Цыганков А. Современные политические режимы: структура, типология, динамика

ОГЛАВЛЕНИЕ

II. СТРУКТУРА И ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕЖИМА

Данная глава описывает структуру и особенности функционирования политического режима. Прежде чем двигаться дальше, прежде чем типологизировать режимы по различным основаниям и анализировать процессы их распада и трансформации, необходимо ответить на "простой" вопрос: как работает режим? Какие задачи в обществе он выполняет? На что опирается в их решении? Каким образом преодолевает воздействие внешнего окружения или, напротив, меняется в результате такого воздействия? Какие ресурсы задействует и какие средства использует? Прояснение этих и подобных им вопросов, думается, поможет понять режим, оценить общие источники его жизнеспособности и условия эффективности.

1. СРЕДА ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ РЕЖИМА

Роль среды в функционировании политического режима

Любой политический режим существует в некоем окружении — социальном, психологическом, географическом и т.д. Взаимосвязи режима и его окружения могут быть самыми различными. Вполне очевидно, например, что становление режима чаще всего протекает в условиях мощного влияния социокультурных факторов. В этом легко убедиться, если обратиться к разновидностям современной демократии. Универсальные демократические институты — всеобщее избирательное право, многопартийность, разделение властей и др. — функционируют по-разному в Западной Европе и Юго-Восточной Азии. Демократии в Скандинавии, Америке и Японии существенно различаются между собой, несмотря на их процедурно-правовое сходство. Но очевидно также, что режим, сформировавшись, способен и сам выступать в качестве активного преобразующего начала. Примеров такой активности также предостаточно.

Анализ окружения, или среды, в которой функционирует политический режим, необходим потому, что, с одной стороны, позволяет понять, откуда и каким образом он возникает, а с другой стороны, дает аналитику возможность увидеть действие глубинных социальных и внесоциальных тенденций, которые, говоря условно, сообщают режиму свои цвет и звучание, оказывая на его формирование влияние даже в тех случаях, когда сам режим отказывается признать факт такого влияния.

В политической науке анализ влияния среды на политику связывают, главным образом, с деятельностью представителей системного подхода в политологии (особенно с работами Д. Истона "Системный анализ политической жизни" и "Политическая система"), хотя проблема, например, взаимосвязей общества и государства анализируется еще с античности. Представления Истона и его последователей были результатом исследования, прежде всего, политических систем (а не режимов). Но они вполне могут послужить и целям нашего исследования, учитывая, что понятие "политического режима" весьма близко (хотя отнюдь не всегда тождественно — см. вводный раздел) понятию политической системы.

С точки зрения Д. Истона функционирование политической системы — это практически всегда результат взаимодействия с внутренней и внешней средой, В политическую систему поступают импульсы в виде требований и поддержки общества, а система, воспринимая эти импульсы, перерабатывает их в решения и конкретные действия по осуществлению решений. Восприятие импульсов означает, по Истону, реализацию системой ее входящих функций, а переработка импульсов — ее исходящих функций. Немаловажный, с точки зрения ученого, момент — наличие не только прямых, но и обратных связей между "входом" в систему и "выходом" из нее (1). Обратная связь — это фактически механизм самоконтроля и саморазвития системы. Если система по каким-то причинам утрачивает этот механизм, то одновременно она перестает быть открытой внешним воздействиям. В ней необратимо нарастает энтропия, которая подготавливает условия для последующего разрушения системы. Таким образом, важность среды, учета ее импульсов для поддержания стабильности системы, не подлежит какому-либо сомнению, В самом же общем понимании среда политической системы или режима — это все то, что его окружает и способно оказывать определенное влияние.

В зависимости от исследовательских целей среда режима может подразделяться по различным основаниям. Правомерно, например, разграничивать сильную и слабую среду по степени ее воздействия на политические структуры. Распространенным является разделение среды на внутреннюю и внешнюю, или же интра- и экстрасоциетальную, как вслед за Д. Истоном называет это П. Шаран (2). Но чаще всего в политическом анализе рассматривается влияние социальных факторов на политику, прежде всего, экономических и социокультурных.

Политика, а значит и режим в значительной степени представляют собой социальные явления, и социальная среда заслуживает внимательного рассмотрения. В то же время неправомерно было бы умалять и роль внесоциальной среды и стабилизации и функционировании политических режимов. Внесоциальная среда — это совокупность факторов, существующих относительно независимо от общества, но, тем не менее, оказывающих определенное, иногда значительное влияние на политику. Ведь политика отнюдь не является лишь простым отражением социальных факторов. Ее вообще недостаточно было бы рассматривать как нечто "вторичное", или надстроечное. Природа политического слишком сложна, чтобы быть исчерпывающе описанной в детерминистских терминах. Если в политике и действуют какие-то линейные закономерности и односторонне-каузальные связи, то выявления такого рода связей еще отнюдь недостаточно, чтобы получить о ней представление. В этом легко убедиться, если обратиться, например, к феномену политического лидерства. Зададимся вопросом — от чего зависит поведение лидера? Его способность повести за собой массы людей? Переломить стереотипы своего ближайшего окружения? Неспособность подыскать удовлетворительные ответы на эти вопросы с помощью обращения только к социальным факторам уже была продемонстрирована классическим марксизмом. В самом деле, объясняет ли феномен немецкого тоталитаризма утверждение — "Гитлер был выходцем из мелкобуржуазных слоев"? Исчерпывает ли его? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным — очевидно, что без изучения фигуры Адольфа Гитлера невозможно понять, как, по каким законам функционировал фашистский режим.

Следовательно, есть необходимость проанализировать не только социальные, но и внесоциальные факторы, воздействующие на политический режим. Какие же это факторы? Прежде всего, как уже стало понятно, психологические. Конечно, вполне правомерно рассматривать психологию лидера не столько как среду режима, сколько как неотъемлемую его характеристику. Но как тогда быть с психологией массовых социальных и этнических групп? Как учесть влияние географических и экологических факторов, которые иногда способны сыграть важную роль в укреплении или, напротив, ослаблении позиций политического режима? Таким образом, есть необходимость рассматривать любое политическое действие как результирующую взаимодействия социальных и внесоциальных факторов или процессов.

Социальная среда

Социальная среда играет особое, а часто и решающее значение в функционировании режима и в оценке его эффективности. Чаще всего, в данном случае, внимание обращается на экономические и культурные факторы.

Социально-экономические связи и структуры пронизывают все общество, обеспечивая его технологическими ресурсами. На основе социально-экономического развития нации достигают новых ступеней технологического совершенства, постоянно трансформируя различные сферы человеческого общежития. С возникновением общественного разделения труда экономика оказывает все возрастающее влияние и на существование отдельного индивида, который с определенного времени самореализуется как "человек экономический". Поскольку же экономика — это всегда дифференциация производственных функций, человек раньше или позже ощущает себя частью какой-либо социально-экономической группы (класса или слоя). Такая причастность способствует формированию у индивидов интересов, в основном разделяемых определенной социальной группой, которые он готов отстаивать различными, в том числе и политическими средствами.

Таким образом, социально-экономические структуры оказываются своего рода "кузницей" для формирования политических предпочтений индивида. Конечно, экономические интересы не являются, как утверждалось в ортодоксальном марксизме, единственно определяющими структуру ценностных ориентации. Но степень развитости в обществе социально-экономических интересов оказывается способной в известной степени предопределять и характер политического режима. Там, где интерес работника связан в первую очередь с социальнопрофессиональной группой и лишь во вторую или в третью — с этнической или религиозной группой, кланом или племенем; где экономика функционирует на расширенной основе и с использованием современных технологических достижений; где существует се открытость внешней торговле, инвестициям и коммуникации; где сравнительно высоки доходы работника и его образовательный уровень — политический режим, как правило, значительно более либерален, нежели в тех странах, где подобные предпосылки отсутствуют. Режимы, функционирующие относительно длительное время в благоприятной экономической среде, отличаются и по их поведению, и в структурном отношении.

Рассматривая вопрос о социально-экономической среде функционирования политического режима, важно упомянуть и о роли рыночных, капиталистических стимулов развития. Нельзя сказать, что между капитализмом и демократией или между капитализмом и политической стабильностью существует прямая и однозначная связь. В реальной действительности отношения между этими явлениями значительно сложнее. Но во всяком случае сегодня, на исходе XX столетия кажется очевидным, что именно с капитализмом как экономической системой следует связывать основные технологические достижения человеческой цивилизации. Известный социолог П. Бергер сформулировал в этой связи кажущуюся вполне убедительной гипотезу: "Экономика, ориентированная на производство на рынок, создает оптимальные условия для долгосрочной и наиболее масштабной производительной эффективности на основе современной технологии" (3). Это означает, что рыночная экономическая среда гарантирует режиму стабильность, по крайней мере, в долгосрочной перспективе. Напротив, социализм, достигший значительных экономических показателей, игнорируя при этом рыночные стимулы и заменяя их бюрократической централизацией и планированием, создал специфическую среду для возникновения и реализации авторитарных и тоталитарных режимов.

Социокультурные связи и традиции

В человеческом сознании в зависимости от того, на каком этапе развития находится индивид, переплетаются между собой различные интересы и ценности. Можно с уверенностью сказать, например, что наряду с рациональными элементами, прививающимися в сознании индивида в ходе производственной деятельности, немалое место занимают культурные ценности. В отличие от экономических, культурные ценности эмоционально окрашены и призваны фиксировать в сознании прежде всего то, что связано с традициями и социальным опытом, а не то, что сделалось результатом размышлений.

В одних случаях говорят о религиозных, в других — об этнических, в третьих — о кастовых или сословных ценностях. Но во всех случаях они оказываются своего рода "мировоззренческой подпоркой", помогающей человеку найти ответы на самые сложные вопросы существования. Любая ценность поэтому совершенно безгранична и должна восприниматься или осмысливаться особым способом — как писал об этом М. Бахтин — "в категориях не-бытия, в категориях цели и смысла" (4). В этом, собственно говоря, и заключается главная причина устойчивого и долговременного воспроизводства ценностей (в том числе и в превращенных формах) в общественном и индивидуальном сознании. Один из примеров такой долговременности — сакральное восприятие марксизма в России после Октябрьской революции 1917 г ., ставшее результатом насильственного искоренения из общественной жизни религии и церкви. Вместо ожидаемого замещения религиозных ценностей рациональными, "научно-атеистическими" произошла подмена одной религии (православия) другой (коммунизмом).

Поскольку социокультурные факторы трансформируются в человеческом сознании в определенные ценности, то совершенно очевидной оказывается тесная корреляция между политикой и культурой. Эта корреляция сделалась предметом отдельных политологических исследований относительно недавно (50—60-е гг. нашего столетия), с приходом в мировую науку таких признанных ныне ученых, как Г. Алмонд, С. Верба, Г. Пауэлл, Л. Пай. Их разработки прочно закрепили в арсенале политической науки понятие "политическая культура", означающее чаще всего превалирующие в общественном сознании политические ориентации, позиции, навыки и ценности. Это объемная и недостаточно разработанная в политологии проблематика. Не имея возможности останавливаться на ней подробно, отметим лишь, что было бы чрезвычайно важно внимательно проанализировать, в частности, взаимосвязи между характером политической власти и различными носителями культурной традиции в обществе — языком, обычаями, верованиями, мифами и обрядами, официальным и народным искусством. Несомненно, в дальнейшем прояснении нуждается и сам термин "культура", чрезвычайно емкий, многозначный и потому не всегда вполне операциональный.

Таким образом, социально-экономическая и социокультурная среда оказываются взаимодополняющими, помогая осмыслить особенности функционирования политического режима, а значит, и саму его природу, более разносторонне. Эти факторы являются как бы "фоновыми" в политическом процессе, но они могут и будут нами рассматриваться в дальнейшем и как долгосрочные ресурсы режима, а потому без их учета анализ природы и перспектив его жизнеспособности не может быть полным.

Внесоциальная среда

Мы будем рассматривать внесоциальную среду как комплекс тех факторов, которые по разным причинам нельзя отнести к социальным, но которые, тем не менее, оказывают существенное влияние на политику, участвуют в политическом процессе. Прежде всего это биологические (филогенетические) свойства человека, его индивидуальные бессознательные влечения (в том числе сексуальные, на которых акцентировал внимание Зигмунд Фрейд), а также географические и демографические факторы. Разумеется, термин "внесоциальная" весьма условен, так же как и термин "социальная", — в реальной жизни биологическое начало тесно переплетено с общественным и экологогеографическим. И все-таки это не одно и то же — природа их различна и нуждается в дифференцированном рассмотрении.

Бессознательные влечения. Еще Б. Спиноза (и не он один) обращал внимание на то, что "люди скорее следуют руководству слепого желания, чем разума ..." (5). Однако предметом целенаправленного и систематического анализа бессознательное сделалось только у основоположника психоанализа 3. Фрейда. Заслуга Фрейда заключается, прежде всего, в том, что он заложил основы принципиально иного, по сравнению с предшествовавшими, понимания структуры индивидуального и массового человеческого сознания. Он предположил, что наряду с рациональными элементами на поведение индивидов свое воздействие оказывают механизмы бессознательного, которое может быть разделено на коллективное бессознательное (имеющее социальное происхождение) и подсознание, состоящее из а-социальных, биологических по своей природе инстинктов.

Фрейд полагал, что воздействию инстинктов подвержено любое, в том числе и политическое поведение индивидов. Многообразие таких, биологических инстинктов в целом может быть сведено к двум: эротическому влечению и агрессии. Причем, если эротическое или сексуальное влечение (т.н. энергия либидо) означает инстинктивное стремление человека к выживанию, самосохранению и объединению с себе подобными, то агрессия, напротив, неразрывно связана с разрушительными, деструктивными началами (позднее последователи Фрейда связывали их реализацию с так называемой "энергией мортидо"). Агрессивное поведение по Фрейду было, главным образом, связано с неудовлетворенностью сексуальных инстинктов, и в результате, бессознательное, по сути дела, сводилось им лишь к сексуальному влечению. Именно в этом, фрейдистском, духе некоторые психоаналитики и по сей день объясняют акты политического насилия или аномального лидерства в политике (Ленин, Гитлер, Сталин).

Подобным же образом может объясняться и политическое поведение режима, который (неважно, осознает он это или нет) опирается в своей деятельности не только на экономику и культуру, но и на те психологические пласты массового сознания, которые неукоренены социально. При этом прочность режима, следуя логике основателя психоанализа, сопряжена с тем, способен ли он и в какой мере способствовать высвобождению сексуальной энергии в человеке или созданию условий для сублимации (переносу сексуальной энергии на самые различные объекты). Демократические режимы формируют условия для осуществления сексуальной свободы, когда люди, реализуя заложенное в них животное начало, любят друг друга. Жесткоавторитарные режимы делают все от них зависящее, чтобы люди "полюбили режим", абстрактную и обезличенную структуру, отдали режиму не столько выработанные в ходе рационального осмысления убеждения, но прежде всего — эмоциональные привязанности; чтобы психическая сфера личности, связанная с любовью к семье, детям, близким была заполнена чувствами благодарности и любви к режиму.

Немалый вклад в анализ бессознательного внесли ученики и последователи Фрейда. В частности, А. Адлер и К. Юнг выявили иные, кроме эротических, мотивации патологического поведения. Юнг, например, разработал оригинальную концепцию "коллективного бессознательного", согласно которой индивид, помимо собственной воли, нередко оказывается в плену массовых предрассудков и стереотипов (6). Немецкие психологи Э. Фромм и Т. Адорно проанализировали психоаналитические истоки авторитарного сознания, сделав упор в своих исследованиях на причины возникновения и прочности нацистского режима в Германии (7). Немецкий зоолог Конрад Лоренц уделил первостепенное внимание инстинктивным началам бессознательного, которые он называл филогенетическими (т.е. родовыми, общими для животного мира), тому, как эти начала связаны с распространенным в животном мире агрессивным поведением. Он показал, что явление агрессии присуще для всего животного мира, в том числе, для мира людей (8). Значение наблюдений Лоренца существенно и для анализа политических режимов, способных не только создавать благоприятные условия для психологической разрядки индивидов и для выхода агрессивной человеческой энергии, но и искусственно подавлять характерную для всех живых существ "видосохраняющую" функцию агрессии. Лоренц убедительно показал, что человеческая деятельность (в том числе, и в политике) не может быть избавлена от целого ряда качеств, присущих животным. Богатство методологии ученого позволяет, например, проанализировать в терминах агрессивного поведения национально-политические процессы, развернувшиеся на территории бывшего СССР. Поведение участников этих процессов позволительно интерпретировать и как поведение тех, в ком длительное время искусственно сдерживалась функция агрессии, а значит ее потенциал накапливался в условиях "бесконфликтного общества" и раньше или позднее должен был выплеснуться в особенно опасных, деструктивных и агрессивных формах.

Географические и демографические факторы. Изучением взаимодействия географического и политического занимаются геополитология и политическая география. В нашу задачу не входит подробно останавливаться на характеристике этого интеллектуального направления, богатого именами и западных, и российских исследователей. Нам важно лишь показать, что в ряде случаев географические (и демографические) факторы способны оказывать влияние на характер и особенности функционирования политического режима.

Анализ географических (и экологических) факторов функционирования режима может быть полезен, во-первых, с точки зрения осмысления его пространственной организации. Здесь могут иметь значение общая численность населения, размер территории, климат и рельеф местности и многое другое. Так, например, политическое устройство России можно, хотя бы отчасти, рассматривать как результат недостаточной освоенности ее территориального пространства. При наличии такого запаса свободных, незаселенных территорий для недовольных политикой Центра всегда существовала возможность выйти из-под сферы влияния такой политики вместо того, чтобы создавать политический механизм сосуществования и взаимоприемлемого сотрудничества власти и оппозиции. В этом смысле представляет интерес формирующийся в данном случае сам тип национального характера. Во-вторых, географические факторы несомненно помогают в осмыслении положения политического режима с точки зрения его стабильности/нестабильности. В этом случае климат, рельеф местности и т.д. вполне могут рассматриваться и как ресурсы, В международном аспекте этот фактор географического влияния на политические структуры был проанализирован в целом ряде работ западных авторов (А. Мэхен, Г. Макиндер, Г. Духет, К. Хаусхофер, Ф. Ратцель, В. де ла Бланш и другие).

В последнее время специалисты проявляют все больший интерес к экологическим условиям, рассматриваемым не только как детерминанты политики, но и как факторы, влияющие на восприятие действительности участниками политики (как внутренней, так и международной), и ограничивающие их деятельность там, где раньше никаких ограничений не существовало.

Анализ демографических оснований политики, пожалуй, не имеет столь глубоких традиций, как геополитические исследования, однако он является неотъемлемой частью современной политической науки. Особое внимание этой проблеме уделяют исследователи, изучающие условия внутриполитической стабильности и нестабильности. Например, существенное негативное влияние на стабильность правящих режимов в африканских странах к югу от Сахары оказывают повышенные темпы демографического роста. Специалисты подсчитали, что с конца 70-х годов в этом регионе наблюдается неуклонное падение жизненного уровня. Только для его поддержания здесь потребовался бы экономический рост, составляющий 5.5% в год, — экономическое чудо, в которое никто не верит. (9) Такое положение не может не усугублять политическую лихорадку в африканских обществах. Вовторых, демографический фактор может рассматриваться в ряде случаев и как позитивный, способствующий упрочению устоев государства и его могущества.

В целом проблематика среды (социальной и внесоциальной) политики, конечно же, значительно шире. В частности, этнические или конфессиональные факторы вполне могут быть проанализированы с этой точки зрения. Важно, однако, представлять себе скорее общие принципы функционирования политического режима, одним из которых выступает многосоставная природа той среды, социальной и внесоциальной, в которой они существуют и развиваются.

Внешняя среда функционирования режима

Необходимо также сказать хотя бы несколько слов о роли внешнего фактора в функционировании и трансформации политических режимов. Проблема эта часто недооценивается исследователями. В большинстве своем они не только отдают предпочтение анализу внутреннего контекста режимов, но нередко и вовсе игнорируют внешнее окружение. К сожалению, сравнительная политология все еще функционирует в отрыве от достижений международно-политических исследований, хотя перспективы междисциплинарного синтеза в данной области могли бы быть весьма плодотворными.

Не вызывает каких-либо сомнений то, что любой режим подвергается воздействию внешней среды. Другое дело, что характер и фазы такого воздействия могут различаться, и весьма существенно. В зависимости от степени стабильности того или иного политического режима позволительно говорить, по крайней мере, о четырех фазах его взаимодействия с внешним окружением.

Первая. Режим может быть весьма стабильным и легитимным за счет внутренних факторов, не ощущая особенно значимого влияния международных. Таким, например, был режим И.Сталина в середине 30-х и конце 40-х годов. Таким или в основном таким был южно-африканский режим апартеида в 60-е годы, существовавший за счет мощной эксплуатации внутренних экономических ресурсов (прежде всего золотодобычи).

Вторая. Режим в силу различных внутренних и внешних причин может существенно ослабнуть, и тогда воздействие международных факторов окажется более значимым, а в ряде случаев и определяющим дальнейшую судьбу режима. Аналитики признают, что особенно важная роль в этой ситуации принадлежит идеям. Границы становятся условными, информационное пространство все более открытым, и идеи, например, либеральной демократии и рыночной экономики, практически беспрепятственно проникают внутрь страны, пополняют интеллектуальный капитал правящей элиты и подготавливают поле для дальнейших преобразований. Подобным образом это происходило в Советском Союзе, странах Восточной Европы в начале—первой половине 1980-х годов.

Третья. В случае перехода режима в новое состояние. Именно на данном этапе внешняя поддержка перестает быть лишь внешним фактором в чисто материальном смысле слона и начинает играть важнейшую, преобразующую роль в политических преобразованиях. Особое влияние оказывают здесь уже не столько идеи, и большинстве случаев одержавшие полную и безоговорочную победу, сколько международные организации, типа ЕЭС, НАТО, МВФ.

Наконец, можно и нужно выделять фазу политической консолидации нового режима, когда возникает необходимость закрепить наметившийся перелом в экономической и политической организации общества, соотнеся с международными реальностями. Фактически в этом случае следует говорить о стабилизации нового режима, выработавшего качественно иные принципы функционирования. И если во втором и третьем случаях преимущественная роль принадлежала идеям и организациям, то на данном этапе успех предприятия практически целиком определяется фактором включенности в мирохозяйственные и финансовые связи, способностью режима принять внешние вызовы и обеспечить себе устойчивое место в системе экономической конкуренции.

В поле зрения аналитиков находится также вопрос о степени и характере воздействия внешней среды на состояние режима. Известный американский исследователь Дж. Розенау посвятил проблеме адаптации политических устройств к условиям внешней среды специальную книгу под названием "Изучение политической адаптации". По его мнению, "все внешнеполитические действия, предпринимаемые национальным сообществом, вне зависимости от того, какой окажется степень адаптивности этих действий, диктуются одной и той же общей необходимостью — удержать жизненно важные структуры сообщества в приемлемых границах и достичь баланса между изменениями и запросами, возникающими внутри общества, с одной стороны, и изменениями и запросами внешней среды, с другой стороны" (10).

Давая описание такого рода внешнеполитических действий, Розенау выделяет четыре типа политической адаптации: уступчивая ( asquiescent ) адаптация; неуступчивая ( intransigent ) адаптация; содействующая ( promotive ) и консервирующая ( preservative ) адаптации. Ученый полагает, что общества могут пассивно подстраивать свое поведение под запросы внешней среды (уступчивая адаптация); общества могут пытаться отвергнуть и никак не использовать эти запросы (неуступчивая адаптация); вполне возможно, что запросы извне и изнутри общества будут сбалансированы и как бы "разделены пополам", и общества смогут использовать эти запросы в своих собственных национальных интересах, активно преобразовывая их (содействующая адаптация) — баланс между импульсами извне и изнутри будет таким образом сохранен и открыт новым изменениям. Наконец, возможен вариант, когда этот баланс будет законсервирован, а импульсы внешнего окружения окажутся подавленными запросами внутренней среды (консервирующая адаптация). Этот вариант отличается от неуступчивости лишь степенью слабости использования влияния внешнего окружения (11).

На следующих страницах книги Розенау поясняет, что первые два варианта представляют собой модели взаимодействия с нулевой суммой в результате. В результате уступчивой адаптации в полном проигрыше оказывается национальный актор, в результате неуступчивой адаптации проигрывает внешнее окружение. В ситуации же с последними двумя вариантами дело обстоит значительно сложнее: никто из игроков не может быть однозначно признан победителем или побежденным. Результат такого взаимодействия не может считаться победой с нулевой суммой. В выигрыше (а отчасти — в проигрыше) оказываются оба участника взаимодействия, различным оказывается лишь соотношение взаимовлияния внешних и внутренних импульсов. Все четыре базовых типа взаимодействия национальных политических устройств и их внешнего окружения оказывают свое влияние и по-своему соотносятся с самыми различными сторонами деятельности сообщества: размещением имеющихся ресурсов, стилями лидерства основных действующих лиц, особенностями партийно-политической системы, позициями массовых слоев общества и т.д. Особенно существенно, по мнению Розенау, то, что различается сама природа принятия решений (см. схему 6.)

Таким образом, подходы в исследовании взаимовлияния политических режимов и их внешнего окружения могут быть различными. Могут различаться стадии эволюции и степень устойчивости режимов в зависимости от их среды. Может, наоборот, быть классифицировано само внешнее окружение, как это, например, сделано в работе Дж.Розенау. Возможно также подразделение среды на идеи, организации и экономику (региональную и мировую), как это сделано в работе Р.Хага и М. Нарропа (12).

Существуют и другие, по-своему интересные и оригинальные подходы (13). В целом однако нельзя не признать, что современной теории политических режимов пока что недостает тесной связи с международными эмпирическими и теоретическими исследованиями. Это можно объяснить различными причинами, но факт остается фактом: эти сферы политического анализа все еще слабо "стыкуются" друг с другом, а их представители нередко говорят "на разных языках", с трудом понимая друг друга.

Схема 6 Природа принятия решений и различных моделях политической адаптации

+ официальная реакция на изменения и запросы либо под влиянием их силы и масштаба, либо под влиянием ощущения, что их интенсивность будет возрастать

— официальное молчание на изменения и запросы либо по причине их недостаточной интенсивности, либо в силу уверенности в их уменьшающейся силе и масштабе