Лазуткин А. Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом

ОГЛАВЛЕНИЕ

1.7 Деградация гражданского общества США и зловещее торжество технократического либерализма

Властный государственно-корпоративный симбиоз, сформированный в США, находился под контролем гражданского общества вплоть до развала СССР – до тех пор, пока общественные инициативы граждан США поддерживались прогрессивными силами, верными социалистическим идеалам. После развала «социалистического» блока и окончательной девальвации ценностей, прописанных в «Моральном кодексе строителей коммунизма», общественная критика утратила возможность препятствовать полному растворению американского государства в интересах корпоративных бизнес-сообществ. Традиционный институциональный контроль гражданского общества за деятельностью американских властей не просто сильно ослабел – он себя полностью изжил. По остроумному замечанию Ф. Закария, «силы, направляющие развитие демократии в Америке, подверглись ускоренной эрозии. Им на смену пришли опросы общественного мнения» .
Максимально ускоренными темпами эрозия американского гражданского общества происходила в конце 80-х годов 20 века под аккомпанемент восторженных заявлений о том, что американский вариант корпоративно-буржуазного либерализма не имеет идеологической альтернативы, потому как представляет собой наивысшее достижение, снимающее все прежние противоречия в развитии человечества. «Триумф Запада, западной идеи, – писал Ф. Фукуяма, выступая в ту пору одним из наиболее восторженных апологетов либерализма, – очевиден, прежде всего, потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив... То, чему мы, вероятно, свидетели, – не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления» .
Спустя всего несколько лет стало понятно, что весть Ф. Фукуямы о «конце истории» не имеет оснований для восторгов. Человечество не приняло предложенный американскими идеологами вариант «западной идеи» в качестве ориентира своего развития. Да и сам Запад начал поспешно отказываться от «постисторической» либеральной идеологии, пытаясь выбраться из углубляющегося идеологического кризиса уже без помощи США. Впервые за несколько десятилетий своего идеологического доминирования США оказывались не у дел. Это было вполне закономерным, ведь сросшись с всемирными акционерными банками и транснациональными корпорациями, абстрагировавшись от собственного народа, полностью утратив при этом его доверие, органы государственной власти США вряд ли могли рассчитывать на широкое международное признание своей легитимности. В условиях, когда американский истеблишмент не мог более опереться на авторитет собственного гражданского общества (ставшего пустотелым после развала СССР), мировой общественности становилась всё более очевидной безосновательность претензий США на роль державы-гегемона, способной выступить ориентиром дальнейшего развития буржуазной миросистемы.
К середине 90-х годов опасность идеологического кризиса, в котором оказался предводительствуемый американским истеблишментом западный мир, была вполне осознана и высказывалась многими буржуазными исследователями. «Крах коммунистических режимов, – писал в 1995 году известный американский социолог И. Валлерстайн, – представляет собой не окончательный успех либерализма как идеологии, а решительный подрыв способности либеральной идеологии продолжать играть свою историческую роль» . «После полувека чётких размежеваний и ясности целей, – писал другой известный исследователь, – возник мир, лишенный не только видимой структуры, но и – как, ни зловеще это звучит, – какой-либо логики. Политика, основанная на борьбе блоков, ещё совсем недавно определявшая облик мира, выглядела устрашающе по причине тех ужасных шагов, на которые способны были пойти великие державы. Чем бы ни являлось, то, что пришло ей на смену, оно устрашает отсутствием последовательности и направленности и своей ещё более очевидной неспособностью хоть что-то предпринять: смягчить нищету, прекратить геноцид или остановить насилие» .
Гражданское общество США окончательно превратилось в объект манипулирования со стороны корпоративно-государственной надстройки и утратило значение движущей силы. На сегодняшний день институты политической демократии существуют здесь не потому, что гражданское общество сохраняет остатки своего авторитета, а лишь потому, что группировки правящей корпоративно-государственной элиты не могут пока договориться между собой, вынуждая себя сохранять политические свободы как одно из «грязных», внеэкономических средств обеспечения гарантированных конкурентных преимуществ. Чтобы укрепить свою легитимность в глазах мировой общественности, государственная власть США, сросшаяся с крупным транснациональным капиталом, старается компенсировать последствия, возникшие после того, как «социалистическое мессианство высвободило утопическую нишу» , искусственно реконструируя собственное гражданское общество (вместе с его былым авторитетом, на который можно было бы опереться в проведении экспансионистской политики).
Попытки властей США наполнить пустотелое гражданское общество недостающим морально-идеологическим содержанием, привели к религиозному доктринёрству. Государственное посредничество между корпорациями и гражданским обществом США приобрело религиозный характер, отвечавший тревожным общественным настроениям и укреплявший «американскую идентичность» через административную селекцию соответствующих гражданских запросов. По констатации ведущего американского политолога С. Хантингтона, «всё больше американцев встревожены упадком общества и деградацией морали – и всё больше американцев испытывают потребность в вере, которую не способны утолить секулярные идеологии и институты. Наложение христианского прозелитизма (как на индивидуальном, так и на групповом уровне) на духовные и этические потребности значительного числа американцев превращают религию в ключевой элемент жизненного уклада и восстанавливают христианство в качестве центрального компонента американской идентичности» .
Смешение религии с политикой сделало гражданское общество США ещё более уязвимым для опасных манипуляций со стороны корпоративно-государственных властных инстанций. Опасность таких манипуляций состоит не столько в том, что новые ориентиры социального и нравственного развития устанавливаются на основе мистических предписаний Всевышнего, сколько в том, что эти предписания своевольно трактуются земной властью, истинные намерения которой всё меньше совпадают с истинным Словом Божьим и всё больше растворяются в природе корпораций. Мистика «божественных» предписаний используется для прикрытия общественных и личных пороков, распространяемых государственными властями, ангажированными крупным социально невменяемым акционерным капиталом.
Несмотря на превращение религии в «ключевой элемент жизненного уклада» американцев, инициируемая властями религиозная риторика уже неспособна остановить дезинтеграцию гражданского общества. Протестантские ценности первых переселенцев, некогда надёжно защищающие американскую гражданственность и американскую государственность от личных и общественных пороков, не могут быть реконструированы в административном порядке. В христианских общинах первых переселенцев религия была подкреплена живыми внутриобщинными связями, ориентирующими индивида на сплочённый и самоотверженный труд. Современная же религия, говоря языком советской пропаганды, цинично используется правящим классом США для оправдания эксплуатации и закрепления наиболее выгодного эксплуататорам порядка вещей, и есть не более чем «вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, … дух бездушных порядков» . Для современных американских граждан религия давно утратила прежнюю созидательно-организующую роль, и стала всего лишь «опиумом», употребление которого дополняет частые визиты к адвокатам и психотерапевтам, ордами паразитирующим на больном обществе.
Религия как элемент корпоративно-государственного симбиоза, сформированного в США, укрепляет двойственность в действиях американских политиков – с одной стороны принуждая их декларативно пресекать частое уклонение корпораций от норм протестантской морали в угоду сложившейся в США системы соглядатайства и доносительства, с другой стороны формируя ощущение мессианского предназначения, возникающее из гордости за успехи американских транснациональных корпораций, попирающих эти нормы. Таранная мощь американского корпоративно-государственного симбиоза, прикрываемая религиозной риторикой для камуфляжа его принципиальной безответственности и аморальности, разрушает как традиционную мораль, так и созидательный потенциал традиционных обществ, ориентированных в своём развитии на ценности межпоколенной преемственности и ответственности. Утратившие социальную вменяемость адепты американского государственно-корпоративного менеджмента действуют с рвением крестоносцев, убивающих, насилующих и грабящих еретиков ради достижения нечётких, мистифицированных целей борьбы с мифическим Злом.
На сегодняшний день глобализация в основном воспринимается именно как процесс вестернизации и американизации, которому должны быть противопоставлены религиозные, национальные и почвеннические идентичности. В русле такого восприятия предлагаются разные, в том числе и самые отчаянно-сумасбродные, варианты спасения традиционных общечеловеческих ценностей от американской вульгаризации. Так, например, в учредительной хартии «Международного исламского фронта против евреев и крестоносцев», созданного Усамой Бен Ладеном в феврале 1998 года, «на каждого мусульманина, способного воевать, возлагается индивидуальная обязанность (фард айн) убивать американцев и их союзников, гражданских лиц и военных в любой стране, где это только возможно» .
Предпринимаются и более рассудительные попытки воссоздания системы противостояния власти, образованной из сочленения транснационального капитала с государственным аппаратом США. Так, в начале 90-х годов «на берегах Рейна», где «сохранились крупные семейные состояния, и коллективные управляющие действуют в духе управления большими семейными состояниями» , стала приобретать популярность концепция, которую, по заголовку известной книги М. Альбера, можно назвать концепцией «капитализма против капитализма». Смысл этой концепции состоит в создании положительного имиджа экономики раннего модерна, основанной на созидательном труде, охраняемом системой семейной преемственности и ответственности, в противовес имиджу экономики позднего модерна («постмодерна»), основанной на безответственных спекулятивных играх, не связанных с ранее приобретенным трудовым опытом.
То, ради чего американский государственно-корпоративный менеджмент ведёт неустанную борьбу, и чему значительная часть капиталистического мира пытается противопоставить свой особый капитализм, часто связывают с понятием «информационная» («виртуальная», «постиндустриальная») экономика. Природа информационной экономики, отчуждённая от созидательного труда, как и природа американской власти, отчуждённая от живой, основанной на личной зависимости, демократии, подпитывается постоянной ложью и махинациями распорядителей крупного акционерного капитала. «Когда нам говорят, – пишет видный отечественный исследователь-глобалист А.С. Панарин, – о новой «информационной» экономике, где прибыль получается в результате игр с валютными курсами и других спекулятивно-перераспределительных махинаций, мы вправе спросить, какова природа этой информации. Это не информация, открывающая человечеству то, чего оно до сих пор не знало и что отныне становится его вечным достоянием, входит в копилку вселенского знания. Напротив, речь идёт о манипулировании, о знании, создающем ложные ожидания. … Мы могли бы довольствоваться нейтральными констатациями, если бы валютные спекулянты, получив астрономические суммы, оставили их в виртуальном мире. Но всё дело именно в том, что деньги, полученные в виртуальной экономике, затем отовариваются в реальной, требующей труда и пота сотен миллионов людей, остающихся ни с чем» .
Характеризуя американский капитализм как «капитализм без собственников», в котором акционеры – по сути, биржевые спекулянты, легко покупающие и продающие акции на фондовом рынке, не имея устойчивой связи с предприятием , М. Альбер предлагает противопоставить ему «рейнский» капитализм, в котором «предприятия обычно ищут финансирования не на бирже и не у общественности, а у своих банкиров» . Если в американском («англо-саксонском») капитализме «акционеры в подавляющем большинстве случаев никогда не были на акционерном предприятии и не имеют чёткого представления о специфике его деятельности и насущных проблемах (быть «совладельцами» предприятия они могут несколько дней, часов или даже минут)» , то при рейнском капитализме «замещающие рынки немецкие банки устанавливают со своей клиентурой прочные и привилегированные отношения, отмеченные духом взаимной помощи» .
По основной мысли автора популярной книги «Капитализм против капитализма», «чтобы направить капитализм на путь экономического развития нужно установить в стране минимум порядка, т.е. создать эффективное и некоррумпированное Государство» . Личные связи с банками, действующими под юрисдикцией германского государства (априори якобы «эффективного и некоррумпированого»), являются, по убеждению М. Альбера, основой замкнутого в финансовом отношении, а потому стабильного «развития, рассчитанного на долгий срок» .
Идея полной или частичной хозяйственной изоляции от мирового фондового рынка через укрепление личных связей и зависимостей находит много сторонников не только в Европе. У многих есть соблазн вернуться к старым, патриархально-общинным отношениям, но такой возврат был бы ошибкой, которую лучше не совершать. Общества, основанные на личных связях, навсегда остались в доиндустриальной и раннеиндустриальной эпохах. Вернуться к ним невозможно настолько же, насколько невозможно остановить или повернуть вспять научно-технический прогресс. В этом отношении уместно сослаться на слова оппонентов концепции «капитализма против капитализма» Л. Зингалеса и Р. Раджана о том, что «самой серьёзной опасностью для рыночной демократии сегодня является не скатывание в социализм (социализм государственного образца – А.Л.), но возврат к системе, основанной на личных связях, подавляющей конкуренцию под предлогом снижения риска» .
Попытки отгородиться от американизированной власти транснационального капитала в бастионах, сцементированных личными связями и зависимостями, по своим возможным последствиям не менее опасны, чем, например, попытки организовать против США религиозный джихад. Такие попытки могут лишь усугубить основное противоречие государственно-монополистического капитализма, наиболее ярко проявляющееся в экспансионизме США, и прежде чем их предпринимать, следует представлять себе картину современного мира. По сути, современный мир представляет собой картину того, каким образом акционерный капитал, которому в своё время на территории США были созданы максимально благоприятные условия для свободного развития, задаёт развитию всего остального акционерного капитала соответствующие государственные рамки, следя за тем, чтобы эти рамки как можно больше походили на «прокрустово ложе», ломающее «кости» капиталу, находящемуся вне юрисдикции США. Попросту говоря, транснациональным банкам и корпорациям, действующим под эгидой США, выгодно, когда «прокрустово ложе» Российского государства направляет акционерный капитал на хищническую эксплуатацию природных ресурсов, а «прокрустово ложе» Китайского, например, государства обеспечивает сохранение огромного рынка дешёвой и бесправной рабочей силы.
Как бы ни был велик соблазн усилить репрессивные функции государства в ответ на социально невменяемое господство всемирных акционерных банков и транснациональных корпораций, нужно отдавать себе отчёт в том, что государство – отживший институт, и функции его – во многом просто иллюзия, поддерживаемая финансово-промышленными «королями» для сохранения за собой права на бесконтрольное управление глобальными потоками акционерного капитала. Нужно понимать, что никому, кроме безответственных распорядителей крупного акционерного капитала, невыгодно наделять отмирающий институт национального государства сакрально-спасительным смыслом, затрачивая колоссальные общественные ресурсы на поддержание псевдоконтролирующих, паразитических функций государственной бюрократии.
«Мировая система просто является слишком масштабной для того чтобы её можно было контролировать «по-старому». Кто-то ещё надеется, что национальные суверенитеты государств, обеспеченные националистической идеологией своих граждан, будут последней преградой на пути всеподавляющего катка. За такими надеждами стоит просто непонимание того, что есть государство. Оно есть, прежде всего, коллегия клерков, обеспечивающих свои узкокорпоративные интересы за счёт процедурного контроля над всем, что происходит во вверенной, а точнее, оккупированной ими территории. Государство есть бюрократический аппарат и ничто иное. Этот аппарат паразитирует на всём – от воспитания детей в яслях до полётов в космос. В конечном счёте, государство паразитирует на теле самой Истории. Было бы крайней иллюзией полагать, что под прессом международной бюрократии их младшие «национальные» сородичи дадут смертельный бой во имя своего суверенитета» .
Если источник коллизий и противоречий капитализма заключён в отсутствии эффективного механизма ответственности и преемственности внутри самой системы корпоративного управления, то не нужно стараться перекрыть его усилением государственного вмешательства в экономику. Никогда не следует забывать о том, насколько регулярно современные лидеры наций приходят к власти с помощью искусственной популярности и всегда надо отдавать себе отчёт в том, что граждане любого современного государства отчуждены от государственных властей ничуть не меньше, чем работники современных корпораций от корпоративного руководства.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология