапазон здесь весьма велик: от разграничения предметов ведения между Федерацией и ее субъектами до появления в имущественных отношениях новых типов договоров, вызванных к жизни социально-экономическими потребностями конца XX века (лизинга, факторинга, агентирования, траста и других).
Все это уже не воспринимается как козни неких сил, сознательно засоряющих русский язык на погибель не очень юридически образованных государственных деятелей, а есть нормальный процесс проникновения в экономическую жизнь России новых правовых форм рыночной экономики. Но, разумеется, перехлесты и здесь приведут не к восприятию этих новых явлений правосознанием, а, наоборот, к их отторжению. К сожалению, «терминологическая» иностранная экспансия становится реальностью и ей надо противопоставить разумные ограничения там и тогда, где и когда это возможно и полезно.
Могучие взаимные конструктивные потоки, идущие от правосознания к праву и от права к правосознанию, являются реальностью любого общества. Однако в некоторых исторических условиях может формироваться и дефектное правосознание, приобретающее характеристику правового нигилизма.
Эта характеристика действительно отражает дефекты правосознания – не только противопоставление духа и буквы закона, целесообразности и законности, но и более глубокие деформации: отрицание правовой системы и даже необходимости таковой, неподчинение конкретному закону, неуважение к правоохранительным органам, утверждение, что цель оправдывает средства и т.п.
Зачастую дефекты правосознания возникают из-за массового незнания и непонимания закона. Особенно опасно, когда такая ситуация возникает в среде работников средств массовой информации, тиражирующих свое невежество. Так, в одной из солидных газет недавно утверждалось, что уже само судебное разбирательство бросает тень на участников разбирательства «и должно побуждать их уйти с высоких должностей», игнорируется приговор суда, презумпция невиновности – все это для таких журналистов «темный лес». Раз разбирательство – значит, виноват. Но так ведь и в 30-е годы считалось – «органы не ошибаются», арестован – значит виноват. Теперь уже достаточно «судебного разбирательства».
Нигилистическое отношение, т.е. абсолютное отрицание, формируется в правовой психологии определенных социальных групп, индивидов, когда, например, все стражи порядка – это «менты», когда тюремная жизнь овевается романтикой, ореолом из блатных песен, когда появляются герои – «воры в законе», авторитеты преступного мира.
Правосознание может формироваться еще в детстве, когда, например, мать пугает расшалившегося ребенка милиционером, вместо того чтобы внушать ему мысль, что милиционер – это его защитник, помощник.
Поэтому так важно сформировать, используя и искусство, и средства массовой информации, и иные способы, положительный образ защитника правопорядка, а не опускаться до массовой дискредитации фигуры полицейского.
Надо отдать должное американскому кино, где, как правило, полицейский – это защитник вдов и сирот, обиженных и умаленных, принципиальный борец с мафией, иными преступниками.
Во многих кинокартинах герои-полицейские – это лица негритянского происхождения, и этим также снимаются нелепые расовые, националистические, шовинистические представления.
Таким образом, правовой нигилизм – это, во-первых, характеристика определенных негативных, деформированных сторон правосознания, это та идеологическая и психологическая часть правосознания, которая резко критически, отрицательно относится к требованиям уважения и соблюдения права.
Правовой нигилизм противостоит в правосознании требованиям законности, своему антиподу. Законность в правосознании как раз и реализуется в идеалах соблюдения и уважения права, в укреплении правопорядка, в понимании культурной и духовной ценности права.
Но, во-вторых, правовой нигилизм и его антипод – законность – это не только сфера духовной жизни общества, сфера правового сознания. Это еще и характеристика определенного реального состояния общества. Это состояние общества – уже не психологическая, а социальная характеристика.
Причем правовой нигилизм может достигать таких уровней и силы, что влечет за собой разрушение правовой системы – и правотворческих, и правоприменительных ее сегментов. Причины правового нигилизма самые разные. От вполне обоснованных протестов против тех или иных законов до искусственно созданного неприятия права вообще, как не нужного социального института.
Так, в России одной из идеологических причин правового нигилизма явилось утверждение об «отмирании» права. И хотя это положение базировалось на общих представлениях о безгосударственной организации общества при коммунистическом его устройстве, о совершенной распределительной системе, где блага будут распределяться «по потребностям» и не понадобится равный масштаб права для неравных людей, все равно вульгаризированное понимание «отмирания права» вело к производству, к временным характеристикам существования права, к деформациям правосознания.
И не надо думать, что гипотеза об отмирании права имела в правосознании чисто теоретическое значение. В 1962 году в стране, в параллель с представлением о построении коммунизма, пышно расцвели и идеи о решающей роли общественности в борьбе с правонарушениями. Отдавались «на поруки» преступники, вовсю работали товарищеские суды с их некомпетентностью и произволом. В итоге произошло умаление права, расцвели коррупция и иные противоправные акции, сформировалось нигилистическое отношение к праву – словом, все то антисоциальное состояние, которое до сих пор «расхлебывает» российское общество.
Отметим, что слово «нигилист» использовалось в России еще в середине XIX века. Обозначало оно тех, кто критически относился к крепостному праву, уродливым самодержавным властям и порядкам. Нигилизм как отрицание, неприятие быта и особенно нравов тогдашней России получил воплощение в художественной литературе, которая выделила и обозначила новый социальный тип в российском обществе, нигилиста – провозвестника будущих аскетичных и фанатичных революционеров-народников, большевиков.
Но со временем – спустя сто с лишним лет – нигилизм, нигилисты исчезли из словарного фонда политического языка и были заменены в середине XX века на такие наименования соответствующих социальных типов как диссиденты, шестидесятники. Именно они как новая социальная группа выступили провозвестниками уже других действенных персон истории – реформаторов 80-90 годов XX века.
И только применительно к правовой сфере сохранилось понятие правового нигилизма, характеризующее, как отмечалось, с одной стороны определенное состояние общества, а с другой личностные установки некоторых граждан, социальных групп.
Стоить добавить, что правовому нигилизму в обществе способствует и этический нигилизм – пренебрежение нравственными ценностями, традициями, полезными бытовыми привычками. Оба эти нигилизма развиваются параллельно (коэволюционно) и могут действительно привести общество к полной деградации. Взаимодействие правового и этического нигилизма только начинает разрабатываться в современной теории права и пока можно сделать только самые общие теоретико-правовые выводы.
Противостоит правовому нигилизму, иным деформациям правосознания такой сложный социальный феномен, как правовая культура.
Правовая культура – многозначная характеристика одной из важнейших сторон жизни общества. Это, конечно, более высокая и емкая форма правосознания.
Правовая культура характеризует уровень правосознания, включает степень знания права, на которое опираются исполнительная власть, должностные лица, характеризуется она и интенсивностью убеждений в ценности права. Правовая культура также имеет свою структуру: профессиональный и традиционно-бытовой пласты. Высокий уровень правовой культуры -один из признаков правового государства.
Если правосознание охватывает только духовную жизнь общества, является только частью общественного сознания, то правовая культура включает в себя как духовные характеристики, так и «материальные» придатки права – юридические учреждения, их организацию, отношения; как роль в обществе права, судебной, нотариальной, арбитражной и иных систем, так и стиль, культуру их работы, отношений с гражданами, защиту их законных интересов, знание и соблюдение законных интересов в обществе; как соотношение правовой культуры с другими системами общей культуры – политической, научной, художественной, так и формы рассмотрения споров в суде, работу законодательных органов и т.п.
В правовой культуре развитого демократического общества судебная власть – это не третья сила, как традиционно считается (первые две – законодательная и исполнительная власти), а первая власть, обеспечивающая не только разрешение различных споров, но и управление многими сферами государственной, общественной и личной жизни.
Правовая культура складывается синергетически, отражая, впрочем, уровень, условия существования различных обществ, этапы цивилизованного развития человечества.
Хотя самопроизвольный характер процессов, связанных сформированием правовой культуры в обществе, является приоритетным, одним из условий этого становится также правовое воспитание. Эта деятельность также весьма широкого диапазона – от собственно образовательной, разъяснительной работы в школе, вузе, других структурах до воспитания на собственном опыте. Правовое воспитание имеет свои формы, объекты, способы, но можно выделить и несколько первостепенных ценностей. Они-то и предмет особой заботы при правовоспитательной деятельности. Прежде всего, это воспитание уважения к Конституции и иным законам. Конечно, критические подходы и замечания допустимы, а подчас и желательны даже в этой сфере. Однако уважение к Конституции, ее знание, умение пользоваться стоят на первом месте. Равно как и уважение к другим законам.
Уважение к суду – вот что общечеловеческая практика и практика многих обществ выносит на второе место. Демократия начинается не с господства большинства, а с учета мнений меньшинства и заботы об их конструктивном сотрудничестве. Начинается демократия и с умения проигрывать. Длительное время гражданин, включенный в какие-то споры, при советской власти добивался «своего», обращаясь последовательно во все более «важные» инстанции. Все органы партийной и советской власти были забиты, закупорены жалобами «проигравших».
И только теперь приходит понимание, что если тот или иной спор решил суд, то демократичнее согласиться с его решением, чем затевать бесконечную тяжбу путем подачи жалоб «все выше и выше». В прошлом, в дореволюционной России, был хороший способ останавливать бесконечный поток жалоб. Каждая жалоба должна была писаться на гербовой бумаге, с жалоб взимался при их подаче гербовый сбор. Воспитание уважения к молодым демократическим институтам России – институту президентства, Федеральному Собранию – еще одна задача правового воспитания граждан. Словом, правовое воспитание – это целенаправленная система мер, просветительских образовательных и иных, формирующая установки уважения и соблюдения права, цивилизованных способов решения споров, профилактики правонарушений. Своим адресатом правовое воспитание имеет граждан, должностных лиц. С учетом новой важной социальной роли средств массовой информации особое значение приобретает правовое воспитание журналистов.
Идеалом правового воспитания является юридический всеобуч. Однако не следует преувеличивать роль правового воспитания. Иллюзией является представление, что если всех обучить праву, то исчезнут правонарушения. Все же главное – это жизненный юридический опыт каждого гражданина. И если этот опыт расходится с официальными и неофициальными просветительскими установками, приоритет будет за жизненным опытом. Не менее важны в правовом воспитании и качество законодательства, и формы правоприменения, и соблюдение договорных обязательств, судебная защита прав, свобод и законных интересов гражданина.
Сочетание знания правовых принципов и разумных конформистских убеждений – мощный фактор стабильности, упорядоченности в правовой сфере.

Глава двадцать первая. ПРАВО И ЛИЧНОСТЬ

Коэволюция права и человека. Понятие личности. Свобода личности и право. Права и свободы человека и гражданина, их система. Правовой статус и реальные положения личности. Личность и законность. Внутригосударственная и международно-правовая защита прав и свобод человека и гражданина. Государство и личность.
Важная тема теории права возникает из размышлений об идеалах, о глобальной цели права, его предназначении, его адресате. Ведь регулировать общественные отношения – это по самому крупному счету значит служить не только коллективным образованиям, обществу, государству, но прежде всего человеку. Создать в конечном счете правовые условия для благополучия и благосостояния, безопасности и творческого развития, процветания каждого индивида, каждого члена общества и его семьи – эта высокая гуманистическая задача всегда формулируется, присутствует в таких размышлениях.
Разумеется, когда задумываешься над тем, как она реализуется на практике, понимаешь как она трудна, порой противоречива, кажется даже нерешаемой, особенно в исторических ситуациях, когда право пытаются использовать для благополучия одних членов общества за счет других.
И вместе с тем обсудить возможность решения этой задачи, а для этого описать, объяснить, спрогнозировать взаимодействие права как целостного социального института и человека – становится объективно необходимым. Это ведь и одна из актуальных сторон предмета теории права, о котором речь шла еще в первой главе. Право и человек – изучение этого взаимодействия, органично связанного с предметом теории права, позволяет лучше понять и процессы возникновения права, и его функционирование, и развитие, а также удивительную коэволюцию (совместную, параллельную эволюцию) права и человека.
А начинать надо с того, чтобы разобраться в таких понятиях, используемых в юридических текстах, как человек, гражданин, индивид, личность, лицо, член общества. О ком идет речь?
Прежде всего отметим, что такие понятия не являются продуктом терминологического произвола, а появились объективно, знаменуя собой этапы эволюции правовых условий жизнедеятельности и общежития человека и, соответственно, развития правовых характеристик эволюции самого человека.
Собственно изучение коэволюционных процессов, как отмечалось выше, при сопоставлении диалектики и синергетики, входит в методологию синергетики. Но проявление коэволюционных процессов в правовой сфере, особенно при рассмотрении взаимодействия права и человека, – это уже и предмет теории права. Особенно значимым он оказался при изучении процесса становления личности человека.
Откуда вообще появилось понятие «личность», а затем и понятие «лицо» (свобода личности, физическое лицо, юридическое лицо)?
Ответ мы находим в глубокой древности, по крайней мере в верхнем палеолите 20-15 тыс. лет назад, когда в условиях присваивающей экономики человек пользовался маской, «личиной» для успешной охоты. Использование шкур животных, в том числе чучел, их морд, в которые наряжался, маскировался охотник, чтобы незамеченным подкрасться к добыче, получило закрепление в охотничьей магии, мифах, обрядах. Кроме магического значения, маски-личины имели еще и очень важное прямое практическое значение при воспитании и обучении молодого поколения, начинающих охотников.
Отсюда, кстати, идут все мифы и легенды о перевоплощении человека в животного, хищника. Например, миф о так называемом перевоплощении человека в волка, о так называемых вурдалаках, дошедший и до наших времен.
Отсюда и изображение птицеголового человека (колдуна?) в одной из пещер в Пиренеях, датируемое 18 тысячелетием. Отсюда и мифологические образы превращения девушки в лебедя и наоборот (чудесные сказки, где «ударился оземь и превратился в девицу-красавицу», и даже изумительное «Лебединое озеро» и т.п.).
Маска называлась у славян «личиной», и постепенно личина переросла в личность, характеризуя уже социальные качества человека на последующих этапах его общественного развития.
Замечу, что первоначально 4 миллиона лет назад предок человека появляется как один из биологических видов, постепенно занимая биологическую нишу крупного всеядного дневного хищника. Он генетически расходится в своей эволюционной ветви со своими ближайшими родственниками -шимпанзе, орангутангами и другими человекообразными обезьянами. Первоначально биологические различия у «родственников» не очень значительны. Но постепенно биологическая эволюция человека, дав разные его формы – человека прямоходящего, человека умелого и другие формы древнего человека (археантропа), – на рубеже 40 тыс. лет назад формирует кроманьонского человека и прекращает свое действие (по крайней мере на том отрезке древа эволюции, который мы можем наблюдать).
На смену биологической эволюции идет эволюция социальная, которая также имеет свои различимые этапы и формы. Эта социальная эволюция получает обозначение как социализация, и именно она становится интересной для теории права, изучающей взаимодействие, коэволюцию человека и права.
Социализация характеризуется становлением присваивающей экономики, а затем ее перерастанием в экономику производящую, с ее трудовой деятельностью, развитием коммуникаций, информационным общением, с появлением разнообразных общественных отношений вокруг собственности, другими чертами цивилизации.
Одновременно идет психологическая эволюция самого человека – развивается самопознание, выделяется «Я» как результат самопознания, появляется рефлексия. Постепенно в общественном и индивидуальном сознании складываются архетипы, закрепляющие положительный коллективный опыт человечества, удерживающие все то полезное и опасное, что сопровождало биологическую эволюцию человека. В мифах эти археотипы находят свое воплощение. Постепенно мифологическое сознание замещается логическим – человек разумный завершает свою биологическую эволюцию.
Эти процессы идут в параллель с эволюцией права, которая возникает как социально-регулятивная система, приобретая также все более развитые, усложненные формы и способы воздействия на человека.
Социализация – это объективный, самоорганизующийся процесс становления именно личности человека, определения его социальных свойств, его правового положения. Уже как личность человек выступает в имущественных, в семейно-брачных, государственно-властных отношениях, в научно-технической, духовной, творческой сферах, в территориальной организации общежития и т.д.
Процесс социализации человека, который продолжается и ныне, наполняется новыми правами и свободами, обязанностями и ответственностью, демонстрируя организационную, коэволюционную взаимосвязь права и человека.
Именно в этом специализированном смысле и понимается личность в современной теории права как средоточие общественных отношений, как общественное существо, наделенное достоинством, волей и сознанием, как итог определенного эволюционного процесса.
Этот смысл понятия «личность» следует отличать от других подходов к определению личности, когда за основу берутся некоторые черты, «составляющие» личность, и гиперболизируются, превращаются в самостоятельные определения личности. Творческая личность, выдающаяся личность – это примеры иного, функционального подхода к определению личности.
Таким образом, личность – это социальная характеристика человека на определенном этапе общественного развития. Это член общества, наделенный правовым статусом, правосубъектностью, адресат правового воздействия, участник многообразных общественных отношений, совокупность и содержание которых определяют его положение и социальную роль, поведение и духовную жизнь.
Однако для характеристики личности в ее взаимодействии с другими социальными институтами используются уже иные понятия.
Так, взаимодействие личности и государства еще со времен возникновения городов-государств, становления государственности на том далеком этапе цивилизации привело к появлению понятия «гражданин».
«Гражданин» означает принадлежность личности к государству, определенное взаимодействие гражданина и государства. Иными словами, гражданин – это личность в ее взаимодействии с государством, характеризующаяся системой прав, обязанностей, ответственности.
Так, например, государство должно охранять «достоинство личности» (статья 21 Конституции Российской Федерации), и это одно из узловых, многоплановых обязанностей государства перед личностью. Кроме понятия «гражданин» используется в праве и понятие гражданства. Понятие гражданства, производное от понятия «гражданин», определяет юридическое состояние личности также в его отношениях с государством, но именно как состояние, имеющее свой набор взаимных прав и обязанностей и, что очень важно, возникающее с момента рождения.
Состояние гражданства определяется некоторыми правовыми системами по принципу «крови» (происхождение от родителей – граждан государства) или по принципу «территории» (месту рождения). Оно может в некоторых случаях возникать и при исполнении юридических процедур приема в гражданство, прекращаться – в процедурах выхода из гражданства.
Гражданство – это предмет науки государственного (конституционного) права. Теория права выделяет и изучает в этой сфере лишь некоторые самые общие черты взаимодействия гражданина и государства.
Прежде всего, это обязанность государства перед личностью-гражданином всегда социально и юридически защищать гражданина, где бы он ни находился, в какую бы беду ни попал. В частности, такая обязанность возникла у Российского государства перед теми миллионами ее граждан, которые после распада СССР оказались за пределами России, в других государствах. Но и единичного своего гражданина, оказавшегося за рубежом в беде, Российское государство также обязано защищать через консульские службы, иным путем, вплоть до военного в крайних случаях. Даже если этот гражданин имеет двойное гражданство (специфическая, договорная форма гражданства), т.е. является гражданином двух государств, каждое из государств обязано его защищать.
В свою очередь гражданин имеет крупные обязанности перед государством – законопослушания, защиты государства. Он должен оберегать доброе имя государства, его целостность, работать на то, чтобы помогать его процветанию и т.д. И это не позиция так называемых государственников, приписывающих себе идеи патриотизма, державности. Нет, это нормальные обязанности гражданина перед государством, условие процветания и Гражданина, и государства.
Кроме фигуры гражданина, заключающей в себе взаимные права и обязанности государства и личности, историческая практика и наука выделяют и фигуру подданного. Это социальная характеристика личности, находящаяся, как правило, в отношениях «подчинения – власти» с определенным типом государства, главным образом империей.
Возникнув в далекие времена завоеваний и покорении одних народов другими, когда главной формой отношений личности и государства был сбор и уплата дани, фигура подданного характеризовала, как правило, монархические, абсолютистские формы правления.
Обязанности – на одном конце, права – на другом – такова модель отношений государства и подданного. Впрочем, фигура подданного выражала отношения между персонифицированным государством в лице императора (монарха) и личностью. Однако и подданный сохранял определенный набор прав, впрочем, несравнимый с его обязанностями.
Понятие гражданина используется еще и для того, чтобы отличать гражданина одного государства от иностранного гражданина, поскольку у них разный объем правоспособности, как правило, в военной и политической сферах – служба в армии, участие в избирательной системе.
Когда же мы в нормативно-правовом акте встречаемся с понятием «каждый», то здесь речь идет уже об обобщении в этом понятии гражданина и просто физического лица, человека. В этом случае не устанавливается каких-либо различий по объему правоспособности между гражданином одного государства и иностранным гражданином или лицом без гражданства.
Например, в Конституции Российской Федерации в ряде статей используется понятие «каждый» – «каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени» (статья 23). Значит, речь в данной статье идет вообще о субъекте права, безотносительно к тому – гражданин он или нет.
Зато статья 33 устанавливает: «Граждане Российской Федерации имеют право обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы и органы местного самоуправления». И ясно, что такое право принадлежит лишь гражданину России. Также в случае совершения правонарушения гражданин должен нести юридическую ответственность по законам своего государства. В отношении же граждан другого государства могут действовать и иные правила. Так, если он обладает иммунитетом, то, как правило, не несет ответственности по законам государства пребывания, а отвечает в установленных случаях по законам своего государства.
И уж совсем недопустимо при совершении правонарушения лишать человека гражданства и высылать из страны, как это имело место в практике нашей недавней отечественной истории.
Зачастую вместо понятия «личность» употребляется понятие «человек». Речь идет о формуле, часто используемой в декларациях о правах, свободах человека и гражданина. В данном случае понятие «человек» используется как высокая социальная характеристика каждого адресата декларации, как специфическая характеристика личности.
Когда необходимо различать индивидуального и коллективного адресата правового воздействия, употребляется, особенно в научных трудах, понятие «индивид» или «член общества». Впрочем, последние понятия имеют главным образом социальную и количественную характеристику, а не юридическую.
Понятие личности является динамичным. В наполнении этого понятия действует принцип историзма: оно наполняется новыми характеристиками прав и свобод. Проявляется это в таком ценном свойстве личности, которое определяется как свобода личности.
Свобода личности выражает возможность каждому вести себя в отношениях с другими личностями так, как это полезно, необходимо, но при этом не нарушая свободы других личностей. Установление общего содержания свободы личности, ее меры, баланса с другими свободами – великая задача права. Особенно ценным становится такое правовое установление общего содержания и меры в отношениях личности и государства. Государство, его органы не должны ограничивать произвольно свободу личности, установленную и закрепленную правом. Самые фундаментальные, конституционные отношения в обществе формируются, как отметил И.Г. Фарбер, вокруг народовластия, суверенитета, свободы личности.
По сути характеристика свободы личности определяет и существо государства, в котором реализуется эта свобода: тоталитарное ли это государство, теократическое или демократическое, правовое ли, социальное ли и т.д. Свобода личности как ее ключевая социально-правовая характеристика рассматривается но многих философских, юридических и иных трудах. Для юридических наук, отраслевых и общетеоретических, она имеет особое значение при изучении тех прав и свобод, которые определяют се содержание, при размышлениях о ее обеспечении государством, используемых для этого правовых самоограничениях.
Но кроме свободы личности, существует еще одна общая социально-правовая характеристика личности, определяющая ее правовое положение в разных обществах. Это как бы вторая, оборотная сторона свободы личности: зависимость личности.
Диапазон зависимости личности включает в себя социальные отношения взаимопомощи, услуг, подчинения. В каких же исторически возникших регулятивных системах, а при появлении права – в каких юридических формах эта зависимость проявляется?
В первобытном обществе существует жесткая взаимозависимость личности и коллектива, которая закрепляется в обычаях, традициях, ритуалах. И хотя следует предостеречь от расхожего штампа, что, де, в этих обществах личность полностью подчинена коллективу, растворена в нем, все же можно отметить определенную зависимость личности от коллектива – приоритеты интересов коллектива на этой стадии действительно существуют.
С приходом цивилизации эта зависимость приобретает новые юридические формы. Возникает взаимная зависимость земледельцев – общинников и государства при азиатском способе производства.
В рабовладельческих обществах появляются крайние формы зависимости рабовладельца и раба. В Древнем Риме раб – это «говорящее орудие». Но рабство знает и иные формы зависимости: в США на плантациях Юга, в социалистическом ГУЛАГе, где некоторые формы содержания заключенных и использования их труда также мало чем отличались от рабовладения.
Следует различать экономическое и юридическое определение рабства. Юридическое – предполагает закрепление в законодательстве бесправия раба и привилегий рабовладельца. Экономическое – социальные отношения зависимости рабовладельца и раба, которые имеют, конечно же, разные степени интенсивности.
Единство юридической и экономической зависимости и характеризует наличие рабовладения, состояние рабства. Смешивать при определении содержания рабства эти две характеристики, расширять характеристики состояния зависимости личности за счет экономических критериев и определять их как рабовладельческие, например отношения государства и общинников-землевладельцев в древних государствах, было бы неверным.
Иные формы зависимости характеризуют положение личности в классическом феодальном обществе. Понятия «крепостной», «помещик», «феодал», «сеньор», «вассал» наиболее емко характеризуют разные степени отношений зависимости в этом обществе.
Наконец, фигуры «наемного рабочего», «предпринимателя», «капиталиста», «работодателя» характеризуют новые формы зависимости в буржуазном обществе. А в социалистическом обществе понятия «колхозник», «председатель колхоза», «трудящийся» вновь возвращают нас к отношениям зависимости, существовавшим в далеком прошлом, при азиатском способе производства, отношениям земледельцев-общинников и государства.
Этот анализ показывает еще раз, как отмечалось выше, что действительно в биологических характеристиках человека за несколько тысячелетий ничего не меняется. Так же ничего не меняется в психологической сфере: мы легко понимаем мотивы поступков, поведения наших далеких предков. Их произведения искусства, их образ жизни, стремления, горе, радости также близки нам и понятны. И как заметил поэт Кайсын Кулиев: «Жизнь знает много радости и горя, слез и улыбок, но во все века людей, живущих трудно, было боле, чем тех людей, чья жизнь была легка!».
Меняются лишь социальные и правовые характеристики личности. И тут есть место для оптимизма.
Если сопоставить общее содержание свободы личности и ее антипода – зависимости, то можно заметить, что за последние тысячелетия свобода личности расширяется, эволюция имеет четкую направленность на расширение прав и свобод личности, на усиление их обеспеченности государством, а также на усиление обязанностей и ответственности личности. Появляются и новые ипостаси личности с новым набором прав. Такой новой фигурой становится налогоплательщик, обладающий новым, порой уникальным набором прав и свобод, прежде всего в контрольной сфере, но имеющий также набор строгих обязанностей перед государством, прежде всего в финансовой сфере. Появляется фигура работодателя, предпринимателя.
И в этой связи по-новому встает вопрос – так что же такое права и свободы человека и гражданина, коль скоро именно их набором, расширением определяются уровень свободы личности и тенденции ее обогащения, коэволюции?
Этот вопрос уже возникал при рассмотрении естественно-правовой доктрины, при обсуждении естественного права и позитивного права. Тогда речь шла об общей характеристике этих прав и свобод и о том, что является их источником и что является источником позитивного права.
Ныне вопрос стоит так: необходимо точно определить эти права и свободы, их развитие, обогащение и место в характеристике свободы личности.
На современном этапе общественного развития основные права и свободы человека определяются как объективные условия, возможности жизнедеятельности человека, без которых не может существовать сам человек. Напомню, что права и свободы в этом контексте синонимы, ведущие свое происхождение из далеких времен Французской революции. Используются в одинаковом смысле понятия «свобода убеждений», «свобода слова», «свобода совести», но и понятия «право собственности», «право на жизнь» и т.д.
В комплексе эти свободы и права и характеризуют свободу личности: независимость личности от государства и использование своих прав, свобод и законных интересов без нарушения прав, свобод и законных интересов других личностей. Впрочем, об этом уже шла речь выше.
Права гражданина в отличие от прав и свобод человека – это те нрава, которые в разных государствах «даруются» гражданину государством формально, т.е. путем закрепления в законе: право на труд, на жилище, обеспечение в старости и т.д.
Но это различие в современных условиях теряет свое юридическое значение. Основные права и свободы входят как основное ядро в Конституцию. Поскольку Конституция – это акт прямого действия, то основные права и свободы обеспечиваются так же, как и иные, «позитивные» права, обычными, юридическими способами. Поэтому можно утверждать, что деление прав и свобод на естественные и «позитивные» теряет ныне свой юридический смысл, происходит сращивание всех прав и свобод в единый комплекс правообеспечения нормальной жизни человека.
Отмечу, что действительно происходит обогащение этих прав и свобод.
Право на информацию, которое получает закрепление в Конституции как право каждого свободно производить, искать, получать, передавать, распространять информацию, также становится основным правом и условием любой жизнедеятельности человека, предпосылкой осуществления любых других прав и свобод.
«Собственность обязывает» – вот еще одно новое юридическое обогащение права собственности, которое устанавливает обязанность собственника бережно относиться к своему имуществу, не нарушать права и свободы других лиц, государства, извлекать из собственности пользу не только для себя, но и для общества.
Личность и государство в первую очередь связывает финансовая сфера, когда уплата налогов становится одной из первых обязанностей гражданина. Без взимания налогов государство существовать не может. Впрочем, в этом случае гражданин приобретает правовой статус налогоплательщика, у него возникают дополнительные права и в отношении государства, прежде всего по контролю за распределением налогов, их расходованием.
Какие же общие начала, принципы характеризуют основные права и свободы, если теоретически обобщить историю их появления и развития?
Важнейшим является недопустимость использования прав, свобод и законных интересов таким образом, чтобы при этом нарушались права и свободы других лиц: предел их использования – свобода личности другого.
Далее, понимание прав и свобод как динамичной, развивающейся системы, признание приоритета прав и свобод человека над всеми другими правами – правами нации, народа, государств.
Последний принцип имеет исключительно важное значение. Его признание и правильное использование – основа многих направлений внешней и внутренней политики государства, национальной политики, решения геополитических проблем.
Вопрос стоит так: правомерно ли при реализации права наций на самоопределение, народа – на народовластие, государства – на его целостность и другие ценности пренебрегать правами и свободами человека, умалять эти права и свободы, осуществлять права наций, народов, государства за счет прав и свобод человека?
Казалось бы, абстрактный вопрос, но он далеко не риторический. Во многих практических политических, экономических ситуациях при национально-освободительных, сепаратистских движениях, защите прав этнических меньшинств его приходится решать, то учитывая сложившиеся приоритеты, то устанавливая их баланс, а то и компромисс между этими правами. Именно так приходится решать и вопрос о федерации как устройстве государства на национальной основе. Хорошо, когда права человека и права нации на самоопределение совпадают. Но такого совпадения может не быть, и тогда целесообразным становится организация федерации на территориальной основе, т.е. с учетом все же приоритета прав человека. Приоритет должен оставаться за правами человека как содержанием свободы личности -высшей ценности исторической социальной эволюции человека.
Следующим принципом является равноправие личности независимо от расы, национальности, пола, религии, местожительства. Сочетание прав, обязанностей и ответственности – еще один принцип в этой области.
Далее, можно выделить всеобщий, международный характер прав человека, а также соединение в этой сфере национального законодательства и общепризнанных принципов и норм международного права.
В теории права само развитие прав и свобод определяют как появление все новых поколений прав и свобод, их взаимное дополнение и обогащение. Этот процесс является вполне заметным, поскольку четко отражается в международных и внутригосударственных нормативно-правовых актах.
Такие акты, как Всеобщая декларация прав человека (1948 г.), Декларация прав и свобод человека и гражданина Российской Федерации (1994 г.), Конституция Российской Федерации, Международные пакты о гражданских и политических правах. Конвенции о правах ребенка, о политических правах женщин и другие – это яркие вехи все той же эволюции прав и свобод и, соответственно, эволюции личности, словом, все тот же коэволюционный процесс – принципиальное явление в социализации человечества, если расширить временные рамки до нескольких тысячелетий или спрогнозировать этот процесс на XXI век.
Схематично «смена» прав (с сохранением предыдущих поколений прав) выглядит так: первое поколение – политические, культурные, личные права; второе поколение – социально-экономические, гражданские права; третье – коллективные права: женщин, детей; четвертое – права человечества (право на мир, экологические, информационные права, на ядерную безопасность, космос и другие).
Четвертое поколение – это правовой ответ вызову XXI века, когда речь пойдет уже о выживании человечества как биологического вида, о сохранении цивилизации, о дальнейшей, космической социализации человечества. Рождается новое, четвертое поколение прав, и, соответственно, возникают международно-правовые процессуальные институты, обеспечивающие эти права. Формируется международное гуманитарное право, светский гуманизм становится одной из вех в нравственном развитии общества.
Анализ взаимодействия права и личности приводит к еще одному аспекту, а именно к рассмотрению правового статуса и реального положения личности в различных обществах. Ведь все предыдущие рассуждения о свободе личности шли в русле формального, юридического ее обеспечения набором прав и свобод. Но ведь кроме этой формальной характеристики содержания свободы личности, существует и вопрос о реальном обеспечении этой свободы, ее осуществлении.
Под правовым статусом понимается совокупность прав и свобод, обязанностей и ответственности личности, устанавливающих ее правовое положение в обществе. Государственный служащий, судья, военнослужащий, студент, почетный гражданин – все это правовые статусы, определяющие правовое положение конкретных лиц и характеризуемые определенным набором прав и свобод. Сословие (в царской России, например) – еще одна характеристика правового статуса лиц. Принадлежность к тому или иному сословию определяет и привилегии, и обязательства члена общества. Но может возникать разрыв между правовым статусом и реальным положением лица.
Например, по своему статусу судья независим и подчиняется только закону. Однако в известные периоды отечественной истории действовало фактически «телефонное право», когда «партийное» давление становилось возможным из-за партийности судьи (как правило, члена КПСС), а «советское» давление основывалось на финансовой и материально-технической зависимости суда от горисполкома, райисполкома. Конечно, формальная независимость оказывалась иллюзорной.
Впрочем, такое давление при демагогических требованиях соблюдать «партийную линию» оказывалось секретарями горкомов и райкомов партии не только на судей, но и на прокуроре». Объяснить этим «деятелям», что законы – это и есть линия партии, что их соблюдение и есть следование линии партии, было невозможно. Причем, разумеется, в тех случаях, когда речь шла о более или менее «нормальных» законах, связанных с правами граждан. Следование иной категории законов – политических – осуществлялось во многих случаях, увы, и без понукания.
«Телефонное право» имело сезонный характер, когда, например, в период уборки урожая по указанию райкома обязательно устраивались выездные заседания суда, с тем чтобы в сельском клубе сурово наказать кого-нибудь из тех, кто похитил у колхоза толику зерна из нового урожая или совершил другое «сельскохозяйственное» преступление, например допустил «невыработку трудодней».
Тяжкие были времена: суд превращали в придаток партийной власти и, разумеется, его правовой статус полностью расходился с фактическим положением.
К сожалению, в России определенная зависимость судьи сохраняется и поныне из-за неудовлетворительного состояния финансовою и материально-техническою обеспечения судов. Разрыв между положением судей, депутатов и иных политических деятелей в политической системе и их социально-экономическим положением (зависимостью от исполнительной власти) существует и ныне, деформируя утверждение о независимости судебной деятельности, работы депутатов и т.п. Да и государственный служащий при несогласии с проводимой политикой не может сказать «служить бы рад, прислуживаться тошно», не может уйти в отставку. Экономическая возможность такого поступка только формируется. Не отсюда ли порой и негативный стиль работы, а порой и просто саботаж?
Иные разрывы между формальным и фактическим положением личности возникают не только из-за внеправовых факторов, но и из-за несовершенства правовых систем, например, когда положения законов деформируются подзаконными актами, в частности инструкциями.
Формы нарушения прав и свобод, которые определяют фактическое положение личности, самые разнообразные. Они подробно рассматривались в теме о правонарушении, но и в контексте прав личности следует отметить наиболее одиозные из этих форм: внесудебные репрессии, запреты заниматься профессией, незаконные привилегии, «телефонное право», вторжение в частную жизнь, нарушение тайны личной, семейной жизни, в том числе прослушивание без санкции на это телефонных разговоров, перлюстрация писем и т.п.
Государство должно обеспечивать защиту прав и свобод, и в этом смысле оно – слуга человека, а не наоборот, человек – не винтик в государственном механизме.
Поэтому основной стратегической задачей государства в обеспечении прав и свобод, организации взаимоуважительных и взаимообязательных отношений между личностью и государством является создание режима законности и поддержания правопорядка.
Законность в теории права определялась в разных дефинициях, но в основном как требование неуклонного соблюдения (в широком смысле) правовых норм всеми гражданами, должностными лицами, государственными органами, общественными организациями. Правопорядок определялся как итог, результат законности, т.е. соблюдения в обществе всех правовых требований. И законность, и правопорядок характеризуют состояние общества, отношения между личностью и государством.
Эти категории обобщают не только юридические процессы, например деятельность правоохранительных органов, но характеризуют и социально-политическое отношение общества, его членов, различных структур к праву, его реализации. Иными словами, обеспечение законности – это забота не только юристов и юридических учреждений, это крупная социально-политическая задача всех граждан, должностных лиц, всех социальных структур.
Характеристика состояния законности позволяет осуществить общую оценку действия права в обществе, оценить состояние общественных отношений под воздействием права.
В конечном счете не так важны теоретические оттенки в раскрытии понятия «законность». Требование ли это точного и неуклонного соблюдения неисполнения, использования и применения законов и других правовых актов, государством, обществом, должностными лицами, гражданами или это общественно-политический процесс соблюдения (в широком смысле) правовых требований – важно, что это особая, политико-правовая характеристика общества.
Без законности не может быть демократии, свободы личности – это теоретическое понимание развивалось и на прошлом этапе отечественной теории государства и права, разумеется, без всесторонней оценки тех законов, указов и других нормативно-правовых актов, которые предлагалось исполнять, без критического осмысления правовой системы социализма.
Но, увы, как часто на предыдущем этапе отечественной истории под предлогом конъюнктурно понимаемой целесообразности извращались даже те требования законности, которые формально содержали нормативно-правововые акты, прежде всего Конституция. Несмотря на это, некоторые теоретики на предыдущем этапе утверждали, что при социализме существует не только законность, но и конституционная законность, которая приходит на смену «революционной законности».
Но если отвлечься от гиперболизаций и фальши предыдущих теоретических положений, то конституционная законность действительно должна обеспечивать свободу личности, включать в себя равенство всех перед законом и судом, принципы федерализма, народовластия, разделения властей, обладания гражданами прав и свобод. Конституционная законность – это ядро, обеспечивающее единство законности.
Законность может существовать только в системе гарантий и четких методов ее обеспечения. Это прежде всего юридические гарантии – хорошее качество законов, финансовое, кадровое, материальное обеспечение исполнимости законов.
Ответственность, наличие правозащитных органов и многие другие элементы юридических гарантий входят во всю систему гарантий законности. Сюда же входят материальные, политические, идеологические, культурные, технические гарантии, которые создаются государством, обществом для верховенства закона, господства права.
Методы обеспечения законности – это политические, организационные и иные способы обеспечения действия нрава.
Сюда входит, прежде всего, открытость и осведомленность общества о нарушениях законов и мерах, принятых к нарушителям, кого бы это ни касалось, широкое использование судебной системы в укреплении законности; обеспечение конституционной законности специальными структурами, например, деятельностью Конституционного суда; практическое обеспечение принципа «вся власть закону» «деятельности прокуратуры и других правоохранительных органов; эффективная работа законодательного органа, неотвратимость наказания за совершенное правонарушение и т.д.
Понятие законности охватывает и такую специфическую сферу, как соблюдение дисциплины, т.е. исполнения правовых требований в организационной сфере общественной жизни – на производстве, в учреждениях, «силовых» структурах и т.д. Дисциплина является мощным средством против дезорганизации в ее разных формах и степенях.
Различают воинскую, исполнительскую, договорную, финансовую, технологическую, трудовую, налоговую и иные формы дисциплины.
В демократических государствах с рыночной экономикой особенно важной становится налоговая дисциплина. Своевременная и полная уплата налогов физическими и юридическими лицами – это условие существования таких государств. Налоговые нарушения оцениваются как уголовные преступления и это оценка входит в правосознание демократического общества. Но, разумеется, налоги должны быть соразмерными доходам и не быть удушающими производство, деловую активность, предпринимательство.
Характерно, что в истории человечества, например, в Древнем Египте (II тыс. до н.э.) первичные налоги собирались в виде определенной доли урожая и делились в такой пропорции – 23% фараону, 7% храму, а около 70% шло земледельцам-общинникам.
Эта пропорция выдерживалась и в последующие времена во многих других государствах азиатского способа производства и, по-видимому, является оптимальной.
Дисциплиной можно управлять, и это одна из сфер, где пересекаются научные интересы теории права и науки об управлении, прежде всего менеджмента в современной терминологии.
Но надо учитывать и юридическую методологию, которая формируется для изучения сферы законности под влиянием различных политических, идеологических факторов. Все же нарушения законности и ныне имеют широкое распространение, и многочисленная армия юристов в конечном счете работает на укрепление законности, сокращение разрыва между формальным и фактическим положением личности.
Законность имеет и международное значение как одно из условий современного существования цивилизации – в технологической, экономической сферах. Законность должна обеспечивать экологический императив, построение правового государства и осуществление многих иных юридических, политических идеалов и ценностей.
Законность может иметь разные уровни, разную степень соблюдения права и прежде всего законов. Поэтому она еще и процесс достижения этой цели.
На предыдущем этапе отечественной теории государства и права законность и правопорядок были одними из узловых вопросов научного знания.
Советское социалистическое государство вмешивалось почти во все сферы жизни гражданина, личности, причем обеспечивало оно себе эту возможность, почти беспредельную степень вмешательства изданием и применением соответствующих законов. Поэтому объективной задачей было теоретическое изучение того, как во-первых, законы и их исполнение работали на тотальное огосударствление личной жизни, общественной деятельности каждой личности, во-вторых, как законы и их исполнение защищали органы государства, должностных лиц, чиновников-распределителей от угроз поставить их под контроль общества, граждан, лишить привилегий, и, наконец, в-третьих, как законы и их исполнение обеспечивали безопасность личности, а также дарованную в ограниченных размерах этой личности свободу, например свободу голосовать, именно голосовать, а не выбирать. По существу – все это и охватывалось фактически понятием законности, причем социалистической.
Призывали за социалистическую законность бороться, причем «бороться культурно», «укреплять» ее, устанавливать единообразное понимание и практическое осуществление («чтобы не было законности калужской и казанской»), определяли социалистическую законность как охрану социалистической собственности и ничего более и т.п.
Подчеркну, что если не иметь в виду социальных целей установления режима законности на этом этапе отечественной истории, если не знать содержание многих законов, соблюдение которых должно было обеспечивать законность, формы и способы ее поддержания (ГУЛАГ, внесудебные репрессии и т.п.), то сами по себе теоретические подходы к законности вполне соответствовали идеологии и политике тоталитарного и фактически унитарного социалистического государства.
Некоторые теоретики вообще развивали концепцию так называемого государства социалистической законности, противопоставляя эту концепцию идее правового государства, всячески обрушивались на правовое государство как на буржуазную фикцию, как на прикрытие кулачного права, которое буржуазия применяет фактически против трудящихся.
Да и сама концепция социалистической законности на предыдущем этапе в теории права использовалась все для того же формационного подхода, для противопоставления буржуазной и иным «эксплуататорским» законностям. Мол, эти законности формальны, прикрывают зверские расправы буржуазии с трудящимися и т.п. И только социалистическая законность объявлялась верхом совершенства, «подлинной демократией», целью всего правового развития социалистического общества.
Покажу на одном примере как конкретно шло теоретическое обоснование «социалистической законности», шельмование «буржуазной законности», какие убийственные для общества выводы делались из этих теоретических положений.
Уже в начале 30-х годов в партии, да и в государстве будущий прокурор СССР Вышинский стал главным юридическим теоретиком, идеологом, обеспечивавшим правовое прикрытие всем хорошо известным преступлениям Сталина и его подручных.
В 1933 году он сделал доклад защитникам, работающим в Московской областной коллегии, для, как отмечалось, «поднятия качества защиты». Доклад содержал ряд тезисов-догм*. Вышинский утверждал, что буржуазная законность полностью загнила, разложилась, распалась, сменилась прямым террором. Революционная, социалистическая законность непрерывно укрепляется, расцветает, служит трудящимся. «Одряхлела буржуазия, – утверждал идеолог, – одряхлела и буржуазная законность. Пришло время сдать ее в архив»**.

*Вышинский А.Я. Революционная законность и задачи Советской защиты. М., 1934.
**Там же. С. 19.

И в качестве аргументов, а о них следует знать юристам, задает риторический вопрос: «Сколько убито за последний год по сравнению с 1930 г. в капиталистических странах?» (Вышинский не снисходит до того, чтобы сказать, о каких странах идет речь и какими источниками он пользуется.) Оказывается, что в 1930 г. было казнено без суда 65,5% всех убитых, казнено по суду 34,5%. В 1931 г. казнено без суда 80,2%, казнено по суду 19,8%. В 1932 г. убито, т.е. казнено без суда 97,7%, казнено, т.е. убито по суду – 2,3% (читатель уже может догадаться, что Вышинский попросту каждый раз добавляет разницу до 100%). «А где же закон? Где же буржуазная законность?» – лицемерно вопрошает докладчик. (Увы, аналогичная статистика о жертвах 1937-1938 гг. в его собственной стране никогда не будет оглашена Вышинским.). «Причины разложения и гибели буржуазной законности те же, что и причины разложения и гибели буржуазного парламентаризма и буржуазной демократии», – продолжал докладчик.
Следующим идеологическим прикрытием всех извращений и деформаций общества – от «уже построенных основ социализма» в середине 30-х годов до «развитого социализма» 70-х – начала 80-х надолго станет и другое положение Вышинского. Со ссылкой на Сталина, он скажет: главное в революционной законности – почему ее по праву называют социалистической – это то, что «ее основой является охрана и защита социалистической общественной собственности, потому что, как говорил Сталин, «основная забота революционной законности в наше время состоит, следовательно, в охране общественной собственности, а ни в чем-либо в другом».
Человек с его правами, свободами, обязанностями, ответственностью, с его социально незащищенностью напрочь исчез у Сталина и Вышинского из сферы революционной законности. Человек теоретически и практически превращался в винтик государственного механизма, был заслонен надолго «государственными интересами», «плановыми заданиями», «Великими стройками», «социалистической собственностью», «укреплением и защитой социалистического строя».
Тезис-догма следующий: революционное насилие, самые резкие репрессии оправдываются высшими принципами, на которых строятся новый общественный уклад, той целью, к которой стремится социалистическое общество. «В этом оправдание тех ударов нашего закона... которое мы бросаем на головы и наших врагов и недисциплинированных, непокорных пролетарскому государству сынов самого рабочего класса, трудящихся масс...».
Таким образом, в сфере законности у Вышинского цель стала оправдывать средство. Он требует покорности и подчинения государству, а если вдуматься, покорности и подчинения трудящихся бюрократическому аппарату, который олицетворяет это государство в сталинской модели социализма. И для достижения этой цели можно репрессировать непокорных трудящихся.
Еще один тезис-догма: буржуазное правовое государство – это олицетворение такого же кулачного права, как и в средневековье. Ему противостоит государство революционной, подлинно социалистической законности. Вышинский особенно подчеркивал: «вот что представляет собой это хваленое «правовое государство» – олицетворение такого же кулачного права, но только более утонченного, более рафинированного, более «цивилизованного, чем кулачное право варварского самодержавия».
И, наконец, важный организационный тезис-догма: государству революционной законности адвокатура не нужна. Нужны защитники, которые в своей работе должны заботиться об интересах этого государства. А в чем состоят, по мнению Вышинского, пороки адвокатуры? «Прежде всего, они заключаются в том, что советский адвокат рассматривает свою работу в советском суде больше с точки зрения интересов своего клиента, чем с точки зрения интересов пролетарского государства в целом». А вот советский защитник не должен забывать о том, что обвинитель, прокурор, облеченный доверием пролетарского государства, действует во имя интересов советского государства.
Я так подробно цитирую доклад Вышинского в 1933 году, поскольку подобное отношение к законности существовало в Российском государстве несколько десятилетий. А убрать частных, именно частных адвокатов из судебной системы и заменить на угодливых, послушных защитников, Вышинский постарался уже в 1933 году. Разве могли бы состояться политические «процессы» 1937-1938 годов, если бы в них участвовали частные адвокаты. Вот какой была фактически идеология и практика социалистической законности многие десятилетия и вот от чего с таким трудом уходит и настоящее время российская государственность и современная теория права*.

*Подробный анализ доклада Вышинского А.Я. в 1933 году см. в кн.: Венгеров А.Б. Законность как ее понимал Вышинский // Инквизитор. Сталинский прокурор Вышинский. М.: Республика, 1992.

На современном этапе теоретического знания борьба за законность сменилась борьбой против организованной преступности, коррупции, мафии и т.п. По крайней мере именно так во многих теоретических работах формулируются задачи правоохранительных органов, граждан в социально-правовой сфере общества.
Верховенство права, закона постепенно пришло на смену понятию законности, хотя, разумеется, и законность как одна их общих характеристик правового состояния общества сохраняет все свое теоретическое и практическое значение.
Личность обеспечивается не только внутригосударственной, прежде всего судебной защитой, но и международно-правовой. Действительно, судебная защита прав и свобод личности – это достижение цивилизационного развития человечества. Суд осуществляет не только защиту конкретных прав и свобод личности (право собственности, право на жизнь, свободу слова, свободу совести, свободу шествий и демонстраций, свободу собраний, право на выбор местожительства, право на информацию, право на неприкосновенность личной жизни, интеллектуальную собственность и т.п.), но и саму свободу личности. Иными словами, защищает от вмешательства государства во все сферы жизнедеятельности личности – творчество, трудовые занятия, предпринимательство, коммуникации, семейные отношения и т.п. Впрочем, и в этих сферах свобода личности одних стала четко ограничиваться свободой личности других и судебная защита – гарант такого баланса. Появились и новые объекты судебной защиты, например, стали защищаться: свобода жены от сексуальных домогательств мужа, сотрудницы от тех же домогательств начальника, права детей от ограничений в пользовании информационной техникой, которые устанавливаются родителями и т.п.
Поэтому, возможно, правы те, кто полагает, что при разделении властей в правовом государстве судебная власть становится первой властью, а не является третьей, после законодательной и исполнительной, как полагают многие, следуя стереотипу, а недействительному положению вещей.
Да и международно-правовая защита свободы личности – это ведь тоже, по существу, судебная защита. Когда исчерпаны все внутригосударственные способы и институты, гражданин вправе обратиться и в международные судебные органы, например, в Европейский суд по правам человека. Вот как гласит, например, статья Конституции Российской Федерации применительно к описанной ситуации: «Каждый вправе в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты» (п. 3 статьи 46).
Международная защита прав и свобод также эволюционирует, обеспечивая, по существу, право человечества на эволюцию, даже выживание. Примеры защиты некоторых народов от агрессии, от дискриминации, от нарушения прав и свобод человека становятся в конце XX века все более многочисленными и впечатляющими.
Деятельность международных трибуналов, органов ООН в этом направлении, применяемые международные экономические и иные санкции – все это уже вошло в международно-правовую практику защиты свободы личности.
Теоретическое понимание необходимости защищать человека от вмешательства в его жизнь полицейского, тоталитарного государства привело уже в начале XIX века многих философов и юристов к воссозданию из античного философского и юридического багажа человечества идеи гражданского общества и правового государства.
Гегель блистательно разработал в «философии права» концепцию гражданского общества как средоточия и воплощения свободы личности. Он четко разграничил сферу деятельности относительно самостоятельных образований, в которых и вращается каждый человек, каждая личность.
В сущности, эта концепция была концепцией все той же защиты свободы личности от полицейского государства (для Гегеля это было Прусское государство). Гегель к гражданскому обществу относил те сферы жизнедеятельности человека, которые были связаны с его творческой деятельностью, бытом, семьей, трудом, собственностью. И для государства вход в эту сферу был закрыт.
Но тема о гражданском обществе органично связана и с прогнозами о будущем государства и права. Рассмотрим ее в отдельной главе.

Глава двадцать вторая.  ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО И ПРАВОВОЕ ГОСУДАРСТВО

Горизонты государства и права. Характеристика и понятие гражданского общества. Право и гражданское общество. Государство и гражданское общество. Правовое государство: понятие и признаки. Государство правовое и социальное. Человек – цель, а не средство государственно-правового развития общества.
Размышление о социальных институтах всегда включает прогнозы об их будущем. И эти прогнозы неважно сбываются они или нет – как импульсы из будущего организуют настоящее: подвигают на политические действия, даже влияют на оценки и переоценки прошлого. Связь времен реальная вещь. Но эти протезы имеют разный характер, особенно, когда касаются таких социальных институтов, как государство и право. В одних прогнозах государство и право должны отмирать при определенных условиях (при построении коммунистического общества). В других – они вечны, т.к. преподнесены человечеству богом. В третьих – одному из конкретных государств предназначалось быть «тысячелетним рейхом», хотя просуществовало это государство всего двенадцать лет. В концепциях, ведущих свое происхождение от утверждений Платона, государство возникнув первоначально как «совершенное» и представляя собой живой организм, постепенно вырождается, разрушается (точно так же, как это происходит с живым организмом).
И в концепции известного современного социолога Фукуямы либерально-демократическое государство – это венец политико-правового творения человечества, «лучше, как говорится, не придумать». И, следовательно, надо законсервировать это детище либеральной идеологии и практики на века, пользуясь, разумеется, благами, которые дает обществу такое государство.
Эти и другие концепции (анархические, эсхатологические и т.д.) вытекают органично из различного понимания государства и права, предписывают и современной теории государства и права заглянуть за горизонты государства и права. Что может эта теория сказать о судьбе предмета своих научных интересов, чем, так сказать «сердце успокоится»?
Конечно, этот ответ не должен быть просто результатом гаданий, ни на чем реальном неоснованных, не должен быть он и продуктом кабинетных конструкций.
О гражданском обществе в российской политической жизни ныне говорят многие, не очень представляя себе что это такое. Разумеется, такое состояние порождено десятилетиями, когда само понятие гражданского общества было исключено из отечественного теоретико-юридического знания. Но хотя сейчас гражданское общество вошло в научный и политический оборот, оно не должно стать неким фетишем. Утверждения типа «демократия невозможна без развитого гражданскою общества» не следует принимать на веру.
Вот почему стоит обратиться к истокам появления этого понятия, его первоначальному содержанию. На прошлом этапе отечественная теория государства и права также обращалась к истокам, но, увы, главным образом классового наполнения, к принудительным характеристикам государства и права. И оставляла в стороне богатейшее теоретико-правовое наследие Гегеля. Из него черпали лишь философские идеи, и то те, которые были созвучны идеалам преобразования общества в коммунистическое благоденствие, главным образом, диалектическую логику. Пришла пора заглянуть и на другие полки, где хранится теоретико-правовое наследие Гегеля.
Глубокое осмысленное понятие  гражданское общество получило, как уже упоминалось, в трудах Гегеля, в его знаменитой «Философии права». Современная теория государства и права возвращается к этим философским истокам и, полагаю, только в сочетании этих истоков и современных разработок, политико-правовых потребностей удастся установить, что все-таки имелось в виду под этим ласкающим слух понятием – гражданское общество, какое отношение оно имеет к судьбе государства и права.
Прежде всего, Гегель подчеркивал, что гражданское общество «создано впрочем, лишь в современном мире», т.е., по сути, речь у Гегеля идет о том буржуазном обществе, которое на первых порах расцвело в Европе в начале XIX века.
Одним принципом этого общества, по Гегелю, является конкретное лицо, имеющее свои особенные цели, т.е. индивид. Другим принципом – «всеобщность», т.е. «соотношение лиц между собой», т.е. все тот же глобальный вопрос о взаимодействии индивида и общества и об ограничениях свободы одного индивида свободой другого в обществе, об ограничении свободы индивида интересами общества.
Сюда относится и глубокое замечание Гегеля о новой проблеме, появившейся в связи с функционированием этого гражданского, буржуазного общества, такой же животрепещущей проблеме для сегодняшней России, – о проблеме налогов.
«Так, например, большинство людей рассматривают требования уплаты налогов как нарушения их особенностей, как нечто им враждебное, препятствующее осуществлению их цели; однако сколь истинным это им не кажется, особенность целей не может быть удовлетворена без всеобщего, и страна, в которой не платили бы налогов, не способна была бы отличаться и усилением особенности».
Иными словами, индивидам надо платить налоги – без этого государство до того оскудеет, что индивиды, члены гражданского общества не смогут вообще удовлетворять свои потребности.
Стоит, таким образом, запомнить, что у Гегеля вполне реалистично, хотя и под прикрытием философского сложноязычия, идет речь о ключевом прозаическом вопросе гражданского общества – об уплате индивидами налогов.
Гегель раскрывает содержание гражданского общества. Это, во-первых, определение потребностей индивида и их удовлетворения посредством труда этого индивида, а также удовлетворение потребностей других членов общества той же трудовой деятельностью. Это – во-вторых, сохранение свободы во «всеобщем», т.е. в обществе, защита собственности посредством правосудия. Наконец, в-третьих, предотвращение остающихся в обществе «случайностей», внимание к личности, к ее интересам как к интересам общества с помощью полиции и корпораций.
Опять же, иными словами, гражданское общество включает в себя целенаправленную трудовую деятельность индивидов, свободу предпринимательства и другие свободы, собственность, правильное взаимодействие личности и общества, четко работающую судебную систему, осуществляющую защиту на основе права, деятельность полиции и корпораций.
Гегель анализирует более подробно указанные стороны гражданского общества. О собственности он замечает, что она покоится на «договоре, формальности которого твердо определены». Член гражданского общества (Гегель называет его «чином») имеет право искать суда и обязанность предстать перед судом и получить только через суд оспариваемое им право.
Что касается полиции, то Гегель замечает, что на этот счет есть две точки зрения. Одна – «полиции следует представить надзор над всем», в том числе она должна заботиться об уличном освещении, строительстве мостов, установлении твердых цен на товары повседневного потребления, а также о здоровье людей.
Вторая – «полиции ничего не следует определять, т.к. каждый человек будет ориентироваться на потребности другого», иными словами, в этих областях должны действовать принципы саморегулирования, самодеятельности, самоуправления.
Оправдывает Гегель геополитическую практику своего времени, когда расцветал колониализм. «Гражданское общество, – пишет он, – вынуждается основывать колонии» в силу роста населения, невозможности «массам» населения удовлетворять свои потребности своим трудом в своем государстве.
Таким образом, гражданское общество Гегеля – это хорошо известное нам первоначальное общество расцвета буржуазии, со всеми его характеристиками и практикой. Но надо отдать должное Гегелю – он точно определяет политико-правовые и социально-экономические вопросы этого общества и дает на них содержательные ответы.
Теперь становится понятным почему и для российского общества, только теперь, в конце XX века, вступившего на путь формирования гражданского общества, так важно знать исходные теоретико-правовые (впрочем, разумеется, не только правовые) положения, характеризующие это общество.
Понятно теперь также почему это понятие было исключено из лексикона отечественной теории государства и права на предыдущем этапе. Это общество, если и интересовало теорию, то только в историческом плане и в плане критики буржуазии, капитализма и то, по отдельным элементам: «свобода денежного мешка», «частная, эксплуататорская собственность» и т.д. Действительно, в теории и практике социалистического государства идея независимого гражданского общества была отвергнута, т.к. ограничивала формы и способы вмешательства государства в жизнь самих граждан, прежде всего контроль за ними.
Эта идея была заменена концепцией политической, экономической, социальной систем, которые якобы и составляли структуру общества. В Конституциях 1936 и 1977 годов эта концепция получила и юридическое закрепление. Политическая система по этим теоретическим взглядам и юридическим положениям состояла из органов власти – Советов народных депутатов и осуществления их властных полномочий. Экономическая система – из социалистической собственности, социалистических форм трудовой деятельности. Социальная система – из рабочих, крестьян, трудящейся (народной) интеллигенции.
Гражданское общество в долгое семидесятилетие существования социалистического государства исчезло из исследовательских работ отечественной теории права. И только в настоящее время, при переходе России к социально регулируемой рыночной экономике, демократическим преобразованиям, вновь обнаруживается большой гуманистический потенциал этой концепции.
Создание гражданского общества становится одним из необходимых условий продвижения России по пути крупных социально-политических, экономических и правовых реформ, одной из целей модернизации российского общества.
И, наконец, теперь можно рассмотреть влияние формирующегося гражданского общества на дальнейшую судьбу государства и права, на будущее этих социальных институтов, по крайней мере, в России.
Этот же вопрос о государстве и его будущем возникал и перед Гегелем – что же такое государство, если гражданское общество охватывает те сферы, о которых речь была выше.
Именно в связи с содержанием гражданского общества Гегель приходит к следующим выводам.
«По отношению к сферам частного права и частного блага, семьи и гражданского общества, государство есть внешняя необходимость». Гегель различает государство в его идеальном бытии (действительность нравственной идеи) и политическое, реальное государство, которое необходимо для функционирования частного права, частного блага, семьи и гражданского общества.
Политическое государство, по Гегелю, характеризуется разделением властей. Законодательная власть определяет и устанавливает «всеобщее», т.е. законы, обязательные для всего общества.
Правительственная власть «подводит особенные сферы и отдельные случаи под всеобщие», попросту – исполняет законы. Наконец, власть государя как последнее полевое решение, власть, в которой интегрированы различные власти и которая есть вершина и начало конституционной монархии. Ее сторонником, как известно, был Гегель.
И еще важное замечание Гегеля – «государственный строй не есть нечто созданное: он представляет собой работу многих исков, идею и сознание разумного в той мере, в которой оно развито в данном народе». Иными словами, государственный строй – результат организационных и самоорганиза-ционных процессов, протекающих под культурным и иным влиянием народа в течение длительного времени.
Теперь, после этого анализа, становится ясным, что гражданское общество – это не некое абстрактное и идеализированное коллективное образование, искусственно создаваемое. Это действительно состояние общества в определенное время, в определенной стране, ставшее на путь рыночной экономики и либерально-демократического режима. Это гражданское общество сохраняет органическую связь с государством, обеспечивающим частное право и иные атрибуты правовой государственности, главным образом – правосудие, а также возможность гражданину иметь и использовать собственность, искать и получать удовлетворение своих прав по суду и т.п.
Разумеется, что речь не идет о сведении содержания гражданского общества к гегелевской модели. За двести лет оно обогатилось и многими другими ценностями. Среди них – открытость, глобальность, новые права и свободы. В том числе право на информацию, т.е. на доступ к информации, на распространение массовой информации, на разъяснения информации и т.п.
Сюда же входят и новые обязанности, в том числе по отношению к интеллектуальной собственности, экологический императив и многое другое.
Но гегелевская модель как одна из первых, тщательно разработанная, также должна быть сохранена в современной концепции гражданского общества, по крайне мере в своей правовой форме – правосудие, право собственности, четкие функции полиции, свобода личности и ее разумная правовая регламентация.
Тогда и правовое государство – это не схема, расписанная по своим признакам, а действительно живой организм, обеспечивающий цели и интересы конкретного индивида и сохранение, стабилизацию общества с рыночной экономикой и либерально-демократическим политическим режимом. Характеристика, признаки правового государства подтверждают этот тезис.
Господство права и верховенство закона в своем конкретном содержании реализуют в правовом государстве принцип «вся власть закону», который является основным императивом государственно организованного общества. Господство права – и все подчиняются правовым предписаниям, принятым в установленном порядке, не допуская произвола, злоупотребления правом. Верховенство закона – и все признают, что основополагающим в таком обществе является закон, принятый законодательным органом и все другие подзаконные акты должны соответствовать закону. А высшую юридическую силу имеет Конституция – и все это тоже признают и соблюдают.
Все другие законы должны соответствовать Конституции.
Со времен И. Канта, определившего государство, как организацию людей, объединенных законом, указанный выше признак является одним из самых основных. Да и как бы могло гражданское общество осуществлять правосудие, если бы не было самою главного – права!
Другие признаки правового государства также характеризуют это государственное образование как обеспечивающее, даже обслуживающее гражданское общество. Только в этом смысле можно говорить о государстве как форме гражданского общества, которое только в этой связке и в этом смысле является содержанием правового государства.
Например, такой признак правового государства как наличие разветвленной фактически действующей системы права и свобод, обязанности и ответственности члена гражданского общества. Наличие такой системы, защищенной в первую очередь судебной властью, обязательное условие предпринимательства, обладания собственностью и использование собственности в интересах индивида и общества и т.п. Как без этого условия можно было бы стать активным, полнокровным членом гражданского общества?
Следующий признак – разделение властей. Об этом признаке в разных ракурсах речь шла выше. Основной теоретический вопрос, который возникает при рассмотрении разделения властей как признаке правового государства – это вопрос о том, чем отличается разделение властей в правовом государстве, от разделения властей в других государственно организованных образованиях. И тут, в первую очередь, следует указать, пожалуй, на независимую судебную власть, которая сориентирована, прежде всего, на защиту прав и свобод индивидов, на правосудие. Следовательно, и эта характеристика правового государства хорошо корреспондирует с принципом организации и функционирования гражданского общества.
У правового государства должна быть независимой, но юридически регулируемой, и четвертая власть – власть средств массовой информации. Без открытости, полной информированности общества, гласности правовое государство также не смогло бы обслуживать гражданское общество. Информационное обслуживание – это новая и важная функция правового государства.
Весь мир государств, идущих по пути к своему правовому естеству, сотрясают информационные войны, столкновения четвертой и второй (исполнительной власти). Журналисты требуют новых и соблюдаемых органами государственной власти прав и свобод на неограниченный доступ к информации (за исключением доступа к государственным тайнам, к иным специально охраняемых законом тайнам), на независимость от «денежного мешка» и т.п. Власть пытается снять остроту критики, которая идет со страниц газет и экранов телевизоров.
Вместе с тем, безусловно, не должно быть и употребления во зло свободы слова, свободы массовой информации. Злоупотребления в этой области деформируют саму деятельность правового государства.
Следует учитывать, что рынок, товарно-денежные отношения имеют в том числе и информационную природу. Информация о спросе-предложении, о качестве товаров, реклама, словом, маркетинг становится возможным только на достоверной информационной основе. Поэтому существовать и развиваться гражданское общество может только при осуществлении правовым государством функции всестороннего информационного обслуживания. Подчеркну, что это многогранное обслуживание государством гражданского общества предполагает и создание правовых условий для деятельности и независимых средств массовой информации, без вмешательства государства распространяющих информацию среди неопределенного круга адресатов.
XXI век ставит новые задачи в информационном пространстве человечества, учитывая трансграничные возможности информационных процессов. Усилилось и воздействие этих процессов на людей не только вследствие описания работы политиков (встречи, поездки, совещания и т.п.), но и путем описания жизни общества, самых разных людей. Большое значение приобрело описание многих малых воздействий, событий, приводящих к крупным потрясениям, переменам, которые происходят в обществе. Но ведь как часто в прошлом эти малые воздействия также были судьбоносными, приводили к социальным потрясениям, переменам, но отсутствие современной информационной технологии делало их малозаметными и малоизвестными.
Иное положение сейчас! По крайней мере, в России газеты, телевидение, радио полны сообщений о таких фактах, обстоятельствах, которые послужили основаниями кадровых перемен, политических решений, крупных социальных потрясений.
Сейчас и России развилась «война мемуаров», когда многие отставленные от ключевых должностей политики (экс-председатель правительства, министры, советники президента и т.п.) печатают свои воспоминания, оправдания. Даже дети бывших членов Политбюро взялись за перо, стараясь объяснить, оправдать деятельность своих ушедших из этого мира отцов, а иногда и свести старые счеты. В чем тут дело, почему возникают такие информационные цунами? Думаю, что конец XX века получит в будущем определения «мемуарного» – так много появилось этой продукции при жизни и авторов, и адресатов этих мемуаров. Новые информационные средства дают возможность очень быстро разнести по свету содержание «мемуаров», позиции их авторов. Да и сами авторы полагают, что по-прежнему оказывают влияние на ход истории, сообщая новые сведения о прошлом. Они полагают, что распространяя таким образом информацию, оказывая своеобразное «малое воздействие» на политическую жизнь, остаются при деле.
И такой признак правового государства как взаимодействие гражданина и государства также «работает» на гражданское общество. Взаимные права и обязанности гражданина и государства обеспечивают соблюдение как частных интересов, так и общих (общесоциальных, национальных, интересов крупных социальных групп и т.п.).
Переплетение этих интересов создает такую пеструю ткань, окутывающую, обволакивающую жизнедеятельность государства и личности, что приходится опять вспоминать о синергетических (самоорганизационных) процессах в жизни гражданского общества. Здесь, как нигде более, торжествует жестокая синергетическая действительность.
На предыдущем этапе отечественная теория государства и права, описывая переплетения интересов, оперировала понятием «равнодействующей», которая якобы складывалась в этом внешне хаотическом массиве, главным образом, под влиянием социально-экономических классовых интересов, и организовывала, направляла общество в конечном счете по предопределенному пути к становлению нового строя, новых общественных отношений, новых процессах, и в конечном счете к коммунистическому будущему человечества. Пожалуй, от представлений о равнодействующей, т.е. об однозначном, однонаправленном общественном развитии, придется отказаться.
На смену идет иное мировосприятие действительности, как многовариантности, порой случайности, порой и вероятности бытия. Эти отчасти философские соображения в контексте современной теории государства и права по-новому обосновывают характер взаимодействия гражданина и государства. Но главное – именно в таком мире гражданин действительно свободен, может реализовать свои способности, достигать своих целей, удовлетворять свои интересы, а гражданское общество – процветать.
Таким образом, правовое государство может существовать только в паре, в связке с гражданским обществом, обеспечивая его функционирование. И коль скоро такое общество складывается, в той же степени складывается и правовое государство. В этом его смысл, социальное назначение, будущее правового государства в существовании и развитии гражданского общества.
Правовое государство и гражданское общество складывается коэволюционно, синергетически. Поэтому странным звучит вопрос «построили» ли уже в России правовое государство, оправдана ли конституционная характеристика российского государства как правового.
Характеристика оправданна, но только в том смысле, что такое государство находится на этапе становления, точно также как на том же этапе находится и гражданское общество (свобода личности, либерально-демократический режим, рыночная экономика, частная и иные формы собственности и т.д.).
Пожалуй, будущее российской государственности и заключено в этих двух основных параметрах. Правовое государство является и фактором становления гражданского общества, точно также как гражданское общество воздействует на формирование правового государства.
Концепция правового государства также направлена на защиту свободы личности. Верховенство права, верховенство закона, разделение властей, взаимные права и обязанности государства и личности – эти и другие признаки государства характеризуют его как правовое и создают наиболее эффективные условия для реализации свободы личности.
Правовое государство как идеал возникло еще в древности, в рассказах Платона об Атлантиде, затем в средневековье – в утопии Т. Мора, и поэме Низами «Искандер-Наме», в поисках государства пресвитера Иоанна, в наше время – в мечтаниях Н. Рериха о Шамбале. По существу, эти все мечты и поиски – романтические стремления наладить отношения личности и государства таким образом, чтобы личность имела все возможности для своего процветания.
Разумеется, идеал правового государства у многих мыслителей выполнял и другие функции. Так, у Платона идеал «совершенного государства» по мере развертывания этого государства на практике существует только в вырожденной, ухудшенной форме и только законы, издаваемые мудрыми правителями, могут поддерживать стабильность государства, его постоянную структуру (правители, оказавшиеся у власти благодаря своим знаниям, мудрости, а не силе, стражи порядка, прочие люди – народ), справедливое распределение и т.п. Таким образом, здесь «совершенное» государство обеспечивает появление «мудрых законов», стабилизирует существование и предопределенное устройство общества.
Дальнейшим продвижением государственности в цивилизованные формы становится его социальная деятельность: защита малоимущих граждан, пенсионеров, инвалидов и других нуждающихся в гуманитарной поддержке. Государство в идеале должно стать и правовым, и социальным.
Но социальное государство предполагает определенное неравенство граждан в социально-экономической сфере – установление льгот, привилегий для малоимущих семей, инвалидов, пенсионеров, студентов, других нуждающихся категорий граждан и введение дополнительных тягот и обременении для других граждан, налогоплательщиков в первую очередь. Это также надо учитывать.
На формирование и будущее правового и социального государства влияют не только внутренние факторы (становление гражданского общества). Определяющее влияние оказывает и общая эволюция государственности у многих народов. Направление этой эволюции – формирование мировых надгосударственных органов и организаций, «просветление» государственных границ, а в некоторых регионах превращение их в «прозрачные», развитие транснациональных экономических компаний (эволюция гегелевских «корпораций» – атрибута гражданского общества), трансграничное информационное пространство, новые формы общения, коммуникаций (мультимедиа, прежде всего, Интернет), космические проблемы человечества.
А с другой стороны, появление новых кризисных проблем: сепаратистские движения в многих государствах, необходимость именно государственной борьбы с терроризмом, наркомафиями, государственные столкновения из-за нефтяных, газовых и иных сырьевых месторождений, а, в целом, борьба за энергосистемы. Это и многое другое ведет к усилению значения государственных образований в жизни народов. Государственная организация продвигает этнос к лучшим условиям существования, чем имеет безгосударственный этнос.
Таким образом, на эволюцию государственности оказывает влияние две тенденции. Одна ведет к преобразованиям, укрупнениям государственных образований, появлению многих межгосударственных союзов, усиление роли международных организаций. В этой связи в литературе обсуждаются вопросы создания и деятельности «мирового правительства», трансграничного действия и исполнения международных законодательных актов, согласования с ними национального законодательства.
Вторая тенденция ведет к идеологии и практике повышения социальной ценности государства, укрепление национальных основ государственности.
Какое же влияние окажут эти процессы и явления на эволюцию государственности в целом? Сохранится ли и будет ли развиваться в перспективе государство как особая форма политического, территориального, структурного объединения человечества? Сохранится ли правовая регулятивная система?
Безусловно, эти два социальных института в обозримом временном и пространственном диапазоне будут существовать и оказывать свое решающее воздействие на само бытие человечества. Иллюзии, что они «отомрут», деградируют приходится отставить. Они будут модифицироваться, адаптироваться к вызову кризисного XXI века, но их развитие опирается на прочные основы самых глубоких потребностей человечества.
Государственно-правовое существование человечества – это та найденная форма, которая вот уже пять тысяч лет помогает человечеству в его прорывах ко все новым продвижениям в сфере разума.
Правовое и социальное государство и выступает как одно из конкретных зримых, реальных воплощений этих общих и оптимистических прогнозов.
Идеал правового и социального государства получает закрепление и в целом, и в конкретных сферах жизнедеятельности общества. Государство правовое и социальное – последнее достижение научной юридической мысли конца XX века, величественная программа социально-экономической, политической, юридической деятельности, направленной на обеспечение свободы личности.

Комментарии (1)
Обратно в раздел Право и Юриспруденция