Алексеев С. С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕОРИЯ ПРАВА

Глава пятая. ПРАВО. РЕГУЛЯТОР

2. ПРАВО И ГОСУДАРСТВО

1. Право и другие звенья системы социального регулирования

В условиях цивилизации право как звено всего комплекса регуляторов, определяющих поведение людей (где исходное и во многом доминирующее значение имеют биологические программы, заложенные в человеке), находится в сложном взаимодействии с другими социальными регуляторами.
Среди этих социальных регуляторов наиболее "близки" к праву и находятся с ним в наиболее тесном и сложном взаимодействии два наиболее крупных социальных явления (образования), осуществляющих - наряду с другими - регулятивные функции, - государство и мораль.

2. Право и государство (как элементы системы социального регулирования)

Если ограничиться рассмотрением права на уровне догматической юриспруденции, то может складывается впечатление, что право вообще явление государственного порядка. Оно в этой книге и определялось с самого начала так, что для подобного взгляда существуют как будто бы весьма весомые данные. На основании фактических данных оно и ранее и сейчас рассматривается в качестве официального, государственного образования, когда благодаря именно государству определенный комплекс норм во внешних, практических отношениях между людьми обретает такие свойства (общеобязательность норм, их высокая государственная обеспеченность), которые и позволяет позитивному праву быть действенным социальным регулятором. Мы уже видели, что в юридической науке принято даже выделять три особые функции государства по отношению к праву - правотворческую, правоисполнительную, правообеспечительную [1.2.2.].
Да и те связи и соотношения в правовой материи, которые могут быть названы "логикой права", также, казалось бы, коренятся в силе государства, в строгой обязательности его юридических велений, их формальной определенности, государственной обеспеченности. Именно здесь, в зависимости правовой материи от силы государства видятся во многом истоки характерного для права долженствования, что прочем вовсе не устраняет особого юридического своеобразия указанных связей и соотношений.
Но дело-то как раз в том, что логика права, оставаясь в общей "зоне государства" и во многом в своих истоках опираясь на его силу, обнаруживает - и по мере развития права все более и более - нечто свое, самобытное, уникальное, относящееся именно к праву.
Это "свое", "самобытное" дало о себе знать в тех исторических процессах, которые ранее были названы ступенями восхождения права, его развитии от права сильного к гуманистическому праву современного гражданского общества. Ведь после того, как сам переход от права сильного (по сути - всего лишь зоологически упорядоченного хаоса) к праву власти ознаменовал исторически значительный и шаг в истории права, все последующее его развитие свелось к двум парадоксальным тенденциям. К тому, чтобы сохранить связь с государством, все позитивное, что она дает праву, и одновременно - оторваться от власти, обрести свое собственное бытие, более того - возвысится над властью, и в этой плоскости реализовать свой собственный ("правовой") потенциал как социального регулятора.
Поэтому право, упорядочивая, "цивилизуя" государственную деятельность, в конечном итоге, на высокой ступени своего развития и само оказывается регулятором высокого социального значения, не уступающим, а в ряде отношений превосходящим регулятивную силу государственной власти как таковой. Для конкретизации и пояснения только что приведенных соображений - несколько подробнее о власти и праве

3. Право и власть

Надо сразу заметить, что здесь и дальше понятие "власть" рассматривается в достаточно строгом, а не в широком значении. Понятием "власть" охватываются не все виды господства, в том числе - не экономическое и не духовное влияние и подчинение людей, а только господство в области организации общественных отношений и управления, т.е. система подчинения, при которой воля одних лиц (властвующих) является императивно обязательной для других лиц (подвластных).
В эру цивилизации, когда сообщества разумных существ - людей стали во все большей степени существовать и развиваться не непосредственно на природной, а на своей собственной (человеческой) основе, и когда, стало быть, сообразно с "замыслом природы" в ткань общественной жизни начали интенсивно, во все больших масштабах включаться действенные формы разумной, свободной, конкурентной деятельности, сложилась наиболее мощная разновидность власти в указанном выше значении - власть политическая, государственная.
Могущество политической, государственной власти, образующей стержень нового всеобщетерриториального институционного образования - государства, концентрируется в аппарате, обладающем инструментами навязывания воли властвующих, прежде всего - инструментами принуждения, а также институтами, способными придать воле властвующих общеобязательный характер (наиболее пригодными для осуществления таких целей, наряду с церковными установлениями, оказались как раз законы, учреждения юрисдикции, иные институты позитивного права, которые в этой связи представляются - с немалым ущербом для суверенности права - "элементами государственной власти").
Политическая, государственная власть - и по логике вещей и по фактам истории, фактам нашего сегодняшнего бытия - действительно оказалась таким мощным фактором в обществе, который способен раскрыть возможности, силу и предназначение позитивного права. Политическая, государственная власть как бы по самой своей природе предназначена для того, чтобы давать жизнь позитивному праву и через систему правоохранительных учреждений, институтов юрисдикции обеспечивать строгую и своевременную реализацию юридических норм и принципов.
В рассматриваемой плоскости связь политической, государственной власти с правом - связь органичная, создающая сам феномен права и придающая ему значение реального фактора в жизни общества. Ее глубокое значение для права проявляется в двух основных плоскостях:
во-первых, в том, что именно государственная власть через свои акты (нормативные, судебные) в условиях цивилизации придает нормам и принципам качества позитивного права - прежде всего всеобщую нормативность, возможность строгой юридической определенности содержания регулирования, с более широких позиций - качество институционности, а в этой связи - публичного признания и общеобязательности;
во-вторых, в том, что именно государственная власть оснащает необходимыми полномочиями и надлежащими средствами воздействия правоохранительные учреждения, органы юрисдикции, правосудия, что и дает значительные гарантии реализации правовых установлений.
Но вот парадокс - политическая, государственная власть, которая и делает "право правом", в то же время - явление, в какой-то мере с ним не совместимое, выступающее по отношению к праву в виде противоборствующего, а порой чуждого, остро враждебного фактора.
Истоки такой парадоксальности кроются в глубокой противоречивости власти, в том, что, являясь (в своих социально оправданных величинах) необходимым и конститутивным элементом оптимальной организации жизни людей, управления общественными делами, власть обладает такими имманентными для нее качествами, которые в процессе утверждения и упрочения власти, когда она переступает порог социально-оправданных величин, превращают ее в самодовлеющую, самовозрастающую, авторитарную по своим потенциям силу.
И суть дела - не в "хороших" или "плохих" людях, стоящих у власти (хотя - отчасти - и в них тоже). Суть дела в самой органике власти, ее внутренних закономерностях, их противоречивой и коварной логике.
Эти закономерности проистекают, по-видимому, из того обстоятельства, что власть без стремления к постоянному своему упрочению теряет динамизм и социальную мощь. Однако, увы, это же стремление, при социально-неоправданной концентрации власти, т. е. за известным порогом, обозначающим достижение властью своей критической массы, оборачивается как раз тем, что власть становится самодовлеющей силой.
И тогда власть приобретает демонические, в немалой степени разрушительные качества, она становится силой, отличающейся неодолимыми импульсами к дальнейшему, и притом неограниченному, все более интенсивному росту, к приданию своему императивному статусу свойства исключительности, некой святости, нетленности и неприкосновенности, к своему возвеличиванию и увековечиванию, к отторжению в пространстве своего действия любой иной власти, всего того, что мешает ее функционированию и угрожает положению властвующих лиц. На этой основе обостряются, быть может, самые сильные человеческие эмоции: наслаждение властью и, что еще более психологически и социально значимо, жажда власти, стремление, не считаясь ни с чем, овладеть властью или любой ценой ее удержать, еще более усилить - одна из самых могущественных земных страстей, источник острых драм, потрясений, переломов в жизни и судьбе людей, целых стран и цивилизаций.
Такого рода запредельные импульсы и порывы к непрерывному самовозрастанию власти получают порой известное "моральное оправдание" (к сожалению, при содействии религии, церковных институтов), - особенно в условиях, когда в данном обществе существуют внутренние или внешние трудности, проблемы или когда известные группы людей, овладевших властью, подчиняют ее групповым, узкоклассовым, этническим, церковным, идеолого-доктринерским , а то и просто утопическим, фантастическим целям.
И вот на этом пути самовозрастания и ожесточения власти основным препятствием, мешающим и раздражающим фактором, становится близкий к власти социальный институт, в известном смысле детище самой власти, - п р а в о.
Чем это объяснить? Двумя основными причинами.
Во-первых, - тем, что законы, юрисдикционная, правосудная деятельность, крайне необходимые, незаменимые институты, при помощи которых власть оказывается способной с наибольшим эффектом проводить свою политику, имеют по своей природе и сути иное, "свое" предназначение, которое и дает о себе знать в ступенях восхождения, в функция гарантировать высокое положение людей в обществе и которое далеко не всегда находится в согласии с притязаниями и устремлениями власти, склонной решать жизненные проблемы волевым приказом и административным усмотрением1.
Во-вторых, - тем что право относится к числу тех немногих внешних социальных факторов, которые благодаря своим свойствам способны свести власть к социально-оправданным величинам, умирить власть, снять или резко ограничить ее крайние, социально-опасные, разрушительные проявления.
Вот и получается, что не только власть в процессе своего функционирования встречается с препятствием - со своенравным, не всегда послушным своим детищем, неподатливой "правовой материей", но и право со своей стороны, выступает в отношении власти в виде противоборствующего фактора, направленного на решение "своих", правовых задач и плюс к тому на то, чтобы при достаточно высоком уровне демократического и правового развития общества умирить, обуздать власть.
Словом, перед нами - сложная, парадоксальная ситуация, разрешение которой во многом зависит от природы и характера существующего в данном обществе строя, политического режима, и в особенности, - от "величины" власти, уровня и объема ее концентрации в существующих государственных учреждениях и институтах.
При разумно-прогрессивном общественном строе, при развитой демократической и правовой культуре, особенно в условиях развитого гражданского общества власть благодаря приверженности к демократическим ценностям умиряет свои императивные административно-приказные стремления, сдерживает ("скрепя сердце") свои властные порывы и во имя общественной пользы вводит властно-императивную государственную деятельность в строгие рамки.
С этой целью вырабатываются политико-правовые институты (разделения властей, федерализма, разъединения государственной и муниципальной власти и др.), которые препятствуют концентрации власти и превращению ее в самодовлеющий фактор. Подобное самоусмирение власти приобретает реальный характер в развитом демократическом обществе, где по существенным содержательным элементам государственная политика и функционирование более или менее развитой юридической системы совпадают. И именно, тогда, подчеркну, в развитом демократическом обществе при устойчивом правовом прогрессе, вырабатываются и приобретают реальное значение положения и формулы о "правовом государстве", "верховенстве права", "правлении права".
При таком нормальном, "деловом" взаимодействии власти и права, вполне естественном при демократическом общественном и государственном строе, происходит их взаимная притирка и - более того - взаимное обогащение. Политическая государственная власть, ее носители получают твердый настрой на то, чтобы умирять и даже обуздывать "себя", свои властные претензии. Со своей стороны и право, его представители и агенты преодолевают "правовой экстремизм", крайности формализма, другие теневые стороны юридической регламентации человеческих взаимоотношений.
По-иному указанная ранее парадоксальная ситуация находит свое разрешение в обществах, где власть перешагнула социально-оправданный порог своей концентрации и в содержании власти доминирующее значение приобретают авторитарные стороны и тенденции или, хуже того, власть попадает под эгиду групповых, узкоклассовых или этнических интересов, доктринерской или даже утопической идеологии. При таком положении вещей власть, и так жестко-императивная по своим первородным началам, становится по отношению к праву и вовсе неуступчивой, нетерпимой.
В этом случае происходят процессы, обратные тем, которые характерны для обществ с развитой демократической и правовой культурой. Власть здесь стремится, и это ей во многом удается, подчинить себе правовые институты, так "обработать" их и таким образом ввести в существующую общественную и государственную систему, чтобы они стали послушной игрушкой в руках властвующих государственных и политических учреждений и персон, безропотно проводили (и - что не менее важно - юридически оправдывали или даже возвеличивали) произвольные акции власти, а то и ее прямой произвол. Здесь происходит деформация права, нередко весьма значительная, которая при неблагоприятных политических условиях вообще превращает право в ущербную юридическую систему, а то и в один лишь фетиш, "маску права", "видимость права", или, по иной терминологии, в "имитационное право".
И наконец, - пункт , к которому хотелось бы привлечь внимание.
Как показывают фактические данные последнего времени, модные правовые лозунги ("правовое государство", "верховенство права", "права человека" и им аналогичные) широко и вольно используются в разнообразных политических целях различными политическими силами, в России - от коммуно-радикальных до радикальных демократов. Нередко их с напором пускают в дело и государства, далеко не всегда отличающиеся последовательно демократическим режимом. И то обстоятельство, что подобные лозунги слабо реализуются или вообще не реализуются в жизни, заинтересованными людьми порой объясняются несовершенством права, недостатками в работе законодательных и правоохранительных учреждений, упущениями тех или иных должностных лиц.
Между тем здесь, наряду с упомянутыми обстоятельствами, есть еще и довольно жесткая закономерность, которая по большей части не принимается в расчет. Право как нормативно-ценностный регулятор вообще, по определению, не способно занять высокое место в общественной жизни, которое бы соответствовало критериям и стандартам правового государства и верховенства права, если в данном обществе политическая, государственная власть заняла авторитарно-доминирующее положение или - что еще хуже - положение тотально всемогущей, тиранической силы. То есть силы, превышающей свой социально оправданный порог - естественные, социально-оправданные "потребности во власти", существующие в данном обществе, и настроенной на то, чтобы использовать свое могущество в групповых, узкоклассовых, этнических или идеологических интересах. Такой власти нет противовеса, нет по воздействующим возможностям никакой альтернативы; и даже формально введенные институты по упорядочению власти - разделение властей, федерализм и др., во много оказываются бессильными - такими, когда они мало-помалу неотвратимо переходят на позиции угодничества всесильной власти.
И с такой властью право, сколь бы оно ни было развито и совершенно, справиться также не в состоянии. Право в обществе, в котором доминирует Большая власть, "социально обречено": оно в принципе не в состоянии стать правовым, обществом, в котором утверждается верховенство права, правление права.