Даймонд Л. Глобальная перспектива

Лэрри Даймонд - один из известнейших американских политологов, специалист в области проблем демократизации. Он является старшим исследователем Института Гувера и соредактором авторитетного американского журнала "Джорнэл оф демокраси".
Данная статья опубликована в издаваемом Гуверовским институтом (США) журнале "Hoover Digest" (1999, # 4) и представляет собой сокращенный вариант главы "Четвертая волна?" (с. 261-278) из книги Лэрри Даймонда "Развивающаяся Демократия: На пути к Консолидации", вышедшей в 1999 году в издательстве "Джон Хопкинс Юниверсити Пресс".

Начиная с апреля 1974 года, когда португальские военные свергли салазаровско-каетановскую диктатуру, количество демократических государств в мире умножилось драматическим образом.
До начала этой глобальной тенденции, названной Сэмюэлем Хантингтоном "третьей волной" распространения демократии, существовало около сорока демократических государств. В конце 1970-х и в начале 1980-х годов, по мере того как несколько государств совершили переходы от авторитарного (преимущественно военного) к демократическому правлению, это число увеличилось. В середине 1980-х годов темпы глобальной демократической экспансии заметно ускорились. К концу 1995 года в мире существовало уже то ли 117, то ли 76 демократических государств. Цифра зависит от того, каким мы пользуемся стандартом: минималистским электоральной демократии, благодаря которой люди могут избирать своих лидеров посредством регулярных, свободных и справедливых многопартийных выборов, или более существенным стандартом либеральной демократии, которая гарантирует индивидуальные свободы и гражданский плюрализм посредством институциональной системы тормозов и противовесов и твердого господства закона.
С 1995 года количество электоральных демократий, в сущности, остается без изменения. Это означает, что третья волна демократизации приблизилась к некоему пределу. В ближайшие годы главная задача будет заключаться в том, чтобы добиться консолидации и углубления новых, переживающих трудности демократий, предотвратив, таким образом, третью откатную волну демократических крушений. Но что можно сказать относительно более долгосрочных перспектив? Возникнет ли четвертая волна демократизации? И если возникнет, то каким образом, когда и почему?
Ирония состоит в том, что сам размах третьей волны может создать мрачные перспективы для четвертой. Почти все страны, которые имели благоприятные экономические, социальные и культурные условия для возникновения демократии, демократизировались. Большинство тех стран, которые не претерпели демократизацию, не выглядят многообещающими кандидатами на демократический переход в течение одного или двух следующих десятилетий. В нескольких из наиболее репрессивных стран мира, особенно в Ираке, Сирии, Ливии, Северной Корее и на Кубе, осуществление даже умеренной политической либерализации, вероятно, потребует смерти или ниспровержения долгие годы правивших там тиранов или их клик. Если не считать Кувейт, то богатые нефтью монархии Персидского залива во главе с Саудовской Аравией пока проявили мало склонности к какой-либо политической открытости.
Для большей части из тех 53 государств, которые оцениваются группой экспертов-наблюдателей из "Freedom House" в качестве "несвободных", перспективы для демократизации в ближайшее время кажутся мало обнадеживающими. К 49 из этих государств применима одна или более из трех следующих характеристик (ко многим из них применимы две, а к нескольким и все три):
преобладание мусульманского населения и часто наличие сильного давления со стороны исламского фундаментализма;
глубокие этнические расколы при отсутствии какой-то одной доминирующей этнической группы, к которой принадлежало бы более двух третей населения;
наличие неокоммунистических или посткоммунистических режимов с сильными пережитками разветвленного однопартийного доминирования.
Кроме того, "несвободные" государства являются непропорционально бедными. Сама по себе бедность не препятствует демократическому развитию, но она существенным образом сокращает среднюю продолжительность жизни демократии, особенно при отсутствии устойчивого экономического роста. В сочетании с одной или с большим числом других указанных выше характеристик бедность значительно снижает перспективы демократии.
Конечно, не исключена возможность сюрприза. Немногие, например, предвидели крах советского и восточноевропейских коммунистических режимов и подъем демократии в России. В равной мере немногие специалисты по Азии предсказывали в середине 1990-х годов, что индонезийский президент Сухарто будет с позором отстранен от власти.
Некоторые из наиболее репрессивных режимов в мире довольно хрупки. Если широкий внутренний кризис охватывает экономику или общество, а также если исчезает международная поддержка или терпимость, они оказываются незащищенными от разрушения.
Когда президент Сухарто праздновал в марте 1996 года тридцатую годовщину своего правления, он казался "непоколебимым в своей власти", режим выглядел "прочным и высоко эффективным", а страна, как представлялось, находилась еще дальше от демократии, чем за несколько лет до этого. И тем не менее всего лишь два года спустя массовые протесты, вызванные разрушительным финансовым кризисом, вынудили Сухарто уйти со своего поста, а назначенного им преемника торжественно обещать провести новые демократические выборы (на которых первой финишировала оппозиционная партия).
Бирма и Нигерия имели четко выраженные демократические движения, пользовавшиеся горячей поддержкой в обществе. Как в Нигерии, где внезапная смерть военного диктатора Сани Абачы в июне 1998-го открыла путь для ухода военных от власти и возвращения к гражданскому, демократическому правлению, так и в Бирме некоторое сочетание внутренней мобилизации, раскола в правящей элите и международного давления смогло вызвать демократические перемены. Действительно, авторитарные режимы в Кении и Камеруне были оттеснены в оборону и почти опрокинуты внутренним и международным давлением в начале 1990-х годов. В ближайшие годы они в определенный момент столкнутся с новыми и серьезными вызовами.
Никто не способен с уверенностью предсказать, где и когда комбинация непредвиденных событий, разногласий внутри режима и массового протеста сможет начать игру демократического перехода. Таким образом, элемент неожиданности оправдывает некоторое широкое распределение усилий, способствующих демократии: осуждение репрессий, поощрение демократической оппозиции и создание основ для плюрализма в как можно большем числе недемократических государств. Это увеличивает шансы на то, что кризисы авторитарных режимов приведут к демократии.
Поскольку большая часть усилий, содействующих развитию демократии в сегодняшних авторитарных режимах, в лучшем случае создаст почву для более долгосрочных политических изменений, их стратегическая цель должна состоять в том, чтобы постепенно закладывать основы рыночных экономик, ограничения центров власти, господства закона, более самостоятельных гражданских обществ и возрастающего развития конкурентоспособных избирательных процессов. Для стран типа Китая, в которых экономический рост обещает привести к появлению в следующем поколении лучше образованного, более информированного, разнообразного и напористого общества, усиливающаяся демократизация выглядит реалистической перспективой и вполне логичным объяснением долгосрочной вовлеченности со стороны утвердившихся, богатых демократий.
В действительности, однако, долгосрочная перспектива может быть не столь уж долгосрочной. Если предположить, что Китай и Индонезия сохранят относительно высокие темпы роста доходов на душу населения (в среднем 4,5% ежегодно), то можно проектировать, что к 2020 году доходы на душу населения составят там (в долларах 1990 года) 6600 и 8800, соответственно. Подобные уровни дохода находятся в пределах от средних до верхне-средних величин и соответствуют тому уровню экономического развития, на котором произошли многие демократические переходы третьей волны, включая Tайвань, Южную Корею, Испанию и Чили.
Конечно, предсказание будущего - дело небезопасное. Вспышка финансового кризиса в Восточной Азии в конце 1997 года показала, сколь ненадежными могут быть линейные проекции экономических тенденций прошлого. К середине 1998 года индонезийская валюта, доходы на душу населения и финансовые учреждения претерпели такие ошеломляющие спады, что прогнозы даже долгосрочного развития должны быть резко пересмотрены. Вместе с тем крах "индонезийского чуда" в сочетании с давнишними общественными разочарованиями, связанными с массовой коррупцией и кумовством, только усилил давление в пользу демократизации. Некоторые специалисты по Китаю предсказывают и этой стране подобные же экономические неприятности, которые могут аналогичным образом подорвать стабильность коммунистического правления. Чем ответит режим в случае, если массовая и интеллектуальная мобилизация в пользу демократизации действительно разразится в Китае: либерализацией или же тем вариантом зверского подавления сопротивления, который был избран в ответ на протесты на площади Тяньаньмынь в 1989-м?
Поиск более демократического мира
Демократам во всем мире все в большей степени свойственно представление о мировой системе как о демократической в двух смыслах: во-первых, как о системе, состоящей из свободных обществ и демократических государств, и, во-вторых, как о системе, в рамках которой отношения между государствами и среди народов определяются законом и общими принципами приличия и справедливости. Постепенно возникает развивающаяся международная архитектура коллективных учреждений и формальных соглашений, лелеющая как принципы демократии и прав человека, так и легитимность международных действий, направленных на их совершенствование и защиту. В следующем поколении, мы обретем историческую возможность превратить в реальность подлинно демократический мир.
Достижение этой цели подразумевает решение трех основных задач: во-первых, углубления и утверждения демократии там, где она формально осуществилась; во-вторых, продолжения создания и укрепления совместных структур и институциональных правил демократии на уровне региональных и международных организаций; и в-третьих, поощрения многих по сути своей различных потоков изменений, которые могли бы слиться в единую четвертую волну демократизации.
Ничто из этого не может произойти само по себе. Наиболее опасным интеллектуальным искушением для демократов было бы думать, что мир с неизбежностью движется к некоему естественному конечному демократическому состоянию. Демократия может ухудшиться в любой момент своего развития; ее качество и стабильность никогда не могут считаться чем-то само собой разумеющимся. Неправильно думать, что демократия является единственной мощной и легитимной моделью правления в сегодняшнем мире. Коммунизм может быть мертв, но ленинизм продолжает жить. В Азии и в других частях мира все еще сохраняет свою мощную привлекательность то, что может быть определено как сингапурская модель, - то есть некая форма псевдодемократии, предлагающая реальную экономическую свободу при лишь слабом поверхностном лоске электорального соперничества и конституционализма, за которым скрываются гегемонистское государство и правящая партия, прочно контролирующие и ограничивающие политическую жизнь. И даже исламская фундаменталистская модель, хотя она и начала изнашиваться в Иране, все еще сохраняет очень значительную жизнеспособность в критически важной части мира. Кроме того, существует вечная опасность фанатизма и нетерпимости. Сталкиваясь с социальными и экономическими потрясениями, демократия будет всегда бороться против той или иной формы этнического или националистического шовинизма, который возвеличивает одних, определяемых понятием "мы", путем демонизации и преследования других, воспринимаемых как "они".
Если демократическому прогрессу суждено продолжиться в следующем столетии, он должен продолжиться в сердцевине демократии, в наиболее развитых в экономическом отношении странах. Чтобы заслуживать доверия и обеспечивать привлекательность модели и видения глобального демократического будущего, государства утвердившейся демократии - и США не в последнюю очередь - должны проявить внимание к качеству демократии в их собственных странах. Утвердившимся либеральным демократиям необходимо более энергично вовлечь их граждан в общественную жизнь, пестуя и оживляя структуры гражданских ассоциаций, посредством которых люди участвуют и сотрудничают в этой жизни на равных политических правах и которые воспитывают культурные основы здоровой демократии: доверие, терпимость, эффективность, взаимность, честность, и уважение к закону.
В долгосрочной перспективе расширение мирового богатства и образования явится наиболее мощными структурными факторами, облегчающими расширение и углубление демократии. Экономическое и социальное развитие окажут свою помощь. Но в конечном счете решающее значение будут иметь политическое руководство, его выбор и его действия на многих уровнях. Это налагает сильные обязательства не только на правительственные должностные лица, на политические партии, группы интересов и гражданские организации в развивающихся демократических государствах, но также и на институты в богатых, утвердившихся демократиях.
Возможно, наиболее отличительной особенностью третьей волны является значительный вклад, который осуществлен международными акторами в плане увеличения ресурсов, развития навыков, методов, идей, связей и легитимностей организаций гражданского общества, в плане усилий, предпринятых в области гражданского образования, развития средств массовой информации, законодательных органов, местных органов власти, судебных систем, политических партий и избирательных комиссий в развивающемся и в посткоммунистическом мирах. Перспективы для демократии в мире будут намного более яркими, если эти многие потоки практических дел будут поддержаны, расчищены и расширены. Таким образом, необходимо продолжение и увеличение финансирования для осуществления программ демократической помощи правительственными агентствами, региональными и международными организациями, финансируемыми общественностью демократическими фондами и широким множеством небольших неправительственных организаций.
Второй императив заключается в том, чтобы создать экономические условия, которые будут не только закреплять третью волну, но и воплощать в реальность четвертую волну. Новые демократические государства третьей волны устояли перед лицом экономических тягот, которые, как полагали многие, они не смогут вынести. Сейчас, после болезненных экономических реформ, ряд посткоммунистических, латиноамериканских и даже африканских государств переживают реальный, даже энергичный рост. Международная помощь может способствовать проведению рыночных реформ, которые обусловливают этот рост и которые необходимы для его ускорения и поддержания. В конечном счете однако наиболее мощная инициатива, которую могут предпринять промышленно развитые демократические государства, состоит в том, чтобы открыть свои рынки и заставить возникающие демократические государства открывать их собственные рынки при соблюдении международных стандартов поведения в сфере торговли и трудового права. Открытые экономики являются институциональными партнерами открытых обществ и свободных политических систем. По мере того как сообщества наций либерализируют и устраняют барьеры на пути торговли, они также сближаются и в политическом и культурном аспектах. Европейский Союз является особым наиболее важным сообществом демократических государств в истории мира. Два важнейших приоритета для продвижения демократии в мире состоят в том, чтобы, во-первых, расширить этот союз, инкорпорировав в него посткоммунистические государства, и, во-вторых, создать подлинно общий рынок на американских континентах.
Для основных демократических держав, и особенно для Соединенных Штатов, отношения со следующей мировой супердержавой, Китаем, вероятно, станут наиболее грозным международным вызовом. Китай должен продолжить развиваться экономически, и для демократии или для других американских интересов не было бы выгодным, чтобы торговля с ним использовалась как орудие для наказания Китая за его предосудительное поведение в сфере прав человека. С одной стороны, Китай не только быстро богатеет в результате драматических (хотя все еще частичных) рыночных реформ. В более медленном темпе он также осуществляет некоторые важные политические реформы. С другой стороны, сохраняется практика серьезных нарушений Китаем прав человека, которая должна быть разоблачена и осуждена. Моральное и дипломатическое давление должно быть усилено разными средствами и на разных форумах для того, чтобы убедить Китай прекратить эти злоупотребления.
Однако одно лишь международное моральное поругание не изменит Китай. Если это поругание не будет сбалансировано соглашениями с Китаем и диалогом с ним, оно может спровоцировать националистическую реакцию, которая заморозит или пустит под откос политическую реформу. Протестуя против сегодняшних злоупотреблений, международные демократы должны в то же время поощрить долговременный процесс социального и политического изменения в Китае. Это предполагает инвестиции и торговлю, которые, ускоряя экономический рост в Китае, создают более искушенное, плюралистическое, информированное и автономно организованное общество. Сбалансированные политические и экономические контакты подобного рода будут также необходимы для того, чтобы установить связи и оказать давление на другие авторитарные режимы, в которых возможны изменения, но в которых демократизация представляется отдаленной перспективой.
В Африке утвердившиеся демократические государства располагают большими возможностями добиваться демократических реформ, чем в Китае, поскольку они обладают здесь намного большей властью. Зависимость африканских государств от международной помощи, финансов и инвестиций позволяет создать здесь осязаемые стимулы для либеральных реформ и наказывать те режимы, которые остаются верными своим методам развращенного и оскорбительного правления.
Между Африкой и Западом необходима новая сделка,обменивающая финансовые долги на демократию и на развитие в направлении к хорошему правлению. Помощь должна быть обусловлена осуществлением экономической либерализации, политической свободой и подотчетностью, а также перераспределением бюджетных приоритетов, снижающим военные и другие непроизводительные затраты в пользу человеческого капитала. Те правительства, которые серьезно относятся к прогрессу и совершенствованию системы правления, заслуживают большей помощи, включая ослабление долгового бремени как некоего транзитного средства для поддержания устойчивого развития. Другим должно быть отказано в международной помощи и займах. Однако даже в наиболее авторитарных ситуациях международное сообщество должно отыскивать и поддерживать группы гражданского общества, которые серьезно относятся к развитию, демократизации и подотчетности. Если международные акторы намерены способствовать демократизации, они должны влиять на внутренний политический контекст. Это означает укрепление продемократических сил на низовом уровне и предоставление колеблющимся и утратившим единство представителям элиты стимулов склониться к демократии.
Возможности для демократии сформированы многими великими историческими и социальными факторами: крах империй, распространение демократических моделей, движение народов, смена поколений, трансформация ценностей и классовых структур, происходящая наряду с экономическим развитием. Эти факторы (особенно экономическое развитие) близки к тому, чтобы породить новые давления в пользу демократизации в двадцать первом столетии. В конечном счете однако демократия побеждает или проигрывает благодаря индивидуумам и группам и их выборам и действиям.
В ближайшее время демократы во всем мире столкнутся с исторической возможностью и императивом: предотвратить третью, откатную, волну демократических крушений, направляя ценности, практические действия, законы и институты новых, нестабильных демократий к консолидации. Если в ближайшие одно-два десятилетия некоторая значительная часть демократических государств третьей волны сможет добиться углубления и консолидации демократии, количество утвердившихся демократических государств существенным образом возрастет и мир будет преобразован.
Все в большей степени универсальные нормы демократии и прав человека будут становиться неотъемлемой частью международного диалога и действий. Многие из недавно утвердившихся демократических государств сами будут становиться важными источниками распространения и содействия демократии. По мере того как демократия - по существу, либеральная демократия - укореняется во многих частях мира, где она вряд ли присутствовала прежде, подтверждается ее универсальность и сужается спектр столкновения цивилизаций. Будет возрастать давление на сохраняющиеся в мире диктатуры, а ресурсы и моральное вдохновение будет течь к движениям, мыслителям, партиям и политическим деятелям, стремящимся к демократическим изменениям. Без сомнения, многие из них могут потерпеть неудачу. Однако в пределах поколения достаточное число из них преуспеет в генерировании четвертой волны глобальной демократизации и в таком распространении демократии во всем мире, которое немногие осмелились бы вообразить себе в 1974 году, когда началась третья волна.

Перевод Григория Вайнштейна

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология