Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли. Политическая мысль в России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Михайловский Николай Константинович

(1842—1904) — философ, социолог, литературный критик, публицист, идеолог позднего народничества. Родился в семье чиновника из дворян. Учился в Петербургском институте горных инженеров, из которого был исключен за участие в студенческих волнениях в 1863 г. Литературную деятельность начал в журнале “Рассвет”. Сотрудничал в “Книжном вестнике”, “Современном обозрении”. Привлечение его Н. А. Некрасовым к работе в “Отечественных записках” (1868 г.) стало поворотным пунктом в его публицистической деятельности. С 1877 г.— один из редакторов “Отечественных записок”. В конце 70-х гг. сблизился с народовольцами, сотрудничал в их печатном органе “Народная воля”. В 1888 г. участвовал в нелегальном журнале “Самоуправление”. Являлся одним из инициаторов партии “Народное право”, редактировал ее программу. После закрытия “Отечественных записок” в 1884 г. сотрудничал в “Северном вестнике”, “Русской мысли”, “Русских ведомостях”. С 1892 г. стал во главе журнала “Русское богатство”. В воззрениях Михайловского равнозначны нравственное, социально-политическое мировоззрение и социологическая доктрина. Его взгляды складывались в духовной атмосфере 60-х гг. под влиянием идей А. И. Герцена, П. Л. Лаврова, Ж. Прудона. Сам он считал себя продолжателем и последователем идей Н. Г. Чернышевского. Свободу личности, признание ее интересов характеризовал как высший критерий и смысл социального развития. В своих политических убеждениях Михайловский опирался на формулу прогресса как теоретическое основание идеи о руководящей роли интеллигенции в истории и революционном преобразовании общества. Он стал последовательным противником революционного насилия как средства разрешения социального вопроса. Социалисты-революционеры считают Михайловского одним из основателей их партии. Михайловский высказывался за союз народовольцев и либералов, за социалистическое преобразование существующего общественного порядка в России, за закрепление крестьянского общинного строя и передачу всей земли в распоряжение земледельческих общин. (Тексты подобраны Е. Л. Петренко.)

ИЗ “ПОЛИТИЧЕСКИХ ПИСЕМ СОЦИАЛИСТА”

Письмо второе

(...) [Европейский революционер] решительный или нерешительный в жизни, он тверд в мысли о безусловной правоте своего дела. Русский же революционер, пройдя с невероятным самоотвержением весь крестный путь лишений, оскорблений, страданий, на который обречен свободный человек в России, может накануне повешения призадуматься: имею ли я право, хотя бы в предсмертных судорогах, висеть на этом куске дерева, составляющего народное достояние? Не ограбил ли я народ на это сосновое бревно с перекладиной и на ту долю труда, которая в него положена?

Я далек от намерения представлять в смешном виде характерную симпатичную черту русской революции. Напротив, я думал о ней с глубоким умилением. Она свидетельствует о такой глубокой чистоте, перед которой меркнут все уличения в безнравственности. (...) Теперь я хочу обратить ваше внимание на некоторые прискорбные последствия характерного раздумья русской революции.

Имею ли я право что-нибудь знать, когда народ пресмыкается в мраке невежества? Имею ли я право кричать от боли, отдавать наносимые мне удары, желать себе простора, когда побои терпит и народ? Мне часто случалось улавливать эти и подобные вопросы не только в мыслях, но и в словах, даже в действиях русских революционеров. Святые вопросы!

Но при данных обстоятельствах они обращаются на практике в источник противоречий, недоразумений, нерешительности, потери времени и сил. Мучительные вопросы, как говорят французы, вставляют палки в колеса, мешают отдаться призыву жизни и свободы, мешают, наконец, даже назвать настоящим именем собственную деятельность и вести ее твердо, сознательно, систематично. Я живо помню свои разговоры с революционерами по поводу политических убийств, разговоры, основание которых европейский революционер-социалист даже понять не может... Чего доброго, систематическая политическая борьба, опирающаяся на тот или другой общественный элемент или даже на все недовольные элементы, поведет к политическому перевороту, к “конституции!” Вот “жупел”, от которого бежит русский революционер!

Я вижу тебя, моя несчастная родина! Белая пелена снега лежит на твоих полях и лугах. Лед сковал твои реки, пруды и озера. Еловые ветви гнутся под тяжестью снежной седины. Каждая береза обвита белым саваном. Глухо. Мертво...Но вот начинает теплиться жизнь. Это — русская революция. Ярче, ярче разгорается ее благодатный огонь, кругом оттаивает саван снега и...обман! Эти люди умеют умирать и не хотят жить.

Они говорят, что не имеют права жить, потому что, завоевывая себе жизнь путем систематической политической борьбы, они должны будут подать руку либералам и помочь им наложить новое ярмо на народ. Они не видят, что сила обстоятельств все равно роковым образом влечет их к политической борьбе и что вопрос только в том, вести ли ее урывками, без системы, лично за себя и для себя, или за всю родину и для всей родины. (...)

Союз с либералами тоже не страшен, если вы вступите в него честно и без лицемерия объявите им свой святой девиз: “Земля и Воля”. Они к вам пристанут, а не вы к ним. В практической борьбе безумно не пользоваться выгодами союзов, хотя бы случайных и временных. И признаюсь вам: я думаю, что многие либералы гораздо к вам ближе, чем вам кажется. Они были бы еще ближе, если бы ясно понимали особенности условий русской жизни. Меня спрашивают: как может быть положен или не положен. в основу грядущей русской конституции циркуляр Макова, вовсе не затрагивающий вопроса о политических формах? Отвечаю: косвенно он может быть положен или не положен в основу конституции организацией избирательного права, непосредственно же он может быть навеки изгнан, чтобы и память о нем погибла, “аки Обры, их же несть племени, ни наследка”, установлением основного государственного закона вроде американского Homestead Law*, только в более определенной, последовательной форме. Америка, страна колоссальной наживы, не убоялась ввести у себя, хотя отчасти, принцип принадлежности земли земледельцу. Тем легче будет утвердить этот принцип у нас, где он и без того живет не только в душе народа, но и в сознании каждого порядочного интеллигентного человека... Неужели же наша интеллигенция упустит этот единственный исторический момент и призовет на себя печать Каина, который убил своего родного брата, но и сам изныл от позора? Я убежден, что словами “Земля и Воля” исчерпывается для нашей интеллигенции единственно возможная программа и что вне ее интеллигенция осуждена на роль вечного политического недоноска. C'est la fatalite**.

Печатается по: Михайловский Н. К. Поли. собр. соч. Т. 10. СПб., 1913. С. 34—35.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Homestead Law (англ.) — земельный кодекс,— Сост.

** C'est la fatalite (фр.) — это рок.— Сост.

ЗАКРЫТИЕ “ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ЗАПИСОК”

(...) Уже много лет правительство держит петлю на шее русского общества и все туже ее затягивает. Много лет ссылка, тюрьма, каторга, виселица поглощают все новые и новые жертвы. Чего же достигла напрягшая все силы и, по-видимому, торжествующая реакция... Все чрезвычайные правительственные меры не только не в состоянии прекратить революционное течение, но даже держать его на том же уровне. (...)

Глупцы, холопы и лжецы толкуют об...государственном социализме, который избороздит нашу голодную родину молочными реками с кисельными берегами. Правительство благосклонно слушает эту сказку. Но, отстаивая свое место в государстве, администрация знает только одно: гнать всякую критику, всякий свободный голос. Во всем остальном она не делает ни одного какого бы то ни было определенного шага. Правительство хорошо знает, что оно изолгалось, что с каждым днем падает его кредит на бирже и в дипломатии, внутри и вне России, в народной массе и в образованной среде. В сообщении, объявляющем о закрытии “Отеч. Зап.”, четыре подписавшие его министра не решаются говорить от собственного имени о революционном влиянии легальной литературы. Они знают, что никто не поверит либеральному долготерпению, с которым они будто бы присутствовали при разгуле русской печати. (...)

Таковы выводы, сами собой вытекающие из правительственного сообщения... Пока упрямая, тупая и своекорыстная администрация не потеснится для предоставления законного места свободным представителям страны, до тех пор русское правительство будет падать все ниже и, наконец, падет. Мы ждем этого часа со спокойствием людей, сознающих, что они плывут по течению, с презрением к тем, кто хочет задержать историческую необходимость...(...)

Печатается по: Михайловский Н. К. Поли. собр. соч. Т. 10. СПб.. 1913. С. 46—48.

ЗАМЕТКА О ПАТРИОТИЗМЕ *

Патриотизм является в одно и то же время и совместимым, и несовместимым с гуманитарными чувствами, которые, хотя бы и медленно, все больше распространяются в цивилизованном мире. В самом деле, ответ зависит от того, как понимать патриотизм, так как разные люди смотрят на него различно. Патриотизм, т. е. любовь к отечеству, родине, может заключаться в стремлении доставить торжество в своей стране гуманитарному идеалу. Однако есть люди, которые считают себя патриотами потому, что хотят сохранить все предрассудки своей среды. Существует патриотизм естественный, патриотизм угнетаемых народностей, ищущих свободы. Существует патриотизм, свойственный государству, которое, мечтая о расширении своих границ, подавляет свободу уже подчиненных народностей.

И все это не позволяет предвидеть в ближайшем будущем царства всеобщего мира. (...)

Еще недавно мыслители вроде Спенсера думали, что промышленная деятельность, по самому существу своему мирная, положит конец войне. Это — ошибка. Развитие капиталистической промышленности вызвало поиски новых -рынков и страстную борьбу из-за них. Кровь опять изобильно проливается, и прогресс международной ненависти идет параллельно развитию мирных идей.

* Январь 1904 г.

Поэтому только полная ликвидация современной общественной организации может положить конец этому ужасному положению. (...)

Печатается по: Михайловский Н. К. Поли. собр. соч. Т. 10. СПб., 1913. С. 63—64.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Михайловский Н. К. Последние сочинения. Т. 1 —2. СПб., 1905; Он же. Поли. собр. соч. Т. 1—8, 10. СПб., 1906—1914. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология