Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли

ОГЛАВЛЕНИЕ

Моргентау Ганс

(1904—1982) — классик американской политической мысли в области международных отношений. Родился в Германии. В 1932 г. в Женеве в Институте международных исследований защитил диссертацию, став доктором философии. В 1937 г., спасаясь от нацистских репрессий против евреев, переехал в США (в 1943 г. стал американским гражданином), где и прожил всю оставшуюся жизнь. Его научная и профессорская карьера связана с Чикагским университетом; здесь в течение 20 лет он возглавлял Центр по изучению внешней и военной политики. В 1968 г. покидает Чикаго, чтобы стать профессором университета города Нью-Йорк. Моргентау — один из отцов-основателей школы “политического реализма”. Ее видение внешнего мира и закономерностей, Им управляющих, базируется на трех постулатах: основным субъектом международных отношений является национальное государство, выражающее свои интересы в категориях силы (т.е. они обусловлены той силой, которой он обладает); следствием этого, внутренней пружиной, двигающей международные отношения, становится борьба государств за максимизацию своего влияния во внешней среде; оптимальным ее состоянием видится международное (региональное) равновесие сил, предупреждающее образование национальной или коалиционной мощи, превосходящей существующие государства и их коалиции, что достигается (сознательно или бессознательно) политикой баланса сил. Эти идеи в наиболее систематизированном виде были изложены Моргентау в его фундаментальном труде “Международная политика”, изданном в США в 1948 г. и переизданном более 20 раз. “Международная политика” стала обязательным учебным пособием в американских университетах и колледжах. Переведена на все основные языки мира, кроме русского. (Текст подобран и переведен с английского Ю. П. Давыдовым.)

МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА

[...] Политический реализм утверждает, что политика, как и общество в целом, управляется объективными законами, имеющими свои корни в человеческой природе. Чтобы усовершенствовать общество, нужно в первую очередь понять законы, по которым оно живет. Эти законы действуют, оставаясь глухими к нашим предпочтениям, человек может бросить им вызов, лишь рискуя провалом.

[...] Главная веха, которая выделяет политический реализм во всем ландшафте мировой политики, — это концепция интереса, определяемого в терминах силы [влияния]. Эта концепция дает возможность понять связь между мотивами, лежащими в основе международной политики, и исследуемыми фактами. Она выделяет политику как самостоятельную сферу действий, отдельную от экономики, этики, эстетики и религии. Без такой концепции теория политики, как внешней, так и внутренней, была бы абсолютно невозможной, ибо мы не смогли бы проводить различие между политическими и неполитическими фактами, внести хотя бы толику системного порядка в сферу политики.

[...] Концепция интереса, определяемого в терминах силы [влияния], вынуждает наблюдателя придерживаться определенного порядка в осмыслении реальности, вносит рациональность в политическую науку, делая возможным теоретическое осмысление политики. Она выявляет во внешней политике удивительную целостность; таким образом, американская, британская или российская политика, последовательная сама по себе, предстает как рациональная, понятная цепь событий, независимо от различных мотивов, предпочтений, интеллектуальных и моральных качеств сменяющих друг друга государственных деятелей. Реалистическая теория международной политики упреждает, таким образом, две типичные ошибки: сосредоточенность на побудительных мотивах и идеологических предпочтениях...

[...] Эти же соображения можно отнести и к понятию “сила”. Ее содержание, характер использования обусловлены политическим и культурным контекстом. Сила может выражать все, что связано с установлением и поддержанием контроля одного человека над другим. Она, таким образом, покрывает собой все социальные отношения, служащие этой цели, — от физического насилия до самых тонких психологических связей, позволяющих одному разуму властвовать над другим. Сила включает в себя господство одного человека над другим — и тогда, когда она упорядочивается моральными соображениями и конституционными рамками (как в западных демократиях), и тогда, когда она представляет собой бесконтрольное и варварское насилие, подчиняясь лишь законам собственной мощи и находя единственное оправдание в собственном разрастании. [...] Концепция интереса, определяемого в силовых понятиях, предупреждает как эксцессы во имя морали, так и политическое безрассудство. Ибо, если мы взглянем на любую страну, включая нашу собственную, как на политический организм, преследующий свои интересы, определяемые в терминах силы, то мы найдем оправдание любым из них. И оно будет иметь двойной смысл: мы можем судить другие страны так же, как свою, и, подойдя к ним таким образом, мы уже будем способны проводить политику, уважающую интересы других наций, защищая и продвигая в то же время свои интересы. Умеренность в политике не может не отражать умеренность моральных суждений. [...] Международная политика, как и любая политика,— это борьба за влияние. Каковы бы ни были конечные цели международной политики, оно всегда — самая непосредственная цель. Государственные деятели, народы могут в конечном счете добиваться свободы, безопасности, процветания или самого влияния. Они могут определять свои цели в форме религиозного, философского, экономического или социального идеала. Они могут надеяться, что этот идеал материализуется через свою внутреннюю энергию, путем божественного провидения или естественным ходом человеческого развития. Они могут добиваться реализации своих целей неполитическими средствами, такими, как техническое сотрудничество с другими нациями или международными организациями. Но в любом случае, когда они стремятся достичь своих целей средствами международной политики, они делают это, добиваясь силы. Крестоносцы хотели освободить святые места от господства неверных; Вудро Вильсон — сделать мир безопасным для демократии; нацисты — открыть Восточную Европу для немецкой колонизации, установить господство над Европой и завоевать мир. Поскольку все они для достижения своих целей избрали силу, они и могли считаться игроками на арене мировой политики. [...] Политическая власть — это психологические отношения между теми, кто ее осуществляет, и теми, над кем она осуществляется. Это дает первым возможность контролировать действия последних с помощью того влияния, которое они оказывают на их умы. Это влияние проистекает из трех источников: ожидание выгоды, боязнь проигрыша, уважение или любовь к людям и институтам. Оно может осуществляться приказами, угрозами, убеждением, харизмой человека или института либо сочетанием любых этих факторов. [...] Борьба за влияние универсальна во времени и пространстве, и это неопровержимый факт, вытекающий из опыта. Невозможно опровергнуть, что в историческое время независимо от социальных, экономических и политических условий государства сталкивались друг с другом в соперничестве за господство. Хотя антропологи и утверждают, что некоторые первобытные народы могли быть свободны от стремления к власти, никто пока не продемонстрировал, каким образом можно воссоздать в мировом масштабе такое состояние умов, которое бы устранило с международной арены борьбу за господство. Было бы бесполезным и даже саморазрушительным пытаться избавить один или несколько народов земного шара от стремления влиять и в то же время оставить это желание неприкосновенным у других. Если жажду господствовать нельзя устранить повсюду в мире, те, кого и можно было бы излечить от нее, просто пали бы жертвой других. [.. . ] Любая политика, будь то внутренняя или внешняя, выявляет три базовые модели, т. е. все политические феномены могут быть сведены к одному из трех основных типов. Она стремится либо к сохранению мощи, либо к усилению мощи, либо к демонстрации мощи. Этим трем образцам политики соответствуют три типа международного поведения. Страна, чья внешняя политика направлена на сохранение мощи, а не на ее перераспределение в свою пользу, придерживается линии статус-кво. Страна, которая стремится путем изменения сложившегося соотношения сил обладать дополнительной мощью в сравнении с уже имеющейся, проводит политику империализма. Нация, чья внешняя политика заключается в демонстрации имеющейся мощи как с целью ее сохранения, так и с целью наращивания, проводит политику поддержания престижа. Впрочем, формулировки эти носят временный характер и нуждаются в дальнейшем уточнении. [...] Дипломатия — элемент мощи нации. Важность дипломатии для сохранения всеобщего мира лишь частный аспект этой общей функции. Ведь дипломатия, если она завершается войной, не может достичь главной своей цели — обеспечить национальные интересы мирными средствами. Так было всегда, и особенно это актуально на фоне разрушительного потенциала всеобщей войны. Уже упоминались четыре задачи, с которыми должна успешно справляться внешняя политика, чтобы обеспечить национальные интересы и сохранить мир. Нам предстоит переформулировать эти задачи в свете особых проблем, которые поставила перед дипломатией современная мировая политика. [...]

ЧЕТЫРЕ ОСНОВНЫХ ПРАВИЛА

Дипломатия должна быть свободна от духа крестовых походов. Это первое правило дипломатии, пренебрежение которым чревато риском войны. Как писал Уильям Грэм Самнер*1*, “если хочешь войны — изобрети доктрину. Это — самый страшный тиран, который когда-либо порабощал человека, ведь он овладевает его разумом и заставляет его предавать самого себя. Цивилизованные люди самые жестокие свои битвы вели за доктрины. Освобождение гроба Господня, “баланс сил”, “торговля идет за флагом”, “кто владеет сушей, владеет и морем”, революция, вера — за все это люди отдавали жизни [...] . Стоит лишь пустить в оборот ловкий политический лозунг, и, однажды проснувшись, вы обнаружите, что он властвует над вами, определяет вашу судьбу, против которой вы бессильны. Что может быть противнее трезвому государственному уму и здравому смыслу, чем одержимость абстрактной идеей, не имеющей определенного отношения к тому, что действительно поставлено на карту” . (“War”, Essay of William Graham Sumner. New Heaven, 1934. Vol. l. P. 169.) [...] Религиозные войны показали, что попытки навязать собственную религию как единственно верную тщетны, не говоря уже о цене. Потребовалось столетие почти беспрецедентного кровопролития, опустошения и варварства, чтобы убедить противников, что две религии могут взаимно терпеть друг друга. Место двух великих христианских верований заняли в наше время две политические религии. Потребуется ли им заново усваивать уроки Тридцатилетней войны*2*, или они вовремя откажутся от универсалистских притязаний, которые неизбежно оборачиваются нескончаемой войной? От ответа на этот вопрос зависит дело мира. Ибо только если ответ будет утвердительйым, может сформироваться моральный консенсус, основанный на разделяемых убеждениях и общих ценностях, — консенсус, которого мы имеем шанс достичь в рамках дипломатии мира. Только тогда дипломатия сможет взять на себя конкретные политические проблемы, требующие мирного решения. Внешнеполитические цели должны формулироваться через призму национального интереса и быть поддержаны адекватной мощью. Это второе правило дипломатии, направленной на поддержание мира. Национальный интерес миролюбивой страны может формулироваться только через призму национальной безопасности, а она должна предполагать целостность национальной территории и неприкосновенность ее институтов. Национальная безопасность в таком случае — это тот необходимый минимум, который дипломатия должна защищать адекватными возможностями и бескомпромиссно. Но дипломатия должна всегда прислушиваться к радикальным изменениям, которые претерпела национальная безопасность в ядерную эпоху. До ее наступления страна могла использовать свою дипломатию, чтобы строить свою безопасность за счет других стран. Сегодня, если исключить радикальное смещение ядерного баланса сил в пользу одной страны, дипломатия, чтобы гарантировать одну страну от ядерного уничтожения, должна обезопасить все страны. Когда национальный интерес определяется в столь ограниченных и абстрактных терминах, дипломатия должна соблюдать свое третье правило. Дипломатия должна видеть политическую ситуацию с точки зрения других стран. “Ничто так не губительно для нации, как крайний эгоизм и полное нежелание принимать во внимание естественные страхи и надежды других” . (Bwke Ed. Remarks on the Policy of the Allies with Respect to France (1793), Works, Vol. IV. Boston, 1989. P. 447.) Каковы национальные интересы других стран, если смотреть на них через призму национальной безопасности, и как их совместить с твоими собственными? Определение национальных интересов в терминах национальной безопасности более достижимо, интересы двух противостоящих стран более совместимы в рамках биполярной системы, нежели в любом ином балансе сил... [...] Если страна определила свои национальные интересы как интересы национальной безопасности, она уже способна жертвовать своими отдаленными форпостами, расположенными вблизи или внутри сферы национальной безопасности другой страны, и отойти в пределы собственной сферы, являющейся самодостаточной. Эти отдаленные форпосты ничего не дают для ее национальной безопасности. Они являются лишь помехой и не могут быть сохранены в случае войны. Безопасность обоих блоков будет тем больше, чем обширнее дистанция, разделяющая их сферы национальной безопасности. Каждая из сторон может провести линию на достаточном удалении от противоположной стороны, давая понять, что нарушение этой линии или даже приближение к ней будет означать войну. Как же тогда быть с промежуточными пространствами, находящимися между двумя демаркационными линиями? Здесь применимо четвертое правило дипломатии. Страны должны быть готовы к компромиссу по всем вопросам, которые не являются для них жизненно важными. “Любое правление, человеческая выгода, радость, любая добродетель и разумное действие основаны на компромиссе и торге. Мы уравновешиваем неудобства: что-то отдаем и что-то берем; уступаем какие-то права, которыми хотят пользоваться другие. Мы должны жертвовать какими-то естественными свободами, чтобы пользоваться благами от общей принадлежности к великой империи. Но во всех честных сделках плата за то, что удается выторговать, должна быть пропорциональной. Никто не будет торговать тем, что дорого его сердцу” . (Burke Ed. Speech on the Cociliation with America, loc. cit„ Vol. II. P. 169.) Здесь дипломатия сталкивается с самой трудной задачей. Для умов, не замутненных мессианским духом какой-либо политической религии и способных объективно смотреть на национальные интересы обеих сторон, разграничение этих жизненных интересов не должно представлять трудности. Другое дело — компромиссы по второстепенным вопросам. Здесь задача не в том, чтобы разграничить и определить те интересы, которые по самой своей природе могут быть разграничены и определены, а сбалансировать те, которые соприкасаются по многим пунктам и могут переплетаться так, что разграничению не поддаются. Задача огромна — позволить другой стороне пользоваться определенным влиянием в промежуточных зонах и в то же время не допустить их включения в свою орбиту. Не менее трудно сделать так, чтобы, сохраняя на возможно более низком уровне влияние другой стороны в регионах, примыкающих к твоей зоне безопасности, не включать эти регионы в собственную орбиту. Для решения этих задач нет готовых к применению формул. Только путем непрерывного процесса адаптации, подкрепленной твердостью и сдержанностью, можно достичь эффективного компромисса по второстепенным проблемам. Нужно, однако, сразу указать, какие подходы могут облегчить, а какие затруднить достижение компромисса. В первую очередь следует отметить, в какой степени успех компромисса, т.е. соблюдение четвертого правила, зависит от соблюдения первых трех правил, которые в свою очередь взаимозависимы между собой. В той мере, в какой следование второму правилу зависит от реализации первого, в той же мере третье правило ждет своей реализации в зависимости от соблюдения второго. Страна может разумно подойти к своим национальным интересам, только отказавшись от мессианства политических доктрин. Страна способна объективно взглянуть на национальные интересы других лишь тогда, когда она уверена в том, что соблюдает собственные интересы. Компромисс по любому вопросу, каким бы малозначимым он ни был, невозможен, если стороны не уверены в защищенности собственных национальных интересов. Таким образом, страны не могут надеяться на выполнение четвертого правила, если они не соблюдают три других.

____________

Перевод сделан по; Morgenthau H. J. Politics among Nations. 4th Ed. N.Y., 1967. P. 4, 5, 10—11, 25, 27, 29, 31, 36—37,519,540,541—544.

ПРИМЕЧАНИЯ

*1* Самнер Уильям Грэм (1840—1910)—американский социолог, экономист и публицист, сторонник социального дарвинизма.

*2* Тридцатилетняя война (1618—1648)—война между габсбургским блоком (Испания, Австрия, католические германские княжества, поддержанные папством) и антигабсбургской коалицией (германские протестантские княжества, Швеция, Дания, Франция, поддержанные Англией и Россией). Закончилась Вестфальским миром 1648 г., зафиксировавшим крах планов Габсбургов создать “мировую империю” и приоритет национального государства в международных отношениях.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Morgenthau H. J. Scientific Man vs Power Politics. 1946;

Idem. In Defense ofthe National Interest. 1951;

Idem. A New Foreign Policy for the United States. 1969;

Idem. Tnith and Power. 1970. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология