Алексеев С. С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕОРИЯ ПРАВА

Глава шестая. ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ И ЛОГИКА ПРАВА

1. КАТЕГОРИИ, ВЫРАЖАЮЩИЕ НОВЫЙ ПОДХОД К ПРАВУ

1. Правовое регулирование как научная категория

Право как регулятор - это не только одна из важных проблем теории права, рассматриваемого в качестве институционного нормативного образования. Перед нами - проблема более широкого научного значения. Здесь открывается перспектива нового подхода к праву в целом. Такого подхода, который неведом догматической юриспруденции, выходит за его границы, характеризуется тем, что право рассматривается в действии, в движение сообразно заложенным в тем потенциям и закономерностям, что и позволяет увидеть наиболее существенные стороны л о г и к и права.
Научной категорией, через которую реализуется такая научная перспектива, является понятие правовое регулирование.
Это понятие - не просто несколько иной словесный оборот выражению "право - регулятор", а особая категория, основательная и "теоретически насыщенная", возглавляющая специфический понятийный ряд (в него входят еще такие понятия, как механизм правового регулирования, правовые средства, правовой режим и др.). На основе этой категории, всех связанных с ней понятий и оказывается возможным, не отрываясь от юридической почвы и в полной мере используя исходные данные юриспруденции, еще в одном пункте - вслед за освещением институционности права - перейти рубеж сугубо юридической догматики, столь необходимый в области юридических знаний и все же довольно узкий по своим теоретическим потенциям. Да притом - так, что открывается новое видение позитивного права, его логики, с новой группой вопросов общей теории, не менее существенных, чем характеристика права как объективной реальности, его особенностей как институционного образования.
Существо такого "нового угла зрения" на право заключается в том, что понятие правовое регулирование, - исходный пункт и объединяющее начало характеристики права в действии, в движении, процессе реализации его потенций и силы.
Ведь существо позитивного права, представляющего собой наличную объективную реальность, заключается в том, образующие его нормы относятся к мир долженствования - к тому, что должно быть. Притом для права характерно не простое фиксирование "должного" - в нем заложено стремление, заданность на то, чтобы это должное утверждалось в качестве реального.
А отсюда проистекает само существо категории правового регулирования и его своеобразия, которое заключается в том, что оно:
во-первых, по своей природе является такой разновидностью социального регулирования, которая строится так, чтобы иметь целенаправленный, организованный, потенциально результативный характер;
во-вторых, осуществляется при помощи целостной системы средств, реально выражающих саму материю позитивного права как нормативного институционного образования - регулятора.
Словом, правовое регулирование, в отличие от иных форм правового воздействия (также весьма существенных, ключевых, - таких как духовное, относящихся ко "второй ипостаси" права) всегда осуществляется посредством своего "инструментария", особого, свойственного только праву механизма, призванного юридически гарантировать достижение целей, которые ставил законодатель, издавая или санкционируя юридические нормы, в рамках определенных типов, "моделей" юридического воздействия на общественные отношения.
Исходный пункт последующего анализа, выводящего в конечном итоге на понимание важнейших сторон логики права, заключается в том, что под углом зрения категории правового регулирования сама догма права, т.е. правовые явления, фиксируемые аналитической юриспруденцией, раскрываются в новом облике, обнаруживают "в себе" более глубокие явления и связи.
А это в свою очередь предполагает известное содержательное переосмысление сложившихся правовых понятий, нацеленность на то, чтобы раскрыть в них (в то виде, в каком они предстают с точки зрения правового регулирования) новые свойства и характеристики.

2. Правовые средства

В целях содержательного переосмысления правовых явлений представляется необходимым в первую очередь остановиться на понятии, которое ранее неоднократно употреблялось, притом без достаточной расшифровки, - на понятии "правовые средства" (в общей форма, при рассмотрении граней права - см. - 2.4.1.).
Употребление этого понятия может создать впечатление о том, что право в целом с философско-социологической стороны характеризуется как некое "средство"15 (хотя тут имеются в виду лишь фрагменты правовой действительности, рассматриваемые преимущественно под углом зрения аналитической юриспруденции), либо о том, что речь идет о каком-то особом классе правовых явлений. Кстати сказать, в литературе последнего времени порой проявлялся именно второй из указанных подходов к проблеме.
Между тем постановка вопроса о правовых средствах иная.
Правовые средства не образуют каких-то особых, принципиально отличных от традиционных, зафиксированных догмой права, в общепринятом понятийном аппарате явлений правовой действительности. Это весь арсенал, весь спектр правовых феноменов различных уровней с той лишь особенностью, что они вычленяются и рассматриваются не с позиций одних лишь нужд юридической практики, а с позиций их функционального предназначения, тех черт, которые характеризуют их как инструменты правового регулирования и в этом отношении - решения экономических и иных социальных задач.
Попытки свести правовые средства только к определенному кругу правовых явлений, притом таких, которые во многом носят "ненормативный" характер16, вряд ли могут увенчаться успехом. И не только потому, что такой подход касается в основном частного права17, но и потому, что затруднена их оценка в качестве правовых; в итоге в качестве правовых фигурируют те же явления, которые считаются таковыми и при традиционном подходе: договор, имущественная ответственность, юридическое лицо и т. д.18
Следовательно, вопрос правовых средств не столько вопрос обособления в особое подразделение тех или иных фрагментов правовой действительности, сколько вопрос их особого видения в строго определенном ракурсе - их функционального предназначения, их роли как инструментов правового регулирования, средств оптимального решения социальных задач. Иными словами, перед нами те же, скажем, юридические нормы, хозяйственные договоры, счета в банке, меры поощрения, санкции, но предстающие в качестве функциональных явлений, инструментов реализации силы, ценности права.
Правовые средства 'как субстанциональные явления многообразны.
В развитых правовых системах, при достаточно высокой степени институализации правовых явлений, то или иное правовое средство выступает в различном виде в зависимости от уровня, на котором рассматривается юридический инструментарий.
Таких уровней три:
во-первых, уровень первичных правовых средств - элементов механизма правового регулирования в целом и его важнейших подразделений; это прежде всего юридические нормы, а также субъективные юридические права и юридические обязанности;
во-вторых, уровень сложившихся правовых форм, обычно нормативно выраженных в виде институтов, - отдельных образований, юридических режимов или комплексов взаимосвязанных правовых образований и режимов, представляющих собой юридически действенные формы решения жизненных проблем (например, договор вообще" - договор как способ организации работ и оплаты их результатов);
в-третьих, операциональный уровень - конкретные юридические средства, находящиеся непосредственно в оперативном распоряжении тех или иных субъектов, например договор конкретной разновидности - подряда, аренды, страхования. В данном случае этот договор является способом организации взаимоотношений между конкретными субъектами, организациями.
В качестве некоторого итога рассмотрения правовых средств их можно определить как объективированные субстанциональные правовые явления, обладающие фиксированными свойствами, которые позволяют реализовать потенциал права, его силу19. Правовые средства могут совпадать, а могут и не совпадать с традиционно выделяемыми в юридической науке феноменами, соответствующих элементам догмы права. Но как бы то ни было, во всех случаях перед нами фрагменты правовой действительности, рассматриваемые под углом зрения их функций, их роли как инструментов правового регулирования. Под этим углом зрения правовые средства представляют собой такой предмет научного анализа, который открывают перспективу рассмотрения права, его логики в нескольких направлениях20.

3. "Троица" - глубинные элементы правовой материи

Ранее, при завершении характеристики основных элементов догмы права, а затем при характеристике некоторых общетеоретических вопросов, уже было обращено внимание на то, что в построении элементарных частиц правовой материи (юридических норм, прав и обязанностей, их реализации) то там, то здесь проявилось влияние некой вездесущей "троицы" - позитивных обязываний, запретов, дозволений ("позитивными" обязываниями в данном случае названы потому, что запреты - тоже обязывания; здесь же имеется ввиду лишь обязанности к активному поведению - что-то сделать, уплатить и т.д.).
Именно эта "троица" предопределяет деление регулятивных юридических норм на три основные группы - обязывающие, запрещающие, управомочивающие. От нее, это вездесущей "троицы", зависит деление форм реализации права также на три разновидности - "исполнение", "соблюдение", "использование". И так далее.
И уже тогда, в первой части книги, был поставлены вопросы - чем это можно это объяснить? Откуда взялась это вездесущая "троица"? И что это вообще такое (как юридические категории) - позитивные обязывания, запреты, дозволения? Ведь они не могут быть подведены ни под одно из понятий, выделяемых аналитической юриспруденцией, хотя со всеми ими тесно связаны и в них выражены. Они - ни нормы права, ни правоотношения, ни юридические факты, ни элементы юридической техники.
И вот что знаменательно. Именно существование позитивных обязываний, запретов, дозволений, их сквозное значение для целого ряда правовых явлений на уровне догмы права не только проявилось при рассмотрении некоторых общетеоретических проблем, но как раз и "вывело" исследовательскую мысль на категорию правового регулирования.
Позитивные обязывания, запреты, дозволения, действительно, не подпадают ни под один из элементов догмы права. Но это происходит не потому, что они не принадлежат к правовой материи, а потому, что они относятся к более глубокому ее слою, который дает о себе знать главным образом в процессе действия права, в правовом регулировании. Потому-то, кстати сказать, они до последнего времени (в том числе и в работах автора этих строк), притом вполне обоснованно, рассматривались в качестве способов правового регулирования, т.е. путей юридического воздействия, которые выражены в юридических нормах, в других элементах правовой системы.
Между тем позитивные обязывания, запреты, дозволения, также как и юридические нормы, правоотношения - все то, что под несколько иным углом зрения может быть названо "правовыми средствами", хотя и выполняют функции способов регулирования, но по своей сути носят субстанциональный характер, образуют "вещество", "тело", "материю" права как объективной реальности. С той лишь существенной разницей, что они относятся к глубинам правовой материи, образуют, если угодно, протоматерию, протовещество, - тот первичный, исходный материал, который так или иначе проявляется в различных юридических классификациях и из которых складываются основные конструктивные построения позитивного права, типы регулирования.
Это наглядно проявляется при характеристике отраслей права. Конечно, решающее значение для разграничения отраслей права имеют характерный для них правовой режим, методы централизованного или децентрализованного регулирования. Вместе с тем деление права на отрасли во многом зависит и от комбинация первичных элементов (способов) регулирования, которая характерна для той или иной отрасли права.
Для отраслевых методов, где доминирует централизованное регулирование (административное право, финансовое право и др.), относящихся в основном к публичному праву, в комбинации указанных трех элементов превалируют обязывание и запрещение; в отраслевых же методах, выражающих диспозитивное начало (гражданское право, семейное право, трудовое право и др.), относящихся в основном к частному праву, превалирует дозволение21.
Если исходить из того, что позитивные обязывания, запреты, дозволения представляют собой первичные, исходные элементы правовой материи, то есть основания для того, чтобы внимательно приглядеться к ним, их особенностям. И попытаться увидеть - не в них ли, в этих первичных элементах правовой материи, заложены истоки, начальные "кирпичики", базисные характеристики и связи , которые открывают путь к пониманию всего богатства логики права?

4. Позитивные обязывания

Этот элемент правовой материи (способ регулирования) с юридической стороны выражается в возложении на лиц юридических обязанностей активного содержания, т. е. в обязанностях конкретизированного по содержанию и адресатам характера - обязанностях тех или иных лиц построить свое активное поведение так, как это предусмотрено в юридических нормах, которые здесь выступают в качестве предписаний в самом точном значении этого слова. Для позитивных обязываний характерно своего рода новое обременение: лицам предписывается совершить то, чего они, быть может (если бы не было такого обременения), и не совершили или совершили бы не в том объеме, не так, не в то время и т.д.
Хотя юридические обязывания образуют вместе с запретами и дозволениями некоторое единство ("троицу") и в таком качестве отнесены к глубинным пластам правовой материи, здесь все же - при более обстоятельном анализе - оказывается, что подобная оценка далеко не в полной мере и далеко не во всем относится как раз к данному юридическому феномену.
Два наиболее существенных момента здесь нужно приять во внимание.
Первое. В содержании права с самого его возникновения неизменно присутствует обширный пласт позитивных обязываний. И на современном этапе развития общества право вне этого пласта позитивных обязываний не существует и существовать не может. Тем не менее позитивные обязывания в принципе свойственны не столько праву, сколько деятельности властвующих органов, т. е. государству.
Абстрактно рассуждая, они могут существовать независим от юридического регулирования. Они и практически в ряде случаев могут проявляться помимо правовых норм. Даже когда позитивные обязывания выступают в правовой форме, они в силу своей природы должны быть по главным своим характеристикам отнесены "на счет" государства22.
Второе. Позитивные обязывания по своим юридическим особенностям характеризуются теми чертами, которые свойственны юридическим обязанностям вообще - принципиальной однозначностью, императивной категоричностью, непререкаемостью, обеспечением действенными юридическими механизмами. Вместе с тем важно обратить внимание на то, что позитивные обязывания довольно существенно отличаются от рассматриваемых в единстве дозволений и запретов.
Позитивные обязанности - обязанности, напомню, конкретизированного содержания к активному поведению - напрямую и "целиком", в отличие от дозволений и запретов, выражаются в одной лишь догматической категории - юридических обязанностях (так что выражения "юридическое обязывание" и "юридическая обязанность" являются в сущности синонимами).
Да и юридический облик позитивных обязываний весьма прост: они опосредствуются относительными правоотношениями, в которых одна сторона обременена юридической обязанностью совершать активные действия, другая же обладает лишь правом требования, а в случае неисполнения - притязанием, призванным обеспечить реальное исполнение юридической обязанности.
Примечательно, что здесь нет сколько-нибудь глубоких и тонких юридических закономерностей, связей и соотношений, относящихся к наиболее основательным сторонам логики права. Когда же такого рода связи и соотношения проявляются (например, в правоотношениях жилищного найма, где съемщик жилой площади имеет право на обмен, на подселение соседа и др.), то каждый раз детальный анализ выводит нас на элементы, которые относятся уже к иным элементам правовой материи - дозволениям и запретам.
Думается, не будет большим упрощением сказать, что позитивные обязывания при всей их несомненной социальной значимости все же образуют тот слой правовой материи, который ближе, если можно так выразиться, к периферии правовой системы, чем к ее глубинам, т. е. к тем ее участкам, где право не просто контактирует с государственной властью, а как бы перемешано с ней, находятся в зоне ее доминирования. Понятно, что в данном случае имеются в вид только особенности права как специфического явления социальной действительности.
И такой еще штрих.. В развитой юридической системе позитивные обязывания как явления государственной власти не только "проходят" через право, оснащаются свойствами и особенностями юридического регулирования, но и обогащаются принципами и ценностями правовой формы, сложившейся преимущественно на основе дозволительного регулирования. Это, в частности, относится к юридической ответственности, которая под известным углом зрения может быть интерпретирована как юридическая обязанность (обязанность правонарушителя после решения компетентного органа претерпеть меры государственно-принудительного воздействия). Отсюда особое место правового принуждения среди принудительных мер, которое, если выделить в нем черты, связанные с ценностью права, выражает достоинства свойственных праву нормативности, определенности, процессуального порядка применения, начал социальной справедливости, гуманизма.

5. Юридическое запрещение (запреты)

Для юридических запретов, как и для запретов вообще, характерна закрепительная, фиксирующая функция: они призваны утвердить, возвести в ранг неприкосновенного, незыблемого существующие господствующие порядки и отношения23.
И потому с регулятивной стороны они (также, как юридическое обязывание как особый способ регулирования) выражаются в юридических обязанностях. Но - в обязанностях пассивного содержания, т. е. в обязанностях воздерживаться от совершения действий известного рода, притом такое "воздержание" - надо заметить сразу - не всегда имеет строго конкретизированный по содержанию и адресатам характер.
Таким образом, запрет в праве в принципе характерно все то, что свойственно юридическим обязанностям вообще (принципиальная однозначность, императивная категоричность, непререкаемость, обеспечение действенными юридическими механизмами).
Вместе с тем в отличие от позитивных обязываний юридические запреты находятся как бы в недрах правовой материи, воплощают в себе по ряду признаков самые исконные для права особенности.
Эти особенности в немалой степени обусловлены своеобразием содержания запретов, выраженном в пассивном характере поведения, т. е. в бездействии тех или иных лиц. Отсюда, в частности, - их юридическое опосредствование в запрещающих нормах, их гарантирование в основном при помощи юридической ответственности, их реализацию в особой форме - в форме соблюдения . А это, в свою очередь, предопределяет наличие обширного и весьма юридически своеобразного участка правовой материи существующего особняком, связанного с фактическим содержанием запретов - пассивным поведением.
Запреты в праве, отличающиеся юридической общеобязательностью, как бы заряжены юридической ответственностью - уголовной, административной, гражданской. Сама суть, ближайшая социальная подоплека юридической ответственности во многих случаях и заключается в том, чтобы утвердить в жизни, обеспечить реальное проведение юридического запрета в фактических жизненных отношениях. Более того, нередко введение юридических санкций за поведение, которое ранее не считалось противоправным, является по сути дела способом установления юридического запрета. Таковы, например, установленные в свое время санкции за покупку, продажу, обмен или иную передачу ордена, медали, нагрудного знака к почетному званию, определившие новый юридически строгий запрет. Здесь обнаруживается и другая связь: юридическая сила запрета, степень его категоричности обусловлены видом юридической ответственности. Законодатель для придания юридическому запрету большей силы и категоричности нередко вводит более жесткие санкции, в частности устанавливает вместо административной ответственности уголовную (например, за незаконное обучение каратэ). И, напротив, социальная практика свидетельствует, что переход по иным (гуманитарным, общесоциальным) соображениям от более строгой ответственности к менее строгой, как это в свое время произошло с ответственностью за самовольную остановку поезда стоп-краном, может влечь за собой и утрату запретом нужной строгости, объективно обусловленной категоричности.
Наряду с юридической общеобязательностью запреты в праве характеризуются формальной определенностью: будучи закреплены в нормах права, они приобретают строго определенное содержание и четкие границы. Формулирование в тексте нормативного акта запрещающего нормативного положения во всех случаях имеет существенный не только общественно-политический, но и юридический смысл . Ведь запрещающие нормы наряду с нормативными положениями об ответственности (в которых "спрятано" запрещение). являются внешним выражением, формой объективизации юридических запретов. И вне запрещающих предписаний и нормативных положений об ответственности юридических запретов нет24.
Все это, как и ряд других юридических особенностей юридических запретов - свидетельства их юридически исконного, глубоко органичного для права характера. В том числе - и их известной (по сравнению с позитивными обязываниями) отдаленности от государственной власти, не сводимости их к одним лишь ее предписаниям.
Впрочем такой характер юридических запретов подтверждается, как мы видели, генезисом становления позитивного права, важнейшей предпосылкой которого в его предыстории явилась категория "табу", отличающаяся и в первобытном обществах строгой общеобязательностью.
Главное же, что здесь представляет особо существенный интерес, - это органическая связь юридических запретов и дозволений. По своему юридическому существу запреты призваны действовать с дозволениями "в паре". С этой точи зрения они представляют собой средство, при помощи которого определяются границы дозволений и плюс к этому при помощи обширного арсенала юридических средств (стоящих "за спиной" юридических запретов) обеспечивать, жестко сохранять эти границы дозволений, а значит и реальность выражаемых ими социальных ценностей, прежде всего - гарантированной свободы поведения субъектов.

6. Юридические дозволения

Юридические дозволения, как и дозволения вообще, имеют, если можно так сказать, предоставительное предназначение: они "что-то предоставляют" - призваны дать простор, возможность для "собственного", по усмотрению, по интересу, поведения участников общественных отношений. С юридической стороны они выражаются поэтому главным образом в субъективных правах на собственное активное поведение.
Следовательно, дозволение в праве - это (поскольку речь не идет об общих дозволениях) субъективное юридическое право, и ему свойственно все то, что присуще субъективным юридическим правам (наличие известного "юридического плюса", момент усмотрения; мера юридических возможностей).
Дозволения в строгом смысле этого слова характерна не просто мера возможного поведения, а преимущественно такая мера, которая состоит в возможности выбрать вариант своего собственного поведения, проявить активность, реализовать свой интерес и свою волю, т.е. юридические возможности, характерные, например, для права собственности.
Конечно, субъективное право, которое сводится только к одному праву требования (что характерно для отношений, в центре которых - позитивные обязанности, т.е. для относительных правоотношений типа обязательств в гражданском праве), тоже выражает своего рода дозволение, и оно тоже научно интерпретируется через понятие "дозволенное поведение". Но право требования ограничено лишь юридической областью, оно представляет собой лишь необходимый элемент в юридических механизмах, обеспечивающих надлежащее исполнение позитивных обязанностей. И вообще здесь мало того, что выражено в богатом по содержанию понятии дозволения. Глубокий социальный смысл дозволений в социальном регулировании состоит в том, что они дают возможности, открывают простор для свободного, активного поведения самому носителю дозволения.
Юридические дозволения, как и юридические запреты, находятся в самой гуще юридической материи.
Они должны быть выражены в законе, в других нормативных актах. При этом юридические дозволения опосредствуются действующим правом по-разному. Чаще всего они прямо формулируются в тексте нормативного акта в виде особой разновидности регулятивных норм - управомочивающих. Вместе с тем наличие юридического дозволения может вытекать из комплекса юридических норм (таково, например, дозволение на заключение любых сделок между гражданами, поскольку эти сделки не запрещены, соблюдаются все условия совершения сделок и они не противоречат принципам права, его началам, духу).
А могут ли помочь в установлении юридических дозволений нормативные положения об ответственности? Если существование ответственности, как мы видели, в большинстве случаев свидетельствует о наличии в данной ситуации юридического запрета, то нет ли оснований и для обратного вывода: о том, что отсутствие установленной юридической ответственности за определенные действия означает их дозволенность?
Вряд ли это так. Необходимо еще раз подчеркнуть главное - дозволения приобретают юридический характер и становятся юридическими дозволениями тогда, когда они выражены в действующем праве - в особых управомочивающих нормах или же в комплексе юридических норм. Указанный момент представляется в высшей степени важным потому, что таким путем - и это определяющая особенность именно юридических дозволений - их содержание очерчивается четкими границами, рамками, отделяющими юридическое дозволение от "просто" произвольных действий.
В этой связи, при освещении юридических запретов, наглядно проявляется та их особенность, характеризующая логику права, что они существуют и действуют "в паре" с юридическими запретами. Юридическое существо дозволений в праве проявляется не только в том, что его носитель обладает правом требовать от всех лиц, "всякого и каждого" признавать дозволенные действия и не препятствовать им, но и в том еще, что через юридические запреты и "сопровождающие" их юридические механизмы очерчиваются и обеспечиваются границы дозволений.
И еще один момент. Дозволение, если оно выражено в позитивном праве и вследствие этого получило строгие границы (т.е. дозволение в его единстве с запретами), все равно является самой общей юридической формой: оно свидетельствует лишь о разрешенности, допустимости соответствующего поведения. Диапазон же социальной значимости поведения, охватываемого этой формулой, довольно велик - от допущения в смысле ненаказуемости (когда закон, так сказать, "скрепя сердце" мирится с соответствующими поступками, например с систематическим употреблением некоторыми людьми алкогольных напитков) до одобрения, высокой социальной оценки и потому поощрения поведения (когда в законе предусматриваются особые меры для того, чтобы вызвать к жизни, поддержать, расширить границы поведения подобного рода, например акты милосердия, помощь инвалидам). Для того чтобы более конкретно рассмотреть дозволения в их единстве с запретами, и нужно обратиться к правовому регулированию в целом, а отсюда - к тем общественным отношениям и социальным ценностям, которые реализуются с помощью правовых средств.

7. Общие дозволения и общие запреты

Особое место в сложном построении правового регулирования занимают общие юридические дозволения и общие юридические запреты.
Сразу же нужно отметить главное: определение "общее" применительно к запретам и дозволениям понимается в том смысле, что соответствующее нормативное положение является исходным и направляющим правовым началом на данном участке общественных отношений.
И вот что характерно. Исторические данные (относящиеся прежде всего к римскому частному праву) свидетельствуют, что общие дозволения и общие запреты стали первоначально складываться как особый технико-юридический прием, выражающий обобщающую формулу "все, кроме" или "все, за исключением", - прием, который используется не только в области дозволений и запретов. Его суть очевидна: первоначально вводится известное нормативное положение, скажем, запрет на что-то, а затем этот запрет определенным образом ограничивается, из него делаются исключения, и таким путем запрет, рассматриваемый в единстве с исключениями из него, приобретает общий характер. Например, в римском частном праве в соответствии с существовавшими в то время требованиями морали был установлен запрет на дарение между мужем и женой (Дигесты, кн. 24, титул, 1, 1). А затем были введены нормы, которые делали из этого правила известные исключения, в частности, для дарения на случай смерти, на во становление зданий, уничтоженных пожаром (Дигесты, кн. 24, титул 1, 9, 14, 27 и др.). То, что общие дозволения и общие запреты могут выступать в качестве технико-юридического приема (причем этим его функции в правовой системе ограничиваются), должно быть учтено при общетеоретической характеристике рассматриваемых правовых явлений.
Вместе с тем уже в эпоху древнего права в таких важнейших его областях, как договорное и право собственности, стали складываться обобщающие положения, пусть не всегда достаточно выраженные, в виде общих дозволительных начал, которые имели существенное общественно-политическое, нравственное значение. Применительно к договору это видно из того, что римские юристы стремились увидеть в нем нечто изначальное, относящееся к праву народов, и даже такое, что органически связано с понятием "мир". По мнению Ульпиана, изначальность договоров в человеческих взаимоотношениях "вытекает из самой природы. Ибо что более соответствует человеческой честности, чем соблюдать то, о чем они (люди) договорились" (Дигесты, кн. 2, титул Х1Ч, 1).
В современных условиях, судя по всему, общие дозволения и общие запреты наиболее часто встречаются и, следовательно, с наибольшей вероятностью могут быть найдены там, где: а) право прямо "выходит" на права и обязанности, прямо опосредует поведение людей через дозволения и запреты; б) существует необходимость воплотить в самом регулировании его социально-политические, нравственные начала, его направленность - дозволительную или запретительную.
Отметим теперь следующий момент: главная юридическая функция рассматриваемых правовых явлений как общих регулирующих начал состоит в том, чтобы быть направляющими механизмами в правовом регулировании, его, так сказать, организующими стержнями.
В то же время общие дозволения (именно дозволения!) могут непосредственно порождать юридические последствия: как таковые они могут быть непосредственным критерием правомерного поведения. Пример тому - общее дозволение в отношении свободы договоров. Если на том участке социальной действительности, где существует общее дозволение, нет по данному вопросу конкретного, специального запрета, то такие дозволения сами по себе являются основанием для признания соответствующего поведения правомерным. И это в полной мере согласуется с самой его природой: как общее юридическое начало они могут - тоже общим образом - обусловливать правомерное поведение.
Но вот общие запреты (именно запреты!) непосредственно не могут порождать юридические последствия: они как таковые не могут быть непосредственным критерием неправомерного поведения. Во всех без исключения случаях значение оснований для определения неправомерности могут иметь только конкретные нормы - либо запрещающие, либо обязывающие и управомочивающие, неисполнение которых или же выход за границы которых (дозволения) свидетельствует о правонарушении. И в соответствии с принципами законности, требующими сообразно началам справедливости конкретности и персонального характера юридической ответственности, каждый случай противоправного поведения должен быть связан с нарушением конкретной юридической нормы - запрещающей, обязывающей или управомочивающей (когда субъект выходит за пределы дозволенного).
Подытоживая, следует заметить, что общие дозволения и общие запреты выражают весьма высокий уровень нормативных обобщений.
При этом перед нами довольно любопытный факт: внешняя объективизация общих дозволений и общих запретов как специфических юридических феноменов выражается при их формулировании не в них самих, а в их "другой стороне", в их, так сказать, противоположности, в исключениях из "общего" общих дозволений - в запретах-исключениях, общих запретов - в дозволениях-исключениях.
Возникает вопрос: коль скоро существуют общие дозволения и общие запреты, то что же препятствует тому, чтобы и в отношении третьего способа правового регулирования - позитивных обязываний - не применять понятие "общее" в указанном выше смысле? Закономерность постановки этого вопроса подкрепляется тем, что в законодательстве можно встретить такие случаи регулирования, которые характеризуются значительной степенью общеобязательности, общности по отношению к субъектам. К ним относятся, например, порядок досмотра таможенными органами багажа граждан, пересекающих границу страны, общий порядок паспортного режима. Причем здесь может быть применена формула, на первый взгляд аналогичная той, которая распространяется на общие дозволения и общие запреты, "все, кроме" (именно "все", а не "всё").
Тем не менее достаточных оснований для выделения "общих обязываний", которые могли бы стать в один ряд с рассматриваемыми правовыми явлениями, нет. Почему?
Здесь ряд соображений. Главное из них основывается на том, что позитивные обязывания, при всей их необходимости и важности в правовой системе общества, все же занимают в праве особое место. Они по определяющим своим характеристикам выражают не особенности права как своеобразного социального регулятора, а особенности государственной власти, осуществляемой через право, ее организующей, управленческой деятельности, функционирования административного управления. Весьма важно и то, что юридические обязанности, и более общие, и менее общие по кругу лиц и степени обязательности, - это именно обязанности; даже будучи предельно общими, они, в отличие от общих дозволений и общих запретов, не выходят на субъективные права участников общественных отношений. И наконец (для понимания логики права это имеет принципиальное значение), понятие "общее" применительно к позитивным обязываниям не имеет того особого смысла, который характерен для общих дозволений и общих запретов. Тут общее не идет дальше вопроса о круге лиц, оно не охватывает многообразие жизненных ситуаций и потому не возвышает нормативность на новый уровень. В соответствии с этим и исключения из такого рода "общих обязываний" - не нечто противоположное (как в области дозволений и запретов), а просто изъятия из установленного общего порядка в отношении круга субъектов.
Проблемы общих дозволений и общих запретов находятся, пожалуй, только на начальных стадиях их общетеоретического осмысления, логики их бытия и построения. Помимо ряд иных вопросов, требует тщательной разработки такие относящиеся к ним категории как "условия" и "исключения".
Поразительно, что перспективу такой разработки более двух столетий тому назад наметил И. Кант. Философ пишет: "запрещающий закон сформулирован сам по себе, дозволение же включается в этот закон не в качестве ограничивающего условия (как это должно было бы быть), а как исключение ... "25 ("исключение" - свидетельство того, что запрет является общим).
Но как понимать, что дозволение в запрещающем законе "должно быть" не исключением, а "ограничивающим условием"? В этом случае, поясняет Кант, дозволение добавляется к запрещающему закону "на основе принципа", и оно вследствие этого включается в "формулу запрещающего закона" , а "тем самым" запрещающий закон превращается "и в закон дозволяющий"26.
Исключительно важный, по меркам юридической теории - утонченный, ювелирно отточенный и вместе с тем - перспективный в общетеоретическом отношении вывод! Помимо всего иного, он подводит к мысли о том, что общие запреты могут вполне совмещаться с природой дозволительного права. И это происходит как раз тогда, когда противостоящее общему запрету дозволение выступает не в виде одного из исключений ("разрешения"; вспомним общую схему разрешительного типа регулирования - "запрещено все, кроме прямо разрешенного законом"), а в виде ограничивающего условия. Скажем, - условия, в соответствии с которым общий запрет на оборот наркотических средств не конечен: он установлен при том условии, что свободный оборот всей суммы лекарственных средств находится в режиме общего дозволения. Тем более, что, как пояснил Кант, исключения, это - вообще не принцип, на основе которого должно строиться юридическое регулирование: таких исключений может быть неопределенное множество - "до бесконечности; ибо здесь дозволения добавляются к закону лишь случайно, не на основе принципа, а в результате подыскания подходящих случаев"27.