Есперсен О. Философия грамматики

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XV

ЧИСЛО (Окончание)

Различные аномалии. Обобщенное единственное и множественное число. Двойственное число. Число у вторичных слов. Множественное число глагольного понятия.

РАЗЛИЧНЫЕ АНОМАЛИИ

Во всех языках имеются слова, служащие для выделения отдельного члена множества и таким образом в форме единичности выражающие то, что характерно для всех представителей: англ. every „всякий“, each „каждый“. Между предложениями Everybody was glad „Каждый был рад“ и Аll were glad „Все были рады“ существует лишь небольшое различие в значении (ср. everything „всё“ и all в предложении Аll is well that ends well „Все хорошо, что хорошо кончается“ = all things). Обратите также внимание на лат. uterque vir, utraque lingua, utrumque „каждый (любой) из двух человек, оба человека, оба языка, обе вещи“. Очень близко к нему англ. many a man „много людей“ — индивидуализирующее, в то время как many men обобщает; подобные выражения существуют и во многих других языках: manch ein Mann, mangen en mand, mucha palabra loca ( Hansse n, Sp. gr., § 56,6), франц. устарелое maint homme.

Спорадически в области употребления форм числа мы встречаем аномалии, которые трудно поддаются объяснению, но, во всяком случае, показывают, что люди не являются абсолютно разумными существами: об этом, например, говорит употребление в древнеанглийском языке формы единственного числа с десятками, как в „Беовульфе“, 3042: Se wжs fiftiges fotgemearces lang „Оно было 50 футов длины“; там же, 379: юritiges manna mњgencrњft „сила тридцати человек “; здесь, таким образом, налицо некоторая непоследовательность: fotgemearces — форма единственного числа, a manna — множественного. В среднеанглийском языке встречаются случаи употребления артикля а, характерного для единственного числа, перед числительными, например, a forty men „около сорока“; по-датски очень часто говорят en tyve stykker „около двадцати штук“; это можно сравнить с англ. a few (в ютландских диалектах — жn lile to); артикль единственного числа превращает формы множественного числа из своего рода отрицательных (Не has few friends „У него мало друзей“) в положительные (Не has a few friends „У него несколько друзей“). Однако a few могло быть создано по образцу a many, где many, может быть, собирательное существительное, а не прилагательное. Эти первоначально самостоятельные формы с течением времени слились. Франц. vers les une heures (равно как и vers les midi) с числовым несоответствием обусловливается, по-видимому, аналогией с другими обозначениями времени, например vers les deux heures; дело сейчас обстоит так, как будто бы vers-les стало одним объединенным предлогом, употребляющимся при обозначении часа. Немецкое вопросительное местоимение wer „кто“, подобно англ. who (см. выше, стр. 228), нейтрально к числу, но когда необходимо точно указать, что вопрос относится более чем к одному лицу, этого достигают добавлением alles в единственном числе среднего рода! Wer kommt denn alles? (Who are coming? — Wer kommt? Who is coming?) Wen hast du alles gesehen? подразумевает, что он видел нескольких людей. Ср. сказанное ниже в разделе „Пол“ о beides и mehreres как формах среднего рода и о личных формах beide, mehrere (стр. 277).

ОБОБЩЕННОЕ ЕДИНСТВЕННОЕ И МНОЖЕСТВЕННОЕ ЧИСЛО

Здесь пойдет речь о лингвистическом выражении целой породы в случаях, когда не употребляются слова типа all (all cats „все кошки“) every (every cat „каждая кошка“) или any (any cat „любая кошка“). Бреаль („Mйlanges de mythologie et de linguistique“, Paris, 1882, 394) создает для этого понятия термин „всеобщее число“ (omnial), параллельный терминам „двойственное число“ и „множественное число“; этот термин был бы законным в грамматике языка, имеющего для такого „числа“ специальную форму. Однако такого языка я не знаю. В действительности для обозначения подобного понятия языки употребляют то форму единственного, то форму множественного числа; причем артикль может быть и определенным, и неопределенным, а может и вообще отсутствовать. Поскольку в английском языке неопределенного артикля во множественном числе нет, можно получить пять комбинаций; как видно из следующих примеров, все они встречаются в языке:

1) Единственное число без артикля. В английском языке оно возможно только со словами man „человек“, „мужчина“ и woman „женщина“ (Man is mortal; Woman is best when she is at rest) и с названиями массы , материальной или нематериальной (Blood is thicker than water „Кровь гуще воды“; History is often stranger than fiction „История часто бывает неправдоподобнее вымысла“). В немецком и датском языках такое употребление встречается только с названиями материальной массы, а во французском языке нет даже и этого .

2) Единственное число с неопределенным артиклем: A cat is not as vigilant as a dog ; „ Кошка не такая чуткая, как собака “; здесь артикль можно рассматривать как ослабленное any „любой“, или, скорее, одна собака (a dog) берется как представитель всего класса.

3) Единственное число с определенным артиклем: The dog is vigilant „ Собака чуткая“. Также обстоит дело и с прилагательным (среднего рода) в философском языке: the beautiful „прекрасное“ = everything that is beautiful „все прекрасное“. У Чосера находим: The lyf so short, the craft so long to lerne; в современном языке в этом случае артикль отсутствует (Лонгфелло: Art is long, but life is fleeting); чосеровское предложение аналогично греческому (Гиппократ: Но bios brakhus, he de tekhne makre), a также французскому, датскому и немецкому (Вагнер в „Фаусте“ Гете говорит: „Ach Gott! die Kunst ist lang; Und kurz ist unser Leben“).

4) Множественное число без артикля: Dogs are vigilant „ Coбаки чуткие“; Old people are apt to catch cold „ Старики легко простужаются“; I like oysters „Я люблю устрицы “.

5) Множественное число с определенным артиклем: Blessed are the poor in spirit „Блаженны нищие духом“. Это употребление, в английском языке характерное только для прилагательных ( The old are apt to catch cold = old people ; см. свыше, п. 4; the English = the whole English nation), является вполне обычным в некоторых других языках; ср. франц. Les vieillards sont bavards; J'aime les huitres.

Одна и та же общая истина выражена по-разному в разных языках. Так, в немецкой пословице говорится: Ein Unglьck kommt nie allein „ Несчастье никогда не приходит одно“, а в английской пословице: Misfortunes never come singly „ Несчастья никогда не приходят в одиночку“ (ср. у Шекспира: „When sorrows come, they come not single spies, But in battalions“). — Ср. также англ. twice a week „дважды в неделю“ с франц. deux fois la semaine.

К этим „обобщенным“ выражениям можно отнести выражение „неопределенного“ или, точнее, „обобщенного лица“:

1) Единственное число без артикля. В немецком и датском языках мы находим man, которое отделилось от существительного Mann, mand: в немецком языке это произошло в результате утраты ударения, а в датском также в результате отсутствия „stшd“ (гортанной смычки). В среднеанглийском существует не только man, но и men (me), которое часто употребляется с глаголом в единственном числе и может поэтому быть фонетически ослабленной формой man. Далее можно привести франц. on — результат регулярного развития латинской формы именительного падежа homo „человек“.

2) Единственное число с неопределенным артиклем. Этот случай характерен для различных существительных в разговорной речи в английском : What is a man (a fellow, a person, an individual, a girl, шотл . a body) to do in such a situation? „Что делать человеку (парню и т. п.) при подобных обстоятельствах?“ По существу то же самое понятие лежит в основе частого употребления во многих языках слова „один“, как, например, в английском one, в нем. ein (особенно в косвенных падежах), дат. en (в литературном языке, главным образом в том случае, когда оно не является подлежащим, но в диалектах — также и в функции подлежащего), ит. иногда uno ( Sera o, Cap. Sansone, 135; uno si commuove quando si toccano certe fasti; там же , 136).

3) Единственное число с определенным артиклем. Франц. l'on, которое воспринимается сейчас как фонетический вариант простого on.

4) Множественное число без артикля. Fellows и people часто употребляются таким образом, что их можно перевести франц. on (fellows say, people say = on dit); ср. также среднеанглийское men с глаголом в форме множественного числа. Когда в том же значении употребляется англ. they (дат. de), такое явление можно сравнить с употреблением множественного числа существительных с определенным артиклем, о чем говорилось выше. Об употреблении you и we в значении „обобщенного лица“ см. гл. XVI.

Различие между „неопределенным лицом“ и обобщенным употреблением man (в предложении Man is mortal „Человек смертен“) нелегко определить; часто оно является скорее эмоциональным, чем интеллектуальным. Поэтому мы нередко встречаем и употребление слов man, one, si для скрытого обозначения 1-го лица, когда говорящий не хочет упоминать себя, а пользуется обобщением: аналогичные мотивы приводят к употреблению you в том же значении. Тем не менее следует отметить как нечто связанное с „обобщенным“ характером „неопределенного лица“ довольно частое сочетание man и on со словом, стоящим во множественном числе. Дат . Man blev enige ; франц . La femme qui vient de vous jouer un mauvais tour mais voudrait qu'on reste amis quand meme ( Daude t, L'Immortel,151) . Таким же образом и в итальянском языке с si ( Sera o, там же , 223): Si resta liberi per tre mesi ( Rovett a, Moglie S. Ecc., 49): Si diventa ministri, ma si nasce poeti, pittori!

ДВОЙСТВЕННОЕ ЧИСЛО

В языках, имеющих формы двойственного числа, мы находим две разновидности этого понятия. Одна разновидность представлена гренландским языком, в котором слово nuna „земля“ имеет форму двойственного числа nunak и форму множественного числа nunat; здесь «форма двойственного числа употребляется главным образом в тех случаях, когда говорящий хочет особенно подчеркнуть, что речь идет о двух предметах; если же, с другой стороны, двойственность является самоочевидной, как, например, у частей тела, которые существуют парами, то почти всегда употребляется форма множественного числа. Таким образом, принято говорить issai „его глаза“, siutai „его уши“, talк „его руки“ и т.п., а не issik, siutik, tatdlik „его два глаза“, и т. п. Форма множественного числа часто употребляется даже с числительным mardluk „два“, которое само по себе является формой двойственного числа, например inuit mardluk „два человека“» ( Kleinschmid t, Grammatik der grцnlдndischen Sprache, 13).

Другая разновидность представлена индоевропейскими языками. Форма двойственного числа употребляется здесь для предметов, встречающихся парами. Двойственное число существовало во многих древних языках этой семьи; с течением времени формы двойственного числа постепенно исчезали, и теперь они сохранились только в отдельных диалектах (литовском, лужицком, словенском, а также у личных местоимений в некоторых баварских диалектах). В процессе постепенного исчезновения форм двойственного числа из индоевропейских языков наблюдается много интересных явлений, которые мы не можем рассмотреть здесь детально. Существование двойственного числа рассматривается обычно (Леви-Брюль, Мейе) как показатель первобытного мышления, а его исчезновение — как показатель прогресса цивилизации. По моему собственному мнению, любое упрощение, любая ликвидация прежних излишних различий являются прогрессивными, хотя причинную связь между цивилизацией в целом и частными грамматическими изменениями нельзя показать в деталях.

В греческом языке двойственное число было рано утрачено в колониях, где ступень цивилизации была относительно выше, но весьма устойчиво сохранялось в континентальной Греции, например в Лакедемоне, Беотии и Аттике. У Гомера формы двойственного числа встречаются довольно часто, но они являются, по-видимому, искусственным архаизмом, который используется в поэтических целях (особенно для размера); однако для обозначения двух лиц часто употребляются и формы множественного числа в непосредственном соседстве с формами двойственного числа (ср. сочетания типа ampho kheiras — Од., 8. 135). В готском языке формы двойственного числа существуют только у местоимений 1-го и 2-го лица и у соответствующих форм глаголов; однако формы двойственного числа глаголов немногочисленны. В других древних германских языках двойственное число сохраняется только у местоимений „мы“ и „вы“, но позже оно исчезает и у них. (Наоборот, формы двойственного числа viр, юiр вытеснили прежние формы множественного числа vйr, юйr в современном исландском языке, а, возможно, также в датском — vi, I). Изолированные следы прежнего двойственного числа были найдены в формах нескольких существительных, таких, как door „дверь“ (первоначально две створки) и breast „грудь“, но даже и здесь эти формы с давних времен понимались не как формы двойственного, а как формы единственного числа. Сейчас двойственное число можно усмотреть только у двух слов — two „два“ и both „оба“; однако следует отметить, что, когда both употребляется в качестве „союза“, то оно часто применяется не только к двум предметам, например both London, Paris, and Amsterdam „как Лондон, так и Париж и Амстердам“; хотя некоторые грамматисты и восстают против такого употребления, оно встречается у ряда хороших писателей .

Согласно Готио, формы двойственного числа скр. aki, гр. osse, лит. akм, собственно, не означают ни „два глаза“, ни даже „глаз и другой глаз“, а значат „глаз поскольку он представлен двумя“; таким образом, mitra есть „Митра, представленный двумя“, т. е. Митра и Варуна, ибо Варуна — двойник Митры. То же находим в скр. бhani „день и (ночь)“, pitбrau „отец и (мать)“, matбrau „мать и (отец)“; затем также pitбrau matбrau „отец и мать“ (оба в форме двойственного числа); несколько отлично гр. Aiante Teukron te „Аянта (двойственное число) и Тевкра“. В угро-финских языках имеются параллели к большинству из этих конструкций; так, в сочетаниях типа ime o en ige o en „старик и старуха“, tete o en tu o gen „зима и лето“ оба слова имеют форму множественного числа.

В некоторых случаях сохранились следы утраченного двойственного числа, однако их подлинный характер уже не ощущается. Так, например, в древнеисландском языке местоимение юau „они двое“ представляет собой старую форму двойственного числа. В то же самое время оно является и формой множественного числа среднего рода. В связи с этим возникает синтаксическое правило, согласно которому форма множественного числа среднего рода употребляется и тогда, когда идет речь одновременно о лицах мужского и женского пола.

В русском языке старые формы двойственного числа у некоторых слов совпадали с формами родительного падежа ед. ч.; в результате случаи вроде два мужика повели к употреблению родительного падежа единственного числа от других слов; любопытно, что это употребление, после того как понятие двойственного числа исчезло, распространилось и на слова три и четыре: четыре года и т. п.

ЧИСЛО У ВТОРИЧНЫХ СЛОВ

Когда Суит („New English Grammar“, § 269) утверждает, что единственной общей категорией у существительных и глаголов является число, он прав, поскольку речь идет о существующей (английской) грамматике. Однако следует помнить, что у глагола множественное число означает не то, что у существительного. У существительных множественное число означает множественность того, что обозначено самим существительным, в то время как у глаголов число относится не к действию или состоянию, обозначенному глаголом, а к подлежащему: ср. (two) sticks „(две) палки“ и (two) walks „(две) прогулки“ с (they) walk „(они) гуляют“; в последнем случае мы видим форму множественного числа, но она обозначает не несколько прогулок, а несколько гуляющих. Точно так же, когда в латинском и в других языках прилагательное-адъюнкт ставится в форме множественного числа (лат. urbes magnae, нем. groЯe Stдdte „большие города“), не имеется в виду никакой множественности адъективного понятия: множественность относится к „городам“ и ни к чему больше. В обоих случаях мы наблюдаем чисто грамматическое явление, которое называется „согласованием“ и не имеет никакого отношения к логике, но проходит через все ранние стадии развития языков индоевропейской семьи. Согласование затрагивает не только формы числа, но и падежные формы прилагательного, которые были „подчинены“ соответствующим формам первичных слов, связанных с ними. Однако это правило согласования в сущности является излишним (ср. „Language“,335 и сл .). И поскольку понятие множественности логически относится только к первичному слову нет ничего удивительного в том, что многие языки более или менее последовательно отказались от обозначения числа во вторичных словах.

В датском языке, как и в немецком, прилагательные еще сохраняют различие между en stor mand (ein groЯer Mann) „великий человек“ и store mжnd (groЯe Mдnner) „великие люди“, но английский язык оказывается в данном случае более прогрессивным: в нем прилагательное, за исключением единичных пережиточных случаев — that man, those men, this man, these men, — не изменяется по числам. — В идеальном языке ни адъюнкты, ни глаголы не имели бы особых форм множественного числа .

В венгерском языке мы находим противоположное правило: число обозначается не в первичном, а во вторичном слове, но только когда существительное сочетается с числительным. Существительное в таком случае ставится в единственном числе — точно так, как если бы мы сказали по-английски three house „три дома“. Выдающийся венгерский лингвист Шимоньи (Simonyi) называет это правило „нелогичным“. Я скорее назвал бы его примером разумной экономии, поскольку в данном случае всякое выражение множественности у существительного было бы излишним. Такое же правило существует и в других языках; в финском оно осложняется любопытной особенностью: в функции подлежащего употребляется не именительный, а партитивный падеж единственного числа; в остальных падежах числительное согласуется с существительным. Некоторое приближение к этому правилу обнаруживается и в датском (tyve mand stжrk, fem daler „пять долларов“, отличное от fem dalere „пять монет по одному доллару каждая“, to fod), а также в немецком (zwei FuЯ, drei Mark, 400 Mann) и даже в английском (five dozen, thre score, five foot nine, five stone; подробнее об этом см. „Modern English Grammar“, II, 57 и сл .).

Первый компонент сложных существительных во многих отношениях подобен адъюнкту ко второму компоненту. Известно, что в качестве первого компонента в древних индоевропейских сложных словах употребляется сама основа, и число, таким образом, не выражается; гр. hippo-damos может обозначать и того, кто обуздывает одну лошадь, и того, кто обуздывает несколько лошадей. В английском языке употребляется обычно форма единственного числа, даже если имеется в виду множественность: ср. the printed book section „секция печатных книг“; a three-volume novel „трехтомный роман“. Но во многих, преимущественно недавних образованиях первый компонент стоит во множественном числе: a savings-bank „сберегательная касса“, the Contagious Diseases Act „закон об инфекционных заболеваниях“. В датском языке есть любопытный случай, когда оба компонента получают форму множественного числа: bondegеrd, мн. bшndergеrde „фермы крестьян“; обычно же форма единственного числа первого компонента сохраняется и во множественном числе: tandlжger и т. п.

У английского глагола исчезли числовые различия во всех формах прошедшего времени (gave „дал, дали“, ended „закончил, закончили“, drank „выпил, выпили“ и т. п. с единственным исключением was „был“, were „были“), а также в некоторых формах настоящего времени (can „могу, можем“, shall „должен, должны“, must „должен, должны“ и др., восходящие к формам прошедшего времени); различие между числами сохранилось только в 3-м лице (he comes „он приходит“, they come „они приходят“), но отсутствует в 1-ми во 2-м лице (I come „я прихожу“, we come „мы приходим“, you come „ты приходишь“, „вы приходите“). Числовые различия в датском глаголе совершенно исчезли; прежняя форма единственного числа стала формой „общего числа“. Так обстоит дело всегда в разговорном языке и теперь почти во всех случаях в литературном.

По-видимому, повсюду существует сильная тенденция употреблять форму единственного числа глагола вместо формы множественного числа (а не наоборот), когда глагол предшествует подлежащему; причина, возможно, кроется в том, что в момент произнесения глагола говорящий еще не решил, какие слова будут следовать за ним: ср. др.-англ. Eac w?s gesewen on ??m wage atifred ealle da heargas и из Шекспира : that spirit upon whose weal depends and rests The lives of many. Особенно часто это наблюдается с конструкцией there is ( Теккерей : There's some things I can't resist). To же самое присуще и другим языкам. В литературном датском языке при подлежащем в форме множественного числа регулярно употреблялось der er еще в то время, когда в других случаях при множественном числе подлежащего употреблялась форма ere. Аналогично и в итальянском: In teatro c'era quattro о sei persone; ср. также тенденцию употреблять формы единственного числа в случаях, когда Evviva сочетается с множественным числом подлежащего (Rovetta: Evviva ie bionde al potere!). В тех языках, где сохранилось старое правило согласования вторичных слов, сплошь и рядом возникают трудности, и грамматикам приходится давать более или менее сложные правила, которых не придерживаются в обычной речевой практике даже „лучшие писатели“. Характер таких трудностей можно показать на следующих английских примерах (которые взяты из „Modern English Grammar“, II, гл. VI): Not one in ten of them write it so badly; Ten is one and nine; None are wretched but by their own fault; None has more keenly felt them; Neither of your heads are safe; Much care and patience were needed; If the death of neither man nor gnat are designed; Father and mother is man and wife; man and wife is one flesh; His hair as well as his eyebrows was now white; the fine lady, or fine gentleman, who show me their teeth; One or two of his things are still worth your reading; His meat was locusts and wild honey; Fools are my theme; Both death and I am found eternal. Все эти предложения взяты из известных авторов, а последнее, например, из Мильтона. Аналогичные трудности возникают и в отношении прилагательных в тех языках, где адъюнкты согласуются в числе (роде и падеже) с первичными словами; простое сопоставление франц. mа femme et mes enfants „моя жена и мои дети“ и la presse locale et les comitйs locaux „местная печать и местные комитеты“ с англ. my wife and children, the local press and committees показывает преимущество того языка,. который выбросил за борт такие излишние различия во второстепенных словах .

МНОЖЕСТВЕННОЕ ЧИСЛО ГЛАГОЛЬНОГО ПОНЯТИЯ

Понятие единичности и множественности не является несовместимым с понятием, которое выражает сам глагол. Я имею в виду сейчас не то, что Мейер (R. М. Meye r, „Indogermanische Forschungen“, 24. 279 и сл.) называет verba pluralia tantum, когда он говорит о таких глаголах, как нем. wimmeln „кишеть“, sich anhдufen „толпиться“, sich zusammenrotten „собираться толпой“, umzingeln „окружать“ (в английском языке — swarm „роиться“, teem „кишеть“, crowd „толпиться“, assemble „собираться“, conspire „сговариваться“), где необходимое понятие множественности заключено не в глаголе как таковом, а в подлежащем . Я имею в виду те случаи, когда самое понятие, выраженное глаголом, дается во множественном числе (is made plural). Что это за случаи, легко увидеть, если рассмотреть соответствующие отглагольные существительные — нексусные существительные (гл. X). Если множественное число от one walk „одна прогулка“ и one action „одно действие“ будет walks „прогулки“, actions „действия“, то понятие множественности в глаголе должно предстать в виде „предпринимать несколько прогулок“, „совершать несколько действий“. Но в английском и в большинстве других языков нет специальной формы для выражения этого значения; когда я говорю he walks „он гуляет“ (he shoots „он стреляет“), they walk „они гуляют“ (they shoot „они стреляют“), невозможно установить сколько прогулок (выстрелов) имеется в виду — одна или несколько. В предложении They often kissed „Они часто целовались“ наречие будет выражать точно ту же множественность, что и форма множественного числа (и прилагательное) в сочетании (many) kisses. Иначе говоря, действительная множественность глагола — это то, что в некоторых языках выражается так называемым фреквентативом или итеративом — иногда самостоятельной формой“ глагола, которая часто включается в систему времен или в систему видов конкретного языка: так, повторность (так же как длительность и пр.) в семитских языках выражается усилением (удвоением, удлинением) среднего согласного, а в чаморском языке — удвоением ударенного слога глагольного корня (K. Wulf f, Festschrift Vilh.Thomsen, 49). Иногда образуется специальный глагол, обозначающий повторное или обычное действие, например в латыни, с помощью окончания -ito: cantito „петь часто“, ventito „приходить часто“; глагол visito с точки зрения формы является вдвойне фреквентативным, поскольку он образован от viso, который в свою очередь представляет собой фреквентативное образование от video; однако понятие множественности здесь обнаруживает тенденцию к исчезновению; франц. visiter и англ. visit можно употребить для обозначения единичного прихода. В славянских языках категория множественности или фреквентативности глагола хорошо развита: например, русск. стреливать от стрелять. В английском языке несколько глаголов на -er, -lе подразумевают повторное или обычное действие: stutter „запинаться“, patter „постукивать“, chatter „болтать“, cackle „кудахтать“, babble „бормотать“. В других случаях повторные действия выражаются иначе: He talked and talked „Он говорил и говорил“; Не used to talk of his mother „Он, бывало, говорил о своей матери“; Не was in the habit of talking „Он имел обыкновение говорить“; Не would talk of his mother for hours „Он, бывало, часами говорил о своей матери“; Не talked of his mother over and over again „Он говорил о своей матери снова и снова“ и т. п.

Мы упомянули о множественном числе таких отглагольных существительных, как walk, shot, kiss. В этой связи мы можем напомнить читателю и о существовании другого вида „нексусных существительных“ — существительных, содержащих в себе предикатив, например: stupidity „глупость“, kindness „доброта“, folly „безрассудство“. Эти слова также могут иметь форму множественного числа, хотя, как было замечено выше, при этом они переходят из разряда названий массы в разряд исчисляемых (то же наблюдается и в случаях, когда форма единственного числа рассматриваемых слов сочетается с неопределенным артиклем; ср. a stupidity „единичное проявление глупости“, „глупый поступок“).

Наречия, конечно, не имеют определенного числа, кроме разве таких наречий, как twice „дважды“, thrice „трижды“, often „часто“, которые можно признать множественным числом к once „однажды“, поскольку логически они означают то же, что „два раза“, „три раза“, „много раз“. Понятие множественности здесь относится к субстантивному понятию, которое заключено в субъюнкте, так же как в групповых субъюнктах типа at two (three, many) places „в двух (трех, многих) местах“. О понятии множественности можно говорить и в отношении таких групп, как now and then „от времени до времени“, here and there „там и сям“, ибо они означают то же, что и „в разное время“, „в разных местах“. Однако это не подрывает справедливости общего положения, что понятие числа неприложимо к наречиям.

ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВАМ, ПОСВЯЩЕННЫМ ЧИСЛУ

Для обозначения места в каком-либо ряду большинство языков (все языки?) образовало специальные слова от (количественных) числительных; эти слова называются порядковыми числительными. Очень часто первые порядковые числительные не образуются по общему правилу от соответствующих количественных: primus, first, erst „первый“ не имеют отношения к unus, one, ein „один“, но с самого начала обозначают первого в пространстве или времени. Лат. secundus первоначально означало „следующий“ и, таким образом, ничего не говорило о том, сколько предшествует; часто для обозначения второго в ряду употребляется слово, имеющее неопределенное значение — „другой“; например: др.-англ. oрer (сохранившееся в современном английском языке в качестве неопределенного местоимения other, в то время как порядковое числительное заимствовано из французского языка), нем. ander, дат. anden. Во французском мы находим правильное образование от deux — deuxiиme (сначала, вероятно, в сочетаниях типа vingt-deuxiиme; ср. vingt-et-uniиme).

Во многих случаях, там, где с точки зрения строгой логики требовались бы порядковые числительные, употребляются количественные числительные; это вызывается соображениями удобства, особенно если речь идет о больших числах, например: In 1922 = в тысяча девятьсот двадцать втором году от рождества Христова (в русском языке в этом случае употребляются порядковые числительные); далее, при чтении таких обозначений, как line 725, page 32, Chapter XVIII и т. п.; во французском языке также: Louis XIV, le 14 septembre и т.п.

После слова „номер“ такое употребление количественных числительных вместо порядковых является всеобщим: „номер семь“ значит „седьмой в ряду“. Ср. также обозначение часа: at two o'clock „в два часа“, at three-fifty „в три часа пятьдесят минут“.

Обратите внимание на употребление порядковых числительных в нем. drittehalb, дат. halvtredie „два с половиной“ (третий элемент есть только половина), а также на несколько иное употребление в шотл. at half three, дат. klokken halv tre, нем. um halb drei Uhr „B половине третьего“.

Во многих языках порядковые числительные (со словом „часть“, „доля“ или без него) могут употребляться для обозначения дробей: ср. five-sevenths, cinq septiиmas, fьnf Siabentel, fern syvendedel и т. п. Однако для обозначения половины существует специальное слово: half, demi и т. п.

А ll cats have four feet „ У всех кошек четыре ноги “ = Any cat has four feet „ У любой кошки четыре ноги “; однако это „ обобщенное “ употребление all следует отграничивать от „ дистрибутивного “ all: так , А ll his brothers are millionaires „ Все его братья миллионеры “ отличается от А ll his brothers toge­ther possess a million „ Все его братья вместе обладают миллионом “. В дистри­бутивном смысле „все кошки“ (вместе) обладают огромным количеством ног. Логики в качестве примера этого различия приводят следующие предложения: Аll the angles of a triangle are less than two right angles „Все углы треуголь­ника (= любой угол) меньше двух прямых углов“ и Аll the angles of a triangle are equal to two right angles „Все углы треугольника (= взятые вместе) равны двум прямым углам“; см. также „Modern English Grammar“, II, 5. 4.

При названиях массы „обобщенное“ понятие относится именно к коли­честву, а не к числу как таковому: Lead is heavy „Свинец тяжел“, т. е. весь свинец; свинец, где бы он ни был.

Суит („New English Grammar“, § 1) пишет : From the theoretical point of view grammar is the science of languag e. By „language“ we understand languages in general, as opposed to one or more special languages. Инте­ресно сопоставить данный способ выражения со способом выражения таких же двух понятий во французском языке, где употребляются два различных слова: Le langage et les langues (например, Vendrye s, Le langage, 273).

Норв., цит. у Вестерна ( Wester n, Norsk Riksmеls-grammatikk, Kristiania, 1921, 451): En blir lei hverandre, naar en gaar to mennesker og ser ikke andre dag ut og dag ind.

См . Cun y, Le nombre duel en grec, Paris, 1906; Brugman n, Grundri? der vergleichenden Grammatik, изд . 2- е , Stra?burg, 1897, II, 2. 449 и сл .; М eille t, Apercu d'une histoire de la langue grecque, Paris, 1913, 189. 226. 303; Wackernage l, Vorlesungen uber Syntax, Basel, 1920, I, 73 и сл . Очень инте­ресная статья Готио в Festschrift Vilh. Thomsen, стр. 127 и сл.; он сравнивает двойственное число в индоевропейских и угро-финских языках.

Другим примером расширения сферы двойственного числа является упо­требление его в сочетании с такими числами, как 52; ср. „Одиссею“, 8. 35: kouro de duo kai pente konta „Сыновей же пятьдесят два“ (также в стихе 48 той же песни; аттракция).

В эсперанто одна и та же форма глагола употребляется независимо от числа подлежащего (mi amas, ni amas), а прилагательные имеют особые формы (la bona amiko, la bonai amikoj), в то время как артикль (в этом непоследова­тельность) остается неизменным. В этом отношении идо, напротив, строго ло­гичен (la bona amiki).

В них понятие субъекта (как это часто бывает в индоевропейских язы­ках) остается невыраженным, кроме как в форме глагола; указание на субъект формой множественного числа глагола, конечно, не является таким излишним, как в случае раздельного обозначения субъекта и действия: ср., например, лат. amamus Lњliam, amant Lњliam „любим Л.“, „любят Л.“. Случаем особого рода является ит. Furono soli con la ragazza „Он был один с девушкой“ (= Egli е lа ragazza furono soli, Egli fu solo con la ragazza). Примеры из французского, немецкого, славянских, албанского и др. языков см. у Meyer-Lьbk е, Einfьhrung, 88; Delbrьc k, Syntax, 3. 255. Встречается также аналогичное упо­требление формы множественного числа в предикативе: англ. Come, Joseph, be friends with Miss Sharp, дат . Ham er jeg gode venner med.

Сюда относится и глагол quarrel „ссориться“, так как понятие ссоры предполагает, по крайней мере, два лица; и если в этом случае мы находим форму единственного числа, например в предложении I quarrel with him „Я ссорюсь с ним“, этот случай надо рассматривать вместе с примерами, при­веденными на стр. 100, 221, 242.

См. характеристику имперфекта, стр. 323.