История английской литературы

Том I. Выпуск первый

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. ЛИТЕРАТУРА РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ОТДЕЛ IV. ЛИТЕРАТУРА XV В.

Глава 5. Драма в XV в.

3

Параллельно с "мистериями" и "мираклями" на английских театральных
подмостках XIV-XV вв. шло развитие особого драматического жанра - "моралите"
(moral play). Моралите, "нравственным действом", во Франции и Англии
называлось аллегорическое представление, имевшее определенную поучительную
тенденцию. В качестве действующих лиц здесь выступали воплощенные в
сценических образах абстракции - пороки, добродетели и т. д. или сугубо
обобщенные фигуры человека вообще, человеческого рода, возрастов
человеческих и т. д. Драматическая коллизия моралите состояла в борьбе
доброго и злого начал, персонифицируемых в различных образах, за человека и
его душу или за вечные нравственные истины, причем в большинстве случаев,
согласно христианской этике и богословским откровениям, - побеждало доброе
начало. Своей благополучной развязкой моралите стремилось внушить зрителям
умиротворяющее значение покаяния, необходимость религиозной дисциплины и
утверждало безусловность авторитета церковной власти. Распространенным
мотивом моралите являлось прощение грешной души; даже закоренелым грешникам
уготовано небесное блаженство, если они в последние роковые минуты признают
свои заблуждения и задумаются над теми средствами своего перерождения, какие
предлагает им христианская церковь; из объятий "зла" вырвут их раскаяние,
чистосердечное покаяние, исповедь, полное подчинение "небесным силам".
Теснейшая зависимость моралите от кодекса христианской нравственности
ограничивала идейные и сюжетные возможности этого драматического жанра. Тем
не менее, моралите сумело все же поставить многие из тех проблем, которые
охотно разрешали последующие поколения в своих философских исканиях; в
области драматической формы моралите сделалось такой же важной ступенью к
последующей светской трагедии, как "интерлюдия" - к комедии. Моралите
открывало дорогу обсуждению в драме чисто человеческих дел и житейских
принципов поведения, разрешало выводить на сцене таких действующих лиц,
каких не знало церковное предание, - хотя и давая их еще в отвлеченно
аллегорических образах. В последнем отношении развитие моралите шло
параллельно с развитием аллегорического метода изображения в других
литературных родах и было столь же доступно наивно-реалистическим
восприятиям и истолкованиям. Ограниченное в своем философском, идейном
содержания моралите было, однако, чрезвычайно разнообразным со стороны своих
внешних форм; в ряду английских моралите XIV-XV вв. мы находим и примитивные
по своему построению и художественной обработке действа, и сложные
обстановочные театральные зрелища; пьесы однообразного, строго-религиозного
характера и настоящие драмы, полные реалистических деталей, гротесков и даже
довольно грубого шутовства. В Англии XV в. моралите становятся излюбленным
жанром и даже оказывают влияние на "мистерии" и "миракли", в которых,
например в "Марии Магдалине", начинают фигурировать такие персонажи, как
Чувственность, Любопытство, Плоть, не говоря уже о Семи смертных грехах,
издавна получивших в английской литературе вполне характерные воплощения.
Первые английские моралите относятся, повидимому, к концу XIV столетия.
Из дошедших до нас моралите одним из наиболее ранних является "Король жизни"
(King of Life, около 1400 г.) - вариация "прения Живота со Смертью", столь
популярного во всей письменности европейского средневековья. "Король жизни",
напоминающий, кстати сказать, русский фольклорный образ Аники-воина,
похваляется своей земной властью и могуществом, имея таких помощников, как
Сила (Fortitudo) и Здоровье (Sanitas), и с презрением отзывается о самом
безжалостном из своих врагов - Смерти. В отличие от "диалогов Живота и
Смерти", где количество спорящих ограничено, указанное английское моралите,
в целях придания сюжету большей сценичности, зрелищности, вводит в действие
королеву, которая напрасно увещевает супруга не кичиться перед Смертью и
оставить свои спесивые речи, и епископа, призывающего его к покаянию.
"Король жизни" отвечает им дерзко и заносчиво, ссылаясь на свою молодость,
на свою склонность к светским развлечениям, - охоте, придворной жизни,
радостям любви. Епископу он говорит: "Ступай своей дорогой и научись лучше
проповедывать!" Дошедший до нас текст кончается одной из кичливых речей
короля, который посылает гонцов по всему свету, чтобы вызвать охотников
помериться с ним могуществом.
Около 1440 г. возникло моралите "Замок Стойкости" (Castle of
Perseverance), дошедшее до нас в рукописи, особенно примечательной тем, что
к тексту приложен чертеж, поясняющий приемы его сценического оформления. В
центре круга, опоясанного барьером или рвом, наполненным водой, представлен
аллегорический Замок Стойкости, а под ним - ложе, предназначенное для
персонажа, изображавшего Человечество в образе ребенка, "пока он не
поднимется и не вступит в действие", и становящегося затем стариком. В пяти
различных направлениях круга размещаются "места" других аллегорических
действующих лиц - на востоке для "бога", на западе для Мира, на севере для
Велиала, т. е. ада, на юге для Плоти, наконец, на северо-востоке для
Алчности. Очевидно, этот спектакль требовал весьма сложного декоративного
устройства и сценических эффектов, тем более, что и текст не забывает
описать в соответствующих местах живописные костюмы действующих лиц и
указать, что, например, Велиал должен иметь при себе трубки, начиненные
порохом, которые при появлении его на сцене не должны замечаться зрителями,
а затем, видимо, неожиданно взрываются.
В первой части Мир, дьявол и Плоть стараются уничтожить Человека в
различные возрасты его жизни, начиная с колыбели, когда он в первый раз
появляется перед зрителями нагой, неопытный, сопровождаемый добрым и злым
ангелами. Далее, следует его борьба с искушениями плоти в юности; более
тесное сближение со смертными грехами в дни зрелости. Но и добрые начала не
дремлют: Исповедь и Раскаяние вырывают его у грехов и показывают ему Замок
Стойкости - надежное убежище от нападений его врагов. Во второй части темные
силы во главе с самим "князем тьмы" осаждают Замок Стойкости как настоящую
феодальную крепость, по всем правилам тактического искусства, но замок
выдерживает их дружный натиск; грехи, грозившиеся сравнять с землей его
неприступные стены и сломать его украшенные резьбой башни, побеждаются
соответствующими добродетелями: гордость - смирением, зависть - любовью,
гнев - терпением и т. д., и оттесняются розами, символом ран христовых,
которые наносят им "синие и темные ожоги". В этом моралите много других
эпизодов, аллегорически изображающих историю человеческой жизни от колыбели
до могилы. Смерть застает человека во власти нового искушения -
Корыстолюбия, засыпавшего его золотом. После смерти человека идет спор о его
душе; наконец, она спасена по заступничеству Милосердия, и спектакль
заканчивается торжественным наполнением гимна "Тебе, бога, хвалим" (Те Deum
laudamus).
С "Замком Стойкости" во многом сходны другие английские моралите XV в.
- "Мудрость" (Wisdom, около 1460 г.), "Человечество" (Mankind, около 1475
г.), "Дух, Воля и Разум" (Mynde, Wille and Understanding, вторая половина XV
в.) и др. "Мудрость" - произведение наставительное, проповедническое по
преимуществу. Предполагают, что это моралите представлялось в стенах
какого-нибудь монастыря. В нем проводилась аскетическая идея, изображались
преимущества созерцательной жизни и радости, полной отрешенности от мирских
благ; смерть овладевает здесь душой по решению мудрости, и эта развязка
мыслится ее как трагический, но как благополучный исход.
"Человечество" - моралите иного склада; оно рассчитано на иной круг
зрителей и замечательно своими элементами народности, обилием сатирических и
реалистических черт. "Человечество" представлено здесь в гораздо более
характерном, индивидуализованном облике, да и искусители его, препятствующие
ему вести порядочную, простую жизнь земледельца и доводящие его до
самоубийства, представлены в более реальных очертаниях, вплоть до чортика
Тутивиллуса. Здесь много веселых, острых и непристойных шуток, намеков на
определенные лица и события, хорошо известные тем зрителям, для которых
пьеса предназначалась. Таким образом комический и сатирический элементы
прочно обосновались и в моралите, сближая их в этом смысле с "мистериями" и
облегчая тем самым возможность обоюдного воздействия их друг на друга. В
моралите "Дух, Воля и Разум" Люцифер в образе опытного волокиты обольщает
душевные силы человека. Эта сцена носит, совершенно фарсовый характер.
Одно из наиболее знаменитых английских моралите - пьеса "Всякий
Человек" (Everyman или Somonynge of Everyman), известная также в латинской и
голландской редакциях, драматизует не всю человеческую жизнь, но лишь
последние предсмертные часы расчета с нею; в монологах главного действующего
лица перспективно освещается и вся его предшествующая история. Назидательная
тенденция, как во всех моралите, проявляется в наставлениях к Человеку -
развивать свой характер и своевременно обуздывать страсти. Это произведение,
отмеченное глубокой серьезностью и почти трагическое по своему колориту,
пользовалось большой популярностью в течение всей почти первой половины XVI
столетия; между 1509-1537 гг. оно было издано в Англии четыре раза. Неясными
остаются, однако, и время, и даже место его возникновения. Значительное
большинства исследователей считает его древнейшей редакцией голландскую
пьесу (Elckerlijk), напечатанную в Нидерландах еще в 1495 г. Питером
Дорландусом; на чрезвычайную распространенность этого моралите в Нидерландах
указывает то, что его основную тему запечатлел также художник Питер Брейгель
в одном из своих рисунков. Всякий Человек изображен здесь в облике
нидерландского горожанина; он тщетно ищет самого себя среди тюков с
товарами, бочек и ящиков, среди наук и искусств, в деревне и на войне; перед
ним зеркало с надписью: "Познай самого себя".
Всякий Человек живет, не предчувствуя кончины, всецело преданный
мирским усладам. Но смерть является к нему, чтобы призвать на суд божий.
Напрасно просит он об отсрочке, напрасно хочет он подкупить нежданную
гостью; она требует тотчас же отправиться с ним в путь, откуда нет возврата.
Но Всякий Человек не сразу понимает безысходность своего положения; он
просит сопровождать его в этом паломничестве Дружбу, Родню, Собственность,
но те отвращаются от него; тогда он обращается за помощью к Добрым делам
или, лучше сказать, доброму Поступку, так как они воплощены в одном лице, -
но тот лежит на земле, холодный, ослабевший, связанный грехами Всякого
Человека настолько, что не может пошевельнуться; Поступок отправляет Всякого
Человека к своей сестре, Знанию, которая ведет его к исповеднику, одев в
одежды сокрушения. Затем Всякий Человек в сопровождении Поступка,
оправившегося от изнеможения, его сестры и новых лиц, Благоразумия, Силы,
Красоты, Пяти чувств, заботится об исполнении последних дел, пишет свое
завещание и отправляется к отрытой могиле. При виде ужасов тления его
оставляют один за другим - Красота, потом Сила, Благоразумие, Пять чувств. С
ним остается только Знание. Радостно принимают, в конце-концов, небесные
силы человеческую душу, очистившуюся от скверны. Все произведение заключает
несложная мораль, произносимая неким "доктором".
Не следует преуменьшать живости драматической формы моралите, какую она
несомненно имела для современных ей театральных зрителей; для этого
необходимо лишь отрешиться от традиционного противопоставления ей
последующей драмы профессионального английского театра. Нравственные
поучения в моралите преподносились зрителям в форме театральной игры,
отличавшейся действительной занимательностью. Реализм городской культуры
пробивался здесь столь же явственно, как просачивался он и в истолкование
евангельских фигур мистерий. Неудивительно, что в XV в. оба драматических
жанра нередко смешивались. Фигуры Пороков и Добродетелей появлялись в
пьесах, драматизировавших различные библейские и евангельские эпизоды, в
сценах из жизни святых; фарсовые сцены мистерий, в свою очередь, могли
пристраиваться к моралите. Общими для всех жанров являлись, однако, все
повышавшиеся требования жизненности и правдивости сценического
воспроизведения действительности. Речи Дурного Совета - аллегорического
персонажа в моралите "об евангелисте Иоанне" - звучали, например, столь же
злободневно, как и монологи вполне реальных лиц какой-нибудь "интерлюдии":
"Возвратившись из Рочестера, я потерял весь свой заработок. Нет, я уже
больше не пойду в Ковентри, клянусь в этом! Ведь эти парни поставили меня к
столбу (очевидно, как вора) и забросали мою голову яйцами, да так здорово,
что мой нос истек кровью, словно боченок с тридцатью кружками вина". В еще
более поздних моралите действующие лица иногда прямо теряют свое условное
аллегорическое значение и обогащаются вполне конкретными чертами, взятыми из
окружающего быта; в одной "моральной игре" начала XVI в. - "Богатство и
здоровье" (Wealth and health) - пьяница Бирпот (Пивная кружка) изъясняется
на ломаном англо-голландском наречии, подобно заправскому матросу. Долгое
время особенно излюбленной фигурой в пьесах английского религиозного театра
являлся комический персонаж, совмещавший в себе черты "дьявола" мистерий и
"шутовской персоны" и увеселявший зрителей ужимками, прыжками и острыми
словечками. В моралите эта фигура известна под именем Порока (Vice) и под
другими наименованиями (Old iniquity, Ambidexter и т. д.). Со следами ее мы
встретимся и в шекспировском театре. "Старый грех" (Old iniquity) остался
даже в народном прозвании чорта (Old Nick), спутником которого он выступал в
моралите.
Средневековый религиозный театр продолжал свое существование в Англии в
течение всей первой половины XVI в.; лишь в 1543 г. парламентский указ
впервые запретил актерам затрагивать в спектаклях религиозные вопросы, но
"моральные игры" упоминаются еще в одном патенте короля Якова I, а в 1602
г., в присутствии королевы Елизаветы, еще давалось моралите "Спор между
Щедростью и Расточительностью". Последние мистерии также даны были в конце
XVI в., а одна из лучших рукописей их ("честерский цикл") относится уже к
XVII столетию.