Вирилио П. Информационная бомба. Стратегия обмана

ОГЛАВЛЕНИЕ

VIII

Вследствие жалобы на сексуальное притеснение от группы феминисток,
афиша, расхваливающая
58
известную марку шоколада, была мгновенно изъята, а рекламодатель принес
публичные извинения.
На этой афише была изображена чернокожая супермодель Тайра Бэнкс, на
обнаженном теле которой расползались белые пятна -- крема, конечно? И рядом
-- большие буквы: "Не говорите "нет", все равно услышат "да". Лигу защиты от
сексуального насилия возмутило не столько изображение замаранного женского
тела, сколько сопровождающий его комментарий: "нет", услышанное как "да".
Метафора голоса, который пытаются заглушить.
Однако это явление присуще коммуникации и в масс-медиа и, в
особенности, на телевидении воспроизводится каждый день: редактор запускает
в сводке новостей кадры насилия, секса, крови... а комментатор в это же
время вынужден употреблять вычищенный язык, для того, чтобы не задеть, но и
не пропустить какую-либо группу населения, какую-либо общность
(экономическую, расовую, сексуальную и т. д.) и сохранить постоянный процент
телезрителей.
В прямом включении (live) (в реальном или слегка искаженном времени)
журналисты уже не могут корректировать это внутреннее противоречие, так как
привычные технические помехи трансляции сочетаются теперь с опасностями
непосредственного комментария. Отныне они находятся на границе сообщения и
картинки, заключены между soft (политически корректным) языком и hard
(визуально некорректными) образами "see it now" телевещания.
Так возникает дилемма языка, ставшего мешающим и смешанным с другими
категориями репрезентации. Так, например, когда у известного кутюрье недавно
спросили, почему в популярной рекламе актрисы и кинозвезды уступили место
топ-моделям, он лишь отметил: "Потому что они не разговаривают!". Для
международного модельного бизнеса дилемма общения с помощью образа и речи
разрешилась простым исключением речи.
59
Можно ли теперь удивляться новым визуальным тенденциям высокой моды,
ставшей вавилонской, и дефиле, где, как нам говорится, кутюрье отваживаются
на все перед камерами целого мира, как эти английские rude boys, принимающие
на некоторое время руководство старыми домами моды в Париже, такими, как
Диор или Живанши. Один из них, к тому же, -- создатель коллекции под
названием "Изнасилование в Хайленде", где женская верхняя и нижняя одежда
разорваны и запачканы кроваво-красными пятнами....
В начале этого века романист Поль Моран сказал: "Поспешность,
оскорбляющая два движения нежности, оказывается для них смертельной"....
Насилие, становящееся привычным, не есть ли оно непризнанный продукт
технологической срочности?
С июля 1962 года, года удачного запуска спутника "Телстар" компании
American Telephone & Telegraph, впервые обеспечившего прямую телевизионную
связь между Соединенными Штатами и Европой, и до повсеместных мультимедиа
наших дней мир скоро осуществил переход из состояния "hear it now" к
окончательному "see it now". С тех пор, хотим мы этого или нет, любое
межличностное отношение, всякая попытка коммуникации, любая мыслительная
операция подсознательно подвергают нас несанкционированному насилию
всеобщего оптического шока. Революционная эстетика воспринятого в реальном
времени [hard) образа вскоре вызовет снятие еще существующих моральных
запретов на порнографию и непристойные сцены на экранах. Исчезновение
запретов объясняет также расширение рынка этой продукции в локальных сетях и
в Интернете.
Вынужденные хранить молчание топ-модели перестают быть
соблазнительными. Их тела не только разоблачены -- они без единого слова
подвергаются лабораторным испытаниям: от пластической хирургии до введения
тестостерона...
Не надо заблуждаться: если они и определяют моду, то это уже не мода на
одежду, -- топ-модели
60
являются мутантами, предвещающими неслыханное событие: Преждевременную
смерть всякого живого языка.
Нынешняя электронная Вавилонская башня должна разрушиться не из-за
множества языков, а вследствие их исчезновения. Речь уже не идет о том,
чтобы изъясняться, писать и думать на стандартном псевдоанглийском, как это
делают североамериканцы, но о том, чтобы делать все это одновременно и как
можно быстрее.
"Brevity is the soul of e-mail"i -- провозгласил перед интернавтами
Николас Негропонте в "Being Digital". Что и подтвердил миллионер Джордж
Сорос: "Я способен свести самую сложную ситуацию к самому простому
выражению".
Технологическое ускорение проявилось в переходе от написания к
говорению: от письма и книги -- к телефону и радио; логично, что сейчас
слова уступают место непосредственности картинки в реальном времени.
Неграмотность и малограмотность предвещают наступление эпохи молчащих
микрофонов и немых телефонов. Это произойдет не из-за технической поломки,
но из-за нехватки общительности; скоро нам уже нечего будет сказать друг
другу и у нас не будет времени это делать, потому что мы разучимся слушать
или говорить, как сейчас мы уже не в состоянии хорошо писать, несмотря на
революционное изобретение факса, который был призван, так сказать, возродить
эпистолярный жанр.
После быстрого растворения множества родо-племенных диалектов в
академическом языке развитых наций, сейчас уже забытом в угоду всеобщему
словарю e-mail, жизнь планеты становится все более похожей на историю без
слов, немое кино, роман без автора, комиксы без реплик...
Распространение насилия ускорения несет в себе страдания без жалоб,
ужас без крика и того, кто его услышал бы, тревоги без молитв и даже без
размышлений!

61
Это предчувствовал Каспар Давид Фридрих: "Народы лишатся голоса. Им не
будет позволено осознавать и чтить самих себя".
"Политика -- это спектакль, который зачастую исполняется на эшафоте",
-- примерно так говорил Томас Мор, подтвердивший, на свое несчастье, это
личным опытом.
Сейчас экран замещает эшафот, на котором, согласно автору "Утопии",
когда-то казнили политиков. По существу, дилемма коммуникации стала самой
серьезной угрозой, нависшей над нашими старыми демократиями, недаром
называющимися представительскими. Главным искусством в политике демократий
было красноречие, которое завоевывало голоса и одобрение.
Наши государственные мужи были людьми форума, трибуны, собрания. Их
речь могла продолжаться в течение трех-четырех часов. Они были адвокатами,
публицистами, журналистами, писателями, поэтами...
Сегодня мы можем задать себе один простой вопрос: как выглядели бы
сейчас великие исторические трибуны, такие, как Клемансо или Черчилль, в
телевизионных передачах, типа "Шоу двойников", заполняющих жестикулирующими
и идиотствующими политическими клонами экраны во всех демократиях мира?
После подобной телевизионной прокачки обладали бы эти государственные
чиновники харизмой, делающей возможной мобилизацию населения и спасение
демократии от окончательного исчезновения? С полным правом в этом можно
усомниться. Если задуматься о будущем представительской демократии, то будет
ясно, что большинство крупных партий уже мечтают о настолько soft, настолько
молчаливом и soap избирателе, что из него невозможно сделать даже нелепую
марионетку, извлечь хотя бы какое-либо идиотское решение.
И в этом Соединенные Штаты преуспели: в 1960 году Джон Фитцджеральд
Кеннеди -- бога-
62
тый, молодой, загорелый и непринужденный, как Великий Гэтсби, --
выиграл президентскую гонку благодаря тому, что в прямом эфире предстал
перед восьмьюдесятью пятью миллионами телезрителей обоего пола рядом с
физически менее привлекательным Ричардом Никсоном.
Рейган, первый любовник кинематографа, на склоне лет был весьма
импозантен и его жена, Нэнси, обладала безукоризненной фигурой. Картер,
добрый малый, много занимался джоггингом и к тому же был обезоруживающе
похож на Мики Руни, одного из корифеев великого Голливуда.
Буш был приятен и очень soap. Напротив, его физически крепкой, как
энергичная мать семейства, супруге приходилось извиняться перед целым миром,
подсмеиваясь над своей внешностью.
Клинтона в первый раз избрали потому, что он напоминал Кеннеди и
потому, что его жена Хилари перенесла в свое время множество пластических
операций. Потом популярные средства информации принялись за их дочь,
подростка тринадцати лет, милого, но физически не очень привлекательного. Ей
пришлось изменить свой имидж, чтобы отец смог одержать победу на
президентских выборах 1996 года. Можно продолжать подобные примеры,
поскольку количество политических супермоделей в мире за последние годы
только возросло.
Впрочем, уже Никсон в начале 70-х годов понимал, что внутренняя жизнь
великих держав уже не испытывает необходимости в могущественном президенте.
Сразу после своего избрания президент и представители нации сразу
перестают к ней обращаться. Они лишь дрейфуют в общем потоке негласной
революции средств коммуникации.
Итак, teamii, выдвинувшая Клинтона на последних выборах, заставила его
говорить так быстро, как только возможно. Подчиняясь жестким правилам
телевидения, он должен был сказать все по данному вопросу менее, чем за
девяносто
63
секунд. Чтобы после своего избрания уже ничего не говорить об этом!
Кто место свое покидает, тот его теряет. За короткий срок на наших
экранах появились новые политические мутанты: Беньямин Нетаньяху, Йьорг
Хайдер, Тони Блэр и т. д. Эти персонажи не только обладают пристойным
физическим обличьем -- они также понимают, что в мире полной глобализации
уже, по сути дела, не существует "правого" и "левого", что после разрушения
Берлинской стены эти понятия потеряли буквальный смысл. Остается лишь
дилемма средств коммуникации, конфликт между soft (речью) и hard (образом).
В отличие от дискурса представителей традиционных партий, полных
политических банкротов, дискурс новых политических топ-моделей будет hard и
убедительным.
Если руководители старого толка для того, чтобы понравиться
корректировали свою внешность: танцевали, занимались джоггингом и т. д., то
новые топ-модели тоже делают это, но, кроме этого, в атмосфере великого
политического и социального безмолвия народов, предоставленных самим себе по
воле их собственных руководителей, они еще и говорят, и их речь обращена не
к некоторому коллективному бессознательному, но к новому состоянию сознания,
предполагающему ежесекундное непосредственное насилие всеобщих коммуникаций.
За собирающей и сближающей речью следует разделяющий, исключающий,
разъединяющий дискурс -- ответный удар и последействие, присущие, по
определению, технологиям ускорения; насилие масс-медиа, доктрину которых
долгое время составляли терроризм и реклама.
Отныне, хоть вы и скажете "нет", его услышат как "да".
64