Алексеев С. С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕОРИЯ ПРАВА

Глава четвертая. ГРАНИ ПРАВА

3. ДРУГИЕ ГРАНИ ПРАВА

1. Правовое содержание (структура)

Второй, более глубокий слой правовой материи, следующий сразу же за догмой права и из нее вытекающий, - это содержание объективного права, точнее - структура этого правового содержания.
Сначала некоторые пояснения о самом понятии "содержание", поскольку оно применяется в отношении права.
Прежде всего следует с должной строгостью вычленить фактическое содержание юридических установлений, норм и принципов, т.е. все то, что "дано" в законах, иных источниках самими фактическими отношениями, которые регулируются правом, - отношениями экономическими, политическими, моральными, психологическими и многими другими.
Такого рода фактическое содержание в текстах законов, в других источниках как бы перемешано с юридическими категориями, "юридически прописано". Тем не менее во всех случаях оказывается возможным и одновременно - крайне необходимым различать, с одной стороны, исконно юридические категории, а с другой конкретный фактический материал. Например, в области земельного и трудового законодательства, с одной стороны, "приоритет прав", "субсидиарное применение", а с другой, - природные особенности угодий, труд и его отсутствие (отдых) и т.д.
Далее, в праве можно быть выделено волевое и интеллектуальное содержание. Первое - это усмотрение государственных органов и должностных лиц, их решения по тем или иным вопросам. Второе - выраженное в понятиях, логических построениях отражение действительности, ее идеальное, понятийно-логическое "изображение" в соответствии с требованиями объективности, истины. Впрочем, данная градация ("волевая" и "интеллектуальная" стороны в содержании права) в немалой мере условна: то и другое характеризует содержание права как результат и выражение разумной деятельности людей.
Главное же, что требует повышенного внимания при рассмотрении содержания права, - это его собственное правовое содержание.
К этому собственному, притом - именно правовому содержанию относится, понятно, догма права (и со стороны внешней формы - источников права, и со стороны "частиц" правовой материи, выражающих ее строение). Причем главное, что характеризует этот решающий компонент правовой материи, - юридическая структура (в некоторых прежних работах автора этих строк она обозначалась просто как "правовое содержание") - особое, "правовое" построение частиц юридической материи, причем - такое, когда реализуется , в принципе, в идеале, логика права.
Дело в том, что элементы правовой материи, из которых складывается догма права (юридические нормы, субъективные права, обязанности, юридическая ответственность, правовые гарантии и др.), - это не простое скопище упомянутых внешних форм и "частиц", не хаотическое их множество. Право потому и право, что эти частицы определенным образом выстраиваются, отличаются своеобразной системой. Как справедливо отметил Г.В.Мальцев, "система прав и обязанностей - сердцевина, центр правовой сферы, и здесь лежит ключ к решению основных юридических проблем"1.
При этом, характеризуя собственное содержание права с точки зрения системы субъективных прав и обязанностей, других юридически значимых элементов, нужно различать две плоскости проблемы.
Во-первых, ту плоскость проблемы, когда она решается в принципе, "по идее", с точки зрения потенций и предназначения, заложенных в праве, т.е. с точки зрения характерной для права логики. И значит, решается в общем, на абстрактном уровне, независимо от природы и характера объективного права того или иного общества.
При таком подходе главным моментом, характеризующим систему прав и обязанностей, и, следовательно, ту грань права, которая названа "правовым содержанием", его "структурой", являются ничто иное, как субъективные права - права отдельных субъектов.
Ведь существующее в данном обществе право обретает свой смысл и содержание именно в п р а в а х. Именно в них, в субъективных правах, раскрывается исконно заложенные в объективном праве ("по идее", по определению, в потенции) его суть и предназначение.
Да и в действительности, на деле для людей, для общества важны не сами по себе законы, другие юридические документы, содержащиеся в них юридические нормы, а то решающее обстоятельство (наряду с другими) - что юридически реального "дают" эти нормы. Предоставляют ли они права, т. е. юридические возможности, какие это возможности, каков их объем, порядок осуществления и все другое, что касается юридических возможностей данных субъектов. А в этой связи - и все то, что касается обязанностей, мер ответственности, защиты и т. д. И главное, что напрямую касается субъективных прав, - их юридические гарантии. Стало быть, надо видеть в сути и предназначении права самое глубинное, исконное: право потому и - "право", что оно (закрепленное в законах и выраженное в юридических нормах) "говорит о правах".
Значит, субъективные права, т.е. правомочия, юридические возможности, которыми обладают конкретные субъекты, вместе с соответствующими гарантиями, - это своего рода активный, узловой центр содержания права, его структуры (именно как права!). К нему, этому активному, узловому центру стягиваются все нити правового регулирования, все частицы правовой материи, из которых в совокупности складывается исконное правовое содержание.
Правовое содержание, его структура, таким образом, имеет свою правовую логику, которая имеет определяющее значение. Оно отличается таким построением и такой целеустремленностью, когда все компоненты, из которых складывается юридическая система общества (от правовых положений, принципов и норм Конституции до процессуальных институтов), строятся как бы применительно к правам и их гарантиям, как бы подстраиваются к ним. И с этой точки зрения все другие компоненты права, также в высшей степени важные, - юридические обязанности, запреты, правовая ответственность, процессуальные формы деятельности и др., при всей их самостоятельной значимости, - имеют одновременно в известной мере подчиненный характер, ориентированный на права субъектов.
А теперь, во-вторых, - то, что относится ко второй плоскости проблемы о собственном правовом содержании, его структуре.
Изложенные ранее соображения - соображения, так сказать, идеального порядка, характеризующее его "по идее", по его исконной сути и предназначению, по тому началу, которое, по словам П.И. Новгородцева, лишь "постепенно осуществляется в истории".
В реальной же действительности система прав и обязанностей, других правовых элементов строится по различному, в зависимости от особенностей данного общества - экономических, политических, духовных, от особенностей его политического режима. По различному в этой связи раскрывается определяющая роль во всей правовой материи субъективных прав.
И самое горестное, что здесь надлежит сказать, заключается в том, что при большом разнообразии возможных здесь вариантов, основным типом построения правовых средств и механизмов за многотысячелетнюю историю человечества фактически является такой, который характерен для обществ , где доминируют антидемократические, зачастую прямо авторитарные, тиранические режимы власти, и где в соответствии с этим право имеет сугубо силовой характер (право сильного, кулачное право, право власти). И в данном случае - общие черты и потенции, "по идее" заложенные в правовом содержании, не раскрываются или реализуются однобоко, в уродливом виде. Реальные и значимые субъективные права вводятся здесь по большей части как права-привилегии, для большинства населения в ограниченных пределах или даже как права-декларации; и в целом юридическая регламентация прав имеет декларативный, необеспеченный характер.
Напротив, те правовые элементы, которые в силу правовой логики имеют в исконно-правовом отношении вторичное, зависимое значение (обязанности, запреты, юридическая ответственность), выступают здесь на первый план, приобретают на деле доминирующую значимость и в силу этого придают всему позитивному праву запретительно-обязывающий облик, когда доминирующее значение приобретают юридические обязанности, запреты и стоящие за их "спиной" меры юридической ответственности.
В общем, перед нами оказываются еще не развернувшиеся, неразвитые или ущербные юридические системы. Системы с еще не развившейся или с нарушенной логикой их содержания, втянутые в систему отношений авторитарного ил тиранического общества . Такого рода юридические системы нередко вообще выступают в виде "имитационных", или таких, где в основном существует "видимость права".
Итак, здесь вырисовывается весьма стройная логика права. Либо при последовательной ее реализации центром собственного содержания права становятся такие частицы догмы права, как субъективные права с гарантиями либо - при доминировании власти и неразвитости права - юридические обязанности с санкциями (юридической ответственностью), которые должны обеспечивать исполнение обязанностей.
В полной мере правовая логика, характерная в идеальном отношении для содержания права, его структуры, начинает раскрываться лишь в демократических обществах, особенно в развитых демократических странах на современной стадии развития либеральных цивилизаций. Именно здесь субъективные права и необходимые для них гарантии фактически занимают в юридических системах центральное место; в соответствии с ними строятся правовые средства и юридические механизмы, "свое" (весьма существенное и всё же - зависимое) положение в этих юридических средствах и механизмах занимают юридические обязанности, запреты, правовая ответственность.
В порядке некоторого утешения (которым довольствовались демократически настроенные юристы в условиях советского общества) допустимо утверждать, что и при антидемократическом общественном строе юридическое регулирование во имя декларативно провозглашенного права так или иначе все равно концентрируется вокруг субъективных прав (пусть и прав-привилегий, урезанных прав, прав-деклараций). В нем все равно - как это при таком подходе представляется - есть сектора и участки, где во имя привилегированных, господствующих в обществе групп, кланов, слоев или во имя внешнего престижа или государственных фальсификаций действует известный набор юридических средств и механизмов, сконцентрированных вокруг субъективных прав и даже некоторых их гарантий. И стало быть, в таких юридических системах есть какие-то "зацепки" для последующего, при наступлении необходимых условий, правового развития. То есть и здесь право, благодаря внутренней логике присущего ему содержания, независимо от особенностей данного общества, его строя и режима, имеет известный, пусть и незначительный, ограниченный - позитивный, демократический потенциал.
Что ж, какое-то утешение (для людей, соприкоснувшихся с ужасами беспощадной тиранической власти) здесь есть, хотя оно всё же во многом обманчиво, иллюзорно.
Главное же другое - то, что указанные представления во многом сориентировали юристов в советском обществе на проработку вопросов, связанных с той гранью права, которая может быть названа "правовым содержанием". И на то, чтобы при наступлении более благоприятных политических условий их реализовать фактически. Об этом, надо полагать, следует рассказать особо.

2. Парадоксы логики права и науки

Есть нечто значительное, близкое к историческому предзнаменованию, в самом том факте, что заслуга в разработке того слоя правовой материи, который назван структурой правового содержания (при всей - надо признать - дискуссионности этой проблемы), принадлежит правоведению, сложившемуся в условиях советского общества.
Здесь еще раз придется затронуть противоречивое, и в чем-то странное бытие юридической науки в советском обществе.
Конечно, советское правоведение (таков удел юридической науки в обществе с тоталитарным политическим режимом), особенно в подразделениях официальной науки, служило господствующей власти, ее содержание подчинялось интересам идеологизированной огосударствленной системы, было пронизано коммунистической идеологией, обосновывающей верховенство высшего суперправа - революционного права, служащего коммунизму.
Но и советское правоведение оставалось наукой. В нем - пусть в урезанном и в скрытом виде - сохранились благородные и прогрессивные традиции дореволюционной юридической науки. А эти традиции, помимо всего иного, в немалой степени локализовались как раз на идеологически-нейтральных участках - на догме права, аналитическом правоведении.
И эта же догма права - счастливое и многообещающее совпадение - была чуть ли не единственной сферой, где юридическая наука в тяжелых советских условиях могла проявить себя как область знаний, заряженная на углубленный научный поиск и истину.
Именно по той причине, что советское правоведение, наряду с другими отраслями знаний, в условиях советского общества было жестко сковано постулатами марксистской доктрины (и потому образовывали "свою философию", точнее - идеологию), самостоятельное особое мировоззренческое или даже серьезное социологическое осмысление правовых явлений в принципе исключалось. Для правоведов советского времени единственным предметом, позволяющим проводить более или менее серьезные исследования, оставалась догма права.
Вот почему в условиях, когда после смерти Сталина коммунистическая тирания в духовно-творческой сфере жизни общества несколько ослабла, советскими авторами в 1960 - 1980 годах были осуществлены научные разработки, направленные на "философское" (как представлялось этим авторам) осмысление правовых явлений, выраженных в догме права и из нее вытекающих.
Эти разработки осуществлялись в двух плоскостях:
во-первых, в том направлении, когда понятия и лексика марксистско-ленинской философской доктрины - именно понятия и лексика, а не ее суть - распространялись на догму права. В этой плоскости делались "выводы" о том, какие явления в этой сфере относятся к "базису", а какие к "надстройке", в чем заключается "классовая сущность" правовых установлений, каковы типы правовых систем по их классовому признаку, в каких смыслах можно понимать понятие "форма права" и т. д., и т. п. (такой характер имел ряд изданий 1950-1980 годов, претендовавших на то, чтобы представлять в марксистско-ленинском правоведении "философию права");
во-вторых, - и это во многом как раз и стало неожиданностью - оказалась весьма плодотворной та линия в правовых исследованиях, когда на основе новейших философских разработок (например, теории систем, аксиологических разработок) и с опорой на догму права, на результаты аналитической проработки правового материала исследовались связи и соотношения, которые существуют между элементами правовой материи: отдельными разновидностями юридических норм, прав и обязанностей, ответственности и т.д.
В этой плоскости правоведение как раз и вышло на уровень других наук - естественных, технических, которые изначально имеют дело с объективными фактами действительности и которые в силу этого способны возвышаться до обобщений высокого уровня ( такого рода исследования были выполнены рядом советских правоведов 1). И именно здесь как раз раскрыли свою конструктивность, плодотворность те отдельные "зацепки" в действующем, в целом - "силовом", антигуманном советском праве, которые давали материал, пусть и идеально толкуемый, для юридических средств и правовых механизмов с учетом места и роли в них субъективных прав, соответствующих юридических гарантий.
Результаты исследований, осуществляемых во второй из указанных плоскостей, в ряде случаев оказались довольно серьезными, пожалуй, по некоторым фрагментам даже такими, когда они и с позиций мировой юридической мысли являют собой "новое слово" в науке - обстоятельство, которое, кажется, до сих пор не принято во внимание нашими западными коллегами.
Эти разработки в общем плане и охватили проблематику, относящуюся к вопросам, которые ранее были обозначены в качестве "правового содержания" или "структуры" такого содержания, то есть всего комплекса юридического инструментария правовых механизмов, по своей внутренней логике сконцентрированных вокруг субъективных прав и их гарантий.
А на этой основе оказался исследован и более широкий круг проблем, о которых речь пойдет дальше. Было выработаны понятия "правовое регулирование" и "механизм правового регулирования", позволившее объединить разнородные правовые явления в единую цепь, целую систему средств правового воздействия. Оказалось, что и само объективное право как регулирующая система, выраженная во взаимосвязанных комплексах общеобязательных норм, представляет собой структурно-сложное образование, складывающееся из разнородных блоков. В ходе более углубленного анализа выяснилось, что весьма сложные связи и соотношения существуют между такими категориями, как "дозволения", "запреты", "позитивные обязывания", а на их основе складываются особые типы юридического регулирования - общедозволительный и разрешительный.
Именно разработка той грани права, которая образует его исконное правовое содержание, позволило выявить такие основательные правовые явления, как принципы права, общие дозволения и общие запреты, которые, как верно подмечено в литературе, "представляют собой тот "канал", посредством которого осуществляется связь правового сознания с правовыми нормами, а равно с социальной действительностью в широком смысле слова"1.
Мир правовых явлений при таком, более широком подходе предстал не просто в виде некой "догмы", являющейся предметом формально-логического анализа, а в виде многоплановых и разноуровневых образований, имеющих свое своеобразное правовое содержание, а главное и свою юридическую логику и поэтому подвластных своим внутренним законам и позволяющих применять по отношению к ним широкий познавательный инструментарий.
И хотя по своей сути упомянутые широкие исследования остаются в пределах того подразделения теоретической юриспруденции, которое - как уже отмечалось - относится к общей теории права, надо заметить, что осуществленные здесь разработки оказались исследованиями довольно высокого уровня, на признание которого работы ряда советских авторов могут вполне обоснованно претендовать.

3. Правовые идеи "в праве". Теперь - о третьем, наиболее глубоком слое права - о правовых идеях

В принципе правовые идеи как таковые (представления, понятия, концепции и др.) в содержание того явления, которое обозначается термином "право" и тем более "позитивное право", не входят.
Правовые идеи во всем своем многообразии - это главное содержание иного явления в юридической сфере - правосознания.
Правовое же сознание отделено от собственно права весьма строгим рубежом, довольно четким, зримым, о котором уже говорилось. Если правосознание - область сугубо духовной, субъективной жизни людей, существующее независимо от того, получило или нет оно внешнюю, "предметную" объективизацию, то положительное, позитивное право - явление внешне объективированное, находящее свое собственное бытие через язык, письмо, документ, а затем и через практическую опредмеченную деятельность людей2, и поэтому существующее в виде институционного образования (что и находит свое выражение в "догме права").
Проводя строгие различия между правом и правосознанием, следует в то же время видеть, что правосознание как явление субъективного порядка не только тесно и многообразно взаимодействует с правом как объективированным (институционным) образованием, но и нередко в процессе регуляции как бы выходит с ним на одну плоскость и даже проникает в самую его плоть, содержание, его структуру.
Этим, помимо иных причин, вызвана необходимость выработки более широкого понятия - "правовая система", которое наряду с собственно правом, деятельностью правоохранительных органов (правосудием), включает активные формы правосознания - господствующую в данном обществе правовую идеологию, т. е. те элементы правовой действительности, которые так или иначе активно воздействуют на жизнь общества.
Более того, в юридической науке известное распространение получил взгляд, в соответствии с которым правосознание и объективное право (сторонники такого взгляда именуют его "законом") вообще представляют собой одно целостное явление, охватываемое одним термином - "право", или во всяком случае - явления одного качественного порядка1. Едва ли такой взгляд может быть принят: всё же право и правосознание относятся к качественно различным пластам правовой действительности, разводящим их друг от друга на значительную дистанцию, что препятствует тому, чтобы охватить их одним понятием или сблизить их до уровня качественно однопорядковых явлений (в этом случае, наряду с другими минусами, "теряются" важные особенности того и другого явления).
Тем не менее, в настоящее время становится все более ясным, что изложенные выше соображения - это соображения о соотношении указанных явлений именно "в принципе". Реально же, особенно в современных условиях, если не все правосознание данного общества, то определенные формы господствующего правосознания (правовой идеологии) в виде о с н о в о п о л а г а ю щ и х и д е й не только являются основой той или иной юридической системы, но и глубоко проникают в содержание права, в саму его плоть, органику, да так, что становятся глубинным центральным звеном всей правовой материи. Словом, правовые идеи - те интеллектуальные, духовные положения, которые проникают в саму плоть права, определенным образом объективируются в ней и в виде основополагающих правовых начал, правовых принципов выступают в качестве центрального звена всей собственно-правовой материи.
Каковы эти идеи - предмет особого рассмотрения. Сейчас же важно обратить внимание вот на что. Можно уверенно предположить, что упомянутые основополагающие правовые идеи потому и прорываются в иную, инородную для них среду - в само объективное право, что они предназначены для "захвата" в объективном праве центрального места, его "командного отсека". И происходит подобный захват по той причине, что идеи:
либо как бы аккумулируют, переводят на язык правовых категорий и представляют в концентрированном виде материальные, духовные, нравственные начала данного общества, заложенные в его строе интеллектуально-ценностные установки и тенденции,
либо выражают узкоклассовые, групповые, этнические установки или даже - как это - увы - случилось в области коммунистической идеологии, - узко-доктринерскую философскую концепцию, которая нацелена на то, чтобы подчинить себе всю правовую материю, а через нее и реальную действительность.
Указанные правовые идеи становятся своего рода визитной карточкой права данного общества. Они и реально выступают в качестве определяющего фактора для всех других слоев правовой материи, прежде всего для правового содержания юридической системы, влияют на характер, состав и содержание субъективных прав, на их соотношение с обязанностями, запретами, ответственностью, на их место во всей правовой инфраструктуре, их реальность, обеспеченность, защищенность и т. д.
Примечательно, что центральные правовые идеи юридической системы влияют даже на догму права (например, на то, в какой мере распространены и на каких участках права используются неопределенные по содержанию правовые установления, насколько широко включаются в юридические тексты декларативные "нормы", какова направленность оценочных норм и др.).
В ряде же случаев, прежде всего - в критических ситуациях социально-политического характера, когда для разрешения проблем, связанных с такой ситуацией, необходимо правовое решение, основополагающие правовые идеи (как это случилось в России в 1994-1996 годах в связи с войной в Чечне) как бы напрямую обнажаются, выступают на первый план и становятся - явно или завуалировано - основой для указанного правового решения.
И вот момент, на который бы хотелось обратить внимание. Именно здесь, в области центральных правовых идей, в юридической сфере начинает напрямую "работать", казалось бы, в высшей степени абстрактно-отвлеченные дисциплины общетеоретического и мировоззренческого профиля - теория права и философия права. Выводы и положения теории и философии права, которые как раз и целеустремлены на обоснование центральных правовых идей, становятся в данном случае непосредственной регулирующей силой, притом - решающей (к этой стороне проблемы, особенно при рассмотрении двух полярных направлений философии права, гуманистического и коммунистического, мы в дальнейшем, в третьей части книги, еще вернемся).

4. Научное и идеологическое значение граней права

Представляется важным обратить внимание на отношение, которое характерно для науки и идеологии к тем или иным граням (слоям) права. Каждая из этих граней по-своему "настроена" на науку и идеологию, по-своему "поддается" научному осмыслению или использованию как элемента идеологии.
Догма права (юридические нормы, акты и др., образующие юридический инструментарий и механизмы) - предмет практико-прикладных юридических дисциплин, теории позитивизма (неопозитивизма) - взаимопроникает с отдельными науками философского и общетеоретического профиля - такими, как формальная логика, лингвистическая философия, герменевтика, теория систем, математика. Здесь с немалым познавательным эффектом при анализе конкретного правового материала могут быть использованы категории указанных дисциплин, и это дает существенное приращение общетеоретических правовых знаний.
Вместе с тем догма права, хотя сама по себе и является идеологически нейтральной, допускает как объективированный продукт интеллектуальной деятельности через центральные правовые идеи известное "воздействие на себя", а главное - допускает различные идеологические интерпретации и может включаться в правовую идеологию самой различной направленности.
Она в частности - как показала теория и практика советского обществоведения - оказалась если не совместимой, то, во всяком случае, сосуществующей с ленинско-сталинской коммунистической идеологией. Как мы уже видели, коммунистическая философия права влияла не только на содержание права, но и на догму права. Более того, ограничение трактовки права его догматическим (позитивистским) видением дало исходные позиции для обоснования ключевого звена коммунистической правовой философии - "социалистической законности", идеологизированных требований строжайшего соблюдения и исполнения предписаний власти, допускающей в то же время произвол власти, "законную" партократическую диктатуру, тиранию, имеющих в принципе внеправовой характер.
Приведенные соображения не дискредитируют позитивистские (неопозитивистские) правовые разработки, в том числе и те, которые связаны с лингвистической философией, герменевтикой, теорией систем, математикой и которые являются необходимой основой для понимания особенностей "правового содержания" юридической системы. В этой связи есть основания сказать о том, что освобожденная от идеологических интерпретаций (которые, например, приводили к таким пассажам, как "социалистическое правоотношение") научно осмысленная догма права и впредь призвана выступать в качестве фактической основы, объективированной реальности для последовательно научной проработки других граней (слоев) права, общетеоретического и философского осмысления права в целом.
Правовое содержание (структура) юридической системы той или иной страны (оно, напомню, выражено в содержании и характере субъективных прав, их соотношении с обязанностями, правовой ответственностью и др.) дает возможность для более обстоятельного, чем при формально-логической обработке догмы права, общетеоретического осмысления правовых явлений. В частности, для "механизменных" характеристик права, его структурного своеобразия, выделения типов юридического регулирования, различаемых в зависимости от того, лежат ли в их основе - субъективные права или же - юридические обязанности, запреты.
А вот использование в идеологических целях научных данных, относящихся к рассматриваемому срезу правовой материи, имеет известные смысловые рамки. Оно изначально сориентировано на демократические характеристики права, на раскрытие его прогрессивно-гуманистического потенциала.
Правовые идеи (основополагающие, центральные правовые начала, образующие саму сердцевину, ядро данной юридической системы) - это та грань права, где философия права и идеология права совпадают. Именно здесь философия права, выраженная в юридической системе данной страны, имеет непосредственно идеологическое содержание - ближайшим образом влияет на все содержание права, на все слои правовой материи, на правовую политику, а в критических ситуациях - обнажается, становится решающей регулирующей и политико-идеологической силой в жизни общества.

5. Грани права и принципы права

Уже в первой части книги было отмечено значение, наряду с категорией норм права, имеющих как правило конкретизированный характер, также и принципов права [1.3.1.], представляющих собой нормативные обобщения наиболее высокого уровня, сжатое, концентрированное выражение содержание права, своего рода сгустки правовой материи.
В связи выделением трех основных граней права (пластов правовой материи) - догмы права, юридического содержание, правовых идей, необходимо сразу же обратить внимание на то, что принципы каждого из указанных звеньев имеют особый характер и значение, свой статус и "потолок".
Догма права и в целом и на уровне отдельных отраслей в определенной мере может быть представлена в виде юридических принципов. Эти принципы в в виде аксиом права уже давно, со времен римского права, известны практике и теории (например, таковы многие приведенные в первой части книги древнеримские сентенции, такие скажем, как "нельзя передать больше прав, чем имеешь сам"). На уровне отраслей права они в виде правовых начал в ряде отраслей законодательства закрепляются в кодифицированных нормативных актах.
В тоже время в области догмы права правовая материя не может быть целиком или даже в большей своей части сведена к сумме юридических принципов. Здесь есть свой "потолок". Сведение правового материала к юридическим принципам оправдано и полезно до тех пор, пока не нарушается важнейшее качество права - его определенность по содержанию. Большинство положений права имеет ценность и практическую значимость именно в своем конкретизированном, более того - формально конкретизированном виде.
Что же касается юридического содержания (структуры) права, то вот оно по своей основе вообще представляет собой в идеальном виде принцип - принцип построения правовой материи, в соответствии с которым ее элементы "стягиваются" к субъективным юридическим правам. Но это уже не юридический принцип, т.е. не обобщенное нормативное положение, а юридико-логический принцип.
Близкое по сути значение имеют и общие положения в области идей права. Под известным углом зрения "идеи" вообще могут быть охарактеризованы в качестве "принципов", но опять-таки это не юридические принципы в строгом значении, а обобщенные суммированные выражения самой сути, природы права, если угодно, его "философское, мировоззренческое кредо", которое далеко не всегда может быть выражено в какой одной краткой, тем более строго определенной формуле (что характерно для самого понятия "принцип").