Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли

ОГЛАВЛЕНИЕ

Пуланзас Никос

(1936—1979)—известный философ, социолог, общественный деятель Франции и Греции. Родился в Афинах в семье профессора. Со студенческих лет увлекался философскими проблемами социализма, марксизмом. Участвовала молодежном социалистическом движении, подвергался репрессиям. В 1960 г. уехал в Мюнхен, затем в Париж, где в 1964 г. защитил докторскую диссертацию “Природа вещей и закон”, представлявшую собой интересную попытку синтеза экзистенциализма, феноменологии и марксизма. Преподавал философию права и социологию в университетах Пантеон-Сорбонна и Париж-III, в Высшей школе общественных наук. В 1968 г. опубликовал книгу “Политическая власть и социальные классы капиталистического государства”, принесшую ему широкую известность и переведенную на многие языки мира. Получил признание как теоретик, критиковавший и тоталитарное государство Востока, и “авторитарный этатизм” западных стран. Разрабатывая проблематику классов и классовой борьбы, постепенно отходил от ортодоксального марксизма и эволюционировал к левому еврокоммунизму. Был близок с “властителями дум” послевоенной Франции — Ж.-П. Сартром и С. де Бовуар. Активно способствуя развитию структуралистского подхода к политическому анализу, стремился к созданию собственной оригинальной версии марксизма. Был членом антисталинистского крыла Коммунистической партии Греции, принимал участие в борьбе против греческой военной хунты (1967—1974). Вся жизнь и творчество Пуланзаса были посвящены обновлению теоретических основ левого движения, поиску демократического пути к “другому” социализму. Политическим завещанием философа стали слова: “Или социализм будет демократическим, или его не будет совсем”. (Текст подобран и переведен с французского Е. Г. Морозовой.)

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ И СОЦИАЛЬНЫЕ КЛАССЫ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ГОСУДАРСТВА

[...] Мы располагаем достаточным числом данных для того, чтобы попытаться воссоздать понятие “политическое” у Маркса, Энгельса и Ленина и его связь с проблематикой государства. Необходимо, однако, сделать два предварительных замечания.

1. В этой главе мы попытаемся поставить проблемы общей марксистской теории государства и политической борьбы классов. Эта глава, касающаяся главным образом общей проблемы государства, структурно предшествует главе об общественных классах и классовой борьбе. И не случайно: дело, конечно, не в том, что, повинуясь логике, можно приниматься за изучение государства, абстрагируясь от вопросов классовой борьбы, или что подобный порядок изложения согласуется с теми взглядами, согласно которым государство возникло еще до деления общества на классы; дело в том, что общественные классы представляют собой — позже увидим, в каком именно смысле,— результат функционирования некоторых структурных уровней, в число которых входит и государство .

2. Будет проведено различие между государственной политико-правовой надстройкой, что: можно обозначить как сферу политического, и политической практикой классов — политической классовой борьбой, что можно определить как политику. Нужно иметь в виду, что это различие будет прояснено в следующей главе, посвященной общественным классам, в которой мы сможет обосновать различие и связь между структурами, с одной стороны, и классовой практикой, даже ареной классовой борьбы — с другой. Проблема политического и политики у Маркса, Энгельса и Ленина связана с проблемой истории.

Марксистская позиция по этому вопросу определяется двумя фундаментальными положениями Маркса и Энгельса из “Коммунистического манифеста”: а) “Всякая классовая борьба есть борьба политическая” и б) “Классовая борьба есть движущая сила истории”. Совершенно очевидно, что при первом прочтении можно историцистски истолковать связь между этими двумя полномочиями. Такое прочтение предполагает в конечном счете гегелевский тип “всеобщности” и “истории” ; во-первых, речь идет о простом и круговом типах всеобщности, состоящей из равнозначных элементов и радикальным образом отличающейся от сложной структуры с доминантой, характерной для марксистского типа всеобщности.

Во-вторых, речь идет о линейном типе историцизма, эволюция которого отныне и впредь составляет основу самого этого понятия, а исторический процесс отождествляется с результатом саморазвития Идеи. В этой “всеобщности” специфика интересующих нас различных элементов сведена к тому принципу простого единства, коим является Понятие, объективацию которого они и составляют; история сводится к простому становлению, принципом развития которого является “диалектический” переход от сущности к существованию понятия. Можно и в самом деле историцистски интерпретировать процитированные марксистские положения. Но каков будет результат? Будут ли тогда включены в сферу политического не особый структурный уровень и специфическая практика, но в целом “динамически-диахронический” аспект любого элемента, принадлежащего к любому уровню структур или практики общественной формации? Поскольку марксизм является для историцизма наукой, сформировавшей проблему становления в целом, а политика — движущей силой истории, то марксизм в конечном счете может быть представлен как наука о политике, более того, “наука о революции”, отождествляемая с этим простым однолинейным становлением.

Из этого следует: а) отождествление политики и истории; б) то, что можно обозначить как сверхполитизацию различных уровней структур и социальной практики, специфика, относительная самостоятельность и эффективность которых были бы сведены к их динамически-исторически-политическому аспекту. В этом случае политическое предстало бы центром или простым общим знаменателем и для их единства всеобщности, и для их развития: особо впечатляющим примером такого результата является пресловутая сверхполитизированность теоретического уровня, приведшая к схеме “буржуазная наука — пролетарская наука”; в) отказ от всякой специфики политического, его дробление на неразличимые элементы, что нарушило бы равновесное соотношение сил в формации. Эти следствия оборачиваются тем, что становится излишним теоретическое изучение структур политического и политической практики, а это приводит к идеологическому инварианту волюнтаризма-экономизма, различным формам ревизионизма, реформизма, стихийности и т. д.

Короче, историческая трактовка марксизма отводит политическому точно такую же роль, какую Гегель отводит Понятию. Я не буду здесь рассматривать те конкретные формы, которые приобретает данная проблематика. Приведу лишь две цитаты, дабы обозначить проблему.

Одна из цитат принадлежит Грамши, чей всегда ценный политический анализ часто затемнен историцизмом Кроче*1* иЛабриолы*2*. Эта цитата иллюстрирует отмеченные выше моменты: “Вопрос, который прежде всего нужно поставить и разрешить в исследовании о Макиавелли,—это вопрос о политике как самостоятельной науке, т.е. о месте, которое политическая наука занимает или должна занимать в систематизированном (цельном и последовательном) мировоззрении, в философии практики.

В этом смысле действительный успех, достигнутый Кроче в работах о Макиавелли и о политической науке, заключается главным образом... в развенчании ряда фальшивых, надуманных или неверно поставленных проблем. Кроче исходит из. своего принципа различия отдельных стадий в развитии духа и из признания стадии практики, стадии практического духа, который является самостоятельным и независимым, несмотря на то что он связан циклически с Действительностью во всей ее совокупности через диалектику различий. В философии практики принцип различия будет применен, конечно, не к ступеням Абсолютного духа, а к ступеням надстройки, и поэтому речь будет идти об установлении диалектической позиции для политической деятельности (и соответствующей ей науки) как определенной ступени надстройки: можно будет сказать в порядке предварительного замечания на подступах к разрешению вопроса, что именно политическая деятельность является первой ступенью [...] той ступенью, на которой надстройка находится еще в непосредственной фазе чистого, свободного утверждения — первоначального и неотчетливого.

В каком смысле можно отождествлять политику и историю и, следовательно, бытие и политику? Каким образом в силу этого всю систему надстроек можно рассматривать как систему различий политики и, следовательно, как можно оправдать введение концепции различия в философию практики? Можно ли говорить о диалектике различий и как может быть понята концепция круга между ступенями надстройки? С этим вопросом надо связать концепцию “исторического блока”, т. е. концепцию единства между природой и духом (экономический базис и надстройка), единства противоречий и различий (...) . ( Грамши А. Тюремные тетради//Избранные произведения. В 3 т. Т. 3. M., 1959. С. 121—122 ) Мы видим, как в этих словах Грамши уже проглядывают упомянутые влияния историцизма, ведущие, как и в случае с теоретическим левачеством 20-х годов, представленным Лукачем, Коршем и др., к волюнтаристской сверхполитизации: последняя составляет пару экономизму в рамках одной и той же проблематики.

Вторую цитату я заимствую у Т. Парсонса, мэтра “функционалистского” направления в современной социологии — направления, о котором мы еще поговорим подробно, ибо, отмеченное историцизмом М..Вебера, оно доминирует в анализе, осуществляемом современной политической наукой: поразительный факт — именно в силу общности своих теоретических принципов с марксистским историцизмом это направление приводит к аналогичным результатам в том, что касается политического и политики: “(...) невозможно приступать к изучению политики, опираясь на зарезервированную за ней теоретическую концепцию, по той простой причине, что политика является центром интеграции всех подлежащих анализу элементов социальной системы и не может рассматриваться в качестве одной из ее составляющих” . (Parsons T. The Social System. Jlencoe, 1951. P. 126)

Далее мы увидим, что в эпистемологическом плане функционализм действительно является прямым продолжением общей историцистской концепции: четко прослеживается следующая за этим редукция политического, которое становится простым принципом социальной общности, принципом ее развития в синхронически-диахронической перспективе, характерной для функционализма. Антиисторицистская трактовка исконно марксистской проблематики предполагает рассмотрение политического в структуре общественной формации в качестве, с одной стороны, ее специфического уровня, с другой — уровня узлового, где отражаются и сосредоточиваются противоречия формации; это необходимо для того, чтобы точнее понять антиисторицистский характер положения о том, что именно политическая классовая борьба является движущей силой истории. Начнем с последнего тезиса, очевидность которого выявлена Альтюссером. Альтюссер, как известно, показал, что для марксизма принципом изучения процесса общественной трансформации является не применение универсального онтологического типа исторического развития к разным предметам исследования, а использование теоретически выстроенного понятия способа производства, данного как сложное целое с определенной доминантой развития.

Отталкиваясь от концепции, известной нам как исторический материализм, можно прийти к такому пониманию истории, которое не имеет ничего общего с простым линейным развитием. В той мере, в какой уровни структур и практики представляют внутри единого способа производства и исторически определенной общественной формации некую специфику, относительную самостоятельность и особую эффективность, они выступают как темпоральности с дифференцированными ритмами и тактами. Различные уровни общественной формации отмечены — и это главная характеристика соотношения этих дифференцированных временных значений в структуре — неравномерностью, сдвигами в развитии, что закладывает основу для понимания формации и ее развития. В этой связи формационные трансформации и переходы отражены в понятии “история с дифференцированными временными значениями”. [...]

Попытаемся определить в этом контексте место, отводимое для политического, в особенности для политической практики. Понятие “практика” приобретает здесь значение деятельности по преобразованию какого-нибудь предмета (сырья), в результате чего производится что-то новое (продукт), часто представляющее или могущее представлять разрыв с имевшимися ранее элементами предмета. Какова в этом отношении специфика политической практики? Эта практика имеет в качестве специфического предмета то, что Ленин называл “текущим моментом”, т. е. узловой пункт, в котором сосредоточиваются противоречия разных уровней формации, соединенных сложными связями и сверхдетерминированных собственными расхождениями и неравномерным развитием. Текущий момент есть, таким образом, конъюнктура, стратегический пункт, в котором соединяются различные противоречия как отражение взаимосвязей, выражающих специфику определенной структуры с доминантой развития.

Предмет политической практики, каким он предстает в ленинской трактовке марксизма, находится в том месте, где в конечном счете соединяются связи различных противоречий, связи, специфически выражающие единство структуры; в этом месте в конкретной ситуации можно обнаружить целостность структуры и воздействовать на нее с целью преобразования. Все это значит, что предмет, на который нацелена политическая практика, принадлежит различным социальным уровням, — политическая практика одновременно относится к экономической, идеологической, теоретической и политической в строгом смысле слова сферам в их взаимосвязи, которая и составляет конъюнктуру. Отсюда вытекает второе следствие, касающееся политики в ее связи с историей. Политическая практика является “движущей силой истории” в той мере, в какой ее конечным продуктом является преобразование целостности общественной формации на различных стадиях и фазах ее существования.

Но не в духе историцистского подхода: политическая практика есть такая практика, которая преобразует целостность в той мере, в какой ее предмет является узловым пунктом сосредоточения противоречий различных уровней, имеющих собственную историчность и неравномерно развитых. Данный анализ важен для того, чтобы найти место понятию “политическое”, а особенно политической практике в оригинальной проблематике марксизма, но следует внести еще одно дополнение. Анализ, касающийся предмета и результата политической практики, не может в полной мере выявить специфику политического: он должен быть дополнен адекватным осмыслением политической надстройки . Речь идет о том, что может быть обозначено как “политико-юридическая надстройка государства”; при этом отметим, что данное понятие чересчур схематично объединяет в себе две реальности, два относительно автономных уровня, как-то: юридические структуры — право и политические структуры—государство. Его использование правомерно в той мере, в какой классики марксизма действительно установили существование тесной связи между этими двумя уровнями: употребление понятия не должно вести к забвению того, что оно обозначает два относительно разных уровня, комбинация которых зависит от конкретного способа производства и общественной формации. {. ..}

Ибо, ограничиваясь определением политического просто как практики с определенными предметом и продуктом, мы все время рискуем утратить его специфичность и в итоге назвать политическим все то, что “преобразует” данную целостность. Пренебрегая теоретическим изучением политических структур, мы также рискуем упустить текущий момент конъюнктуры и пасть именно в тот “момент”, о котором говорил четко ставивший проблему Грамши. Короче, если мы хотим окончательно покончить с историцизмом в сфере политического, нельзя ограничиваться теоретическим анализом предмета политической практики, нужно также определить в недрах общественной формации специфические место и функцию уровня политических структур, которые являются целью анализа, только при этих условиях сверхдетерминированность политическим сможет предстать в своих связях с историей различных уровней формации.

Вникнем в суть проблемы: политические структуры— то, что называется политической надстройкой какого-либо способа производства и общественной формации,— представлены институционализированной государственной властью. Каждый раз, когда Маркс, Энгельс, Ленин или Грамши говорят о политической борьбе (практике), отличая ее от экономической борьбы, они выделяют ее специфику подчеркиванием особой цели борьбы, в качестве которой выступает государство как специфический уровень структур общественной формации. В этом смысле мы действительно находим у классиков марксизма общее определение политики. Конкретно речь идет об упомянутой концепции политической практики: последняя имеет предметом современный момент, она осуществляет преобразования — как, впрочем, и поддержание — цельности формации в той единственно точной мере, в какой она имеет в качестве точки попадания, в качестве стратегической и специфической “цели” политические структуры государства.

[.. .] Эта тема ставит столько же проблем, сколько и решает: в самом деле, почему практика, имеющая предметом “текущий момент” и осуществляющая преобразования цельности, настолько специфична, что ее результат может быть получен только тогда, когда ее объектом является государственная власть? Этот вопрос далеко не очевиден, о чем свидетельствует, с одной стороны, тенденция экономизма — тред-юнионизма (тогда объектом выступает экономика), а с другой — утопически-идеалистическая тенденция (тогда объектом выступает идеология). Другими словами, почему основополагающая концепция Маркса, Энгельса, Ленина и Грамши, касающаяся перехода к социализму, отличается от реформистской концепции своим требованием радикальных преобразований государства” и разрушения старого государственного аппарата, т. е. теорией диктатуры пролетариата? Короче, почему, говоря точными словами Ленина, главным вопросом всякой революции является вопрос о государственной власти?

Для ответа на этот вопрос нужно вернуться к научной марксистской концепции государственной надстройки и показать, что внутри структуры с многочисленными расходящимися и неодинаково развитыми уровнями государство выполняет особую функцию, состоящую в том, чтобы быть фактором единства всех уровней общественной формации. Именно об этом говорит .марксизм, когда он рассматривает государство в качестве фактора “порядка”, “принципа организации” формации не в общепринятом смысле политического порядка, а в смысле сплочения совокупности уровней сложного целого и в качестве фактора регуляции ее глобального равновесия как системы. Можно, таким образом, понять, почему политическая практика, нацеленная на государственную власть, осуществляет преобразования целого и является “движущей силой истории”, именно посредством анализа этой роли государства можно выявить антиисторицистский смысл данного положения. В самом деле, либо политическая практика имеет результатом поддержку целостности формации, одной из ее стадий, или фаз, т.е. ее непреобразование, ибо в неустойчивом равновесии соответствия/несоответствия расходящихся уровней, имеющих собственные темпы развития, это равновесие никогда не устанавливается само по себе, только посредством экономического, но поддерживается государством (в этом случае объектом политической практики выступает государство в качестве фактора сохранения единства целого); либо политическая практика производит преобразования, имея объектом государство в качестве узловой структуры нарушения цельности в той мере, в какой оно является фактором ее поддержания: в этом контексте государство могло бы рассматриваться и как фактор создания новой цельности, новых производственных отношений.

Признак этой функции государства можно обнаружить уже в том факте, что, будучи фактором сплочения формации в единое целое, государство является также структурой, в которой сосредоточиваются противоречия различных формационных уровней. Оно, таким образом, представляет собой сферу, в которой отражается признак господства и сверхдетерминированности, характеризующий формацию, одну из ее стадий, или фаз. Государство предстает, таким образом, как центр, где можно обнаружить цельность и сочлененность формационных структур. Это прояснится, когда мы проанализируем связь структур с полем классовой практики и выявим особую связь государства и конъюнктуры, являющейся в свою очередь центром обнаружения связи структур с полем практики. Отталкиваясь от связи между государством как фактором сплочения формации в единое целое и государством как пунктом сосредоточения противоречий различных структур, можно решать проблему соотношения политики и истории. Эта связь выявляет структуру политического, которое предстает и как специфический уровень формации, и как центр ее преобразований, причем классовая борьба выступает “движущей силой истории”, имея в качестве объекта государство — пункт сосредоточения противоречий расходящихся структур с собственными темпами развития.

Уточним некоторые моменты. Постановка вопроса о государстве позволяет разрешить капитальную для марксистской теории политики проблему. По устоявшейся марксистской традиции подобное теоретическое обоснование связи междуполитической борьбой и государством означало бы впадение в “макиавеллиевскую” трактовку политического. Не сам ли Маркс в своих ранних произведениях осудил концепцию “исключительно политического”, сводящую политику к связи с государством? Не должна ли политическая практика иметь объектом не государство, а “гражданское общество”, его, скажем, производственные отношения? Ошибочным ответом на этот неверно сформулированный вопрос является экономизм, определяющий в качестве специфической цели политической борьбы экономические общественные отношения. Именно в эту схему очень точно умещается реформистская концепция. Обращаясь, однако, к проблематике государства в трактовке зрелого Маркса, мы обнаруживаем связь политической борьбы и государства, с одной стороны, связь между ними и совокупностью уровней социальной формации — с другой . ( Я пока не затрагиваю проблему связи между государством как объектом политической практики и “текущим моментом” как предметом политической практики )

Пойдем дальше. Это определение политического как отношения между политической практикой и государством является пока слишком общим. И если в целом оно подходит для разделенных на классы общественных формаций, то совершенно очевидно, что уточнение этого отношения возможно только в рамках конкретного способа производства и исторически определенной общественной формации. В том особенно, что касается функции государства как фактора сплочения формации в единое целое, ясно, что она принимает разные формы в зависимости от конкретных способа производства и общественной формации. Место государства в этой целостности, поскольку она предписывает своей региональной структуре пределы, выделяющие ее путем конституирования, прямо зависит от способов осуществления этой государственной функции: уточнение природы этих пределов (что такое государство?), вопрос их расширения или сужения (какие структуры и институты входят в состав государства?) тесно связаны с разнообразными формами осуществления этой функции в зависимости от конкретных способа производства и общественной формации.

Эта функция государства становится специфической функцией, которая и делает государство государством в формациях, где доминирует капиталистический способ производства, отличающийся специфической самостоятельностью своих составляющих и тем особым местом, которое в нем отводится сфере государственного. Эта особая самостоятельность и составляет специфику политического, определяя особую функцию государства как фактора сплочения автономизированных уровней. Функция государства как фактора сплочения формации в единое целое, превращающая его в средоточие разноуровневых противоречий, становится еще более явной, когда мы обращаем внимание на то, что исторически определенная общественная формация характеризуется сочетанием различных способов производства. При этом нужно помнить, что даже если одному из способов производства и удается установить свое господство, отмечая тем самым начало фазы расширенного воспроизводства формации и конец собственно переходной фазы, то этим не устраняются острое соперничество между всеми наличествующими способами производства, постоянные расстыковки компонентов формации. Роль государства как фактора сплочения этого сложного нагромождения различных способов производства становится тогда решающей. Верно, что эта роль особенно очевидна в условиях переходного периода, характеризующегося наибольшим несоответствием между собственностью и реальным присвоением средств производства. Как правильно сказал по этому поводу Беттельгейм*3*, такое “расхождение имеет серьезные последствия для сочленения различных уровней социальной структуры.

Это несовпадение действительно предопределяет особую эффективность политического уровня” . (Bettelheim Ch. Problematique dela periode de transition//Etudes de planification socialiste. N 3. P. 147) Тем временем эта особая эффективность государства, если речь идет о его главной функции сплочения формации в единое целое, постоянно присутствует в любой формации, где друг на друга накладываются различные способы производства. Она исключительно важна в капиталистической формации, где господствующий способ производства навязывает другим способам производства свою структуру и, в частности, относительную самостоятельность составляющих его компонентов. [...]

По всем затронутым нами вопросам имеются многочисленные указания классиков марксизма. Известно, что марксистская теория установила наличие связи между государством и классовой борьбой, даже политическим классовым господством. Прежде чем устанавливать связь поля классовой борьбы, и особенно политической классовой борьбы, с формационными структурами, следует отметить, что для марксистской теории эта связь государства и классовой политической борьбы оборачивается связью государства со всей совокупностью уровней структур, точнее говоря, связью государства с сочленением компонентов, которое характеризует формацию.

Это вытекает из исследований Энгельса, который установил, используя иногда достаточно парадоксальные термину, связь государства и “общественной совокупности”. Энгельс говорит нам: “Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила (...), которая бы умеряла столкновение, держала его в границах “порядка”. И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство” . ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 170 (курсив Я. П.) ) Ограничимся этим текстом, дабы не множить количество цитат. С одной стороны, Энгельс “говорит” о связи государства и политического, классового господства, политической борьбы классов. С другой стороны, он выявляет то, что связь государства и классового политического господства отражает, даже концентрирует — в том смысле, который мы придали этому термину, — совокупность общественных противоречий. Что означает здесь термин “общество”? Ибо если мы не поместим эти термины в контекст оригинальной проблематики марксизма, то рискуем впасть в гуманистическую перспективу, соединяющую институирование государства с “совокупностью жизненных потребностей” общества. Термин “совокупность” здесь, похоже, относится — так как в другом месте он может обретать другой смысл — к совершенно определенному понятию общественной формации как сложной целостности составляющих ее компонентов. Государство связано с противоречиями, присущими различным уровням формации; но связь эта в том, что государство представляет центр сочленения этих уровней, равно как и пункт сосредоточения их противоречий: оно есть признание “противоречия общества с самим собой”.

Энгельс также указывал, что государство является официальным итогом общества. Эта концепция государства — итога противоречий в смысле их сосредоточения или слияния — была сформулирована Марксом, конечно, в гегельянском духе в письме к Руге*4* (сентябрь 1843 г.). Я ссылаюсь здесь на это письмо, потому что Ленин полностью цитирует его в работе “Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?”. Нужно помнить о том внимании, какое Ленин уделяет этой концепции государства как средоточия противоречий. Маркс пишет (цитирую по Ленину): "...государство представляет оглавление (курсив Н. П.) практических битв человечества. Таким образом, политическое государство выражает в пределах своей формы sub specie rei publicae (под политическим углом зрения) все социальные битвы, потребности, интересы" . ( Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 1. С. 161—162 ) В другой работе Ленин произнесет лапидарную фразу о том, что политическое, включающее здесь государство и политическую классовую борьбу, — это “концентрированное выражение экономики” . ( Там же. Т. 42. С. 278 )

В этом смысле для Ленина государство также предстает как пункт обнаружения целостности структур, как центр, дающий понимание этой целостности: “Область, из которой только и можно почерпнуть это знание, есть область отношений всех классов и слоев к государству и правительству, область взаимоотношений между всеми классами” . ( Там же. Т. 6. С. 79 ) Это, впрочем, было отмечено и Энгельсом в его фразе о государстве как “официальном представителе” общества (представителе в том смысле, что речь идет о центре обнаружения цельности формации). И наконец, все в том же смысле государство предстает также сферой, где разыгрывается ситуация разрыва этой цельности: речь идет о двоевластии государственных структур, составляющем, как это доказывал Ленин, один из важнейших элементов революционной ситуации.

Таким образом, связь государства с сочленением структур, фиксирующая специфику формации, определяется главным образом по факту осуществления им функции порядка — политического, конечно, порядка — в политических классовых конфликтах, но также и порядка глобального, т. е. организации в широком смысле слова, когда государство выступает фактором создания целого. Государство препятствует, скажем так, обострению политического классового конфликта в той мере, в какой этот конфликт влияет... на целостность формации. Государство препятствует тому, чтобы классы общества пожирали друг друга... Если верно то, что классики марксизма теоретически не разработали эту концепцию государства, не менее верно и другое: в их работах содержатся многочисленные указания по данному вопросу. Так, Энгельс уточняет государственную функцию порядка как “организацию, которую создает себе буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства...” . ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 290 )

Не стоит долго задерживаться на слове “внешних”, которое, похоже, подразумевает механистическое понимание связи “базиса” и “надстройки”; следует, скорее, подчеркнуть важность определения государства как организации для поддержания условий производства, т. е. важность условий существования и функционирования целостности способа производства и формации. Поразительную формулировку мы находим и у такого удивительного марксистского теоретика, каким был Бухарин. В его “Теории исторического материализма” дано понимание общественной формации как системы неустойчивого равновесия, в недрах которой государство играет роль “регулятора” . ( Бухарин Н. И. К постановке проблем теории исторического материализма//Избр. произв. М., 1988/С. 39—49 ) И наконец, эта концепция служит основой понятия организации, которым Грамши обозначает функцию государства.

Государственная функция порядка, или организации, имеет несколько модальностей. Они проявляются на тех уровнях, где эта функция наиболее ощутима: функция технико-экономическая — экономический уровень; собственно политическая функция — уровень политической классовой борьбы; идеологическая функция — идеологический уровень. При этом технико-экономическая и идеологическая функции государства сверхдетерминированы его собственно политической функцией — той, которая затрагивает политическую классовую борьбу,—в том смысле, что первые две функции выступают разновидностями проявления глобальной роли государства как фактора сплочения формации в целое: эта глобальная роль государства есть политическая роль. Государство состоит в связи с “обществом, разделенным на классы” и с классовым политическим господством именно в той мере, в какой оно выполняет свою функцию и играет свою роль в совокупности структур, результатом объединения которых являются разделение формации на классы и классовое политическое господство.

Собственно говоря, не существует технико-экономической, идеологической и “политической” функций государства, есть одна глобальная функция сплочения, определенная государству его местом, и есть модальности этой функции, сверхдетерминированные сугубо политическим. Имея это в виду, Энгельс писал: “Нам важно только установить здесь, что в основе политического господства повсюду лежало отправление какой-либо общественной должностной функции и что политическое господство оказывалось длительным лишь в том случае, когда оно эту свою общественную должностную функцию выполняло” . ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 184 ) Это положение развивалось во многих работах классиков марксизма. Часто, однако, случалась, что, обсуждая особую, прямо к политической классовой борьбе не относящуюся функцию, некоторые теоретики интерпретировали ее как отношение государства и “общества”, якобы независимое от классовой борьбы. Речь идет о весьма почтенном и дорогом сердцу социал-демократов тезисе, присутствовавшем еще у Г. Кунова*5* и К. Реннера*6*, в котором “социальные функции” государства противопоставляются его политической функции, якобы единственной связанной с классовой борьбой и классовым угнетением; этот тезис обнаруживается и в большинстве современных исследований социал-демократического толка, посвященных weifare state*7* Он филигранно выписан в ряде работ о деспотическом государстве, функционирующем в контексте азиатского способа производства, — государстве, существование которого сводилось к различным технико-экономическим — строительство гидросооружений и проч. — функциям в способе производства, где социальные классы в марксистском понимании слова якобы отсутствовали.

Рассмотрим подробнее проблему разнообразия государственных функций: я пока не стану подвергать их систематическому анализу и, дабы прояснить занимающий нас вопрос, ограничусь простым указанием на их связь с политической функцией.

Верно, что описание форм, в которых осуществляется эта глобальная роль государства, дается нам в некоторых работах классиков марксизма; изложенные с точки зрения исторического развития, связи государства с различными уровнями представлены в качестве факторов зарождения и образования как государства, так и социальных классов. При этом нужно уяснить, что важная проблема возникновения государства — это отдельная проблема. Мы располагаем набросками ее решения Марксом и Энгельсом. [...] Эти наброски можно использовать в той степени, в какой в них выделены функции государства, неразрывно связанные с его местом в сложном единстве данной разделенной на классы формации. Функция государства затрагивает прежде всего экономический уровень, и в особенности процесс труда, производительность труда.

По этому поводу можно сослаться на исследования Маркса, касающиеся деспотического государства азиатского способа производства, на необходимость централизованной власти для выполнения мелиоративных работ, влияющих на повышение производительности труда. Вот что говорит нам Энгельс по поводу связи господствующего класса с общественным разделением труда: “Ясно одно: пока человеческий труд был еще так малопроизводителен, что давал только ничтожный избыток над необходимыми жизненными средствами, до тех пор рост производительных сил, расширение обмена, развитие государства и права, создание искусства и науки — все это было возможно лишь при помощи усиленного разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой” . ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 186 )

Отметим здесь связь государства, осуществляемую усилиями господствующего класса, с общим руководством процессом труда, с тем в особенности, что имеет отношение к повышению его производительности. Проблема разделения труда существует и в капиталистической формации, где государство выполняет такую же двойственную функцию, как и капиталист, выступающий в процессе труда и как эксплуататор, и как организатор-надсмотрщик. Известно также, какое значение придавал Ленин в своих работах 1917—1920 гг. технико-экономической функции государства, включающей и функцию учета.

Эта функция государства как организатора процесса труда — лишь один из аспектов его функции в сфере экономики. Упомянем еще только функцию создания юридической системы, т.е. совокупности правил организации капиталистического обмена, рамок действительного единства обменных потоков. Функция государства по отношению к идеологии состоит, упомянем об этом кратко, в том, чтобы играть надлежащую роль в воспитании, образовании и т. д. На собственно политическом уровне — уровне политической классовой борьбы — эта функция государства состоит в поддержании политического порядка в политическом классовом конфликте.

Сделанные замечания позволяют сделать два вывода.

1. Глобальная роль государства как фактора сплочения общественной формации может подразделяться на особые разновидности, имеющие отношение к разным уровням формации, т. е. на функции экономическую, идеологическую, политическую в строгом смысле слова — роль в политическом классовом конфликте. 2. Эти особые функции государства, даже те, которые прямо не касаются политического уровня в прямом смысле слова — политического классового конфликта, могут быть теоретически осмыслены только в связи с их включенностью в глобальную политическую роль государства. Эта роль действительно приобретает характер политический в том смысле, что она поддерживает единство формации, внутри которой противоречия различных уровней конденсируются в политическое классовое господство. Невозможно точно установить политический характер технико-экономической функции государства или его законодательной функции, прямо относя их к политической функции в строгом смысле слова, а именно к особой функции государства в политическом классовом конфликте. Эти функции являются политическими в той мере, в какой они нацелены прежде всего на поддержание единства общественной формации, базирующейся в конечном счете на политическом классовом господстве.

Именно в этом точном контексте можно установить сверхдетерминированность экономических и идеологических функций политической в строгом смысле слова функцией государства в политическом классовом конфликте: например, экономическая или идеологическая функции государства соответствуют политическим интересам господствующего класса и становятся политической функцией не только в тех простых случаях, когда связь между организацией труда, образованием и политическим классовым господством является прямой и очевидной, но и тогда, когда они служат поддержанию целостности формации, в рамках которой этот класс является политически доминирующим. Более того: в той мере, в какой данные функции имеют первоочередной целью поддержание этой целостности, они соответствуют политическим интересам господствующего класса — таков смысл процитированных строк из Энгельса, для которого социальная функция всегда является основой политической функции. Понятие сверхдетерминированности, примененное здесь к функциям государства, означает две вещи: различные функции государства являются политическими функциями, что вытекает из глобальной роли государства как фактора сплочения разделенной на классы формации; эти функции отвечают политическим интересам господствующего класса.

Перемещение признака господства в структурах формации, для которой государство является местом сосредоточения и обнаружения противоречий, отражается, как правило, в конкретном сочленении различных функций государства в недрах его глобальной политической роли [...]

Умение правильно определить взаимосвязи формации во взаимосвязях функций государства предполагает предварительное определение принципа анализа, а он состоит в том, что государство играет роль фактора сплочения формации в целое. В этом смысле господство экономической функции в глобальной роли государства указывает, как правило, на то, что доминирующая роль во взаимосвязи компонентов формации остается за политическим, и не просто в узком смысле прямой государственной функции в собственно политической борьбе классов, но и в смысле, обозначенном выше. В этом случае господство экономической функции государства над другими функциями сопряжено с господствующей ролью государства, потому что функция сплочения требует его специфического вмешательства на том уровне, где выполняется определенная для формации роль — на уровне экономики.

Это четко прослеживается как на примере деспотического государства азиатского способа производства — там господство политического отражено в доминировании экономической функции государства, так и на примере капиталистической формации государственно-монополистического капитализма и “интервенционистской” формы капиталистического государства. В противоположном случае, когда мы имеем дело с той формой капиталистического государства, какой является “либеральное государство” частнопредпринимательского капитализма, господствующая роль, удерживаемая экономической сферой, отражается в господстве собственно политической функции государства — “государства-жандарма” — и в специфическом невмешательстве государства в экономику. Это ни в коей мере не означает, что государство не имеет экономической функции, — что и отмечал сам Маркс в “Капитале” по поводу фабричного законодательства — просто экономическая функция в данном случае не играет доминирующей роли.

Позже мы увидим ошибочность иногда высказываемого мнения о том, что либеральная форма государства не обладает важными экономическими функциями. Что действительно позволяет рассматривать эти функции либерального государства как специфическое невмешательство в экономику, так это, с одной стороны, не господство экономической функции либерального государства над другими его функциями и по отношению к другим формам государства, в особенности к той, что соответствует государственно-монополистическому капитализму; с другой стороны, негосподство государства как фактора сплочения в совокупности компонентов общественной формации частнопредпринимательского капитализма.

Печатается по: Poulantzas N. Pouvoir politique et classes sociales de L'Etat capitaliste. P., 1968. P. 35—56.

ПРИМЕЧАНИЯ

*1* Кроче Бенедетто (1866—1952)—выдающийся итальянский философ, историк, политический деятель.

*2* Лабриола Антонио (1843—1904)—итальянский философ и литератор.

*3* Беттельгейм Шарль (р. 1913)— французский экономист.

*4* Руге Арнольд (1802—1880) — немецкий философ и литератор.

*5* Кунов Генрих (1862—1936)—немецкий социал-демократ, историк, социолог.

*6* Реннер Карл (1870—1950) — австрийский политический деятель, лидер и теоретик социал-демократии.

*7* государство благосостояния (англ.).

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Poulantzas N. Pouvoir politique et classes sociales de l'Etat capitaliste. P., 1968;

Idem. Fascisrne et dictature. P., 1970;

Idem. Les classes sociales dans le capitalisrne aujourd'hui. P., 1974;

Idem. L'Etat, le pouvoir, le socialisrne. P., 1978. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология