Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть вторая. Региональные импульсы

8. ЯПОНСКИЙ «ПЛАН» ДЛЯ МИРА ПОСЛЕ 2000 ГОДА

Допустим, что наш изложенный выше глобальный прогноз по своим масштабам оказался достаточно правильным. Постоянный взрывной рост численности населения в беднейших странах мира ведет ко все большему ущербу окружающей среде и к социальной напряженности, а распространение и совершенствование технологий, появляющихся в богатых государствах, возможно, подорвет традиционные методы (и центры сосредоточения) в сельском хозяйстве, промышленности и в деловой активности в целом. И тогда как может какой-либо народ надеяться остаться не затронутым изменениями? Даже если в мировой экономике и возникают сейчас три неимоверно могучих и привилегированных торговых блока — в Европе, Северной Америке и Японии, — могут ли они независимо от того, насколько успешно внутренне «готовятся» к будущему, изолировать себя от бурь и волнений, порожденных охватившими весь мир переменами?
Рассматривая перспективы различных стран и регионов планеты — в данной главе конкретно Японии, — мы убедимся, что полная изоляция от последствий глобальных тенденций невозможна, хотя японцы будут, несомненно, стремиться успешнее других экономически развитых стран встретить встающие перед ними новые проблемы. Япония уже сейчас расценивается многими наблюдателями как государство, наиболее подготовленное к завтрашним глобальным переменам, подстегиваемым совершенствованием технологии1, хотя само упоминание о «первенстве Японии» вызывает критику со стороны авторов, на которых большее впечатление производят недостатки Японии, нежели ее преимущества2. Здесь будут рассмотрены и сильные, и слабые стороны — так же, как и в последующих главах, касающихся перспектив других стран. И хотя каждый регион и каждое государство

165

рассматриваются в отдельности, с тем чтобы составить по возможности подробную картину, необходимо постоянно иметь в виду их взаимосвязь с другими обществами и, конечно, с описанными в первой части транснациональными силами.
Общий вывод, к которому мы приходим в данной главе, заключается в том, что японцы, возможно, представляют собой народ, который менее остальных прямо пострадает от общего ущерба, вызванного глобальным перенаселением, массовой миграцией и экологическими катастрофами, с одной стороны, или от глобализации производства, — с другой; но даже такому процветающему государству, как Япония, окажется трудно избежать более широких последствий демографических и технических перемен.
Достижения Японии в обеспечении благосостояния на протяжении десятилетий после 1945 г. темпами, недостижимыми для какой-либо другой крупной державы (и для очень немногих менее крупных), жиждится на прочных основах. Они включают в себя социальную и расовую цельность самих японцев, которые редко вступали в браки с представителями других этнических групп и в течение длительного периода существовали в сравнительной изоляции от остального мира. Эта цельность проявляется не только в мощном чувстве национальной гордости и культурной уникальности, но также — что для Запада еще более впечатляюще — в акценте на социальную гармонию, на необходимость согласия, на почитание старшего поколения, на подчинение личных интересов коллективному благу. В результате, благодаря таким социальным нормам, японцы, как утверждают, намного меньше страдают от преступлений, связанных с насилием, убийств и забастовок, а прочность их семейных связей и связей между поколениями и средняя продолжительность жизни намного выше, нежели в большинстве западных обществ. Подавив в значительной степени индивидуалистские устремления, японцы намного эффективнее действуют как одна команда, а точнее, как члены нескольких единых групп — семья, школа, компания, нация3.
Образование считается в Японии весьма важным элементом — так же, как и в других конфуцианских обществах Восточной Азии. Однако японцы, подчеркивая необходимость приобретения знаний, одновременно делают еще больший упор на обучение как групповую деятельность; японцы предпочитают поощрению совершенствования индивидуума стремление обеспечить всем ученикам класса достижение требуемых стандартов в уровне

166

грамотности. Учителей в Японии ценят необыкновенно высоко, относятся к ним с огромным уважением, и каждый год число претендентов на преподавательскую работу намного превышает количество вакантных мест. Обучение в школах подкрепляется домашними и «дополнительными» (юку) занятиями, акцент делается больше на получение реальных знаний, нежели на свободный обмен мнениями и идеями. Идет ожесточенное соперничество за право попасть в престижные университеты, соперничество, мучительное для абитуриентов, но с готовностью подогреваемое в их семьях. И если оценивать по меркам сравнительного экономического благополучия и накопления богатства, результаты весьма впечатляющи4. Новоиспеченные выпускники школ, обладающие высокой компетентностью и поощряемые желанием «подойти» компании, которая их вербует, становятся членами дисциплинированного и квалифицированного трудового коллектива, заинтересованного в повышении производительности фирмы. Наиболее талантливых станут ориентировать на овладение профессиями, которые составляют основу процветающего производства и высокой технологии: инженеров, ученых, специалистов по компьютерам, в области научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ; другими словами, людей, которые помогают делать вещи. По сравнению с ними, в Японии куда меньше юристов и консультантов по управлению, которые производят услуги, но не товары.
Официальная статистика подтверждает такое впечатление о целенаправленном утилитарном характере системы образования. Вся японская школьная структура, насчитывающая примерно 1,3 млн. преподавателей, обучающих 27 млн. учеников приблизительно в 66 тыс. школ5, жестко контролируется и регулируется могущественным министерством просвещения; в его ведений находятся программа обучения, содержание учебников, зарплата учителей и даже школьные гимнастические залы. И хотя подобная система обусловливает жесткость и подчиненность, которые в других обществах нашли бы обременительными и угнетающими, важно то, что она устанавливает высокие стандарты, достичь которых стремится каждый. Почти все японские дети (92%) посещают детские сады, где начинается процесс их ранней социализации. Каждый японец затем получает как минимум девятилетнее обязательное образование, причем подавляющее большинство продолжает обучение в школах более высокой ступени; и более 90% населения их заканчивают — уровень намного превышающий соответствующие показатели в Соединенных Штатах, Англии и большинстве других стран. Одним

167

из результатов этого является то, что в настоящее время в Японии неграмотность составляет ничтожные 0,7%. Более того, благодаря тому, что японские дети учатся намного больше дней в году — около 220 (включая полдня по субботам) по сравнению со 180 в Соединенных Штатах, — а также из-за того, что ежедневные занятия длятся дольше, в 14 с половиной лет японский школьник владеет таким же объемом знаний, как 17—18-летний американский ученик. Японские дети добиваются очень высоких результатов по шкале международных стандартизированных тестов, оценивающих математические или научные способности (особенно потому, что большинство полученных ими знаний лежит именно в этих областях); но даже при обычном тестировании умственных способностей средний японский ученик получает 117 баллов по сравнению со 100 у американцев и европейцев6.
В сфере высшего образования интенсивность обучения даже в лучших университетах не столь высока, и здесь показатели Японии довольно разнородны. Располагая меньшей долей общих ассигнований на образование, чем в других высокоиндустриальных странах, и не столь многочисленными аспирантурами, японские университеты и колледжи к настоящему времени почти никак не проявили себя в творческих исследованиях; по статистике на 1987 г. представители Японии были удостоены лишь четырех Нобелевских премий в области науки по сравнению со 142 премиями, присужденными американцам. Такая ситуация может измениться, поскольку сейчас японцы выделяют на фундаментальные исследования значительно больше средств, чем в прошлом, однако, вероятнее всего, подавляющая часть научных изысканий в Японии будет по-прежнему проводиться в лабораториях и институтах гигантских корпораций, а «чистые» знания будут приобретаться или заимствоваться за рубежом. Подтверждением предпочтения, какое отдается Японией прикладным знаниям, служит и тот факт, что она лидирует во всем мире по удельному весу квалифицированных ученых и инженеров (около 60 тыс. на каждый миллион населения); почти 800 тыс. японцев заняты научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами, что больше, чем в Англии, Франции и Германии вместе взятых7.
Финансовая и фискальная системы Японии также способствуют упрочению национального интереса, заключающегося в умножении богатства. Частные сбережения поощряются не только системой налогообложения; высокая стоимость жилья и

168

необходимость иметь накопления к старости, в свою очередь, тоже обуславливают высокий уровень личных сбережений. А это традиционно обеспечивает банкам и страховым компаниям большой приток капиталов, которые затем направляются в виде дешевых кредитов японским производителям, что и дает им преимущество в производственных расходах перед иностранными конкурентами. В дополнение к этому банки и компании тесно связаны между собой хитросплетениями взаимного владения акциями, что позволяет управленцам фирмы или компании планировать долгосрочную стратегию — зачастую предусматривающую крупные капиталовложения без особой заботы о ежеквартальных прибылях — с целью обеспечения потребителя новой продукцией и упрочения положения на рынке. Такие преимущества подкреплялись, по крайней мере до последнего времени, правительственной политикой ограничения импорта и поддержания низкого курса иены, а также весьма тесными связями компаний-производителей с отечественными поставщиками комплектующих и другими смежниками8.
Подобное сочетание весьма затрудняет многим зарубежным компаниям конкуренцию с их японскими соперниками; американские фирмы, например, вынуждены довольствоваться менее квалифицированной и менее послушной рабочей силой, мириться с более высокой стоимостью капитала, зависимостью от склонности инвесторов с Уолл-Стрит к получению немедленных прибылей, а также с неизбежно присущими трудностями в проникновении на японский внутренний рынок. В дополнение к таким побочным преимуществам японские компании добиваются более выгодного положения благодаря высокому качеству и разнообразию выпускаемых ими товаров и самой системе производства. Фанатичное внимание, уделяемое вкусам потребителя, рациональному и привлекательному дизайну, снижению стоимости производства, контролю за качеством и обслуживанию после продажи отмечается во всех исследованиях на эту тему9. По большей части такой энтузиазм, похоже, порождается высокой конкурентоспособностью соперничающих между собой японских фирм;
по мере того как «Хонда» бросает вызов «Тоёте» и «Ниссану», а «Олимпус оптикал» сражается с «Пентаксом» и «Рико», плановики и штат каждой из компаний прилагают огромные усилия для того, чтобы их продукция оказалась наилучшей. Такое стремление, конечно, есть идеал конкурентоспособного капиталистического предприятия в любой части мира, но в Японии оно доведено Почти до совершенства10.

169

Результатом подобной экономической экспансии — а во многих смыслах и ее движущей силой — стало возникновение ряда гигантских японских корпораций, которые обладают колоссальными капиталами и располагают мировой стратегией производства и сбыта своих товаров. Большинство из них использовало свои огромные банковские авуары для оснащения производства более современным и совершенным оборудованием с тем, чтобы повысить конкурентоспособность экспортной продукции по мере дальнейшего укрепления иены; капитальные вложения в Японии недавно превысили в абсолютных цифрах соответствующие показатели в Соединенных Штатах — факт тем более примечательный, что численность населения США вдвое больше, нежели Японии11. Честолюбивые корпорации, располагающие штатом «промышленной разведки», рыщущие по всему миру в поисках новой продукции и идей, выкупают иностранные компании, действующие лаборатории и научно-исследовательские центры в Европе и Северной Америке, а также финансируют исследовательскую работу академиков и ученых в разных частях света. И когда зарубежные эксперты объявляют, что Япония отстает в определенных областях (роскошные автомобили, компьютерное программное обеспечение, суперкомпьютеры), немедленно предпринимаются интенсивные усилия, чтобы такое отставание ликвидировать12. Точно так же прогнозы ужесточения протекционистской политики в Европе моментально стимулировали японские компании осуществить крупные капиталовложения в европейских странах с целью наладить производство внутри границ Европейского сообщества еще до его дальнейшей интеграции в 1992 г.13
Результаты японского промышленного чуда пошли во благо не одним лишь боссам и банкирам, но всей стране. Ее валовой национальный продукт, составлявший в 1951 г. треть ВНП Англии и ничтожную одну двенадцатую — Соединенных Штатов, ныне по текущему обменному курсу превышает британский ВНП втрое и вплотную приближается к двум третям американского; более того, прогнозы предсказывают, что до конца столетия японская экономика будет расти быстрее американской и, возможно, европейской14, Уровень жизни в Японии сейчас куда выше, нежели тридцать лет назад, его рост выражается не только в увеличении потребительских расходов, но еще более наглядно — в поездках за рубеж и расходах там на покупки. С ростом экономики повысилась и покупательная способность японской национальной валюты; и в то время, как цены на повседневные товары и услуги в

170

Японии обескураживают любого иностранца, сами японцы считают зарубежные страны и их достояние (от земельных угодий до импрессионистских полотен) сравнительно дешевыми. Подобно Швейцарии и ряду других государств Северной Европы, Япония, таким образом, стала обществом с высоким доходом на душу населения, что является конечным экономическим результатом повышения общей производительности.
В то время как предприимчивые и инициативные фирмы продвигали японскую экономику вперед, этой экспансии совершенно очевидно способствовали макроэкономические и структурные особенности, о которых упоминалось выше, — такие, как система образования и низкие банковские проценты. К тому же многие компании получали поддержку со стороны министерства внешней торговли и промышленности (МВТП) в поисках образцов новой продукции, в сборе информации, в финансировании научных изысканий и получении доступа к их результатам15. Еще одним преимуществом стала демилитаризация в буквальном смысле слова Японии после 1945 г.; защищенная американским стратегическим «зонтиком», Япония ежегодно расходовала на оборону лишь один процент своего ВНП — по сравнению с 5—10 и более процентами в Соединенных Штатах16. «Экономия» в этой области высвободила средства для непрерывной модернизации индустрии. И хотя Япония не обладает какой-либо особой «тяжелой» мощью (танки, авиация), она располагает все растущей «мягкой» силой, или невоенным влиянием, что наглядно проявляется в ее упрочивающейся позиции в Международном валютном фонде и Всемирном банке, в приобретении голливудских студий и европейских фирм, производящих компьютеры, в масштабах работы Токийской фондовой биржи, а также в том факте, что сейчас Япония является крупнейшим в мире донором иностранной помощи:
многие развивающиеся государства в настоящее время обращаются к Токио за содействием, займами и капиталовложениями17. И в то время как политические деятели из развивающихся стран поспешают в Японию, в большинстве уголков земного шара отмечается все растущий приток японских бизнесменов, туристов, промышленников и капиталов, что отчасти напоминает британский экспансионизм середины—конца викторианской эпохи18. В самом быстром регионе из всех развивающихся, в западной части Тихого океана и в Восточной Азии, экономики все большего и большего числа стран вовлекаются в торгово-инвестиционный блок, где господствует Япония. Это порождает

171

опасения, что она достигает создания «Большой восточно-азиатской зоны общего процветания» мирными коммерческими средствами с гораздо большим успехом, чем ей это удавалось путем военной экспансии 30-х годов19. И если Япония сумела так заметно продвинуться на протяжении всего двух поколений, как далеко она уйдет в повышении благосостояния, расширении влияния и упрочении своей мощи в течение 40 лет?
Все это хорошо известно специалистам в области международных экономических отношений. И все же, хотя успехи Японии несомненны, они, похоже, достигнуты дорогой ценой для самого японского общества. Хваленая социальная гармония, как считают некоторые наблюдатели, была обеспечена насаждением конформизма и почитания, доходящим до подавления личности. Вся система образования основана не на поощрении творчества, а на зубрежке и «коллективном мышлении» — черты, которые потом вновь проявляются в организационных структурах предприятий и бизнеса, где надлежит превалировать безусловной гармонии. Система отличается жесткостью и чинопочитанием (чем важнее начальник, тем ниже ему кланяются) и наделяет огромными привилегиями избранную группу мужчин, которая владеет крупными корпорациями, ведает бюрократическим аппаратом и правит Либеральной партией. Подавляющее же большинство японского населения, напротив, вынуждено мириться с тесными квартирками, весьма продолжительным рабочим днем, коллективными занятиями гимнастикой и искать утешения в чувстве национальной гордости. А женщинам положено заботиться о домашнем очаге, экономить на всем ради сбережений и заниматься образованием детей после окончания школьных занятий20.
Более того, акцент на уникальность и восхваление «всего японского» отражает не просто отождествление личности с национальной культурой, но, что еще тревожнее, глубокую склонность к расизму, который особенно ярко проявляется в отношении японцев к корейцам, китайцам, чернокожим американцам и многим другим этническим группам за рубежом, а также к «отверженным» (буракумин) у себя в стране. Культурная исключительность не дает Японии возможность предложить другим народам какие-либо трансцендентальные ценности и, подобно Афинам, Италии эпохи Возрождения и современным Соединенным Штатам, внести свой вклад в мировую цивилизацию21.
«Япония инк.» также систематически обходила правила свободной международной торговли. Десятилетиями заграничные товары, конкурировавшие с японскими, не допускались на

172

внутренний рынок с помощью либо дискриминационных тарифов, либо (когда это вызывало протесты со стороны других государств) набора разнообразных менее очевидных препон — через распределительную систему, например, или путем негласного заключения сделок и контрактов. В отличие от Германии, другого чрезвычайно успешного экспортера, Япония до последнего времени ввозила очень немногое, если не считать сырья или товаров, которые она сама не производила (самолеты «Боинг» и роскошные автомобили), что привело к колоссальному положительному сальдо ее торгового баланса. Едва ли не в каждой отрасли промышленности, сокрушаются американские и европейские государства, Япония нацеливалась на производимую где-либо продукцию, перекупала иностранный опыт и знания, требуемые для того, чтобы разобраться в технологии ее производства (будь то профессора Массачусетского технологического института или программисты), оказывала своим производителям всемерную поддержку с тем, чтобы они освоили выпуск, и только после этого допускали свободную торговлю в данном секторе; в других случаях, как утверждается, Япония наносила удар по зарубежным конкурентам, «сбрасывая» товары по демпинговым ценам, т. е. значительно ниже установившихся на рынке, одновременно поддерживая их достаточно высокими на оберегаемом протекционистскими мерами внутреннем рынке22.
Наиболее пострадавшей от подобной японской деловой практики за рубежом «жертвой», во всяком случае если мерить уровень громогласных претензий в децибелах, являются Соединенные Штаты, которые в последнее время каждый год заканчивали торговый баланс с Японией с дефицитом в 40—50 млрд. долларов, на глазах у которых их отдельные ключевые отрасли из-за японской конкуренции пришли в полный упадок и которые проявляли растущую тревогу по мере того, как Япония со все большим размахом скупала национальное достояние Америки. И в том, что американская оккупация после 1945 г. побудила Японию отказаться от «милитаризма» в пользу мирных коммерческих устремлений, кроется не только глубочайшая историческая, но и современная политическая ирония, поскольку Соединенные Штаты обеспечивают стратегическую безопасность одному из союзников, который мало того, что вносит куда более скромный вклад в общую оборону, но еще и подтачивает основы американской индустрии. Как следствие, конгрессмены США регулярно жалуются по поводу предоставленного Японии статуса «захребетника» и настаивают на ее большем участии в обеспечении

173

международной безопасности, область, в которой Япония проявляла себя весьма нерешительной и невыразительной по сравнению с европейскими государствами средних размеров, такими, как Британия или Франция, — подтверждая тем самым в глазах критиков политики Токио, что японцы заинтересованы лишь в том, чтобы делать деньги* .
Более того, популярный образ всепобеждающих японских корпораций затмевает менее впечатляющие общественно-экономические аспекты внутренней жизни страны. Тысячи мелких семейных фирм и лавчонок, принадлежащих «папе с мамой», еле-еле сводят концы с концами, система распределения стреножена путами своекорыстных «особых» интересов, а японское сельское хозяйство остается неконкурентоспособным, выживая только благодаря специальным протекционистским мерам, которые поддерживают куда более высокие цены на продовольствие, чем в Северной Америке. За цифрами среднего дохода на душу японского населения прячется тот факт, что его реальная покупательная способность гораздо ниже из-за высокой стоимости продуктов питания, товаров широкого спроса, земли и жилья. Япония также отстает от многих других стран по числу общественных сооружений, канализационных устройств и мест отдыха. Глобальный триумф японского капитализма пока еще не нашел своего выражения в общей производительности, которая до сих пор ниже, чем в Америке, или в качестве жизни населения по сравнению с некоторыми другими развитыми обществами, подобными Дании или Канаде23. Как бы то ни было, до последнего времени размеры богатства Японии определялись исходя из чрезвычайно высоких цен на собственность и почти столь же вздутых биржевых цен, т. е. по бумажным активам, которые могли резко упасть в цене, но все же использовались банками в качестве «рычага» активных расходов Японии на разнообразные приобретения по
__________________
* С другой стороны, всегда оставалось неясным, разумно ли наряду с сокращением американского стратегического присутствия на Тихом океане допустить крупномасштабное наращивание японской военной мощи. Те критики, что указывают на «однобокость» силы Японии (т.е. ее экономическую мощь) и усердие, с которым она использует такое положение, первыми же и предупреждают об опасности расширения японских вооруженных сил. Это ставит Японию в двусмысленное положение: с одной стороны, ее обвиняют в недостаточных расходах на национальную безопасность, а с другой — одновременно предостерегают против сколь-нибудь значительного увеличения ассигнований на оборону. Даже когда Япония выделила большие суммы денег на финансирование войны против Ирака в 1991 г., на многих зарубежных критиков сильного впечатления это не произвело.

174

всему миру, многим из которых еще только предстоит доказать свою прибыльность. К началу 90-х годов происходивший на протяжении предыдущего десятилетия рост номинальной стоимости по многим позициям прекратился, что особенно сильно ударило по приобретенным банками ценным бумагам и подняло вопрос о возможной продаже крупных вложений Японии за рубежом с тем, чтобы увеличить банковскую ликвидность внутри страны. И если бы это завершилось крахом, пострадало бы не только богатство Японии, ущерб был бы нанесен также и всей международной финансово-кредитной системе.
И наконец, перемены затронули и многие из тех факторов, что обусловили экономические успехи Японии после 1950 г. Наиважнейшим из них является изменение демографической ситуации, последствия которой будут подробно рассмотрены ниже. В начале двадцать первого столетия в Японии будет насчитываться куда больше престарелых людей, нежели сейчас, и в результате традиционно высокий уровень личных сбережений может упасть весьма значительно; а с уменьшением капитала японские фирмы не смогут более рассчитывать на кредиты под низкий процент, дающие им преимущество перед иностранными конкурентами. К тому же любое дальнейшее повышение курса иены может вынудить японские корпорации переводить производство за рубеж, в более «дешевые» страны. Вследствие этого японцы — как это до них случилось с англичанами и американцами — будут все более и более утрачивать свою «культуру производства», тенденция, которая уже наглядно проявляется в том, что в наши дни талантливая молодежь охотнее устремляется в коммерческие банки, нежели в инженерное дело. Попав в традиционные «ножницы» подскочивших расходов и издержек внутри страны и растущей конкуренции со стороны новых промышленно развивающихся стран за рубежом, «Япония инк.» может рано или поздно обнаружить, что лишилась своих особых преимуществ24.
Все комментарии относительно перспектив Японии содержат в себе основной вопрос: является ли эта страна «особой» или «аномальной» по сравнению с другими индустриально развитыми обществами?25 А этот вопрос сам по себе поднимает проблему:
существует ли реально «нормальная» западная или американская капиталистическая система, от которой отклоняются японцы. В подобных комментариях отмечается, что японский образ жизни бросает вызов в особенности американцам, которых тревожит не

175

только утрата экономических позиций, но и возможная необходимость менять свои привычные представления — об образовании, индивидуализме, роли женщин — с тем, чтобы суметь на такой вызов ответить26. (Гораздо лучше, вероятно, было бы заставить самих японцев изменить свои привычки.) Вопрос об уникальности Японии осложняется не одними только беспочвенными притязаниями японских националистов на превосходство, но и различием подходов иностранных «экспертов». В то время как иностранцы, живущие в Японии долгие годы, в общем приходят к выводу, что у японцев действительно есть особые культурные предпосылки, которые оказывают воздействие на функционирование экономики, западные классические экономисты убеждены, что все страны рано или поздно начинают строить деятельность на единых для всех принципах. Рационально мыслящему экономисту вообще всегда трудно определить количественно значение культуры27 .
Подобные дебаты таят в себе более широкую историческую проблему: является ли Япония нормальной страной, которая однажды утратит все свои нынешние преимущества, или она и впрямь нашла путь обойти законы, касающиеся сравнительного национального превосходства, и, таким образом, сумеет избежать того, что можно назвать поздневикторианским роком? Под последним имеется в виду дилемма, вставшая перед британцами сто лет назад, когда по мере того, как другие страны стали следовать их примеру, они начали терять свое индустриальное преимущество. По крайней мере теоретически Британия могла бы не допустить, чтобы ее обошли, если бы ее экономика раз за разом переключалась на все более и более выгодные производства, оставляя устаревшие отрасли иностранным конкурентам. Однако для этого, в свою очередь, потребовались бы некая форма национального планирования и долгосрочная экономическая стратегия, а также непрестанное совершенствование британской системы образования, увеличение численности ученых, инженеров и техников, расширение капиталовложений в научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, поскольку все эти факторы необходимы для сохранения передовых позиций в данной сфере. Но поскольку британское общество предпочло не реорганизовывать себя подобным образом, экономику страны к концу викторианской эпохи стали последовательно обгонять другие, и Великобритания утратила свою роль «мастерской мира»28

176

Согласно ряду экономистов, сейчас уже налицо признаки сравнительного упадка Японии в долгосрочной перспективе; они проявляются в старении населения, сокращении потребительских расходов и потока японских туристов, снижении общего уровня сбережений, а также в расширении импорта готовых изделий, перемещении производств из Японии в другие части мира, уменьшении активного сальдо текущих счетов, непрерывном структурном переливе из сферы промышленного производства в сферу услуг; в превращении Токио в глобальный финансовый центр — современное подобие Лондона времен викторианства, но жиждящийся на менее прочных (из-за большей спекулятивности и рискованности) основах, в нестабильности и колебаниях японского рынка ценных бумаг, уже более не застрахованного от резких падений, в переменах взглядов на культуру и выбор карьеры, в роли женщин и других свидетельствах глубокой национальной метаморфозы. Японское солнце, может быть, и светит по-прежнему ярко, но оно уже перевалило за полдень и начинает садиться.29
С другой стороны, существуют также доказательства того, что, осуществляя определенные показные перемены для успокоения отечественных и зарубежных критиков (расширяя внутреннее потребление и сокращая активное сальдо торгового баланса), Япония предпринимает самое крупномасштабное индустриальное «переоснащение» процесса роста, какое когда-либо видел мир. Она обнаружила новые сферы получения очень высокой добавленной стоимости (см. табл. 4) и вторгается в них с максимально возможной стремительностью. Япония постоянно совершенствует способы производства и повышает стандарты контроля за качеством. Более того, весьма значительная часть импорта, об увеличении которого так усиленно шумят японцы, поступает с японских фабрик, производящих комплектующие за рубежом; и хотя они продолжают производить глобальные приобретения с тем, чтобы не допустить вытеснения с ключевых мировых рынков, их компании по своей природе остаются очень японскими и выступают против «выхолащивания» отечественной промышленной базы. В отличие от викторианской Англии, Япония отнюдь не почивает на лаврах и не несет затрат на содержание империи; производительность ее непрестанно увеличивается, и не только в области производства, но и в сфере услуг, а это означает, что ее экономическая мощь все еще растет30.

177

Таблица 4 Сравнительная добавленная стоимость промышленных изделий

Источник «The Economist», 2 December 1989, р. 4.

В целом данное обсуждение предполагает, что Япония и ее народ стоят перед очевидным выбором. Первая возможность заключается в том, чтобы предпринять фундаментальные изменения в системе, ставившей целью обеспечение постоянного экономического роста на протяжении последних четырех десятилетий. Уступая внешнему давлению и требованиям внутри страны, японцы будут тратить больше и откладывать меньше, они также в целом станут богаче и будут больше получать удовольствия от жизни, общество станет более космополитичным и менее иерархическим и в этом смысле менее «японским». По выражению Джеймса Фоллоуза, Япония будет «больше похожа на нас», т. е. на американцев31. С другой стороны, ее экономика станет зрелой, уровень сбережений снизится, возрастет склонность к импорту готовых изделий, индустриальную базу оттеснит сфера услуг, культура производства окажется подорванной, а на мировых

178

рынках японцев потеснят Южная Корея, Тайвань и другие подобные им государства. Японцы будут необыкновенно состоятельным народом, может быть, самым богатым в мире, однако, как и поколения процветавших римлян, британцев или американцев до них, они все более и более будут ориентироваться на потребление, нежели на создание материальных ценностей.
Другой путь состоит в том, что японская нация сохранится в относительно неизменном виде и посвятит себя инновационному созданию материальных ценностей и расширению своего присутствия на рынке более прибыльной продукции. Существующая система с некоторыми видоизменениями сохранится, продолжая делать акцент на дисциплинированность в обучении, крупные накопления, качество продукции, массированные инвестиции в научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы и на долгосрочное планирование, которым дирижируют главы компаний (в союзе с бюрократами) — и все это при неизменно высоком «японском» самосознании. В то время как корпорации станут аккумулировать все большие богатства, основная их часть будет скорее направляться в реинвестиции, нежели высвобождаться для общего потребления; и хотя отчасти такой рост явится следствием повышения уровня жизни внутри страны, ускорение ему также придаст неуклонное проникновение на зарубежные рынки от Восточной Азии до Южной Европы. Япония, таким образом, останется крайне «однобокой» и весьма отличной от Америки и других обществ — за исключением ее азиатских последователей и подражателей. Более того, просто потому, что она представляется «непохожей на нас», ее экономическое и техническое величие породит международное негодование, а чтобы успокоить его, потребуется вся недюжинная японская изобретательность. Даже более, чем сегодня, Японии понадобится помощь иностранных лоббистов, партнеров, ученых и публицистов32, а в подкрепление к ним — щедрые пожертвования на филантропические мероприятия, большие расходы на иностранную помощь и т. д., и все для того, чтобы умерить международные подозрения по поводу того, что ее долгосрочные намерения представляют собой угрозу.
Имея в виду именно это последнее соображение, данная глава и названа «Японский "план" для мира после 2000 года». В силу того, что японский экономический экспансионизм отличался такой целеустремленностью и систематичностью, критики считают, что неизбежно должна существовать соответствующая стратегическая линия, выработанная — и регулярно обновляемая

179

применительно к текущему моменту — бизнесменами и государственными чиновниками в Токио, стратегическая линия, использующая все преимущества способностей японских корпорации к долгосрочному планированию и — что еще более важно — того обстоятельства, что экономики многих других стран (особенно американская) не обременяют себя индустриальной или технической политикой и все еще наивно полагаются на принципы невмешательства33. И хотя японские эксперты предостерегают иностранцев, чтобы те не рассматривали министерство внешней торговли и промышленности как своего рода экономический эквивалент прусского генерального штаба34, привычка различных министерств и Экономико-технологического научно-исследовательского института Номура рассылать «проекты» и «прогнозы» относительно будущего наводит на мысль о том, что предпринимается интенсивное планирование с тем, чтобы обеспечить Японии возможность извлечь выгоду из любой новой тенденции, какой бы она ни была. Существует и иная точка зрения, состоящая в том, что долгосрочный экспансионизм Японии не столько дирижируется должностными лицами в Токио, сколько обусловливается высокой конкурентоспособностью ее основных корпораций; и хотя подобное мнение разделяется еще не так широко, оно, похоже, предлагает правдоподобное объяснение35. В этом смысле упоминания о некоем «плане» менее всего относятся к национальной стратегии, а скорее всего, подразумевают долгосрочные амбиции отдельных японских компаний, борющихся за место на мировом рынке.
Самая слабая сторона подобных дебатов о будущем месте Японии в мире в области экономики и технологии заключается в том, что они не принимают во внимание международную политику или глобальные перемены, рассмотренные выше в этой книге, Представляя Японию либо «рациональным деятелем», который всегда способен умно воспользоваться новыми экономическими возможностями, либо страной, в которой вот-вот начнется тот же процесс внутреннего спада, что пережили ее предшественники, литература о будущем «Японии инк.» уделяет мало внимания тому, как могут повлиять на островное государство происходящие во всем мире широкие преобразования. В общем принято считать, что останутся неизменными существующие основные условия и тенденции: достаточно открытая торговля, позволяющая нормально функционировать мировому капитализму; всеобщее и

180

полное прекращение «холодной войны», спорадические региональные конфликты, однако такие, в которые Япония не будет втянута непосредственно (чего нельзя сказать о Соединенных Штатах); отсутствие возможности возрождения российского империализма; натянутые, но не невыносимые отношения между Токио и Европейским сообществом; болезненные отношения с Китаем, но здесь взаимное недоверие будет несколько ослаблено японским кредитом; усиление экономического влияния Японии во всей Юго-Восточной Азии; неизменность японо-американских отношений, несмотря на возникающие время от времени разногласия по вопросам торговли и безопасности хотя бы потому, что Япония понимает необходимость избегать открытого разрыва с Вашингтоном и «подпирать» американское могущество на Тихом океане по крайней мере до тех пор, пока очертания мирового порядка, установившегося после «холодной войны», не станут более четкими и ясными.36
Если же этот сравнительно стабильный мировой порядок будет нарушен, все может выглядеть совершенно иначе. Гражданская война в бывшем Советском Союзе, ликвидация американских военных баз за рубежом, растущий апломб и напористость Китая, превращение Индии в региональную сверхдержаву и обострение борьбы между «богатыми» и «бедными» странами во всем мире — все эти возможности исключать нельзя. В подобных условиях, когда возникают новые угрозы безопасности, а американский стратегический «щит» становится менее надежным, новое поколение японских лидеров может посчитать необходимым укрепить обороноспособность страны. Трудно сказать, согласится ли на это японский народ, но с экономической точки зрения страна будет располагать куда большими возможностями для строительства современных вооруженных сил, нежели в 30-х годах, когда ее весь ВНП составлял лишь десятую часть американского. К 2000 г., когда при наличии колоссальной технической базы ВНП Японии, возможно, вплотную приблизится к американскому, все будет по-другому37.
Более того, как будет рассмотрено ниже, в век далеко идущих демографических и технических перемен невоенные угрозы могут оказаться столь же, а то и более опасными, чем военные. Вместо все растущей экономической интеграции, предсказываемой сторонниками «мира без границ», грянут финансовые крахи, ужесточится борьба в области сельского хозяйства, промышленного производства, программного обеспечения и услуг, возрастет протекционизм — и все это, очевидно, нанесет ущерб Японии,

181

собственное благополучие которой столь сильно зависит от зарубежных рынков и их процветания. В неэкономических сферах — от глобального демографического взрыва до «парникового эффекта» — транснациональные последствия могут быть столь же серьезными, а справиться с ними Японии, возможно, будет еще труднее. Невозможно отрицать тот факт, что Япония располагает значительным потенциалом, когда речь заходит о противостоянии выступающим за перемены глобальным силам, описанным в первой части; повторим только, что она, возможно, лучше любого другого передового индустриального общества «подготовлена» к двадцать первому веку38. Однако даже ее многочисленных сильных сторон, главным образом в таких областях, как технология, производство и финансы, может оказаться недостаточно, чтобы оградить себя от неприятностей.
Подобные сильные стороны наглядно проявляются, к примеру, в способности Японии управляться с такими явлениями, как революция в сфере финансов и коммуникаций, рост международных корпораций, и в более общем смысле с восприимчивостью к новым технологиям. И хотя процесс глобализации был по происхождению в основном американским, Япония сумела изумительно быстро извлечь выгоду из нового экономического порядка. Несмотря на происходящее падение курса акций на Токийской фондовой бирже, из десяти банков, названных в сентябре 1991 г. в «Уолл-Стрит джорнэл» крупнейшими в мире, семь оказались японскими. «В целом из ста крупнейших в мире банков двадцать девять являются японскими. В Германии их двенадцать, во Франции — десять и в США и Италии — по девять банков». Примерно в той же степени это относится и к мировым страховым компаниям (в первой пятерке четыре принадлежат Японии) и фирмам, имеющим дело с ценными бумагами (первая четверка целиком японская)39. И если свободное обращение капитала — для промышленных инвестиций, поглощения других предприятий, приобретения собственности, облигаций и других ценных бумаг — есть движущая сила возникающего глобального экономического порядка, то японское общество располагает огромной силой, во всяком случае до тех пор, пока поддерживает ресурсы капиталов на высоком уровне.
Япония также наилучшим образом проявила себя как база многих крупнейших транснациональных компаний, занимающих сейчас столь важное место в глобальной экономике: в 1991 г. «Тоёта», «Хитачи», «Тошиба» и еще тридцать четыре из ста самых крупных в мире компаний были японскими40. Располагающие

182

большими, нежели множество американских и европейских фирм* , основными активами и испытывающие меньший нажим акционеров с требованиями немедленных прибылей, японские компании в своем большинстве имеют возможность продолжать вкладывать капиталы в технологии будущего. Более того, в том, что может оказаться одним из существеннейших признаков «нового мирового порядка» в будущем в области технологии, а именно в том, как много принадлежит той или иной стране ключевых патентов, японские компании, похоже, обгоняют или вытесняют своих соперников в одной отрасли за другой41.
И если технические и производственные достижения Японии в прошлом десятилетии могут служить своего рода основой для прогнозов на будущее, то ее прорыв в новые области — аэрокосмонавтика, программное обеспечение, биотехнология — может застать ее конкурентов врасплох. Только в 1980—1 989 гг., например, доля Японии в мировом экспорте определенной продукции высокой технологии возросла в сенсационной степени, в ряде случаев буквально с нуля, как видно из табл. 5.
Таблица 5
Доля в мировом экспорте высокотехнологичной продукции в 1980 и 1989 гг.42

__________________
* В середине 1991 г., например, рыночная стоимость компании «Тоёта мотор» достигла 44,5 млрд. долларов, а ее прибыли (1990 г.) — 3,2 млрд.;
Для сравнения рыночная стоимость «Дженерал моторс» составила 25 млрд. долларов, а убытки — 2 млрд.

183

Продолжение табл. 5

Поскольку многие из этих технологии (микроэлектроника, телекоммуникационное оборудование) составляют материальную базу глобальной революции в области финансов и телекоммуникаций, дальнейшее развитие последней обеспечивает японской индустрии новое ускорение или «непрерывную обратную подпитку».
Хотя Япония выглядит достаточно сильной, чтобы справиться с сегодняшним взрывом в области техники, ее собственное будущее с демографической точки зрения не столь блестяще, особенно с учетом глобальных тенденций роста численности населения. Как отмечается во многих исследованиях, «Япония начала переход от высокого уровня рождаемости и смертности к низким гораздо позднее Соединенных Штатов, но завершила его рекордными темпами»43. В 1925г. продолжительность жизни в Японии составляла около сорока пяти лет, и женщины рожали в среднем по 5,1 ребенка. В наши дни продолжительность жизни в Японии является самой высокой в мире — семьдесят шесть лет среди мужчин и восемьдесят два года среди женщин (1987 г.), однако общий уровень рождаемости упал значительно ниже среднего показателя 2,1 ребенка на каждую женщину, необходимого для поддержания общей численности населения. В 1989 г. он скатился до рекордно низкой отметки — всего лишь 1,57 ребенка на каждую женщину. Ясно, что повышение благосостояния способствовало укреплению подобной тенденции, как это происходило в любом индустриализованном обществе, но в Японии, кажется, проявилось и нечто большее: в частности, высокообразованные японские женщины восстают против традиционных представлений, что по окончании колледжа они должны сосредоточиться на воспитании детей — как правило, в перенаселенных квартирах — в качестве главной цели их жизни.
Очень немногие исследователи японского общества надеются, что подобную тенденцию удастся преодолеть. Один из видных политических деятелей, поторопившийся было в 1990 г. предложить ограничить японским женщинам доступ к высшему образованию, быстро отказался от этой своей идеи, убоявшись разразившейся бури возмущения44. Однако, если демографический процесс не повернет вспять, к 2025 г. Япония «вместо самого низкого среди ведущих индустриальных держав удельного веса лиц старше шестидесяти пяти лет в общей численности населения (один из одиннадцати) станет иметь самый высокий (один из четырех)»45. Это обстоятельство приводит экономистов к мрачным предсказаниям относительно будущего Японии в долгосрочной

185

перспективе: с непрерывным сокращением числа работников, содержащих каждого пенсионера, возрастут подоходный налог и взносы на социальное страхование, так что Япония из страны с самым щадящим среди членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) налогообложением превратится в государство с самым тяжелым налоговым бременем;
3 О или более миллионов граждан старше шестидесяти пяти лет в 2025 г. будут истощать ресурсы страны, сокращая жизненно важные для нее объемы сбережений, отвлекая средства от капиталовложений в деловую сферу и в долгосрочной перспективе тормозя ее экономический рост. И хотя в некоторых областях (туризм, медицинское обслуживание) многочисленный слой сравнительно состоятельных японских пенсионеров представляет собой привлекательный рынок, они не помогут стране сохранить ее техническую конкурентоспособность46. Так что вновь начинает маячить признак конца «японского чуда».
Есть, конечно, очевидное решение проблемы меняющегося соотношения между численностью японской рабочей силы и числом престарелых иждивенцев: открыть въезд десяткам тысяч корейцев, филиппинцев, пакистанцев и других жаждущих получить работу в Японии. Но с учетом политики японской исключительности и стесненных географических условий такой выход мало вероятен. И хотя Бюро иммиграции Японии все еще радушно встречает иностранных ученых, инженеров и других профессионалов, оно решительно преследует примерно 300 тыс. нелегальных иммигрантов, угрожая им депортацией, а их работодателям штрафами или тюрьмой. Несмотря на мольбы Японской ассоциации продовольственного снабжения об увеличении численности рабочей силы и даже на предлагаемый Токийской торгово-промышленной палатой план пригласить до 600 тыс. иностранных рабочих на основе двухлетних контрактов, перспективы, что японцы обрадуются подобному «решению» обостряющейся проблемы нехватки трудовых ресурсов, весьма ограничены47. Бестактные высказывания японских политических деятелей о социальной слабости американского населения, являющего собой конгломерат многих культур и рас, обнаруживают, что забота о «чистоте» японского населения, скорее всего, всегда перевесит утилитарные аргументы в пользу расширения иммиграции.
И все же, хотя перемены в японской демографической структуре и имеют большое значение, совершенно необязательно, что они предвещают экономический застой. Как отмечали многие японские критики, падение уровня рождаемости отражает тот

186

факт, что государственная политика на сегодняшний день не сумела обеспечить молодые японские супружеские пары лучшими условиями жизни, например более просторным и доступным жильем. Господствующие обычаи ограничивают привлечение женщин к производству — доля женщин в трудовых ресурсах Японии гораздо ниже, чем, например, в Англии и Соединенных Штатах, — и более позитивный курс в этой области мог бы поправить положение дел. И наконец, поскольку многие трудоспособные японцы в возрасте старше шестидесяти пяти лет все еще могут и хотят работать, есть повод пересмотреть правила выхода на пенсию48. Сочетание различных перемен в этих сферах может обеспечить одновременно увеличение состава японских семей и поддержание численности рабочей силы.
В дополнение к этому, японские крупные компании справляются с нехваткой рабочей силы — и с высокой стоимостью труда японцев, — преобразовываясь в многонациональные структуры. Если четверть века назад Япония имела ограниченное число предприятий за рубежом (главным образом сборочные предприятия в Южной Корее), то сейчас она располагает глобальной организованной сетью фабрик, автомобильных заводов, производителей комплектующих, центров сбыта, даже исследовательских институтов, каждый из которых вносит свой вклад в выполнение плана компании-учредителя. Преимущества подобной организации дела очевидны и многообразны. Многие компании не только обнаруживают, что дешевле использовать для сборки электротехнических изделий женский труд в Таиланде или Мексике, нежели производить их в самой Японии, но и что «перелив» производства комплектующих за рубеж еще и помогает также снизить дисбаланс торгового обмена с восточно-азиатскими соседями Японии; действительно, японские министры вполне могут называть эти импортируемые изделия в качестве свидетельства того, что страна старается сократить положительное сальдо своего общего торгового баланса. Но самое важное заключается в том, что расположение заводов, осуществляющих сборку или выпускающих готовую продукцию, за рубежом обеспечивает доступ к ключевым рынкам в условиях открытого или завуалированного протекционизма: фабрики в Мексике дают Японии свободный доступ на американский и канадский рынки (и к тому же маскируют дисбаланс в американо-японской торговле), а автомобильные заводы в Англии и Уэльсе служат базой для выхода на рынок Европейского сообщества. В конце рабочего дня

187

прибыли поступают в казну «Тоёты» или «Мицубиси», пополняя богатство Японии в целом.
Неужели такое будущее предназначено Японии, чья экономика все более превращается в экономику рантье, ибо ее стареющее население для того, чтобы поддерживать имеющийся уровень жизни и иметь товары, которые нельзя более выпускать внутри страны, должно зависеть от доходов с капиталовложений и производства за рубежом? Не потому ли японцы серьезно изучают схожие обстоятельства экономического упадка Англии конца викторианской эпохи и обращают пристальное внимание на некоторые признаки аналогичного процесса в современной Америке? Несомненно, японские официальные лица и бизнесмены обеспокоены тем, что неблагоприятная демографическая тенденция, наряду с экономическими и социальными переменами, может привести в долгосрочной перспективе Японию к упадку ее собственной экономики. И те, кто некогда зачитывался книгой Эзры Фогеля «Япония как номер один», сейчас, двадцать лет спустя, жадно изучают «И солнце тоже заходит» Билла Эммота.
Теоретически Япония, конечно, может пойти путем Голландии или Англии, если она решится отказаться от своего производства;
однако, как отмечалось выше, настроения японских бизнесменов указывают на обратное. Как отмечалось в «Экономисте», даже самые мрачные прогнозы относительно того воздействия, котором окажет на экономику старение населения, упускают из вида «влияние технического прогресса на рост производительности»49. Это касается не только инвестиций в новые предприятия, машины и оборудование, высокотехнологичные сталелитейные заводы и верфи, но и увлечения автоматизацией и роботизацией, отмеченного выше* . Не случайно, что Япония сейчас обладает почти третью мирового парка роботов и самым большим количеством автоматизированных производств в мире. Ибо, если роботы оправдают надежды, это явится замечательным решением стоящей перед Японией дилеммы; они сохранят ей передовые позиции в производстве и одновременно восполнят любой дефицит рабочей силы, избавляя страну от необходимости импортировать миллионы иностранных рабочих с семьями. Техника, таким образом, становится противовесом демографии. Открывая этот новый этап промышленной революции, японская индустрия тем самым готовит себя к двадцать первому столетию.
__________________
* См. главу 5.

188

Если проводить сравнения, то проблемы, поставленные перед Японией новой аграрной революцией — применение биотехнологии в сельском хозяйстве, — представляются менее сложными, хотя и воспринимаются со всей серьезностью50. Представляя собой гористый архипелаг, где отчаянно недостает ровных и плодородных земель, но где, тем не менее, живут миллионы полностью или частично занятых фермеров, традиционно обрабатывающих участки размером один-два гектара, Япония среди стран ОЭСР находится на последнем месте по самообеспечению продовольствием. Из-за огромной пропасти между уровнями производительности (и доходов) в индустриальном и аграрном секторах сельскохозяйственное производство защищается крупными субсидиями и бюрократическими рогатками — что вызывает ярость лоббистов, проталкивающих американский сельскохозяйственный экспорт, и наносит ущерб японскому потребителю, — и все же Япония вынуждена импортировать больше продовольствия, нежели любая другая страна с развитой экономикой. (И если бы не этот импорт, активное сальдо ее торгового баланса было бы куда больше!) Наконец, в Японии традиционно не существовало могучих химических и сельскохозяйственных корпораций, способных осваивать новые формы производства продовольствия — такие, как биотехнология. Поэтому по многим причинам можно предположить, что биотехнологическая революция будет далеко не первой среди забот Японии.
Тем не менее есть признаки, что и здесь происходят быстрые перемены. Японские власти сейчас стремятся сократить численность неэффективных фермерских хозяйств и нехотя идут на уступки американским требованиям открыть внутренний рынок продовольствия. По мере того как фермеры отходят от дел или продают свои хозяйства, Япония, можно было бы предположить, еще в большей степени будет зависеть от сельскохозяйственных поставок из-за рубежа. На деле же в стране создается ядро профессиональных фермеров численностью около 500 тыс. человек, которые работают на более крупных земельных участках (японские молочные фермы размерами не уступают аналогичным хозяйствам в Европейском сообществе) и осваивают механизацию, севооборот и другие методы повышения производительности. Японский агробизнес не только выращивает улучшенные породы скота у себя дома, но и стремится закупать фермы и вести мясное скотоводство на территории Соединенных Штатов. По мере того как модернизируется японское сельское хозяйство, власти страны поощряют капиталовложения в биотехнологию с

189

тем, чтобы восполнить пробелы Японии в этой области. Подобно тому, как это происходило в других отраслях, японцы по ходу таких «догонялок» частенько прибегают к созданию совместных предприятий с американскими компаниями, обладающими опытом и технологиями, или попросту их выкупают51.
Хотя биотехнологическая революция в Японии находится пока в стадии младенчества, последствия ее уже достаточно очевидны. Она обеспечит стране определенное место еще в одной ведущей отрасли двадцать первого века и одновременно ослабит ее зависимость от зарубежных поставщиков сельскохозяйственных товаров и сырья. Все это только упрочит уже существующие сильные стороны Японии: легкий доступ к западной технической литературе, огромный капитал для приобретения исследователей, лабораторий и патентов, поддержка со стороны крупных японских компаний, стремящихся расширить свою производственную базу, и помощь японских министерств. Единственным, кто, возможно, будет против, станет само министерство иностранных дел, поскольку ему видится одна и та же картина — как оно пытается объяснить американским фермерам и бизнесменам необходимость сократить ввоз продовольствия из-за рубежа.
Все это означает, что Япония с умом подготовилась извлечь выгоды из новых тенденций в технологии и до минимума ослабить пагубные последствия демографических изменений и что японцы, по меньшей мере на первый взгляд, испытывают меньше тревог в связи с глобальными переменами, нежели их конкуренты. Такой вывод справедлив в той степени, в какой Япония окажется способной осуществить внутреннюю перестройку с тем, чтобы встретить будущее в полной готовности. Подлинные же проблемы возникнут во внешней сфере, которую Япония, конечно, может контролировать куда меньше. Демографическая проблема поддержания адекватной рабочей силы (с помощью роботов) — это одно дело; строить отношения с Китаем с его полутора миллиардным населением — либо все более процветающим и могущественным, либо раздираемым социальными и экономическими конфликтами, — совсем другое. Каково, действительно, придется Японии в Азии, где, по прогнозам, численность населения за несколько следующих десятилетий (к 2025 г.) взлетит с 3,0 до 4,9 млрд. человек, в то время как ее собственное население не увеличивается и неотвратимо стареет? Сможет ли она на деле оградить себя от последствий серьезнейших глобальных демографических перемен?

190

И еще, может ли страна, столь зависимая от экспорта, оставаться уверенной в том, что ей удастся сохранить доступ к важнейшим мировым рынкам, особенно если ее собственные достижения в промышленности, науке и технике грозят превратить потребность в иностранной продукции в излишество? Автоматизированные сборочные предприятия, вполне способные конкурировать с использующими дешевый труд заводами в Юго-Восточной Азии, на первый взгляд, представляются чудесным «решением» — так же, как созданные с помощью генной инженерии фрукты, мясо и рыба. Но не спровоцирует ли на практике осуществление таких проектов новую волну возмущения в других странах, уже убежденных в том, что Япония привыкла только брать, но редко дает сама и что «регулируемая торговля» всегда почему-то регулируется лишь к выгоде Токио? Может ли Япония позволить себе дать новый толчок протекционистским настроениям в Европе и Северной Америке, особенно с учетом того, что эти рынки становятся все более насыщенными, а рост мировой экономики в предстоящие десятилетия будет весьма умеренным? Если даже азиатские рынки обретут большую важность, чем европейские, не будет ли это означать простое перемещение проблемы — несбалансированной торговли Японии и постоянной угрозы ответных мер — из одной части света в другую? В целом, экономическая уязвимость в глобальном масштабе всегда была ценой, которую вынуждена платить Япония за достижение мирового коммерческого превосходства; и эта уязвимость со временем только усугубляется.
Тот же самый парадокс наблюдается в связи с обостряющимися экологическими проблемами. Глобальное потепление, например, ставит перед Японией дилемму, пусть даже решаемую, Благодаря ограниченным размерам территории и сравнительно малому объему аграрного сектора, Японии не столь страшны зловещие прогнозы о смещении зон выращивания зерновых, как (к примеру) Канзасу. Если, как предупреждают некоторые ученые, глобальное потепление приведет к еще большей непредсказуемости и неустойчивости погоды, то Японию могут ждать более жестокие штормы, наводнения и ураганы; но они, однако, едва ли представляют основную или постоянную угрозу ее благосостоянию, тем более что она располагает возможностями принимать превентивные шаги и меры по ликвидации их последствий. Точно так же, хотя подъем уровня моря и затронет низменные районы, Япония достаточно богата, чтобы защититься от наступления морской стихии. Она, возможно, способна даже переместить свои

191

прибрежные населенные пункты. Так, например, Япония уже ассигновала сотни миллионов долларов на обустройство и укрепление берегов и защиту от моря крошечного островка Окиноторисима. Это вызвано тем, что Япония могла бы потерять свои права на рыболовство и эксплуатацию морского дна, если бы он постепенно уходил под воду из-за постоянного подъема уровня моря52. И наконец, если международные соглашения направлены действительно на сокращение выброса углерода или повышение эффективности энергетики, то достижения Японии за два последних десятилетия — а Всемирный банк недавно назвал Японию «экологическим образцом» в этих областях53 — позволяют предположить, что перед ней в выполнении новых задач встанет меньше проблем, нежели перед большинством других стран. Глобальное потепление может быть крупной неприятностью, но умелой и богатой Японии вполне под силу с ней справиться.
И все же, если в будущем веке грядут широкомасштабные экологические катастрофы — накладывающиеся, что весьма вероятно, на глобальный демографический взрыв и массированную социальную напряженность, — неизбежно приходится задаться вопросом, сможет ли Япония остаться «островом в себе», Сможет ли она в тесном соседстве с континентом, где бесконтрольная индустриализация, захватывающая миллиарды людей, грозит ущербом экологической системе, сохранить созданную техническими средствами «зеленую» атмосферу? Сейчас об этом судить невозможно, однако со стороны японцев будет, безусловно, крайне опрометчиво считать, что уничтожение лесов и загрязнение атмосферы останутся проблемой лишь для других народов.
Вышеизложенное означает, что Япония может идти в двадцать первый век со сдержанным оптимизмом. Авторы бестселлеров, предсказывающие Японии блестящее будущее, обосновывают свои утверждения весьма вескими доказательствами: благотворные движущие силы преобразований (капитал, коммуникации, роботы, биотехнология) уже приведены в действие, а угрозы (демографический хаос, глобальное потепление, финансовый крах) либо являются весьма отдаленными, либо могут быть отведены. Немногие другие страны могут чувствовать себя в такой безопасности, особенно в том, что связано с переменами в области техники.

192

Тем не менее Японию, готовящуюся к вступлению в будущее столетие, могут ждать впереди серьезные опасности. Мы уже отмечали возможность различных грозных событий за пределами Японии, которые трудно предсказать заранее, но которые — особенно в свете многочисленных политических революций на протяжении всего лишь одного последнего десятилетия — совсем исключать нельзя. Распространение ядерного оружия в Азии, авантюристическая внешняя политика режимов, раздираемых внутренними противоречиями, рост китайского могущества, конфронтация на Корейском полуострове или в Южно-Китайском море... Все это подтверждает стратегическую уязвимость Японии. Серьезная дестабилизация возможна и в ее финансовом секторе, который зиждется на куда менее прочной основе, нежели ее промышленность.
И все же самые серьезные проблемы у Японии могут возникнуть, как бы парадоксально это ни прозвучало, в результате ее собственных успехов и достижений. Если ее экономика будет продолжать процветать в то время, как другие страны окажутся в застое, если Япония усилит уничтожение (скажем так) американской автомобильной индустрии и европейской электронной промышленности, если она будет наслаждаться безопасностью и комфортом, извлекая огромные выгоды из существования международного сообщества, но мало помогая его защите и сохранению, если она останется глухой и безучастной к миру, полному человеческих бед и несчастий, страдающему от обострения региональных конфликтов, массовой нищеты, волн миграции, растущей пропасти между «богатыми» и «бедными», то мировое возмущение может вынудить другие государства наказать Японию экономическими методами — при помощи тарифов или других ограничений — за то, что они посчитают эгоистической политикой.
Чтобы избежать подобной перспективы и внести свой вклад в поддержание мирового порядка, Япония нуждается в просвещенном, компетентном и мужественном руководстве, которое помогло бы ей справиться с внутренними переменами и внести больший вклад в международные дела, нежели в настоящее время. Однако больше всего Япония страдает из-за недостатка именно таких качеств в ее руководстве. В отличие от нехватки сырьевых ресурсов, для восполнения подобного дефицита не делается ничего;

действительно, если авторы, изучающие «загадку» японского могущества, не ошибаются, вся политическая система Японии устроена так, чтобы просвещенные и компетентные лидеры никогда не пришли к власти54. («Компания закадычных дружков»

193

выпускников Токийского юридического института и т.д.) в бюрократическом аппарате, большом бизнесе, банках и в Либеральной партии будет продолжать делить власть между собой, и никому не будет позволено играть роль американского президента или британского премьер-министра. Таким образом, «руководство», как его понимают в западных обществах, в Японии существовать просто не может; и западным наблюдателям пора бы бросить напрасные поиски восходящей «звезды», которая могла бы стать в Японии политическим эквивалентом Хельмута Шмидта или Маргарет Тэтчер.
В этом и кроется вся ирония. В отличие от многих других обществ, где политическое руководство рассматривается как один из ключевых элементов — если не единственный ключевой элемент — успешного развития нации, Япония, похоже, сконструировала механизм, который может действовать сам по себе. Жесткие и унифицированные стандарты в системе образования, строгий социальный кодекс, неукоснительно предписывающий послушание, чинопочитание и подобострастие, правление бюрократической элиты, приверженность идее сбережений и инвестиций, фанатичное увлечение дизайном и обслуживанием, дух коллективизма, проникнутый решимостью одолеть доморощенных и иностранных соперников... все это вывело Японию с нулевого уровня 1945 г. на те позиции, которые она занимает сейчас. Все это составляет также впечатляющие элементы будущего могущества. Однако по мере того, как наш все усложняющийся мир готовится вступить в двадцать первое столетие, всего этого может оказаться недостаточно ни для того, чтобы выдержать политические и моральные испытания, что ждут впереди, ни для того, чтобы справиться с проблемами, лежащими за пределами японских границ. Самые совершенные и современные роботы могут, конечно, решить множество проблем. Но они не способны обеспечить Японии провидение и политическое руководство, которое позволит японскому народу успешно работать и жить в мировом сообществе сегодня и завтра55.