Васильева Л. Синергетический подход в теории элит и его использование при анализе политической элиты (на примере постсоветской России)

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА IV ПРИМЕНЕНИЕ СИНЕРГЕТИЧЕСКОГО ПОДХОДА ТЕОРИИ ЭЛИТ ДЛЯ АНАЛИЗА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ.

4.1. Определение политической элиты

Традиционный подход к исследованию политической элиты состоит в том, что ее определяют как внутренне сплоченную, составляющую меньшинство социальную общность, являющуюся субъектом подготовки и принятия (или влияния на принятие/неприятие) важнейших стратегических решений и обладающую необходимым для этого ресурсным потенциалом.* Важнейшая функция элиты, в связи с этим, конституирующая ее видообразующий признак, - принятие стратегических решений и обеспечение трансляции принятых решений на уровень массового сознания и поведения.**
Соответственно, представления о структуре политической элиты, где критерием структурирования выступает степень институционализации политического влияния, представляют политическую элиту дихотомической структурой – федеральная/региональная. Критерием эффективности деятельности политической элиты является не количество затраченного времени и труда, на что чаще всего ссылаются политические лидеры и государственные чиновники, а достигнутый уровень прогресса, благосостояния своего народа, обеспечения политической стабильности и национальной безопасности.
В предыдущих разделах мы обосновали наличие таких социально-психологических закономерностей, которые при традиционном рассмотрении политической элиты неизбежно внесут путаницу в критерии оценки количества и качества политической элиты. Поэтому представляется необходимым внести необходимые дополнения для выделения структурных  признаков такого социального образования, как политическая элита.
Для вопроса о механизмах формирования и функционирования политической элиты наибольший интерес представляет проблема личного и группового выбора: во-первых, выбор человеком уровня и форм своей вовлеченности в общественно-политическую жизнь и, во-вторых, выбор, который определяет конкретную общественно-политическую позицию или ориентацию человека. Он основан, как правило, на одной из систем идейно-политических ценностей, существующих в обществе. Оба эти выбора взаимосвязаны.
Человек активно вовлекается в общественную жизнь и в политику не в качестве изолированного индивида (такие случаи возможны лишь как редкое исключение), но путем установления формальных и неформальных социально-психологических связей с другими людьми, с общностью. Ставя вопрос таким образом, мы подходим к проблеме группового субъекта социально-политической психологии. Группа, как и личность, является наделенной собственной психологией действующим лицом на общественной и политической сцене. Главным определением субъектообразующей способности групп является характер внутригрупповых связей.
Более высоким уровнем развития внутригрупповых связей отличаются идентификационные группы. Эти группы обладают групповым самосознанием: они идентифицируют себя как общности определенного социального, национально-государственного или регионального масштаба, у входящих в них людей имеются определенные (хотя и различные) представления об общегрупповых интересах и потребностях. Высшего уровня внутригрупповых связей достигают группы, обладающие качеством солидарности.
Чувство солидарности может выражаться  различным образом. Если большая или, во всяком случае, значительная часть группы проявляет способность к объединению на общей идейно-политической платформе и формированию своих собственных институтов и организаций, причем состоит она из представителей элиты, в таком случае мы с полным правом можем назвать ее политической элитой. Таким образом, определение политической элиты получает новое смысловое содержание.
Политическая элита – это группа людей, обладающих статусом элитности(в силу таких качеств, как высокая когнитивная структурированность мышления и вариативность поведения, а также социально-ориентированный характер установки), объединенных на основе определенной идейно-политической платформы, и способных к институализации в политической сфере тех  импульсов, которые исходят от их группы. Отличие политической элиты от элиты состоит в том, что представители политической элиты занимают верхние этажи социальной иерархии, поскольку без этого немыслима функция институализации.
Каким образом можно обозначить ту внутренне сплоченную группу социальных субъектов, которые занимают верхние этажи социальной пирамиды, а также обладают легитимным правом принимать властные решения в политической сфере и возможностью для их осуществления, но не выполняют функцию перевода социума в стадию «Трансформация» через стадию «Реформация»? В политологии, при традиционном подходе, этот конгломерат называется в большинстве случаев политической элитой по принципу соответствия первым трем критериям: занятие верхних этажей социальной пирамиды, обладание легитимным правом принимать властные решения и возможностью для их осуществления. Мы даем ему новое название – это конгломерат высших политических функционеров.
Теперь, после введения определения политической элиты, рассмотрим, каким образом работают закономерности, выявленные нами на основании синергетического подхода, в сфере политической жизни постсоветской России. При этом следует отметить то, что данные, взятые нами для своего исследования, относятся к политической элите в традиционном понимании. Поэтому, при необходимости, мы будем сопровождать их необходимыми комментариями в соответствии с введенной нами терминологией.

4.2. Социокультурная среда и личностные качества.

Начнем наш анализ с  базовой характеристики любого общества, -  характера социальной мобильности, - которая является наглядной иллюстрацией таких процессов, как трудности при достижении верхних этажей социальной иерархии, обусловленных различными критериями социального отбора.
Под социальной мобильностью понимается любой переход индивида или социального объекта из одной  социальной позиции в другую. Существует два основных типа социальной мобильности: горизонтальная и вертикальная. Под горизонтальной социальной мобильностью подразумевается переход индивида или социального объекта из одной социальной группы в другую, расположенную на одном и том же уровне. Под вертикальной социальной мобильностью подразумеваются те отношения, которые возникают при перемещении индивида или социального объекта из одного социального пласта в другой.
Рассмотрение в методологическом плане социальной структуры России через призму субъективного подхода – ощущение своего социального статуса  самими россиянами дает весьма интересные результаты. Российским  гуманитарным  научным  фондом были проведены такого рода исследования, результаты которых представлены в статье Н.Е.Тихоновой "«Социальная структура российского общества: итоги восьми лет реформ».
Для построения модели социальной структуры использовались результаты теста интегральной самооценки своего социального статуса по десятибалльной шкале. Численные значения, использовавшиеся для построения модели: 1 (высшая ) позиция – 0,8%; 2 позиция – 1,0%; 3 позиция – 5,7%; 4  позиция – 12,5%; 5 позиция – 28,3%; 6 позиция – 18,1%; 7 позиция – 13,5%; 8 позиция – 10,0%; 9 позиция – 5,5%; 10 (низшая) позиция – 4,6%.

Рис.1. Типичная социальная структура 17 стран Европы и Северной Америки.

Примем для дальнейшего анализа шкалу, по которой две самые нижние в представленной на рисунке 1 модели (т.е. 9 и 10) статусные позиции соответствуют низшему классу, 7-8 – «низшему среднему» классу (применительно к России наиболее удачным является предложенный для этих социальных слоев Заславской Т.И. термин «базовый слой» ), 4-6 _ собственно среднему классу, а позиции с 1 по 3 – «верхнему среднему» классу (с некоторой натяжкой, опять-таки применительно к условиям России). При такой шкале для 17 обследованных стран «верхний средний» класс составил 7,5%, средний – 58,9%, нижний средний – 23,5%, а низший – 10,1% населения. Вариации представленной на рисунке 1 типичной социальной структуры хотя и имели место, в подавляющем большинстве стран были очень невелики.
Социальная структура России в 1992 году, несмотря на начало рыночных реформ, а также в целом воспроизводила тогда общий для всех обследованных стран тип социальной структуры (см. рис.2). Численные значения, использовавшейся для построения модели: 1 (высшая) позиция – 0,4%; 2 позиция – 0,5%; 3 позиция – 1,9%; 4 позиция – 5,9%; 5 позиция – 25,3%; 6 позиция – 17,6%; 7 позиция – 17,3%; 8 позиция – 13,1%; 9 позиция – 9,2%; 10 (низшая ) позиция – 8,8%.
 

Как же повлияли реформы на модель социальной структуры России? Как видно из рисунка  3 , изменения эти были более чем значительны – изменился сам ее тип. «Крылья», в которых концентрировался средний класс, как бы опустились, и те слои населения, которые относили себя раньше к среднему классу, перешли в состав низших слоев. В результате основной характерной особенностью вновь возникшего типа социальной структуры стала «приниженность» социальных статусов основной массы россиян. Численные значения, использовавшиеся для построения модели, 1 (высшая) позиция – 0; 2  позиция – 0,5%; 3 позиция – 2,8%; 4 позиция – 4,3%; 5 позиция – 7,3%; 6 позиция – 12,4%; 7 позиция – 16,3%; 8 позиция – 20,0%; 9 позиция – 21,4%; 10 (низшая) – 14,1%. Российское общество оказалось обществом смещенных вниз статусных позиций, - очень немногочисленны представители «верхнего среднего слоя» при сосредоточении основной массы населения в двух низших классах общества («базовом» и «низшем»). Именно в этом, а не только в различной численности основных классов общества заключается одно из основных отличий социальной структуры России от социальной структуры западноевропейских и североамериканских стран.
Результат  выбора россиян при ответе на задававшийся им вопрос о том, как они представляют себе модель нашего общества и где они видят свое место в нем выглядит следующим образом. Для получения ответа на этот в общероссийском исследовании РНИСиНП «Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить?» в июне 1998 года использовался графический тест, где респондентам предлагалось выбрать одну из фигур, отражающую, с их точки зрения, модель социальной структуры российского общества, и указать на ней в любой клетке свое место (см. рис.4).

Рис.4. Число россиян, выбравших различные модели социальной структуры российского общества (в %).

При всей нейтральности каждая из использованных моделей говорила о многом, так как позволяла зафиксировать подсознательные представления россиян о масштабах существующей социальной дифференциации, сравнительной численности групп, различающихся по их статусу, степени несправедливости устройства современного российского общества и т.д. при этом предполагалось, что подавляющая масса населения выберет вторую, пирамидальную модель.
Однако реальность оказалась несколько иной. Действительно, пирамидальную модель, где по мере нарастания бедности численность соответствующих слоев становится все больше, выбрало свыше половины населения – 55,6%. Причем, чем старше были люди, тем с большей частотой они выбирали этот образ (в группе 56-65-летних ее выбрали более 60% при 48,2% в группе 15-25-летних). В то же время почти 1/3 предпочла первую модель, где общество разделено на 2 практически никак не связанные между собой части – слой высших управленцев, определенным образом структурированный внутри себя, и остальное население также со своей собственной структурой. Выбор значительной частью населения, прежде всего, относительно молодых возрастов, модели общества, где высший слой полностью оторван от остальных слоев населения, свидетельствует об усилении отчуждения основных слоев общества от его «верхушки». Что касается третьей и четвертой модели, то они предполагали наличие в обществе достаточно большого среднего класса.
Суммируя сказанное, можно сказать, что в сознании россиян к 1998 году утвердилась такая основанная на ощущении собственного статуса модель социального устройства современного российского общества, где основная часть населения противостоит его верхушке, существует сильная социальная дифференциация, а большинство населения сосредоточено в наиболее бедных слоях.
Наглядное подтверждение правильности этой модели дал августовский кризис 1998 года. Первые его последствия для изменения самоощущения социального статуса зафиксировало исследование «Современное российское общество: переходный период», проведенное в декабре 1998  года (руководитель – В.Мансуров). Как показывают данные этого исследования , в конце позапрошлого года модель социальной структуры России, построенная по самоощущениям россиян, имела следующий вид (см. рис.5). Численные  значения, использовавшиеся для построения модели: 1 (высшая) позиция – 0,3%; 2 позиция – 0,7%; 3 позиция – 2,1%; 4 позиция – 3,9%; 5 позиция – 4,7%; 6 позиция – 17,8%; 7 позиция – 18,0%; 8 позиция – 26,3%; 9 позиция – 16,3%; 10 (низшая) позиция – 9,8%.
Как видим, в ней опять, как и в структуре 1992 года, начинает проявляться угловатость линий, характерная для периодов массовой смены социальных статусов, и идет резкий рост численности представителей низших статусных позиций. Если же, используя результаты мониторингового исследования РНИСиНП, проведенного в июне 1999 года, попытаться посмотреть, как выглядит социальная структура современной России, и сопоставить полученные данные с результатами годичной давности (июня 1998 года), то можно увидеть, что все наиболее характерные  особенности стали еще  нагляднее (см. рис.6). Численные значения, использовавшиеся для построения модели:
 1 (высшая) позиция – 0,2%; 2 позиция – 0,1%; 3 позиция – 0,8%; 4 позиция – 1,8%; 5 позиция – 8,3%; 6 позиция – 8,2%; 7 позиция – 4,7%; 8 позиция – 24,4%; 9 позиция – 19,2%; 10 (низшая) позиция – 25,4%.

Рис. 5. Социальная структура           Рис. 6. Социальная структура России 
    России в декабре 1998 г.                                  летом 1999 г.

Факторы, которые предопределили самоотнесение россиян к тому или иному классу, самооценку ими своего социального статуса – это  различия по соотношению их материального положения и уровня благосостояния окружающих, динамике измерения материального положения, образу жизни и структуре потребления, социальному самочувствию, по душевому доходу, заработной плате, особенностям социальных  контактов  и политических позиций, характеру проблем, которые их тревожат.
В верхнем среднем и среднем классах наблюдалась очень высокая социальная мобильность, превышающая 1/3 всей группы. Однако если для верхнего среднего была характерна также очень высокая доля представителей тех, кто и раньше, в советские времена, жил лучше окружающих, то собственно средний класс характеризуется разнонаправленными потоками социальной мобильности. Отчасти сюда,  видимо, перешли представители ранее привилегированных слоев, положение которых за годы реформ ухудшилось, но все же не настолько, чтобы «выпасть» из относительно благополучной части общества.
Базовый и низший классы включали в себя значительную группу (37,2% для низшего среднего и 52,1% для низшего) тех, кто характеризовался нисходящей социальной мобильностью. Таким образом, процессы смены социальных статусов за последние семь лет охватили практически все общество, предоставив людям возможность как резко улучшить, так и резко ухудшить свое положение в обществе. Однако если улучшить его смогла относительно небольшая часть населения, то ухудшение затронуло основную массу россиян.
Таким образом, анализ изменений социальной структуры России за годы реформ с точки зрения изменения субъективного самоощущения самих россиян также свидетельствует о кардинальном изменении самого его  типа, позволяет представить массовость и масштабность социальных последствий такого изменения, глубину их социального недовольства, наконец – неестественность такого типа социальной структуры, который сложился сегодня в России и в корне отличается от типа западноевропейских и североамериканских стран.
В общественном мнении сформировалось вполне определенное понимание законов вертикальной мобильности: путь наверх невозможен без нужных связей и денег, при том что деньги часто являются фактором, производным от связей. Трудолюбие и наличие профессии, пользующейся спросом, оказались факторами второго уровня. Что же касается знаний и опыта, то их считают необходимым условием продвижения к успеху не более пятой части респондентов .
Важнейшим обстоятельством, разрушающим “лестницу социальных достижений”, является твердая убежденность населения в том, что на ее средние и верхние ступени невозможно подняться, не нарушая действующие законы и общепринятые нормы морали.
Указанные тенденции развития общественной системы привели к состоянию, которое характеризуется рядом интересных особенностей.
Справедливость в распределении материальных благ оценивается крайне низко (см. таблицу 1). Уверенность в будущем испытывает достаточно небольшой процент респондентов от числа опрашиваемых.

Таблица 1.

Таблица 2.

Таблица 3.

Таблица 4.

Интересны данные исследований, демонстрирующие  отношение российского общества к базовым ценностям и общественному устройству стран западной демократии. Высокий престиж западной модели в современном российском обществе доказывают многие социологические данные. Согласно опросам ВЦИОМ, в конце 1992 года – через год после начала рыночных реформ – в качестве «наиболее разумного пути развития России» 34% опрошенных выбрали тот или иной вариант западной модели (11% - «капиталистическое общество, как в США», 23% - «социал-демократическое общество, как в Швеции»). 14% предпочли «общество социалистического типа, подобное советскому», 23% - «уникальный, специфический русский путь». В последующие годы убеждение в необходимости интеграции России в остальной, т.е. прежде всего западный,  мир поддерживалась большинством общественного мнения.
В 1994 году 71% опрошенных согласились с утверждением «хватит отгораживаться от людей, Россия должна как можно скорее включиться в мировую экономику, политику, культуру». В 1997 году, несмотря на массовое недовольство результатами реформ, 47,1% опрошенных выбрали в качестве модели будущего развития России «государство с рыночной экономикой, демократическим устройством и соблюдением прав человека, подобное странам Запада» и только 17,7%  - «государство с совершено особым устройством и особым путем развития»; 20,6% высказались за «социалистическое государство с коммунистической идеологией типа СССР».
Однако содержание какого бы то ни было идеала общественного устройства крайне туманно. Чаще всего он выражает собой протест против различных форм авторитаризма, чем определенную цель. В 1993 году лишь 9%, а в 1996 году 12,7% опрошенных заявили, что имеют ясное представление о демократии, соответственно, 50% и 41,3% выбрали формулировку «мало знаю, что это такое» или затруднились ответить. В 1996 году большинство (56,5%) согласились с тезисом «главная проблема становления демократии в России – люди сами не знают, что для них было бы лучше».
Ценность терпимости, весьма важная для американцев, мало популярна для россиян и не идентифицируется ими в качестве «западной». На вопрос «В какой мере Вы согласны с тем, что в России люди привыкли делать все сообща и не терпеть тех, кто ставит себя выше коллектива» в 1994 г. «Да» ответили 57%, «Нет» - 22%; в 2000 г. «Да» ответили 70%, «Нет» - 22%.
Для западного человека обе стороны определения общества как «свободного и демократического»  неразделимы и почти синонимичны. В современном российском обществе они соотносятся иначе: свобода не отождествляется с демократией и ценится значительно выше. Ценность свободы значима почти для половины россиян (47%), демократия – только для одной пятой (21%). По данным многих опросов, в качестве важнейших положительных результатов демократических реформ большинство признают свободу слова и печати, около половины – свободу выезда за рубеж и свободу предпринимательства.
Значительно ниже  оцениваются в российском обществе права на участие в политической жизни и независимую социальную активность граждан, образующие основу демократических порядков. Так, в 1994 году лишь меньшинство (29%) опрошенных считали свободные многопартийные выборы положительным результатом реформ, относительное большинство полагали, что эта новация принесла больше вреда, чем пользы, а 23% признали полезным и 36% вредным право на забастовку. В 1998 году лишь 23,2% опрошенных признали важным для российского общества создание негосударственных объединений и организаций, 28,8% сочли это неважным и 21,5% не имели мнения по этому вопросу.
Для массовых российских представлений о демократии характерно, что вопреки буквальному смыслу этого понятия, относительно незначительное место в них занимают отношения с властью. Как отмечает Ю.Левада, «патерналистское сознание воспринимает демократию прежде всего как милостивую заботу правящей элиты о своих подданных… Опросы общественного мнения неизменно показывают, что признаками демократии считаются соблюдение порядка и поддержание благополучия». Иными словами, наименьший интерес привлекают именно те демократические институты, которые открывают наибольшие возможности для непосредственного участия граждан в экономической, политической и иной сфере жизни общества.
Важной стороной социальных перемен является представление о желательной модели социально-политического устройства. В качестве альтернатив респондентам были предложены три модели социально-экономического развития, различающиеся в зависимости от роли государства в управлении экономикой. Вопрос был предложен рядовым гражданам и представителям директорского корпуса (см. таблицу 5).
Таблица 5.

1. «Либеральная модель» - модель, согласно которой государство должно обеспечивать правовую защиту предпринимательской деятельности, а социальная помощь населению должна быть делом благотворительных организаций.
2. «Социал-демократическая модель» - модель, согласно которой государство должно обеспечивать правовую охрану предпринимательской деятельности и защищать наиболее нуждающиеся слои населения.
3. «Патерналистская модель» - модель, согласно которой государство должно управлять знгачительной частью экономики и защищать все слои населения.

До сих пор половина россиян (49%) полагает, что путь развития, по которому движется страна после 1985 года, ей «искусственно навязан», лишь 37% считают этот процесс «естественным и неизбежным» (март 2004 года, опрошено 1600 человек). Но только 5% видели прежде возможность вернуться к временам правления Брежнева (для общественного мнения это лучший период жизни страны за последнее столетие). Согласно последним данным (май 2004 года) 57% утверждали, что они «уже приспособились» к изменившимся обстоятельствам, еще 20% - что они это сделают в ближайшее время.
От власти люди ждут привычного (точнее, привычно обещаемого) – отеческой заботы, даже намеков на такую заботу. В общественном мнении «неприятные события (например, чеченская война) все более привычно отодвигаются на задний план, значение «приятных» (участие России в мировых делах) преувеличивается.
Привычный массовый ответ на беззаконие и коррупцию «сверху» - обход законов и правил «снизу». В 1999 году 21 %, а в 2003 году 30 %  не видели ничего предосудительного в том, чтобы ездить «зайцем» в городском транспорте, 14 % в 1999 году и 19 % в 2003-м – в том, чтобы не платить налоги, 23 % в 1999 году и 30 % в 2003-м – в уклонении от военной службы.
Социологи Института комплексных исследований Российской академии наук (ИКСИ РАН) опубликовали результаты сравнительного изучения предпочтений россиян в 1998 году и сейчас. Если в 1998 году 20,9 % россиян поддерживали идею создания эффективной рыночной экономики, то в 2004 году таковых стало на четверть меньше – 15,5 %. При этом количество граждан, выступающих за обеспечение личных свобод, практически не изменилось: в 1998 году их было 15,0 %, в 2004-м – 15,2 %. Зато вдвое увеличилось количество тех, кто считает, что Россия должна стать великой державой XXI века: с 8,9 % в 1998 году до 17,3 % в 2004 году.
Самой главной целью развития страны подавляющее большинство считает повышение качества жизни: за это выступали 54 % опрошенных в 1998 году, а в 2004-м – еще больше: 60,9 %. Независимо от возраста и степени «продвинутости» мировоззрения основная масса россиян предпочитает видеть доминирование государственной собственности или государственного управления в большинстве отраслей экономики.
Даже среди опрошенных в феврале 2001 года предпринимателей государственного, смешанного и частного сектора экономики, которые по своему положению как бы априори составляют социальный ресурс рыночной экономики, более половины выразило отрицательное отношение к тому, как проводились реформы (см. таблицу 6).

Таблица 6.

Режим власти, с точки зрения опрошенных, представляет собой на деле симбиоз анархии и административного диктата (см. таблицу 7) .

Таблица 7.

Такого рода модель реального применения государственной власти контрпродуктивна в деле интеграции общества на базе национальных ценностей и интересов, в укреплении федеративных отношений и т.д. «Можно сказать, что главным источником дезорганизации российского общества является всеобщее рассогласование общенациональных, государственных, групповых и индивидуальных интересов».
По мнению Ю. Левады: «Времена изменились, человек приспособился. …Лукавый расчет – составная часть механизма его вынужденного приспособления к изменившимся обстоятельствам. Человек адаптируется к миру рынка и бизнеса не потому, что научился работать по-новому, а потому, что научился снижать собственные запросы и отыскивать лазейки, щели, обходные пути в нынешнем,  довольно сумбурном порядке. …Лукавая покорность гасит общественный протест: зачем открыто выступать против несправедливого порядка, если его можно обойти, если к нему  можно и привыкнуть?»
Очень интересны результаты опросов, проведенных аналитической службой Ю. Левады, которые характеризуют состояние общественного сознания. На вопрос: «Есть ли у вас представление, в каком направлении движется наша страна, какие цели поставлены перед ней нынешним руководством?» ответы были следующие:
- 43% - довольно смутное представление;
- 18 % - довольно ясное представление;
- 23 % - нет никакого представления;
- 13 % - ясно, что дела в стране пущены на самотек;
- 3 % - затруднились ответить.
Эти ответы свидетельствуют о почти полном отсутствии интеграции общественного сознания как сознания единой нации, об отсутствии понимания целей развития общества и, в конечном счете, о крайней социальной разобщенности.
Социально-демографические, психологические, лидерские и иные личностные характеристики региональных властных сообществ во многом зависят от политической биографии первого лица субъекта РФ. В регионах, возглавляемых выходцами из советской партийно-хозяйственной номенклатуры, в политическом классе обычно преобладают представители номенклатуры с соответствующими возрастными, образовательными и ментальными показателями.
По поводу личностных качеств представителей политических функционеров можно привести следующее высказывание О. Гаман-Голутвиной: «Что касается личностных качеств, то на губернаторском уровне весьма ценятся навыки публичного политика – коммуникабельность, убедительность, умение конструктивно взаимодействовать с населением и со СМИ, ораторские способности, харизматичность… Среди качеств, способствующих административному продвижению на региональном уровне, следует назвать прежде всего склонность к командной игре и компромиссу с членами своей команды, непримиримость по отношению к конкурентам…Огромное значение имеют также личная лояльность патрону, преданность клану (политическому, экономическому, профессиональному, этническому и др.), готовность играть «по правилам»...»
Никакие внешние обстоятельства или статусное положение не способны так устойчиво влиять на принимаемые властями государственные решения, как их представления о пределах допустимого в политике, их убеждения и ценности, наработанные годами стандарты и приемы управления, привычная манера исполнения служебных обязанностей, доминирующие в политико-административной среде нормы межличностных отношений. Все перечисленное и многое другое традиционно относится к элементам культуры власти и управления.

4.3. Механизм реализации политической власти.
В «эпоху реформ», а конкретнее, в период «постсоветской модернизации», смена системы власти в стране не произошла. На первый взгляд это утверждение звучит парадоксально. Советский Союз представлял собой страну, в которой  «руководящую и направляющую роль» осуществляла КПСС (ст. 6 Конституции СССР). Сейчас Россия представляет собой формально совершенно другую систему организации власти. Основные положения Конституции России :

• «Российская Федерация  - Россия есть демократическое федеральное правовое государство с республиканской формой правления» (ст. 1);
• «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью…» (ст. 2)
• « Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ» (ст. 3, п. 1);
• «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны» (ст. 10).

Больше десяти лет идут перемены  в системе властных отношений. Казалось бы – так много изменилось. Но система власти  относится к социальным объектам . Они, как правило, не выражены явно, разбросаны в пространстве и времени, перепутаны   с другими объектами, находятся в стадии становления или переходных ситуациях, умышленно скрываются. Порою все элементы объекта по отдельности бывают известны и очевидны, но то, что они образуют некий единый объект, остается неявным. Наша задача в таком случае – открыть скрытое единство в очевидных фактах.
Основные разновидности власти: экономическая, политическая, военная, харизматическая, информационная, власть страха, религиозная, семейная. Особое место в этой иерархии занимает политическая власть. Она характеризуется реальной возможностью субъекта проводить свою волю в политике.

Признаками политической власти являются :

• наличие субъекта и объекта властных отношений;
• монополия на регламентацию политической жизни;
• механизм регламентации властных политических отношений;
• постановления, распоряжения, указы и приказы в политической сфере, сопровождаемые реальной угрозой санкций;
• общественные нормы, закрепляющие полномочия субъектов этой власти.

Субъектом политической власти выступала в Советском Союзе номенклатура. Ее «перетекание» во  властные структуры постсоветского периода  составило 50-80% .

В советском обществе была группа профессиональных «управляющих», осуществляющая «управление», иными словами – власть, во всех сферах общественной жизни. Это была большая группа людей, отличающаяся от других групп:
- по своему – господствующему – месту в исторически определенной сис  теме общественного производства, тем самым по отношению к средствам производства;
     - по своей – организующей – роли в общественной организации труда, а следовательно –
     - по способу получения и размещения той – непомерной – доли общественного богатства, которой она располагала.
«Управляющие» - это номенклатура. «Главное в номенклатуре – власть. Не собственность, а власть. Буржуазия – класс имущий, а потому господствующий. Номенклатура – класс господствующий, а потому имущий».
В российской системе власти «группа управляющих» отличается от других групп теми же системообразующими чертами:
           Господствующее место – Существовавшее ранее в советском обществе разделение на привилегированный слой и рядовых граждан не только сохранилось, но и значительно углубилось. Углубление это было связано, прежде всего, с изменением экономического базиса власти, с резким возрастанием в нем удельного веса собственности. Однако это мало повлияло на персональный состав слоя высших политических функционеров, вызвав лишь их дифференциацию на группы, чье положение определяется унаследованной от старого общества системой статусов, и группы, для которых решающим стал признак собственности.
Оценивая результаты исследования  (данные 1993 г.), проведенного ВЦИОМ, можно отметить, что с одной стороны: масштабы изменений в составе высших политических функционеров в начале 90-х годов, можно сравнить лишь с 30-ми годами. Около трети этого конгломерата образца 1993 г. состояли в номенклатуре в 1988 г., а две трети пришли с предноменклатурных должностей – заместителей руководителей, начальников подразделений в министерствах, ведомствах, на предприятиях и т.п., а с другой – эта «революция заместителей» сохранила преемственность с прежним слоем высших управленцев: «Прийдя к власти, они хотя и принесли «новый взгляд» на вещи, но вместе с тем в существенной мере способствовали сохранению и воспроизводству «номенклатурных связей» .
По данным на 1993 год, представленным Охотским Е.В. общая картина выглядела так .

 Таблица 8

В этой связи, интересны данные за 1998 год.
Представительство Компартии и ее ближайших союзников в органах власти России и средствах массовой информации было представлено следующим образом:
- Правительство – 80%;
- Госдума – 90%;
- Совет Федерации – 70%;
- Органы власти субъектов Федерации – 70%;
- Региональные СМИ – 80%;
- Общенациональные телекомпании – 5%
В настоящее время около двух третей губернаторского корпуса составляют лица со значительным опытом управления в советский период; главы 13 субъектов РФ занимают свои должности с 1991 г. В ряде регионов (Архангельская, Кировская, Пермская, Читинская, Новгородская области, краснодарский  и Ставропольский края, Мордовия, Ямало-Ненецкий АО) ведущие позиции в аппарате власти заняли «комсомольцы» - бывшие руководящие работники центральных и региональных органов ВЛКСМ. Менее всего в региональной политике сегодня заметны «демократы» начала 1990-х годов и депутаты региональных парламентов той поры.

Современный конгломерат высших политических функционеров основательно «укомплектован» выходцами из слоя высших политических функционеров советского периода и реализует модели управленческой деятельности, характерные для советской системы.

Как отмечает О. Гаман-Голутвина, на протяжении последних лет ведущими субъектами российской политики обоснованно считались федеральная и региональная бюрократия, а также крупный бизнес (как в режиме свободного плавания, так и в форме политико-финансовых кланов). При этом следует учитывать, что механизмом вхождения в бизнес-элиту выступают родственные/земляческие отношения с первыми лицами регионов. Региональные олигархические конгломераты входят, в свою очередь, в состав аналогичных федеральных структур, организованных по принципу вертикальной интеграции.
Организующая роль – Продолжает  существовать подавляющая часть как ранее бывших номенклатурных должностей, так и связанных с ними властно-распорядительных функций. Причем более половины квазиноменклатурных должностей занимает слой прежних политических функционеров, реализующий модели управленческой деятельности, характерные для советской системы. Между членами бывшей номенклатуры поддерживаются устойчивые деловые связи, способствующие сохранению свойственного ей сословно-классового сознания.
Непомернаядоля общественного богатства – Соотношение доходов 10 % самых богатых и 10% самых бедных составляет 14:1. В 1994 г.               (середина десятилетия реформ) 10% наиболее обеспеченных граждан располагали 40% совокупных доходов населения, в то время как на долю абсолютного большинства оставалось 60%. Входит ли старая номенклатура в число этих обеспеченных людей? Больше 60% наиболее богатых людей страны (по данным на 1993 год ) – выходцы из советской номенклатуры .  
Доходы распределяются крайне неравномерно. За последние десять лет  данные о разрыве доходов продолжают сохраняться на прежнем уровне. Доля населения, которое живет в условиях абсолютной бедности, т.е. испытывает затруднения с удовлетворением базовых потребностей, составляет не менее 35 %.
Экономический потенциал  общественных групп, принадлежащих к политической верхушке, включает в себя причастность к процессам распределения, перемещения и обмена общественного продукта. Как считает Н.Е. Тихонова: «Речь нужно вести о формировании нового господствующего класса не просто богатых людей, а людей, обладающих капиталом в различных его видах и формах, что означает реально несопоставимо больший его объем, чем объем находящегося в их распоряжении экономического капитала. Из этого вытекает во многом иная, нежели сегодня, постановка задач разработки путей преодоления чрезмерного социального неравенства, как, впрочем, и методов изучения сущности, форм и механизмов воспроизводства неравенства».
              Очень интересны данные, иллюстрирующие основные пути перехода с номенклатурной должности в бизнес и их количественные показатели (см. таблицу 9).

Таблица 9. Основные пути перехода с номенклатурной должности в бизнес (в % к численности группы).

2) Монополия на регламентацию политической жизни.
В Советском Союзе такой монополией безраздельно обладала номенклатура. Государственной формой диктатуры номенклатуры был лжепарламентаризм. Парламент был «говорильней». Верховный Совет фактически штамповал спущенные из ЦК решения и выдавал их за свои. Оказавшемуся обладателем номенклатурных привилегий депутату трудно было выступать против раздающего эти привилегии высшего начальства, пойти на неприятности. Политбюро и Секритариат ЦК КПСС вместе составляли подлинное правительство Советского Союза. Это были органы, которые не издавали законов и уж тем более не выполняли их, а давали директивы о том, какие законы издавать и как их выполнять.
Методы власти регенерируются. Можно сравнить функцию этих структур с деятельностью администрации президента, функции которой в обход Конституции России являются чрезвычайно обширными и разнообразными. Но, возможно, главные из них – путем давления на депутатов через систему разнообразных льгот проводить нужные решения окружения Президента (верхушки властного «айсберга») через парламент.
Но это один пример идентичности «старого» и «нового» - на федеральном уровне. На региональном – главы и должностные лица местных администраций могут быть членами соответствующего представительного органа. Таким образом, представительный орган собирается главой администрации для оформления своих решений и состоит из зависимых от него, а то и прямо подчиненных ему лиц. Ни о каком реальном контроле за администрацией в таком случае не может быть и речи – главы местных администраций, сосредоточившие всю местную власть, не отвечают ни перед населением, ни перед его представителями.
Очередной властный передел под флагом десоветизации, начавшийся после октября 1993 г., не изменил главного –« нормативная, административная и экономическая власть концентрируется в одном корпоративно связанном слое, т.е. по-прежнему речь идет о гипермонополии социальной мощи».
3) Механизм регламентации властных политических отношений.
Главный «приводной ремень» этого механизма – патрон-клиентные отношения. Важно отметить, какое место патрон-клиентные отношения занимают в институциональных контекстах: либо они подчинены институциональному порядку, либо выступают решающим элементом этого порядка и главным каналом обмена социентальными ресурсами.
Если в советский период они играли второстепенную роль, то в постсоветский – играю первостепенную, компенсируя «дефицит государства», присваивая охранительные, судебно-арбитражные и др. функции публичной власти. Тем самым усугубляется государственная дезорганизация.
По мнению М.Н. Афанасьева: «С началом перестройки именно частные клики «номенклатурщиков» - а не номенклатура (как целое, функциональное образование) – получили право делать то, что другим еще запрещается и извлекать из этого прибыль».   Клиентарные отношения оказывают непосредственное влияние на образ деятельности слоя высших политических функционеров (имеются ввиду как политико-культурные аспекты, так и институциональная среда власти).
В современной отечественной и зарубежной литературе для определения действующих в поле российской политики  групп высших политических функционеров употребляются такие понятия, как «клан», «коалиция», «картель», «корпорация» и т.д. Для них характерны все те качества (закрытость, клиентелизм, сугубо корпоративная ориентация) , которые составляют суть клановых отношений. Обязательное условие групповой сплоченности - лояльность лидеру. Отсюда – такие важные особенности региональных кланов, как иерархичность и ориентация на патрона.
Суммируя сказанное, можно констатировать, что российские региональные кланы высших политфункционеров – это «устойчивые политико-экономические группы, объединенные общностью политико-экономических интересов и, как правило, консолидированные вокруг руководителей местной исполнительной власти на основании отношений личной зависимости. Личная преданность клану и его патрону – важнейший неформальный механизм внутриэлитной консолидации и рекрутирования властных групп в регионах».
Более того, «если в 1990-е гг. политический приоритет бюрократии в связке «бюрократия-бизнес» прослеживался преимущественно на уровне субъектов РФ, тогда как в центре доминировали финансово-сырьевые и политико-информационные «империи»» , то сегодня высшие эшелоны федеральной политико-административной бюрократии активно участвуют в перераспределении политического влияния между административной «вертикалью» и крупными финансово-промышленными группами.

4) Постановления, распоряжения, указы и приказы в политической сфере.
Общий характер всех нормативных актов – по возможности, никакой личной ответственности, бесконечные перетекающие от одного к другому поручительства, многократно делегированная аморальность.
В советский период «технологией», позволяющей проводить такую тактику в жизнь, было дублирование партийными органами работы государственных органов. Оно состояло не только в переписывании партийных решений в советские постановления, но находило яркое выражение в параллелизме их структур.
С приходом в качестве президента В.Путина началась реформа политического законодательства, нацеленная на то, чтобы глава государства мог без помех увольнять губернаторов. Для начала Путин ввел семь новых округов, накладывающихся в своих границах на 89 субъектов Российской Федерации, во главе которых встали представители президента. Конституционно никак не прописанный, орган административного деления с огромным бюрократическим штатом  является параллельной, неэффективно действующей (да и не могущей эффективно действовать) структурой, дублирующей властные функции. Фактически ни за что не отвечающая перед населением, эта структура укрепляет режим личной власти президента. Вполне логичным продолжением этого действия явился закон, отменяющий прямые губернаторские выборы. Закон о государственной службе  за 2004 г. «превращает касту федеральных чиновников в привилегированное сословие численностью 700 тысяч человек, с правом на бесплатное получение жилья, спецбуфеты, спецполиклиники, персональный транспорт, особую пенсию. Таких привилегий чиновничество не имело никогда». Одновременно с этим происходит почти полный демонтаж социальных гарантий обществу.
Понятие «партия власти» получило широкое распространение в российской политической публицистике еще в 1993-1994 гг. По своему конституционному устройству Россия является смешанной, полупрезиденстской республикой. Типология М. Шугарта и Дж. Керри позволяет отнести ее к числу президентско-парламентских режимов, которым свойственны следующие основные характеристики: 1) наличие всенародно избранного президента; 2) предоставление президенту права назначать и смещать членов кабинета; 3) необходимость доверия парламента к членам кабинета; 4) право президента на роспуск парламента. Однако в России состав высших политических функционеров обновился значительно меньше, чем, например, в Восточной Европе.
Поскольку легитимность правящей группы требует непрерывного подтверждения, это вылилось в активную постройку «партии власти» по-российски - посредством создания в парламенте абсолютно лояльного президенту большинства. Теоретически, на выборах нижней палаты применяется смешанная избирательная система – с одной стороны, формирование избирательных объединений по партийным спискам, с другой стороны - выдвижение кандидатов от одномандатных округов.
В настоящее время тактика строительства «партии власти» увенчалась значительными успехами. «Федеральная бюрократия вновь «выиграла конкурс» на формирование «партии власти»» . На гребне спровоцированной волны национализма и шовинизма в Думу на последних парламентских выборах декабря 2003 г. прошли партии,  представляющие из себя парламент, который полностью контролируется администрацией президента. Внесена поправка в закон о партиях, по которому новой партии, чтобы зарегистрироваться, необходимо уже иметь 50 тыс. членов. Подобная политическая практика, замешанная на формально демократических процедурах, по существу, для авторитарно-клановых групп «служит средствами адаптации … к новым институциональным условиям».
В постсоветский период сохраняется запутанная и противоречивая правовая ситуация, отсутствие системы нормального судопроизводства, табуирование многих аспектов нашего фактического существования. Гипертрофированную роль играет административный ресурс. Именно с его использованием было связано, в частности, первое после залоговых аукционов масштабное перераспределение собственности в 2000 году, в результате которого узкий круг бизнесменов от власти захватил огромные рынки. Отраслевые министерства и ведомства почти утратили свое и без того не слишком большое политическое влияние, многие из них были просто ликвидированы. Одновременно возросла роль функциональных министерств и ведомств (финансового, экономического, налогового, таможенного).
Однако та главная инстанция, которая контролирует в России в настоящее время десятки миллиардов долларов – это администрация президента. Экономическая политика конгломерата высших политических функционеров привела в настоящее время к тому, что президент со своим весьма малочисленным окружением контролирует капиталы, равные почти трем годовым бюджетам России. Владельцы остальных капиталом, через постоянную практику запугивания,  лояльны к этой группе настолько, что могут отдать все по первому требованию, не сопротивляясь.

5) Общественные нормы, закрепляющие полномочия субъектов власти.

Огромную роль играли и играют меры воздействия на людей, вообще не требующие правового оформления. При разрастании до огромных размеров нормативного аспекта, выходящего за рамки правовой сферы, формируется и приобретает доминирующее значение сверхправовая «надстройка» над правовыми нормами. Социальный порядок даже на микроуровне не созидается индивидами, а выступает для них внешним обязательством, естественные связи индивидов приобретают асоциальный характер: общественный договор о нормах и ответственности превратился в общественный договор о «нормальных» правонарушениях и «справедливой» форме социального паразитизма. «Общество» оторвалось от индивидов, а локальное сообщество деградировало в «общак».
Массы без привычки, без навыка взаимодействия в больших и малых ассоциациях, испытывают стойкое недоверие не только к властям, но к самому занятию политикой и всему тому, что принято называть общественной деятельностью. Но фоне широко распространенной социальной апатии властями широко пропагандируется и насаждается лозунг: « Политика - грязное дело». Здесь повторяется основной прием советской пропаганды – не делать серьезных усилий с целью раскрыть для своего слушателя или читателя провозглашаемые формулировки и лозунги, но зато непрестанно их повторять. Цель – не убедить и даже не разъяснить, а заставить людей затвердить формулу.
Властью культивируется особый тип социальной солидарности – его можно назвать «патерналистским». Патерналистское сознание воспринимает демократию прежде всего как милостивую заботу правящей элиты о своих подданных.  Пожалуй, самым трудным для российской ментальности оказывается освоение западного идеала отношений между личностью и обществом, государством и гражданином.
Средний россиянин чаще всего внутренне убежден, что все проблемы страны должны решаться властью, и не склонен объединяться с другими людьми, чтобы участвовать в какой-либо социальной, коллективной деятельности по решению этих проблем. В этом отношении весьма характерно, что большинство, считающее необходимым развитие демократии, не придает значения ни формированию независимых от государства общественных организаций и объединений, ни становлению самоуправления на муниципальном уровне.
Речь идет о системе, где все знают что и как происходит, покрывая друг друга круговой порукой. Система круговой поруки консолидирует общество сильнее, чем идеология. Тем временем представители власти ловят в этой «мутной воде» свою «рыбу» в виде «причитающихся» им привилегий и доли в распоряжении материальными и финансовыми ресурсами.
Практически все исследователи социально-экономических преобразований, происходящих в период с 1991 г. по настоящее время, едины в том, что системный кризис, переживаемый страной, отличается своеобразием и особым состоянием нашей экономики. Многообразие и сложность кризисных ситуаций, переплетение экономических, социальных и политических факторов, определяющих их развитие, затрудняют не только квалификацию кризиса, но и выработку мер по его преодолению.
Говоря об экономике, пользуются показателями эффективности, взятыми из западной экономической науки. Между тем, мерить ее эффективность нужно нестандартными показателями. Когда в стране вводилась плановая экономика, предпосылок для нее не было никаких. «Верхи» не могли запрограммировать жизнь на всю страну, «низы» не имели возможности выполнить то, что спущено сверху. Поскольку условий не было, а система была введена, то хозяйственная структура, постоянно сталкиваясь с бесконечными срывами и кризисами, стала вырабатывать защитные механизмы, наращивая таким образом вторую, скрытую структуру, которая лишь со временем обрела черты системности и единства.
Когда уже в наши дни точно так же «сверху» была введена рыночная экономика, для нее снова не было предпосылок. Ни юридических, ни этических, ни технических – никаких. Отвечая на соответствующие вопросы, российские респонденты чрезвычайно редко говорят о «деловитости» и о «неприкосновенности частной собственности» (21%), о «богатстве» (13%), «о невмешательстве государства в частную жизнь граждан» (19%) и совсем не упоминают «предпринимательство». Поразительная легкость, с какой советские хозяйственники приспособились к новым правилам игры, происходит оттого, что они восприняли эту новую систему как такую же внешнюю, какой была плановая. Им даже ничего особенно не пришлось менять. Вся методика хозяйственного выживания осталась.
В периоды социальных сдвигов важно отслеживать не только то, что меняется. Не менее значимо, что остается неизменным. По утверждению Л. Невлера: «Сегодня постсоциалистическая система всячески демонстрирует свое отличие от поверженной предшественницы. Однако, когда наблюдаешь установки массового экономического поведения, трудно отделаться от впечатления, что различие между капитализмом и социализмом не является для нашей системы фундаментальным. Она может спокойно устроиться под любым политико-экономическим панцирем».
Когда речь идет о подобной системе, показатели эффективности должны быть адекватны. Наша экономика приспособлена к «идиотизму власти», т.е. привыкла выживать при некомпетентном руководстве. Никакая система, построенная на этике дисциплины и послушания, не вынесла бы такой непросчитанности, некомпетентности, неподготовленности реформ. По мнению Л. Невлера: «Эволюционировать такая экономическая система скорее всего будет не в сторону классической рыночной, а в сторону двойственной. Ее, по-прежнему, можно будет моделировать как двуслойную, опирающуюся на латентные структуры и механизмы, берущие на себя исполнение теневых функций, без которых невозможна в нашей стране реальная хозяйственная жизнь» . Эти скрытые структуры и механизмы – свойства самой системы, а не ее «пороки и недостатки».
Выбор экономической системы – это прежде всего политический выбор. Как было рассмотрено выше - основные признаки политической власти  изменились очень мало. Экономическая система характеризуется как квазирыночная, патерналистки-мафиозная. Как итог – по-прежнему в современной России важнейшим фактором, определяющим социальный статус управленческих групп, служит прямая или косвенная причастность к перераспределению государственной собственности.
Роль политической власти усилилась в единственной сфере управленческой деятельности – перераспределении накопленного богатства. На первое место в общественных связях для улучшения статуса социальных групп выдвигается их положение в управлении экономикой, приватизации общественной собственности, в распоряжении материальными и финансовыми ресурсами. Подобный «экономико-политический фактор» не способствует, - если не сказать «препятствует», - положительному отбору элиты по меритократическому принципу.
Исследователи часто констатируют отсутствие идеологического обоснования  реформ. При настоящем положении вещей в социально-экономической сфере в жизни общества, такого идеологического обоснования быть не может. Системе в данном качестве это не нужно. Скрытые механизмы, берущие на себя исполнение различных теневых функций, работают не на рациональном уровне. Они используют людские нервы, страхи, социальные инстинкты, диктующие решения, которые никогда не пришли бы в голову рациональным путем. Они вынуждают к групповой солидарности, способности «делиться» и выявлять чужаков. Они требуют того, что очень далеко от пресловутого западного гуманизма с его отчужденной формализацией обязанностей и прав.
Укоренившаяся квазирыночная система эффективно обслуживается антирыночной идеологией. «Власть имущими» в обществе насаждаются смертельно опасные для его нормального развития иллюзии и рационализации, которые парализуют волю к действию. Культ «легких  денег», презрение к бедности (в то время как подавляющее большинство населения находится у черты этой бедности, а то и за ней), абсолютизирование приоритета материальных потребностей над духовными – все это совершенно не свойственно российской культуре, но естественно для людей, оказывающих влияние на «деидеологическую» идеологическую сферу.
Рассмотрение всех этих факторов с точки зрения их наиболее важных системообразующих компонентов позволяет констатировать, что некоторые реалии никак не подпадают под метафору «движения в сторону современного западного общества». К ним относятся бесконтрольность всех властей, особенно в высших эшелонах, номенклатурный подход распределения и перераспределения собственности, неэффективность судебной системы, консервирующая правовую незащищенность индивида, еще более возросшая функциональная значимость бюрократии и клиентелы, не рациональная психология управления.
Система власти в стране кардинально не изменилась, сохранился основной метод управления: бывшая номенклатура сохранила командные функции в государственной сфере, экономике. Ее значительная часть, представляя из себя один корпоративно связанный слой, обладающий «гипермонополией социальной мощи», продолжает управлять всей жизнью общества через государство. Основными средствами осуществления политической власти по-прежнему являются манипуляции, принуждение, насилие. Фактически сложилось устойчивое отношение правящих слоев к основным социальным регуляторам – политике, праву, морали – как к частичным и в принципе несамодостаточным средствам завоевания, удержания и использования своих доминирующих позиций.
Трансформация социально-экономической системы проходит таким образом, что идущие «реформы» не являются возмущениями того класса, который заставит систему совершить качественный скачок к позитивному состоянию. Номенклатура проявляет потрясающую социальную мимикрию, руководствуясь хорошо известным правилом: «Если не можешь воспрепятствовать процессу, постарайся его возглавить».
В 1997 году многие исследователи констатировали, что общество находится в состоянии институционального кризиса, который характеризуется следующими проявлениями :
Во-первых, усугубляется расхождение между декларированными гуманитарными целями реформирования общества и реальной практикой реформ, поставившей значительную часть населения в объективно, а главное, субъективно худшее положение чем то, которое они имели в дореформенный период.
  Во-вторых, реализуемые значительными по численности и статусу группами населения модели социально-экономического поведения входят в противоречие с институциональными установлениями и традиционными для российского общества нормами и санкциями.
  В-третьих, падение значения институциональных установлений распространяется не только на деятельность хозяйственных субъектов, но и на повседневную жизнь людей, которые все меньше рассчитывают на поддержку и защиту соответствующих институтов. В результате мы имеем социально-экономическую дезинтеграцию, кризис трудовых мотиваций и распространение деструктивных форм поведения.

4.4. Применение основных положений теории элит
(синергетический подход) при анализе политической ситуации на примере постсоветской России).

Рассмотрим эффективность деятельности слоя высших управленцев постсоветской России по ряду показателей. Ситуация, например, в 1996 году такова, что многие параметры развития общества и экономики находятся в закритической области. Чтобы осмыслить происходящее, ученые из Института социально-политических исследований РАН выделили несколько критических показателей, непосредственно влияющих на жизнь и безопасность человека, и сравнили их с критическим уровнем, считающимся катастрофическим в мировой практике. Результаты такого сопоставления приведены в таблице 10.

Таблица 10.  Соотношение предельно-критических и реальных показателей развития российского общества в 1996 году (база сравнения 1990 г.).

Мы говорили о таком явлении, как проникновение представителей эрзац-элиты на верхние этажи социальной пирамиды. Суть этого явления, если рассматривать его с позиций функционирования системы политической власти, состоит в том, что  при назревших кризисных явлениях в обществе  не происходит структурных реформ,  суть и смысл действенных социальных механизмов, которые могут способствовать коренным социальным изменениям, выхолащивается.
Включение в конгломерат высших политических функционеров означает прием в достаточно замкнутый круг лиц, имеющих многочисленные привилегии. Это – приобщение к различным видам социального капитала. Существует такое явление, как потеря статусных позиций в силу различных обстоятельств. Для представителей конгломерата высших политических функционеров такая потеря носит название экскорпорации. 
 «…Чем дольше на своем посту находится официал, тем больше таких ресурсов (власти) в его распоряжении, тем больший политический капитал им накоплен. Экскорпорация – всегда торг, всегда борьба, в которой один актор политического пространства выигрывает, а другой проигрывает. Проигравший уходит, теряя больше или меньше, в зависимости от того, насколько он сам намерен сохранить свой статус и каким объемом властных ресурсов он располагает к моменту своей отставки».
Экскорпорация может быть разных типов. Полная экскорпорация означает вытеснение с высших позиций, связанное не только с утратой официальной должности, но и с лишением ресурсов власти, приводящее к перемещению субъекта на более низкие статусные позиции. Частичная экскорпорация означает утрату лишь части политического капитала и может быть связана со следующим:
- де-формализацией – лишением формальной государственной должности при сохранении определенных объемов властных ресурсов и капиталов. Такой субъект перестает быть официальным представителем власти, но остается на высших позициях;
- де-капитализацией (экспроприацией) – лишением политического капитала и возможности им оперировать. При этом формальный статус может оставаться из категории высших;
- резервацией – сохранением за субъектом формального статуса высшей позиции или помещением его в «резервации» - зоны, находящиеся около высших социальных позиций, откуда он может вновь быть востребован со временем. Резервация сопровождается снижением реального статуса и объемов власти.
Советская система в свой поздний период тщательно избегала резких отставок, которые приводили бы к появлению «обиженных» из числа высокопоставленных чиновников. Экскорпорация проводилась максимально деликатно, с подчеркнутым уважением к заслугам руководителя. В период с 1991 по 2000гг. появились идеологические отставки, которые далеко не всегда носили принудительный характер. Политики, не согласные с курсом правительства, публично объявляли о своем уходе по принципиальным соображениям.
Распространенным методом для избавления от нежелательных фигур стало создание новых структур власти с перенесением в них центров принятия решений. Современный этап функционирования системы политической власти характеризуется в этом смысле тем, что государство целенаправленно начало создавать резервации нового типа, приспосабливая для этой цели существующие институты. Приоритетными в этой связи являются следующие направления :

1. Создание «уполномоченного бизнеса» - коммерческих структур, базирующихся на ресурсах государства и имеющих множество привилегий по сравнению с частным бизнесом. Так происходила и происходит конвертация политического капитала в экономический.
2. Создание общественных организаций, фондов, политических партий для трудоустройства отставников. Так конвертируется старый политический капитал в новый.
3. К 2000 году на первый план выходит депутатская деятельность.

В конце ХХ века в России произошла резкая смена политических режимов под влияние целого комплекса экономических, политических и социальных причин. Социальное измерение этих реформ имеет определенные особенности. Пример этих реформ хорошо демонстрирует особенности социального поведения эрзац-элиты, как важнейшего  элемента общества.
Представители и элиты, и эрзац-элиты обладают большими нематериальными ресурсами адаптации: уровнем образования, культуры, профессиональной квалификации, выстраиваемыми каждым индивидом «социальными сетями» (неформальными личностными контактами). Каждый из выделенных ресурсов может использоваться человеком для достижения выгоды или каких-либо преимуществ в материальной и нематериальной форме. Успешная адаптация имеет два измерения – экономическое и социальное.
Опыт российских реформ показывает, что процесс успешной адаптации прошли лишь те, кто обладает высоким ресурсным потенциалом, но при этом обладание развитыми ресурсами еще не означает успешной адаптации. Данные социологических исследований свидетельствуют о разорванности экономического и социального измерений. То, что именно социальные связи конвертируются в социальный престиж, а тем более в высокий уровень материального достатка, характеризует особенности трансформирующегося российского общества с его деформируемой конкурентной средой и разрушенными каналами вертикальной мобильности.
Сам конгломерат высших политических функционеров не претерпел принципиальных качественных изменений – ее перетекание во властные структуры постсоветского периода составило 50-80% от «личного состава» прежней политической элиты, причем главным «приводным ремнем» механизма регламентации властных политических отношений были и остаются патрон-клиентные отношения , т.е. отношения приоритета личной преданности и демонстрации лояльности нижестоящих вышестоящим.
Наглядную иллюстрацию того, как происходила эта подпитка, представляет схема 1. Анализ этой схемы показывает следующее. Слои политической элиты очень плотно окружены  социальным слоем, названным на схеме «экс-элитной зоной». Эта зона, разрастаясь, полностью замещает собой зону выхода (потерю высоких статусных позиций) для представителей конгломерата высших политических функционеров и эрзац-элиты.

Схема 1.

Эрзац-элита к моменту относительной стабилизации социально-экономических показателей преодолела фактор полного отторжения в случае первоначального получения, а затем потери высших политических позиций.
Речь идет о создании локальных институциональных сред, становящихся источником социальной ренты, т.е. о переходе в «государственный» или частный бизнес, в резервации – фонды и общественные организации, на почетные должности советников и консультантов при органах власти.
Что касается формирования при помощи эрзац-элиты общественных норм, то здесь состояние общественного сознания характеризуется следующим образом. Наблюдается «повсеместно доминирующее вынужденное стремление имитировать стабильность, уверенность решимость, успехи, высокое общественное доверие в отношении власти…». Имитация означает использование формы, вывески, слов, лишенных реального содержания. Поэтому возможна одновременная имитация либеральных перемен и усиление государственной монополии, соблюдение демократических принципов и стремление к авторитаризму, сближение с Западом и отгораживание от него. «Элементы конструкций, характерных для ушедшей эпохи, продолжают действовать, в том числе в установках и стереотипах массового сознания…»
По мнению Т.И. Заславской: «Целенаправленное изменение социентального типа общества предполагает наличие субъекта, знающего конечную цель движения и пользующегося доверием тех, кого ведет в избранном направлении. Это означает наличие сильной власти, ориентированной на создание конкретной и понятной большинству участников модели институционального устройства общества. Иными словами, предполагается существование авторитетной властной команды, преследующей ясную и реалистичную цель, опирающейся на обоснованную программу действий и пользующуюся широкой поддержкой граждан. При этом важно, чтобы цели команды соответствовали интересам большинства граждан, а ее программа – имеющимся у общества ресурсам и возможностям».
В разделе 4.2 мы привели многочисленные эмпирические данные о состоянии социо-культурной среды. Чрезвычайно показательными являются последние данные об общественных настроениях, приведенные социологической службой Ю. Левады в конце 2004 г.
Таблица 11 (Все данные – процент от числа опрошенных).

В конце 2003-го у людей появилась надежда, что череда трудных лет (когда каждый прожитый год казался труднее предыдущего) подошла к концу: впервые за все годы подобных наблюдений оптимистические оценки года высказывались чаще пессимистических. Но пришел к концу 2004-й, и все как бы вернулось к давно пройденным образцам. Теперь соотношение «трудных» и «легких» оценок года приближается к ситуации 1999-2000 годов, когда общество еще не опомнилось после экономических потрясений.

Таблица 12 (Можно было выбрать несколько вариантов ответов, поэтому сумма показателей превышает 100. Приводятся только наиболее распрстраненные варианты ответов).

Новая волна пессимизма заметна  по распределению общественных настроений. Практически не изменяются параметры самого распространенного в обществе настроения «усталости», «безразличия» - они, собственно, определяют общий фон массового восприятия почти всего, что происходит в стране и мире. Но вот уровень «надежд» опустился почти до отметки 1999 года, самой низкой за пятилетие, а показатели «страха», «растерянности», «озлобленности» заметно выросли, вернувшись к максимальным значениям 5-6 летней давности.
Поскольку экономическая политика является продолжением политики как таковой, необходимо рассмотреть в этом аспекте состояние экономической сферы в нашей стране. Приведем таблицу, в которой представлены данные о                

том, какая доля ВВП (валового внутреннего продукта)  идет в каждой из стран на заработную плату. Сюда не входят пенсии, пособия, социальные расходы и т.д.
Таблица 13.

Только 22 % от того, что производит работник в России, возвращается ему «в карман» «рыночных реформ»  (Для сравнения – 59 % - США, 71 % - Канада, 83 % - Германия).
Норма накопления в российской экономике по сравнению с 80-ми гг. сократилась в разы. И даже на фоне инвестиционного подъема в 2000-2001 гг. ее величина составляла порядка 20 %, что никак не соответствует потребностям обновления и модернизации материальной базы производства в реальном секторе экономики.
Российский ВВП на душу населения соответствует среднему уровню для развивающихся стран и, грубо говоря, на порядок ниже среднего уровня группы развитых стран. По официальной статистике соотношение средних размеров зарплат и пенсий с прожиточным минимумом практически не меняется, при этом средняя пенсия приблизительно на четверть ниже прожиточного минимума.
 Приведем краткие выдержки из статьи Г. Явлинского «Демодернизация: униженные люди не создадут экономику XXI века» . В результате «рыночных реформ»  в стране так и не сложились условия для организации действительно масштабного современного производства, невозможного без выхода на крупные рынки. Именно по этой причине импульс, исходивший от экспортно-сырьевых отраслей, так и не породил вопреки надеждам оптимистов механизм взаимоподдерживающего роста основных промышленных отраслей. Увеличение доходов от экспорта в незначительной мере отразилось на доходах занятых в других отраслях экономики, а рост внутреннего спроса не превращается в действительно мощную движущую силу самораскручивающейся спирали роста.
Главным критерием, позволяющим той или иной группе участвовать в процессе организации общероссийской хозяйственной жизни, является реальный контроль над теми или иными ресурсами – хозяйственными территориями, объектами инфраструктуры, трудоспособным населением и денежными средствами. При всем многообразии форм все эти структуры, однако, объединяет два основных признака – реальный контроль над основными хозяйственными ресурсами и преимущественно внеэкономический, административный характер такого контроля. Другой особенностью такого рода структур является то, что их члены крайне редко извлекают доход непосредственно от использования хозяйственных ресурсов. Преимущественно они ограничиваются предоставлением права пользования этими ресурсами другим организациям с получением рентного дохода (в виде разного рода отчислений, взяток, «гонораров», регулярных и нерегулярных поборов и т.д).
Система выстроена таким образом, что позволяет использовать административный ресурс в более тонких, чем открыто криминальные, формах. «Впрочем, это не меняет сути явления, заключающейся в том, что доход извлекается не на основе производительной деятельности, а благодаря принадлежности к той или иной корпоративной общности» .
Основные общественно-политические черты экономической системы таковы:
1) Значительная, если не сказать, преобладающая, роль неформальных, официально не фиксируемых отношений: колоссальный разрыв между существующим законодательством и экономической реальностью.
2) Особое место, занимаемое системой мер неофициального принуждения, которые в любом случае базируются на неформальном праве – «праве сильного». Доверие между экономическими субъектами находится на крайне низком уровне. Государство не выполняет, и более того, органически не способно выполнять роль беспристрастного арбитра в хозяйственных спорах и гаранта исполнения контрактов. Функцию последнего вынуждены брать на себя сами хозяйствующие субъекты, полагаясь исключительно на собственную силу или силу своих покровителей.
3)  Необходимость собственными силами обеспечивать исполнение обязательств и опора на «неформальное право» с неизбежностью порождают олигархическую структуру экономики, когда не менее 70 % производимого валового продукта так или иначе контролируется двумя-тремя десятками бизнес-структур, решения в которых принимаются несколькими сотнями лиц, составляющих деловую и административную «элиту» России. В условиях подобной системы право собственности вообще и в частности не являются безусловными.
Существует термин, введенный в научный оборот примерно двадцать лет назад, уточненный и дополненный, в частности Теодором Шаниным, - это термин «эксполярная экономика».   Эксполярные формы экономики обладают собственной логикой существования. Развитие эксполярной/неформальной экономики во многом определяется двумя факторами: историко-культурной традицией и формами рыночно-государственного регулирования. Три основополагающих принципа неформальности: симбиоз, дар, выживаемость– можно сопоставить с принципами формальности: отчужденность, обмен, зажиточность.
Симбиоз. –  Эксполярная экономика не любит и не умеет функционировать «сама по себе». В ней тщетельно увязываются особенности местных природных условий и социальных отношений соседей, родственников, друзей. Однако подобный симбиоз может быть как взаимовыгодным, так и паразитирующим. Но по сути симбиоз неформальных экономик противостоит отчужденности экономик формальных. В формальных экономиках независимые и суверенные «индивид», «фирма», «организация» ведут свои дела на основе рационально оговоренных правил обмена. За пределами этих правил каждый может вести себя как хочет и ничем другому не обязан. В неформальной экономике, наоборот, «индивид», «предприятие», «организация» взаимоувязаны формами семейных, родственных, дружеских отношений. Здесь все всем и во всем чем-то обязаны друг другу. Но если формальное отчуждение может перерасти в неформальное одиночество, то неформальный симбиоз может превратиться в круговую поруку.
Дар – другой основополагающий принцип неформальных экономик. Он противостоит формальному принципу обмена. Главная отличительная черта рыночного обмена – эквивалентность: сопоставимость времени и денег в обмене. Формуле «время – деньги» в неформальных экономиках противостоит формула «время – дар». Работа идет не в заданном машинном производством темпе, а исходя из конкретных обстоятельств существования человека. Идеальный дар в неформальных экономиках должен быть как можно более щедрым по ценности, как можно более неопределенным по времени. При этом даже обыденное и «незначительное», но повседневное взаимодарение друзей, родственников, соседей, случайных людей оказывает огромное воздействие на выживаемость сети человеческих связей.
Выживание – третий, завершающий принцип эксполярных экономик. Он определяет собой их наиглавнейшую цель. Образцы повседневной взаимопомощи, щедрость даров – все это помогало компенсировать провалы в семейных ресурсах, возникавшие из-за природных колебаний и социальных кризисов. В основе общины лежало стремление гарантировать каждому ее члену минимально приемлемый доход, и вокруг этой гарантии сложилась особая этика выживания с иерархической структурой патрон-клиентных отношений.
Т. Шанин сравнил экономические успехи разных стран, в народном хозяйстве которых эксполярные форма были представлены в разной степени. Там, где они не зажимались, а интегрировались в общую народохозяйственную систему, социально-экономические показатели были выше. Так, социалистическая Венгрия, где было разрешено семейное предпринимательство, превосходила по темпам экономического роста Советский Союз. Япония, сохранившая разветвленные сети семейно-корпоративного труда, также превосходила США.  Италия, с ее различными видами неформальной деятельности, превосходила Англию.
Таким образом, в контексте рассматриваемых нами проблем можно сделать следующий вывод. В обществе всегда существуют механизмы самоорганизации. В частности, пример с эксполярной экономикой показывает, что такими формами обеспечивается потребность в безопасности, т.е. одна из основных базовых потребностей. Политический лидер может  направить достаточно хаотичные процессы в русло, где они станут созидательной силой. Неуправляемые, они могут  размывать институализированные политические и экономические структуры, вырождаясь в процессы деструктивные, ведущие к критическому росту энтропии системы.
Исследования показывают, что, участвуя, например, в теневой экономической деятельности, люди вынуждены  усваивать субкультуру теневого образа жизни. Они не могут не учитывать  ее законы и нормы поведения, вынуждены находить способы разрешения противоречий между интересами неофициальной и официальной экономики, ищут свою нишу в системе ценностей общественного сознания. В обществе сформировалось двойственное ценностное отношение к теневой экономике. С одной стороны, абсолютное большинство опрошенного населения и предпринимателей считает, что она приносит обществу вред, и только 2-3 % одних и других усматривают ее полезность для общества. С другой стороны, теневая экономическая деятельность оправдывается:

1. 57,4 % опрошенного в 2001 г. населения и 33,7 % предпринимателей считают нормой то, что выполняется «левая» работа в рабочее время;
2. Две трети первых и вторых оправдывают оплату работы, товаров и услуг из рук в руки, минуя кассу;
3. 64,3 % опрошенного населения считают допустимым уклонение от налогообложения тех, кто занимается индивидуальной трудовой деятельностью.

Постоянно подчеркивая роль каждого из членов общества в зарождении и ходе процессов, в нем протекающих, мы вплотную подошли к рассмотрению феномена политического лидерства. Объем и характер нашего исследования не позволяют развивать эту тему в полном объеме. Однако в предыдущем разделе «Природа и суть политической власти с позиций синергетики» мы дали определение условного политического лидера . Политическая ситуация современной России иллюстрирует это положение.
В 2000 году нового президента привели к власти как представителя вполне конкретной политической и экономической корпоративной группы, характерные

 черты которой мы обрисовали как присущие эрзац-элите, на условиях ответственности перед ней и солидарности. Активная государственническая и законническая риторика ничего не меняет. «Главная забота новой-старой администрации – по-прежнему борьба с собственными противниками, а также разработка и реализация различных политических сценариев по воздействию на  население, центральные и региональные органы власти с единственной целью воспроизводства себя во власть и сохранения , …защиты своего абсолютно исключительного экономического положения».
Многолетний исследователь российской «политической элиты» О.В. Крыштановская. – руководитель Центра изучения элиты Института социологии РАН, - приводит следующие данные соответствующих эмпирических исследований в своей статье «Операция «Внедрение» завершена!».
Приведем краткие выдержки из этой статьи.
«Можно говорить, что в России изменились политическая система и экономический уклад, но старый политический класс остался у руля. До сих пор (а ведь прошло 13 лет после коллапса советской системы!) 38 % нынешней элиты – выходцы из советской номенклатуры, в регионах вообще 61 %. …Путин, по сути дела, структурно воссоздал политбюро ЦК КПСС…. Де-факто восстановлена советская система – комиссар при командире».
Условный лидер, особенно тот, который не может перейти в качество действительного, выполняет главную свою задачу – сохранение собственной стабильности собственного положения и стабильности положения той группы, которая его выдвинула. Результат таких действий – полное отчуждение властной верхушки от общества. Условный лидер, не меняя механизмов и социокультурной среды, выдвинувшей его, может  приблизить только социально близких и лично приятных ему людей.
Власть как общественный институт, в настоящее время, в лице своих представителей, «не уверена ни в своей позиции, ни в реальных действиях, она – заложник ситуативных моментов, которые прежде всего связаны с желанием удержаться до 2008-го. А респонденты все больше расценивают власть работающей не на общество, а на поддержание аппетитов ее самой» .
Монопольная власть одной партии сменилась многопартийной политической системой, выборы представительной власти приняли демократическую форму. Легализована частная собственность, формируются структуры гражданского общества: политические партии, социальные движения, ассоциации и пр. Хотя  серьезного влияния на жизнь общества они еще не оказывают, но их численность растет, результаты деятельности становятся заметнее. Эта тенденция противостоит тому, что при непосредственном участии функционеров от власти человек лишается тех социальных качеств, которые присущи ему как творцу.
Социальные процессы не менее, а может быть и более инерционны в сравнении с чисто экономическими механизмами. Они накапливают последствия властных импульсов, бумерангом возвращаясь через сознание и поведение людей. Рассмотрим, каким образом может произойти в политическом плане «перетекание электората» - скачкообразное изменение состояния системы.

Важнейшими характеристиками социальной системы служат:
    1) социальная структура, т.е. состав, положение и отношения определяющих ее развитие групп;
    2) стратификация общества, или расположение названных групп на иерархической шкале социальных статусов.
 Российское общество является целостной социальной системой, преобразующейся прежде всего под влиянием внутренних движущих  сил. Лучше понять механизмы действия этих сил позволяет политико-поведенческая матрица, описывающая реакцию людей на личностном уровне в достаточно типовых и общих ситуациях, условиях, тенденциях.
Политико-поведенческая матрица характеризует предрасположенность населения, различных его категорий к определенным типам политических действий и поведения.
Предположим, мы исследуем политико-поведенческую предрасположенность трех классов (их названия в данном случае не столь важны), из которых первый - высший, а третий - низший по совокупности уровня доходов, положения в общественной иерархии и престижу других людей.  Обозначим эти классы соответственно цифрами 1, 2, 3..
Внутри каждого класса можно выделить четыре группы, различающиеся между собой по суммарным итогам жизненного пути. В первую войдут те, кто на протяжении жизни как минимум двух поколений совершает непрерывное восходящее движение в рамках своего класса или переходит из низшего класса в высший. Вторую группу составляют те, кто тоже совершает восходящее движение, но только на протяжении своей собственной жизни (люди, “сделавшие себя сами”). Третью - те, кто в целом на протяжении всей жизни остается на среднем для своего класса уровне, не меняет сколько-нибудь существенного своего положения внутри класса либо меняет его вместе с изменением положения класса в целом и в ту  же   сторону. И наконец, четвертую группу составят те, кто катится вниз либо перемещаясь в классы более низшие по сравнению с ним. Эти группы мы тоже обозначим цифрами соответственно от 1 до 4.
    Теперь составим обычную матрицу, в которой каждая первая цифра обозначает принадлежность человека к одному из трех классов (в принципе их может быть не три, а сколь угодно много), каждая вторая - принадлежность того же человека к определенной группе по итогам жизненного опыта в пределах своего класса. Получим следующий результат:

                                         11    12    13     14
                                         21    22     23    24
                                         31    32     33    34

    Каждая строка этой матрицы - один из трех избранных нами для анализа классов, только расположенный на группы по накопленному жизненному итогу и опыту, а каждый столбец объединяет подгруппы из разных классов, но со сходным жизненным опытом (хотя и различающиеся по материальным итогам такого опыта). Оказывается, что, с психологической и, соответственно, политико-поведенческой точки зрения, гораздо больше общего у людей, принадлежащих к разным классам, но к одинаковой группе жизненного опыта, чем у тех, кто входит в один и то же класс, но внутри него относится к разным слоям жизненного опыта.
Дети людей, входящих в первый  столбец (во всех классах) воспитываются в условиях, когда, по меркам  и стандартам соответствующего класса, материальные и статусные потребности семьи, ее членов удовлетворяются по наивысшим для данного класса стандартам и с относительно высокой степенью гарантии. Если впоследствии люди, выросшие и воспитанные в таких условиях, идут в политику, то из них получаются, как правило, либо реформаторы, либо реакционеры.
Второй столбец во всех классах образуют “люди, сделавшие себя сами”. Когда люди данной категории вынуждены делать политический выбор, их симпатии чаще всего оказываются на стороне умеренного или ярко выраженного консерватизма, иногда (в зависимости от остроты их личного, а также общего положения) с переходом в реакцию.
Третий столбец составляют люди, все силы, время и способности которых уходят преимущественно на то, чтобы “жить не  хуже соседей. Эта цель, в данном случае, достойна уважения, ибо только на ее осуществлении может базироваться, в частности, “средний класс”.
У людей данной категории на интерес к  политической жизни и тем более участие в ней либо остается мало времени, сил и желания, либо не остается совсем. Это по преимуществу те, кого в 1970 году тогдашний президент США Р.Никсон очень удачно назвал “молчаливым большинством”: среди них больше всего неголосующих, и они в массовом порядке включаются в политику только в случае резких перемен в обществе, в социально-экономических условиях к худшему или к лучшему.
 Четвертый столбец - люди, “катящиеся вниз”. Из окунувшихся в политику людей данной категории чаще всего получаются экстремисты; будут они правыми или левыми - дело случая, психологических различий между теми и другими нет.
Но люди могут катиться вниз и не по своей вине, а под воздействием серьезных социальных потрясений: кризисов, спадов, войн, последствий крупнейших катастроф и т.д. В таком случае, как правило, не происходит немедленной радикализации общества. Огромная масса в целом нормальных психологически, во-первых, понимает причины создавшегося положения, невозможность быстрого изменения к лучшему и иные объективные обстоятельства; во-вторых, озабочена проблемами выживания своего и своей семьи, и потому им просто не до политической деятельности, тем более не до бунтов или чего-то подобного. Однако в такие моменты возможен резкий перелив массовой поддержки и голосов избирателей от господствующих политических сил и партий к их оппонентам, независимо от политического лица как первых, так и вторых.  Сохранение же нисходящих со социально-экономических тенденций на протяжении достаточно значительного времени (3-4 года и более) меняет конкретное социальное наполнение построенной нами матрицы.
Обратимся еще раз к нашей матрице и зададимся вопросами: каким было советское общество на рубеже начала перестройки, в середине 80-х гг.? Каким является российское общество сегодня? Кого и почему оно, может быть, склонно поддержать?
Заметное улучшение жизни людей (естественно, по советским стандартам) началось с середины 60-х гг. За 20-25 лет образовалась значительная масса людей в той или иной степени улучшивших свои жилищные, материальные, бытовые, образовательные условия жизни и ее качество, а значит, “создавших себя”. Можно предположить, что к середине 80-х годов в структуре советского общества мощно вмонтировали второй и третий столбец, т.е.  “консерваторов” и “молчаливое большинство”, примерно в равной пропорции или даже с небольшим перевесом первых, причем ожидания и тех, и других были ориентированы на то, что улучшение жизни будет продолжаться и далее.
На указанные два столбца, вместе взятые, приходилось порядка 90% населения. Первый столбец был немногочисленен: к середине 80-х годов советская система приближалась к своему 70-летию, а это продолжительность жизни всего двух трудоспособных поколений. К тому же на те десятилетия пришлось столько войн, чисток и испытаний, что процент семей, на протяжении двух-трех поколений совершавших восходящее движение, никак не мог быть существенным. Таким образом, общество готово было поддержать реформы, но только сугубо прагматические, сопровождающиеся дальнейшим улучшением жизни, не ставящие под угрозу достигнутое ранее и уже никак не идеалистические. Четвертый столбец не выходил за пределы нормы и состоял в подавляющей массе из людей, лично ответственных за свои неудачи.
Период 1985-1993 годов и все, чем он был заполнен, резко изменили изначальную политико-поведенческую матрицу общества. Первый столбец остался, по-видимому, без существенных изменений просто в силу своей малочисленности. Но весьма значительная масса населения оказалась отброшенной не только из второго столбца в третий, но и из обоих еще ниже - в четвертый.
Сдерживающее влияние оказывают механизмы понимания объективности и неодолимости причин, вызывающих столь резкую деградацию уровня и качества жизни. Но чрезмерное удлинение этого процесса (больше 3-4 лет) ведет к политическому “переливу” общественных настроений, о чем было сказано ранее.
Процессы социальной мобильности можно, исходя из вышеизложенного, проиллюстрировать следующим образом (см. рис.2)
 

Рис. 7 Процессы социальной мобильности.
Схема эта, конечно, весьма условна, но наглядно показывает, какие большие изменения произошли в горизонтальной и вертикальной разбивке. Из нее видно, что, подобно колоде карт, все общество оказалось “перетасованным”. Центральное место сейчас занимает проблема приспособления массовых групп к новой социальной реальности”.
Общество, развивающееся от кризиса к кризису, во многом отличается от такого общества, которое разрешает свои напряженные ситуации более мирным путем.
Исходя из вертикальной  разбивки видно, что правительство, правящие круги, элита могут опираться в основном на людей, входящих во 2-й и 3-й столбец и  на “высший” и “средний” классы при горизонтальной. Кризисные явления и связанные  с ними социальные трансформации значительно сокращают эту область (см. рис.8). Часть общества, не входящая в это обрамление, и может дать совершенно непредвиденное “перетекание” политических пристрастий электората.

Рис.8.Процессы социальной мобильности (рамкой обведена часть общества, оказывающая поддержку проводимой социально-экономической политике).

РЕЗЮМЕ
(Применение синергетического подхода теории элит для анализа политической элиты).

1.  Постсоветская Россия как социально-политическая система представляет из себя общество, где наблюдается глубокий разрыв в качестве жизни, объеме социальных прав и гарантий между представителями конгломерата высших политических функционеров и остальной частью населения. Анализ обширного эмпирического материала показывает, что  все виды социального капитала в его различных формах концентрируются (в разных комбинациях) у одних и тех же людей. Они представляют из себя сообщество, называемое нами эрзац-элитой.
2. В социальном плане эти люди активно сосредотачивают в своих руках все значимые в современных условиях виды ресурсов, а также занимают в данный период времени господствующее положение в обществе. Причем речь идет не просто о сосуществовании у этой социальной группы различных видов ресурсов, а об их многократном приумножении за счет совокупной эффективности  различных форм их взаимодействия.
3. В политическом аспекте наблюдается отчуждение власти и обособление ее носителей как в социально-политическом, так и в физическом пространстве, практическое сведение «на нет» контактов «верхов» с «низами», переход политической деятельности в качество виртуального действа. Содержание обществом властных институтов имеет вид самой архаичной формы так называемого «общественного договора» - чиновничество выполняет функции не надзирателя, а управляющего хозяйством. Это не может не приводить к колоссальным экономическим злоупотреблениям и характеризует российскую экономику как эксполярную, не имеющую никаких шансов при нынешнем положении дел перейти в разряд постиндустриальных.
4. Глубокий раскол между властью и обществом обусловлен также тем, что население не рассматривает носителей этой власти как нанимаемых обществом работников для осуществления определенных профессиональных функций. Не осознается ни на индивидуальном (в большинстве случаев), ни на уровне массового сознания то, что демократия – это прежде всего эффективный механизм разрешения социальных и экономических противоречий.
5. По истечении 15 лет «реформ» российская социально-политическая жизнь характеризуется отсутствием субъекта и объекта  проведения реформ для создания либерально-демократических институтов. В обществе господствует представление о рядовом гражданине как о человеке маленьком, зависимом, склонном понижать запросы, а не бороться за свои права. Основная масса населения предпочитает не строить активный диалог с властью, а приспосабливаться ко все более сужающимся рамкам социальных условий. Общественные настроения характеризуются как крайне пессимистичные; наиболее распространенной эмоциональной реакцией являются «усталость» и «безразличие».
6. Сложилась уникальная в историческом аспекте ситуация: при изменении типа политической системы (многопартийность, демократическая форма выборов представительной власти, легализация частной собственности, формирование структур гражданского общества) социальная природа власти не изменилась. Не произошла замена авторитарных механизмов управления на демократические, переориентации деятельности правящего слоя с сугубо личных интересов на интересы общества. Государственные служащие, представляющие политическую власть, не стали работниками, нанимаемыми обществом и несущими перед ним ответственность. Они представляют из себя, по выражению Т.И. Заславской, «высококоррумпированное сословие, противостоящее простым россиянам».
7. Концепция синергетического подхода теории элит позволяет со всей определенностью обосновать следующее утверждение. Системный многолетний социально-политический кризис российского общества в постсоветсткий период, принимающий масштабы социальной катастрофы – результат деятельности эрзац-элиты, заполнившей верхние этажи социальной пирамиды. Произошло это вследствие способности данного слоя к социальной мимикрии и при отсутствии сопротивления со стороны социокультурной среды (общества).

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология