Лазуткин А. Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом

ОГЛАВЛЕНИЕ

3.2 Системный кризис глобализирующейся японской экономики

После того, как западные корпорации овладели инструментами научного менеджмента, составлявшими секрет успеха японских корпораций, Япония больше не могла рассчитывать на восстановление своих конкурентных преимуществ. Для того чтобы вновь отвоевать лидерские позиции, Япония должна была задействовать ещё более мощный арсенал научного менеджмента для нового этапа доминирования японских корпораций. Однако условия, которые на протяжении нескольких десятилетий обеспечивали успех японских корпораций в борьбе за мирового потребителя, ушли в небытие. После развала СССР «страну восходящего солнца» поразил настолько глубокий институциональный кризис, что перспектива возврата на утраченные лидерские позиции оказалась закрыта.
До поры, пока существовал «социалистический» блок государств и не было ни одной организации, способной управлять межгосударственной системой независимо от государственной власти, японским деловым кругам приходилось мириться с изоляционистскими настроениями государственных чиновников, препятствующих свободному движению капитала и труда. После разрушения биполярного мира японский правительственно-деловой альянс оказался в непривычной для себя, космополитической системе координат, объединяющей в единое целое все национальные рынки капитала и труда. Здесь, в этой системе координат, сразу же обнаружилась управленческая неэффективность японского правительства, и лишённый эффективной поддержки бизнес Японии стал «захлёбываться» на просторах мировых рынков.
Новая система координат, в которой оказалась «захлёбывающаяся» Япония, представляла собой однополярный мир с господством гегемона в лице США, с явными административными привилегиями и явными ресурсными диспропорциями в отношениях «центр – периферия». Роль мирового администратора-распорядителя и особые конкурентные преимущества, связанные с исполнением этой роли, достались США не потому, что в апреле 1978 года мировой валютой вновь был выбран доллар, и конечно же не потому, что американские программисты больше, чем программисты Японии и программисты других стран, преуспели в развитии программного обеспечения. То, что мировой валютой в очередной раз был выбран доллар США, и то, что американские ИТ-компании первыми открыли новые сегменты рынка, сулившие им высокие прибыли и возможности перевода научного менеджмента на новый, более высокий, виток развития, вряд ли можно считать первопричинами непререкаемого глобального лидерства американского правительственно-делового альянса. Скорее это были следствия. Лидерские позиции в борьбе за мирового производителя прочно удерживались американскими деловыми кругами в основном благодаря особой природе государства и особой модели государственного устройства, оказавшейся более всех остальных приспособленной для свободного развития акционерного капитала.
Правительственно-деловой альянс, формировавшийся в США с конца 18 века, оказался лучше всех остальных национальных альянсов приспособленным к разрешению противоречий «между национальным планированием политических единиц и международным планированием корпораций, масштаб которого возрастает с ростом прямых инвестиций» . В Японии отмеченное противоречие стремительно нарастало с начала периода Мейдзи (1868 г.), когда страна открылась внешнему миру и в своем экономическом развитии стала полагаться на внешний спрос. Суть отмеченного противоречия состояла в том, что представления о внешнем спросе, на которые должна была ориентироваться экспортная политика Японии, складывались не под воздействием мирового рынка капитала, свободно реагирующего на запросы мирового потребителя, а под воздействием законодательных директив японского правительства. То, что происходит при наложении старых государственных регуляторов на глобализирующийся и быстро меняющийся бизнес, американский мыслитель Э. Тоффлер в своей книге «Революционное богатство» весьма удачно называет «эффектом десинхронизации». «Медленно меняющиеся способы регулирования и контроля, – пишет Э. Тоффлер, – как и законодательные и социальные нормы, отстают от быстро меняющегося бизнеса, в результате чего возникают хаос и смятение, и не все могут устоять перед соблазном возможностей, открывающихся на некогда ясных, а ныне размытых границах, – еще одно проявление эффекта десинхронизации» .
Представления о потребностях мировых потребителей, формируемые в сознании японских чиновников, и спускаемые японским капиталистам как законодательные директивы, уступали в своём качестве представлениям, стихийно формирующимся в бессознательной сфере мирового рынка капитала. Из-за этой разницы в качестве представлений о потребностях мировых потребителей (о структуре, источниках, динамике этих потребностей) прибыли на японский капитал были ниже, чем прибыли на капитал США и других стран, более открытых мировому капиталу. Конечно же «эффект десинхронизации» не был атрибутом только японского капитала. США, Германия, Франция и любая другая страна, из тех, что в эпоху доминирования национальных государств успешно экспортировали свою продукцию на мировой рынок, точно так же, как и Япония, подверглись разрушительному воздействию этого эффекта. Японии, на своём примере, удалось всего лишь чуть более наглядно, чем некоторым другим «развитым» капиталистическим странам, продемонстрировать разрушительность «эффекта десинхронизации». Можно сказать, что в японском капитале этот эффект был несколько более избыточным и несколько более непозволительным с точки зрения космополитической системы координат, объединяющей в единое целое все национальные рынки капитала и труда.
Как указывает в своей книге, написанной в соавторстве с двумя высокопоставленными японскими исследователями, М. Портер, «низкие прибыли на капитал были характерны для Японии потому, что эта страна почти не пользовалась международными рынками капитала. Иностранных инвесторов годами не допускали на японский рынок. Японское правительство не позволяло иностранным компаниям приобретать акции японских корпораций, строить предприятия в Японии или скупать акции японских компаний на открытом рынке. Основными владельцами японских компаний были японские банки, страховые компании и другие отечественные фирмы, которые стремились устанавливать друг с другом стабильные деловые связи и участвовать в акционерном капитале друг друга. В свою очередь, банкам и страховым компаниям не нужно было стремиться получать высокую прибыль на капитал, так как их рынки находились под защитой правительства в лице Министерства финансов. Иностранным финансовым фирмам не разрешалось эффективно конкурировать с японскими банками и другими финансовыми институтами за фонды, а японских инвесторов также ограничивали в том, куда они могли вкладывать свои средства. Даже несмотря на то, что японцы накапливали большие сбережения, эта сложившаяся система приводила к тому, что доход на эти сбережения был очень низким» .
Мировой капитал, прорвавшийся через протекционистские барьеры, установленные японской государственной бюрократией, менял закоснелую систему владения акциями, и через эти изменения трансформировал структуру государственно-корпоративной власти, сложившуюся в Японии под воздействием старых феодальных традиций, освещённых синтоизмом и дзен-буддизмом. Вскоре японскую структуру государственно-корпоративной власти было уже не узнать. «В последние годы, – пишет М. Портер, – даже минимальные требования к корпоративной ответственности, существовавшие ранее, стали снижаться. Престиж и влиятельность бюрократов были разрушены скандалами и возросшим сопротивлением правительственному регулированию» . Взаимоотношения государственного чиновничества и корпоративного менеджмента ещё сохраняли видимость прежнего соподчинения, однако фактически государственное чиновничество стало заниматься обслуживанием интересов распорядителей акционерного капитала (в первую очередь крупного), становящихся, со своей стороны, всё менее и менее ответственными по отношению к самобытной японской нации.
Обслуживание распорядителей акционерного капитала государственными чиновниками происходило под видом заботы об интересах национальной экономики. Государственная забота преподносилась властями как необходимое условие развития национального капитала. По мере увеличения доли участия иностранного капитала в деятельности японских корпораций долго назревавший кризис японской экономики всё больше вырывался наружу, и именно активность государственных чиновников казалась наилучшим методом борьбы с внешними проявлениями кризиса. Акционеры же тем временем приобретали всё более значительное влияние на процессы принятия управленческих решений и требовали от распорядителей акционерного капитала, чтобы доходы корпораций Японии были такими же высокими, как доходы ведущих корпораций Мира. Под нажимом акционеров, требующих увеличения уровня прибыльности, японские корпорации увеличили поток инвестиций в американские, европейские и азиатские рынки.
Японское государство, заинтересованное, как и любое другое национальное государство, в удержании налогоплательщика на своей территории, должно было сделать так, чтобы на мировом рынке позиция японской йены не была слабее, чем позиция международной валюты – доллара США. Сделать это можно было двумя способами:
1) прогнозировать динамику возвышающегося развития потребностей мирового потребителя лучше, чем все прочие производители, и, в исполнение прогноза (как можно более точного, долгосрочного и всеобъемлющего), предлагать для всех и каждой потребительской ценности лучшее соотношение цены и качества;
2) пытаться создать искусственную привлекательность японских производителей в глазах мирового потребителя (в первую очередь той части мирового потребителя, которая считает себя гражданами Японии и платят налоги в японскую казну), увеличивая для этого недостаточно высокие проценты по внутренним (национальным) вкладам за счёт дополнительно напечатанных денег.
Правительство выбрало второй вариант и запустило печатный станок. Чтобы японский акционер не покупал доллары, иностранные облигации государственного займа и акции зарубежных корпораций, японское правительство повышало привлекательность своих внутренних счетов через печатание дополнительных денег. Деньги эти не были обеспечены соответствующими производственными мощностями и реальными прибылями корпораций. Они были «токсичны» для производственных мощностей, потому что искажали и разрушали их структуру, и «пусты» с точки зрения прибылей, потому что не увеличивали совокупную потребительскую ценность.
Если простое население, хранящее свои сбережения на йеновых вкладах японских банков, ещё можно было обмануть, подкладывая на их вклады «пустые» бумажки, то японские корпорации на счёт таких мер обманывались редко и бумажки эти различали легко. Более того, они стали извлекать из этого обмана выгоду для себя. Большинство японских корпораций нашло очень лёгкий способ использования правительственных мер для увеличения своей прибыльности. Под залог своих активов они брали в японском национальном банке долларовый кредит и выводили доллары на ФОРЕКС, где покупали йены по их реальной (более низкой) рыночной стоимости для того, чтобы возвратить часть возросшего таким нехитрым образом количества йен обратно на счета национального банка. Таким несложным образом, из производственной сферы в сферу финансовых спекуляций на кросс-курсе йены к доллару была перенаправлена значительная часть инвестиционного потока.
Корпорации могли использовать и более сложные схемы спекуляций. Можно было включить в схему иностранные займы, можно было наложить схему на цепь «покупка сырья – продажа готовой продукции» и спекулировать на цене одного из её звеньев. Суть от этих усложнений не менялась – так или иначе от спекулятивных финансовых операций компании стали получать доходы более высокие, чем от производственно-предпринимательской деятельности. Практически это стало вторым бизнесом, вызвавшим лихорадочное, невиданное ранее, оживление на рынке кредитных услуг. В условиях конкурентно-ажиотажного развития услуг кредитования процентные ставки на выдаваемый кредит, равно как и требования к заемщикам и залогам, постепенно снижались. В результате в стране образовался необеспеченный банковский кредит гигантского масштаба, а цены на акции компаний стали расти в отрыве от их реальной доходности.
Печатание «токсичных» денег, накачивание ими финансового сектора японской экономики и инъекции национального капитала в «зомби-компании», выдающие своё «трупное» разложение, и своё разлагающее влияние на экономику, за признаки предпринимательской активности, до сегодняшнего дня являются непреодолимым препятствием для достойного вхождения Японии на мировой рынок капитала.
На японском рынке труда происходили столь же глубокие и динамичные изменения. Связаны они были со стремительным развитием информационных технологий и электронных средств связи. Новые инструменты и новые формы синхронизации пространства и времени, используемые при организации взаимодействующих друг с другом работников, навсегда изменили условия работы менеджеров. «Условия работы менеджеров меняются столь кардинально, что традиционные принципы управления оказываются малоэффективными, если вообще не перестают работать. В виртуальных организациях, работники которых связаны между собой средствами телекоммуникаций, многие функции выполняются на условиях аутсорсинга, где основным средством общения между работниками служит электронная почта, а производимая продукция эфемерна, руководители не имеют возможности лично управлять подчиненными, отдавая им приказы и указания» . В известном исследовании Т. Малоуна указывается на один из примеров успешного развития таких виртуальных организаций: «базирующаяся в Гонконге глобальная торговая компания Li & Fung с годовой прибылью 2 млрд дол. уже делает такого рода аутсорсинг с переменной конфигурацией с помощью своей сети из более чем 3000 независимых производителей» .
«В ближайшем будущем – пишет Т. Малоун, обозначая яркие перспективы изменения форм занятости в условиях развития электронных средств коммуникации – подобную организацию труда в более широком масштабе сделает возможной набор общих электронных операционных карт. Будут существовать карты для процессов всех видов: выдачи ссуд, производства одежды, создания веб-сайтов, составления бизнес-планов, издания ежедневных информационных бюллетеней, возможно, даже для проектирования автомобилей. Такие электронные карты будут определять базовые операции (например, проверку кредитоспособности, подтверждение места работы и разрешение на выдачу ссуды) наряду с их обычными разновидностями и основные взаимодействия этих видов деятельности.
Карта будет иметь несколько типовых уровней детализации, с тем, чтобы каждый вовлечённый в данный процесс, независимо от того, отвечает он за целый этап или только за часть этапа, всегда понимал, как его действия вписываются в более крупный процесс. И если на какой-то стадии возникает проблема, исполнитель, точно зная, кто использует результаты его работы, может проконсультироваться с этим лицом в поисках оптимального решения. Часто описание деятельности будет просто формулировать ожидаемый результат каждого этапа, не вдаваясь в способы его получения. Следовательно, выполняющие каждую операцию люди получат большую свободу в том, как им делать свою работу, и смогут на месте приспособиться к возникшей ситуации.
Также – что очень важно – электронные карты будут включать инструменты для поиска людей или автоматических служб для выполнения каждой операции. Например, это могут быть форма заявки для независимых подрядчиков на проведение операции подтверждения места работы клиента, желающего взять ссуду в банке, и сопутствующая ей форма, представляющая рейтинги фрилансеров, уже выполнявших такие задания.
Если вы отвечаете за подобный процесс, вашим главным делом будет не контроль всех его операций и их увязка в целое. Вместо этого вам придется сосредоточиться на целях более высокого уровня:
• определении задач данного процесса;
• привлечении способных людей (в качестве сотрудников либо подрядчиков);
• установке правильных стимулов;
• обеспечении (или помощи в создании) электронных операционных карт или других инфраструктур, необходимых для того, чтобы управлять их взаимодействиями» .
Глубокая трансформация рынка труда, произошедшая вследствие глобализации экономики и институционализации корпоративного управления, и, конечно же, вследствие стремительного развития информационных технологий и электронных средств связи, превратила мобильность в наиболее востребованное качество рабочей силы. Рабочая сила постгосударственной эпохи не только могла, но и должна была гораздо более свободно, чем ранее, перетекать из депрессивных секторов экономики в высокодоходные. С точки зрения возможностей удовлетворения мирового спроса на продукцию японских корпораций, повышение мобильности рабочей силы представляло собой положительное явление, как для отдельных компаний, так и для всей страны в целом. Современная корпорация, основанная на свободном обращении капитала, создала «общекультурные условия, в которых сотрудники получают свободу от всех форм культурной обструкции и их производственный потенциал приобретает неограниченные возможности для развития» . Однако соответствующих структур власти, управленческих форм и технологий, которые бы позволяли предоставленным возможностям реализоваться, в Японии не оказалось. Без соответствующих структур общественного администрирования, без передовых технологий научного менеджмента возможности эти могли обернуться одинаково как благом, так и злом.
Рост числа временных работников в общем количестве работающих и то, что молодые работники всё более настойчиво стали требовать отказа от всяких административных ограничений в вопросах изменения места и времени работы, так или иначе, разрушало прежние основы японского научного менеджмента. Многие крупные предприятия, рассматривая рынок труда в глобальном контексте, стали спекулировать преимуществами местных субсидий и сравнительно низкой стоимостью рабочей силы в отдельных странах. Японские менеджеры стали отказываться от патерналистских обязательств перед рабочими.
Как только блок «социалистических» государств начал разваливаться и влияние большевистской идеологии на лидеров левого движения в «Стране восходящего солнца» ослабло, рухнул один из трёх столпов японского менеджмента – система пожизненного найма. Все вышеописанные инструменты научного менеджмента, использование которых, собственно, и обеспечивало превосходство Японии над всем остальным капиталистическим миром, стали вываливаться из рук японской технократии.
Уже к концу 90-х годов уровень безработицы в Японии превысил 4,5% и сравнялся с уровнем безработицы в США. Япония потерпела сокрушительное поражение от англосаксонского капитализма и стала превращаться в страну, где научный менеджмент, поднятый на ранее невиданную для Запада высоту, стремительно скатывается к своему псевдонаучному уровню; где «фирмы отвергают основы научного менеджмента. Работников в массовом порядке увольняют с предприятий, не предоставляя им возможности переобучения» .
На взгляд «из стана победителей», для выхода из структурного кризиса, приведшего Японию к снижению конкурентоспособности, необходимо как можно скорее уменьшить долю государственного регулирования с целью оживления предпринимательской деятельности. Следует, однако, отметить, что характер влияния японского государства, равно как и характер влияния других, менее масштабных, административно-бюрократических структур, на ту или иную сферу общественной жизни, заметно отличается от того, что наблюдается в целом ряде стран, называемых «несвободными». Свобода предпринимательства ограничивается в Японии не так жёстко как в других авторитарных государствах. Если российский, например, чиновник, образно говоря, любит насмерть и мгновенно душить предпринимателя, посмевшего проникнуться потребностями мирового потребителя, то японский чиновник не может позволить себе такого удовольствия, его удушающее воздействие мягче, чем у большинства его иностранных коллег. Поступать так, как поступают коллеги из «несвободных» стран, японскому чиновнику мешают религиозные предрассудки и влияние общины.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология